Арбат. Воспоминания художника. Часть 1. Глава 5

     Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2018/02/07/2207

             Австрия.
Магистрат, разрешение на работу. Серб – портрет мамы. Судьба мигранта Славы.

     На очереди была Австрия. Но сама столица, Вена, ребятам почему-то не понравилась, и проехав ещё несколько больших и маленьких городов, они сделали остановку в Зальцбурге, так называемом «городе Моцарта», где я работал второй сезон. Они рассказали мне о своей поездке, а на следующий день занялись привычной деятельностью, расположившись неподалёку от меня, и уже через несколько дней можно было с уверенностью говорить, что оба влились в коллектив художников города. Среди богемы Зальцбурга были словаки, чехи, китайцы, хорваты, австрийцы, курды, сербы, сирийцы, черногорцы и другие представители Европы и Ближнего Востока. То, что русских художников стало трое, было воспринято как должное. Но немного погодя некоторые из местной полиции стали проверять документы исключительно у Сергея и Николая, спрашивая при этом разрешение на работу. Такого документа ни у кого из рисующих на улице до этого не было никогда. Кто был инициатором такого новшества – загадка.   Через неделю Магистрат Зальцбурга стал действительно выдавать художникам разрешения на работу. Но как только вопрос коснулся Арбатских, начались осложнения. Ганс, шеф Магистрата по работе с культурой, заявил, что разрешение нам не даст. В этот разговор для придания ему максимально высокого статуса были приглашены представители всех отделов Магистрата от шефов до секретарш. Наступил пиковый момент.       
        Мы сказали, что у нас огромное количество заказчиков из разных стран, что очередь желающих – на неделю вперёд, что нельзя допустить подрыв доверия туристов к художникам Зальцбурга. Разговор вёлся на английском, но шеф требовал, чтобы все три его секретарши переводили ему на немецкий, и на все наши доводы продолжал упорно трясти головой – нет! Магистрат был готов уже разойтись по кабинетам, когда я остановил всех жестом и сказал шефу: 
     - В таком случае выдайте нам письменный запрет на работу!
     Все замерли и посмотрели на Ганса. Такого поворота тот не ожидал! Видно было, что он пожалел, собрав на показательную экзекуцию русских весь Магистрат. Он с удовольствием разогнал бы всех куда подальше, лишь бы избавиться от той ситуации, которую устроил себе сам!  Но положение обязывало принимать решение. Вместе с секретаршами он удалился к себе в кабинет. Минут через пятнадцать он вышел в окружении своей «свиты» и протянул нам по листу бумаги с текстом. Мы, не читая, свернули листы и положили их в карманы, сухо поблагодарили всех и вышли на свежий воздух. Вернувшись на Домплац, молча принялись рисовать дождавшихся нас туристов. Было такое ощущение, что Магистрат отстал от нас если не навсегда, то надолго, а в случае вопроса, почему работаем, можно было сослаться на отсутствие русского перевода. Но ни в этот день, ни позже никто больше ни разу не подошёл к нам с вопросами о разрешении на работу.
     Каких только приключений не было в Зальцбурге! Нужно было, живя на кемпинге в палатках, держать себя на уровне высшего света, во вдохновенной готовности рисовать портреты с натуры и по фотографиям. А заказчики попадались - один интереснее другого! Приносили фотографии, истёртые и измятые до такой степени, что с трудом угадывались контуры людей. Были обесцвеченные от времени, где едва выделялись мутные пятна сюжета, были фотографии, повреждённые неведомыми жидкостями, прожжённые и пробитые.  И во всех случаях требовался безупречный портрет! Причём собственное желание художников сделать работу максимально точной и красивой было самым сильным стимулом, многократно перекрывавшим денежный интерес. Это был азарт, кураж!
     Между нами считалось, что показателем разборчивости снимка, увеличенного до натуральной величины, были ресницы глаз. Если они были видны, материал для работы считался безупречным. Но, как я сказал, приходилось делать портреты с таких фотографий, где неразличимы были даже контуры глаз, носа и всего остального. Приходилось подключать многолетний опыт работы со всевозможными типами лиц, базирующийся на изучении множества закономерностей.
                *** 
     Помню такой случай. Подходит ко мне мужчина лет сорока, протягивает фотографию и спрашивает, смогу ли я нарисовать портрет женщины? Я смотрю на фотографию и не понимаю, как можно при таком изображении говорить о портрете. Ведь изображения практически нет! Вместо лица и фигуры – размытые пятна. Безнадёжный вариант…
- Это моя мама, - говорит мужчина, - других фотографий нет.
