Девушка из спичечного коробка

      - Похожа на спичечный коробок, - вздохнула Ольга, с порога оценивая комнату, которую открыла риелтор. - Площадь  десять метров? –  Тетка энергично кивнула:
      – Почти.  Девять с половиной.  Да вы проходите, не стесняйтесь, смотрите всё!..
     - Девять с половиной, спичечный коробок!.. Стол компьютерный, диван, шкафчик для посуды, для одежды что-то – это всё остается?..  – Обстановка была более чем скромная.
     - Конечно, и холодильник! Хозяин уезжает в Москву, компьютерщик, говорит, что оставит всё, если покупателю нужно…
     - Окно старое, мутное, - Ольга все еще сомневалась, брать или не брать эту каморку.
     - А что вы хотите за такие деньги?! Я думаю, поторгуемся, он скинет тысяч пятьдесят! – бодро сказала риелторша. – Окно пластиковое поставите, обои свеженькие на свой вкус, комнатка в общем чистенькая, без запахов. – Ольга кивнула, подошла к окну, потрогала старую чугунную батарею. Третий этаж…  Внизу гаражи, котлован заброшенной стройки. Тоска! Правда, береза под окном высокая красивая. «Белая береза под моим окном!..»

     Это была пятая комната, которую она посмотрела «за такие деньги». Хотелось скорее закончить.  Длинные грязные коридоры общежитий, будто присыпанные пылью, пахнущие туалетом, и  обшарпанные лестницы привели ее в полное уныние, вызывали брезгливость и отчаяние. Она чувствовала, терпение вот-вот закончится. «И по цене ничего, если пятьдесят сбросит. Правда, размером со спичечный коробок, зато своя. Своя!.. А то работаешь, чтобы купить еду и заплатить за квартиру. А это тот же взнос в ипотеку, - уговаривала она себя. - Скачешь с кочки на кочку, все время бойся, что тебя выгонят с квартиры. И потом  - отсюда до работы пешком пятнадцать минут. Это главное!..»

      Риэлторша, нюхом чувствуя, что клиентка вот-вот решится, додавила ситуацию:
      - Я думаю, пятьдесят скинет точно! Скажем, девушка, симпатичная, ремонт нужен, пол застелить линолеумом. Зато здесь на пять семей и коридор чистый, туалет прибранный, подъезд более-менее, не так воняет как на Железнодорожной, что вчера смотрели! Алкашей не видно. А главное – срочно,  хозяин уезжает! Берите, не прогадаете! Он обязательно скинет!

     Толстая прокуренная тетка, как цыганка, сверкала карими глазами.  - Документы готовы, завтра у меня этой комнаты еще два показа! Один из клиентов второй раз решил посмотреть, хорошего жилья за такую цену, чтоб не пахло, не воняло – мало, а вы все-таки девушка…  Причем симпатичная! Вам только перекантоваться! Замуж выйдете и продадите! – сочиняя на ходу, привычно тараторила она.

    «И продадите, почти психолог» … - усмехнувшись, подумала Ольга. – Хорошо, беру, но мне нужно срочно, заявка на одобрение кредита в банке закончится через неделю! А хозяин, вы говорите, уехал в деревню к родне.
     - Сегодня позвоню, примчится! Молодой, неженатый, ни сзади, ни спереди. Видно, парень неплохой, скучно ему стало в нашей дыре, в Москву решил податься, счастья искать! – засуетилась риелторша. Ольга кивнула. – Позвоните мне, когда приедет! И про торг не забудьте, без скидки я не возьму! Если он согласится – сразу в банк позвоню. Скажу, что определилась с жильем…


     Ипотека была смешная, не ипотека, а ипотечка в полмиллиона, но на десять лет, поэтому прирастала  большим «хвостом». Сто тысяч Ольга с трудом накопила сама. «Ничего, мне не привыкать! Сколько себя помню, всегда жила с сестрой в спичечном коробке! Зато свое жилье! - подбодрила она себя. - Одноклассницы даже смеялись: двое из ларца, одинаковых с лица…  Потому что близняшки…».
Сделка состоялась в конце следующей недели. Продавец, высокий нескладный чернобровый парень лет 28, ей понравился. «Похож на ботаника, который все свободное время проводит у компа, наивно полагая, что из него вылезет девушка для знакомства. А глаза хорошие, я бы с ним познакомилась, но такие нескладные не умеют знакомиться, только глаза  обещают чудо…» - мельком подумала она.  «Александр Рябков, Саша, значит», - прочитала в договоре и тотчас забыла  фамилию.
    
     Продавец все время  молчал и странно смотрел на нее, обескураженный  тем, что она согласилась купить его комнатеху. Только когда подписывали договор, кашлянул и сипло спросил:
     - Комната совсем маленькая, вам не тесно будет? 
     - Ничего, я с детства жила в спичечном коробке. Желаю удачи в Москве!
Он кивнул, застенчиво моргая: - Спасибо, вам тоже удачи!  Два дня дадите вещи забрать, полы помыть?.. – Неожиданно широко и открыто улыбнулся.
     - Хоть три! – улыбнулась Ольга и подумала: «Положительно, я бы с ним познакомилась…».  После сделки она поехала на съемную квартиру, потихоньку  паковать вещи в чемодан и сумку, посуду - в две картонные коробки, которые попросила в магазине. Переселяться решила, когда Саша управится и позвонит.


                ***

       Хорошо запомнилась последняя поездка со съемной квартиры до работы. Жила она на окраине, и на автобусе с пробками приходилось ехать около часа ежедневно. «Теперь будет с чем сравнить, - с облегчением  думала она. – Это не 15 минут ходьбы до офиса…».
       Что может быть угрюмей и обреченней   автобуса, застрявшего в пробке ранним утром в провинциальном городе. Люди спешат на работу. На полчаса застряв в дыре во времени, звонят и предупреждают начальников и сослуживцев о том, что возникла «опухоль» по вине непроснувшихся водил легковушек, или сбрендивших автобусеров. В окнах видны помятый бок или  аккуратный «поцелуй» неразминувшихся машинок, рядом - пара гаишников, деловито пишущих в своих бумагах. Впереди, сзади, сбоку стоит или медленно ползет по обочине разного вида транспорт, в нем  злые водилы и нервные пассажиры.
      
      В автобусе у всех студентов в ушах наушники, они клюют носами, досыпая. Рабочие дядьки в темных куртках и вязаных черных  шапках, все как одна похожих на перевернутые горшки, звонят по мобилам и предупреждают Колю, Васю, Мишу: «Как чего? Пробка! Ты там сам разруливай», - и дальше мычание с непечатным текстом: «Когда? Не знаю когда! Когда кишка рассосется, блиннн!..». Женщины лет сорока-пятидесяти, как сороки, вертят головками в вязаных шапочках, помятые, недоспавшие, нервные.  Напряжение растет. Запищит мобильник, и кто-то с лопнувшим терпением полушепотом закричит: «Да ползем, ползем! Скоро буду! Екарный бабай…». 
      
      «Пробки стали такой же неотъемлемой частью жизни, как дырка в кармане, которую невозможно зашить, потому что надо менять пальто…», - вздохнула Ольга, глядя в окно.
      Сколько часов в неделю поглощала эта черная дыра? Пять умножить на два туда - обратно. Ужас! А в месяц – около двух суток, а в год?! – мысли потекли дальше. - А в жизнь?.. Сколько лет пришлось бы мне сидеть в этой автобусной пробке?..  А потом, запыхаясь, влетать в офис.  Стоять в собачьей стойке с улыбкой: «Здравствуйте!» - и совать в нос мобильник каждому  ротозею, который забежит в салон  с красивым названием  «Мегафон-Лайф» - от холода или во время дождя…


      Уже три года Ольга работала  менеджером в мобильной лавке, продавала телефоны. Зарабатывала  в режиме траты зарплаты «на унитаз и тетку», у которой снимала комнату  с незакрывающимся окном. Хоть самой пластик ставь. Баба Дуся так и говорила: «Дует?! Поставь пластиковое, у меня нет денег!..». « Прощай, баба Дуся, ставь окно сама, лапуся...».
Ольга не была авантюристкой, не верила в счастливый лотерейный билет. Хотя в чудо, может быть. Но оно где-то там,  за пределами ее существования, и было просто  приятно знать, что оно бывает. У  кого-то.  А в жизни всё сложнее. Это она уже поняла в 27 лет.

