Кто ровесника не ищет

       Всё тот же незабвенный Бобруйск с его гидролизным заводом. Город очень культурных и не менее красивых людей, город, утопающий в зелени садов одноэтажных кварталов, вплетённый в пёстрые ленты цветочных клумб вдоль дорог на улицах с многоэтажными домами, своими просторами больше напоминающих проспекты. Солнце, внезапно вынырнувшее утром из-за горизонта, как-то сразу начинает золотить его весь своими лучами, не пряча что-то в тени. И воздух становится таким вкусным, что хочется не просто им дышать, а его хочется втягивать в себя большими глотками. И даже удерживать внутри себя. Потому, что он пряный и немножечко щиплет кожу своей прохладой. Утро бодрит тебя не только когда ты идёшь на работу, но и даже тогда, как ты возвращаешься домой с ночной смены. Идёшь и немножечко боишься – а вдруг сон не придёт после такого бодрячка?
       Очередная летняя производственная практика на заводе в начале своём волнительна ещё и тем, что будут в ней не только новые знакомства, но и непременно приятные времяпрепровождения с друзьями и подружками: прогулки, сабантуи, свидания, больше напоминающие по своей продолжительности и обязательствам курортные романы. Ну, и конечно же – сама работа! Каждый раз что-то новое, чего раньше никогда не делал и в будущем никогда не станешь делать! Работа в трёхсменном режиме, по неделям. Самой желательной была первая – утренняя – смена. Тогда в твоём распоряжении оставались вечер и вся ночь. И уж тогда точно молодость брала верх над разумом и толкала в приключения, не оставляя времени даже на отдых.
       Вечер проводили в компании работников и работниц завода – в прошлом таких же студентов нашего ВУЗа – в одном из «общежитий-малосемеек». Там проживали не только семейные пары, но и одинокие, не определившиеся ещё в жизни молодые и не очень мужчины и женщины. Холостяки-мужчины на такие вот сабантуи с практикантами не горели желанием приходить, что в отличие от них с удовольствием делали девушки и молодые пары. Вечеринки были не только музыкальными, с «потанцушками» и «запевалками», но и присутствовать могли  лёгкие алкогольные напитки, не приветствуемые комендантской службой общежитий. Да кто ж их туда приглашал?  А если уж приглашали, то приветствовались и нелёгкие!
       В любом общежитии всегда можно было найти гитару, и тогда вечеринка зажигалась моими песнями и горящими глазами слушательниц, часто подпевающих мне. Песни перемежались байками, анекдотами и комплиментами прекрасным дамам – хозяйкам положения и комнат. Кто-то уходил из-за стола, кто-то приходил новый в комнату, где на всех стульях, диванах и тахте расположились молодые и румяные юноши и девушки. Особенно пикантно и приятно было слышать разок-другой-третий как, наклонившись к моему уху,  шепчутся мне признания от разных очаровательных лиц, что они просто без ума от моих «талантов» и это – самый лучший в их жизни вечер. Вдруг в какой-то момент одна из прелестниц, обвив мою шею своими руками и отодвинув в сторону гитару, начинает страстно целовать моё обалдевшее лицо, вытворяя своим язычком между моими губами такие пируэты, что проникает глубоко в меня. Мне только что и остаётся своим ей в ответ щекотать уголки её рта и облизывать её губы. Это длится долго, но не бесконечно. И что характерно – окружающие нас друзья этого даже как будто и не замечают. Продолжая перебирать струны, как бы невзначай замечаю ей:
- Мадемуазель, Вы так страстны и ненасытны в поцелуе, как мне показалось, что Вам уж очень срочно нужно бы выходить замуж?
- Уже замужем!
- ??? А муж – мне не хотелось бы быть препятствием на его жизненном пути!
- Пустяки! Его только что вызвали срочно на завод – это он только что выходил отсюда. А я всё это время сгорала от нетерпения попробовать тебя! Не подумай плохого: я очень рано вышла за него замуж и теперь начинаю понимать, что очень многого не попробовала и навряд ли это с ним сделаю. Мне захотелось поцеловать тебя - другого мужчину…
       В это самое время, оттеснив целовальщицу  нежно, но настойчиво, ко мне приблизилась другая нимфа, подав мне бокал с вином. Взгляд у неё был более осмысленным, но не менее счастливым. Она была той самой миниатюрной женщиной, возраст которой так сложно определить не только с первого, но зачастую и со второго взгляда. Спортивная поджарость и тонкокожесть зачётным «плюсом» ложится на их девичий стан, а холодная выдержанность – «плюсом» к благородству жестов. Такими как она принято любоваться, но не жениться на них. Лёгкая грусть в её взгляде как бы намекала, что она старше меня, но это не должно стать преградой к общению. Но больше всего меня поразила её чёлка – это была задорная молодёжная чёлка светло-пепельных волос, скрывающая любопытные взгляды, бросаемые её хозяйкой в мою сторону. Обычно девушки стараются отодвинуть волосы от своих глаз. Эта же не торопилась сделать такой жест, как бы прячась за своим «чадрой».
