Семейная сага-3

«Эгей! Теть-Маруська! Эгей! Теть Маруська!  – вопим мы с Софой  и носимся из комнаты в кухню по длинному коридору 24-й квартиры. Т.Маруся на работе. Перед этим она произнесла какую-то нравоучительную речь, коей и вызвала наш приступ веселья. Мы зовем соседку Очкар-Оглы, а папу порой величаем  в мамином стиле  –  Васюта, и вовсе не потому что так непочтительны. С Т.Марусей мы вообщем-то дружим. Софа  советуется с ней  по поводу шитья(обе неплохо шьют) и даже порой  секретничает по поводу амурных дел (первых девичьих),а меня т.Маруся  брала  на Первомайскую  демонстрацию , к своим родственникам в гости и  даже соорудила из остатков ткани, из коей шила себе платье, – сарафанчик в горошек.


*Мы переехали в новую квартиру. В 24-ю. Красный дом. Именно там суждено было мне провести лучшие годы своей жизни. Тогда я об этом еще не знала. Квартира показалась большой, светлой. Что-то очень незнакомое и непохожее после Щепкинского полуподвала. Родители и Лазик разгружают вещи. Из комнаты соседей – звуки баяна. Большой мальчик (Вовке тогда было 11 лет) сидит на чемодане (впрочем, не уверена, что это был чемодан) и  нажимает на кнопки.
Звуки этого баяна и еще Вовкиного магнитофона сопровождали все 15 лет в 24-й квартире. Иногда Вовка при открытом балконе с громкими колонками-усилителями слушал эстраду и рок так, что «Тот двор» сотрясало. Помню, т. Лена Фрейдина очень возмущалась. Вовка много читал, отдавая предпочтение фантастике, которая навевала на меня тоску (я барышня незамысловатая – люблю ясность и простоту), но, когда читать было нечего, все же выуживала кое-что из васильевской библиотеки.


*Т. Маруся зовет меня свистушкой и болтушкой и следит за моим лексиконом. Мне б и в голову не пришло самой, что, к примеру, выражение «кое-что и сбоку бантик»  означает что-то неприличное.


*В первые годы у нас бывали общие застолья (дальше закапризничал папенька). Однажды у нас в комнате отмечаем какой-то праздник. Присутствует т. Марусина племянница с сыном Павликом. Он маленький, большеглазый. Залез под стол, что-то там коварное делает. Папа ему: «Ну-ка, вылезай, голубчик!» – Я больше не буду! Я буду голубчик! – запротестовал пацан. «Я буду голубчик!» – вошло в семейный лексикон. Сколько там было всякого, от разных персонажей! Т.Фандосины (репертуар!..): «Сейчас будет кровь на стенах!», «Умираю под бандитскими руками!», «фармозонка», «Вана! Я выливаю на тебя таз!» – от какой-то бабки-узбечки из эвакуации, которая с час грозила внуку, но так ничего и не вылила на малолетнего проказника… И много чего еще.

*Я люблю смотреть т. Марусины старые журналы – мод, «Огоньки», «Работницы»…Мода 50-х кажется жутко смешной и старомодной. Гораздо более старомодной, чем сейчас, почти полвека спустя после  того как.


*Т. Маруся строга к сыну Вовке и мужу д.Вите. Держит их в руках. Д.Витя тихий пьяница. Незлобный. С годами все больше. Уезжая в Гусинозерск к маме, Аська просит т.Марусю: «Тетя Маруся, не бей д.Витю. Он  ведь тоже человек.». Заплакли оба – и  умиленная т.Маруся, и  благодарный  и от жалости к себе дядя Витя.
 
*Аську соседи обожают. Балуют. Угощают. Играют  с ней в карты и лото. Рассказывают сказки. Читают ей. Иногда она засыпает у них на диване под какой-нибудь фильм по телевизору,  и д.Витя бережно несет ее к нам в "детскую" и укладывает в кроватку.

*Зачиталась новой книжкой. Аська играет в куклы. Перед этим я придумала ей сюжет и распределила роли. В квартире мы одни. Все на работе. Оторвалась от книжки – Аськи рядом нет. Вышла в кухню, проверила туалет и ванную. Слышу голоса из комнаты соседей. Видимо, уже дома. Заглядываю. Картина маслом! За столом д. Витя с друзьями. У всех «нолито». Аська стоит с поднятой рюмкой и произносит тост. Мужики  ржут. Врываюсь в комнату и вырываю рюмку из малышкиных рук. «Да не волнуйся ты!  Это ж ситро", –  оправдываются мужики.
 

*Т. Маруся слушала книги. Выставляла "громкие колонки" в коридор и под какую-нибудь «Женщину в белом» занималась дом. хозяйством: готовила на кухне, стирала в ванной. Сколько раз я просыпалась под эти повествования. Это тоже был звук родного дома.