     … Автобус  проскочил пробку. Обрадованный водитель нажал на газ, дернуло так, что пассажиры повалились друг на друга, но все с облегчением выдохнули: «Теперь вперед!» Было бы хорошо, вот так и в жизни выскочить из пробки, на которую похожа эта жизнь. Еще пара остановок. Вспомнилась мама, которая всегда знает, как жить и что делать!…


                ***
      - Зачем было учиться пять лет на учителя, чтобы продавать мобильники?! Ладно, Аленка недоучилась, у нее ребенок и муж. А ты?  – удивленно восклицала мама, когда она приехала домой летом три года назад и объявила, что больше в школу ни ногой. – Может, все-таки отдохнешь и останешься в школе? Первое время всем тяжело, привыкнешь. Зарплата хорошая, посмотри, у нас на селе только учителям завидуют, остальные копейки получают. Может, передумаешь?.. -  с надеждой уговаривала она. Ольга упрямо покачала головой: «Вопрос решен!»
Аленка с Олей - близнецы, похожи как две капли воды. Только Аленка хохотушка, со всеми легко общается, от парней отбою не было. А Ольга, в сравнении с ней, на два тона темнее. Серьезная, и доверяет не всем, приглядится, стоит ли. К таким и ребята сразу подходить стесняются.
 
      «Красивые у тебя девчонки, Люся! Похожи, как две капли воды, только блестят по-разному, и жизнь у них совсем разная будет», - как-то вскользь заметила соседка. «Ты хочешь сказать, у Ольки хуже будет?» - сердито спросила мать. «Что ты!.. Сразу – хуже! Ни лучше, ни хуже, судьбу Бог дает, ему видать, кому что дать!». 


     У сестры со школы всё ладилось легко, будто сверху лепилось. Звали ее взрослые и дети не Леной-Еленой, а Аленкой. Мать всегда ставила ее в пример Ольге: «Вот Аленка, а ты…». После школы Оля и Аленка вместе поступили в пединститут. Оля - на филологию, Аленка - на географический. Поселили их в разных общагах, и Ольга с облегчение вздохнула: наконец-то закончится всеобщее внимание к их одинаковой внешности.
      
      Аленке быстро Бог «судьбу» дал. На факультете молодых людей было достаточно, она познакомилась с Сергеем Певуном. Через полгода переехала жить на квартиру, которую подарили ему родители. Когда Аленка забеременела в конце первого курса, молодые расписались. Студенты, денег на свадьбу не накопили, здраво рассудили его родители. Но событие отметили за большим семейным столом в просторной квартире родителей Сергея.

      Мама из деревни приехала и Ольга из общаги – вся Аленкина родня. Но сестра держалась молодцом, шутила и веселила всех. Светло-русая, глаза синие, с искорками, модная стрижка каскадом и платье васильковое, которое отлично сидело на стройной фигуре.  Сергей смотрел на нее влюбленными глазами, и она на него. Родители улыбались, глядя на свое чадо и покровительственно на Аленку. Как такую обаяшку не принять. На Ольгу переводили взгляды, чтобы сравнить, - понимала она. Сестра выглядела ярче и красивее, хоть и близняшка. Вот что значит энергетика! – было написано на их лицах.

      А Ольге Сергей не понравился сразу, как только она с ним познакомилась. Аленка пригласила ее в гости. Сидели за столом на кухне, пили чай. «Красивый парень, но  улыбка с оскалом, лицо становится кривое и недоброе. И шутит, чтобы выделится: какой я умный! Шутки по большей части пошлые. Я бы в такого не влюбилась…» - подумала она. Тогда, словно прочтя ее мысли, Сергей посмотрел на Ольгу и подмигнул, завидуешь, мол, скромница, завидуй молча! – Ольга опустила глаза, а он победно заржал. До чего противный смех…  Ольге стало не по себе.
За праздничным столом Ольга с матерью сидели как не в своей тарелке: бедная деревенская родня. А родители жениха хвастались нажитым: две квартиры, машина, дача, накопления. И мама, по-житейски радуясь  за дочку, внезапно расплакалась. Вытирая мокрые глаза, шепнула Ольге: «Что-то сердце сжало, сама не знаю с чего…». Это было предчувствие.

     Не доучившись, Аленка родила Анечку. Малышка была беспокойная, много плакала, и  Сергею быстро надоело играть в семью. Частенько, не доходя до дома, он сворачивал в ресторан «Райский уголок», и там засиживался допоздна. Его родители помогали Аленке с ребенком деньгами, но уже недовольно смотрели на нее: теперь с таким «хомутом» не выучишься и его не удержишь, - было в этих взглядах.
«Пора выходить!..» - Ольга протиснулась к выходу, спрыгнула с подножки и побежала в завешанный рекламой мобильный салон «Мегафон-Лайф» на  известной автобусной остановке.


                ***

      Менеджер Дима - худой прыщавый блондин в костюме на два размера больше его длинного  нескладно свинченного тела Буратино был уже в офисе за стойкой.
      - Как всегда опаздываешь, Петрушечка! – он выразительно глянул на часы. – Гоша уже звонил, интересовался, где ты. Я сказал, в пробке, как обычно.
      - Пускай интересуется, - Ольга исподлобья посмотрела серо-синими глазами.
      - Так ить опять кричать будет!
      - Покричит и перестанет, ты, Димочка, работай, старайся. Премию зарабатывай. А то Ленка любить не будет без мороженого.
      - Ох, и вредная ты, Петрова, недаром Гоша говорит: я бы давно ее уволил за опоздания, только у нее продажи получаются больше всех, вот и держу. Открой секрет, Петрушечка, как у тебя это получается? Я вроде больше стараюсь, а люди к тебе идут!
      - Потому что я к людям не пристаю, как банный лист! А жду, когда они ко мне сами пристанут! А ты у них без конца свои мобильники попрошайничаешь, будто на хлеб подаяние. Я бы у тебя тоже покупать не стала!
     - Ох, и вредная ты, Петрушечка! Опять не выспалась? Гоша говорит, справки оформляла. Ипотеку взяла, комнату купила?! Молчишь, никому не говоришь… Скрытная ты, Оля Сергеевна!
     - А ты, Димочка, обрадовался бы, если я тебе сказала, что хомут на шею надела, теперь за работу держаться буду, тебе конкуренцию составлять сто лет и не опаздывать?
     - Прямо так и сто… - по-детски надулся он.
     -  Ну 99! Тебе повезло, ты с квартирой встречаешься, вот-вот отношения узаконишь!
     - Не с квартирой, а с Ленкой!
     - Ты на нее, когда пришел, вообще ноль внимания обращал, мне глазки строил, пока не узнал, что у нее квартира есть, а у меня нет.
     - Ты же сама мне от ворот поворот дала! А Ленка…
     - Иди, Димочка, иди, вон уже первый клиент появился!
«Человек – это сандвич, есть пласты души, между слоями бытовухи, которые никому не хочется показывать», - подумала Ольга и вздохнула. Взяла айфон. По привычке пробежала глазами переписку с Вадимом.
     - Привет, зайчик!
     - Привет, волк!
     - Не забывай мою колыбельную: Придет серенький волчок и ухватит за бочок. Скоро приеду, чмок в щекуньку и ухвачу за бочок!
     - Жил был у бабушки серенький козлик… - язвительно отписалась Ольга.
 

