Ай да, Коровашко, ай да сукин сын

вторая рецензия на книгу: Алексей Коровашко. Михаил Бахтин. М.: Молодая гвардия, 2017 (серия: Жизнь замечательных людей)


Книга Коровашко о Бахтине – явный пример непонимания Бахтина, нежелания его понимать. Если на Западе Бахтина понимают исходя из прагматичных потребностей, то теперь и российский филолог показал, как можно не любить и не понимать Бахтина. Это, конечно, не первый пример разоблачения – вспомним книгу Вадима Линецкого: «Анти-Бахтин – лучшая книга о Набокове» (1994). Причем ведь как – любить и боготворить Бахтина никто не обязывает (линия бахтиноведения не столь доминирующее направление в отечественно литературоведении, да и школы бахтиноведения в России как не было, так и нет), критиковать также никто не запрещает. Но вот под видом изрядно документированной биографии показывать, что Бахтин – самозванец (сопоставимый с Хлестаковым) и неквалифицированный ученый без диплома, поскольку ни в университеты не поступал, ни гимназии не кончал, едко расписываясь не столько в отсутствии симпатии (она не требуется), но элементарной эмпатии, – это дело, за которое уважающий себя исследователь не должен браться.

По прочтении этой книги так и хочется спросить: а с какой целью она писалась? И вопрос издательству «Молодая гвардия»: зачем доверять написание первой в России биографии русского мыслителя человеку, который его за научную единицу не считает, философски несостоятелен, филологически тенденциозен, по-человечески циничен (а по прочтении усиливается ощущение: и мерзок). Это то же самое, что доверить написание биографии о Бахтине Виктору Шкловскому, снабдив его загодя всеми материалами. Потому что Шкловский, при всем своем различии с Бахтиным, однороден ему: это филолог-писатель, авантюрист не меньший, чем Бахтин, и в архивах копаться не склонен, истину своего суждения мотивировать не волен. Похожий пример уже был: Набоков о Чернышевском (хотя первый, на фоне сопоставления Чернышевского с Достоевским пустил душок добросердечия на своего героя).

А теперь мы имеем Коровашко о Бахтине. Даже на ономастическом и звукосимволическом уровнях наблюдается несоответствие: nomen omen. В последнее время возвращается тенденция склонять украинские фамилии на манер языка происхождения (Лысенки, Коровашку), так что несостоятельность обеспечивается и на словообразовательном уровне. Так, форма выдает нехорошую подмену, а об этическом (то есть содержательном уровне) мы еще и не начинали говорить.

Если речь идет о правде – правде исследователя, то она далеко не исчерпывается теми смыслами и интенциями, которые Коровашко вложил в своей метод и стиль, в понятие объективности и техники (по сути, это обширное конспектирование, приправленное солеными комментариями). Вот пример: если Коровашко упрекает Бахтина в натяжке (при интерпретации терракоты смеющейся беременной старухи – по Коровашко, беременность – это натяжка), то ровным образом и Коровашко следует упрекнуть в натяжке: считать, что вздутый живот у женщины – признак беременности, естественно и логично, опровергать же это, значит следует привести доказательство более весомое, чем в первом случае. Доказательств Коровашко не приводит никаких, только ссылается на нейтральное описание: «вздутый живот», следовательно, этот аргумент Коровашко против интерпретации беременности не выдерживает критики. Это Коровашко проще обвинить в логической несостоятельности, чем Бахтина.

С какого-то периода дистанция между автором и героем в книге Коровашко о Бахтине перестает иметь существенное значение. Объективность заменяется тенденциозностью, ирония – сарказмом и агрессией, интенции Коровашко бегут впереди его мысли, априорно предполагаемая цель (создать целостный образ русского мыслителя) уже оказывается под вопросом и под спудом наслоившихся коннотаций. Даже если эта цель будет позже сформулирована и приписана, она не отменит никакого впечатления после такой разоблачительной деятельности.

Прагматическая цель этой монографии понятна: развеять ауру бахтинопочитания, свергнуть с постамента учителя, показавшего «единственно верный» путь в светлое будущее российской гуманитарной науки, святого от литературоведения. И для этого свой метод Коровашко окрестил очень точно: «вскрытие». Безупречная работа с документами, воспоминаниями, конспектами текстов, которые выкладываются тут же и занимают значительный объем книги, по жанру своему обязанной быть биографией. Признаки жанра биографии есть? Есть. Но есть и признаки другого жанра – научной монографии. Неужели Коровашко может зачислить эту книгу в свой научный актив? Может и так наверняка сделает. Но тогда получается, что под одной обложкой живут два героя, друг с другом несовместимых: Бахтин и анти-Бахтин (причем второй является отражением первого только в зеркале, которое локализовано в Коровашке). Тут бы определиться: реконструировать целостный образ и его интерпретировать или же демонтировать память о Бахтине, к тому же произвольно понимаемую.

Поэтому и выступает путаница с названием: если Алексей Коровашко – это автор, то Михаил Бахтин – это что, название книги или имя героя книги? Вот поди, читатель, и разберись.

А автор, Коровашко, пусть подобно русскому поэту, Пушкину, от счастья соприкосновения с гением, от переполненного чувства самоудовлетворения – исключительно словотворческим образом, – пусть бегает по комнате и приговаривает по-пушкински: «Ай да, Коровашко, ай да молодец, сукин сын».

среда, 4 апреля 2018 г.
Подъезжая под Ижоры.