Семейная династия

Когда я была школьницей, мой отец очень часто  делал попытки склонить меня к выбору профессии, связанной с инженерным трудом. Делал он их как-то ненавязчиво, но твёрдо веря в то, что я стану инженером. Он мне напоминал, что я, будучи к тому времени единственным  оставшимся  в семье ребёнком, должна понимать и не забывать о своей обязанности продолжить инженерную династию четырёх поколений.  Начинал он всегда свою «агитационную кампанию» с того, что спрашивал меня, разве я не хочу быть творческим человеком, изменять жизнь людей к лучшему, создавать новые устройства, архитектурные красоты, нужно только определиться с областью деятельности. Он мне красочно описывал, как выглядел  и работал Александрийский маяк, сложнейшее сооружение древности, полный энтузиазма,  старался увлечь и завлечь меня, рассказывая о том,  что такое «висячие сады Семирамиды», одно из многих чудес, которые создали инженеры-строители. Рассказы его мне очень нравились, я и сейчас в точности могу повторить, что тогда узнавала. Например, что висячие сады были построены Навуходоносором Вторым, правителем древнего города Вавилона.  вовсе  не для Семирамиды, которая жила на два века раньше, а для любимой, тосковавшей по дому, молодой жены (кажется её звали Амитис), надеясь, что они напомнят ей родные персидские горы. Инженеры инженерами, хотя и гении, но сердце занимали другие интересы и склонности.
Жизнь сложилась так, что я нашла себя в гуманитарных науках, став преподавателем и переводчиком.  Иногда я вспоминала о его глубоком желании приобщить меня к «инженерству», просыпались угрызения совести, но я находила оправдательные аргументы, и совесть засыпала на долгое время, чтобы потом снова «проснуться», а потом «забыться».


И, каково было моё удивление, когда, просматривая оставшиеся после родителей  архивные документы, не  так давно, много лет спустя после смерти отца  и матери,  обнаружила  интересные факты, говорящие о том, что, оказывается, всё же отцовскую династию я продолжила.


Долгое время после смерти мамы, она пережила отца на 20 лет, я  не могла  заставить себя  заняться разборкой оставшегося  архива,  который мама бережно хранила всю свою жизнь. эмоциально было очень тяжело.   Там было много  писем, в которых отражались все переживания пишущих по поводу  тяжёлых событий,  как во время войны, так и в мирное время, разного рода документов, характеристик, дневниковых записей. Когда отец умер, я не раз упрекала себя за то, что мне не пришлось  помочь ему реализовать его мечту, его клятву  своему отцу, моему деду (об этом я узнала тоже не так давно) сделать всё возможное, чтобы семейная традиция развивать инженерное дело, не умерла.


Отец мой достойно представлял  «инженерию» всю свою жизнь.Он был автором-изобретателем в разных областях. У него было более 10 патентов. Умел  очень многое.  В тяжёлое, бедное, послевоенное время он превратился в сапожника мастер-класса, и сшил маме и мне из мягкой кожи (чуть ли не лайковой) сапоги и детские сапожки, которые потом были представлены на республиканской выставке умельцев. Я туда бегала с подружками, и мы всем пытались сообщить, что это мой папа сшил (тачал) их  для меня и моей мамы, что вместо гвоздей в подошву вбивал «деревянные шпильки-гвоздики». Мне тогда очень нравилось смотреть, как он ловко пользуется  дратвой (нитью, натёртой воском для прочности, наверное), выписывая невообразимые « воздушные фигуры»,  мне  интересно было наблюдать за тем, что он делал и как, особенно хотелось запомнить  незнакомые,наполненные  «красивым  смыслом» и звучанием названия инструментов, подручных средств с точки зрения языка.

Незабываемое впечатление, правда, спустя много лет,когда отца уже не было, на меня произвели предметы, которые он привёз домой из лагеря, где он просидел  около восьми лет, будучи  признанным врагом народа и приговорённым к 25 годам по 58 статье уголовного кодекса.Но и там он ухитрялся заниматься любимым делом. Собственноручно изготовленный  им чемодан из дерева, тяжеловатый, надо признаться, можно рассматривать как произведение искусства. Дерево было отполировано и перетянуто изящными блестящими металлическими «ремнями», был и внутренний маленький замочек с ключиком. Как говорила бабушка, когда речь заходила  об отцовских поделках, и , в частности,  о столовом приборе, состоящем из выполненных из стали элегантных вилки, ложки, ножа и тарелки с авторским вензелем, «как же мой сын мог себе позволить даже в тех условиях, в которых он оказался, есть, пусть и «бурду», но одной лишь оловянной ложкой». А как не сказать о шахматах, которые он обожал и играл всю жизнь, неоднократно участвуя в республиканских (Молдавия) и всесоюзных соревнованиях (СССР). Из ГУЛАГ-а он привёз шахматную доску в виде раскладного, ящичка для фигур, всё было выполнено из дерева, тончайшая работа.  Особенно поражали и продолжают поражать  всех (я с гордостью  за отца храню их  до сих пор) фигурки ферзя, слонов, короля, королевы... Ну, а теперь  „Revenons ; nos moutons” (вернёмся к нашим баранам), как говорят французы.


В пачке бумаг, перетянутых цветной ленточкой в клеточку, я нашла отцовскую  профсоюзную трудовую книжку, стала внимательно и с огромным интересом изучать записи. Когда я дошла до 1941 года, то была просто поражена. Я почувствовала, как волна эмоций окатывает меня. Одна запись была для меня настоящим открытием. Я буквально подскочила от того, что я прочла. Запись гласила  «военный переводчик». Отец никогда об этом не говорил. Выходит, семейную династию я всё же продолжила, не по линии инженерной  4-х поколений, но по другому направлению  во втором. Мы оба, и он, и я, служили переводчиками, он- военным, я – цивильным. Всё- таки всё в мире предопределено.
Рига, 2015