Гл. 17 Мотовский залив

XVII. МОТОВСКИЙ ЗАЛИВ

                1
     Начало декабря 1990 года ознаменовалось окончанием швартовных испытаний   подводной лодки. Впереди экипажу предстояло выйти в море, чтобы провести заводские и государственные испытания. И всё бы хорошо, но многие акты об устранении замечаний, выявленных в ходе этих испытаний по боевым частям и службам, так и не были подписаны представителями корабля, поскольку заводчане не очень торопились с их устранением. Логика в этом была простой: исходя из того что по срокам ремонт лодки должен был закончиться ещё в октябре, а до конца года осталось всего три недели, командование флота однозначно «нагнёт» экипаж и заставит принять вооружение и технику в том виде в котором они есть. Завод, в свою очередь, освоив бюджетные средства, ещё в текущем году сумеет получить на следующий год то финансирование, которое запланировал,  а значит,  и премии к Новому году, и награды  за «успешный» ремонт обязательно достанутся «правильным» ремонтникам.
Чтобы как-то изменить ситуацию, Дербенёв обратился к главному строителю с инициативой перейти на ремонт в три смены, вместо отработанного за последние месяцы двухсменного варианта. Предложение нашло поддержку у командира бригады капитана первого ранга Агапитова, но не нашло понимания у заводчан и, как ни странно, действующего командира лодки. Одни, ссылаясь на конец года и необходимость распределения рабочих рук сразу по многим объектам, «не могли физически обеспечить трёхсменку», Бискетов же апеллировал к грядущим испытаниям в море, которые не могут быть выполнены «загнанным» как худая лошадь экипажем.
               
                2 
 Утро шестого декабря начиналось как обычно с построения экипажа и заводских бригад у борта подводной лодки на подъём флага и распределения на работы. Дербенёв прибыл на причал за пятнадцать минут до прибытия командира. Привычно замедлив шаг у корня пирса, он заметил, как от строя отделился дежурный по кораблю и, скомандовав экипажу «Смирно», направился к старпому с рапортом.
Полярная ночь и слабое освещение пирса, вместе с лёгкой позёмкой не способствовали хорошей видимости, и только утренний прилив, приподнявший пирс вровень с корнем, «обеспечил» безопасное перемещение Дербенёва к личному составу. Когда между дежурным по кораблю и старшим помощником командира оставалось приблизительно метра три-четыре, пирс внезапно осветил «лунный» свет непонятно откуда взявшегося прожектора. Александр остановился, сейчас он наблюдал всех стоящих на пирсе как днём. Невольно повернувшись вправо, туда, откуда появился луч, Дербенёв обнаружил над горизонтом, где перемещались морские объекты крохотную точку размером с малую звезду, быстро, что приметно, перемещавшуюся по неправильной траектории в сторону берега. От «звезды» конусом распространялся свет. В какой-то миг точка взмыла вверх и одновременно в сторону лодки, превратившись по размеру в утреннюю луну. Между тем настоящая луна находилась уже в небе и мирно светила рядом таким же светом, но без фокусов с перемещениями и без прожекторов. Все наблюдавшие за непонятным явлением замерли и, не веря своим глазам, стояли как заворожённые. Кто-то тихо толкнул Дербенёва в плечо, тот оглянулся и увидел за спиной удивлённое лицо командира. Старпом хотел было скомандовать «Смирно!», но Бискетов приложил палец к губам и, став рядом с Дербенёвым, стал также наблюдать за непонятным оптическим явлением.
 Тем временем неопознанный летающий объект взмыл ещё выше, но при этом не уменьшился, а увеличился в размерах и «превратился» в двойную луну. Эта «луна» теперь висела прямо над головами подводников, освещая их всех всё тем же коническим лучом.
— Странный объект, сам перемещается, а луч, как привязанный, всё время направлен на нас…— удивлённо произнёс командир.
—  И перемещается как-то не по земному, по ломаной траектории какой-то, но  очень быстро и бесшумно?!
 Объект, словно «подслушав» диалог командира и старпома, стал вдруг заметно уменьшаться в размерах, очевидно, удаляясь в космическое пространство, при этом конус светового луча сначала как твёрдый предмет стал подыматься следом за объектом, а потом вдруг растаял в ночном полярном небе как туман, продолжая светиться тускнеющими лунными бликами.
