Благое намерение

               
      
                Рассказ               
                Все совпадения фамилий и имён
                прошу считать случайным
                совпадением


Сидел как-то за компьютером, просматривал в интернетсетях сообщения.

 И вдруг на страничке Одноклассников, в ленте увидел знакомое женское лицо,  фамилия была мне не известна, а вот имя…
Нахлынули воспоминания юности, а имя Ольга напомнило об одном не забываемом жизненном эпизоде…
 
Ольгу я увидел впервые в нашем деревенском клубе, и сердце учащённо забилось. Спросил у парней, кто она, откуда. Объяснил Валера Никитин - девушку звать Оля, фамилия Гетманец, она из деревни Веденка, училась в школе с.Чикман.
 В то время только там была средняя школа, где она и закончила десять классов.

 Мы с Валерой играли в бильярд, и я не спускал глаз с Ольги. Она тоже бросала на меня быстрые взгляды, а увидев, что я смотрю, отводила глаза и поворачивалась к подружкам сидевшим рядом. Её волнистые, тёмные волосы, возбуждали моё воображение. Удары кием не получались, мазал по шарам. Валера хитро улыбался после очередного моего промаха.
 
К полуночи начали расходиться по домам. Девчонки всегда впереди, парни немного позади. Обсуждая, кто кого проводит домой.
 
Ольга приехала погостить к своему брату, Петру. Пётр Иванович Гетманец был женат и работал бухгалтером в совхозе. Жил он с семьёй на нашей улице, не далеко от моего дома.
 
Молодёжь разошлась, кто по домам, а кто и по кустам дружить. Мы с Ольгой несколько десятков метров  шли рядом, пока не подошли к их дому.
«Мы пришли»,- сказала Ольга, открыв калитку.
 
 Я не находил слов, чтобы как-то удержать её. Шагнул ближе, ища подходящие слова, но Оля уже вошла во двор. Я придержал калитку, не дав её закрыть.  Оля засмеялась, негромким, но таким завораживающим смехом, что я совсем растерялся и не мог сказать ни слова. Тем временем Ольга накинула крючок и скользнула в глубину двора.
 
Я стоял, глупо улыбаясь, и только фонарь на столбе наблюдал эту сцену, будто понимал всю нелепость моего положения.

Дом нашей семьи находился в ста метрах, от дома Оли. Пока шёл эти метры, в голове пронеслись сотни сумбурных мыслей.

 Жил я тогда по инерции: не умея разбираться в своих чувствах; принимал влюблённость за любовь. Если кто-то из девчонок не желал со мной дружить,  злился, но подлых поступков всё-таки не совершал.

 В ту ночь я долго не мог уснуть, ворочаясь в кладовке на матрасе, было жарко, август месяц.
 
Утром пошёл на работу, не выспавшись,  отец меня с трудом разбудил. Работал я сварщиком в совхозной мастерской. После работы  довольно часто выпивал. Вот и в тот день тоже распили с друзьями у меня в бытовке бутылку, которую я «скалымил» в рабочее время и разошлись по домам.
 
По дороге, зашёл в магазин, купил бутылку «портвейна», на вечер. Мне казалось, что алкоголь поможет побороть мою робость, и я буду смелее общаться с Олей.
 
Придя домой, бутылку спрятал в поленнице дров, за пригоном, чтобы случайно никто из домашних не увидел.  Управившись с домашними делами, погладил брюки и рубашку - это я делал каждый день, собираясь в клуб. Спасибо маме. Приучила.
 
С мамой я жил до десяти лет в другой области. Там я ходил в детский садик и там же пошёл в школу, всегда в чистенькой и выглаженной одежде. Родители разошлись и  я жил с мамой в райцентре.  Так получилось, после того как мне исполнилось десять лет, меня забрал жить к себе отец. У него была другая семья и жили они в небольшой деревушке. Среди деревенских детей я выглядел не так как они: шортики, матроска-рубашка, сандалии. Всё новенькое, что для деревенских детей, донашивавших одежду своих старших братьев и сестёр, было не обычно.  Почему-то прозвали меня «стилягой». Это приклеилось ко мне на много лет. Но это другая история.

 Молодёжь в клуб обычно собиралась в десятом часу,  если не было кинофильма, а к девяти, если был фильм.
 
У клуба стояли парни, курили, разговаривали…, увидев меня, оживились.  Подошёл, поздоровался с теми, кого не видел днём. Позвал в сторонку Мишу Цороева, ингуша из бригады строителей. Попросил найти стакан, чтобы выпить вино. Через минуту он стакан принёс, я позвал Юру Рымжанова, Лёню Домаренко, выпили по сто грамм, и пошли в помещение.