                ****

       С Вадимом она познакомилась здесь же в мобильной лавке два года назад. Однажды туда зашел долговязый, небритый очкарик, голова втянута в плечи, одно плечо чуть выше другого. Таких она называла «офисный планктон».  Минут пятнадцать он рассматривал модели айфонов, не обращая на нее и Диму никого внимания.
       – Показать что-нибудь? – не вытерпела Ольга. Он, хмыкнул, смерил ее оценивающим взглядом с головы до ног, прищурив глаза, игриво спросил:
       - А что вы, девушка, мне покажете?!
       - Что-то вас, наверное, заинтересовало? – нахмурилась Ольга. – Если нет, извините, - она развернулась, чтобы уйти и не мешать.
       - А если меня заинтересовали вы?
       - Очень приятно, я не продаюсь.
       - Тогда покажите вон тот айфон, - быстро сказал он, не давая уйти. – Кажется, он интереснее вас.
       - Я очень рада! – Ольга открыла стеклянную витрину и с усмешкой протянула ему мобильник.
       - Мена для обмена?! – подмигнул он. – Я покупаю мобильник и две чашечки кофе вон в той кафешке, - он показал пальцем через стекло на противоположную сторону дороги, - когда освободитесь. Пойдет?..
       - Не пойдет!
       - Тогда не куплю мобильник! Вам же нужна выручка? А я хочу с вами познакомиться и свидание назначаю!.. Берем-с?
       - Берите!..

                ***
       
      В соседней кафешке они поболтали ни о чем, обменялись телефонами, электронкой. Назавтра Вадим уехал в Москву, где работал системным администратором в торговом центре. А здесь остались родители, школьные друзья, по праздникам тянуло домой  на пару-тройку деньков. Так начался «роман по электронке», временами перемежаясь «главками» из настоящей жизни, когда он приезжал. Не то чтобы Ольга была рада этим отношениям. Но в целом, они скрашивали будни. Других подходящих женихов не было. А Вадим умен, общаться с ним было интересно, хотя до тошноты недоволен жизнью. В прошлом году в той же кафешке, когда они пили капучино, Ольга не вытерпела:

      - Всё ноешь и ноешь, как больной зуб! Сходи к стоматологу и успокойся! Тебе ведь 34, на восемь лет больше, чем мне. Всё у тебя плохо, всё не так. Женись на красивой обеспеченной тетке в Москве, и всё будет хорошо! Послушаешь, вон их сколько, богатых и одиноких! И вообще, люди с таким настроением меня гнетут!.. – она нервно вскочила и быстро ушла в офис. Вадим за ней не побежал, а вечером прислал электронное письмо.

       «Оленька, не дуйся! Ты для меня Подсолнушек, всегда лицом к свету, я так не могу! Иногда чувствую, как половину моей души  накрывает тьмище! Чувствую, как она ползет, и во сне вздрагиваю от кошмара. Как ты можешь быть всегда повернутой к свету, вот секрет, поделись? Мы с тобой одной крови, ты и я…».
«Наверное, ты, Маугли, никогда не бродил в дождь по дороге, просто так, в никуда? Струи шпарят сквозь тебя, небо и земля сливаются, и ты понимаешь, что ты тут просто гость, пассажир из переполненного автобуса, которому разрешили посмотреть на этот пир. Ты букашечка, а они – дождь, небо и земля – едины. Они тебе только на сегодня подарили вечность на зеленом листике, в котором ты, как на лодочке, правишь в никуда.  Зато какой  пир они тебе подарили, буйство красок, как пахнет землей после дождя, зеленью, парящим асфальтом на летней улице. Разве можно после этого не любить жизнь, каждую ее минуточку и не быть лицом к свету?..

       «Мудришь ты, Подсолнушек, и где набралась столько… мокроты?! Вообще, я не люблю дождь… Хмуро, серо, сыро…».
       «Эх ты, Маугли из виртуальных джунглей! Ты же забыл, как грибы осенью в лесу пахнут.  Как же ты к свету повернешься? Чтобы к свету - надо  любить простую жизнь букашечки-таракашечки! За то, что она есть! А ты только мозгами живешь. С помощью своего эй кью хочешь разогнаться и перепрыгнуть всю бездну вопросов. Не получится! Из себя все ответы не высосать, спрашивать надо глубину, которая сверху, можно ли войти?!».
       «Можно войти, ты меня пустишь, когда я приеду?..»
       «Зачем? Ты меня не слышишь, Маугли. И никогда не поймешь…»


                ***

        - Можно вас, девушка! Я хотел бы посмотреть эту «Сонечку»… - Ольга быстро закрыла электронную почту.
        - Пожалуйста, последняя модель…  Ой, это опять вы, Олег Сергеевич, я же сказала, что у меня есть мальчик, мы встречаемся и скоро поженимся!
        - А что вы сегодня делаете после работы? – упрямо гундосил полноватый лысый молодой мужчина под сорок, старался встать как можно ближе к ней, пожирая глазами, тяжело дыша слюнявым ртом. – Положительно я без вас не могу! Две косички, море глаз, приглашу сейчас на вальс.
       - Дима, позови Гошу!..
       - Ухожу! Но завтра я приду снова, Оленька! – он положил на стол-стойку жалкий букет мятых вишневых астр.
       - Люблю цветы, но эти несчастные, сколько он на них сидел?! – Ольга брезгливо выбросила букет в урну.
       -   Когда, наконец, отстанет от тебя этот придурок, – ворчал Дима, - так он нам всю клиентуру  распугает. Тетка увидела эту сцену, сунула мне в нос мобилку - и бежать...
       - А я-то тут причем? – нахмурилась Ольга. – Этикет не позволяет с клиентами грубо разговаривать. Я ему повода не давала, он сам прилип.
       - Ты, Олька, сама по себе повод! Две косички, море глаз!.. Особенно для всяких сомнительных личностей, они на тебя липнут, я извиняюсь, как мухи на ээ…  Скажи, например, зачем ты прикормила бомжа? Он, слава Богу, в магазин не прется, знает, выгонят взашей, но рожу багровую часто у витрины корчит, выглядывает тебя, улыбается, грязной лапой машет. Гоша ему тогда что-то сказал, неделю не показывался. А вчера смотрю, тебя не было, опять рожа в витрине. Я ему кулак показал, а когда вышел, он: «Где моя Мадонна!» - хрипит, а от самого мочой разит на километр… 
       -  Жалко было, вот и отдала ему свою еду. Есть не хотела! Это тебе,  Димочка, на всех плевать, кто ниже тебя расположился.
       -  Простите, я его бомжом не делал! Пущай работать идет, на хлебушек зарабатывает. Если каждого встречного жалеть, на себя копейки не останется!..
       - Ты его жизнью интересовался?
       - Прости, Петрушечка, я не цыганка с подворотни! И ручку он мне не озолотит. Да и тебе тоже, жалостливая ты наша!..
       - Этого дядьку, между прочим, черные риелторы без квартиры оставили. Напоили, завезли куда-то, избили, чтобы бумаги подписал – и всё. Ты бомж!..
       - Чур, меня, чур! - перекрестился Димочка.

                ***
          
        После обеда позвонила Светка Иванова, университетская подруга,  она приехала из Москвы на оформление приватизации родительской квартиры, где была ее доля. Хотела встретиться после работы. Встретились в «Блин-хаусе».
На Светку столичная жизнь повлияла положительно. Она стала раскованней и энергичней, хотя осунулась, повзрослела, у глаз легли первые усталые морщинки.
     Уехала она, закончив «туристический» факультет. Работала в гостинице «Интурист» на ресепшэн, жила с мальчиком-программистом, который мечтал свалить в Германию и экономил каждую копейку. Он тоже был из провинции. Родители  в свое время купили ему квартиру-студию в ближнем Подмосковье, за Домодедовом. Однако двадцать семь - это не двадцать лет. И энтузиазм в покорении столицы у обоих потускнел и вытерся.

      Светку зарплата в сорок тысяч вроде бы ее устраивала. Но житье на окраине заставляло вставать в 4-5 часов утра, бежать на газель, выстаивать длинные очереди, потом ехать на метро до места работы. Итого два часа каждый день утром и два – вечером, не жизнь, а конвейер. Подумав, они решили снять комнату ближе от работы. Но то, что дешево, было настолько замызгано и не прибрано, что вызывало удивление у «понаехов», как коренные москвичи могут так убого жить?.. Впрочем, те, кто живут с комфортом, комнаты «понаехам» не сдают. На какое-то время они сняли крошечную комнатку в центре.
 
