Новый год в гостинице Украина

                Это  был  1968  год.   В  августе  войска  СССР  подавили  революционное  движение  в  Праге.  Я  заметил,  что,  чаще  всего,  именно  в  августе  происходят   события,  имеющие  мировое  значение  и  оставляющие  след  в  истории.
          В  августе  1812  года  произошла  Бородинская   битва,  остановившая  наступательный  порыв  французских  войск,  что,  в  конце-концов,  привело  к  их  поражению.  В  августе  1914  года  началась  первая  мировая  война,  унесшая  жизни  трех  миллионов  русских  воинов  и  приведшая  к  смене  общественного  строя  в  России.  В  августе  1945  года  американцы  сбросили  атомные  бомбы  на  Хиросиму  и  Нагасаки,  погубившие  сотни  тысяч  мирных  жителей.  В  августе  1991  года  случился  путч  ГКЧП,  ускоривший  смену  общественного  строя  и  развал  СССР.  Путчисты  попытались  по  апробированному  в  Чехословакии  методу  ввести  в  столицу  танки,  но  с  того  времени  прошло  двадцать  с  лишним  лет  и  танкисты  были  уже  не  те,  что  в  Чехословакии,  и  посылали  их  не  в  Прагу,  а  в  Москву.
        А  тогда,  в  Праге,  все  кончилось  печально,  и  не  только  для  чехов,  но  и  для  нас.  Если  бы  их  тогда  не  давили  танками,  а  попытались  понять  и  что-то  перенять  для  себя,  то  не  было  бы  Горбачевского  развала  экономики,  ГКЧП,  и  последующего  развала  союза  и  Варшавского  договора.  И  восточные  европейцы  не  считали  бы  нас  оккупантами,  и  не  было  бы  того  отторжения  и  ненависти.

         Тогда,  в  шестьдесят  восьмом,  я  был  студентом  третьего  курса  Ленинградского  института  авиационного  приборостроения,  а  моя  невеста  училась  в  архитектурном  институте,  в  Москве.  Поезд  «Красная  стрела»  стал  моим  вторым  домом.  Почти  каждую  пятницу   или  субботу  я  садился  в  ночной  экспресс,  и  утром  принимал  в  объятия  свою  любимую,  благо  по  студенческому  билету  проезд  стоил  в  два  раза  дешевле.
          Мы  целый  день  болтались  в  толчее  столичных  улочек,  стояли  в  очередях  на  какие-то  выставки,  концерты,  музеи.  Помню,  как  мы  четыре  часа  простояли  на  морозе  в  очереди  на  привезенную  из  Лувра  выставку  французских  импрессионистов  в  Пушкинском  музее.  Помню,  как,  модный  тогда,  американский  пианист   Браунинг  два  отделения  исполнял   ноктюрны   и  этюды  Шопена,  а  Эмиль  Гилельс  играл  сонаты  Бетховена.
          Ночевать  мы  шли  в  студенческое  общежитие  архитектурного  института,  где  жила  Наташа,  моя  невеста,  в  комнате,  вдвоем  с  подружкой.  Подружка,  при  моем  появлении,  уходила  ночевать  к  другим  подружкам,  оставляя  нас  на  всю  ночь  одних.  Вахтерша,  видя  меня  каждую  неделю,  считала  студентом  архитектурного  института,  а  я,  чтобы  ее  не  разочаровывать,  время  от  времени,  махал  ей  издали  своим  раскрытым  студенческим.  Если  не  вчитываться  в  текст,  студенческие  билеты  наших  институтов  были  похожи,  особенно  издали.
            Время  шло  к  Новому  году,  и  мы  решили  три  праздничных  дня:  тридцать  первое,  первое  и  второе,  провести  вместе  в  Москве.  Тогда  не  было  двухнедельных  новогодних  каникул,  придуманных  государственной  думой,  равно  как  и  не  было  самой  думы,  и  третьего  января  все  приступали  к  работе  и  учебе.   На  праздничные  дни  я  решил  снять  номер  в  гостинице  «Украина».
