Апрель, Тринадцатое, Пятница

Ненаучная фантастика

Елене посвящается
   
    Всё началось с пришедшей в среду СМС-ки – «Приеду в пятницу московским поездом.» Номер был московский, и, если это не чья-то дурацкая шутка, то это – Элина. Мой номер у нее есть – я дал ей свою визитку. Других знакомых у меня в Москве нет. Странно – она ничего не писала о своем намерении приехать, но, зная ее тягу к поездкам, я успокоился; тем более, что электронной почтой от Элины пришло письмо того же содержания. В предстоящую пятницу, 13 апреля, будет ровно полгода с того памятного дня нашей первой встречи в Таллинне. Видимо, ей захотелось приехать именно в эту магическую дату.
    В пятницу, «вооружившись» букетом цветов и большой шоколадкой, я отправился на вокзал. На этот раз я взял фотокамеру с ретро-дизайном в стильном кожаном футляре да и приоделся подходяще – все-таки встреча с дамой. Времени было достаточно, и я пошел пешком через Старый Город. Если бы измерить, сколько я за свою жизнь отшагал по этим древним улочкам, наверное, получилась бы внушительная дистанция.
    На перроне ещё чувствовался апрельский холодок, хотя солнце уже достаточно пригревало. Внезапно закружилась голова, в глазах потемнело. Чтобы не упасть, я инстинктивно за что-то ухватился. Когда пришел в себя, оказалось, что я держусь за металлический столб. Подумалось – «Откуда он здесь?» Я огляделся – все изменилось до неузнаваемости. С платформ исчезли современные светильники, вместо них появились старые металлические столбы. Весь привокзальный пейзаж стал другим – на территории промзоны появились корпуса завода, пути с другой стороны платформы заполнились вагонами. Вместо новых пригородных поездов оранжевого цвета стояли допотопные зеленые электрички. Вокзал приобрел тот вид, каким я его смутно помнил с детства – здание из серого известняка в индустриально-эклектичном стиле.
    Пытаясь понять произошедшее, я достал телефон – время и дата были на месте. Убедившись, что связь не пропала, я для верности ударил рукой по столбу – боль была вполне реальной. Значит, не сон. Все это не укладывалось ни в какие рамки – обстановка шестидесятых годов и работающая мобильная связь. Как будто соединились два времени.
    Медленно ползущей гусеницей вдалеке показался поезд. По мере приближения стали видны освещенные солнцем зелёные вагоны и локомотив черного цвета, из трубы которого валил густой дым. Раздался знакомый громкий свисток – его ни с чем нельзя было спутать. Это был самый настоящий паровоз – черный с красными колесами. Пыхая дымом и паром, паровоз величественно проследовал до конца платформы и замер, временами выпуская пар. Я успел сделать несколько снимков поезда.
    Я боялся не узнать Элину в толпе – ведь прошло полгода. Поток пассажиров хлынул на перрон, и мои страхи улетучились – все были одеты в духе шестидесятых, и в этой однообразной толпе ее, в одежде двадцать первого века, не узнать было невозможно. Стройная фигура, высокие каблуки, легкая, уверенная походка.
    — С приездом! — Я вручил Элине цветы и шоколадку. — Как доехала?
    — Что-то странное случилось. Поезд уже шел по городу, я как-будто задремала. Пришла в себя от сильного толчка. Внутри вагона все изменилось, даже люди – внешность, одежда.
    — Долго гостить будешь? — Я не стал сразу говорить о произошедшем.
    — Вечером уезжаю.
    — Приехала на четыре часа?! Тогда программа будет плотной.
    — Да нет, давай просто прогуляемся без спешки. Хочу побыть с тобой, посмотреть Старый Город. Останется время – сходим еще куда-нибудь.
    — Как пожелаешь. Ужасно рад тебя видеть!
    — Я тебя тоже. Ой, а что это с вокзалом? Он же стал совсем другим!
    — Да не только вокзал. Все вокруг. Как будто нас отбросило на полвека назад. При этом действует мобильная связь.
    Элина достала телефон:
    — Да, сигнал есть. Так что же произошло?
    — Сам не понимаю. Похоже, два времени сосуществуют рядом. Попробуй позвонить куда-нибудь, хотя бы в Москву.
    Элина набрала номер, ей ответили. Не вдаваясь в подробности, она сказала, что доехала нормально. Значит мир двадцать первого века не исчез. А проявление мира века двадцатого, возможно, ограничено Таллинном или даже его частью.
