Сияние далёкой звезды

     Он бежал, задыхаясь, из последних сил по узкому тёмному коридору. Сердце бешено колотилось в пересохшем горле. Парализованные безволием ноги не слушались и едва переступали. Сквозь непрерывный высокочастотный шум, давящий пустотой и безнадёжностью, долетали до него нарастающие их топот и голоса. Слева возникла дверь. Дёрнул за ручку, - та нехотя подалась, просаживаясь. В нос ударило тяжёлой затхлостью. За ней было маленькое помещение, и в нём - ещё несколько дверей. Наугад вбежал в крайнюю правую - впереди открылся бесконечно петляющий коридор. Дверь. Ещё одна. Ещё... Повсюду двери. Множество дверей. Лабиринт дверей. В одни он нырял, из других выныривал. И везде один и тот же тусклый, безрадостный, гнетущий свет. Наконец он вбежал в просторную комнату и остановился: из неё не было выхода. И та дверь, в которую только что вбежал, вдруг куда-то исчезла. Наощуп стал шарить по кирпичным стенам в поисках выхода, но с ужасом отдёрнул руки - вокруг всё было покрыто толстым слоем жирной пыли. От отчаяния стал пинать по стенам. Но ничего не изменилось. Только глухо отдалось в пустом пространстве. Вблизи, где-то совсем рядом, послышались шаги. Внутри всё сжалось и заныло от страха. Пятясь, он вжался в тёмный угол. Ноги увязли в чём-то липком. Лицо облепила паутина. Он провалился внутрь стены в чёрную нору. Воздух здесь был не такой, как в коридорах - свежий и сырой. Влажный песок сдирал с ладоней налипший жир. Ему казалось, что он ползёт уже несколько часов: узкий тоннель поворачивал то вправо, то влево, то поднимаясь, то опускаясь. Вдруг тоннель кончился деревянной стеной. Ударил рукой. Ещё. И ещё раз. Одна доска отскочила. Впереди мирно раскинулось ночное поле, освещённое яркой звездой, низко висящей над горизонтом. Песок, потревоженный ударами, пришёл в движение и полился потоком, засыпая его. Высунув наружу руку, судорожно стал обследовать доски. Внизу нащупал ржавый засов. Рванул его, вцепившись до крови ногтями. В открывшуюся дверь рекой хлынул песок, увлекая его за собой. Попытался ухватиться, но руки скользнули в пустоте. Кувыркаясь, он полетел вниз. Перед глазами мелькала одинокая звезда. Земля быстро приближалась. От страха он закрыл глаза.

     Упав на землю, Саша разглядел в темноте потолок своей комнаты. Он с облегчением глубоко вздохнул, но чувство чего-то неразрешённого неприятно теснило изнутри.

     За окном было тихо и темно. С улицы долетел глухой хлопок. Он бесшумно соскочил с кровати, чтобы не разбудить соседа и подбежал к окну. Из чёрного Мерседеса S-класса вышли трое незнакомых мужчин и Наташа, студентка с параллельного курса. Очередные клиенты заботливо привезли её домой. Один мужчина достал бумажник, деловито в нём ковыряясь, другой - о чём-то с ней договаривался, третий - оглядывался по сторонам.

     Саша познакомился с Наташей два года назад. И хотя он после перевёлся на другое отделение, они продолжали тепло общаться. Она была недостижимой мечтой для многих: всегда светящаяся улыбка на крупных чувственных губах; глаза, сияющие верой в чудо и вечную любовь; жизнерадостный голос, не смотря ни на какие трудности. Сколько б вокруг ни крутилось влюблённых парней, она оставалась верна своему Максу. Всегда вместе. Вместе приехали и вместе поступили. Вместе проводили каждое мгновение, разлучаясь лишь на время сна. Но к концу первого курса, испугавшись, она не сказала ему, что беременна. Её сокурсница, тоже Наташа, жрица наёмной любви, горячо и долго уговаривала её не губить свою молодость. В конце концов она утащила растерянную Наташу к знакомому врачу избавиться от "этого". С Максом вскоре всё разладилось. Как-то к ней прилепился взрослый, очень милый и обходительный мужчина. Он был так внимателен и настойчив, что Наташа очнулась только тогда, когда он деликатно положил конверт на диван и ушёл, сыто улыбнувшись на прощанье. В конверте опьяняюще будоражили воображение аккуратно сложенные деньги. Смущённая и сжигаемая от стыда, она хотела догнать его и вернуть конверт, но её перехватила другая Наташа, щебеча про независимость и новые возможности, помогая одеться и поймать машину. Целый месяц ей, первой Наташе, казалось, что все вокруг знали о случившемся, осуждали её, брезгливо разглядывая. Она боялась смотреть открыто в глаза. Но вскоре этот мужчина вновь появился в её жизни, и всё повторилось. Потом он уступил её другу, тот знакомому... Круг ширился. Деньги заискрились фонтаном словно из-под копыта золотой антилопы. Несбыточные мечты становились явью. На плечах появилась короткая серая шубка из нутрии. Ноги её обняли белые кожаные ботфорты на высоком каблуке. На безымянном пальце засверкал сапфирово-синий танзанит. Мир дразнил своим потенциалом. Обольстительные безделушки возбуждали своей сокрушающей магией. По вечерам, каждый раз вооружаясь на встречу, ей приходилось успокаивать себя, что всё под контролем и в любой момент она сможет остановиться. Но из зеркала цинично глядела на неё безжизненными ледяными глазами роскошная незнакомка, ядовито улыбаясь её тревогам.

     Заметив Сашу, она приветливо помахала ему рукой.

     Он отошел от окна и, захватив с собой чайник, вышел в коридор. В открытую дверь ворвались слова льющейся песни: "Моя любовь, тебя мне не увидеть...". В кухне на подоконнике сидели двое: один, закрыв глаза, играл на баяне, другой, дымя сигаретой - на гитаре. Пели в два голоса так, что у Саши перехватило горло, словно переел черноплодки, оставив во рту привкус вязкой горечи.
     Он вспомнил, как этой весной встретил Олю.


     В соседней комнате, лёжа на кровати и отчаянно фальшивя, Лёша-однокурсник подпевал страдающему на исцарапанной грампластинке, доставшейся по наследству от старшего брата, Владимиру Кузьмину: "Тебя увидел я, как белую звезду, что светит нам в вечерней синей мгле..."

     В дверь постучали.

     - Мальчики, у вас тазика не найдётся? - спросил приятный женский голос.
     - Конечно найдется. И ещё кое-что найдется! - лихо спрыгнув с кровати, флиртовал в ответ заинтригованный незнакомкой Лёша.

     А певец, покинутый единственным фанатом, обиженно надрывался в опустевшей комнате: "Ты промелькнула и исчезла в вышине, звезда любви в вечернем сне..."

     Саша, очарованный ее голосом, вышел в коридор и замер под взглядом глаз цвета спелой вишни. С ним это было впервые. Он смотрел на неё и не мог оторваться.

     - Тазик есть? - осторожно повторила она свой вопрос.
     - Да, конечно, - он дёрнулся в душевую и протянул ей таз.
     - Вечером занесу, - сказала она, улыбнувшись.
     - "Моя любовь, тебя мне не увидеть, нет..." - запел Лёша, жестикулируя вслед уходящей девушке.

     Саша вошёл в комнату, но не смог высидеть и минуты под натиском страдающего дуэта. Весь оставшийся вечер он пробродил по городу под пристальным взором вишнёвых глаз.

     "Найди её" - навязчивой мухой носилась в голове единственная мысль.

     Вернулся в общежитие уже ночью, перед закрытием.

     - Кто она? - бросился он к Роме, соседу по комнате, читающему на кровати засаленный, изрядно потрёпанный второй том Станиславского.
     - Забудь, - не отрываясь от книги, сказал он. - Ей двадцать шесть, - равнодушно добавив через мхатовскую паузу. - Замужем, -  как бы вспоминая, Рома неторопливо чеканил страшные факты. - Трое детей, - он посмотрел через приопущенную книгу. - Продолжать? - но, глядя в одержимые безумием глаза, уступил. - Оля... Заочница... Живет в семьсот пя... - широко зевнув, он захлопнул книгу и бросил её на тумбочку.

     За пять секунд Саша взлетел с третьего на седьмой этаж и решительно постучал в дверь.

     - Я ещё не закончила, - улыбаясь, сказала Оля, узнав хозяина тазика.

     Из комнаты доносился весёлый галдёж, гремела музыка, звенели стаканы.

     - Я не... Я к тебе, - он смотрел на неё прямо, открыто, не боясь, глаза его светились восхищением и нежностью.
     - Сигаретка есть? - спросила она. - Пошли покурим?..

     Они вышли на балкон пожарной лестницы. Его тянуло к ней неудержимо. Он был абсолютно трезв, но не мог себя сдержать. Он взял её за руку - она не отдёрнула. Он приблизился к ней - она не отошла. Он поцеловал её - она не ударила. Он обнял её, сильно прижав к себе и стал осыпать поцелуями - она поддалась, страстно прижавшись.