— Начало рабочего дня неплохое! — высказал своё мнение после подъёма флага дежурный по кораблю. — Посмотрим, что принесёт нам день грядущий…

                3
   Обеденный перерыв, длившийся всего полчаса, нарушил доклад дежурного по кораблю о пожаре в восьмом отсеке. Дербенёв, как выяснилось, единственный офицер из командования находившийся в это время на месте, объявил «Большой сбор» экипажу и бегом направился с личным составом на лодку.
К моменту прибытия экипажа на корабль все первичные мероприятия и необходимые перемещения дежурно-вахтенной службой были выполнены. Аварийный отсек был задраен, у переборочной двери в седьмом отсеке развёрнут рубеж обороны с огнём, матросы из числа вахты облачены в аварийное снаряжение.
— Кто заметил возгорание? — поинтересовался Дербенёв у стоящего рядом дежурного по кораблю.
— Торпедист первого отсека матрос Берёзкин.
— А что торпедист первого отсека делает в восьмом? — уточнил старший помощник.
— По моему приказанию матрос Берёзкин обеспечивал огневые работы на кремальере задней крышки седьмого торпедного аппарата.
— Понятно. — Дербенёв потрогал переборку восьмого отсека тыльной стороной ладони: — А почему тогда переборка тёплая, аппараты ведь в корме?
— Не могу знать, Александр Николаевич, — растерялся дежурный.
— Вот это и плохо, а должны бы знать, что по левому борту на сегодня спланированы огневые работы на входной двери душевой и  гальюна восьмого отсека, а она как раз у самой переборки. Вопрос в другом, проводились ли работы фактически?
 — Центральный! — Дежурный по кораблю нажал микро выключатель переговорного устройства: — Проверьте записи о начале и об окончании огневых работ по журналу вахтенного центрального поста. Есть ли там  запись о работах на входной двери душа и гальюна восьмого?
— Я вижу, вы быстро пришли в себя после  моего внезапного вопроса, молодец. Так что там с записями? — поторопил старший помощник.
 — Нет записи…— доложил вахтенный центрального поста.
— Так что, не было работ или не записали? — снова поинтересовался старпом у дежурного.
Командир БЧ-3 лейтенант Черняев,  недавно прибывший на корабль и назначенный на должность, сегодня дежуривший по кораблю  снова замялся, не зная достоверного ответа на поставленный вопрос.
— Судя по температуре переборки, огонь или ещё разгорается, или уже затухает. В любом случае надо входить в отсек и ликвидировать возгорание, пока не поздно…
В седьмой отсек гурьбой ввалилась аварийная партия возглавляемая замполитом.
 — Я, Александр Николаевич, почти всех офицеров привёл на корабль. Вот только командир пока не прибыл с обеда…— гулко выдохнул Карпихин, надевая маску ИДА-59 и готовясь войти в аварийный отсек.
— Спасибо, Владимир Иванович, но в отсек пойду я и три человека со мной. Один на тушение и два как страхующие. Так что, добры молодцы, кто со мной в горящий отсек?
Тихий шепоток пробежал среди матросов, но никто не выявил откровенного желания, и только матрос Берёзкин, ожидавший уже несколько месяцев своей участи по «уголовному делу», громко заявил:
 — Я пойду с вами, товарищ командир!
 — Я согласен, Семён, хоть командиром пока и не назначен.
 — И я пойду, — от группы отделился корабельный кок матрос Алиев,
— Тогда и меня возьмите! — Отозвался  радиометрист матрос Марченко.               
В конечном итоге в отсек вошли все старослужащие, не отличавшиеся особо примерным поведением в повседневной службе и жизни экипажа, но Дербенёву было лестно отметить, что с ним добровольно согласились участвовать в разрешении аварийной ситуации именно эти, так сказать, нерадивые матросы, которые просто-напросто пожалели молодёжь.
Войдя в отсек первым, сразу у переборки Дербенёв обнаружил полуистлевший промасленный матрац, служивший сварщику, очевидно, мягкой подстилкой, когда тот, стоя на коленях, приваривал нижний навес двери гальюна. Низкая концентрация кислорода и довольно влажная ткань матраца не дали возможности разгореться объёмному пожару, но, судя по задымлению отсека и остаткам матраца, на начальном этапе огонь у переборки разгорался активно.  Возгорание быстро потушили и, проведя разведку отсека, объявили отбой тревоги.
