Обратная сторона её души

Глава 1.
– Это очень интересно.
 Настя выставила ножку в красивой кремовой туфельке так, чтобы Вера могла ее увидеть. И по голосу было слышно, что вовсе это не интересно, а скорее скучно или даже грустно. Вера на мгновение опустила взгляд на эту туфельку, и ничего в её лице не переменилось, красивая обувь,  не более. Они сидели за круглым столиком  небольшого уютного ресторана и никуда не торопились, каждая спокойно поглощала свое блюдо: Настя – овощи, Вера – мясо.
 – Я хорошо помню, как когда-то безумно хотела новые туфли. – Спокойно продолжила она, так спокойно, будто не с подругой болтала, а читала какой-то доклад. – Я увидела их в магазинчике у дома. Долго на них смотрела, думала, стоит ли тратить на них деньги. Я купила их тогда за две тысячи рублей, радовалась так сильно, будто это новая машина.   – Она закатила глаза, поставила ногу обратно под стол. – Теперь покупаю, что хочу: туфли тысяча долларов, блузка пятьсот, юбка… нет, не помню цену юбки.
Она глубоко вдохнула, выдохнула, поковыряла вилкой в тарелке и отодвинула блюдо.
– И что? Ты была тогда библиотекаршей, а теперь ты директор довольно крупного театра. Если тебя это расстраивает, могу поменяться с тобой: ты будешь моей лучшей актрисой, а я твоим директором. Пойдет?
Вера откинула с лица свои черные кудрявые локоны и игриво подмигнула Насте. У нее был отличный аппетит, и ее молодое тело не набирало ни грамма лишнего веса, что безумно радовало и ее, и режиссера, работавшего с ней. Она с удовольствием положила в рот последний кусочек мяса и игриво обернулась на официанта, который никак не нес десерт. Они обедали в этом месте практически каждый день, и все официанты знали, что плохое обслуживание этой пары влечет за собой вызов всех администраторов, и яркое представление о том, кто они и как себя с ними нужно вести – поэтому, через мгновение перед ними уже стоял ароматный чай и воздушные пирожные.
–Я не об этом, Вер. Я тогда мечтала о туфлях, о красивых, качественных, дорогих туфлях. Мечтала сама зарабатывать на них. Я думала, что буду счастлива, но ведь нет – туфли и туфли. Пять тысяч евро, или пятьсот рублей – тогда я была более рада им, чем сейчас. Тогда, работая в библиотеке, я была счастлива абсолютно. Теперь, никак не счастлива.  Парадокс.
Пирожное она тоже отодвинула, она мало ела не из страха располнеть, а из-за полного равнодушия ко вкусу блюд. Ей было все равно, что на столе, брокколи или шоколадка, поэтому отталкиваясь от здравого смысла, она чаще предпочитала брокколи. Официант принес счет, не глядя в него, Настя достала кошелек, положила несколько купюр.
 Неторопливо она прошла до холла, украшенного, зачем-то, звездами разной величины, выглядело пошловато, но впечатление производило. С потолка висела звезда люстра, на стенах звезды из гипса, на полках звезды всех стилей. На одной из стен висел большой аквариум, в нем, конечно же, жили морские звезды. В ресторане было довольно шумно, люди щебетали о своем, в глубине зала играл небольшой оркестр, но среди этого гула она услышала странный грохот, повернулась, у её ног лежала одна из звезд с полки. Золотая комета с длинным хвостом.
– Звезда упала. И что? Желание теперь загадывать? – Настя сказала это сама себе, надула губки, посмотрела на свое отражение в огромном зеркале вестибюля, поморщилась. Ей нравилось в этой одежде – строгие блузки с юбками или брюками, деловые платья, дорогие аксессуары, только все чаще она стала ловить себя на мысли, что хочется надеть простые джинсы и майку.  Вот только персонал театра не готов был к такому повороту, и она это понимала. Она имела определенный статус в обществе, и этот статус нужно было поддерживать. Вере было проще – она могла ходить в чем угодно, лишь на спектакль она одевала, то, что требовал режиссер.
Настя запахнула свою песцовую накидку, услужливо накинутую швейцаром ей на плечи, вежливо улыбнулась, обернулась на Веру, а Вера будто и не планировала уходить. Настя прислонилась к зеркалу спиной, и в голове пронеслась скользкая, противная мысль:
«Зачем я вообще есть? Радоваться разучилась, работаю без чувств, как робот. Привязаться ни к кому не могу. Или не хочу. Да, скорее второе, чем первое. Ничего уже не хочу».
Настя прошла обратно к столику, села на краешек стула, откинула свои пепельно-русые прямые локоны с лица. Вера будто и не заметила того, что она уходила:
– Детка, может ты просто устала? У нас уже конец сезона «Монте-Кристо», давай через пару недель уедем куда-нибудь? В Венецию? Ах, нет, ты же любишь, что-то более мрачное, поехали в Прагу? Или Шотландию? – Вера захлопала ресницами, она обожала любого рода приключения. Её актерский талант приносил ей очень хороший доход, а внешний вид - очень перспективных любовников, поэтому она готова была тратить любые суммы на веселье, себя и отдых. – Мы уже два месяца нигде не были, эти спектакли так выматывают! Поэтому и туфли тебя расстраивают! Это же старая коллекция! Мы купим новые! Ну, Настюль?
Настюля просто несколько раз оживленно кивнула. Ей было все равно. Все равно, что за спектакль идет в её театре, все равно какой доход это принесет (уже давно вся деятельность актерского и режиссерского состава была отработана до идеала), все равно, что её жизнь в безнадежном и безжалостном тупике.
– Пойдем лучше готовиться к пресс-конференции? У нас в апреле должен состояться мюзикл: «В тихом саду»,  ты же знаешь, что он очень перспективный, но мне не нравятся числа, которые они выбрали.
Настя решительно встала, повесила сумочку на плечо, Вера поняла, что в этот раз действительно уже необходимо идти, и на ходу промокнув губы от крема, бросила салфетку на стол и поспешила за ней.
– Неужели двадцать первого апреля?
Вера знала, что у её директрисы с этим днем связано что-то особенное,  что именно знала, конечно, только сама Настя. Каждый год на этот день она назначала какую-либо фееричную премьеру, сама была сценаристом, сама режиссером, сама костюмером, организатором, менеджером. Подготовку начинала за месяц, что заставляло всех работать, как проклятых. Репетировали бесконечно, много, изнурительно, но всегда постановка была восхитительна, и приносила фантастические результаты для репутации их театра. Сама же Настя, после таких премьер падала там, где стояла и спала несколько дней прямо в театре.
– Да, двадцать первое и двадцать второе апреля. Экономисты вели переговоры о сдвиге дня, хотя бы на двадцать второе и двадцать третье, но этот кретин – Соколов, их директор, уперся и никак не идет мне на встречу.
– Что будешь делать?
– Буду готовить премьеру на двадцать перврое апреля, «Капитан Безумие». У тебя главная роль, ты играешь невесту того самого пирата, который взял себе славное имя Безумца, променял тебя на ром и грабежи.
 Они легкой, уверенной походкой вошли в здание театра, в холле уже собирались репортеры и журналисты, Соколова пока не было видно, Настя бросила взгляд на огромные старинные часы под потолком с золоченым циферблатом – сорок минут до начала.
– Я надеюсь, в этот раз мне не придется играть смерть своей героини? – Вера на мгновение остановилась, дальше им нужно было идти в разные стороны.
– Нет, хэппи-энд, Вера. – Она подмигнула, подала свою легкую накидку Степану, своему секретарю и первому помощнику, улыбнулась ему и отправилась в свой кабинет.
В кабинете она сразу включила Моцарта-реквием, Слезный день. Опустилась в свое кожаное кресло, закрыла глаза, попробовала расслабиться. Через двадцать секунд открыла глаза, достала сотовый телефон, написала Вере сообщение: «Как насчет бутылочки виски вечером?».
Положила телефон на стол, вяло полистала какие-то бумаги на столе. Открыла электронную почту. Ничего важного либо срочного не было. Текучка – такие письма она сразу пересылала менеджерам или ассистентам, а они уже сами занимались тем, кому доверить решение данного вопроса.
Экран телефона моргнул: «Пойдем куда-то, или дома?»
Настя не думая ответила: «У меня, в 20.00».
Ответное сообщение она ждать не стала, Вера никогда не противилась редким потребностям Насти в чьем-либо обществе, она просто приезжала в то место, о котором писалось в сообщении в назначенный час. Первое время ей было странно желание директора напиться раз в месяц, она стеснялась, боялась сказать лишнее, но в итоге поняла, что на таких посиделках Насте просто необходимо разрядить обстановку и сбросить накопившееся напряжение. Болтали они ни о чем, много хохотали, придумывали безумные интриги: шли в бар на всю ночь, или в откровенных платьях пели песни на Арбате, или отправляли с лоджии бумажные самолетики, расписанные любовными посланиями тайному незнакомцу, что его прочтет. Утром они снова становились: директором и актрисой, и все шло своим обычным круговоротом.
 Все в театре уважали свою молодую, тридцатидвухлетнюю директрису, все чувствовали правильность принимаемых ею решений и видели результат её работы. Так же и Вера, просто верила в правильность того, что делала Анастасия Михайловна. В театре ценила её лидерские качества  и дорожила тем, что босс доверяет ей кусочек своей жизни вне работы.
Настя встала с кресла, поправила макияж у большого зеркала на дверце шкафа-купе, отодвинула дверцу с зеркалом в бок, перебрала пару вешалок, накинула на плечи строгий пиджак синего цвета, выключила музыку и пошла в зал, оборудованный для сегодняшней пресс-конференции. Соколов с деловым видом сидел за столом и оживленно  рассказывал журналистам о своем легендарном мюзикле. Присутствие Насти сегодня было лишь формальностью, она сложила руки на груди и стала лениво наблюдать со стороны за происходящим.
 Когда-то ей нравился Соколов, нравился как личность. Давно, в самом начале своего жизненного пути, еще будучи библиотекарем, она восторженно читала каждое интервью этого мужчины. Он был талантливым, даже скорее одаренным человеком, при этом Бог наградил его изумительной красотой – правильные черты лица, синие, живые глаза, сногсшибательная улыбка, копна пепельных густых волос, широкие плечи, мускулистый торс – все в нем было идеально. Это был человек лидер, таких интересно знать, о таких приятно разговаривать, таким хочется подражать.
Теперь Настя лишь с безразличным любопытством наблюдала, как все девушки, которые присутствовали здесь, следят за каждым движением его рук, как они слушают его, как ловят каждый его взгляд.  Даже Вера, томно смотрела на него из-под своих длинных, густых ресниц, а ведь ей нужно было не тупо смотреть на этого режиссера-постановщика, а обсудить гастроли спектакля «Монте-Кристо» в его питерский театр.
Вера увидела директрису, помахала ей рукой, Настя улыбнулась ей одним уголком губ, погрозила  пальчиком. Вера в ответ лишь пожала плечами, будто говоря: «Не знаю даже, как я могла забыть, зачем я тут». 
Настя спокойно развернулась и хотела уходить, все шло своим чередом, все были на своих местах, а все важные вопросы с Соколовым все равно будут решаться утром на совещании, но кто-то из журналистов задал вопрос:
– Андрей Сергеевич, какого числа все-таки будет проходить мюзикл? И когда в продаже появятся билеты?
– Двадцать первого апреля, билеты появятся со дня на день.
Она резко повернулась, в недоумении посмотрела на него, он, как будто издеваясь, повернул лицо в ее сторону, широко улыбнулся ей. Она прищурила глаза, очень медленно отрицательно покачала головой, он подмигнул. Неожиданно у нее сдавило грудь от его наглости, воздух стал горячим и обжег её лицо, ей захотелось дать ему пощечину или просто чем-то ударить, но это чувство быстро ускользнуло, уступив место апатии. Она смогла лишь несколько раз глубоко вдохнуть и решительно ушла из конференц-зала. В коридоре стоял Степан:
– Анастасия Михайловна, завтра в двенадцать Соколов будет у вас. Сегодня ровно в пятнадцать  «Монте-Кристо», билетов конечно уже нет. Гример Веры Павловны заболел, но она без скандала согласилась на замену – Афанасьеву Ольгу.
– Отлично, меня сегодня не будет, завтра в одиннадцать кофе и творожные пирожные ко мне в кабинет. – Она остановилась у двери своего кабинета, благодарно посмотрела ему в глаза. – Зачем я это говорю? Ты же сам все это знаешь.
Он счастливо кивнул, потому что действительно всё знал об Анастасии, знал, что ей нужны пирожные, которые она никогда не ест, обычно они все утро просто лежали на отдельном столе, а потом их съедала Вера, или еще кто-то.  Знал, что нужно принести кофе и сливки, и она нальет в кофе столько сливок, что даже вкуса кофе там практически не останется. Он знал все её странности, но не задавал никаких вопросов, поэтому она и ценила его.
Степан открыл ей дверь, Настя вошла, он тихонько прикрыл ее за ней и ушел готовить мюзикл. Настя собрала документы, сложила их в кожаную папку, положила телефон в карман пиджака, тоскливо окинула свой роскошный кабинет взглядом. Все знакомое и чужое одновременно. Стены, которые знали её, как лидера, но не знали, как человека. Настя выключила ноутбук, достала из стола ключи от своей черной Audi TT  и, на ходу отдавая последние распоряжения, вышла из здания своего родного и ненавистного театра.
***
– Ого, а почему ты в таком красивом платье? – Вера встала в проходе двери, опустила пакет с алкоголем на пол, он весело звякнул, а она уперла руки в бока. Сама Вера приехала в теплом свитере и красных леггинсах, поверх накинула спортивную зимнюю куртку, одежда была обычной для домашней вечеринки, состоящей из двух лиц, поэтому она совсем не ожидала увидеть Настю собранной, как на бал. – Я подумала, что мы будем развлекаться дома!
– Да, мы будем развлекаться дома, проходи. – Настя задумчиво окинула себя и Веру взглядом в зеркало, зеркало было очень широким, во всю стену прихожей.  – Мое красное платье подходит к твоим штанкам. Если тебе не хочется быть сегодня пацанкой, могу дать тебе свое любимое золотое платье.
В подтверждение своих слов она сразу пошла в гардеробную и начала перебирать висящие там наряды. Ей сегодня очень хотелось наполнить вечер красотой, поэтому она и выбрала вечернее платье, купленное на открытие сезона «Монте-Кристо». Свои длинные волосы собрала в высокую прическу, а голубые глаза выделила черной подводкой. Единственное, что она не сделала – это не надела туфли, и сейчас конечно смотрелась забавно в домашних шерстяных носках, которые связала мама: их почти не было видно, потому что платье было до пола и свободными волнами лежало вокруг ее ног, но при ходьбе этот момент сразу открывался.
– Насть, два вопроса. Зачем ты в начале февраля открыла окна и есть ли у тебя вторые носки? – Вера переступила с ноги на ноги и пошевелила начинающими мерзнуть пальцами, по полу невыносимо дуло из окна.   
– Носки есть, окна можешь закрыть, у меня ужин сгорел, будем кушать бутерброды.
Вера пожала плечами, прошла в прихожую, закрыла все три окна. В комнате до сих пор тонко пахло горелыми овощами. Сами овощи уже видимо были надежно спрятаны в мусорном ведре. Вера заглянула обратно в гардеробную: Настя продолжала доставать разные вечерние платья, придирчиво осматривала их и вешала на место.
–Насть, не выдумывай, одень лучше сама что-то менее грациозное, и приступим к бутербродам, я есть хочу.
Настя подумала пару секунд и решила не спорить, расстегнула платье, нашла спортивные брюки и футболку. Она всегда была вот такой, в меру безразличной, в меру веселой, в меру своей. Да, у нее прекрасно было развито чувство меры, возможно, это и привлекало к ней так много людей.
– Верка, я хотела, чтоб мы с тобой как в лучших слоях общества, культурно провели время, поболтали о культуре и таланте, но в итоге что? Ты что, тоже купила две бутылки? – Она столбом встала посреди комнаты и удивленно уставилась на Веру, которая успела поставить на столик широкую тарелку с бутербродами и развела два коктейля в высоких стаканах.
– Ну, пусть лучше останется, только сока я много не взяла, у них был вишневый последний.
Настя села напротив Веры в свое любимое высокое кресло, взяла стакан:
– За все слои населения?
– Угу.
Чокаться они не стали, просто сделали по несколько глотков, обе задумчиво посмотрели в окно, за окном начиналась вьюга, пригубили еще раз. Настя всегда была похожа на королеву, в этом кресле, в любой одежде и с любой прической, Вера невольно любовалась ею каждый раз, полулежа на белом диване, стоящем напротив.
Настя жила в большой квартире с красивым видом на Москву реку, дизайн комнат прорабатывали специалисты, сама Настя не внесла ни одной идеи в план квартиры. Все было красивым, комфортным, и Насте нравился ярко выраженный минимализм. В прихожей были лишь диван да кресло, стеклянный столик, сдержанные, легкие стеллажи книг и шкаф для верхней одежды, скрытый за зеркалом. На потолке висел проектор, а вся остальная техника была вмонтирована в одну из стен. За перегородкой, выполненной из стекла, находилась кухня. В кухне техника так же была приятно встроена и не бросалась в глаза, мебели было конечно по минимуму - шкаф под посуду, шкаф под продукты,  стол и 8 стульев. В ее спальне – кровать, две тумбы, туалетный столик. В спальнях для гостей прилагался небольшой шкаф под те вещи, которые у них могли быть с собой. В ванных комнатах еще скучнее – лейка душа прямо из потолка, слив прямо в полу, раковина умывальника, шкафчик под средства гигиены и встроенный шкаф под халаты и полотенца. Под потолком имелась хромированная трубка для шторки, которой необходимо было выделить зону душа, но шторку Настя вешать не стала. В ванной было широкое окно, и все шампуни и гели она просто ставила на подоконник.  В одной из трех ванных комнат все-таки поставили огромную ванну вместо душа, но убрали умывальник, зато на стенах появились полки с огромным количеством свечей, которые никто никогда не зажигал. Вера пыталась пару раз, но так и не дошла со спичками до этой части квартиры. Настя была благодарна дизайнеру за наличие хозяйственной комнаты и гардероба – единственных мест, где было всего много – туда она складировала все, что ей не нравилось в квартире: ковры, вазы, статуи, комод из прихожей. Окон в квартире было много, шторы на них она не вешала.
– Никогда не понимала, почему у тебя так убого? – Вера увидела пульт от музыкального оборудования, направила в потолок, потому что не знала, в какой из стен оно может быть спрятано, нажала кнопку воспроизведения. Комнату наполнила музыка Баха, она скривила губы. – И музыка убогая. – Она пару секунд искала, как убавить звук, но решила просто выключить музыку совсем.
 – Знаешь? – Продолжила Вера, подумав. - В такой атмосфере можно сойти с ума. У тебя, как в психушке! Все белое, мебели нет, цветов нет, ничего нет! Фу!
Она залпом допила бокал. На самом деле квартира Насти ее вовсе не раздражала, а вызывала тоску за её хозяйку. 
– А зачем? Напротив, ничего лишнего. У нас на работе так много этой пестроты, мне кажется этого достаточно, или нет?
– Что у нас там такого пестрого?
– Возьмем даже эти золотые часы при входе. Они же режут глаза, Вера! А роспись потолка? А малиновый занавес? А все эти пальмы в кадушках?
Вера звонко засмеялась, взяла в руку бутерброд, откусила и с набитым ртом продолжила беседу:
– Занавес у нас не малиновый. Мм, неплохое сочетание вкусов, хорошо, что ужин сгорел. Это лучше тушеных овощей. – Она с аппетитом доела бутерброд. – Ладно, хоть вкус в одежде у тебя есть. Да, кстати, что там с туфлями? Прошло это грустное наваждение?
– Это не наваждение. Это сухая правда жизни. Не в роскоши счастье. – Она глубоко вдохнула, поспешила допить напиток, поставила пустой стакан на столик, Вера поспешила повторить коктейль из виски и вишневого сока.
– Как все запущенно. Настя, ты женщина-миллионер. У тебя шесть автономных миллионных предприятий.
– Семь. У меня есть фабрика в Венгрии.
Вера выпучила на нее глаза:
– Да не может этого быть!
– Может.
– Когда ты успеваешь за всей этой гадостью следить?
– Никогда. Они сами работают. Люди в верхушке надежные, если они взорвутся, мне сообщат. А так не беспокоят.
– Вот, столько доходов, а живешь в пещере какой-то! Весь мир открыт тебе, все удовольствия, все радости жизни! А ты сидишь, как кукла! И вообще, как ты это все успела! Нет! Объясни, как у тебя получилось это все создать в свои года? Кстати, сколько тебе лет?
– Тридцать три года будет в этом году. Я не успевала, мне делали подарки, я их принимала, управляющие там уже были. Если они меня не устраивали, мне советовали, как найти более подходящую личность.  Хотелось, чтобы это приносило хороший доход. Думала, будут деньги, хватит весь мир спасти от зла, а нет, хватает только на больных детишек и стариков, которых бросили. На здоровых детишек, которых бросили, хватает еле-еле.
– Ты что, еще и благотворительностью занимаешься?
– Угу. Спасаю свою грешную душу. – Настя скромно улыбнулась. – Я первое время встречалась с этими людьми, которым помогаю, но их так много, у них такая боль в глазах. Я не смогла.
– А зачем тебе наш театр? Ты же там устаешь, это видно.
– Чтобы не сойти с ума.
– Нууу,  мать, как все запущенно.
Настя прыснула от смеха:
– Вер, я нормальная. Ты не бойся, у меня была другая квартира. Красивая. И цветы были, и шторы и все, что полагается в нормальном жилье. А в этой квартире, все очень просто. И от этого мне комфортно. Тут не обо что запнуться, тут есть я и есть кучка мебели, которая мне не мешает.
– А как же уют?
– Уют, для тех женщин, у которых есть семья.
–Да, а  почему, кстати, у тебя нет семьи?
Настя закрыла глаза, было видно, что дыхание её сбилось, что для ответа на этот вопрос ей необходимо время. Вера на секунду подумала, что раздражает её своими вопросами, но не смогла припомнить Настю раздраженной, она попыталась придумать другое объяснение её сбившемуся дыханию, но не успела.
– У меня была семья.
– Вот как. Вот это поворот, ты их расчленила и съела в старой квартире?
– Вовсе нет.
 Настя даже брови приподняла от удивления, и конечно сразу представила, что может думать сейчас о ней Вера. Какие образы могут рисоваться в голове людей, не знающих её историю. Мысль об этом заняла её ровно на двадцать секунд, и она обреченно подумала, что на самом деле ей все равно – что о ней думают другие люди  и думают ли вообще.
– Ладно, допустим, не мое дело. Объясни, что тебе мешает быть счастливой, иметь семью, квартиру, в которой есть хоть какие-то яркие пятна? А? Ответь мне!
Вера даже не сердилась, ей было забавно выяснить, что не так с её директором.
– Ты пригласила Соколова на свидание?
Вопрос прозвучал резко и неожиданно, но Настя весело прищурила глаза, задавая его, поэтому Вера не услышала этой нотки резкости. А Насте просто не хотелось говорить о себе, ей хотелось заполнить голову хоть чем-то, что не касалось её жизни.
Вера очень развеселилась от этого вопроса:
– Представляешь! Пригласила! А он! – Она залилась смехом, поставила пустой стакан на стол, сняла свитер, побежала в гардеробную, нашла там шорты и майку, скинула леггинсы. – Можно, да?
Настя кивнула, удобнее развалилась в кресле. В квартире действительно стало жарко, но Настя не понимала от виски это, или от того что квартиру очень хорошо отапливали.  Мысли были короткими, несвязными, легко отвлекали от реальности, но Вера, как яркий салют запрыгнула на диван и этим смогла сконцентрировать все внимание на себе.
– После пресс-конференции я к нему такая подхожу, говорю: «Андрей Сергеевич, я знаю в Москве одно прекрасное место! Вам же, наверно, так скучно вечерами в этом огромном городе!». А он мне улыбается и отвечает: «Боюсь, Верочка, что вам не развеять мою скуку».  И ушел! Просто развернулся и ушел. Ты была права! Он - кретин! Он даже отшил меня по кретински. Я думала он гораздо интереснее. Я потом весь остаток дня, даже во время спектакля, за кулисами, читала о нем на разных сайтах, пишут, что он загадочно одинок. Вернее у него вроде есть какая-то связь, но что-то не серьезное. Состоял в браке, детей от брака нет. Ты же знаешь, кто была его жена?
Настя задумалась на пару мгновений:
– Модель, вроде, какая-то?
– Да, шикарная женщина! Причина развода: жениться надо было по любви. Вот и скажи, он как вообще? Он в каменном веке живет? Я, конечно, все понимаю, но ведь это так старомодно, брак по любви! Фу, какая пошлость.
– Ну, я тоже довольна старомодна. Так что в чем-то его понимаю.
Вера махнула рукой, наполнила бокалы:
– Слушай, может правда устроим бал? Пошли в гардеробную? Там хоть есть яркие пятна.
– Ты стрекоза, Верка. Это славненько.
Верка в этот момент уже бросила на пол шорты с майкой и начала примерять коктейльные летние платья.
– Вот знаешь, у меня у самой одежды полно, но твоя одежда у меня просто вызывают сладкий восторг. От одного вида твоей одежды я получаю эстетическое удовольствие.
Настя засмеялась и тоже сняла с вешалки платье. Платье цвета марсала из кружева и шелка. От груди до самого подола шла волнообразная полоса камней и жемчуга, она одела его на себя, села на пол, прислонилась к стене.  Алкоголь очень быстро ударял ей в голову, потому что пила она его очень редко, вот и сейчас легкое головокружение вызвало волну легкомысленных идей. Но Вера опередила её:
– У меня идея! Давай наделаем классных фотографий и отправим Соколову! Пусть знает, от чего отказался!
– Давай, неси телефон. – Идея Веры была интригой, а Настя любила эти Верины интриги. Тем более выпив. Голова ее была еще ясной, но, где-то в глубине груди, она уже чувствовала пузырьки веселья.
Вера захлопала в ладоши, убежала. Прибежала обратно, отдала телефон Насте, стала быстро-быстро перебирать платья, нашла черное, короткое. Платье идеально сидело на ней, она нацепила на себя шляпу, достала с полки черные лакированные туфли на шпильке. Настя, открыла какой-то ящик, порылась в нем, подала ей красную помаду. Вера быстро накрасила свои пухленькие губки, и красиво, как по подиуму, пошла к стеклянной перегородке в гостиной. Встала, запрокинув голову назад, изысканно положила руку на талию и засмеялась. Настя успела поймать в кадр смеющуюся Веру, кадр получился яркий, живой, волнующий:
– Куда ему отправить?
– В вайбер шли, и подпиши что-то.
Настя нашла Соколова в вайбере Веры, отправила фото и быстро напечатала текстовое сообщение: «Мы веселили кретинов и поскучнее».
Печатая это, она успела дойти до своего кресла, уже сидя, еще раз внимательно рассмотрела фото, кивнула удовлетворенная результатом.
– Написала?
Вера вышла из гардеробной уже в шикарном синем платье Chanel, упала в нем на диван, красиво закинула руки за голову.
Настя снова сделала фото, отправила, написала: «Как славно, что мне нет нужды этот прекрасный вечер тратить на тебя».
Вера подбежала, заглянула в экран и захохотала так, что опрокинула стакан с коктейлем на пол. Стакан разлетелся осколками, напиток разлился по белому полу.
Вера ойкнула, Настя засмеялась еще громче её. Вера убежала в хозяйственную комнату, прибежала с тряпкой:
– Слушай, вообще да, это хорошо, что ковров нет и пол кафельный, так бы не отмыли наверно.
Она быстро вытерла лужу, собрала осколки, убежала, вернулась, убежала в кухню, за новым стаканом, от туда крикнула:
– И что? Он молчит?
Настя пожала плечами. Ответных сообщений не было. Ей тоже захотелось принять участие в общем веселье:
– А может мне?
