Because

Граждане глотали телевидение со льдом. Ночью хотелось шуметь и жить, а днем спать. Но соседи не давали разгуляться ночью, а с восьми утра сверлили перфоратором. «Чертовы моралисты всегда на стороне жаворонков, а не сов», думал Валтасаров. Чертовы моралисты не только на стороне жаворонков. Они еще на стороне тех, кто закрывает форточки. Как будто задохнуться -нравственнее, чем замерзнуть….
Граждане разжевывали письма, а города, как жернова, перемалывали события в муку повседневности. Где-то какие-то пилоты бомбили очередную «диктатуру», в городе Мезозойске правозащитники спасали от сноса еще одно симпатичное ветхое здание…
Валтасаров почувствовал вдохновение - хотел написать стихотворение, но вместо этого сходил за вином.

Хорошо было играть музыку. Особенно - хорошую музыку. Хорошо было писать стихи. Особенно - хорошие стихи. Прекрасно было влюбляться и тонуть в близости, пока одно такое событии не стало подозрительно походить на другое. Потом, для того чтобы игра в поэтов и музыкантов продолжала казаться реальностью, оставляя ощущение значительности, - все чаще и чаще стало требоваться вино.

Сев на подоконник, Валтасаров сделал несколько глотков. На некоторое время сошло молчание. Под окном текла река, а над рекой был мост. В воздухе то ли дождь, то ли туман, на тротуарах распутица. Валтасарову хотелось поделиться этим своим состоянием с кем-нибудь близко-далеким. Но он вспомнил, что все такие либо замужем, либо за рулем. И вместо этого он закурил и заткнул вино пробкой….
...Почему?
А потом Карина рассказывала Валтасарову сон.
«Стою ночью на Маяковке, в скверике, где памятник «Трем Матросам». Но вместо них там было что-то вроде сказочного домика, вокруг которого бродили некие условные вполне милые существа. Но все будто в другом времени или пространстве и вижу я это по случайному стечению…. Словно знаешь, что спишь, и оттого это кажется настоящим. Именно потому, что знаешь - где-то ты бодрствуешь. Такое бывает.... А потом я отхожу от милых существ и вижу на Маяковке шествие. И идут все какие-то серые бывшие люди. Похожие то ли на пересыльных прошлых лет, то ли на пленных… Тусклые, безрадостные, исстрадавшиеся. Я не могу оторвать от них взгляда. Мне и жутко, и в то же время я понимаю, что мне они не причинят никакого вреда, что они в то же время не здесь, не в моей реальности. И вот идут они, идут как бы сквозь меня, а я смотрю на это. Конца не видно шествию - и все у этого множества людей тускло, страшно и безнадежно. Несут какой-то скарб, детей… Очень спешат. И вдруг я вижу в середине шествия нечто яркое, разноцветное и радостное. Нечто, излучающее счастье…. Смотрю - едет некий экипаж и на нем, представь себе, битлы! Вокруг них, контрастируя с окружающим унынием, происходит музыка; все переливается, сами они выражают любовь, веселье и свободу. «Мне надо туда!» - подумала я. Мне показалось, что главное теперь – вскочить на этот экипаж, прорваться к ним - и все тогда будет превосходно! И я рванулась было…. Но неожиданно с ужасом увидела, что из множества несчастных каждый, особенно те, кто ближе пытаются прорваться туда. Всегда пытаются прорваться туда! Это совсем непросто: какое-то поле делает экипаж малодоступным. Мешает несовместимость настроения, несоответствие заряда, мешает и давка – люди отталкивают друг друга…. А переливающиеся, условные Битлы как бы игриво отпихиваются от пробравшихся ближе счастливчиков ногами. И продолжают смеяться и петь…. И я понимаю, что так вот и будут они ехать, отталкивая несчастных, которые всегда будут стремиться на это сияющие место, изнывая от обожания. И такое положение вещей благодаря тому и существует - и в этом его безысходность. И я просыпаюсь. ...Почему?»