К сожалению, установить, кто проводил сварочные работы и кто их обеспечивал, не удалось, в связи с чем Дербенёв был вынужден заменить на дежурстве командира минно-торпедной боевой части.
  — Хоть папа ваш и контр-адмирал, а службу надо нести как подобает, товарищ лейтенант! Сдайте дежурство командиру ракетной боевой части, а сами заступите тогда, когда от корки до корки изучите и мне сдадите требования Корабельного устава, в части касающейся дежурства по кораблю, а также инструкцию дежурному по подводной лодке в ремонте.
Ближе к ужину к Дербенёву, вышедшему перекурить на свежий воздух, обратился матрос Берёзкин:
 — Товарищ капитан третьего ранга, командир сказал, что вы не подавали рапорт на возбуждение уголовного дела в отношении меня, это правда? Честно скажу, передумал всякого за эти четыре  месяца и, кажется уже ко всему готов. А теперь просто хотел бы знать, когда вы его подадите? Чтобы хоть какая-то ясность была.
 — Сам-то как думаешь? — улыбнулся Дербенёв.
 — Не знаю…
 — Надеюсь, ты осознал за истекшее время, в чём преступность твоих действий была.
— Думаю, что да! — согласился матрос.
— А если так, значит, воспитательная цель достигнута. Зачем же подавать рапорт. Тем более что сегодня во время аварийной ситуации в восьмом отсеке ты повёл себя как настоящий герой.
— Какой там герой, я просто вдруг понял, что лучше меня никто и не справится, да и вам нужно было помочь…
— А вот за это особая тебе благодарность, простой советский матрос,  и товарищам твоим тоже! Как раз об этом я не забуду доложить командиру рапортом.
Судя по реакции матроса, последовавшей за этими словами, Берёзкин не ожидал столь необычного разрешения проблемы, не оставлявшей его последнее время. Торпедист немного замялся, но нашёл в себе силы и произнёс:
— Хороший из вас командир получится! Это вам простой советский матрос говорит.

                4
    Когда корабельные часы показывали без четверти двадцать три часа, в центральный пост, где находился Дербенёв спустился щегольски одетый капитан второго ранга.
— Мне нужен старший помощник командира Б-177 капитан третьего ранга Дербенёв, — объявил офицер, осматривая всех присутствовавших в отсеке.
— Я капитан третьего ранга Дербенёв, — вставая из-за «Каштана», представился старпом.
  — Вы, наверное, в курсе, что сейчас в управлении завода проводится выездное рабочее  совещание о срыве сроков проведения государственных испытаний  вашего корабля под руководством первого заместителя командующего Северным флотом?
— В курсе, — спокойно ответил Дербенёв.
 — Так вот, адмирал Касатонов вызывает вас на это совещание, машина у борта, выезжаем немедленно.
— Простите за «невоспитанность», но в рабочем комбинезоне я на совещание не поеду. Сейчас заедем на ПКЗ , я переоденусь, умоюсь и сразу же поедем, на всё про всё  пятнадцать минут.
 — Хорошо, но только пятнадцать и не секундой больше! — согласился капитан второго ранга.
Через пятнадцать минут офицеры прибыли в управление завода и направились в зал заседаний.
Первое, что заметил Дербенёв, оказавшись в холле зала заседаний, так это «скучавшего» в полном одиночестве за пределами зала Бискетова, который почему-то даже не обернулся, услышав разговор Дербенёва с офицером штаба флота. Дербенёв подошёл к командиру и уточнил, почему тот находится здесь, а не на совещании. Бискетов в ответ только махнул рукой.
Войдя в помещение, Дербенёв увидел прямо перед собой огромный  построенный из деревянного массива «под красное дерево» Т-образный стол, за которым расположилось не менее ста представителей завода и управлений флота. Во главе стола восседал слегка полнеющий среднего роста вице-адмирал,  колючий взгляд которого, направленный в сторону Дербенёва, кажется, извергал молнии.
