Очередной день

Стрелки часов, устало раскинувшись на циферблате, вдохнули новую жизнь в тесную и душную конторку, бесполезно втиснувшуюся между высотными зданиями шумного города N. Удушающая пыль конторских будней в свете убегающего дня причудливо оседала на обессилевших обитателях офиса под номером 323. Какофония раскатистых зевков, щелчков клавиатуры, бесконечный треск печатей, вой офисных машин и простуженное всхлипывание кофейного аппарата резко сменились бодрыми возгласами вернувшихся к жизни белых воротничков, внезапно обнаруживших жизнь на этой планете. Тем временем за окном бархатные сумерки занавесом опускались на город. Вместе с тающими отблесками январского солнца уходил очередной день, наполненный суматохой, шелестом бумаг, непрекращающимися нервными звонками и взглядами, зацепившимися за стрелки настенных часов, медленно ведущих обратный отсчет.

Минуты, часы, дни, месяцы и годы проходили в томном ожидании. Для каждого из обывателей ожидание это было свое, особенное, и совершенно не важно, было ли оно наполнено радостью, грустью или волнением, оно в равной степени занимало их умы и стирало следы уходящего времени. Все шло своим привычным чередом согласно уже давно кем-то утвержденной схеме: 5/2, 14 дней, снова несметные 5/2, еще 14 дней и вновь колода будней, перетасованная со спасительными красными календарными вкраплениями. Бесконечный круговорот бессмысленной повседневности – хотя, по правде говоря, не такой уж и бесконечный.

«Пора!» – раздался бойкий голос из темноты просевшего дверного проёма. – «Будет уже просиживать здесь штаны». Затихающий звон слов улизнул вместе с бодро выпрыгнувшей на волю тенью.

Я в очередной раз кивнула, улыбнувшись лишь одним уголком губ, и продолжила разбирать, заполнять и раскладывать кипы налетевших бумаг. Отточенные до автоматизма действия нагоняли тоску и чувство легкой безысходности. Трудовой настрой постепенно вымывался разливающейся по телу покалывающей усталостью, а мысли уже давно выходили за грани всевозможных таблиц, отчетов и счетов.
Постепенно конторку заполняла тишина, и лишь время от времени из коридора долетали последние радостные шаги. Бежать радостно в этот вечер не хотелось как-то по-особенному. Удивительно, куда могло улизнуть то щекочущее дневное желание сбежать, оставив грустить в одиночестве эти бессмысленные пустые бланки и дребезжащие телефоны. Усталость, апатия или смирение – думать об этом уже не хотелось. И все же не перестает удивлять то, с какой легкостью мы собственноручно возводим для себя клетки, спокойно заводим себя внутрь с убранными за спину руками, запираем дверцу, пряча заветный ключ в карман и делая вид, что у нас его отобрали, при этом, не прекращая сетовать на несправедливость этого мира. Спустя некоторое время ключ этот, конечно, найдется, дверь отворится, мы сделаем пару шагов в сторону от своего заточения и будем наслаждаться мнимой свободой, боясь отойти немного дальше.

Экран компьютера погас, как бы намекая на завершение этого дня. Офис совсем опустел, и только приглушенный звук не умолкающего ни на минуту телевизора в сочетании с периодическими покашливаниями пожилого охранника нарушали опустившееся на плечи спокойствие. В очередной раз, как на пленке прокрутив события прошедшего дня, на тебя накатывают противоречивые волны смущения, стыда, веселья, уныния, решимости и усталости. Сколько событий, сказанных слов и непонятных ситуаций опустились мутным осадком на дно граненного стакана жизни. Если вечером сознание рождает подобного рода ассоциации – значит, пришло время опускать занавес и менять декорации, тем более, жизнь позволяет это делать с завидной частотой.

