Зачем я живу?

     - Как красиво! - подумал Андрей, глядя в чёрный бархат ночного неба, где серебряной россыпью светились далёкие звёзды.

     Он жалел, что так редко поднимал голову вверх, вечно ковыряясь в земле. Часто ссорился с женой, в общем-то, из-за глупостей. И в последний раз, когда с ней виделись, грубо оттолкнул от себя: та не хотела отпускать.

     Той земли, на которой он провел свою жизнь, больше не было. Её смели взрывы мин и снарядов. Как и дом со всей семьёй.
     Поначалу известие о родных приложило к земле, лишило воли. Но глухие крики жёсткого командира бросали Андрея вновь и вновь отбивать каждый метр родной земли у сильного врага.

     - Эй, ты живой? - услышал он молоденький голос и медленно повернул голову. - Как думаешь, за нами придут?
     - Не знаю. Может быть, - ему было всё равно - жить или умереть. - Должны придти, - он решил успокоить молоденького парнишку, с надеждой на него глядящего.
     - Я тоже так думаю. Обещали полгода назад ещё отпустить на недельку, да чего-то пошло не так, видно. Теперь точно отпустят. Настька, - паренёк, подползши, протянул сломанную пополам фотографию худенькой девчонки. - Ждёт меня. Обиделась, что не приехал.
     - Красивая... - Андрей вернул ее. - На свадьбу пригласишь?

     Парень заулыбался, бережно складывая свою любовь под самое сердце.

     - Поживём - увидим. Лёша, - он протянул руку.
     - Андрей. Ты откуда?
     - С Вятки. А ты?
     - А я здешний.

     Леша приподнялся, вглядываясь в темноту.

     - А родители? Жена? Ты ведь женат?
     - Всех покрошило. Не уберёг Бог.
     - Бог? - парень усмехнулся. - Да нету его. Нет. Если бы он был, разве допустил бы такое?!
     - Это как посмотреть.
     - А как ни смотри! Вот ты его видел? И я не видел. Никто не видел! Нигде! Ни
в небе, ни под землёй.
     - А Его так не увидишь.
     - Как - так?
     - Глазами. Его сердцем видишь. Душой.
     - Как это? У сердца ведь глаз нет. Это ж мышца!
     - Ну, если так думать, то и души нет.
     - Нет.
     - Забавно.
     - Что?
     - Ты вот письма от своей... - Андрей вспоминал имя девушки на фотографии. - Насти часто получаешь?
     - Когда как. Война ведь!
     - И ты никогда не переживал, что долго нет весточки от любимой?
     - Переживал, конечно.
     - А что у тебя переживало? Мышца? Желудок? Нога?
     - Ты какой-то странный. Это ж нервы.
     - Это вас в школе так теперь учат? Что нервы переживают? Терзаются сомнениями? Мучаются от неразделённости?

     Андрей замолк, вглядываясь в лицо безусого мальчишки, думая о том, можно ли задать мучающий его вопрос.