— А что вы, нам пропоёте о причинах полной неготовности к государственным испытаниям? — не дав Дербенёву даже представиться, поинтересовался адмирал. — Наверное, и вам, также как вашему командиру, видится, что цвет линолеума  и качество пластика,  предоставленные заводом, коренным образом влияют на сроки выхода лодки  из ремонта?
— Никак нет! — ответил Дербенёв. — И причины эти более существенные.
— Какие же? Что-то я о них ни от кого не слышал. Агапитов! — Адмирал обратился к командиру бригады ремонтирующихся подводных лодок: — Может вы внесёте ясность? Или вы, Цветов, что-либо слышали о «проблемах» на Б-177? — теперь первый заместитель командующего Северным флотом обратился к командиру тридцать пятой дивизии подводных лодок.
Оба офицера в ответ только отрицательно покачали головой.
 — А может, и нет никаких проблем? Или они существуют только в вашей юной голове и перевозбуждённом сознании горячего кавказского командира лодки?
— Товарищ адмирал! — не выдержав упрёков, отозвался Дербенёв. — Руководствуясь требованиями Приказа главнокомандующего ВМФ от 23 мая 1973 года № 195, мною лично в ежедневном порядке составляются и отправляются в адреса командования соединений и руководства завода сведения о ходе судоремонта и состоянии лодки, думаю, что все эти сведения сейчас можно поднять...
Касатонов задумался ненадолго, а потом обратился к залу:
  — У кого есть хотя бы одна сводка на руках?
Из зала никто не ответил.
 — Вот видишь, сынок, опять враньё…
 — Как же враньё? — чувствуя наползающую как анаконда несправедливость, почти взмолился Дербенёв.  — Прикажите дать мне машину, и через десять минут у вас на столе будет не одна, а все сводки, начиная с июля месяца!  А если не верите мне, позвоните на Балтику командиру шестнадцатой дивизии, у него тоже эти сведения имеются.
— Ты на часы смотрел? Если нет, то глянь. Скоро полночь, а мы не решили ни одного вопроса… — вставая из-за стола, закончил полемику адмирал. — Давай-ка по существу и по памяти, какие существенные недостатки и замечания, на твой взгляд, влияют на сроки выхода из ремонта и начала морских испытаний?
Произнося эту фразу, адмирал не ожидал, что взволнованный и уставший Дербенёв  вспомнит что-либо существенное, но не тут то было…
  — Тогда попрошу всех присутствующих приготовить листы или книги для записи, я начинаю диктовать. Первый отсек: верхний рубочный люк негерметичен, причина – остатки сварочных капель на горловине; оба клапана вентиляции цистерны главного балласта номер один имеют заводские дефекты,  при дистанционном открывании и закрывании периодически не срабатывают, один из клапанов (передний, оба размещены по правому борту) негерметичен, замена и пробивка смазки не помогают; торпедный аппарат номер два – негерметичен по задней крышке, предположительно дефект крышки или кремальеры; клапан системы ДУК  не обеспечивает полную герметичность в закрытом положении, причина не ясна; станция ЛОХ  не в строю, причина – отсутствие на складах фреона 114В-2.  Второй отсек: переговорный стакан между первым и вторым отсеком заварен наглухо…
Всякий раз заканчивая перечислять замечания по одному отсеку Дербенёв напрягал память и «погружался» в обстановку следующего. Пытаясь назвать только самые существенные недостатки, он дошёл в своих перечислениях до центрального поста, но первый заместитель командующего вдруг остановил его.
  — Итак, товарищи, сколько замечаний вам назвал старший помощник по памяти?
   — Сто двадцать три! — чётко ответил капитан второго ранга из штаба флота.
— Так, так… И это только половина лодки, а почему же тогда вы все молчали, когда я вас спрашивал об обстановке на лодке? Почему ваш знаменитый «железный солдат», или, как вы его там называете, товарищ Цветов, промычал нам только про низкое качество пластика и неудовлетворительный цвет линолеума? Он у вас, Агапитов, вообще чем здесь занимается? Ордена с вашей «лёгкой руки»  получает? Почему вот этот «депутат Балтики», — Касатонов указал рукой на Дербенёва, — не только знает обстановку, но и со слов главного строителя умело организует все работы? Как заправская ищейка — именно так его называет главный механик – выискивает запчасти для своего корабля и требует их установки. Наверное, не зря он сюда приехал?  Знает Дербенёв, что  это его будущий корабль и его будущий экипаж, с которым ему как командиру предстоит ходить не на прогулки морские, а на врага… Или мы без балтийцев уже не в состоянии и ремонт закончить, и в море выйти? Как думаешь, без пяти минут командир?