*С Вовкой мы дружили. Он опекал меня как старший брат, заступался перед мальчишками, катал на велосипеде  вдоль завода до Большевиков, на санках (иногда в Советском саду с гор), учил географии (у них висела большая карта мира, а я со времен Щепкина любила географические карты, у нас  там тоже висела – СССР,  где я показывала местонахожднение родного папы – Дальний Тоток).
 
В пору  середины 70-х (не помню,  в Красном, или уже в 15-м доме)Валька на скамейке (наши как раз были в отпуске и Софа присутствовала тоже), со смешком спросила у Вовки, ожидая услышать что-нибудь для себя приятное и, будто искренне не понимая: «Удивляюсь я тебе, Васильев! Сколько лет с такими красавицами в одной квартире жил, а женился на мне!» –Дурак был, – коротко охладил ее Вовка к вящему удовольствию присутствующей тут же мамы.

«Таня, ты помнишь на Луговой, у Люси-Ванны?» – вопрошает мама. –  Как сейчас помню, мам. – Мусик постоянно забывает, сколь несмышленой я  покинула улицу Луговую. Лет двух, пожалуй. Надо сверить по папиным письмам и телеграммам с Дальнего Тотока. Его. Свои мама когда-то давно (вот не помню: во время окончательного расстава или гораздо раньше – очередной ссоры в Красном доме?) уничтожила. Торжественно рвала и жгла в надежде привлечь его внимание.  А жаль. Там было много интересной информации о нашем детстве и, возможно, что-то еще, полезное, для родословной.  Впрочем, вряд ли много. Помню, что основное содержание заключалось в бесконечном выяснении отношений и «любовных играх». Помню, как в детстве мы с Софой напали на эту «Новую Элоизу» и уписывлись, негодяйки,  со смеху, читая вслух и комментируя родительскую «эпистолярию». «Моя жена, моя подруга!». А папино программное (то, видимо, еще до Тотока: «Деньги – прах. Одежда тоже. А любовь всего дороже», –  стало просто родовым проклятием. С тем и идем по жизни все. В результате – ни любви (разве она такой бывает?..), ни денег, ничего из того, что  им сопутствует.

*
Про Луговую. Иногда мерещится, что я помню вкус заварного и сливочного кремов, которые мы объедали из больших тазов – соседка т. Феня (Феня и Нестор. Она «простолюдинка»,  он – из дворян) пекла торты на заказ. Но скорее это – из рассказов, позднейшие наслоения.

*Мы с Софой (они приехали в отпуск) идем зачем-то ко мне в интститут. По дороге на Радищева встречает ту самую т. Феню. Радуемся друг другу. Софа расспрашивает ее о  знакомых, о ней и ее племяннице. – Убили. – ответствует т. Феня. – Как?! За что?! – горестно восклицает Софа. – За красоту. –  лаконично отвечает т.Феня, будто удивляясь нашей тупости. За что, мол, могут еще убить? Исключительно –  за красоту.

*У нас много фото этого  старого домика – пер. Луговой,8. И Фимка как-то фотографировал, и с беременной Динкой ходили фотографироваться и даже вовнутрь заходили,  где были приняты армянской семьей  –  нынешними квартирантами). И с Сонькой  не раз фотографировались на фоне. "Родовое гнездо»,  и название  теперь соответствует. Наверху вывеска – «Яйцо». Такой бизнес у новых хозяев. Они строят рядом новый добротный дом. Как-то ехали с сестрой в трамвае мимо: "Представляешь, я когда-то не доставала до этого  окна!" Хотя домик основательно врос в землю за  годы, но... Рассказала Соньке. Восхищена: "Моя бабушка была меньше меня?!"

*Щепкина помню чуть-чуть. Я, гордая,  стою у крыльца 42-го дома в новой беличьей шубке (папа прислал сразу две  – ее и кроличью), а соседские Райка с Яшкой(брат и сестра)выдергивают из нее клоки меха. Я стою, как истукан, и только гордые  слезы льются из глаз. Из школы идет Софа и видит эту картину. Вихрем налетает на моих обидчиков и колотит их портфелем по спинам и по головам.  Через полчаса  к  нам приходит мать юных хулиганов т.Рива(она замужем за своим родным дядей. И то сказать, не пропадать же добру! В евр. семьях такое случалось, когда барышня бывала не из тех, кто нарасхват и уже засиживалась в баришнях). Она пытается возмущаться  и вещает про избитых детей, но… Не на тех напала! Мама быстро ставит ее на место и восстанавливает справедливость.

* Софа была моей защитницей и Всем. Старшая сестра. Воля. Однажды у меня украли санки, и она отправилась их искать. В каком-то дворе на нее набросилась овчарка и прокусила ей палец. Софин согнутый мизинчик…Ей поставили распорку, но у нее не хватило терпения носить ее долго – мизинец не распрямился.