       Вечером Олег, купив пачку пельменей,  скрупулезно сводил дебит с кредитом, мечту с действительностью. Пока единственное, что они могли позволить себе -  купить в отпуск  путевки заграницу и попутешествовать. Будущее по-прежнему маячило в серой дымке тумана. Олегу тридцать, но какие там дети! Где их растить и на какие деньги?.. И у Светки копилась усталость, нужно было что-то делать, но что?..
       -  Обратно «в провинцию» - ни за что!.. - устало вздохнула она, ковыряя вилкой остывшие блинчики с медом. – А ты как? Замуж не собираешься? Как твой Вадим, по-прежнему красиво пудрит мозги? В Москву не зовет? Как Аленка?
       - Вадим зовет в Сочи на три ночи. Я две недели назад купила себе комнату, теперь ипотеку платить буду. Экономить!.. А Вадим, как дым: то появился, то рассосался. 
       - Ой, правда?! Молодец! Когда новоселье праздновать будем?! – ожила Светка, забывая последний вопрос.
       - Когда ремонт сделаю, приедешь, приглашу. А пока на ремонт денег не хватает.  Кризис,  работаем, как Христа ради просим, чтобы мобилки купили. В выходные хожу в бассейн, езжу к Аленке нянчить племяшку.
       - Да, Олька, ты как была добропехой, так и осталась, - посочувствовала Светка. -  Пора уже серьезно о личной жизни задуматься. У тебя свободного времени больше, чем у меня. А ты племяшку нянчишь! Аленка родила, сама воспитывать ребенка должна.
      - У тебя есть Олег, - возразила Оля.  – А она – фактически мать-одиночка, хоть и замужем, и сейчас болеет. Если я не помогу, то кто?..  Ты же знаешь, мы - близнецы, я нутром чувствую, как нужна ей сейчас моя помощь.
      - Мы давно живем с Олегом как друзья, вместе, чтобы  легче за квартиру платить! Пять лет уже живем,  – отмахнулась Светка. – А прынца на белом коне всё равно хочется! Хотя понимаю, нужно жить с тем, кто достался. А ты сама себе принцесса, стоит только захотеть!..
      -  Ты же знаешь, в нашем Мухосранске  принцев нет. Все умные да ушлые в Москву да Питер подались за лучшей жизнью. Вместе с твоим Олегом пельмени лопают, да копейки в кошельках считают, которые остаются после того, как за жилье отдадут. А местным мальчикам, особенно тем, что с деревень понаехали,  хоть лягушонку, но с коробчонкой подавай. Ничего не поделаешь, кризис!
      - Что-то совсем у нас, взрослых девочек, скучный разговор получился! – зябко потянулась Светка, распрямляя затекшую спину и плечи. - А Аленка чем болеет, простыла?
      - Простыла… - коротко сказала Оля. – У Аленки всё сложно, говорить не хочется. А то совсем настроение испорчу и тебе, и себе. Давай закругляться. Я обещала после работы к ней заехать, надо успевать!..


                ***


       Через день позвонил бывший хозяин комнаты, спросил: 
       - Вам точно всё оставить: шкаф кухонный, стол, диван? Он, вообще-то, нестарый, год назад купил. Если что не надо, вынесу на помойку, чтобы вам потом мороки не было…
       - Пускай стоят, пока не разбогатею! У меня своей мебели нет, - ответила Ольга. Саша помолчал, потом сказал:
       - Знаете, до сих пор в шоке, что вы купили эту комнатеху…
       - Почему?! – искренне засмеялась Ольга.
       - Ну, вы такая… яркая… И, как мышонок… в коробок… - он смущенно кашлянул.
       - Да вы не переживайте, не приживетесь в Москве – приезжайте, обратно верну! - пошутила Ольга. – Я здесь всё переделаю, не узнаете, самому понравится!
       - Правда, можно будет зайти, посмотреть, как переделаете?! – удивленно, по-детски  спросил он.
       – Конечно, счастливого пути!.. – засмеялась Ольга.


                ***

       За неделю после вселения в «коробок» Ольга познакомилась  со всеми жильцами коммуналки.  Девушка из соседней комнаты, невысокая, плотненькая, с бойкими черными глазами, представилась сама.
       - Как зовут новую соседку? – спросила, когда Ольга с чемоданом и картонными коробками стояла у двери, с непривычки дергая туда-сюда неподдающийся ключ.
       - Ольга, а вас?
       - Можно без вас, а фамилия?
       - Петрова…
       - Петрова!.. - мечтательно вздохнула она. - А меня Настя Бык. Господи, и везет же некоторым с фамилией! Ивановы, Петровы, Сидоровы живут себе припеваючи. А я - Бык, и всё тут!..
      Ольга пожала плечами, устало возразила: - Так уж и припеваючи?
      - Конечно! У нас на работе Мармеладкина, досталась же фамилия, приделай крылышки и лети по жизни с гордо поднятым клювом. А я - Бык…  Даже познакомиться по-человечески с мужчиной нельзя! Не веришь?
 
      Вчера  сижу в кассе, подкатывает смуглый, животик круглый, брови колясиком, глаза, как угли, лысинка «прощай молодость». А темпэрамэнт!.. «Дэвушка, как вас зовут, вы сегодня вечером свободны?» Я только рот открыла, как Мармеладкина зовет из дверей: «Бык!» Я губы прикусила, не реагирую. Она снова: «Бык, ты что, не слышишь?!» Ведь знает же, что я терпеть не могу, когда по фамилии зовут.
      - Какой бык, где бык?! – шарахнулся кавалер.
      - Ну чего тебе? - еле сдерживаясь, спросила я.
      - Ольга Павловна зовет!
      - Так это вы бык?! – хихикнул он. – А гыде рога?!
      - Отвалились, только хвост и копыта остались, - в тон ответила я.
      - Папа был бык, а мама? – продолжил разговор в игривом тоне.
      - Коза, - говорю, внутри все кипит. - Вы случайно не родственник?
      - Обижаешь, красавица! – и испарился. - Ты родом откуда?
      - Поселок Рословский.
      - Давно здесь?
      - Пять в общежитии жила, пока училась,  потом на квартире три. А ты?
      - Я два года назад из деревни Сосновки приехала, в магазине через дорогу работаю  кассиром.  Комнату у тетки снимаю. А ты кем работаешь?
      - Менеджером, мобильники продаю…
      - Надо же, столько лет училась, и мобильники продаешь?! – удивилась Настя.
      - Детей учить – не моё, - пожала плечами Оля. – Пробовала, не получилось…
      - И зря!.. Привыкла бы, в школе главное - кричать громко уметь, и все пойдет! Зато зарплата приличная, не то, что у нас копейки! Наверно, от родителей влетело: учили-кормили пять лет - и вот получили, - посочувствовала Настя. – Братья, сестры есть?
     - Сестра, ну пока, - Ольга открыла дверь и занесла вещи в свой коробок. - Вот ведь девчонка любопытная  - всю душу вывернула!..

      В следующей комнате жил худющий учитель истории Николай Сергеевич Погребков, лет сорока пяти. Он уехал из деревни в город, когда началось перестройка, чтобы прокормиться. Одинокий и нелюдимый, на «здравствуйте» он сухо с постной физиономией кивал,  не проявляя к существованию соседей никакого внимания. Всегда было непонятно,  есть он в комнате или нет. Ни звуков, ни движения из его коробка не доносилось. Словно, он не жил, а, как одежда, висел в шкафу на вешалке до работы и после. А в выходные выпивал, тихо, в одиночку, и в туалет бегал часто, держась за стенку, и при встрече опускал глаза, сделав строгое лицо.