- Что ты любишь? – почему-то вдруг спросил у неё. Я даже до конца сам не понял, какой смысл хотел вложить в свой вопрос.
- Я люблю, когда всё – от души! Поёшь – от души, желаешь, хочешь чего-то – от души, отдаёшься своему чувству – от души.
- Это – с претензиями на жизнь? – уточнил я.
- Это – претензии на вечер! – и снова взгляд спрятался в собственных волосах.
       Своё смущение на этот раз прятал уже я сам в следующей за тем песне. Нужно ли было после этого что-то ещё говорить? Откровеннее предложения ещё редко встретишь. Лёгкое головокружение от винных паров подстегнуло меня пораньше покинуть эту вечеринку.
- Боюсь заблудиться здесь. Проведёшь меня? – спросил я у неё и поднялся к выходу.
       Моя спутница, положив свои ладони на мои плечи сзади, подталкивала меня к выходу, а затем далее – по коридору. В полумраке одиноко горевшей в конце коридора лампочке мы подошли к лестнице и перешли по ней на другой этаж. Подталкиваемый сзади, я вошёл в комнату. Свет не зажигали – за окнами ярко горели уличные фонари, отбрасывающие на стены причудливые узоры, сложенные с веток деревьев. Подтолкнув меня к дивану, она шепнула мне на ухо:
- Я сейчас вернусь, ничего не делай!
       «Да я и не собирался, собственно, ничего делать!» - подумал я и попытался осмотреться вокруг, чтобы понять – кто же передо мной и зачем я здесь. «Холостякует» - подумал я про хозяйку комнаты. Это был женский «порядок», граничащий с мужским аскетизмом. Фотографий, обычно имеющихся у дамских особей и предназначенных для того, чтобы вызывать умиление, я здесь не обнаружил. Даже книг на полках почти не было. В воздухе комнаты парил еле уловимый пряный аромат женских духов с тяжёлыми тонами сандалового дерева. Мне нравятся такие оттенки. Первая волна приятных ощущений коснулась меня своим дыханием. Хозяйка вернулась, переодетая в длинный махровый халат для ванной.  Руки её были ещё немного мокрыми, она их прижимала к груди, плотно сдавив друг к дружке локти. Прелестница смотрела на меня как бы исподлобья, в смущении склонив вниз голову, всё так же – через чёлку волос.
- Помоги мне! – попросила она, раскладывая диван-книгу и застилая его бельём, перьевыми толстыми подушками и стёганым одеялом. «Как-то уж буднично всё это» - подумалось мне. «А что ты хотел получить? Не капризничай, дядька Серёжа! Не убивать же тебя сюда привели!» - подбодрил я сам себя. Повернувшись к окну спиной, я увидел перед собой стриптиз: распахнутый халат соскользнул с девичьих плеч, оставив открытыми оголённую грудь как у подростка и узкие бёдра, обтянутые довольно пикантных размеров трусиками, пытающимися как будто что-то прикрыть. Не позволив мне самому раздеться, хозяюшка принялась неторопливо расстёгивать мою одежду и снимать с меня всё по порядку. Попытки мои ей помочь прерывались лёгкими хлопками её по моим рукам. Что ж: правила игры я понял и принял – доминируйте уж давайте! «Торопиться нам некуда – ни мне и ни ей, поиграем на столько, на сколько хватит фантазии и сил!» - подумал я, а вслух произнёс:
-  А твоё тогда сниму я сам? То, что осталось.
