Северный ветер
Белоярцы дружелюбны и улыбчивы. А этот северный ветерок, тоненькие стволы берёзок, а запах реки? Север! Деревянные тротуарчики, идёшь - каблучки стучат, и "ни-ни" в сторону, спотыкнешься... И пыль в босоножки набьётся. Идешь по нему, тротуарчику, а река за тобой, слева, не отпускает, дожидается, и догоняет, задержавшись на очередном повороте...
Она, Кеть, как женщина, большегрудая, осанистая. И смотрит ещё, кареглазая, то ли крепко заваренный чай - то ли коньяк... Хотя откуда здесь?
Живёт она себе своей собственной жизнью, много чего видела, плутала, несла на себе тяжелые баржи, молча, подчиняясь течению времени, все в себе. Но бывает и другой: в минуты покоя - приплёскивает, подлизывает ласково берег, словно извиняется за что... И разговаривает, рассказывает.
Мне вручили рубль, прям в ладошку припечатали. Душе моей цену, получается, определили, оценили, бабули, губки поджали, стоят, смотрят. Традиции местные, локальные, значит.. Церковь прямо в деревянном доме, крашеное коричневым крыльцо.
Был июль, неуловимый, тончайший ветерок тревожил душу, напоминая почему-то , что за летом идёт осень, а за осенью, не успеешь оглянуться, опять лето и это движение быстротечно... В огородах вовсю пылала картошка, кооператоры, (было воскресенье), выволокли столы и разложили перестроречную утварь, играла музыка. Надувной новомодный батут, в виде клоуна, (добравшийся и до нашего севера), где прыгала детвора, делал какие-то странные, совсем недетские движения.. Пахло шашлыком и выпечкой.
Гулял городок над Кетью-рекой!
С маленьким кассетником, с молодым коллегой идём мы записывать песни, ну и ещё что, как повезет..
И БЫЛО ТРИ ДОМА
Дом первый.
Пахнет новой клеёнкой, и дед, в подтяжках, навытяжку, волнуется- городские приехали! Бабушка в халате, мягкая как тесто - суетится, предлагает сесть.
Дед исчез и вышел из комнаты с письмами - это были поздравления, ко дню Победы, к 23 февраля, от губернатора и даже от президента. Розовела рядом, гордилась бабушка. Учителя. Интеллигенция. А что дети? Чайничка-то даже не купили... Лавки, пара табуретов, шифоньер без зеркала. Зелёный старый чайник.
Из ссыльных. Говорить не хотят, конверты из рук не выпускают, все показывают.
И глаза стариков. Они дарят нам два тканых пояса, зелёный и розовый, а мы обещаем прислать фотографии. Если честно, память ничего больше не захотела сохранять, кроме этой жутчайшей нищеты и писем от сильных мира сего, они были очень милые, эти старики, песен не пели, волновались, и руки натруженные, хоть и интеллигенция.
Фотографии мы не прислали, закрутились в суете городской...
Дом второй.
Я продралась сквозь подсолнухи, подтолкнула тяжелую дверь, она сидела на кровати, ждала. Вокруг было её царство, мягкое, яркое, даже аляповатое, как георгин, из штор, шторочек, занавесок, лебединых ковриков на стене, и вязаных старушечьих половичков.
И она позвала, - "садись, касата", сказала. И так и звала меня далее, "касата, касата моя".. И я села, и провалилась, рядом с ней, в пухлую бабушкину перину.
Она была похожа на старую, уставшую птицу, вся в сером-черном, руки на коленях не находили места без работы, блуждая по фартуку. Думаю, уже почти ничего не видела - один глаз был прикрыт веком, второй тронут, увы, старческими изменениями. Маленькое худенькое птичье личико, покорное, все в мелких, как в сетке, морщинках. Скажу честно, я даже испугалась этой старости, как пугается её молодость. И не знала, растерялась, не зная - как начать и с чего. Но она мне помогла:
- Иль спросить че, касата моя, хочешь?
И она заговорила.
