Ефремоведение. Никакого прогресса?

Когда я учился в старших классах в библиотеке маленокого провинциального города мне попалась книга Евгения Брандиса и Владимира Дмитриевского «Через горы времени: Очерк творчества И. Ефремова». (М.: Советский писатель, 1963).

В то время я увлекся фантастикой И.А.Ефремова и долго находился под впечатлением от «Часа быка». Информации о писателе было мало и потому все было очень интересно, а при виде фотографии Ивана Антоновича (в палатке во время монгольской экспедиции) рука потянулась к ножницам…

Многое тогда было непонятно. Даже ко времени моего знакомства с работой Брандиса и Дмитриевского (а вышла она вообще до моего рождения!) книга была уже несколько устаревшей. Хотя она отлично написана и авторам, несмотря на цензуру и идеологию, а также на непростые обстоятельства собственных биографий удалось сказать очень много. «и до сих пор «Через горы времени» остаются лучшей книгой «ефремоведения».
Да, увы! С тех пор ничего  лучше о творчестве Ефремова (если не брать отдельных статей, заметок и постов) так и не было написано. Мог бы написать В.Бритиков. Его «Русский советский научно-фантастический роман» был сделан очень прилично. Но ученому-филологу в Пушкинском доме запретили заниматься этой темой. Вскоре и Ефремов умирает, (история с обыском на квартире покойного – это нечто кафкианское!), а «Час быка» еще раньше попал под запрет. Продолжатели дела держиморд находились и находятся. Ну, а после краха коммунизма интерес к коммунистической фантастике вроде бы должен был закончиться, тем более, что коммерческое фэнтези вытесняло с рынка НФ.

Творчеству Ефремова (с точки зрения научного изучения и адекватных оценок) снова сильно не повезло, хотя читательский интерес к нему не угасал (это по поводу «художественных слабостей» писателя, в котором его часто упрекают эстеты!). Однако обсуждение и изучение наследия ИАЕ сосредоточился в клубах, кружках и интернет-обсуждениях. Само по себе это неплохо, если бы был более высокий уровень систематического анализа, но у нас столь интересный материал остался часто  недоступен, а также попал в руки агрессивных дилетантов, когда каждая «секта ефремовцев» старается монополизировать свою трактовку, как они считают, своего любимого гуру. Обсуждения на форумах какого-нибудь «Ноогена» - это такой местный «хайп»!Споры,  разворачивались вовсю, к примеру, о том, прошли ли реинкарнацию любимые героини из разных романов писателя.

В общем-то, сама ефремовская утопия превратилась в разновидность культа, апологеты которого яростно воюют между собой. Началось это, разумеется, не в постсовковые времена. Практики «ухода» (от реальности) появились задолго до ролевых игр «толканутых» и т.п.. Да, в условиях кризиса и «провала во времени» драконы оказались привлекательнее звездолетов, но ведь и увлечение «звездолетами» среди советской молодежи отражало не только возрастные особенности, (а ребенком можно оставаться и до пожилого возраста, как показывает пример какого-нибудь Переслегина или яростные дискуссии о том, правильно ли в фильме показаны эльфы), но и было формой ухода-и-критики «неправильного» социализма. А энтузиасты «правильного» сохранились и позднее, что и породило одну из ветвей коммуно-сектанства, взявшего знаменем коммунизм «Туманности Андромеды» (надо отметить – чрезвычайно глубокого и еще до конца «нерасшифрованного» романа).

Но, в соответствии с цайтгайст»ом поперла также всякая мистика-эзотерика. Собственно, у шумящих в сети ефремовцев это и стало главными платформами для псевдорелигиозных сект. Некоторые продолжают искать «прекрасное далеко» коммунизма (опыты гулагов и просто драк в очереди за ливерную колбасу этих детей, разумеется, переубедить не могут), а другие находят вместо коммунизма «Агни-Йогу». При выходе в серии ЖЗЛ постсоветской биографии Ивана Ефремова победили вторые. Собрав довольно большой фактический материал (книга толстая!) пара сектантов-дилетантов сблизила наследие ИАЕ с Рерихами и Блаватской. С этой грустной трактовкой трудно спорить, так как, повторим, наследие (в том числе переписка) мыслителя представлены и трактуются сейчас весьма односторонне. Рациональные аргументы и более широкие трактовки Ефремова вызывают у авторского дуэта нечто похожее на визгливую истерику (во время очередного наплыва интереса к творчеству любимого писателя, я с удивлением обнаружил – правда, через несколько лет - яростную отповедь мужской части авторской пары на попытку моей весьма умеренной критики биографического опыта и проклятий на мою голову). Но с убежденными сектантами – как дискутировать?