    — Все равно, с этим ничего не поделаешь. Наше восприятие мира – всего лишь иллюзия. Воспользуемся возможностью побывать в веке двадцатом.
    — Надо же – паровоз! — восхищенно произнесла Элина. — Первый раз вижу «живьем», до этого только в кино их видела.
    — Одно из величайших изобретений цивилизации. Я еще застал эту эпоху.
    — Пойдем сразу наверх, мне не терпится посмотреть на город. А как узнать, в какой год мы попали?
    — Не спрашивать же у прохожих. Не так поймут. Найдем газетный киоск – узнаем не только год, но и точную дату.
    — Ведь верно. А мы привыкли, чуть что – сразу в телефон. Интересно, какую дату покажет Интернет?
    — Попробуй, — предложил я, хотя результат был вполне предсказуем. — Ну, что?
    — 13 апреля 2018 года.
    — Что и следовало ожидать. Реконструкция здания вокзала началась, насколько я помню, году в 65-м. На улице я заметил «горбатый Запорожец» – их начали выпускать около 60-го года. Значит, мы где-то между 60-м и 65-м годами. А судя по погоде и природе, здесь тоже апрель.
    Я был удивлен собой – так спокойно рассуждаю и меня совершенно не беспокоит, что же будет дальше. То ли еще не прошел шок от смены эпохи, то ли внутренее чутье подсказывало, что все будет хорошо.
    — А вот и киоск.
    Я подошел к киоску и попросил посмотреть местную газету, объяснив, что жду публикации статьи. Взяв газету, я для убедительности развернул ее и, поблагодарив, вернул.
    — Ну, что?
    — Я почти угадал. Тоже пятница 13 апреля. Только год – 1962-й.
    — Потрясающе! Это что же, — Элина сделала паузу, — пятьдесят шесть лет?
    — Да, ровно два цикла нашего календаря. Представь – вчера была годовщина первого полета человека в космос.
    — А время такое же, — заметила Элина, посмотрев на уличные часы.
    — Здесь московское время – второй часовой пояс и по всему союзу часы переведены на час вперед – декретное время. А нашем мире сейчас летнее время, вот и совпадает.
    С привокзальной площади открывался вполне знакомый вид Домского холма. Мы перешли на другую сторону и направились к Паткульской лестнице. Я опасался, как нас будут воспринимать в одежде двадцать первого века. Опасения оказались напрасны – прохожие совершенно не обращали на нас внимания. И моя ретро-камера оказалась кстати. Скорее всего, нас принимали за иностранных туристов, хотя в эти годы иностранцев здесь было немного – морского сообщения с Финляндией ещё не было.
    — Смотри, на доме Стенбока нет балкона и колонн! — удивилась Элина.
    — Когда-то были, потом их не стало. Здание восстановят только в конце девяностых.
    Паткульская лестница выглядела почти так же, другими были только ступени и перила.
    Со смотровой платформы открывался знакомый вид на Копли – северный промышленный район. Отличие вокзала и прилегающих к нему зданий, конечно, бросалось в глаза, но, в целом, район выглядел привычно – низкоэтажные строения, промышленные здания. Правда, заводских труб, водонапорных башен и портовых кранов стало больше, и не было построенных позже девяти- и шестнадцатиэтажных жилых домов.
    — А знаешь, мне нравится. Это же счастье – увидеть вживую то время, что было до тебя! — восторженно произнесла Элина.
    — Ага, «увидеть Париж и умереть». От голода, например. Надо же хоть как-то подкрепиться. Где мы возьмем советские деньги?
    — А поменять? У меня есть доллары.
    — Ну-ну, из двадцать первого века. Можно и влипнуть. Знаешь, мы в таком времени, когда валюту поменять не так просто. Даже иностранцу. А у нас и документов этого времени нет. Ловить фарцовщиков около гостиницы? И время потеряем, и опасно. Так что, про валюту – ни гу-гу и молись, чтобы нас менты не замели.
    — Не расстраивайся. В крайнем случае, я продержусь. Есть ведь шоколадка, и бутылка минералки у меня осталась.
    — Ну, я тем более продержусь до вечера, не привыкать. А дальше – не знаю.
    — Что-нибудь придумаем. А ты ведь застал это время, помнишь его?
    — Достаточно смутно, хотя жил в самом центре. Мне же тогда было десять лет – пионерский возраст.
    — А я еще не родилась. Так что – выходит, я есть и меня нет?! Чудеса просто. Это же... И моих родителей еще нет на свете?!