Люди по-разному говорят о своих родителях, и по этим отзывам мы без труда улавливаем их отношение к родным. То, как заговорил о своей маме подошедший, было высшей сыновней любовью и преданностью! Оказалось, что он совершенно не помнит своей матери: она погибла в 19 лет, когда ему было полгода. Я попросил мужчину прокомментировать снимок. Мы вместе установили, что у мамы не причёска, а платок, вместе определили контуры платья и т.д.
Портрет предполагался однотонным, и я пообещал сделать его на следующий день к своему обычному времени прибытия на работу. Честно говоря, я совершенно не представлял, как справлюсь с этой задачей. Но абсолютная уверенность ни на минуту не покидала меня!
     Приехав на кемпинг, развернул мини-мастерскую под навесом своей двухкомнатной палатки. Поставил на этюдник планшет с чистым листом ватмана, взял в левую руку фотографию, а правой нанёс растушёвкой сепии на ватман пятна таким же образом, как на фотографии, только большего размера. Потом убрал фотографию: она мне больше была не нужна.
     Даже размытые контуры на фотографии давали какое-то представление о человеке, возраст был известен. Я начал создавать лицо. Определил овал, размытые контуры глаз, носа, губ. Постоянно отходил на некоторое расстояние и убеждался, что тоновые пропорции, стартовавшие с изначальных пятен, не нарушаются. Работая в таком ключе, постоянно уточнял контуры и переходил к детализации. Постепенно проявилось лицо. Я довёл рисунок до таких подробностей как ресницы.
     Наутро приехал на площадь часом раньше обычного. Каково же было моё удивление, когда на месте вчерашнего расставания я обнаружил своего заказчика, изрядно продрогшего от долгого пребывания в утренней прохладе. Увидев меня, он заволновался. Это волнение передалось и мне. Мы поздоровались. Я начал устанавливать этюдник для демонстрации портрета. Расставил стулья. Пытаясь прийти в себя, я несколько тянул время. Но это не помогало. Наконец мне пришлось достать портрет и поставить его на этюдник.  Я посмотрел на мужчину. Но тот ни на что не реагировал. Впившись глазами в портрет женщины, он, казалось, перестал дышать.  Время потянулось так долго, что зашкалило все ожидаемые реакции. Я делал вид, что поправляю свою рекламу, немного погодя для звукового эффекта подвигал стульями, меняя их положения, покашлял.
      Мужчина медленно повернулся ко мне и стал приближаться, глядя прямо в глаза. На его лице был эмоциональный ноль, оно как бы окаменело, но за всем этим чувствовался сильнейший душевный подъём. От такого заказчика можно было ожидать чего угодно! Подойдя вплотную, он поднял руки...  и я тут же оказался в его объятиях, почти не отличающихся от тисков. После этого он долго давил и тряс меня, его чувства восторга и благодарности не могли найти выхода. Уже подъезжающие коллеги располагались для работы, с удивлением поглядывая на моего клиента и на меня, а мужчина всё не унимался. Он соорудил некоторое подобие стола и весь день пополнял на нём богатейший репертуар пиршества. Все художники Зальцбурга должны были отметить важное для него событие: появление образа матери!
                ***
  Исторический центр Зальцбурга помнит культуру многих веков и народов. Более двух тысяч лет назад здесь было кельтское поселение, затем - римская колония Ювавум (Iuvavum). В разные времена развитием города занимались баварские герцоги, итальянские зодчие, местные архиепископы. И тем не менее чувствуется, что весь ансамбль подчинён единому замыслу, переходящему из столетия в столетие. Здания разных веков прекрасно дополняют друг друга.
Под крышами некоторых домов красуются цифры: 1280, 1320… - годы постройки! Что интересно: архитектура того времени практически ничем не отличается от современной. Размеры дверей и окон – те же. Двойные рамы, шпингалеты, петли и т.п. – всё как из магазина за углом. Разве что более изящные. Исправно работают водопровод и канализация. Есть где поучиться качеству, соответственно – долговечности! Иногда Зальцбург входил в состав Германии, иногда – Австрии, порой был сам по себе.
