Дорога к городу у залива

     Почему мы все-таки и несмотря ни на что должны идти вперед?
     А потому, что позади у нас – либо смерть, либо скука, которая тоже есть смерть.
               А. и Б. Стругацкие, Град обреченный.


  На станции на скамейке сидело двое. Оба в плащах и шляпах, ведь в полдень было всё еще прохладно в тени высокой горы, нависшей над зданием небольшого вокзала, а клочья тумана еще не растаяли над восточным перевалом, куда их должен увезти поезд, прибытия которого они ожидали.
  Зимой температура в этих горах падала до нуля и заморозки как в Европе схватывали колониальную землю.

  При ближайшем рассмотрении оказалось, что сидевший слева мужчина выглядел немного старше своего соседа. Повернув голову к юноше, он обратился с вопросом:
- Как вы думаете, почему открытие новой железной дороги проходит без торжественной церемонии?

- Не знаю, я здесь проездом, - нерешительно отозвался собеседник. - Я вообще-то из глубин континента, с северо-востока. Мои родители были колонистами в джунглях. Наша ферма стоит в стороне и от рек, и от железных дорог.

- До океана здесь недалеко, а перевал невысокий. Но республике Санта-Катарина было невыгодно проводить через свои земли железный путь. Выход к морю у республики и так был – ведь она свободная приморская страна Восточного берега. Так же как и Рио-Гранди после войны, - мужчина вздохнул, и, переведя дух, продолжал. - Нижним провинциям, или как теперь их надобно величать, республикам Восточного берега, невыгодна быстрая связь Верхних провинций с океаном. Торговый протекционизм – знаете термин? Поэтому начатая английской концессией еще до войны узкоколейка, так и не была продолжена, хотя оставалось перевалить вот эти горы – и дальше по равнине к одному из заливов Атлантики...

Юноша неуверенно сказал:
- Знаете… Хотя живу здесь с детства, я не в курсе событий. До семи лет не знал португальского. У нас дома говорят по-немецки. Правда, я уже забыл язык родителей – нет, конечно, помню его, то есть понимаю, но уже не говорю.

- Мой дед выходец из Одессы.

- И ваш дед тоже говорил на языке своего детства?

- Он говорил на украинском… и на русском. Такая смесь родственных языков - как если бы ваш португальский смешали с испанским.

- А я владею и русским языком, - обрадовано сказал юноша. - Родители до революции жили в России. У них была ферма в Крыму – немецкие колонисты жили в Тавриде. Потом знаете… Врангель. Красные прорвали оборону полуострова, эвакуация в Константинополь. Мыкались по Европе, пока не осели здесь, приплыв на пароходе по программе переселения крестьян на плодородные земли, которые некому было обрабатывать.

- Сударь, давайте же перейдем на русский…

- И в самом деле…

После неловкой паузы юноша решил представиться:
- Кстати, мое имя Альберт.

Мужчина, помолчав, ответил:
- Зовите меня Виктор.

- А ваши родители тоже здесь живут? - опасливо спросил юноша, – в смысле, тоже колонисты?

- Нет, я совсем один в Новом Свете. Родители умерли, а друзья погибли на войне.


Раздался свисток паровоза. Оба собеседника повернули голову и вскочили со скамейки. Из багажа старший подхватил только небольшой саквояж, а юноша ловко поддев лямку, забросил за спину деревенский заплечный мешок, не вязавшийся с его плащом и шляпой.