Вера активно закивала:
– Да! Одевай обратно красное! И прическа еще на месте, только давай тоже помаду! И туфли, а не носки!
Настя впорхнула в платье, весело закружилась, достала золотые туфельки, задумалась над позой, закружилась снова, только в поиске интересного места:
– Верка, я захмелела, а у нас еще и бутылка не допита!
А Верка уже отправляла фото, где Настя была с блестящими глазами, и своей фирменной улыбкой. «Завидуй молча!» – такое сообщение Вера отправила после этой фотографии.
Они бухнулись на диван и уставились в телефон. Под сообщениями появилась надпись: просмотрено. Они в голос завизжали, бросили телефон и убежали в гардеробную.
– Он подумает, что мы дуры.
Вера скинула платье, подняла шорты и майку.
– Да, еще какие.
Но это их ни капли не обеспокоило, они захохотали в голос, до слез на глазах, успокоились лишь минуты через три. Настя тоже сняла платье, но осталась в белье, пошла в комнату и открыла окно.
– Жарко!
– Кондиционер-то для чего у тебя!?
– Я хочу уличный морозный воздух! – Настя распахнула окно шире, в комнату сразу влетела волна снега, и её обдало таким морозом, что она вся покрылась мурашками и поспешила закрыть его обратно.
– Во-во, Снегурочкой станешь.
– Я не думала, что там уже ураган! Ой, ураган это летом. А как же это называется зимой? Ведь тоже ветер, но не ураган. И не торнадо, торнадо – это про Америку скорее.
– Это – метель! Слушай! А где спрятан кондиционер? – Вера обсматривала комнату в поиске хоть каких-то следов кондиционера, но не могла найти, телефон на диване издал веселый звук оповещения.
– Это у тебя на вайбере такой звук?
– Да.
 Они испуганно посмотрели на телефон, Настя от окна, Вера от гардеробной. Подходить было страшно.
– Нет, нет, нет! Пока не выпью еще стакан читать не буду! – Крикнула Вера Насте.
– Я тоже!
 Они схватили стаканы, ушли в гардеробную, закрыли за собой дверь. Настя ногой отодвинула одежду, которую они, снимая, бросали на пол:
– Чем бы еще его удивить.
Она задумчиво пошла вдоль полок и стеллажей.
– Я придумала! Надо фото в белье! Только увешаться драгоценностями!
– Угу.
 Настя снова прыснула от смеха и открыла дверцу отдела с бельем. Идея была вызывающей, но им уже было все равно. Вера довольная своей идеей полезла на верхнюю полку, где стояла коробка с драгоценностями. Достать коробку никак не получалось, а она все тянулась:
– Как же ты её оттуда достаешь!?
Она поставила ногу на полку, попробовала подняться повыше, но коробка никак не доставалась, пальцы соскальзывали с глянцевой поверхности. Настя обернулась, хотела остановить её, но не успела. Нога Веры в туфле соскользнула в тот самый момент, когда она уже успела за край крышки потянуть коробку к себе и вместе с ней полетела прямо в платья, разбросанные на полу. Настя оцепенела, улыбка сразу пропала с её губ, щеки побелели.
Коробка с треском ударилась об пол, крышка слетела, и по белому  полу рассыпались яркие фотографии. Их было не много, не больше тридцати, но на каждой из них Настя была с незнакомым для Веры мужчиной. Каждый снимок был наполнен счастьем момента: они обнимались, смеялись, он кружил Настю на руках, катал на лодке, кормил арбузом, держал за руку и целовал.
Вера почувствовала, как ноги зазвенели болью от удара, посмотрела на Настю в поиске сострадания и поддержки, но лицо Насти стало мраморным, глаза пустыми. Вера так испугалась этого лица, что собственная боль сразу ушла куда-то вглубь мышц и там лишь застенчиво вздрагивала, обещая превратиться в синяк:
– Прости, я не знала. У меня в точно такой же коробке лежат украшения.
– Ничего страшного, я сейчас все уберу.
 Настя сказала это одними губами, и медленно начала поднимать фотографии с пола, она не смотрела на них, просто складывала в стопочку, как робот.
– Настя, кто это?
 Вера была испугана, испугана своим падением, реакцией Насти на эти фото, у нее был шок, на фото она видела другую Настю – наполненную радостью. Она не знала, как себя вести, ей было стыдно и удивительно одновременно.
Настя подняла на нее глаза полные тоски, долго молчала, потом очень тихо сказала:
– Это мой муж.
– Почему ты не с ним?
– Потому что он  погиб. Он умер двадцать первого апреля. Он нелепо разбился на машине. А я так и не успела ему ничего сказать.
 Последние слова она смогла лишь прошептать и тихонько заплакала, отчаянно, горько. Вера испугалась, быстро подползла к ней, крепко прижала к себе:
– Все будет хорошо, не бойся, он знает, он все знает, он все услышал.
Настя устало подняла лицо:
– Вера, мне не нужны квартиры и фабрики. Мне ничего не нужно. Я хочу вернуть его. Я хотела бы отдать все, что у меня есть – но вернуть ему жизнь. Я без него не вижу красок. Мне все равно. Все серое, Вер.
Вера забрала у нее фото, сложила в коробку, отодвинула её.
–Расскажи мне. Прямо сегодня расскажи. Хватит нести в себе эту боль. Ты должна жить, Настя!
 В голове Веры моментально появилось объяснение всех поступков её директора, это было так неожиданно и просто, что казалось странным, почему она не понимала этого раньше. 
– Зачем? Зачем тебе моя глупая боль? Она когда-то уйдет. Я верю, что мне станет лучше. Но сейчас это так мучительно, Вера.
– Когда это произошло?
– Мне и двадцати пяти еще не было.
 Она отвела глаза и устало сделала несколько глотков из стакана.
Вера упрямо потянула её за руку, а Настя удивленно посмотрела в лицо этой девушки, которая была в её жизни, но не считалась даже подругой. Сейчас она увидела в её глазах понимание и желание помочь, это так поразило её, что слезы сами высохли, она встала, оделась:
– Пошли на кухню, там были фрукты, пожуем, поболтаем.
– Ну, пошли.
Они сели за стол, придвинули вазу с фруктами, снова наполнили стаканы. Настя начала говорить и поразилась насколько это легко, рассказывать Вере о своем муже, о котором она все эти годы не разговаривала ни с кем, даже с родителями.
– Я увидела его на улице, прямо среди толпы. Я тогда только приехала в Москву, я не ориентировалась вообще, я тогда заблудилась в поисках общежития и все люди шли вокруг так безразлично, что мне хотелось кричать.
Я достала телефон, решила – позвоню Владу, местному студенту, но меня кто-то толкнул, телефон упал, разбился просто намертво, и я так и стояла – разбитый телефон в руках и нет понимания – куда идти. Я хотела заплакать, но подняла глаза и увидела его лицо. Даже не лицо, глаза увидела. Спокойные, зеленые, казалось, что они светились изнутри. Я уставилась в глаза незнакомому человеку, и казалось, даже моргать не могла. Они для меня были спасательным кругом, и я не имела права их потерять.
Глава 2.
– Девушка, может, вы хотите чаю?
– Хочу. Только я потерялась.
– Вы не могли потеряться, потому что вы только что нашлись.
 В его глазах была уверенность, надежность. Ему нельзя было не верить. Настя положила сломанный телефон в сумку.
– А после того, как мы выпьем чаю, вы поможете мне найти общежитие?
– Зачем такая красивая девушка живет в общежитии и придумывает его терять?
– Я приехала учиться, я студентка.
– Замечательно, я Игорь.
– Я Настя. – Она протянула ему руку.
 Он взял ее руку в свои ладони, и как-то сразу ей стало тепло и спокойно.
– На кого вы учитесь? Я живу рядом с институтом. Можно и у меня жить. Комнаты есть.
– Вы же меня не знаете!
 Она захохотала, а сердце её забилось быстро-быстро, как барабан внутри груди, но это было так легко, что ей казалось, будто каждый удар наполняет ее какой-то волшебной жидкостью, от которой тело становится легким и может летать. В придачу ко всему подул теплый, осенний ветер, раздул её прямые светлые волосы, окутал всю,  и она не понимала, от чего под брюками и свитером образовались мурашки – от рук Игоря или от ветра.
– Я тебя знаю, ты Настя. Сейчас за чаем все остальное расскажешь. Пошли уже домой.
 Он нежно потянул её руку, и она пошла. Всю дорогу они почему-то молчали, но неловкости от этого не чувствовали, просто шли. Оказалось, что его квартира действительно в доме по соседству с институтом. В лифте они поднялись на шестой этаж.
– Вот, теперь это и твой дом тоже.
Она удивленно подняла брови и шагнула в открытую дверь. Ей под ноги бросилась кошка, рыжая с огромными оранжевыми глазами, мяукнула под ногами. Настя всегда именно о такой кошке и мечтала, именно о рыжей, именно с оранжевыми глазами, которая всегда встречала бы её дома, когда она будет возвращаться.
– Это Алиска, у тебя же нет на нее аллергии?
– Нет, у меня вообще аллергии ни разу не наблюдалось.
Она присела, погладила Алиску, кошка сразу радостно замурчала. Настя сняла с себя коричневые оксфорды, поставила их в сторонку, тихонько прошла. Квартира была большой и очень уютной, очень много было в ней разных уютных предметов: цветов, корзин, картин. Игорь уверенно прошел к одной из дверей, открыл ее, там виднелся уютный бежевый диван с подушками:
–Вот, твоя комната.
– Ты что, шутишь так? Или что?
Он пожал плечами:
– Нет, вроде не шучу. Я же один живу тут. А две другие спальни пустые. А зачем они пустые мне – не понятно.
– То есть, ты планируешь еще одну девушку привести туда, во вторую свободную спальню?
– Зачем? Нет. Мне и с тобой будет хорошо. Ты не сказала на кого учишься.
–  Библиотекарское дело.
– Первый курс? – Он задумался на пару мгновений. – Настя! Так ведь пятое сентября! Ты первые дни студентка?
Она ему кивнула.
– Настя, я настаиваю, чтобы ты переезжала ко мне!
 Он за руку повел ее в кухню, усадил на стул, включил чайник.
– Почему ты живешь один? Сколько тебе лет? И зачем ты зовешь меня к себе?
Он повернулся к ней, засмеялся, убрал руки в карманы толстовки, достал, обратно повернулся к шкафу с посудой, поставил перед ней красивую кружку с нарисованной ракушкой на боку:
– Все просто.  Мои родители уехали жить в другой город. С возрастом надоедает в мегаполисе, и они решили перебраться в небольшой городок в Краснодарском крае. Им надоело в шуме жить, а мне нет. Мне двадцать четыре года, я работаю секретарем в одной большой фирме, зарплаты хватит, чтобы нас с тобой прокормить и одеть. Тебя зову, потому что ты особенная. Когда я тебя увидел, я сразу понял, что ты именно та девушка, которая должна быть со мной.
Настя резко встала, хотела уйти, но посмотрела ему в глаза. Игорь говорил правду. Он именно так и чувствовал, что она особенная и что должна жить тут, в его доме. И она осталась. Осталась сразу, без глупых просьб дать ей подумать три дня, без умных речей о том, что он ей совсем не знаком, без сентиментальных возгласов о любви с первого взгляда, и без всех вещей, которые обычно происходят у двух молодых людей, которые только познакомились.
Через пару дней они забрали ее вещи из общежития и сделали дубликаты ключей. Все её вещи Игорь сразу унёс в свою комнату, спокойно расстегнул одну из сумок и стал складывать ее вещи в свой шкаф. Она стояла в дверях, удивленно наблюдала за ним, он во всем был очень решительным и уверенным, даже в движениях, сомнений в нем не было вообще. За эти пару дней Настя успела в этом убедиться. Он был уверен, что пора ужинать. Или, что ей надо взять зонт. Или, что гулять они идут в зоопарк. Или даже сейчас, он был уверен, что её вещи должны лежать в его шкафу.
– Игорь, в моей комнате тоже есть шкаф, и комод там есть. Почему ты выкладываешь всё именно в свой?
 Два дня, которые она уже жила у него, она спала в своей комнате, ей было там приятно и комфортно. Даже в семнадцать лет она понимала, что когда-то он предложит ей спать с ним, но не так быстро. Она просто не успела подготовиться. У нее абсолютно не было опыта физической близости с мужчиной, только теоретическое понимание, о том, что физиологически они устроены совсем не так, как женщины.
– А ты что, собралась жить в отдельной от меня комнате несколько лет? – Он даже не удивлялся, он был поражен её вопросом. Стопка её футболок упала из его рук на пол, он шагнул к Насте, взял ее руку: – Почему мы должны жить отдельно, если я люблю тебя и хочу чтобы ты была максимально рядом.
– Может, потому что я знаю тебя два с половиной дня, и мне всего семнадцать лет?
 Ей стало так весело. Внутри Насти сейчас пульсировала яркая звезда, искрилась и рассыпала искры, как бенгальский огонь, с шипением и свистом. Ей хотелось смеяться, кричать, прыгать – ведь самый красивый, честный, добрый и мужественный мужчина из всех, кого она знала, сказал ей, что любит ее.  Любит её, Настю. Меркулову Настеньку любит Игорь. Вот этот безупречный мужчина, который похож на принца, от голоса которого ей хочется петь, от глаз которого у нее кружиться голова, вот именно он, так просто сказал ей то, о чем она и не думала мечтать.
– Ну и что? Ты просто будешь жить в моей комнате, узнавать меня, взрослеть, и когда будешь готова, мы сходим и поженимся.
Он спокойно поднял с пола ее футболки и продолжил разбирать сумки. Она несколько минут стояла в шоке, а потом решила все-таки ему помочь.
 Вот так и началась их совместная жизнь. Довольно необычно, но вполне разумно.  Оба они осознавали, что поступают абсолютно правильно.
Только узнавать его Насте так и не пришлось, вернее не понадобилось, она с первого взгляда в первый день узнала его, вернее поняла, что для того чтобы любить его, знать его совсем не надо.  Она знала, что этот мужчина её, что он всегда будет с ней, и что без него, её самой не будет тоже. Вот так все было просто.
Игорь никогда не лез в её учебу, он знал, что она умница и учится отлично. Он никогда не рассказывал ей о своей работе, он оставлял вопросы карьеры там, где они должны были быть, и, заходя в дом, он погружался в свою молодую жену, в заботу о ней, в их общее вечернее время.
Он никогда не любопытствовал кто ее друзья, и не требовал себя с ними знакомить, он не навязывал ей своих друзей, просто примерно раз в месяц он мог задержаться, о чем предупреждал звонком, или смс: «Я у Соколика, буду в 20.00»  или: «Я у Лебедя».  Настя всегда смеялась, что его друзья – строго птицы, а он смеялся в ответ и говорил: «Очень важные птицы».
Подруги Насти удивлялись такой их свободной жизни, удивлялись, что Настя совсем ничего не знает о нем, а она пожимала плечами и не понимала, зачем ей что-то знать, кроме того, что она знает?  Настя знала, что её муж верен ей, честен с ней и дорожит ею. Остальное было совсем не важно.
Так они прожили четыре года, душа в душу, вместе. Через четыре года она получила бакалавра, но решила на этом не останавливаться и подала документы в магистратуру. Игорь спокойно кивнул, обнял ее, поцеловал в висок:
– Только сперва мы поедем к морю. Поженимся. Ведь неправильно – быть вместе, но не быть мужем и женой.
– Да, обязательно поженимся, у нас будет много гостей?
– Зачем? Мы же будем у моря. Там будем мы. Ведь свадьба – это наш день.
«И правда, – подумала Настя – какие глупости я говорю! Мы ведь и женимся, только чтобы узаконить наши отношения, хотя они в этом и не нуждаются даже, ведь наша любовь сильнее каких-то там правил и порядков. Любовь наша возникла, и она абсолютна. Она есть и будет вопреки всему. Да, именно так – вопреки всему!»
И уже через месяц они были мужем и женой, только фамилия у нее осталась родная, они как-то совместно поняли, что это удобнее, документы менять не надо, никакой суеты этой глупой. Кольца у них были  самые простые, украшенные знаком бесконечности, даже не обручальные. Свое он повесил на шею, на цепочку, чтобы оно было ближе к сердцу, и она поступила также.
Отпуск  пролетел как минута, ни дня они не провели спокойно. Они исследовали все экскурсии, какие были доступны на острове Тенерифе, изучили все пляжи, какие смогли, знакомились там с людьми, обедали в разных ресторанах и лишь в  последний вечер они  остались у себя в номере.
– Как хорошо, что мы с тобой нашлись.
Она прижалась к нему, ладонью провела по его животу. Они лениво лежали прямо на полу, постелив под себя только одеяло с кровати; под головой Игоря лежали две книги, которые они до этого читали, а Настя просто лежала на его груди. Окно лоджии было открыто и впускало жаркий, соленый воздух, перемешанный с ароматов цветущих деревьев, которыми обильно был засажен двор гостиницы под их окнами. 
– Вот в моей книге написано, что счастье это путь. Абсолютно согласна с автором. Только знаешь, раньше мой путь был просто счастливым, а с тобой он стал, счастливым в квадрате. Мы с тобой – это счастье, Игорь. – Она подняла на него глаза, перевернулась, поцеловала его губы.
– Если бы ты встретила другого человека, твой путь тоже был бы счастлив в квадрате. – Он не спрашивал, он просто говорил, как и все остальное, потому что он не говорил вещей, в которых не был уверен.
Настя села. Села и уставилась на него так, будто видела впервые:
– Какого другого человека?
– Любого. Мужчину. Который стал бы твоим мужем.
– Зачем мне встречать другого мужчину, если у меня есть ты?
– Ну а если бы ты меня тогда не встретила? А познакомилась бы с другим человеком?
– Значит, я встретила бы тебя чуть позже. Через месяц, наверное. Это же очевидно!
– Почему тебе это очевидно?
– Потому что я – это сосуд, а ты это наполнитель. Без тебя я пуста. С тобой я – вот!
Она засмеялась и снова легла, прильнула к нему, ногами обвила его ноги.
– Я люблю тебя, Настя!
Настя подняла на него счастливые глаза, коснулась губами его шеи, весь он сразу встрепенулся от ее прикосновений, резко перевернулся, оказался на ней и жадно поцеловал ее губы.
Глава 3.
– А почему ты никогда не говорила ему, что любишь? – Время давно перекатило за полночь, Вера и Настя так и сидели в кухне.
– Потому что мои чувства к нему, они на другом уровне. Был он, и была я. Были мы. Я была полна, я чувствовала жизнь. Не стало Игоря, и меня, вроде как, не стало, то есть  я осталась, но во мне нет ничего теперь – ни радости, ни счастья. Я не говорила ему о том, что люблю, потому что чувствовала к нему что-то гораздо большее. И не было смысла искать этому название, это было естественно. Как дышать. Мы чувствовали друг друга в самом важном, в том, чего другие не чувствовали. – Настя тяжело вздохнула. – Вер, прости меня, за этот слезливый вечер. Ты же у меня остаешься сегодня? 
– Да, у меня выходной после спектакля. Буду спать до обеда, потом сделаю тебе салатик диетический на ужин. Вечером ты мне расскажешь все до конца, и мы выпьем оставшиеся две бутылки.
–Хорошо. Только там рассказывать больше нечего, в общем-то.
– Нет уж, ты мне должна рассказать все от и до! Мне очень интересно узнать о том, от куда у тебя столько денег и зачем при этом ты продолжаешь работать в нашем театре.  Еще мне интересно, как произошло, что твой муж погиб и почему ты не можешь это пережить до сих пор. Но это все завтра, а сейчас нам предстоит прочитать, что там написал Андрей Соколов. 
Настя прыснула от воспоминаний тех фото, которые они посылали ему несколько часов назад,  Вера решительно встала, и немного пошатываясь, пошла в комнату, искать телефон.
– Вер, ты тоже захмелела что ли?
 Настя поняла, что некоторые предметы в её глазах просто плывут, а некоторые двоятся. Очень сильно двоилась Вера в комнате под яркой лампой, Настя закрыла один глаз и в её голове пронеслась блаженная мысль:
«Утром мы не вспомним этот разговор, и это хорошо».
– Захмелела. Чувствую себя пьяным пиратом на корабле, который качается.
 Обе они захихикали, Вера вернулась на кухню, села рядом с Настей, и они уставились в экран телефона, где Соколов коротко ответил Вере: «Как тебе удалось Анастасию Михайловну заманить в эту игру?».
 – Вот ведь зануда он. – Разочарованно пробормотала Вера. – Ничего нового и интересного. Пойдем спать?
Вера встала и за руку потянула Настю за собой. Они нетвердо дошагали до спальни Насти, Вера чмокнула ее в щеку и открыла дверь напротив. Каждая из них, не раздеваясь, упала на кровать в своей комнате. Вера уснула моментально, а Настя уставилась в свой белый потолок и воспоминания, как непрошеные гости, полезли в её голову. Она пыталась думать о чем-то, стала анализировать прошедший день, но мысль о туфлях не давала ей покоя, и она во всех деталях вспомнила то яркое, счастливое время, которое ушло далеко в прошлое.
***
– Тебе не нужно искать подработок, моей зарплаты хватает на все наши расходы.
–Нет, Игорь. Я три года сидела на твоей шее. Почему ты должен меня одевать и кормить? Нет, ладно еще кормить, но одевать? Я сегодня шла мимо одного магазина, а там такие туфли! Игорь! Они как из волшебной страны! Все в цветочках, такие милые и совсем недорогие.
– Сколько они стоят? Я дам тебе денег, вот и все!
Настя даже топнула ногой:
– Нет, я хочу тоже приносить какую-то пользу миру. Хочу знать, что эти туфельки мне не купили, а что я сама, своей головой или руками заработала на них и приобрела. Понимаешь? Сама. Ведь я не картина для красоты, я хочу быть полезной и при этом тебе помогать в плане быта. Или как денежный вопрос в семье называется?
– Не важно, как это называется. Если ты считаешь, что нам не хватает денег на туфли, то я могу сменить работу, или найти вторую.
– Игорь! Нет! Нам хватает твоей зарплаты! Абсолютно! Но я хочу сама на себя зарабатывать! Хочу чувствовать цену вещей, ценность денег, ответственность за то, что трачу! Развиваться, в конце концов, реализоваться, как личность! Я не собираюсь сидеть дома без дела!
– Хорошо,  когда ты все это оценишь и почувствуешь, просто уволишься.
Игорь никогда не спорил  с ней, как и она с ним, они подарили друг другу по счастливой улыбке и разошлись по своим делам: он – на работу, она – в институт. В этот же день она устроилась библиотекарем на полставки в филиал, который был рядом с домом, там работали очаровательные люди и жили очаровательные книги. В этой библиотеке все были одной большой семьей и Настю в эту семью приняли легко и радостно. В этой библиотеке Настя хваталась за все, успевала и в фондах и в читальном зале, и в зале периодики. Получала она за это совсем мало, но каждый раз так радовалась этим деньгам, будто не было у нее карточки с деньгами, которые зарабатывал Игорь.
С первой же зарплаты она купила те самые сказочные туфли в цветах, и целый вечер отказывалась их снимать. Игорь бегал за ней по всей квартире, а она звонко смеялась, цокала маленькими каблучками по полу, обдавала его волнами аромата своих духов и, то и дело, цеплялась за мебель подолом своей пышной кружевной юбки. Поймал он ее на кухне, где она снова зацепилась юбкой за ручку двери и с визгом остановилась, а он крепко прижал ее, опустился на колени, обнял ее ноги одной рукой, не давая убежать, вторую положил на туфли:
– То есть ради этих милых туфель ты работала целый месяц.
– Да!
– И будешь продолжать работать.
– Да! Игорь! Посмотри! Они просто волшебные! И я сама их смогла купить! Я никого не обременяла, ни у кого не просила, я сама заработала!
– А на мою зарплату ты это сделать не могла.
– Нет! Твою зарплату ты можешь тратить сам! Ты можешь откладывать её на что-то большое! А я мою зарплату буду тратить на маленькое! Вдруг ты захочешь новую машину!
– Я хочу тебе купить машину.
– Зачем? Я не умею ездить! Я умею ходить! И у моих ножек есть чудо туфли, которые я купила сама! – Она подпрыгнула и плюхнулась на колени рядом с ним. Его зеленые глаза искрились теплом и весельем. Его глаза были основой её существования, у нее сводило дыхание от этих глаз, родных и ярких.
***
Настя закрыла глаза, зажмурилась, дыхание её сбилось от воспоминаний. Семь лет она не видела этих глаз, которые так ясно сейчас вспомнились. Ей сейчас непонятна была та радость, от тех туфель, которые сейчас бы она ни за что не купила бы. Теперь ей было понятно лишь то, что пустоту в её душе заполнило какое-то вязкое безразличие. Ей было страшно и стыдно от этого. Она знала, как много людей в мире получили гораздо больше боли, чем она, но, тем не менее, жили, были счастливы и верили в добро. Многие женщины, которых она знала, хоронили детей, родителей, иногда всех сразу, но находили силы жить. А она никак не могла смириться с той нелепостью, которая произошла… Которая произошла даже не по её вине, но раздавила её, смяла и чувствовала Настя себя с тех пор именно так: раздавленной и смятой.
Настя резко встала, ушла в ванную комнату, включила ледяную воду, скинула одежду  и встала под брызги, бьющие из потолка. Вода была настолько ледяной, что голову ломило от боли, но Настя терпела. Терпела, пока не почувствовала крупную дрожь во всем теле. Дрожащими руками она завернулась  в полотенце, клацая зубами, залезла в одеяло и уснула сразу, как только одеяло согрело её продрогшее тело.
Глава 4.
Настя ждала Соколова в своем кабинете, холодный душ выгнал из нее весь хмель, поэтому проснулась она бодрой и полной сил, сливки и кофе подняли настроение. Пирожное сиротливо лежало в середине стола. Утром Насте под руку попалось серое платье карандаш ниже колена и туфли в тон. Волосы она строго собрала в шишку и чувствовала себя теперь злой учительницей. Но это было как раз тем, что нужно, чтобы Соколов не посмел даже думать о том, чтобы как-то комментировать те фото, что они с Верой посылали ему ночью.
Он вошел в кабинет, она встала, шагнула навстречу, пожала ему руку, указала на стул.
– Доброе утро, Андрей Сергеевич.
– Доброе утро, Анастасия Михайловна.
– Чай? Кофе?
– Зеленый, без сахара.
Степан в дверях кивнул и тихонько прикрыл дверь.
– Вопросы аренды и размещения вы уже решили, не так ли? – Настя бегло посмотрела бумаги, которые приготовил экономист, подписала каждый листок.
– Да.
– Зачем тогда было назначено это совещание? Если нашу встречу, конечно, можно так назвать. Или отдел экономики не смог помочь вам в полном объеме? 
В кабинет вошел Степан. Отточенным движением поставил поднос рядом с гостем, наполнил фарфоровую кружечку горячим напитком и вышел.
– Я хотел обсудить с вами число и время. Ведь двадцать первое апреля традиционно считается днем ваших премьер. Но у меня не получается сместить спектакль. Такое вот грустное недоразумение.
Андрей был очень статным мужчиной, казалось, он прибыл в её кабинет прямо из Англии и прямо из другого века. Ей было немного странно, что он занимается такой деятельностью как театр, гастроли, спектакли, казалось, он должен играть в гольф, ездить верхом и курить трубку.
– Сколько времени вам потребуется, что бы убрать декорации со сцены?
– Полностью?
– Конечно. Они будут мешать мне.
Андрей выглядел озадаченным и заинтересованным одновременно. Он бросил взгляд на пирожные в центре стола, взял одно и целиком отправил в рот. Неторопливо прожевал, запил чаем.
– Три-четыре часа.
Настя написала что-то на листе бумаги у себя на столе. Потом что-то еще вписала рядом, перечеркнула, провела пару черточек.
– В принципе, ваши декорации не занимают всей сцены, главное действие происходит в саду, сад разделен прекрасным фонтаном, сразу за фонтаном виднеется прекрасный дом главной барышни.
