Советник Коминтерна. Глава 2

Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана..



Опять дорога. Поезд, можно сказать заграничный, с эмблемой ДВР, однако приятного мало, потому как состояние вагонов, даже в сравнении с полугодичной давностью, ужасное.  Вагоны не отапливаются, грязные, окна разбиты, электрические лампы и провода вырваны, туалеты поражали грязью, на месте зеркал – не обструганные доски, двери или заколочены гвоздями, или просто выбиты, пол изрублен в щепу, потому что прямо на нем кололи дрова.
Как на войне, подумал Александр, и вспомнил, в каком комфорте следовал тем же маршрутом в Харбин в компании с капитаном Деникиным.  Судя по надписи на одном из вагонов, он был когда-то частью первоклассного скорого поезда «Москва – Петроград». На нем закрасили изображение орла и по трафарету нанесли сверху буквы ДВР – сокращение от Дальневосточной республики.

Республика со столицей в Верхнеудинске родилась в апреля 1920 года. Появилась граница с Россией, которая проходила по р. Селенге — от её выхода из Монголии до впадения в озеро Байкал, через центр озера и старую границу Якутской области к востоку и северу до Ледовитого океана. В ДВР также вошла принадлежавшая бывшей Российской империи северная часть острова Сахалин, которую у японцев в переговорах после войны «отвоевал» граф Витте.
Как объяснил, Давтян, Камчатскую область оставили за РСФСР. Дело в том, что американским дельцам там предоставили концессии. Границей ДВР с Монголией и Китаем служила прежняя граница Российской империи. Вот ее и придется укреплять и удерживать.

Поезд, следуя через всю страну, имел не  только транспортную, но и пропагандистскую задачу.  Лозунги, заново выкрашенного агитвагона, на котором грязно-коричневыми красками были намалеваны надменные гиганты с буграми мышц, поющие женщины, развевающиеся флаги, призывали защищать РСФСР и ДРВ.
 За ним следовал вагон, служивший лекционным залом; самый большой интерес у публики вызывал фильм об индустриальной Америке с кадрами, снятыми на предприятиях по деревообработке и в железнодорожных мастерских, автомобильных заводах и цехах по расфасовке мяса.
- Ваши билетики! Ваши билетики! Послышалось в начале вагона. В купе заглянул ревизор. Вид у него явно не здоровый. Прошло почти два года, как работникам железной дороги не выдавали зарплату. Сейчас получают пайки, но их едва хватает на то, чтобы не умереть с голоду. Александр предложил контролеру выпить чайку и немного отдохнуть. Пожилой ревизор с удовольствием присел, дрожащими руками достал из полевой сумки и развернул сверток с пайком на пятидневную поездку – около двух килограммов черного хлеба, полкилограмма сушеной рыбы; одного запаха которой было достаточно, чтобы отбить всякий аппетит.
- Как же вы при таком питании держитесь?
- Что тут сказать? Только и держимся. Ветерок подует, может и завалить, - пошутил ревизор.

- У обычных работников рацион еще скоромнее будет? – поинтересовался Александр. 
- Меньше не меньше, а местом дорожат. Одни продолжают работать по привычке, другим просто нечем заняться. Какой никакой, а приварок
- Дорога работает и к этому нечего добавить, -  поддержал ревизора Александр, - при всех трудностях,  вызывает удивление уже то, что она живет.
Поезд по дороге являлся единственным признаком жизни. Дух трагедии страны витал над бесконечными горами Сибири. Повсюду видны шрамы войны. Иногда это паровоз, проржавевший и наполовину занесенный песком, лежащий под откосом там, где он перевернулся вместе с людьми. Иногда - это остов поезда, брошенный на подъездных путях с обгоревшими до стальных каркасов вагонами и платформами. Картину дополняли покореженные рельсы, разрушенные мосты и груды обломков на месте взорванного поезда с боеприпасами.
Промелькнула за окном крестьянская телега с мохноногой лошадкой и неизменной собачонкой, бегущей следом. Значит скоро деревня. На станционных платформах нет фонарей, сломаны семафоры, дорогу освещает лишь лунный свет, она обходится без головных прожекторов и световых сигналов.
 
На каждой станции босоногие женщины и дети продают еду и молоко в бутылках или домашний квас, напоминающий на вкус кислое пиво. У каждого пассажира есть чайник для кипятка, которым дорога обеспечивает бесплатно, или пустая бутылка для молока. Через равные промежутки времени поезд останавливается, и проводник идет вдоль вагона, выкрикивая: «Товарищи – за дровами!». Это призыв к «товарищам» выйти из вагонов и принести к паровозу дрова из поленниц неподалеку. Таковы суровые уроки коммунизма.
Большинство пассажиров – женщины, девушки, а также мужчины – неспешно выходят в поле. Одни влезают на паровоз, и начинается погрузка дров, которые передают по цепочке, как ведра с водой на пожаре. Другие пассажиры прикладываются вздремнуть на солнышке или беспечно болтают, или прогуливаются с девушками, собирая цветы. Кто-то вырезает надписи на березовой коре, кто-то свешивается из окон вагонов, не обращая внимания на насмешки более совестливых и трудолюбивых попутчиков.
Екатеринбург, Омск, Красноярск, Иркутск,  и реки, реки, реки. Сколько их интересно в России? – задумался Александр. В Урянхае на реке Ус когда-то проживало одноименное племя. У них существовал такой обычай - в первой декаде шестой луны закалывали белую лошадь, быка, барана, поливали землю кумысом и все омывались в реке Ус-мурен. Таким образом, совершали жертвоприношения богу реки. Объясняли это тем, что из реки вышел их предок.