 Фильма не было, молодёжь собиралась медленно, часам к десяти подошли девчата. Некоторые парни играли в бильярд, два на два, кое-кто толпился у крыльца клуба. Другие сидели среди девчат и развлекали их.
 
Я то и дело выходил на улицу из клуба и поглядывал в сторону, откуда должна была подойти Оля. И всё-таки просмотрел её появление. Когда увидел, сердце учащённо забилось. Я оживился, парни заметили, появились улыбочки на лицах и ухмылки. Это мне не понравилось, я в любой момент мог пустить в ход кулаки. Моргнул ребятам, с кем пил,  мотнул головой в сторону двери, и пошёл к выходу.
 
Допив портвейн, стояли, разговаривали, ребята подтрунивали – спрашивали: « Ну как, вчера проводил Ольгу?» Я, пожимая плечами, ответил: «До дома проводил».  Конечно, им хотелось услышать подробности, но я принципиально никогда подробности встреч с девушками или женщинами, не рассказывал. Миша Цороев не унимался, снова спросил: «Что даже не потискал, не целовал?» «Да ну, в первый вечер, нее…»- протянул я. «Сегодня то пойдёшь?»- Поинтересовался Миша.  «Ну, конечно, нам же по пути».- Ответил я и переспросил – «А что, ты хочешь пойти?»  «Ели ты не пойдёшь, то я пойду» - утвердительно сказал Миша, я недобро улыбнулся. «Нет, нет! Если ты пойдёшь провожать, зачем я пойду?» - улыбался Миша. Мы понимали друг друга с полуслова, с первых дней как он появился с бригадой строителей в нашей деревне. Мы сдружились, в любых конфликтах стояли горой друг за друга.  «Пошли танцевать», - позвал я. Из открытых дверей гремела музыка.
 
Зашли в клуб, девчонки танцевали танго, друг с другом. Оля сидела, я пригласил её на танец. Она согласилась. Видимо это вино придало мне смелости. Танго я танцевал не плохо, как казалось мне. Во всяком случае, ноги не оттаптывал, сложного ничего нет, скользи ногами по полу и всё, это ж не вальс.
 
Открыть рот всё- таки не решался, запах вина мог испортить всё. Я ещё не догадывался, увлечённый танцем, что уже всё испорчено. Танец закончился, девчонки сели. Проводив Олю до места, я пошёл на улицу вслед за парнями. Кто-то вышел покурить,  а кто и просто так.
 
Включали ещё несколько быстрых танцев, дрыгались под «Битлов», я тоже выходил в круг, танцевали, кто как мог. Трясли длинными волосами, девчонки визжали под «битлов». Волосы у многих парней, были почти до плеч. Мода.
 
 Часов в двенадцать ночи, клуб закрыли, все пошли по домам. В нашу сторону шли: Люба Медведева (однофамилица моя), Таня Инкина, Валя Медведева моя сестра, Ольга, Толя Инкин и я.
 
 Вскоре вышли на нашу улицу Молодёжную, постепенно расходились по домам. Вскоре и Ольга свернула к дому брата, я махнув Толе Инкину рукой , свернул за ней. Пока подходил, Оля вошла во двор и уже намеревалась пойти в дом. Я окликнул: «Оля подожди…» - она нехотя остановилась. Я подошёл, не решаясь зайти во двор, остановился у закрытой калитки.
 
«Оля давай поговорим» - начал, было, я.  «О чём?» - спросила она. Я что-то «замычал», нечленораздельное, вроде: «Хочу с тобой дружить…».  Бросив мне: «Иди, проспись»- ушла.
 
И тут не знаю от чего, мне стало обидно: « Как так, со мной, почему? Я же ничего не сделал…, даже целоваться не лез…, другие рады бы были, что я к ним приходил…, а тут…?» - думал я.
 
 Как-то всё закрутилось, работы много - уборочная, техника ломается, сварка нужна постоянно, то на полях, то в мастерской.
 
Как бы напряжённо не работали на селе, а молодёжь, находила время для общения. Хоть на час, два прибежать в клуб, потанцевать, пообщаться. Кто-то дружил, девчонок провожал до дома, а кто и до утра гуливал. Эх, время молодое-золотое, некогда было обращать внимание на усталость.
 
Несколько дней пролетели, не заметно. И вот, наконец, я увидел её в клубе, она сидела с девчонками. Когда я вошёл, увидел сразу только её большие глаза и почему-то грустное лицо.
 
Увидев меня, она опустила глаза, а Люда Новикова, сидевшая рядом, толкнула её в бок. Я понял, что разговор шёл обо мне.