*«У меня сестра  есть –Таня. Так сестрица ничего.
Ну  а если уж заплачет, не удержишь ни за что.
Таня ножкой затопочет, Таня громко закричит.
Таня сразу будет драться. А потом пойдет играться»
– мой портрет не скажу какого года..

*Мне 4 года. Мы с мамой лежим в детской больнице на Дружининской. Софа стоит под окном и смотрит на меня с нежностью и жалостью. Глаза ее полны слез. Она боится, что я умру.

*В полуподвале на Щепкина уютно. Таинственный полумрак. Вязаные скатерти, салфетки, накидки и подзоры. «Фрум, у тебя каждый день – как на Пасху». Мама горда.


*«Сюма, дай морковку», – заглядывает к нам в окно маленькая Ирочка. Маленькая – значит меньше меня. Наверное,  лет трех. А мне пять. Мама очищает морковки и раздает нам. «Я когда-то любила детей! – удивляется она себе в старости. Странно, но сейчас я понимаю ее. А я  так просто тряслась над любыми – сопливыми и страшненькими когда-то. Маму любят дети и куры. У нас куры.  Они гуляют по Щепкина стаей, а когда возвращаются, стучат к нам в окно и мама пускает их во двор. Мама любила вспоминать, что маленькая Танька могла за раз съесть 4 (огромных!) яйца и пять больших котлет. Литр молока с пачкой печенья. До больницы я хорошо ела, и щеки были видны из-за спины (так говорит Софа). А потом рот закрылся.

*Из тех, пятнами памяти запомнившихся, первых своих  лет. Щепкина. Мы с Софой накатались на санках. Замерзли. Мороз был! Пришли домой, и мама посадила нас у печки (там была печка! И спросить сейчас не у кого), поит горячим чаем, а ноги  – в духовке. Мама в хорошем расположении духа. Пришло письмо от папеньки с  Дальнего Тотока. Это мое – «Тоток.» – Где твой папа, Танечка?! –  На Дальнем Тотоке – отвечаю я, трех-четырехлетняя,  и, залезая на стул, тычу в геогр. карту – туда, где пребывает мой далекий папа. Софа смеялась потом: «Ушел казак  на войну. Бросил дома он жену. Бросил свою деточку. Дочку- малолеточку».Такова наша с  сестрой, сыном, Аськой беспапная  (у меня малопапная)  се ля ви. Софа мне: – А не родись, не родись байстрюком!» – Ничего подобного! Я в законном браке была рождена – нашей мамы с твоим папой! – Свидетельство о рождении у меня на пять лет моложе меня, уже после Дальнего Тотока.( Впрочем, не только у меня. У некоторых моих знакомых то же самое) А до того я  была Танечкой Островской.

*Я проглотила монету – и испуганная Софа ведет меня искать маму – она у своей подруги на Щемиловке.  Кажется, ее зовут тетя Мотя. Сказки про т.Мотю рассказывала мне мама и Софа, а потом я – подружкам в Красном доме. Всякие небылицы. Засыпая: «Мама, ну расскажи про тетю Мотю». Лето. Жарко. Я испугана: «Соф, я умру?»  Маму находим. Монетка (небольшая, двухкопеечная) была благополучна потом найдена в горшке.

* Обиделась на родителей и собрала свои пожитки. – Куда ты собралась, Танечка? – Ухожу. – А где ты будешь жить? – В дупле. – А есть что будешь? – Вы будете мне приносить. Где-то на старой Щепкина было дерево с тем дуплом, куда я собиралась переселиться в свои пять лет?

*В день приезда папы (кажется, это был ноябрь) мама купила мне вкусные конфеты-батончики. Помню свое: «Лучше бы он приехал со своими гостинцами потом, а сегодня у меня и без того есть батончики». Я была экономной и не  по годам рассудительной. Уже тогда хотела растянуть хорошее во времени. Понимала, что такое: разом густо, разом пусто. Помню, мы втроем куда-то идем. Еще помню, что папа привез маме  черную дубленку, которую она почему-то называла кожух. Еще не было моды. А себе он привез какой-то черно-рыжий полушубок из  экзотичного какого-то  меха. Про наши с Софой подарки не помню. Но, конечно, были.

*Одно, почему-то запомнившееся, из разочарований раннего детства. Родители взяли меня в кино! «Бродяга». 2 серии. Но сеанс вечерний – и меня не пропускает контролер на входе. Уговоры насчет того, что она будет сидеть тихо и не мешать никому, не помогают. Меня срочно скидывают к т.Фраде. Стало быть, скорей всего фильм идет в Щепкина – т.Фрадя жила недалеко, в старинном красном доме в стиле «модерн». Там мной никто не занимается, мне скучно и очень обидно. В серванте, за стеклом, стоит вазочка с шоколадными конфетами, которые мне никто не предлагает. Горькая обида на судьбинушку:  как я хотела сидеть с родителями в кинозале и смотреть про приключения индийского бродяги! Э-эх, маленькая Танька! Как много еще тебе предстояло  тогда разочарований, обид, неосуществленных мечт!..

