Атлант

- Я не знаю, как ты удерживаешь на своих плечах этот небосвод, сказал Геракл, подойдя к Атланту, подпирающего громадное голубое полушарие. - Но то, что ты делаешь, - не по силам ни одному титану, ни богу. Геракл достал золотое яблоко, подобранное им под неподалеку растущей яблоней, и предложил Атланту, но тот отмахнулся головой, - мне эти яблоки уже поперек горла стоят. Но Гераклу яблоки еще не приелись и он с аппетитом их пожевывал, разбрызгивая свежий золотой сок.
- Да я и сам не понимаю, - простонал Атлант, перетаскивая небосвод с одного плеча на другое, - как-то выдерживаю... Я никогда не задумывался над тем, что я могу, а что мне не вмоготу. Я уже, знаешь, привык.
Огромная громадина небосвода - поражала своими размерами, а Атлант - казался большой горой, вершину которой боги скрыли белой ложью приземистых туч. Атлант никогда не опротестовывал свое наказание, никогда не задумывался, почему боги наказали его именно таким образом. Титан как принял тяжесть неба на свои плечи, так и стоял, не шелохнувшись, чтобы никому не навредить. Как только к Атланту подкрыдывались сомнения, и он пытался поговорить с кем-то: в ответ слышалось невменяемое бормотание, а боги - разгоняли чёрные мысли титана... Ведь никому из них не была посильна эта ноша. Никто из них не смог бы удержать и десятой части небосвода...
Геракл увидел, как небосвод - погруженный на плечи Атланта, словно тучами, наполняется утренней болтовней, как пищат телеканалы, сообщая утренние новости, как потоками жужжит информация, влетая в одно ухо Атланта и вылетая из другого, как тот корежится, словно от удара молнии, но ничего не может сделать. Как городская стройка заводит строительную технику, дрели зудят по стенам, как поезда сигналят, приближаясь к станциям, как гудят автомобили - оставляя бензинный смрад на переполненном шоссе, как визгом - рассыпаются демонстрации, и орут в громкоговоритель громогласные лидеры, как - плачут дети и кричат животные. Атлант - впитывал каждый звук, нервно вздрагивая и пошатываясь.
- Знаешь ведь, держать не так сложно, сложно вытерпеть этот постоянный шум, который, как рой мух - лезет в мою голову, и от которого - то в правом то в левом ухе возникает ужасный зуд...- Атлант прислонил ухо к плечу, пытаясь почесать его...
- Будь другом, попросил он Геракла, - Почеши мне возле уха... а то спасу нет от этой болтовни, честно говоря, - уже не выдерживаю... - Геракл подошел к Атланту, и начал чесать его за ухом, как Чеширского кота, от чего тот довольно улыбнулся...
- А теперь, будь другом - заткни мне пальцами оба уха, чтобы я хоть на секунду представил, как это - когда у тебя в голове - полная тишина - и ты не чувствуешь ни одной звуковой вибрации. - Геракл заткнул Атланту обе ушные раковины, и тот - закрыл глаза, чуть покачнувшись от наполнившей его тишины. Геракл вздрогнул, испугавшись.
- Эй, дружище, не увлекайся, а то уронишь небосвод... и чего доброго - разобьешь...
- Да, как в бреду, сказал Атлант,- Не волнуйся, у меня все под контролем. Атлант выровнялся, и поправил небосвод, тяжело перекинув его на другое плечо. Он немного осел от тяжести, но продолжал слушать тишину.
- Ну, как? - спросил Геракл, отводя свои руки от головы своего друга...
- Замечательно, - сказал Атлант, посмотрев на Геракла с тоской и уныньем,- Замечательно.

__________________________
Еще со вчерашнего дня у меня болела голова, как будто кто-то раздолбил ее, как каменистую глыбу, отбойным молотком. Глыба пустила трещину - и я услышала доселе незамечаемые и игнорируемые шумы, прониклась незамечаемым мною диапазоном волн. Каждый звук усиливался в десятки раз - и безжалостно сжимал голову. И в этом безумном потоке криков, воплей, воя, скрежетания, галдежа и визгов невозможно было найти хотя бы один бесшумный уголок и спрятаться, закупориться, пока головная боль не пройдет.

Это ощущение сравнимо - с трепанацией черепа без наркоза, - насколько глубоко врезались отдельные слова в голову, фразы - проникали в мозг, и поглаживали его, запачканные кровью. Насколько каждый звук был болезненный и - вызывал только раздражение, независимо от того, кто произносил слова и какие слова были произнесены. Я была - сама ненависть, желающая уничтожить любой источник звуков... Заткнуть рот, заставить замолчать, обидеть, искривить эти доброжелательные и ничего не понимающие пустые улыбки, выбить - этот угрожающий ряд зубов - и вырвать змееподобный язык.

Я несла в себе боль и скрежет - ночного сна, где я попала в хирургическое отделение больницы - и мне провели операцию на голове. Я чувствовала - каждое движение хирурга, каждоего его болезнанное прикосновение. Как кольщик, который, разрубив голову свинье - боялся повредить самый вкусный деликатес - свинные мозги, врач также старался бережно вытянуть серое вещество из моей черепной коробки. Его руки, в голубых хирургических перчатках - собрали в горсть кровоточащий мозг - и положили на поднос. К хирургу подошли ассистенты - и начали советоваться и делить изьятый орган, как праздничный пирог, на части. Эти манипуляции должны были избавить меня от неизвестной болезни...

Молодая медсетра, в белом халате и белых перчатках, обязана была завершить операцию, она сложила разрезанные мозги в целостность, поглаживая их и сминая в руках, как мячик. Медсетсра рассматривала каждую извилину и мне казалось - она знает, какая извилина отвечает за мою речь, за процессы мышления, за контроль над организмом, за дыхание, за цветовосприятия мира, за рецепты любимых блюд, за знание иностранного языка, за недописанную диссертацию, за движение языка, за мочеиспускание, за прочее... она нежно поправляла извилины, улыбаясь мне своей голубоглазостью и желая только лучшего. Она небрежно погрузила мозг в черепную коробку и чем-то прикрыла зияющую дыру, наверное, лаптем волосатой кожи. Операция была завершена, и ожидалось мое скорое выздоровление.

Утром меня разбудила неутихающая головная боль, и я не могла понять, - почему хирургическое вмешательство не помогло, почему вследвии трепанации - я стала еще более чуткой... почему я - воспринимаю окружающие звуки, словно у меня нету ни ушей, ни черепа - а звуковые волны - как отбойный молоток, дробят мой каменистый мозг, прикрытый скальпелем.Я утонула в шуме и только и желала, чтобы шумовая подушка иссякла, и мир погрузился во всеобъемлещую пустоту, тишину, даже если мое существование наконец-то прекратиться.