Дверь. Мопассан

«Ах, - воскликнул Карл Массулиньи, - есть очень сложный вопрос – вопрос услужливых мужей! Я видел всевозможные их типы, но не смог составить мнения ни по одному из них. Я часто пытался определить, действительно ли они слепы, ясновидящи или слабы характером. Мне кажется, что все они разделяются именно на эти 3 категории.
Давайте быстро пройдёмся по слепцам. Этих нельзя отнести к услужливым, потому что они ни о чём не знают и не видят дальше своего носа. Впрочем, это любопытная и интересная вещь: способностью всех людей (и женщин, в том числе) является способность быть обманутыми. Мы попадаемся на малейших хитростях тех, кто нас окружают: наших детей, наших друзей, наших слуг, наших поставщиков провизии. Человечество легковерно, и мы не хотим подозревать, догадываться и разоблачать ловкость других людей, и используем другие хитрости, когда хотим кого-то обмануть.
Ясновидящие мужи принадлежат этим 3 разновидностям. У них есть интерес, денежный или честолюбивый, или какой-либо ещё, чтобы у жены был любовник или любовники. Этим нужно лишь поддерживать видимость приличий, они всем довольны.
Есть те, кто сердятся. О таких можно было бы написать целый роман.
Наконец, слабохарактерные. Эти боятся скандала.
Есть также бессильные или усталые, которые бегут из супружеского ложа из страха атаксии или апоплексии и смиряются с тем, что смотрят, как другой на их месте подвергается риску.
Что касается меня, я знавал одного мужа редкой породы, который защитился от измены странным образом.
Я свел в Париже знакомство с одной очень утончённой светской семьёй. Жена – неуёмная, высокая, стройная, за которой много увивались, имела репутацию авантюристки. Мне понравился именно её характер и остроумие, и я думал, что я ей тоже понравился. Я начал ухаживать за ней, на что она отвечала явными провокациями. Мы обменивались нежными взглядами, пожатиями рук и всеми прочими мелкими любезностями, которые предшествуют серьёзной атаке.
Но я колебался. Я считаю, в сущности, что большая часть светских интрижек, даже самых коротких, не стоит затрачиваемого труда или тех неприятностей, которые может принести разоблачение. Я мысленно взвешивал все «за» и «против», когда мне показалось, что муж подозревает меня и следит за мной.
Однажды вечером на балу, когда я говорил любезности жене в маленькой гостиной, примыкающей к бальной зале, я внезапно увидел в зеркале лицо, которое следило за нами. Это был он. Наши взгляды скрестились, после чего я увидел в зеркале, как он отвернулся и ушёл.
Я пробормотал:
- Ваш муж следит за нами.
Она остолбенела:
- Мой муж?
- Да, и уже не в первый раз.
- Да ладно! Вы уверены?
- Более чем.
- Как это странно. Он ведёт себя, как обычно, и очень любезен с моими друзьями.
- Возможно, он догадался о том, что я люблю вас?
- Да бросьте! Вы – не первый, кто ухаживает за мной. Любая светская женщина, которая постоянно на виду, таскает за собой хвост поклонников.
- Да. Но я люблю вас от всего сердца.
- Допустим, это правда. Разве муж когда-нибудь догадывается о таких вещах?
- Тогда он не ревнив.
- Нет… нет…
Она подумала несколько секунд, затем продолжила:
- Нет… Я никогда не замечала, чтобы он ревновал.
- Он никогда… никогда не следил за вами?
- Нет. Как я вам уже сказала, он очень любезен с моими друзьями.

Начиная с того дня, я начал ухаживать за ней более усиленно. Женщина не стала нравиться мне больше, но меня подхлестывала возможная ревность мужа.
Что касается неё, я холодно и ясно видел её насквозь. В ней был определённый светский шарм, происходящий от живого, весёлого и дружелюбного ума, но никакого настоящего глубокого очарования. Она была непоседой, как я уже говорил, и её элегантность была слегка вульгарна. Как бы вам получше объяснить? Это были… декорации, а не уютный дом.
Однажды вечером, когда я ужинал у неё и собирался уходить, муж мне сказал:
- Дорогой друг (он обращался со мной по-дружески с некоторого времени), мы скоро уезжаем в деревню. Для нас с женой будет большой радостью принимать у себя тех, кто приходили к нам. Не проведёте ли вы месяц с нами? Это было бы очень любезно с вашей стороны.
Я остолбенел, но согласился.
Итак, через месяц я приехал в их владения в Турене.
Меня встретили на вокзале, в 5 км от замка. Их было трое: муж с женой и какой-то незнакомый господин, граф Мортерад, которому меня представили. Он казался очень довольным нашим знакомством, и меня мучили странные мысли всю дорогу между двух живых изгородей. Я спрашивал себя: «Что бы это значило? Вот муж, который не может сомневаться насчёт того, что я строю куры его жене, и он приглашает меня к себе, встречает меня как близкого друга и словно говорит: «Давай, давай, дорогой! Путь свободен!» Затем меня представляют какому-то господину, который уже живёт в доме и, возможно, ищет повода выходить оттуда и так же по виду доволен видеть меня, как муж».
Это кто? Ветеран на пенсии? Похоже на то. Но что тогда? Эти двое мужчин связаны молчаливой сделкой, которые часто встречаются в обществе? И они предлагают мне, ничего не говоря, присоединиться к их союзу. Они протягивают мне руку, мне открыты все двери и все сердца.
Она? Она – загадка. Она не может ни о чём не подозревать. Однако?.. Однако?.. Я ничего не понимаю!