Андрей только кивал ей, внимательно изучая ее лицо. Ей было немного неловко от его взгляда, казалось, заглянуть он хочет гораздо глубже, в душу, но Настя не понимала, зачем ему это. Встречались они до этого лишь на крупных фестивалях и конференциях, больше чем рукопожатие, их ничего не связывало.
–  В моем спектакле фигурирует корабль, как убрать, так и поставить его на сцене очень сложно. Только частями, только несколько суток. Мое предложение звучит так. Двадцать первого апреля вы играете свой спектакль ровно в пятнадцать, как полагается, очень выигрышное время, для выходного дня. Мой корабль стоит все это время максимально втиснутый в задник, и декорации делают из него дом барышни и фонтан. По окончании моя команда поможет вам оперативно все убрать.
– Мои декорации не рассчитаны на маскировку корабля.
– Закажем новые.
– Кто берет расходы?
– Я.
– Я не могу вам отказать.
Настя кивнула ему. Расслабленно откинулась на спинку кресла.
– Зачем вам двадцать первое апреля, Анастасия Михайловна?
Он спросил это легко и буднично. Спросил и пристально посмотрел ей в глаза. Она знала, что этот вопрос хотят задать ей многие, но никто не решался. А этот решился, вернее не решился, а даже не сомневался ни секунды. Он просто спросил. Не отвечать ему не было смысла. И говорить ему о причине совсем не хотелось.
– Просто этот день важен для меня.
 Настя спокойно стала собирать бумаги в стопочку, но следующий вопрос вызвал удивление и дрожь в пальцах.
– Что-то произошло двадцать первого апреля?
– Да, но я не буду вам объяснять, что именно.
 Насте стало казаться, что он знает причину, просто сомневается, и хочет, чтобы она ответила ему, но все оказалось проще.
– Просто все, кто хоть как-то знаком с вашим театром интересуются этой датой. Никогда не понимал, почему бы не спросить вас лично.
– Да, все верно. Об этом знают уже многие. Андрей Сергеевич, вы, возможно, уже слышали, что этим летом мы тоже планируем гастроли?
– Да, я в курсе. Вчера мы все это уже решили, ваши гастроли прекрасно вписались в наш график. Может мы  уже перейдем на ты?
– Перейдем, если это так вам необходимо.
 Настя не понимала, что не так с этим холеным парнем. Она не чувствовала неловкости с ним, вообще казалось, что знает она его давно, но тем не менее какое-то чувство замешательства никак не оставляло ее.  Настя заметила, что его фарфоровое блюдце уже пусто, поэтому поспешила встать, давая понять, что разговор окончен.
 – Когда смета по декорациям будет готова, просто отправишь её экономистам. Мы все закажем, по готовности с тобой свяжутся.
Но Андрей не спешил вставать, он взял заварочный чайник и снова наполнил блюдце.
– Анастасия, я не хочу уходить вот так сразу. Ты слишком интересная женщина, от тебя нельзя уйти вот так просто.
– Что же во мне такого интересного?
 Настя медленно села, прищурила глаза, сложила руки на груди.
– Очень красивая. – Этот человек был невозмутим, он откровенно изучал Настю глазами, под его взглядом хотелось краснеть, но Настя была уже взрослой, и, конечно, она была просто женщиной, поэтому ей хотелось раздеться перед ним и видеть, как его глаза горят от её тела. А он, как будто чувствуя это, неторопливо говорил все те слова, которые хочет слышать любая женщина, тем более от такого мужчины как он. – Недоступная – недоступность всегда манит к себе. Ум, он сейчас возбуждает лучше дорогого белья. Таинственная, одинокая. Почему у тебя нет мужчины, Настя?
– Оу, да я смотрю у меня новый поклонник.
 Насте не хотелось ему отвечать, она не любила, кому-либо говорить о своем отношении к мужчинам. С Верой только как-то разоткровенничалась ночью,  но Вера была девушкой, а последний мужчина, узнав какие чувства, Настя к нему испытывала, поспешил исчезнуть. Вернее, что никаких чувств у нее к мужчинам нет. Да, чисто физиологически иногда ей требовался мужчина, но не более.
 Андрей, будто читая её мысли, заговорил как раз об этом:
– Последний твой официальный мужчина – Юрий, ведь уже прошло пять лет, с тех пор, как газеты написали о разрыве.
– Тебе интересно был ли кто-то после Юрия? Или ты всего лишь хочешь быть моим любовником?
– И первое, и второе.
– Ну, зачем же знать первое? А второе: не мне тебя учить, как ухаживать за женщиной.
– Спасибо, я понял. – Сдержанная пауза, еще пара глотков чая. – Тогда осмелюсь пригласить тебя на свидание двадцать четвёртого апреля.
Он развеселил её этим, свидание, в апреле, через два месяца, забавно и мило.
– Хорошо, попрошу Степана внести это событие в план мероприятий. – Сказала она через смех.
– Отлично. – Он встал, подошел к ней, обдав ароматом дорогого мужского парфюма, встал на одно колено, поцелуем  коснулся её тонкой руки. – До скорых встреч.
– До свидания, Андрей.
Он вышел из кабинета, а она кое-как смогла выдохнуть. Он заинтересовал её своей прямотой. Она ощущала, как её тело отозвалось на его голос, на прикосновение его губ, но знала, что это лишь утеха на какое-то время. Так  было с Юрием, тогда она глупо понадеялась, что сможет привязаться к нему. Но привязаться не смогла, наоборот, вот уже пять лет не хотела видеть его, и до появления Андрея не думала о том, что можно кем-то интересоваться, вообще не думала о связи себя и мужчины.
– Анастасия Михайловна, вас ждут в первой гримерной.
– Да, Степан, я уже иду.
Она встала и ушла из кабинета для обсуждения всех текущих, рабочих вопросов. Её театр хоть и был небольшим, но нуждался в заботе не меньше Большого. Ей необходимо было решать все нюансы по технике пожарной безопасности, по обновлению паркета в вестибюле, по агентству, которое занимается афишами и рекламой.
Быстро закончить все дела не удалось, поэтому домой Настя приехала только поздно вечером. Она уже забыла, что Вера у нее, поэтому, сначала вздрогнула от аромата лагмана ударившего в нос, от голоса из динамиков, от света проектора, который транслировал на стену какой-то фильм.
– Я думала ты никогда не придешь. Ты сначала ужинать или переодеваться? – Вера лениво потянулась на диване, остановила воспроизведение, оказалось, что смотрит она старый фильм «Унесенные ветром».
– Ужинать. Спасибо, Вер.
– Слушай, чувствую себя твоей женой. Целый день терпеливо жду и готовлю ужин. – Вера захохотала  и начала сервировать стол. – Как прошел день?
 Она выложила льняные салфетки, глубокие тарелки с лагманом, лаваш с чесноком, овощи на доске - перцы, помидоры, редис. Завершила процесс она вчерашними стаканами с выпивкой.
Настя подняла бровь, но спорить не стала. Лагман оказался таким вкусным, что за весь ужин она не смогла произнести ни слова, она медленно смаковала каждый кусочек, наслаждалась его вкусом, периодически она разбавляла вкус овощами и запивала виски с соком.
– Вера, ты прирожденный шеф-повар. Кто тебя научил так готовить? – Закончив с едой, Настя почувствовала, что усталость пропала, и голова стала свежей и ясной.
– А никто. Как-то все сама, сначала одно блюдо попробовала, потом другое, а они взяли и получились. Ну, мне и понравилось.  – Ты иди, переодевайся, мне осталось десять минут фильм досмотреть.
– Угу. Спасибо,  Вер.
После душа, в свежем белом халате у Насти появилось ощущение, что сейчас не вечер, а утро. Не было ни усталости, ни грусти.
– Вер, твой ужин был не только вкусным, но еще и животворящим.
– Вот как. Повезет кому-то, значит. Буду животворить своего любимого мужа каждый день. Будет же он у меня когда-то, не так ли?
– Будет, конечно. Вер, меня Соколов на свидание позвал.
 Вера выпучила глаза и вылезла из пледа, в который была завернута на диване.
– И ты согласилась?
– Согласилась. – Она засмеялась. – Согласилась на свидание с кретином, который портит мне день моей премьеры.
– Когда свидание?
– В апреле.
– Пф, как скучно. Так! Ты вообще, зачем меня отвлекаешь своими ухажерами, о них потом! Мы вчера не договорили с тобой о самом главном.
– Вер, ну зачем тебе это? Ты и так уже знаешь слишком много, как бы ни пришлось тебя убивать.
– А ты убей, только сначала расскажи!
– Там больше и не о чем рассказывать, в общем-то. Я же говорила.  Жили мы и жили, счастливо жили, но недолго.
– Нет-нет,  Настя, впереди выходные. Не уйду, пока не расскажешь до конца.
Настя тяжело вздохнула, опустила глаза к себе в стакан. Смысла скрывать остаток истории уже не было, поэтому она решилась продолжить:
– Мы жили в гармонии. Не знаю, я теперь смотрю на современные пары, не так все живут. Странно как-то. Ценности сменились что ли. У нас с ним ценности свои были. Хотя, может это наша семья была странной. Честной, искренней, верной.
***
– Настасья, мы сегодня идем в кино.
– Ура! – Она нежно обняла его за шею, расцеловала щеки. – Скоро выходим?
– Через полчаса.
Она не спрашивала о чем фильм, она знала, что ей понравится. Она быстро накрыла стол и стала кормить его ужином. Посуду вымыть не успела, впорхнула в дубленку и сапоги:
– Сегодня у нас с тобой целое свидание!
– Я рад, что на это свидание я не буду стоять у фонтана на площади три часа. – Он засмеялся и каким-то волшебным движением достал из шкафа букет анютиных глазок.
Настя взвизгнула от восторга:
– Так мило! – Она прижала цветы к груди. Глаза заблестели, щеки ее зарумянились от нежности.
Игорь оделся, взял ее за руку, и они пошли пешком в кино. Погода была морозная, у Насти невыносимо щипало нос и щеки, но она заворожено закрывала ладонями цветы, которые ей подарил муж. Она весь фильм в темном зале рассматривала эти цветочки, лишь изредка посматривая на Игоря, который внимательно смотрел фильм. Ей не хватало терпения находиться в темном зале, хотелось скорее уже пойти домой, снять одежду и обнимать своего мужа, который дарил ей столько восхитительных чувств.
Фильм закончился, она чуть не вприпрыжку выскочила из здания и потянула его домой, Игорь смеялся и шел совсем не спеша.
– Свет души моей. – Сказала она ему в щеку.
– Настя, фильм имел какой-то глубокий смысл. Вероника смогла простить его, все ему простила. Это потрясающе. Какую глубину души надо иметь. Но я сейчас подумал о другом. Если я скажу тебе ложь, ты сможешь верить мне после этого? Не простить обман, а верить?
Они переходили улицу, и Настя от удивления встала прямо в центре дороги, ей было странно вот такое услышать.
– Конечно, буду. Потому что ты никогда меня не обманешь.
– Настя! Ты что встала! Машины!
– Ой!
Они быстро убежали на обочину.
– Ты права. Как же я люблю тебя, Настя!
– Если мы прямо сейчас не пойдем домой, у меня отмерзнет нос. – Она смешно пошевелила щеками, бровями и сморщила нос.
Он кивнул, и они ушли домой. Разговоры такого рода, происходили очень редко. Обычно они либо болтали о прочитанных книгах, либо обсуждали день, либо просто уютно молчали, отправляя друг другу улыбки. В этот же вечер, уже дома он снова задал ей странный вопрос: 
– Меня по работе хотят отправить в другой город, ты со мной?
– Что за вопросы, родной, конечно я еду с тобой, когда?
– Скоро, точной информации я пока не знаю. Возможно, меня отправят куда-то далеко от Москвы, но это еще не точно.
– Там библиотека есть?
Настю смутила неуверенность Игоря и неопределенность заданного им вопроса, ведь эти чувства, точнее сомнение в голосе, были не про её мужа и не про его жизнь, но надолго эту странность она не смогла задержать в голове.
– Думаю, есть. А ты хотела бы еще где-то, кроме библиотеки, работать?
Настя в этом году окончила магистратуру. В библиотеке она работала уже на целую ставку. О другой работе она до этого еще не думала.
– Наверно, не знаю. Мне нравится в библиотеке. Но мне многое интересно. Я и в театре бы хотела. И в музее.
– Не страшно будет в другой город ехать?
– Нет, я же с тобой.
– Единственное, чего я не понимаю в жизни, это за что мне дана  вселенной вот такая жена! Настя, за что ты мне?
– Ну не говори так. Мы друг для друга даны. Для счастья. Понимаешь?
Он просто кивнул ей.

***
– Видишь, Вер. Просто мы жили. В радости. Не было ничего необычного. Только перед аварией он был, знаешь, пару недель таким молчаливым, подойдет тихонько, по голове погладит, улыбнется. Как будто ждал чего-то.
У Насти по щеке прокатилась слеза.
– Настя, если тебе тяжело, не рассказывай всё сегодня, а?
Вера обняла её за плечи, накрыла своим пледом.
– Да нет, все нормально. Просто он всегда был мистером улыбкой. А потом что-то произошло, и он чаще стал в себя уходить. Он был со мной, но его рядом не было. Вот знаешь, будто чувствовал. Но виду не подавал. Всячески скрывал это свое состояние. И в ночь с двадцатого, на двадцать первое апреля, мне сон приснился. Что я сижу на каком-то холме, впереди даль, и так тихо. И у меня во сне было чувство, что Игоря больше нет. Нет, он не умер во сне, его просто больше не было. Это было так страшно, до оцепенения. Когда я проснулась, было пять утра, и он еще спал. Я так и пролежала до восьми, все смотрела на него, слушала, как он дышит. А потом, когда он проснулся, у меня был такой немой восторг от его пробуждения. А он открыл глаза и говорит: Я люблю тебя, Настя!
– А ты? Ты и тогда промолчала?
Вера в ужасе отшатнулась и посмотрела на Настю, на лице Насти была такая мука, будто она на самом деле сейчас это переживала заново. Она продолжила задыхаясь от комка в горле, почти шепотом, но уже через минуту смогла взять себя в руки.
– Да, я обняла его так крепко в то утро, как только могла, но сделала это молча. А он встал и стал одеваться, сказал, что ему надо к Соколику. А я сидела в постели и совсем-совсем не хотела его отпускать. Но мы  ведь не спорили, сказал надо ехать, значит и правда надо. Я кашу варила, а он стоял и обнимал меня сзади. За завтраком сел рядом, а не напротив, как обычно сидел. А я все глаз отвести не могла, и в горле комок. А потом он резко встал, накинул куртку, взял ключи от машины, а мне так с ним хотелось поехать, безумно хотелось с ним, или оставить его дома и не отпускать. Я его обняла и держала, долго так, а он дышал ровно, спокойно, а сердце билось. Я на него глаза подняла, а он мне улыбнулся, так легко и радостно, что у меня внутри посветлело. И говорит: «Не грусти тут без меня, Настасья».  И ушел.
Настя снова всхлипнула, и несколько минут не могла успокоить дыхание. Вера лишь гладила ей плечи и голову. Сказать об этом что-то было трудно.
– Мне позвонили в пять вечера. Не знаю, почему так поздно. Говорят, авария произошла утром, сразу, недалеко от дома. Умер он сразу, потому что произошел взрыв. Хоронили, не открывая гроба. Да и хоронили-то с кем? С соседями, да, и мои родители приехали еще. А его родителей у меня даже номера не было. Ни у кого не было, понимаешь? Соседи сказали, что родителей не знают, возможно, они сыну квартиру купили, а сами там и не нажили знакомых. Друзей тоже не было. Вер, ты представляешь, у меня никакой связи с его жизнью не осталось. Кроме вот тех фото.
– Дак, не бывает же так, а в записных книжках? Или в телефоне? Где-то же должны быть контакты его родных.
– Я искала, не нашла. Как будто с ним исчезло все.
– А почему ты до сих пор не можешь отпустить это?
– Потому что я чувствовала. Мне в то утро так хотелось сказать ему как он мне дорог, сказать насколько сильно я люблю его, но я промолчала. И отпустила ехать, хотя  совсем не хотела, чтобы он уезжал.
– Но ведь это не исправить, Насть, уже не переделать. Все произошло так, как произошло. И тебе нужно жить дальше.
– Я живу. Я знаю, что нужно как-то и семью новую заводить, и родителям внуков рожать. Все идет, как по нотам в жизни. Но, когда мне позвонили, и сказали, что он погиб в аварии, у меня все потухло вокруг, серым стало, тусклым. И сама я тяжелая стала, будто притяжение для меня усилилось. Я долго думала об этом, будто он крыльями моими был. Я стараюсь, я ищу радость в театре, в благотворительности, в путешествиях. Иногда, правда, легче, становится. А потом, как наваждение. Его голос. Его глаза. У меня такое чувство, как тогда во сне. Что он живой, но просто его нет. Просто больше нет. Не знаю, как это объяснить. Я не перестала его любить, от того, что он просто умер.
– Просто ты его мертвым не видела. Может поэтому?
– Может.  – Она заглянула в пустой стакан. – Время много. Пойдем спать? Или еще по стаканчику? Самолетики давно не пускали с лоджии. – Она весело улыбнулась, и в этот момент  дверь позвонили. Они переглянулись, вместе посмотрели на часы.
– В одиннадцать часов? – Это они произнесли в голос и на цыпочках пошли к двери.
– Кто там? – Спросила Настя, на ходу вытирая лицо от слез и натягивая вежливую, спокойную улыбку.
– Доставка цветов.
Настя открыла дверь. Парень с букетом красных роз.
– Какая пошлость. – Вера поджала губки.
– У тебя девушка есть? – Настя вела себя более сдержанно, не смотря на то, что была  замотана в огромный халат.
– Добрый вечер, девушка конечно есть. Ваш адрес последний, поэтому я рад вручить вам этот букет. – Он широко улыбнулся, протянул тяжелый букет.
– Ты лучше этот букет своей девушке увези. Мы никому об этом не скажем.
 Настя подмигнула.
– Не могу, сказано передать Анастасии прямо в руки. – Он растерялся, было видно, что такие большие букеты у него еще не отказывались забирать. Он переводил взгляд с Насти на Веру и  не мог понять, кому из них нужно вручить этот подарок. Настя увидела его смятение, взяла букет в руки, Вера достала  из него открытку, и Настя протянула его обратно в руки курьера.
– Все, молодец, доставил. Букет дари невесте, приятной ночи.
Они захлопнули дверь, заглянули в открытку: «Доброй ночи».
– Какой милый. – Вера улыбнулась.
 Настя пожала плечами, а Вера наполнила стаканы вновь, повертела открытку в руках, прилепила открытку на холодильник единственным магнитом с изображением театра и громко торжественно сказала:
– Завтра суббота, спать мы не пойдем. Честно говорю – завтра к обеду уеду. У меня свидание с Гришей, надо еще по салонам пробежаться.
– Чудненько. – Насте было все равно. – У меня жизнь, как в кино. Сюжет идет, но идет как чужой. Как будто я просто смотрю, но не живу здесь. И яркие сцены на пару мгновений занимают, а потом забываются. Я, наверно, сухарь напоминаю?
–  Сухари не занимаются благотворительностью. Пошли на лоджию, самолетики пускать не будем, но там свежо и красиво, только еще один плед надо взять.
Вера даже ответ ждать не стала, ушла в кладовую, вернулась со старым одеялом. Настя собрала фруктов в тарелку, наполнила стаканы.  На лоджии они с ногами забрались на удобную скамейку, укутались, оставив лишь головы и руки.
– Вер, а теперь я могу тебе веселую историю рассказать. Хочешь?  – Она даже хохотнула. Вечер был наполнен атмосферой доверительности. Редкий вечер. Хотелось много говорить и слушать, и слышать, и смеяться. Обычно Вера щебетала в такие дни, а Настя заворожено слушала о всех ее приключениях, но всему свое время и, наконец, и сама Настя решилась хоть кому-то открыть занавес в свою жизнь. Этот занавес был очень плотным и тяжелым, как и полагалось на хорошей сцене. Он не только закрывал от глаз все самое важное, но даже звуки за ним исчезали. Занавес её жизни манил к себе многих, как и занавес в её театре. Она много раз видела взволнованные лица зрителей в момент, когда занавес раскрывается. Видела, как их глаза начинали блестеть и рты невольно приоткрывались.  Она слышала этот безмолвный вздох восторга, который вырывался из их груди в предвкушении зрелища, и сейчас видела все это в лице Веры.
– Очень даже хочу, и очень этому рада, ведь не может все быть бесконечно грустно. Верней, после того как его не стало, ведь были минутки просвета?
– Конечно, были. Просто пару недель я встать не могла. За мной соседки ходили, как за больной. Еду приносили, меня кормили и кошку, за ручку водили на улицу. Я и похорон не помню толком, и поминок. Помню только, что пирожных просила купить. – Настя улыбнулась в полумраке. Широко, радостно. – Он же старше меня, я после свадьбы как-то испугалась, что он состарится и умрет раньше. Спросила, как мне быть, если его не станет раньше, чем меня не станет. В шутку спросила, а он в шутку ответил: «Каждое утро ставь пирожные на стол, но не ешь! Пусть все угощаются, и радуются, а ты будешь радоваться тому, как они радуются и про меня вспоминать». Я тогда, помню, губы надула: «А почему мне нельзя их есть?». А он: «У тебя зубов уже не будет для сладостей! Тебе будет минимум двести лет! Потому что раньше я умирать не планирую».  Хохотали мы над этим до боли в животе.
– Это и есть смешная история? – Вера так обиженно это спросила, что Настя развеселилась еще больше.  – Что смешного в том, что я периодически поминаю твоего мужа пирожными и только сейчас об этом узнала. Хотя, я же реально получаю кайф от этих пироженок, а ты радуешься, да?
– В душе теплеет. А честно, это я так, к слову вспомнила. На чем я остановилась? А! Соседи! Я потом как-то так собралась с силами, вспомнила, что уходя, он просил не скучать. На работу сходила, оказалось, что меня даже не уволили.
 А потом меня осенило, что когда-то его родители приедут, и мне придется им рассказать о том, что я чувствовала в то утро, и объяснить, почему  отпустила его куда-то ехать. Рассказать о том, что их сын больше никогда не обнимет их, что он никогда не придет и что они не смогут его увидеть.  У меня приступ паники случился. Даже не паники, это было настолько страшно мне, что я цепенела от ужаса. Я один вечер пробовала с этой мыслью жить, а утром вещи собрала, квартиру закрыла, ключи и кошку соседке отдала и переехала. Соседке сказала, что еду в отпуск, она хвалила меня, радовалась, думала, что скоро я вернусь. Сначала я жила у подруги, с которой училась, потом квартиру сняла. Денег библиотекарских конечно не хватало, нашла ночную работу, сторожем. Сейчас смешно вспоминать прямо. Но зато, знаешь, времени об Игоре думать, не было. А потом в один вечер ко мне знакомая забежала,   попросилась пожить со мной. Я согласилась, и платить меньше, и веселее вдвоем. – Настя помолчала. – Мне с ней было легко и очень весело, и веселье было феерическое, но не настоящее.
***
 Прошло всего три месяца, как не стало Игоря. И Света, которая приехала жить к Насте, об этом не знала. Думала, что они просто развелись, лишних вопросов она не задавала, удобно и просто. Но Светлана была молода и беззаботна, она, ни одного вечера не могла провести без ночного клуба, и естественно, в те дни, когда Настя была не на смене, она и ее утаскивала  с собой.
Настя сопротивлялась первое время,  причину придумала простую, но правдивую: у нее не было подходящей одежды для вечеринок, но Света быстро нашла всё в своем шкафу – и платье, и туфли, и помаду, очень ярко выделяющую губы.
Настя была как кукла в Светиной одежде, в клубе все сразу обращали внимание на кукольную девушку, которая была безразлична и холодна ко всем. Света была в восторге от толп ухажеров вокруг них, которые угощали их, вставали перед ними на колени, приносили цветы, конфеты и все, что так хочется иметь молодой девушке. Быть пьяной было очень удобно для Насти, все мысли становились бесполезными, ломкими, раскрашенными яркими пятнами. Мужа она вспоминала редко, а когда вспоминала, то больше не умом, а сердцем. Грудь сжималась в тоске, воздуха не хватало, сил не хватало, казалось у всей вселенной сил не хватило бы разжать тиски на ее душе. Каждое утро, она, как наркоманка, покупала пирожное, кормила детей во дворе и этим спасалась. В одно такое утро соседская девочка Виолетта,  вдоволь налакомившись пирожными, спросила:
– Теть Насть, ты такая добрая, только зачем ты грустная? Хочешь, я птичку попрошу, а она тебе споет?
– Хочу.
 Настя невольно улыбнулась.
– Птичка! – Виолетта подняла головку на дерево, вглядывалась в ветки. Но птиц, как назло не было. – Птичка! Ты где? Ты что не видишь, тетя Настя очень сильно заразилась грустью. Её лечить надо!
И где-то в ветках раздалось нежное щебетание. Настя подняла глаза и среди этого обычного утра, под это щебетание вдруг четко поняла, что пить она больше не будет. Что жить она должна ясно и весело, но по-настоящему. 
Этим же вечером они снова отправились в клуб, но Настя не пила ничего, кроме воды. Она жадно изучала знакомые лица, ждала от них чего-нибудь веселого, но все их шутки оказались пафосными, пошлыми и глупыми. Трезвой голове сложно было понять этот юмор. Не смотря на это, ей было весело от того, что она справилась, от того, что смогла вылезти из ямы забытья и поняла, что нужно продолжать просто жить. Жить и находить себя в чем-то радостном, как с Игорем, только без него. Настя кое-как дождалась, чтобы все, хорошо выпивши, ушли на танцпол, а сама тихонько села подальше от шума в небольшой VIP зоне. После двух месяцев почти ежедневного посещения этого клуба Настю тут знали, и поэтому никто не обратил внимания на то, что она уединилась тут, только официант Виктор заглянул:
– Насть, устала? Тут занято только  с полночи будет. Так что два часа можешь даже спать тут.
– Нет, Вить. Я домой скоро, Свете завтра на собеседование, сейчас напляшется и поедем.
Она откинулась на диван, стала изучать яркие росчерки на потолке и думать о том, что пора кардинально менять работу. Работа в библиотеке и в сторожах отнимала много сил, но денег не приносила, Настя прикинула в голове, куда с её образованием можно обратиться  и не заметила, как и в самом деле уснула.
– Жаль, что ты не игрушечная, а живая.
Такую фразу услышала Настя еще во сне и сразу открыла глаза. Перед ней сидел мужчина в костюме, с приятной небритой бородой, он сидел, деловито закинув ногу на ногу, в руках держал сигару и внимательно изучал Настю, даже скорее не внимательно, а очень любопытно. Она не сразу сообразила смысл его слов, потому что его огромные серые глаза сбивали с толку. В этих глазах виделись все краски жизни, как в бескрайнем море.
«Красивые глаза, бездонные» – подумала она, но вслух произнесла другое:
– Почему вам это жаль?
– Забрал бы к себе домой, игрался бы с тобой, как с куклой.
– Но ведь неживые куклы надоедают когда-то. Их убирают в шкаф или выбрасывают.
– А с живыми играть сложнее, но интереснее.
– Так почему же вам тогда жаль?
– Потому что домой не забрать, но вы, конечно, не надейтесь на, то, что я не буду пытаться это сделать.
– Пытаться сделать что?
 Настя села. Села в ошеломлении. Впервые после смерти Игоря она чувствовала. Чувствовала не боль и тоску. Чувствовала не пустоту, которая как черная дыра в космосе ломала её сознание, она чувствовала интерес. Интерес к прямоте этого человека.  Самым сложным было то, что чувство безразличия осталось тоже. Безразличия к своей судьбе.
– Я попытаюсь забрать тебя к себе домой, чтобы там с тобой играть.
– Как вы собираетесь со мной играть?
– А ты в кукол играла в детстве?
– Конечно. 
 Внутри Насти сейчас появился озорной светлячок, который  щекотал её изнутри и толкал вперед. Поиграть.
–И что было у твоей куклы? Как ты с ней играла?