*  Красный дом. Почти час дня. Бабушка  наконец нашла меня, загнала домой со двора, намазала зеленкой сбитые колени, обобрала репьи из длинных волос, помыла их и почти насухо вытерла полотенцем («парикмахерка!»). Потом накормила обедом и заплела косы. Все это споро и ловко – за полчаса. Я учусь во вторую смену. Вся  из себя пристойная  иду в школу и успеваю к первому уроку. Жаль, что бабушка жила у нас неподолгу. Все больше у т.Ани.

*Бабушка приготовила обед, убрала квартиру и отправила Тайбеле за цветами на полянку. Мы с бабушкой обожаем полевые цветы. На полянке около Красного дома – филиал Стрелецкой степи: разнотравье, разноцветье…Ромашки, кашка, разные колокольчики, разные лютики, разные клевера и чего только ничего!.. Я обожаю собирать букеты! И вот – последний штрих в убранной квартире – огромный полевой букет на столе! А  в бабушкином Токмаке цвели маки – целые поляны. Я узнала об этом в эру Интернета, когда стала  активно изучать свои прародины. Как жаль, что память (даже свежая,  детская) не запечатливает навсегда, как компьютер, все, что слышишь от старших в детстве! Бабушка же многое рассказывала! И я слушала и расспрашивала!

*Помню, как бабушка осветляла мне  на балконе волосы  в мои 17(пришла к  т.Ане  на Заводскую с гидроперитом), а в детстве – как она бежала в комнату,  услышав  в кухне еврейскую мелодию по радио, чтобы включить погромче(бывали иногда такие чудеса в передачах по заявкам или в «Рабочий полдень»), как плакала она, как испугалась (и испугалась,  мелкая  я)  тем самым 12 апреля 1961 года, когда прозвучал голос Левитана: «Внимание! Внимание! Через минуту – важное правительственное сообщение! И какое облегчение, когда передали про Гагарина.  А на Урицкого, помню,  один обед в честь еврейского праздника(что это было? Скорей всего-рош-ха-шана). Фаршированная рыба, кугел и еще что-то специфическое. Как-то т.Ане удалось тогда все это собрать?.. Ах, как скромно, говоря мягко,  жили мои родные большую часть своей жизни!..

* «Люта, ататули та!» – это все песни, которые Лорка помнит в бабушкином  исполнении (а она помнит бабушку дольше и больше меня). Бабушка тетешкала Эдика на колене и пела  эту потешку. Очень созвучно маминому «Люка, а бабеле». Судя по всему оттуда и пошло, неосознанно.

 *В моем младенческом репертуаре были песни (песня) из репертуара сестер Бери. Меня ставили на стул,  и я пела: «Ой, койфшен, койфшен папиросен!..» Думаю, что научила бабушка или, к примеру, ее еврейская подруга тетя Хана.
 
*Еще мудрая бабушка научила меня так отвечать на досужий вопрос: «Кто ты, Танечка: русская или еврейка?» – «Половина – сахар, половина – мед». Какому дураку,  интересно, приходило в голову задавать столь сакраментальный вопрос  младенцу?..

*– Прасковья Ивановна, завяжите мне книпел, – прошу я в первом классе на уроке труда. Проскуша недоумевает: «Как ты сказала?». В итоге, удалось договориться: мне нужно закрепить нитку в узелок на конце. Бабушкина речь – это смесь русского и украинского с активным вставлением идишских  словечек. Когда мама с т.Аней пытались что-то скрыть от наших с Софой ушей, Софа смеялась и переводила мне весь текст, а то и вставляла свои пять копеек в диалог сестричек на чистом идише. Во-первых, ее первые годы прошли с бабушкой, во-вторых, она прекрасно знала немецкий, так что не на тех напали. Да и речь курских евреев  маминого  поколения это уже: «Ин кладовке, афун полке, стоит банка мит шметанке…»


*Бабушка, по Лоркиным воспоминаниям, была своенравной. Командиршей. Чуть что не по ней, –  ставила ультиматумы. Настаивала на свивальниках для Эдика, пеленала  жестко, чтобы ноги были прямыми и вообще  – по правилам. Лорка протестовала. «А, ты хочешь пеленать по-советски? – обличала  Сарочка. – Хорошо. Тогда я ухожу ! Сама няньчи как хочешь.» Бедная моя бабулечка. Она привыкла быть главной в своей довоенной семье. Дедушка был мягким и покладистым.