    — Зато меня в этом времени – двое. С разрывом в два поколения.
    Пройдя улочкой, ширина которой в самом узком месте была чуть больше двух метров – мы вышли на восточную смотровую платформу – с нее были видны почти весь Нижний Город, центр и вся восточная часть города.
    — Не могу поверить, что вижу это своими глазами! — воскликнула Элина. — Но, смотри – нет никаких высотных зданий, заводские трубы везде. Гостиницы нет белой. И флюгера на башне нет. В порту кранов полно. А что за ажурная мачта посреди города?
    — Старая телемачта. Ее разберут в начале 80-х годов, через несколько лет после постройки новой, в Пирита. А кранов много потому, что грузы в порт и из порта возят по железной дороге, которая проходит совсем недалеко от центра.
    — А что с той церковью? Почему она без шпиля? — Элина указала на церковь Нигулисте – Св. Николая.
    — Церковь была сильно разрушена во время войны. Все соседние здания были стерты с лица земли. В детстве я жил в центре, и из окна была видна верхушка обезглавленной башни. До сих пор помню. Шпиль будет восстановлен дважды – в 70-м году и второй раз – в 83-м. В 82-м во время сильнейшего пожара в башне, металлический каркас размягчился настолько, что шпиль согнулся.
    — А дом, где ты тогда жил, видно отсюда?
    — Да. Видишь справа от башни ратуши задние стены домов? Еще правее – боком видна черная стена здания. Вот там я и жил, на седьмом этаже.
    Полюбовавшись видом, мы направились к зданию Рыцарства, где Элина в тот приезд забросила на его балкон монету «на счастье». И само здание Рыцарства, да и другие строения Верхнего Города за эти полста лет практически не изменились.
    — А что здесь сейчас?
    — Отдел библиотеки. Когда библиотека переедет в новое здание, одно время будет филиал художественного музея. И площадь сейчас называется Рааматукогу – Библиотечная.
    — И название даже на двух языках, — Элина обратила внимание на табличку.
    — Так в это время все названия были на двух языках.
    — Зайдем к «монахам», — предложила Элина.
    — Зайдем. Только «монахов» еще нет – их поставят только в 2016-м году.
    — Я и забыла, в каком мы времени. Все так похоже.
    Проход в Сад Датского короля в виде низкой арки находился в другом месте стены. Я не помнил, как это место выглядело до конца 60-х годов, но то, что предстало нашему взору, повергло нас обоих в шок. До приведения в порядок дело еще не дошло, и казалось, что здесь «Мамай прошел». Девичья башня с трудом узнавалась – низкая, с простой скошенной крышей; в полукруглую стену были вставлены окна – там находилась часть пристроенного дома. Вид на город тоже не радовал глаз – обезглавленная башня церкви Нигулисте производила угнетающее впечатление. Только Надвратная башня и Таллиторн – Конюшенная – еще имели какой-то вид.
    — Да, удручающая картина. — с грустью произнесла Элина. — Давай оставим цветы на этом памятном месте. Ты не против?
    — Конечно, нет.
    Элина положила цветы на камень около дерева, где в первую нашу встречу я познакомил ее со своими стихами и отрывком из повести.
    — Хоть и неприглядно здесь, отметим все же день нашей встречи. — Элина достала шоколадку и бутылку минеральной воды.
    Шоколадку она разделила пополам, одну половину со словами «это на потом» убрала в сумку, вторую половину разломила еще на две части. Разве можно было представить, что нам доведется отмечать день нашей встречи, переместившись во времени более, чем на полвека назад, да еще среди «королевских» развалин?
    — Прочитай что-нибудь из своих стихов.
    — Знаешь, по иронии судьбы, я недавно написал про то, как во время прогулки город явился мне таким, каким он был полсотни лет назад. Я даже напечатал его – хотел показать тебе.
    Я достал из кармана листок и вручил Элине.
    — Пророческие стихи. — прочитав, сказала она. — Как будто ты все это предвидел.
    — Когда были написаны первые строки, я даже не знал, о чем писать дальше. Развитие темы пришло само. Возьми его себе.
    Окончив «торжественный обед», мы вышли из развалин и свернули в проход Надвратной башни. Достопримечательностью прохода была массивная дверь, сделанная из нескольких слоев толстых дубовых досок, соединенных множеством заклепок.
    — Какая толстая дверь. Я не помню ее. А для чего она здесь?
