Русская фольклорная сказка. И-И

Публикуются русские сказки, переработанные для озвучки.
    2450 сказок.
    Сказка фольклорная не писалась, а передавалась из уст в уста. Для лучшего их усвоения на земле, сказочники передавали сюжеты особым образом, с определённой ритмикой, а в некоторых местах и каким-то внутренним мотивом.
    Ритмический строй именно фольклорной сказки лучше чувствуют поэты. Они сразу чуют где литературно правильно выстроенная фраза, а где неправильный фольклор.

++++++++++++++++++++++
Иван безчастный. Архангельск.  Сказка!!
======
     Досюль был у вдовы одной Иванушка. Был Иван тот безчастный, и никто его не возьмёт в работники, ни в пастухи, никуда.
     Пришёл он к царю в солдаты наниматься. Царь и говорит:
     — Что же ты в солдаты нанимаешься Иван? Столько служу царём, этакого охотника до солдатства не видал ещё.
     — Я, ; говорит Иван, ; безчастный есть. Мне только в солдаты дорога. Что прикажут, то работать буду.
     Царь говорит ему:
     — Мне Иван не надо безчастного, у меня все полки пропадут из-за тебя.
     Тут как раз царевна вышла. Смотрит на Ивана, даже залюбовалась им, а он, надобно сказать, весьма был красивый. Она и говорит:
     — Татенька, отдай меня за него замуж, может, он из-за жены будет счастливый.
     Царь рассердился на царевну, взял и выдал её замуж за Ивана. Наградил её всем её приданым, что положено.
     Вот они жили какое-то время, пожили, всё прошло у них, не стало ничего, всё прожили. Жить стало не на что.
     Села царевна и стала платок шить золотом. Вышила платок и говорит:
     — Поди Иван, продай платок.
     Пошёл Иван Бессчастный продавать платок женин. Тут купец один подходит, смотрит на Ивана и спрашивает:
     — Что молодец, не покупаешь, не продаёшь ничего, воровать, верно, хочешь?
     Иван отвечает:
     — Купить-то мне нечего и не на что, а вот продать есть чего.
     — Что продать у тебя есть? – Купец интересуется.
     — Есть у меня платок, золотом шитый.
     Посмотрел купец на тот платок, подивился шитью необычному и торгует его:
     — Что возьмёшь Иван: сто рублей, или слово хорошее?
     Иван думал, думал. Решил, что деньги всё одно либо отымут, либо потеряет сам. Взял словом.
     Купец тогда слово и сказал:
     — Без суда Божьего не гинешь Иван.
     Пришёл Иван домой, сказал про слово купецкое. Царевна на то ответила:
     — Видно ты и есть безчасный, а я несчаслива, обои мы, однако, сошлись с тобою по судьбе.
     На другой день царевна ему другой платок вышила, ещё чудеснее. Послала продавать.
     Приходит Иван с ширинкой этой, платком по-нашему. Один купец даёт сто, другой двести, третий триста. Отдал Иван за триста рублей. А тот купец, что за триста брал, и говорит ему: 
     — Хочешь Иван деньги дам, а то возьми словом хорошим.
     Иван думал, думал, всё передумал, да и решил словом взять, от денег проку для себя не знал. Купец тот токовое слово Ивану и сказал:
     — Когда поднимут, дак не низься, не сгибайся.
     Пришёл Иван домой, царевне рассказал про слово заместо денег. Жена на то ответила:
     — Ты, видно, бессчастный, а я с тобой тоже несчастлива.
     На третий день третий платок, ширинку по-старому, она вышила узорчатый, ещё шибче красивее от первых двух, отправила Ивана на ярманку, да ещё денег придала, чтобы хлеба купил.
     Пошёл Иван с платком. Приходит, раскладывает платок. Купцы собралися торгуют его. Тут опять вчерашний купец протолкался, покупает платок за пятьсот рублёв. И говорит потом:
     — А хочешь Иван, заместо денег слово хорошее взять?
     Думал, думал Иван, а что тут думать, деньги были, все прожили, счастья от них не получили. Решил взять словом хорошим. Купец тот ему и говорит: 
     — Подними, но не опусти.
     Пошёл Иван обратно, на деньги царевны хлеба взял. По дороге шёл через овраг, запнулся, ковригу выронил, она вниз скатилася, там собака пробегала, ковригу прихватила и сбегла. Подумал тут Иван:
     — С чем же я теперь к царевне явлюсь?
     Пошёл он на пристань, нанялся на корабль морской и уплыл в море. Вот плыли они, плыли и остановились посерёдке моря этого. Хозяин морской, вишь ты, гостя к себе требует, скучно ему.
     Стали корабельщики искать, кто пожелает в море сойти к Морскому царю и говорят:
     — Кто сойдёт в море, тому половину корабля отпишем и залог тут прямо составим.
     Иван подумал:
     — Мне ведь купец-то насказал, что без суда Божьего не сгину я. Может и не суждено утонуть мне в море этом?
     Подписали с корабельщиками условье, прыгнул Иван в моё. Только в воду грузнулся, как его подхватило, да и по воде потащило. Тащило, тащило, притащило к городу. Воды тут и не стало. Ворота отворились и потащило по городу. Прибывают они к палатам царским, там спор идёт. Царь с царицей спорят:
     — Булат дороже злата-серебра или злато-серебро дороже булату.
     Просят царские люди рассудить их, потому как три века государи спорят, царство обнищало.
     Привели Ивана в палаты с порогом выше головы, завели в горницу. Не стал Иван кланяться, по слову хорошему купеческому, вспомнил, что когда вышат, дак не низься. Не под порог же биться? Не стал он кланяться им.
     Царь с царицей стали его тут спрашивать:
     — Вы, как видим мы, русской человек, а раз так, то какой у вас уклад: Булат дороже злата-серебра или злато-серебро дороже булата?
     Отвечает Иван по отчему правилу:
     — Если нет войны, так булат не стоит ничего, пришла война, тогда Булат дороже злата-серебра.
     Понравился ответ Царю с царицей. Подарили Ивану по кошелёчку каждый, кои на Руси на ярманке по десять копеек торгуют.
     Вернулся Ивана до берегу. Опять его кто-то ухватил и по воде, да по морю потащил, притащил к кораблю, вынес на корабль. Так и стал Иван хозяином половины корабля, как уговорено было.
     Освободил Царь морской корабль, поплыли они и прибежали к заморскому царю. Пошли корабельщики на берег, так там положено было, чтобы заявлять о себе царю, дать подарки, заплатить пошлину за торговлю.
     Иван тоже пошёл и понёс царю в подарок кошелёчек царский, да и подарил его. Царь принял купцов, стал угощать, но как увидел кошелёчек, возрадовался, видно знал его волшебную силу. Посадил всех в одну комнату, а Ивана в другую, которая повыше.
     Купцы стали недовольными, говорят меж собою:
     — Мы пошлину платили кто сто, кто тыщу рублёв, а Иван подарок дал на десять копеек, а и сел выше нас.
     Царь прослышал разговоры эти, взял Иванов кошелёчек, вынес, где купцы сидели, потряс его, тут из него выкатились два шарика, катаются, деньги серебчатые отсыпаются, отгребать слуги не поспевают.
     Царь за кошелёчек казённый подарил Ивану три корабля с матросами и приказчиками.
     Приехал Иван домой на трёх кораблях с половиной. Приказчиками указал, где лавки ставить, чтобы торговать, а сам пошёл разыскивать свою избушку, где царевну оставил. Избушку свою не нашёл, а там стоит дом кирпичатый.
     Подошёл Иван, в ворота стучится, выходит женщина красивая из себя непростая. Присмотрелся Иван к ней, а то его жена, царевна. А она его не признала.
     Говорит ей Иван:
     — Ночевать мне надобно, с дороги я.
     — Милости просим, ; отвечает хозяйка, ; это дом постоялый, проходите.
     Заходит в избу Иван. Покормила царевна его, да всё приглядывается к нему, припомнить никак не может.
     Повела его царевна в комнату его. Засветила ему свечку, сама ушла в другую комнату. Иван взял тую свечку, пошёл по дому, стал осматривать всё. И находит спальню своей жёны. Заходит и смотрит, что она спит посреди двух парней.
     Возмутилася тут душа его, вынул он саблю, хотел порубить их всех. Да тут слово хорошее в голову ввернулось, как ниоткуда:
     — Занеси, но не опусти.
     Решил разбудить их всех, поначалу допрос сделать. Разбудил её и спрашивает:
     — Это кто такие?
     Жена его говорит:
     — Это у меня сыновья, муж мой Иван Безчастный был, да за море уплыл счастья своего искать, эти сыновья от него в брюхе моём так и остались. Как родила я их, так отец мой Царь-батюшко, сжалился. Дом поставил доходный, чтобы не просили мы милостыню.
     Заплакал тогда Иван и говорит:
     — Я и есть ваш муж, только уже не Безчастный.
     Стали они будить сыновей, те просыпаются с отцом здороваются. Стали все они жить вместе.
     Царь узнал про возвращение Ивана из-за моря странствия, послал послов звать всех в гости.
     Пришёл Иван с семьёй и подарил Царю кошелёчек казённый, царский, десятикопеечный. Показал, царю как с ним обращаться. Стала казна царская полниться.
     Сказал тогда царь Ивану:
     — Стар я стал Ваня, плохо служу на месте царском, принимай дела мои и правь государством.
     Так и стал Иван Безчастный править государством.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Бесталанный и Елена Премудрая. Воронеж.   Сказка!!
=======
     В одной деревне жила крестьянка. Был у неё единственный сын по имени Иван. И был он такой бесталанный и делал все не так, как нужно. Скажет ему мать вскопать поглубже поле, он так его вспашет глубоко, что станет видна глина.
     Думала, думала старуха, что с ним дальше будет. Вот если б женить его за умную женщину, тогда у хорошей жены он был бы поумнее. Так кто за него пойдёт?
     А тем временем съели они последнюю корку хлеба и стали отдыхать. А тем временем мимо их дома шёл старичок.
     Он спросил у Ивана Бесталанного кусочек хлеба.
     Иван ответил:
     — Нету у нас больше хлеба, только щас последнюю корку съели. Если бы знал, я оставил бы вам. Если нет хлеба, пойдём, авось, в бане попарю и одежду вымою вам.
     Сказано, сделано. После этого старик сказал:
     — Если вам будет голодно, то приходи в поле. Увидишь там камень, надави на него плечом.
     Вскоре им было совсем нечего есть. Иван сказал:
     — Пойду где-нибудь раздобуду хлеба.
     — Куда тебе, Бесталанный! ; Сказала мать.
     Иван почесал за ухом и ушёл. Нашёл он там поле, а в поле камень. Надавил на него плечом, камень отвалился. Оттуда вышел старичок. Он повёл его в свои хоромы, спросил:
     — Что тебе надо?
     — Мне бы поесть, ; Иван отвечал. Старик велел кухонному молодцу принёсти две буханки хлеба и сжарить барана.
     Иван все съел и потом попросил ещё хлеба. Старик велел кухонному молодцу принёсти ещё.
     — Нет, ; говорит, ; это я понесу матери.
     Старик приказал отнести это в деревню кухонному молодцу.
     — Отчего вы с матерью живёте плохо? Вырос ты большой, поди женишься, и семейство нечем будет кормить.
     — Да нет у меня жены, ; сказал Иван.
     Подумал старик и решил:
     — Отдам я, Ваня, за тебя свою дочь.
     Позвал старик свою дочь, и пришла в комнату девушка красоты неописанной. Глянул на неё Иван, и сердце у него замерло.
     Сказал старик дочери:
     — Вот тебе муж, а ты ему жена.
     И стали они жить поживать и добра наживать.
     Вот однажды приходит старик и говорит:
     — Уйду я далече и вернусь оттуда не скоро. Возьми ключ от амбара. Ты ключ береги и дверь от амбара не открывай. А пойдёшь в амбар, так жену не зови. А если войдёшь с женою, то не давай ей цветное платье. Время придёт, я сам ей подарю.
     Не вытерпел Иван и отпер амбар. А там много золота, жемчуга. А внутри амбара чулан был, и дверь туда вела. Он пошёл туда и позвал жену:
     — Алёнушка, иди сюда!
     А там было самоцветное платье. Ваня наказ старика забыл и дал померить ей платье. Одела она это платье и вдруг волшебная сила унесла её из Иванового дома.
     Положил Иван в котомку кусочек хлеба и пошёл искать свою жену. Долго ли, коротко ли он шёл, вдруг видит, лежит на суше щука, умирает от жажды. Он сбросил её в воду и пошёл дальше. И вдруг видит, в зубах коршуна бьётся воробей. Иван убил коршуна, а воробей улетел.
     Прошёл он всю землю, дошёл до моря, дальше некуда.
     Иван спрашивает:
     — Чья тут земля? Кто здесь царь или царица?
     — У нас царица Елена Премудрая.
     Елена увидела Ивана в своё зеркальце и сказала:
     — Никак чужой мужик идёт!
     Глянула она получше и признала в нем своего мужа.
     Подошёл Иван к царскому двору и видит, что двор тыном огорожен, а на кольях человеческие мёртвые головы. Только один кол пустой.
     Спрашивает Иван у жителей, что это такое. А жители отвечают, что это женихи царицы, которые сватались к ней.
     — Царица наша красоты несказанной, а по уму волшебница. Вот и сватаются к ней женихи богатые и удалые. А ей нужен такой, чтобы перемудрил её.
     Пришёл Иван к Елене Премудрой, а она сидит в своей царской горнице и платье на ней одето отцовское.
     Елена опрашивает:
     — Зачем ты явился?
     Иван соскучился по Елене и говорит:
     — На тебя поглядеть пришёл.
     — По мне вот и те скучали, ; и показала на мёртвые головы.
     — Кол по мне не скучает. Скажи, что тебе исполнить?
     А царица ему в ответ назвала загадки.
     Иван отгадал все её желания, и они помирились.
     И стали жить-поживать и добра наживать. Сказке конец, делу венец.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Бесталанный и Елена Премудрая.  Сказка!!
======
     Жила в одной деревне крестьянка, вдова.
     Жила она долго и сына своего Ивана растила.
     И вот настала пора – вырос Иван. Радуется мать, что он большой стал, да худо, что он у неё бесталанным вырос.
     И правда: всякое дело у Ивана из рук уходит, не как у людей. Всякое дело ему не в пользу и впрок, а всё поперёк. Поедет, бывало, Иван пахать, мать ему и говорит:
     — Сверху то земля оплошала, поверху она хлебом съедена, ты её, сынок, поглубже малость паши!
     Иван вспашет поле поглубже, до самой глины достанет и глину наружу обернёт. Посеет потом хлеб – не родится ничего, и Семенам извод.
     Так и в другом деле: старается Иван сделать по-доброму, как лучше надо, да нет у него удачи и разума мало.
     А мать стара стала, работа ей непосильна. Как им жить? И жили они бедно, ничего у них не было. Вот доели они последнюю краюшку хлеба, самую остатнюю.
     Мать и думает о сыне, как он будет жить, бесталанный! Нужно бы женить его: у разумной жены, гляди-ко, и неудельный муж в хозяйстве работник и даром хлеба не ест.
     Да кто, однако, возьмёт в мужья её бесталанного сына? Не только что красная девица, а и вдова, поди, не возьмёт!
     Покуда мать закручинилась так-то, Иван сидел на завалинке и ни о чём не горевал.
     Глядит он – идёт старичок, собою ветхий, обомшелый, и земля въелась ему в лицо, ветром нагнало.
     — Сынок, – старичок говорит, – покорми меня: отощал я за дальнюю дорогу, в суме ничего не осталось.
     Иван ему в ответ:
     — А у нас, дедушка, крошки хлеба нету в избе. Знать бы, что ты придёшь, я бы давеча сам последней краюшки не ел, тебе бы оставил. Иди, я тебя хоть умою и рубаху твою ополощу.
     Истопил Иван баню, вымыл в бане прохожего старика, всю грязь с него смыл, веником попарил его, а потом и рубаху и порты его начисто ополоскал и спать в избе положил.
     Вот старик тот отдохнул, проснулся и говорит:
     — Я твоё добро упомню. Коли будет тебе худо, пойди в лес. Дойдёшь до места, где две дороги расстаются, увидишь, там серый камень лежит, – толкни тот камень плечом и кликни: дедушка, мол, – я тут и буду.
     Сказал так старик и ушёл.
     А Ивану с матерью совсем худо стало: все поскрёбышки из ларя собрали, все крошки поели.
     — Обожди меня, матушка, – сказал Иван. ; Может, я хлеба тебе принёсу.
     — Да уж где тебе! – Ответила мать. ; Где тебе, бесталанному, хлеба взять! Сам-то хоть поешь, а я уж, видно, не евши помру. Невесту бы где сыскал себе, – глядь, при жене то, коли разумница окажется, всегда с хлебом будешь.
     Вздохнул Иван и пошёл в лес. Приходит он на место, где дороги расстаются, тронул камень плечом, камень и подался.
     Явился к Ивану тот дедушка.
     — Чего тебе? – Говорит. ; Аль в гости пришёл?
     Повёл дедушка Ивана в лес. Видит Иван – в лесу богатые избы стоят. Дедушка и ведёт Ивана в одну избу – знать, он тут хозяин. Велел старик кухонному молодцу да бабке-стряпухе изжарить на первое дело барана. Стал хозяин угощать гостя.
     Поел Иван и ещё просит.
     — Изжарь, – говорит, – другого барана и хлеба краюху подай.
     Дедушка-хозяин велел кухонному молодцу другого барана изжарить и подать ковригу пшеничного хлеба.
     — Изволь, – говорит, – угощайся, сколь у тебя душа примет. Аль не сыт?
     — Я то сыт, – отвечает Иван, – благодарствую тебе, а пусть твой молодец отнесёт хлеба краюшку да барана моей матушке, она не евши живёт.
     Старый хозяин велел кухонному молодцу снести матери Ивана две ковриги белого хлеба и целого барана.
     А потом и говорит:
     — Отчего же вы с матерью не евши живёте? Смотри, вырос ты большой, гляди – женишься, чем семейство прокормишь?
     Иван ему в ответ:
     — А незнамо как, дедушка! Да нету жены у меня.
     — Эко горе какое! – Сказал хозяин. ; А отдам-ка я свою дочь тебе в замужество. Она у меня разумница, её ума то вам на двоих достанет.
     Кликнул старик свою дочь. Вот является в горницу прекрасная девица. Такую красоту и не видел никто, и неизвестно было, что она есть на свете. Глянул на неё Иван, и сердце в нём приостановилось.
     Старый отец посмотрел на дочь со строгостью и сказал ей:
     — Вот тебе муж, а ты ему жена.
     Прекрасная дочь только взор потупила:
     — Воля ваша, батюшка.
     Вот поженились они и стали жить-поживать. Живут они сыто, богато, жена Ивана домом правит, а старый хозяин редко дома бывает: ходит он по миру, премудрость там среди народа ищет, а когда найдёт её, возвращается ко двору и в книгу записывает.
     А однажды старик принёс волшебное круглое зеркальце. Принёс он его издалече, от мастера-волшебника с холодных гор, – принёс, да и спрятал.
     Мать Ивана жила теперь сыта и довольна, а жила она, как прежде, в своей избе на деревне.
     Сын звал её жить к себе, да мать не захотела: не по душе ей была жизнь в доме жены Ивана, у невестки.
     — Боюсь я, сынок, – сказала матушка Ивану. ; Ишь она, Еленушка, жена твоя, красавица писаная какая, богатая да знатная, – чем ты её заслужил? Мы то с отцом твоим в бедности жили, а ты и вовсе без судьбы родился.
     И осталась жить мать Ивана в своей старой избушке.
     А Иван живёт и думает: правду говорит матушка. Всего будто довольно у него, и жена ласковая, слова поперёк не скажет, а чувствует Иван, словно всегда холодно ему.
     И живёт он так с молодой женой вполжитья-вполбытья, а нет чтобы вовсе хорошо. Вот приходит однажды старик к Ивану и говорит:
     — Уйду я далече, далее, чем прежде ходил, вернусь я не скоро. Возьми-ко, на тебе, ключ от меня. Прежде я при себе его носил, да теперь боюсь потерять: дорога то мне дальняя. Ты ключ береги и амбар им не отпирай. А уж пойдёшь в амбар, так жену туда не веди. А коли не стерпишь и жену поведёшь, так цветное платье ей не давай. Время придёт, я сам ей выдам его, для неё и берегу. Гляди-ко запомни, что я тебе сказал, а то жизнь свою в смерти потеряешь!
     Сказал старик и ушёл.
     Прошло ещё время. Иван и думает:
     — А чего так! Пойду-ка я в амбар да погляжу, что там есть, а жену не поведу!
     Пошёл Иван в тот амбар, что всегда взаперти стоял, открыл его, глядит – там золота много, кусками оно лежит, и камни, как жар, горят, и ещё добро было, которому Иван не знал имени.
     А в углу амбара ещё чулан был либо тайное место, и дверь туда вела. Иван открыл только дверь в чулан и ступить туда не успел, как уже крикнул нечаянно:
     — Еленушка, жена моя, иди сюда скорее!
     В чулане том висело самоцветное женское платье. Оно сияло, как ясное небо, и свет, как живой ветер, шёл по нему.
     Иван обрадовался, что увидел такое платье. Оно как раз впору будет его жене и придётся ей по нраву.
     Вспомнил было Иван, что старик не велел ему платье жене давать, да что с платьем станется, если он его только покажет! А Иван любил жену: где она улыбнётся, там ему и счастье.
     Пришла жена. Увидела она это платье и руками всплеснула.
     — Ах, – говорит, – каково платье доброе!
     Вот она просит у Ивана:
     — Одень меня в это платье да пригладь, чтоб ладно сидело.
     А Иван не велит ей в платье одеваться.
     Она тогда и плачет:
     — Ты, – говорит, – знать, не любишь меня: доброе платье такое для жены жалеешь. Дай мне хоть руки продеть, я пощупаю, каково платье, – может, не годится.
     Иван велел ей:
     — Продень, – говорит, – испытай, каково тебе будет.
     Жена продела руки в рукава и опять к мужу:
     — Не видать ничего. Вели голову в ворот сунуть.
     Иван велел. Она голову сунула, да и дёрнула платье на себя, да и оболоклась вся в него. Ощупала она, что в одном кармане зеркальце лежит, вынула его и поглядела.
     — Ишь, – говорит, – какая красавица, а за бесталанным мужем живёт! Стать бы мне птицей, улетела бы я отсюда далеко-далеко!
     Вскрикнула она высоким голосом, всплеснула руками, глядь – и нету её. Обратилась она в голубицу и улетела из амбара далеко-далеко в синее небо, куда пожелала.
     Знать, платье она надела волшебное.
     Загоревал тут Иван. Да чего горевать – некогда ему было. Положил он в котомку хлеба и пошёл искать жену.
     — Эх, – сказал он, – злодейка какая, отца ослушалась, с родительского двора без спросу ушла! Сыщу её, научу уму-разуму!
     Сказал он так, да вспомнил, что сам живёт бесталанным, и заплакал. Вот идёт он путём, идёт дорогой, идёт тропинкой, плохо ему, горюет он по жене.
     Видит Иван – щука у воды лежит, совсем помирает, а в воду влезть не может.
     — Гляди-ко, – думает Иван, – мне-то плохо, а ей того хуже.
     Поднял он щуку и пустил её в воду. Щука сейчас нырнула в глубину да обратно кверху, высунула голову и говорит:
     — Я добро твоё не забуду. Станет тебе горько – скажи только: Щука, щука, вспомни Ивана!
     Съел Иван кусок хлеба и пошёл дальше. Идёт он, идёт, а время уже к ночи.
     Глядит Иван и видит: коршун воробья поймал, в когтях его держит и хочет склевать.
     — Эх, – смотрит Иван, – мне беда, а воробью смерть!
     Пугнул Иван коршуна, тот и выпустил из когтей воробья. Сел воробей на ветку, сам говорит Ивану:
     — Будет тебе нужда – покличь меня: Эй, мол, воробей, вспомни моё добро!
     Заночевал Иван под деревом, а наутро пошёл дальше. И уже далеко он от своего дома отошёл, весь приустал и телом стал тощий, так что и одежду на себе рукой поддерживает. А идти ему было далече, и шёл Иван ещё целый год и полгода.
     Прошёл он всю землю, дошёл до моря, дальше идти некуда.
     Спрашивает он у жителя:
     — Чья тут земля, кто тут царь и царица?
     Житель отвечает Ивану:
     — У нас в царицах живёт Елена Премудрая: она всё знает – у неё книга такая есть, где всё написано, и она всё видит – у неё зеркало такое есть. Она и сейчас видит небось.
     И правда, Елена увидела Ивана в своё зеркальце.
     У неё была Дарья, прислужница. Вот Дарья обтёрла рушником пыль с зеркальца, сама взглянула в него, сначала собой полюбовалась, а потом увидела в нём чужого мужика.
     — Никак, чужой мужик идёт! – Сказала прислужница Елене Премудрой. ; Издалека, видать, идёт: худой да оплошалый весь, и лапти стоптал.
     Глянула в зеркальце Елена Премудрая.
     — И то, – говорит, – чужой! Это муж мой явился.
     Подошёл Иван к царскому двору. Видит – двор тыном огорожен. А в тыне колья, а на кольях человечьи мёртвые головы. Только один кол пустой, ничего нету.
     Спрашивает Иван у жителя – чего такое, дескать? А житель ему:
     — А это, – говорит, – женихи царицы нашей, Елены Премудрой, которые сватались к ней. Царица-то наша – ты не видал её – красоты несказанной и по уму волшебница. Вот и сватаются к ней женихи, знатные да удалые. А ей нужен такой жених, чтобы её перемудрил, вот какой! А кто её не перемудрит, тех она казнит смертью. Теперь один кол остался: это тому, кто ещё к ней в мужья придёт.
     — Да вот я к ней в мужья иду! – Сказал Иван.
     — Стало быть, и кол пустой тебе, – ответил житель и пошёл туда, где изба его стояла.
     Пришёл Иван к Елене Премудрой. А Елена сидит в своей царской горнице, и платье на ней одето отцовское, в которое она самовольно а амбаре оболоклась.
     — Что тебе надобно? – Спросила Елена Премудрая. ; Зачем явился?
     — На тебя поглядеть, – Иван ей говорит, – я по тебе скучаю.
     — По мне и те вон скучали, – сказала Елена Премудрая и показала на тын за окном, где были мёртвые головы.
     Спросил тогда Иван:
     — Аль ты не жена мне более?
     — Была я тебе жена, – царица ему говорит, – да ведь я теперь не прежняя. Какой ты мне муж, бесталанный мужик! А хочешь меня в жёны, так заслужи меня снова! А не заслужишь, голову с плеч долой! Вон кол пустой в тыне торчит.
     — Кол пустой по мне не скучает, – сказал Иван. ; Гляди, как бы ты по мне не соскучилась. Скажи: чего тебе исполнить?
     Царица ему в ответ:
     — А исполни, что я велю! Укройся от меня где хочешь, хоть на краю света, чтоб я тебя не нашла, а и нашла – так не узнала бы. Тогда ты будешь умнее меня, и я стану твоей женой. А не сумеешь в тайности быть, угадаю я тебя, – голову потёряешь.
     — Дозволь, – попросил Иван, – до утра на соломе поспать и хлеба твоего покушать, а утром я исполню твоё желание.
     Вот вечером постелила прислужница Дарья соломы в сенях и принесла хлеба краюшку да кувшин с квасом.
     Лёг Иван и думает:
     — Что утром будет? И видит он – пришла Дарья, села в сенях на крыльцо, распростёрла светлое платье царицы и стала в нём чтопать прореху.
     Штопала-штопала, зашивала-зашивала Дарья прореху, а потом и заплакала.
     Спрашивает её Иван:
     — Чего ты, Дарья, плачешь?
     — А как мне не плакать, – Дарья отвечает, – если завтра смерть моя будет! Велела мне царица прореху в платье зашить, а иголка не шьёт его, а только распарывает: платье то уж таково нежное, от иглы разверзается. А не зашью, казнит меня наутро царица.
     — А дай-ко я шить попробую, – говорит Иван, – может, зашью, и тебе умирать не надо.
     — Да как тебе платье такое дать? – Дарья говорит. ; Царица сказывала: мужик ты бесталанный. Однако попробуй маленько, а я погляжу.
     Сел Иван за платье, взял иглу и начал шить. Видит – и правда, не шьёт игла, а рвёт: платье то лёгкое, словно воздух, не может в нём игла приняться. Бросил Иван иглу, стал руками каждую нить с другой нитью связывать.
     Увидела Дарья и рассерчала на Ивана:
     — Нету в тебе уменья! Да как же ты руками все нитки в прорехе свяжешь? Их тут тыщи великие!
     — А я их с хотеньем да с терпеньем, гляди, и свяжу! – Ответил Иван. ; А ты иди да спать ложись, к утру-то я, гляди, и отделаюсь.
     Всю ночь работал Иван. Месяц с неба светил ему, да и платье светилось само по себе, как живое, и видел он каждую его нить.
     К утренней заре управился Иван. Поглядел он на свою работу: нету больше прорехи, повсюду платье теперь цельное.
     Поднял он платье на руку и чувствует – стало оно словно бы тяжёлым.
     Оглядел он платье: в одном кармане книга лежит – в неё старик, отец Елены, записывал всю мудрость, а в другом кармане – круглое зеркальце, которое старик принёс от мастера-волшебника из холодных гор.
