В войну. Глава 4

                Глава 4.
         Наступила зима, морозная и ветреная. В дом к Ульяне Трофимовне, подселили эвакуированную семью из Ленинграда. Учительницу Майю Андреевну с двумя восьмилетними сыновьями-близнецами, Петром и Павлом. Тогда таких, спасавшихся от ада войны, было много. И почти в каждом доме, потеснившись, приютили, оставшихся без крова людей, в основном женщин и детей. Ребятишки, не смотря на разницу в возрасте, быстро сдружились. Спустя несколько дней, пообтёршись и получше узнав  друг друга, сблизились и Ульяна с Майей. Как оказалось, они были не только ровесницами, но даже и рождены в один день, 4 марта. 
       Бабушка целыми днями пропадала на ферме. Майя Андреевна, тоже не могла оставаться без любимого дела. Но, так как школьное здание было занято эвакуированными, она с разрешения своей хозяйки и новой подруги, созывала всю свободную деревенскую ребятню в этот маленький дом. И занималась с ними, учила писать, читать и считать. На уроки собиралась не только детвора школьного возраста. Вместе со старшими приходили и их маленькие братья и сёстры. Иной раз на полу негде было яблоку упасть, в какой тесноте приходилось ютиться. Родители были рады, что малышня под присмотром, отправляя их в импровизированную школу, давали с собой, кто что мог к общему столу и по возможности, по поленцу дров. После уроков, все вместе пили морковный чай с Буранкиным молоком, и друг другу рассказывали, только что пройденный материал.
       Алёнка, была любимицей учителя, не смотря на то, что ей ещё не исполнилось и пяти,
она легко, быстрее семи и восьмилеток, выучила алфавит и все цифры. Быстро запоминала стихи и старалась читать их перед ребятами с выражением.
       Уставшая, по темну вернувшаяся домой Ульяна, не могла нарадоваться, на дочь.
       - Сейчас, дух переведу и пойду, Буранку подою, совсем мало давать молока стала,  бросать надо, скоро Бог даст, отелится.          
       - Отдыхайте Ульяна Трофимовна, мы с Алёнкой уже подоили и на ночь сена дали.
       - Как подоили, кто?
       - Говорю же мы с Алёнкой, она меня научила, пришлось попотеть, но справились. Дальше надеюсь, лучше дело пойдёт.
       - Майюшка Андреевна, да разве ж гоже Вам, под корову заглядывать, для того ли Вы институты заканчивали. И не думайте больше. Алёнка, а ты чего думала, учительница с вами и без того продыху не знает, как позволила-то?  Вот я тебе в другой раз задам.
       - Прекратите, Ульяна Трофимовна, мне вовсе не в тягость, да и самой даже интересно стало, что ж я, не женщина что ли? Русской бабе, доложу я Вам, всё по плечу.
       - Так-то бабе, Вам право не пристало, в навозе ковыряться.
       - Подумаешь, нечто я не баба,- припиралась  квартирантка, помогая хозяйке снять фуфайку. - Большое дело, в институтах, конечно, такому не учат, но милая моя, знаете ли, хочется быть чем-то полезной. Свалились на Вас, как снег на голову, на всё готовое и что называется, ножки свесили. Не бранитесь, давайте лучше чай пить, ребята,- глянула она на близнецов, подметающих пол,- поставьте ка чайник на печку.- И не спорьте, отныне, уход за Буранкой, мы берём на себя, правда мальчики?
         - Конечно мам, - дружно отозвались братья.
         - Мои Вы золотые, ну что с Вами делать? Сдаюсь, коли не в тягость,  принимайте шефство над животиной-кормилицей.
        - Вот и славненько, а теперь все за стол, чай будем пить.
        Уложив детвору, подруги снова поставили греть чайник и присели поболтать.
       - Вот ведь война проклятущая, что с людьми-то делает,- начала бабушка,- Вас вот из такого замечательного города, с насиженного места дёрнула и бросила в нашу глухомань.  Легко ль в такое время без родных и близких, ужас какой-то. Майюшка Андреевна, не моё конечно дело, но где Ваш муж, на фронте? Вы про него ни разу ни пол словом ещё не обмолвились.