    — Каюсь. В тот раз, увлекшись темой поэзии я совершенно забыл про нее. Дверь разделяла Верхний и Нижний город и на ночь или при опасности запиралась. Обрати внимание, в какую сторону она закрывается. Со стороны Нижнего города ее не так-то просто выломать.
    — А тяжелая какая.
    Выйдя через проход на Пикк Ялг, мы пошли вниз к башне.
    — Знаешь, есть такая загадка – почему Таллинн хромает? Потому что одна нога длинная – Пикк Ялг, а другая короткая – Люхике Ялг. В тот раз мы спускались по короткой, а это – длинная.
    — Интересная здесь архитектура. — Элина показала на здания Верхнего Города. —   совершенно разные стили и так хорошо сочетаются. А что за серое здание с высокими трубами?
    — Академия наук. Единственное в городе здание в стиле итальянского ренессанса. А классическое здание с колоннами за ним – дворянский дом. Сейчас там, кажется, министерство финансов. Мы же мимо них проходили, только с другой стороны. Примечательно еще и то, что все эти здания хорошо видны при подъезде к городу как с востока – со стороны порта, так и с юга.
    Пройдя через ворота башни Пикк Ялг, мы пошли по Нижнему Городу.
    У площадки со скульптурой косули Элина остановилась:
    — Мне кажется, что она поставлена по-другому?
    Скульптура стояла иначе – дальше от водопада, на неуклюжем прямоугольном постаменте и не боком, а головой в сторону улицы.
    — Действительно, по-другому. Совершенно не помню, как она стояла. А ведь, наверное, проходил здесь.
    Нижний Город выглядел более-менее привычно. За полсотни лет здесь ничего не перестраивалось, отличие зданий было лишь в цвете, архитектурных деталях и степени «обшарпанности».
    Обойдя достаточно большую часть Нижнего Города, мы вышли на Ратушную площадь – место нашего знакомства.
    Хотя все здания площади имели привычный вид, разве что были другого цвета, многое выглядело иначе. Ресторан был всего один – «Старый Тоомас», в других зданиях находились сберкасса, парикмахерская, магазины – продукты, одежда, обувь, радиотовары. На стене ратуши красовался огромный термометр. Лишь вечный страж города Старый Тоомас все так же обозревал округу с верхушки шпиля ратуши, да на здании старинной аптеки висела та же вывеска – чаша со змеей.
    — Да, здесь все по-другому. Даже я это заметила. Смотри, какой фонарь чудный! А для чего на нем перекладина, как на кресте?
    На тротуаре у аптеки стоял фонарь на невысоком столбе с «крестом».
    — Подумай сама. Фонарь хоть и электрический, но сделан под старину. Как тогда зажигали фонари?
    Элина ненадолго задумалась.
    — Кажется, я знаю. Фонарщик приставлял лестницу к перекладине, да?
    — Конечно. Приставлять лестницу прямо к столбу неудобно, да и свалиться можно. Сходим в центр? — предложил я.
    — Пошли. Покажешь дом, где жил.
    Спустившись с Ратушной площади, мы вышли на главную артерию Старого Города – улицу Виру. Здесь тоже все казалось знакомым, разве что фасады зданий выглядели иначе, и не было построенного позднее стеклянного здания универмага. И в этом времени на улице были магазины – в основном, одежда, обувь, галантерея. Почему-то бывший вид этой улицы у меня в памяти не отложился, и мне, так же, как Элине, многое казалось в новинку. Помнились только некоторые магазины да кинотеатры – «Октябрь» в самом начале улицы во дворе дома и «Пионер» в ее середине.
    — Смотри, а цветочных киосков нет! — воскликнула Элина, когда мы прошли мимо башен Вируских ворот, которые казались ничуть не изменившимися.
    — Конечно, нет. Их построят в далеком будущем, а до того цветами будут торговать под зонтами со скамеек.
    — А что на этой горке?
    — Просто парк, устроенный на месте бывшего бастиона в конце 19-го века. Официально – горка Виру, в народе называют Мусумяги – горка Поцелуев или просто Поцелуйка. Зайдем?
    — Давай.
    Поцелуйка почти ничем не отличалась. Несколько по-другому были проложены дорожки, и не было скульптурных композиций – их поставят в 2000-х годах.
    — Беседка очень красивая.
    — Да, ее я помню. Еще помню, что в толстой Вируской башне находилось фотоателье. А летом на горке работал фотограф. У меня был снимок с самокатом, сделанный здесь. Если не ошибаюсь, мне было девять лет. Это же год назад!
