Лето 2001. Белый потолок

Известь надо гасить. А потом добавлять туда немного синьки. Она станет слегка голубая. А белить надо в перчатках. Но перчатки в деревне были какие-то некачественные. Быстро рвались. Да и малы мне, на женские руки рассчитаны. А до магазина далеко. Я и касаться-то извести не буду, я же белю большой такой кистью. Зачем мне перчатки? Ну, капнет пару раз, ничего мне от этого не будет.

Капало на голову и в глаза. Руки стали белыми очень быстро. А к концу побелки все покрылись мелкими язвочками. Пытался прополоскать водой, но разъедало кожу ещё больше. Хотелось подпрыгнуть от боли до потолка. Алёна посоветовала промыть ранки уксусом. Где-то она слышала, что так действуют при ожогах щёлочью. Никогда так не делайте! Не повторяйте моих ошибок!

Помните сцену из «Бойцовского клуба»?
-Что это?
-Это химически ожог.
Медитация помогала больным раком, поможет и мне.
-Ощути боль, не блокируй её.
-Нет, нет!
-Смотри на руку! Первое мыло было изготовлено из трав и героев. А обезьяны запущенные в космос? Без боли, без жертв не было бы ничего.
Я старался не думать о словах: «прижигать» или «плоть».
-Это твоя обожжённая рука, вот она!
Я зайду в свою внутреннюю пещеру, я найду покровителя среди животных…
-Нет, не поступай, как все эти ходячие мертвецы.
-Я всё понял, отпусти!
-Нет, у тебя преждевременное просветление! Это лучший момент в жизни! Понял? А ты где-то витаешь! Заткнись, парень! Каждый представлял отца богом. Отец тебя бросил. Что это говорит тебе о боге? Слушай меня! Ты знаешь, что богу ты не нужен. Скорее всего, что он тебя не хотел, он тебя, похоже, ненавидит. И это не самое страшное в жизни. Он не нужен нам. Плевать нам на рай и на ад, мы не желанные божьи дети, ну и пусть! Ты можешь облить руку водой, и станет хуже. Смотри на меня! А можешь нейтрализовать ожёг уксусом.
-Пожалуйста! Отпусти!
-Сначала ты должен смириться. Ты должен признать без страха. Признать, что ты когда-нибудь умрёшь.
-Ты не знаешь, каково это?
-Лишь утратив всё до конца, мы обретаем свободу.
-Точно.

Увы, уксус сжёг мои руки ещё больше. Наконец, мы намазали их кремом. Мы, потому что сам я уже ничего делать своими руками не мог.

Алёна отмыла пол, и мы поехали на велосипедах в гости к Алёниной маме и дяде Володе. Алена кормила меня котлетами, самому мне трудно было держать вилку. А потом мы пошли собирать малину. Ну, Алёна собирать, а я так, посмотреть. Алёна набирала горсть и подставляла мне, а я всё съедал. Иногда вместе с лесными клопами и личинками. Но я не жаловался.

Руки перестали болеть, и это было уже счастье. Счастье - отсутствие боли. Иногда мы целовались. И я не знаю, что вкуснее: девичьи губы или спелая крупная ягода. А потом мы сидели на крыльце, нагретом за день солнцем, и смотрели на млечный путь. Я целовал ладошки Алёны. Они пахли малиной. Я не мог обнять Алёну, поэтому она обнимала меня. Мы остались ночевать у родителей. А утром на велосипедах вернулись в старый дом.

Алена сказала:
-Надо полит огород.
Я сказал, что недавно был дождь.
Алёна пошла набирать воды в лейку. Отобрал у неё лейку и стал поливать.
Капуста от меня заслонялась листьями, огурцы в ужасе разбегались, тыква раскинула плети так, чтобы я на них наступал. Как только я закончил работу,  небо нахмурилось, собрались тучки и грянул дождь.

И я наконец-то занялся своим делом. Сел за повесть. Аленина мама поэт. И у них много интересных книг. Мы расставляли их по полкам после побелки. Я хочу всё прочесть. У меня разбегаются глаза. Оказывается, я соскучился по чтению. Я забываю про повесть, про Алёну, я увлекся книгами.

За окном дождь, чего ещё желать? Алена ложится рядом. Алена толкает меня в бок. Алена целует моё плечо. Алёна прижимается ко мне. Алёна захлопывает мою книгу. Я снова раскрываю её. Тьфу, ты, на какой же странице я был?
-Я Алёна, - говорит Алёна.
-Очень приятно, - говорю я.
-Я твоя Алёна, - шепчет Алёна. – Я тебя хочу.
-Я ещё чуть-чуть почитаю, - умоляюще говорю я.
-Ты читаешь про смерть, а  я твоя жизнь. Я интереснее.

Действительно книга называется «1001 смерть». Там такие слова Паскаля: «Я не знаю, кто меня послал в мир, что такое я. Я в ужасном и полнейшем неведении. Я не знаю, что такое моё тело, чувства, душа, что такое та часть моего «я», которая думает то, что я говорю, которая размышляет обо всём и о самом себе и всё-таки знает себя не больше, чем всё остальное».

-Ты больше меня не любишь? Я тебе надоела? Ты больше меня не хочешь? А чего ты хочешь? Ты только скажи, я сделаю всё!
-Я хочу в туалет! – говорю я. Встаю, беру книгу и выхожу под дождь. Бегу к скромному деревянному зданию. Устраиваюсь по удобнее. Тут уютно, и шум дождя успокаивает и ограждает меня от посторонних звуков. Я раскрываю книгу.

«Я вижу эти ужасающие пространства вселенной, которые заключают меня в себе, я чувствую себя привязанным к одному уголку этого обширного мира, не зная, почему я помещен именно в этом, а не в другом месте, почему то короткое время, в которое дано мне жить, назначено именно этой, а  не другой точке целой вечности, предшествовавшей мне и следующей за мной…»

Дверь открывается и передо мной стоит Алена.
-Я тоже хочу в туалет!
-Да, пожалуйста!

Я бегу под дождем домой, бережно пряча книгу под футболкой. Дома я раскрываю книгу, хочу отыскать место, на котором остановился. Но Алена уже заходит в комнату и приближается ко мне.
-Я, кажется, заболела. У меня, кажется, температура.
Целую её лоб.
-Нормальная температура.
-Живот как-то крутит нехорошо.
Глажу её живот. Алёна хватает мою руку и опускает её к своему междуножию. Держит крепко и смотрит мне в глаза с вызовом. В одном глазу у неё пляшут бесенята. В другом – маленькие ангелы смеются.

«Всё, что я осознаю, только то, что я должен скоро умереть; но чего я больше всего не знаю, это смерть, которой не умею избежать. Как не знаю откуда пришёл, так же точно не знаю, куда уйду… Вот моё положение: он полно ничтожности, слабости, мрака».

© Сергей Решетнев