     - Скажи, зачем ты живешь?
     - Как зачем? Чтобы жить. Жениться. Детей завести.
     - И всё?
     - Да нет, почему? Учиться, исследовать, завоёвывать новые пространства, строить великое будущее... Да мало ли!
     - А зачем?
     - Чтобы... - Лёша замолк, задумавшись. - Мне кажется, ты зарываешься.
     - Вот допустим, не дай Бог, не станет твоей Настьки, родителей, страны, что ты будешь делать?
     - Буду биться до последнего!
     - А если, вот как сейчас, будешь лежать раненый, и никого рядом, чтобы помочь тебе. Что ты тогда сделаешь?
     - Поползу к своим.
     - А если не будет сил ползти?
     - Буду, значит, лежать и ждать, пока не найдут меня.
     - А если не найдут?
     - Ты пессимистично смотришь на мир. Обязательно найдут!
     - Ну, а все-таки?
     - Тогда я буду мечтать. О том, чего не случилось.
     - Зачем?
     - Чтобы не думать... о смерти.
     - Почему?
     - Если честно, то страшно.
     - Почему?
     - Потому что. Страшно, и всё. Не знаю, почему.
     - Потому что ты не знаешь!
     - Ну и я тебе это сказал. А чего я не знаю?
     - Что там, за порогом... После того, как умрёшь.
     - Никто не знает. Да и нет там ничего. Пустота.
     - Это ты правильно заметил. Про пустоту. Чует твоя душа что-то неладное.
     - Я в том смысле, что после смерти нет ничего. Человек живет только здесь, на этой земле. А все сказки про загробную жизнь оставь старикам.
     - То есть, по твоему, после смерти ничего нет?
     - Нет.
     - И тебя это не волнует?
     - Нет. Не знаю. Может быть.
     - То есть тебе всё равно, что ты жил и "бах" - тебя больше нет и никогда не будет?

     Алексей попробовал представить этот "бах" и то, как он исчезает в пустоте. От таких мыслей у него скрутило желудок, в котором с утра ничего не было.

     - Ты Настю любишь?
     - Конечно. А как же?
     - А зачем?
     - В каком смысле?
     - Ну зачем любишь-то её? Детей можно делать и без любви.
     - Это как-то неправильно.
     - Что - неправильно?
     - Жить без любви.
     - А что такое - любовь?
     - Понятно, чувство.
     - И всё?
     - А что ещё?
     - А мне кажется, что любовь больше Дело, чем чувство. И непростое это Дело. Вот ты любишь Настю. Скорей всего ты находишься сейчас в фазе восторженной влюблённости, которая перерастет, у всех по-разному, года через два-три в лучшем случае в дружбу. И хорошо, если дружба эта будет нежной, заботой друг о друге. Но можно и устать, и начать помаленечку ненавидеть. Да за всё, что угодно! Раньше, к примеру, тебе нравилось, как она смотрела на тебя, а сейчас ты видишь вечный упрёк в её глазах, что чего-то не сделал или сделал не так. И каждый раз, как только она посмотрит на тебя, ты уже будешь напрягаться и нервничать, и вскоре возненавидишь её.
     - Я Настю буду до конца своих дней любить!
     - Это ты сейчас такой храбрый. А пройдет к ней влечение, будешь уставать на работе, да так, что только до подушки. А рядом лежит молодая жена, недоласканная, недолюбленная. А тебе хочется только спать, и всё, что мешает этому, раздражает. И так - каждую ночь. Не возненавидишь ли ты её после этого?
     - По твоему - любовь это только постель? Она больше этого.
     - Скажи еще - выше этого! Не надо её оскоплять. Отношения между супругами объёмны. Но если ты вознамерился только брать от неё, ничего не давая взамен, то вскоре ты исчерпаешь этот источник, разочаруешься в его неглубокости. Когда любишь, то больше отдаёшь, чем берешь. Вот смотри, - и Андрей достал из-за пазухи какой-то свёрток. - У меня есть кусок хлеба. Это благо? Для меня и тебя? Когда я знаю, что ты не ел со вчерашнего дня?

     Алексей громко сглотнул.

     - Но я голоден так же, как ты! И притом, свой кусок ты ещё вчера уничтожил. Но, допустим, я люблю тебя. И потому желаю тебе всё самое лучшее, даже вопреки себе. И отдаю последнее, что у меня есть.

     Он развернул сверток, протягивая его парнишке. Тот испугался.

     - Ты чего? Я не буду! Это ж твоё! Да я и не хочу есть.
     - Врёшь! По глазам вижу! И не надо ломаться передо мной как дешёвка. Бери давай, иначе пристрелю как собаку!

     И он действительно потянулся куда-то в сторону. Лёша, не раздумывая, схватил кусок хлеба и жадно впился в него.