      Комнату напротив, самую шумную, занимала пухлая, как булка, кондукторша Татьяна.  Когда она была дома, постоянно гремел старый телевизор-ящик, часто приходил водитель автобуса Миша-Макс. Когда они выпивали, начиналась бурная сцена ревности, с дракой и визгом. Приходилось милицию вызывать.

      В последней - еще с советских времен жил говорливый старичок Никифор Иванович Сухой. Суетливый и надоедливый старожил коммуналки. Время от времени он сгорал от жажды пообщаться, дробно стучался в дверь и, не дожидаясь приглашения, почти мгновенно пролезал внутрь сквозь узкую щель, как таракан. Спросив спички, соли, сахара, без предисловия начинал  рассказывать про соседей всякие сплетни и гадости.
      Еду готовили на общей кухне, на двух газовых плитах. Только учитель - у себя в келье.


                ***


       После вселения Ольга выскоблила, вымыла окно, покрасила белой краской, на пластиковое пока не было денег. А на обои наскребла. Купила шикарные, кремовые, с золотистыми розами. 

       Сестра Аленка приехала помочь поклеить обои. На голове голубой платочек, завязанный на затылке, выглядел довольно мило, но бледная, как бумага, уставала быстро и говорила: «Давай посидим немного,  чайку попьем, пить хочется…». Она была после первого облучения, волосы начали выпадать, немного, но она стеснялась до слез.
       Ольга включила чайник, пили чай с конфетами.  Анечка прыгала на диване, как мячик, и звонко смеялась. Она не умела сидеть, напрыгавшись, падала и мгновенно засыпала, хорошенькая, как ангелочек. Белые кудрявые волоски, носик-курносик и длинные ресницы полукружиями на пухлых щечках.    

       Онкозаболевание обнаружили у Аленки спустя три года после рождения Анечки. Врач сказал, что в период вынашивания ребенка ускорился процесс роста клеток, и после родов доброкачественная миома переросла в злокачественную опухоль, которую провоцировал постоянный стресс. Аленка прошла курс лучевой терапии, химиотерапии и чувствовала себя неважно.

      - Как она будет без меня, не знаю, - горестно вздохнула.  – Отцу она точно не нужна. Как мы на квартиру ушли – ни разу не вспомнил. Соседку бывшую видела, уже другую привел, цветик мой лазоревый!.. Когда узнал, что у меня онкология, стал смотреть на меня с брезгливостью, словно я человек второго сорта. Ни сочувствия, ни помощи, даже разговаривал на расстоянии, будто заразы боялся…  Молодой, конечно, женщина нужна… Я всё понимаю, только бесчувствия понять не могу!.. Иногда смотрю вниз с седьмого этажа, и чувствую, как земля тянет…
      - Не ной! – грубо оборвала ее Ольга, чтобы встряхнуть. – Тебе бороться за себя и Анечку надо, а ты всякую ерунду в голову берешь!  Как ты ее оставишь, на кого?! Нам Анечку не дадут, нищета и деревня. Певунам она не нужна. Бедный ребенок!..
      - Тебе хорошо, ты сильная! Ты всегда была сильнее меня! Это я, как одуванчик по жизни летела, дунул ветер - и рассыпалась… Почему, почему именно мне такое досталось?! Ни Сергею, ни… - вспылила Аленка и осеклась, опустив глаза.
      - Ты хочешь сказать ни мне?! Кто знает, что меня завтра ждет? Не завидуй мне, Аленка, это глупо! Борись за себя, стисни зубы и борись. Не только тебе больно, нам с мамой больно, очень больно, поверь… - Ольга отвернулась и украдкой вытерла слезы.

                ***


        Вторую химию, которую назначили через два месяца, Аленка не перенесла ни столько физически, сколько морально. Пока Анечка была в садике, послала Ольге короткую эсэмэску: «Прости меня, Оленька! Береги маму и Анечку…»

       В этот момент на работе Ольга с Димой разбирали выставочные мобильники и протирали пыль в зеркальном стеллаже. Внезапно на Ольгу навалилась тяжелая свинцовая тревога. Она глянула в зеркало, мурашки побежали по спине: что-то случилось с Аленкой!.. Пискнула эсэмэска, Ольга побелела от предчувствия, сердце сжало ледяной рукой. Прочитала, вскрикнула, коленки подкосились...

      - Ты чего, Петрушечка, не падай?! Всё разобьешь!.. – испугался Дима, еле успев подхватить, медленно опустил на пол тяжелое тело. – Скорую надо вызвать! Скорую!!! Петрушечка! - ударял по щекам. – Очнись! Не умирай! Ты не умерла?!.


                ***


      Ольга очнулась в больнице, под капельницей. А Аленки не стало. «Девушка 27 лет выпала из окна на улице Советской…» -  написали в коротких сводках городских новостей. «Вы-па-ла…» - по слогам повторяла Ольга, и слезы текли из глаз. - А ведь такая счастливая и везучая была наша Аленка! И вот: вы-па-ла… половинка моя!

     На похороны к Аленке мать ее не пустила, побоялась, что сестра «потянет» ее за собой, все-таки близнецы. Хлопотала вместе с Певунами. В больнице попросила заведующую отделением, чтобы не говорили, когда похороны, и спрятали одежду.

     Умный врач Екатерина Ивановна, старенькая, сухонькая, седая. Колпачок всегда белоснежно накрахмален, глаза в очечках, крохотные, из-за толщины стекол, - мама для всех. «Плачь, Оленька, плачь! – повторяла и вытирала свои слезящиеся глаза. – Всё выплакать надо!..» Тут вот рядом, в родильном отделении, мамочки рожают, ой как кричат, вопят, и тебе плакать надо – из тебя тоже часть тебя уходит, теперь научиться жить и любить надо себя одну. У меня у самой близнецы были… от пневмонии умерли, одна за другой ушли...
      «Не беспокойтесь, Екатерина Ивановна, я не вы-па-ду…  Я жить хочу!..» -  чуть слышным шепотом сказала Ольга.


      На девятый день мама принесла ей кутью – рис с изюмом. Было тепло, хоть и начало мая. Ольга в шлепанцах и халате вместе с ней вышла на скамеечку у куста шиповника с прорезающимися листочками. Мама расстелила салфетку, налила две стопочки из четвертушки водки, по чуть-чуть, и строго сказала: «Помянуть надо, чтобы Аленка, там наверху, зла на нас не держала!». Пригубили, Ольга глотнула, закашлялась и растерянно посмотрела на мать.

      Она совсем ссутулилась,  глаза выплакала, не синие, а белесые стали, припухшие, сухие, с красными прожилками, и лицо сухое, кожа как из мятой бумаги. «Ты теперь, Оля, для меня две в одной… - беззвучно прошептала она, занюхав горький глоток хлебушком, и заплакала, беззвучно, судорожно, на одном придыхании. - Анютку Певуны взяли!.. Я просила отдать, плакала, не дали. Родители сказали, опекунство оформим. А Сергея я за человека не считаю. Это он Аленку к краю толкнул. Она тебе не говорила?.. Развестись и на алименты хотела подать. Он вспылил, кричит: «Какие тебе алименты, сдохнешь скоро! Аньку мать заберет. Сама виновата. Ну, гулял, не гуляет только фонарный столб с такой женой!».  Бог его накажет, - вытерла мокрые глаза мать.
      - Накажет ли?.. – сурово переспросила Ольга и, стиснув зубы, долго смотрела перед собой в пустоту. 
      - Ты что-то задумала, Олюшка, что?.. – испугалась мать. – Не надо! С такими свяжешься, греха не оберешься. Его Бог накажет!..