     Поглядел Иван в зеркальце – видно в нём, да смутно. Почитал он книгу – не понял ничего. Подумал тогда Иван:
     — Люди говорят, я бесталанный, – правда и есть.
     Наутро пришла Дарья-прислужница, взяла она готовое платье, осмотрела его и сказала Ивану:
     — Благодарствую тебе. Ты меня от смерти спас, и я твоё добро упомню.
     Вот встало солнце над землёю, пора Ивану уходить в тайное место, где царица Елена его не отыщет.
     Вышел он во двор, видит – стог сена сложен стоит. Залёг он в сено, думал, что вовсе укрылся, а на него дворовые собаки брешут, и Дарья с крыльца кричит:
     — Экой бесталанный! Я и то вижу тебя, не токмо что царица! Вылезай оттуда, сено лаптями не марай!
     Вылез Иван и думает:
     — Куда ему податься?
     Увидел – море близко. Пошёл он к морю и вспомнил щуку.
     — Щука, – говорит, – щука, вспомни Ивана!
     Щука высунулась из воды.
     — Иди, – говорит, – я тебя на дно моря упрячу!
     Бросился Иван в море. Утащила его щука на дно, зарыла там в песок, а воду хвостом замутила.
     Взяла Елена Премудрая своё круглое зеркальце, навела его на землю: нету Ивана. Навела на небо: нету Ивана. Навела на море на воду: и там не видать Ивана, одна вода мутная.
     — Я то хитра, я то умна, – думает царица, – да и он-то не прост, Иван Бесталанный!
     Открыла она отцовскую книгу мудрости и читает там:
     — Сильна хитрость ума, а добро сильнее хитрости, добро и тварь помнит.
     Прочитала царица эти слова сперва по писанному, а потом по неписанному, и книга сказала ей:
     — Лежит-де Иван в песке на дне морском. Кликни щуку, вели ей Ивана со дна достать, а не то, мол, поймаю тебя, щуку, и в обеде съем.
     Послала царица Дарью-прислужницу, велела ей кликнуть из моря щуку, а щука пусть Ивана со дна ведёт.
     Явился Иван к Елене Премудрой.
     — Казни меня, – сказывает, – не заслужил я тебя.
     Одумалась Елена Премудрая: казнить всегда успеется, а они с Иваном не чужие друг другу, одним семейством жили.
     Говорит она Ивану:
     — Пойди укройся сызнова. Перехитришь ли меня, нет ли, тогда и буду казнить тебя либо миловать.
     Пошёл Иван искать тайное место, чтобы царица его не нашла. А куда пойдёшь! У царицы Елены волшебное зеркальце есть: она в него всё видит, а что в зеркальце не видно, про то ей мудрая книга скажет.
     Кликнул Иван:
     — Эй, воробей, помнишь ли моё добро?
     А воробей уже тут.
     — Упади на землю, – говорит, – стань зёрнышком!
     Упал Иван на землю, стал зёрнышком, а воробей склевал его.
     А Елена Премудрая навела зеркальце на землю, на небо, на воду – нету Ивана. Всё есть в зеркальце, а что нужно, того нет. Осерчала премудрая Елена, бросила зеркальце об пол, и оно разбилось.
     Пришла тогда в горницу Дарья-прислужница, собрала в подол осколки от зеркальца и унесла их в чёрный угол двора. Открыла Елена Премудрая отцовскую книгу. И читает там:
     — Иван в зерне, а зерно в воробье, а воробей сидит на плетне.
     Велела тогда Елена Дарье позвать с плетня воробья:
     — Пусть воробей отдаст зёрнышко, а не то его самого коршун съест.
     Пошла Дарья к воробью. Услышал Дарью воробей, испугался и выбросил из клюва зёрнышко. Зёрнышко упало на землю и обратилось в Ивана. Стал он как был.
     Вот Иван является опять пред Еленой Премудрой.
     — Казни меня теперь, – говорит, – видно, и правда я бесталанный, а ты премудрая.
     — Завтра казню, – сказывает ему царица. ; Завтрашний день я на остатний кол твою голову повешу.
     Лежит вечером Иван в сенях и думает, как ему быть, когда утром надо помирать. Вспомнил он тогда свою матушку. Вспомнил, и легко ему стало – так он любил её.
     Глядит он – идёт Дарья и горшок с кашей ему несёт. Поел Иван кашу. Дарья ему и говорит:
     — Ты царицу то нашу не бойся. Она не дюже злая.
     А Иван ей:
     — Жена мужу не страшна Мне бы только успеть уму-разуму её научить.
     — Ты завтра на казнь то не спеши, – Дарья ему говорит, – а скажи, у тебя дело есть, помирать, мол, тебе нельзя: в гости матушку ждёшь.
     Вот наутро говорит Иван Елене Премудрой:
     — Дозволь ещё малость пожить: я матушку свою увидеть хочу, – может, она в гости придёт.
     Поглядела на него царица.
     — Даром тебе жить нельзя, – говорит. ; А ты утаись от меня в третий раз. Не сыщу я тебя, живи, так и быть.
     Пошёл Иван искать себе тайного места, а навстречу ему Дарья-прислужница.
     — Обожди, – велит она, – я тебя укрою. Я твоё добро помню.
     Дунула она в лицо Ивана, и пропал Иван, превратился он в тёплое дыхание женщины. Вдохнула Дарья и втянула его себе в грудь.
     Пошла потом Дарья в горницу, взяла царицыну книгу со стола, отёрла пыль с неё да открыла её и дунула в неё: тотчас дыхание её обратилось в новую заглавную букву той книги, и стал Иван буквой. Сложила Дарья книгу и вышла вон.
     Пришла вскоре Елена Премудрая, открыла книгу и глядит в неё:
     — Где Иван.
     А книга ничего не говорит. А что скажет, непонятно царице. Не стало, видно, смысла в книге. Не знала того царица, что от новой заглавной у буквы все слова в книге переменились. Захлопнула книгу Елена Премудрая и ударила её обземь. Все буквы рассыпались из книги, а первая, заглавная буква, как ударилась, так и обратилась в Ивана.
     Глядит Иван на Елену Премудрую, жену свою, глядит и глаз отвести не может. Засмотрелась тут и царица на Ивана, а засмотревшись, улыбнулась ему.
     И стала она ещё прекраснее, чем прежде была.
     — А я думала, – говорит она, – муж у меня мужик бесталанный, а он и от волшебного зеркала утаился, и книгу мудрости перехитрил!
     Стали они жить в мире и согласии и жили так до поры до времени.
     Да спрашивает однажды царица у Ивана:
     — А чего твоя матушка в гости к нам не идёт.
     Отвечает ей Иван:
     — И то правда! Да ведь и батюшки твоего нету давно! Пойду-ка я наутро за матушкой да за батюшкой.
     А наутро чуть свет матушка Ивана и батюшка Елены Премудрой сами в гости к своим детям пришли.
     Батюшка то Елены дорогу ближнюю в её царство знал. Они коротко шли и не притомились. Иван поклонился своей матушке, а старику так в ноги упал.
     — Худо, – говорит, – батюшка! Не соблюдал я твоего запрету. Прости меня, бесталанного!
     Обнял его старик и простил.
     — Спасибо тебе, – говорит, – сынок. В платье заветном прелесть была, в книге – мудрость, а в зеркальце – вся видимость мира. Думал я, собрал для дочери приданое, не хотел только дарить его до времени. Всё я ей собирал, а того не положил, что в тебе было, – главного таланту. Пошёл я было за ним далече, а он близко оказался. Видно, не кладётся он и не дарится, а самим человеком добывается.
     Заплакала тут Елена Премудрая, поцеловала Ивана, мужа своего, и попросила у него прощения.
     С тех пор стали жить они славно – и Елена с Иваном, и родители их – и до сей поры живут.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Быкович. В некотором царстве, в некотором государстве.  Сказка!!
======
     В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь с царицею. Детей у них не было.
     Стали они бога молить, чтоб создал им детище во младости на поглядение, а под старость на прокормление. Помолились, легли спать и уснули крепким сном.
     Во сне им привиделось, что недалеко от дворца есть тихий пруд, в том пруде златопёрый ёрш плавает. Коли царица его скушает, сейчас может забеременеть.
     Просыпались царь с царицею, кликали к себе мамок и нянек, стали им рассказывать свой сон.
     Мамки и няньки так рассудили:
     — Что во сне привиделось, то и наяву может случиться.
     Царь призвал рыбаков и строго наказал поймать ерша златопёрого.
     На заре пришли рыбаки на тихий пруд, закинули сети, и на их счастье с первою же тонею попался златопёрый ёрш.
     Вынули его, принесли во дворец. Как увидала царица, не могла на месте усидеть, скоро к рыбакам подбегала, за руки хватала, большой казной награждала. После позвала свою любимую кухарку и отдавала ей ерша златопёрого с рук на руки:
     — На, приготовь к обеду, да смотри, чтобы никто до него не дотронулся.
     Кухарка вычистила ерша, вымыла и сварила, помои на двор выставила. По двору ходила корова, те помои выпила. Рыбку съела царица, а посуду кухарка подлизала.
     И вот разом забрюхатели: и царица, и её любимая кухарка, и корова, и разрешились все в одно время тремя сыновьями: у царицы родился Иван-царевич, у кухарки, Иван кухаркин сын, у коровы Иван Быкович.
     Стали ребятки расти не по дням, а по часам, как хорошее тесто на опаре поднимается, так и они вверх тянутся.
     Все три молодца на одно лицо удались, и признать нельзя было, кто из них дитя царское, кто, кухаркино и кто от коровы народился.
     Только по тому и различали их: как воротятся с гулянья, Иван-царевич просит белье переменить, кухаркин сын норовит съесть что-нибудь, а Иван Быкович прямо на отдых ложится.
     По десятому году пришли они к царю и говорят:
     — Любезный наш батюшка! Сделай нам железную палку в пятьдесят пудов.
     Царь приказал своим кузнецам сковать железную палку в пятьдесят пудов. Те принялись за работу и в неделю сделали.
     Никто палки за один край приподнять не может, а Иван-царевич, да Иван кухаркин сын, да Иван Быкович между пальцами её повёртывают, словно перо гусиное.
     Вышли они на широкий царский двор.
     — Ну, братцы, ; говорит Иван-царевич, ; давайте силу пробовать: кому быть большим братом.
     — Ладно, ; отвечал Иван Быкович, ; бери палку и бей нас по плечам.
     Иван-царевич взял железную палку, ударил Ивана кухаркина сына да Ивана Быковича по плечам и вбил того и другого по колена в землю.
     Иван кухаркин сын ударил, вбил Ивана-царевича да Ивана Быковича по самую грудь в землю. А Иван Быкович ударил, вбил обоих братьев по самую шею.
     — Давайте, ; говорит царевич, ; ещё силу попытаем: станем бросать железную палку кверху. Кто выше забросит, тот будет больший брат.
     — Ну что ж, бросай ты!
     Иван-царевич бросил, палка через четверть часа назад упала, Иван кухаркин сын бросил, палка через полчаса упала, а Иван Быкович бросил, только через час воротилась.
     — Ну, Иван Быкович! Будь ты большой брат.
     После того пошли они гулять по саду и нашли громадный камень.
     — Ишь какой камень! Нельзя ль его с места сдвинуть? ; Сказал Иван-царевич, уперся в него руками, возился-возился, нет, не берёт сила. Попробовал Иван кухаркин сын, камень чуть-чуть подвинулся.
     Говорит им Иван Быкович:
     — Мелко же вы плаваете! Постойте, я попробую.
     Подошёл к камню да как двинет его ногою, камень ажно загудел, покатился на другую сторону сада и переломал много всяких деревьев.
     Под тем камнем подвал открылся, в подвале стоят три коня богатырские, по стенам висит сбруя ратная:
     — Есть на чем добрым молодцам разгуляться!
     Тотчас побежали они к царю и стали проситься:
     — Государь батюшка! Благослови нас в чужие земли ехать, самим на людей посмотреть, себя в людях показать.
     Царь их благословил, на дорогу казной наградил. Они с царем простились, сели на богатырских коней и в путь-дорогу пустились.
     Ехали по долам, по горам, по зеленым лугам, и приехали в дремучий лес. В том лесу стоит избушка на курячьих ножках, на бараньих рожках, когда надо, повертывается.
     — Избушка, избушка, повернись к нам передом, к лесу задом. Нам в тебя лезти, хлеба-соли ести.
     Избушка повернулась. Добрые молодцы входят в избушку, на печке лежит баба-яга костяная нога, из угла в угол, нос в потолок.
     — Фу-фу-фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано. Нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится.
     — Эй, старуха, не бранись, слезь-ка с печки да на лавочку садись. Спроси: куда едем мы? Я добренько скажу.
     Баба-яга слезла с печки, подходила к Ивану Быковичу близко, кланялась ему низко:
     — Здравствуй, батюшка Иван Быкович! Куда едешь, куда путь держишь?
     — Едем мы, бабушка, на реку Смородину, на калиновый мост. Слышал я, что там не одно чудо-юдо живёт.
     — Ай да Ванюша! За дело хватился. Ведь они, злодеи, всех приполонили, всех разорили, ближние царства шаром покатили.
     Братья переночевали у бабы-яги, поутру рано встали и отправились в путь-дорогу.
     Приезжают к реке Смородине. По всему берегу лежат кости человеческие, по колено будет навалено!
     Увидали они избушку, вошли в неё, пустёхонька, и вздумали тут остановиться.
     Пришло дело к вечеру. Говорит Иван Быкович:
     — Братцы! Мы заехали в чужедальную сторону, надо жить нам с осторожкою. Давайте по очереди на дозор ходить.
     Кинули жеребий, доставалось первую ночь сторожить Ивану-царевичу, другую, Ивану кухаркину сыну, а третью, Ивану Быковичу.
     Отправился Иван-царевич на дозор, залез в кусты и крепко заснул.
     Иван Быкович на него не понадеялся. Как пошло время за полночь, он тотчас готов был, взял с собой щит и меч, вышел и стал под калиновый мост.
     Вдруг на реке воды взволновалися, на дубах орлы закричали, выезжает чудо-юдо шестиглавое. Под ним конь споткнулся, чёрный Ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился.
     Говорит Чудо-Юдо шестиглавое:
     — Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, Воронье перо, трепещешься, а ты, песья шерсть, ощетинилась? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он, добрый молодец, ещё не родился, а коли родился, так на войну не сгодился: я его на одну руку посажу, другой прихлопну, только мокренько будет!
     Выскочил Иван Быкович:
     — Не хвались, нечистая сила! Не поймав ясна сокола, рано перья щипать. Не отведав добра молодца, нечего хулить его. А давай лучше силы пробовать: кто одолеет, тот и похвалится.
     Вот сошлись они, поравнялись, так жестоко ударились, что кругом земля простонала. Чуду-юду не посчастливилось:
     Иван Быкович с одного размаху сшиб ему три головы.
     — Стой, Иван Быкович! Дай мне роздыху.
     — Что за роздых! У тебя, нечистая сила, три головы, у меня всего одна. Вот как будет у тебя одна голова, тогда и отдыхать станем.
     Снова они сошлись, снова ударились. Иван Быкович отрубил чуду-юду и последние головы, взял туловище, рассёк на мелкие части и побросал в реку Смородину, а шесть голов под калиновый мост сложил. Сам в избушку вернулся.
     Поутру приходит Иван-царевич.
     — Ну что, не видал ли чего?
     — Нет, братцы, мимо меня и муха не пролетала.
     На другую ночь отправился на дозор Иван кухаркин сын, забрался в кусты и заснул.
     Иван Быкович на него не понадеялся. Как пошло время за полночь, он тотчас снарядился, взял с собой щит и меч, вышел и стал под калиновый мост.
     Вдруг на реке воды взволновалися, на дубах орлы раскричалися, выезжает чудо-юдо девятиглавое. Под ним конь споткнулся, чёрный Ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился.
     Чудо-юдо коня по бёдрам, Ворона по перьям, хорта по ушам:
     — Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, Воронье перо, трепещешься, ты, песья шерсть, щетинишься? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он ещё не родился, а коли родился, так на войну не сгодился: я его одним пальцем убью!
     Выскочил Иван Быкович:
     — Погоди, не хвались, прежде богу помолись, руки умой да за дело примись! Ещё неведомо, чья возьмёт!
     Как махнёт богатырь своим острым мечом раз-два, так и снёс у нечистой силы шесть голов. А чудо-юдо ударил, по колена его в сыру землю вогнал.
     Иван Быкович захватил горсть земли и бросил своему супротивнику прямо в очи.
     Пока чудо-юдо протирал свои глазища, богатырь срубил ему и остальные головы, взял туловище, рассёк на мелкие части и побросал в реку Смородину, а девять голов под калиновый мост сложил.
     Наутро приходит Иван кухаркин сын.
     — Что, брат, не видал ли за ночь чего?
     — Нет, возле меня ни одна муха не пролетала, ни один комар не пищал!
     Иван Быкович повёл братьев под калиновый мост, показал им на мёртвые головы и стал стыдить:
     — Эх вы, сони. Где вам воевать? Вам бы дома на печи лежать.
     На третью ночь собирается на дозор идти Иван Быкович. Взял белое полотенце, повесил на стенку, а под ним на полу миску поставил и говорит братьям:
     — Я на страшный бой иду. А вы, братцы, всю ночь не спите да присматривайтесь, как будет с полотенца кровь течь: если половина миски набежит, ладно дело, если полна миска набежит, все ничего, а если через край польёт, тотчас спускайте с цепей моего богатырского коня и сами спешите на помочь мне.
     Вот стоит Иван Быкович под калиновым мостом. Пошло время за полночь, на реке воды взволновалися, на дубах орлы раскричалися, выезжает чудо-юдо двенадцатиглавое. Конь у него о двенадцати крылах, шерсть у коня серебряная, хвост и грива, золотые.
     Едет Чудо-Юдо. Вдруг под ним конь споткнулся, чёрный Ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился.
     Чудо-юдо коня по бёдрам, Ворона по перьям, хорта по ушам:
     — Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, Воронье перо, трепещешься, ты, песья шерсть, щетинишься? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он ещё не родился, а коли родился, так на войну не сгодился. Я только дуну, его и праху не останется!
     Выскочил Иван Быкович:
     — Погоди, не хвались, прежде богу помолись!
     — А, ты здесь! Зачем пришёл?
     — На тебя, нечистая сила, посмотреть, твоей крепости испробовать.
     — Куда тебе мою крепость пробовать? Ты муха передо мной!
     Отвечает Иван Быкович:
     — Я пришёл с тобой не сказки рассказывать, а насмерть воевать.
     Размахнулся своим острым мечом и срубил чуду-юду три головы.
     Чудо-юдо подхватил эти головы, черкнул по ним своим огненным пальцем, и тотчас все головы приросли, будто и с плеч не падали!
     Плохо пришлось Ивану Быковичу. Чудо-юдо стал одолевать его, по колена вогнал в сыру землю.
     — Стой, нечистая сила! Цари-короли сражаются, и те замиренье делают. А мы с тобой ужли будем воевать без роздыху? Дай мне роздыху хоть до трёх раз.
     Чудо-юдо согласился. Иван Быкович снял правую рукавицу и пустил в избушку. Рукавица все окна побила, а его братья спят, ничего не слышат.
     В другой раз размахнулся Иван Быкович сильней прежнего и срубил чуду-юду шесть голов. Чудо-юдо подхватил их, черкнул огненным пальцем, и опять все головы на местах, а Ивана Быковича забил он по пояс в сыру землю.
     Запросил богатырь роздыху, снял левую рукавицу и пустил в избушку. Рукавица крышу пробила, а братья всё спят, ничего не слышат.
     В третий раз размахнулся он ещё сильнее и срубил чуду-юду девять голов. Чудо-юдо подхватил их, черкнул огненным пальцем, головы опять приросли, а Ивана Быковича вогнал он в сыру землю по самые плечи.
     Иван Быкович запросил роздыху, снял с себя шляпу и пустил в избушку. От того удара избушка развалилася, вся по брёвнам раскатилася.
     Тут только братья проснулись, глянули, кровь из миски через край льётся, а богатырский конь громко ржёт да с цепей рвется.
     Бросились они на конюшню, спустили коня, а следом за ним и сами на помочь спешат.
     — А! ; Говорит чудо-юдо, ; ты обманом живёшь. У тебя помочь есть.
     Богатырский конь прибежал, начал бить его копытами. А Иван Быкович тем временем вылез из земли, приловчился и отсек чуду-юду огненный палец.
     После того давай рубить ему головы, сшиб все до единой, туловище на мелкие части разнял и побросал все в реку Смородину.
     Прибегают братья.
     — Эй вы, сони! ; Говорит Иван Быкович. ; Из-за вашего сна я чуть-чуть головой не поплатился.
     Поутру ранёшенько вышел Иван Быкович в чистое поле, ударился оземь и сделался воробышком, прилетел к белокаменным палатам и сел у открытого окошечка.
     Увидала его старая ведьма, посыпала зёрнышко и стала сказывать:
     — Воробышек-воробей! Ты прилетел зёрнышко покушать, моего горя послушать. Насмеялся надо мной Иван Быкович, всех зятьев моих извёл.
     — Не горюй, матушка! Мы ему за все отплатим, ; говорят чудо-юдовы жены. Вот я, ; говорит меньшая, ; напущу голод, сама выйду на дорогу да сделаюсь яблоней с золотыми и серебряными яблочками: кто яблочко сорвёт, тот сейчас лопнет.
     — А я, ; говорит середняя, ; напущу жажду, сама сделаюсь колодезем. На воде будут две чаши плавать: одна золотая, другая серебряная. Кто за чашу возьмётся, того я утоплю.
     — А я, ; говорит старшая, ; сон напущу, а сама перекинусь золотой кроваткою. Кто на кроватке ляжет, тот огнём сгорит.
     Иван Быкович выслушал эти речи, полетел назад, ударился оземь и стал по-прежнему добрым молодцем.
     Собрались три брата и поехали домой. Едут они дорогою, голод их сильно мучает, а есть нечего.
     Глядь, стоит яблоня с золотыми и серебряными яблочками. Иван-царевич да Иван кухаркин сын пустились было яблочки рвать, да Иван Быкович наперёд заскакал и давай рубить яблоню крест-накрест, только кровь брызжет!
     То же сделал он и с колодезем и с золотою кроваткою. Сгибли чудо-юдовы жены.
     Как проведала о том старая ведьма, нарядилась нищенкой, выбежала на дорогу и стоит с котомкою. Едет Иван Быкович с братьями. Она протянула руку и стала просить милостыни.
     Говорит царевич Ивану Быковичу:
     — Братец! Разве у нашего батюшки мало золотой казны? Подай этой нищенке святую милостыню.
     Иван Быкович вынул червонец и подаёт старухе. Она не берётся за деньги, а берёт его за руку и вмиг с ним исчезла.
     Братья оглянулись, нет ни старухи, ни Ивана Быковича, и со страху поскакали домой, хвосты поджавши.
     А ведьма утащила Ивана Быковича в подземелье и привела к своему мужу, старому старику:
     — На тебе, ; говорит, ; нашего погубителя!
     Старик лежит на железной кровати, ничего не видит: длинные ресницы и густые брови совсем глаза закрывают.
     Позвал он двенадцать могучих богатырей и стал им приказывать:
     — Возьмите-ка вилы железные, подымите мои брови и ресницы черные, я погляжу, что он за птица, что убил моих сыновей?
     Богатыри подняли ему брови и ресницы вилами. Старик взглянул:
     — Ай да молодец Ванюша! Дак это ты взял смелость с моими детьми управиться! Что ж мне с тобою делать?
     — Твоя воля, что хочешь, то и делай. Я на все готов.
     — Ну да что много толковать, ведь детей не поднять. Сослужи-ка мне лучше службу: съезди в невиданное царство, в небывалое государство и достань мне царицу золотые кудри. Я хочу на ней жениться.
     Иван Быкович про себя подумал:
     — Куда тебе, старому чёрту, жениться, разве мне, молодцу!
     — Вот тебе, Ванюша, дубинка, ; говорит старик, ; ступай ты к такому-то дубу, стукни в него три раза дубинкою и скажи: выйди, корабль! Выйди, корабль! Выйди, корабль! Как выйдет к тебе корабль, в то самое время отдай дубу трижды приказ, чтобы он затворился. Да смотри не забудь! Если этого не сделаешь, причинишь мне обиду великую.
     Иван Быкович пришёл к дубу, ударяет в него дубинкою бессчётное число раз и приказывает:
     — Все, что есть, выходи!
     Вышел первый корабль. Иван Быкович сел в него, крикнул:
     — Все за мной! ; И поехал в путь-дорогу.
     Отъехав немного, оглянулся назад, и видит: сила несметная кораблей и лодок! Все его хвалят, все благодарят.
     Подъезжает к нему старичок в лодке:
     — Батюшка Иван Быкович, много лет тебе здравствовать! Прими меня в товарищи.
     — А ты что умеешь?
     — Умею, батюшка, хлеб есть.
     Иван Быкович сказал:
     — Фу, пропасть! Я и сам на это горазд. Однако садись на корабль, я добрым товарищам рад.
     Подъезжает в лодке другой старичок:
     — Здравствуй, Иван Быкович! Возьми меня с собой.
     — А ты что умеешь?
     — Умею, батюшка, вино-пиво пить.
     — Нехитрая наука! Ну да полезай на корабль.
     Подъезжает третий старичок:
     — Здравствуй, Иван Быкович! Возьми и меня.
     — Говори: что умеешь?
     — Я, батюшка, умею в бане париться.
     — Фу, лихая те побери! Эки, подумаешь, мудрецы!
     Взял на корабль и этого. А тут ещё лодка подъехала. Говорит четвёртый старичок:
     — Много лет здравствовать, Иван Быкович! Прими меня в товарищи.
     — Да ты кто такой?
     — Я, батюшка, звездочёт.
     — Ну, уж на это я не горазд. Будь моим товарищем.
     Принял четвёртого, а тут просится и пятый старичок.
     — Прах вас возьми! Куда мне с вами деваться? Сказывай скорей: что умеешь?
     — Я, батюшка, умею ершом плавать.
     — Ну, милости просим!
     Вот поехали они за царицей золотые кудри.
     Приезжают в невиданное царство, небывалое государство. А там уже давно сведали, что Иван Быкович будет, и целые три месяца хлеб пекли, вино курили, пиво варили.
     Увидал Иван Быкович несчётное число возов хлеба да столько же бочек вина и пива. Удивляется и спрашивает:
     — Что б это значило?
     — Это все для тебя наготовлено.
     — Фу, пропасть! Да мне столько в целый год не съесть, не выпить.
     Тут вспомнил Иван Быкович про своих товарищей и стал вызывать:
     — Эй вы, старички-молодцы! Кто из вас пить-есть разумеет?
     Отзываются Объедайло да Опивайло:
     — Мы, батюшка! Наше дело ребячье.
     — А ну, принимайтесь за работу!
     Подбежал один старик, начал хлеб поедать: разом в рот кидаёт не то что караваями, а целыми возами. Все приел и ну кричать:
     — Мало хлеба. Давайте ещё!
     Подбежал другой старик, начал пиво-вино пить, всё выпил и бочки проглотил:
     — Мало! ; Кричит. ; Подавайте ещё!
     Засуетилась прислуга, бросилась к царице с докладом, что ни хлеба, ни вина недостало.
     А царица золотые кудри приказала вести Ивана Быковича в баню париться.
     Та баня топилась три месяца и так накалена была, что за пять вёрст нельзя было подойти к ней.
     Стали звать Ивана Быковича в баню париться. Он увидал, что от бани огнём пышет, и говорит:
     — Что вы, с ума сошли? Да я сгорю там!
     Тут ему опять вспомнилось:
     — Ведь со мной товарищи есть! Эй вы, старички-молодцы! Кто из вас умеет в бане париться?
     Подбежал старик:
     — Я, батюшка! Мое дело ребячье.
     Живо вскочил в баню, в угол дунул, в другой плюнул, вся баня остыла, а в углах снег лежит.
     — Ох, батюшки, замёрз, топите ещё три года! ; Кричит старик что есть мочи.
     Бросилась прислуга с докладом, что баня совсем замёрзла. А Иван Быкович стал требовать, чтоб ему царицу золотые кудри выдали.
     Царица сама к нему вышла, подала свою белую руку, села на корабль и поехала.
     Вот плывут они день и другой. Вдруг ей сделалось грустно, тяжко, ударила себя в грудь, оборотилась звездой и улетела на небо.
     — Ну, ; говорит Иван Быкович, ; совсем пропала!
     Потом вспомнил:
     — Ах, ведь у меня есть товарищи. Эй, старички-молодцы! Кто из вас звездочёт?
     — Я, батюшка! Моё дело ребячье, ; отвечал старик, ударился оземь, сделался сам звездою, полетел на небо и стал считать звезды. Одну нашёл лишнюю и ну толкать её!
     Сорвалась звёздочка с своего места, быстро покатилась по небу, упала на корабль и обернулась царицею золотые кудри.
     Опять едут день, едут другой. Нашла на царицу грусть-тоска, ударила себя в грудь, оборотилась щукою и поплыла в море.
