Рецидивист. 12 глава

     Монотонно проходила жизнь, все дни казались долгими и серыми. Но человек привыкает ко всему и я не исключение. Казалось, жизнь моя проходит лишь от встречи до встречи с Ольгой и Танечкой, которую она неизменно привозила с собой.
     - Не хочу, чтобы твоя дочь отвыкла от тебя, - говорила Ольга, когда я просил не привозить ребёнка в столь мрачное место.
     Я, конечно, был рад видеть свою дочь, просто было жаль Ольгу. Тяжело ей было возить продукты, вещи и ещё и дочь держать за руку. Но что я мог, сидя на зоне? Лишь радоваться, что я не один на этом свете и видимо, есть на небе Бог, если дал мне такое счастье. Хотя я его и не заслуживал.
     Но однажды, в положенный мне для свидания срок, Ольга не приехала и на мои письма не ответила. Я был в панике, не зная, что и думать. Ведь неизвестность, хуже даже плохой вести, правда и страшно было узнать, какая была причина, по которой Ольга с дочерью не приехали. Два раза в год, эти свидания были для меня, как глоток свежего воздуха. 
     Хотя мне и полагались свидания каждые четыре месяца, но и они вскоре прекратились. Что там случилось, я не знал и не находил себе места от своего бессилия. Так прошло полтора года и на три положенных свидания, моя жена и дочь не приехали. Наконец, от Ольги пришло письмо, которое я открывал  дрожащими руками. Строки письма были смазаны, видимо от слёз и написано оно было не очень внятно.
     - Здравствуй, родной мой. Знаю, ты волнуешься от неизвестности, в ожидании меня и дочери. Но случилось непоправимое... наш Андрюша... его нет. Наш мальчик оставил меня, он умер. Писать тяжело, у него остановилось сердечко. Если бы не Танечка, я бы наложила на себя руки. Бедная мамочка, она как тень ходит по дому. Врачи говорили, что такое может случиться, но мы с мамой надеялись, что обойдётся. Ты бы его видел, Васенька... мой мальчик лежал в гробу, как взрослый, в свои девять лет он вытянулся, правда худой был, бледный... и глазки, Господи! Его глазки так и не закрылись... Что мне делать, Васенька? Как жить-то теперь без Андрюшеньки?
     На этом письмо заканчивалось. Я был потрясён, никогда в жизни не плакал, а тут слёзы на глазах. Такой тихий, скромный мальчик, помню, как он радовался, когда я привозил ему подарки. Ведь я любил его, по-своему, конечно, но любил. Я представил себе, что сейчас творится с Ольгой и её матерью. Как они перенесли такое горе, не знаю. Я ведь не терял близких, просто их в моей жизни не было. А теперь, когда ближе Ольги, дочери и Любови Матвеевны у меня никого не было, я будто чувствовал их боль.
     Много дней я молчал, ходил, как в воду опущенный. И Ольгу с дочерью, я уже не ждал. Она приехала одна, без Танечки, только через год, когда я её совсем не ждал. Она похудела, осунулась, глаза были печальные. Осталась лишь на сутки.
     - Маму надолго не хочу оставлять. После смерти Андрюши, она много болеет. Ведь мама сама его вырастила, очень его любила, а теперь и не знаю, как она выдерживает. Хорошо, Танечка есть, утешение ей, - сказала Ольга.
     Она сама всё объяснила, хотя я и не спросил, почему вместе с ней не приехала дочь. Сидя на зоне, я строгал для Танюшки разные игрушки из дерева, которые и попросил ей отвезти. Попросил Ольгу беречь себя.
     - Что ж уж теперь, милая? Надо жить дальше, а слезами сына не вернёшь. У тебя дочь на руках, да и мать поддержать надо. Жаль, я не рядом с вами. Ты прости меня за всё, Оленька, столько страданий тебе принёс, - обняв жену, говорил я.
     - Ну что ты, Васенька? Я за дочь тебе благодарна. Она скрашивает нашу с мамой жизнь. Такая весёлая, жизнерадостная. Правда, всё время про брата спрашивает, не понимает, почему его нет, - ответила Ольга.
     Провожая Ольгу, я попросил её больше не приезжать.
     - Вам и так одним тяжело, говорят, скоро большая амнистия будет, может и мне повезёт. Половина срока прошло, надеюсь, меня отпустят, - сказал я.