Кажется Грум Гржимайло заводил разговор о возможном происхождении названия Урянхай от слова Мурен. Мурен — Урен, а хай — это край. Получалось, что Урянхай — Речной край. Разве с этим поспоришь? Есть вариант. Если Урянхай перевести на китайский язык, можно получить «У лян хэ» - «Пять рек» - то есть «Пятиречие». Вполне возможно, ведь есть же «Семиречие» в Средней Азии.
Что-то еще  рассказывал путешественник. Да, про су-чи  - переправщиков через русла рек. А что если, подумал Александр, провести параллели и слово «русский» связать со словами «русло» и «русалка», - неожиданно пришло ему в голову. Кстати, -   в слове «русло» присутствует «ус» - река. В объяснении понятия «русский» через воду просматривалась логика, так как все, что связано с Россией, было связано с водой, с реками и озерами, которые образовались после ледникового периода. Северные люди селились на реках, озерах, по ним передвигались, так как других дорог не было, и ими кормились. Где еще столько сказок про водяных, про чертей, которые в «тихих» омутах водятся?
 
Чего только не прилетит  в голову за длинную дорогу! Александру показалось, что «русский» и «речник» - это одно и тоже. А Русландия, где жили Русланы и Людмилы – это водная страна. Александр взял карандаш, и начал от скуки писать: вода, водка, провод, завод, взвод, вывод, перевод, развод, скотовод, повод, водить, свод, довод, воевода, животновод. Во всем была вода со смыслом водить. Она суть всего содержания и была для русских проводником жизни. Есть вода – есть путь и жизнь, а нет – всякая связь с жизнью прекращалась.
- Не могут люди жить  без воды и без границ, кстати, - сделал вывод Александр, обязательно нужен забор, и чтобы высокий. Только огородившись со всех сторон дувалом, азиат чувствует себя спокойно. И здесь реки первые помощники: Амур, Уссури, Аргунь они не только соединяют, но и являются пограничным рубежом. С этими мыслями и приехал в Верхнеудинск.

Утренний закипающий самовар в местной гостинице создавал атмосферу довольства и благополучия. Финансовые возможности исчислялись десятью рублями серебром. Не густо. Он едва положил деньги в карман, как появилась неопрятная горничная, поднятая в несусветную рань. Пора идти охранять границу, - решил Александр.
Как ему доложили при первом знакомстве с положением дел, в республике созданы пограничные районы и пограничные части. Под началом Марголина сформировано Управление начальника погранрайонов.  Случилось это при  Главкоме Эйхе,  бывшем командующим 5-й отдельной армией Восточного фронта, которая с боями прошла от Урала до Иркутска, и с которой Александр в свое время встретился в Красноярске. Сейчас Генрих Христофорович  военный министр ДВР и главнокомандующий НРА. Свой опыт, полученный в боях вложил в создание новой армии. Провел демобилизацию старших возрастов, основного состава партизанских отрядов, пополнил полки молодежью, ввел строжайшую дисциплину. Помогал он и в пограничных делах.
Чакиров в ранге Главного пограничного советника временно поступил в распоряжение Марголина, с правом выхода на  Главкома Генриха Эйхе. Пока было не до советов. Следовало разобраться в состоянии дел. На монгольском участке службу организовывали Троицко-Савский и Акшинский пограничные районы. Основой для первого послужило Уездное воинское управление, патрульный батальон и отдельный эскадрон.

Начальник погранрайона Абрамов, начальник штаба Гнедин, связи с ними нет. Это плохо. В состав второго района вошли партизанские отряды Каландаришвили, Прокунина и ряд других частей, а также гарнизоны городов Кыры и Мензы. Части состояли  исключительно из местных жителей и дисциплине не подчинялись. Кормились, чем придется.
Что тебе китайские хунхузы, - вспомнил Александр. Они и подняли в Троицкосавске вооруженный бунт. Так называемых пограничников, пришлось временно разоружить, а некоторых заменить бойцами маршевых рот, прибывших из 1-го запасного полка. Однако и эти бойцы были совершенно не обучены и также испытывали во всем нужду. На совещании, после представления нового советника, а бывший Дроздецкий вернулся в распоряжение НРА республики, как не справившийся с задачей, Марголин  сообщил о решении выехать группой в Троицкосавск и на месте разобраться с пополнением и положением дел на границе. В группу включили Чакирова, и к выезду следовало подготовиться.
Рядом с гостиницей находилось несколько улиц с маленькими магазинчиками, которые когда-то составляли городской рынок. Все это напоминало уличную ярмарку. Удивительно, что в этом парализованном нищетой крае сохранилась деловая жизнь, которая способствовала торговле. Палатки объединялись по предметам торговли и напоминали городок в миниатюре. В некоторых продавались съестные припасы; тут бросались в глаза коробки сигарет с длинными бумажными мундштуками, предохраняющими от огня обладателей бакенбардов в русском стиле, и запыленные черные плитки прессованного чая.