Карина замолчала, а Валтасаров отметил, что метафора ее сна очень отвечает его теперешним мыслям. В конце концов, все, чем они занимались все «детство» - было именно этой попыткой влезть на занятую уже колесницу которая их вдохновляла; а светозарность это колесницы напрямую питалась несметным множеством таких вот Валтасаровых, всю жизнь пытающихся присоединиться, создающих этот движущий ажиотаж. Разница между ними была лишь в том, что кто-то успевал понять этот секрет (как например он) и теми, кто так и падал с удивленно-непонимающим выражением лица под колеса. Именно поэтому туда никого не пускали. «Да ну к черту их всех, наконец!» - с сердцем подумал Валтасаров.
- Знаешь, я раньше не понимал того, почему мой дед говорил нам с папой: - «эти ваши бИтлы», хоть и милую музыку играют, но вы уши развесили впустую». «Неужели», говорю, «ты не слышишь, о чем они поют!» Да все он слышал. А потом, когда все это обуржуазилось…. Дело тут не столько в Битлах – они просто уж символ – потом на лицах двух поколений стало появляться выражение недоумения. Их продолжали и продолжают слушать, оправдывая каждое несоответствие…. Почти все верят в одно и то же. И это, правдивое, легко продавать. Превращая, таким образом, в суррогат. Истина – радость. И на это - монополия.

Валтасаров говорил с горечью, но спокойно. Он давно привык к этой мысли, хотя сформулировал так её впервые. В парке, где они сидели, шла какая-то демонстрация. Среди её участников попадались знакомые, кто-то периодически подсаживался к ним, чтобы выпить. Выпивали тайно, ибо вокруг были полицейские – молодые мальчики с тревожными глазами.
- Монополия на радость – новый вид порабощения, самый скверный подарок современности. Потому что здесь даже не нужно правду по-иезуитски искажать. Достаточно ее лишь патентовать, оставив в первозданном виде, защитить права – и готово к использованию. Монополия. Знак качества. И таким образом самая чистейшая истина обесценивается. Потому что отдает ширпотребом - обесценивается для умных. Для прочих становиться путеводной морковкой у ослика.
Валтасаров сказал и ему самому стало не по себе. Как будто он сам лишил себя всего важного. Однако продолжил:
- И вот появляется в среде умных растерянность и бессильный скепсис. У них отобрали флаг. То, чего тысячи лет не могла добиться вся меркантильная система порабощения, решается одним махом. Раньше эта борьба была внешней. Что бы продать истину, надо было ее хотя бы исказить. Искаженная она все же теряла свое качество. Теперь – нате вам чистый товар!
Кто-то забавлялся, дразня полицейских. Однако уходить не хотелось. Голоса вокруг стали громкими, похоже, что-то назревало. Валтасаров откупорил еще бутылку.
- Помните, какие раньше тут деревья росли? Лет за десять самые главные деревья города исчезли. Как будто все в порядке. А мы этим людям концерты играем…. На Белинке, напротив современного торгового центра, росла старая ива. Видимо, она появилась там раньше «хрущевок». Каким-то чудом осталось с прежних времен, когда не было асфальта. Совершенно не городская, крепкая и кряжистая. Меня однажды задирал какой-то барбос – он орал мне что-то вслед, даже обернулся. И со всего размаха врезался своей верблюжьей головкой в исполинский сук этой ветлы. «То-то, думаю, знай наших!». Когда ее спилили, я подобрал этот сук – а он огромный был - и принес домой, где он и лежал потом…. Непонятно, зачем спилили. Вокруг даже не было построек, которым дерево могло бы угрожать. А около моего дома на Невзоровых была замечательнейшая целая геометрическая система высочайших лип. Они представляли странную симметрию, хотя росли довольно далеко - через несколько домов. И самое удивительное – это феноменально! – что их кроны полностью повторяли друг друга в зеркальном отображении. Посередине стояла огромная, в несколько обхватов, самая высокая липа. И ее крона была симметричной. Эта липа была как бы центром пентаграммы. Этого явления невозможно было не заметить. Благодаря его этот квартал, состоящий из трехэтажных домов становился каким-то волшебным, особенным. И их спилили. И знаешь, почему? Они затеняли цветы, которые по весне высаживали местные благообразные бабушки! Дольше всех держалась большая старая липа. К ней просто не знали, как подступиться. Но потом повалили. Хотя никаких цветов под ней не сажали.

...Почему?

. ……………..

Рядом с Валтасаровым вместо Карины почему-то уже сидел скромного вида милиционер. Валтасаров мотнул головой - милиционер не исчез. Зато протестующих стало меньше, все разбились по каким-то группам, смеркалось. Милиционер внимательно слушал. Как будто бы его звали Никитой….