Газку подбавляют и родственники писателя. Так в некогда популярный  «Новый мир» было послано письмо вдовы, сына и внучки писателя, обвинявшего авторов опубликованной биографии в неэтичном обнародовании некоторых подробностей личной жизни ИАЕ и опять же в попытке представить Ученого поклонником какой-то эзотерики. Если сын писателя вроде бы «за социализм», то внучка Ивана Антоновича воцерковилась и с позиций РПЦ-ПГМ несколько раз скандалила на встречах автора биографии с читателями. Учитывая отношение Ефремова к христианству, недвусмысленно высказанному в главе «Тени изуверов» романа «Лезвие бритвы», и усиленно приписываемое ему биографами почтение к «Живой этике» можно представит, какой вообще выходит цирк.

Для лучшего понимания ситуации здесь, вспомним, к примеру, как уже давно в том же «Новом мире», выходившем еще приличным тиражом, небезызвестный поп Кураев опубликовал большую статью против Рерихов и их последователей, прямо-таки в крестовый поход пошёл. И то правда: возможности убеждения в действенности магически-колдовских практик не беспредельны и за свою долю рынка в этом сегменте стоит повоевать. Рериховцы, конечно, в долгу не остаются, но соотношение сил пока явно не в их пользу. Хотя, как смотреть. Все зависит от эффективности контроля и эффективности. В каком-нибудь 1911 году вольно же было какому-нибудь аристократу Г.Кайзерлингу (см. «Путевой дневник философа»), совершавшему путешествие на свои деньги, кататься в Индии на слонах и предаваться размышлениям о глубинах восточных культов.  Но потом все эти размышления о чакрах и йогах, тантрах и камасутрах стали популярным элементом массовой культуры, а, значит, вызвали не только коммерческий интерес, но и внимание в плане контроля и манипулирования массовым сознанием. В СССР по известным причинам процесс несколько тормозился. Хотя уже перед великой войной в романе знаменитого в определенных кругах Барченко «Доктор Черный» и продолжениях было много такого похожего, от чего ахала советская публика, читая «Лезвие бритвы». «Совок» был не избалован тайными чудесами, за вычетом официально разрешенных, поскольку они были строго запрещены, а энтузиастов-барченок постреляли. И поэтому, «эзотерические моменты», прорывавшиеся в романах Ефремова, шли на ура и почти не имели тогда конкуренции; сами эти прорывы воспринимались как чудо. Некоторые и до сих пор этими чудесами восхищаются и выстраивают вокруг них свое восприятие писателя.


Конечно, многое у Ефремова и в творчестве, и в жизни принадлежит ушедшей советской эпохе и объясняется аномалиями места и времени. Как известный ученый и популярный писатель не мог приобрести себе жилье, чтобы разрешить возникшие в семье проблемы? Как мыслитель мог одобрять одесско-парижских жуликов с их «Утром магов»? как в условиях советского пуризма ценились зарубежные журналы с неодетыми девушками и вообще – как запретное притягивало к себе.

Что до поклонников «Агни йоги» и т.п., то, может быть, и к лучшему, что в советские времена писания на эту тему не приветствовались. Ивану Ефремову и некоторым его корреспондентам отдельные «эзотерические» моменты, наверно, могли импонировать, но экзистенциальный опыт тех поколений предупреждал, что на полянках «тайного» привольно пасутся спецслужбы и провокаторы и это вызывало естественные опасения, которые нынешним рериханутым, может быть, и не вполне понятны. Ну, в самом деле, сколько разведок работали с Рерихами! А Блаватскую разве не «играли»? - мне лень было уточнять «втёмную» или нет. Где оказались российские «таплиеры» и т.п.? Все эти «таинственности» являются идеальными и смертельными липучками-приманками. Уже, исходя только из этих соображений Иван Ефремов должен был быть в отношении «эзотерического» очень осторожным, даже если ему  в этом отношении удавалось и хотелось большего.
Выпуск «Молодой гвардией» скандально «дешифрованной» биографии писателя, разумеется, не способствовал спокойному и объективному изучению ефремовского наследия. Но в наших условиях, это неудивительно. Однако не надо впадать в уныние.

Сам я, например, активно продолжаю этим наследие интересоваться. Но пока больше читаю. Есть и вправду кое-что интересное. Так, я бы высоко оценил статью Сергея Сергеева в журнале «Ab Imperio» 3/2017 «Мечтая об антиимперии: Иван Ефремов в поисках «третьего пути»». Название не весьма удачное, но это зависело от журнала. Но, в общем, автор демонстрирует, как могут работать техники современного социогуманитарного знания с объектом «Ефремов». Статья, повторю, очень ценная, но сторонникам крайних оценок она не понравится, точно.  Мне самому у Сергея (точнее, в том, что сделала с его текстом редакция) не понравился тон – какой-то «подцензурный» (а у либералов и сторонников толерантности цензура не менее свирепа, чем у коммунистов!) Ну, вот, допустим, зачем «оправдывать» выдающегося русского фантаста перед лицом абсурдных обвинений его в «фашизме» или дежурном «антисемитизме». Это, по нашему убеждению,  примерно, то же самое, что «полемизировать» с матерными надписями на заборах.  Но – обстоятельства и времена не выбирают. Как же трудно было жить и думать Ивану Антоновичу в своих, а нам – в нынешних бедах!