На другой улице предлагали мануфактуру. Китайские палатки теснились так же, как на узких улочках Харбина, в них торговали дешевым набивным ситцем, ярко-красными тканями, неопределенного качества и происхождения шелком, катушками ниток, иголками, гнущимися, как шпильки для волос.
Буряты, толстые и грязные, с телегами, нагруженными мукой и свежим мясом; смуглые грузины, с мылом, похожим на замазку, и неприглядными самодельными конфетами; русские чайные с чаем и булками, с неряшливыми официантами, - все эти лоточники и торговцы ничем не отличались от мест, где торговля примитивна и беспорядочна.
Несчастные обитатели барахолки суетились по обе стороны широкой улицы. Вокруг них сновали любопытные и предприимчивые торгаши; у некоторых из них, в основном китайцев и благополучных сыновей Авраама, деньги всегда водились.
Похоже, что Марголин тоже из их числа, - подумал Александр. Ну да ладно, какая разница. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. А вдруг он из крымских мест? Бывают в жизни же приятные совпадения.
Пожилая женщина несла корзину с семейными реликвиями: икону, когда-то блестевшую позолотой, разнокалиберные ложки, фотографии в рамках, полдюжины книг, пару сережек в коробочке из бархата, - и все то, что дорого материнскому сердцу. В одной руке она держала серебряную масленку со следами многолетней верной службы. На украшенной цветами и завитушками вещице было выгравировано "Нашей любимой маме от детей". Конечно, в те далекие и счастливые дни у них не было и мысли, что мать принесет ее когда-нибудь на эту ужасную барахолку.
Два солдата протолкнулись через толпу. Один держал в руке тяжелые серебряные часы на тонкой золотой цепочке с медальоном из дешевой эмали. Он просил 10 рублей золотом и изо всех сил уверял, что часы работают надежно. Лицо его спутника светилось в улыбке.

Все. Пора идти в гостиницу и ложиться спать. Завтра  дорога на границу, кстати, не такую далекую от Урянхая. Только нет гор, тайги, кедровых шишек. Как в песне поется: «Степь, да степь кругом…». Опять эти маньчжурские сопки. Никак от них нельзя убежать.
Учитывая плачевное состояние частей погранрайона, на пароход  загрузили некоторое количество обмундирования, продовольствия и двинулись вниз по Селенге. Картина знакомая, как будто возле Турана: по берегу стада овец, юрты и пастухи на конях. На стойбищах от костра пахнет кизяком и еще кислым молоком.  Хорошо бы сейчас оказаться на Бегреде у Енисея,  хоть одним глазом посмотреть на свое родное гнездышко. Напрямик через горы не так и далеко, да где там. Одно слово служба! От Устья-Кяхты, куда пришел пароход,  до Троицосавска на почтовых лошадях шесть верст.
-Первым устроителем местной границы, - пояснил, встретивший группу, командир батальона, -   назначили, как ни странно, немца Бухгольца. Он и cтал возводить Троицкую крепость, что  в 4-х верстах от Кяхты, которую ранее прозывали  Барсуковским зимовьем. Старики говорят, что этот самый Бухгодьц присутствовал при подписании аж Кяхтинского договора, а после стал правителем пограничной области. Вот как тут все получилось. А вот город назвали в честь другого иностранца, грека Рагузинского,  который и выбрал для селения место на берегу реки.

Александру вспомнилась байка,  про то как посла Рагузинского с помощью красавиц и ханшинной водки обманул хитрый Сысын-ван и границу провел как ему выгодно.
- С чего же строить начали, -спросил он,- и почему именно здесь?
- Изначально избы строили, гостиный двор, а потом и торг с китайцами начался, - пояснил  возничий экипажа, на котором следовали Чакиров с местным командиром. - Маймачэн, это сопредельное торговое место китайцев, раньше прозывалось Алтын-Булаком. Золотым дном для купечества было. Теперь, конечно, не то, весь торг нарушился. Сейчас не торгуют, а воюют. Креста на людях нет, можно сказать изворлыжились.
- Ты, братец, проповеди нам не читай, - вежливо перебил возчика Марголин, - лучше расскажи, как здесь раньше станичники границу охраняли.
- Чего рассказывать. Как и везде.  Впереди порубежных острогов выставлялись  посты – «сторожки». На этих сторожках несли службу по 4-5 казаков. Расстояние между сторожами определялось от половины до одного дня пути. Казаки на «сторожках» менялись через две недели. Потом эти «сторожки» стали именоваться заставами. Передовые отряды конницы, которые по нужде выдвигались впереди сторожевой линии, назывались «станицами». Выдвигались по определенным маршрутам и по необходимости, вот и сказ весь.

