Однажды в тоцком. записки контрактника. год первый

Глава 9. - ВТОРАЯ УЧЕБНАЯ РОТА

Младший сержант Проскуряков — так звали невысокого парня, что повел нас на второй этаж третьего батальона. Первым, кого я увидел, входя в расположение, это был дневальный. У дневального на ремне висел штык-нож. Правда, я тогда не знал, кто такой дневальный, и мне казалось, что, если солдат носит нож на ремне, то он крутой парень. Да, да, те, кто знают, о чем я говорю, могут смеяться. Но тогда-то я не знал, что штык-нож выдают тем, кто заступает в наряд дневальными. Да и что это штык-нож, а не, какой-нибудь, личный кинжал, я тоже не знал. Для меня, как и для большинства ребят, все было в диковинку.
Пройдя мимо дневального, который, кстати, ехидно улыбался, глядя на нас, я повернул голову налево, и увидел, как вдоль коридора, сидят на стульях солдаты. Человек семьдесят, может меньше. Все лысые, глаза голодные, изучающие. Все они смотрели на нас. В голове моей мелькнула мысль, что это те самые «дедушки», о которых мы столько слышали. Но это оказались такие же призывники новобранцы, как и мы, просто прибыли ребята раньше нас.
Сержант Проскуряков построил нас вдоль стены. Из кабинета напротив, вышел офицер — лейтенант Давлетбаев, который был замполитом роты. Офицер внимательно посмотрел на каждого из нас, потом только начал говорить:
— Меня зовут лейтенант Давлетбаев Руслан Амиранович. Обращайтесь ко мне «товарищ лейтенант!». Я замполит второй учебнной роты, где вы будете проходить курс молодого бойца ближайший месяц, пока не примете присягу. После присяги, кого-то из вас оставят служить у нас, остальных раскидают по подразделениям. Рота делится на взвода. Позже ваши сержанты расскажут вам, к какому взводу вы относитесь. Взводами командуют сержанты. Вас научат правильно маршировать. По будням, до обеда будете изучать устав. После обеда строевая подготовка. Подъем в шесть, отбой в девять. Об остальном вам расскажут ваши сержанты. Если будут какие-то вопросы, обращайтесь, мой кабинет рядом с кабинетом начальника штаба.
После недолгой речи лейтенанта Давлетбаева, нас повели к каптерке, где хранились солдатские вещи. Каптерка — это, своего рода, кладовка. В каждом подразделении, должна быть каптерка. В ней хранятся вещмешки, противогазы, ОЗК, бронежилеты, каски, солдатские бушлаты и прочее армейское обмундирование. Как правило, всегда назначался каптер — ответственный за имущество. Хотя ответственным всегда был старшина роты, но каптера можно считать его неофициальным заместителем. Вообще каптер — это тепленькое местечко в армии, где ты всегда будешь и сыт и одет. Так что, если вам предложат быть каптером, то не отказывайтесь от этого назначения.
В восьмой роте каптером был тюменец по имени Павел. Паша был очень маленького роста. По сроку службы он уже был «черпак» — прослужил один год. Все свое время он проводил в каптерке и, практически, оттуда не вылазил. Тихий, сам себе на уме, ждал, когда же закончится его срок службы и он, наконец-то, уедет домой.
Нас по одному заводили в каптерку. Все, кто заходил передо мной, выходили без своих вещмешков и бушлатов. Подошла и моя очередь. Я зашел. Каптерка представляла собой небольшое помещение, где-то три на четыре метра. По левую сторону были деревянные стеллажи с амуницией, а по правую, ближе к окну, стоял стол и два стула. На одном стуле сидел каптер Паша, а на другом старослужащий из Екатеринбурга Иван. Ваня мне сразу не понравился — лицо недовольное, зубы через раз — то есть, то нет. Наглый, самовлюбленный, весь «на понтах», в общем, типичное быдло.
— Хрена ли ты вылупился, бл… дь?! — рявкнул Иван на меня. — Снимай бушлат и выкладывай все вещи из вещмешка. Бегом!
Я недовольно посмотрел на Ивана, чуть помялся, но потом, все же, снял бушлат и начал распаковывать свой вещмешок.
Бушлат у меня забрал каптер, обыскал его, написал на бирке мою фамилию и повесил на стеллаж. На вещмешке тоже написали мою фамилию и отложили его в сторону.
— Все, дуй нах… й отсюда и зови следующего! — махнул рукой в мою сторону Иван, давая понять, что со мной закончили.
