Ещё раз о дружбе и дважды о любви

- Ну, gera diena, что ли?!
- Какой "gera diena"? Labas vakaras уже!! Привет. Зачем прискакала без приглашения? Кто из моих сдал? Признавайся!
- Вот это, я понимаю, хвалёное белорусское гостеприимство! Так-то старую подругу встречаешь? А сначала накормить, чаем напоить...
- Кухня знаешь где, иди поставь чайник.
- Вот, Аська, какая ты была нахальная дзяўчына, такая и осталась.
- Вот, Рамунка, какая ты была беспардонная mergaite , такая и осталась.
- Помнишь литовский немного... Давай рассказывай, что у тебя?
- Упала. Кто сдал, кто позвонил?
- Надеюсь, не с парашютом шмякнулась, с тебя станется. Подгорский смотрел?
- С высоты собственного роста всего лишь. Что поломано - слева - о бордюр. Что разбито - справа - о камни.
- Где ты камни-то нашла? Подгорский смотрел? Что сказал?
- В сторонке, в кучку были сложены. Смотрел Подгорский, как узнал, сразу прикатил. А куда он денется, ему наши разработки о, как нужны, и я ему нужна здоровая. В кабинете на столе папочка серая, там вся история с географией. Городской звонит, подними.
 Рамуне  схватила трубку и быстро застрекотала по-немецки. Понятно, кто сдал. Из асиной семьи она только с одним человеком в немецком практикуется. Хотя, конечно, хорошо, что она приехала. Замечательный хирург, чудесный, родной человечек. Честно сказать, Ася и соскучилась по ней. "Сто лет в обед" в Каунасе родители Аси  помогли Рамуне, когда она была на грани самоубийства, без денег, без жилья, без работы, с маленьким сыном на руках, брошенная негодяем-мужем. Муж ухитрился отнять у неё всё, кроме ребёнка, который был ему не нужен, и удрать в Польшу с новой женой и всем имуществом (включая квартиру покойных родителей Рамуне ). Всё перевёл в наличные деньги и по-английски, не прощаясь, убыл. Мы тогда его даже искать не стали, пачкаться не захотелось. Справились. Сдружились. Сроднились. И состоявшийся врач, жена, мать - Рамуне Гринювене, даже, как страшный сон, не вспоминает того негодяя.
Рамуне  внимательно изучила содержимое серой папочки. Улыбнулась.
- Уф! Я боялась, что всё гораздо хуже. Переломы не сложные, ушибы залижешь. Ты мне расскажи, как ты умудрилась от болевого шока чуть на тот свет...
- Ааа... вот ты из-за чего прилетела. Ну, ты же знаешь: жаропонижающие, обезболивающие мне нельзя. Поэтому торчать в клинике никакого смысла не было и через недельку я оттуда свалила. Подгорский что-то от болей прописал (рёбра беспокоили невозможно), но я побоялась и решила потерпеть.
- Дотерпелась. Стала задыхаться, хорошо Анечка позвонила, услышала неладное, вызвала скорую. Ещё бы минут десять и всё: таа-таа-та-та...
- Доложили уже и приврали для пущего трагизма. Учишь, учишь - лгать нехорошо... Зря испугалась.
Ася понимала, что Рамуне не просто  испугалась, а перетрухнула изрядно, и ей даже была приятна такая забота. 
- Где Серёжа? Не в отъезде?
- Нет. За мной приглядывает.
- Вставай.
- Садистка.
- Встретим мужа на ногах и при параде.
- Тебе надо, ты и встречай.
- Я бы с радостью, да он на меня и не глянет.
- Ладно прибедняться-то. Как Миколас, почему привет от него не привезла? Тогда что сумка такая пухлая?
- Что, что... от приветов. Ты мне зубы не заговаривай, вставай! Давай, давай! Так... палочку не трогать, за меня не цепляться, потом с тобой целоваться будем. Стоять, стоять! Стоять...!! Ай, молодца!
- Ещё скажи "Ай, браво!" Не в цирке.
- Ха! Наблюдать, как уважаемая дама косолапит да ещё рычит, огрызается... никакого цирка не нужно.  Ну, ладно. Устала? Падай на меня, обниматься будем.
- Нет!! Ты мне всё, что уцелело, переломаешь. И хватит сопливиться в мои волосы.
- Почему ты всегда лавандой пахнешь?
- Не-зна-ю! Мы с тобой об этом уже не один десяток лет говорим. Не знаю я! Всем пахнет, одна я ничего не чувствую и не знаю!!
На выходные приезжал Миколас с младшим сыном. Был разгуляй с шашлыками и цепеллинами. Напелись, наигрались, наболтались. Ася окрепла, повеселела и уже двигалась довольно уверенно (пока с палочкой). Всё-таки любовь, внимание и профессионализм творят чудеса. Не зря "любите друг друга" - главная и, пожалуй, единственная Божия заповедь. Остальное всё приложится. Скоро Рамуне  совсем задёргали звонками из её каунасской клиники и через две недели она уехала домой. Прощаясь, привычно сунула нос в асины волосы:
- Я знаю, почему ты так пахнешь. Тебе каждую ночь горы в зарослях лаванды снятся.
- Снятся... Глупости. А если мне нефтяная вышка будет сниться? Что, мазутом буду пахнуть?
- Я прекрасно помню эту поездку в лавандовые долины, когда вы узнали, что у вас будут близнецы. Помню, как оба были невероятно счастливы.  И до сих пор...  без этого счастья, без любви вы и дня не проживёте. Лаванда - это запах счастья. Ладно. Через месяц у меня юбилей, если помнишь. Чтобы прибыли все пятеро!
- Как же, про тебя забудешь! Есть, госпожа генеральша!
- Да... и никаких клюшек, как у старой карги.
- А кто я по-твоему?
- Трепло. Лаванда - это запах счастья и любви. Изволь соответствовать! Береги его и обещай, что привезёшь в Каунас.
- Слушаюсь, цветочек ты мой родной-любимый.

"Рамуне" значит ромашка, любимый асин цветок.