испания. обряд перехода

И  мы снова шли.   
По бесконечной, самой длинной, словно сама жизнь, улице города мертвых: я, дон, и кот с Гошей.
Душа дона. Души кота и попугая.
Ну и моя, не пойми чего. То ли живая, то ли совсем без искорки жизни.
На пути к своей цели. У всех цель была разная.
Наверно это тоже не важно. С небольшим попугаем, сидящим на левом плече, вышагивая как заправский пират, да с пушистым котом, верным псом идущим рядом со мной, по одной единственной улице города..
Огненная птица-солнце весело подмигивала нам с небосвода, щедро обрушивая на Город слепящий жар своих перьев.
Я размышлял по дороге  о странностях Города Мёртвых: создавалось впечатление, что не сущности идут по улицам и переулкам, а Город водит оболочки людей сам по себе, играя в сложную игру с непредсказуемым результатом.
По пути встретился маленький проточный фонтан, пришлось остановиться, причаститься водой, водицей падающей сверху вниз.
В горсть ладоней набрал воды — хрустальных колокольчиков, что совсем недавно заигрывали со сквозняками в горах, ветрами в полях. Они обрываются крупными каплями стеклянных зеркал, стекая вниз не задерживаясь в ладонях, и остаётся лишь вытереть сухой ладонью лоб лица. Совсем не утоляя животной жажды питья.
Как и песок истекал сквозь пальцы в пустыне, не давалась вода, видно не для питья она здесь.
Фальшиво,  искусственно, всё ложь и неправда.
Вихрем взметнулся загулявший ветерок откуда- то снизу обвода фонтана.
—Конечно, — успокаивающе нашептывает ветер в уши. — Ты прав: они коварны, они лживы, они…
—Замолчи! Ты тоже врешь! Никому нельзя верить, – закричал я, не чувствуя Правды.
И только гулкое эхо от крика расходится по пустынной улице: » ...Ить, ить, ить…».
Я! Только один Я здесь, остальных нет, они — это словно мираж.
Прошлое скрыл ночной мрак, черной зеленкой, где пахло мокрой дождливой чеченской  войной, а Будущее рассмеялось с отчетливым привкусом Безумия.
И час безумия нынешний, стал всем Временем сразу, от Сотворения до гибели Мира.
Мира по имени Риккардо де Радо, и Мира Джоника.
Напротив фонтана оказалась площадь старинная.
Старая площадь, вымощенная булыжником, высокие башни и величественные строения храмов, обступали её.
Сначала прошли под аркой площадных ворот, и очутились внутри.
Внутри кузни.
Обычной кузни с мехами и наковальней, где бородачи кузнецы куют железо и сталь, выделывая из них лошадиные подковы, кухонную утварь, ножи и оружие.
Был и кузнец, рыжебородый здоровяк, в нагруднике кожаном, при этой кузни, где всё пышало жаром металла и взметалось искрами под гремучими ударами молота..
Огромный Кузнец скакал и прыгал по своей кузне мелким воробышком, между мехами и наковальней,  возбужденно вертя в руках какую-то большую железяку с нашлепкой — привычка? волнение? все сразу?!
Небось, не каждый день к нему в Кузню сущности захаживают!
Я пригляделся — и окаменел на месте: Кузнец вертел в пальчиках изрядный стальной костыль, который от Кузнецовой ласки мялся хлебным мякишем, глиной податливой, от прикосновений принимая новую Форму.
Бог металла — Гуфест, тихо шепнул меч за спиной.
Пора было снова собираться в путь по улице. Тут ничего нет для нас.
Нету среди нас «железного дровосека» из королевства мудрого Гудвина, которому нужно стальное сердце.
Нам нужна только Цель и ответы, простые ответы на вопросы.
Пора было сунуть голову в пасть льва. И мы снова побрели дальше.
Где- то за площадью обнаружился переулок
За проулком сразу виднелось летнее  поле, огромный луг зелёный от высокой сочной травы.
На невысокой копне из накошенной травы, вблизи проулка,  сидел человек.
Ну как? Обычный мужик из деревни, смахивающий на сельского пастуха.
Наверно все представляют образ такого пастуха.
Во рту цигарка давно потухшая, на плечи наброшен кургузый пиджак, без определенного цвета..
На голове жухлая кепка, в кирзачах стоптанных от бесконечных хождений за приданым стадом.
Всё по-простому, по житейски.
Человек или образ его, безмятежно сидел спиной к нам, и делал что- то самозабвенно, занятый полностью своим творчеством.
Подошли ближе, затаив дыхание, а попугай даже спрятал голову под крыло.
И стало видно.
Мужик – пастух занимался плетением.
Берет, значит в руки, стебли травы из- под себя, складывает, заворачивает и вяжет мудрёно.
Как там в стишке: ручки, ножки, огуречик, и появился человечек. Простой плетёный человечек.
Мужик, только мужик ли, Плетущий Судьбу полюбовался на произведение рук своих, глубоко вдохнул и выдохнул, на поднятую плетёную куклу из трав.
Кукла зашевелилась, инициированная дыханием, затрепыхалась ручками и ножками.
Человек, человек ли,  Вязальщик  Небес бережно поставил маленькое плетёное чудо на землю. 
Чудо, сделанное из травы медленно, неуверенно сделало шажок, потом второй, потом третий.
И вот уже идёт по междутравью, переваливаясь с ноги на ногу, как трехлетний карапуз, держась за руку по пути в детсад. После десятого шага, кукла выросла в два раза. И снова шаг, и рост в ширину и высоту.
Приглядевшись, я увидел что далеко, по бескрайнему полю уже бредут такие же плетеные человечки.
Много их было идущих кукол, только не замечал их ранее.
Куклы Дети, мальчики и девчонки, превращались по дороге, большого роста мужчин и женщин.
И этот новый, вырастая с каждым сделанным шагом послушной поступью, чем-то оживленный, шел за ними, повторяя всё тот же путь за ними. Зрелище завораживало и вызывало жуть одновременно.
Столько травяных пугал и страшил, я не видел никогда в жизни.
Это Яхве Плетущий, в данный момент – сообщил буднично Иштен Кардъя, как ни в чём ни бывало такого сверх естественного не происходит, – а так у него много Имён во всех Мирах.
Вдыхающий Жизнь, Сатр Смотрящий, да много, всего и не упомнишь.
У вас библии он, к примеру, как — «я есть тот, кто Я есть», или если ещё проще, то Господь.
Тут я немного ошалел что ли, мягко выражаясь.
Вот блин, сам Господь, значит! На Самого нарвались! За что боролись, на то и напоролись!
Во попали! Как куры в ощип, да в суп. Не зря попугай голову спрятал.
— Вижу, вижу вас. Две души не отсюда. Другая душа отсюда, да не совсем.
Последняя, живой человек, странник по Нави, принявший форму сущности на время.
Или не на время?– уточнил, словно сомневаясь в себе, спросил Вдыхающий Жизнь, оборачиваясь к нам лицом.
Обычным лицом, и не страшным совсем.
По человечески добрым и немного усталым.
— Да не бойся ты, садись Путник рядом,– пригласил Вязальщик, как я его нарёк про себя, немного подвинувшись на копне.


Рецензии