 «Чёрт, откуда взялась эта Люда? Она же в Новосибирске, живёт. Значит, в гости приехала. Ну, всё наверняка рассказала Ольге, что я был с ней, когда приходил в армейский отпуск. А если рассказала, что дружил и целовался с её двоюродной сестрой Валей Никитиной, живущей в Новосибирске и прошлый год приезжавшей в деревню…, то наверняка Ольга и разговаривать со мной не захочет. Ладно, будь что будет» - решил я.
 
 Понимая что, передавая из уст в уста мои похождения, девушки считали меня не надёжным человеком, для семейной жизни. Ясно же, каждой девушке нужен семейный очаг и верный надёжный муж. Я на эту роль, в их глазах очевидно не подходил. Бабник - одним словом.
 
После танцев, я шёл, за компанией, немного приотстав. Когда Ольга подходила к дому, прибавил шаг, и остановил у калитки, не дав её открыть.             
 
«Оля давай поговорим…»- начал я. «Давай»- ответила она.
 
«Где ты была, куда уезжала?»
 
«К родителям в Веденку.»
 
«Значит, я правильно думал – сказал я, и тут же выпалил – Оля давай дружить».

Глядя насмешливо, Оля проговорила: « Не получится, я скоро уезжаю».
 
«Куда?» - поспешно спросил я.
 
«Учиться.» -ответила Ольга и открыв калитку, вошла во двор, она явно не хотела разговаривать со мной.
 
«Оля, Оля, подожди, я серьёзно…. Я хочу жениться и осенью приеду в сваты к твоим родителям» - быстро говорил я.
 
«Что ты, что ты, нет, мне учиться нужно» -  сказала Ольга и торопливо пошла в дом.

 Это смутило меня, я испытывал чувство неловкости. Голову сверлила одна мысль: «Это Людка, это точно Людка рассказала много чего обо мне, поэтому Ольга и отвернулась от меня».

 Дни летели за днями. Сельская страда никогда не кончается. Заканчивается посевная, начинается обработка полей, следом покос, заготовка силоса. И вот уже уборка зерновых – в Сибири  лето короткое – и только к ноябрю мало-мало вздохнёт сельский труженик, и начинаются гуляния и свадьбы.
 
 Так сложилось, что «Покров» 14 октября, отмечали в деревнях всегда. Собирались родственники, соседи, дружившие семьи и гуляли - «дым коромыслом»! Отдыхая от трудов праведных.
 
 В тот, не забываемый 1975 год (почему не забываемый будет дальше) собрались гости и у нас дома. Дом - это совхозная не благоустроенная квартира, по сельским меркам не большой, три комнаты, кухня и коридор, примерно тридцать пять квадратных метров, на семью из шестерых человек.
 
 В зале расставили столы, скамейки, стулья  и гости разместились. Ели, пили в своё удовольствие, пели застольные песни и вели разговоры о хозяйстве и семьях, о детях и стариках.
 
 Но рассказ не об этом. Мне к тому времени уже было, двадцать один год. Я апрельский. Многие мои сверстники уже женились и имели детей. У всех были рабочие профессии, они могли обеспечить семьи. Естественно родители и родня подталкивали и меня пора, мол, жениться, вот эта девка  хороша, вон та пригожа, та хозяйственная – только женись. Я и рад бы, да сердцу не прикажешь.
 
 После застолья гости разошлись.  Однако я рано радовался, думая, что, отвязались от меня с женитьбой. На следующий день, к обеду собрались близкие родственники, как бы опохмеляться. И вот одна из родственниц, тётя Таня Дядина, видимо уловив из вчерашних разговоров хорошо знакомое имя или просто запомнившееся, подсев ко мне, начала разговор.

  «Серёжа ты ведь взрослый парень, нужно жениться, вот Лёня Домаренко, ровесник  твой, вместе в школе учились, прошлой осенью женился. Уже ребёнок есть, и тебе пора. Я слышала, ты с Олей Гетманец дружишь, ну чем не невеста, сама красавица, семья хорошая. Молоденькая, так что ж, замуж идут, когда берут. Запомни это и не упускай. Нравится она тебе?» - спросила тётя Таня.
 
 «Да»- ответил я.
 
 «Так в чём дело, нужно в сваты ехать и всё, никуда она не денется» - продолжала своё тётя Таня.
 
 «Так она вроде где-то учится на учителя, я не знаю даже…» - промямлил я.
 
 «Ну и что, ну и что – затараторила тётя Таня – она же на праздники приедет к седьмому ноября, к родителям домой обязательно».
 