     - Не торопись, никто не отнимет. Подавишься ещё. Не такой ведь смерти ты хочешь?

     Парень благодарно улыбнулся.

     - Жуй медленно, а я немного пошепчу про любовь. Мне кажется, из всех исследователей этого вопроса ближе всех подошел Аристотель. Это про благо, что я тебе в примитивной форме описал. Все, кто жили до него и после, все крутились вокруг да около. Вот и Лев Толстой вроде бы подошёл вплотную, но сияние его самолюбия так ослепило его, что начал перекраивать нагорные проповеди Христа. Я здесь специально не затрагиваю учение Христово, потому как интересно, до чего люди сами докопаться могут. Находили в любви и учение о красоте, и познание, и наслаждение, или просто стремление для воспроизведения наилучшего потомства.
     - А это кто? Про последнее.
     - Начиная с Шопенгауэра и до сего дня что-то замкнуло в людских головах и дальше этого ничего больше не видят. Они не только принизили значение любви, они её деградировали до инстинкта размножения, - глядя в звёздное небо, Андрей неожиданно спросил. - Ты любишь убивать?
     - Конечно, нет. Как это можно любить!
     - Но убиваешь?
     - Я вынужден.
     - То есть ты убиваешь, не любя это дело?
     - Можно и так сказать.
     - Ты плохой солдат. Плохо выполняешь своё дело. Дело надо любить. Иначе халтура выходит.
     - Ты меня запутал. Я защищаю свою родину. Любимую родину. И защищаю всей душой, то есть всем своим существом.
     - Но не любишь убивать?
     - Как можно любить то, что отнимает жизнь! Это психическое заболевание.
     - То есть любить можно не всё?
     - Естественно. Как можно любить врага? Того, кто разрушает твою страну, убивает твоих родных, любимых? Его можно только ненавидеть.
     - Ты его сейчас ненавидишь? Врага?
     - Конечно!
     - Почему?
     - Потому что пришел на мою землю.
     - Нет, именно сейчас, когда ты лежишь рядом со мной, ночью, истекая кровью.

     Лёша задумался, перевернувшись на спину и посмотрел в небо.

     - Наверное, нет.
     - Ненавидишь ли ты его за то, что лежишь сейчас здесь, и возможно умрёшь, так и не женившись?
     - Нет. Жалко только, если это так и будет.
     - Значит ты не ненавидишь своего врага, очень плохой солдат! Так и до любви к нему недалеко!
     - Ну это ты хватил!
     - А чего? Ты думаешь, они здесь все по доброй воле? Что им нравится убивать? Сам же недавно говорил о психическом заболевании.
     - К чему ты?
     - Они не психи. Почти все они здесь насильно, вынужденно, из страха за родных... Я говорил сегодня с одним, незадолго до тебя. Вон он, рядом лежит. Да не бойся ты, помер уже.
     - Ты их язык знаешь?
     - Да так, кумекаю немного. Вот, фото жены его и детей. Просил, если смогу, написать им. Как он их сильно любил.

     Лёша брезгливо взял фотографию, разглядывая незнакомые лица.

     - Говорил, что если б он не пошел, то его бы расстреляли, жену - в бордель, детей - в рабство, родителей - в концлагерь.
     - Как, и у них такое же? - переходя на шёпот и опасливо оборачиваясь, сказал он.
     - Везде одно и то же. Человек повсюду одинаков, со своими амбициями и страстями. Нет, оставь у себя, - Андрей кивнул на фотографию. - Выучишь язык - сам напишешь.
     - Да не буду я! Вообще-то ты собирался написать.
     - Оставь. Послушай меня. Я не смогу. До утра не дотяну. А ты выживешь.
     - Дотянешь! Не сдавайся! Гони от себя эти мысли!
     - Как прикажешь, - он усмехнулся наивности мальчишки. - А карточку оставь. Хотя бы на память. Об этой ночи, - и замолчал, стиснув зубы от боли.