       Ответом мне прозвучало только её сопение при вытягивании моей рубашки из штанов. Рубашка была снята и её рука стала гулять по моей груди, перебирая волосы на ней. Хватала эти волосы, зажимала их между пальцами, проходилась по ним как бы гребнем. От горла и вниз – по животу, и дальше – ещё ниже, глубоко запустив свою руку ко мне под бельевую резинку. Что-то там, дрогнув, отзывалось ей на эти поглаживания. Обхватив руками мою спину, она вдруг прижалась ко мне всем своим телом и так, прижавшись, начала оседать вниз, присаживаясь на корточки к моим ногам. Я так и стоял с прижатыми к моему телу руками в её объятиях. Её лицо находилось как раз на уровне моих карманов в штанах. Повернув голову на бок, она прижалась щекой к моей расстёгнутой ширинке, замерев так на короткое время. Мой «сучок», топорщась под тонкой тканью, упирался ей почти в висок. Я уже и сам почувствовал, что штаны мои – здесь лишние! Как бы угадав мои мысли, она положила руки мне на пояс и стянула с меня этот мужской аксессуар одежды. А за ним таким же способом – и труселя. Из одежды на мне остались только носки. «Никогда не представай перед незнакомыми женщинами полностью голым!» - вдруг вспомнилось мне мудрое выражение. Да, да – это как раз и есть тот самый случай! Приподняв за плечи с колен свою спутницу в «походе за наслаждениями», я перешагнул через лежащие на полу вещи и подвёл её к постели. Одной рукой обняв её за талию, а другой – обхватив плечи, я прильнул своими губами к её лицу и положил красавицу на одеяло. Я стоял, наклонившись над ней, упираясь коленями в край дивана и одной рукой – в само ложе. Другой я всё ещё держал её за талию, снизу. Как только я попытался поцеловать её в губы, она мягко отстранилась и произнесла:
- Везде, но только не в губы – я этого не люблю …
       И тут же получила поцелуй в висок и ушко. Непроизвольно её головка попыталась втянуться в плечи, как при щекотке.
- Хорошо, сейчас разберёмся – где ты любишь! И – как! Я буду делать это от души!
       Внезапно зазвонил будильник на столике у изголовья.
- Вот видишь! – сказал я ей. – Времени до утра осталось не так уж и много. Так что – приступим!
       С этими словами я подхватил её и перевернул на живот. Моему нетрезвому взору предстала гладкая белая спина в неровном фонарном свете. И щека повёрнутого на бок лица. Поднеся свои губы к её ушку, я почувствовал ими лёгкий пушок на её виске и скользящую атласность кожи на довольно крутой скуле лица. Губы её были приоткрыты и дыхание с замиранием отражалось своим жаром от подушки мне навстречу. Своими губами я погладил её бровь и лёгкими дуновениями стал ворошить ей волосы. Видно было, как она зажмурила глаза и заулыбалась мне в ответ. Места на диване было не много, поэтому я присел на корточки возле неё рядом с диваном. Мои длинные руки и её невеличкий рост позволяли мне, не меняя моего положения, касаться пальцами почти любой точки на её теле от пяток до затылка. Чем я с удовольствием и воспользовался, пока мои ноги не стали затекать. Я просто водил кончиками пальцев рук по её телу сверху вниз и обратно, повторяя ландшафт её тела, спускаясь по крутизне талии и бёдер к низу и возвращаясь на верх холмов её ягодиц. Проводя кончиком ногтя вдоль по её позвоночнику, я чувствовал, как отзывчиво прогибается её спина и напрягаются все становые мышцы тела. Её плечи и шею возле затылка я просто грел в своих ладонях.
- У тебя нежные руки! – шёпотом произнесла она и вздохнула. После этих её слов я вновь перевернул её на спину, положив её  ладони на её же груди. Теперь перед моими глазами был её пупок. Положив на него свою ладонь, я с удивлением отметил, что, не смотря на хрупкость и тонкость конструкции этого тела, на животике имеется даже какой-то слой «целлюлита», приятного на ощупь, а не сухие и натянутые мышцы пресса! А чуть ниже пупка – мягкая фланель тонких трусиков. Привлекательным было и то, и другое. И всё же губы потянулись сначала к пупку. Но главным в той игре был всё-таки мой язык - испытующе нежный или атакующе острый. Язык мой как бы жил самостоятельной жизнью на этом поле женского тела, изучал его своими прикосновениями, поглаживаниями, проникновениями во впадинки пупка и взбираясь по крутизне дамских чресел, всё ближе подбираясь к бугорку лобочной кости.