     - Пойдём ко мне, - прошептал он, дрожа.

     Она утвердительно кивнула и красиво стрельнула окурком с балкона.

     Красный огонёк дотлевающей сигареты взметнулся вверх, на секунду заняв среди прочих звёзд место на небосводе и затем стремительно полетел вниз.

     Он положил её на старый диван в коридоре между двумя комнатами, не побоявшись, что могут выйти по нужде соседи - она не сопротивлялась. Он только слышал её прерывистое дыхание в темноте и чувствовал тепло её нежного тела.

     Целый месяц они были вместе. Что это был за месяц! Яркий, тёплый, ласковый. Студенты, сидя за партами в душных аудиториях, с тоской поглядывали в окна. И как только пожилая вахтерша лениво давала последний звонок последнего на сегодня урока, они летели в общагу, наскоро перекусывали и бежали гулять по городу, неразлучно держась за руки. Никого и ничего не боясь. Готовились к предстоящим экзаменам, насколько им позволяло захватившее их новое чувство, сидя на траве в парке до густой темноты. А после медленно и в обнимку, голодные, слегка дрожащие, то ли от ночной прохлады, то ли от жгучего желания обладания друг другом, возвращались в кишащее и взбудораженное очередной волной весёлых заочников, общежитие. Проводили сладкие и казавшиеся такими нескончаемыми ночи вдвоём, если, конечно, удавалось договориться с соседями. Строили планы на будущее. Мечтали...

     Месяц закончился внезапно. Растерянный Саша сидел на стуле и смотрел, как она укладывает свои вещи.

     - Я буду приезжать к тебе, как смогу, - сказала Оля, пробегая глазами по пустой комнате. - Не провожай. Меня ждут внизу.

     Но уже через две недели, возвращаясь после очередного экзамена, он увидел её, устало сидящей на кровати. Она подняла взгляд, в котором отразилось неведомое мучение, но на смену ему тут же вспыхнул радостный огонек.

     - Привет... - только и успела Оля сказать, как Саша впился в её губы, неприятно стукнувшись зубами.

     Он повалил её на постель даже не раздев, лишь слегка задрав юбку. Несколько раз в дверь заглядывал вернувшийся сосед Рома, - другой Рома, худенький и энергичный Сашин однокурсник, как бы намекая, что он тоже тут живёт и у него есть, между прочим, свои дела. Но они ничего вокруг не слышали и не хотели замечать, жадно напиваясь друг другом.
     Разгорячённые и утомлённые, они лежали на кровати, держась за руки и играя пальцами.

     - Я на один день. Приехала на пересдачу. Муж нашёл у меня твою фотографию. Стал выпытывать... Я всё ему рассказала, - Оля остановилась и лукаво посмотрела на него. - Он хотел приехать к тебе, с топором, поговорить, - она обворожительно засмеялась. - Не бойся. Он не приедет.
     - Я не боюсь, - глядя в вишнёвые глаза, Саша бережно поцеловал её в губы.
     - Ну теперь-то хоть можно? - осторожно постучавшись, в дверь заглянул недовольный Рома.
     - Привет, Ромашка! - Оля приподняла на его голос голову, поправив юбку, но осталась лежать. - Как сдал?
     - Как всегда, - Рома проворно залез на второй этаж кровати и плюхнулся на нее. - А ты?
     - Да, кстати! Я и не спросил! - Саша привстал на локте и тревожно посмотрел на Олю.

     Она вяло кивнула.

     - Забыл сказать, что тебя внизу на вахте ждут. Мужик какой-то...

     Оля подняла к глазам свою руку, на которой изящно красовались маленькие золотые часики.

     - Надо бежать.

     Она быстро соскочила с кровати, наклонилась над Сашиным лицом и осторожно долго-долго целовала его. Затем резко оторвалась и бросилась к двери.

     - Пока, мальчики! - ещё некоторое время сладким эхом по комнате раздавался её голос.

     В следующий раз они встретились только зимой. Выйдя из своей комнаты, Оля обожгла его ледяным взглядом и произнесла чужим, каким-то металлическим голосом:
"Ничего больше не может быть. Я не уйду от мужа. Прощай!"
     И резко закрыла перед ним дверь.
     Навсегда.


     Саша стоял в дверях кухни, опустив голову, с пустым чайником в руках. Ребята уже закончили песню и вопросительно смотрели на него.

     - Санёк, ты чё? Спишь, что ли? Давай кофе попьём?!. - спросил Макс, бывший парень Наташи, тот, что играл на гитаре.

     Саша кивнул, налил воды в чайник, поставил его на плиту и молча вышел.

     - Покурить возьми, - крикнул вслед уходящему другой, Слава.

     Вернулся он уже одетый, с парой кружек в руках, пакетом сахара и банкой растворимого Nescafe.

     - Пойду, прогуляюсь, - Саша протянул Славе пачку сигарет. - Как попьёте, забросьте всё ко мне.

     И вышел на пустынную улицу.

     Мороз немного освежил голову, на душе стало чуть яснее. Решив не садиться на троллейбус, приветливо распахнувшего свои двери, Саша пошёл пешком.
     Целый день он бродил по городу, осмысливая свои прошлые отношения, силясь понять: Почему? Почему для него так важно кого-то любить? Почему он не может просто спокойно жить? Почему его так неудержимо тянет найти её, свою вторую половину?
     Он настороженно всматривался в лица встречных девушек, как одержимый выискивая среди них ту единственную, наверняка где-то живущую на этом свете.
     Мимо него с визгом промчалась влюблённая пара. Паренёк бежал, держа девушку за обе руки, и что-то кричал, а девушка катилась в ботинках по ледяному тротуару как на коньках и визжала от ужаса. Поравнявшись с Сашей, она огромными глазами посмотрела на него, случайно поскользнулась и сбила с ног. И, ничего вокруг не видя, с ультразвуковыми воплями катилась дальше по наклонной улице.

     - Сынок, ты не убился? - к нему подошла щупленькая старушка в отжившей каракулевой шубе и лыжной палкой в руке.
     - Ничего, нормально, - он поднялся и, не оглядываясь, побрёл дальше.
     - Вот бестолочи! Ничё не видят! - продолжала отчитывать бабуля уплывающую вдаль парочку. - Летят как оголтелые. Чтоб вам...

     Он не знал, сколько уже бродил по улицам. Он шёл и размазывал задубевшими руками капли слёз по онемевшим щекам, не понимая, как долго ему ещё придётся мечтать о той, что суждена ему от рождения, как долго это невыносимое одиночество будет длится, как долго ему нужно мириться с этим томительным ожиданием и болью.
     Но ничто вокруг не давало ответа: ни субботняя уличная пустота, ни густо усеянные яблоками снегири на деревьях, ни тёплые окна бесконечно чужих домов.

     Из парка ему навстречу вышел мужчина лет тридцати. На плечах сидел ребёнок неопределённого пола, держась за шею. В левой руке мужчина держал санки, в правой - поводок для чёрного пуделя, бегущего рядом с ним и гордо несущего в зубах рыжую спринцовку. Из аптеки, тяжело перебежав через дорогу, к ним подошла молодая женщина с большим животом. Глаза женщины искрились вишнёвым вином.

     Последний луч заходящего за пятиэтажную хрущёвку солнца упал на боязливо передвигающихся старичков, бережно поддерживающих друг друга.

     - "...вечно ждать или забыться сном", - заевшей пластинкой бил по мозгам выплёскивающийся из музыкального ларька быстро устаревший хит.

     Ждать? Как тяжело ждать! Ждать ночи, чтобы забыться сном? А дальше? Что принесёт с собой новый день? Не новую ли тоску и боль?

     Ноги налились свинцом. В животе жалобно урчало. Но взгляд его обеспокоенно блуждал повсюду в поисках ответов.
     Саша не заметил, как закончился город и начался мост через заснеженное полотно реки.

     - Наверное, она так же стояла здесь, вглядываясь в пугающую неизвестность, - остановившись посреди моста, подумал он о семнадцатилетней Ирине, студентке-землячке, месяц назад оборвавшую здесь из-за любви свою кратковременную жизнь. - Говорили, что, упав, она не сразу умерла, - он сосредоточенно рассматривал внизу следы на льду широкой реки.

     Ничто не нарушало пустынной тишины. Лишь изредка доносились едва уловимые обрывки песен из пролетающих машин. Жизнь продолжалась. Из города и в город по своим неотложным делам неслись автомобили.