- Говорят, что и атаман Семенов здесь служил?
- Был такой. Как окончил Оренбургское училище, так его и прислали в  Троицкосавск. Недолго, правда,  убыл в Ургу с ротой отправили охранять тамошнее консульство. Чем там закончилось, не знаю, только в начале года с бандой в городе появился. Спасибо пограничному комиссару полковнику Хитрово, что вызвал китайские войска. С их помощью и прекратили резню, которую устроили перед уходом семеновцы.
Александру было известно, что Семенов был вхож в круги монгольской знати и даже обучал будущего военного министра Монголии Намсарай –гуна современному военному делу. Делалось это не без ведома командующего в то время Иркутским военным округом генерал-майора Самарина  и его помощника полковника Краковецкого, который позже сменил Самарина.
- Гуран он и есть гуран, то есть коренной забайкалец, - добавил возничий, - и родился атаман на реке Онон, там же где и Чингис-хан, а потому мнит из себя большого начальника. Такого же подручного подобрал, барона Унгерна, который сейчас в Урге за князя. Ходят слухи, что он и к нам намерен наведаться, только не знаю, правда это или нет, может, брешут.
По прибытию на место, с участием нового комсостава, приступили к ускоренной военной подготовке бойцов. Прибывший отдельно военный комиссар развернул политработу в подразделениях.

 По штату пограничный батальон должен был иметь  850 человек, 820 винтовок и 6 пулеметов;  пограндивизион, соответственно - 310 человек, 166 винтовок и 2 пулемета. Некомплект составлял более 500 чел. Но даже на имеющихся бойцов винтовок не хватало на одну треть. Если учесть, что наличные винтовки систем «Витерли» и «Бердан» не соответствовали боевому назначению,  вооружать части следовало заново.
Особенно беспокоило то, что местное население, большую часть которого составляли зажиточные казаки, относилось к пограничным частям недоброжелательно, и за глаза поддерживали белых за кордоном. На что, возможно, рассчитывали Семенов и барон Унгерн.
Готовились не зря. Нападение барона Унгерна на город случилось весной следующего года.  Силы барона и действовавших на акшинско-читинском направлении белогвардейских отрядов были значительны - более десяти тысяч сабель, 37 пулеметов и 21 орудие.  Пограничники вели бой с отрядом Казагранди и добились успеха. Вылазка белых, с расчетом на поддержку казачества, не удалась.
Мир большой, но тесен. В Кяхте Александр встретил старого знакомого по Иркутску Михаила Новомейского, редактора одной из газет. Он ехал за границу в составе кооперативной делегации, отправлявшейся в Монголию закупать скот, и возвращаться, как сообщил по секрету, не собирался. Последнее время проживал с матерью в Баргузине. В Кяхту тоже добирался рекою.
 
Ситуацией по Иркутску Михаил не владел и ничего о семье Александра не слышал, зато за стаканом чая поведал, как на лошади с приключениями пробивался через Байкал домой, и о страшных событиях  в Кяхте в 1919 году, которые ему стали известны из достоверных источников:
- Места здесь, Александр Христофорович, можно сказать, кровью пропитаны. Откровенно, боялся даже сюда ехать.  После убийства Колчака белые этапировали подальше на восток взятых ими в плен большевиков, а также тех, кто сидел в заключении в забайкальских тюрьмах. Этапы арестантов двигались чрезвычайно медленно, а красные уже настигали отступавшие войска.
- По сухопутью, или по реке, Михил Борисович?
- Естественно, в пешем порядке. Куда арестантов всех поместишь! И вот мне как-то в редакции сообщают, что в Кяхту, вот сюда, где мы с вами находимся,  согнали огромное количество пленных. Большевики приближались, белым ничего не оставалось, как бежать через границу, но освободить пленных они не пожелали и расстреляли всех.
- Сколько же их было этих пленных?
- По моей информации, не менее двух тысяч и их уничтожение было поручено молодому офицеру. Однако вывести в расход две тысячи человек без долгих приготовлений, да еще так, чтобы население этого не заметило, оказалось нелегкой задачей. Офицер использовал самые разные способы убийства, и все равно это заняло несколько ночей. Заключенных расстреливали из винтовок, пистолетов и пулеметов, забивали насмерть железными прутами и свинчаткой. Завершив эту кровавую баню, белые перешли через границу в Маймачен, надеясь найти убежище в Китае.

- А  когда точно это случилось?
- Увы, не знаю. Ваши коллеги должно быть в курсе дела, у них поинтересуйтесь.
- Обязательно спрошу. И чем же эта кровавая история закончилась?
- Кровавая история быстро не закончилась. Властям Маймачена стало известно об этих злодеяниях над пленными, и как только офицер был опознан, его тут же казнили. Тело вышвырнули на улицу на съедение собакам, и так оно провалялось два дня и две ночи.  То, что поведал Михаила Борисовича, подтвердилось. С трудом верилось в возможное, но именно так и было.
В Верхнеудинск группа Марголина и Главного советника возвращалась трактом. Когда-то по нему промчался автомобильный пробег пяти машин по маршруту Пекин — Париж. Александр вспомнил это событие. Оно случилось как раз в дни пребывания в Иркутске его семьи по приезду из Маньчжурии. Тогда в  прессе печатались заметки французского журналиста Луи Барзини:
«Здесь в Кяхте, - сообщал журналист читателям, - путешественники были встречены местными купцами со всем присущим им гостеприимством.
Но причина такого радушия заключалась не только в традициях. Прибытие первых автомобилей пробудило у кяхтинских чаеторговцев новые надежды, дела которых с прокладкой железной дороги пришли в полный упадок. Хозяева проявили крайний интерес ко всем обстоятельствам путешествия, прежде всего, стремясь выяснить возможности автомобиля для восстановления с его помощью прежнего караванного пути».