— А вещи? — удивился я.
Зубная паста, пена для бритья, после бритья, две упаковки одноразовых станков, хорошая зубная щетка, пара кусков душистого мыла — все, что я выложил из своего вещмешка.
— Чего?! Какие нах… й вещи?! — возмутился Иван и, встав со стула, подошел ко мне.
— Пасту с щеткой хоть отдайте. — настаивал я на своем.
— Потом получишь, «душара». А теперь дуй отсюда, пока я добрый!
Ваня впился в меня пронзительным взглядом. Я смотрел в его глаза, и думал об одном — с какой стороны ему лучше всего ударить по лицу. Тот факт, что я здесь новенький, и не знаю здешних порядков, не давал мне этого сделать. Нужно было обжиться, присмотреться к людям, и только тогда, решать, кого можно трогать, а кого нельзя. Лишних проблем, помимо тех, что были у всех молодых, я не хотел. Я знал, что к нам будут относиться с презрением, так как мы совсем «зеленые».
Я развернулся и вышел из каптерки.
После того, как у нас изъяли наши личные вещи, сержанты приказали сесть на свободные табуретки, там же где и сидели остальные новобранцы. Честно говоря, я так и не понял, для чего у нас изъяли личные вещи. Дело в том, что я не раз буду встречать новобранцев в свои следующие годы службы, и ни разу я не видел, чтобы сержанты отбирали у солдата все его вещи, вплоть до зубной щетки! Просто нам довелось попасть к таким уродам, которым ничего не было чуждо. Все наши станки для бритья, пены, шампуни, мыло, зубные пасты и т. д. — все это сержанты забрали себе. Спасибо, хоть, обыскивать не стали — тогда бы это точно был предел низости.
Что ж, мы сидим на табуретках с остальными, такими же как и мы, новобранцами. Говорить нельзя — только слушать. И мы слушали, как один из сержантов объяснял нам правила поведения в нашем новом мире.
— Для тех, кто прибыл только сегодня, объясняю! — вальяжно, по хозяйски, прохаживаясь перед нами, говорил сержант. — С этого момента и до принятия присяги, вы будете служить во второй учебной роте. Здесь вас научат воинскому уставу, дисциплине и порядку. Вы научитесь правильно ходить строевым шагом. Изучите основные команды. Теперь вы в армии, а значит, обращаетесь ко всем «товарищ». Товарищ сержант, товарищ лейтенант, товарищ полковник и т. д. Без разрешения старшего по званию вы даже пукнуть не смеете! Захотите подрочить под одеялом — спросите у сержанта! Вы должны понимать, что вы здесь на самых, что ни на есть, птичьих правах! Если хотите что-то спросить, то сначала обратитесь правильно, как положено, согласно уставу, а именно — товарищ сержант, разрешите обратиться! Чем быстрее вы забудете про дом, тем быстрее вы освоитесь здесь.
Мы глотали слова сержанта, жадно заглядывая ему в рот. Для нас это было первое наставление, как нужно себя вести в армии и какие порядки здесь царят. Мы старались не пропустить ни единого слова.
— Ваша рота делится на взвода. — продолжал сержант. — В каждом взводе порядка двадцати пяти человек. У каждого взвода свой сержант, но это не означает, что вы не подчиняетесь сержантам из других взводов! Позже мы зачитаем списки, где вы узнаете, в какой взвод вас определили.
Я попал во второй взвод. Нашим командиром был сержант Васильев. Среднего роста, славянской внешности. Ходил постоянно в застиранной одежде, которая уже давно выцвела. Еще был сержант Проскуряков — маленький, невзрачный. Была у Проскурякова одна особенность — он постоянно моргал. Сначала я подумал, что частое моргание — это нервный тик, но позже я понял — сержанту постоянно сползала шапка на глаза, так как была велика, и, чтобы не поправлять каждый раз ее руками, он поднимал шапку своими бровями, интенсивно моргая. Смотрелось это, довольно таки, смешно и нелепо. Еще были два сержанта — сержант Казах и Татарин. Имен и фамилий я их не помню, но прозвища их запомнил. У Казаха было круглое лицо, смуглая кожа. Прозвище свое, как и сержант Татарин, он получил из-за своей национальности. Татарин чуть выше среднего роста, светловолосый, крепкий парень. Из всех сержантов, Татарин был самым рассудительным, хоть и перегибал иногда палку по отношению к нам — новобранцам.