     Правда, сам на это и не надеялся. Но следующей весной, меня выпустили по условно-досрочному освобождению. Начальник тюрьмы вызвал меня и ещё несколько сидельцев в свой кабинет. Вручил каждому волчий билет, это типа справки об освобождении и пожелал нам удачи. Нам выдали деньги на дорогу и с вещами вывели за ворота тюрьмы.
     Ольга не знала, что я освободился, я с вокзала поехал прямо к ней, во Владивосток. После стольких лет в тюрьме, на воле и воздух казался чище и свежее. Но теперь я был чист перед законом, вернул свою фамилию и мог без оглядки ходить по улицам. В тюрьме, я многое переосмыслил. Подумывал и над тем, чтобы съездить к сыну, ведь я его никогда не видел. Сколько же ему сейчас лет... должно быть, по моим подсчётам, лет двенадцать. Оно конечно, может надо было сначала поехать до Клавы, но уж очень я соскучился по Ольге и дочери и мне не терпелось скорее обнять их. Да и денег не было, думал, год поработаю, подкоплю денег и поеду навестить сына. С пустыми руками ехать было ни к чему, да и дорога ещё.
     Вот она, знакомая дорога к дому Ольги, сердце защемило приятными воспоминаниями. Ничего тут не изменилось, будто всё родное. Открыв калитку, я вошёл во двор и увидел Танечку. Она каталась на лошадке, которую я привозил Андрею. Увидев меня, она остановилась внимательнее вглядываясь, потом слезла с лошадки и побежала через дворик ко мне, протягивая свои ручки.
     - Папочка! Баба, папочка приехал! - закричала малышка.
     Я поднял её на руки, прижал к себе, удивляясь, как она выросла и изменилась. Из дома вышла Любовь Матвеевна и с радостным лицом подошла ко мне. Я не узнавал её, женщина похудела, заметно постарела и взгляд стал другим, печальным и безысходным, что ли.
     - Здравствуйте, Любовь Матвеевна, - смущаясь, поздоровался я, опуская дочь на земле.
     - Вернулся, значит... ну здравствуй. Не знала, что приедешь, тесто бы с вечера поставила. А Ольга на работе, в городе, только вечером вернётся, - почему-то волнуясь, говорила женщина.
     - Я же не пироги приехал есть, вроде как домой приехал. Вы не переживайте, Любовь Матвеевна. Вернётся Ольга, может мы в город и переедем, - ответил я, потом понял, что сказал невпопад.
     Любовь Матвеевна помрачнела.
     - Оно конечно, в городе-то жить лучше. И Ольга устала, каждый день спозаранку на работу ездить. Дело молодое, надо, значит поедете. Руки, вон мой, в дом заходи, во дворе ещё прохладно. Небось голодный приехал, - сказала женщина.
     - Спасибо. Я ведь имел в виду, что мы все вместе уедем и Вы тоже, - поправил я свою мысль.
     - Да куда мне на старости лет ехать? Да и Андрюшенька мой здесь лежит. А как он без меня то? Время придёт, с ним рядом лежать буду. Бедный малыш... и пожить не успел... - заплакав, проговорила Любовь Матвеевна.
     Вымыв под умывальником руки, я обнял её за плечи и мы вместе вошли в дом. В доме тоже ничего не изменилось, только Андрюши не было, хотя и был он молчаливым и замкнутым мальчиком, но умел искренне радоваться.
     - Мои соболезнования Вам, Любовь Матвеевна. Я ведь Андрюшу, как сына любил. Земля ему пухом, ангелом на небо ушёл, - садясь за стол, сказал я.
     - А он и был ангелом, ещё на земле. Снится мне часто. Вроде весёлый такой, а у меня сердце разрывается. Ладно, у меня борщ в печи ещё горячий. Мы то с Танюшей недавно ели, а ты поешь. Небось в тюрьме харчи скудные, вон как отощал, - говорила Любовь Матвеевна, собирая на стол.
     - Очень вкусно, много лет такого не ел. Спасибо большое, Любовь Матвеевна, - с удовольствием поедая борщ, сказал я.
     А она, не спрашивая, долила мне добавки и заправила сметаной. Удыбнувшись, я продолжил есть.
     Ольга приехала почти затемно. С порога ей дочка сообщила, что приехал папка. Я видел, как изменилось лицо Ольги и она посмотрела на меня. Не стесняясь матери, она бросилась мне на шею, а я лишь вдыхал до боли знакомый аромат её волос и тела.
     - Наконец-то ты приехал! Ну слава Богу! Пусть все горести останутся позади, - положив голову мне на плечо, сказала Ольга.