Ужин был очень весёлым и очень сердечным. Выйдя из-за стола, муж и его друг принялись играть в карты, тогда как я пошёл на крыльцо любоваться лунным светом с Мадам. Она казалась очень взволнованной пейзажем, и я подумал, что момент моего счастья приближается. В этот вечер я находил её очаровательной. Сельская местность разнежила и смягчила её. Её длинная тонкая талия красиво вырисовывалась на фоне камней крыльца рядом с большой вазой, где рос цветок. Мне хотелось увлечь её под деревья и броситься к её ногам, говоря о своей любви.
Муж крикнул из дома:
- Луиза!
- Да, дорогой.
- Ты забыла о чае.
- Иду, дорогой.
Мы вернулись, и она подала нам чай. Мужчины, чья партия закончилась, видимо хотели спать. Пора было подниматься в спальни. Я спал допоздна и очень плохо.
На следующий день решили поехать на экскурсию, и мы отправились в закрытом ландо на какие-то развалины. Мы с ней сидели рядом по ходу экипажа, а они вдвоём – лицом к нам.
Лилась живая беседа. Хотя я – сирота, мне казалось, что я попал в свою семью, настолько мне было хорошо с ними.
Внезапно, когда она вытянула ногу между ног мужа, он тихо сказал с упрёком: «Луиза, прошу вас, не носите старые ботинки. В деревне нужно так же следить за собой, как в Париже».
Я опустил глаза. Действительно, на ней были очень старые, изношенные ботинки, и я заметил, что чулок спустился.
Она покраснела и втянула ногу под юбку. Друг семьи смотрел в сторону и ничуть не интересовался происходящим.
Муж предложил мне сигару, и я взял её. На протяжении уже нескольких дней я не мог и двух минут побыть наедине с ней, настолько он преследовал нас повсюду. Но он обращался со мной очень хорошо.
Однажды утром, когда он пришёл за мной, чтобы мы совершили пешую прогулку перед завтраком, мы начали говорить о браках. Я сказал несколько фраз об одиночестве и о том, что женское присутствие сильно скрашивает его. Внезапно он перебил меня: «Мой дорогой, не говорите о том, чего не знаете. Женщина, у которой не осталось интереса вас любить, не будет любить вас долго. Всё кокетство, которое они проявляют тогда, когда ещё не принадлежат мужчине, исчезает после свадьбы. Впрочем… честные женщины… то есть, наши жёны… им не хватает… они не владеют профессией жены. Уж я-то в этом разбираюсь».
Он больше ничего не сказал, и я не смог разгадать его мысль.
Через 2 дня после этого разговора он позвал меня в свою спальню, чтобы показать коллекцию гравюр.
Я сел в большое кресло напротив двери, которая вела в спальню его жены, и слушал её шаги. Меня ничуть не интересовали гравюры, но я восклицал: «Восхитительно! Бесподобно!»
Вдруг он сказал:
- У меня здесь поблизости есть настоящее чудо. Сейчас вы увидите.
И он поспешил к двери, две створки которой распахнулись, как в театре.
В большой комнате, находящейся в беспорядке, среди юбок, воротничков и корсажей, валяющихся на полу, какая-то тощая жердь в помятой шёлковой нижней юбке расчёсывала перед зеркалом белобрысые, короткие и редкие волосы.
Её локти образовывали острый угол, и когда она обернулась в страхе, я увидел под льняной рубашкой провал с рёбрами на месте искусственной груди из ваты, которую она подкладывала на публику.
Её муж издал крик, вернулся и закрыл дверь, говоря с убитым видом: «О, Боже! Как я глуп! Какой же я остолоп! Такую промашку жена никогда мне не простит!»
А мне хотелось, напротив, поблагодарить его.
Я уехал через 3 дня, сердечно пожав руки двум мужчинам и поцеловав руку жене, которая холодно попрощалась со мной».
……………………………….
Карл Массулиньи замолчал.
Кто-то спросил:
- Но кто был этот друг?
- Не знаю… Но… у него был огорчённый вид, когда он узнал, что я уезжаю.

3 мая 1887
(Переведено 3 апреля 2018 г.)