     - "Зима-холода, одинокие дома..." - моталась из стороны в сторону заиндевевшая белая Ока.
     - Что же такое - Жизнь?
     - "А по белому снегу уходил от погони..." - как реактивный пролетел чёрный БМВ.
     - И есть ли в жизни какой-то высший смысл?
     - "Тополиный пух, жара, июль..." - надсаживалась перегруженная весёлой молодежью вишнёвая Девятка.
     - Люди рождались и умирали.
     - "Видно не судьба..." - тихо горевала ярко-красная Ауди.
     - Люди влюблялись и расходились.
     - "А я хочу как ветер петь..." - скромно прокряхтел ржавый рейсовый автобус.
     - Ради любви люди совершали великие подвиги и немыслимые преступления.
     - "Обгоняя безумие ветров хмельных..." - что есть мочи гнал защитного цвета УАЗик.
     - Ради любви люди покоряли невозможные вершины.
     - "Что же тебя снова манит куда-то..." - допытывался тёмно-синий Фольксваген.
     - Ради любви... Да что же такое - Любовь?
     - "Выпьем за любовь..." - мечтательно прокатил самосвал ЗИЛ, везя полный кузов визжащих свиней.
     - Метафизический закон тяготения и центростремительного движения? Или, по дедушке Фрэйду, первобытная сексуальность, являющаяся одним из основных признаков развития человека?
     - "Любовь и смерть, добро и зло..." - философствовала голубая Волга.
     - Или это энергия жизни? Свет?

     Мороз добрался до самых костей. Он побежал к остановке, не чувствуя ног, запрыгнул в подошедший троллейбус, стёкла которого живописно красовались причудливыми узорами и поехал в сторону общежития.

     - Плотим за проезд. Показываем месячные, - монотонно в тысячный за сегодня раз устало произнесла круглая контролерша, зябко кутаясь в серую шаль.


     На улице вечерело.
     Зажглись, слабо мерцая, первые звёзды. Ярче всех, ненадолго поднявшись над горизонтом, блистала ровным сиянием недоступная и неотразимая Венера. В морозном воздухе, переливаясь переменчивым светом судьбы, плыла песня Битлз "Let it be" (Свет судьбы).

     Заканчивался последний день сессии у заочников.
     Одни возвращались в общежитие после экзамена в одиночестве, понуро опустив плечи, другие - в шумных компаниях, весело пересказывая одно и то же на разные лады.
     Кто-то уже сегодня, заранее собравшись, торопливо спускался по лестнице с тяжёлыми сумками, чтобы поскорее обнять своих детей, жён и мужей. А кто-то с таинственным видом, предвкушая сладость сегодняшнего вечера, поднимался им навстречу, прячась или в открытую неся увесистые пакеты спиртного.
     Целый месяц вдалеке от семьи они надрывались как каторжные, день и ночь повышая свою квалификацию.
     Целых тридцать дней без единого выходного они репетировали, спорили друг с другом, препирались, крича с пеной у рта, собачились и даже пускали в ход кулаки, а после, разбежавшись по углам, сидели насупившись как воробьи в мороз.
     Целых семьсот с лишним часов, с невероятным терпением, они заучивали ненавистную теорию.
     Целых сорок с лишним тысяч минут они провели за кружкой дешёвого крепкого чая и растворимого кофе.
     Целых два с половиной миллиона секунд они посвятили творчеству свою безвозвратно улетающую молодость.
     Целую вечность.

     Поднимаясь по лестнице, Саша встретил заочницу Олю, звонко смеющуюся и совсем не по-братски обнимающуюся с неизвестно какими судьбами оказавшимся в этой суровой глубинке негром-однокурсником. Она прошла мимо, даже не взглянув, словно он стал невидимкой.
     Внутри неприятно резануло. Захотелось броситься за ней, остановить, встряхнуть, умолить. Но ее веселый смех приковал его к бетонным ступеням лестницы.

     - Ну и пусть! - зло прошептал Саша. - И не надо! Может и вправду надо "рыться в бабах"?

     А с кухни третьего этажа летел полюбившийся всем за последний месяц "Конь", питаемый последними крупинками неосторожно оставленного кофе с сахаром, звеня разными оттенками мужских и женских голосов: "Было всяко, всяко пройдет".

     - Сдал! - входя в комнату, радостно крикнул Константин, заочник и временный Сашин сосед, запустив в него толстую тетрадь с конспектами по режиссуре.
     - Кто бы сомневался, - едва увернувшись от разлетающихся во все стороны исписанных и перечёрканных листов, поздравил его Саша. - Отмечать будешь?
     - Издеваешься?! Как говорил мой батя: "На двух вещах в жизни нельзя экономить: на здоровье и на вине". Так что с тебя вино, а я за девчонками, - для здоровья, - он снял белую рубашку, подмурлыкивая поющим по радио Битлз "Girl", бросил её на незастеленную с утра постель и полез в шкаф, перебирая, во что бы ему одеться.
     - Прощай, разум, встретимся утром! - улыбаясь, Саша вытащил из-под кровати спортивную сумку, доверху забитую алкоголем.

     Надевая лиловую шёлковую рубашку, Костя обернулся и остолбенел. На столе стройным рядом вырастали  "Советское Игристое", "Don Amaretto", коньяк "Napoleon", "Жигулёвское", красное "Медвежья кровь", белое "Букет Молдавии", 3 бутылки "Столичной"...
     - Ты что, магазин ограбил?
     - Остатки былой роскоши. С Нового года. Правда не все целые, - оправдывался Саша.
     - Как же ты всё это?.. Вот что значит - Воля! А это что? Спирт? - Костя кивнул на полторашку.
     - Перегон. Сам варил. Будешь? - и не дожидаясь ответа, Саша плеснул в кружки.
     - За то, чтоб изменяли не нам, а с нами! - Костя подмигнул и ударил кружкой о кружку.

     Выпили. У обоих перехватило дыхание.

     - Вещь! - Костя, вытирая со щеки слезу, с уважением посмотрел на соседа.

     Он мягко ударил кулаком ему в грудь, как бы впечатывая орден за выдающиеся заслуги перед отечеством, подошел к зеркалу, критически себя оглядывая, выдернул торчащий из ноздри волосок, легко и грациозно уложил на голове волосы, создав нечто среднее между романтиком и Элвисом, подушился...

     - Никуда не уходи. Я скоро. Только с курсом отметим немного, - и ушёл, напевая "Гё-ёл", оставив после себя облако приятного аромата дорогого парфюма.

     - Интересно, с кем он придет? Неужели... - со страхом и надеждой подумал Саша.

     За окном совсем стемнело. Давно загорелись фонари, выхватывая из темноты редкие вихрящиеся снежинки и освещая на безлюдной улице случайных прохожих. По радио сегодня крутили песни из серии Romantic Collection.
     Саша повсюду успел навести порядок, заставив блистать то, что со временем покрылось налётом студенческой беспечности. Сбегал в магазин за продуктами, выкраивая вдоль и поперёк последние деньги. Разложил на столе, применив все свои скромные навыки по сервировке, - яблоки, сосиски, хлеб, сало, солёные огурцы, квашеную капусту и жареную картошку - всё то, чем так богаты эти застолья. Одел чёрные джинсы и водолазку, эффектно подчёркивающий рельеф его накаченных мышц.
     Но совершенно напрасно в сотый раз он выглядывал в общий коридор на шум весёлых голосов. Каждая уходящая минута безжалостно прожигала грудь гнетущей мыслью: "Про тебя забыли!"
     Разрывая динамики в клочья, взывал к возлюбленной Scorpions "Still Loving You" (Всё ещё люблю тебя). А часы равнодушно указывали на без четверти десять. Ждать больше не было смысла.

     - Может и лучше, что никто не придёт?!

     Саша снял с полки книгу по истории искусств, так по-дурацки проваленной на экзамене три недели назад, завалился на кровать и стал рассматривать картинки.
Доносящийся шум веселых компаний смешался с топотом пробегающих бизонов из Альтамирской пещеры. Мелькнул, с грохотом разваливаясь на части, храм Аполлона в Коринфе. Пролетела, громогласно трубя победу, безголовая Ника Самофракийская. Зашумело, волнуемое ветром, море, породив златовласую Венеру Боттичелли...

     Обнаженная девушка с длинными золотыми волосами словно хотела что-то сказать, о чём-то предупредить его, предостеречь. Её глаза излучали бескрайнюю печаль, проникающую до самого дна души. Печаль, предвидящую все изгибы человеческих отношений.
     Не мигая, он всматривался в её взгляд. И казалось, что еще чуть-чуть и всё станет таким простым и ясным.

     В этот молчаливый диалог бесцеремонно вмешался приближающийся мужской голос: "Сидят старушки на лавочке. Одна спрашивает: "Что русского мужика губит?", - другая ей, - "Бабы, водка, поножовщина". - "И не говори, Петровна. А вот у них в Японии как всё красиво: гейши, саке, харакири". Дверь с грохотом распахнулась и на пороге вырос ликующий Костя, обнимая за плечи двух незнакомых девушек.

     - Пьянству - Girls!

     Перед ним стояли не просто красивые девушки, а какие-то божественные создания высших миров. Как будто всё самое прекрасное и долгожданное из его фантазий вдруг переплавилось, смешалось и вылилось в головокружительные образы в видимом мире.

