Гирлянды

— А давай украдем гирлянду?! — ее румяное личико просияло вдохновенным азартом, а тоненькие пальчики потянулись к переливающейся холодными цветами ленте. — Украдем, а потом выложим из нее какое-нибудь неприличное слово на окне. Все буду ходить и улыбаться…

— Ничего мы красть не будем, дурочка, — от моих слов ее, кажется, охватила смертельная обида, но тут же она вновь подняла голову и с озорной игривостью заглянула мне в глаза. — Ты и так уже наворовала на пару пожизненных…

— И что же я такого украла, а?

— Мое сердечко, дура…

***
Буквы складываются в слова, слова — в предложения, фразы, абзацы. Я никогда не писал о любви так, как захотел написать в тот вечер. С молоденьких елей в центре города, озаренного неоном, свисают гирлянды. Набожный фиолетовый. Похотливый красный. Девственный розовый. Холодный синий. Озорной зеленый. Они переливаются всеми цветами бензиновых пятен. Под ее маленькой ножкой хрустнет снег, я крепче схвачу ее руку и вспомню, что все вы устали от историй про любовь. Я это не забыл, я все помню, но… мне, вероятно, плевать.

В сквере на набережной безлюдно. Многоярусный фонтан покрыт плотной снежной шапкой, поэтому гранитные купидончики и их ретивые кони, изготовленные рукой заботливого мастера, погружены в ласковый снег, будто в пуховое одеяло. Под тихое завывание ветра, под отдаленные гудки автомобилей, под ее приглушенный рассказ о прожитом дне я задумался о смысле жизни. Что есть смысл? Что его нет?

***
Час назад под сладостный гул вьюги мы вышли из кафе. И тут же она обернулась ко мне, встала на носочки и своим маленьким носиком уперлась в мое лицо. Раз! И она уже отвернулась и тянется к яркой гирлянде.

— Так мы поцеловались? Кажется... нет, мы определенно поцеловались!

— А давай украдем гирлянду?! — при этих словах мое уставшее лицо потемнело от томной издевки, а огрубевшие пальцы потянулись к ее непокрытым волосам, переливающимся из фиолетового в зеленый. — Украдем, а потом выложим из нее какое-нибудь неприличное слово на окне. Все будут ходить и улыбаться…

***
Колючий шарф приятно греет озябшее лицо, ее рука приятно греет мою руку в кармане. Мне кажется, смыслов продолжать жизнь бесконечное множество, и жить ради чего-то одного или кого-то одного — безумно скучно и глупо. Здесь и сейчас, а точнее — в тот вечер в том сквере я жил ради одного крохотного существа в пуховике кофейного цвета, именуемого девушкой. И чем дольше мы шли с ней под руку по заснеженному городу, чем больше снежинок падало на ее нежные волосы, тем больше смысла я находил в тех строках, которые рождались у меня в голове, которые вы читаете в сию минуту.

Вот есть человек, он тебе никто, ты ему ничто, а потом — что-то где-то сломается, зачем-то надломится, как-то хрустнет, и ты уже не тот. Ты уже не тот, что прежде, и этот, казалось бы, еще вчера пустой для тебя человек, ныне уже шоркает ботиночками тридцать восьмого размера по скользкой плитке тротуара рядом с тобой. И вот вы идете с ним сквозь ветер и стужу, обнимаетесь, сидя на холодной скамье, пьете чай в светлом зале кафе. Все сильнее и сильнее ты чувствуешь в себе нарастающее чувство чего-то, стремление к чему-то, а затем в твоей голове рождаются эти строки, и ты считаешь неимоверно важным и притягательным придать их памяти бумаги.

***
Немного скомкано. Совсем невнятно. Прости меня, мама, за то, что вырос графоманом. В нашей однушке душно и накурено. Шучу, не накурено — она ведь за здоровый образ жизни, даже вина не пьет. А я вот пью, хоть и редко. Не правда ли, важная информация? Недавно я понял, что смысл жизни для меня — это множество смыслов, которые дополняют друг друга.

Ну, вот к примеру: жить ради любимого человека, который вдохновляет тебя на очередные сопливые строки — это счастье вдвойне, ведь живя ради человека и ради искусства одновременно, ты получаешь и то и другое в одночасье.

Смыслы моей жизни — вкусная еда, яркие сны, искусство и милые музы, чей поток, я надеюсь, застынет на той, что развешивает на окне фиолетовую гирлянду. Да, я люблю поесть, а она — фанатично худеет.

— Хей, я хочу тебе кое-что сказать. — хрупкое маленькое тельце спрыгивает с подоконника и с недоумением смотрит в на мои дрожащие руки. — Знаешь, ты… моя к тебе любовь на вкус, как дорогое вино, закусываемое обветренными пельменями…

— Дурак, я вообще-то худею! — она вновь поднимает с пола упавший скотч и лезет на обшарпанный подоконник. — А вообще… знаешь, это мило...