Утренний завтрак мы пропустили, на обед нас еще не поставили на довольствие, а вот на ужин мы попали. До ужина мы сидели на табуретках. Просто сидели. Сидели и ничего не делали.
— Вторая учебная рота, выходим, строимся на ужин! — громко скомандовал сержант Татарин.
Мы столпились у каптерки, чтобы получить свои бушлаты. Когда все были одеты, нам приказали выйти на улицу и построиться перед казармой. Мы вышли. На улице уже стемнело. Только-только начинал идти первый снег.
— Ну, что столпились как стадо баранов? Кому сказано — строиться!? — вышел из казармы сержант Казах.
Знали бы мы еще как строиться. Мы заерзали на ровном месте. Никто толком не знал, в каком порядке нужно строиться. Те, кто прибыл на пару дней раньше нас, начали создавать строй в четыре колонны. Я пристроился к остальным.
— Эй, ты! Ты?! — сержант Васильев кого-то звал. Я обернулся и встретился с ним взглядом. — Ну, ты, тот, который думает, что это не он!
— Я? — переспросил я на всякий случай, хотя и понимал, что обращаются ко мне.
— Ну, конечно ты! Фамилия твоя как?
— Хохлов. — отвечал я неуверенно.
— Хохол значит. Ты, Хохол, как один из самых длинных, должен идти впереди строя. Усек?!
— Мне вперед встать? — растерялся, почему-то я.
— Ты глухой что ли?! — сержант Васильев начинал сердиться на меня.
— Нет, не глухой.
— Ну, так свали из жопы строя и встань спереди!
Спорить я не стал и перешел в первые ряды строя. Помимо меня, еще четверых высоких ребят поставили впереди. Когда же все были построены, сержант Татарин взял бразды правления на себя.
— Значит так, товарищи «запахи»! Вы еще не приняли присягу, а значить и «духами» вас не назовешь. Поэтому вы пока только «запахи». Ваша первостепенная задача, тех, кто в строю, — это не нарушать строй! Вы хоть обосритесь, но строй не нарушать! Первая шеренга задает шаг, остальные идут с ними в ногу. Все должно быть как по линеечке! Если вы сбили ногу, то и за вами, обязательно, собьются. Понятно, что такое в ногу? Это когда все идут одинаково — если первая шеренга тянет правую ногу вперед, то и все за ними делают также. Еще одна важная вещь — никого не впускать через строй. Если кто-то решит пройти сквозь ваш строй, значит, вы запороли свою первостепенную задачу, а именно — не нарушать строй! Дальше, когда нужно повернуть, сержант дает вам команду — «Правое плечо вперед!». Это значит, что вам, ребята, нужно повернуть налево. Когда вы слышите такую команду, вы делаете следующее — в первой шеренге, крайний слева, стоит на месте и марширует. Кто справа, тот, маршируя, поворачивает налево. Остальные подстраиваются под них. Тоже самое и с командой «Левое плечо вперед»!. Когда я говорю «На месте!» — значит стоите и маршируете на месте. Когда «На месте, стой!», — перестаете шагать и стоите по стойке смирно. Всем все понятно?!
— Да. — в разнобой, еле слышно, отвечали мы.
— Вы чо, долбанулись, что ли?! Вы как отвечаете старшему по званию?! Надо отвечать «Так точно!» Громко, в один голос! Спрашиваю еще раз — всем все понятно?!
— Так точно! — громко, но невпопад отвечали мы.
— Еще раз — всем все понятно!?
— Так точно!
— Вот так. Над этим мы еще поработаем. А теперь — становись! Равняйсь! Смирно! Отставить! Вы чего, бараны тупорылые, физкультуру с ОБЖ пропускали?! Не знаете в какую сторону равнение держать?! По команде «Равняйсь!», поворачиваете свою башку направо. Подбородок вверх, правое ухо выше левого. Повторим — становись! Равняйсь! Смирно! Стоп, стоп! Да что вы творите, вашу мать!
Я чувствовал себя как в детском саду — причем не в роли воспитателя, или же родителя. Мы как малые дети, которые только учатся ходить, но делают все не правильно. В школе к этому проще относились, здесь же все было строго. Если команда «Смирно!», то надо не просто поднять подбородок вверх, а встать прямо, вытянутся всем своим существом вверх, грудь вперед, руки по швам — создать впечатление вытянутой струны, готовую, вот-вот, лопнуть. По команде «Становись!» мы должны встать в строй, если мы уже в строю, то обратить внимание на того, кто раздает команды. При команде «Вольно!» вы ослабляете левую ногу и опускаете подбородок, чтобы ваш взгляд был под углом 90 градусов. Ворочать головой, разговаривать по команде «Вольно!» нельзя.