– Надевала на нее красивые  платья и селила в красивый домик. – Настя задумалась на пару секунд. – Я катала ее на красивой машинке, и, чтобы ей не было скучно, строила для нее работу в большой коробке от телевизора, которая позволяла ей быть богатой. Например, у нее была своя типография. Там печатали книги и журналы.
– Вот именно так я и собираюсь с тобой играть.  Только по настоящему, ты же живая все-таки. Когда начнем игру?
– Это скучно, сначала вы произвели более интересное впечатление.
 Настя встала, поискала в сумочке телефон и пошла к выходу из VIP зоны.
– Завтра за тобой заедет мой водитель.
– Можете не напрягать человека зря, я не буду с вами играть.
Настя осмотрелась, Светы нигде не было видно, она позвонила ей, и оказалось, что Света уже уехала с кем-то к какому-то Ринату. Настя не нашла повода расстраиваться и поймала себе машину. Всю дорогу она равнодушно смотрела в окно и ничего за ним не видела, только мелькающие пятна. Она радовалась, что всю ночь будет в тишине и, войдя в свою комнату, уснула сразу, как только легла в постель.
Глава 5.
Поиском новой работы она занялась сразу с утра, и занималась этим каждую свободную минуту, но всё было тщетно. Либо ей не подходили условия работы, либо не подходила она.
Через три недели она спокойно шла домой, подкрадывалась осень, в ветровке было уже довольно зябко, а на пальто она так и не заработала. Настя встала у подъезда. У нее было еще несколько свободных часов до дежурства в школе, где она была сторожем. Можно было сходить еще в одну фирму, где была вакансия секретаря, но ноги отказывались идти. В небе висели легкие, почти прозрачные тучи, казалось можно дунуть и они разлетятся, но дунул ветер, а тучи, будто стали тяжелее, плотнее, чернее и, пока она набиралась решимости идти в соседний район, где была эта фирма, начал моросить дождь. Её обсыпало мокрыми листьями, один хлестнул по щеке. Настя подняла глаза не березу, в ветвях которой пряталась волшебная птица-лекарь  души, но её, конечно, не было видно.
– У тебя найдется час времени посмотреть свою новую типографию? 
Прямо перед ней стояла большая белая машина, и из окна на нее смотрел мужчина из ночного клуба. Невольно она улыбнулась ему. Снова, еще раз, он смог заинтересовать её, и она, как за соломинку зацепилась за это чувство, чувство, означающее, что она на самом деле еще живая.
– Если вы продолжите вызывать во мне чувство интереса, то найдется.
– Тогда приглашаю тебя поехать со мной.
 Он вышел из машины, она села на его место, сиденье было теплым от его тела. Он закрыл дверцу, обошел автомобиль, сел рядом с ней.
– В типографию. – Водитель кивнул ему, и они тронулись.
Настя надеялась на долгую дорогу, согревшись в салоне машины, она очень захотела закрыть глаза и провалиться в сон, но он кончиками пальцев провел по её щеке и сказал:
– Завтра утром они ждут нового директора в твоем лице. Администратор ознакомит тебя с текущими вопросами.
Сон испарился так же внезапно, как и подкрался. Её удивило, что ехали они буквально десять минут, и удивило здание: аккуратное здание типографии, мимо которого она ходила каждый день.
– Почему же они сегодня меня не ждут?
Он пожал одним плечом. Настя вышла из машины, прошла к зданию, потянула дверь. Дверь подалась как родная. Внутри было тепло и уютно. Прямо в приемной сидела молодая девушка.
– Добрый день, Анастасия Михайловна. Мы вас завтра ждали.
– Добрый вечер. – Она прочитала имя на бэйдже: – Марина, ты можешь показать, где мой кабинет? Администратор еще на месте?
– Конечно, следуйте за мной. К сожалению, администратора уже нет. Через пару минут конец рабочего дня, теперь рабочие остались только в цеху.
Они прошли по просторному коридору, Марина открыла перед ней створки небольшого кабинета. Настя прошла. Ей тут было спокойно. Она сразу почувствовала, что справится с такой работой. На столе лежало несколько папок.
– Что в папках?
– К сожалению, предыдущий хозяин предприятия оставил много нерешенных вопросов.
 Марина выглядела расстроенной, даже растерянной, она сказала это нерешительно, проглатывая слова и опустив глаза в пол, будто сама была виновата в недочетах предыдущего начальника.
– Марина, я знаю, что мой вопрос сейчас прозвучит крайне глупо. Но мне нужно выяснить, я у вас официально кто? Директор или хозяин?
Марина улыбнулась:
– Хозяин и директор. Вы же все это купили у Анатолия Александровича. Только не понимаю зачем, мы почти банкроты.
– Не переживай, Марин, справимся.
И Настя спокойно села за стол, открыла лежащие папки с бумагами. Последние договора уже были на ее имя. Она так увлеклась договорами, что не услышала, как ушла Марина, и как он вошел в кабинет. Подошел к ней вплотную, наклонился, она подняла лицо, и его лицо оказалось слишком близко.
– Я смотрю, ты нетерпелива. Рабочий день с девяти утра.
– Я смотрю, вы не воспитаны, вошли без стука и нарушаете мое личное пространство.
– В этой игре я не хочу думать о твоем личном пространстве, потому что считаю его своим тоже. Теперь тебе нужен домик? Или много платьев?
– Вы же кукловод. Решайте сами, что нужно вашим куклам.
– Куклам?
– Оу, вы хотели, чтобы я думала, что я единственная?
– Нет, не единственная, но особенная.
Он снова попытался наклониться к её лицу, но она спокойно выставила ладони, останавливая его:
– У меня много дел. Сейчас я пойду на старое место работы, чтобы написать заявление об увольнении, а потом буду готовиться к завтрашнему дню.
 Она встала, собрала несколько папок и решительно ушла. Он даже не пытался предлагать её довезти, просто ухмыльнулся, вышел вслед за ней и уехал.
***
– Да кто же он такой! – Вера уже не могла сидеть спокойно. – Я уже сама хочу мужчину умеющего делать такие подарки! Как ты так его отшивала!
– Я не отшивала, он хотел подарить и подарил. Мне нужна была работа, поэтому я и ухватилась за типографию.
– А кто он? Это тот Юрий?
– Да, это Юрий. Он работал в думе, да, вроде и сейчас еще работает.
– И что ты делала с этой типографией?
– Честно? – Настя засмеялась. – Спасала! Там все было настолько плохо, что я первый месяц спать не могла. Оборудование еле живое, коллектив в основном гнилой, клиентура  таяла на глазах. Юрий после того вечера не появлялся вообще и мне не у кого было спросить совет. Я про него и думать забыла. Уволила пол коллектива, в огромные кредиты купила новое оборудованье,  а потом еще реклама. Думала в тюрьму сяду за такие займы и кредиты, но через три месяца, в новый год ко мне влетела бухгалтер – счастливая. Прыгала женщина, представляешь, от радости прыгала. Финансовый год мы встретили с закрытыми долгами и хорошим доходом. Новогодний корпоратив закатили яркий, с размахом, а я после тех месяцев практически ежедневного опьянения, и смотреть не могла на алкоголь. Всех поздравила, ушла в кабинет, родителям позвонила, братьям, потом начала собираться домой, Света дома ждала с друзьями, готовила курицу на соли.
***
В кабинет вошел Юрий, аккуратно прикрыл за собой дверь. Повернул ключ в замке, вытащил, положил его во внутренний карман пиджака.
– А ты не глупая.
Она пожала плечами. Внутри появилось новое чувство, непонятное, дрожащее – чувство опасности. Настя достала из шкафа дубленку.
– Я надеюсь это все, что вы хотели мне сообщить?
– Нет.
 Он приблизился слишком быстро. Заломил ей руки, отбросил дубленку в сторону, она даже вскрикнуть не смогла, потому что он впился ей в губы и потом, повернув к себе спиной, резко положил животом на стол. Одним движением поднял подол длинного платья купленного специально для корпоратива, и она почувствовала волну обдавшего ее жара унижения. Она закрыла глаза, в надежде, что это пройдет так же быстро, как сон, но он не планировал торопиться, он наслаждался ей лениво, продолжительно, но такими грубыми толчками, что она вскрикивала от боли.
Закончив, он спокойно поднял ее, поправил прядку волос из прически. Поднял свои брюки, заправил рубашку, белоснежным платком промокнул испарину на лбу.
– Сегодня меня пригласили на новогоднее торжество в одну светскую компанию. Ты едешь со мной.
– Если вы планируете и в дальнейшем относиться ко мне так же, то можете забрать типографию обратно. Я не буду играть в ваши игры.
– Ты уже в них играешь. И хочу заметить, пока делаешь это довольно хорошо.
– Уходите, или ухожу я. Продать все это вы сможете и без меня.
Он пристально всмотрелся в её лицо, глаза его подернулись какой-то неожиданной мыслью. Стали темно серыми, удивленными, как у ребенка.
– Нет, Настенька, не уходи, я прошу извинить меня. – Он сделал шаг назад. – Ты показала удивительный результат за эти месяцы. Я горжусь тобой. Просто я наивно подумал, что имею теперь право получить свою часть выгоды.
– При игре в куклы от нее не ждут какой-то выгоды. Просто играют, и наслаждаются игрой.
– Я получил наслаждение. И хочу увезти свою куклу на бал.
Он протянул ей руку, открыто улыбнулся. Его серые глаза излучали любопытный огонек, и ей снова стало интересно. Ей не было обидно или унизительно сейчас, она прекрасно понимала, что он потребует свою цену за эту типографию, поэтому его визит не был для нее чем-то особым. Просто она не ожидала, такого тона и тем более такого отношения к себе. Не ожидала, что от чужих рук на ее запястьях останутся красные следы. Не ожидала быть прижатой крепкими руками к столу. Не ожидала, что ее белье будет порвано чужими руками. Грубости не ожидала от этого мужчины.
– Почему я должна ехать?
– Тебе будет там интересно.
– А если нет?
– Я уверен в своих словах.
Он поднял с пола ее дубленку, накинул ей на плечи, открыл дверь. Настя уверенно вышла, зашла в зал, где еще продолжался праздник. Лица ее сотрудников светились от счастья и спокойствия, все чувствовали, что провалов в их типографии больше никогда не будет.
– Дорогие коллеги! Еще раз поздравляю вас и оставляю без присмотра. Вы лучшие в своем деле и я в вас верю. С новым годом!
Все восторженно загудели, и она вышла, не забыв поклониться им, как верная слуга, готовая служить для общего дела. Он ждал ее у машины, снова сам открыл для нее дверь и помог сесть в свой огромный автомобиль. Они мчались по вечерней Москве, улицы пестрили яркими лампами, все мерцало и переливалось, как в сказке, но Настя закрыла глаза и вспомнила голос Игоря:
«Этот год станет чем-то новым для тебя».
Так он поздравил ее в последний раз и подарил ей книгу «Холодная гора» Чарльза Фрейзера, а потом они шумно открывали шампанское и танцевали вальс у себя в гостиной, их елка пестрила, как улицы города, и они были счастливы. Они пробовали совместно приготовленные салаты и ели конфеты, смотрели рождественские комедии и готовили рождественское печенье, гуляли по улицам и пускали в небо яркие салюты. Книгу она прочитала гораздо позже, и перечитывала много раз, и искала в ней утешение. Иногда утешение приходило, но чаще наоборот. История героини была похожа на ее историю лишь отчасти, но отдельные строки автора были, для нее то проклятием, то утешением.
– Сейчас я знаю больше, чем ты, а знаю я то, что все будет прекрасно. – Она прошептала эту строку из книги, закрыв глаза, и голос Юрия вырвал её из мыслей.
– Мы приехали.
Она открыла глаза, огромный дом похожий на замок, свет во всех окнах и через стекла видно множество людей: танцующих, либо разговаривающих в небольших компаниях. Ей совсем не хотелось туда, к незнакомцам и незнакомкам, к людям с улыбками и блеском хмельных глаз… К беззаботным бабочкам, которые ждут восхищения и похвал только из-за того, что имеют слишком много денег, позволяющим им иллюзорно чувствовать себя выше других людей.
 Водитель  открыл для них дверцу машины, и они направились к главному входу. Швейцар открыл им дверь и сразу за дверью кто-то аккуратно помог им снять верхнюю одежду. Зал гудел от оркестра расположенного прямо в центре, музыканты играли венский вальс и играли его так профессионально, так синхронно, что Насте не хотелось отводить глаз, от взлетающих смычков, от блестящих труб и отполированных контрабасов. Где-то под потолком прозвучал голос:
– Господин Юрий Воробьев прибыл на бал со своей изумительной невестой Анастасией. – Сотни любопытных глаз посмотрели на нее, восторженно и презрительно, удивленно и равнодушно,  весело и с завистью, на несколько секунд она посмотрела на пол, и с радостью поняла, что ей до сих пор все равно.
– Но ведь я не ваша невеста.
– Это только игра, не стоит волноваться.
К ним подошел высокий седой мужчина с серьезными глазами, поцеловал Насте руку, пожал руку ее спутника.
– Рад видеть вас в своем доме, наслаждайтесь вечером.
 И исчез в толпе также незаметно, как и появился мгновением раньше. Юрий спокойно повел ее через зал прямо в центр и закружил в вальсе. Насте было спокойно с ним, и это спокойствие не было ни плохим и ни хорошим, оно просто было. Отсутствие эмоций, чувств и переживаний – просто спокойствие. Долго танцевать им не дали, их увлекли в круговорот бесед, знакомств, возгласов и поздравлений. Единственное, что могла Настя, это улыбаться всем этим людям и быть вежливой.
При первой же возможности она тихонько ушла в дальний конец зала, где стоял скрытый от глаз уютный диван на изогнутых бронзовых ножках. Она достала из сумочки телефон вызвать такси и разочарованно поняла, что не знает адреса.  Она устало села на диван, и стала делать вид, что внимательно рассматривает картину, висящую напротив.  Рядом с ней сел мужчина, которого она еще не видела сегодня. Слегка полноватый, но при этом очень располагающий к себе. Голубые глаза излучали мягкое тепло. Такое тепло она видела только у своего отца, заботливое и способное утешить своей добротой. Аккуратная стрижка, блестящие ботинки, на нем был костюм цвета красного вина, довольно яркий, но не кричащий.
– Юрию снова повезло в выборе невесты.
– Я не его невеста, это просто игра.
 Равнодушно ответила Настя и положила телефон обратно в свою маленькую сумочку, после чего внимательно посмотрела на собеседника.
– Наверно сложно играть, не зная правил.
– Я так понимаю, вам известны правила?
– Все до смешного просто. Он покупает вас. И он уверен, что его деньги способны купить любовь. На новый год он подарит вам одно из лучших ателье в Италии.
– Если это ателье похоже на предыдущий подарок, то мне не нужен такой конь, у которого слишком больные зубы.
– Нет, Настенька. Ателье безупречно. Оно приносит несколько десятков тысяч долларов каждый месяц, и вам не будет нужды управлять им. Вам просто будет звонить ваш управляющий с отчетами, он же будет посылать вам письма для подписания, он же будет одевать вас как мисс Америку, и он же посылать вам вашу прибыль. Хороший подарок.
– Да, подарок хорош.
 Насте был любопытен интерес этого неизвестного лица к ее ситуации. Она внимательно рассматривала его. Даже голос был приятен, спокойный и уверенный. Этот человек не вызывал сомнения в своих словах и она предпочла остаться в его компании.
– Потом он подарит вам розарий  где-либо на юге страны, чтобы у вас были миллиарды своих роз, и доход приблизительно равный доходу ателье.  Потом …
Настя перебила его:
– Я поняла вас. Его действия довольно предсказуемы. До каких пор он планирует это делать?
– Пока вы не броситесь ему на шею и не прошепчете о своей любви.
– Но он не добьется этого таким образом, это же очевидно.
– Тогда до тех пор, пока вы не станете, как другие куклы. Как избалованные Барби, которые имеют все, но не имеют души. Которые за полгода на курорте тратят миллионы на развлечения, а потом миллионы на лечение. Которые сумочки выбирают под машину, и любят только свое я. И сами так же играют другими людьми.
– Ему придется проиграть.
 Насте даже забавно стало, от того что правила игры настолько просты.
– Я знаю.
– Вы слишком честны и открыты со мной. Его проигрыш будет и вашей победой?
– Да, только честен я не до конца. Если я раскрою все карты, то, либо разобью ваше сердце, либо подтолкну воткнуть нож в сердце нашего общего друга.
– Что в данной игре выиграете вы?
– В данной игре я не выиграю ничего. Я сторонний наблюдатель, я думаю про вас немного иначе, чем он. Если он окажется не прав, значит, у меня будет больше шансов.
– Шансов на что? – Настя чувствовала себя Алисой из мультфильма, с которой разговаривает Чеширский кот. Слишком причудливо и странновато это было.
– На то, что прав был я. Вот моя визитка. Буду рад вашему звонку.
Она взглянула на визитку. Лебедев Анатолий. Это был бывший хозяин её типографии. Человек, которого она так часто проклинала за состояние, в котором он бросил предприятие. За полный бардак в документации, за несделанный капремонт, за некачественную работу с клиентами, за то множество проблем, которые у нее были из-за его халатности. Она снова посмотрела в его лицо, этот разговор хотелось забыть. Хотелось либо забыть, либо распутать нити его фраз. Либо скорее уйти. Не было смысла спрашивать его о чем-либо еще, она знала, что он не ответит, то есть ответит, но в такой форме, что она останется без ответа все равно.
– Вы не подскажете мне адрес этого дома? Я хочу вызвать такси.
– Ты хочешь убежать даже не оставив мне туфельки? – Она не видела, как подошел Юрий. Но он был зол. Он переводил взгляд  с нее на Анатолия, и в глазах его была только ярость.
– Да. Мне тут неинтересно.
– Я еду с тобой.
– Спасибо, не стоит.
– Я еду с тобой.
 Он протянул ей руку, помог встать и практически бегом направился к выходу.
Снова кто-то невидимый за спиной надел на нее дубленку, и снова его рука цепко взяла ее руку, только теперь за предплечье, с тихим рокотом подъехал его автомобиль и они помчались по улицам Москвы.
– Много ли он успел тебе наплести? – Он прищурил глаза, от чего они сделались черными в полумраке автомобиля.
– Нет, он говорил разные глупости,  как и все люди в этом доме. Ничего не значащие фразы и слова.
– Завтра мы летим в Италию. – Он протянул ей черную кожаную папку. Она открыла ее, договор на английском. Она пробежала глазами по строчкам. Достала из петельки в середине ручку, поставила свою подпись и стала хозяйкой итальянского ателье.
***
– Настя! А это кто такой? Какое он имеет к тебе отношение? 
 У Веры голова шла кругом от рассказанного подругой, она периодически охала и ерзала в своем одеяле, но ни разу не посмела прервать ее рассказ.
– Я знаю только о том, что он владелец какого-то бизнеса. На самом деле, я очень благодарна ему. Тогда я сохранила его визитку, и она очень мне пригодилась. Он был прав, Юра дарил мне очень дорогие подарки, но моего образования не всегда хватало этим управлять. Я типографию вытащила из краха одним наитием, а вот чтобы управлять бизнесом за границей одного наития оказалось маловато. В первый раз я позвонила Анатолию Александровичу, когда чуть не потеряла оранжерею. Он помог уладить все проблемы за несколько часов. После оказанной им помощи, я почувствовала необходимость в его наставничестве. Я снова позвонила, мы встретились, и он дал мне пару уроков, которые оказались бесценными. Потом он же помог мне грамотно перенаправить доход от всего этого в благотворительные цели. Помогает он мне и на сегодняшний день, спокойно, легко и с добротой. Он оказывает мне всестороннюю поддержку, но не более. На самом деле, я не знаю о нем ничего. Не знаю – кто он, есть ли у него семья, чем он интересуется, каким бизнесом занимается, почему мне помогает.
– Насть, но ведь с Юрой вы в итоге расстались, хотя я помню, что на первые крупные спектакли он приезжал, был с тобой, дарил корзины цветов, потом вы уезжали на его машине. Как ты смогла избавиться от него, ведь ему, похоже, было наплевать, что ты его не любишь?
– Это было сложно. – Настя зевнула. – Вер, я признательна тебе, за твое терпение, меня будто и хандра моя отпускает, но пора бы уже идти спать. В эти выходные я еду к родителям, а с понедельника сажусь писать сценарий.
– И когда мы продолжим нашу увлекательную беседу?
– Через пару недель. Осталось совсем немного из того, что ты не знаешь, но я действительно скоро усну прямо тут.
– Хорошо тебе, ты уснешь, а мне как быть?  Ты сейчас останавливаешься на самом интересном месте!
Настя в ответ лишь зевнула и побрела к себе в комнату, Вера пожала плечами и пошла за ней.
– Вер, в газетах же вроде писали о том, что мы не вместе больше с Юрой.
 Устало сказала Настя уже на пороге своей спальни.
– Да, писали, только он отказался комментировать причину, и ты тоже. Скандал отсутствовал, поэтому долго тема не обсуждалась.
Настя в ответ задумчиво кивнула, и, не закрывая дверь, легла в постель. Вера тоже оставила дверь открытой.
– Спокойной ночи, Вера!
Громко сказала Настя, и Вера сразу ей ответила, но Настя уже не слышала, потому что спала.
Глава 6.
Вернувшись домой от родителей,  Настя обнаружила под дверью два букета цветов. Она осторожно отодвинула их ногой от двери и вошла в квартиру. Тишина и свежесть, она сразу прошла в кабинет и включила MacBook. Все выходные она обсуждала с отцом сценарий, ее отец всегда был полон идей и помогал ей с какими-то тонкими моментами сценария. Ей казалось, нет вещей, которые он не знает. И в эти выходные он быстро помог ей определиться с сюжетной линией спектакля.
– Пап, вот как ты можешь знать о том, что я сама знаю, но не могу вовремя вытащить из головы?
– Ты такая с рождения.
Он сидел в своей мастерской и кропотливо вырезал какую-то фигурку из дерева. Дерево с молодости было его страстью. Он создавал уникальные вещи своими руками, покрывал их лаком, а потом их покупали богатые люди в подарок или для украшения своих домов. Когда-то это помогло ему отправить детей учиться в столицу, потому что просто зарплаты не хватало на воспитание четырех детей и их обучение. Теперь дети давно выросли, сами зарабатывали и имели возможность обеспечивать родителей, но отец получал удовольствие от своего дела. И сейчас он аккуратно срезал тонкие пластинки с деревяшки в своих руках, пластинки завивались и падали на пол рядом к миллиардам других золотистых  кудряшек. Казалось, что он сидит на поляне усыпанной звездами и не слышит ничего вокруг, но он прекрасно слышал и все понимал.
 – Тебя очень легко понимать, ты же всегда четко объясняешь чего хочешь. Просто за своей четкостью не видишь простоты момента. В тебе нет легкомысленной глупости, как, например, в Иване, и иногда я думаю, что это очень жаль. Жаль не потому, что ты не легкомысленна, ты прекрасна в твоем характере. Жаль, что мой первенец так легко ко всему относится. Хотя, если бы не это, возможно не имел бы я 7 внуков и трех невесток.
 Ее отец тихонько захихикал себе под нос. Да, ее брат трижды женился, а в итоге жил один в Польше, а все три его жены прекрасно ладили между собой с ним самим и с его родителями в придачу. Мама называла их бабочками, но любила как родных.
– А как Павел и Лев? – Я так давно их не видела. Настя испуганно попыталась вспомнить, когда звонила своим братьям в последний раз, но так и не смогла.
– Лев, он и в Африке – Лев. Он пропадает в своем контактном зоопарке с утра до ночи. Даже не знаю, что его там держит, бизнес этот не так доходен, как он думал, но он нашел себя среди зверей. А Пашка еще хуже Льва.
Отец замолчал. Дунул на статуэтку маленькой птички в своих руках, внимательно рассмотрел ее кружевные крылышки. Было видно, как заблестели его глаза от полученного результата, он невольно залюбовался своей работой, а Настя залюбовалась его счастьем. Через несколько минут, отец вспомнил о ней и рассеянно посмотрел на дочь, вспоминая, о чем они говорили.
 – Пашка занимается туризмом, как и раньше. Тоже спрашивал о тебе недавно, сказал, что  хочет пригласить тебя куда-то.
– Спасибо, мой родной, за твою мудрейшую голову, которая умещает в себе столько сокровищ.  – Она нежно обняла его и поцеловала в седой висок.
– Ты о каких сокровищах сейчас?
– О терпении и доброте к нам, твоим детям. Я бы нас не вытерпела.
– Вы уникальны, вас не приходится терпеть. Мама вот наверно уже надулась, что ты приехала и со мной в мастерской пропадаешь, она хотела с тобой печенье стряпать, беги к ней. Или у тебя еще ко мне вопросы?
Настя встала в стойку смирно и громко отрапортовала:
– Нет, капитан. Так точно, капитан.
Он погрозил ей пальцем, а она быстрым шагом ушла к своей матери.
***
Настя очень боялась выпустить из головы все, что обсудила с отцом, поэтому быстро разобрала сумку, надела короткую льняную пижаму цвета чертополоха, которая ни в чем не стесняла её и сразу села за работу. Несколько часов она печатала, не отрываясь, иногда лишь меняя позу, то ставя ноутбук на колени, то обратно на стол и возможно провела бы так время до утра, но ровно в полночь зазвонил ее телефон. Она прекрасно знала, кто это, поэтому даже не стала смотреть на экран телефона.
– Да, Андрей, здравствуй.
– В этом большом многоэтажном доме только твоя квартира как маяк, указывающий путь кораблю, сбившемуся с пути.
– Не думаю, что ты сбился с пути.
– Это помешает тебе угостить меня чаем?
– Нет.
Она положила трубку, открыла входную дверь и пошла на кухню, заваривать чай. Андрей вошел без стука, на несколько мгновений остановился взглядом на своих цветах, лежащих за дверью, но не сказал об этом ни слова. Прошел к Насте на кухню, сел на стул.
– Как видишь, я не смог долго обходиться без твоего общества. Поэтому приехал, позорно напросился в гости и не намерен уходить, пока не увижу твою улыбку.
Она поставила перед ним большую кружку чая, широко улыбнулась. Этой улыбке она научилась еще с Юрой, слишком часто приходилось делать вид, что рада тем людям, которым он её представлял:
– Мне же совсем не трудно, можешь спокойно идти, Андрей.
Он засмеялся:
– Ты очаровательна, и не представляешь, скольких сил мне стоит быть таким сдержанным с тобой.
– Андрей, с твоим красноречием я уже знакома. Рада, что ты заехал, но свидание мы планировали в апреле. До конца апреля отвлекаться от работы в мои планы не входит. Надеюсь на твое понимание.
Он молча проглотил её спокойный тон. Сделал несколько глотков чая. Она даже не думала садиться с ним за стол, она просто стояла у стола и рассматривала его. Он рассматривал её, каждую часть её тела по отдельности. Она не стеснялась его взгляда, он рассматривал её не как куклу, а как женщину, которая волнует его.
– Я не собираюсь играть с тобой, Андрей. Мы уже не подростки, уже не невинны, и сейчас не время для волнительных встреч и страстных ночей. Меня волнует мой спектакль, и он для меня дороже коротких интрижек. Мы можем пойти в спальню прямо сейчас, но утром ты будешь разочарован тем, что мыслями я была в сценарии. Надеюсь, я достаточно ясно излагаю свои мысли?
Было видно, как задели его эти слова, но он быстро собрался с мыслями и смог дать ей достойный ответ:
– Благодарю за честность, добрых снов, Настя.
Он приблизился к ней, глубоко вдохнул аромат ее духов, прикоснулся губами к её виску. Его взгляд привлекла открытка из первого букета, посланного им, она так и висела на холодильнике. Настя проследила за его взглядом, но не сочла нужным делать комментарии по этому поводу. 