Из Кяхты участники пробега отправились в Верхнеудинск по знаменитому «чайному тракту». Придорожные села произвели на Барзини сначала благоприятное впечатление: «Мы проезжали деревни, совершенно новые, цвета свежесрубленного дерева, и аромат смолы исходил от стволов, еще недавно возвышавшихся в лесу. Многочисленные крестьяне, недавние пришельцы, были еще заняты строительством своих домов и бодро трудились, чтобы закончить их до первых морозов».
«Бурят, - утверждал Барзини, - говорит по-русски, одет как мужик, носит монгольские шапку и сапоги, живет в избе и пьет водку. Но особенно отличает его от собрата из степей то, что он начинает заниматься обработкой почвы... Бурят действительно сделал первый шаг к цивилизации...».
Одно случайное замечание Барзини оказалось, можно сказать, пророческим: «Верхнеудинск—центр, столица рассеянного бурятского народа, как Казань—центр рассеянного татарского народа». «В Верхнеудинске, - писал журналист, - повсюду солдаты, вплоть до телеграфа: солдаты у двери, солдаты с примкнутыми к ружьям штыками в зале ожидания, солдаты в бюро, перед сейфом. Мне казалось, что я пишу свои телеграммы во внутреннем дворе тюрьмы».

- Посмотрел бы он сейчас, что творится, - подумал Александр, - не то бы сказал. Если раньше окружение казалось ему тюрьмой, то ныне - сплошное поле сражений.
Пока группа Главного советника проверяла границу и двигалась по тракту, столица республики переместилась из Верхнеудинска в Читу. В Чите Александру удалось поселиться в единственной уцелевшей гостинице. Комната с двумя сломанными железными кроватями стоила 3 рубля серебром в день. Владелец гостиницы, китаец, через несколько часов попросил половину вперед, чтобы купить молоко и лекарство для своей русской рыжеволосой жены, похожей на девочку-подростка. Позже она угостила  его молоком.
 - У нас уже были иностранцы  и разные Унгерны и Семеновы, теперь товарищи пришли, и одному богу известно, что случится дальше, – поведала она. – При Семенове что,  одни побои, - казаки плетками разгоняли нуждающихся, а американцы раздавали еду и вещи. Нам тоже удалось кое-что получить. Если бы не американский Красный Крест, то и надеть-то было бы нечего. Хозяйка была в кофте-безрукавке с меткой Красного Креста и заплатанной юбке. Разруха процветала: коробка спичек стоила 200 рублей, а машинист паровоза получал – 700.

В Чите находился консул Китайской Республики Гуань Шанпин.   Русские жили в Китае, а китайцы в России.  Китайцы проживали по всей железной дороге: в Омске до 2 тысяч, в Новосибирске – около 500, на пограничной ДВР с Российской федерацией станции Межевая — 200 человек. На Всероссийском съезде китайских рабочих в Москве, присутствовало 200 делегатов от 40 тысяч китайцев. Сколько их было на самом деле, никто не знал. Оставалось также тайной сколько из них занималось честной торговлей, а сколько использовали ее для прикрытия незаконной деятельности.
В связи с пограничными вылазками банд и отрядов все тех же хунхузов, а правильно «хун хуцзы» – «краснобородых», в республике образовали еще три пограничных района — Нерчинско-Заводской, Благовещенский и Хабаровский. В одном из них Александру пришлось побывать.
Ужасные расстояния, невозможные трудности. Для тысяч людей железная дорога была единственным пристанищем. Служащие могли получить отдельный вагон для себя и своей семьи, а пролетарии – мужчины, женщины и дети – десятками ютились в товарных вагонах на многочисленных станциях. Все, сумевшие втиснуться в вагон, старались занять угол, который становился им домом.

Многие беженцы, если находился свободный паровоз, отправлялись в сторону Советской России, на запад. На восток шли длинные поезда с двадцатью тысячами китайских беженцев из Урги, гонимых Унгерном – раненые солдаты, коммерсанты с русскими женами и детьми с евразийской внешностью, кули, немногочисленные европейцы – всех их Советская Россия отправляла назад в Китай.
По ночам всякое свободное место на железнодорожных станциях – столы, скамейки, выложенный плиткой пол, а в хорошую погоду даже платформа – становились спальным местом. Женщины, устроившиеся под одеялами с младенцами и детьми постарше, солдаты с ружьями и котелками, пассажиры с тюками и узлами – все мирно похрапывали в ужасающей духоте.
Благовещенский район, куда для инспекции прибыл Александр, был разделен на два сторожевых участка, где в каждом имелся охранный батальон: правый — от села Покровки до села Буссе и левый — от устья реки Завитой до села Хинган.  Над правым участком начальствовал командир погранбатальона Марлевский. Штаб участка и сам батальон, если можно так сказать, находился в селе Черняево. Штаб левого участка, до которого Александр по времени командировки не смог добраться, дислоцировался в селе Пашково.