     — Ну, теперь пропала! ; Думает Иван Быкович, да вспомнил про последнего старичка и стал его спрашивать:
     — Ты, что ль, горазд ершом плавать?
     — Я, батюшка, моё дело ребячье! ; Ударился оземь, оборотился ершом, поплыл в море за щукою и давай её под бока колоть.
     Щука выскочила на корабль и опять сделалась царицею золотые кудри.
     Тут старички с Иваном Быковичем распростились, по своим домам пустились. А он поехал к чудо-юдову отцу.
     Приехал к нему с царицею золотые кудри. Тот позвал двенадцать могучих богатырей, велел принести вилы железные и поднять ему брови и ресницы черные.
     Глянул на царицу и говорит:
     — Ай да Ванюша! Молодец! Теперь я тебя прощу, на белый свет отпущу.
     — Нет, погоди, ; отвечает Иван Быкович, ; не подумавши сказал!
     — А что?
     — Да у меня приготовлена яма глубокая, через яму лежит жёрдочка. Кто по жёрдочке пройдет, тот за себя и царицу возьмет.
     — Ладно, Ванюша! Ступай ты наперёд.
     Иван Быкович пошёл по жёрдочке, а царица золотые кудри про себя говорит:
     — Легче пуху лебединого пройди!
     Иван Быкович прошёл, и жёрдочка не погнулась. А старый старик пошёл, только на середину ступил, так и полетел в яму.
     Иван Быкович взял царицу золотые кудри и воротился домой. Скоро они обвенчались и задали пир на весь мир.
     Иван Быкович сидит за столом да своим братьям похваляется:
     — Хоть долго я воевал, да молодую жену достал! А вы, братцы, садитесь-ка на печи да гложите кирпичи!
     На том пиру и я был, мёд-вино пил, по усам текло, да в рот не попало. Тут меня угощали:
     — Отняли лоханку от быка да налили молока. Потом дали калача, в ту ж лоханку помоча.
     Я не пил, не ел, вздумал утираться, со мной стали драться. Я надел колпак, стали в шею толкать!
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Быкович. В некотором царстве, в некотором государстве.  Сказка!!
======
     В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь с царицею. Детей у них не было.
     Стали они бога молить, чтоб создал им детище во младости на поглядение, а под старость на прокормление. Помолились, легли спать и уснули крепким сном.
     Во сне им привиделось, что недалеко от дворца есть тихий пруд, в том пруде златопёрый ёрш плавает. Коли царица его скушает, сейчас может забеременеть.
     Просыпались царь с царицею, кликали к себе мамок и нянек, стали им рассказывать свой сон.
     Мамки и няньки так рассудили:
     — Что во сне привиделось, то и наяву может случиться.
     Царь призвал рыбаков и строго наказал поймать ерша златопёрого.
     На заре пришли рыбаки на тихий пруд, закинули сети, и на их счастье с первою же тонею попался златопёрый ёрш.
     Вынули его, принесли во дворец. Как увидала царица, не могла на месте усидеть, скоро к рыбакам подбегала, за руки хватала, большой казной награждала. После позвала свою любимую кухарку и отдавала ей ерша златопёрого с рук на руки:
     — На, приготовь к обеду, да смотри, чтобы никто до него не дотронулся.
     Кухарка вычистила ерша, вымыла и сварила, помои на двор выставила. По двору ходила корова, те помои выпила. Рыбку съела царица, а посуду кухарка подлизала.
     И вот разом забрюхатели: и царица, и её любимая кухарка, и корова, и разрешились все в одно время тремя сыновьями: у царицы родился Иван-царевич, у кухарки, Иван кухаркин сын, у коровы Иван Быкович.
     Стали ребятки расти не по дням, а по часам, как хорошее тесто на опаре поднимается, так и они вверх тянутся.
     Все три молодца на одно лицо удались, и признать нельзя было, кто из них дитя царское, кто, кухаркино и кто от коровы народился.
     Только по тому и различали их: как воротятся с гулянья, Иван-царевич просит белье переменить, кухаркин сын норовит съесть что-нибудь, а Иван Быкович прямо на отдых ложится.
     По десятому году пришли они к царю и говорят:
     — Любезный наш батюшка! Сделай нам железную палку в пятьдесят пудов.
     Царь приказал своим кузнецам сковать железную палку в пятьдесят пудов. Те принялись за работу и в неделю сделали.
     Никто палки за один край приподнять не может, а Иван-царевич, да Иван кухаркин сын, да Иван Быкович между пальцами её повёртывают, словно перо гусиное.
     Вышли они на широкий царский двор.
     — Ну, братцы, ; говорит Иван-царевич, ; давайте силу пробовать: кому быть большим братом.
     — Ладно, ; отвечал Иван Быкович, ; бери палку и бей нас по плечам.
     Иван-царевич взял железную палку, ударил Ивана кухаркина сына да Ивана Быковича по плечам и вбил того и другого по колена в землю.
     Иван кухаркин сын ударил, вбил Ивана-царевича да Ивана Быковича по самую грудь в землю. А Иван Быкович ударил, вбил обоих братьев по самую шею.
     — Давайте, ; говорит царевич, ; ещё силу попытаем: станем бросать железную палку кверху. Кто выше забросит, тот будет больший брат.
     — Ну что ж, бросай ты!
     Иван-царевич бросил, палка через четверть часа назад упала, Иван кухаркин сын бросил, палка через полчаса упала, а Иван Быкович бросил, только через час воротилась.
     — Ну, Иван Быкович! Будь ты большой брат.
     После того пошли они гулять по саду и нашли громадный камень.
     — Ишь какой камень! Нельзя ль его с места сдвинуть? ; Сказал Иван-царевич, уперся в него руками, возился-возился, нет, не берёт сила. Попробовал Иван кухаркин сын, камень чуть-чуть подвинулся.
     Говорит им Иван Быкович:
     — Мелко же вы плаваете! Постойте, я попробую.
     Подошёл к камню да как двинет его ногою, камень ажно загудел, покатился на другую сторону сада и переломал много всяких деревьев.
     Под тем камнем подвал открылся, в подвале стоят три коня богатырские, по стенам висит сбруя ратная:
     — Есть на чем добрым молодцам разгуляться!
     Тотчас побежали они к царю и стали проситься:
     — Государь батюшка! Благослови нас в чужие земли ехать, самим на людей посмотреть, себя в людях показать.
     Царь их благословил, на дорогу казной наградил. Они с царем простились, сели на богатырских коней и в путь-дорогу пустились.
     Ехали по долам, по горам, по зеленым лугам, и приехали в дремучий лес. В том лесу стоит избушка на курячьих ножках, на бараньих рожках, когда надо, повертывается.
     — Избушка, избушка, повернись к нам передом, к лесу задом. Нам в тебя лезти, хлеба-соли ести.
     Избушка повернулась. Добрые молодцы входят в избушку, на печке лежит баба-яга костяная нога, из угла в угол, нос в потолок.
     — Фу-фу-фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано. Нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится.
     — Эй, старуха, не бранись, слезь-ка с печки да на лавочку садись. Спроси: куда едем мы? Я добренько скажу.
     Баба-яга слезла с печки, подходила к Ивану Быковичу близко, кланялась ему низко:
     — Здравствуй, батюшка Иван Быкович! Куда едешь, куда путь держишь?
     — Едем мы, бабушка, на реку Смородину, на калиновый мост. Слышал я, что там не одно чудо-юдо живёт.
     — Ай да Ванюша! За дело хватился. Ведь они, злодеи, всех приполонили, всех разорили, ближние царства шаром покатили.
     Братья переночевали у бабы-яги, поутру рано встали и отправились в путь-дорогу.
     Приезжают к реке Смородине. По всему берегу лежат кости человеческие, по колено будет навалено!
     Увидали они избушку, вошли в неё, пустёхонька, и вздумали тут остановиться.
     Пришло дело к вечеру. Говорит Иван Быкович:
     — Братцы! Мы заехали в чужедальную сторону, надо жить нам с осторожкою. Давайте по очереди на дозор ходить.
     Кинули жеребий, доставалось первую ночь сторожить Ивану-царевичу, другую, Ивану кухаркину сыну, а третью, Ивану Быковичу.
     Отправился Иван-царевич на дозор, залез в кусты и крепко заснул.
     Иван Быкович на него не понадеялся. Как пошло время за полночь, он тотчас готов был, взял с собой щит и меч, вышел и стал под калиновый мост.
     Вдруг на реке воды взволновалися, на дубах орлы закричали, выезжает чудо-юдо шестиглавое. Под ним конь споткнулся, чёрный Ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился.
     Говорит Чудо-Юдо шестиглавое:
     — Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, Воронье перо, трепещешься, а ты, песья шерсть, ощетинилась? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он, добрый молодец, ещё не родился, а коли родился, так на войну не сгодился: я его на одну руку посажу, другой прихлопну, только мокренько будет!
     Выскочил Иван Быкович:
     — Не хвались, нечистая сила! Не поймав ясна сокола, рано перья щипать. Не отведав добра молодца, нечего хулить его. А давай лучше силы пробовать: кто одолеет, тот и похвалится.
     Вот сошлись они, поравнялись, так жестоко ударились, что кругом земля простонала. Чуду-юду не посчастливилось:
     Иван Быкович с одного размаху сшиб ему три головы.
     — Стой, Иван Быкович! Дай мне роздыху.
     — Что за роздых! У тебя, нечистая сила, три головы, у меня всего одна. Вот как будет у тебя одна голова, тогда и отдыхать станем.
     Снова они сошлись, снова ударились. Иван Быкович отрубил чуду-юду и последние головы, взял туловище, рассёк на мелкие части и побросал в реку Смородину, а шесть голов под калиновый мост сложил. Сам в избушку вернулся.
     Поутру приходит Иван-царевич.
     — Ну что, не видал ли чего?
     — Нет, братцы, мимо меня и муха не пролетала.
     На другую ночь отправился на дозор Иван кухаркин сын, забрался в кусты и заснул.
     Иван Быкович на него не понадеялся. Как пошло время за полночь, он тотчас снарядился, взял с собой щит и меч, вышел и стал под калиновый мост.
     Вдруг на реке воды взволновалися, на дубах орлы раскричалися, выезжает чудо-юдо девятиглавое. Под ним конь споткнулся, чёрный Ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился.
     Чудо-юдо коня по бёдрам, Ворона по перьям, хорта по ушам:
     — Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, Воронье перо, трепещешься, ты, песья шерсть, щетинишься? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он ещё не родился, а коли родился, так на войну не сгодился: я его одним пальцем убью!
     Выскочил Иван Быкович:
     — Погоди, не хвались, прежде богу помолись, руки умой да за дело примись! Ещё неведомо, чья возьмёт!
     Как махнёт богатырь своим острым мечом раз-два, так и снёс у нечистой силы шесть голов. А чудо-юдо ударил, по колена его в сыру землю вогнал.
     Иван Быкович захватил горсть земли и бросил своему супротивнику прямо в очи.
     Пока чудо-юдо протирал свои глазища, богатырь срубил ему и остальные головы, взял туловище, рассёк на мелкие части и побросал в реку Смородину, а девять голов под калиновый мост сложил.
     Наутро приходит Иван кухаркин сын.
     — Что, брат, не видал ли за ночь чего?
     — Нет, возле меня ни одна муха не пролетала, ни один комар не пищал!
     Иван Быкович повёл братьев под калиновый мост, показал им на мёртвые головы и стал стыдить:
     — Эх вы, сони. Где вам воевать? Вам бы дома на печи лежать.
     На третью ночь собирается на дозор идти Иван Быкович. Взял белое полотенце, повесил на стенку, а под ним на полу миску поставил и говорит братьям:
     — Я на страшный бой иду. А вы, братцы, всю ночь не спите да присматривайтесь, как будет с полотенца кровь течь: если половина миски набежит, ладно дело, если полна миска набежит, все ничего, а если через край польёт, тотчас спускайте с цепей моего богатырского коня и сами спешите на помочь мне.
     Вот стоит Иван Быкович под калиновым мостом. Пошло время за полночь, на реке воды взволновалися, на дубах орлы раскричалися, выезжает чудо-юдо двенадцатиглавое. Конь у него о двенадцати крылах, шерсть у коня серебряная, хвост и грива, золотые.
     Едет Чудо-Юдо. Вдруг под ним конь споткнулся, чёрный Ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился.
     Чудо-юдо коня по бёдрам, Ворона по перьям, хорта по ушам:
     — Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, Воронье перо, трепещешься, ты, песья шерсть, щетинишься? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он ещё не родился, а коли родился, так на войну не сгодился. Я только дуну, его и праху не останется!
     Выскочил Иван Быкович:
     — Погоди, не хвались, прежде богу помолись!
     — А, ты здесь! Зачем пришёл?
     — На тебя, нечистая сила, посмотреть, твоей крепости испробовать.
     — Куда тебе мою крепость пробовать? Ты муха передо мной!
     Отвечает Иван Быкович:
     — Я пришёл с тобой не сказки рассказывать, а насмерть воевать.
     Размахнулся своим острым мечом и срубил чуду-юду три головы.
     Чудо-юдо подхватил эти головы, черкнул по ним своим огненным пальцем, и тотчас все головы приросли, будто и с плеч не падали!
     Плохо пришлось Ивану Быковичу. Чудо-юдо стал одолевать его, по колена вогнал в сыру землю.
     — Стой, нечистая сила! Цари-короли сражаются, и те замиренье делают. А мы с тобой ужли будем воевать без роздыху? Дай мне роздыху хоть до трёх раз.
     Чудо-юдо согласился. Иван Быкович снял правую рукавицу и пустил в избушку. Рукавица все окна побила, а его братья спят, ничего не слышат.
     В другой раз размахнулся Иван Быкович сильней прежнего и срубил чуду-юду шесть голов. Чудо-юдо подхватил их, черкнул огненным пальцем, и опять все головы на местах, а Ивана Быковича забил он по пояс в сыру землю.
     Запросил богатырь роздыху, снял левую рукавицу и пустил в избушку. Рукавица крышу пробила, а братья всё спят, ничего не слышат.
     В третий раз размахнулся он ещё сильнее и срубил чуду-юду девять голов. Чудо-юдо подхватил их, черкнул огненным пальцем, головы опять приросли, а Ивана Быковича вогнал он в сыру землю по самые плечи.
     Иван Быкович запросил роздыху, снял с себя шляпу и пустил в избушку. От того удара избушка развалилася, вся по брёвнам раскатилася.
     Тут только братья проснулись, глянули, кровь из миски через край льётся, а богатырский конь громко ржёт да с цепей рвется.
     Бросились они на конюшню, спустили коня, а следом за ним и сами на помочь спешат.
     — А! ; Говорит чудо-юдо, ; ты обманом живёшь. У тебя помочь есть.
     Богатырский конь прибежал, начал бить его копытами. А Иван Быкович тем временем вылез из земли, приловчился и отсек чуду-юду огненный палец.
     После того давай рубить ему головы, сшиб все до единой, туловище на мелкие части разнял и побросал все в реку Смородину.
     Прибегают братья.
     — Эй вы, сони! ; Говорит Иван Быкович. ; Из-за вашего сна я чуть-чуть головой не поплатился.
     Поутру ранёшенько вышел Иван Быкович в чистое поле, ударился оземь и сделался воробышком, прилетел к белокаменным палатам и сел у открытого окошечка.
     Увидала его старая ведьма, посыпала зёрнышко и стала сказывать:
     — Воробышек-воробей! Ты прилетел зёрнышко покушать, моего горя послушать. Насмеялся надо мной Иван Быкович, всех зятьев моих извёл.
     — Не горюй, матушка! Мы ему за все отплатим, ; говорят чудо-юдовы жены. Вот я, ; говорит меньшая, ; напущу голод, сама выйду на дорогу да сделаюсь яблоней с золотыми и серебряными яблочками: кто яблочко сорвёт, тот сейчас лопнет.
     — А я, ; говорит середняя, ; напущу жажду, сама сделаюсь колодезем. На воде будут две чаши плавать: одна золотая, другая серебряная. Кто за чашу возьмётся, того я утоплю.
     — А я, ; говорит старшая, ; сон напущу, а сама перекинусь золотой кроваткою. Кто на кроватке ляжет, тот огнём сгорит.
     Иван Быкович выслушал эти речи, полетел назад, ударился оземь и стал по-прежнему добрым молодцем.
     Собрались три брата и поехали домой. Едут они дорогою, голод их сильно мучает, а есть нечего.
     Глядь, стоит яблоня с золотыми и серебряными яблочками. Иван-царевич да Иван кухаркин сын пустились было яблочки рвать, да Иван Быкович наперёд заскакал и давай рубить яблоню крест-накрест, только кровь брызжет!
     То же сделал он и с колодезем и с золотою кроваткою. Сгибли чудо-юдовы жены.
     Как проведала о том старая ведьма, нарядилась нищенкой, выбежала на дорогу и стоит с котомкою. Едет Иван Быкович с братьями. Она протянула руку и стала просить милостыни.
     Говорит царевич Ивану Быковичу:
     — Братец! Разве у нашего батюшки мало золотой казны? Подай этой нищенке святую милостыню.
     Иван Быкович вынул червонец и подаёт старухе. Она не берётся за деньги, а берёт его за руку и вмиг с ним исчезла.
     Братья оглянулись, нет ни старухи, ни Ивана Быковича, и со страху поскакали домой, хвосты поджавши.
     А ведьма утащила Ивана Быковича в подземелье и привела к своему мужу, старому старику:
     — На тебе, ; говорит, ; нашего погубителя!
     Старик лежит на железной кровати, ничего не видит: длинные ресницы и густые брови совсем глаза закрывают.
     Позвал он двенадцать могучих богатырей и стал им приказывать:
     — Возьмите-ка вилы железные, подымите мои брови и ресницы черные, я погляжу, что он за птица, что убил моих сыновей?
     Богатыри подняли ему брови и ресницы вилами. Старик взглянул:
     — Ай да молодец Ванюша! Дак это ты взял смелость с моими детьми управиться! Что ж мне с тобою делать?
     — Твоя воля, что хочешь, то и делай. Я на все готов.
     — Ну да что много толковать, ведь детей не поднять. Сослужи-ка мне лучше службу: съезди в невиданное царство, в небывалое государство и достань мне царицу золотые кудри. Я хочу на ней жениться.
     Иван Быкович про себя подумал:
     — Куда тебе, старому чёрту, жениться, разве мне, молодцу!
     — Вот тебе, Ванюша, дубинка, ; говорит старик, ; ступай ты к такому-то дубу, стукни в него три раза дубинкою и скажи: выйди, корабль! Выйди, корабль! Выйди, корабль! Как выйдет к тебе корабль, в то самое время отдай дубу трижды приказ, чтобы он затворился. Да смотри не забудь! Если этого не сделаешь, причинишь мне обиду великую.
     Иван Быкович пришёл к дубу, ударяет в него дубинкою бессчётное число раз и приказывает:
     — Все, что есть, выходи!
     Вышел первый корабль. Иван Быкович сел в него, крикнул:
     — Все за мной! ; И поехал в путь-дорогу.
     Отъехав немного, оглянулся назад, и видит: сила несметная кораблей и лодок! Все его хвалят, все благодарят.
     Подъезжает к нему старичок в лодке:
     — Батюшка Иван Быкович, много лет тебе здравствовать! Прими меня в товарищи.
     — А ты что умеешь?
     — Умею, батюшка, хлеб есть.
     Иван Быкович сказал:
     — Фу, пропасть! Я и сам на это горазд. Однако садись на корабль, я добрым товарищам рад.
     Подъезжает в лодке другой старичок:
     — Здравствуй, Иван Быкович! Возьми меня с собой.
     — А ты что умеешь?
     — Умею, батюшка, вино-пиво пить.
     — Нехитрая наука! Ну да полезай на корабль.
     Подъезжает третий старичок:
     — Здравствуй, Иван Быкович! Возьми и меня.
     — Говори: что умеешь?
     — Я, батюшка, умею в бане париться.
     — Фу, лихая те побери! Эки, подумаешь, мудрецы!
     Взял на корабль и этого. А тут ещё лодка подъехала. Говорит четвёртый старичок:
     — Много лет здравствовать, Иван Быкович! Прими меня в товарищи.
     — Да ты кто такой?
     — Я, батюшка, звездочёт.
     — Ну, уж на это я не горазд. Будь моим товарищем.
     Принял четвёртого, а тут просится и пятый старичок.
     — Прах вас возьми! Куда мне с вами деваться? Сказывай скорей: что умеешь?
     — Я, батюшка, умею ершом плавать.
     — Ну, милости просим!
     Вот поехали они за царицей золотые кудри.
     Приезжают в невиданное царство, небывалое государство. А там уже давно сведали, что Иван Быкович будет, и целые три месяца хлеб пекли, вино курили, пиво варили.
     Увидал Иван Быкович несчётное число возов хлеба да столько же бочек вина и пива. Удивляется и спрашивает:
     — Что б это значило?
     — Это все для тебя наготовлено.
     — Фу, пропасть! Да мне столько в целый год не съесть, не выпить.
     Тут вспомнил Иван Быкович про своих товарищей и стал вызывать:
     — Эй вы, старички-молодцы! Кто из вас пить-есть разумеет?
     Отзываются Объедайло да Опивайло:
     — Мы, батюшка! Наше дело ребячье.
     — А ну, принимайтесь за работу!
     Подбежал один старик, начал хлеб поедать: разом в рот кидаёт не то что караваями, а целыми возами. Все приел и ну кричать:
     — Мало хлеба. Давайте ещё!
     Подбежал другой старик, начал пиво-вино пить, всё выпил и бочки проглотил:
     — Мало! ; Кричит. ; Подавайте ещё!
     Засуетилась прислуга, бросилась к царице с докладом, что ни хлеба, ни вина недостало.
     А царица золотые кудри приказала вести Ивана Быковича в баню париться.
     Та баня топилась три месяца и так накалена была, что за пять вёрст нельзя было подойти к ней.
     Стали звать Ивана Быковича в баню париться. Он увидал, что от бани огнём пышет, и говорит:
     — Что вы, с ума сошли? Да я сгорю там!
     Тут ему опять вспомнилось:
     — Ведь со мной товарищи есть! Эй вы, старички-молодцы! Кто из вас умеет в бане париться?
     Подбежал старик:
     — Я, батюшка! Мое дело ребячье.
     Живо вскочил в баню, в угол дунул, в другой плюнул, вся баня остыла, а в углах снег лежит.
     — Ох, батюшки, замёрз, топите ещё три года! ; Кричит старик что есть мочи.
     Бросилась прислуга с докладом, что баня совсем замёрзла. А Иван Быкович стал требовать, чтоб ему царицу золотые кудри выдали.
     Царица сама к нему вышла, подала свою белую руку, села на корабль и поехала.
     Вот плывут они день и другой. Вдруг ей сделалось грустно, тяжко, ударила себя в грудь, оборотилась звездой и улетела на небо.
     — Ну, ; говорит Иван Быкович, ; совсем пропала!
     Потом вспомнил:
     — Ах, ведь у меня есть товарищи. Эй, старички-молодцы! Кто из вас звездочёт?
     — Я, батюшка! Моё дело ребячье, ; отвечал старик, ударился оземь, сделался сам звездою, полетел на небо и стал считать звезды. Одну нашёл лишнюю и ну толкать её!
     Сорвалась звёздочка с своего места, быстро покатилась по небу, упала на корабль и обернулась царицею золотые кудри.
     Опять едут день, едут другой. Нашла на царицу грусть-тоска, ударила себя в грудь, оборотилась щукою и поплыла в море.
     — Ну, теперь пропала! ; Думает Иван Быкович, да вспомнил про последнего старичка и стал его спрашивать:
     — Ты, что ль, горазд ершом плавать?
     — Я, батюшка, моё дело ребячье! ; Ударился оземь, оборотился ершом, поплыл в море за щукою и давай её под бока колоть.
     Щука выскочила на корабль и опять сделалась царицею золотые кудри.
     Тут старички с Иваном Быковичем распростились, по своим домам пустились. А он поехал к чудо-юдову отцу.
     Приехал к нему с царицею золотые кудри. Тот позвал двенадцать могучих богатырей, велел принести вилы железные и поднять ему брови и ресницы черные.
     Глянул на царицу и говорит:
     — Ай да Ванюша! Молодец! Теперь я тебя прощу, на белый свет отпущу.
     — Нет, погоди, ; отвечает Иван Быкович, ; не подумавши сказал!
     — А что?
     — Да у меня приготовлена яма глубокая, через яму лежит жёрдочка. Кто по жёрдочке пройдет, тот за себя и царицу возьмет.
     — Ладно, Ванюша! Ступай ты наперёд.
     Иван Быкович пошёл по жёрдочке, а царица золотые кудри про себя говорит:
     — Легче пуху лебединого пройди!
     Иван Быкович прошёл, и жёрдочка не погнулась. А старый старик пошёл, только на середину ступил, так и полетел в яму.
     Иван Быкович взял царицу золотые кудри и воротился домой. Скоро они обвенчались и задали пир на весь мир.
     Иван Быкович сидит за столом да своим братьям похваляется:
     — Хоть долго я воевал, да молодую жену достал! А вы, братцы, садитесь-ка на печи да гложите кирпичи!
     На том пиру и я был, мёд-вино пил, по усам текло, да в рот не попало. Тут меня угощали:
     — Отняли лоханку от быка да налили молока. Потом дали калача, в ту ж лоханку помоча.
     Я не пил, не ел, вздумал утираться, со мной стали драться. Я надел колпак, стали в шею толкать!
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Вдовий сын.  Сказка!!
======
     На море на океане, на острове Буяне есть бык печёный. В одном боку у быка нож точёный, а в другом чеснок толчёный. Знай режь, в чеснок помакивай да вволю ешь. Худо ли?
     То ещё не Сказка, а при Сказка вся впереди. Как горячих пирогов поедим да пива попьём, тут сказку поведём.
     В некотором царстве, в некотором государстве жила-была бедная молодица, пригожая вдовица с сыном.
     Парня звали Иваном, а по-уличному кликали Иван – вдовий сын.
     Годами Иван – вдовий сын был совсем мал, а ростом да дородством такой уродился, что всё кругом диву давались.
     И был в том царстве купец скупой-прескупой. Первую жену заморил купец голодом. На другой женился – и та недолго пожила.
     Ходил купец опять вдовый, невесту приглядывал. Да никто за него замуж нейдёт, все его обегают.
     Стал купец сватать вдовицу.
     — Чего тебе без мужа жить? Поди за меня.
     Подумала, подумала вдовица:
     — Худая про жениха слава катится, а идти надо. Чего станешь делать, коли жить нечем! Пойду. Каково самой горько ни приведётся, а хоть сына подращу.
     Сыграли свадьбу. С первых дней купец невзлюбил пасынка: и встал парень не так, и пошёл не так.
     Каждый кусочек считает, сам думает:
     — Покуда вырастет да в работу сгодится, сколько на него добра изведёшь! Этак совсем разорюсь, лёгкое ли дело?
     Мать убивается, работает за семерых: встаёт до свету, ложится за полночь, а мужу угодить не может.
     Что ни день, то пуще купец лютует.
     — Хорошо бы и вовсе, – думает, – от пасынка избавиться.
     Пришло время ехать на ярмарку в иной город. Купец и говорит:
     — Возьму с собой Ивашку – пусть к делу привыкает, да и за товарами доглядит. Хоть какая ни есть, а всё польза будет.
     А сам на уме держит:
     — Может, и совсем избавлюсь от него на чужой стороне.
     Жалко матери сына, а перечить не смеет. Поплакала, поплакала, снарядила Ивана в путь-дорогу. Вышла за околицу провожать. Махнул Иван шапкой на прощанье и уехал.
     Ехали долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, заехали в чужой лес и остановились отдохнуть. Распрягли коней, пустили пастись, а купец стал товары проверять.
     Ходил около возов, считал и вдруг как зашумел, заругался:
     — Одного короба с пряниками не хватает! Не иначе как ты, Ивашка, съел!
     — Я к тому возу и близко не подходил!
     Пуще купец заругался:
     — Съел пряники, да ещё отпирается, чтоб тебя леший, такого-сякого, взял!
     Только успел сказать, как в ту же минуту ельник-березник зашумел, затрещал, всё кругом затемнело, и показался из лесной чащи старик, страшенный-престрашенный: голова как сенная копна, глазищи будто чашищи, в плечах косая сажень и сам вровень с лесом.
     — За то, что ты отдал мне, лешему, парня, получай свой короб!
     Кинул старик короб, подхватил Ивана – и сразу заухало, зашумело, свист да трескоток по лесу пошёл.
     Купец от страху под телегу и пал. А как всё стихло, выглянул и видит: кони на поляну сбежались и дрожмя дрожат, гривы колом стоят, и короб с пряниками лежит.
     Купец помаленьку пришёл в себя, выполз из-под телеги, огляделся – нигде нету пасынка. Усмехнулся.