                ***

      В свой спичечный коробок Ольга вернулась из больницы через три дня и сразу вышла на работу.  Там уже всё знали, вопросами не докучали. Ольга продавала мобильники и неотступно думала, как наказать Певуна.
     Дома она пересмотрела Аленкины платья, что мать передала ей в большом полиэтиленовом пакете. Нашла среди них и отложила васильковое, то самое, в котором Аленка была неотразима. Сходила, сделала стрижку как у Аленки. Надела платье, встала перед зеркалом. Оттуда - из Зазеркалья на нее смотрела живая Аленка. Взяла флакон любимых Аленкиных духов, открыла, понюхала и, стиснув зубы, тихонько застонала, прижавшись к зеркалу горячим лбом и телом, словно обнимала ушедшую в Зазеркалье холодную сестру…


                ***
     Сергей Певун был из породы молодых людей, которые не слишком забивают голову  смыслом жизни. Отец  - начальник дорожной канторы, сдающей технику в эксплуатацию, привык зарабатывать хорошо, а где  не получалось – быстро находил обходные пути. Благо на дороге их было хоть отбавляй. Сколько машин гравия и щебенки засыпано и раскатано грейдером – не сосчитаешь. «Летят километры дороги, строитель считает рубли», - любил приговаривать Александр Николаевич Певун, выкатив солидный животик. Жена тоже при дороге «считала рубли» - в бухгалтерии главбухом. Нечаянно появились в семье Певунов две машины, две квартиры, дача, деньги на счетах и в заначках.
    
      Молодой Певун на платном обучении в вузе не грыз гранит науки, небезосновательно считая, что батя и так пристроит. И пристроил – сначала инженером в техотдел, потом в замы. Сереже было 27, уже маленький начальник, секретарша грудастая глазки строит, девушки конторские смотрят снизу вверх. Какая тут жена с онкологией?..
      «Ну выбросилась из окна, дуреха, я ее не толкал, самой взбрендило!..  А ведь ничего, красивая девка была, и характер легкий, любил ведь, любил!.. – смахнул пьяную слезу на поминках Сережа. Ему было  жалко не Аленку, себя. Смахнул и широко выдохнул. - Да Бог ей судья! Аньку мать воспитает, а мне свою жизнь устраивать надо…».  – И снова зачастил в ресторан «Райский уголок», неподалеку от дома.
    
    Этот ресторан, с широким бетонным крыльцом вдоль всей стены, располагался на втором этаже старого советского здания, похожего на куб. Раньше на первом этаже был магазин «Радуга», сейчас с тем же названием - торговый центр, а на втором - с выходом на балкон, похожий на террасу, – кафешка. В перестройку она превратилась в «Райский уголок», где проводились свадьбы, юбилеи и поминки.
      Аленка не раз говорила сестре, что муж, устав от семейной жизни, сидит в «Райском уголке» допоздна. У Ольги в голове медленно созревал план возмездия, который совершенно внезапно стал реальностью.


                ***
      

       Накануне  поминок сорокового дня Дима вдруг сказал после звонка Гоши:
       -   Петрушечка, проснись, завтра у фирмы юбилей – первая десятка! Гоша сказал, будем праздновать в ресторане «Райский уголок», столик уже заказан, нужно съездить, отвезти аванс. Поедешь, заодно посмотришь, как оно там. Глядишь, развеешься, а то ползаешь, как муха сонная. Глядя на тебя, клиентам спать хочется! – съязвил вдобавок.
      - Сейчас?! – переспросила, вздрогнув, Ольга.
      - Сейчас, - Гоша сказал, задаток три тыщи возьмешь в кассе и отвезешь. - Ольга быстро накинула легкую курточку, на улице было тепло, и поехала в «Райский уголок».
      
      Выйдя на знакомой остановке, она пошла в «Райский уголок». Поднялась по лестнице в два марша, с зеркалом на лестничной площадке, в ресторан. Отдала задаток за столик на восемь персон в конце зала, подальше от танцпола, уточнила время заказа - 18 часов. Вышла на широкий балкон-террасу. Вход на балкон был со стороны коридора рядом с туалетами. Глянула вниз, облокотившись о перила. Высоко. Внизу - острыми углами торчат бетонные ступеньки, упадешь, разобьешься на раз…  «Только бы приворотил сюда завтра Певун…», - стиснув зубы, подумала она.

                ***
      
       На юбилей фирмы в «Райском уголке» собрался персонал двух мобильных салонов, которые принадлежали хозяину Гоше, небольшого роста, черному, как грач, волосатому армянину. На столе стояли бокалы, шампанское, вазы с фруктами, овощная и колбасная нарезка.
       Ольга села за стол рядом с Леной и Димой. Они, то щебетали, то выясняли отношения и дулись друг на друга. Напротив сел Гоша, рассматривая ее в упор черными, густыми, как смола, глазами. Ольга надела Аленкино платье, уложила волосы в пышную прическу, как Аленка. Возбуждение придавало особый блеск серо-синим глазам. Не обращая внимания на Гошу, она встречала взглядом каждого входящего в зал мужчину. Гоша воскликнул, играя глазами: «Вах, Ольга, не туда смотри, на меня смотри! Зарплату прибавлю! Кого выглядываешь, красавица?!». Ольга засмеялась, качая головой. Выпили по бокалу шампанского за юбилей фирмы, принесли жаркое. Была суббота, зал быстро наполнялся публикой. Ольга ждала Певуна.


                ***
    

     Сергей пришел через час с изрядно подвыпившим другом. Как завсегдатай, сразу занял столик у танцпола, к нему тут же прибежала официантка. Заказал бутылку водки, закуску. Он сидел спиной к Ольге,  столиков за пять впереди. Чтобы быть незаметной, Ольга спряталась за Ленку, накинув на плечи серую кофточку.  Она знала, Певун близорук, но очки не носит из принципа. Два раза он выходил на террасу покурить, покачиваясь, видимо, уже изрядно пьяный. Дружок его куда-то исчез с высокой крашеной блондинкой и больше не появлялся.
      
      Вечер был в разгаре, музыка заглушала разговоры. На танцполе уже не было свободного места для желающих присоединиться, когда Сергей в очередной раз собрался покурить. Это Ольга поняла сразу: он, хлопая себя по карманам, искал зажигалку. Когда Сергей вышел, Ольга встала, шепнула рядом сидящей Ленке, что надо позвонить матери, и, взяв маленькую сумочку на тоненьком ремешке, отправилась за ним следом.
    
      Сергей курил, облокотившись о перила. Ольга подождала, когда двое парней  уйдут с террасы, и тихонько встала рядом.
       - Ну здравствуй, Сереженька! Как поживаешь без меня, цветик мой лазоревый! - весело спросила она, подражая легкой интонации Аленки.
       -  Аленка?! Ты же умерла! Разве ты не там?! – вытаращил пьяные глаза Певун, покачнувшись, ткнул пальцем в небо.
       -  Здесь я еще, Сереженька! Без тебя меня туда не пускают, цветик лазоревый! Пойдем со мной?! Вместе нам будет тепло и хорошо, помнишь, как раньше?! – она придвинулась к нему. Сергей вздрогнул, отшатнувшись:
       - Ты пришла за мной?! Но ты же там была, на кладбище, я сам землю кидал на м..могилу…  - замычал он, от страха и изумления выкатив глаза.
       -  Я пришла за тобой, Сереженька! Сейчас я вниз спущусь, позову: иди ко мне!.. Пойдешь? Прямо вниз отсюда, за мной, пойдешь?! – она легонько обвила его шею, искушая запахом Аленкиных духов, и так же легко отстранилась, играя горящими, как звезды, глазами.
        - Пойду! Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи!  - пьяно заорал он. - Я жду Аленка! Зови! – и неуклюже, кряхтя, стал перелезать через перила балкона.
        - Я тебя на ступеньках буду ждать! – шепнула Ольга и быстро побежала по ступенькам к выходу. Она знала, пьяный Певун сейчас шагнет за ней вниз…
      

      Между лестничными пролетами на площадке Ольга мельком глянула в большое зеркало и вздрогнула. Аленка, испуганно смотрела на нее из Зазеркалья, прикрыв рот ладошкой. «Как же ты с ЭТИМ   жить будешь?!» - словно вспышкой обожгло голову, сердце перевернулось, встав где-то у горла, не продохнуть…
       - Ой, мальчики, милые! – вдруг взмолилась она, обращаясь к двум парням, поднимающимся на встречу. – Там мужик пьяный выброситься с балкона хочет! Задержите его, пожалуйста,  пока я охранника позову! - Ребята быстро побежали наверх, схватили Певуна, когда он, покачиваясь, уже сидел на перилах, как на коне, стоя одной ногой на узком карнизе перед разверзшейся пропастью.
       - Отпустите меня, гады! – заорал он, отмахиваясь от них кулаками, когда его стащили с террасы и поволокли вниз: – Я хочу к Аленке, она меня зовет! Аленка, позови меня с собой!.. Я приду сквозь… 
          
      

       Ольга, незаметно выскользнув из ресторана, перебежала на ту сторону дороги и наблюдала за происходящим в тени деревьев. Певуна под руки приволокли вниз, затолкали в полицейский уазик и увезли в участок. Она позвонила по мобильнику Ленке, чтобы забрала ее кофточку, сказала, что ей нужно срочно встречать мать с поезда.  Еще раз посмотрела на широкое бетонное крыльцо, представила лежащего в луже крови Певуна, и содрогнулась.  «Бог отвел или Аленка?!» – мелькнуло в голове. Иди это она сама, ее душа, там, внутри, перевернулась, ужаснулась и не дала ей сделать задуманное?..