     Он оробел от восхищения, все заготовленные фразы мгновенно рассыпались мелким бисером по углам его памяти и только навык издавать отдельные звуки, доставшийся по наследству от далеких предков, остался при нем.

     - Вера, Венера, - представил их Костя. - А этот невоспитанный овощ - Александр. Парень замечательный, но... - он покрутил головой, закатив глаза. - Так что, девочки, надежда только на вас! Как учит Кама-Сутра - безвыходных положений не бывает, - и втолкнул девушек в комнату.

     Саша, соскакивая, свалился с кровати, запутавшись в покрывале и собственных ногах.

     - Слабый пол, а столько сил отнимает! - засмеялся Костя.

     Вера прикрыла в ужасе рот рукой. Венера, улыбнувшись, подошла и подала ему руку.
     Он смотрел в её глубокие голубые глаза и медленно погружался в них.

     - Меня засосала опасная дивчина... - запел Костя, разливая вино по стаканам и лукаво улыбаясь. - Ты поаккуратнее. А то вскружишь девушке голову так, что её тошнить будет девять месяцев!
     - Давай не будем! А если будем, то давай! - весело обрезав его, Венера взяла со стола стакан.
     - И вот она, вся голая от гнева... - вещая, Костя передал оставшиеся стаканы. - За то, чтобы столы ломились от изобилия, а кровати от любви!

     Вера звонко засмеялась, Венера лишь криво усмехнулась.

     Сказал, словно высморкался в белую скатерть. Такие разговоры так не подходили к этим девушкам, так оскорбляли самое их присутствие, что Саша покраснел от неловкости и напряжения.

     - Квашеная капуста - идеальная закуска: и выставить не стыдно, и сожрут - не жалко! - чавкал от удовольствия Костя.

     Пока девушки закусывали, Саша смог повнимательнее рассмотреть их.

     Вера была на пол головы выше Кости, брюнетка, с короткой стрижкой "Гарсон" из семидесятых и в открытом красном платье, обнажающее изысканную длинную шею, изящные плечи и руки и искусно выточенные ноги.
     Венера же, напротив, была невысокого роста, светлые волосы водопадом лились по её плечам, свитер песочного цвета с высоким воротником надёжно скрывал хрупкое тело, тёмно-синие джинсы тщательно стерегли стройные ноги.
     Одна словно хотела затеряться в толпе, спрятаться от пожирающих взглядов за непроницаемой бронёй одежды, другая же, наоборот, открывала себя всем ветрам, будто хотела покорить своим величием целый мир.

     - Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе с красного? - заливался соловьем Костя, обращаясь к Венере.

     Саша смотрел на неё, забыв о том, что происходит вокруг, словно какие-то силы похитили его с земли и понесли над облаками надежд и мечтаний. Он не мог понять, откуда она взялась? Что здесь делает? Почему она здесь? И где Оля? Та Оля, которая была ему нужна? Та Оля, что его дьявольски мучила?
     Венера уже несколько раз вскидывала на него вопросительный взгляд.

     - Он любил её до смерти. Потом реанимировал и опять любил, любил, любил, - глядя на Сашу, Костя щёлкал пальцами в воздухе, как бы выводя из гипноза. - Вы очень кстати, у нас тут - разврат, - он указал рукой на застолье и вновь стал разливать вино. - За счастье не пьют - за него борются. За здоровье не пьют - за него молятся. За любовь не пьют - ею занимаются. Выпьем за мечты - пусть они сбываются!

     Саша поморщился, но не от горечи выпитого. Решив про себя, что если всё и дальше так пойдёт, то ему будет лучше уйти. Одному. Куда-нибудь. Подальше отсюда. Он чувствовал себя здесь лишним. Костя крепко вцепился в обеих, да и девушки, похоже, были не против.
     Вера изящно наколола на вилку сосиску и весьма волнующе стала от неё откусывать маленькие кусочки. Она влюблённо смотрела на Костю, звонко смеясь на его пошлые шутки.
 
     Вера познакомилась с ним три года назад, когда приехала поступать из маленького городка в областной центр. Она прожила в своём городе, никуда не выезжая, все двадцать три года. Она всегда была обворожительна. Будучи маленькой, часто слышала один и тот же вопрос: "Чья это такая красивая девочка?!" Ей нравилось, когда вокруг говорили только о ней. И она стремилась всегда быть первой. В первом классе первого сентября звонить в колокольчик, сидя на плече выпускника, выбрали её. В школе на всех уроках сидела на первой парте и старалась быть первой в учёбе. Всегда играла только главные роли в спектаклях в театральном кружке. Ходила в Дом Культуры на занятия по русским народным танцам, и там добилась того, что ей доставались ведущие партии в концертных номерах. На уроках музыки, узнав, что у неё хорошие данные, стала посещать кружок народного и эстрадного вокала. Со временем и здесь добилась того, что ей стали давать сольные номера. Она стала звездой своего небольшого городка. Мальчики смотрели ей вслед, замирая от восторга. Девочки смотрели ей вслед, замирая от зависти.
     Её мать развелась с отцом, ничего не сказав, когда ей было двенадцать. Отец переехал, как он писал, "на Север" добывать газ, но домой больше не вернулся. Его зарезали по пьянке. Мать вскоре снова вышла замуж.
     В тринадцать перед ней встал непростой выбор: либо потерять невинность в борьбе за любовь, либо потерять любовь в борьбе за невинность. Желание быть первой во всём... Любовь не была продолжительной. Мальчик похвалился своей победой перед другими. Пошли разговоры, насмешки в спину. Было очень больно. Пробовала отравиться мамиными таблетками. Неудачно.
     Время шло. Со временем рана затянулась. Она взрослела. По-прежнему выступала на концертах в ДК. Училась в школе, но уже не так хорошо, как раньше. Теперь на неё заглядывались не только сверстники, но и взрослые мужчины. По вечерам, помогая с домашними заданиями, отчим стал всё дольше задерживаться в её комнате. Ей нравилось, как он украдкой смотрел на неё. Это волновало. Когда по вечерам, сидя на диване, он  смотрел телевизор, а мать крутилась на кухне, она садилась с ним рядом. Прижималась к нему, когда шло что-то страшное, хватала за руку. Или просто лежала головой на его коленях. Сдав последний школьный экзамен в девятом классе она летела домой поделиться с ним своей радостью. Запрыгнув на него, обняв за шею, она целовала его в губы, долго, отчаянно. Тогда он еле вырвался от неё, едва удержавшись. Спустя месяц, когда матери не было дома, она вышла из душа, завёрнутая в полотенце, едва её прикрывающее, прошла мимо отчима в свою комнату как по подиуму, оставив дверь приоткрытой. Включила музыку и стала медленно танцевать, дразня его. Он очнулся на полу от её поцелуев и шёпота, что она никому ничего не скажет. Эти встречи время от времени повторялись, пока к концу 11 класса их не застала мать. Был страшный скандал. Аттестат она получала, уже живя у бабушки. Пыталась поступить в институт, но провалилась. Вернулась в свой городок. Предложили работать в ДК, помогать с праздниками. Через год выскочила замуж, родила. Поняла, что ошиблась. Стала задыхаться в четырёх стенах. Появился понимающий друг. Опять скандал. Муж умолял остаться. Ушла к другу. Ненадолго. Опять ошиблась. Вновь переехала к бабушке. Директор ДК предложила ей поступить на режиссера массовых праздников на заочное отделение. И она с радостью ухватилась за возможность что-то поменять в своей жизни.
     Его она сразу выделила из толпы поступающих - красивого, веселого, обходительного. Такие раньше ей не встречались. Все три года думала только о нём, жила этими редкими встречами. И вот сегодня всё должно было решиться, - быть им вместе или не быть.
 
     Саша поднялся и, перебивая Костину болтовню, стал распечатывать новую бутылку вина. После тоста он решил, что уйдёт: 

                Смежая веки, вижу я острей.
                Открыв глаза, гляжу, не замечая,
                Но светел тёмный взгляд моих очей,
                Когда во сне к тебе их обращаю.
                И если так светла ночная тень -
                Твоей неясной тени отраженье, -
                То как велик твой свет в лучистый день,
                Насколько явь светлее сновиденья!
                Каким бы счастьем было для меня -
                Проснувшись утром, увидать воочью
                Тот ясный лик в лучах живого дня,
                Что мне светил туманно мёртвой ночью.
                День без тебя казался ночью мне,
                А день я видел по ночам во сне.

     - А это он сейчас с кем говорил? - переглядываясь с девочками, спросил Костя.
     - Сиди уж, Шекспир! - Вера изумлённо смотрела на Сашу, который, казался, вовсе не умел говорить.
     - Можно? - спросила вдохновлённая Венера, кивнув на гитару.
     - Какие плечи, какие бёдра, а ноги... Где ноги? Тьфу, опять гитару подсунули! - смешил всех Костя, передавая гитару Венере.