Дербенёву, со слов многих офицеров, имеющему некоторое представление о крутом нраве адмирала Касатонова, ничего не было ведомо о том, что он ещё и скор на принятие решений. И тем удивительнее для Александра была похвала, высказанная этим непростым адмиралом в его адрес.
  — Думаю, товарищ адмирал, что, организовав трёхсменную работу на Б-177 и вооружившись перечнем основных недостатков, закончить ремонт можно числа шестнадцатого, с тем чтобы потом выйти на ходовые, а следом  и государственные испытания…
— А ты ведь на хорошую мысль меня натолкнул, Дербенёв, — объявил своё решение адмирал, — позвоню-ка я сейчас командующему флотом и попрошу назначить командиром Б-177 капитана третьего ранга Дербенёва, а капитан второго ранга Бискетов пусть у него в старпомах походит, да поучится, а в академию ему действительно ещё рановато!
— Я не согласен! — вдруг вырвалось у Дербенёва.
— С чем это вы не согласны, товарищ капитан третьего ранга? — Касатонов вплотную подошёл к Дербенёву и снизу вверх пристально посмотрел ему в глаза: — Быть командиром подводного крейсера не согласны?
У Александра холодный пот побежал между лопаток.
— Вы знаете, кто я и что я могу с вами сделать? — почти прошипел адмирал, но вмиг притихший зал, кажется, всё прочёл по губам.
— Знаю и кто вы, и насколько крут ваш нрав, но по головам никогда не ходил и ходить не собираюсь. Вот когда закончим всё здесь и в море тоже, тогда и назначайте, только пожалуйста, не надо старпомом назначать Бискетова…
— Не пойму я тебя, сынок?! — немного успокоился адмирал.
— Что тут понимать, я просто хочу создать свой, как вы справедливо заметили, экипаж, который, как в песне поётся, «одна семья», а случайным людям там места нет.
— Так ты что Бискетова случайным человеком считаешь, как же ты с ним в море собрался?
— Никак нет, я его таковым не считаю, товарищ адмирал, просто мы с ним по-разному смотрим на одни и те же вещи…
— Ну, это я уже заметил! — согласился первый заместитель командующего Северным флотом. — Так что,  товарищи, согласимся с доводами балтийца, или есть другие предложения? Что, например, думает по этому поводу парторг завода?
— Думаю, Игорь Владимирович, во-первых, что Дербенёв давно уже не депутат Балтики, а настоящий северянин, поскольку полярка прописалась в его денежном довольствии не вчера, а во-вторых, с его предложениями я согласен и буду их поддерживать на любом уровне.
— Хорошо,  — согласился Касатонов, — тогда зовите сюда Бискетова, будем ставить ему задачу.
 
                5
     Заводчане вместе с подводниками ремонт закончили досрочно, к пятнадцатому декабря. Параллельно сдав заводские задачи, Б-177 вышла в море на балластировку  и вывеску , а потом на замеры физических полей, размагничивание и замер шумности  на ГКС .
Впоследствии, отработав план ходовых испытаний, лодка вернулась в завод, чтобы, устранив замечания, выйти на государственные испытания. Так закончилась заводская жизнь Дербенёва, но впереди его ждали новые испытания, на сей раз морские.
В семейных отношениях тоже  наметился некий просвет, о котором Александр уже и мечтать перестал, но тут супруга прислала телеграмму о возможном приезде на празднование Нового года… Чтобы уточнить информацию, Дербенёв решил перезвонить в Черкассы.
Направляясь на переговорный пункт, Александр обратил внимание на щенка немецкой овчарки месяцев восьми –  десяти, который почему-то лежал в снегу и не вставал, хотя вокруг ходило много людей, пытавшихся позвать его или подкормить. Щенок не реагировал на эти попытки и только, если кто-либо подходил слишком близко, рычал, оскаливая свои молодые белоснежные зубы. Шерсть щенка свалялась в некоторых местах и слиплась на морозе, спина была покрыта шапкой снега. Было понятно, что щенок лежит здесь не первый день. Подойдя ближе, Дербенёв обнаружил ошейник на шее собаки и невольно остановился, размышляя как можно помочь бедолаге.