— Татарин, мы так ужин пропустим! Потом научим их командам. — вмешался в воспитательный процесс сержант Казах.
— Ладно, успеем. Еще один момент, товарищи «запахи». Когда вы слышите команду «Шагом марш!» — после слова «шагом» вы должны корпус своего тела подать чуть вперед, и, только, после команды «Марш!», начинаете маршировать с левой ноги! А теперь, шагоооом, марш!
И мы пошли. Не Бог весть как, но пошли.
— Раз, раз, раз, два три! — давал нам счет сержант, чтобы мы могли под него маршировать и не сбиваться. Если счет дают под левую ногу, то, каждый раз, когда вы слышите очередной счет, в это время ваша левая нога должна уже стучать по земле.
До столовой мы дошли как стадо бродячих баранов — так о нас отозвался сержант Васильев. Перед столовой мы были не одни — напротив одноэтажного здания стояло, как минимум, еще пять отдельных строев. В армии все ужинают с 19 до 20 00. На крыльце столовой стоял офицер со списком — дежурный по полку. Сержанты подходили к дежурному и отчитывались о количестве личного состава, кто пришел на ужин. Офицер сверял свои списки, делал отметки и давал команду — кто и в какой очереди заходит в столовую. Вот один интересный нюанс — заходить в столовую в верхней одежде нельзя. Гардероба в столовой нет. Что же делать, спросите вы? Было два варианта — мы раздевались на улице, кидали бушлаты в одну кучу на снег и оставляли одного человека, который сторожил наши вещи. Во время ужина мы оставляли нашему сторожу покушать — когда мы выходили, он заходил и ел в ускоренном режиме, так как его на улице ждали остальные. Второй вариант тот же самый, но бушлаты мы скидывали на пол в тамбуре столовой и также назначали сторожа. Возможно, в других частях, есть что–то типа гардеробной, но я такого не встречал.
Когда нам дали добро, чтобы заходить в столовую, сержант Васильев скомандовал:
— Справа, в колонну по одному, бегом, марш!
Те, кто стоял с правой стороны строя, бегут первыми, потом следующая колонна и так пока все не забегут в столовую. Перед тем, как забежать в столовую, каждый должен снять головной убор. В столовой нас встречал сержант Татарин, указывая на столы, где было накрыто на нашу роту.
Если вы когда-нибудь были в школьной столовой, то в армии все то же самое. Огромный зал, в котором, в аккуратные ряды, составлены столы с лавочками. Ничего особенного.
И так, мы расселись за свои столы. На столе стоит алюминиевый казанок, чайник, тарелки и стаканы с ложками. Еще стояла большая тарелка с кусочками масла в виде огромных таблеток. Две буханки нарезанного хлеба. Все сидят и ждут команды сержанта.
— Значит так, орлы! — сержант Казах принялся объяснять нам, как правильно вести себя в столовой. — По команде «раздатчики пищи встать!», встают те двое, кто сидит с краю стола, рядом с казаном. По команде «к раздаче пищи приступить!», один раздатчик разливает в чашки чай и передает остальным, другой раскладывает пищу в тарелки и, также, распределяет с остальными. Потом я даю команду «приступить к приему пищи!», после чего ваши ложки должны загреметь, словно легион римлян на мечах дерется. Всем все понятно?
— Так точно!