     Она провела большим пальцем правой руки по струнам, вслушиваясь в звучание, подкрутила колок первой струны, настраивая её на свой лад и вскинула головой так, что прядь падающих волос на корпус гитары взлетела вверх и запрокинулась за плечо.
     И потекла струящимся ручейком мелодия.
     Глаза её смотрели сквозь стену, в одну ей ведомую даль. Руки, казалось, жили отдельно друг от друга: правая, перебирающая струны, двигалась плавно, выплетая невидимые узоры, а левая, резкая и напряженная, с побелевшими от напряжения кончиками пальцев, выплясывала на грифе причудливый танец.
     Венера склонила голову набок, глаза закрылись, брови сдвинулись, как от причиненной боли, а нежный голос ее вдруг стал напряженным и жестким.

     - "Уж если ты разлюбишь - так теперь", - пела она речитативом, сдерживая свои чувства, которые так ясно обозначались на её лице. - "Теперь, когда весь мир со мной в раздоре".

     Венере было двадцать, когда она поступила на заочное. До этого она часто переезжала с семьёй с места на место. Не успев обосноваться как следует и завести друзей, она уже вновь была в пути. Она побывала на всей территории своей родины, от Хабаровска до Смоленска. Всегда одна, без подружек. Их заменял старший брат, таскающий её с собой повсюду. С детства она впитала мальчишескую культуру, куклы были заброшены, уступив место мечам и пистолетам. Ходила на рыбалку, любила походы, песни у костра. Научилась играть на гитаре. Писала стихи, некоторые даже печатали в районной газете. Каталась на мотоцикле. Рано стала курить, пить водку. Как-то раз, шастая с ребятами по свалке, сильно поранилась в районе колена. Остался огромный уродливый шрам. На коротких платьях навсегда пришлось поставить крест. В пятнадцать впервые влюбилась. Забеременела. Знал только брат. Он свозил её в райцентр, объяснив, как нужно предохраняться. Стала умнее и осторожнее. Но с парнями встречалась. Брат ушёл в армию. После школьного выпускного так напилась, что не помнила с кем была и что делала. Через месяц поняла, что залетела. Но теперь уже знала, что делать. Дома сказала, что едет к подруге в райцентр. Жизнь снова распахнула свои объятия, предлагая заманчивые перспективы. Поступила в областной институт на геологический. Через год бросила. Стало скучно. Устроилась работать продавцом в магазине. Через полгода ушла из-за домоганий директора. Случайно устроилась работать на радио. Много музыки и общения. Ей всё нравилось. Она всем нравилась.
     Как-то раз, общаясь в эфире с молодым человеком, узнала, что тот собирается поступать на режиссёра. Разговорились. Он предложил ей попробовать. В свой выходной, гуляя по городу и проходя мимо здания колледжа, где шли вступительные экзамены,  ради интереса решила заглянуть. Её приняли. Познакомилась с красивым и интересным парнем. Из разговора с ним поняла, что это он пригласил её попробовать поступить. Вернулась на радио. Ждала его звонков в эфир, зная, что он слушает эту волну. Но виделись лишь во время очередной сессии. С каждой новой встречей всё ярче понимала, что не видит без него своего будущего.

     Захмелевший Костя как на ударных вилками по тарелкам, бутылкам и стаканам мастерски отбивал ритм песни. Вера, как на флейте, дула в горлышко пустой бутылки. Венера погрузилась в песню так, что её глубокие синие глаза стали ещё синее и глубже.

     Сегодняшний день оказался невыносимым для Саши, всё вокруг твердило о тяжести утраты. Песня всколыхнула улёгшуюся боль.

     - Будь самой горькой из моих потерь, - ожесточённо повторял он про себя, находя в раздирающей душу боли мучительную сладость.

     Саша вновь и вновь пытался понять Олю, пробуя представить те обстоятельства, в которых она оказалась, что ей пришлось пережить, когда обо всем узнал муж, знакомые, родня.

     - "Будь самой горькой из моих потерь", - слова песни словно давали ключ к разгадке ее мыслей, подсказывая ему, что: пусть их любовь, их отношения останутся на высшем пике, чтобы ничто уже их не разрушило; пусть они пропишутся в вечности их памяти молодыми и красивыми; пусть они останутся самым светлым пятном в её судьбе, тем маяком, который будет светить ей во мраке чёрных полос жизни; если бы она осталась с ним, то всё вскоре бы рухнуло, быт разрушил бы всё самое лучшее, что было между ними - это она наверняка знает по своей семье. И если ей удастся смириться с потерей и жить без него, то умоляет, заклинает его не искать с нею встреч, оставить её навсегда!

     - "Твоей любви лишиться навсегда", - трагически надрывно пропела Венера.

     По её щеке медленно текла кристальная слеза, оставляя после себя бликующий след перенесённой боли и, ненадолго задержавшись над линией бледно-розовых губ, она безвозвратно исчезла в них.

     Его боль незаметно растворилась к концу песни. Она улыбнулась. Оля улыбнулась. Та, что была недосягаема и недружелюбна, светло улыбнулась ему. И рассеялась в воздухе лёгкой дымкой, сквозь которую он заметил пристальный взгляд Венеры. Он видел только её глаза, глубина которых невозвратимо затягивала его в синюю бездну.

     Венера продолжала играть мелодию, словно боялась остановиться. Её волосы рассыпались по лицу, скрывая его наполовину. Глаза её то закрывались и тогда все чувства волнами пробегали по её чертам, то открывались, излучая тоску и боль.
     Саша хотел узнать, что перенесла в своей жизни эта красивая девушка, от чего она так отчаянно пыталась защититься. Но глубина глаз хранила безмолвную тайну.
     Он перевёл взгляд на её по-детски пухлые губы и едва справился с одолевающим соблазном поцеловать их, став рассматривать кисти её рук. Длинные пальцы с коротко подстриженными ногтями рождали мелодию, похожую на канцону Франческо да Милано. Да и высокий воротник её свитера напоминал стиль "Стюарт" эпохи Возрождения. Казалось, что перед ним сидела героиня шекспировского "Сна в летнюю ночь", запутавшись в любовном лабиринте отношений.

     Костя разошёлся так, что опрокинул бутылку вина и облил Венеру. Мелодия оборвалась, Венера вскочила, отряхиваясь. Вера отодвинулась подальше от стола.

     - Милые девушки! Глупо волноваться из-за каких-то там пятен. Надо волноваться, когда их нет! - шутливо извинялся Костя, ликвидируя со стола последствия аварии.

     Саша протянул Венере белое вафельное полотенце, освободив её руки от гитары.

     - Спасибо, - сказала Венера, не решаясь его испачкать.
     - Спасибо в постель не положишь, - подскочил к ней Костя, выхватил из её рук полотенце и, не смотря на сопротивление, стал стирать с неё следы вина.
     - Я могу сейчас застирать... - предложил Саша и полез в шкаф, выбирая во что ей переодеться.

     Венера вырвалась из рук Кости, растерянно глядя на Сашу. Вера, ухмыльнувшись, взяла яблоко и стала его есть, призывно поглядывая на Костю. А Костя бросил полотенце в лужу вина на столе, взял бутылку водки, ловко её распечатав и каждому налил по трети стакана.

     На полотенце проявилось красное пятно. Оно быстро расползалось, как кровь на снегу.

     - Если женщина тебя ненавидит, значит, она тебя любила или любит или будет любить, - Костя ласково обнял Венеру за плечи, играя с её волосами.

     Она измученно улыбнулась ему.

     - Шутки шутками, а могут быть и дети, - едко заметила Вера.

     Чёрная бровь её взлетела вверх, один глаз прищурился, рука нервно поправила причёску.

     Всё происходящее казалось каким-то странным сном. Странно, что Костя и Венера учились на одном курсе. Странно, как она смотрит на него, как реагирует на его слова. Странно, что она вообще сюда с ним пришла.

     Саша прибавил звука на радио, заглушая пошлые разговоры.

     - Ради любви каждый готов снять с себя всё до последней нитки, и не только с себя! За любовь! - перекрикивая первые аккорды "Lady in red", поднял свой стакан Костя, чокнувшись с девушками.
     - Хочу танцевать, - томно выдохнула Вера.

     Она залпом осушила  полстакана водки и запела волнующим бархатом в дуэте с Крисом де Бургом.