- Небезынтересно слушать гомон птиц, в мире повсеместный заговор тупиц! – продекламировал вдруг милиционер. Валтасарову понравилось.
- А к «Трофиму» как ты относишься? – спрашивал милиционер. Валтасаров положительно относился к Трофиму.
- Вот они смотрят на нас и, наверное, думают: о чем это мы беседуем? А мне какая разница…. Дали бы вы мне лучше огниво...
Однако, через некоторое время Валтасарова куда-то увлекли. Вместе с небольшой группой людей, среди которых был пьяница Денис, в куртке-«косухе» и спортивных штанах, который уже в ментовской «газели» стал бить себя в грудь и представляться оскорбленной жертвой режима. Насколько можно было судить, он попал сюда, как и Валтасаров, случайно, безотносительно митинга. Тем не менее, он сохранил у себя водку, что сделало поездку нескучной и придало происходящему своеобразия и романтики.
Вообще, Валтасарову стало как-то весело. Их повезли в отделение на Маяковку. Задержанные оказались в основном случайными персонажами, кроме одной только девушки в длинном шарфе, которая называла себя «правозащитницей». Она все время звонила по мобильному телефону и отрывисто выкрикивала в него что-то. Девушка заметно волновалась и смотрела возбужденно поверх голов. Жаль было двух молодых людей, тоже случайно попавшихся. Похоже, что они находились под действием табуированных законом веществ, что, будь оно обнаружено, грозило последствиями. Поэтому они не разделяли оживления «политических» - «правозащитницы» и бравирующего Дениса – и сидели, надвинув капюшоны на лица. Водку, однако ж, стали пить все - кроме наркоманов и девушки в шарфе; она ощущала себя на переднем крае борьб, а это исключало легкомыслие. Один из наркоманов потом сдался и все-таки махнул водки, после чего оказался дальним валтасаровским приятелем по имени Мишаня.


Правозащитницу отпустили почти сразу – она все время чем-то угрожала, на что-то намекала и вообще, говорила много, бравируя знанием конституции, чем порядочно всем надоела. Бюрократам не место в обезьяннике. Мишаню с другом тоже отпустили, сказав, что они «у нас уже были». Осмысливать это Валтасаров не стал, классифицировав как среднестатистический бытовой абсурд… Самого Валтасаров и какого-то еще дядьку долго о чем-то расспрашивали. Среди прочего о том, не били ли он стекло третьего дня в заброшенном здании на Воробьевке - «Одет, вроде, интеллигентно, а что творишь?!» - сфотографировали в фаз и в профиль, после чего отпустили, впаяв штраф за распитие пива на стадионе ДИНАМО, на котором Валтасарову не приходилось бывать больше десяти лет. Не повезло Денису – его прессовали грубее, долго думали, как с ним быть - в итоге задержали в участке. Видимо, как политического. Сослужило службу его излишняя бравость и потасканный вид….

На улице была ясность и необычайная предутренняя тишина, нарушаемая чириканьем какой-то птахи. «Небезынтересно слушать гомон птиц, в мире повсеместный заговор тупиц» - вспомнил Валтасаров и улыбнулся. На душе было легко.
Вадик Цветомузыка появился из-за угла. Он подошел к столбу и внезапно поклонился ему. Валтасаров окликнул Вадика.

Рассвет они встретили, бредя по Маяковке. Валтасаров и Цветомузыка шли в обнимку и делали зигзаги - больше для того, что так было надо, а не от вина – и периодически отпивали из горлышка бутылки, которую Вадик держал в руке. Иногда они не очень стройно пели:

«Because the sky is blue, it makes me cry.
Because the sky is blue....»


Валтасаров поднимал вверх указательный палец и восторженно восклицал: - «Потому что сильный ветер уносит мой ум!» Каково, а?! «Потому что небо голубое, мне хочется плакать!» Все. Что прибавить?.. – и дальше обязательно следовало крепкое словцо.

-«Love is old, love is new
Love is all, love is you»…

Рассвет высветил памятник трем матросам. На Маяковке показался красный трамвай. Когда он приблизился, Вадик и Валтасаров стали падать перед ним ниц, а потом встали на рельсы и осыпали проводницу воздушными поцелуями. Та открыла им двери вагона - и трамвай понес их наверх, к Скобе.

P.S. – Пожалуйста, поймите Валтасарова. Он не один такой.


08.05.13