       - Ульяна, а давайте на ты, что мы всё выкаем друг дружке, что скажите?
       - Ой, да боязно, как-то, кто Вы и кто я, можно ли так-то?
       - Прекратите Вы меня возвеличивать. Нашли интеллигенцию. Я если хотите знать, сама в деревне родилась, под Ленинградом. Правда, в Питер мы переехали, когда мне только годик исполнился, но всё же. Ну, так мы договорились?
       - Хорошо, я попробую. Так Вы, ой, ты мне так и не ответила про мужа. Жив ли?
       - Не знаю Уличка, за два дня до войны, среди ночи приехали за ним на воронке. Велели собрать вещи и без всяких объяснений увезли.  Как не пыталась я узнавать по его товарищам и сослуживцам, он у меня в руководстве железной дороги работал, никто ничего вразумительного не смог растолковать. А Арсений Викентьевич, его заместитель и ближайший друг, ещё тогда предложил мне уехать, куда ни-будь, хотя бы на время. Я  перепугалась жутко, но не сдавалась, всё по кабинетам ходила, пытаясь добиться правды. Но кто теперь будет со мной разговоры разговаривать. Война. Так и канул мой Валентин, знать бы, жив или нет, - заплакав, закончила Майя. 
       - Прости меня дуру, вот язык – чистое помело и чего я начала. Дура, дура и есть. Не томись зря подруга, уже, поди, разобрались, что к чему. Может, воюет где, объявится. Ты чиркнула бы кому из оставшихся соседей наш адресок, там и письма, небось, дожидаются с фронта, перешлют, спишитесь. Не хнычь, говорю. Мы ещё с тобой наших мужиков, фронтовиков, с цветами встречать будем. Ох и посмеёмся над сегодняшними печалями, вот увидишь, дорогая моя, всё образуется.
       - Писать–то особо некуда, дом наш разбомбили, все кто где. Да и боязно, вдруг не разобрались, а если и меня следом потянут, как мальчишки тогда? Я им ничего не сказала, в командировке, говорю, а что тут скажешь.- вновь заплакала Майя.
       - По сводкам тяжко сейчас на Неве. Хотя, где сегодня не тяжко.  И чего этому Гитлеру-душегубу только надо? Ведь знает, что рога ему тут пообломают, а полез.- приобняв подругу выпалила Ульяна.- Ладно, дохлёбывай чай, да ложись. Я всё же, в сарай загляну, по проведаю Буранку. Чего случись, мой хозяин меня со свету сживёт, скажет, не уберегла. Спокойной ночи, ты только керосинку пока не гаси, мне кое-что ещё посмотреть надобно, хорошо?- Улыбнувшись, вышла она из дома.
       Едва переступив порог, бабушка, всхлипывая, зарыдала. Ладно мы, всё понятно, воюет, -подумала она,- а ей каково? Нет, ничего страшнее неизвестности. Пробравшись по расчищенной от снега, видимо близнецами,  дорожке до сарая, она села на резную табуретку, сделанную  специально для дойки мужем, возле лежащей, жующей жвачку Буранки.
       - Ну как ты тут, милая? Соскучилась в одиночестве?- поводя руками по пузу коровы, продолжила приговаривать,- Ничего, скоро отелишься, вдвоём и теплее будет и веселее, правда ведь, красавица моя. А там и травка пойдёт, выдюжим, как ни-будь, ты главное не хворай, сама понимаешь, вся надёжа только на тебя. Спи радость моя, спи. Пойду я, сама уж засыпаю, а надо ещё с хозяином пообщаться, дай Бог ему сохранности. До завтра кормилица.  Вернувшись домой, где к этому времени спала уже и Майя, бабушка достала из за иконки платочек. В который аккуратно были завёрнуты, фронтовые треугольники. Их было уже четыре, и разложив на столе, по порядку получения, принялась перечитывать и без того заученные строчки. После сложив и убрав платочек на место, утирая слезу, встала перед иконкой на колени…
---05.04.2018 г.---
Продолжение следует…