Древо. Возрождение. Глава 6

Древо. Возрождение.

Глава 6. После долгой ночи.

Кейд проснулся не так давно, но глаз не открыл, желая подольше оставаться во власти сладкой дремы. Вдруг что-то настойчиво пощекотало ему нос, и он чихнул. Глаза приоткрылись сами собой. Это был всего лишь луч яркого утреннего солнца. Пробился через кроны яблонь и направился будить соню. "Своего он добился", - подумал Кейд, потянулся, расправляя тело, скидывая остатки сна, и сел, опершись на руки. Шерстяное одеяло спало вниз, и легкий озноб от свежести утреннего воздуха пробежал по коже.  Прохладный ветерок приятно бодрил, и на лице мужчины расплылась блаженная улыбка. Он осмотрелся по сторонам. Кейд находился в своем саду. Его любимцы высились над ним, смыкаясь на уровне крона, образуя зеленое небо. Некоторые яблони здесь десятикратно превышали человеческий рост и были больше похожи на могучие дубы. То тут, то там через листву плодовых деревьев просачивались сотни тоненьких солнечных лучей, наполняя собой пространство между густыми кронами и мягкой подстилкой травы. Они мелькали, прыгали с места на место, когда листья, подчиняясь воле игривого ветерка, шелестя, приходили в движение. Воздух становился таким живым и осязаемым. 

До ближайшей яблоневой ветви, по которой, торопясь куда-то, семенил муравей, можно было дотянуться рукой. Однако, казалось, сделай это Кейд, его ладонь непременно должна ощутить легкое сопротивление, словно от погружения в воду. Но рука не стала этого делать, потому что мужчине совершенно не хотелось двигаться сейчас, не хотелось тревожить это живое пространство, окружавшее его, единое с ним. Кейду очень нравились такие моменты. Они заставляли верить в то, что люди называют волшебством. Вот оно, здесь: в золотистом свете, сливающимся с сочной зеленью еще молодой листвы, в завораживающем танце кружащихся насекомых, в непередаваемом аромате утреннего леса. Именно ради волшебства Кейд ночевал время от времени в своем саду. Кроме того, здесь не было суеты, извечно окружавшую других жителей Арты. Еще два месяца до сбора урожая. Два месяца покоя и уединения. Но главное, во время такого долгого пребывания в саду, он начинал слышать удивительные звуки. Они складывались в слова, смысла которых Кейд не понимал, но слушал так внимательно, будто значение их раскрывается только самым терпеливым. Но нет, они так и оставались словами, звуками, выражениями на чудном языке, музыкой, слышимой лишь в тишине.

Кейд продолжал вглядываться в окружающее пространство, наслаждаться его гармонией, пока на глаза не попалось нечто грозившее разрушить создавшееся умиротворение. Меж стволов плодовых деревьев медленно скользило длинное чешуйчатое тело не имеющее, казалось, ни начала ни конца. Диковинный рисунок тек по туловищу, переливался оттенками коричневого, желтого и зеленого. Течение его было неспешным, завораживающим, гипнотизирующим. В этом движении чувствовалась беспредельная непреодолимая сила, которая знает, что получит все причитающееся, как бы долго это причитающееся не бегало от нее. Вот из-за очередного ствола, наконец, появилась сама змеиная голова. Она находилась пока что далеко от Кейда, но мужчина уже сейчас осознал, что размер ее не уступает его собственной. Белесые невидящие глаза не обращали на человека никакого внимания. Раздвоенный язык часто скользил туда-сюда, пробуя утренний воздух. Тело на секунду прекратило свое движение, застыло. Рисунок остановился вслед за туловищем, прекращая свое завораживающее течение. Однако, вскоре он начал нарушаться, являя то тут то там возникающие разрывы. В этих местах сквозь чешуйки выплыли из тела змеи яркие алые камни. Кейд явно видел, что это не рисунок, а самые настоящие кристаллы, бликующие в свете утренних резвящихся солнечных лучиков. Змея повела головой, осматриваясь, словно могла что-то видеть, а затем заскользила вверх по стволу к густой кроне. Она двигалась так же неспешно, как и раньше, обвивая плотными кольцами дерево. Острые грани алых камней срывали в некоторых местах пластинки загрубевшей коры, и те сыпались на землю, сопровождаемые маленькими облачками пыли. 