На встрече в Черняеево Марлевский доложил:
- Дело наше, товарищ Главный советник, прямо сказать тревожное. Остро не хватает продовольствия, обмундирования, снаряжения и строевых лошадей. Боеспособность подразделения от этого низкая. Количество хунхузов значительно увеличилось,  грабят золотые прииски, огромный ущерб, а главное людей до ужаса запугали. Дел много, а  надо еще выполнять функции таможни. - У бойцов от продолжительной таежной жизни напрочь утрачены чувства  долга и дисциплины. В службе рассчитывают на возможность легкой наживы и видят в ней свой особый интерес.
- Особый говорите. В чем же он заключается?
- Вольной жизни всем хочется. Пьянство одолело, и остановить его, по-моему, можно лишь расстрелами, прибегнуть к которым, не имея под рукой надежных помощников, я не рискую. Тем более что бойцы высказывают угрозы: «Если не сделаете по-нашему, то мы сейчас же выходим из вашего подчинения, именуем себя  летучим партизанским отрядом и уходим в тайгу».
- «По-нашему» - это,  что имеется в виду?
- Предлагают заниматься экспроприацией, - значит грабить местных казачков, что побогаче. А я им грожу трибуналом: «К стенке поставлю». 
- Расстреливать это, последнее и не самое полезное дело, друг мой. А нужно найти дело такое, чтобы оно интересовало и объединяло всех. К примеру, организовать строительство. Не у всех же есть дома. Служба службой, но есть время и помимо охраны границы. Лес рядом, руки на месте, население поможет, если что. Так,  корысть победите, и в тайгу никто не пойдет.

- Может и так, только служба пограничная, товарищ Главный советник, требует преданности долгу и не может быть вверена дезертирам и уголовному элементу, какими являются, за немногим исключением, бойцы моего батальона. Прошу все же выделить в мое распоряжение минимум 150 человек из регулярных, которые будут служить основой части.
Марлевский был из местных, предки которого станицу Черняево и создавали. Уже вечером, после бани за чаем рассказывал:
- В первом сплаве по Амуру супротив англичан на море участвовали забайкальские казаки Кайластуевской, Цурухайтуевской и Среде-Борзинской станиц. Сотней командовал известный сотник Имберг, а главные силы в Шилкинском Заводе возглавил подполковник Корсаков, будущий губернатор края. 
Лес да река. Кругом никого. Крепость Албазин еще по Буринскому трактату сожгли. Как еще мой дед вспоминал, отдали почести защитникам, отслужили молебен, и дальше в путь. Дальние дали сменяли друг друга и удивляли воображение. Казалось, не было таежному краю конца: горы, сопки, лес и нескончаемая великая река. Туда плыли можно сказать, за здравие, обратно, уже за упокой.

- Что так? Побили многих?
 - И воевать-то не воевали. Обозначили, значит, перед английской эскадрой свое присутствие, дали понять им, что по Амуру для них пути нет, и давай обратно. А обратно против течения, провианта уж того нет, что был ранее, подкормиться по пути негде было. Вот и потеряли от голода и болезней много люда. Когда замерзла река, из лодок сделали сани. Помогали китайцы прибрежных деревень. Амбань Айгуна выделил кое-что из одежды и лошадей с санями и упряжью. Тогда китайцы не препятствовали переселению русских на Амур, и с нами не воевали и даже трактат пограничный заключили. Противник у нас тогда был один – англичане. Я слышал вы из Крыма. Про Крымскую войну лучше меня знаете.
 - В Севастополе, где я учился, про эту войну каждый камень знает. Про людей и говорить не чего. Всем досталось.
 - Вот и я говорю. От англичан китайцам тоже досталось,  боялись больше чем нас.
 - Потому  и подписали Айгунский договор, - про себя решил Александр. Еще не забылось когда-то прочитанное: «Левый берег Амура, начиная от реки Аргуни до морского устья реки Амура, да будет во владении Российского государства, а правый берег, считая вниз по течению до реки Уссури, владением Дайцинского государства; от реки Уссури далее до моря находящиеся места и земли, впредь до определения по сим местам границы между двумя государствами, как ныне да будет в общем владении Дайцинского и Российского государств».

- Отец рассказывал, - продолжал командир, - что генерал-губернатор Муравьев отправил подлинный трактат при своем донесении  самому императору, а тот на рапорте написал: «Слава Богу» и пожаловал Муравьева в графы с присоединением к его фамилии «Амурского.
Слушая батальонного командира, Александр вспомнил, как изучал пограничные документы в Иркутске и обсуждал их с коллегой Владимиром Антоновичем и  полковником Поповым Виктором Лукичем. Как интересно, сложилась судьба генерала? Где он? Его участие в решении нынешних пограничных дел было бы совсем не лишним, а точнее, весьма желательным.
- После заключения договора с Китаем, - положение на границе стабилизировалось. Китайцы приходили к нам как в гости, -  с удовольствием  вспоминал Марлинский. В этих случаях казаки организовывали  угощения и подношения на сумму до 25 рублей казенных денег, которые выделялись именно для этих целей.
 - И сейчас одной военной силой  положение не поправишь, дипломатия нужна.
 - Это само собой. В Благовещенске переговорный центр имеется, это что напротив китайского Хэйхэ. Иногда, по острой необходимости, и мы флаг возле старой албазинской крепости поднимаем. Место там традиционное. Вызываем соседей и беседуем как и что, в общем с помощью их переводчика договариваемся.