           Во-первых,  мне  казалось,  что  высотка,  построенная  в  пятидесятых  годах  в  стиле  «Сталинский  ампир»,  лучше  всего  отражает  дух  современной  Москвы,  государства.  Государства,  которое  первым  запустило  человека  в  космос  и  давит  танками  инакомыслие  в  странах – союзниках,  сажает  в  сумасшедшие  дома  и  высылает  из  страны  своих  инакомыслящих.   Во-вторых,  попасть  в  праздник  сюда  было  легче,  чем  в  модную  тогда  гостиницу  «Россия»  или  интурист  «Космос».  Пик  славы  гостиницы  «Украина»  давно  прошел.  Гостями  гостиницы  теперь  были  средние  и  мелкие  чиновники,  работники  горкомов  и  райкомов  партии,  старые  члены  партии  на  пенсии.  Да  и  цены  здесь  были  приемлемыми.  Как  сейчас  помню,  двухкомнатный  полулюкс  стоил  пять  рублей  в  сутки.  Гостиницы  второго  разряда  я  не  рассматривал.
            Номер  я  забронировал  по  телефону  из  Ленинграда,  говоря  о  себе  в  третьем  лице,  как  о  достаточно  важном  комсомольском  работнике,  желающем  встретить  Новый  год  в  столице  нашей  родины,  в  приличном  месте.  В  то  время  по  телефону  можно  было  решить  вопросы,  какие  невозможно  было  решить  в  прямом  разговоре.  Если  бы  я  заявился  к  администратору  и  попросил  для  себя  хоть  какой-нибудь  номер,  то  мне  наверняка  бы  ответили,  что  мест  нет.  Но  когда  я  подошел  к  холеной  женщине  -  администратору  бальзаковского  возраста,  и  сказал,  что  на  мою  фамилию  ленинградский  горком  комсомола  бронировал  полулюкс,  она  посмотрела  журнал,  расплылась  в  улыбке,  попросила  у  меня  паспорт  и  тут  же  оформила  номер.  Телефонное  право  в  СССР  было  выше  закона.  Его  ввели  еще  первые  руководители  государства,  решая  по  телефону  судьбу  родины,  назначая  по  телефону  военных  руководителей  и  командиров  заводов  и  фабрик,  подписывая  по  телефону  смертные  приговоры.  Последующие  руководители  страны  с  удовольствием  пользовались  этим  правом.  Это  было  очень  удобно:  если  ветер  подует  не  в  ту  сторону,  всегда  можно  было  сказать,  что  ты  такого  не  говорил  или  тебя  не  правильно  поняли,  и  ответственность  за  твои  ошибки  ложилась  на  стрелочников.
          Моя  двоюродная  бабушка,  у  которой  я  жил  во  время  учебы  в  Ленинграде,  несмотря  на  преклонный  возраст,  а  ей  тогда  уже  перевалило  за  семьдесят,  работала  заведующей  бакалейной  секцией  в  Елисеевском  магазине,  главном  продовольственном  магазине  города.  От  нее  всегда  вкусно  пахло  кофе  и  пряностями.  Своих  детей  и  внуков  у  нее  не  было,  и  всю  свою  нерастраченную  любовь  она  отдавала  детям  и  внукам  своих  покойных  братьев  и  сестер.
          От  нее  я  узнал  (и  помню  до  сих  пор  этот  замечательный  вкус),  что  севрюгу  предпочтительней  есть  горячего  копчения,  а  осетрину  и  палтус   -  непременно  холодного.  Семгу  же,  следует  употреблять  только  в  слабосоленом  виде,  потому  что  любое  копчение  семги  портит  нежную  консистенцию  мяса.
          Когда  бабушка  узнала,  что  я  хочу  провести  Новый  год  в  Москве,  со  своей  невестой,  она  набрала  различных  деликатесов  в  ассортименте  из  того,  что  было  под  Новый  год  в  Елисеевском  магазине. Завернула  каждый  кусок  в  пергамент,  а,  потом,  в  несколько  слоев  газеты,  чтобы  за  часы  нахождения  в  поезде,  где  нет  холодильника,  рыба  не  ухудшила  свой  вкус  и  запах.   Благоухающий  сверток  хранился  в  холодильнике  до  моего  выхода  из  дома  на  вокзал.