     Где-то совсем недалеко послышался волчий вой.

     - Андрей, ты живой? Уснул? - Лёша обеспокоенно толкал Андрея в плечо.
     - Да нет, задумался просто, - он открыл глаза.
     - О чём?
     - О смысле. Зачем родился, жил. Во что верил.
     - Я верю в светлое будущее.
     - Как-то туманно. Подробнее расскажи.
     - Ну... Что не будет больше войн. Что все будут счастливы. Что всё у всех будет. И все будут довольны.
     - Ты прямо Царство Небесное описал. Такого здесь никогда не будет. Пока жив человек на этой земле, войны никогда не перестанут идти. За кусок посытнее, за женщину красивее. Разве что все в один миг  монахами станут. Да и это вряд ли поможет.
     - Ну почему? Почему ты такой мрачный?
     - Давай на примере. Вот ты вернулся домой. Отыграли победу. Женился. На Насте. А какой-нибудь несчастный влюбленный в нее Серёжа...
     - За ней и вправду до войны Сергей из соседнего двора бегал.
     - ...уязвлённый в самое сердце, что она выбрала не его, подкараулил её и изнасиловал. А потом испугался, что она всё расскажет и вдобавок ко всему убил её. Будет ли для тебя будущее таким же светлым и радостным? Будешь ли ты беззаботно петь песни? Или будешь искать случая, чтобы отомстить? Или смиренно простишь его?
     - Да нет конечно! Он должен быть наказан!
     - А если суд оправдает его - допустим такой невероятный исход! - и он выйдет сухим из воды, не отсидев положенного срока?
     - Тогда я найду его и сам накажу!
     - А если он сильнее тебя и всегда с друзьями?
     - Подкараулю его и глотку перережу!
     - Вот ты сам и ответил себе. Зависть, месть, как и жажда обладания, будет с человеком до конца его дней. И здесь ты ничего не поделаешь. Разве что сам не восстанешь против себя.
     - Шизофрения какая-то!
     - Тебе когда-нибудь хотелось сильно спать?
     - Разумеется. Особенно в последнее время.
     - Но ты должен встать и идти, как бы ни хотелось. Вот это и значит - восстать против самого себя. Победить свою лень, желание понежиться в сладком сне. Или вот, к примеру, тот Сергей. Я выдумал, не надо так напрягаться! Уязвленный Сергей подавляет в себе страсть обладания твоей Настей, сражается до конца жизни со своей похотью. А вы тем временем плодитесь и размножаетесь, совершенно не подозревая о той битве, что идёт рядом с вами.
     - Я бы никогда не поступил как Сергей. В том смысле, каким ты его описал в первый раз.
     - Никогда не зарекайся. Как мне сказал однажды один человек - вот когда в гроб ляжешь, тогда и скажешь. Такое может напасть на тебя, что и в голову сейчас не вместится. Так скрутит, что рассудок потеряешь, не только волю и самоконтроль. Слышал про нашего командира, Иваныча? Про любовь?
     - Нет. А он что, еще любит что ли кого? - Алексей выкатил глаза. - Не поздновато ли?
     - Он с детства дружил с одной девочкой. С детсадика. Вместе в школу ходили. Сидели за одной партой. Все думали, что женятся. Но после школы эта девочка вышла замуж за другого. Родила детей. А Иваныч так и не женился. Один Бог знает, что происходило в его душе тогда, что он вытерпел. Попробуй-ка вынести, когда ты каждый день на протяжении двадцати лет видишь её, разговариваешь, шутишь. Он и сейчас её любит. Но не позволил себе разрушить её выбор. Вот это силища! Титан духа!
     - Интересно, он поэтому такой суровый? Неразговорчивый?
     - Старайся понять людей, их поступки. Тогда и жить легче будет. И для ненависти не останется в тебе места. Ненависть ведь кроме себе подобной ничего не сможет породить. А если мы все возненавидим друг друга, то жизнь вовсе остановится. И исчезнет. Навсегда.