     — Вот и ладно: сбыл с рук дармоеда, и товар весь в целости.
     Стал коней запрягать.
     А Иван – вдовий сын и оглянуться не успел, как очутился один со страшным стариком. Старик и говорит:
     — Не бойся. Был ты Иван – вдовий сын, а теперь – мой слуга на веки веков. Станешь слушаться – буду тебя поить-кормить: пей, ешь вволю, чего душа просит, а за ослушание лютой смерти предам.
     — Мне бояться нечего – всё равно хуже, чем у отчима, нигде не будет. Только вот матери жалко. Совсем она изведётся без меня.
     Тут старик свистнул так громко, что листья с деревьев посыпались, цветы к земле пригнулись и трава пожухла. И вдруг, откуда ни возьмись, стал перед ним конь трёхсаженный хвост развевается, и сам огромный-преогромный, будто гора.
     Подхватил леший Ивана, вскочил в седло, и помчались они, словно вихрь.
     — Стой, стой, – закричал Иван, – у меня шапка свалилась!
     — Ну, где станем твою шапку искать! Пока ты проговорил, мы пятьсот вёрст проехали, а теперь до того места – уже целая тысяча.
     Через мхи, болота, через леса, через озёра конь перескакивал, только свист в ушах стоял. Под вечер прискакали в лешачьё царство.
     Видит Иван: на поляне высокие палаты, а вокруг забором обнесены из целого строевого лесу. В небо забор упирается, а ворот нигде нету.
     Рванулся конь, взвился под самые облака и перескочил через изгородь. Леший коня расседлал, разнуздал, насыпал пшеницы белояровой и повёл Ивана в палаты:
     — Сегодня сам ужин приготовлю, а ты отдыхай. Завтра за дело примешься.
     С теми словами печь затопил, семигодовалого быка целиком зажарил, выкатил сорокаведёрную бочку вина:
     — Садись ужинать!
     Иван кусочек-другой съел, запил ключевой водой, а старик всего быка оплёл, всё вино один выпил и спать завалился.
     На другой день поднялся Иван раненько, умылся беленько, частым гребешком причесался. Все горницы прибрал, печь затопил и спрашивает:
     — Что ещё делать?
     — Ступай коней, коров да овец накорми, напои, потом выбери десяток баранов пожирнее и зажарь к завтраку.
     Иван за дело принялся с охотой, и так у него споро работа пошла – любо-дорого поглядеть! Скоро со всем управился, стол накрыл, зовёт старика:
     — Садись завтракать!
     Леший парня нахваливает:
     — Ну, молодец! Есть у тебя сноровка и руки, видать, золотые, только сила ребячья. Да то дело поправимое.
     Достал с полки кувшин:
     — Выпей три глотка.
     Иван выпил и чует – сила у него утроилась.
     — Вот теперь тебе полегче будет с хозяйством управляться.
     Поели, попили. Поднялся старик из-за стола:
     — Пойдём, я тебе всё здесь покажу.
     Взял связку ключей и повёл Ивана по горницам да кладовым.
     — Вот в этой клети золото, а в той, что напротив, серебро.
     В третью кладовую зашли – там каменья самоцветные и жемчуг скатный и четвёртой – дорогие меха: лисицы, куницы да чёрные соболя.
     После того вниз спустились. Тут вин, медов и разных напитков двенадцать подвалов бочками выставлено.
     Потом снова наверх поднялись. Отворил старик дверь. Иван через порог переступил да так и ахнул.
     По стенам развешаны богатырские доспехи и конская сбруя. Всё червонным золотом и дорогими каменьями изукрашено, как огонь горит, переливается на солнышке.
     Глядит Иван на мечи, на копья, на сабли да сбрую и оторваться не может.
     — Вот как бы, – думает Иван, – мне те доспехи, да верный конь!
     Повёл его леший к самому дальнему строению. Подал связку ключей:
     — Вот тебе ключи ото всех дверей. Стереги добро. Ходи везде невозбранно и помни: за всё, про всё с тебя спрошу, тебе и в ответе быть.
     Указал на железную дверь:
     — Сюда без меня не ходи, а не послушаешь – на себя пеняй: не быть тебе живому.
     Стал Иван служить, своё дело править. Жили-пожили, старик говорит:
     — Завтра уеду на три года, ты один останешься. Живи да помни мой наказ, а уж провинишься – пощады не жди.
     На другое утро, ни свет, ни заря, коня оседлал, через забор перемахнул – только старика и видно было. Остался Иван один-одинёшенек. Слова вымолвить не с кем.
     Прошёл ещё год и другой – скучно стало Ивану:
     — Хоть бы одно человеческое слово услышать, всё было бы полегче.
     И тут вспомнил:
     — Что это леший не велел железную дверь открывать? Может быть, там человек в неволе томится? Дай-ка пойду взгляну, ничего старик не узнает.
     Взял ключи, отпер дверь. За дверью лестница – все ступени мохом поросли. Иван спустился в подземелье. Там большой-пребольшой конь стоит, ноги цепями к полу прикованы, голова кверху задрана, поводом к балке притянута.
     И видно: до того отощал конь – одна кожа да кости. Пожалел его Иван. Повод отвязал, пшеницы, воды принёс.
     На другой день пришёл, видит – конь повеселее стал. Опять принёс пшеницы и воды. Вволю накормил, напоил коня.
     На третий день спустился Иван в подземелье и вдруг слышит:
     — Ну, добрый человек, пожалел ты меня, век не забуду твоего добра!
     Удивился Иван, оглянулся, а конь говорит:
     — Пои, корми меня ещё девять недель, из подземелья каждое утро выводи. Надо мне в тридцати росах покататься – тогда в прежнюю силу войду.
     Стал Иван коня поить, кормить, каждое утро на зелёную траву-мураву выводить. Через день конь в заповедном лугу по росе катался.
     Девять недель поил, кормил, холил коня. В тридцати утренних росах конь покатался и такой стал сытый да гладкий, будто налитой.
     — Ну, Иванушка, теперь я чую в себе прежнюю силу. Сядь-ка на меня да держись покрепче.
     А конь большой-пребольшой – с великим трудом сел Иван верхом. В ту самую минуту всё кругом стемнело – и, словно туча, леший налетел.
     — Не послушал меня, вывел коня из подземелья!
     Ударил Ивана плёткой. Парень семь сажен с коня пролетел и упал без памяти.
     — Вот тебе наука! Выживешь – твоё счастье, не выживешь – выкину сорокам да Воронам на обед!
     Потом кинулся леший за конём. Догнал, ударил плёткой наотмашь. Конь на коленки пал. Принялся леший коня бить.
     — Душу из тебя вытрясу, волчья сыть!
     Бил, бил, в подземелье увёл, ноги цепями связал, голову к бревну притянул:
     — Всё равно не вырвешься от меня, покоришься!
     Много ли, мало ли прошло времени, Иван пришёл в себя, поднялся.
     — Ну, коли выжил – твоё счастье, – леший говорит. ; В первой вине прощаю. Ступай, своё дело правь!
     На другой день пролетел над палатами Ворон, трижды прокаркал:
     — Крр, крр, крр!
     Леший скорым-скоро собрался в дорогу:
     — Ох, видно, беда стряслась! Не зря братец Змей Горыныч Ворона с вестью прислал.
     На прощанье Ивану сказал:
     — Долго в отлучке не буду. Коли провинишься в другой раз – живому не быть!
     И уехал. Остался Иван один и думает:
     — Меня-то леший не погубил, а вот жив ли конь? Будь что будет – пойду узнаю.
     Спустился в подземелье, видит – конь там, обрадовался:
     — Ох, коничёк дорогой, не чаял тебя живого застать!
     Скоро-наскоро повод отвязал. Конь гривой встряхнул, головой мотнул:
     — Ну, Иванушка, не думал, не гадал я, что осмелишься ещё раз сюда прийти, а теперь вижу: хоть годами ты и мал, зато удалью взял. Не побоялся лешего, пришёл ко мне. И теперь уж нельзя нам с тобой здесь оставаться.
     Тем временем Иван и конь выбрались из подземелья. Остановился конь на лугу и говорит:
     — Возьми заступ и рой яму у меня под передними ногами.
     Иван копал, копал, наклонился и смотрит в яму.
     — Чего видишь?
     — Вижу – золото в яме ключом кипит.
     — Опускай в него руки по локоть.
     Иван послушался – и стали у него руки по локоть золотые.
     — Теперь зарой ту яму и копай другую – у меня под задними ногами.
     Иван яму вырыл.
     — Ну, чего там видишь?
     — Вижу – серебро ключом кипит.
     — Серебри ноги по колено.
     Иван посеребрил ноги.
     — Зарывай яму, и пусть про это чудо леший не знает.
     Только Иван яму зарыл, как конь встрепенулся:
     — Ох, Ваня, надо торопиться – чую, леший в обратный путь собирается! Поди скорее в ту кладовую, где богатырское снаряжение хранится, принеси третью слева сбрую.
     Ушёл Иван и воротился с пустыми руками.
     — Ты чего?
     Иван молчит, с ноги на ногу переминается и голову опустил. Конь догадался:
     — Эх, Иван, забыл я – ведь ты ещё не в полной силе, а моя сбруя тяжёлая – триста пудов. Ну, не горюй, всё это поправить можно. В той кладовой направо в углу сундук, а в нём три хрустальных кувшина. Один с зелёным, другой с красным, третий с белым питьём. Ты из каждого кувшина выпей по три глотка и больше не пей, а то и я не смогу носить тебя.
     Иван побежал. Глядь, уже возвращается, сбрую несёт.
     — Ну как? Прибавилось у тебя силы?
     — Чую в себе великую силу!
     Конь опять встрепенулся:
     — Поторапливайся, Ваня, леший домой выезжает.
     Иван скоро-наскоро коня оседлал. Конь ему снова говорит:
     — Теперь Иван ступай в палаты, подымись в летнюю горницу, найди в сундуке мыло, гребень и полотенце. Всё это нам с тобой в пути пригодится.
     Иван мыло, полотенце и гребень принёс:
     — Ну как, поедем? – Спрашивает Иван.
     — Нет, Ваня, сбегай ещё в сад. Там в самом дальнем углу есть диковинная яблоня с золотыми скороспелыми яблоками. В один день та яблоня вырастает, на другой день зацветает, а на третий день яблоки поспевают. Возле яблони колодец с живой водой. Зачерпни той воды ковшик-другой. Да смотри не мешкай: леший уж полпути проехал.
     Иван побежал в сад, налил кувшин живой воды, взглянул на яблоню, а на яблоне полным-полно золотых спелых яблок.
     — Вот бы этих яблок домой увезти! Стали бы все люди сады садить, золотые яблоки растить да радоваться. В день яблони растут, на другой день цветут, а на третий день яблоки поспевают. Будь что будет, а яблок я этих нарву.
     Три мешка золотых яблок нарвал Иван и бегом из сада бежит, а конь копытами бьёт, ушами прядёт:
     — Скорее, скорее! Выпей живой воды и мне дай испить, остальное с собой возьмём.
     Иван мешки с яблоками к седлу приторочил, дал коню живой воды и сам попил.
     В ту пору земля затряслась, всё кругом ходуном заходило, добрый молодец едва на ногах устоял.
     — Торопись! – Конь говорит. ; Леший близко!
     Вскочил Иван в седло. Рванулся конь вперёд и перемахнул через ограду.
     Леший подъехал к своему царству с другой стороны, через ограду перескочил и закричал:
     — Эй, слуга, принимай коня!
     Ждал-ждал, а нету Ивана. Оглянулся и видит: ворота в подземелье настежь распахнуты.
     — Ох, такие-сякие, убежали! Ну да ладно, всё равно догоню.
     Спрашивает коня:
     — Можем ли беглецов догнать?
     — Догнать-то догоним, да чую, хозяин, беду-невзгоду над твоей головой и над собой!
     Рассердился леший, заругался:
     — Ах ты, волчья сыть, травяной мешок, тебе ли меня бедой-невзгодой стращать!
     И стал бить плетью коня по крутым бёдрам, рассекал мясо до кости:
     — Не догоним беглецов – насмерть тебя забью!
     Взвился конь под самые облака, перемахнул через забор. Будто вихрь, помчался леший в погоню.
     Долго ли, коротко ли Иван в дороге был, много ли, мало ли проехал, вдруг конь говорит:
     — Погоня близко. Доставай скорее гребень. Станет леший наезжать да огненные стрелы метать – брось гребень позади нас.
     В скором времени послышался шум, свист и конский топот. Всё ближе и ближе. Слышит Иван – леший кричит:
     — Никому от меня не удавалось убежать, а вам и подавно не уйти!
     И стал пускать огненные стрелы.
     — Живьём сожгу!
     Иван изловчился, кинул гребень – и в эту же минуту перед лешим стеной поднялся густой лес: ни пешему не пройти, ни конному не проехать, дикому зверю не прорыснуть, птице не пролететь.
     Леший туда-сюда сунулся, а нигде нету проезду, зубами заскрипел:
     — Всё равно догоню, только вот топор-самосек привезу.
     Привёз топор-самосек, стал деревья валить, пенья-коренья корчевать, просеку расчищать. Бился, бился, просеку прорубил, вырвался на простор.
     Поскакал за Иваном, кричит:
     — Часу не пройдёт, как будут в моих руках!
     В ту пору конь под Иваном встрепенулся.
     — Достань, Ваня, мыло, – говорит конь. ; Как только леший станет настигать и огненные стрелы полетят, кинь мыло позади нас.
     Только успел вымолвить, как земля загудела, ветер поднялся, шум пошёл. Слышно – заругался леший:
     — Увезли мой волшебный гребень, ну, всё равно не уйти от меня!
     И посыпались, дождём огненные стрелы. Платье на Иване в семи местах загорелось. Кинул он мыло – и до облаков поднялась каменная гора позади, коня. Остановился леший перед горой:
     — Ах, и волшебное мыло увезли! Чего теперь делать? Коли кругом объезжать, много времени понадобится. Лучше каменную гору разбить, раздробить да прямо ехать.
     Поворотил коня, поехал домой, привёз кирки, мотыги. Стал каменную гору бить-долбить. Каменные обломки на сто вёрст летят, и такой грохот стоит – птицы и звери замертво падают. День до вечера камень ломал, к ночи пробился через гору и кинулся в погоню.
     Тем временем Иван коня покормил и сам отдохнул. Едут, путь продолжают.
     В третий раз стал их леший настигать, стал огненные стрелы метать. Иваново платье сгорело, и сам он и конь – оба обгорели. Просит конь:
     — Не мешкай, Ванюшка, скорее достань полотенце и брось позади нас.
     Иван полотенце кинул – и протекла за ними огненная река. Не вода в реке бежит, а огонь горит, выше лесу пламя полыхает, и такой кругом жар, что сами они насилу ноги унесли, чуть заживо не сгорели.
     Леший с полного ходу налетел, не успел коня остановить – и всё на нём загорелось.
     — И полотенце увезли! Ну, ничего, надо только на ту сторону переправиться, теперь уж нечем им будет меня задержать.
     Ударил коня плетью изо всех сил, скочил конь через реку, да не смог перескочить: пламенем ослепило, жаром обожгло. Пал конь с лешим в огненную реку, и оба сгорели.
     В ту пору Иванов конь остановился:
     — Ну, Иванушка, избавились мы от лешего и весь народ избавили от него: сгорел леший со своим конём в огненной реке!
     Иван коня расседлал, разнуздал, помазал ожоги живой водой. Утихла боль, и раны зажили. Сам повалился отдыхать и уснул крепким, богатырским сном. Спит день, другой и третий.
     На четвёртое утро пробудился, встал, кругом огляделся и говорит:
     — Места знакомые – это наше царство и есть.
     В ту пору конь прибежал:
     — Ну, Иванушка, полно спать, прохлаждаться, пришла пора за дело браться. Ступай, ищи свою долю, а меня отпусти в зелёные луга. Когда понадоблюсь, выйди в чистое поле, в широкое раздолье, свистни посвистом молодецким, гаркни голосом богатырским:
     — Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой! – Я тут и буду.
     Иван коня отпустил, а сам думает:
     — Куда мне идти? Как людям на глаза показаться? Ведь вся одёжа на мне обгорела.
     Думал-подумал и увидал – недалеко стадо быков пасётся. Схватил Иван одного быка за рога, приподнял и так ударил обземь, что в руках одна шкура осталась – бычью тушу, будто горох из мешка, вытряхнул.
     — Надо как-нибудь наготу прикрыть!
     Завернулся Иван с ног до головы в бычью шкуру, взял золотые скороспелые яблоки и пошёл куда глаза глядят.
     Долго ли, коротко ли шёл, пришёл к городским воротам. У ворот народ собрался. Слушают царского гонца:
     — Ищет царь таких садовников, чтобы в первый день сад насадили, на другой день вырастили и чтобы на третий день в том саду яблоки созрели. Слух пал: где-то есть такие скороспелые яблоки. Кто есть охотник царя потешить?
     Никто царскому гонцу ответа не даёт. Все молчат. Иван думает:
     — Дай попытаю счастья!
     Подошёл к гонцу:
     — Когда за дело приниматься?
     Вся глядят – дивятся: откуда такой взялся? Стоит, словно чудище какое, в бычью шкуру завернулся, и хвост по земле волочится. Царский гонец насмехается:
     — Приходи завтра в полдень на царский двор, наймём тебя да пугалом в саду поставим – ни одна птица не пролетит, ни один зверь близко не пробежит.
     — Погоди, чего раньше времени насмехаешься? Как бы после каяться не пришлось! – Сказал Иван и отошёл прочь.
     На другой день пришёл Иван на царский двор, а там уже много садовников собралось. Вышел царь на крыльцо и спрашивает:
     — Кто из вас берётся меня утешить, наше государство прославить? Кто вырастит в три дня золотые яблоки, тому дам всё, чего он только захочет.
     Вышел один старик садовник, царю поклонился:
     — Я без малого сорок годов сады ращу, а и слыхом не слыхивал этакого чуда: в три дня сад насадить, яблони вырастить и спелые яблоки собрать. Коли дашь поры-времени три года, я за дело примусь.
     Другой просит сроку два года. Третий – год.
     Иные берутся и в полгода всё дело справить.
     Тут вышел вперёд Иван:
     — Я в три дня сад посажу, яблони выращу и спелые золотые яблоки соберу.
     И опять все на него глядят – дивятся. И царь глядит, глаз с Ивана не сводит, сам думает:
     — Откуда такой взялся?
     Потом говорит:
     — Ну, смотри, берёшься за гуж – не говори, что не дюж. Принесёшь через три дня спелые яблоки из нового сада – проси, чего хочешь, а обманешь – пеняй на себя: велю голову отрубить.
     И своему ближайшему боярину приказал:
     — Отведи садовнику землю под новый сад и дай ему всё, чего понадобится.
     — Мне ничего не надо, – говорит Иван. ; Укажите только, где сад садить.
     На другой день вечером вышел Иван в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул посвистом молодецким, гаркнул голосом богатырским:
     — Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
     Конь бежит – земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет, грива по ветру развевается. Прибежал, стал как вкопанный:
     — Чего, Иванушка, надо?
     — Взялся я сад насадить и в три дня яблоки собрать.
     — Ну то дело нехитрое. Бери яблоки, садись на меня да спускай в ископыть по яблоку.
     Ходит конь, по целой печи комья земли копытами выворачивает, а Иван в те ямы яблоки спускает. Все яблоки посадили.
     Иван коня отпустил и в каждый ступок по капле живой воды прыснул. Потом прошёл по рядам – землю распушил, разрыхлил. И скоро стали пробиваться ростки. Зазеленел сад. К утру, к свету, выросли деревца в полчеловека, а к вечеру стали яблони совсем большие и зацвели. По всему царству пошёл яблоневый дух, такой сладкий – всем людям на радость.
     Иван два дня и две ночи глаз не смыкал, рук не покладал, сад стерёг да поливал. В труде да заботе притомился, сел под дерево, задремал, потом на траву привалился и заснул.
     А у царя было три дочери. Зовёт младшая царевна:
     — Пойдёмте, сестрицы, поглядим на новый сад. Сегодня там яблони зацвели.
     Старшая да средняя перечить не стали. Пришли в сад, а сад весь в цвету, будто кипень белый.
     — Глядите, глядите, яблони цветут!
     — Кто этот сад насадил да столь скоро вырастил?
     — Хоть бы разок взглянуть на этого человека!
     Искали, искали садовника – не нашли. Потом увидали: кто-то лежит под деревом, человек – не человек, зверь – не зверь.
     Старшая сестра подошла поближе. Воротилась и говорит:
     — Лежит какое-то страшилище, пойдёмте прочь.
     А средняя сестрица взглянула и говорит:
     — Ой, сестрицы, и глядеть то противно на эдакого урода! Уж не это ли чудище сад насадило да вырастило?
     — Ну вот ещё, чего выдумала! – Говорит старшая царевна.
     А младшая сестра, Наталья-царевна, просит:
     — Не уходите далеко, и я погляжу, кто там есть!
     Пришла, поглядела, обошла кругом дерева. Потом приподняла бычью шкуру и видит: спит молодец такой пригожий – ни вздумать, ни взгадать, ни пером описать, только в сказке сказать, – по локоть у молодца руки в золоте, по колено ноги в серебре.
     Глядит царевна, не наглядится, сердце у ней замирает. Сняла свой именной перстенёк и тихонько надела Ивану на мизинец.
     Сёстры аукаются, кричат:
     — Где ты, сестрица? Пойдём домой!
     Бежит Наталья-царевна, а сёстры навстречу идут:
     — Чего там долго была, чего в этом уроде нашла? Будто пугало Воронье! И кто он такой?
     А Наталья-царевна в ответ:
     — За что человека обижаете, чего он вам худого сделал? Поглядите, какой он прекрасный сад вырастил, батюшку утешил и всё наше царство прославил.
     В ту пору и царь пробудился. Подошёл к окну, видит – сад цветёт, обрадовался:
     — Вот хорошо, не обманул садовник! Есть чем перед гостями похвалиться. Приедут сегодня женихи – три царевича, три королевича чужеземных. Да своих князей, бояр именитых на пир позову – пусть дочери суженых выбирают.
     К вечеру гости съехались, а на другой день завели большой пир-столованье. Сидят гости на пиру, угощаются, пьют, едят, веселятся.
     Спал Иван, спал и проснулся, увидал на мизинце перстень золотой, удивился:
     — Откуда колечко взялось?
     Снял с руки и увидел надпись – на перстне имя меньшой царевны обозначено.
     — Хоть бы взглянуть, какая она есть!
     А на яблонях налились, созрели золотые яблоки, горят-переливаются, как янтарь на солнышке.
     Нарвал Иван самых спелых яблок полную корзину и принёс во дворец, прямо в столовую горницу.
     Только через порог переступил, сразу всех гостей яблоневым духом так и обдало, будто сад в горнице. Подал царю корзину.
     Все гости на яблоки глядят, глаз отвести не могут. И царь сидит сам не свой, перебирает золотые яблоки и молчит.
     Долго ли, коротко ли так сидел, прошла оторопь, опомнился:
     — Ну спасибо, утешил меня! Этаких яблок нигде на белом свете не сыскать. И коли умел ты в три дня сад насадить да вырастить золотые яблоки, быть тебе самым главным садовником в моём королевстве!
     Покуда царь с Иваном говорил, все три царевны стали гостей вином обносить, стали себе женихов выбирать.
     Старшая сестра выбрала царевича, средняя выбрала королевича, а меньшая царевна раз вокруг стола обошла – никого не выбрала и другой раз обошла – никого не выбрала.
     Третий раз пошла и остановилась против Ивана. Низко доброму молодцу поклонилась:
     — Коли люба я тебе, будь моим суженым!
     Поднесла ему чару зелена вина. Иван чару принял, на царевну взглянул – такая красавица, век бы любовался! От радости не знает, что и сказать.
     А все, кто был на пиру, как услышали царевнины слова, – пить, есть перестали, уставились на Ивана да меньшую царскую дочь, глядят, молчат.
     Царь из-за стола выскочил:
     — Век тому не бывать!
     — А помнишь ли, царское величество, – Иван говорит, – когда я на работу рядился, у нас уговор был: коли не управлюсь с делом – моя голова с плеч, а коли выращу яблоки в три дня – сулил ты мне всё, чего я захочу. Яблоки я вырастил и одной только награды прошу: отдай за меня Наталью-царевну!
     Царь руками замахал, ногами затопал:
     — Ах ты, невежа, безродный пёс! Как у тебя язык повернулся этакие слова сказать!
     Тут царевна отцу, матери поклонилась:
     — Я сама доброго молодца выбрала и ни за кого иного замуж не пойду.
     Царь пуще расходился, зашумел:
     — Была ты мне любимая дочь, а после твоих глупых речей я тебя знать не знаю! Уходи со своим уродом из моего царства куда знаешь, чтобы глаза мои не видали!
     Царица слезами залилась:
     — Ох, отсекла нам голову! От этакого позору и в могиле не ухоронишься!
     Поплакала, попричитала, а потом стала царя уговаривать:
     — Царь-государь, смени гнев на милость! Ведь хоть дура, да дочь, чего станешь делать. Не изгоняй из царства. Отведи где-нибудь местишко. Пусть там живут. Пусть они на твои царские очи не смеют показываться, а я знать всегда буду, жива ли она!
     Царь тем слезам внял, смилостивился:
     — Вот пусть в старой избёнке в нашем заповедном лесу живут. В стольный град и не показывайтесь!
     Выгнал царь Наталью-царевну да Ивана, а старшую и среднюю дочь выдал замуж честь честью.
     Свадьбы сыграли, и после свадебных пиров и столованья царь отписал старшим зятьям полцарства.
     Царевич да королевич со своими жёнами в царских теремах поселились. Живут припеваючи, в пирах да в веселье время ведут.
     А Иван лесную избушку починил, небольшую делянку в лесу вырубил, пенья, коренья выкорчевал и хлеб посеял. Живут с молодой женой, от своих рук кормятся, в город не показываются.
     Много ли, мало ли времени прошло, – нежданно-негаданно беда стряслась: постигла царство великая невзгода.
     Прискакал гонец, печальную весть принёс:
     — Царь-государь, иноземный король границу перешёл, и войска у него видимо-невидимо! Три города с пригородками и много сёл с присёлками пожёг, попалил головнёй покатил: всю нашу заставу побил-повоевал.
     Царь сидел на лежанке и, как услышал те слова, так и обмер. Ёрзает на кирпичах, а с места сойти не может.
     Потом очнулся:
     — Подайте корону и скличьте зятьёв да ближних бояр!
     Пришли зятья с боярами, поклонились. Царь корону поправил, приосанился:
     — Король Гвидон с несметными войсками на нас идёт. Собирайте рать-силу, ступайте навстречу неприятелю, царство моё защищать.
     Зять-царевич да зять-королевич похваляются:
     — Не тревожь себя, царь-государь, мы тебя не покинем! Гвидоново войско разобьём и самого Гвидона в колодках к тебе приведём.
     Собрали полки, в поход пошли. Царь велел шестерик самолучших коней в карету запрячь и поехал вслед за войском:
     — Хоть издали погляжу, каковы в ратном деле мои наследники.
     Долго ли, коротко ли ехал, – выехала карета на пригорок, и видно стало в подзорную трубу: неприятельские войска вдали стоят.
     Замерло сердце у царя: глазом не окинуть Гвидонову рать, соколу в три дня не облететь. Куда ни погляди – везде Гвидоновы полчища, чёрным-черно в степи.
     Глядит царь в подзорную трубу и видит: ездит неприятельский богатырь, похваляется, кличет себе поединщика, над царёвыми войсками насмехается.
     Никто ему ответа не даёт. Царевич с королевичем за бояр хоронятся, а бояре прочь да подальше пятятся. За кусты да в лес попрятались, одних ратников на поле оставили.
     В ту пору дошла до Ивана весть: войска в поход ушли. Выбежал он в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул посвистом молодецким, гаркнул голосом богатырским:
     — Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
     На тот крик бежит конь со всеми доспехами богатырскими. У коня изо рта огонь-пламя пышет, из ушей дым столбом валит, из ноздрей искры сыплются. Хвост на три сажени расстилается, грива до копыт легла.
     Иван коня седлал. Накладывал сперва потники, на потники клал войлоки, на войлоки – седельце казацкое. Шёлковые подпруги крепко-накрепко затягивал, золотые пряжки застёгивал.
     Всё не ради красы, а ради крепости: как ведь шёлк-то не рвётся, булат не гнётся, а красное золото не ржавеет. На себя надел доспехи богатырские, вскочил в седло и ударил коня по крутым бёдрам.
     Его добрый конь пошёл скакать. Из-под копыт комья земли с печь летят, в ископыти подземные ключи кипят. Будто сокол, налетел Иван на Гвидоново войско и увидал в чистом поле могучего богатыря иноземного.