- Поцелуй мне грудки! – вдруг попросила очаровательница. И мои губы стали описывать пируэты вокруг сосков то одной, то другой её грудей. Руки мои всё это время держали её за талию, а сам я опять стоял, склонившись над ней и упираясь коленями в край дивана. Скосив глаза, я заметил, как она вытянула свои руки вдоль тела и вцепилась ими в одеяло. Долго груди я целовать не стал, а, сделав решительный шаг, поцеловал её между бёдер, прямо через трусики, с удивлением отметив, что они там абсолютно влажные, прямо там. Что ж: увлажним их ещё чуть-чуть! И принялся лизать ей губы прямо через ткань. Боковым зрением заметил, как она приподняла голову и наблюдает за мной. Бёдра красавица развела в стороны, открыв мне себя для познания. Меня два раза приглашать не надо – мои руки  тёплыми ладошками стали скользить по её бёдрам и гладить округлости  ягодиц, как бы невзначай касаясь то вагины, то аннуса. Приподняв свой таз мне навстречу, она как бы призывно попросила снять с него эти остатки женского белья, находящегося между нами тонкой своей преградой. Я потянул трусики вдоль её ног, которые она столбиком, опираясь на лопатки, подняла вверх к потолку. Я тянул их не спеша, прижимаясь своим телом к этим ногам. В это же время моя восставшая плоть оказалась у неё где-то у живота. Воспользовавшись моментом, она прижала к себе его ладошкой и не торопилась опускать свои ноги. Влечение моё к ней было сильным, но ещё поддавалось контролю.
- Приляг ко мне! – попросила хозяюшка. Я, перебравшись через неё, лёг рядом, не с краю. Вскочив на меня, она уселась ко мне на грудь в позе наездницы-амазонки. «А девочка-то совсем мало весит!» - подумал я и перевернул её к своей голове – ногами. Вид передо мной был бы совсем открытый, если бы не полуночный сумрак. Мой же вид для неё был более освещён фонарным светом. Она дышал на меня, а потом я оказался у неё в руках.  В моих же руках были её ягодицы. И распутный треугольник - как обрамление двух входов, блестевший белёсой клейкой влагой даже в ночи. Сопротивляться самому себе у меня уже не оставалось сил и я, закрыв глаза, просто отдался ей в её играх со мной. А шалунья, то прогибаясь, то вновь прислоняя свои бёдра к моему лицу, играла на моей «флейте», перебирая её пальчиками и выдувая губами на ней симфонию моего экстаза. А мои губы и язык в это время касались, наверное, её лона и её срамных губ, заставляя саму хозяйку ещё сильнее входить в раж плотских утех. С ума сойти – какой аромат! За это время она несколько раз замирала в судорогах ненадолго, с восхищением произнося протяжно букву «А», затем вновь продолжая свои игрища. Я сдался без судорог, просто обильно вытекая на себя в её руках, дожимавших из меня последнюю капельку.  И даже после этого она не остановилась а, поиграв несколько минут, ещё раз вздрогнула и выдохнула протяжно «а-а-ах!».
       Мы лежали без движения в объятиях друг дружки ещё какое-то продолжительное время, пока не стало обоим зябко от ночной прохлады.
- Ты оставайся здесь до утра, - сказала она мне, - А мне нужно на работу. Я сейчас должна быть там в ночную смену.
- Так это тебе будильник звонил, приглашая на работу? Что же ты сразу не сказала? Почему не пошла?
- Это наше с тобой свидание для меня гораздо важнее, чем работа – там пока управятся и без меня, они поймут! Ты не проспишь? Тебе ведь утром к семи?
- Не волнуйся за меня – у меня внутри прекрасный будильник.
       Пока мы так беседовали, прелестница быстро одевалась. На короткий момент она остановилась и прижала свои ладони к лицу, глубоко вдыхая наверное какой-то мой аромат от них. На прощание она провела своей ладошкой вдоль по моему телу, присев на корточки, уткнулась лицом мне в курчавую мою грудь, затем встала и вышла. Я закрыл глаза и провалился в сон, короткий, как это свидание.
       Проснувшись от лучей восходящего солнца, щекотавших мне ресницы, я поднялся и, застелив ложе, стал одеваться, собираясь покинуть этот гостеприимный для меня вчера дом. На глаза мне попался хозяйкин паспорт, лежавший на книжной полке. Чтобы удовлетворить своё любопытство по поводу её незамужества, решил заглянуть туда. Девочка мне понравилась, симпатизируя своим напором и щепетильной искушённостью в вопросах удовлетворения собственных желаний – от души. Других отметок, кроме прописки, тот паспорт не имел. И возраст – он начал отсчёт пятого десятка годков! Мне же на тот момент шёл только двадцать второй год. Сделал ли я вчера её жизнь лучше? В чём-то, наверное – да. А свою? Ну, уж хуже – точно нет! В отличие от моих сверстниц, эта красавица знала точно, что она хочет и может получить от общения с мужчиной, а так же – чего именно может дать ему сама. Та, кто ровесника не ищет – получает не меньше, чем готова сама отдать!