     Вой повторился. Теперь где-то очень близко.

     - Андрей, скажи, а зачем ты живёшь? Мне просто интересно.
     - Знаешь, мне раньше казалось, что настоящая жизнь где-то впереди. Что руку протяни - и достанешь до неё. Я думал, что смысл в семье, дать потомство... Смешно тебе?
     - Звучит как-то... смешно!
     - Когда женился и пошли дети, понял, что всё не то. Не в этом суть. Я ж не племенной бык какой-то! Решил, что главное - работа. Вкалывал и день и ночь. Но как только заканчивалась одна работа и ещё не началась другая, то подступала к горлу такая тошнотворная пустота, что выть хотелось. Со всех сторон кричали, что ученье - свет! Я накинулся на книги, стал проглатывать одну за другой. Здесь была и классика, и научно-техническая литература и... черт ногу сломит. Но ни одна так и не ответила на мой вопрос: для чего я живу? Тут война пришла, и думать стало некогда. И вот сегодня я опять вернулся к этому пресловутому вопросу. За ним ты меня и застал. Я задумался над своей мышиной вознёй на этой земле, чего я добился. Если по человеческим меркам, то - многого. И вдруг всё разом исчезает, стирается в пыль, растворяется в воздухе. Как заново родился. Что мне, опять всего этого добиваться? Но этот путь я уже прошёл, знаю все его повороты и выверты. И вот после того, как сегодня упал, я понял, что ничего не знаю про смерть. Что она такое. Зачем. Почему... Почему одни живут очень долго, а другие умирают, так и не родившись... Я понял, что смерть и есть то мерило, что расставляет всё по своим местам. И что меня ждёт после смерти? Пустота? Я не согласен. Даже обидно становится. Словно обманули. Всю жизнь горбатился - и на тебе, высшая награда: пустота. Ничто. Нет, я в это не верю. Слишком бестолково получается. Вот ты - строишь свое светлое будущее, внезапно умер, и что? Тебе-то что, если хотя бы дети твои краем глаза увидят его, будущее? Ты-то от этого счастливей не станешь. Так как тебя уже нет. И не будет... Я верю в смерть! В её значимость. Смысл. Она будто фиксирует тебя, проявляет как фотоплёнку. Что на ней отснято, то ты и представляешь из себя, с тем тебе и дальше канителиться. Был по жизни раздражительным, то ты и по смерти заберёшь с собой и будешь печатать в вечности только такие фотографии. А другие не сможешь, потому как негативы твои только такие, негативные... И будешь ты злиться на себя, а рядом никого не будет, никто не пожалеет тебя, не успокоит. И только раздражение и злость будут твоими верными спутниками, сжигая в своем нескончаемом огне.
     - Да, весёлого мало. А если я не злой, а жизнерадостный человек? Помогал пожилым, ну там через дорогу перейти, в магазин сбегать. Учился в школе хорошо. Малышей и девушек не обижал. С мамой не ругался. Старался ей помочь по дому, посуду мыл. Никогда не курил. Правда один раз напился.
     - Вот видишь! Все-таки червоточинка есть в тебе. Да и в ком её нет? Главное - не хвалиться своими победами, не превозноситься над другими. Что никогда не курил, когда вокруг тебя все курили. Не пил. Ну и так далее.
     - А как ты думаешь, если жизнь есть после смерти, то куда меня определят?
     - Ты про рай и ад спрашиваешь? Я-то откуда знаю?! Свечку над тобой не держал. Это уж что заслужил. Только есть штука одна, мне еще бабушка моя рассказывала...
     - Икона, что ли?
     - Да при чём тут икона? Покаяние называется. Вот ты натворил дел в своей жизни по горло. И сейчас, лёжа здесь, искренне и глубоко раскаиваешься. Клянёшься, что не будешь больше их делать. Отрекаешься от себя прежнего, гнусного. И собираешься идти дальше другой дорогой. Тогда Бог тебе прощает твои преступления, отпускает твои грехи. Стирает их из твоей жизни. Ты, конечно, помнить их будешь. Но они уже не будут иметь решающего значения после смерти.
     - Как удобно! Значит, можно всю жизнь воровать, убивать, насиловать, а в конце жизни просто так раскаяться во всём - и готово? И первое место в партере!
     - Ты упустил важную деталь - глубоко и искренно. Если ты прожил жизнь вот как ты описал, то не сможешь раскаяться в своих делах, отречься от них, ибо сердце прикипит ко всему, чем окружал себя. И не сможет оставить в последний момент. Будет держаться до последнего вздоха. Да и кто знает час свой? Ты ведь не знаешь, дотянешь ли до утра или проживешь долгую жизнь. Гадай не гадай, дело это тёмное. Не успеешь соломки подстелить перед смертью, так и знай. Заранее надо позаботится об этом.
     - А как? Как позаботиться-то?
     - Ты крещёный?
     - Нет, конечно. А какое это имеет отношение?
     - Прямое! Это как вступить в армию: одеваешься в амуницию, присягаешь родине, воюешь. Вот тебя когда-то окрестили рядовым Ивановым.
     - Солончёвым.
     - Рядовым Солончёвым. И воюешь ты теперь против врагов своей родины, и защищают тебя с тыла и с воздуха, кормят, концерты иногда показывают. Но что они предложат, когда тебя убьют? Посмертно орден? Звание героя? Это редко кому дают. Да и что тебе даст эта награда? Часто запоздалая. Место на кладбище, но не на небе.
     - А ты мне можешь гарантировать небо?
     - Я - нет. Бог - да! Но для начала я крещу тебя.
     - А ты умеешь? Крестил кого-нибудь?
     - Нет. Но кой что помню с детства. Снимай рубаху.
     - А это обязательно? Холодно ведь, - но нехотя всё же стянул её.
     - Вторую тоже. Ты сейчас этим разоблачением отрекаешься от ветхого человека, от жизни греховной и извращённой. Раньше, до греха, люди не стыдились своей наготы, потому как были облечены в Божественную славу и свет, в красоту невыразимую, которая и составляет истинную природу человека.

