Сон Где -то в Латинской Америке

Мирный полдень в небольшом городке, затерянном в джунглях.

Высокое ясное небо, полуденный зной, жара делает все каким - то белесым и зыбким, как мираж в пустыне бытия.
Дома почти все одно - двух этажные, с плоскими крышами, тоже почти белые.
Из цветовых акцентов только зелень джунглей и, сохраняющие еще кой - какой цвет, выгоревшие навесы уличных кафе, неопрятные и запыленные.

Город погружен в полудремотное состояние.

Работают только несколько правительственных контор, почта и телеграф, школы, да и то так тихо, будто всем сразу запретили громко разговаривать и смеяться.
Растительность очень чахлая томится от зноя в своих горшках. Людей практически не видно, но об их присутствии можно догадаться по треску пишущих машинок в конторе.
Через открытые кое - где окна выглядывают внушительные лопасти, работающих на измор старинных вентиляторов, которые, почти безуспешно, гоняют раскаленный воздух и вялых мух.
Но большинство окон закрывают плотные жалюзи, - там потаенная, берегущая влагу, жизнь теней и духов. Тени и духи живут как насекомые в прохладе под валуном. Они не любят это немилосердное, прожорливое солнце. Омерзительную пылающую сковородку, на которой жарится и шкворчит все живое.

Вдруг сразу с нескольких направлений из джунглей врываются на безлюдные улицы группы военных машин с вооруженными людьми в хаки и шлемах. Они, как горох сыплются на землю, ловко перемахивая через борта, рассредотачиваясь по узким артериям улиц, переулков и дворов.
У каждого автомат и темные очки. Движения их слаженны, как перемещение внутри муравейника - все четко знают куда бежать и во что стрелять.

Легко, как зубы в драке, вылетают от ударов сапогами и прикладами двери домов и контор. Город, как дохлый осел раскинул копыта на солнцепеке с взорванным внутренними газами брюхом, с вываленными склизкими кишками и стеклянными глазами, бездумно смотрящими на пушистые редкие небесные "барашки". Он - вечно здесь, они - вечно там, они безмятежны и легки, он тяжелый и усталый, в плешивой шерстяной шкуре строят свою новую жизнь квартиранты - насекомые - им тут и стол, и дом, и обильное светлое будущее.

Незнакомцы в хаки вламываются в классы тихой школы и тащат за черные волосы, за руки, гонят прикладами молодых учителей, почти детей, волокут чиновников, работников почты и телеграфа. Любого, кто оказывает хоть малейшее сопротивление, пристреливают на месте, затаптывают насмерть, будто это не люди, а загнанная дичь.
Некоторые несчастные пытаются спастись на крыше, карабкаются, падая, по крутым ступеням, но их "снимают" оттуда автоматными и пулеметными очередями. Сухой, как кашель старика, треск со всех сторон - короткими и длинными, как морзянка. Люди в белых одеждах и плоские крыши домов врезаются в память тесаком. Картина, написанная в белый полдень Магритом и дорисованная Дали.

Пулеметы уже установлены на стратегически важных крышах, город в пулеметном кольце.
В страхе люди бросаются с крыш вниз, идут на лавину огня, закрывая детей, паника и ужас невообразимые, все стены в крови. Со всех сторон вопли и крики, неистовый плач и вой людей, вернувшихся в мясные инстинкты зверя.
Кровь пятнами расползается по побелке, на тротуаре блестят бордовые лужи, будто вскрыли вены самой жизни.

И вот, город под контролем и все очаги слабого сопротивления подавлены.
В целях устрашения и как завершающий штрих, они согнали  жителей на стадион и рассадили по трибунам. В проходе встали автоматчики. Обезглавленное человеческое стадо послушно притихло.
На ухоженном зеленом поле, вчера еще веселом, добром  футбольном поле - торчат воткнутые в землю тупым концом копья и на них сверху надеты отрезанные, ученые и просто умные головы местной интеллигенции..
Целый лес отрубленных голов под кетчупом запекшейся крови с гарниром из мушиного горошка.

Между ними стоят на карауле вооруженные брутальные повстанцы с непроницаемыми сытыми, потными лицами, удовлетворенных мачо, будто только из борделя. Стоящие на ногах настоящие мужчины с шеями, перевитыми крепкими веревками вен.

Все находится в какой -то странной гармонии; предыдущий мир был сном, галлюцинацией, а вот это - реальность! И она такова сама по себе!Народ, ты обманут, тебе внушили ложные ценности лживые умы! Ты утратил доверие земли и покровительство небес.
Миром правят все те же кровавые ацтекские боги, любящие золото и красное человеческое вино, а из джунглей смотрят голодные духи, скучающие в лихорадочных болотах.

Я брожу по полю и смотрю в глазницы мертвых голов, наполненные  мухами, как половинки вареного яйца красной икрой.
Как ни странно, это живописное раблезианское зрелище, как молочный поросенок в гречневой каше с каперсами.
У мух и богов большая жратва и большой секс, но они уже изрядно поостыли, они любят только дымящуюся похлебку.
Мухи огромные, жирные, зеленые, с ярким глянцевым брюшком.
На многих лицах не видно самого лица, так много там сидит мух.
Меня никто не видит, ни живые не мертвые, и я не испытываю ни ужаса. ни отвращения.
Я знаю, богам все понравилось.
Они смотрят тысячами полуприкрытых глаз, они уже наелись и пребывают в ленивой неге.
Я, как гриф, брожу по полю боя, после пиршества львов с алмазными когтями и зубами.
Но я не ем падаль, я ловлю тут другой кайф...наполняясь гигантскими энергиями нечеловеческой сексуальности...