И мы все делали, как нам приказывали сержанты. На ужин, как сейчас помню, было пюре и тушеная рыба с подливой — вроде щука. Чай в чайнике был уже подслащен. Масло кто на хлеб мазал, кто в пюре кидал. Вполне сносный ужин, скажу я вам. Чай не такой уж и сладкий, но и горьким его не назовешь. Это сейчас я слышу от ребят, кто служит по одному году, что их и пельменями кормят, и мясо они в своей тарелке находили… У нас все было проще — мяса мы не видели, и не важно, будь то борщ, либо каша — везде только масла и жир. Иногда, конечно, мясо попадалось, но это было только тогда, когда проходили проверки в лице высшего руководства. Если на ужин макароны, то готовьтесь увидеть на своей тарелке кусок слипшегося, разваренного теста. Еще бывало, и очень часто, овощное рагу, в простонародье «бигус», — картошка, тушенная с квашеной капустой. Бигус в армии никто не любил — всегда неприятно пахло, и всегда кисло. Говорят, что в бигус еще и мясо кладут, но, как я уже говорил, мяса мы не видели. То есть, наше меню было очень скромным, и проблема была не в том, что армия для нас мяска зажала, а в том, что готовка еды практически не контролировалась. Есть начальник продовольствия, начальник столовой — в их обязанности входит контроль за приготовлением пищи для солдат. На деле все получается так — в столовую поставляют с армейских складов мороженное мясо. Далее это мясо размораживается, режется — что-то уходит в холодильник для следующего приготовления, что-то сразу в кастрюлю. Единственными гражданскими лицами в столовой, в наше время, были поварихи. У поварих дома дети, которых надо накормить. Каждая повариха отрезает от нашего мяса не малый кусок, чтобы накормить своих домочадцев, может, и шашлычок на выходных замутить. Сам начальник столовой голодным себя тоже не оставит, выбрав себе самый лучший кусок. Потом постоянные обитатели столовой — помощники поваров, хлеборезы, ответственные за продовольственные склады ребята — всем хочется хорошо поесть и приготовить отдельный вкусный ужин. И нельзя обделять дежурного по столовой — ВСЕМ НАДО МЯСА! Ну, и, конечно же, оставшееся мясо идет в офицерское меню, ведь офицеры питаются отдельно от солдат. Комната, где питались офицеры, тоже располагалась в столовой, но там все было по-другому — больше похоже на кафе. И еда у офицеров была не та, что у смертных солдат. Если подлива, то с мяском. Плов — значит с мясом. Овощное рагу — то почему ж без мяса? — не порядок! Мяса товарищам офицерам! Все как полагается! Ну, а уж, то мясо, те масла и косточки, что остаются после всех голодных ртов, идет к нам в тарелки! Думаю, если бы офицеры питались в одной столовой, с одного котла, вместе с солдатами, то мы бы вкусно ели! Но, при нас такого не было.
Когда все поели, сержант скомандовал «Закончить прием пищи! Встать!». Грязная посуда осталась на столе. После нашего ухода, наряд по столовой соберет всю посуду и помоет ее. Тогда, в 2005 году, никто и подумать не мог, что через два года в этой столовой будут работать девочки — официантки. Но об этом в следующей книге, а пока мы сытые возвращались с ужина обратно в казарму.
Чего солдату хочется больше всего после того, как он сытно поел? Покурить и поспать! Не все из нас расстались с сигаретами, что привезли с гражданки.
— Курить хотите? — улыбаясь, спрашивал нас сержант Татарин, когда мы уже пришли к казарме.
— Так точно! — отвечали мы дружно.
— Не слышу!
— Так точно!!!
— Ладно, уговорили. Я вам дам команду «Разойдись», и вы дружненько все перемещаетесь за угол казармы. Там у нас курилка. Курите пять минут. Потом я дам команду «Рота, перед казармой становись!», и вы должны пулей изобразить строй! Рота, разойдись!
Дважды нам повторять не нужно. Мы разбрелись отдельными кучками с торца казармы. У кого не было сигарет, те стреляли у других, либо просили, чтобы им оставили покурить.
Впервые дни все смотрят друг на друга с недоверием, огрызаются, пытаются показать свой характер. Нужно быть внимательным, смотреть с кем знакомишься. В курилке можно было сразу выделить отдельные компании ребят — скорее всего, каждая кучка новобранцев — это парни с одного города, которые приехали сюда, так же как и мы, и успели в дороге познакомиться. Больше всего было парней из Самары. Я же старался держаться особняком — новых знакомств не заводил, пытался понять, кто, чем «дышит». Уже по наличию хороших сигарет можно было выделить тех ребят, кого не удалось провести сержантам и штабным крысам — значить парни не дураки. Были и те, кто стоял «потерянный», оглядываясь, в ужасе, по сторонам, до сих пор не понимая, где он и как сюда попал.
Я достал свою пачку «явы», закурил. Как минимум четыре человека ко мне подошли, как только увидели у меня сигареты.
— Сигаретой не угостишь? — этот вопрос будет на первом месте среди часто задаваемых в курилке. Потом, когда сигареты закончатся, все будут спрашивать покурить одну сигарету на двоих. Потом на троих. Бывало и на семерых одну раскуривали.