     Андрей взял его белую нательную рубашку, положил перед собой, прокашлялся и медленно перекрестился.

     - Господу помолимся. Перекрестись. Правой рукой возьми щепотку соли...
     - У меня её нет, - растерялся Алексей.
     - И слава Богу! Возьми как будто она у тебя есть. Прикоснись теперь щепоткой ко лбу, теперь к животу, к правому плечу и к левому. Ты осеняешь Святым Крестом все свои мысли и живот свой, то есть всю жизнь свою, от правого края до левого. О имени Твоем, Господи Боже Истины, и Единородного Твоего Сына, и Святаго Твоего Духа, возлагаю руку мою на раба Твоего Алексея, сподобльшагося прибегнути ко Святому Имени Твоему, и под кровом крил Твоих сохранитися...

     К одиночному вою теперь примешалось ещё несколько.

     - Отрицаешилися сатаны, и всех дел его, и всех аггел его, и всего служения его, и всея гордыни его?
     - Мне чего-то ответить надо?
     - Говори - отрицаюся!
     - Отрицаюся.
     - Отрицаешилися сатаны, и всех дел его, и всех аггел его, и всего служения его, и всея гордыни его?
     - Я ж ответил!
     - Трижды надо.
     - Отрицаюся.
     - Отрицаешилися сатаны, и всех дел его, и всех аггел его, и всего служения его, и всея гордыни его?
     - Отрицаюся.
     - Отреклся ли еси сатаны?
     - Это уже в четвертый раз!
     - Отвечай - отрекохся.
     - Что за слово? Отрекохся.
     - И дуни, и плюни на него. То есть ты сейчас отрёкся от своей греховной жизни и объявляешь войну сатане.