 «А я даже родителей не знаю…» - начал, было, я.
 
 «Так ты съезди, познакомься с родителями, поговори. Смотри, Серёжа, уведут девку, она красавица, долго не засидится. Из под  носа уведут» - ворковала тётя Таня.
 
 «Съездить  то можно, но я не хочу, чтобы ещё кто-то знал об этом», - ответил я
 
 «Да кто узнает-то, ни кто не будет знать. Мать, отец, я, да Петя Никитин. Он и коня тебе даст, вот и съезди»,- продолжила тётя Таня.
 
 «Ну, если только верхом – задумался я – снега то ещё нет, на санях не поедешь, а на телеге тем более. Трясти будет, быстро не поедешь, уже подморозило. Точно, верхом быстрее».
 
 «Я с Петей поговорю, и всё будет хорошо» - снова услышал голос тёти Тани.
 
 Пётр Васильевич Никитин, старший брат Валеры Никитина, моего одноклассника и друга, был женат на племяннице тёти Тани, и работал в совхозе конюхом. Поэтому да, он мог помочь в этом деле: дать коня для поездки.
 
 Через несколько дней Петро пришёл в мастерскую, и зашёл ко мне в бытовку. Я пил чай. Поздоровались, налил и ему чай.
 
 Пётр Васильевич лет на десять был старше меня, поэтому и звал я его либо просто Васильевич, либо по имени и отчеству. Высокий, под метр девяносто, поджарый, сильный мужик с крупным носом и маленькими глазами, глядя на меня в упор, спросил:
 
 «Как в Веденку поедешь, верхом или в кошёвке?»
 
 «Лучше верхом, быстрее будет», - ответил я.

 «Коня не запалишь?» - ещё спросил Васильевич.

 «Да что ты, Василич, сколько я на выпаса ездил, когда отец телят пас… - помолчал и продолжил – утром семь километров и вечером обратно домой и ничего…» - напомнил я.

 «Когда это было, ты же пацан был четырнадцати лет, вес то у тебя лёгкий был…, ладно смотри, не запали коня. Дам я тебе Воронка.  Баранский (Владимир Григорьевич управляющий фермой совхоза) не ездит пока, конь застоялся. Оседлаю, пригоню к вам домой, завтра вечером, как стемнеет»- сказал Пётр Васильевич и ушёл.
 
 Эти два дня тянулись очень медленно. Сварочных работ в мастерской хватало, во время уборочной много техники ломалось. Наступило время ремонта, приходилось крутиться. Пока работаешь, забываешься, но как только освободишься, мысли о поездке лезли в голову снова и снова.
 
 Я не знал, что говорить родителям Ольги. Как одеться? Как встретят? Будет Ольга дома или нет? Вопросы, вопросы, вопросы, на которые у меня не было ответов. А главный - будет ли Ольга дома? – вообще вызывал головную боль. Расспрашивать я не решался. С отцом об отношениях с девушками мы не разговаривали, а мачехи я стеснялся.
 
 Наступил тот самый вечер, стемнело. Отец то и дело выходил на улицу, нервничая. Мачеха Екатерина Владимировна (я естественно называл её мама) суетилась у печки, готовя ужин. О поездке ни кто не говорил.  Напутствий не было, всё шло как-то само собой.
 
 Я поужинал раньше, потому что тяжело, с полным желудком сразу садиться в седло и трястись одиннадцать километров.
 
 В сенях послышался шум, отворились двери, пригибаясь чтобы не удариться о притолоку, вошёл Пётр Васильевич, за ним отец. Мать уже накрыла на стол и как только они разделись, позвала к столу. Сели ужинать, я сел рядом на диван. Петру и отцу мать налила по "стопятьдесят" самогону, в стаканы. Тосты в деревне произносить не умели. Подняв стакан, Пётр Васильевич глядя на меня, произнёс:

 «Ну, будем…»- и почти одним глотком выпил содержимое. Выпил и отец. Ужин по-деревенски был простой, но сытный. Вареная целиком картошка, сало, капуста, холодец,  огурцы солёные да хлеб.
 
 Закусив, пока хозяйка наливала самогон, Пётр Васильевич спросил:

 «Ну что, готов жених?

 Я, мотнул утвердительно головой, и ответил: «Да» - и он продолжил: «Смотри, не гони коня, километра два-три рысью и переходи на шаг. Пройдёт немного, снова рысью, в галоп не гони» - поучал Петро.

 Я понимал его не дай Бог, что с конём случится, отвечать-то ему придётся. Отец поддержал меня:

 «Да что он не знает, что ли, столько лет на конях провёл…"  – И  мне:  "Всё же не гони, скользко, ещё споткнётся конь, вылетишь из седла, а конь убежит. Это ж беда. Кругом лес, а ты один».