          Наташа,  как  обычно,  встретила  меня  у  поезда,  и  мы  на  метро  поехали  на  Киевский  вокзал,  откуда  по  Шевченковской  набережной  прогулялись  до  гостиницы.  Оформившись,  получив  визитку  и  документы  подтверждающие  оплату  номера,  мы  поднялись  на  лифте  на  свой  этаж,  и  сразу  попали  под  бдительный  взгляд  круглых  очков  коридорной.  Ее  стол  и  шкафчик  с  ключами  от  номеров  были  расположены  так,  что  просматривались  и  выходы  из  лифтов,  и  выходы  с  лестниц,  и  двери  гостиничных  номеров  в  мраморном  ущелье  длинного  коридора.  От  стола  коридорной,  вдоль  всего  коридора,  к  горизонту,  уходила  красная  ковровая  дорожка,  остроумно  обыгранная  в  фильме  Эльдара  Рязанова  «Необыкновенные  приключения  итальянцев  в  России».
          Коридорная,  женщина  далеко  за  пятьдесят,  на  лице  которой  отпечаталась  многолетняя  служба  в  ВОХР,  изучающе  посмотрела  на  нас  и  потребовала:
          -   Документы.
          Просмотрев  протянутые  ей  визитку  и  квитанцию  об  оплате,  она,  не  меняя  тона,  добавила:
            -   Паспорт.
          Паспорт  она  смотрела  долго,  вдоль  и  поперек,  кажется,  будь  ее  воля,  она  бы  и  фотографию  отклеила,  чтобы  убедиться  в  подлинности  документа.   Наконец,  она  подняла  на  меня  очки,  за  стеклами  которых  проскакивали  искорки  ехидной  удовлетворенности:
             -  И  как  вы  объясните,  молодой  человек,  что  прописка  у  вас  ярославская,  а  бронь  вам  выписывает  ленинградский  горком  комсомола?
          У  меня  пересохло  в  горле.  Если  я  сейчас  признаюсь,  что  от  имени  горкома  комсомола  звонил  я  сам,  то  меня  с  позором  выгонят,  как  сына  лейтенанта  Шмидта  в  известном  романе  Ильфа  и  Петрова,  и  Новогодние  праздники  будут  испорчены.  Неожиданно,  мой  инквизитор,  сама  не  зная  того,  пришла  мне  на  помощь:
            -   Ну,  так  кто  у  вас  в  горкоме  комсомола?
          Я  понял,  вот  оно,  спасение.  Еще  Фамусов  у  Грибоедова  говорил  «Ну,  как  не  порадеть  родному  человечку».  За  более,  чем  сто  лет,  ничего  не  изменилось.  И  у  нынешних  властей  радеть  родному  человечку   тоже  не  считается  грехом,  а  так,  грешок,  слабость  человеческая.  Недаром  в  ведомственных  санаториях  отдыхают  дети  и  родственники  высокопоставленных  партийцев,  детей  пристраивают  на  «теплые»  места.  Поэтому,  изобразив  перепуганного  провинциала,  промямлил:
             -   Дядя…   родной….
          Стекла  очков  смягчились,  но  документы  старая   ВОХРица  отдавать  не  спешила:
             -   А  это  кто?   -  кивнула  она  на  Наташу.
             -   Это  гость,  то  есть  гостья,    -   поторопился  ответить  я.
             -   Документы,   -   проскрипела  коридорная.
          К  счастью,  у  Наташи  с  собой  были  и  паспорт,  и  студенческий   билет.  Коридорная  отдала  нам  документы  и  ключ  от  номера,  и  мне,  как  своему,  посоветовала:
              -   Внимательно  прочти  инструкцию  по  пользованию  номером.