— Внимание, вторая рота! — кричал сержант Татарин. — Сейчас, каждый из вас докуривает свою сигарету, но не тушит и не выбрасывает. Теперь встали все лицом к стене казармы. По моей команде «Салют!», вы дружно бросаете бычки в стену. Все ясно?!
— Так точно!
— Салют!
И мы бросали свои бычки в торец казармы. Наверняка вы не раз бросали на землю непогасший бычок, когда на улице уже стемнело. Окурок ударяется о землю, угольки табака разлетаются в стороны. А теперь представьте, как восемьдесят бычков, одним разом, бьются о стену! Не зря сержанты назвали эту проделку салютом. Много-много красных искр разлетались по стене казармы. Нас это даже позабавило и заставило улыбнуться — в армии не так уж и скучно. Это уже потом мы поймем, кто в армии был, тот в цирке не смеется — уже ничем не удивишь.
— Рота, перед казармой, в четыре колонны становись! — скомандовал сержант Татарин.
Мы бегом встали в строй.
— Справа, в колонну по одному, бегооом марш!
Мы забежали в казарму, сдали свои бушлаты в каптерку и расселись на табуретки вдоль коридора.
Часы в казарме показывали 20:30.
Сержант Васильев вынес из каптерки большую картонную коробку.
— Подходим, салаги, разбираем зубную пасту и щетки!
Мы гурьбой налетели на, оставленную на полу сержантом, картонную коробку. В коробке лежали зубные щетки, и тюбики с зубной пастой. Я взял первую попавшуюся щетку и тюбик недорогой пасты. Щетка уже была в пользовании, как и вскрытая паста.
— А где наши щетки? — спросил я у сержанта.
— Это ваши и есть. Так что берите, что дают и не выпендривайтесь! — огрызнулся сержант Васильев.
Вот тебе номер! Зачем сержантам понадобилось забирать наши щетки с пастой, а потом возвращать их в таком виде — остается загадкой. Я попытался походить по парням, чтобы найти свою щетку, но поиски результата не дали. Кому зубная паста не досталась, тем предложили делиться ею с соседом. Хорошие тюбики с дорогой пастой, сержанты забрали себе. Потом, каждому из нас, раздали по одноразовому бритвенному станку и куску обычного солдатского мыла.
— У вас есть тридцать минут, чтобы умыться и приготовиться к вечерней поверке! — дал распоряжение сержант Васильев.
Умывальник представляет собой два раздельных помещения — в одном стоит десять умывальников, по пять с каждой стороны, в другом помещении пять отдельных туалетных кабинок. Еще была ванна для ног — душевой поддон с краном. Напротив каждого умывальника было зеркало.
Я помыл свою новую зубную щетку с мылом под струей холодной воды. Чистить зубы чужой щеткой не хотелось, но другого варианта не было. Пока мы умывались, сержанты курили в умывальнике, поторапливая каждого из нас.
Когда все умылись, сержанты распределили за каждым из нас кровати. Мне досталась верхняя койка. Между двухъярусными кроватями стояли тумбочки — одна тумбочка на четыре человека. Нам объяснили, какой порядок мы должны поддерживать в своих тумбочках, что ничего лишнего там лежать не должно. Интересно, конечно, что же лишнего мы могли положить в свои тумбочки, когда у нас все изъяли. Хотя были у некоторых домашние альбомы с фотографиями — после того, как сержанты нагляделись на красивых девочек на фотках, они вернули нам наши альбомы. Хранить фотоальбомы нам не запрещали. Если какому–то из сержантов понравилась девушка из вашего альбома, он мог попросить у вас ее телефон, либо адресок, чтобы черкнуть ей пару строчек про любовь. Если на фото ваша девушка, то сержант говорил так: — «Да ладно тебе — мне домой скоро, а тебе еще тут два года служить! Чо тебе жалко, что ли, что я твоей подруге напишу?!» Находились такие, кто давал адрес своей девушки — тут без комментариев.
В общем, в тумбочке должно лежать — конверт для писем, тетрадка, мыло, мочалка, щетка с пастой, моток ниток (черные и белые), ручка для письма, ну и фотографии свои спрятать в самом конце. Бритвенные принадлежности тоже не запрещались, но у нас их попросту отобрали — дорогие пены для бриться и крема после бритья. Если бардак в тумбочке разведете, сержант ее перевернет вверх дном и будете по новой порядок наводить.
— Вторая учебная рота, строится в две шеренги на взлетке для вечерней поверки! — кричал во все горло дневальный по роте.