- Место там действительно традиционное. В Албазино, Игнашино изначально наши послы к маньчжурам переправлялись. Игнатий Милованов, например. Был еще такой Николай Спафария, я про него еще в детстве читал, так вот он, будет вам известно, первый описал родную для вас реку, с тех пор она и зовется Амур.
- Получается от нас самый короткий путь до ихнего Пекина.
-На то время, наверное. Сейчас и ближе есть и, потом, железная дорога нас так сблизила, что друг без друга мы уже и жить не можем. Ведь и там была революция и их проблемы во многом с нашими схожие. Поверьте мне, бедствуют как и мы сейчас.
- Служили в ихней Маньчжурии, или по личным делам бывали?
- И служил, и воевал, и по личным делам бывал. Всякое случалось. Я ведь после  военного училища сразу в поход двинул усмирять восставших «боксеров» в Маньчжурии. Теперь вот в Сибири усмиряю, точнее пытаюсь помирить людей, которые не смогли договориться, понять друг друга. Православные, а не договорились. Беда! - К вам офицеры, наверняка, из Иркутска прибывали, - спросил Александр, вспомнив про сына.
- Известное дело. Еще для Забайкальского войска учредили Иркутское юнкерское училище, где обучалось до 90 конных и пеших урядников. В урядники производились грамотные казаки, прослужившие не менее трех лет. - Вот такие были порядки, товарищ Главный советник, а сейчас с кем прикажите иметь дело? Уголовники и дезертиры, сплошная партизанщина - казаков нет, денег нет, только и держимся на революционных призывах.

Из партизан, которые влились в состав  погранбатальона, только отряд Зверева представлял собой подходящее подразделение для несения пограничной службы. Остальные, как доложил Марлинский, производили впечатление «вооруженных шаек грабителей», которые подчинялись только потому, что получали продовольствие, вооружение и фураж. Отдельные бойцы, чтобы не погибнуть от голода, нанимались к местным жителям батраками.
Пришлось лично ознакомиться с положением дел на постах. Правый участок границы охраняло 10 застав: Покровка, Игнашино, Албазино, Бекетово, Толбузино, Ермаково, Падь Солдатка, Ново - Воскресенская, Буссе, Кумара. Застав много, а бойцов мало. Граница, по сути дела, открыта, отдельные задержания контрабанды случайные. Используя создавшееся положение, отряды хунхузов и белогвардейцев открыто переходили на наш берег, совершая диверсии и грабя местное население. Шалили и наши на китайском берегу в отместку.
По возвращению  из командировки, Александр подробно доложил новому Главкому НРА ДВР Василию Блюхеру обстановку на границе и свои предложения по ее стабилизации. В ответ услышал:
- Пока есть дела поважнее. Белые Хабаровск взяли, надо отвоевывать.
 
Тем не менее, результаты обследования Александром и его коллегами границы легли в основу разработанной «Инструкции войсковым частям». Народоармейцам предписывалось производить имущественный и личный досмотр, проводить обыск и выемку контрабандного товара в присутствии владельца и не менее двух понятых, составлять соответствующий протокол. Разрешалось применять оружие при сопротивлении и попытке ухода нарушителей за границу от пограничного наряда, а также при нападении банд и вооруженного противника. Многое они совершали и ранее, но самопроизвольно, без официального разрешения.
В феврале 1921 г. состоялось совещание с участием министра продовольствия и торговли ДВР Шеина, нового начальника Управления пограничных районов Ушакова, начальника Управления таможенных сборов Волынцевича, помощника инспектора Читинского таможенного участка Милашевича и комиссара Управления таможенных сборов Безкоровайного. На совещании была одобрена и принята к руководству упомянутая и утвержденная Главкомом республики инструкция. Тогда же было принято решение выйти с ходатайством, чтобы пограничные части, в количестве, достаточном для экономической охраны границы, подчинить Министерству продовольствия и торговли, а таможню Министерству финансов.
Не случилось. Граница осталась в ведении Главкома НРА и  приобрела более воинский облик.  Ее разбили на ротные и взводные участки, глубина которых не превышала 300 шагов. Командиры рот и взводов начали обучать народоармейцев формам и методам пограничной охраны, совершать обходы пограничных постов с целью проверки несения ими службы, выезжать по тревоге на места происшествий.
Границу разделили на шесть пограничных районов: бывшие Троицкосавский, Акшинский и Амурский передали в ведение начальника Пограничных войск республики; Благовещенский и Уссурийский — Военному отделу при Амурской стрелковой дивизии и охранялись частями этой дивизии; Маньчжурский — Военному отделу Главного политического отдела при Военном совете НРА с охраной, расположенными на его участке частями погранвойск.

В каждом погранрайоне был установлен пропускной пограничный пункт, который руководствовался «Инструкцией о порядке перехода границы между ДВР, Монголией и Китаем». В Забайкалье такие пункты были выставлены в станицах Цурухайтуй, Абагайтуй и Мангут.
Постоянное население погранрайонов наделялось правом с хозяйственной целью переходить границу через пропускной пограничный пункт, имея документы местных властей. На основе заграничного паспорта, выданного МИД ДВР, начальник погранрайона вручал гражданину соответствующий пропуск. Такой пропуск начальник Троицкосавского погранрайона выписал Сухе-Батору, в котором говорилось: «Предъявитель сего имеет право на пересечение границы в обе стороны на любом участке». Сухэ Батор, бывший  обычный погонщик почтовой службы по тракту Кяхта-Урга, а затем истопник, стал цириком по кличке Гоймон, то есть Ловкий. Воевал с хунхузами в районе Халхан-гола и даже стал командиром взвода.
Бывший торговый город на границе Маймачен, по-монгольски Алтан-Булак, разграбили и сожгли. Торговля замерла, как и вся жизнь. Власть от купцов перешла к тем, у кого была винтовка.