Едва змеиная голова скрылась в кроне яблони, как сочащиеся молодой зеленью листья нижних веток начали стремительно сворачиваться, засыхать, опадать. Быстро пустеющие ветви открывали обзор на ползущую ввысь змею. Сквозь проплешины в кроне прорывались теперь уже широкие солнечные лучи. В них больше не было доброты и утренней игривости. Они с яростью обрушивались на зеленый травяной ковер, выжигая его, обращая растения в прах. 

Змея, наконец, достигла вершины, приподнявшись немного над окончательно облысевшей макушкой. Кейд заметил сквозь голые ветви, что незрячие глаза уставились в небо, в ту точку, где росла какая-то черная шевелящаяся расплывчатая масса. Через некоторое время со стороны пятна донеслись первые отголоски хаотичного шума. Гул нарастал, превращаясь в пугающую лавину звуков. Масса росла, стали различимы ее края, оказавшиеся не такими плавными как показалось сначала. Пятно не было чем-то единым, но состояло из бесчисленного множества точек, отрывающихся порой от остального скопления и вновь влетающих в него. Стая черных воронов. Огромная, пугающая, словно воплощенная тьма. Поняв это, Кейд начал различать в нарастающем гуле злое карканье и хлопанье тысяч крыльев. 

Они обрушились на змею черной лавиной, потоком, кошмарным водопадом. Казалось, они мгновенно разорвут ее на бесчисленное количество малых кусочков, поглотят не оставив следа. Но змея застыла без движения, не чувствуя опасности, игнорируя приближающуюся тьму. Лишь раздвоенный язык мелькал, позволяя понять, что она все чувствует и просто выжидает. Затем произошло то, чего ожидало пресмыкающееся. Вороны, подлетев к его чешуйчатому телу, не стали нападать, впиваясь когтями в прикрытую броней плоть, вместо этого они клювами извлекали, привлекшие их внимание, красные камни. Те, сверкая и переливаясь алыми гранями под яростными солнечными лучами, легко поддавались и выпадали наружу. Змея удовлетворенно прикрыла ненадолго глаза. В тех местах на ее теле, где исчезал кристалл, тут же вылезал новый, а само змеиное туловище стало стремительно увеличиваться. Наконец, ствол дерева не выдержал возросшей массы, согнулся, а затем со страшным треском переломился, практически, пополам. Торчавшая неровная гребенка слома оказалась совершенно высохшей. Дерево было мертво уже до того, как сломалось под весом змеи и присевшего на ветки воронья. 

Секунду после громкого падения яблони ничего не происходило. Воронья масса расселась по соседним верхушкам и затихла. Но вот, змея подняла свою слепую голову над высохшей травой и заскользила к ближайшему дереву. Следом за ней сорвалась с яблоневых крон каркающая тьма. Они вновь охотились за алыми камнями, а змея от этого все росла, превращаясь в чудовищного монстра. Чем крупнее она становилась, тем стремительнее начинала ползти. Движения чешуйчатого тела приобрели какой-то дерганный характер. Казалось, что воронья назойливость стала раздражать мирившуюся до этого момента с нападками слепую змею. Пасть с раздвоенным языком то и дело смыкалась, хватая двух- трех пернатых за раз. Кольца пятнистого тела же, стоило им коснуться случайно попавшееся дерево, мгновенно лишали то жизни, иногда переламывая стволы словно тростинки. Кейд стоял ошарашенный чудовищной картиной, оглушенный страшным треском, усилившим шум от вороньей стаи. Птицы уже не могли справиться ни с камнями, ни со змеей. Они погибали вместе с яблоневым садом. Мужчина видел их отчаяние, видел, как в приступе безумия они стали нападать друг на друга. Он начал медленно пятиться назад, понимая, что все это теперь приближается к нему. Животный ужас сковывал его движения, превращал ноги в деревяшки. Кейд внезапно запнулся о торчавший корень, сделал два неаккуратных шага назад и упал, ударившись спиной о ствол, оказавшейся сзади яблони. Боль ненадолго вывела из транса, но глаза все равно неотрывно следили за разворачивающейся впереди картиной. 