Он ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Она взяла кружку с его недопитым чаем, сделала несколько глотков, выглянула в окно, в голове мелькнули запоздалые мысли о том, что у нее есть вкусное мамино печенье, а она так и не предложила его своему ночному гостю. Она подумала о том, что на улице уже ночь. О том, что можно было предложить ему остаться, положить в одной из спален.  Подумала о вежливости, но подумала об этом поздно. Так же с кружкой она снова села за рабочий стол, пальцы замерли над клавиатурой, но образы так четко стоящие в голове еще десять минут назад, смылись, размазались, как невысохшие акварели. Настя попыталась сосредоточиться, но не смогла. В квартире было очень тихо, только часы тикали в коридоре.
– Одиночество – это когда ты слышишь, как тикают часы. – Сказала она вслух. Отодвинула чай и пошла в спальню. 
***
Утром её ждала пятая по счету подготовка к спектаклю. Весь актерский коллектив был в предвкушении предстоящего мероприятия, ведь каждый год она удивляла их, а они получали удовольствие от смелости идей, которые она вносила в свой сценарии. В этом году, удивлению не было места, был просто шок, который не давал расслабиться и вызывал шепот за её спиной.
– Анастасия Михайловна, разве это возможно?
Коля немного испуганно сидел на краю сцены и боялся даже думать, о том, чего она просит. Речь шла о корабле. О корабле, который в конце спектакля, должен был практически полностью скатиться со сцены. Николай, как главный герой в данной постановке должен был быть на  носу корабля, нависшего над зрителями. Корабль должен был остаться в таком положении, пока не пройдет остаток сцены, в конце которой Николай, он же Джим, спускается в зал к зрителям, и сливается в объятиях со своей возлюбленной. После чего свет гаснет и все это исчезает, а через минуту свет появляется и на сцене уже ни корабля, ни пиратов, ни сражения, только любящая пара, произносящая молитву у алтаря.
– Возможно, и вы ,ребята, это сделаете. – Она прошла тихонько вдоль сцены. Все переглядывались и строили недовольные гримасы за её спиной. – Так! По местам! Сцена, где Джим и Карла прощаются!
Все вздрогнули и рассыпались на свои позиции, а она сложила руки на груди и встала в центре зала. Сцену прогоняли уже в семнадцатый раз, а она до сих пор была ею недовольна.
– Почему ты молчишь, безумная! Я ненавижу этот мир! Он не нужен мне без твоей любви!
 Вера играла безупречно, она смотрела на рукоплещущего Николая-Джима спокойно и восторженно, именно так, как должна была смотреть глубоко любящая женщина. И именно сейчас сам Коля смог крикнуть свою реплику с отчаяньем и злостью одновременно.
 «Устал и злится на меня, поэтому и смог».  – Подумала Настя. И прервала их:
– Стоп! Все молодцы! Отдыхаем, а через час посмотрим, насколько страшна сцена  с кораблем.
Все зааплодировали от облегчения, и пошли в разные стороны, Вера как бабочка спрыгнула со сцены и подбежала к Насте:
– Анастасия Михайловна! Я заказала бизнес-ланч в кабинет, пойдем?
– Пойдем.
– Ты, правда, думаешь, с кораблем получится?
– Вера! Да что за паника с кораблем! Его разрабатывали специалисты, длина и вес пропорциональны сцене. Передняя часть полностью облегчена, задняя наоборот утяжелена до предела. Да, нависнет над частью зрителей этот корабль, но висеть он будет в полуметре над головами,  нагибаться не придется. Тросс, который служит тормозами, привязан к стальному  креплению. Главное – не забыть крюк перед запуском корабля вставить в железное кольцо на стене. 
– Может вообще не вынимать его? – В голосе Веры был неподдельный страх, поэтому она нервно засмеялась, но тут же осеклась.
– Может, но это украдет много времени при подготовке сцены. Этот трос мешает при ходьбе за кулисами, и я боюсь, что технический персонал себе носы об него переломает. Потому что будет спешка.
– Ладно, ты директор, тебе виднее.
Они свернули в коридор, ведущий к кабинету, в коридоре стояла корзина с цветами, прямо у двери. Настя в который раз, уже привычным жестом, отодвинула ее ногой, открыла кабинет, вошла, на столе уже стояли дымящиеся тарелки. Любовь Петровна, работающая поваром в столовой театра, всегда сама накрывала стол директору, и стол был похож на новогодний. Они сели за стол для переговоров, положили салфетки на колени.
– Он каждый день посылает цветы?
– Да, уже больше месяца.
-А ты?
– А что я?
– Ну, ты звонишь ему или что?
– Нет, у нас же назначено свидание на конец апреля.
– Настя! – Вера так захохотала, что Насте и самой смешно стало, она опустила ложку в тарелку с солянкой. – То есть он тупо присылает тебе букеты? Он что маньяк? И не ждет там какого-то логического завершения своих ухаживаний?
-Не знаю, спроси его об этом. В пятницу он с актерской группой будет в Москве.
-Да знаю я, вон весь город в афишах. Ты мне, кстати,  так и не рассказала, чем у вас с Юрой все закончилось.  Мне знаешь как любопытно!
Настя открыла рот, она уже не помнила, чем закончился той ночью их разговор, но в дверь постучали. Она успела подумать только короткую мысль: «Корпус должен быть закрыт на обед», и в кабинет вошел Андрей.
– Приятного аппетита, доброго дня.
– Спасибо.
 Вера кокетливо повернулась к нему, ножку закинула на ножку. На Вере была удобная для репетиций юбка, свободный крой, легкая ткань, все для свободы её движений. Цвет юбки прекрасно гармонировал с её белоснежной кожей, персиково-бежевый. Но Андрей только вежливо улыбнулся ей, при этом глядя в глаза, а не на части тела, расположенные ниже.
– Добрый день, Андрей Сергеевич, извините, но у нас сейчас перерыв. Экономисты и юрист тоже, к сожалению, отсутствуют.
– У меня к вам разговор личного характера.
– О, а я как раз забыла телефон где-то на сцене.
Вера встала, взяла телефон со стола и выпорхнула из кабинета.
– Она знает? – Андрей сел на место Веры.
– Про что? Про цветы? Про них не знает только слепой, наверно, весь театр завален букетами.
– Что они от меня, знает?
– Да, а это что, стало секретом?
– Да, ведь у меня в Питере есть женщина.
Настя налила себе кружку чая. Ответ её ошеломил, внутри головы пронеслись тысячи мыслей, а снаружи лишь брови приподнялись на несколько миллиметров, и снова вернулось спокойствие. На самом деле она помнила лишь о том, что он с кем-то там развелся. О новых отношениях она слышала впервые. Из тысяч мыслей вслух она смогла произнести лишь одну:
– И долго еще ты цветы мне посылать будешь?
– Не знаю, а давай перефразируем вопрос? Сколько еще нужно цветов, чтобы ты согласилась?
Вместо ответа она улыбнулась и пожала плечами. Ему ничего не осталось, кроме как самому продолжить разговор.
– Да, у меня есть вторая половина, я не скрывал  об этом, ты не знала о ней лишь по причине полного равнодушия к моей персоне, но ты-то мне так и не ответила: есть ли у тебя отношения?

– Я не знаю, что тебе ответить, у меня есть человек, которому я могу позвонить, и он приедет, чтобы  качественно выполнить свою мужскую функцию. Только отношения с ним я не могу назвать отношениями.

– Я понял.

Он заметно погрустнел, подумал о чем-то своем, встал.

Настя проводила его взглядом до двери:

– Всё, цветы закончились?

– Да. Хотя, может, и наоборот, только начались.

Он замер у двери, Настя не отводила глаз от его лица. Он был странным. Безумно странным и интересным.
– Я не могу, Настя.  Хватит на меня так смотреть! – Андрей переступил с ноги на ногу. Вся его уверенность пропала.
– Как "так"?
– У меня такое ощущение, что ты меня читаешь!
– Так и есть, я просто хочу понять, что именно тебе от меня нужно. Или было нужно, а теперь не стало. А может и наоборот, стало необходимым именно сейчас.
Он подошел к ней, сел на соседний стул, очень близко, его разведенные колени практически касались её бедер.
– Всего, на что бы ты ни решилась, мне будет мало. И это не от того, что ты на малое решишься, а от того что мне надо все. 
– Получив все, ты утратишь вкус охоты.
– Ты играешь мной, как мальчишкой.
– На самом деле я стараюсь тебе помочь. Твоей я никогда не стану. Я думала, тебе быстренько надоест букетики посылать, и  на этом приключение закончится. – Она медленно поднялась, посмотрела на него сверху в низ. – Да, Андрей, я вынуждена извиниться перед тобой, но, к сожалению, из чувства женской солидарности я не хожу на свидания с мужчинами, имеющими пару. Я скажу Степану, чтобы он закрыл за тобой кабинет. 
Она решительно вышла и пошла на сцену. Вера уже болтала с остальными на сцене, увидев Настю, она хитро ей подмигнула и написала смс: «Я вечером к тебе!».
***
– Проклятье, даже я не знала, что у него есть кто-то.
Вера озадаченно листала сайт Соколова, где действительно была информация о его девушке.
– Ничего страшного. Он был интересен мне, пока не сообщил мне об этой маленькой детали. Думала, что получится что-то вроде романтических отношений. Родителей порадовать хотя бы. Но как видишь, нет, не получится.
Она налила две кружки ароматного цветочного чая и на столике укатила сладости с кружками в гостиную, к дивану.
– То есть все? – Вера надула губки. – У вас совсем ничего не будет?
– У меня не может ничего быть, с мужчиной, который имеет спутницу жизни. Да, я могу провести с ним ночь, получить удовольствие, но это не честно и не красиво. Я не хочу.
– Тебе не кажется, что ты слишком правильная?
– Я? Нет, Вера! Да, я женщина, да иногда мой организм требует каких-то ощущений. Для этого у меня есть мужчина, которому я никто и он мне никто. У него нет жены. Я ему доверяю. Раз в два три месяца мы с ним встречаемся, но без всяких фальшивых глупостей, цветов и прочего. Я уважаю его, он меня.
– Стоп. То есть после того Юры у тебя кто-то был?
– Ну конечно! Я, конечно, не умерла бы без мужских рук за прошедшее после разрыва время, но мой психолог сказал, что чтобы не остервенеть, необходимо иногда иметь половые контакты.
– Ты к психологу ходишь? – Вера уже ничему не удивлялась, просто уточняла новую информацию.
– Ходила. Думала, он умеет лечить тоску.
– А как все-таки ты рассталась с Юрием?
– Он сам от меня ушел.
***
После ателье в Италии Юрий подарил Насте розарий во Франции, обувной завод в Германии, частную клинику пластической хирургии в Англии, фабрику мягких игрушек в Венгрии и небольшой театр в Москве. Все это он дарил щедро, сам летел с ней в ту страну, в которой был бизнес, вводил в курс дела, давал какие-то советы, она подписывала документы, и они улетали.
Прилетев домой, она звонила Анатолию, просила помочь направить доход в благотворительность, долго и тщательно выбирала фонды, нуждающиеся в поддержке, прибыль переводилась инкогнито, она не хотела, чтобы ее благодарили за то, к чему она не прикладывала усилий.
Работать она продолжила в типографии, квартиру сняла отдельно от Светы. Выходные проводила в детских домах, или в больницах. Играла с детьми, читала им книжки, дарила разные мелочи. Узнавала, о чем мечтают эти дети, потом посылала подарки, подписываясь крестной феей.
В один из выходных Настя решила остаться дома, целый день она читала, отвлекая мысли, смотрела в окно, листала альбом, где были старые фотографии, на которых еще был жив её муж. Поздно вечером она приняла душ и готова была ложиться в постель, но в дверь позвонили, она никого не ждала, поэтому подумать могла только о Свете, ведь Света всегда приходила набегами, без звонка. Прямо в халате и полотенце Настя открыла дверь. На пороге стоял Юрий.
– Пройду?
– Проходите.
Он прошел в ботинках огляделся. Квартира была очень скромной, две комнаты, кухня, маленькая квадратная прихожая.
– С твоим доходом можно жить более прилично.
– У каждого свое понимание приличия.
– Тебе не нравятся подаренные игрушки?
– Нравятся.
– Почему доход ты отдаешь чужим тебе людям?
Настя пожала плечами. Она сделала это не потому что не знала ответа, а потому что просто не хотела отвечать человеку, который все равно не поймет её стремлений и взглядов на жизнь. Пройдя в комнату, Настя сняла с головы полотенце, Юрий сверкнул глазами, приблизился к ней.
– Я не хочу проявлять грубость в отношении тебя.
Он развязал ее халат и стал любоваться ее обнаженным телом, еще горячим после душа. Его ладони стали медленно скользить по ее изгибам и впадинам, он нежно притянул ее, прижал к себе, вдохнул ее аромат, губами начал касаться шеи. Настя прекрасно знала, что он не уйдет не получив ее, она чувствовала его твердую плоть упирающуюся ей в бедра, поэтому она поддалась, расслабилась и из её горла вырвался стон. Этот стон пронзил его и он не смог больше держаться, он посадил ее на ближайший невысокий комод, расстегнул брюки, прошелестел упаковкой презерватива и кусая её плечо вошел, одним рывком. Ощущения настолько поглотили его, что кончил он практически сразу. Кончил, но продолжал крепко держать её прижатой к стене.
– Я хочу остаться у тебя.
– Оставайтесь.
– Ты не поняла, я хочу остаться надолго. Я хочу чувствовать тебя каждый день.
– Для этого не нужно было придумывать все эти дорогие подарки. С таким нахрапом вы могли просто приказать стать вашей любовницей.
Он не стал отвечать ей, просто повел за собой в спальню. И больше он ее не отпускал. Он заставил ее поставить бухгалтера на должность директора в типографии, полностью освободил её время, и везде стал возить с собой.
 Как ту самую куклу, о которой так долго мечтал.
Вместе они ездили  на курорты, в командировки, на встречи, конференции. Он получал удовольствие от того, что появлялся с ней на людях: демонстративно обнимал её талию, держал за руку, представлял её, как свою невесту каждому встречному. Настя не подыгрывала ему, но и не останавливала его игру, она улыбалась, вежливо здоровалась, и её речь было слышно лишь тогда, когда к ней напрямую обращались с вопросом. Она была очень внимательным слушателем, и вскоре весь круг знакомых Юрия стал уважать её, и тянутся к ней – что вызвало очередную волну восхищения ею самим Юрием.
Днем он дарил ей шубы, украшения, машины, водил ее в рестораны. Ночью он насаждался её телом. Настя говорила ему, что ей ничего не нужно днем, и что она не любит его ночью. Он думал, что это лишь её строптивый характер. Умилялся этому или просто не слушал. Они прожили вместе три года, один из которых он не давал ей работать вообще, потом смирился и разрешил работать в театре. Через два года блестящей работы он приказал ей взять отпуск и увез за город, в свой дом. Она чувствовала себя бесполезной, вымотанной и пустой настолько, что хотелось просто кричать. Нет, даже не кричать, а выть в голос. Она сидела в его огромном особняке, окруженном несколькими гектарами заповедного леса, и не понимала: зачем она вообще существует.
Наступило двадцать первое апреля. Она проснулась очень рано в мокром поту. Пеньюар был мокрым насквозь, она стянула его с себя и накинула шелковый халат. В тонком шелке было холодно и неприятно, но других халатов не было, потому что Юра хотел видеть её только в самых дорогих тканях, а его махровый халат одевать стало противно. Она попробовала согреться, растирая себе плечи, но пальцы путались в кружевах и оборках, и она растеряно прекратила попытки. В темноте на ощупь, она сходила до огромного холла, проверила наличие пирожного на столике.
– Настя.
Она обернулась, Юрий стоял в полосатых пижамных штанах, с лохматыми волосами. Вид испуганный, серые глаза мечутся от Насти к столику со сладким десертом.
– Да, Юрий. Что вы хотите?
– Ты живешь со мной три года. Неужели нельзя перестать выкать?
Она не ответила, села в кресло, подобрала ноги под себя.
– Вы тоже живете со мной три года, когда вы поймете, что я вам надоела? 
Он открыл шкатулку на камине, достал из нее красивое кольцо тонкой работы. Несколько секунд он рассматривал камни на кольце, затем медленно приблизился. Настя отчетливо видела, как дрожат его пальцы, как нервно он сглатывает слюну, как дыхание его сбивается.
– Это кольцо я купил следующим утром, после того, как впервые тебя увидел, я был уверен, что достану его гораздо раньше. Но эта уверенность пробыла во мне совсем недолго. Да и теперь, спустя столько времени я не верю в свой успех.  – Он встал перед ней на колено, поднял руку с кольцом протянутую к ней. – Выходи за меня замуж, Анастасия.
– Я не могу быть вашей женой. Как вы не понимаете этого, Юрий, я не люблю вас.
– У тебя есть другой мужчина?
Рука его опустилась и глаза стали жалкими, как у брошенной кошки, но он пришел в себя очень быстро, взгляд снова стал осознанным и ясным. Лицо наполнилось решимостью получить её согласие, не смотря ни на что.
– Нет.
Она почувствовала, как волна отчаянья накатывает из груди прямо к горлу. Она долгие месяцы жила тем интересом, который был в ней после первой встречи, но этого интереса уже давно не было. Она не понимала, почему она не умерла тогда вместе с мужем, зачем она осталась, осталась калекой, которая не может почувствовать ничего.
– Юрий, ну когда вы поймете, что я вам надоела? Что вам нужна новая кукла, более интересная, чем я. Я пытаюсь почувствовать к вам что-то. Но не могу. Я не могу перестать любить моего мужа, который так глупо умер.
– Настя, но ведь со мной тебе будет хорошо. Ты всегда будешь застрахована от бед. Я весь мир могу положить к твоим ногам.
 Он произнес это виновато, положив голову на ее ноги.
– Мне не нужен мир. Моим миром был мой муж. – По ее щекам покатились слезы, обессиливающие, высасывающие. Вся вселенная обрушилась на нее с новой силой, ей хотелось разорваться, расщепиться, вывернуться и раствориться, но она еще была здесь, и перед ней сидел мужчина, который пытался ей помочь, но не мог ничего сделать. – Моя любовь страшна, безрассудна и неосуществима. Я не могу найти утешения.
Он просто взял ее на руки, унес в постель и уехал. Она пролежала целый день, а следующим утром вернулась на работу. Он приехал в первой половине дня. Увидев его на пороге кабинета, она отложила сценарий в сторону.
Он не сказал ни слова, жадно впился в ее губы, провел рукой по ее лицу и спокойно сказал:
– Когда я увидел тебя в первый раз, я подумал что у этой куклы большое сердце. Последние три года я думал, что сердца там и вовсе нет. Теперь я понимаю, что это хрупкое сердце разбито, но не в моих силах его вылечить. Ты победила.
Он ушел и больше никогда не врывался в её жизнь. Он посылал ей подарки на праздники, они иногда встречались на разных торжественных мероприятиях, но он лишь целовал ее руку и уходил. За это она была ему очень благодарна.
Глава 7
В доме Юры она не стала долго задерживаться, ей нужно было купить квартиру, хорошую квартиру, но за короткое время. Приняв такое решение, она, конечно, позвонила Анатолию. Он посоветовал ей лучшего риелтора из тех, кого знал, и его рекомендация оказалась удачной. Она нашла то, что хотела, и этот же человек помог ей найти фирму, которая в кратчайшие сроки сделала все ремонтные и дизайнерские работы. Уже через месяц она пришла в свой новый дом, дом, в котором действительно почувствовала себя на своем месте. Разобрав вещи, она приготовилась к новоселью, а позвала она только Анатолия, и то из чувства благодарности, которую почувствовала, найдя место, в котором оказалась.
– Не знаю, что делают на новосельях. Шампанского?
Он кивнул. Прошелся по гостиной, руки в карманах его идеально выглаженных брюк, белоснежная рубашка, узкий галстук, черные нубуковые туфли. Она же была в простой футболке с кружевными оборками, и джинсовой юбке, которую носила еще в библиотеке.
– Обычно на новоселье приглашают больше, чем одного гостя.
– Прости, что у меня тут так скучно. Как-то так получилось, что я могу доверять только тебе и родителям. Я пригласила их, но они не смогли приехать. Я позвала тебя, и ты пришел. Я не подумала звать кого-то еще.
– Ты выиграла игру.
– Какую игру?
Она поперхнулась шампанским, сильно закашлялась.
– Игру, о которой я говорил. Ты не купилась на деньги. Нет, не так, ни на что не купилась. Хотя это глупо. Твой муж уже давно мертв, а ты жива. Но ты мертва душой. Не думаю, что он бы оценил это.
– Откуда ты знаешь про Игоря?
– Информация не засекречена. Твою биографию несложно узнать.
– Я и сама хотела бы жить нормально. Но у меня вот тут пусто. – Она приложила ладонь к груди. –  Нет! Там есть кое-что. Я радуюсь, когда помогаю людям, радуюсь, когда зрители выходят из театра с горящими глазами, радуюсь погоде, птицам, разным мелочам. Но это такие крохи в сравнении с тем счастьем, что я испытывала, когда он был рядом. Я любила его, не за то кто он, а за то кто я с ним. Знаешь, я могу радоваться днем, спокойно засыпать, но по утрам у меня нет желания просыпаться дальше. Хотя я люблю жизнь. Люблю ее за то, что она такая вот, какая есть. За то, что имею возможность быть еще полезной.
 Она выпалила это и сама поразилась своим словам, таким откровенным и искренним, это могло прозвучать, как оправдание, но оказалось чем-то вроде исповеди. До этого ей сложно было делиться этим, но в данное мгновение, это произошло так естественно, что она почувствовала волнение.
– Ты уникальна, Анастасия. Жизнь поступила с тобой не очень честно. А ты все равно к ней добра.
– Извини, что в новоселье тебе приходится разговаривать со мной об этом.
– Не важно, мне приятно быть с тобой. Я искренне верю, что у тебя все еще впереди.  Я еще никогда не встречал таких добрых женщин.
Она удивленно посмотрела на него. С ним было приятно, легко и спокойно. Напряжение, которое она копила многие годы, неожиданно пропало.
– Спасибо, Толя. – Она улыбнулась и обняла его. Обняла как друга, но почувствовала тягу, как к мужчине. Как к особи другого пола. В постели с Юрием она получала удовольствие от его ласк, но её не тянуло к нему. Просто не тянуло. А теперь она почувствовала жар в низу живота, мурашки побежали по коже. Это было удивительно и странно хотеть мужчину.
– Я хочу тебя.
 Она прошептала это ему в шею, и он услышал. Возможно, от её объятий он почувствовал что-то похожее, потому что не стал ничего спрашивать, просто на руках унес её в спальню и дарил ей нежность до самого утра.  А утром оделся и уехал, не задав ни одного вопроса. А через два месяца вновь приехал на ее зов, и снова, не спрашивая ничего, остался до утра. Она не скучала, когда его не было, она не ждала от него каких-либо знаков внимания, она была благодарна ему за то, что он был прост в этих отношениях, прост и страстен.
***
– Я рада, что у тебя есть хотя бы вот такой спутник. Ты не думала родить ребенка от него? Ну так, чисто для себя.
– Нет, я не готова. Я думала о детях, но мне жалко ребяток, у которых будет такая истеричная мама.
– Да ты нормальная. Просто, верность твоего сердца больше всех других вещей.
– Возможно.
– Заморочная, правда. Тебе бы жить да жить. Наслаждаться. Но я тебя понимаю, ты живешь по-настоящему.
Настя не стала выяснять смысла этих слов.
– Через три недели премьера. Надо сфокусироваться.
– Куда уж больше. Мы же репетируем, как с ума сошли.
– Да, вы молодцы. Только последняя сцена, где бой происходит прямо в рядах зрителей, некоторые немного скованы, ну из-за сабель. Надо искать более легкие что ли. Звон сабель должен быть живым, но актеры не должны бояться убить ею зрителя в размахе.
– А, не волнуйся, еще пару дней и будут асами в этом деле.  Я сегодня ночевать не буду, мне утром перед работой надо в спа-салон возле дома.
– Ты на машине?
– Угу.
Вера быстро собрала в сумочку телефон и наушники, на ходу бросила в рот пару конфет и, помахав рукой, убежала.
Настя еще раз бегло просмотрела последние эскизы костюмов и, довольная работой дизайнера, легла спать.
Глава 8.
Спектакль «В тихом саду» шел последние минуты.  Настя в длинном платье цвета бургундии с открытыми плечами спокойно стояла в самом конце зала, обхватив себя руками. Она не видела, что происходит на сцене, она не двигалась, пока не стихли аплодисменты, дождалась, пока последний зритель покинул зал, и только после этого громко сказала:
– Начали.
Весь технический персонал в одно мгновение начал работу. Какие-то декорации уносили, какие-то приносили, все портьеры открыли, распахнули окна, кто-то протирал пол, кто-то устанавливал свет, кто-то монтировал подиум среди зала - морской причал, на котором прекрасная Карла будет ждать своего Джима. В специально подготовленные ниши прятались сабли, звукорежиссеры в спешке устанавливали звук во все необходимые места. Настя лишь ходила вдоль сцены и смотрела на часы.
– Первые зрители уже в фойе. – Степан появился из ниоткуда.
– Отлично. Все идет по плану.
Он кивнул и исчез в никуда.
– Анастасия Михайловна! Николая рвет! – Это была молодая гримерша. Она была бледна и руки ее дрожали от ужаса. Когда Настя поняла смысл ее слов, то сама задрожала всем телом. Она сломя голову побежала в гримерку, там уже был врач.
– Давно его рвет?
– Два часа.
– Почему мне не сказали об этом сразу?
 Она не кричала, она была спокойна, но внутри ее било мелким ознобом. До начала спектакля оставался всего час.
– Думали, пройдет.
– Это инфекция. – Женщина в белом халате развела руками. – Во всем городе вспышка болезни. Его необходимо отправить в больницу.
Настя в отчаянье посмотрела на Николая. Он никогда не болел, у нее и мысли не было готовить ему замену на такой случай. Николай поднял на нее красные больные глаза. Она положила руку ему на плечо и еле слышно произнесла:
-Отменяем спектакль. Все отменяем.
– Нет! – Он резко встал. – Вы можете сейчас дать мне что-то противорвотное? И что-то обезболивающее, и что-то жаропонижающее? – Врач смотрела на него в смятении.
– Молодой человек. В вашем состо…
– Я смогу провести этот спектакль! Просто помогите мне продержаться эти два с половиной часа. Я выполню работу, а потом отправлюсь в больницу.
– Коля. Это опасно. Твоя жизнь для меня дороже, чем успех этого вечера.
– Я справлюсь. – Он был решителен и серьезен, и Настя поняла, что для него это тоже очень важно.
– Вы можете помочь ему? – Обратилась она к врачу.
– Теоретически – да.
– Если у вас есть возможность остаться здесь на время спектакля и поддерживать его, я заплачу вам любую требуемую сумму, я очень прошу вас оказать нам помощь.
Врач кивнула и достала телефон. Настя не стала слушать, что она сказала дежурному диспетчеру скорой медицинской помощи, просто ушла в зал, и попробовала об этом не думать. Все было готово. Все было идеально, сцена блистала.
– Закрываем занавес, впускаем зрителей.
Она взяла рацию, во время спектакля они всегда использовали рации, для передачи коротких важных сообщений и команд. Осмотревшись еще раз, она спокойно поднялась на балкон. Зрители не торопясь садились на свои места. Слышался легкий радостный смех. Люди указывали руками и кивками головы на пристань среди зала, всех удивляла необычная обстановка. Ведь это необычное обещало стать незабываемым в этот вечер. Кавалеры улыбались дамам, дамы хихикали и ждали начала спектакля. Раздался первый звонок.
Рация прошелестела: «Все на позициях».
 После короткой паузы: «Коля в норме».
Настя нажала кнопку: «Спасибо».
 Раздался второй звонок.
Гул в зале утих.
Настя снова нажала кнопку: «Начали».
Занавес открылся.