     Закричал громким голосом, как в трубу заиграл. От такого крику молодецкого деревья в лесу зашатались, вершинами к земле приклонились.
     Засмеялся чужой богатырь:
     — Нечего сказать, нашли поединщика! На ладонь покладу, а другой прихлопну – и останется от тебя только грязь да вода!
     Ничего Иван в ответ не сказал. Выхватил свою пудовую палицу и поскакал навстречу бахвальщику.
     Съехались они, будто две горы скатились. Ударились палицами, и вышиб Иван супротивника из седла. Упал тот на сырую землю, да столько и жив бывал.
     Как увидали Гвидоновы войска, что не стало главного богатыря, кинулись бежать прочь.
     А царевич с королевичем да с боярами из-за кустов выскочили, саблями замахали, повели ратников своих в погоню.
     Иван коня поворотил, птицей соколом навстречу летит. Никто его не узнал. Только когда мимо царя проскакал, заметил царь: руки по локоть у молодца золотые, а ноги по колено – серебряные.
     Крикнул царь:
     — Чей ты, добрый молодец, будешь, из каких родов, из каких городов? Как тебя звать-величать и кто тебя на подмогу нам прислал?
     Ничего Иван царю не ответил, скрылся из глаз. Уехал в чистое поле, расседлал, разнуздал коня, отпустил на волю. Снял с себя доспехи богатырские. Всё прибрал, а сам завернулся в шкуру и пошёл домой. Залез на печь, спать повалился.
     Прошло времени день ли, два ли, воротились царевич да королевич с войсками. Во дворце пошли пиры да веселье – победу празднуют.
     Посылает Иван жену:
     — Поди, Наталья-царевна, попроси у отца с матерью чару зелена вина да свиной окорок на закуску.
     Пошла во дворец Наталья-царевна незваная, непрошеная. Отцу с матерью поклонилась, с гостями поздоровалась:
     — Пошлите моему Ивану чару зелена вина да свиной окорок на закуску.
     Царь ей и говорит:
     — Под лежачий камень даже вода не течёт. Твой муж на войну не ходил. Дома на печи пролежал, а теперь пировать захотел!
     Царица просит:
     — Ну, царь-государь, ради такого праздника смени гнев на милость!
     — Ладно, ладно, – махнул рукой царь, – так и быть, пошлите Ивану, чего после гостей останется.
     Наталья-царевна обиделась:
     — Пусть уж старшие зятья пьют, гуляют да угощаются. Они на войну ходили и, слышно, из-за кустов Гвидоново войско видали. А нам с мужем блюдолизничать – статочное ли дело!
     Повернулась и ушла.
     Не успел царь с гостями отпировать, как прискакал гонец:
     — Беда, царь-государь! Гвидон с войском опять границу перешёл, а и с ним – средний брат убитого богатыря. Тот богатырь требует: Коли не приведёт царь того молодца, кто моего брата убил, всё царство разорим, не оставим никого в живых.
     Царю от той вести кусок поперёк горла стал, руки, ноги дрожат. А хмельные зятья – царевич да королевич – кричат, бахвалятся:
     — Мы тебе, родитель богоданный, в беде – верная помога, на нас надейся!
     Войско собрали, коней оседлали, пошли в поход. Царь со страху занемог, лежит стонет.
     Встретились царские полки с неприятелем. Гвидонов богатырь с несметной силой напал, и начался кровавый бой. Бьются ратники с чужеземными полчищами: один – с десятью, а двое – с тысячей.
     Царские зятья как увидали великана-богатыря да несметное войско, и весь их боевой пыл пропал. За боярские спины хоронятся, а бояре – за кусты, за кусты, прочь подальше пятятся.
     В ту пору выбежал Иван в чистое поле, в широкое раздолье. Свистнул посвистом молодецким, гаркнул голосом богатырским:
     — Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
     На тот крик-свист добрый конь бежит, под ним земля дрожит, изо рта огонь-пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, из ушей дым кудреват столбом валит. Иван коня остановил, оседлал и сам в боевые доспехи нарядился.
     В седло вскочил, поскакал на побоище, наехал на Гвидоново войско и принялся бить, как траву косить, чужеземную силу. Где проедет – там улица, а мечом махнёт – переулочек.
     Скачет Гвидонов богатырь на Ивана. На коне, как гора, сидит, готов Ивана живьём сглотнуть.
     Съехались, долгомерными копьями ударились – копья у них приломились, никоторый никоторого не ранили. Сшиблись кони грудь с грудью, выхватили наездники острые мечи. Угодил Иван мечом в супротивника. Рассёк, развалил его надвое, до самой седельное подушки.
     Повалился из седла богатырь, будто овсяной сноп. Тут Гвидоновы войска ужаснулись, снаряжение боевое кинули и побежали с поля боя прочь.
     А свои ратники приободрились: наседают да бьют, гонят вражью силу.
     Иван коня поворотил:
     — Теперь и без меня управятся!
     Навстречу ему едут царские старшие зятья с боярами, торопятся свои полки догнать, машут саблями, – ура — Кричат. Мимо проскакали, на доброго молодца и не взглянули.
     Уехал он в чистое поле, коня отпустил, снял с себя боевые доспехи. А сам в шкуру завернулся и пошёл в свою избёнку. Залез на печь. Лежит отдыхает.
     Прибежала домой Наталья-царевна:
     — Ох, Ваня, опять ты где-то скрывался, покуда наши войска с неприятельскими полчищами воевали!
     Иван молчит. Заплакала Наталья-царевна:
     — Стыдно мне добрым людям в глаза глядеть!
     На другой день воротились в стольный град войска с победой. Все их в радости встречают. Царевич с королевичем царю рассказывают, как они Гвидоново войско побили.
     Царь всех воевод щедро наградил. Велел выкатить бочки с вином да с пивом – ратникам угощение. Приказал из пушек палить, в колокола звонить.
     У царя в столице победу празднуют, а старший брат двух убитых богатырей – Росланей – уговорил короля Гвидона в третий раз на войну идти и сам свои полки выставил.
     Гвидон собрал войско больше прежнего да Салтана, своего тестя, подбил в поход идти. Войска набралось видимо-невидимо. Идут, песни поют, в барабаны бьют.
     Впереди едет сарацинский наездник, а за ним – самый сильный, самый отважный в Гвидоновом королевстве богатырь Росланей.
     Заставу на границе побили, повоевали и написали царю письмо:
     — Подавай нам своего наездника, который наших двух богатырей победил, и плати дани-выкупы вперёд за сто лет, а не то всё твоё царство разорим и тебя самого пошлём коров пасти.
     Царь грамоту прочитал, с лица сменился. Позвал зятьёв, князей да бояр:
     — Что станем делать?
     Зять-царевич говорит:
     — Коли бы знамо да ведано было, кто богатырей Гвидоновых убил, лучше бы одного отдать, чем воевать.
     А зять-королевич присоветовал:
     — Чем ещё раз воевать, лучше дань платить. Сколько надо будет, столько с мужиков да с посадских людей и соберём – царская казна не убавится.
     На том и согласились, отписали Гвидону и Салтану:
     — Землю нашу не зорите, станем дань платить. И обидчика найдём да к вам приведём – дайте сроку три месяца.
     Гвидон с Салтаном ответили:
     — Даём сроку три недели.
     Царь с зятьями да с боярами торопятся. Послали гонцов по всем городам, по всем деревням:
     — Собирайте казну с мужиков и посадских людей да ищите Гвидонова обидчика!
     Вспомнил царь примету:
     — Глядите, у кого руки по локоть золотые, а ноги по колено серебряные, того моим именем велите в железо ковать и везите сюда.
     Проведала о том Наталья-царевна и догадалась:
     — Не иначе как мой муж богатырей победил! Недаром, когда бой был, его дома не было.
     Легко ей стало, радостно, а как вспомнила, что велено его отыскать да в цепи заковать, запечалилась. Прибежала домой, кинулась мужу на шею:
     — Прости меня, Иванушка! Напрасно я тебя обидела. Знаю теперь: ты победил обоих богатырей.
     И рассказала ему про царский приказ.
     — Ухоронись подальше – как бы и сюда царские слуги не наехали.
     — Не плачь, не горюй, жёнушка, я царских слуг не боюсь. Сейчас перво-наперво надо Гвидона с Салтаном проучить, вразумить, чтобы век помнили, как в нашу землю за данью ходить.
     Тут Иван с молодой женой простился и побежал в чистое поле, в широкое раздолье. Свистнул посвистом молодецким, крикнул-гаркнул голосом богатырским:
     — Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
     Конь прибежал и говорит:
     — Ох, Иванушка, чую я, будет сегодня жаркий бой: прольётся кровь и твоя и моя!
     Иван на то ответил:
     — Лучше смертную чашу испить, чем в бесчестье жить да лютому ворогу дань платить!
     Оседлал коня, сам в боевые доспехи снарядился и поехал в стольный град, в посадские концы.
     Вскричал тут громким голосом:
     — Подымайтесь все, кому честь дорога! Постоим до последнего за жён, за детей, за престарелых родителей, не дадим свою землю Гвидону с Салтаном в поруганье!
     На тот клич вставали посадские люди, поднялись мужики по всем волостям. Три дня Иван войско собирал, на четвёртый день по полкам разбивал, на пятый повёл полки на недругов.
     А из дальних городов и волостей ратники валом валят, и такая рать-сила скопилась – глазом не окинуть! Сошлись ратники с иноземными полчищами поближе.
     Выехал вперёд сарацинский наездник:
     — А, не хотите добром дань платить, войско послали! Всё равно войско побьём и дань возьмём!
     Метнул в него Иван копьё и насквозь пронзил бахвальщика. Повалился сарацин из седла, будто скошенный.
     — Вот тебе дань, получай, басурман!
     В ту пору выехал из вражьего стана самый сильный богатырь Росланей. Сидит на коне, как сенный стог. Конь под ним гора горой. Конь по щётки в землю проваливается, из-под копыт столько земли выворачивает – озёра на том месте наливаются.
     Кличет богатырь себе поединщика. Выехал навстречу Иван. Засмеялся чужеземный богатырь-великан:
     — Эко, поединщик выискался! Соску бы тебе сосать, а не с богатырями силой меряться!
     Закричал ему Иван:
     — Погоди, проклятое чудище, раньше времени хвалиться – не по тебе ли станут панихиду петь!
     С теми словами разъехались богатыри на двенадцать вёрст, повернули коней, стали съезжаться.
     Не две громовые тучи скатились, не две горы столкнулись – два могучих, сильных богатыря на смертный бой съехались.
     Съехались, стопудовыми палицами ударились. Палицы в дугу согнулись, а сами никоторый никоторого не ранил.
     Другой раз съехались, стали копьями долгомерными биться. До тех пор бились, покуда копья у них не приломились, и опять никоторый никоторого не ранил.
     На третий раз съехались, выхватили острые мечи.
     Конь Ивану успел только сказать:
     — Берегись! Как можешь, пригнись ниже!
     И сам голову пригнул. Росланей первым мечом ударил. Со свистом Росланеев меч пролетел. Задел Ивану левую руку да ухо коню отсёк.
     Выпрямился Иван, размахнулся и вышиб меч из рук Росланея, не дал другой раз ударить.
     Тут сшиблись кони богатырские грудь с грудью.
     Иван с Росланеем спешились и схватились врукопашную. Бились они с полудня до вечера. Росланей по колено Ивана в землю втоптал.
     Рана у Ивана болит, и чует он – сил у него всё меньше становится. Улучил добрый молодец минуту и кричит Росланею:
     — Погляди-ка, что у тебя за спиной творится!
     Не удержался Росланей, оглянулся, а Иван собрал все свои силы, изловчился и так сильно ударил супротивника, что тот зашатался.
     Тут Иван не стал мешкать, метнул в Росланея свой булатный нож и навеки пригвоздил его к сырой земле.
     Тем временем Иванов конь сбил с ног, затоптал Росланеева коня.
     А в ту пору Иваново войско кинулось на вражьи полчища, Ивану с конём и отдыхать некогда.
     Вскочил добрый молодец в седло и поскакал в бой. Бились с вечера до утренней зари. К утру всё поле усеяли Гвидоновыми да сарацинскими войсками.
     Салтан с Гвидоном ужаснулись и кинулись с остатками полков прочь бежать. Иван со своими ратниками их гнали и били не покладая рук. Под конец настигли Гвидона с Салтаном и взяли их в плен.
     — Ещё ли вздумаете к нам за данью приходить? – Спрашивает Иван.
     — Ох, добрый молодец, отпусти нас подобру-поздорову домой, и мы не только сами на вас войной не пойдём, а и детям нашим, внукам и правнукам накажем с вами в мире жить и вам веки-повеки дань платить!
     — Ну, смотрите, нарушите слово – худо вам будет! Тогда все ваши земли разорю и корня вашего не оставлю!
     После этого отпустил их Иван на все четыре стороны. Потом все свои полки собрал и повёл домой.
     А между тем дошли вести до царя, что посадские люди и деревенские мужики побили Гвидоновы да Салтановы войска и самого могучего богатыря Росланея победили.
     Собрал царь князей да бояр, позвал своих старших зятьёв и говорит:
     — Наши ратные люди все Гвидоновы и Салтановы полки побили, повоевали, а воеводой у наших ратников был тот молодец, у которого по локоть руки в золоте, по колено ноги в серебре. Он собрал мужиков да посадских людей, выступил в поход самовольно и тем мне, царю, и вам, моим ближним князьям да боярам, нанёс большое бесчестье. Чего станем с самовольником делать?
     — Чтобы вперёд на такое самовольство никому соблазна не было, надо царёва ослушника казнить! – Князья с боярами закричали.
     Тут поднялся с места один старый боярин, низко царю поклонился:
     — Не вели, царь-надёжа, казнить, вели слово молвить!
     — Сказывай, боярин, сказывай, – царь велит.
     — Покуда посадские люди да мужики все вместе и покуда у них есть свой воевода, негоже наши намерения показывать. Надо их ласково встретить да приветить. Надо выкатить из погребов всё вино, какое есть, да побольше наград раздать – нечего жалеть золотой казны. Пусть ратники пьют, гуляют, забавляются. А как перепьются в разные стороны, тут поодиночке с ними полегче управиться. Тогда и царского ослушника, холопьего воеводу, легче лёгкого в железо заковать, а там, царь-государь, твори над ним свою волю!
     Царю те речи по нраву пришлись, и все со старым боярином согласились.
     Иван в ту пору незаметно отъехал от своих ратников подальше в чистое поле, в широкое раздолье. Коня расседлал, разнуздал.
     — Спасибо, конь дорогой! Послужил ты мне верой и правдой, и я век твою службу помнить буду.
     Конь ему и говорит:
     — Ты, Ваня, пуще всего опасайся царской милости да боярской ласки. А я тебе и вперёд буду верно служить, когда исполнишь мою просьбу.
     — Говори, мой верный конь, я всё для тебя сделать готов, чего бы ты ни попросил!
     — Помни, Иванушка, своё обещанье!
     — Говори, всё исполню.
     — Бери, Ваня, в руки свой острый меч и отруби мне голову, – просит конь.
     — Что ты говоришь! Статочное ли дело, чтобы я своему верному коню сам голову отрубил! Чего хочешь проси, а об этом и говорить нечего. Веки веков моя рука на этакое дело не подымется.
     Конь голову опустил:
     — Коли так, навеки ты меня несчастным оставишь.
     И заплакал конь горькими слезами. Стоит Иван, глядит на друга-товарища, не знает, чего делать.
     А конь неотступно просит:
     — Не бойся ничего! Отруби голову и тогда увидишь, что будет.
     Думал, думал Иван, схватил меч, размахнулся и отсёк коню голову.
     И вдруг, откуда ни возьмись, вместо коня стал перед ним добрый молодец:
     — Ох, Иванушка, друг дорогой, спасибо, послушал меня, избавил от колдовства! А как бы не исполнил моей просьбы, век бы мне конём быть. Сам я из этого царства – Василий, крестьянский сын. Сила во мне великая. А в ту пору обидел царский слуга моего отца с матерью. Вызвал я обидчика на поединок и победил его в кулачном бою. Царь на меня прогневался.
      — Подкараулили царские слуги меня и сонному руки, ноги сковали, увезли в глухой, тёмный лес, оставили там диким зверям на растерзание. Мимо ехал леший, взял в своё царство. Не захотел я у него холопом служить. За это леший конём меня обернул, голодом морил да мучил, покуда ты не выручил меня? Мы с тобой вместе от лешего избавились, вместе за свою землю стояли, с лютыми ворогами бились, кровь пролили. И никто, кроме тебя, не мог избавить меня от лешачьего колдовства.
     Глядит Иван и глазам не верит: был конь, а теперь стоит добрый молодец. Тут Василий, крестьянский сын, Ивану поклонился:
     — Будь мне названым братом!
     Иван обрадовался, названого брата за руки брал, крепко к сердцу прижимал. И пошли они к своим войскам.
     А как стали полки к столице подходить, царь приказал из пушек палить, в барабаны бить и сам с боярами вышел навстречу ратникам:
     — Спасибо, ребятушки, за верную службу! Век я вашей услуги не забуду, всех велю наградить! А теперь отдыхайте, пейте, гуляйте – угощения на всех хватит!
     Тут Иван с Василием, крестьянским сыном, вышли вперёд.
     — Теперь-то ты ласковый, на посулы не скупишься, а помнишь ли, как всю нашу землю ты да бояре Гвидону с Салатном согласились навек в кабалу отдать? Теперь пришло время ответ держать.
     Царь и бояре ни живы ни мертвы стоят, руки, ноги дрожат и с лица сменились. Названые братья им и говорят:
     — Уходите, чтобы и духу вашего тут не было!
     И все ратные люди закричали:
     — Худую траву из поля вон!
     Царь да бояре не стали мешкать, кинулись бежать кто куда, только их и видели.
     А Иван – вдовий сын со своим названым братом стали тем царством править. Все лешачьи богатства и диковинки привезли.
     Все посадские люди и деревенские мужики с тех пор стали лихо да беду изживать, добра наживать.
     Тут и сказке конец, а кто слушал – молодец.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Ветрович. Архангельск.  Сказка!!
======
     Досюль жил царь да царица, на ровном мести, как на скатерти.
     У него дочь была, вышла она в сад гулять. Тут ветер завеял, ей подол подынул, туда шмыгнул, побыл там и обратно выскочил, за горы улетел.
     Прошло положенное время, и она понесла. Сына родила, Ивана Ветровича.
     Стал он расти не по часам, а по минутам, стал на улицу выходить, с ребятами баловать, кого за руку захватит, у того рука прочь, за ногу захватит, нога прочь, за голову захватит, голова с плеч.
     Стали к дедушку жаловаться ходить:
     — Вот у тебя какой внук зародился, что за воля ему за такая, что он руки рвёт и ноги, надо его укоротить.
     Дедушко стал думать, гадать, как внука перевесть.
     — Теперь внука, ; говорит он, ; надо послать медведя искать, может, медведь его переведёт.
     Вот Иван пришёл к дубу, сел на самой вершинки, пришло к нему два медведя. Взял он медведей за их головы, стал их трясти голова за голову, до того вытряс, что пойти не могли, домой повёл медведей, к дедку.
     Дедко говорит:
     — Опять пришёл!
     А внук спрашивает:
     — Куда дедушко, жеребят класть?
     — Клади, где коней побольше, ; говорит дед.
     Утром встал дедушко, пошёл к коням, а всех коней медведь опахал и съел.
     Спрашивает Иван Ветрович:
     — Что, дедушко, не сердишься ль?
     Взял Иван, ворота отворил и говорит:
     — Пойдите медведи с Богом. Дедушко на меня рассердился, дак пойдите в лес.
     — Эка беда! Что со внуком делать? ; Дед думает.
     Послал он в другой раз внука за травой куда-то в лес разбойничий.
     — Там внука, ; говорит дед, ; сгубят. Нет там ни конному, ни пешему, ни самому лешему прохода в том месте.
     И пошёл внук туда. Сто солдатов нападало на него, полки полками стоят. Он в сторону помахнёт, так они валом свалились все. Он в другу помахнёт, валом валит всех.
     Пришёл к дедушки, дедушка взглянул, опять внук идёт. Снова опечалился:
     — Нигде нашему внуку переводу нет, надо отправить его к бессмертному Кощею за тулупом, в котором летом холодно, зимой жарко.
     Дал тогда внук матери перстень с руки своей.
     — На тебе матушка, этот перстень, когда этот перстень разольётся, тогда меня живого не будет.
     Дед ему и говорит:
     — Возьми коня моего в конюшни самолучшого, поезжай.
     И отправился внук в дорогу. Идёт по дороге, видит мужик лес рвёт с корнями.
     — Бог помощь, ; говорит Иван, ; добрый человек, ах какой ты силён да порён, можешь лес рвать.
     — Ах ты, добрый человек, есть в Русии добрый человек, Иван Ветрович, вот порён да силён.
     Спрашивает у Ивана:
     — Возьми меня с собой, куда ты пошёл.
     И пошли опять в лес двоима по дороге. Шли, шли, глядят мужик горы ровняет.
     — Бог помощь, добрый человек! Как ты мощен, силён да порён есть?
     — Ах говорит, как я силён да порён — Есть в Русии Иван Ветрович, посильнее меня.
     Пошли они трое дальше. Пришли они в чисто поле, в чистом поле избушка стоит маленькая, стали они в этой избушки жить.
     В первый день пошли братья названные на охоту и ставили хлеба пекчи того, который лес рвал с корнями.
     Вот как только хлеб он испёк, налетела змея трёхглавая, у него стряпню съела, а самого его за волосы шатала, шатала и под лавку бросила.
     Он опять выстал, печку затопил, опять состряпал то же всё, пошёл, понёс к братьям.
     Пришёл туда. Они его и спрашивают:
     — Что ж ты долго стряпаешь там?
     — Я до того угорел у печки, что не мог с места сойти.
     На другой день оставили того, который горы ровнял. Тот только состряпал, только потерпеть, семиглавая змия налетела, шатала, шатала и под лавку бросила.
     Опять он выстал, состряпал и понёс туда еду. Они его и спрашивают:
     — Как ты долго справляешься там.
     — Да угорел, ; говорит он, ; голова болела, так не мог прийти.
     Настала очередь Ивана Ветровича, сам он остался хлебы печь. Налетела тут змея о двадцати глав га него, его хотела поймать.
     — Нет, ; говорит Иван, ; не имай меня.
     Взял он гитару, заиграл, она расплясалась.
     — Ну, что, ; говорит Иван, ; я тебя научу по-русски плясать.
     Взял просверлил дыру в стенке.
     — Клади свои ноги в эту дыру, ; говорит Иван.
     Змея просунула лапы свои в щель, а Иван забил клинья змее в ноги, чтобы не сплеснула больше, чтобы не ворохнулась, чтобы морщин не было на ногах.
     Он прижёг змею угольем, эта змия дёрнулась, так ноги в стене оставила. Потом пошёл в лес, принёс хлеб товарищам.
     Покушали они, пошли назад. Смотрят, на дороге камень большой. Иван и говорит:
     — Что вы, этакой камень сможете ли ворочать, поднять.
     Они пробовали, двигали, только подвинули тот камень. А Иван лягнул его, камень через чисто поле и перелетел.
     Тут видят они, что он им совсем не товарищ, распростились они и все в свою дорогу пошли, Иван в свою.
     Шёл он шёл, и пал в яму. А в яме детёныши, вьюноши змеиные сидели и там чуть не замёрзли. Иван птенцов накрыл своей шапкой.
     Вдруг мати их налетела, чуть Ивана самого не съела. Вьюноши закричали:
     — Маменька не тронь его, он нас спас, под шапку собрал, согрел, так бы замёрзли мы.
     Она тогда у Ивана спросила:
     — Ну что теперь тебе, Иван Ветрович, надо?
     — Теперь мне ничего не надо, ; говорит Иван, ; только в Россею вынеси меня.
     Взял он, двенадцать бочек мяса наклал, наверёхнул, как она двенадцать глав откроет, так он туда мясо и бросит в рот.
     Он всё это выдавал ей пока летели. А потом мясо кончилось, больше у него дать нечего было. Взял он, да и вырезал у себя пальцы с рук и с ног и всё выдавал ей туда.
     Спустились они на Руси, а он и пойти не может.
     — Ну, что же, ; говорит Змей двенадцатиглавый, ; ты мне своё тело давал?
     — Это я тебе в рот выдавал пальцы все. – Говорит Иван.
     Она тут за водой сходила в подземь, пальцы его выхаркнула, собрала все к ногам, спрыснула водой, сошлось всё по-старому.
     Встал Иван, пошёл, распростились они. Пришёл к дому Деда Кощайного, взял курик, чем дрова рубят, чекуша такая, подошёл сзади к Деду Кощайному, ударил куриком в спину ему. А дед Кощайный и говорит:
     — Как русский комар укусил.
     Другой раз Иван его ударил.
     — Как русская муха укусила.
     Третей раз ударил:
     — Как русский комар укусил.
     Обернулся Дед Кощайный за спину, Ивана увидел и говорит:
     — Ах, Иван Ветрович тут!
     Взял Ивана на куски на мелкие изрезал и бросил на улицу.
     А у матери в тот момент как раз перстень и распаялся. Она взяла самолучшего коня в конюшне, села на коня, глаза платком завязала и поехала. Ехала она, ехала пока конь не стал, не идёт больше.
     Она глаза развязала, встала с коня, глядит, сын разрубленный её тут лежит. Птички налетают, его поклёвывают тут. Она взяла фуражку, птичку воронёнка словила. Через мало времени матка ворониха её налётыват, птичку просит, чтобы не убила. Тогда мать Ивана ей говорит:
     — Принеси живой воды да мёртвой, я твоего сына тогда выпущу.
     Птица-ворон слетала в Подземное царство, принесла живой воды и мёртвой, собрала матушка все кусочки в одно место, спрыснула мёртвой водой их, и все кусочки срослись в одно место, живой водой спрыснула, Иван на ноги стал и говорит:
     — Ах, я долго спал.
     — Не я бы, так ты век бы спал, да не выспался, ; сказала мать.
     — Ну, теперь, ; говорит Иван, ; приеду домой, так буду жив, а нет, так поминай меня, матушка.
     Пошёл он своей путёй-дорогой дальше. А матушка села на коня, снова глаза своим платком повязала и через мало ни мало времени домой прискакала.
     А Иван шёл, да шёл и приходит к избе какой-то. В избе сидит девица, дочка бессмертного Кощя, пялушка её точёна, иголка золочёна. Нанёс Иван саблю над её головой и говорит.
     — Скажи, где твоего отца смерть! Не скажешь, то смерти предам, а скажешь, так взамуж возьму.
     Говорит ему дочь Кощеева:
     — Отца моего смерть в ущелье, в ущелье сундук висит, в сундуке сидит утица, в утице яйцо, в яйце и смерть его.
     Отправился Иван в дорогу смерти искать. Шёл, шёл, попадаёт ему на встречу собака.
     Собака его хотела съесть, а он бросил ей рыбу, чтобы не съела, пропустила его.
     Идёт он дальше лесом, по дороге хлопает. Натыкается на берёзу. Берёза эта ветки раскинула царапает, не пускает. Он тогда толковый пояс привязал к берёзе, ей понравилось, она его и пропустила.
     Пришёл Иван к берегу, смотрит, а там кит-рыбина во весь берег лежит. Взял Иван, да и столкнул её в воду. Потом перешёл через море по той кит-рыбине. Пришёл в ущелье, в ущелье камень огромадный лежит. Иван камень разломал, в камени сундук нашёл, в сундуке утица. Утицу взял, утица скочила с рук его, да в воду.
     Вдруг собака навстречу бежит, и Ивану утицу тащит. Утицу Иван в руки взял, распорол, только было взял в руки яйцо, как оно в воду упало. Опечалился Иван. Тут глядит, кит-рыбина плывёт, яйцо в зубах тащит.
     Иван обрадовался, яйцо в руки взял. Сломал, сдавил яйцо, тут у бессмертного Кощея душа вон вышла вся.
     Пришёл Иван к его к дочери, похоронили они вместе отца её Кощея Бессмертного.
     Дочку Иван взамуж взял, и отправились они в свою сторону. Иван Ветрович приехал в свою сторону, глядит дедко навстречу ему.
     — Эка беда! Внук опять пришёл домой.
     — На, дедушка, тебе тулуп, в котором зимой холодно, а летом жарко.
     Поздоровкался Иван с дедушкой, обнял его, да прижал так, что у дедки и душа вон выскочила.
     Встал Иван Ветрович сам на царство. 
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван гостиный сын.  Сказка!!
======
     В стольном городе во Киеве
     У славного князя Владимира
     Было пированье, почестный пир,
     Было столованье, почестный стол
     На многи князи, бояре,
     И на русские могучие богатыри,
     И на гости богатые.
    