                ***
    

       Пошел дождь, июньский, теплый, но все равно стало холодно. Ольга села в автобус, потом, промокшая, побежала с остановки домой, перепрыгивая через лужи в ямах на асфальте. 
      Дома, напившись горячего чаю, зябко запахнув до носа теплый зеленый халат, она долго стояла перед окном своего «коробка», смотрела вниз на гаражи, котлован заброшенной стройки, на березу под окном, на ветках которой проклюнулись острые резные листочки. Дерево мотало под дождем по ветру,  оно скрипело, как будто стонало, но не сдавалось.
      Зачем она всё это затеяла с Певуном, игралась?.. Ведь внутри она знала, не могла не знать, что не сможет убить!.. И если б шагнула за эту грань, переступила, то «вы-па-ла» из жизни, как Аленка. «Как бы я потом стала с ЭТИМ жить?..» – еще раз ужаснулась она.
      

       …Вспомнилась педагогическая практика зимой, в далеком селе. Тогда на филфаке бросили клич среди пятикурсников: Кто поедет на практику? Учить не кому, в селе учительница болеет. И Ольга поехала. Ее поселили в бетонной коробке пустой гостиницы, одну-одинешеньку, неподалеку от школы. Наглые мыши во всех углах комнаты давно прогрызли дыры, и свободно гуляли, когда она была в школе, оставляя помет на  столе, подоконнике, учебниках и методичках.  Внизу под лестницей стоял мешок с цементом, и Ольга замазала эти дыры в углах.
      
       Ночью возмущенные мыши яростно грызли замурованные норы. Громкий писк и визг заполнили всю комнату, не давая уснуть. Не выдержав и часа, Ольга сама расковыряла цемент. Мыши успокоились, привычно зашуршали в углах, и она уснула. А после работы открыла дверь и увидела серую плутовку на крышке сковородки с жареной картошкой. Ольга быстро схватила скалку и стукнула ее. Неприятный тупой звук удара по живому, мышка закатила глазки, у мордочки появилась капелька крови. Крохотное существо не двигалось. Ольга брезгливо передернула плечами, осторожно передвинула трупик скалкой на белый лист бумаги и отнесла под лестницу. «Подумаешь, преступление, мышь!» – пробовала оправдать себя, но не получилось, что-то было не на месте внутри и, как ни странно, тупой звук удара по живому до сих пор преследовал ее, четко обозначив зыбкую границу жизни и смерти…
      

       Ольга глянула на мобильник, еще только полвосьмого, и вздрогнула от стука в дверь. наверно, общительный старожил коммуналки снова пришел за солью, спичками, с пустой беседой.
       - Входите, Никифор Иванович! – смирившись, громко сказала Ольга. Молчание и снова стук.
       Ольга открыла дверь. На пороге стоял Саша, в синей куртке, мокрой от дождя. На похудевшем бородатом лице с резко обозначившимися скулами сияли усталые карие глаза.
        - Это вы?! – удивилась и растерялась она.
        – Здравствуйте, я в гости ненадолго! Можно?! – робко спросил он, смахивая со лба прилипшие прядки темных волос.
        - Конечно, можно, входите, - Ольга отступила назад.
        - Ничего, что поздно? Я только из Москвы приехал, не утерпел. Багаж сдал в камеру хранения - и к вам…  Хотелось посмотреть, как вы тут обжились, - он смущенно потоптался у двери и неловко протянул спрятанный за спиной букет пунцовых роз. – Это вам…
       - Спасибо, вы бы хоть позвонили, я что-нибудь вкусненькое сготовила, - Ольга грустно улыбнулась, взяла цветы, вазу и пошла за водой на кухню.  Когда вернулась, Саша сидел на стуле и восхищенно разглядывал комнатку.
       - Какие обои! Вы превратили мою каморку в волшебную  карету для Золушки! Рассказывайте, как живете. Никифор Иванович не достает? В бок рогами никто не бодается?
        - Достает! И рогами бодаются, но я уже привыкла! – усмехнулась Ольга. –  Вы сначала расскажите, как Москва-столица? Сюда надолго? – Саша пожал плечами:
        - Надолго или насовсем…
          Ольга удивилась, но промолчала: - Сейчас я поставлю чайник...
        - Ага, я тут «Наполеон» купил и вино за встречу. Отметим?! – оживился он, выкладывая из рюкзака на стол покупки.
        - Отметим, у меня тоже есть повод… Ничего, что я в халате, или переодеться?!
        - Конечно! Вон в то васильковое платье, которое у вас на плечиках висит, - улыбнулся он.
        - Тогда идите в коридор…
        - Не хочу никого встречать, особенно Иваныча с расспросами на час! Я лучше спиной повернусь. Можно? – И, не дожидаясь ответа, быстро развернулся на стуле.
         
       Ольга взяла васильковое платье, но, как ужаленная, бросила, быстро надела белую кофточку с юбкой. – Можно! Садитесь за стол! - пригласила гостя.
        - Мой старый добрый уголок! – садясь, улыбнулся Саша. – Сколько я здесь чаев перегонял - не сосчитать!
        - Был ваш, стал наш!.. – сыронизировала Ольга. Поставила на стол наскоро сделанную яичницу с колбасой, две высоких фужера, нарезала хлеб и «Наполеон». Быстро принесла чайник,  села напротив и продолжила разговор:
       - В  Москве, говорят, зарплаты не нашим чета, и жизнь интереснее. А вы обратно!.. – подзадорила она к разговору.
       – Ну да, заработать можно, если не шиковать и угол снимать где-нибудь на окраине вскладчину. Только… - Саша на минуту задумался, погладив нос. Видимо, у него привычка была: при волнении гладить красивый прямой нос. На губах под усами появилась лукавая улыбка. - Только в Москве ты, как мышь, серый! И жизнь твоя, серая, течет в толпе по туннелям метро, за серым стеклом электрички на тебя смотрят такие же серые усталые люди. Я как подумал, что всю жизнь так вот просижу у серого-серого стекла, в сером-сером туннеле, без белой березы под окном, тоскливо стало, – он вздохнул. - Поживу в деревне, бабушке помогу, а там, как Бог даст.
      