        ***
 Однажды утром я подъехал на велосипеде к Домскому собору, и мне показалось, что слышу резвые мелодии советского разлива. «Всё, – подумал я, - пора домой! Командировочные галлюцинации. Не могут же католические мессы звучать под «Калинку»! Но приблизившись ко вторым аркам площади, понял, что не ослышался! В тени колонн на небольшом раскладном стульчике сидел мужчина и лихо играл на аккордеоне. Его мелодии, как и голос, нельзя было назвать безупречными. В России такого музыканта и певца приняла бы не всякая дворовая спевка. Но вежливый запад терпелив к любым исполнениям. Тем более, что и языка-то нашего они не понимают. Я подошёл и встал в полутора метрах. «Калинка» закончилась. Зрители зааплодировали. В наступившей паузе было слышно, как благодарные зрители бросают уличному музыканту мелочь.
- Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…- запел уличный солист «Москву майскую».
- Просыпается с рассветом вся советская земля!... – подхватил и я. Баянист оглянулся на меня и подмигнул.   
     Мы допели песню до конца, после чего мужчина встал и подошёл ко мне.
- Слава, - представился он и протянул ладонь.
     Я назвался и пожал его руку.
Разговорились. Оказалось, что разразившаяся в Советском Союзе перестройка поставила в жизни этого человека буквально всё с ног на голову. Из директора Дворца культуры областного масштаба он стал шефом автофирмы. Но её облюбовала приехавшая с юга национальная группировка и заставила платить ежемесячную мзду. Потом южане включились и в оборот машин. Слава же только подписывал документы. Через год его поставили перед фактом: фирма прогорела, а он должен группировке несколько десятков тысяч долларов. Таких денег у бедняги, конечно же, не было. Но их требовали немедленно. Иначе включались огромные штрафные проценты. Ситуацию осложняло то, что дочь Славы, юная красавица Настя, вышла замуж за одного из руководителей группировки. Но это обстоятельство нисколько не смягчало ситуацию с долгом. Обращаться куда-либо официально было нельзя: слишком мутные дела были у фирмы.
Выручило то, что жена Ольга была немкой по происхождению, и то, что в Германии у неё было много переехавших туда родственников. Оставалось срочно пополнить их ряды! Начали тайком собирать нужную для марш-броска сумму. Прозондировали варианты дислокации у родственников-немцев на первое время. Как только финансы были собраны, быстро организовали визы и вместе с дочерью махнули на запад. Пришлось пройти немало документальной казуистики, прежде чем получить хоть какую-то работу. Жена-немка, т.е. человек «первого сорта», устроилась санитаркой в доме престарелых, а Слава ещё долго болтался без дела. Судьба в очередной раз улыбнулась ему: родственники жены сбросились деньгами и помогли бедолаге открыть «русский магазин». Такие магазины в большом почёте у многих коренных немцев, а у переселенцев – тем более: в них можно относительно недорого купить, кроме товаров немецкого ассортимента, ещё и типично российские, например, селёдку, воблу, соленья и маринады советских рецептов, гречку, пшённую крупу и др. Надо сказать, что магазинчик этот был передвижной, т.е. размещался в небольшом грузовом автобусе. Достаточно было приехать в установленную точку и приподнять один борт (который тут же становился навесом от дождя и солнца), как за ним открывались витрины с товаром и окошко для торговли. Места работы определились сами: во всех городах и районах, где более или менее компактно проживали выходцы из России, люди буквально умоляли приехать к ним.
      Первые же выезды показали: Слава попал в десятку! Бизнес поднимался как на волшебных дрожжах! Вот тут бы и порадоваться за соплеменника на полную катушку! Но внезапно из глубин его сущности стала вылезать и показывать себя во всей «красе» та черта характера, которая до сих пор никак себя не проявляла: убелённый сединами возраста, но совершенно юный как торговец, Слава стал гусарить! Он быстро сколотил несколько компаний «закадычных друзей», в которых главенствовал и шиковал. Поток расходов быстро достиг размеров доходов, а потом стремительно их превзошёл. Но коробейник уже не мог остановиться! И немного погодя стал разоряться на глазах, продал свой автобус и остатки товаров, погасив этим часть стремительно появившихся долгов, и стал практически нищим. Родственники и друзья плевались и не подавали ему руки. Но и тут поддержали материально, чтобы бывший соотечественник не позорил себя и их убогим существованием. Предложили несколько вариантов работы, не сверхдоходных, но стабильных.    