     - I`ve never seen you looking so lovely as you did tonight ("Я никогда не видел тебя такой прекрасной, какой ты была сегодня вечером") - её большие серые глаза наполнились слезами и стали ещё больше и прекраснее.
     -  I`ve never seen you shine so bright ("Я никогда не видел тебя, сияющей так ярко") - она медленно поднялась со стула, впиваясь в Костю глубиной своих ледяных глаз.
     -  I`ve never seen so many men ask you if you wanted to dance ("Я никогда не видел, чтобы столько мужчин приглашали тебя танцевать") - её рука железной хваткой вцепилась в его лиловую рубаху и выдернула из общества Венеры.
     - They`re looking for a little romance, given half a chance ("Они ищут лёгкого приключения, ты позволяешь это лишь отчасти") - Венера проводила Костю растерянным взглядом и с отчаянной готовностью повернулась к Саше.
     - I have never seen that dress you`re wearing ("Я никогда не видел тебя в этом платье") - Костя плеснул в себя горючее и, как сигару, вставил в зубы солёный огурец.
     - Or the highlights in your head that catch your eyes ("Или чтобы отблески твоих волос так отражались в твоих глазах") - Саша, смутившись недоброго взгляда Венеры, тупо уставился на Веру, обдумывая, как поступить.
     - I have been blind ("Я был слеп") - Венера водкой залила одиночество.
     - The lady in red is dancing with me cheek to cheek ("Леди в красном танцует со мной щека к щеке") - шептала Вера, волнующе и неспешно двигаясь под ритм сладострастных звуков песни и хруста огурца.
     - It`s where I wanna be ("Я хочу быть именно здесь") - тщетно надрывался де`Бург, в то время как её руки страстно ласкали своё тело.
     - I`ll never forget, the way you look tonight ("Я никогда не забуду, как ты сегодня выглядишь") - демонстрируя виртуозный стриптиз, извивался вокруг неё Костя, похрустывая огурцом.
     - I`ve never seen you shine so bright, you were amazing ("Я никогда не видел тебя, сияющей так ярко, ты была изумительной") - она простонала от возможного счастья, сжимая в руках платье так, что обнажились её пьянящие бёдра.
     - I`ve never seen so many people want to be there by your side ("Я никогда не видел, чтобы столько людей хотели бы быть рядом с тобой") - расстёгивая шёлковую рубашку, он медленно приближался к ней, как хищник к жертве.
     - And when you turned to me and smiled ("И когда ты повернулась ко мне и улыбнулась") - одна рука его обхватила шею, другая скользнула по её волосам, груди, талии, бедре.
     - It took my breath away ("У меня перехватило дыхание") - он рывком приблизил её к себе.
     - I have never had such a feeling ("У меня никогда не было такого чувства") - подняв плечи, она прижалась к нему, как бы покорившись сильнейшему.
     - Such a feeling of ("Такого чувства") - резко оттолкнулась от него, играя холодность и неприступность.
     - Complete and utter love ("Полной и совершенной любви") - закружившись, она упала в его руки, запрокинув назад голову.
     - The lady in red ("Леди в красном") - Костя был в восторге от её игры, глаза его вспыхнули плотоядным огнём.
     - The lady in red - с животной страстью он прижал её к себе, словно овладев ею на глазах у всех.
     - The lady in red - туман подступившего счастья окутал Веру, её глаза закрылись, губы подались вперёд.
     - My lady in red ("Моя леди в красном") - как удав, он неторопливо склонился и проглотил свою жертву.
     - I love you - прошептал он, слизывая с губ мёд многообещающих наслаждений.

     Подняв на руки едва находившуюся в сознании Веру, он победоносно понёс её из комнаты, на ходу прошипев соседу: "Не тупи!"

     В соседней комнате с треском захлопнулась дверь. Зазвенели на гитаре струны, пропев далёким эхом: "Твоей любви лишиться навсегда".

     Наступила томительная тишина недосказанности и неопределённости.

     Оставшись наедине, каждый переживал своё: она - женское поражение, сжав зубы и яростно глядя на стакан; а он - досаду и злость на себя за робость и нерешительность.

     Саша дотянулся до полотенца на столе и сжал его, словно белый флаг капитуляции. Между пальцев ручейками потекло вино.
     За стеной скрипнула кровать, послышался глухой удар, засмеялся женский голос.

     - Чего ты хочешь? - нервно спросила Венера, порвав затянувшуюся паузу.
     - Тебя... - вырвалось из пересохшего горла.

     Неприятно пробежал по телу холодок.

     - Давай выпьем, - не то спросила, не то приказала она.

     Он молча налил водки и протянул ей стакан. Она взяла его, нечаянно прикоснувшись к Сашиным пальцам, испытующе посмотрела ему в глаза, проникая в самые потайные места его фантазий и медленно выпила. Ничем не закусив, она облизнула губы, спокойно поднялась со стула и направилась к выходу.

     Саша услышал, как последняя нить надежды, их связывавшая, оборвалась. Яд утраты отвратительной горечью прожёг его грудь.

     У двери Венера еще раз оглянулась, грустно улыбнувшись, и погасила свет.
     Тоскливо проскрипела в темноте захлопывающаяся дверь, хладнокровно вынося жестокий приговор.

     Раздался глухой удар о стену. Ещё. И ещё раз. Будто заколачивая крышку его гроба.

     Сашу затошнило, словно кто-то залез ему в желудок и вывернул его. Хотелось крикнуть, но опустошительное безразличие к самому себе не позволило этого.
     Он сидел в кружащейся темноте, скрестив на груди руки и думал о роковом невезении в любви.

     Откуда-то снизу долетели печальные звуки "Лунной сонаты". Кому-то тоже не спалось.
     Далёкие звёзды, казалось, навсегда скрылись за плотной пеленой нависших облаков.
     Наступила полнейшая тьма.

     И если бы не ритмичные удары кровати о стенку в соседней комнате и волнами долетающая мечта Бетховена о невозможном счастье, то Саша засомневался бы в самом собственном существовании.

     В окно, тоскливо завывая, врезался ветер. Он выпил водку, словно принял яд. На ощупь достал гитару. И поплыла, родившись из тоскующей темноты, разрывающая душу мелодия Металлики "Nothing Else Matters".

     Он думал о своём прошлом, о том, чего не случилось в его жизни и, может, никогда не произойдёт. Он видел несбывшиеся встречи и тяжёлые расставания. Он кожей чувствовал предстоящие утраты. От щемящей грудь боли он весь без остатка переплавился в звуки песни, летящей по одинокой планете своей беспокойной души.
Казалось, что даже Бетховен, захлопнув крышку рояля и обхватив голову руками, задумался.

     - Красивая мелодия, - тихо сказала Венера, когда последнее эхо отзвучавшей песни затерялось во мраке.

     От неожиданности Саша едва удержался, чтоб не закричать, страх волной пробежал по всему телу, дыбом поднимая на коже волосы.

     - Ты там не уснул? - настороженно спросила она.
     - Нет, - внутри него всё замерло.
     - Придёшь ко мне?.. - услышал он её смущённый шёпот.

     В окно, собрав всю мощь, врезался воющий ветер. Что-то загромыхало и, оторвавшись, умчалось в зияющую пустоту. Температура резко опустилась до адского минуса, так, что дышать стало трудно. Пол потерял свою привычную плотность, превратившись в зыбкое болото. Страшный ветер, не давая шагнуть, хлестал по лицу. Расстояние между ними безжалостно увеличилось в тысячи раз. Оглянувшись, он разглядел сквозь бурю, что пути назад не было, там зияла пропасть ушедшей жизни, а впереди неприступно возвышался Эверест неизвестного будущего. Собрав последние остатки своих тающих сил, он в три прыжка одолел эту пугающую и враждебную бесконечность. Он взлетел на самую вершину горы, упав к её ногам. От мороза его лихорадило.

     Она коснулась его руки, оставив на ней глубокий ожёг. Где-то в горле отчаянно колотилось сердце. Она мягко притянула его к себе. Он приблизился к её лицу, уткнувшись онемевшим ртом в её горячие губы. Она ответила спасительным, согревающим душу, поцелуем, вдыхая в него жизнь. Её пальцы изучали каждый излом его тела, каждый атом, и там, где они прикасались, кожа плавилась. Он бережно прикасался к ней, боясь повредить. Его руки скользнули под её свитер. Мелькнули её обнажённые, хрупкие плечи. Он целовал её лицо, шею, руки, борясь в жестокой схватке с неуправляемой дрожью и замысловатыми застёжками.

     - Давай я, - прошептала она.

     Он почувствовал, как дрогнула и поплыла твердь под ногами. Она расстегнула джинсы. Толчок повторился вновь, сильнее предыдущего. Ещё. И ещё раз. В страхе он заторопился, но пальцы не слушались, путаясь в складках снимаемой одежды.

     Луна вновь показалась, ярко осветив обнажённую распростёртую Венеру - ослепительную богиню необыкновенной красоты. От неё исходил жар среди мёртвого мира льда.

     Гора содрогалась. Он упал к ней и вырвавшиеся из тверди языки пламени обвили их тела.

     - Только не торопись, - донеслось до него сквозь уносящиеся порывы ветра.

     Эверест пылал, извергая громадные столбы дыма и огня, потоки лавы выплёскивались рекой, поглощая и сжигая всё на своём пути. Вихри пепла неумолимо заносили последние проблески его затухающего сознания.