       У меня ведь кроме бабушки никого нет. Совсем старенькая стала, дров принести не может, соседка позвонила, заболела, говорит, вот я и приехал. Сел в поезд, леса, станции мелькают с покосившимися домишками по колено в воде, убого, зато неба синь синева. И так вот неожиданно для себя вдруг решил: в Москву больше не поеду… - Саша снова открыто  улыбнулся и спросил, разглядывая ее: - А почему не васильковое надели?! Оно бы классно подошло к вашим глазам.
         - Это не мое, сестры Аленки, мы с ней близнецы. Сегодня сороковой день, как ее не стало. – У Ольги в глазах заблестели слезы. – Вот и повод, помянуть надо... Наливайте!
         - Почему не стало?.. - осторожно спросил Саша, открывая вино и наливая в бокалы.
         - Вы-па-ла из окна, - опустила голову Ольга. - Онкология, облучение, бросил муж, не выдержала. Прости меня, Аленка! Прости, половинка моя! Царство тебе небесное! – быстро сказала, и не глядя на Сашу, подняла бокал и выпила до дна, поставив пустой на стол  дрожащей рукой. Из-за неловкости движения несколько красных капелек упали на белую кофточку, похожие на капельки крови.
          - Царство небесное, такая молодая и красивая!.. – сокрушенно покачал головой Саша и тоже осушил бокал. – Вам, наверное, очень больно…  Даже не знаю, что сказать,  - посочувствовал он.
         - Больно?! Не то слово! - Ольга судорожно вздохнула, помолчала, потом, решившись, продолжила: - Я сегодня в этом васильковом… чуть мужа ее не убила! Надела платье и к нему подошла, как Аленка. Он на балконе в ресторане стоял. Прыгай вниз, говорю, за мной, я тебя на том свете жду! Он, пьяный, принял меня за Аленку, через перила перелез. Еще немного и прыгнул бы, на бетонные ступени. Вдребезги!..  Только испугалась я вдруг, вызвала охрану, его скрутили. Отомстить хотела и не смогла… – Ольга замолчала,  скрестив руки на груди, не глядя ему в глаза.
         - Жалеете, что не получилось? – пронзительно спросил Саша.
         - Нет, наоборот, как бы я потом с ЭТИМ жить стала?! – закусив губу, Ольга смотрела ему в глаза прямо и жестко.
         Саша вдруг разволновался, вскочил, подошел к окну:  - Все те же гаражи, котлован и белая береза под моим окном.
         - Под моим! – жестко поправила Ольга.
         - Да, да, под вашим и… моим, - он резко повернулся к ней с горящими глазами. - Какая же вы удивительная Оля! Я, я.. ведь тоже не смог! Клял себя, слабаком считал, а не смог и подумал также: «Как же я потом с ЭТИМ жить буду?!»
         - А у вас что случилось? – насторожилась она.
         - У меня?! – Саша прислонился к подоконнику, присев на него. – У меня отчим… Я ведь сирота, бабушка вырастила. Мама почтальоном работала, отец уехал на заработки и   бросил нас. Я ей письма разносить помогал. Тут издалека надо начать, иначе, может, и убил!.. – он замешкался, не решаясь продолжить.
        - Так начните! – Ольга не сводила с него глаз. Саша собрался с духом:
        - Мне двенадцать лет было. На пригорке, чуть в стороне от нашего села церковь старую Никольскую мужики подлатали в перестройку. Батюшка Юрий приехал, служить стал. Большой такой, голос басом, борода до пупа, глаза-буравчики. Смотрят - нутро жгут. Я его пацаном очень боялся. Принесу письмо, он, если в церкви, обязательно разговор затеет. Я красный от смущения стою, топчусь, слушаю, глаза в пол... Больше всего он про грехи говорил, учил. Как я тогда считал, нотации читал, занудные.
         

       Раз пришел я с письмом, у него гроб в церкви стоит на отпевание. В селе мужики подрались, один другого ножом на смерть. Тот, который ножом ткнул, хороший дядька был, плотник дядя Семен, спокойный, руки золотые. А тот, что в гробу лежит, пьяница горемычная, всю семью замучил, не жил и другим жить не давал. Дядя Семен с заработков приехал, за его жену, свою сестру, заступился. Тот на него с ножом полез, и в драке дядя Семен тем ножом его же ударил… Увезли дядю Семена, все село осиротело. А этого пьяницу никому не жалко было. Панихиду по убиенному мать его Степанида заказала. Батюшка Юрий, видно было по его лицу, не очень хотел отпевать пьяницу. А тут я с письмом пришел. Сидит он, сокрушается:
      
        - Видишь, Саша, - говорит, - как в жизни бывает. Хороший мужик в тюрьму пошел, а этот… около Ворот Небесных топчется.  Давеча, до греха, говорил я Семену, остыть! А он: «Я ему покажу руки распускать, сестру и ребятишек жалко!» Вот и вышло что… Есть заповедь Божья: «Не убий!» Она для всех едина. Бог сам знает, как наказать, кому какой Крест дать.  – Помолчал батюшка и тяжело вздохнул: - Мать-то твоя зря с таким же буяном связалась.  Мать у тебя тихая, несмелая, береги ее.  «Не уберег!» – Саша сжал кулаки и помолчал,  мучаясь воспоминаниями.
         Наверное, надо было замочить его, гниду, когда мать из-за него в сарае замерзла в мороз, в синяках вся. Он драться пьяный полез, я заступиться хотел, он меня отшвырнул, как котенка. Она вырвалась, схватила шубу - и бежать! Он за ней! Как я его тогда ненавидел! Вернулся он, говорит, к Машке ушла, стучал, не пустили! А сам ее в сарае закрыл, да еще бревном припер, водки жахнул и захрапел, – голос Саши задрожал, чувствовалось, что он погрузился в самые страшные воспоминания.  – Я хотел к матери бежать, но бабушка не пустила. Сиди, говорит, пусть она горе свое выплачет подружке, без тебя.
      
        Утром раненько бабушка за дровами пошла, еще темно было. Пришла домой, воет тоненько, рассказывает, а сама от ужаса рот прикрывает. Побежала она к соседке, у которой телефон был, в милицию сообщить. А я в сарай, маму замерзшую одеялом прикрыл, полено схватил - и в дом. Он пьяный на кровати храпел. Думаю, жахну по башке, если не на раз, снова и снова бить буду! Убью гада! Пацаненок, самого от ужаса трясет и ненависти. Размахнулся, и вдруг увидел… крест, крестик у него на груди. Блестит он, ровно светится. А в голову как током ударило: Как же я потом с ЭТИМ жить-то буду?! Ведь это его КРЕСТ, батюшка сказал, пускай в тюрьму идет, туда несет!.. – бросил я полено и, всхлипывая, за бабушкой побежал...
      
        Через полтора часа  милиция приехала, затолкали его в машину и увезли. Осудили, а через год в тюрьме его сокамерники удушили. В соседней деревне мать его жила, такие вести быстро доходят. Недолго он Крест свой нес… – Саша сел на диван, обхватив голову руками, потом смял ладонями лицо. Откровенность далась ему нелегко…
         - Иди сюда! – тихо позвала Ольга. Саша вздрогнул, но не встал, не веря услышанному. Ольга подошла, потянула его за руку. Он встал, она обняла его, прижалась, слыша, как часто стучит его сердце. – Бедный мой Саша!..
         Несколько минут они стояли, обнявшись, в невыразимом ритме укачивая горе свое, которое превратилось в сопереживание и единение двух людей, нашедших друг друга.
         – Ты в сороковой день пришел, словно Аленка тебя послала вместо себя, близнец мой, половинка моя… – отстраняясь, но не расцепляя рук, тихо сказала Ольга, глядя в глаза. – Разве я тебя теперь отпущу?.. Не отпущу!..
      
        Они присели, держась за руки. Саша прижал ее ладони к глазам и повторил: - Половинка моя… И я тебя не отпущу! Разве мог я подумать, что здесь в этом коробке, из которого я бежал, измучившись от тесноты и скуки, будет жить самый дорогой мне человек?!..
        - В спичечном коробке, - поправила Ольга, - в котором мы встретились, как две спички вспыхнули, и получился костер…
        -  На берегу реки, - задумчиво сказал Саша и поправился: - На этом берегу реки….
        - Костер на берегу реки, - согласилась Ольга. – А почему на этом, не на том?
        - На том берегу мы бы никогда не встретились. Я бы убил отчима, а ты – мужа сестры. Мы бы были другие, с другой судьбой… У жизни, как у реки, два берега, и каждому в самые тяжелые минуты приходится выбирать, на каком остаться.
         - А если уже нет выбора? – вздрогнула Ольга.
        - Значит, остается выбор, к какому плыть…   


март, 2018