     Алексей повиновался, неуклюже дунув перед собой и плюнув на Андрея.

     - Ты зачем это сделал?
     - Ты же сам попросил!
     - В сторону надо было. Ладно, идём дальше. Обратись к востоку, поклонись. Сейчас будем присягу проходить. Сочетался ли еси Христу? Отвечай - сочетахся.

     Они трижды повторили.

     - И веруеши ли ему? Верую Ему, яко Царю и Богу.

     Алексей старался как мог, произнося чудные слова.

     - Это ты сейчас поклялся никогда не оборачиваться назад, на свою прошлую жизнь, не сожалеть о том, что пошёл этой дорогой. Ты полностью отдаёшь себя воле Того, за кем должно идти, что бы ни случилось, как бы трудно тебе ни было. А теперь исповедуй свою веру в Христа как Царя и Бога. Повторяй за мной. Верую во единого Бога Отца...

     Андрей говорил медленно, задыхаясь от боли. Что-что, а память ему досталась хорошая.

     - Сочетался ли Ему?
     - Сочетался.
     - И веруеши ли Ему?
     - Верую.
     - Яко Царю и Богу, - подсказал он и ещё дважды произнёс Символ Веры и вопросы.
     - Поклоняюся Отцу, и Сыну, и Святому Духу, Троице Единосущней и Нераздельней, - повторял за Андреем Лёша, припадая к земле.
     - Этим ты выразил Христу свою преданность. Благословен Бог, всем человеком хотяй спастися, и в познание истины приити, ныне и присно, и во веки веков, аминь. Владыко Господи Боже наш, призови раба Твоего Алексея ко святому твоему просвещению и сподоби его великия сия благодати, Святаго Твоего Крещения.

     Андрей вытащил фляжку, открутил пробку и поставил её на рубашку, между собой и крещаемым. Слева от фляжки он положил снятый с себя старинный крестик.

     - Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков. О еже освятитеся воде сей силою и действом, и наитием Святаго Духа. О еже ниспослатися ей благодати избавления, благословению Иорданову. О еже прийти на воду сию чистительному пресущественныя Троицы действу. О еже показатися ей отгнанию всякого навета видимых и невидимых врагов. О еже быти ему сраслену и причастнику Смерти и Воскресения Христа Бога нашего. О еже сохранити ему одежду Крещения , и обручение Духа нетленно и непорочно, в день страшный Христа Бога нашего. О еже быти ему воде сей банею пакибытия, оставлению грехов и одежди нетления.

     Он трижды перекрестил фляжку, трижды дунул на неё и трижды же произнёс.

     - Да сокрушатся под знамением образа Креста Твоего вся сопротивныя силы.

     Потом он ненадолго задумался, так что Алексей в нетерпении зашевелился.

     - Елея нет, да и я не священник, так что придётся кое-что пропустить. Подвинься ближе ко мне, чтоб я смог до тебя всего дотянуться.

     Лёша повиновался и простонав, растянулся перед ним во всю длину, перевернувшись на спину. Андрей, каждый раз опуская палец во фляжку, перекрестил ему лоб, уши, грудь, руки и ноги.