 Прошло много лет,  перебирая в памяти те события, меня постоянно удивляет логика тех событий и отношение к ним людей. Как можно было отпустить в ночь, в лес, на лошади, одного верхового. Уму непостижимо.

 В тот вечер я горел нетерпением, вскочить в седло и скакать Судьбе навстречу. Ещё не зная, как  она посмеётся и накажет меня.

 Ужин закончился. Я пошёл одеваться. Мужики тоже оделись и все вышли во двор. Петро отвязал коня, бившего копытом от нетерпения. Конь был горяч, молодой пятилеток, самый лучший из табуна. Не зря он числился за управляющим.
 Петро, накинул поводья и держал под уздцы, конь всхрапывал и пританцовывал. Я подошёл, похлопал по шее, погладил морду, взялся за луку седла, вставил ногу в стремя и вскочил в седло. Вороной прянул в сторону, но Петро крепко держал за уздечку.

 Отец, тем временем открыл ворота, натянув поводья, сжав бока коня ногами, дал понять Воронку, что я опытный наездник и не дам ему шалить. Седло было мягким, кожаные подушки набиты конским волосом, сидеть было очень удобно. Всё ещё держа крепко поводья, попросил Петра подтянуть стремена повыше, для моих ног. Подогнав стремена, он отошёл, и я слегка отпустив поводья, направил коня к открытым воротам. Мелким шагом, пританцовывая, Вороной, уже чувствуя лихую гонку, вынес меня из ограды на улицу. Направив его в нужную сторону, я отпустил поводья, чмокнув губами.

 Лёгкой рысью, Вороной прошёл по улице метров триста, вот и поворот, в переулок  на другую улицу, ведущую за деревню в нужную мне сторону. И тут перед поворотом я сделал грубую ошибку, сказалось то, что уже несколько лет не ездил верхом, да ещё на горячем скакуне.

 Нужно было натянуть поводья и после того, как конь замедлит бег, натянуть левый повод для поворота… Я же сильно натянул повод, и Вороной чутко отреагировал и резко свернул в переулок. И тут произошло то, чего я никак не ожидал, да и Вороной тоже, он заскользил на повороте и начал падать на бок…

 Говорят, в такие моменты у человека замедляется восприятие действительности и всё происходит, как в замедленных кадрах кино.  Ничего подобного я не испытал, сработал навык, приобретённый несколько лет назад. При падении я моментально выскочил из седла, не выпуская поводья из рук, успел выдернуть ноги из стремян,  и оказался на ногах.  Вороной  грохнувшись на бок, тут же вскочил, чуть не выдернув поводья из моих рук.  Потом я понял – падение, это был знак свыше. Я успокоил коня и вновь сел в седло. До околицы коня уже не подгонял и мелкой рысью он вынес меня за село.

 За деревней отпустил поводья, дал волю коню. Вороной пошёл крупной рысью, почти не качаясь. «Вот что значит рысак» - подумалось мне. Было приятно, седло мягкое, рысь коня ровная, дорога пока без выбоин. Минут через пятнадцать-двадцать  стало не очень комфортно, в лицо бил встречный холодный поток воздуха. Усики мои обледенели, шапка-ушанка хлестала по обе стороны своими ушами.

 Я придержал Вороного, перевёл на шаг. Завязал шнурки шапки на подбородке, а так как на мне был ещё и плащ-дождевик, то поверх фуфайки надел на голову и капюшон. Руки не мёрзли, рукавицы были меховые.

 Согревшись, ударил валенками в бока коня и он понёс меня рысью, дальше. Морозец был лёгкий градусов пять-семь. На небе ни облачка, полная луна освещала дорогу - это была колея, нарезанная редко проходившими машинами и тракторами «Беларусь», ещё в распутицу. Грязь в колее уже подстыла, но на лошади пришлось ехать рядом, по траве, покрытой инеем и местами снежком. Дорога тянулась вдоль небольших полей вспаханных под зябь, снег не таял даже днём, и пашня лежала светлым пятном, среди перелесков и берёзовых колков. Лес заснул до весны. Местами на снегу мелькали заячьи следы. Небо раскинулось звёздным шатром, Большая медведица находилась позади меня, путь мой лежал на юго-восток.