Взлетка — так называли длинный коридор в армии. Табуретки, на которых мы днем сидели, мы уже убрали — поставили рядом с кроватями. Через минуту, под крики сержанта «Бегом! Быстрее, салаги!», мы построились в две шеренги.
— И так, товарищи бойцы, каждый вечер в девять часов, мы будем проводить поверку личного состава. — прохаживаясь перед нами с красной папкой, говорил сержант Казах. — Как только вы услышите свою фамилию, вы громко кричите букву «Я». Например — Погодаев?!
Наступила нелепая тишина. Сержант назвал фамилию одного из нас, но тот не отозвался.
— Я не понял. — недоумевал Казах. — Погодаев есть среди вас?
В конце шеренги поднял руку худощавый, рыжий паренек.
— Ты, что ли, Погодаев?
— Да. — тихо отвечал парень.
— Хрена ты мне «дакаешь» тут, дебила кусок?! Ты слышал свою фамилию?
— Да. — еще тише, опустив голову сказал тот.
— Так точно, бл… дь!!! — сержант Казах сорвался на истерический крик. — Так точно, а не «да»!!! Слышал свою фамилию, я спрашиваю?!
— Да. Так точно! — Погодаев заметно нервничал.
— Ты е… нутый, солдат? — подошел вплотную сержант к испуганному Погодаеву.
— Нет, товарищ сержант.
— Тааак. Понятно. — сержант Казах отошел от Погодаева и обратился ко всей роте. — Внимание, вторая рота! Все, кроме господина Погодаева, упор лежа принять!
И мы все попадали на пол. Все, кроме перепуганного Погодаева.
— Вы все отвечаете за своих товарищей! И товарищ Погодаев тому не исключение. Так вот, чтобы помочь товарищу Погодаеву научится правильно отвечать, по уставу, вам придется потрудиться. А именно — вы будете отжиматься до тех пор, пока товарищ Погодаев не научится правильно отвечать. Сержант Проскуряков будет считать, а вы отжимайтесь.
— Раз! — не заставил себя долго ждать сержант Проскуряков.
Пока мы отжимались под счет сержанта Проскурякова, сержант Казах проводил беседу с Погодаевым:
— Не хорошо, товарищ Погодаев, сослуживцев своих подводить. — язвил Казах.
После двадцати отжиманий, Казах все же добился от Погодаева, как нужно отвечать на вопросы сержантскому составу.
— Встать! — приказал нам сержант Казах. — Надеюсь, теперь всем понятно, как нужно отвечать?!
— Так точно! — дружно, сбивая дыхание, отвечали мы.
— Тогда повторим нашу поверку. Погодаев?!
— Я! — Погодаев явно уяснил сегодняшний урок.
— Молодец, Погодаев, справился с поставленной задачей! Усольцев?!
— Я!
— Абдурахманов?!
— Я!
И так далее. Всех перечислили. Так прошла наша первая вечерняя поверка. Вообще вечерние поверки проходят на плацу, но мы еще не были обучены строевому шагу, не знали ни одной песни и потому, до принятия воинской присяги, вечерние поверки проходили в казарме.
Отбой в армии в десять часов вечера — это в будние дни. В выходные отбой в одиннадцать, но и вставать потом не в 6, а в 7 утра. Прежде чем отбиться — лечь спать, мы должны были заправить свои кровати.
— Значит так, — командовал сержант Татарин, — двигайте кровать на середину взлетки!
Мы послушно сдвинули крайнюю двухъярусную кровать на середину коридора и выстроились вокруг нее. Сержант Татарин взял чистое постельное белье и принялся показывать, как правильно заправлять кровать:
— Постельное белье — две простыни и одна наволочка для подушки. Также в комплект идут два полотенца — одно для ног — его вы будете аккуратно складывать в подножье кровати, а второе для рук и лица. Никаких пододеяльников в армии нет! Ваша любимая девушка, которая согревает по ночам, на ближайшие два года — это ваше трехполосное одеяло! Ничего сложного, главное, чтобы всегда кровать была аккуратно заправлена! После того, как вы заправили кровать, вы должны ее отбить деревянными плашками.
Татарин взял в руки две деревянные плашечки с ручками и принялся разглаживать ими края заправленного одеяла. В итоге получались острые края, словно матрац не ватный, а поролоновый. Также сержант Татарин объяснил, как нужно равнять свое одеяло по соседскому — то есть ваши три черные полосы на одеяле, должны быть симметричны с соседскими полосками. Берется нитка и натягивается от первой кровати и до крайней в этом ряду. По нитке все солдаты поправляют свои одеяла и достигают идеальной симметрии. В общем, все должно быть в армии по линеечке.