     Будет день в половина дня,
     Будет пир во полупире;
     Владимир-князь распотешился,
     По светлой гридне похаживает.
    
     Таковы слова поговаривает:
     — Гой еси, князи и бояре
     И все русские могучие богатыри!
     Есть ли в Киеве таков человек,
     Кто б похвалился на триста жеребцов,
     На триста жеребцов и на три жеребца похвалёные
     Сив жеребец, да кологрив жеребец,
     И который полонян Воронко во Большой Орде,-
     Полонил Илья Муромец сын Иванович
     Как у молода Тугарина Змеевича;
     Из Киева бежать до Чернигова
     Два девяносто-то мерных вёрст,
     Промеж обедней и заутренею?
    
     Как бы большой за меньшого хоронится,
     От меньшого ему тут, князю, ответу нету.
    
     Из того стола княженецкого,
     Из той скамьи богатырскjuj
     Выступается Иван-гостиный сын;
    
     И скочил на своё место богатырское,
     Да кричит он, Иван, зычным голосом:
     — Гой еси ты, сударь ласковый Владимир-князь!
     Нет у тебя в Киеве охотников
     А и быть перед князем невольником!
     Я похвалюсь на триста жеребцов
     И на три жеребца похвалёные
     А сив жеребец, да кологрив жеребец,
     Да третей жеребец полонян Воронко,
     Да который полонян во Большой Орде,-
     Полонил Илья Муромец сын Иванович
     Как у молода Тугарина Змеевича,
     Ехать дорога не ближняя,
     И скакать из Киева до Черигова
     Два девяноста-то мерных вёрст,
     Промежу обедни и заутрени,
     Ускоки давать кониные,
     Что выметывать раздолья широкие.
    