          Номер  поразил  своим  потускневшим  великолепием.   Входя  в  номер,  сначала  попадаешь  в  гостиную,  из  которой  дверь  в  спальную.  Стены  и  в  гостиной,  и  в  спальной  покрыты  немного  выгоревшими  набивными  обоями  с  цветочным  орнаментом .  Паркетный  пол  покрыт  лаком,  немного  стертым  в  центре  комнаты.  На  высоких  потолках  лепнина  в  виде  колосьев  пшеницы.                В  гостиной  -  высокий  шкаф  для  верхней  одежды  с  внутренним  зеркалом  на  дверце  и  большое  зеркало  в  дубовой  раме  на  стене,  недалеко  от  входной  двери.  В  гостиной  был  большой  диван  из  коричневой  кожи  и  сервант  с  зеркальной  задней  стенкой,  в  котором  размещались  столовые  приборы  на  четырех  человек:  бокалы,  рюмки,  чашки,  плоские  и  глубокие  тарелки,  вилки,  ложки,  ножи  и,  даже  хрустальные  параллелепипеды – подставки  под  ножи  и  вилки,  которые  на  солнечном  свету  создавали  на  скатерти  различные  интерференционные  картинки. 
          Я,  сначала,  не  мог  понять,  если  номер  на  одного  человека,  то  зачем  в  серванте  четыре  комплекта  посуды.  Потом  сообразил,  что  полулюкс  планировался  под  заселение  в  нем  партийцев  средней  руки,  к  которым  будут  приходить  гости.  А  чем  будут  заниматься  гости  партийцев  после  обсуждения  острых  партийных  проблем?  Играть  в  карты.  А  самая  популярная  карточная  игра  партийцев,  которую  они  переняли  у  свергнутых  буржуев – преферанс,  предполагающий  наличие  четырех  игроков.
          Посреди  комнаты  стоял  удобный  для  игры  в  карты,  покрытый  скатертью,  круглый  стол  с  четырьмя  стульями.  Над  столом,  под  высоким  потолком,  висела  большая  хрустальная  люстра.  Интерьер  комнаты  завершали  цветной  телевизор  Рубин,  прибалтийская  радиола  на  ножках,   двухкамерный  холодильник,  в  который  мы  сразу  загрузили  наши  деликатесы,  и  телефон  на  тумбочке. 
          Особенно  меня  поразила  ванная  комната.  Просторная,  метров  десять – двенадцать,   вся  выполнена  в  мраморе,  со  светло – коричневым  полом  и  светло – коричневыми,  с  розовыми  узорами,  стенами.   Чем  выше  к  потолку,  тем  светлей  становились  стены,  приобретая  светло – кремовый  цвет  чайной  розы.   По  верху  стен  шла  полоска  орнамента  из  малахита,  в  который  была  встроена  подсветка.
           Вдоль  стены  располагалось  биде  и  раковина  с  овальным  зеркалом  над  ней.  Венчала  это  мраморное  великолепие  огромная   чугунная  ванна,  в  которой  даже  я,  со  своим  метр  восемьдесят  два,  мог  вытянуться  во  весь  рост.
          Однако,  время  приближалось  к  полудню.  За  окном  падал  крупный,  пушистый,  новогодний  снег.  Мы  решили  пойти  погулять,  полюбоваться  украшенным  новогодним  городом,  недорого  пообедать  где-нибудь  в  пельменной,  купить  шампанское  и  фрукты  и  не  поздно  вернуться  в  номер.
          Несмотря  на  то,  что  на  улице  было  не  очень  холодно,  часам  к  шести  мы  основательно  промерзли  и,  придя  в  номер,  сразу  же  забрались  в  ванну.  Вот  тут  я  по-настоящему  оценил  ее  габариты.  Это  была  ванна  на  двоих.  Неплохо,  черт  возьми,  проводят  досуг  партийцы:  ванна  и  кровать  на  двоих,  стол  и  посуда  на  четверых.  Хочешь  время  с  друзьями  проводи,  хочешь  с  девушкой.  При  таком  подходе  у  них,  наверняка,  и  служба  по  обеспечению  девушками  есть.  Но  это,  очевидно,  для  постоянных  клиентов,  а  не  залетных,  типа  меня.  Но,  мне  и  не  надо,  у  меня  своя  есть. 