 Под размеренный бег коня, я размышлял о жизни в деревне. Так как я родился в городе Кемерово, и почти десять лет прожил в районном центре Крапивино, то дальнейшая жизнь в деревне меня не прельщала. Грязь, навоз, уход за скотом мне не нравились, и я подумывал уехать из деревни либо в город, либо в райцентр. Рабочих профессий у меня хватало – тракторист, шофёр, газоэлектросварщик. Устроиться можно было в любой организации. Останавливало одно - прописка, а без неё на работу не устроишься. Ну и не мешало бы жениться.

 Часов у меня не было, но по времени чувствовал, вот-вот должна показаться деревня Успенка, а от неё останется три километра до Веденки. Вскоре замелькали огоньки сквозь деревья, и я въехал в деревушку. Когда-то деревня была довольно большой, дворов на сто. Теперь же это был фактически хутор, осталось всего три двора. Собаки с лаем бросились под ноги коню, Вороной фыркал, мотал головой, пытался идти боком, спасаясь от лающих под копытами собак. Проскакав деревушку, перевёл Вороного на шаг, он всё ещё недовольно фыркал и мотал головой, так что пена летела по сторонам. Конь вспотел, полкилометра я дал ему отдохнуть, переведя на шаг. Через некоторое время остановился и спрыгнул на землю. Приседая, размял ноги, прошёлся метров сто пешком, ведя коня в поводу. Размявшись, сел в седло, пустил коня рысью.

 Через некоторое время лес кончился, и я увидел единственный дом, в котором светились электричеством окна. Подъехал к ограде,  две собаки заливались лаем во дворе. Я сидел и ждал, пока выйдут хозяева.  Вскоре отворилась дверь дома, вышел мужчина, шумнул на собак и подошёл к ограде.

 «Кто таков?» - спросил хозяин.
Я слез с коня, подошёл ближе и спросил:

 «Это Веденка?»

 «Да» - ответил мужик.

 « Вы дядя Ваня Гетманец?» - снова спросил я.

 «Да»

 «Тогда я к Вам»

 «Да тут  больше никто и не живёт, только я да бабка. А ты кто такой, откуда?» - поинтересовался хозяин.

 «Из Осиновки я, Медведев Сергей, Михаила Медведева сын. Знаете такого?»- спросил я.

 «Слышали, а что хотел-то?» - снова задал вопрос хозяин дома.

 «Поговорить нужно» - ответил я.

 «Подожди, собак закрою", – молвил дядя Ваня и пошёл закрывать собак. Вернулся минут через пять, открыл ворота, заговорил:

 «Заводи лошадь, пошли за мной,  под навес поставим.  Как ты двенадцать километров по лесу один-то, не страшно?» - удивился дядя Ваня.

 «А чего бояться, до армии приходилось пасти коров и днём, и ночью. Я привычный» - ответил я.

  Вспомнил, как до службы в армии, было дело, брали без спроса совхозных лошадей и верхом ездили ночью в соседнюю деревню Казанку, за десять километров, к девчонкам.

 Я завёл Воронка под навес, поставил, где показал хозяин. Вытер клоком сена шею, бока, круп коня. Снял брезентовый дождевик и накрыл ему спину. Седло снимать не стал, только отпустил подпруги. Управившись с конём, пошли в дом.

 Хозяин открыл двери, пропустил меня первым. Я вошёл, волнуясь, ожидая увидеть Ольгу. Сердце гулко стучало.  Поздоровался, огляделся, у печки стояла хозяйка, сложив руки на груди, и с удивлением и интересом глядела на меня. Наверно думала, что за сумасшедший, приехал к ним на хутор?

 Хозяин, вошедший следом, предложил раздеться. Я снял валенки, повесил фуфайку. На мне были двое штанов, так теплее, шерстяные носки, и старенький свитер фабричной вязки, под которым были майка и рубашка.

 В доме было тепло и уютно. На окнах занавесочки в цветочек, в углу стояла двуспальная кровать, аккуратно застеленная, на подушках и по низу покрывала вязаные кружева. В другом углу сундук, видимо с вещами, в красном углу иконка. Лампочка в абажуре освещала комнату, аккуратно выбеленную. На середине стоял стол,  две короткие лавки и табуретки.

 Справа была филёнчатая дверь в ещё одну комнату. Возможно, дальше были ещё комнаты, но мне об этом узнать не довелось.  Пол был выкрашен и застелен самоткаными половиками.

 Дядя Ваня показал на табуретку у стола и сказал:

 «Садись, – и в сторону хозяйки – Шура покорми парня».

 Хозяйка пошла к буфету, взяла тарелку, ложку, поставила хлебницу с хлебом на стол.

 Пока я мыл руки под умывальником, на столе появилось сало и вареная картошка. В тарелке дымился борщ, сметана в пиале стояла рядом.

 «Кушайте» - предложила хозяйка и отошла к печке.