  — Четвёртый день лежит, так и окоченеть можно, — женский голос заставил Александра обернуться.
Женщина лет тридцати пяти прогуливала свою колли и остановилась, видя, что очередной «любопытствующий» заметил щенка.
— А может быть, он болен? — полюбопытствовал Дербенёв.
— Совсем наоборот, здоров и воспитан. Просто здесь, на моих глазах, машина сбила его хозяина, неотложка уехала, а щенок остался. С тех пор и лежит…
Дербенёв вспомнил своего щенка - «девочку-милашку» Арду, уехавшую в Черкассы вместе с семьёй, и, ничего не ответив «осведомлённой» женщине, пошёл на переговорный пункт.
Ждать соединения с домашним номером супруги пришлось довольно долго, наверное, поэтому она в очередной раз высказала своё недовольство поздним звонком. Поговорив с женой десять минут, Александр успел узнать, что билет Татьяна  взяла на тридцать первое декабря. На всякий случай Дербенёв пообещал дать телеграмму с указанием номера в гостинице «Арктика», который он снимет, если вдруг окажется в море и не сможет встретить жену. Напоследок Татьяна сообщила, что Арды больше нет, она  умерла от энтерита…
Каким-то опустошённым вышел Дербенёв на воздух после общения с супругой. Опустив голову и, тщетно пытаясь «спрятаться» от назойливого снежного заряда, Александр побрёл в сторону завода, но возле холмика снега, из-под которого шёл лёгкий парок, остановился.
Щенок, полностью занесённый снегом, лежал не шевелясь. Дербенёв тихо, как ему казалось, подошёл к холмику на один шаг. Снег рассыпался, и щенок, вскочив на ноги, забежал Александру за спину, но не зарычал. Довольно высокий в холке, с характерно растянутым   мускулистым телом и приспущенной задней частью корпуса,  ровным как сабля хвостом, свисающим чуть ниже скакательного сустава задних лап, кобелёк внимательно смотрел на неизвестного ему «доброжелателя»  и не знал как себя вести. Дербенёв повернулся лицом к щенку и, сделав жест правой рукой, характерный для команд собакам служебных пород, скомандовал:
— Ко мне!
Щенок, повинуясь команде, направился к Дербенёву и, снова обойдя его со спины, уселся на место слева у ноги.
— Ах, ты моя радость! — воскликнул Александр  и погладил щенка за ушами. — Так мы, оказывается, учёные?
Щенок не понял, о чём речь, но завилял хвостом и радостно посмотрел в глаза спасителю.
  — Коль так, тогда пойдём домой! — сказал Александр щенку и взял его за ошейник.
 Щенок не шелохнулся.
— Ах, да! — сам на себя возмутился Дербенёв. — Рядом!
Щенок послушно встал, и оба счастливых существа зашагали на СРЗ-35.
 
                6
     Невзирая на отсутствие какой либо ясности относительно перспектив предстоящей поездки, Татьяна Дербенёва  всё же решилась прилететь на новый год в Мурманск. Дербенёв, в свою очередь, как и обещал, заказал и оплатил номер в гостинице, а ещё  заказал свежие розы к приезду супруги, но сам, как и предчувствовал, ушёл в море на государственные испытания.
Первые семь дней испытаний прошли как «по маслу», но потом сначала погода испортилась и не давала выполнить предусмотренные испытаниями учебно-боевые упражнения, а после корабль охранения и обеспеченья «заломался» и попросился в базу на несколько часов... 
К концу 1990 года, когда многие «братские» республики не двузначно заявили о своём суверенитете, на всех флотах Советского Союза стал отмечаться дефицит личного состава корабельного звена. В  связи с этим обстоятельством главнокомандующий ВМФ разрешил выход в море кораблям на боевую подготовку с не полностью укомплектованным экипажем. Так, надводным кораблям разовый выход можно было выполнять с одной сменой экипажа, а дизельным подводным лодкам – с двумя. Понятно, что ничего хорошего в перспективе это не предвещало, поэтому Дербенёв, чувствовавший, что его назначение командиром может вот-вот состояться, во всех инстанциях требовал только полного укомплектования своей лодки. Так было и в этот раз, когда лодка отрабатывала замеры надводного и подводного хода на мерной миле в Мотовском заливе.