     А бьюсь я, Иван, о велик заклад,
     Не о ста рублях, не о тысячу,-
     О своей буйной голове.
    
     За князя Владимира держат поруки крепкие
     Все тут князи и бояре, тута-де гости корабельщики,
     Закладу они за князя кладут на сто тысячей,
     А никто-де тут за Ивана поруки не держит.
    
     Пригодился тут владыка черниговский,
     А и он-то за Ивана поруку держит,
     Те он поруки крепкие,
     Крепкие на сто тысячей.
    
     Подписался молоды Иван-гостиный сын,
     Он выпил чару зелена вина в полтора ведра,
     Походил он на конюшню белодубову,
     Ко своему доброму коню,
     К Бурочку-косматочку, троелеточку.
    
     Падал ему в правое копытечко.
     Плачет Иван, что река теч`т.
     — Гой еси ты, мой добрый конь,
     Бурочко-косматочко, троелеточко!
     Про то ты ведь не знаешь, не ведаешь -
     А пробил я, Иван, буйну голову свою
     Со тобою, добрым конём;
     Бился с князем о велик заклад,
     А не о ста рублях, не о тысяче -
     Бился с ним о ста тысячах,
     Захвастался на триста жеребцов,
     А на три жеребца похваленные:
     Сив жеребец, да кологрив жеребец,
     И третей жеребец полонян Воронко;
     Бегати-скакать на добрых на конях,
     Из Киева скакать до Чернигова
     Промежу обедни-заутрени,
     Ускоки давать кониные,
     Что вымётывать раздолья широкие.
    
     Провещится ему добрый конь,
     Бурочко-косматочко, троелеточко,
     Человеческим русским языком:
     — Гой еси, хозяин ласковый мой!
     Ни о чем ты, Иван, не печалуйся,
     Сива жеребца того не боюсь,
     Кологрива жеребца того не блюдусь,
     В задор войду, у Воронка уйду,
     Только меня води по три зори,
     Медвяною сытою пои
     И сорочинским пшеном корми.
    
     И пройдут те дни срочные,
     И пройдут те часы урочные,
     Придёт от князя грозен посол
     По тебя-то, Ивана Гостиного,
     Чтобы бегати-скакати на добрыих на конях;
    
     Не седлай ты меня, Иван, добра коня -
     Только берись за шёлков поводок;
     Поведёшь по двору княженецкому,
     Вздень на себя шубу соболиную,-
     Да котора шуба в три тысячи,
     Пуговки в пять тысячей,
     Поведёшь по двору княженецкому.
    
     А стану-де я, Бурка, передом ходить,
     Копытами за шубу посапывати
     И по чёрному соболю выхватывати,
     На все стороны побрасывати;
     Князи, бояре подивуются,
     И ты будешь жив, шубу наживешь,
     А не будешь жив, будто нашивал.
    
     По-сказанному и по-писаному:
     От великого князя посол пришёл,
     А зовет-то Ивана на княженецкий двор.
     Скоро-де Иван наряжается,
     И вздевал на себя шубу соболиную,
     Которой шубе цена три тысячи,
     А пуговки вальящатыев пять тысячей;
     И повёл он коня за шёлков поводок.
    
     Он будет-де, Иван, середи двора княженецкого,
     Стал его Бурко передом ходить,
     И копытами он за шубу посапывати,
     И по чёрному соболю выхватывати,
     Он на все стороны побрасывати;
    
     Князи и бояре дивуются,
     Купецкие люди засмотрелися.
    
     Зрявкает Бурко по-туриному,
     Он шип пустил по-змеиному,
     Триста жеребцов испужалися,
     С княженецкого двора разбежалися.
    
     Сив жеребец две ноги изломил,
     Кологрив жеребец тот и голову сломил,
     Полонян Воронко в Золоту Орду бежит,
     Он, хвост подняв, сам всхрапывает.
    
     А князи-то и бояре испужалися,
     Все тут люди купецкие,
     Окарачь они по двору наползалися;
    
     А Владимир-князь со княгинею печален стал,
     По подполью наползалися,
    
     Кричит сам в окошечко косящатое:
     — Гой еси ты, Иван-гостиный сын!
     Уведи ты уродья со двора долой;
     Просты поруки крепкие,
     Записи все изодранные!
    
     Втапоры владыка черниговский
     У великого князя на почестном пиру
     Велел захватить три корабля на быстром Непру,
     Велел похватить корабли
     С теми товары заморскими,
     А князя-де и бояре никуда от нас не уйду.
    