Как не удивительно, но и в условиях идеологических размежеваний и пропастей дельную статью о Ефремове можно найти даже в журнале «Неприкосновенный запас» 1/2015, выпускаемого сестрой небезызвестного олигарха. Ирина Каспэ в работе «Тайна Темной планеты, или Как уверовать в будущее: о "Туманности Андромеды" Ивана Ефремова» пишет:

будущее, обнаруженное в середине 1950-х годов, позволяло воспринимать себя как иной мир, принципиально не соответствующий ни наличному повседневному опыту, ни нормативным образам «советской действительности» (автора «Туманности» неоднократно укоряли за то, что в его версии грядущего коммунизма начисто отсутствуют памятники Ленину и вообще любые следы привычной советской символики). Дистанция оказывалась непредставимо большой не только по сравнению с прагматичной и осторожной фантастикой «завтрашнего дня», но отчасти и по сравнению с наиболее яркими коммунистическими утопиями 1920-х ? начала 1930-х. Их импульсивная эсхатология расшатывала конструкцию настоящего, побуждая поверить в то, что грандиозные изменения необратимы, реальность навсегда утратила устойчивость и нормальность и потому вполне вмещает в себя светлое будущее? оно рядом, «при дверях». Напротив, эра Великого Кольца, придуманная Ефремовым, располагается по ту сторону реальности, отделена от нее непроходимой границей? момент трансгрессии, перехода из обычного, «нормального» мира в коммунистический вообразить было несоизмеримо сложнее, чем само коммунистическое общество. Разумеется, Ефремов, как многие другие советские фантасты до и после него, пытается подробно и рационально описать («научно обосновать») этот переход, однако судя по тому, с какой частотой и растерянностью обсуждалась в позднесоветской культуре тайна превращения «нашего современника» в «человека будущего», подобные обоснования оказывались не слишком убедительными… Сверхценная идея активного строительства будущего, на всем протяжении советской истории не исчезавшая из пропагандистского языка, в середине 1950-х приобретает особый, дополнительный смысл? для резко расширившейся аудитории научной фантастики запредельность будущего означала, как ни странно, надежду на его присвоение, на выстраивание личных, частных отношений с ним. Коммунистическое будущее, оставаясь, конечно, вотчиной государственной идеологии, строго подконтрольным, «общим», коллективным пространством, которое может оцениваться по критериям достоверности и узнаваемости (так, литературные критики регулярно ставили фантастам в вину недостаточно правильное описание будущего), все же освобождалось от тотального диктата государственного планирования, от жесткой привязки к планам развития народного хозяйства и тем самым оставляло существенно больше места для персонального целеполагания и персональной включенности. Понятно, что эта включенность оказывалась гораздо сильнее и глубже, чем обычно предполагает утопическая рецепция. Намерение жить ради светлого коммунистического будущего полностью подчиняло себе ? хотя бы на декларативном уровне ? актуальный повседневный опыт, придавая ему смысловые основания. Собственно, такое представление об иной реальности? трансцендентной по отношению к повседневному опыту и одновременно наполняющей этот опыт значением? Питер Бергер считает религией. Говоря о религиозности на языке социального конструктивизма, Бергер определяет ее как веру в «иную реальность», предельно отделенную от человека и при этом обращенную непосредственно к нему, ему адресующуюся; существование человека внеположно этой высшей реальности и вместе с тем полностью в нее включено; эта реальность, «сакральный космос», противостоит профанному социальному порядку, но одновременно воплощает порядок, защищающий социальную конструкцию «обычной жизни» от распада и хаоса. Представляется небезынтересным перечитать «Туманность Андромеды» в этом контексте».

 Да, стоит перечитать.
Разумеется, роман середины советских 1950-х годов связан с освобождением от «культа личности» (Сталинизм «Железной звезды», загадочно погибший экипаж «Паруса» как репрессированные строители коммунизма – может быть и такая трактовка). Но если бы у Ефремова было только это, то его бы сейчас читали бы не больше, чем «Оттепель» советского литературного авторитета Эренбурга. Но в великом романе есть не только критика сталинизма и контрабандный «тантризм», но утверждение человеческой свободы и предупреждение о великих опасностях для нее, которые лежат в природе человека и обстоятельствах его бытия, пускай и далеко за горизонтом нынешнего убогого существования.