Иссиня-черные

Черная машина текла по мокрой, скользкой дороге. Медленно и тягуче шел мелкий неприятный дождь, капли зависали в воздухе. Туман заполонил улицы озябшего города, делая его даже светлее чем обычно. Жизнь замерла.
Множество мыслей роились и гудели в голове К., и он время от времени вонзал длинные кривые пальцы в иссиня-черные волосы. Густые брови были сдвинуты и две параллельные глубокие борозды демонстрировали то ли злобу, то ли задумчивость.
– Как они смеют меня критиковать? Кто они вообще такие?
– А может, они в чем-то правы, и я уже не тот, что раньше? – Нет!
– Когда я из «подающий надежды», «талантливый» стал зваться «он сдал», «футболистишко»? Я же был на вершине! – не затихали диалоги в его голове.
Тут К. в отчаянных попытках собрать пазлы воспоминаний, всех тех, что он предпочитал и не вспоминать вовсе, стал натыкаться на события давно минувшие, бередившие его душу или ее подобие, если К. вообще верил в наличие души. Он не забыл, как встретил Катри, свою любимую, драгоценную. Помнил, как был счастлив, узнав, что станет отцом, но величайшим моментом в своей жизни он считал гол на 95 минуте Летней Олимпиады, он будто вновь окунулся в ту феерию чувств, когда все называли его великим, не иначе. Вспомнил, как гордость распирала его. Почему же «душа» его ныла и стонала? …
Память очень странная штука, порой она подводит нас, теряя отрывки в своих лабиринтах и кюветах, а порой память выводит в свет самые жуткие, невостребованные моменты нашей жизни. Вот и теперь К. вспомнил, какую цену заплатил он за свой олимпийский гол. Внезапно для себя К. оказался уже возле дома, машина въехала во двор мрачного, серого особняка, дорогого, но безвременно унылого и сникшего, будто в нем никто не живет. К. взглянул на небо – и темное и светлое смешалось в небесных красках, звезды закрылись от этого мира пеленой, не было ни намека на грядущий рассвет, ни лучика света.
– Как долго тянется ночь. – подумал К.
Заходя в дом, он снова ощутил то чувство, когда возвращаешься туда, куда нет желания возвращаться.
Если бы не она… Катри сидела в лоджии, черные одежды оттеняли прелесть ее жемчужно-белой кожи, она была прекрасна, но грустна и степенна как изящная, неподвижная статуя, с безжизненными глазами. Ее боль от потери их малыша вот уже три с половиной года не разжимала свои тески. Катри иногда отвлекалась какими-то хлопотами по дому, но боль – черствая женщина в кровавых одеяниях все еще метала ей кинжалы в сердце.
Разговаривая с Катри, К. стал переставлять пыльные вазы со столика на столик, поправлять картины и занавески, рассматривать и изучать их, тормошить подушки на диванах, конечно, на интерьер ему было плевать, главное было не встречаться с ней взглядом. Ведь когда-то Катри была живой девушкой с волосами цвета созревшей пшеницы, колосившимися и сияющими, ее горящие глаза – камни бирюзы светились и улыбались этому миру, в них К. отражался и выглядел лучше, чем есть, а ее льющийся, заливистый смех, ее любовь обнимала и окутывала его. Ему так не хватало ее, ее прежней сверкающей и золотой, своего кубка, медали, своей награды. Катри же пыталась уловить его взгляд, говорила с ним настолько мягко и нежно, насколько это было возможно в ее теперешнем состоянии. В ее голове К. всегда оставался молодым и полным сил, добрым, великодушным. Но что она видела сейчас перед собой? Мрачного, погрязшего в нервах и мыслях, но все еще любимого мужа. К. очень изменился, хотя он никогда и не был таким, каким Катри его видела, всегда он был избалованным, холеным, заласканным родителями мальчиком, которому доставалось все, что ему было нужно: лучшие заморские тряпки, самые крутые кроссовки, бывшие предметом зависти соседской ребятни, престижная футбольная школа. Все доставалось ему легко, и даже в спорте он был талантлив, лучшие передачи, запоминающиеся голы, но как говорится, на голом таланте далеко не уедешь, К. с возрастом зачерствел, стал излишне высокомерен, запал его быстро остыл, и каждая тренировка становилась для него тяжким бременем. Всегда ему хотелось не напрягаться, чтобы без сложностей, без труда, без лишних энергозатрат.
Поговорив с Катри, К. ушел в другую комнату, обставлена она была довольно скудно, мебель была прикрыта простынями. Откинув посеревшую простынь, он увидел маленькую детскую кроватку из резного дерева, которую с большим трепетом и любовью выбирала Катри. Что-то внутри него снова стало ныть и стонать. К. упал в кресло, достал сигареты, закурил, на мгновение почувствовал облегчение. Табачный дым застыл в воздухе, не уходил ни через открытое окно, ни через дверные щели.
Посреди комнаты появилась мужская тень, долговязая, глаза ее пылали алыми рубинами, черты лица было не разобрать, только глаза и неестественно широкая улыбка, не сходившая с лица даже при разговоре.
– Здравствуй, человек, тебе снова нужна моя помощь? – монотонный, лишенный эмоций голос доносился из уст Тени.
– Убирайся отсюда вон! – К. бросился на него, но лишь навзничь упал.
– Как грубо. Крики, драки. Все это признаки дурного тона.
– Закрой свой рот! – хрипел К.