Мы взяли постельное белье, и пошли заправлять свои кровати. Заправлять нижнюю койку проще чем верхнюю, чтобы заправить верх, нужно встать на нижнюю кровать. В тесных пролетах можно заправить две кровати одновременно, но все четыре сразу не получится, поэтому мы, сначала, заправляли верх, а потом пускали ребят к своим нижним койкам.
После того, как кровати были заправлены, нам объяснили, как правильно складывать солдатскую форму. Сначала вы аккуратно складываете свои штаны и кладете их на табурет. Потом укладываете сверху китель, поверх кителя, пряжкой вверх, кладете с краю ремень. Головной убор кладете последним. Сапоги с портянками ставите под табурет, либо рядом.
Чтобы босиком не ходить, нам выдали черные резиновые шлепки — китайские по сто рублей.
Когда форма была уложена, каждый стоял у своей кровати и ждал команду «Отбой!». После данной команды, вы должны пулей влететь под одеяло и молчать как мышка.
— Рота, отбой! — дал команду сержант Васильев.
Мы рванули в свои кровати, укрылись одеялом и затихли.
— Отставить! Медленно! — не понравился наш отбой сержанту Васильеву.
Мы слезли с наших коек и вернулись к исходным позициям. Так было еще три раза, пока сержанту Васильеву не понравилось, как мы отбиваемся.
— Спокойной ночи, вторая рота! — крикнул сержант Татарин.
Мы ничего не ответили.
— Внимание, вторая рота! Когда командир желает вам спокойной ночи, вы должны отвечать «взаимно!». Громко и четко! Еще раз! Спокойной ночи, вторая рота!
— Взаимно! — орали мы во все горло.
— Вот так то! — довольно улыбнулся сержант Татарин. — Спите, пацаны, завтра новый день, а значит, вы на день станете ближе к своему дембелю!
В расположении дневальный выключил свет. Стало темно. Темно и тихо. Ну, вот я и в армии. Все мы. Интересно, о чем думали ребята в первую свою ночь? Я думал о доме. О чем же еще мне думать. Думал, как мама с папой сидят на кухонке и меня обсуждают, мол, как там наш Мишутка. С мыслью о доме и родных я уснул…
— Слышь, бабки есть?!
Я проснулся по среди ночи от того, что кто-то рядом разговаривал.
— Глухой, что ли?! Деньги, бл… дь давай!
Протерев сонные глаза, я разглядел силуэт парня, который склонился над новобранцем у соседней койки. В голосе этого парня я признал Ивана, того самого, кто забирал в каптерке наши личные вещи.
— Я тебе ща по сопатке дам! — грозился Иван новобранцу. — Деньги с дома привез? Привез, спрашиваю?!
— Я в дороге все проел. — оправдывался испуганный новобранец.
— Ладно, хрен с тобой!
Иван оставил одного солдата и начал будить того, кто спал на верхней койке рядом со мной.
— Э! Э, бл… дь! Просыпайся, «душара»!
— Что? — проснулся, ничего не понимающий, солдат.
— Деньги есть?!
— Деньги?
— Я тебе сейчас всеку! Деньги давай!
— Но у меня нет денег!
Послышался отчетливый щелчок удара кулаком по лицу.
— Еще раз спрашиваю — бабки есть?! — Не отставал с расспросами Иван.
— Нет. Правда нет! — еле сдерживая слезы, отвечал новобранец.
Все это время я слышал разговор Ивана с новобранцем за моей спиной. Когда Иван ничего не добился от моего соседа по койке, он направился ко мне. Еще до того, как Иван ко мне приблизился, я услышал запах перегара, который шел с его стороны.
— Э, слышь?! — толкнул меня в плечо Иван.
— Слышу. — коротко ответил я.
— Деньги есть?!
— Нет.
— А если по морде дам?!
— От этого они точно не появятся. — спокойно ответил я, хоть и заметно нервничал.
Иван внимательно посмотрел на меня и, ничего больше не сказав, переключился на других.
Не знаю, отобрал ли Иван у кого-то деньги или нет, но в нашем кубрике денег ни у кого не было. Потом Иван ушел к соседнему взводу и продолжил вымогать деньги у других ребят. Я же снова попытался уснуть.