Старик

 
   Старик жил на окраине села. Напротив его дома шелестел листвой небольшой берёзовый колок, а за ним простиралась бесконечная степь. Старик прожил долгую жизнь, в которой было всякое, но считал, что ему в этой жизни повезло. Он  уже давно жил один, и это не пугало и не тяготило его.

- Господи, много ли мне надо при моей старости, - беззвучно шевелил он губами, - колодезная студёная вода есть, хлебушек, горячая картошечка, запечённая в печи, больше мне и не надо ничего.

  - Пойду за околицу, гляну на степь.  Посмотрю, что там деется?

   Старик надевал на широкие плечи старый пиджак, который много лет назад носил его единственный сын, такую же старую фуражку, калоши, брал костыль и шёл из избы на улицу.

  Дом был большой, с высоким крытым крыльцом и светлой верандой. Когда-то в нём жила большая семья, а теперь дом был пуст. И только тишина перешёптывалась в тёмных уголках, да иногда разбежавшийся на степных просторах ветер стучал в окна.

  Наваливаясь на костыль, шаркая ногами по пыльной тропе, открыл небольшую калитку и побрёл к леску. Тихонечко переставляя свои большие и натруженные ноги и дырявя мягкую лесную землю своей палкой, не останавливаясь, прошёл по небольшой лесной тропке зелёный  колок и вышел на открывшееся пространство распростёртой степи.

  Он шумно  вдохнул,  втянув в себя воздух.

- Ох, как вольно дышится!  Степь-матушка, какая же в тебе свобода и чистота!

   Старик замолчал. Положив обе руки на ручку костыля, навалившись на него всем своим грузным телом, он словно замер, и глаза его, почти не моргая, устремились куда-то в бесконечность. Взгляд  голубых, не выцветших с течением времени глаз,  был спокоен. Старик постоянно вытирал  набегающую слезу: зимой от мороза и белизны снега, летом от палящего солнца, весной от сильных ветров, так буйно гуляющих по зелёной степи.  Лицо его было свежим, розовый румянец несколько молодил его лик. Морщинки, разбегающиеся словно лучики, не старили и не безобразили облика. Опрятная небольшая кудрявая борода обрамляла лицо, а искорка, часто украшавшая его взгляд, говорила о некой светящейся внутри него радости и неиссякаемом оптимизме обладателя этих удивительно красивых глаз.  Седина старика была необычно голубой. Весь его облик, его степенность и неспешность говорили о жизненной силе и душевном величии.  Нос с небольшой горбинкой, поседевшие брови, разделённые бороздой глубокой складки лобных морщин, подчёркивали недюжинную красоту, которая не померкла с годами, а только обрела новые оттенки.

   Старику уже давно перевалило за сто лет. А он всё жил и жил. И каждый новый день его продолжающейся жизни он начинал со встречи рождающегося утреннего солнца в степи. Вот и сейчас он, казалось, застыл в неподвижности, ожидая начала нового дня и пробуждения жизни. Заключалось всё это в утренней предрассветной степной тишине.

   Луч солнца блеснул на небосклоне, и степь ожила. Первыми о начале летнего дня возвестили птицы. Радостные стрижи поднялись в воздух и замелькали в своём молниеносном полёте, жаворонок разлил свою трель с небесных высот, и лёгкий ветерок, наполненный густым ароматом степных трав, подгонял начало нового дня. Мелодия степи дополнилась стрекотанием кузнечиков, жужжанием пчёл и лёгким шелестом прозрачных крыльев больших стрекоз. Степь ликовала. И всякий её обитатель вносил маленькую частицу в эту всеобщую радость.

  Лицо старика озарила ласковая улыбка. Он любил этот мир, несмотря на прожитые годы, не перестал удивляться его многоликости. Любил этот кусочек земли, где когда-то родился. Произошло это здесь, в степи, в разгар летнего сенокоса. Его мать родила сына прямо в только что смётанном стогу, а тятя, приняв на руки малыша и отделив его от чрева матери, высоко поднял своего первенца, с ликованием сердца возвестил миру о рождении нового человека.  Так потом и звал его Степняком и Сыном степи.

  Да, он и впрямь чувствовал себя таковым. Степь давала ему силы, в трудную годину кормила его семью нелёгким крестьянским трудом. Она всегда отвечала ему взаимной любовью и теплом.

  Разные люди приходили сюда. Некоторые сеяли смерть, голод и горе. Но они уходили, и степь рубцевала эти шрамы человеческих судеб. Старик никогда не покидал свой дом. Приходили новые люди, они шумом тракторов будили вековую тишину степи, и она наградила их хлебом. Росли новые сёла, рождались дети. И у него родился сын... Но рано покинул отца. Вслед за ним ушла жена, выросли и выпорхнули из родового гнезда внуки. Он не держал их. Верно, не вселилась в их плоть эта нескончаемая тяга к земле.

  Старик приложил свободную руку к глазам и напряжённо стал всматриваться вдаль.  Степь, обожжённая летним палящим солнцем, покрылась бурыми пятнами сухой травы, ковыль длинными метёлками словно посеребрил сединой её лик. Седая степь, как и старик,  понимали и слышали друг друга.

От земли поднялось марево, начинался новый день.