     - Приподнимись немного и смотри на восток. Крещается раб божий Алексей во имя Отца... - Андрей плеснул ему на голову из фляжки. - Аминь. И Сына, - снова плеснул. - Аминь. И Святого Духа. - в третий раз плеснув, поставил её на место. - Аминь. Ныне и присно и во веки веков. Аминь, - он светло посмотрел на мокрого паренька, немного улыбнувшись, и тихонько запел. - Блажени, ихже оставишася беззакония, и их же прикрышася греси. Блажен муж, емуже не вменит Господь греха, ниже есть во устех его лесть... Веселитеся о Господе, и радуйтеся праведнии, и хвалитеся вси правии сердцем, - Андрей закрутил фляжку и взял в руку крестик. - Теперь надевай рубашку. Облачается раб Божий Алексей в ризу правды во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь, - и снова тихонько запел. - Ризу мне подаждь светлу, одеяйся светом яко ризою, много-милостиве Христе Боже наш, - он положил фляжку на землю и одел крестик на Алексея. - Возлагается на раба Божия Алексея Крест-хранитель всей вселенной, Крест-сила народов, Крест-утверждение верующих, Крест-слава ангелов и поражение демонов, - Андрей в изнеможении упал на спину. - Теперь ты, заново родившись, стал новым человеком. Ты освободился от первородного греха и сатана изгнался из твоего сердца. И должен жить для Христа, отказавшись от прежней жизни, никогда не забывая данные тобой при крещении обеты. Вся жизнь и учение Спасителя были направлены к тому, чтобы заложить новые духовные начала в человеческую жизнь: чистую веру, живую любовь к Богу и ближним, стремлению к нравственному совершенствованию и святости. На этих началах нам следует строить своё религиозное мировоззрение и свою жизнь. Созидая же свою жизнь на заповедях Христовых, мы утешаем себя мыслью, что Царство Божие непременно восторжествует, и на обновлённой земле наступит обещанный мир, справедливость, радость и бессмертная жизнь. Дай нам Господь оказаться достойными наследовать Его Царство!

     Он замолк и больше не шевелился. Совсем рядом Алексей услышал какой-то шорох и в десяти метрах от него вырос огромный волк. В блике луны его глаза горели жёлтым огнём. Он зарычал и медленно стал к нему приближаться.

     Лёша похолодел от страха, рукой нащупал фляжку и швырнул ею в оскалившуюся морду. Волк оттолкнулся от земли и полетел прямо на него. Под ухом что-то прогрохотало и его придавило мягким теплом.

     - Лёшь?! Лёша?! Ты как?

     Изрядно повозившись под тушей, Алексей свалил волка между собой и Андреем. Тяжело дыша, он опасливо всматривался в мёртвое волчье тело.

     - Я уж подумал - всё, конец. Страху натерпелся, аж в пот бросило. Это ты его?
     - Держи, - Андрей протянул ему нож. - Надрежь около горла.
     - Он, что, ещё живой? - Лёша дёрнулся от волка.
     - Надеюсь, что нет. Настю свою увидеть хочешь?
     - Ещё бы!
     - Тогда режь ему горло.
     - Это что, какой-то страшный обряд?
     - Дура! Пока кровь не свернулась, пей её! Пей и не рыпайся! Иначе сдохнешь как собака, до утра не дотянешь! Пей! Или не видать тебе твоей Настеньки! Пей, твою маковку! Хочешь, чтоб она соседскому Серёже досталась?!

     Лёша схватил нож и ударил им в волчье горло. Шерсть сразу побагровела и из-под лезвия заструился тоненький ручеёк. Он вытащил нож и, закрыв от отвращения глаза, приник к струящейся ране. Вязкая субстанция потекла по горлу, заполняя его пустой желудок. С каждым новым глотком по телу разливалось спасительное тепло, неся с собой тишину и покой.


     - Ну что, волкодав, очнулся? Здоров же ты спать!

     Улыбаясь, на него смотрела молоденькая женщина в белом халате. Алексей оглянулся и обнаружил, что лежит в огромной палатке.

     - А где Андрей? Ну тот, что рядом со мной лежал.
     - Миленький, да там рядом с тобой кто только не лежал! Такого котла я давно не видала, - она аккуратно подвернула ему одеяло под ноги и отошла в сторону, хмурясь. - Живых никого больше не было.

   
     Алексей стал шарить рукой по груди, проверяя, не приснилось ли ему всё, что произошло ночью. Нащупав на шее верёвку, он вытащил из-под головы завалившийся во время сна маленький крестик.