Я видела как морщинки её выпрямились и разошлись лучиками, запрыгали, весёлые, глаза раскрылись, засияли блеском, особенным, молодым, мурашки побежали по всему моему телу - передо мной сидела красавица, с прямой выгнутой спиной, с гладким лицом и сияющими глазами, красивый голос её уже тянул песню, вечерочную, старинные слова были вплетены в неё, как яркие ленты в косу, яркий цветной сарафан кружил, подавал боками и она поводила им, как хвостом, держа в одной руке конец подола..
- Я ВЕДЬ СМЕЛАЯ БЫЛА, касата.. Если парень-то грубит да неловко изъясняется, я ведь пропою такую ему - на вечёрку глаз не покажет. Только рано, касата моя, вечерки-то мои закончились, - улыбается она - погрузили нас всех на баржу, да увезли, да в снег и выкинули. И с собой-то ничего, одно платье на мне и было, братишек и сестрёнок - рук не хватало держать, а у их рученки-то холодные, так по очереди, золюнушки мои и уходили... Хороводы мои закончились. Не успела напеться, касата... А ведь помню на лужочке-то за рученьки возьмёмся с подружками и "кружка"
- ходим, поем, касата. Така судьба, выпала, видно, Богу угодно было...
На белёной стенке портреты.
- А мужа-то своего, я уже тута встретила, любила я его, ненагляду маево, и он меня, мы, касата, жалели друг друга. Всю жизнь жались к друг другу, все согреться не могли, касата. Скучала, как не стало его, до сих пор, касата, разговариваю с ним, да боженьку прошу, чтоб грехи-то его простил. Она держит меня за обе руки, и руки у неё как карта, а на них реки, и дороги, и сама судьба нарисована.
Я уходила, и в голове у меня горело, жар был в голове.
До сих пор как вспоминаю - жар.
Дом третий
На веранде сушили чеснок, его было много, и всего было много, того, чему и полагается быть на веранде в июле месяце - лук, кабачки, нитки грибов на окнах.
Людей тоже было много, видимо, гости приехали, с соседской деревни или с центра, наверное, дети, племянники; видно было, что в доме достаток, красивая, совсем недеревенская люстра украшала большую светлую горницу, по креслам дремали кошки. Бабушка тоже оказалась какой-то совсем молодой, и одета была в веселенький ситцевый халатик. Так на веранде и сели, укропчик прямо в нос упёрся, то и дело выглядывали дети, смешливые, любопытные, забегали, убегали, хотели посмотреть на гостей из города.
Было весело, мне казалась - сейчас и частушка зазвучит, но бабушка вручила нам по огурцу:
- А что рассказывать-то? - погрустнела она.
И эту историю я запомнила на всю жизнь, рассказана она было буднично, ну было и было, (чего ворошить?) как будто что-то упрятанное в коробочке, на донышке, куда чужим нос совать не пристало.
- Ну посадили всех, набили баржу-то, всех, детей и стариков, кто в чем был, да повезли, поплыли, значит, а ночью-то темно, причалили да и оставили, в лесу, узелочек только и успели завязать, хоть крупы немножко прихватили с собой. У нас восемь детей было, ямки повыкапывали - да детишек туда, от снега да ветра. Так по очереди и умирали, в первую неделю и начали умирать, октябрь на дворе, снег ужо, кто ж выживет? Сестра-то шишку нашла, да так и умерла, с шишкой во рту и нашли ее, торопилась, видать ела..
Она спела нам песню.
За лесом солнца проссияло
Там чёрнай ворон пролетал
Слеза на грудь мою упала
Последний раз сказал прошшай
Прощайте, девушки- красотки
Прощайте вся моя семья
Благослави меня родная
Быть может еду навсегда
Быть может, меткая винтовка
Из - за угла сразит меня
Быть может, шашка - лиходейка
Разрубит череп у меня
И уже внучки забирались к ней на колени, и теребили, чего-то просили шепотом, поглядывая на нас, и из нарядной горницы выглядывали удивлённые племянники. Может, они и не слышали этих бабушкиных песен.
Угостили нас самогоном, огурчиками малосольными, было шумно, и хорошо на душе, потому что бабушку любили.
Возвращались мы поздно. Река шумно поплескивала, и казалось, сердилась. Наверное, потревожили её..
Провожал нас северный ветер.
Свидетельство о публикации №218040401972
Гоша Ветер 18.10.2021 21:24 Заявить о нарушении