    Посидев немного в беседке, мы спустились на площадку перед фонтаном «Мальчики с рыбой». Фонтан, конечно, не работал, но выглядел знакомо. Открывшийся же вид на площадь Виру, которая в это время называлась Центральной, поразил даже меня. Оказывается, я почти ничего не помню. Элина же была чуть ли не шокирована этим видом.
    — Совершенно невозможно узнать это место! Правда, я запомнила только гостиницу и торговый центр. И еще зеленое стеклянное здание, построенное поверх того двухэтажного. А что за светлое здание там, за деревьями?
    — Универмаг. Его построили в 60-м году.
    — А телемачта совсем рядом!
    — Около километра. Знаешь, я с трудом припоминаю, как это все выглядело. Автобусную площадку еще помню. Дома на площади кажутся знакомыми. Помню, что гостиницу начнут строить в конце 60-х. А торговый центр будет построен значительно позже. И вообще, занятно получается – у меня воспоминания из прошлого, у тебя – из будущего.
    — Так конечно, ты ведь и из этого времени, а я – только из будущего.
    На площади и проходящей рядом улице можно было увидеть весь транспорт того времени – автомобили, трамваи, автобусы. Элина обратила внимание на трамваи:
    — А трамваи действительно узкие или мне кажется?
    — Узкие, потому что колея уже обычной. Так исторически сложилось.
    — И автобус такой необычный – с «хвостом».
    По улице с шумом проехал автобус «Икарус» – одна из первых моделей, у которой расположенный сзади внизу отсек двигателя выдавался наружу.
    Спустившись с площадки, мы направились к дому, где мне довелось жить в эти времена. Свой дом, конечно же, я помнил – ведь в нем было прожито 18 лет. Справа от подъезда находился ювелирный магазин, слева – магазин тканей, на крыше – неоновая вывеска на двух языках – «Kangad – Ткани». Рядом с подъездом висели большие уличные часы.
    — Ну, вот и мой дом. В это время семиэтажные дома были самыми высокими, так что, можно сказать, я жил в небоскребе. Дверь закрыта, да может, оно и к лучшему. А то зашел бы да и встретил себя десятилетнего. Представляешь, каково было бы.
    — Пярну маантеэ. — Элина прочитала название улицы. —  А что это означает?
    — Пярнуское шоссе.
    Мы прошли немного дальше и я показал окно:
    — На седьмом этаже третье справа от угла.
    — Наверное, вид хороший оттуда?
    — Да не очень. Виден Драматический театр, что напротив; восьмиугольная башенка  желтого здания суда, а прямо перед окном – крыша здания, у которого мы стоим. За крышей немного видны здания Верхнего Города и башня Нигулисте. А в тихую ночь при открытом окне можно было услышать шум идущего вдали поезда.
    — Все равно интересно. Куда теперь пойдем?
    Я посмотрел на часы – времени оставалось не так много.
    — Сходим на главную площадь этого времени – площадь Победы. Потом пройдем через Старый Город и на вокзал.
    — А почему площадь – главная?
    — В эти времена здесь проходили демонстрации первого мая и седьмого ноября, да и новогоднюю елку устанавливали здесь, а не на Ратушной.
    В окружающих площадь Победы зданиях заметных изменений не было. На месте будущего монумента поднималась дорога в Верхний Город, за ней виднелась трибуна теннисных кортов. Для Элины же все было в новинку – в тот приезд она здесь не побывала.
     Площадь была открыта для движения, на ней парковалось много машин, так что можно было полюбоваться автопарком 60-х годов – «Москвичи», «Победы», «Волги», «Запорожцы» первой модели, прозванные «горбатыми». Также были автобусы, грузовики и несколько иностранных моделей. В автомобилях того времени я разбирался, так что смог провести небольшую экскурсию. Элина была в восторге:
    — У тебя и в этом талант! Надо же – кафе «Москва»!
    — Да, одно из самых популярных кафе этого времени. Были бы деньги и время, так  сходили бы.
    Отсюда мы направились в сторону Ратушной площади. По пути был сквер с фонтаном, устроенный на месте разрушенных домов около церкви Нигулисте. Я хорошо помнил этот небольшой стенной фонтан и гранитного медведя, на которого нам в детстве так нравилось залезать. Элина предложила отдохнуть. Немного времени у нас было – хорошим ходом до вокзала дойдем минут за пятнадцать. Мы присели на скамейку, Элина достала оставшийся шоколад и минералку:
    — Прощальный ужин объявляется открытым.