 Положив сметану, я с удовольствием съел борщ, поел картошки с салом. Наевшись, сказал спасибо, отодвинул табуретку от стола, остался сидеть. Хозяйка предложила молока, но я отказался, объяснив тем, что пока служил в армии, отвык от  него и теперь не могу привыкнуть.

 Тётя Шура убирала со стола, как вдруг дверь в соседнюю комнату открылась, я вздрогнул непроизвольно, сердце учащённо забилось, повернул резко голову. В комнату вошла девушка лет пятнадцати.  Это была младшая сестра Ольги, Татьяна. Такая же черноглазая, стройная красавица.

 Я глядел на неё с удивлением и какой-то оторопью. Ожидал-то увидеть Ольгу. Татьяна поздоровалась, быстро глянула на меня, прошла, что-то взяла в буфете и также стремительно скрылась в комнате, из которой вышла,и закрыла за собой дверь. Послышался лёгкий шум, и как показалось мне, шёпот.

 Становилось неловко, нужно было как-то объяснить цель своего визита, а с чего начать, я не знал. Возникла неловкая пауза, я мучительно думал: дома Ольга или нет. Как будто из далека, услышал голос хозяина:

 « Ну, а какое дело-то привело к нам?» - он испытующе смотрел на меня.

 И я начал говорить:
 « Летом, в августе, Ольга была в Осиновке, у брата. Приходила в клуб – в горле от волнения пересохло, я откашлялся и продолжил – я провожал её, предлагал дружить.  Она мне нравится».

 Помолчал и продолжил, осмелев:

 «Я предложил ей выйти замуж, за меня и сказал, что приеду свататься» - и замолчал.

 Глянул на хозяйку, тётя Шура сидела у печки, вытянув губы, и смотрела на меня с удивлением.
 
 Дядя Ваня погладил себя по голове, видно было, что мои слова застали его врасплох, да и хозяйка была удивлена не меньше его.   Мне,их молчание показалось вечностью. Я молчал, хозяева обдумывали мои слова. В тишине слышался шёпот из соседней комнаты. Для меня было очевидно то, что Ольга здесь, рядом, но не хочет выходить. Это расстроило меня, и я уже не знал, что говорить дальше.

 Заговорил дядя Ваня, я вздрогнул:

 «Так она же ещё молоденькая, только школу закончила, и поступила в педучилище. Ей учиться нужно…» - сказал он, и снова стало тихо. Только слышно было, как лениво брехали собаки, чуя запах коня.

  Чего я ожидал, даже не знаю, но это было, как обухом по голове и в голове гудело – «…учиться надо, учиться надо…».
 
 Будто из далека,  донёся голос:

 «Она-то, что сказала?»

  Я сидел, опустив голову, и молчал… и снова услышал:

 «Ольга то, что сказала?» - понял, наконец, смысл вопроса и ответил:

 «Она ничего прямо не сказала. Только то, что уедет учиться».

 «Значит, вы больше не виделись?» - спросил дядя Ваня.

 «Нет», - буркнул я и помотал головой.

 Повисла звенящая тишина, даже собаки молчали в этот момент. И вдруг я услышал отчётливый шёпот:

 «Иди, выйди, чего сидишь…» и снова тишина.
 
 Становилось неловко, что делать я не знал и не решался спросить, дома Ольга или нет. Все молчали. Сколько времени просидели не знаю, наконец, до меня дошло, что ответа не будет, нужно ехать домой. И тут я отчётливо вспомнил: Ольга же мне говорила, что ждёт парня из армии. Почему я не поверил?, или забыл? В голове образовалась пустота, мыслей не было…

 Я зашевелился, пытаясь встать, чуть не упал с табуретки, тихо сказал:

 «Спасибо…, поеду» - вышел из-за стола.
 Как показалось, родители Ольги вздохнули с облегчением.

  Я начал одеваться, дядя Ваня тоже. Стояла гнетущая тишина. Тётя Шура так и осталась сидеть у печки.

 Оделись, вышли на улицу. Я был растерян и подавлен.  Луна во всей красе блестела на звёздном небе, и казалось, издевательски улыбается. Лес чернел в стороне, и мне предстояло нырнуть в эту темноту. Выйдя из дому, вдохнул полную грудь морозного воздуха, да так что закашлялся.  Прокашлявшись, пошёл отвязывать коня.
 
 Времени прошло не так уж и много, чуть больше часа.  Вороной отдохнул, когда я подошёл, всхрапнул, заперебирал ногами, чувствуя, что отправимся домой.