           Часам  к  десяти  у  нас  благоухал  накрытый  стол,  и  мы  сели  провожать  старый  год.  По  телевизору  шел  «кабачок  тринадцать  стульев»,  и  пан  Гималайский  пытался  получить  у  пана  Вотрубы  справку,  что  он  не  верблюд.  Надо  отметить,  что  с  той  поры  прошло  уже  пятьдесят  лет,  наверное,  уже  нет  в  живых  ни  пана  Гималайского,  ни  пана  Вотрубы,  выросло  два  поколения,  в  стране  сменился  общественный  строй,  а  тема  осталась  такой  же  злободневной,  как  и  пятьдесят  лет  назад.  Это  еще  раз  говорит  о  том,  что  счастье  народа  зависит  не  от  общественного  строя,  не  от  той  или  иной  формы  власти,  а  от  людей,  которые  эту  власть  представляют.  Но,  не  будем  о  грустном.  Тогда,  в шестьдесят  восьмом,  за  окном  падал  снег,  по  телевизору  шли  новогодние  передачи,  и  стол  ломился  от  обилия  деликатесов.  Никогда,  ни  до,  ни  после  я  не  видел  такого  количества  деликатесов  на  новогоднем  столе. 
          Толстые,  розовые,  слезящиеся  жиром  ломти  семги,  мы  накладывали  на  мягкий-мягкий  белый  хлеб,  который  купили  еще  горячим  несколько  часов  назад,  палтус  и  осетрину  ели  с  черным  бородинским  хлебом,  но,  все  равно,  было  очень  жирно,  и  жир  стекал  по  рукам,  стремясь  попасть  за  рукава.  Это  казалось  смешным,  и  мы  глядели  друг  на  друга,  и  смеялись.  Прежде,  чем  намазать  на  булку  толстый  слой  красной  икры,  на  хлеб  намазывался  толстый  слой  сливочного  масла,  но  жирным  такой  бутерброд  с  икрой  не  казался,  напротив,  масло  придавало  икре  особую  нежность.  А,  вот  черную  икру,  которая  была  в  маленькой  стеклянной  баночке,  грамм  на  пятьдесят,  на  крышке  которой  был  нарисован  осетр  и  написано  «Икра  паюсная»,  мы  не  поняли.  Через  много  лет,  уже  при  капитализме,  я  занимался  поставками  черной  икры  из  Дагестана  в  промышленных  масштабах.  Несколько  раз  покупал  себе  банки  по  пятьсот  грамм,  чтобы  понять,  что  же  такое  я  упустил  в  юности.  Но,  увы….  Что  не  дано,  то  не  дано.  Зато  я  понял  закономерность:  все  вкусы  и  пристрастия  закладываются  в  детстве  и  юности.
          Неожиданно,  наше  застолье,  было  прервано  телефонным  звонком.  Голос  в  трубке  проскрипел:
          -   Время  двадцать  два  часа  сорок  пять  минут.   Через  пятнадцать  минут  ваша  гостья  должна  покинуть  номер.
Как?  Почему?  Возмущенный,  я  набираю  номер  коридорной  и  слышу  в  ответ:
          -   Я  предупреждала,  что  надо  читать  инструкцию  по  пользованию  номером.
В  мятом  листке – инструкции   в  одном  из  первых  пунктов  был  определен  порядок  посещения  номера  посторонними  лицами.  Оказывается,  посещения  были  возможны  с  девяти  часов  утра  (время  начала  рабочего  дня  у  чиновников)  до  двадцати  трех  часов.
           Я  беру  большую  часть  оставшихся  у  меня  денег  и,  неуклюже,  пытаюсь  дать  коридорной  взятку:
          -   Понимаете,  Наташа  -  моя  невеста,  практически  жена,  из-за  большой  очереди  в  ЗАГС  мы  не  успели  оформить  наши  отношения  до  Нового  года,  но  сразу  после  праздников  оформим,   -   вдохновенно  врал  я,   -   разрешите  ей  остаться,  ну  куда  она  пойдет  на  ночь  глядя,  через  час  Новый  год.  А  эти  деньги  -  плата  за  ее  проживание  в  номере  в  Новогоднюю  ночь.