 Первые 15 минут Настя пристально смотрела на Колю, ждала, что он сдастся, но он был шикарен! Он играл в разы лучше, чем на репетициях. Он четко говорил все необходимые слова, менял интонации, как она просила, двигался уверенно и грациозно, как она учила его. Настя смотрела и верила своим героям на сцене! Верила в их чувства, жила вместе с ними! Её прекрасная Карла, наследница трона, боялась сказать о любви прекрасному Джиму, так как думала, что, получив ее сердце, он посмеется над ней, или воспользуется ее именем в своих целях. Она боялась гнева отца, который никогда не позволил бы ей быть с человеком, не имеющим высокого ранга, а Джим не смог жить так и ушел в команду пиратов искать свою смерть. Карла в слезах убежала в зал и скрылась в нише за шторой, а Джим начал свое плаванье на корабле.
Настя спустилась вниз, встала за кулисой и дальше стала наблюдать с новой точки. Зрители жили одной жизнью с героями. Они переставали дышать, когда Джим был в опасности, они смеялись, когда пираты шутили, они вздыхали, когда он тоскливо пел на корме о своей возлюбленной. Переживания Насти ушли, Коля чувствовал себя хорошо. Весь спектакль шел идеально. Настя удивленно поняла, что уже близка сцена, в которой друзья-пираты предложили Джиму ограбить город, в котором осталась его возлюбленная и похитить ее, заставить любить его силой. Настя любовалась своим детищем, любовалась своей командой, где никто не подвел ее, где все были одним целым. Джим гордо вскочил на нос корабля и закричал:
 «Дрожите жалкие слабаки! Я не позволю кому-то быть выше меня! И указывать мне! Я добьюсь её любви! Или погибну!»
Настя нажала кнопку рации: «Корабль полный вперед!»
Корабль медленно начал движение. И тут Настю пронзил ужас. Ей казалось, она слышала, как капля пота поползла  с шеи вниз по её спине.  Она отвлеклась и потеряла фокус в самом начале, её взволновало состояние актера, и она забыла о самом главном. Она не проследила, чтобы закрепили трос.
Она сорвалась с места и уже через мгновение была за кулисами у троса, который валялся на полу. Она нелепо ухватилась за этот трос, который толщиной был шире её руки, пытаясь удержать его, но ее веса и сил не хватало даже замедлить его движение. Она уперлась ногами в пол и трос начал рвать кожу на ее руках. Нога на высоком каблуке подвернулась, и она упала на колени, прямо на металлические сваи на полу. Слезы брызнули из глаз от боли, и она за одну секунду увидела в своей голове все, что произойдет в зале её театра дальше.
Она увидела, как конструкция из железа и дерева падает на зрителей, как в зале происходит давка. Увидела и кровь, и сломанные кости. Увидела ужас на лицах людей. Увидела слезы на лицах родственников погибших.  И все судебные иски, которые будут написаны  на нее и её театр. Она зажмурилась, и в самый последний момент она почувствовала какое-то изменение. Тросс перестал ее тащить. Она резко обернулась – все были тут. Монтажники, гримеры, костюмеры, часть актерской команды, худруки, они дружно схватили трос и вставили крюк в кольцо на стене. В зале раздался восторженный толи вздох толи вскрик сотен людей.  Медсестра, которая согласилась контролировать состояние Коли, возникла рядом:
– Анастасия Михайловна, давайте пройдем в сторонку, обработаем раны.
– Нет-нет, извините, мне нужно идти.
Она спешно встала, зачем-то попыталась смахнуть пыль с порванного подола, замарала его кровью с ладоней, сама себе под нос пробормотала:
– Фильм ужасов какой-то.
И быстро пошла на прежнее место. Корабль гордо висел над зрителями, среди рядов происходила борьба на шпагах. Складывалось ощущение, что весь зал борется за свободу, везде мерцали острые сабли и слышались вскрики. И среди общего шума, раздался звонкий крик Карлы:
– Я люблю! Я всегда любила тебя! Я люблю тебя, Джим!
Секунда, три секунды, семь секунд:
– Я люблю тебя, Джим! Я любила тебя все это время!
Десятки сабель со звоном упали на пол. Джим услышал её. Взбежал на причал, взял её хрупкое тело на руки, закружил. Настя глазами нашла на полу рацию, подобрала, нажала кнопку: «Укатывайте корабль на место».
Корабль стал отплывать в глубину зала, а Коля на руках поднял Карлу на сцену, поставил на ноги, взял ее лицо в свои руки:
– Прости меня. Я чувствовал твою любовь все это время, но отказывался верить своим чувствам. Моя глупость привела к таким разрушениям.
Он в ужасе посмотрел вокруг. Прижал её к себе. Весь зал был в имитации дыма, всплесках света и шуме пожара.
– Еще не поздно все исправить! – С торжеством произнесла Карла. – Главное, что ты меня услышал!
Настя спокойно закрыла глаза. Они справились. До конца спектакля оставались считанные минуты, и по окончании она должна была выйти с речью к зрителям. Она быстро прошла в костюмерную, достала с полки обрез черной ткани с золотым тиснением, парой булавок прицепила его к поясу, чтобы скрыть порванный подол и кровь на нем. Нашла шелковые в тон ткани перчатки, шипя от боли, натянула их на руки. На свои ладони она просто старалась не смотреть, кожа болталась какими-то рваными кусками, и кровь никак не переставала капать. Зал вдалеке взорвался аплодисментами и криками «Браво!».
Ровным шагом она дошла до кулис, взяла из чьих-то рук огромный букет роз, чтобы спрятать свои руки и уверенно прошла в центр сцены именно в то мгновение, когда её актеры поклонились зрителям.
 Работник сцены  поставил  перед ней микрофон. Свет прожекторов бил в лицо, она не могла видеть лиц гостей своего зала, но слышала тихий взволнованный шепот.
– Дорогие зрители! Я очень благодарна всем, кто сегодня пришел на мой спектакль. Я знаю, что многие уже ждали традиционной апрельской премьеры, и с радостью сообщаю, что спектакль был юбилейным – пятым. Я благодарна вам за ваши теплые отзывы о нашей работе во всех средствах массовой информации, благодарна вам всем. Я не знаю, чего вы ждали, покупая билеты, не знаю, о чем думали, занимая свое место в зале, но я искренне верю, что смогла хоть на мгновение передать вам важность любви в жизни каждого из нас. – Зал прервал ее аплодисментами. – Дорогие друзья! Если любите, говорите об этом! Я не прощаюсь с вами, впереди нас ждут новые премьеры и открытия, главное, помните: двери этого театра всегда открыты для вас.
Она низко поклонилась, и поспешила уйти со сцены, голова кружилась невыносимо. Зал снова наполнился аплодисментами, но уже более спокойно, сдержанно, в этих аплодисментах был не восторг, а уважение.
Настя прислонилась к стене, чтобы не потерять равновесие, ей хотелось дождаться каждого, кто принимал участие в представлении, и лично пожать руку. Аплодисменты казались бесконечными и пульсировали где-то в самом центре головы. Среди общего гула Настя услышала отдельные хлопки, ровные, громкие, но не из зала, а у себя за спиной. Она обернулась.
Андрей Соколов еще был тут, она попыталась улыбнуться ему, но сознание стало гаснуть. Она почувствовала, как он подхватил ее на руки, и провалилась в нечто среднее между обмороком и сном.
Глава 9.
Она приходила в себя медленно, вспышками ощущений и чувств. Все началось с саднящей боли в ладонях, за ней ноющие ощущения в ногах, потом сухость во рту. Она не хотела открывать глаз, прямо в лицо бил какой-то свет и она не хотела, чтобы он резал глаза спросонья.  Под головой была не подушка, было что-то в меру твердое и в меру мягкое. Это были ноги, скорее мужские, чем женские. И кто-то гладил ее по голове и по предплечью по очереди. Это было приятно, как в детстве, когда она болела и лежала так же у мамы на коленях. Обоняние тоже проснулось, и она почувствовала аромат парфюма. Это был Андрей.
– Андрей, мне нужно знать, как себя чувствует Николай.
Она стала вспоминать, где ее телефон, но вставать не спешила. Впрочем, как и открывать глаза.
– С ним все в порядке. После спектакля он уехал в больницу. Это была не инфекция, а элементарное отравление. От обильной рвоты все вышло. Без последствий.
– Зачем ты здесь?
– У меня было две причины, чтобы остаться. Первая, это свидание.
– Извини. Я же сказала, что не могу встречаться с мужчиной, который уже имеет  какие-либо отношения с другой женщиной. Я не буду с тобой спать.
– Почему?
– Потому что у меня есть принципы, и я не планирую их нарушать.
– Отвратительные принципы, надо их менять, так уже никто не живет.
Она знала, что он шутит, голос смеялся, но в тоже время досадовал, ведь хотел он её не в шутку. Настя открыла глаза, как она и думала, они были в её кабинете, она устало вздохнула и решила пошутить в ответ:
– Ну и пусть они будут отвратительными, я не собираюсь из-за сомнительно удовольствия переступать через свои принципы.
– Почему сомнительного?
– Потому что я сомневаюсь, что ты сможешь доставить мне удовольствие.
Андрей ничего не стал отвечать, поерзал под ее головой, достал телефон,  она услышала гудки.
– Лиля, здравствуй. Я намерен разорвать с тобой все отношения. – Настя резко села, это было бредом, ради свидания расставаться со своей невестой. – Нет, я принял решение. Нет, мне плевать на твоих любовников. Ты же сама знаешь, что наши отношения были ради плотской утехи. Не кричи.
Но она продолжала что-то кричать в трубку, а он просто отключился, провел еще несколько коротких манипуляций в телефоне, как догадалась Настя, заблокировал номер уже бывшей девушки.
Настя посмотрела на часы пять утра. В лицо ей оказывается била всего лишь настольная лампа. Было странно проснуться так быстро, обычно она спала целый день после премьеры. Она посмотрела на руки. Аккуратные повязки, аптечка на столе. Возле стола валяется тот кусок ткани, который она приколола, чтобы скрыть рваный подол.
– Я немного привел тебя в порядок, пока ты спала. – Сказал он, проследив её взгляд. – Ты могла уколоться булавкой, на ноге тоже ссадина приличная. – Настя подняла подол, оказывается, там тоже была повязка, чуть ниже колена. – А потом любовался твоим сном.
– Ты сказал, что причин остаться было две, ты раскроешь мне смысл второй?
 Она легла головой на подлокотник дивана, лицом к нему, руки аккуратно сложила на живот, ноги на его ноги. Его жест расставания со своей девушкой абсолютно не произвел на нее впечатления, как и первая причина остаться, и она очень надеялась, что второй причиной он спасет свое положение.
– Ты до сих пор переживаешь о том, что не говорила мужу о любви. Я понял это, только просмотрев твой блестящий  спектакль до конца. – Она напряглась, а он стал гладить её ноги, это не помогло снять напряжение, и он продолжил. – В то утро он позвонил мне и сказал, что скоро приедет. Сказал, что он поражен тем, что когда-то сомневался в любви своей жены. Сказал, что утром увидел в твоих глазах такую преданную любовь, что ему стало страшно, достоин ли он. Он и правда переживал до этого о том, что ты не говорила о любви вслух. Но не в тот день. В тот день он знал, что его жена его любит.
Её глаза как блюдца наполнились слезами, но слезы не выливались, она смотрела куда-то сквозь Андрея, а он смотрел на нее.
– Соколик? – Еле слышно спросила она.
– Да, я его друг Соколик.
– Почему ты не говорил раньше?
– Я не знал, что тебе это нужно. Я понял это, пока ты спала. Понял, что должен сказать.
– Спасибо, Андрей.
Она облегченно вздохнула и закрыла глаза. Внутри ее души загорелся сейчас маленький светлячок.  Это была самая важная информация за столь долгое время. Информация, зная которую, можно было жить.
– Давай я увезу тебя домой?
– Давай.
Она не успела собраться с мыслями, а он уже подхватил ее на руки, повесил ее сумочку к себе на плечо и вынес важный груз из здания. Посадил Настю в свою машину. Выехал на дорогу.
– Ты всегда так аккуратно ездишь? – Он ехал очень медленно, скорость была даже ниже скоростного ограничения, которое было на знаках. Он не ответил, но она знала, что едет он медленно, чтобы побыть с ней. И это было приятно. – Расскажи мне еще что-нибудь про Игоря.
– Сложно. Сложно рассказывать о нем. Он был многогранным и живым. Ты лучше меня о нем можешь рассказать.
Настя кивнула, улыбнулась и отвернулась к окну. Сейчас ей было так тепло и так светло внутри, что она даже говорить не могла, просто улыбалась, а Андрей не смел прерывать её тишину. Так они и промолчали до тех пор, пока машина не остановилась на парковке её дома.
– Приехали.
Он снова взял ее на руки и понес к лифту.
– Ты нарочно забыл мои туфли в театре, чтобы я не имела возможности ходить по ледяному тротуару и напроситься, таким образом, ко мне?
– Да. Еще я планирую предложить тебе помощь в приготовлении завтрака. Ведь твои руки теперь будут ограничивать круг привычных действий.
– У меня есть творог. Мне не нужно есть на завтрак что-то более замысловатое. Я утром позвоню маме и позову пожить у меня.
– Я помогу тебе снять платье. – Он поставил ее на пол у двери, нашел в сумочке ключи, открыл дверь, взял ее на руки, внес, дверь захлопнулась, он поставил ее посреди гостиной в полумраке предрассветного часа.  – Я расстегну все  эти маленькие пуговки на твоей спине, потом разбинтую твои руки, помогу тебе принять душ, и уложу спать. – Он говорил это ей в затылок, прямо в её высокую прическу, а по ее телу волнами проносились мириады горячих мурашек. – Выдыхай воздух, это всего лишь забота о ближнем. Ты же отказываешь мне  в свидании.
Она протяжно выдохнула и снова набрала полную грудь воздуха.  А он кончиками пальцев пробежал по ее плечам и прикоснулся к первой пуговице. Пуговицы послушно расстегивались, высвобождая ее обнаженную спину. Он не успел расстегнуть последние пуговки на корсете, и ткань скользнула на пол. Настя стояла перед  ним спиной, и её тело было прикрыто  лишь черной полосой кружевных трусиков, которые держались лишь на бедрах. У него в голове все закружилось и стало пульсировать от желания, но он снял с себя пиджак, бросил его на диван, а снятую с себя рубашку надел на неё.
– Давай посмотрим, как там твои руки.
 Она послушно повернулась и протянула ему обе руки. Он быстро развернул бинты и встревожено осмотрел руки. В нескольких местах разрывы были глубокими, но ранки начали подсыхать. Он переживал из-за ржавчины и пыли на тросе, которая могла попасть в раны, но нагноений не было. На ноге была неглубокая ссадина и большой опухший синяк. Он подул на ладони, затем на колено, поднял на нее глаза:
– Я могу помочь тебе принять душ? Или с этим связаны еще какие-то принципы?
– Помоги.
Она пошла в душ, он следом, перед ванной комнатой она скинула рубашку, а он брюки и носки. Она снова стояла спиной к нему, только теперь и он был в одних боксерах и боялся, что она повернется и увидит, насколько он возбужден. Он включил воду и стал вынимать шпильки из ее прически. Золотые локоны стали падать в низ, касались его рук, груди, лица.
– Не думал, что это так сложно. – Хрипло прошептал он.
– А почему ты сдерживаешь себя?
 Она повернула голову, только голову, он смог увидеть лишь ее профиль и улыбку на губах.
– Ты не дала согласия.
– Согласия на что?
– На свидание, на отношения, на то, чтобы быть моей сегодня.
– Твоей я не стану ни сегодня, ни завтра.
Он взял губку, налил на нее гель, вспенил, стал плавно массировать ею тело Насти. Настя поддалась назад, прижалась к нему. Запустила руку в его боксеры и лишь кончиками пальцев дотронулась до его плоти.
– Что же ты делаешь не моя женщина?
– Пытаюсь понять, что тебя останавливает.
– Останавливает то, что утром ты выкинешь меня, как щенка, из своей квартиры, а потом я снова буду искать повод к тебе попасть.
– Если ты сейчас же не прекратишь сомневаться, я выкину тебя сегодня.
 Она сказала это шутливо и ласково, но он понял, что говорит она серьезно. Он развернул ее к себе лицом и впился в ее губы.  Ему хотелось навсегда прирасти к ее телу, влиться в него, врасти. Он, не отпуская,  подхватил ее, прижал к стене, почувствовал, как ногами она крепко сжимает его талию и уже ничто не могло его остановить. Он забылся в ощущениях, потерял счет времени, перестал понимать – где он. Он только чувствовал её тело и боялся, что оно исчезнет как в тех снах, которые ему снились очень часто.
***
– Тебе, наверное, холодно. – Он испуганно поднялся на локти. Она лежала под ним на холодном кафеле и спокойно рассматривала его лицо.
– Нет, но хотелось бы место более удобное для сна.
За окном уже давно светило солнце, но ей было все равно. Она планировала спать.
Он пружинисто встал и легко подхватил её на руки.
– Где спальня? – Она показала ему глазами куда идти. – Я могу остаться? – Он сел на одеяло, которым укрыл её, она уютно закуталась, закрыла глаза.
– Зачем, Андрей? Не стоит строить со мной отношений, водить на свидания. Это все пустое.
– Но я могу попытаться?
– Можешь.
 И она провалилась в сон, а он сиротливо собрал свои вещи, оделся и был вынужден уйти.
Глава 10.
Никто не ждал Настю на работе уже через день после спектакля, но она пришла рано утром в синем брючном костюме, в шелковых в тон костюму перчатках, которые скрывали её раны на ладонях, и маленькой шляпке. Она решительно вошла и засияла так, что вахтерша забыла куда шла. Её директор никогда не излучала столько счастья. Да, она всегда была приветлива, вежлива и добра со всеми, но сегодня она была абсолютно новой. И улыбка её была необыкновенна.
Она вошла в здание и замерла:
– Людмила Николаевна! Как же у нас красиво!
И легкой походкой пошла дальше и всем она улыбалась, и смеялась над всякими глупостями. Смеялась звонко и легкомысленно, все замирали в кабинетах от этого смеха и не верили, что это смеется Анастасия Михайловна.
Еще до обеда ей принесли новый букет от Андрея, она восторженно обняла пестрый букет и уткнулась в него лицом, после чего достала вазу и аккуратно поставила в нее цветы.  Забежала Вера:
– Мы обедаем сегодня где? Ого, ты цветы в вазу поставила?
 Глаза Веры стали круглыми, и рот открылся. Насте хотелось рассмеяться, и она собрала все силы, чтобы сдержаться.
– Ну.
– Ллладно. Тут обедаем?
– Ага. Скажешь Любовь Николаевне?
– Скажу.
Вера вышла, озадаченно постояла пару минут, и ушла. Настя достала телефон и написала Андрею сообщение:
 «Спасибо! Они превосходны!».
И такой она была целый день и еще один день, а потом неделю, месяц. Она снова стала ездить в детские дома, играла с детьми, дарила подарки и играла с ними, потом ехала в больницу к больным детям и проводила время с ними.
 Она попросила режиссера поставить комедию к летнему периоду. Она каждое утро стала начинать с короткой планерки, где все раздавали друг другу записки с комплиментами, пожеланиями, предсказаниями и смешными рисунками. Она чувствовала нескончаемый поток  сил и радости, который появился в ней от одного лишь знания, что ее муж знал о её любви. Это знание настолько наполнило её, что первые часы это было даже страшно – так много чувствовать. Андрей не звонил ей после той ночи, просто посылал цветы, а она посылала сообщения в благодарность.
Неожиданно нагрянуло лето, жаркое, солнечное, но в тоже время свежее и легкое. Настя целыми днями была в театре, помогала везде, где это было возможно. В столовой, в гримерке, в костюмерной, в методическом отделе. Она не уставала, и чувствовала себя так, будто вернулась в тот год, когда впервые устроилась в библиотеку.  Она стала часто приветствовать коллег объятиями, стала забегать в разные отделы на чай, стала интересоваться всем, что происходило вокруг.
Иногда она вспоминала Андрея, казалось странным, что он не приезжает к ней. И в один из дней она обнаружила, что уже три дня не было букетов, а последний присланный уже начал уныло жухнуть на большом трельяже. Она собиралась домой, на улице было пасмурно, и ветрено. В кабинет она забежала только за накидкой, и эта мысль о цветах остановила её. Настя достала из кармана платья телефон, стала искать номер Андрея, чтобы позвонить, но дверь открылась.
Перед ней был сам Андрей, с маленьким букетиком ранункулюса в руках.
– О, Андрей! У меня есть мясо и свежая зелень с маминой дачи. Поедем ко мне. – Он так растерялся, что даже не протянул ей цветов. – У тебя лицо такое смешное!- Она залилась звонким смехом, подошла к нему, чмокнула в щеку, взяла букетик. – Какая красота!
Он обнял ее за талию, вдохнул аромат её волос, рассыпанных по плечам.
– Ты будто долго была больна и вылечилась. – Невольно вырвалось у него.
– Так ведь это ты меня вылечил! У меня раньше внутри все было пусто, и больно, а теперь там так много всего и так радостно. Я скучала и голодная! Поехали ко мне!
Она за руку повела его из здания театра к машине.
– Где ты так долго пропадал?
– Я работал, теперь у меня деловая поездка и я не смог не зайти.
– Андрей, ты знаешь, я вижу цвет. Я определенно стала видеть больше цветов, и смех. Я иногда так легкомысленно смеюсь, что мне становится стыдно.
Она очень хорошо водила машину, очень внимательно, и позволила себе посмотреть на Андрея, лишь тогда, когда остановилась на светофоре.
– Почему тебе стыдно за свой смех?
 Андрей улыбнулся ей как-то растерянно, но она не смогла задуматься об этом, потому что загорелся зеленый.
– Потому что отвыкла это делать, я смеялась так только с Игорем, но ведь он бы хотел, чтобы я продолжала.
– Несомненно.
 Он горько хмыкнул, но она, увлеченная движением на дороге, не видела этого.
– Я тут недавно чуть не решила продать все свои активы. Почему-то такой беспорядок в делах оказался. С транспортной компанией проблемы, в поставщиками, с оборудованьем. И что самое удивительное – все одновременно. Повезло, что в тот день я поехала в один пансионат, который у родителей в Подмосковье, прямо рядом с домом, там один мальчик, Никита, нарисовал меня, как ангела, который имеет огромные крылья, а в каждом перышке подарок для детей. Ему пять лет, но с ним я поняла, что не имею права уходить в отставку.
Настя прервалась, Андрей кивнул ей, но промолчал, поэтому она продолжила:
– Я даже подумала, что мне пора становиться матерью. Конечно, мне пока сложно выбрать, от кого родить, но ведь можно стать мамой, например, Никите. Это же так просто!
– Это ты так дразнишь меня?
 Андрей начинал злиться на нее, он не понимал, почему только с её стороны он не видит всепоглощающего желания стать его женой.  Он привык, что женщины вешаются на него и ищут возможность встретиться, но никак не наоборот. Он больше месяца ждал, что она позвонит, или что приедет, он постоянно проверял телефон, но получал лишь вежливую благодарность за цветы. Этой ночью она приснилась ему, и во сне она его любила. Он все утро крутил этот сон в голове, и уже в обед мчался в Москву, чтобы просто увидеть эту женщину.
– Почему ты так решил?
– Из скольких кандидатур ты выбираешь отца ребенку, и есть ли моя скромная персона в твоем списке?
– Андрей!
Она звонко расхохоталась, но ответа он так и не услышал.
Они подъехали к её дому, и она поспешила к лифту, а дома быстро стала готовить ужин. Она рассказывала всевозможные смешные истории из жизни ее театра и так быстро передвигалась от плиты к столу, от стола к дивану, от дивана к плите, что подол её желтого платья разлетался как солнечный всполох за ней, а Андрей молча любовался ею, лишь иногда вставляя какие-то короткие полуфразы, полуреплики. Разнообразие её легкой болтовни увлекало его, и он уже не мог вспомнить, как злился полчаса назад в машине. Он еще не был знаком с такой Настей. С обновленной и живой. В новой Насте разом сплелись все качества, которые он привык видеть в разных женщинах – кокетство, мудрость, азарт, интерес к жизни, уверенность в себе. Она понял, насколько подавленной она была раньше, и его поражало, какой многогранной он видел её теперь.
Он не смог прийти в себя даже когда доел мясо и оказался в её постели. Он потерялся в её ласках, в её нежном, но требовательном шепоте, в её движениях, то плавных, то таких неожиданно резких. Он не верил своим глазам, когда после секса она отдохнула ровно несколько минут и выскользнула из постели, как нимфа, завернулась в шелковую простыню, и ушла, куда-то на лоджию.
Для восстановления собственных сил ему понадобилось лежать еще какое-то время, и к ней на лоджию он пришел только после душа. Она стояла все так же в простыне и разглядывала зеленый город вокруг. Прошел небольшой дождь и воздух был очень свежим, на горизонте мелькнуло солнце и все засветилось, весь город, дома, деревья, дороги, машины.
– Вон на том дереве живут птицы. Вон там. Далеко, конечно, но все равно видно.
 Она указала куда-то так далеко, что он даже не понял, что именно она имела в виду. Но её лицо светилось такой радостью, казалось, что все капли, которые мерцали сейчас на улице, светили только на нее и для нее.
– Какая же ты красивая! – Он просто не сдержался, прижал её, а она прильнула, теплая и такая нежная. – Настя! – Он развернул её к себе лицом, провел пальцами по щеке, по губам. – Мне так хорошо с тобой, ты необыкновенная женщина, стань моей, прошу тебя!
Его голос сорвался до шепота, на секунду он испугался, что она сейчас снова будет смеяться, или что скажет что-то такое, от чего его слова потеряют смысл, но он не угадал. Её реакция оказалась совсем иной.
Настя отпрянула, в её глазах был испуг и удивление одновременно:
– Но ведь я не могу выйти замуж!
– Почему? – Она не ответила, лишь еще на шаг отступила от него. – Твой муж умер много лет назад. Ты молодая и живая. Я люблю тебя так давно, Настя! Помнишь тот семинар? В Питере. Я тогда увидел тебя в толпе других людей и меня будто током пронзило! Такая красивая! А теперь я знаю тебя, и понимаю, что твоя красота лишь часть той красоты, что внутри тебя.
 Он запнулся, её лицо не выражало ничего кроме недоумения. Она задрожала, и губы её задрожали.
– Но ведь я не могу сделать вид, что могу полюбить тебя. Зачем тебе это нужно? Зачем тебе нужна жена, которая любит другого человека?
– Ты хочешь сказать, что до сих пор любишь покойного мужа? – Он почувствовал, как ярость подступает к горлу, поспешил отвернуться.
– Да, Андрей! Я люблю этого человека! Да, его не стало! Да, мне нужно как-то продолжать жить! Но я не могу так поступить с тобой! Как ты собрался жить с женщиной, которая не любит тебя!?
– Мне очень жаль, что…
 Он замолчал, а она неожиданно начала злиться. На себя, за то, что не может его любить, на него, за то, что он любит её и от этого ему больно. Её разозлило даже то, что сегодня она вообще привезла его к себе.
– Продолжай, Андрей! – Ей очень хотелось, чтобы сейчас он сказал, что-то такое, что успокоит её. Её мысли заметались в голове от нелепости получившегося разговора, она готова была уже сказать еще что-то, какую-нибудь шутку, чтобы конфликт просто нейтрализовался, но не успела, Андрей продолжил свою оборванную фразу.
– Мне очень жаль, что ты так сильно полюбила человека, который не был этого достоин.
Он, не торопясь, развернулся, и не успев понять чего-либо,  получил звонкую пощечину. Гладкое, холодное стекло было в её глазах. Его лицо вспыхнуло, а её побледнело. Она смотрела на него с такой ненавистью, что на мгновение ему показалось, что она может убить его. Но мгновением спустя он увидел, как тяжело она дышит. Увидел, как она дрожит и понял, что она просто разочаровалась в нем, после этих слов, и видеть его больше не хочет.
– Уходи.
– Я уйду. Но прежде чем уйти, я расскажу тебе историю, которую не должен рассказывать. Но больше молчать я не могу.
Он взял ее за руку, провел в комнату, толкнул в кресло, чтобы она села, сам придвинул стул и сел напротив. Глаза в глаза.