После всплытия в назначенном районе Мотовского залива Дербенёв заступил вахтенным командиром, а Бискетов спустился в центральный пост.  Осматривая горизонт, озарённый северным сиянием в условиях полярной ночи, Александр, как бывший штурман, обратил внимание, что передний знак среднего секущего створа мерной мили по непонятным причинам внезапно изменил характеристику огня с зелёного на бело-зелёный.
— Что там за суета, вахтенный офицер?  —   уточнил Дербенёв, прикладывая бинокль к глазам.
 Ту же манипуляцию с биноклем сделал, и командир ракетной боевой части капитан-лейтенант Хишимов.
— Вижу людей, приблизительно троих… Размахивают факелами у переднего знака, похоже взывают к помощи.
— И я наблюдаю, что один из них фонариком подаёт сигнал «SOS», — согласился Дербенёв. — Доложите командиру изменения в обстановке и свяжитесь с кораблём обеспечения, пусть спустит баркас или катер и окажет помощь.
— Мостик, радисты! — Сообщение из радиорубки опередило старпома. — С корабля обеспечения получено по открытым каналам: «Личного состава для оказания помощи терпящим бедствие людям не имею, направляю катер к вашему борту, прошу назначить спасательную партию».
  — Понятно… — Доложите информацию командиру, а на корабль передайте: «Людей выделим, старший спасательной партии капитан третьего ранга Дербенёв».
— Куда это старпом себя назначил? — поинтересовался Бискетов, поднимаясь на мостик.
— На Рыбачий,  людей спасать, товарищ командир. Минёр молод, ракетчик вот он – вахтенный офицер, механика нельзя, только я и остаюсь, да врач ещё корабельный.
— Добро тебе, только рацию возьми и людей из швартовых команд, человек пять. — приказал командир.
— По правому борту принять катер! — скомандовал вахтенный офицер,  заметив приближение плавсредства с корабля обеспечения. — На катер конец подать!
Приняв на борт спасательную партию, катер направился к месту высадки. С подходом к берегу Дербенёв выпрыгнул первым, но в темноте промахнулся и оказался в воде выше колен.
«Делать нечего, — подумал он, выливая воду из сапог на снег, — благо носки шерстяные из аварийного запаса – не замёрзну, да и не возвращаться же обратно!»
Высадившись на берег, моряки обнаружили троих мокрых, полураздетых людей, состояние здоровья которых вызывало сильные опасения. Со слов пострадавших выяснилось, что группа военнослужащих одной из частей наблюдения и связи, расположенных на полуострове Рыбачий, решила выехать на рыбалку, используя для перемещения бронетранспортёр, но в семи километрах от  воинской части провалились в озеро. Техника утонула, а люди числом шесть человек, к счастью, выплыли. Добравшись до берега и оценив обстановку, решили нырять к бронетранспортёру, чтобы достать канистру с топливом,  иначе неминуемая смерть. К счастью горе –рыбаков, техника затонула недалеко от берега на отмели.
Декабрьские ныряния в мёртвое озеро дали о себе знать практически сразу. Только трое добрались до Мотовского залива и, вручную разломав несколько досок от навигационного знака, соорудили факелы из одежды и дизельного топлива. Каким чудом всё это загорелось «рыбаки» и сами не знали.
Первую партию спасённых «наблюдателей», укутали сухими одеялами, предусмотрительно взятыми заранее, и отправили на корабль, а Дербенёв с группой из четырёх человек пошёл искать остальных, двоих матросов с подводной лодки он предусмотрительно оставил на связи, поскольку портативная аварийная станция до Б-177 не доставала.
   На поисковую операцию и эвакуацию затерявшихся по пути к Мотовскому заливу обмороженных и умирающих в снегу людей понадобилось добрых два часа. За это время и Дербенёв почувствовал, что его мокрые ноги стали заметно мёрзнуть, потом болеть, особенно в коленях. Правда, после, когда всех «потерявшихся» нашли и доставили к берегу, Александр о своих проблемах забыл и  даже перестал чувствовать холод.