– Неужели ты желаешь, чтобы милая Катарина услышала нас? Ты хочешь, чтобы она узнала, чем ты пожертвовал ради своего знаменитого гола? Я могу многое ей рассказать, поделиться с ней твоим секретом.
– Нет! Только не это, только не Катри. Она никогда не простит меня.
– Вот и хорошо. – Тень расхаживала по комнате, неестественно задрав подбородок и смотря на К. самым краем глаза. – Это так невежливо нападать на гостя, а я пришел с даром.
– Мне не интересно. В прошлый раз ты наврал мне, затуманил мой рассудок.
– Наглая ложь, человек! Я никогда не вру! Я сказал тебе, что за дар мой надо заплатить, что умрет дорогой тебе человек, но утрату эту ты скоро переживешь. Ты согласился! И все произошло так, как я сказал, разве долго ты оплакивал смерть своего неродившегося ребенка? Нет! Я видел твой черный костюм, твои скупые слезы, которые ты ронял при разговоре с дорогой Катариной, ты обманул ее, не меня! Я видел, что у тебя внутри и вижу, чего ты так жаждешь сейчас.
– Мне ничего не нужно от тебя, я сам всего добьюсь. – голос К. был уже спокоен, не был резок. Где-то внутри него медленно распускались нежно-салатовые почки искушения и сомнения.
– Мы оба знаем, что это неправда, мы знаем, тебя не возьмут на следующую Олимпиаду. Ты не сможешь вернуть свою славу и станешь прозябать на задворках скамеек запасных в третьесортных командах, пока окончательно не сгинешь от тоски, сокрушаясь в сожалении, что не принял моего дара. Дар мой, конечно, имеет небольшую цену, но в этом мире нет ничего бесплатного, на этот раз умрет дорогой тебе человек, но боль не будет долго истязать тебя.
– Ты и, правда, считаешь, что я снова куплюсь на это? Мне твой дар не нужен!
– Увидим.
Запоздалый рассвет лучами пробивался в окно, горизонт окрасился оттенками сиреневого, золотого и пурпурного, подул нежный прохладный ветер, играющий с листьями, маленькими блестящими росинками. Почувствовав объятия ветра, К. стало легче дышать, он жадно вдыхал свежий воздух. Так хорошо было вокруг, так приветливо.
До Олимпиады оставалось пол года, состав команды уже был неофициально утвержден, но по внезапной случайности с нескольким игроками случилось несчастье. Кто-то пропал без вести, кто-то утонул в собственном бассейне. К. знал об этом и видел в этом свой шанс, его обрюзгшего, вылетевшего из обоймы, но пока еще знаменитого игрока могли взять в стартовый состав сборной. Все было в его руках.
– Вот он мой шанс, Катри! Я верну себе славу, мы снова будем счастливы! – впервые за несколько лет он смотрел в ее лазоревые глаза, их свет был почти также ярок как когда-то, ее улыбка придавала ему уверенности и сил. Катри не понимала, что так поменяло ее мужа, но она верила ему, ей нравился его неподдельный энтузиазм, безудержное стремление все изменить, и она следовала за ним. Она подбадривала его, воодушевляла на новые маленькие победы и озаряла его взор своим светлым ликом.
Олимпиада. Матч. Заветный момент, когда он может доказать всему миру, что он все еще хорош! Игра. Передача. Дриблинг. Аут. Выбрасывание мяча. Ложный маневр. Острый пас. Отбор мяча. Подкат. Прострельный удар. В голове К. все вертелось, он не успевал за ходом игры. Конец второго тайма.
– Что делать? Что же делать? Если я не забью гол, то все станут говорить, что я плелся в хвосте команды, мешался под ногами. Может мне принять его дар? Ничего страшного не произойдет, а мы с Катри снова будем счастливы.
За неделю до матча он снова видел Тень, видел ее во сне. Воспоминания об этом сне крутились в голове К. – лишь стоит назвать ее имя и желание сбудется. Сбудется…
Свисток, дополнительное время – 15 минут. Игра закрутилась по новой. Свирепые, но уставшие бегают по полю. К. все никак не может забрать мяч, силы на исходе, дыхание сбито и сердце выпрыгивает из груди. – Лишь стоит назвать имя… и вот К. ведет мяч, обходит одного, второго, третьего, пасует мяч и получает пас обратно, техника на высоте и вот он «мертвый мяч»… ГОЛ! На 95 минуте К. забивает выдающийся гол, трибуны ликуют, комментаторы восхваляют К., вспоминают его прекрасный гол, забитый также на 95 минуте, но 4 года назад. Вот оно счастье, вот она его мечта. Его победный круг, К. бежит как ребенок, улыбаясь и задрав футболку, товарищи по команде запрыгивают на него, обнимают, треплют за волосы, хлопают по плечу. Эйфория. Все сморят на него, на него одного, все прославляют его. Он смотрит на ликующих фанатов, плачущих, скандирующих его имя, но в толпе он видит Тень. Что-то защемило внутри. «…но боль будет не долго истязать тебя».
Черная машина текла по мокрой, скользкой дороге. Медленно и тягуче шел мелкий неприятный дождь, капли зависали в воздухе. Туман заполонил улицы озябшего города, делая его даже светлее чем обычно. Жизнь била ключом, люди торопились с работы домой, в магазин, на прогулку.
Катри, облаченная в черные одежды ехала на кладбище, придерживая большой белоснежный венок с надписью: «Любимому и бесконечно дорогому мужу. Спи спокойно». Боль распинала ее, но она держалась и, улыбаясь наглаживала чуть заметный живот.