      Однако Слава уже почувствовал иной вкус жизни. Он присмотрел несколько супермаркетов, где контроль над товарами имел бреши, и стал выносить всё, что нравилось и что могло приносить прибыль. Новоиспечённый воришка и представить не мог, насколько быстро поскользнётся, и насколько печальны будут последствия! Прижатый показаниями свидетелей и фактом видеосъёмки, Слава вынужден был признать все хищения. Его жена, сломленная позором, подала на развод. Бывшие друзья не пожелали оставаться даже простыми знакомыми.
      Срок ему дали небольшой: шесть месяцев тюрьмы. Слава было приуныл. Но солнышко судьбы улыбнулось и тут: на зоне его назначили садовником. В обязанности входило следить за инвентарём, за состоянием деревьев, кустарника и травы, а также за чистотой дорожек. Приятной новостью стало и то, что отсиживать срок можно было не целиком, а фрагментами. Т.е. отбыв выбранные для начала 40 суток тюрьмы, Слава пару недель отдохнул дома, после чего снова вернулся к своим пестикам –тычинкам. Так он и отсидел свои полгода, перемежая сад с домашним курортом.
     Когда наконец тюрьма осталась позади, горе-предприниматель решил обследовать окрестности, поискать приемлемую работу. Так он случайно и попал на Дом-плац Зальцбурга. Увидев, что там поочерёдно выступают перед туристами музыканты всех мастей и разных стран, Слава загорелся желанием принять участие в этом конвейере: ведь когда-то он неплохо играл на баяне! Вернувшись домой, первым делом навёл справки и купил подержанный инструмент. Но постоянно добираться до Зальцбурга и обратно было бы удобнее на велосипеде. Пришлось идти к бывшим друзьям. Те, собравшись тесным кругом, решили в последний раз пойти навстречу и купили восходящей «звезде эстрады» новейший и дорогой велосипед.
     В свой первый же выезд на туристическую тропу известного города Слава сел на прихваченном с собой маленьком раскладном стульчике с одной стороны узкой улочки, а на другой стороне, напротив, поставил сияющий велосипед. Замком решил не пользоваться.
- У меня на глазах - под железным контролем, - сказал он себе и заиграл «На сопках Маньчжурии». Неизвестность с началом нового бизнеса слегка удручала и мешала гордой осанке. 
     Немного погодя по каменной мостовой улочки медленно потянулась длинная группа пожилых туристов. Некоторые из них бросили Славе звонкие денежные знаки, некоторые - шуршащие. Вот оно – какое-никакое, а признание!  Слава выпрямился и запел. Когда исполнение песни и прохождение группы закончились, взгляду музыканта предстала обратная сторона улицы, но велосипеда там не было! Слава вскочил и помчался догонять группу. Туристы шли по-прежнему тихо.
- Извините! – закричал он, - вы не видели, кто взял мой велосипед?!
- Видели, - ответили ему, - какой-то парень шёл вровень с нами, взял велосипед, а метров через десять внезапно обогнал группу, прыгнул на педали и был таков!
Слава взялся за голову: не успел начать работу, как прогорел на круглую сумму! Он вернулся назад и опешил: баян, только что оставленный на виду у всей улицы, исчез! Этого только не хватало! Единственное, что осталось от утреннего фундамента предполагаемого бизнеса, так это – раскладной брезентовый стульчик! Слава тяжело опустился на него и задумался. Сзади на плечо легла рука:
- О чём грустим? – весело поинтересовался парень. Но когда узнал о велосипеде и баяне, сразу стал серьёзным.
- Скорее всего, твой велосипед не вернётся, - заключил он, - А с баяном уладим! Это я забрал его для сохранности! Мы играем здесь струнным квартетом. А порядок здесь такой: все, желающие участвовать в дневном музыкальном конвейере, должны с утра занять очередь каким-нибудь музыкальным инструментом. Видишь, вон там под колонной стоит футляр от контрабаса? Это – моя очередь. А впереди – скрипка. Ты будешь за мной. Все играют по часу. Скрипка должна начинать в 10, но не хочет: в это время ещё мало туристов. Моё время – 11, твоё – 12. Если есть желание, поменяйся очередью со скрипкой, она милая девушка и с удовольствием согласится на 12! А к тебе и сейчас сбегутся: баян твой громкий, да и сам ты – мужик артистичный! Слава почувствовал, что Муза музыки повернулась к ему с лучезарной улыбкой. Он остался на Дом-плаце и за долгие годы служения искусству никогда об этом не пожалел!


        Следующая глава : http://www.proza.ru/2018/04/10/1947