– Я расскажу тебе историю о четырех мальчишках, которые любили играть и считали себя самыми лучшими. Но пришла девчонка и победила всех.  Нас было четыре друга, Настя. Я, Игорь, Толик и Юрка. Ты знакома с каждым из нас, очень близко знакома. Так вот, все мы росли в подмосковном детском доме и легко выделялись из толпы, мы отличались от других ребят. Нас не интересовали скудные интересы наших товарищей, мы четверо хотели большего от жизни. Нас не интересовало пособие государства и бесплатное жилье. Мы не ждали, что за нами придут наши родители, не ждали чьей-либо доброты к нам. Нас интересовало нечто более важное. Нас интересовал большой, яркий мир полный богатства.
Он говорил очень медленно, произносил слова и наблюдал за её реакцией, но она замкнулась в себе, и её лицо не выражало эмоций, он остановился.
– Это ложь. У Игоря были родители.
 Настю стало трясти от злости, она не понимала, зачем он сейчас  все это придумывает. Она хотела встать, но он больно толкнул её обратно в кресло и даже слезы, которые покатились из её глаз, его сейчас не волновали.
– Ты хоть раз их видела?! Они звонили ему? Писали? Ты видела их фото? Он рассказывал тебе о них? Как их зовут? Где они?
Настя испуганно мотнула головой, она не хотела его слушать, но он действительно был сейчас прав. Ей хотелось, чтобы весь этот вечер был простой репетицией, как в её театре, но это происходило на самом деле, это была жизнь.
– Еще там, в детском доме, мы обнаружили, что каждого интересует свое направление. Мне нравилось выступать, Толику что-то перепродавать, Юрка увлекался политикой, а способность Игоря была уникальной. Неизвестно как он узнавал тайные подробности из жизни персонала нашего пристанища и шантажировал их. Даже психолога! Юлия Леонидовна, умнейшая женщина, и та пела под его дудку. Они платили ему деньги, и ни кому не приходила в голову мысль, что это мальчишка и его просто нужно наказывать за такое. Он умел воздействовать на людей. Полученными деньгами он делился с нами, конечно, ведь и мы помогали ему узнавать что-то о тех или иных людях. Людей, работающих в нашем приюте, было так много, что доход казался нескончаемым. Порой дело было даже не в деньгах: он добивался того, чтобы над нами не было контроля. Мы уходили, когда хотели, мы могли приводить в детский дом своих друзей, мы ели то, что нам нравилось. Мы жили своей жизнью там, где для остальных детей и подростков была жесткая диктатура. Но при этом нас не ненавидели другие дети.
Андрей замолчал, нервно потер шею, подбирая слова, снова посмотрел в лицо Насти – тот же ненавидящий взгляд, те же дрожащие от злости губы.
– Когда мы вышли из детского дома, то уже имели небольшой опыт обращения с деньгами. Каждый из нас ушел в интересующую его сферу. Я – в театральный, Толик – в экономический, Юра ушел учиться на политолога. Игорь же пошел работать в небольшую фирму по компьютерам и уже через месяц стал тайно вымогать деньги у директора. Потом сменил место, и история повторилась с новым директором. Через пять лет мы поняли, что это не работает. Жизнь за стенами детдома оказалась немного сложнее, чем мы думали. Я вылетел с учебы, не смог платить за сессии, растратил деньги на красивую жизнь. Толя попал в тюрьму на два года, Юра попал все-таки в Думу, но путем поедания других людей, а Игоря несколько раз жестоко избили, он каждый раз попадал в больницу и выйдя из нее продолжал свою деятельность в другом месте.
Настя не хотела все это слушать. Ей не хотелось этого слышать – она пыталась глушить его слова собственными мыслями, но ничего не получалось. Ей хотелось, чтобы он просто замолчал, но это не входило в его планы, он намеревался рассказать ей все.
– Однажды, собравшись вместе – мы разработали что-то вроде плана. Конечно, Юра был крышей, у него была куча связей, и поэтому изначально все держалось под его опекой. Я женился на богатой Яночке. Капризной Мальвине, которая любила только себя. Через нее сделал карьеру, потом развелся. Толя после колонии тоже набрался определенного опыта и с нашими деньгами смог стать выдающимся предпринимателем. А Игорь…
Андрей вновь замолчал, ушел на кухню налил воды в стакан, осушил его до дна, вернулся и продолжил, монотонно прохаживаясь мимо Насти от двери до окна.
– Все мы закружились в разных сферах, и знали разного рода людей имеющих свои тайны. И эти тайны мы передавали в руки Игоря, а он обрабатывал этих людей. Ты не представляешь, сколько люди готовы платить за свои тайны. Часть денег он переводил нам, а мы отвечали за его безопасность. Рисковал, конечно, только он один. Первые несколько лет все шло как по маслу. Мы решили, что ему нужно создать историю для отвода глаз, то есть жить нормально как все, с работой, с женой. Это была простая жадность, получить, как можно больше и не думать при этом о морали. Мы все продумали до мелочей. Он устроился секретарем, купил квартиру, женился на тебе. Конечно, со временем его начали искать, искали его такие структуры, что даже Юрка начал волноваться. Мы между собой встречались только в крайних случаях, чтобы невозможно было найти какую-то связь.  За несколько месяцев до его гибели нам пришлось экстренно собраться, потому что Игорю стали угрожать. Я не хочу рассказывать тебе всю ту грязь, которую мы как клубок накрутили за годы шантажа, не хочу сейчас даже вспоминать того, что творилось, но было решено, что Игорю нужно срочно пропадать с радаров. Совсем. Денег на его счету было уже так много, что истратить за жизнь сложно, и мы начали готовить вас с ним к переезду во Владивосток, сделали документы, купили на его новое имя квартиру там, назначили день, когда ваши с ним тела найдут в сгоревшем автомобиле. И тут все пошло не по плану. Он позвонил и сказал, что мы разыгрываем смерть только его и точка.
Настя всхлипнула:
– Хватит, пожалуйста, это все неправда.
– Я закончу. – Ледяным тоном сказал Андрей, подошел к ней, поднял лицо за подбородок, заглянул в полные слез глаза. – Он бросил тебя. Он сказал, что ему легче сделать вид, что он умер, чем признаться тебе во всем. Он струсил, Настя. Мы были в полном шоке. Мы уговаривали его подумать, дали время до пяти вечера, всю операцию заморозили, но он и в пять сказал, что летит один. Знаешь, как дословно звучали его слова: «Она быстро сможет пережить мою смерть». 
Твой Игорь улетел в новую жизнь, и живет с новой женой, у него две изумительные дочки. Но он проиграл, он ошибся в тебе. Размер твоей любви оказался больше смерти. А потом и мы по очереди вляпались.
Андрей взялся за голову, остановился, снова сел напротив Насти.
– Когда мы проводили Игоря, у каждого внутри осел тяжелый камень. Мы думали о тебе. Никто не знал тебя лично, но каждому было не по себе. Первый не выдержал Юрка, он сказал: «Да что мы так переживаем? Найдет она себе богатого мужика, да и выскочит замуж», ему было дико, что Игорь оставил тебя совсем без денег, он знал, где ты работаешь, знал уровень твоего дохода, поэтому думал, что ты купишься на чье-то богатство, а потом сам влюбился в тебя, а ты в него нет. Ни в него, ни в его богатство.
В голове Насти с самого начала включился фильм её жизни. Настойчивость Юры в отношении её, роскошь, которой он окружал её всё время их отношений. Голова у Насти начала кружиться, сильнее, сильнее, еще сильнее. Издалека она услышала Андрея, и её сознание вернулось в комнату.
– Толя думал, что ты просто полюбишь кого-то другого и уже через год выскочишь замуж снова, потому что сердце у тебя большое и не может без любви.  Не знаю, что тебя связывает с ним, но не так давно он мне заявил: «В этой девочке столько любви и нежности, что сложно представить, но она это все запечатала так крепко, что я даже рисковать не стану открывать этот тайник». Все ошиблись в тебе, все до одного.
Андрей зачем-то встал, но устало сел на стул обратно, посмотрел на Настю. Она смотрела в упор, как на врага, от которого исходит опасность.
– Я не верю тебе.
На самом деле где-то в глубине своего сознания, она уже поверила, но отказывалась от этого, ей хотелось, чтобы это было ложью, но в то же время, она желала всем своим существом, чтобы именно он – Андрей, был честен с ней. Она готова была к ложи всего мира, но не к его.
– Я знаю. – Он поднял с пола пиджак, который еще несколько часов назад она нежно сняла с его плеч, достал из внутреннего кармана визитку, положил на столик. – Он живет под именем Евгения, на визитке есть адрес его компании.
Он быстро оделся, сел у её ног на корточки, хотел что-то сказать, но она опередила:
– Ты обещал уйти, когда закончишь.
Он кивнул и вышел. Вдалеке хлопнула входная дверь. Настя, шатаясь, дошла до прихожей, часы показывали десять вечера, и впервые в жизни ей стало жутко находиться дома одной, она с тоской бродила по квартире, заходила в разные комнаты и не могла найти утешения. Она позвонила Степану:
– Степан, извини, что так поздно. Я утром срочно улетаю, не знаю, когда вернусь, оставляю все на тебе.
– Хорошо, можете не волноваться.
– Спасибо, Степа.
Она отключилась,  позвонила в аэропорт, заказала билет до Владивостока на утро. Уже в обед самолет должен был высадить её в городе, в который сейчас так страшно было лететь. Она собрала небольшую сумку, попробовала уснуть.
«Нет, я не верю ему. Не верю и не понимаю, зачем он это все придумал».
Она цеплялась за эту мысль, пыталась привыкнуть к ней, но не могла.
 Ей очень хотелось как-то оправдать Андрея, выставить это все ревностью, но в голове получался такой компот, такой ядовитый компот, что во рту становилось горько. Всю ночь она лежала, глядя в окно, иногда проваливалась в сон, но потом так резко просыпалась, будто кто-то ее толкнул. В 4 утра она перестала пытаться, просто сходила в душ и стала собираться в путь. Ей тяжело было о чем-либо думать в это утро, и она предпочла добавить звука в наушниках, чтобы не слышать свои мысли. В самолете она, наконец, уснула, и спала до самой посадки.
Глава 11.
Прилетев, она сразу поймала такси и судорожно назвала адрес с визитки. В машине у нее начался озноб, она чуть не забыла сумку с вещами, выронила деньги и пообещала себе, что выйдя из машины, возьмет себя в руки. Но оказавшись у здания, к которому её привезли, она забыла, как дышать.
Перед ней был огромный бизнес центр. Небо отражалось от его поверхности, и казалось что это не многоэтажный монолит, а вход в другой мир, полный облаков и солнечного света.  Настя простояла так минут 20, к ней подошел охранник.
– Добрый день, я могу вам помочь?
– Добрый день, к сожалению нет. Спасибо.
Он смотрел обеспокоенно, и она прекрасно его понимала, потому что помнила, какое лицо увидела в зеркале, выходя из дома. Она даже одеться не смогла нормально, не понимала, что одевают в самолет, забыла какое сейчас время года, но из-за бившей её дрожи натянула брюки из плотной ткани и блузку с длинным рукавом. Охранник так и стоял рядом, поэтому она шагнула вперед, по ступенькам вверх. Огромная дверь, лифт напротив входа. Она внимательно изучила план расположения офисов, нашла нужное название – семнадцатый этаж. Она пропустила, как оказалась внутри лифта, и как он доехал до нужного этажа.
Двери открылись – напротив дверей лифта был ресепшн. Она глупо встала напротив двух красивых девочек  у стойки, все вокруг жило своей жизнью, кто-то ходил с бумагами, звонил, где-то шумели принтеры. Девочки растянули улыбки, но она не знала, что им сказать.
– Вы на собеседование к Евгению Васильевичу? – Сердце ее дернулось внутри и застучало в ушах.
– Да.
– Он ждет вас. – И девушка грациозно  указала на дверь слева от Насти.
Словно в бреду, Настя подошла к двери, положила руку на массивную металлическую ручку и замерла. Она не знала, что она ожидает увидеть там, не знала, как потом будет жить с этим. Она не знала, сколько прошло времени, но среди общего шума она отчетливо услышала за спиной хихиканье и шепот:
 – Смотри, как она боится собеседования!
– Как бы ни пришлось доктора звать, хи-хи-хи. 
Настя вдохнула воздух, толкнула дверь, и шагнула внутрь. Кабинет был огромным и светлым, всю стену занимала панорама окна, и у этого окна стоял мужчина. Он стоял спиной к ней, но ему не нужно было поворачиваться, чтобы к горлу Насти подкатила то ли тошнота, то ли крик. Это был её Игорь. Она замерла в оцепенении и дверь за ее спиной мягко щелкнула, он повернулся к ней, несколько секунд смотрел ей прямо в глаза, а потом произнес:
– Настя! Моя Настёна!
 В его голосе было все – восторг, облегчение, счастье. Ей показалось, что одним шагом он оказался возле нее, прижал её к себе, и она смогла выдохнуть. Он говорил что-то, но она слышала его голос как обрывки, отдельные буквы. В глазах все мелькало и прыгало, Настя поняла, что просто теряет сознание, и Игорь понял это в одно мгновение с ней, он посадил её на кожаный диван, открыл дверь:
– Юля, отменяй все, что есть на сегодня.
– Евгений Васильевич, но у ваших детей концерт.
– Я сказал –  все отменяй!
– Марина Викторовна приедет через час.
– Меня нет даже для Марины.
Он закрыл дверь и сел рядом с Настей, она не могла разговаривать, она просто тихонько плакала в его кабинете, на его диване. Она не могла контролировать свое тело, силы покинули её и она начала скатываться, уронив лицо в сиденье. Он одним движением переложил её в свои руки, а она уткнулась ему в шею и затихла.
– Если ты здесь, значит, ты все знаешь, и нет смысла пытаться оправдаться перед тобой.
Он тяжело вздохнул, прижал её так крепко, как только мог.
– Я рад, что увидел тебя снова, я рад, что в твоих глазах нет ненависти, ты одна всегда видела меня лучшим из людей. Я совершил так много ошибок, Настя.
 Он задохнулся своими словами и поспешил вдохнуть запах её золотых волос, рассыпанных на его плечо. Он видел, что она хочет что-то сказать, но горло было сдавлено спазмом. Ему и самому сейчас было сложно, он крепче обнял её и начал спокойную исповедь, о которой мечтал так долго.
 – Ты знаешь, я первые полгода мечтал вернуться, рассказать тебе сказку о страшной мафии, которая напала на компанию, где я тогда работал и о том, что мне пришлось так поступить, и я знал, что ты поверишь. – Игорь засмеялся, грустно засмеялся. – Что ты поверишь мне, вопреки всему. Я тогда прилетел в Москву, сказал о своем решении Юре, а он недоуменно ответил, что ты уже его невеста и пригласил на какую-то светскую вечеринку. Я стоял в неприметном углу лестницы, и вошли вы – жених и невеста. Я глаз не мог оторвать от тебя, такая красивая ты была в тот вечер. Вы кружились в вальсе, а в моей голове ударял колокол: я вспоминал, сколько раз я виноват перед тобой, вспоминал каждую ошибку, которую совершил. Я не смог долго смотреть на вас, ушел в одну из комнат. Юра тогда пришел ко мне, извинился, но я не мог его винить. Я знал, как легко тебя можно полюбить.  Я улетел сразу, через несколько часов после бала, и больше не возвращался.  Женился на Марине. Родились девочки – Настя и Агапи.
Он замолчал. Долго рассматривал её.
– Юра прилетел в гости, когда Агапи был годик и рассказал о том, что обманул меня на том балу. Рассказал, как ты угощаешь каждый день всех пирожными, как ты плакала в годовщину моей смерти, он был в отчаянье и утверждал, что я должен лететь к тебе, что я должен  честно признаться тебе во всем, потому что без этой правды ты была мертвее любого мертвеца. Но я струсил. Я не хотел расставаться со своими девочками, и не хотел смотреть тебе в глаза после всего этого. Ведь то, что я поверил Юре, было такой нелепостью. Только человек, не знающий тебя, мог ему поверить, но ведь я знал тебя! Знал лучше, чем кто-либо, но все равно усомнился в твоей любви ко мне.
Настя подняла глаза, нежно дотронулась рукой до его лица, провела по его волосам, кончиками пальцев провела по родному изгибу губ, глаз.
– Я не знаю, как мне справиться с этим. Ведь теперь я должна сделать невозможное. Я когда-то похоронила тебя, а теперь я должна похоронить тебя в своей душе.
За толстой дверью послышался какой-то шум, громкие голоса. Настя поняла, что это приехала жена её мужа и эта женщина была в бешенстве, что его нет.
– Игорь, ты должен идти.
Она спокойно вытерла лицо от слез, улыбнулась ему.
– Я хочу побыть с тобой, ведь больше я никогда тебя не увижу. – Он был серьезным, он взял ее лицо в руки и очень близко смотрел в ее глаза и голос его дрожал. – Очень сложно, снова отпускать тебя.
– Ты не представляешь, какое это счастье – знать, что ты жив. Теперь нельзя менять ход игры. Догоняй свою семью, а я попробую все заново.
Он коснулся губами её виска, легко поставил её на ноги.
– У тебя все получится.
И решительно, не оглядываясь, вышел из кабинета.
 Настя медленно подошла к окну, посмотрела в низ, на парковку, ей было хорошо видно, как ему на руки бросились две малышки с золотыми головками, было видно, как его жена сперва сердито стояла в сторонке, а потом все-таки подошла и обняла мужа. Все они сели в машину, Игорь на мгновение задержался, поднял глаза и помахал ей рукой. Она знала, что он не видит её, но засмеялась и помахала в ответ. Он сел в автомобиль и  уехал. Уехал из её жизни, уехал навсегда, но уехал живым.
Настя подняла сумку, которую уронила когда вошла, вышла из кабинета, девочки на ресепшене больше не хихикали. Она спокойно дождалась лифта и поехала в низ. Телефон сердито зажужжал где-то в кармане. Звонил Настин брат, которого она не слышала больше года. Она испугалась, что что-то произошло с родителями, поэтому трубку взяла сразу.
– Паша, что случилось?
– Привет, Настя! Вот это вопросик! Я что звоню только в случае катастроф?
– Привет, нет. Просто сказала глупость.
Настя вышла на улицу, солнце было таким теплым и ярким, что она заулыбалась от удивления, ей моментально стало жарко в блузке и брюках, но она не помнила, есть ли что-то легкое из вещей в её дорожной сумке. Голос брата был таким звонким в телефоне, что хотелось срочно с ним встретиться и увидеть что это не голос звонкий, а все существо звонкое, яркое и воздушное.
– Настя, Анастасия Михайловна. – Павел попробовала сделать голос серьезным. – Мне нужно срочно  с вами встретиться. Я уже все предусмотрел, наша встреча прекрасно впишется в ваш график.
– Пашка, прекрати паясничать! Я все-таки старше, прояви уважение. Я сейчас не в Москве, иначе уже через час нашла бы тебя и отлупила.
– Не нашла бы, я не в Москве!
Настя даже глаза закатила от его непосредственности, и с сожалением подумала, что надо чаще звонить этому взрослому мальчишке, умеющему поднять настроение.
– Паш, ты мне просто так позвонил?
– Нет, конечно! У меня тут дело огромной важности. Я же в сфере туризма теперь работаю. Но не мог найти спонсора, дело прибыльное, но чтобы его развернуть, нужны были деньги. – Настя хотела возразить, что деньги-то как раз найти не трудно, но он опередил её: – Я знаю, что можно было обратиться к тебе, с отцом это обсудил, но он сказал, что для того, чтобы обрести лидерство нужно уметь бороться. Вот я и боролся.
– И? Ты нашел деньги?
– Да, я обратился к одному крупному предпринимателю со своим проектом, а он все обдумал и решил попробовать. Мы уже полгода сотрудничаем, и все шло хорошо, все довольны. Только утром он мне позвонил со странным допросом, какая следующая поездка, условия поездки, длительность, транспорт. Я сначала даже заволновался, но в итоге он обратился ко мне со странной просьбой.
– Слушай, я уже заинтригована.
– И не зря! – Павел беззаботно рассмеялся, потом издал пару странных звуков, подбирая слова, прокашлялся и только тогда продолжил. – Он попросил, чтобы я не говорил тебе об этом, но я же не умею так. В общем, он хочет поехать в эту поездку со мной, но с обязательным присутствием тебя.
– Меня? Кто это? – Первая мысль в её голове пронеслась об Андрее, но она быстро отмела её.
– Анатолий Лебедев. Он говорит, что узнав о том, что он будет там – ты не поедешь, а ему очень нужно с тобой встретиться и поговорить и именно в этой поездке.
– Так странно. Он мог и сам позвонить мне, и я … – Настя хотела сказать, что встретилась бы с ним, но поняла, что нет. Ведь он тоже знал об Игоре, видел, насколько она больна этим, и все годы молчал.
– Ты едешь? Отдохнешь, расслабишься, развеешься, посмотришь на брата, в конце концов!
– Я поеду, куда мне лететь?
– В Челябинск лети. Только скинь сообщение, когда посадка, а вообще выезжаем мы завтра рано утром.
– Паш, но мне же нужно сумку собрать какую-то. У меня при себе сейчас какой-то птичий набор одежды.
– А, это ерунда, не волнуйся, я сегодня к маме заеду и попрошу собрать тебе что-то подходящее.
– Хорошо, только у мамы там моих вещей ограниченное число, не знаю даже, что она там соберет. Ну, неважно, в общем, увидимся, Паш.
– Пока!
Настя отключилась и села на скамейку, очень хотелось спать, но не на скамейке же ложиться. Она рассматривала прохожих, улыбалась им. Голова была полной, в ней все смешалось и запуталось. Настя  перестала понимать, что реальность, а что иллюзия реальности  и поэтому не могла заставить себя встать и пойти куда-то. Она просидела еще час, а потом набралась сил и пошла вдоль улицы. Ноги несли её неизвестно куда, и она радовалась, что в голове пропала сумятица, совсем не было мыслей, только картинки города и лиц меняются вокруг. Снова позвонил Паша, сказал, что скоро вылетает и Настя вспомнила, что и ей надо лететь. Она поймала такси, хотела вздремнуть в машине, но водитель так много разговаривал с ней, что она из вежливости поддерживала разговор.
«Ничего, в самолете пару часов посплю».
Подумала Настя, но в самолете рядом с ней села бабушка, которая рассказала за время перелета историю своей жизни, своих детей и внуков.
«Ничего, посплю в гостинице».
 У нее так устали глаза, что она даже Пашу, не сразу узнала, который встретил её в аэропорту. Паша сразу усадил её в какой-то автобус, где было полно людей, и болтал с ней о том какой у него интересный бизнес, а она улыбалась и мечтала оказаться в своем гостиничном номере, где можно хорошо выспаться. В итоге Паша понял, что она не в состоянии воспринимать информацию, он просто положил её голову к себе на плечо и замолчал. Автобус остановился, Настя облегченно вздохнула,  но оказалось, что никакой гостиницы не будет. Автобус полный туристов остановился среди леса у огромного озера.
– Паш, это что? – Настя не возмущалась и не нервничала, просто её мозг отказывался что-либо понимать после событий последних суток.
– Это озеро, ты посиди часок, сейчас выгрузим все и я твою палатку поставлю первой, чтобы ты сразу отдохнуть могла. 
Настя не сердилась на него и не стала спорить, просто кивнула и несмело вышла на поляну, где они остановились. Вид был прекрасным, но мысль о палатке её пугала. Она даже в детстве не спала в палатке. Она достала телефон, конечно связи здесь не было. Где-то рядом с автобусом зашумел генератор, можно было подключить зарядное устройство, но Настя поняла, что в этом нет смысла. Она села спиной к дереву и стала наблюдать, как все на этой большой поляне занимались чем-то полезным, и не хотела шевелиться. Единственное что ей сейчас нравилось, это то, что на нее не обращали внимания. Через полчаса ей стало нравиться, что в этом лесу не нужно будет делать прическу и макияж. Еще через час она вспомнила, что Паша обещал привезти вещи, и увидела в куче багажа мамину любимую дорожную сумку. В собранной мамой сумке нашлись джинсы, свитер, пара маек, сланцы, кроссовки, а главное купальник и шорты. Она ушла в лес, там переоделась в купальник и шорты, и нашла новое место для отдыха  - песчаный берег. Через час Паша про нее вспомнил, и показал ей её высокую синюю палатку.
Она взяла сумку и забралась в уютное пространство тканевой комнаты. Внутри были заботливо собраны необходимые ей предметы палаточного быта: два теплых спальных мешка, яркий фонарь, коврик, не пропускающий холод от земли. Она собрала остатки сил и забралась в спальный мешок. Глаза закрылись, и она провалилась в сон.
Глава 12.
Настя проснулась от знакомого голоса вдалеке, она не стала открывать глаз и стала вспоминать, где она и чей это голос. Толя, голос принадлежал Толе. Она услышала звук расстегиваемой молнии и вспомнила, что спит в палатке, а молния – это замок её двери. Кто-то забрался в её «комнату» и тихонько сел рядом, ей было лень поворачивать лицо и вообще шевелиться, она смогла лишь глубоко вздохнуть.
– Андрей сказал мне, что ты знаешь правду.
 В голосе Толи была горечь и сожаление, Настю удивило это, но она не смогла себя заставить что-либо отвечать.  Анатолий расстелил второй спальный мешок рядом с ней, лег на него и сильными руками, как ребенка, положил голову Насти к себе на грудь, обнял, погладил по волосам.
– Толя, я не знаю, как мне теперь жить.
– Ты справишься, только дай себе время.
– Я любила человека, которого не знала. И вся моя жизнь была этой любовью. А теперь я узнала, что все это неправда, и что такого человека нет. Он был, но сегодня утром я поняла, что его уже нет. – Она всхлипнула и, достав руку из спального мешка, крепко прижалась к человеку, который так вовремя оказался рядом. – Останься сегодня тут, прошу тебя.
– Я не собираюсь отходить от тебя до тех пор, пока ты не восстановишься.
От его слов ей стало так спокойно, что она разрыдалась в голос. Так горько она не плакала даже в день похорон, даже в детстве, даже когда терпела неудачу, никогда она так не плакала, бессильно и обреченно.
Она не знала, когда она заснула снова, но, проснувшись, поняла, что до сих пор обнимает Толю, и что на улице раннее утро.  Птицы кричали разными голосами, и где-то был слышен плеск воды. Сквозь ткань палатки грело солнце, и в палатке было жарко. Она потерла лицо, убрала прилипшие волосы со лба, подняла глаза и увидела голубые добрые глаза, которые вопросительно на нее смотрели.
– Я хочу в озере искупаться. Можно?
– Тебе можно все, только я буду рядом, и не вздумай спорить, Анастасия Михайловна!
– Зачем ты приехал?
– У меня было много причин.
– Назовешь?
Он потер глаза, потянулся, сел, Настя тоже села.
– Андрей позвонил мне позавчера вечером и все рассказал, я немного узнал тебя за годы нашего знакомства и предположил, что одной тебе сейчас быть нельзя. Я не был уверен, что именно моя кандидатура должна быть рядом, но со мной тебе можно говорить об этом открыто, потому что я тоже хранитель тайны. Это что-то вроде искупления вины за то, что я сам не раскрыл тебе всех карт, прекрасно все зная.
– Почему же ты молчал, Толя?
– Я боялся сделать хуже.
Она опустила глаза в пол, комок в горле снова начал расти, и она поспешила выбраться из палатки. Палаточный городок еще спал, костер уже догорал, и маленькая струйка дыма поднималась к небу. Она скинула шорты и пошла к воде, на ходу сорвала с берега мелкие розовые цветочки на тонких стебельках и вплела их в волосы. В детстве она всегда долго стояла на берегу, постепенно заходя глубже, чтобы привыкать к прохладе, но теперь она быстро вошла в воду по пояс и поплыла. В первое мгновение вода показалась ледяной и дыхание перехватило, но это очень быстро прошло, и она уже могла плыть ни о чем не думая. Настя слышала, что Толя тоже плывет где-то рядом, но не оборачивалась на него, потому что знала, что в его лице будет только тревога. Она проплыла около пятисот метров и остановилась, перевернулась на спину, расслабилась, закрыла глаза. Вода скрывала уши и казалось, что там плотные пробки, которые заглушают все звуки.