    Я был удивлен ее самообладанием. Хотя ей было легче – она уедет и, скорее всего, вернется в свое время. Меня же поддерживало только присутствие Элины – не знаю, что бы я делал без нее.
    Я взял маленький кусочек шоколада:
    — Оставь остальное себе.
    — Ну, что ты? И не думай даже – все поровну. Я что – особенная?
    — А что на той стороне строится? — спросила Элина.
    — Дом писателей. Там тоже все было разрушено.
    Закончив «прощальный ужин», мы отправились прямиком на вокзал, уже ни на что не отвлекаясь – времени было почти в обрез.
    До отхода поезда оставалось минут десять. Эйфория от полученных впечатлений прошла, и мы молча стояли на платформе, чувствуя себя подавленными неизвестностью предстоящего.
    — Знаешь, я не поеду. Останусь здесь, с тобой. — неожиданно произнесла Элина.
    — Я тронут, но не могу принять такой жертвы.
    — Какая жертва? Я чувствую себя виноватой. Ведь, если бы я не приехала, ничего бы не случилось. И мое счастливое число «тринадцать» не помогло. Не возражай – все решено, будь что будет. Я не могу оставить тебя одного в чужом времени. Что ты станешь делать? Куда пойдешь?
    — Не кори себя. Ты здесь ни при чем. Это другие силы. Действительно, я не знаю, что делать в своем городе в чужом времени. В чужом городе в своем времени, наверное, было бы проще.
    Элина уткнулась лицом мне в плечо. Я обнял ее и, закрыв глаза, прижался щекой к ее волосам. «Настоящий друг», — подумал я.
    Сильный толчок едва не сбил нас с ног – видимо, второпях налетел какой-то ротозей. Открыв глаза, мы были безмерно удивлены – вокруг снова царил век двадцать первый. Вокзал и все окружающее приобрело привычный вид, на платформы вернулись современные светильники. На пригородных путях стояли знакомые оранжевые поезда, да и вагоны московского поезда поменяли цвет.
    — Это что?! — воскликнула Элина, — Мы снова в своем времени?! Насовсем?!
    — Скорее всего, да. Видимо, портал в прошлое открывается только при определенных обстоятельствах и на ограниченное время. Во всяком случае, мы получили основательную встряску.
    — Да уж... А все, что мы сегодня повидали было реальным?
    — Насколько вообще реален окружающий мир. Ведь для нас мир таков, каким мы его воспринимаем в наших ощущениях. Вижу, следовательно, оно существует.
    Тут меня осенило – фотографии! Мы же сделали кучу снимков. Я стал просматривать свои – снимки получились, но на них был город двадцать первого века. Того, что увидели глаза, техника оказалась неспособна запечатлеть. У Элины было то же самое.
    — Жаль, что снимки не получились. — грустно произнесла Элина. — Никто и не поверит.
    — Ну и пусть не верят. Главное, мы с тобой знаем, что все это видели.
    Разносящийся эхом голос диктора сообщил, что поезд отправляется через три минуты. Пришлось поторопиться. У дверей вагона Элина повернулась ко мне:
    — Спасибо за этот удивительный день!
    — Тебе спасибо за то, что приехала. Мне кажется, без тебя ничего бы этого не было. Ведь сегодня тоже пятница, 13-е. Ровно полгода и ровно 26 недель с того дня. А это два раза по тринадцать. Все связано с этим числом.
    — Потому мне и захотелось приехать именно в этот день.
    — И еще. Не знаю, будет ли это комплиментом – с тобой я пошел бы в разведку.
    — Спасибо. Я с тобой тоже. — Элина положила руку мне на плечо. — Ну, пока! Ты же знаешь – не люблю долгих прощаний.
    — Пока! Был рад тебя увидеть. Счастливо доехать! — Я слегка обнял ее.
    — Счастливо оставаться! И не заблудиться во времени!
    Элина прошла в вагон. Раздался свисток, поезд тронулся. Элина прижалась к окну. Пока поезд набирал скорость, я шел рядом, потом бежал, и мы долго махали друг другу.

                * * *

    Стоя в конце платформы, я смотрел вслед уходящему поезду, пока тот не скрылся вдали, и вдруг поймал себя на мысли, что не знаю, в каком времени я хотел бы остаться – в веке двадцать первом с его компьютеризацией всего и вся или в «разумном и многоопытном» веке двадцатом – эпохе моего детства и молодости.
   
    5 – 18 марта 2018г.