Вдруг слева мужчина услышал едва различимый, но тем не менее, сумевший пробиться через чудовищный шум звон. Тоненький и тревожный, привлекающий внимание. Усилием воли Кейд заставил себя повернуться. Перед глазами оказалась тоненькая веточка с парой листочков, слегка трепетавших под сухим ветром, что дул со стороны разгорающейся битвы.  "Очнись..." - донеслось до сознания перепуганного мужчины.

Кейд распахнул глаза мгновенно, как обычно бывает, когда вырываешься из ночного кошмара. Перед взором оказалась бывшая стрела, ставшая ныне живой частью древка знамени первой армии. Не успел он с шумом выдохнуть, освободившись из плена отвратительного сна, как заметил не менее пугающую реальность. Недалеко от Кейда меж спящих тел его соратников бесшумно двигались дертанские охотники. В предрассветных сумерках их худые жилистые тела хорошо различались на фоне синеющего неба. Пятеро. Они знали, что измотанные беглецы уснули не так давно, не в силах даже оставить пары человек для караула, а значит были уязвимее детей. Легкая жертва. Однако, они не стали брать случайного человека, продолжая обескровливать таким образом тающий отряд. Дертанцы искали кого-то конкретного. Кейд догадывался кому сегодня суждено, на их взгляд, стать жертвой. К счастью, теперь он на чеку, а значит легкой охоты в этот раз не выйдет. 

Охотники продвигались медленно и оказались достаточно далеко, чтобы не заметить, как один из мечей выскользнул из своего укрытия и утаился на мгновение в черноте выгоревшей травы. Затем клинок скользнул, не издавая шума в направлении Сида, мирно спавшего недалеко от Кейда. Сталь несколько раз настойчиво кольнула здоровяка и тот, с трудом перебарывая сон, открыл глаза. Перед его взглядом, неподалеку, оказалось напряженное лицо Кейда, который изо всех сил старался обозначить важность сохранения полной тишины. Спросонок его было сложно понять, особенно Сиду, но кузнец догадался, что момент сейчас обладает особым значением, и его пробуждение, возможно, это вопрос жизни и смерти. Командир, с облегчением заметив некоторое понимание в глазах напротив, указал взглядом на охотников. Те обшаривали лагерь за спиной Сида, поэтому тот не мог их видеть, но моргнул в знак понимания происходящего. Кейд сощурил глаза прикрыв их так, чтобы казаться спящим, то же самое сделал напарник, а затем, с шумом выпустив носом воздух, перевернулся на другой бок. Дертанцы всполошились, водя взглядом туда-сюда, слегка присев, напружинив ноги. Двое бесшумно натянули луки, трое приподняли кинжалы. Они сосредоточили свои взоры на крупной фигуре спящего врага. Тот, как оказалось, просыпаться не собирался, а значит охота могла продолжаться в спокойном режиме. Ложная тревога.