Уже сидя в пустом вагоне, Альберт спросил:
- Скажите, Виктор, А почему же все-таки железную дорогу построили? Ведь республикам Восточного берега, как вы говорили, это невыгодно?
Виктор помолчал и произнес отстраненно:
- Именно поэтому их и нет.
- Что?
- Руководство дороги решило не афишировать первый рейс поезда, так как считает, что враги попытаются остановить поезд, свести его с рельсов.
- Что ж… Путешествие будет опасным, – задумался Альберт.
- Впрочем, после войны многое поменялось, - сказал Виктор. – Это раньше они устраивали провокации. Во время войны отряды под руководством русских офицеров, выследили всех лазутчиков противника, которые занимались подрывной работой. Белые офицеры, прошедшие Европейскую войну, а затем гражданскую у себя на родине, были очень опытны. Боюсь, у Восточных республик победа стала пирровой. Возможно, они как легендарный царь Пирр остались почти без войска.
- Но для подрыва поездов им сил хватит, - заметил Альберт.
- Могло бы хватить, - снова произнес Виктор загадочную фразу. 
- А как же охрана? – спросил Альберт. – Мы едем в пустом вагоне, сзади товарный вагон, а впереди тендер и паровоз. Где бойцы, стрелки?
- Стрелок один, это я, – мрачно отозвался Виктор.
- А… почему вы один?
- А потому что их не будет. Когда перевалим хребет, вы всё поймете. Скажите лучше, что вас подвигло на такое путешествие?
- После мирового кризиса и войны, у нас туго с работой, и я решил использовать свое знание русского - устроиться корреспондентом в какую-нибудь русскую газету, основанную в Санта-Катарине эмигрантами.
- Вы едете к русским? Что же, на месте всё поймёте, - мрачно закончил Виктор. Он  более не изъявлял желания продолжать разговор и откинулся на спинку сиденья, надвинув шляпу на глаза, делая вид, что дремлет.


Прошел час. Поезд катился по полям по сторону гор. Но к удивлению Альберта, не делал остановок, хотя они проезжали через множество станций. Чуть позже он понял причину - на них не было ни одного человека!

Железная дорога оказалась заброшенной.

- Что, прошла еще одна война? – спросил Альберт, выглядывая в вагонное окно.
- Хуже. Прошло полвека…

  После этой оглушительной фразы Альберт замер на сиденье. А его мрачный спутник начал раскрывать карты. Загадочные недомолвки начали оживать в устах Виктора с неумолимостью кошмара, воплотившегося в жизнь.

  Оказалось, что перевалив через хребет, они попали в конец двадцатого века… И работы для Альберта в русской газете уж точно не найдётся. Эмигранты в свое время основали газеты для других эмигрантов, которых из России в этот южный край прибыло несколько сотен тысяч. Но прошло более полувека – и закрылись когда-то многочисленные русскоязычные газеты, русские типографии. Газеты на русском стало некому читать - эмигранты умерли от старости, а их дети, внуки и правнуки уже не говорили и не читали на русском языке…

- А как же железная дорога? - спросил Альберт. На его лице мелькали тени от деревьев, росших вдоль пути.

Виктор с деланным равнодушием отвечал, вновь привалившись к спинке сиденья и надвинув шляпу на глаза:
- Поезда давно не ходят по этой дороге. Вместо них товары по долине развозят автофуры. Железная дорога осталась как историческая достопримечательность. Поэтому рельсы в рабочем состоянии. Впрочем, сегодня, первого сентября девяносто пятого года, из поездки вернётся последний поезд… Дирекция приняла решение закрыть музейный маршрут – из-за отсутствия экскурсантов.
- Мы в самом конце ХХ века? Я же в будущем, - шептал потрясённый юноша.
- Альберт, только прошу, не удивляйтесь сильно…
 - Получается, я сел на первый поезд на этой ветке, ставший последним, - пытался рассуждать далее Альберт. - Так куда же мы едем? Высаживаться на станции, как я понял, нет резона – газета «Под Южным крестом» давно закрылась, сотрудники умерли…
- Мы едем до города у залива, - невозмутимо произнёс Виктор.
- Значит, я увижу море?
- И даже этого у тебя не получится, мой юный друг. Лагуна пересохла. Мы доедем до самого берега пересохшего озера – пролив до океана давно зарос тиной и забился песком.
- Да уж… теперь я не то чтобы и юный. Раз мы перепрыгнули целых полвека, я стал старше многих нынешних жителей.
- Да, Альберт. Но ты не жил эти полвека. Тебе по-прежнему двадцать три года. Ты перенёсся сюда из прошлого, минуя его. Ты не знаешь даже, что такое телевизор…
- Виктор, вы как современник этих людей, смотрите на меня свысока.
- А я не современник этого мира. Я из еще более далекого будущего… из двадцать первого века. Тогда, как и в 70-е годы, провинции Восточного берега пытались объявить самостоятельность. У них снова не получилось – это в нашем мире. А в вашей ветке реальности, провинции всё-таки стали независимыми, причем, еще в конце двадцатого века. Ну вот, я и пытаюсь кое-что подправить, поэтому я здесь - так сказать, заслан сюда. Моя миссия - проехаться на этом поезде до залива и посмотреть, к чему привела борьба за  освобождение республик в параллельном мире, дабы остудить горячие головы из региональных правительств.