 Я снял дождевик, брезент стал жестковатым от конского пота и холода. Размяв его, одел с трудом поверх фуфайки. Подтянул подпруги и вывел коня со двора. Разлаялись закрытые собаки, как бы провожая нас.

 Хозяин стоял у ворот, ожидая. Я вывел коня со двора, сел в седло, сказал до свидания и пустил коня сразу рысью. Шалый, морозный, встречный ветерок бил в разгоряченное лицо. Отдохнувший Воронок пошёл крупной рысью. Из глаз моих текли слёзы…, от ветра…, от обиды? Да кто ж знает…, мозг сверлила одна мысль: - «не вышла, не вышла…, она была дома, это точно…, значит, не хочет меня…».

 Проскакав Успенку, как только затихли собаки, перевёл Воронка на шаг. Размышлять и думать не хотелось, в голове вертелись одни и те же мысли: «…встретиться со мной в доме родителей, Ольга не захотела, значит, я ей не нравлюсь, и замуж за меня она не пойдёт…».

 Через какое-то время возникла другая мысль: «…а что мне говорить дома…» и опять к горлу подкатил комок, зубы сжались до скрипа.

 Ничего, не замечая вокруг и не сдерживая коня, проскакал ещё километров пять. До дома оставалось километра три, но  теперь Вороного приходилось сдерживать, он тоже торопился домой, быстрее в тёплое стойло, и к овсу. Мне приходилось то и дело натягивать повод.

 Вдруг Вороной начал всхрапывать и при натянутых поводьях, идя боком, пытался перейти на галоп. Я не понимал, что происходит и подумал,что конь домой рвётся быстрее.

 Вскоре волнение коня и тревога передались мне. Покрутив головой по сторонам, заметил мелькающие огоньки и тени среди деревьев, метрах в сорока, справа.

 Внутри всё похолодело…, волки… - пронеслось в голове, и я отпустил поводья, вжавшись в село,  ухватился за гриву. Вороной резко перешёл на галоп,  и мы понеслись, как казалось, с невероятной скоростью.

 Я знал, что в начале зимы волки только начинают сбиваться в стаи, сначала в мелкие, затем в крупные, перед февральским гоном.

 В голове вертелось только одно: «Выноси Воронко, выноси дорогой…». Погонять не приходилось, конь шёл крупным махом. Мне нужно было только держать равновесие, слившись в седле в единое целое с конём.

 Оторвались метров на пятьдесят, впереди уже мелькали огни фонарей на столбах и свет в деревенских окнах. Выскочили из лесу на равнину, поскотину, как называли в деревне. Здесь был лёгкий перепад местности, дорога уходила чуть вниз, и мы, если смотреть со стороны, катились с Воронком, как колобок  в сторону деревни, всё набирая и набирая скорость. То ли от страха, то ли от азарта, я вдруг заорал диким криком, чего и сам от себя не ожидал. Деревня приближалась, я уже не смотрел по сторонам…

 Не помню, как влетели в деревню, и я начал приходить в себя, придерживая Воронка, перевёл на рысь, потом на шаг. Дрожали оба, холодный пот струйками катился по моей спине. С боков Воронка падала клоками пена.

 До дома было с полкилометра,  я сошёл с коня и мы какое-то время шли шагом. Останавливаться коню нельзя было. Это я знал с детства, после долгого бега, коня обязательно нужно поводить шагом. Деревенские собаки лениво брехали во дворах, мимо которых мы шли. Вскоре свернули в проулок, остановились у ближайшей усадьбы. Дом и усадьба были моего родного дяди, Дудкина Владимира Андреевича. У забора не далеко стоял пригон для скота, на пригоне сено. Я остановился, привязал коня, надёргал сена и начал вытирать Воронка этим клоком. Сначала варежкой вытер морду, потом сеном шею, протёр всего коня. Мускулы его кое-где ещё подрагивали, он мотал своей головой. Что он думал, и думал ли, одному Богу известно.

 Отвязав повод от ограды, пошёл дальше, конь, пофыркивая, мотая головой, шёл за мной. Деревня спала. Кое-где горели фонари на столбах. Было спокойно и умиротворённо. Проулок кончился, вышли на свою улицу…, и тут я вспомнил, как на этом месте упал, поскользнувшись, Вороной…

 В то время мне было двадцать один год. Я ещё не знал , что такое «знаки Судьбы» и приметы, влияющие на нашу жизнь. Падением коня, кто-то свыше, предупреждал меня, что я, что-то делаю не правильно.
В подтверждение этого, мне казалось, что волки специально гнали меня из этой деревни, чтобы я больше не появлялся со своими не продуманными намерениями.
 С Ольгой я больше не виделся.