В Чите жизнь протекала спокойно, можно сказать даже празднично. На 1-е мая  состоялись торжества. Воскресным днем детей всех школ вывели на парад.  В газетах печатались эмоциональные обращения ко всем с просьбой внести пожертвование для тех, чьи хрупкие организмы менее всего могли противостоять жизненным невзгодам. Большинство детей вышли на парад босыми, с непокрытыми головами. Не было и следа красивых праздничных нарядов, которые в прежние времена имелись у каждого русского ребенка. Зрелище было красочное – поучительное и печальное одновременно.
Одна женщина привела своих маленьких детей. На голове красная косынка, из такой же ткани сшиты платьица троих маленьких девочек и костюм мальчика. Некоторые учителя обходились без обуви, а у многих изношенные ботинки были обуты прямо на босу ногу.
Волею случая, Александру пришлось стать советником не только по пограничным делам, но и по прежним – урянхайским. Председатель Сибревкома Смирнов принял решение осуществить военную операцию против белогвардейских отрядов на территории Урянхайского края, чтобы, как говорилось в телеграмме: «Не присоединяя Урянхая к Совроссии, ввести войска, очистить его от грозящего спокойствию РСФСР банд, укрепить там организованную советскую власть, после чего вернуться в исходное положение».  Александра больше всего беспокоило, в каком положении окажется его семья на Бегреде. Он не только консультировал военных, но и звонил во все адреса с просьбами не забыть его семью. Ему обещали содействие.
Войска ввели, Урянхай «очистили». Дальше по планам Реввоенсовета следовала Монголия. Смирнов и Шумяцкий разработали план снабжения оружием и военными инструкторами Монгольскую Народно-революционную партию, с тем, чтобы, заняв пограничную с Советской Россией часть Монголии, провозгласить там действительную независимость.

Планом воспользоваться не пришлось, так как в июне границу под Троицкосавском пересекли войска Унгерна. Вместе с ним действовали остатки банды Резухина. Развернулись жестокие бои. Подтянув резервы, Унгерн прорвался до Ново-Селенгинска и Гусиноозерского дацана. Дальше пройти не удалось. Войска его были разгромлены,  их остатки бежали в Монголию. По пограничной линии об этом в Читу доложил командир батальона, бывший учитель, Сергей Васильевич Аслезов.
Вот тогда Василий Блюхер, согласно ранее утвержденному плану и учитывая просьбу монгольских аратов, дал приказ начальнику Акшинского пограничного района и командиру Читинской дивизии о переходе на территорию Монголии для уничтожения белогвардейских войск. И в конце июля 2-я Сретенская кавбригада и передовые части Монгольской Народно-революционной армии во главе с Сухэ-Батором вошли в город Ургу. Барон Унгерн был пленен отрядом под командованием Щетинкина. действовавшим совместно с кавполком Рокоссовского и по приговору революционного трибунала был расстрелян.

Глава делегации РСФСР в Пекине Адольф Иоффе информировал китайское правительство, что советские войска вошли на территорию Монголии по просьбе местных властей и покинут ее пределы сразу же после разгрома белогвардейцев. Он также подчеркнул, что Советская Россия не питает «агрессивных или корыстных целей» в отношении Монголии. Но это было не совсем так. В России, точнее в Иркутске, было образовано Временное народно-революционное правительство, провозгласившее своей целью создание монгольской государственности. В Кяхте состоялся съезд Монгольской народной партии и Александр принял в нем участие. На съезде премьер-министром и министром иностранных дел будущей Монголии назначили Бодо, пост командующего армией получил офицер Сухэ-Батор,  его заместителем стал Чойболсан.
   Александр впервые встретился с сотрудниками монголо-тибетской секции Дальневосточного секретариата Коминтерна, куда прочил его Давтян  В нее входили буряты: Нацов, Имидоржин,  а также Борисов, Сахьянова, Коняев,  Даншенов, Юдин и Старков (Зарикто). В их планы входило после разгрома барона Унгерна проводить в Монголии линию Коминтерна. Однако монголы-националисты (дворяне, ламы, мелкие скотоводы) не спешили строить  монгольский социализм и развивать революцию.
 Формирование погранохраны ДВР к лету 1921 года завершилось, пограничные части получили наименование «Пограничные войска ДВР».

В приказе говорилось: "Принимая во внимание исключительно важное значение охраны границы в настоящий тяжелый момент, когда белогвардейские шпионы массами проникают через границу на нашу территорию и делают свое гнусное дело по удушению революционного народа, пограничным войскам сейчас, как никогда, нужно быть спаянными единицами, крепкими по духу и представлять собой плотную непроницаемую стену и тем самым не дать ни одному неприятельскому шпиону, ни одной белогвардейской банде безнаказанно причинять вред нашему общему делу"
Таким образом, на пограничные войска республики, уже под командованием Борандохина, была возложена дополнительная задача  по борьбе со шпионами и антиправительственными организациями. Войсковые подразделения, находившиеся в пограничной зоне, были обязаны вести разведку и выполнять контрразведывательные функции. С этого времени Александр перешел в ведение Монголо-тибетской секции Коминтерна.