Январские улицы были усыпаны пока еще девственно белоснежным снегом, бодро поскрипывавшим своими переливающимися кристалликами под ногами прохожих. В томном свете вечерних фонарей город N дружелюбно предоставлял своим обитателям место для их драматических постановок. Любопытное чувство рождается при осознании того, сколько жизненных историй происходят в один момент времени. Это – бесконечная картотека сюжетов, героев, кульминаций, диалогов, оборванных фраз, рвения, падения, борьбы, рождения и смерти. Комедия на глазах становится трагедией, за углом кривой улицы в свете проезжающих визжащих машин влюбленная пара надрывно разыгрывает свою мелодраму. В старом уютном дворике под аккомпанемент снежных вихрей кто-то игриво исполняет свой мюзикл. Самое же волнующее - то, что на протяжении всей дороги тебя не оставляет то зудящее желание сыграть другую роль: хотя бы на минутку очутиться на другой сцене, испытать чуждые тебе мысли и переживания, но, по иронии судьбы, каждый раз жизнь возвращает тебя к реальности, которую, согласитесь, назвать игрой будет достаточно сложно.

О, вечерний зимний город N…Безоговорочно верна истина о том, что магия города раскрывается в его вечернем образе, когда он уже отложил все свои дела на день грядущий и поддался естественному течению жизни. В этот момент начинается самое интересное. Шаг успокаивается, желание жить обостряется. Суета вечерних улочек с праздными потоками прохожих, гулкими разговорами, раскатистым смехом наполнены самой жизнью. Она везде: в уютных витринах еще по-праздничному украшенных магазинов, в теплых беседах маленьких кафе и ресторанчиков, в румяных щечках ребятишек, залихватски бегущих на ближайшую ледяную горку. И вот ты уже забыл про все рабочие инструкции, указания, а то, что несколько часов назад казалось тебе трагедией в секунду стало полнейшей чепухой, утратившей какое-либо значения. Полнолуние разливало свое свечение по бархату ночного неба, прошитого мелкими бусинами звезд. Идешь, смотришь и понимаешь…как хочется жить.

Но жизнь не была бы жизнью, если бы не добавляла горечь в оставленное после себя приятное послевкусие. На фоне переливающегося богатого убранства торгового центра, сгорбившись, стояла старушка, скромно продающая яркие баночки малинового варенья, с любовью перевязанные тесемочкой. Невозможно передать то, с каким пренебрежением, а иногда и с отвращением проходили мимо нее равнодушные прохожие. Кто-то не мог пройти, не кинув жалящего слова, кто-то просто не замечал эту жизнь, как будто ее никогда и не существовало. Ее замерзшие руки тряслись на морозе, а добрые светлые глаза улыбкой провожали каждого прохожего. Город, как и жизнь, зиждется на контрастах. Крайняя нужда граничит с богатством, распирающая сытость с пухнущим голодом. Кто-то с радостью несет на свалку до боли надоевшие вещи, другой же с благодарностью подбирает их, наделяя новой жизнью. Идущий мимо здания городской больницы юноша, подавленный невыполненным финансовым планом, не может найти смысл двигаться дальше. Застигшая его очередная неудача, которая, если уж совсем серьезно, никаким образом не смогла бы нарушить устройство этого мира, в секунду разорвала в клочья его вселенную. Он идет и хулит под носом свою нелепую, трагичную жизнь. Он проходит мимо холодного здания городской больницы, бросив равнодушный взгляд на его печальные окна. Погруженный в свое мнимое горе, не замечает он наполненного надеждой и жизнью взгляда бойкого мальчишки, из последних сил держащегося за штатив капельницы. Несмотря на циркулирующие в нем химические вещества, он верит, что наступит день, когда он, как этот счастливый, в его глазах, гуляющий парень, ощутит на своей коже морозный поцелуй вечернего города. Жизнь – единственное, что может быть смыслом.

Еще немного прокрутив вперед стрелки по циферблату, город устало выдыхал пар уходящего дня через металлические решетки легких. Его тело изнутри и снаружи ломило от непрекращающегося движения.  Невозможно было не ощутить ту разливающуюся под ногами дрожь. В эту минуту хотелось идти дальше, без остановки, без промедления. Внутри теплилась мысль, что, вскоре перелистнув очередную страницу, ты очутишься в новой главе, где уже давно поджидают тебя новые приключения. А сейчас хочется просто жить, несмотря на мысль о завтрашнем дне, наполненном конторской пылью и суетой.