Толя не сказал ей настоящей причины – он боялся, что она захочет закончить жизнь самоубийством. И ей действительно хотелось этого. Она потеряла нить, которая была причиной держаться за жизнь, ведь все в её жизни сейчас оказалось поддельным. Всё, во что она верила.  Она не знала сколько так лежала, но лицо начало жечь от солнца, она открыла глаза и приняла вертикальное положение.
– Я думал, ты спишь.
– Ты можешь не волноваться – у меня не хватит эгоизма, чтобы умереть. Я знаю, насколько моим родным будет больно.
– Я рад.
Они поплыли к берегу, и она обнаружила, что в котле уже готов обед, а на поляне можно весело играть в футбол с остальными, что в лесу можно делать пробежку, а потом спать где тебе хочется, хоть на траве. Каждый приехавший был занят чем-то своим, но при этом был со всеми, это было настолько новым для Насти, что она втянулась в это природное безумие и наслаждалась им, как могла.
Она ходила за дровами в лес, приносила их и шла чистить картошку, потом бежала купаться, потом спешила кушать, потом играть на поляне, потом снова бежала купаться; она помогала надувать лодку, рыбачила, делала крепость из камней на берегу, собирала ягоды, а потом падала и засыпала. Засыпала там, где останавливалась: на песке, на траве, в воде, в лодке, в гамаке. Потом она просыпалась и продолжала. Ей казалось, что она живет в этом месте, где еда пахла дымом, где все смеялись просто так, от невесомой непонятной радости, всю жизнь.  Она ходила босиком, с удовольствием рассказывая вслух, что она при этом чувствует:
– Камни очень холодные! – Кричала она из глубины леса.
– Трава прохладная и нежная! – Кричала она с полянки.
-Песок очень горячий и щекотный! – Раздавалось с берега – все слышали эти её восторженные крики, но не знали, кому она их посвящает, а Настя и сама не знала, к кому она обращается, поэтому, ни от кого не ждала ответа. 
В дополнение к измазанным ногам она оцарапала руки, когда лазила на деревья, а её длинные волосы спутались, и в них уже некуда было воткнуть цветы, она была взрослой дикаркой, но не хотела об этом думать.
Все время за ней, как тень, следовал Толя. Он укрывал её, когда она спала, или же уносил в палатку. Напоминал ей, что нужно есть, доставал из сумки чистую одежду, одевал ей на голову бейсболку, чтобы лицо не сгорело от солнца, и, чтобы голова не закружилась от жары; наносил на нее солнцезащитный крем и подавал полотенце, когда она выходила из воды… Она будто его и не видела. Просыпаясь утром,  она видела его в соседнем спальном мешке, встречалась с ним взглядом, и тут же отводила глаза, вставала и уходила.
Павел вообще не думал переживать за нее, он хохотал над её видом, над рассеянностью и любопытством. Он виделся с сестрой редко и не знал, что такое поведение не похоже на нее. Она тоже смеялась, смеялась легко и звонко, но этот смех не имел отклика в сердце.
На третий день Павел повел всех на скальный массив в стороне от озера, сказал, что это место называют Шиханом. Настя собралась со всеми – Толя последовал за ней. Всю дорогу она молчала и собирала свою жизнь по крупицам в одно целое. Думала о том, что ей необходимо найти цель в жизни, заняться миссионерством, стала вспоминать, каким фондам она еще планировала помогать до этого. Но в эти мысли постоянно вплетался её последний разговор с Андреем, и она не заметила, как стала думать только о нем. Она поняла, что скучает по нему, но не знала, увидит ли его вновь. Она четко помнила, его взгляд после пощечины. Вспомнила, как горела её ладонь и представляла, как жгло его лицо от этого удара. Вспомнила, как сама попросила его уйти, как много раз выставляла его, не прощаясь, но он возвращался.
 Через полтора часа их группа из пятнадцати человек поднялась на вершину Шихана. Все восторженно фотографировали открывшийся вид на озера и густые яркие леса далеко внизу, а Настя обреченно села и пыталась смириться с мыслью, что жизнь её безнадежно разрушена. Она думала об Игоре, пыталась найти в себе обиду на него, но обиды не было. Он не был виноват, в том, что она считала его единственно важным для себя человеком.
– Все уходят.
Толя погладил её плечо, и она будто проснулась. Картинки воспоминаний сменились на реальность, и она вернулась в настоящее время.
– Как же долго я спала.
– Когда ты успела уснуть?
Удивился Толя и протянул ей руку помогая встать.
– Уснула я очень давно, много лет назад и вот все не могу до конца проснуться.
– Главное, что веки твои уже открылись.
Только Толя мог понять её, и сейчас он понял, о каком именно сне она говорит, и был рад, что в его силах чувствовать её мироощущение и быть ей полезным.
Спустившись обратно к озеру, Настя снова занялась бездумным вовлечением себя во все дела, которые могла там найти, потому что оставаться со своими мыслями наедине казалось просто невыносимым.
Так и прошли все пять дней, на которые была запланирована поездка. В последний вечер она с сожалением собрала все вещи в сумку, вычесала из волос все цветы и траву, которые там накопились, отмыла от песка и золы руки и ноги. Не хотелось уезжать, но и оставаться не было смысла, она забралась в палатку и надела последний чистый комплект белья. Толя вошел, внимательно рассмотрел её тело. Ссадины, местами ожоги от искр из костра, где-то кожа обветрилась и шелушилась.
– Давай-ка я намажу тебя мазью заживляющей, у Пашки твоего взял.
– Давай.
 Она легла на спальный мешок, а Толя стал не торопясь растирать ей руки, он смазывал каждый сантиметр, дул на царапины, целовал её кожу, вдыхал её запах, но не смел, делать эти прикосновения более осмысленными, чем простая забота. Это была ласка, но ласка, без последствий. Она возбуждала его, его влекло к её телу, но он знал, что больше не является её любовником. Насте было приятно чувствовать его руки, она помнила, на что он способен в постели, но теперь не хотела его, эти прикосновения воспринимались, как сеанс массажа. Он растер её, помог одеться, заплел её волосы в длинную косу, обернул спальным мешком. Она плотнее обернулась, чтобы согреться, прислонилась к Анатолию.
– Ощущение такое, что все эти дни ты убегаешь сама от себя.
– Да? – Настя так удивилась этим словам, что даже смутилась от них, захотела отползти в дальний угол палатки от стыда, но неожиданно поняла, что ей надо поговорить с ним. Поговорить искренне, ничего не утаивая и не скрывая, спросить все, что так волнует, и выплеснуть все что накопилось.
– Да, как с цепи сорвалась. Вылезаешь из палатки и понеслась. И носишься, пока не упадешь. А потом встаешь и снова как птица летаешь по поляне. Он тебе нужен этот мини футбол? У тебя ноги в синяках все! Тебе надо это плаванье наперегонки до посинения? А соревнования эти спортивные? 
– Конечно, нет. Просто мне нужно было лишить себя возможности думать, ты же знаешь.
– Знаю.
– Толя, в тот вечер, когда мы познакомились с тобой, ты же... – Она запнулась, отвела глаза, так и не смогла спросить его и от этого разозлилась на себя.
– Да, я знал, что Игорь приехал. Я знал, что Юрка ему нагло врет, но на тот момент я не знал тебя, и меня это не касалось. Теперь я бы поступил совсем иначе.
У Насти снова покатились слезы.
– Как все глупо, Толя! – Она закрыла лицо руками. – Я не понимаю, как это возможно? Почему я не узнала раньше?
– Я думаю, это бы не сильно изменило суть вещей.
– Это могло изменить самое главное.
Она вытерла слезы, и Толя увидел в её лице, что сейчас она поняла что-то очень важное. Что-то такое, что прямо сейчас изменило её жизнь.
– Андрей сказал, что вы все ошиблись во мне. Что Юра думал, что я смогу полюбить деньги, что Игорь думал, что я смерть его легко приму.
Толя перебил её:
– А я думал, что ты быстро влюбишься снова и выскочишь замуж.
– Да.
– Именно так и было, Настя. Все абсолютно верно.
– А Андрей?  Что же сказал Андрей?
Толя не сразу смог ей ответить, он устроился удобнее, лег, опершись головой на ладонь, напротив Насти.
– Он сказал, что нас не должно волновать твое будущее. Потому что с момента отъезда Игоря, ты перестала быть женой нашего друга. Он еще что-то тогда сказал, не помню точно, но суть была в том, что зачем вы вообще об этом думаете? Мы её никогда не встретим больше.
Он тихонько засмеялся, в палатке уже стало заметно темнее, и с наступлением темноты, стало прохладнее, Толя тоже залез в спальник.
– Что теперь об этом говорить, глупые мальчишки.
– Вы не могли меня знать и знать, что будет. Каждый мог оказаться прав.
– Но ты победила.
Она увидела его улыбку в темноте и улыбнулась в ответ.
– Я поняла, что очень привязана к Соколову. Понимаешь? Очень привязана. Я это случайно поняла. И с ним мне нравится быть, мне с ним спокойно и в тоже время внутри вулкан взрывается, но он так красиво это делает, этот вулкан, что только прыгать хочется от восторга и радости. Он честен со мной, и я хочу ему счастья.
– Значит, уже завтра вечером, из дома ты ему позвонишь.
– Нет, в том то и дело. Я обидела его. Я ему не поверила. Потому что он говорил невозможные вещи, которые оказались правдой. И он теперь, наверно, не вернется. И из-за этого я и бегу от себя, потому что оттолкнула человека, который так много лет спустя смог стать мне близким.
– Ты не можешь знать, вернется он или нет.
– Ты бы вернулся?
– Мы разные. И отношения с тобой у нас разные. Андрей любит тебя, я к тебе отношусь иначе. Ты сама это знаешь.
– Я очень глупая, Толя.
– Нет, это все люди глупые. Сначала обижаем других, потом сами от этого страдаем. И, если он твой человек, то он простит тебя. Да и вообще, ты не виновата перед ним, у тебя была адекватная реакция на то, что он рассказал. Не переживай из-за ерунды.
– Ладно. – Настя расстегнула палатку, легла вверх лицом, чтобы видеть звезды. – Хочу, чтобы звезда упала, загадать еще раз увидеть Андрея.
Анатолий любопытно всмотрелся в её лицо, и громко зашептал:
– Ты полюбила его! Настёна! Ты же по уши в него влюбилась.
– Да. Это так странно – любить настоящего человека. Не понимаю, почему я так долго гнала от себя это, боялась признаться себе и ему. Боялась, что это лишь влюбленность? Нет, мне же все равно было.
– Тебе никогда не было все равно, Настя! Ты получила порцию боли, и закрылась. Ты просто боялась снова потерять, снова болеть потерей.
– Знаешь, теперь я даже рада, что все это произошло. С этим я стала такой, какая я есть. И встретилась с теми людьми, с которыми должна была встретиться. Спасибо за игру, Анатолий.
Она протянула ему руку, для рукопожатия. Он сделал ответный жест и лег рядом, держа её ладонь в своей.  Она подарила ему улыбку и снова уставилась на звезды, хотела смотреть на них до рассвета, но уже через минуту уснула. 
Глава 13.
Вернувшись в Москву ей понадобилось еще несколько дней для того, чтобы привести себя в порядок. Она была дома, читала книги, сортировала электронные письма, обзванивала всех своих управляющих, быстро решала возникшие в её отсутствие проблемы. На работу она вернулась в понедельник, ждала бурную реакцию коллег, потерявших её, но оказалось, что на работе её никто даже не потерял, все было спокойно и шло по плану.
Она ждала, что ей передадут что-то от Андрея, но о нем никто ничего не сказал. Она терпеливо пошла к себе в кабинет, повернула ключ,  открыла дверь - цветов в кабинете не было. Она проверила автоответчик - ни пропущенных звонков, ни сообщений. Она достала телефон, хотела позвонить сама,  но не решилась. Убрала телефон в стол.
На столе лежала стопка приглашений на разные мероприятия: форумы, семинары, фестивали, выставки. Она лениво перебирала нарядные буклеты, и не могла понять стоит ли ей уделять этому время. Ей хотелось, чтобы позвонил Андрей, но думать об этом оказалось невыносимо, поэтому она достала из стопки одно из приглашений на семинар, посмотрела число. Завтрашний день, центр Москвы. Она разложила приглашения на столе, аккуратно разобрала их по дате проведения. Отложила в сторонку удаленные мероприятия. Получилось, что на ближайшие недели она каждый день может посещать разные программы, половина из которых были абсолютно бесполезными, но главное было, в том что можно отвлечься.
За рабочий день Насте удалось урегулировать все, что требовалось. Она расписала график служебного автомобиля, чтобы её поездки по разным театрам и домам культуры не выбили его из основной работы. Она утвердила план на месяц, подписала все отчеты, провела собеседование по приему на работу нового бухгалтера. Мелкие вопросы она отдала Степану.
Увлеченная работой она не заметила, как наступил вечер, на сцене играл концерт классической музыки, она отдаленно слышала его отзвуки в кабинете, но не могла разобрать, какие именно инструменты берут такие высокие ноты.
– Настюля, поехали домой? – Вера появилась так неожиданно, что Настя вздрогнула.
– Поехали, а что, уже концерт закончился?
– А ты что, когда-то ждала конца концерта?
– Нет.
– Ну и вот, поехали.
Настя встала, несколько раз провела расческой по волосам, подвела губы красной помадой, застегнула пуговку на пиджаке, взяла сумочку. Они вместе вышли на парковку.
– Вина?
Вера кивнула:
– Да, я у тебя могу остаться. Завтра вместе уедем.
– Хорошо, мне это нравится.
Они сели в машину Веры и помчались по вечернему городу.
– Вино у меня на заднем сиденье, нам хватит двух бутылок?
– Если не хватит, то мы найдем еще.
Уже дома Вера начала ворковать о своих новых отношениях с каким-то новым Никитой, это казалось любопытным, потому что отвлекало мысли от главного.
– Он такой милый, сказал, что давно наблюдает меня на сцене, ради меня был на многих спектаклях. Самое главное, что он симпатичный и обеспеченный. Я долго думала, стоит ли начинать, но ведь, знаешь, если он в меня влюблен, он будет обо мне заботиться, а что еще нужно женщине?
– Наверно, это и нужно.
Неуверенно ответила Настя, и, несмотря на увлекательный рассказ Веры о их первом свидании, погрузилась в свои собственные мысли. Она знала, что некрасиво слушать в одно ухо, знала, что невежливо вести разговор, думая о своем, но не могла ничего с собой поделать. Её мысли метались между четырьмя мужчинами, с судьбами которых она сплела свою.
Незаметно для себя, она смогла отпустить Игоря из своего сознания, она думала о нем, как о человеке, который не ведая того создал её, как личность. Дал ей необходимые установки, сделал её собою, хоть и довольно жестоким методом. Анатолий, смог из любовника превратиться в настоящего друга, друга, способного понять и поддержать в самом важном и необходимом. Андрей – ей сложно было думать о нем, она боялась, больше не увидеть его, боялась, что оттолкнула этого человека навсегда. Юра, её мысли замерли на Юре, и Вера строго сказала:
– Ты почему вино не пьешь? Это же твое любимое!
Настя посмотрела в бокал, она даже не пригубила вино в этот вечер.
– Не знаю, почему-то даже не хочется. Переутомилась за день.
– А мне очень даже хочется. Так вот, Никитка, он такой, знаешь, властный, но со мной любящий и какой-то покорный. Эта его покорность, даже не делает его хуже в моих глазах, наоборот, вижу в этом лидерство, ведь быть покорным и служить для счастья другого человека – это как дар недоступный многим. Как думаешь, я смогу с ним?
– Сможешь, ты сияешь, Вера. Обычно женщины так сияют, когда разбили чье-то сердце, или если перефразировать - завладели.  Ты завладела его сердцем, но готова отдать свое. Это очень видно в твоем лице.
– Знаешь, а поеду-ка я сегодня к нему. А ты отдыхай, я видела, ты набрала себе целую программу семинаров на ближайшие дни, к чему не понятно, но тебе виднее.
– Свежие мысли всегда полезны.
– Да! Вызови мне такси, а то я успела достаточно выпить, а я пока макияж поправлю.
Настя вызвала такси, проводила Веру, убрала со стола бокалы, приняла душ, легла, но никак не могла уснуть, мысли о покорности мужской вились вокруг сознания и не давали покоя. Ей казалось, что она пролежала всю ночь, но, когда зазвонил будильник, проснулась свежей и полной сил.
Она надела платье простого кроя и удобные туфли на низком каблуке, у подъезда уже ждал служебный автомобиль, Верина красная машина так и стояла на парковке.  Она всю дорогу проболтала с водителем о его семье, водитель был молодой и с упоением рассказывал о двухлетнем сыне и молодой жене, Настя искренне радовалась его простой, но такой радостной жизни и не могла ничего добавить к его словам.
Дни семинаров проходили быстро и незаметно, Настя завела череду новых полезных знакомств, но не смогла найти покоя в душе. В субботу её пригласили на церемонию вручения за лучшие театральные постановки сезона, она хотела отказать, потому что родители звали в гости, но в итоге не смогла не пойти из вежливости. Она сделала высокую прическу, надела торжественное черное платье в пол, и, выходя из дома, зацепилась подолом за выступ на перилах лестницы, тонкая ткань легко треснула и образовалась огромная дырка, с которой платье сразу потеряло свой престиж. Настя сдержанно вернулась и наскоро выбрала другое черное платье, длинна была меньше и туфли стали выглядеть, как дорогие ходули. Настя быстро перебрала разные варианты с полки, и, понимая, что начинает задерживаться, оставила на ногах первые туфли, которые показались более-менее подходящими, и почти бегом направилась к лифту. В лифте взволнованно затопала ногой, в машине немного успокоилась, но через пятнадцать минут они попали в пробку.
– Ничего не могу сделать, Анастасия Михайловна.
– Я знаю, и должна была еще вчера подумать о том, что в субботу в этом районе не бывает дорог без пробок. Как дела у твоего сынишки?
Через час, они все-таки прибыли. Настя опоздала на сорок минут, но решила не давать себе повода для расстройства, натянула улыбку и вошла в здание. В холе было очень тихо, в главном зале играли фанфары, кто-то уже получал свои награды. Настя прошла за кулисы, махнула рукой ведущим, оказалось, что пришла она как раз вовремя и ей сразу предоставили слово, поэтому ровно через пятнадцать минут её работа на этой церемонии была закончена. Её очень развеселил этот абсурд, то как она переживала об опоздании в машине, как она целый вечер готовила слова, и как неожиданно все прошло, можно было и не отпускать водителя. Она на ходу стала искать телефон в сумочке, и столкнулась с кем-то в проходе.
– Извините!
Она сказала это очень звонко, потому что веселье накатило внезапной волной, подняла глаза и обомлела от серых, любопытных глаз.
– Юра.
Его имя получилось не вопросом, а каким-то сомнением, а внутри поднялась вола радости, от неожиданной встречи.
– Здравствуй, Анастасия. Твое выступление было изумительным, свежая волна в скучном дне.
– Как у вас дела, Юрий? Вы тоже награждали кого-то?
– Все хорошо, я встретил тебя, ты прекрасна и в тебе не видно немой тоски. Впрочем, я уже знаком с возможной причиной. Игорь поделился, своими переживаниями.
Он взял её руку в свою, привычный властный жест.
– Я думаю, что именно так и должно было получиться, расскажи я тебе раньше, ты бы пережила это еще сложнее.
– Да, вы правы.
Она шла рядом с ним и понимала его, как никогда. Понимала, что в том коридоре он был не зря, понимала, что он искал встречи с ней, понимала, что, возможно, и на церемонию её звали так навязчиво, по его инициативе.
– Я скучаю по тебе. Все думаю, не возобновить ли ухаживания, ведь теперь все может сложиться иначе.
Он сказал это уверенно, но глаза выдали. Выдали ту покорность, о которой не так давно упоминала Вера. В его глазах было то, о чем мечтает каждая женщина – желание следовать за ней и делать её счастливой.
– Юрий, вы очень добры ко мне, но я не смогла тогда, я причинила вам боль, дав надежду. Я больше не буду допускать эту ошибку.
Он кивнул ей, поцеловал её запястье, перевернул руку, поцеловал ладонь и пошел прочь.
Глава 14.
Прошла неделя, но Настя так и не осмелилась сама позвонить Андрею.  Вера многозначительно молчала и не заводила разговор про Соколова, хотя Настя знала, что ей очень любопытно. Настя и сама не понимала свое новое состояние. Не понимала, почему не может решиться для звонка. Не понимала перепадов своего настроения от тоски до восторга, она просто бездумно ездила на семинары и старалась избегать Веры, во взгляде которой читался вопрос об Андрее, непонятно, почему так интересующий молодую актрису.  Прошла еще неделя. Вера начала заходить по утрам:
– Как там с Соколовым?
– Никак. – Настя улыбалась.
– Ясненько.
И Вера уходила, приподняв одну бровь.
Через три недели, утром они одновременно подъехали к зданию театра. Верочка выпорхнула из машины, и, пока Настя поправляла помаду перед зеркалом заднего вида, успела обойти её машину и открыть дверцу:
– Доброе утро, Анастасия Михайловна, у вас с Соколовым до сих пор никак?
Настя сдержанно улыбнулась, вышла из машины, взяла под руку Веру и они пошли к входу в здание.
– Доброе утро, Верочка, а почему ты так любопытствуешь про Соколова?
– Ничего себе! – Вера на мгновение остановилась, возмущенно мотнула головой. – Сначала, месяц назад, ты уехала с работы с ним. Потом пропала на неделю, потом, перед твоим возвращением, он приехал пьяный сюда и давай мне душу изливать!
– Пьяный? Душу изливать? – Настя была в таком смятении, что у нее перехватило дыхание, но она сдержанно следовала дальше.
– Именно пьяный и именно изливал душу! Нашел меня, и заявил, что только я, как единственная твоя подруга смогу объяснить ему твое поведение.
Насте нечего было ответить, она пожала плечами, а Вера продолжила:
– Он нес всякий бред! Я плохо поняла, о ком он говорит и о чем вообще речь, но примерно, он смог донести до меня следующее: что искал тебя, когда ты пропала, и нашел в какой-то глуши, но была уже ночь и он нашел там твоего брата, а брат над ним посмеялся и сказал, что ты в палатке с каким-то там мужиком.
– Странно, что брат мне ничего не говорил. И ты так долго ничего не упоминала об этом. –  Смущенно произнесла Настя, и сердце её запрыгало где-то в голове.
– А что говорить? Я думала, он сам с тобой разберется, с кем ты в палатках, а ты говоришь у вас никак! Вот мне и стало интересно, ты уже с кем-то встречаешься? Или это был пьяный бред Андрея?
– Пьяный бред, Верочка. Он говорил что-то еще?
– В общем-то, нет, только раз двести о том, как тебя любит, рассказал. – Вера хихикнула, и прежде чем уйти в свой кабинет добавила: –  Хорошо, что у меня с Никитой, как у людей. А то у тебя, как в детективном сериале, не найти концов таинственной истории.
– Конец можно найти у любой истории.
– Ну да, только это не про твою жизнь, наверное.
Она кокетливо подмигнула и ушла, а Настя сразу достала телефон и на ходу стала звонить Павлу.
– Привет, систер.
– Привет, Павел. Как твои дела?
– Собираюсь на Байкал, поедешь?
– Нет, в другой раз. Паш, у меня вопрос есть.
– Так задавай, раз он есть.
– Когда мы были на озере, меня кто-то спрашивал?
– Эм, да, было. Приехал под утро парень какой-то, спросил, где тебя найти, я ему показал на твою палатку, он так решительно к ней пошел, ну а я его остановил.
– А дальше?
– А дальше мне смешно стало, ты же там не одна была, а с моим верным спонсором. Я его остановил, объяснил ситуацию, он спросил его имя, я ответил.
– И он уехал?
– Да, уехал. Больше никто по твою душу не являлся.
– Почему ты мне не рассказал об этом сам?
– Хотел, но мы в тот день пошли на Шихан, и ты была настолько погружена в себя, что я решил потом рассказать, а потом забыл. Это было важно?
– Теперь уже не очень. Спасибо, Павел.
– Не за что. У тебя-то как дела?
– Хорошо, работаем.
– Работайте, а я поехал. Пока.
– Пока.
Настя растерянно вошла в кабинет, увидела на столе пирожные и рассмеялась. Она хохотала над своей глупостью и хохотала так долго, что заболел живот.
Она решила, что сразу приехав домой с работы, позвонит Андрею, и поэтому день стал тянуться как патока. Она не знала, куда себя деть, не знала куда пойти, не хотела даже есть, голова кружилась. После обеда она почувствовала, что аппетит появился, и Настя набросилась на пирожные. Она ела их с такой жадностью, что не узнавала себя, ела и думала, что ничего вкуснее никогда не пробовала, и от этого было так странно, что в одну минуту она поняла, что больше не может ждать ни минуты. Она вытерла руки об салфетку, стряхнула крошки с платья и решила уйти с работы раньше, но неожиданно поняла, что не знает,  где оставила ключи от кабинета.
Она пошла на сцену, а их не было, пошла в уборную и там нет, посмотрела у кассирши, которой утром помогала с новой программой, и, находясь у кассирши, отчетливо вспомнила, что положила их на стол у себя в кабинете, а потом Степан принес пирожные и поставил прямо рядом с ключами, поэтому она и не увидела их. Она пошла обратно в кабинет, но тут Вера выскочила из-за угла с кричащим телефоном:
– Наська, он звонит! Ты почему телефон оставила в методическом кабинете!?
Настя посмотрела на экран, это звонил Андрей, внутри все стало таким легким и воздушным, как шарик. Она улыбнулась, но убрала телефон в карман. Вера топнула и нахмурила брови. А Настя ушла в кабинет, села в кресло, успокоила дыхание и набрала ему сама:
– Да, Андрей.
– Я хотел тебя увидеть. Вернее  хочу. – Она молчала. –  Как ты к этому относишься?
Все моментально встало на свои места. Все переживания стали такими глупыми, такими надуманными, что она в одну секунду ясно увидела картину своей жизни и с этого момента четко знала куда следует и кем она является.
– Мне сегодня не до гостей, я еду к родителям вечером. Они уже две недели меня ждут.
– Я не гость, я просто хочу тебя увидеть.
Настя тихонько выглянула в окно, его машина стояла на парковке.
– Столько недель не хотел, а тут резко захотел. Как-то подозрительно мне.
– Жестокая. – В его голосе было так много улыбки, что ей хотелось хохотать. – Если есть какие-то варианты тебя сломить, посоветуй. Я слишком долго терпел.
– Ммм, давай сегодня я скажу, что у меня критические дни, и проверю, хватит ли твоего терпения, чтобы дождаться своей награды.
– Ишь, нашлась королевишна! Не испытывай человека, который думал, что ты променяла его на другого. Благо, что он вдруг понял, что он кретин и догадался выяснить, как обстоят дела на самом деле. Ведь ты же ни за что не стала бы сама меня искать, чтобы…
Дослушать она не смогла, от пронзившей её мысли телефон выпал из рук, ударился об пол и отлетел куда-то под стол. Она хотела его достать, но не смогла и села на ближайший стул. Перед глазами скакали яркие пятна света, и она растерянно моргала, пытаясь все-таки собраться с мыслями. Через несколько минут вошел Андрей, увидел, как она побледнела, быстро приблизился, поднял её лицо, она улыбнулась:
– Ты влип, Соколов. У меня месячных не было больше месяца.
– Даже не знаю, кто из нас больше влип. Придется тебе замуж за меня выходить.
Он не растерялся ни на секунду, только крепче сжал её лицо ладонями.
– Ладно. – Она встала, обняла его, уткнулась лицом в его грудь, а потом подняла на него глаза, и он в восторге увидел в этих глазах такую любовь, которую нельзя назвать словами, которая больше мира, больше вселенной. Любовь, о которой не надо говорить вслух.