     Из кромешной тишины послышалось биение сердца, робко простучав: "Очнись!"

     Где-то совсем рядом заиграла "Феличита" на итальянском, сладко поющая о счастье и любви: "La felicita e` restare vicini come bambini" (Счастье, когда мы всех ближе на свете, наивней, чем дети).

     В соседней комнате назойливо стучала спинка кровати.

     - Как машина, - с завистью подумал Саша.
     - Ну ты и обломщик! - услышал он голос Венеры. - Я только начала чувствовать.

     Внутри его что-то оборвалось.

     В стену ритмично стучали в такт дразнящей песни: "Felicita, e abbasare la luce per fare pase, Felicita" (Счастье, когда тушим свет на полтона и миримся снова, счастье тогда), каждым ударом впечатывая: "Слабак! Неудачник!.."

     - У меня давно этого не было, - раздавленно прошептал Саша, судорожно подбирая нужные слова.

     В голове эхом отдавалось страшное слово "обломщик".

     А песня в дуэте со счастливыми и утомлёнными стонами Веры беспощадно пробивалась сквозь стену, уничтожая всё то, что родилось между ними: "Senti nell`aria c`e gia la nostra canzone d`amore che va. Come un pensiero che sa di felicita" (Слышишь, как песня любви, нашей любви, всё быстрее летит. Будто о счастье мечта, о счастье мечта).

     Саша растер лицо рукой.

     - Что ты делаешь завтра? В смысле, уже сегодня?
     - На работу иду. К десяти утра.
     - Ничего себе. Так, сразу? А где ты работаешь?
     - Ты не поверишь.
     - Почему?
     - На радио. Диджеем.
     - Ничего себе! Никогда не видел вживую радиодиджея... диджейку.

     Тучи рассеялись и луна холодным светом выхватила из тьмы её белоснежную грудь. Она лежала с открытыми глазами, будто вслушиваясь в то, что происходило в другой комнате.

     - Мне очень хорошо с тобой, - он нежно дотронулся до её маленькой груди.
     - Что ты делаешь?
     - В смысле? Разговариваю с тобой. Спрашиваю.
     - Зачем?
     - Не знаю. Хочу узнать тебя, - смутился Саша.
     - Зачем? - Венера, прищурившись, повернула к нему лицо.
     - Интересно. Нет. Ты мне нравишься. Очень, - он мучительно подбирал слова.
     - Ты всегда такой? Говоришь такое? Всем?

     Он не знал, что ответить: скажешь "да" - всё испортишь, скажешь "нет" - соврёшь.

     - Знаешь, я ждал сегодня другую. Олю, с твоего курса. Мы с ней расстались. Вернее, она со мной. Да, я знаю, что она замужем, что у неё дети... В общем, она решила, что так будет лучше. Для всех. Может надо было её добиваться, поуверенней быть, что ли? Ну, мне сказали, я и... Я ведь слышал не только "что", но и "как" она говорила, как смотрела... Нет, это всё не то... Мне было тяжело. Хотел с моста прыгнуть сегодня. Такой дурак! Там с моей деревни месяц назад девчонка сбросилась...
     - Да, я слышала, мы в прямом эфире об этом говорили.
     - Я приезжал домой после этого, видел её родителей... Мать её, такая сильная по жизни, как-то сдулась, почернела, ниже ростом стала. А отец... - Саша замолчал, проглатывая ком в горле. - Два года назад, летом, в конце первого курса, я у себя в ДэКа организовал театральный кружок. Ставил с ребятами мюзикл "Колобок". Ирина, та девочка, лису играла. Талантливая была. Смешно у неё получалось... И вот лежит она в гробу в белом платье, такая красивая, нетронутая... Девочка совсем... - он замычал, ожесточённо стирая слезу с лица. - Какие мы дураки!.. - И когда немного успокоился, спросил. - Зачем я тебе всё это рассказываю? - Венера лежала, напряжённо вглядываясь в него. - Стою я сегодня на мосту, смотрю вниз, на реку. И вдруг так ясно представил себе своих родителей, вот так же, как у неё... Невыносимо стало. Тошно... Всё пытался понять Олю, почему она так. А потом пришла ты. У меня за минуту до твоего прихода появилось предчувствие чего-то большого, важного... - Саша порылся под подушкой и достал книгу. - Вот, - перелистывая страницы в свете луны нашел нужную репродукцию. - Венера Боттичелли... Смотрю я на неё, а тут ты входишь. Меня как ошпарило. Правда, похожа? Не веришь? Тебе, наверное, об этом многие говорили, тем более с таким редким именем...
     - Нет, ни разу. Серьёзно. Они и про Боттичелли-то не слышали.
     - Я растерялся. Не только из-за того, что вы похожи... Но... - Саша замялся, не зная как сказать. - Я никогда не был так близко с красивой девушкой. Такой красивой... Даже рядом не стоял. И никогда не разговаривал. Я испугался тебя. Я и теперь боюсь. Чувствуешь, как ноги дрожат?
     - Почему? Я такая страшная?
     - Да. Нет, не в том смысле. Ты надо мной смеёшься?
     - Немножко. Смешно просто. Такой... большой мальчик.
     - Кабан. Меня так одна... называла.
     - Кабан? - она сдержала улыбку. - Я как-то охотилась на кабана.
     - Ты?!
     - Мы с ребятами в походе были. Вечером, как всегда, гитара, водка. Утром слышу сквозь сон какое-то хрюканье. Думаю, парни храпят. Но как-то уж странно. Выглядываю из палатки, а там здоровенный такой бугай, клыки в разные стороны. Всю еду нашу сожрал, запасы распотрошил. Я подкралась к нему, чтобы напугать его и прогнать. Но он заметил, повернулся ко мне, глаза красные, как у чёрта, смотрит и не уходит. Я со страха как заору на него, матом, разумеется. Я и не знала, что умею так. Ну, он и побежал. Завизжал как поросёнок и побежал в лес. Я погналась было за ним, бросаясь в него еловыми шишками. Но меня парни догнали, повалили на землю. Всё не могла успокоиться, ревела и смеялась как дура. Мне уж потом объяснили, что он мог наброситься и разорвать меня на части. Ржали надо мной как ненормальные, всё просили рассказать про шишки. Вот это было страшно. А я не страшная, я маленькая, разве что укусить могу.
     - Да, - Саша смотрел на неё и думал о том, чьи руки обнимали её той ночью.
     - А ты не кабан. Нисколечко, - словно догадавшись, о чём он думает, она провела рукой по его волосам, взъерошила их. - И бояться не надо. Красивые - такие же люди. Только им жить сложней. Все хотят их. Чуть зазевался, а тебя уже в койку тащат.

     Внутри у него похолодело.

     - Я не про тебя, не переживай. Тем более, что я сама. Совратила вот мальчика.
     - Я не мальчик.
     - Ну сколько тебе? Девятнадцать? Двадцать? - устало проронила она.
     - Восемнадцать. А тебе?
     - Какой шустрый! Тебя не учили, что неприлично спрашивать у девушек?
     - Нет. Мне батя только завещал, чтоб я рылся в бабах, - он иронично улыбнулся.
     - А-а, всё понятно. Ты исполняешь завещание. И какая же я по счету в твоём списке?
     - Никакая. Единственная.
     - Первая, что ли?
     - Нет. Но это не имеет значения. Ты мне очень нравишься.
     - А что тебе нравится? Глаза? Губы? Грудь? Секс со мной?
     - Всё. Всё нравится. Ты вся. Ты совершенна для меня.
     - А ведь Костя предупреждал, что вскружишь голову.
     - При чём тут Костя! - Венера недобро ухмыльнулась на его слова. - Ну его. Я вообще не понимаю, что вы в нём нашли! Конечно, он очень весёлый, смешной, ничего не боится. Но ты ему не нужна.
     - Много ты понимаешь?! - зло обрезала она. - Я и тебе не нужна.
     - Нет, ты не права, - он осторожно дотронулся до её руки. - Ты нужна мне.
     - Зачем? - она простонала в изнеможении и брезгливо отдёрнула руку.
     - Чтобы быть с тобой. Всегда.
     - Ты ничего не знаешь обо мне.
     - Не важно. Хотя про кабана уже знаю.
     - Смешно. Я могла это выдумать.
     - Пусть. Ты мне нужна! Ты! То, что было, прошло, и уже не имеет значения.
     - А такая нужна? Такую возьмёшь? - она вытащила из-под одеяла ногу и, поймав коленом луч лунного света, замерла, тяжело дыша.
     - Возьму, - он поражённо вглядывался в большой уродливый шрам, такой чужой на этом прекрасном теле. - Можно? - он нежно дотронулся до него. - Больно? - спросил он, когда Венера дёрнулась.
     - Кроме отвращения, он ничего не вызывает. Только мужчин они украшают.
     - Да нет. Всё нормально. Я не... Он не страшный, - Саша промычал. - Это не важно. Это важно для тебя, но не для меня. Мне только больно от того, что с тобой это случилось. А как это произошло?
     - Под поезд бросилась. Потом ногу пришивали.
     - Серьёзно?
     - Нет, конечно, - она рассмеялась. - Десять лет назад по свалке шарились. Часто там бывали. Много всякого интересного про людей узнаёшь. Неудачно прыгнула, наткнулась на что-то. Сначала не поняла, что случилось. По лицу брата узнала. Да и тёплое что-то потекло по ноге. Если бы не он, не знаю, выжила ли? Перевязал ногу своей рубашкой, помочился на неё. Было так смешно, а он кричал, чтоб отвернулась. Закинул меня себе на спину и побежал в посёлок, в больницу. Там и заштопали. Место сложное, он и растянулся. Вот... такая... красота! - она с ненавистью смотрела на шрам.