Вскоре после Кейдового пробуждения на чеку было уже три клинка. К сожалению, еще чье-то пробуждение могло уже грозить опасностью, охотники подобрались довольно близко. На стороне беглецов оставалось преимущество неожиданности, на другой стороне огромный опыт убийств. Никто из прикрывших глаза не знал, достаточно ли этого, чтобы победить, но кроме битвы иного выхода не было. Радовал лишь факт того, что теперь это бой лицом к лицу. Пугала слишком уж высокая вероятность для кого-то не встретить рассвет в кругу соратников. Охотники приближались, напряжение росло. Сердце учащено колотилось, отдаваясь ударам в висках. Воздух с трудом входил в легкие, а еще сложнее было выпускать его оттуда, сохраняя тишину, сохраняя надежду на внезапный удар. 

Все трое вскочили, крича изо всех сил, едва дертанцы приблизились на опасное расстояние. Ошарашенные охотники на пару секунд потеряли инициативу, пропуская смертельные удары. Охотники не носили доспехов и оказались легко уязвимыми для артанских мечей. Лишь двое из них, достаточно проворных, смогли увернуться и контратаковать. Один дотянулся своим кинжалом до правой руки Кейда, не умевшего толком парировать удары, и оставил глубокий порез. Меч вывалился из раненой руки. Лидер вскричал от боли. Тут же из грудной клетки атаковавшего охотника вырвалась сталь сидовского меча, обрывая вторую дертанскую жизнь за последние две минуты. Однако, в это же мгновение шею кузнеца пробила стрела, а спустя еще секунду в его спину вошла вторая. Лишь после этого последний охотник пал с пробитой головой, выронив лук. Бой окончился едва начавшись. Оставшиеся члены отряда только вскакивали со своих лежанок, обнажая оружие, сбиваясь в кучу. 

Рану Кейда перевязали почти сразу же, как только поняли, что произошло. Возбуждение не спадало в течении еще получаса. Ожидали второй волны нападения. К счастью, ожидания эти не оправдались. Врагов больше не было. Постепенно люди в лагере успокоились. Все, кроме Кейда. Лидер, стоя на коленях, склонился над телом Сида и рыдал, колотя того по грудной клетке со всей силы, проклиная, умоляя, уговаривая. 

Еще один каменный холмик остался позади уходящего отряда. Люди тем не менее понемногу укреплялись духом, держались за мысль, что больше они не беглецы и не жертвы безумной охоты. Один за другим вступали они на территорию леса, тая надежду найти здесь те самые зеленые деревья, кроны которых высились над голыми верхушками обнаженных обгоревших сородичей. Надежду найти воду и еду. 

Солнце давно уже обернулось из красного рассветного в желтое дневное. Отряд двигался по лесу неспешно, преодолевая многочисленные торчащие корни деревьев, пролезая через кустарники. Неожиданно они поняли, что звуки вокруг изменились. Вернее, они появились. Волшебные, чарующие звуки шелеста травы, пения птиц, а самое главное - журчания воды. Только лишь печальный прошлый опыт не позволил соратникам, забыв обо все на свете, побежать навстречу этим долгожданным звукам. Однако, их лица все равно озарились улыбками, поначалу неуверенными, но с каждой следующей минутой все более счастливыми. Их встречали зелень травы, крепкие не тронутые огнем стволы высоких деревьев, мошкара и перелетающие с ветки на ветку синенькие юркие птички. 

Едва в поле зрения оказалась эта небольшая, но быстрая речушка, путники возликовали, распугав криками всех животных, до которых донеслись их голоса. Теперь они уже не стали сдерживать эмоций - бросились к ней, затем в ее ледяную воду, плескались, пили, брызгались, набирали куда только могли. В их жизни закончилась самая долгая и страшная ночь, преисполненная кошмарами от которых порой не просыпаются. Они праздновали жизнь, пили в честь того, что выжили, кричали, поздравляли друг друга. Лишь минут через двадцать один из них, слегка успокоившись, заметил на противоположном берегу тушу оленя, которую, очевидно, бросил какой-то хищник, перепуганный их криками. Он начал неистово размахивать руками указывать в сторону нежданной добычи. Путники с новой силой взорвались криками ликования, а затем наперегонки бросились через реку к остывающему свежему, еще кровоточащему, мясу.