Вовка по кличке Ннну

Вовка Воронин рос сиротой. Мать умерла, отец умом тронулся. В деревне говорили, что Воронин то и раньше не шибко умней был. Оба косноязычные, Вовка к тому же ещё и заика. Из-за этого дефекта к нему прилипла обидная кличка - Ннну. Эту кличку в деревне произносили не с издёвкой, а как нормальное зарегистрированное в сельсовете имя. Обоих жалели. Один пальто своё поношенное с плеча снимет, другой ведро капусты квашенной Ворониным в дом занесёт. В доме у них жуткий бардак и воняет дымом. Печку подправляли много раз, но она всё равно дымила. Подправляли соседи. Печники в деревне вывелись, а чужого не вызывали. Он, конечно, как в деревне говорили, "всё бы сделал по путю".

Воронины постоянно попадали в какой-нибудь смешной переплёт. Каждая юморина разносилась по деревне с такой скоростью, что можно было подумать, что её транслировали по местному радио. Деревня хохотала до упаду. Смеялись не над Ворониными, а над сюжетом, который так смешно сложился.

Ну и в самом деле, разве это не смешно бы было видеть, как разъярённый директор совхоза Зверев искал Воробьёва, управляющего фермой номер два. Разослал посыльных. Те вернулись в контору фермы и доложили, что управляющего нет дома, нет на ферме, нет в магазине. В гараже тоже не был.
- На конюшне были?
- Нет.
Зверев заводит свой уазик и гонит его к ферменской конюшне. Залетает в бытовку. Там всего два человека: зоотехник фермы Гена Сорокин и конюх Ннну. Начальник вне себя, заорал будто его режут:
- Где этот хрен ходит?! Где его черти носят?!
- К-к-к-кх..

Все знают, что Сорокин заикается, директор это тоже знал и на планёрках терпеливо его выслушивал. Старался не прерывать. Тут же была другая ситуация. Зоотехник выворотил глаза будто собрался рожать телёнка, а не выдавливать из себя короткое предложение. Директор махнул рукой и обратился в том же тоне к Вовке. До смерти перепуганный Вовка напрягся, глаза на выпучку ещё сильней, чем у зоотехника. Со стороны глянуть, можно подумать, что Вовку тошнит и он собрался рыгать. Директор замахал руками, начал проклинать самыми жуткими проклятиями не только управляющего Воробьёва, но и всю ферму вместе со всей конюшней. Вся деревня хохотала. Смешное совпадение: Зверев, Воронин, Воробьёв, Сорокин... Смеялись над Зверевым, который попал в такую смешную ситуацию и разогнал на конюшне весь птичник.
Детство у Вовки было тяжёлым. В школе проучился всего лишь месяц. Обнаружилось, что Вовка умишком своим недалеко от отца ушёл. Яблоко от яблони не далеко падает, и школа решила от недозрелого плода отвязаться. Выбор был небольшой: везти Вовку в город на комиссию или определить в детдом. Комиссия поставит Вовке очень обидный диагноз – дебильность лёгкой степени. Лёгкой, не лёгкой, но в деревне никто Ворониных дебилами не обзывал. Вовку увезли в детдом. В райцентре было два детдома. Определили в тот, который поближе к автостанции, чтоб отец мог чаще сына навещать.

Вовке было тринадцать лет, когда он удрал из детдома. У отца не ночевал. Знал, что выловят. Его приняли на ферме. Весна. Подснежники уже отцвели. У дороги возле согры море цветущих огоньков. Дойных коров выгнали на летние выпаса. На ферме оставили лишь родильное отделение. В нём каждый день прибывало по одному телёнку. Иногда по два, иногда по три. Молока вдоволь, а хлеб и прочие продукты приносили сердобольные поярки да скотник Захаров.

Работать Вовку не принуждали, он сам лез под руки и старался своим благодетелям хоть чем-нибудь помочь. Спал Вовка в кормушке на сене, в том стойле, где не было коровы. Просыпался рано, когда приходили поярки. После утренней дойки снова ложился спать. После обеда садился на коня, Захаров разрешил, и уезжал на выпаса к пастухам. Они его тоже привечали, хотя воняло от Вовки как от козла. Вовка в баню не ходил и рад был тому, что никто не гонит по утрам в умывальную комнату, где надо было продраить глаза и прочистить зубы мятной пастой.
Вовка вкушал свободу всеми клеточками своего тела, всеми уголками своей души. Его никто не притеснял, не оскорблял, не посылал на три буквы или за сигаретами. Жаворонки в небе поют, огоньки перед согрой огнём горят, телята, такие милые, такие добрые, смотрят на мир нежно удивлённым взглядом.

Лафа кончилась в последний день мая, перед Международным Днём защиты детей. Детей положено защищать, а Вовки в детдоме не было. Кто его защитит? Усилия по розыску пропавшего ребёнка ещё сильней усилили и вычислили место нахождения. Вовка выспался, вышел из родильного отделения в общий коровник и пошёл к левому выходу. У сенника стоял под седлом ферменский конь. Он был в бессрочном Вовкиным распоряжении. В проёме мелькнула тень. Сердце у Вовки ёкнуло. Он знал что его ищут и когда-нибудь найдут. Лишь бы не сейчас. Так сильно хотелось пожить хоть ещё немного на свободе. Тень отделилась от стены. В проёме возник знакомый силуэт детдомовского учителя физкультуры. Вовка повернул обратно к правому выходу и побежал. Ворота открыты, яркий свет лучится навстречу. Разрыв между физруком и Вовкой метров пятьдесят. Хватит ли этого, чтобы добежать до коня. Всего лишь две стометровки, по коридору, потом вокруг коровника к коню, а там поминай как звали. Вдруг в солнечном проёме прямо перед Вовкой возник другой силуэт. Тоже очень знакомый. Это был завхоз. Вовка встал как вкопанный и заплакал. Сзади подошёл физрук, похлопал по плечу: «Ну ты даёшь! Так долго мы никого не искали! Перестань реветь! Ты ведь уже не маленький! »

Вовку увезли в детдом. Отмыли, накормили, положили в чистую постель. Физрук пообещал оторвать любому голову, кто над ним будет издеваться. Из детдома Вовка больше не удирал. Его убедили в том, что до полной свободы ему надо ещё немного потерпеть.