     Саша наклонился и поцеловал рубец. Кожа на нём была другой, какой-то гладкой.

     - Перестань. Пожалуйста. Мне и так плохо, - Венера спрятала под одеяло ногу, закрыла лицо рукой и отвернулась.
     - Почему? Что случилось? Я тебя обидел чем-то?
     - Я не могу больше. Не могу! Господи, что я делаю?! Я так устала. Я запуталась.

     Он обнял её голову, прижавшись губами. Она вздрагивала всем телом, сдерживая рыдания. Он хотел забрать всю её боль, защитить эти худые хрупкие плечи.

     - Когда ты сегодня запела, я так ясно увидел Олю, как наяву. Я всё не мог понять, почему она так поступила. А слова этой песни как-то сразу и просто всё объяснили. Боль легче перенести, когда ты понимаешь, зачем и почему. И мне стало легко. Словно ты вынула из меня эту боль. И она ушла. Боль. И Оля. Оказалось, совсем не обязательно прыгать с моста, чтобы решить проблему.
     - А я даже и не думала. Никогда. Наверное, слишком люблю жизнь, - она улыбнулась. - Мне уже лучше. Правда. Спасибо тебе! - Венера провела подушечками пальцев по пробивающейся на его щеке щетине. - Я не могу сказать всего, что чувствую. Закрой глаза, я стесняюсь, - она ладошкой прикрыла его глаза. - До тебя я чувствовала себя какой-то неполноценной, ущербной, которую нельзя полюбить, с которой можно только потрахаться. Комплексовала по поводу шрама и... Если б можно было бы всё стереть и начать заново! Сколько бы всего не совершила тогда, - Саша нежно дотронулся до её детской кисти. - Ты дал мне надежду. Заставил поверить в себя. Смыл с меня печать неудачницы. Я не знаю, что случилось бы, не повстречай тебя! В какие бездны я б тогда опустилась?!.

     Он отнял от глаз её ладонь. Лицо было мокро от слёз. Он осторожно стал стирать их. Она поймала его руку, прижавшись к ней губами.

     - Давай немного поспим, а то голова сильно кружится, - она повернулась к нему спиной, взяв своей рукой его руку так, что обняла себя ею, прижала к груди и затихла.

     Саша почувствовал как её сердце бьётся в его руке. Он онемел от страха и восторга. Боясь пошевелиться, он еще долгое время лежал и смотрел на Венеру, бережно вдыхая терпкий аромат её золотых волос.

     Удары о стену звучали всё реже. От очередного толчка она вдруг сильно пошатнулась, накренилась, как бы потеряв под собой опору и накрыла его давящей чернотой.
    

     Он понял, что падает. Но не вниз, к земле, а вверх, перечёркивая все формулы Ньютона. Плотный поток тёплого воздуха подхватил его и швырнул выше уровня стратосферы, навстречу метеорному дождю. Сбоку что-то вспыхнуло и запылало переливающимся изумрудом. Северное сияние! Вдалеке забрезжила неотразимая Венера. Он услышал сердцем, как она молчаливо призывает его. Неслышно промелькнул тёмным пятном лунный Океан Бурь и уже через мгновение исчез в бьющих встречных потоках солнечного ветра. Уже беспощадно обжигали фонтанами выбрасываемые Солнцем протуберанцы, но Венера всё так же ровно и недоступно сияла в бесконечной тьме. Он зацепился за антенну беспилотной станции и, кружась с ней по орбите Марса, залюбовался невероятными пейзажами. Мимо пронеслась хвостатая комета, волной отбросив его от корабля. А вдали, сквозь пояс астероидов, звала за собой блистающая Венера. Проскочив этот каменный пояс, он приближался к извергающейся серой Ио, неизменной спутнице Юпитера. Совсем рядом вспыхнула солнечным бликом золотая пластина Вояджера, неся послание землян инопланетным формам разумной жизни. Впереди расстилался Млечный путь. Его скорость росла, вокруг проносились бесчисленные миры... Но Венера по-прежнему была недосягаема. За одно мгновение он насквозь проскочил светящийся газовый пузырь Большого Магелланова Облака. Перед глазами мелькали шаровые скопления звёзд. Глаза слезились от вездесущей межгалактической пыли. Но никак не удавалось приблизиться к Венере - она всегда была впереди и упорно звала за собой. Упорхнула куда-то вдаль туманность Бабочки. Грозно маячил неясным свечением меч Ориона. Подмигивал в крутящемся танце сплющенный Альтаир. Но Венера словно дразнила своей недосягаемостью. Пересекая центральную часть спиральной галактики, его безвозвратно поглотила сверхмассивная чёрная дыра.

     - Привет! - весело раздалось из кромешной тьмы. - Опять водку жрали? - какие-то невидимые силы схватили его и затрясли. - Алё, базар?! Ты живой?

     Тьму прожгла ослепительная вспышка.


     Солнечный свет заливал комнату. Перед ним стоял Рома, его однокурсник и сосед, вернувшийся после каникул.

     - Чувствую себя как тампакс - в хорошем месте, но в плохое время, - сонно прохрипел Костя, входя с трёх литровой банкой рассола. - Держи. Неверный опохмел ведёт к запою, - сделав глоток, он протянул её Саше.
     - Костя, ты мне совсем мальчика испортил, - сердито проворчал Рома, вытащив из-под одеяла белый бюстгальтер.
     - "Феличита! Ля-ля  ля-ля-ля  ля-ля...", - запел Костя, схватив гитару и, плюхнувшись на Сашину кровать.
     - Ну как я тебе, беби? Нравлюсь? - Рома надел бюстгальтер поверх водолазки, запихнув в чашечки пару крупных яблок и стал крутится перед Сашей, дразня его. - Хочешь меня, извращенец?! Тогда поймай меня, если сможешь! - и с дикими воплями он выбежал в общий коридор.
     - Ах, ты... - Саша вскочил с кровати и быстро стал одеваться. - Ты Венеру не видел? Когда она ушла?
     - Нет, - бренча на гитаре, лениво напевал Костя. - Любовь зла - заснул и уползла!

     На кухне Максим и Слава как несменяемые часовые бережно выводили "Дай-ка я разок посмотрю". Рядом на полу сидела на брошенной шубе Наташа. Глаза и нос её покраснели от слёз. В руке она держала наполовину опустошённую красного "Киндзмараули".

     - К Любе, наверное, побежал, она вроде ещё вчера вернулась, - подумал Саша и рванул на четвёртый этаж, где жила староста их курса.

     Часы показывали десять утра.

     Костя встал с кровати и, недолюбливая тишину, включил радио. Сладко зевнув, он уселся за стол и с волчьим аппетитом набросился на холодную картошку, жареную на свином сале.

     - Доброе утро, любимый город! - приветливо журчало по радио освежающе бодрым голосом. - Вы слушаете радио Мария сто два и девять ФМ. С вами снова я - Венера Измайлова. Хотя, если по секрету, я тут серьёзно задумалась: а не сменить ли мне фамилию на Боттичелли? Как вы считаете? Не переживайте, я не выхожу замуж за итальянца и никуда не уезжаю. Я остаюсь с вами! Просто вчера ночью один молодой человек сравнил меня с Венерой Боттичелли. О, Боже, что я несу?! - засмеялась она. - Что вы обо мне сейчас подумаете? Но если говорить серьёзно, если ты, мой милый ночной друг, сейчас слушаешь нашу волну, то я хочу поблагодарить тебя за тёплые, дорогие мне сердцу слова. Ты поддержал меня в очень непростое время. Спасибо тебе! Я хочу посвятить тебе песню группы Аквариум "Город золотой"- одну из моих любимых. Пусть эта песня поможет всем, кому сейчас нелегко, кто нуждается в чутком и добром друге.

     Ярко светило солнце, заливая своим сиянием всю комнату. Один луч, отразившись от зеркала, упал на открытую книгу и озарил репродукцию Сандро Боттичелли "Рождение Венеры".

     А в поднебесной неслось во все пределы Вселенной:
               
                "...в небе голубом горит одна звезда;
                Она твоя, о ангел мой, она твоя всегда".