   Поезд катился и катился. Виктор рассеянно смотрел в окно. День был пасмурным, серое небо либо свет на показавшуюся вдали лагуну. Но дно бывшего водоема отсвечивало серой тиной и соляными отложениями – вода испарилась, оставив лишь небольшие лужицы да гниющие отбросы.

   Когда-то здесь должны были построить хороший порт – удобную гавань для судов. Вот и длинный мол, уходящий далеко меж сухих полей бывшего озера, а еще дальше – занесённый песком пролив, но его уже некому прочищать…
А рельсы кончаются у самой кромки бывшего берега. Отсюда прямо на суда должны были перегружать товары, привезенные поездом из глубин континента. Но свободная торговля Верхних провинций пересохла как ручей. А Восточные провинции исчезли навсегда, оставив пустые станции вдоль вымершей железной дороги – как памятник людскому тщеславию и авантюризму…


                                     * * *

   Двое в плащах, развевающихся от теплого ветра, стояли на берегу высохшего залива. За их спиной замер локомотив, перед которым заканчивались рельсы - буквально в шаге от обрыва. А двое всё смотрели вдаль, где за далеким перешейком, неразличимый отсюда, волновался океан.

  Юноша произнес:
- Рельсы остались позади, и мы словно готовы вернуться домой – нет, не в родительский дом за горами на востоке, а на подлинную родину на северо-восток отсюда.

- Тебе снилась наша снежная страна? – спросил Виктор. - Впрочем, сейчас там нет снега. Пока здесь стоит прохладная субтропическая зима, там настоящее лето. Всё наоборот в южном полушарии.

- Всё наоборот, наоборот, - шептал Альберт, глядя на восток.

- Так и в нашей прежней стране однажды внушили, что всё наоборот. А потом представления людей опрокинулись еще раз – когда они, на собственной шкуре, поняли что та, якобы правда – не правда. Да и поняли эту истину далеко не все.

- Я не сказал вам… Виктор, у меня тоже никого нет. Моя мать погибла от малярии – поселенцам власти не успели выдать хинин. Старший брат погиб в стычке с индейцами. А мой отец работал на ферме день и ночь, надорвался, и быстро угас. Но ферму так и не спас, ее отобрали кредиторы. Продав вещи, оставшиеся после описи имущества, я собрал небольшую сумму на дорогу. Но она привела меня к океану смерти. И нет пути назад.

- Не бойся и не жалей. Это путь честного человека. Мы сделали всё, что могли, - произнёс Виктор.

- Это был билет в один конец… в самом ужасном значении этого выражения, – вздохнул Альберт. - У меня не осталось денег на обратный путь, да и некуда возвращаться. А здесь странная пустота.

- Таков конец параллельного мира, выведенного в лаборатории. Он как пересохшая ветка на дереве. Когда миры заканчиваются, события в них приводят к катастрофе, затем время словно бы останавливается и местность пустеет. Подожди, чуть. Сейчас меня эвакуируют на магистральную ветвь реальности. Тебе повезло – ты уйдешь со мной, Альберт.