     На ночь, Любовь Матвеевна постелила нам с Ольгой в спальне, а сама с Танюшкой легла за печкой, на лежаке. До зари не спалось, мы с Ольгой много говорили, обнявшись и прижавшись к друг другу.
     - Теперь у нас всё будет хорошо, милая. Я на работу устроюсь, переедем в город, в твою квартиру. Правда... Любовь Матвеевна ехать не хочет, но мы ведь её уговорим? А сюда на выходные будем приезжать, - говорил я Ольге.
     - В городе работы много, найти не трудно. Ты же вроде, судовой механик, может на судно и устроишься? Там всё-таки зарплата хорошая, - отвечала Ольга.
     Был воскресный день, идти на работу ей было не надо и мы проспали почти до полудня. Любовь Матвеевна нас не беспокоила, женщина понимала, что была долгая разлука и нам с женой надо было остаться наедине. Любовь Матвеевна поставила тесто на вечер и занялась начинкой. А мы с Танюшкой играли во дворе. Как же спокойно и хорошо, когда у тебя есть семья. Долгие годы в тюрьме мне так этого не хватало. Разговор о том, чтобы переехать в город, мы пока не заводили, не хотели расстраивать Любовь Матвеевну.
     День прошёл быстро, а ранним утром, мы с Ольгой первым рейсовым автобусом уехали в город. Она на работу, там Ольга устроилась работать в столовую. Как оказалось, выучившись на повара, она и работала на кухне поваром.
     Проводив Ольгу, я поехал в судоходство, чтобы попроситься на работу судовым механиком. Но увидев мой волчий билет, мне отказали. Вежливо, но отказали. Капитана торгого судна, где я когда-то работал, я не нашёл. Как мне сказали, он вышел на пенсию и оставил службу. Что ж, я заходил и в рыбное хозяйство, и на завод, и даже просился сторожем на завод и в магазины, но ответ был один. Работу мне не давали.
     В отчаянии, я пришёл к Ольге в столовую и объяснил ей, что для меня работы нет и я не знаю, что делать дальше.
     - Не отчаивайся, Васенька. Придумаем что-нибудь. А сейчас, садись за стол, я покормлю тебя, - ласково сказала Ольга.
     Я и забыл, что весь день ничего не ел. Но аппетита не было, в расстроенных чувствах, я всё же поел, потом подождал Ольгу, она как раз заканчивала работу и мы вместе с ней успели на последний автобус.
     Утром я пошёл к участковому, но он сказал, что мне нужно идти регистрироваться по месту жительства.
     - Ну вот, приехали. Что же, к Клаве ехать, что ли? - подумал я.
Ведь прописка моя ещё оставалась у неё. А не идти, я не мог, из-за этого могли быть неприятности с властями. До окончания срока, я должен был ежемесячно отмечаться в милиции. Под надзором я конечно не был, но пока УДО не закончится, делать было нечего. Вечером, когда с работы пришла Ольга, я ей об этом рассказал.
     - Лучше бы с работой помогли, чем измываться над человеком, - недовольно произнесла Ольга.
     - Что же делать, Оленька? Законы у нас такие. Вот ведь приехал, обузой тебе на голову. Мало тебе пришлось вынести, теперь тут ещё я, - виновато ответил я.
     - Знаешь... а ты поезжай туда, где прописан. Выпишешься и вернёшься. А я тебя потом у себя пропишу, - сказала Ольга.
     - Но у меня даже денег на дорогу нет, дорогая, как я поеду? Путь не близкий, - ответил я.
     - Ничего, что-нибудь придумаем. Маму попрошу, она даст. Давно собирает понемногу с пенсии, - сказала Ольга.
     - Нет, я сам найду деньги. Не могу я так. Чёрт, тупиковая ситуация, - пробормотал я.
     - Васенька, где ты собираешься найти деньги? Опять воровать? Я не позволю тебе этого. Мы в долг у мамы возьмём, начнёшь работать, вернём, - сказала Ольга.
     Пришлось согласиться, другого выхода просто не было, иначе, могли организовать возврат в тюрьму. Любовь Матвеевна выслушала нас и молча ушла в спальню. Оттуда она вынесла деньги и положила на стол.
     - Ничего, дети, всё обойдётся, - только и сказала она.
     Утром я поцеловал дочку, попрощался с тёщей и вместе с Ольгой вышел из дому. Ольга поехала на работу, а я отправился на вокзал.