          Коридорная  с  негодованием  отодвинула  деньги  и  предупредила:
          -   Если  вы  будете  настаивать,  я  сдам  вас  в  милицию  за  попытку  дать  взятку.  И,  вообще,  какое  мне  дело  до  ваших  семейных  отношений.  Если  вы  хотели  провести  со  своей  девушкой  Новый  год,  вам  надо  было  просить  дядю  сделать  бронь  и  на  нее.  А,  сейчас,  ничем  помочь  не  могу.  У  вас  осталось  три  минуты.
           Я  понял,  что  никогда  у  меня  не  будет  доступа  в  этот  закрытый  клуб  партийных  функционеров,  разве  только  что  стать  одним  из  них.  Весь  этот  партийный  и  комсомольский  аппарат,  начиная  от  самого  младшего  инструктора  и  до  генерального  секретаря,  не  что  иное,  как  закрытая  масонская  ложа,  куда  посторонним  вход  воспрещен.
          Каждому  уровню  партийной  иерархии  соответствуют  свои  льготы,  свои  номера  в  гостинице.  Кому-то  разрешается  всю  ночь  играть  с  гостями  в  преферанс,  кому-то  в  номер  приносят  обед  (не  зря  же  там  стоят  глубокие  тарелки),  а  кому-то  в  ванную   женщин  присылают,  и,  чем  ты  выше  стоишь  на  иерархической  лестнице,  чем  ты  старше  и  дряхлее,  тем  более  молодых  и  красивых  женщин  тебе  присылают.
Коридорная  же  четко  прояснила,  что  все  дело  в  наличии,  либо  в  отсутствии  брони.
           Вот  и  стоит  у  подножия  лестницы  толпа  младших  инструкторов,  которые   локтями  и  ногами,  лестью  и  подлостью,  пробивают  себе  дорогу  в  старшие  инструкторы,  а  те  -  в  секретари  райкомов,  горкомов,  обкомов,  члены  ЦК  и  политбюро.  А  наиболее  хитрые  и  подлые,  и  до  генсеков  добираются.  И  все  для  того,  чтобы  иметь  более  высокую  бронь,  по  которой  продовольственные  наборы  повкусней,  номера  в  гостинице  побогаче  и  женщин  выдают  помоложе.
          Новый  год  мы  с  Наташей  встретили  в  метро,  где-то  на  подъезде  к  станции  «Ленинский  проспект».  На  выходе  из  метро  хорошо  была  видна  свечка  ее  общежития.  Я  понял,  что  судьба  решила  надо  мной  вдоволь  насмеяться,  когда  мы  вошли  в  вестибюль  общежития.  На  месте  вахтерши  не  было  знакомой  бабушки.  Вместо  нее  сидела  женщина  неопределенного  возраста,  похожая  на  рыночную  торговку  семечками.
          Внутренний  голос  меня  сразу  предупредил:  не  пропустит.  Как  назло,   сегодня  не  было  не  только  моей  вахтерши,  но  и  толпы  студентов,  за  которой  можно  было  незаметно  прошмыгнуть.  Все  праздновали  Новый  год.
          При  близком  рассмотрении  вахтерша  сразу  заметила,  что  мой  студенческий  из  другого  института,  и,  с  непонятной  для  нее  прытью,  закрыла  турникет,  как  шлагбаумом,  своей  желеобразной  грудью.  Мне  оставалось  только  ждать,  когда  Наташа  договорится  с  кем-нибудь  из  жильцов  комнат  на  первом  этаже,  чтобы  они  распечатали  заклеенное  на  зиму  окно,  и  я  мог  войти  в  общежитие.
          В  начале  второго  я  уже  был  в  Наташиной  комнате,  и  мы  продолжили  праздник.

                Март  2018 года.