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Грозный и Вор.  Сказка!!
======
     Иногда Иван Грозный переодетый приставал к шайке воров и советовал им однажды обокрасть казнохранителя.
     — Я, ; говорил он, ; покажу вам дорогу.
     Но один из воров, увидев под грязной одеждой царские сапожки сафьновые, понял, кто перед ним, занёс кулак и сказал, ударив его по лицу во всю руку:
     — Негодяй! Как ты смеешь предлагать нам ограбить нашего государя, который до нас так милостив? Лучше ж мы обокрадём какого-нибудь богатого боярина, который сам расхищает казну царскую.
     Иван Грозный очень доволен был его поступком. Расставаясь, обменялся с ним шапкой и велел следующим утром ожидать себя в дворцовых покоях, через которые он проходил.
     — Там, ; сказал он, ; я поднесу тебе добрую чарку водки и меду.
     Вор пришёл в назначенное место, и царь, увидев его, подозвал к себе, советовал вперёд не воровать, отличил его при дворе и употреблял впоследствии для открытия воровских шаек.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Грозный и лапотник. Легенда.  Сказка!!
======
     Когда Иван Грозный ездил осматривать своё государство, многие простолюдины и дворяне подносили ему дары.
     Один честный лапотник, который плёл лапотки и продавал по копейке пару, не знал, что поднести царю, и просил у жены совета.
     — Поднеси пару хороших лапотков, ; сказала она.
     — Это не редкость! – Отвечал он, – а есть у нас в саду огромная репа. Мы поднесём ему эту репу, а вместе и пару лаптей.
     Как сказано, так и сделано.
     Император очень милостиво принял подарок и, износив сам одну пару лаптей, заставил всех дворян покупать у крестьянина лапти по пяти шиллингов пару.
     Это составило крестьянину состояние, он начал торговать, и скоро так разбогател, что оставил после себя значительное имение.
     Потомки его получили дворянство и называются теперь Лапотскими.
     Есть одно дерево, подле которого стоял прежде дом его и на которое проходящие по обычаю бросают свои старые лапти, в память этого лапотника.
     Один дворянин, видя, что такая награда получена была за репу, хотел также получить (награду и ещё значительнее) за хорошего коня.
     Но царь, угадав его намерения, подарил ему взамен ту большую репу, которую получил прежде, и таким образом заставил всех над ним смеяться.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван да Груня. Сказ. Жигули. Самара.  Сказка!!
=======
     Про курган Молодецкий и девью гору много притч сложено.
     Да мало сказывается о молодце Иване и девушке Груне из русского села Усолья.
     А ведь и курган, и гора их именами зовутся. Сразу за Усольем гора Светелка. А дальше гора Белый камень. Крутая и важная, как красавица белолицая, стоит она у самой дороги.
     Взошёл раз на Белый камень безродный Иван. В Усолье никто не знал, не ведал, кто он такой и откуда пришёл в село. Ходит из избы в избу да милостыню собирает.
     Что за надобность такая – на гору взбираться? Может, на Жигули хотел сверху взглянуть? Или другая какая-нибудь забота на душу легла? Стоит он на вершине, о чём-то думает.
     Да вдруг слышит строгий мужской окрик:
     — Эй, парень!
     Глянул Иван вниз, а там Савва Силыч, усольский богатей. Все в селе перед ним спины гнут. А он не всякому на поклон ответит.
     Чуял силу в своём богатстве.
     — Ну-ка, слезай! – Велит богатей.
     — А бить не будешь? – Спрашивает Ваня
     — Надо бы высечь, да для того, чай, отец есть. Ты чей будешь?
     — Ничейный я, ; ответил Ваня и спустился с горы.
     Савва тут же допрос ему учинил. Где родился? Какая у него фамилия?
     — А про фамилию мне никто и не сказал, – ответил Ваня. – И про то знать не знаю, где я родился.
     Ухмыльнулся Савва Силыч. Парень, пожалуй, ему впрок. Ни роду у него, ни племени. Видать, крепким уродился. Чем не работник?
     Привёл он Ваню к себе в дом. И при всех объявил:
     — Есть дочь у меня, а теперь и сын будет.
     Зажил Иван у богатея. Ел досыта, спал на пуховой перине. Только счастье его не долго длилось. Не угодил чем-то хозяину.
     Стал тот парня корить:
     — Ешь сладкое, да не досыта. Пей медок, да не допьяна. И не тоже тебе, мужчине, перину мять. Иди-ка лучше на конюшню.
     Перебрался Иван на конюшню. Там работу справлял, там и ел, там и спал.
     Прошло года четыре, может, и все пять. Вырос Иван, стал статен, пригож.
     Усольские красавицы на него уже заглядывались. А он словно бы и не замечал. Все работал да о чём-то думал.
     И случилось так, что приглянулся он дочери самого хозяина. Груней её звали. Ни ростом, ни здоровьем она не вышла. Зато красотой взяла. И ласкова была к людям. Будто всем сестра родная.
     А за Ивана безродного готова была жизнь молодую отдать. Ивану она тоже по душе пришлась.
     Потому-то и встревожился Савва Силыч. Понял, что блажь дочери да батрака к добру не приведёт. И решил прогнать Ивана со двора.
     Для начала принялся разные наговоры наговаривать. Он-де и вор этот самый Иван, и лодырь, каких свет не видел. Оно понятно – кто бьёт, тому не больно.
     Да удары Саввы пришлись не только по Ивану, но и по родной дочери. Услышала Груня, что отец решил прогнать Ивана, и слегла в постель.
     Не спит, не ест. С часу на час худеет. Звали докторов и знахарок. Поили Груню разными зельями, отваром из девясила. А проку никакого.
     Испугался Савва, как бы ненароком единственную дочь не загубить. И решил:
     — Пусть все будет, как было.
     Остался Иван в доме у богатея. Жил как прежде, на конюшне работал как прежде.
     Только радости прежней не было. Не было и надежды. Не отдаст за него замуж богатей дочку. Не силой возьмёт, так хитростью.
     И стал Иван ещё больше задумываться да тосковать. А тут слух прошёл, что сам Стенька Разин подплывает к большому кургану. Вот и задумал Иван бежать в Жигули, к атаману вольницы.
     Взял, да и поделился думкой с Груней. Та в слезы, молит, чтобы и её с собой взял.
     И клятву даёт:
     — Дня без него в отцовском доме жить не станет.
     Долго думал Иван и понял так, что не тоже ему вместе с девицей в войско Разина подаваться. Засмеют. К тому же Груня не жена ему и не сестра.
     Сговорились, что как только Иван дело найдёт себе в разинской ватаге, так тут же даст весточку Груне. На крыльях она прилетит к нему. Пошёл Иван в Жигули.
     И едва приблизился к древнему кургану, который выше Светелки и Белого камня, как сразу заприметил шатёр. Понял, что это шатёр атамана.
     Хотел было подойти к шатру, чтоб своими глазами увидёть Разина. Да нечто можно тайком? Завидели Ивана вольники. Схватили за крепкие руки и повели к атаману как лазутчика.
     А Разин, облокотясь, сидел на низком пне и смотрел вниз, где плыли по Волге его струги и боевые челны. Привели к нему Ивана. Глядит он на Разина и глаз не сводит.
     Атаман и впрямь богатырь. Кафтан на нем чёрный, бобром отороченный. Соболья шапка с бархатным красным верховником. За кушаком кинжал и два пистолета. Сапоги на нем до того зелёные, ну словно из жигулёвской травы-муравы сшиты.
     Глянул Разин на Ивана. Будто огнём ожёг. Лицо красивое и суровое.
     Много дум-забот на его лице. Сроду не видел Иван таких лиц. И все глядит и глядит.
     Улыбнулся атаман. Будто яркое солнце из-за туч выглянуло.
     — Нагляделся, что ли? – Спросил Разин. – Что я для тебя, невидаль или чудо какое?
     — Ты больше, чем чудо, – ответил Иван. – Про таких, как ты, только в Сказках сказывают. Дорог ты не красотой и не нарядами. А тем, что за народ идёшь. И я как есть сын того народа.
     Поднялся атаман во весь рост.
     — Раз так, то будь мне братом. Принимаем тебя как родного. А семья у нас, сам видишь, большая.
     Показал Разин рукой на утёсы, на поляны, на берега Волги. Всюду горели костры. И людей было видимо-невидимо.
     Поклонился Иван атаману. Спасибо, мол, что братом назвал. И за то спасибо, что в войско принял.
     Приказал Разин друзьям-воинам, чтобы новому вольнику дали оружие.
     А на другой день, как солнце встало, снялась могучая ватага с места и взяла путь на Симбир-город.
     И был под тем городом великий бой. Храбро сражался против войск боярских и Иван из Усолья. Дважды был ранен. Да не сдался на милость врагов.
     Только ярости в нем прибавилось.
     Не раз видел Разин в деле нового вольника. Радовался его удали.
     И тут налетели на Ивана сразу три стрельца, как три коршуна. И на этот раз Иван вышел из беды. Двум стрельцам головы отрубил, а третьего без рук оставил.
     Видел это атаман. Кликнул он к себе Ивана.
     — Как зовут-то тебя, добрый молодец?
     — Иваном нарекли, – ответил молодой вольник.
     — А как величают? Как по фамилии?
     Усмехнулся Иван. Нет у него ни отчества, ни фамилии. Задумался Разин и сказал:
     — В бою ты крещен, русский человек. Мы сами дадим тебе и отчество и фамилию. Называйся отныне Степановичем. А раз ты такой молодец, то фамилия твоя будет Молодцов.
     Иван низко поклонился. А Разин повернулся и громко спросил товарищей, тех, кто поближе:
     — Согласны?
     Ответили ему горы, леса и поля:
     — Со-гла-сны!
     С той поры стали величать Ивана Степановичем, по фамилии прозывать Молодцовым.
     Был он ещё во многих делах и переделках. Но нигде не посрамил своей фамилии.
     А когда разинскую ватагу разбили царские войска и самого атамана взяли в полон, прорвался Молодцов вместе с Федькой Шелудяком и сотней других вольников в тёмные Жигули.
     Там они раны лечили да сил набирались. Тут-то и заныло сердце у Ивана. Вспомнил он про Груню, про уговор. И послал в Усолье весточку.
     Не год ждал, не месяц, а всего-навсего день один. Прискакала Груня быстрее ветра на Вороном коне. Бросилась на грудь милому и слез не удержала.
     Отошли от них в сторону вольники. Долго Иван с Груней были наедине. Потом сами нашли товарищей.
     И сказали им открыто, как братьям родным. Соберут они новые силы, разобьют войска царские и вызволят из неволи Стеньку Разина, так и свадьбу сыграют. Сам атаман будет у них за отца и за свата.
     Легко думу задумать, да трудней дело сделать. Савва Силыч в лютой злобе повёл по горным тропам царские войска в Жигули. Встретили их вольники не как гостей, а как ворогов.
     Бой был долгий и неравный. Разинцы кровью истекали. Но не сдавались. И мало-помалу отходили к Волге.
     Вот уже и седой курган показался, тот самый, где сам Разин принял Ивана. Наседают царские стрелки-ратники.
     А Савва Христом-Богом молит их начальника, царского вояку Афоньку Козинского, чтоб дочке жизнь сохранил. Сулит за то и золото, и серебро. Только бы жива осталась.
     Решился тогда кровавый Афонька на хитрость. Дал приказ стрелкам. Перестали они наседать.
     И вышел наперёд Савва Силыч. Позвал к себе дочку, а вместе с нею и пасынка. Пускай-де сдаются. Их пальцем никто не тронет. И за Ивана он хоть сегодня готов дочь отдать.
     Но ни Иван, ни Груня, ни их товарищи, оставшиеся в живых, не поверили. Не было у них уже оружия. А все равно воевали. С горы бросали в стрельцов камни тяжёлые.
     Рассвирепел тогда Афонька и приказал стрельцам всех вольников перебить, а Ивана да Груню живыми взять.
     Пошли царские войска на последний приступ. Перестреляли разинцев. Остались в живых только Иван Молодцов да Груня его верная.
     Изо всех сил корабкается он на скалистую вершину. А она рядом с ним на Вороном коне. Тоже на курган взбирается.
     Кто-то из стрельцов метким выстрелом ранил коня. Упал он вместе с Груней. А Иван тут как тут. Подхватил Груню за руку. Вместе достигли они вершины.
     Впереди обрыв, Волга, позади вражьи люди. Хотела было Груня обнять Ивана. Да вдруг ухватился он обеими руками за плечо.
     Видит Груня: из-под ладоней его кровь потекла ручьем.
     — Вот и я, кажись, отвоевался, – сказал Иван.
     Сорвала она с головы платок, чтоб рану его перевязать. Но Иван осторожно отстранил её. Поглядел ей в глаза:
     — Не дожить, знать, до свадьбы.
     И шагнул к обрыву. Бросился вниз. Полетел, задевая за острые скалы. Вскрикнула Груня и побежала вниз по откосу. Не успела обогнать Ивана. Утонул он в Волге, унёс с собой любовь и судьбу её.
     А позади Груни отец, за ним стрельцы. Вот-вот настигнут. Не оглянулась Груня. Взбежала на горку, что вдавалась в реку, крикнула Ивану:
     — Прощай! – И вслед за ним прыгнула в Волгу.
     Только волны пошли по воде.
     Вот с тех пор и прозвали древний курган Молодецким, а небольшую гору, что прижалась к кургану, Девьей горой.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван да Марья — Дети купеческие. Архангельск.  Сказка!!
======
     Жил-был купец богатый, был у него большой корабль, и на этом корабле плавал он в иноземные государства и торговал с ними.
     Однажды купцу не посчастливилось в море, купец посадил корабль на мель, долго бился, но снять не мог.
     На девятую ночь в полночь на корабль из воды поднялся кодяник и говорит купцу:
     — Отдай мне то, что ты дома не знаешь, и корабль сойдёт с мели.
     Думал, подумал купец и порешил отдать. В ту же ночь корабль сошёл с мели, купец выгодно продал товар и возвратился домой.
     Вышла жена встречать купца, а с ней мальчик, которого жена родила в то время, пока купец ездил. Опечалился купец, да делать нечего.
     А мальчик-то был какой-то особенный: растёт не по дням, а по часам. На первый день после рождения пошёл играть на улицу и у бабушки затворенки окошечко разбил, на второй день зайца изловил, а на третий день дерево толстое с корнями из земли выдернул.
     Прошло несколько времени после приезда отца, однажды мальчик ушёл в лес, а в лесу прилетела птичка и говорит ему:
     — Мальчик, будет тебе играть, пора деда повидать.
     Удивился мальчик, пришёл из лесу домой и рассказал отцу. Отец догадался, что это водяник сулёное просит, и говорит мальчику:
     — Завтра пойдёшь гулять и, если птичку увидишь, то иди по той дороге, на которой стоять будешь, все дальше и дальше и все прямо, а там что с тобой будет, сам увидишь. Да смотри, сам молод, ничего не знаешь, так старых людей слушай.
     Пошёл мальчик в лес, прилетела птичка и сказала ему, что пора деда повидать, мальчик и пошёл вперёд дорогой.
     Долго мальчик шёл лесом, видит, идёт ему навстречу старик, поравнялся с мальчиком и говорит:
     — Знаю, дитятко, куда ты идёшь, плохо тебе будет, отец отсудил тебя водяному хозяину, но послушай, что я тебе скажу: на этой дороге встретятся тебе девицы, станут тебя целовать, миловать и замуж проситься, ты выбери из них самую худую, а другим красавицам и шапки не криви. А как только схватишь замарашку, то сряду же и оторви у ней косу и заверни себе на шею.
     Пошёл старик вперёд, пошёл и мальчик своей дорогой.
     Повстречались с ним девицы, все красавицы, стали его целовать, миловать, замуж за него проситься, а он им шапки не кривит. Видит, стоит одна девица, грязная, некрасивая, горбатая, урод уродом. Он её схватил, выдернул у ней косу и обернул себе на шею, замарашка вдруг превратилась в красавицу, а все другие девицы превратились в лягух.
     Красавица успела только дать мальчику перстенёк и сказать, что когда он будет в беде, то перстенёк его выручит, только следует одеть его на левый мизинец. И вдруг пред Иваном стало озеро, поднялся ветер, и его бросило в воду.
     Ходит Иван в озере и никого не видит. В одном месте набрёл на такое место, где на дне росло много травы. Попробовал Иван выбраться из травы, да не может, вот он и стал траву рвать.
     Вдруг кто-то и закричал:
     — Ага, не успел щенок ничего сделать хозяину, а уж его и обижаешь, волосы у него рвешь. Вот посмотрю, что ты работать умеешь.
     Смотрит Иван, а водяной хозяин сидит на высоком камне, а волосы от него в разные стороны расстилаются.
     Подошёл к нему Иван и говорит:
     — Что, дедушка, прикажешь, домой ли идти или службу служить?
     — Сослужи мне службу, а потом и домой пойдёшь. Построй в одну ночь корабль.
     Вдруг водяника не стало, остался Иван один и сейчас же вспомнил про перстенёк. Одел его на левый мизинец, и кто-то говорит ему:
     — Не робей, все будет к утру готово, только косы с шеи не снимай. А завтра рано приходи, налево от этого места и корабль увидишь, а кругом корабля будет кот ходить, ты возьми железный прут и кота прутом побей.
     Утром Иван прошёл немного влево и видит: стоит корабль, а у корабля кот. Подошёл Иван к коту, взял железный прут, схватил кота за уши и бьёт его железным прутом, и приговаривает:
     — Не ходи, кот, прежде хозяина корабля смотреть.
     Кот рвался, рвался и убежал. Пришёл чрез несколько времени водяник, посмотрел на корабль, похвалил Ивана и приказал опять ему работу исполнить: коня необъезженного объездить.
     Переменил Иван перстенёк на левый мизинец, и ему говорит кто-то:
     — Возьми три прута медных, садись на коня и прежде бей коня одним прутом по некому боку, сломаешь прут, другим бей по правому боку, сломаешь, бей между ушей третьим прутом.
     Взял три прута Пиан, крепко сидит на коне и бьёт прутом по левому боку. Устал конь, пал на колени, и прут у Ивана сломился.
     Отдохнул конь и опять пустился скакать, бьёт Иван коня по правому боку, упал конь на колени, поотдохнул и опять пустился. Едва держится Иван на коне и бьёт прутом между ушей.
     Долго конь носился, упал на колени и говорит Ивану:
     — Больно бьёшь, на беду я накупился, ещё от первого раза голова болит, а теперь и совсем разломило. Вижу, что мне с тобой не справиться, отправляйся домой, мне тебя больше не нужно, а завтра приходи получить награду за службу.
     Переменил Иван с пальца перстенёк на левый мизинец, а кто-то и говорит ему:
     — Завтра он тебе давать много всякого добра, а ты возьми только один камешек, пропусти его в перстень и положи в рот, а потом наотмашь ударь хозяина за подарок.
     Пришёл Иван к водянику, а он сидит, кругом всякого добра накладено.
     — Бери, ; говорит он Ивану, ; сколько хочешь.
     Видит Иван и камешек, взял его, пропустил в перстенёк, подошёл к хозяину ближе и говорит:
     — Спасибо, хозяин, за подарок, немного было работы, немного и возьму: один этот камешек, ; и со всего размаху ударил наотмашь хозяина.
     Вдруг поднялся страшный вой, плачь, запрыгали лягухи и вся гадина, всколебалась вода. И вдруг видит Иван, что стоит он на суше и с ним девица.
     Схватила девица его за руку, и пустились в путь. Шли они долго ли, коротко ли, девица и говорит Ивану:
     — Посмотри-ка, Иванушка, что впереди, что позади.
     Посмотрел Иван и говорит:
     — Впереди светлым-светло, позади тёмная туча. ; Это погоня за нами.
     Ударила девица Ивана по левой руке, превратился Иван в коровушку, а сама она превратилась в пастушка.
     Подъехал водяник на крокодиле и спрашивает у пастуха.
     — Не проходили ли тут люди?
     — Ой, ты, дедушка, ; говорит пастух, ; из людей первого тебя только и вижу.
     Выругался водяник.
     — Самого отпустил, а он ещё у меня мою Машутку украл.
     Поворотился старик и уехал.
     Марья превратила коровушку в Ивана, а сама превратилась в человека, и пустились в путь. Шли долго ли, коротко ли, Марья опять велела посмотреть, что впереди и что позади.
     — Впереди, ; говорит Иван, ; светлым-светло, а позади темным-темно. ; Это опять погоня.
     Превратила Ивана часовенкой, а сама монахиней превратилась, подъехал старик и спрашивает:
     — Не видала ли ты двух человек?
     — Не видала никого, ; говорит монахиня, ; здесь и птицы не летают, а из людей первого тебя, дедушко, вижу.
     Плюнул старик и уехал назад.
     Идут Иван да Марья дальше. Посмотрел Иван назад и опять видит тёмную тучу.
     — Это погоня за нами, ; говорит Марья, и превратила Марья свой платок в озеро, Ивана Ершом, а сама стрелой и улетела в облако.
     Подъехал старик к озеру и говорит:
     — Нет, теперь не обманешь, сама-то высоко, а он-то низко.
     Оборотился старик щукой и в озеро. Бегает за Ершом, только догонит, хочет глотнуть, а Ёрш перевернётся к щуке хвостом, расправит перья и говорит:
     — Хочешь Ерша, ешь с хвоста.
     Щука не смеет. Ловила, ловила щука Ерша и не могла изловить. Приплыла щука к берегу, выскочила на сушу и превратилась в быка.
     Стал бык воду из озерка пить, всю воду высушил. Лежит Ёрш в небольшой ямочке, а бык перевернулся в ворона и хочет клюнуть Ерша, вдруг стрела слетела с облака, ударила ворона, ворон улетел с криком и стоном.
     Превратились Иван с Марьей в людей и опять пошли и, наконец, добрались до дому.
     Иван женился на Марье, и стали жить да поживать, а потом пришёл к ним и старик.
     Иван взял его к себе, он оказался отцом Марьи, прежде был купцом и тоже отказал свою дочь водянику.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван да Марья. Рудник-то наш нынче позабыт-позаброшен.  Сказка!!
======
     Рудник-то наш нынче позабыт-позаброшен, да и посёлок вымирает: одни старики и старухи на огородах копаются, приезда родственничков из города ждут не дождутся.
     А в старые времена, дед мой сказывал, жизнь ключом била, не бедствовал народ.
     Оно и понятно: по золотишку никто на Урале с рудником Иван-да-Марьевским сравниться не мог.
     Чудное вроде бы названьице – Иван-да-Марьевский – а родилось-то оно ещё при государе батюшке Петре Великом.
     Раньше народ от бесчинств и притеснений куда бежал? Либо на Дон, к казакам-разбойникам, либо к нам на Урал.
     Селились по пять-десять семей на реках, в местах потаённых, рыбу лавливали, зверя добывали, золотишко потихоньку намывали.
     И были у одного здешнего охотника, из беглых, двое деток: Иван да Марья.
     Вот как-то в разгар лета все взрослые ушли на покос, а Иван с Марьею решили на лодочке на ту сторону речонки нашей переплыть, черникою полакомиться.
     Сели в лодку, оттолкнулись от берега, а на стремнине одно-то весло и утеряли. Понесла, понесла их река, а скоро и деревня скрылась из глаз. По вечеру вернулся с женою домой охотник, Никодимом его величали: глядь-по-глядь – дети пропали.
     Уже ближе к ночи докумекали, что одной лодки недочёт – ну и поплыли вослед. Плывут, аукают, к берегу тут и там пристают. Измаялись к утру, решили передохнуть чуток близ песчаной отмели.
     Глядь, а детки-то их спят под кустиком, ровно ангелочки. Тут, понятное дело, слезы, причитания и все такое.
     Одна закавыка: твердят в один голос Иван да Марья, будто ночью совсем рядом птицы огненнопёрые песок клевали. Что за притча?
     Никодим мужик был смекалистый и спустя несколько дней уже начал промывать песочек на отмели. И за две недели намыл фунтов пять, а к концу лета – и все двадцать.
     Другой бы умелец спрятал золотишко ненадежнее, да и жил бы поживал беззаботно, а наш-то рисковый был мужичок.
     Собрался ранней зимою в долгий путь, золотишко в три мешочка кожаных ссыпал – да и с обозом попутным добрался аж до града Петербурга. А там выждал, когда государь-батюшка на верфи пожалует к своим кораблям – и пал ему в ноги.
     — Так, мол, и так: вот золото самородное, дарю в казну государеву, а мне бы, рабу божьему, рудник бы дозволили учредить в месте потаённом, на Урале.
     Государь Пётр Великий расцеловал Никодима, велел грамоту ему охранную выдать, во дворец к себе повёз пировать.
     А когда услышал про жар-птиц, что песок на глазах у детей Никодимовых клевали, повелел назвать новоявленный рудник:
     — Иван-да-Марьевский.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Дурак и Яга Баба. Пермь.  Сказка!!
======
     Жил-был старик да старуха.
     У них был сын Иван-дурак. Вот Иван-дурак стал отпрашиваться от отца да от матери рыбу удить:
     — Где, – говорит, – рыбка клюнет, тут и стану удить!
     Старик да старуха подумали, подумали, да отпустили Ивана-дурака.
     Вот он шёл да шёл, дошёл до избушки: стоит избушка, на куричьей голяшке повёртывается.
     — Избушка, избушка, стань к лесу задом, ко мне передом!
     Избушка стала. Вот Иван-дурак зашёл в избушку, а в ней середе полу лежит Яга-баба:
     — Фу-фу-фу! Русская коска сама на двор зашла!
     Взяла, да и заперла его в голбец.
     — Я тебя завтра велю изжарить меньшой дочери.
     Вот на другой день поутру растопилась печка. Меньшая-та дочь вышла и говорит:
     — Выходи, Иван-дурак, из голбца-то.
     Вот Иван-дурак вышел, она и говорит:
     — Садись, Иван-дурак, на лопату-ту!
     Иван-дурак сел, а сам руки и ноги расшарашил. Она и говорит:
     — Встань, Иван-дурак, с лопаты-то, я тебя поучу! Вот как, – говорит, – сядь!
     Сама и села на лопату-ту. Иван-дурак бросил её в печку да заслонкой и припёр. Маленько погодя вынул её и положил на голбчик. А сам опять в голбец ушёл.
     Яга-баба вышла и стала есть. Съела да и говорит:
     — Покататься бы мне, поваляться бы мне на Ивановых-то косточках.
     А Иван-дурак сидит в голбце, да и говорит:
     — Покатайся-ка ты, поваляйся-ка ты на дочериных-ка косточках!
     — Ах ты, варнак эдакой! Завтра велю середней дочери изжарить тебя!
     Опять на другой день печка истопилась. Середняя-та дочь и говорит:
     — Выходи, Иван-дурак, из голбца-та.
     Иван-дурак вышел.
     — Садись, – говорит, – Иван-дурак на лопатку-ту!
     Иван-дурак сел, руки и ноги расшарашил.
     — Не так! – Говорит, – дай-ка я тебя поучу!
     Села на лопату-ту. Он её взял, да и бросил. Вот изжарил её, вынул из печи, положил на голбчик, а сам опять в голбец ушёл.
     Яга-баба наелась, да и говорит:
     — Покататься бы мне, поваляться бы мне на Ивановых-то косточках!
     А Иван-дурак сидит в голбце-то и говорит:
     — Покатайся-ка ты, поваляйся-ка ты на дочериных-то косточках!
     — Ах, ты, варнак эдакой! Завтра велю большой дочери изжарить тебя!
     Ну и вот, на третий день истопилась печка. Больша-та дочь вышла и говорит:
     — Вылезай, Иван-дурак, из голбца-та.
     Иван-дурак вылез. Она и говорит:
     — Садись на лопату-ту!
     Иван-дурак сел, руки и ноги расшарашил.
     — Не умеешь ты садиться-то! Дай-ка я тебя поучу!
     И села сама на лопату-ту. Иван-дурак её взял, да и бросил в печку. Изжарил и положил на голбчик, а сам опять спрятался в голбец.
     Вот пришла Яга Ягинишна, съела дочь-ту да и сама говорит:
     — Покататься бы мне, поваляться бы мне на Ивановых-то косточках!
     А Иван-дурак и говорит:
     — Покатайся-ка ты, поваляйся-ка ты на дочериных-то косточках!
     — Ах ты, варнак эдакой! Завтра я тебя сама испеку!
     Вот на другой день печку истопила, да и говорит:
     — Ну-ка, Иван-дурак, садись на лопату-ту!
     Он сел и опять так же – руки и ноги расшарашил.
     — Ой ты, Иван-дурак, не умеешь садиться-то! Дай-ка я тебя поучу!
     Села сама Яга Ягинишна, а Иван-дурак бросил её в печку. Припёр заслонку бадагом, а сам склал их-то именье на иху же лошадь да и уехал домой.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван дурак. В некотором царстве.  Сказка!!
======
     В некотором царстве, в некотором государстве жил-был старик со старухой.
     У них было три сына, третьего звали Иван-дурак.
     Первые двое женатые, а Иван-дурак холостой. Два брата занимались делом, управляли домом, пахали и сеяли, третий же ничего не делал.
     Один раз отец и снохи стали Ивана посылать на поле допахать сколько-то лех-соток пашни.
     Парень поехал, приехал на пашню, запряг лошадь, проехал с сохой раз ли, два ли, видит: счету нет комаров да мошек. Он схватил хлыстик, стегнул по боку лошадь, убил их без сметы. Ударил по-другому, убил сорок паутов, слепеней, да оводов. Посмотрел на дело рук своих и думает:
     — Ведь я на один замах убил сорок богатырей, а мелкой сошки сметы нет!
     Взял их всех положил в кучу и завалил конским калом. Сам не стал пахать, выпряг лошадь, поехал домой. Приезжает домой и говорит снохам и матери:
     — Давайте мне полог, толстую холстину, сшитую в несколько полос, и седло, а ты, батюшка, давай саблю, котора у тебя висит, на стене заржавела. Что я за мужик! У меня ничего нет.
     Те посмеялись над ним и дали на смех какой-то расколотый тюрик, толстая холстина, сшитая в несколько полос, наместо седла. Парень наш приделал к нему подпруги и надел на худую кобылёнку.
     Вместо пологу мать дала какой-то старый дубас, сарафан, крашеной в дубовом листу. Он и то взял, да взял саблю у отца, пошёл, выточил, собрался и поехал.
     Доезжает до росстаней, перекрёстка, а был ещё мало-мало грамотный, написал на столбе:
     — Приезжали бы сильные богатыри Илья Муромец и Фёдор Лыжников в такое-то государство к сильному и могучему богатырю, который на один помах убил сорок богатырей, а мелкой сошки сметы нет, и всех их камнем привалил.
     Точно, после его приезжает богатырь Илья Муромец, видит на столбе надпись:
     — Ба, ; говорит, ; проехал сильный, могучий богатырь: ослушаться не годно.
     Поехал, догонят Ванюху. Далеко не доехал, снял шапку и кланятся:
     — Здравствуй, сильный, могучий богатырь!
     А Ванюха не ломает шапки, говорит:
     — Здорово, Илюха! ; Поехали вместе.
     Не чрез долго времени к тому же столбу приехал Фёдор Лыжников, видит, на столбе написано, ослушаться не годно:
     — Илья Муромец проехал!
     И он поехал туда же. Так же далеко не доехал до Ванюхи, снимает шапку, говорит:
     — Здравствуй, сильный, могучий богатырь!
     А Ванюха шапки не ломает.
     — Здорово, ; говорит, ; Федюнька!
     Поехали вместе все трое. Приезжают в одно государство, остановились на царских лугах.
     Богатыри поставили себе шатры, а Ванюха распялил дубас. Коней два богатыря спутали шёлковыми путами, а Ванюха сорвал прут с дерева, свил его и спутал свою кобылу.
     Вот и живут.
     Царь из своего терему увидел, что его любимые луга травят какие-то люди, тотчас отряжает ближнего своего спросить, что за люди?
     Тот приехал на луга, подошёл к Илье Муромцу, спрашивает, что они за люди и как смели без спросу топтать царские луга? Илья Муромец отвечал:
     — Не наше дело! Спрашивай вон старшого, сильного, могучего богатыря.
     Посол подошёл к Ванюхе. Тот закричал на него, не дал слова молвить:
     — Убирайся, докуля жив, и скажи царю, что на его луга приехал сильный, могучий богатырь, который на один помах убил сорок богатырей, а мелкой сошки сметы нет, и камнем привалил, да Илья Муромец и Фёдор Лыжников с ним, и требует у царя дочь замуж.
     Тот пересказал это царю. Царь хватил по записям:
     — Илья Муромец и Фёдор Лыжников есть, а третьего, который убивает на один помах по сороку богатырей, нет в записях.
     Ну что же, Царь тогда приказал собрать рать, захватить трёх богатырей и привести к нему.
     Ванюха увидел, как стала подходить ближе рать. Он крикнул:
     — Илюха! Ступай прогони их, что за люди?
     Сам лежит, растянулся да поглядывает, как сыч.
     Илья Муромец на те слова соскочил на коня, погнал, не столько руками бил, сколько конём топтал. Всех прибил, оставил только одних язычников, вестников царских.
     Царь услышал эту беду, того больше собрал силы и послал поймать богатырей.
     Иван-дурак крикнул:
     — Федюнька! Поди-ка прогони эту сволочь!
     Тот соскочил на коня, всех прибил, оставил одних язычников.
     Чего делать царю? Дело худо, силу побили богатыри. Царь призадумался и вспомнил, что у него в царстве живёт сильный богатырь Добрыня. Он посылает к нему письмо, просит приехать победить трёх богатырей.
     Добрыня приехал. Царь на третьем балконе встретил его, а Добрыня навершный, верховой, подъехал к балкону вровень с царём:
     — Вот какой был!
     Поздоровался, поговорили. Он и поехал на царские луга. Илья Муромец и Фёдор Лыжников увидели, что к ним едет Добрыня, испугались, соскочили на своих лошадей да ступай-ка оттуда прибегли, пешком прямо.
     А Ванюха не успел. Пока имал свою кобылёнку, Добрыня и подъехал к нему, да и смеётся, что это за сильный, могучий богатырь? Маленький, худенький! Согнулся головой к самому Ванюхе, смотрит на него, да и любуется.
     Ванюха да как-то не обробел, выхватил свою саблёшку, да и ссек ему голову, пока тот его рассматривал.
     Царь это увидел, перепугался:
     — Ох, ; говорит, ; богатырь убил Добрыню. Беда теперя! Ступайте скорее, зовите богатыря во дворец.
     За Ванюхой приехал такой почёт, что батюшки упаси! Кареты самолучши, люди все изжалованы.
     Посадили и привёзли к царю. Царь его угостил и отдал дочь. Обвенчались они, и теперя живут, хлеб жуют.
     Я тут был, мёд пил. По усам текло, в рот не попало.
     Дали мне колпак, да почали толкать. Дали мне кафтан, я иду домой, а синичка летат и говорит:
     — Синь да хорош!
     — Я думал:
     — Скинь да положь!
     — Взял скинул, да и положил.
     Это не Сказка, а при Сказка, Сказка впереди!
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Дурак. Жил-был мужичок. Новелла. Матершина. Пермь.  Сказка!!
======
     Жил-был мужичок.
     У мужичка была дочка, да сын Иван-дурак.
     И он, этот мужичок, отдавал замуж свою дочь. Сваты с разных сторон приезжали. Как-то пошла дочка на речку за водой. Пошла и нет её долго.
     Мужик смотрит, что долго дочки нет, посылает за ней Ивана-дурака.
     — Что она долго нейдёт?
     Иван-дурак заходит к сестре, она сидит на плотике у бережка и плачет.
     — Отчего ты, сестра, плачешь? – Спрашивает брат её.
     — Как мне не плакать?! Принесу я сына Ивана, пойдёт по бережку с той стороны речки к дедушке, поскользнётся, упадёт и утоне-е-е-т!
     Сказал Иван-дурак:
     — Вот какие есть дураки! Меня считают дураком, а она ещё хуже меня? Пойду я по селенью: если дурнее найду, то значит и я не дурак!
     Идёт он по деревне и смотрит, как мужик садит корову на баню.
     — Что ты, мужик, делаешь?
     — Вот корм пропадает даром. Хочу корове вытравить, засадить корову на баню, путь поест.
     — Что ты дашь мне мужик, ; говорит Иван, ; я вытравлю корове траву эту.
     Мужик говорит:
     — Я тебе три рубли дам, только вытрави корм!
     Иван-дурак приказал литовку принести, выкосил, помаленьку бросал корове, корова съедала корм. Стравил этот корм, получил три рубли денег, отправился опять селеньем.
     Идёт он селеньем дальше, смотрит, а богатый мужик подвесил дышло и хомут и загоняет лошадь в дышло.
     Иван-дурак приходит, спрашивает:
     — Что вы делаете?
     — Да вот нужно лошадь нам загнать в дышло, запряглась чтобы лошадь.
     Иван-дурак говорит:
     — Что заплатите – я запрягу?
     — Сто рублей.
     Он узду на неё надел, надел хомут и запряг в дышло. Получил сто рублей, отправился в город.
     Идёт городом, заходит в царской во дворец. Забился в ясли и лежит там. Приходит конюх, приходит к нему стряпка, и конюх сдумал с ней блуд творить.
     Иван-дурак ему кричит:
     — Конюх, неладно делаешь: оттого кони портятся!
     Кучер соскочил, везде поискал, нигде не мог найти никого. Во второй раз Иван-дурак пуще скричал. Услыхал он его голос, начал его в яслях искать. Нашёл и приводит его к царю:
     — Вот я вора поймал: забрался он к нам в ясли, хочет, видно, жеребца украсть царского.
     Царь его спросил:
     — К чему ты, молодец, сегодня в ясли забрался?
     — Ваше Царское Величество, я хвастать не люблю, а я правильно говорить хочу с тобой. Поглядеть захотелось мне, как ваши конюхи ходят за конями. А ваш конюх приходит, и стряпка за ним тут пришла к нему. Оттого, Ваше Царское Величество, жеребцы портятся. Я ему и скричал, чтоб не делал этого.
     Царю сделалось любопытно.
     — Вот так это будет верный слуга! ; Наймись ко мне, Иван-дурак, табун пасти конный.
     Тогда царь ему препоручил своего жеребца Любимца. Выпустил Иван маток, сам сел на коня и поехал в поле с табуном.
     Приезжает в поле, а тут как раз из инных земель король к царю на совет приехал. Поговорили, посоветовались. Потом в конце разговору выхвастался царь про своего верного конюха:
     — Есть у меня в поле такой пастух, что ни за какие тысячи не продаст без моего веленья моего жеребца Любимца!
     Король на то сказал:
     — Я у него поеду и скуплю жеребца!
     Царь отвечает:
     — Если ты скупишь жеребца, я тебе даю три тысячи денег и жеребец будет твой.
     Приезжает король домой, ходит день и два, и три, всё тужит об этом деле. Тут старшая дочь королевская и спрашивает короля:
     — Об чём же ты, тятенька, тужишь так?
     Отвечал король:
     — Был я на совете у русского государя. Был у нас уговор такой, что, если я Любимца жеребца уторгую у пастуха в поле, так получаю три тысячи рублей.
     Дочь отцу сказала:
     — Дай мне сто рублей денег, хорошую узду, я поеду и скуплю у него.
     Она приезжает в поле, в табун к нему, к Ивану, и говорит:
     — Здравствуешь, господин пастух!
     Пастух малахай снимал, с ней здоровался.
     — Что тебе нужно, королевична? – Сказал Иван.
     — Продай ты мне царского жеребца Любимца!
     На то он ей говорит:
     — Сотвори со мной блуд, дай сто рублей денег. Привяжу я к тебе жеребца к задку повозки. Как я свистну, жеребец в свою сторону потянет, если удержишь его, будет твой, а не удержишь, будет мой. Только во второй раз чтобы не ворочаться и не повторять!
     Согласилась королевична. Соверешили они любовь, отдала он ещё сто рублёв. Пошёл Иван в табун, поймал жеребца, привязал к задку, к повозке. Она и повела. Потом она отъехала.
     — Али она уведёт? – Сказал Иван.
     Свистнул Иван, жеребец взыграл, канат оторвал. Она приезжает домой к королю без жеребца. Говорит:
     — Тятенька, скупила я жеребца. С тем уговор был, что, если оторвётся от телеги, второй раз не ловить. Плох дали канат!
     На другой день середняя дочь и говорит отцу:
     — Дай, тятенька, мне сто рублей денег, узду покрепче. Я поеду, сторгую у него.
     Приезжает королевна в царские луга, подходит к табуну, с пастухом Иваном здоровается.
     — Здравствуешь, барыня, что вам угодно? – Отвечает Иван.
     — Не продашь ли ты мне царского жеребца Любимца?
     — Дай мне сто рублей денег, блуд сотвори со мной. Потом я привяжу жеребца к телеге с одной стороны, а потянешь с другой. Как я свистну, если удержишь телегу, жеребец твой, а не удержишь, мой. Только во второй раз я не повторяем!
     Согласилась она. Дала она ему сто рублей, сделали они любовь. Пошёл Иван в табун, жеребца поймал, привязал его к повозке с одной стороны, королевну с другой. Отвела она телегу очень далеко. Только когда он свистнул, жеребец взыграл, и повод лопнул. Жеребец убежал опять в табун.
     Приезжает она домой без жеребца. Сказывает родителю:
     — Жеребца я купила, да был уговор: второй раз не ловить жеребца. На что такой гнилой повод привязали к узде?
     На третий день король пуще того затужил об этом деле. Тут малая его дочь говорит:
     — Не тужи, тятенька! Я поеду, жеребца сторгую и знаю, что приведу его домой. Дай мне сто рублей денег.
     Дал ей сто рублей и канат крепкий. Поехала она в царские луга. Приезжает в табун, поздоровалась с пастухом. Пастух говорит:
     — Что тебе нужно королевна?
     — Продай мне царского Любимца жеребца, господин пастух!
     — Если дашь мне сто рублей денег и блуд сотворишь со мной, то жеребца продам. Только жеребца я привяжу к телеге с одной стороны, а тебя к другой стороне телеги, потом свистну, если удержишь, твой, а не удержишь, мой. Только во второй раз я не буду ловить жеребца!
     Согласилась младшая королевна, дала сто рублей, сделала любовь с иваном. Пошёл Иван в табун, жеребца привёл и привязал к повозке, с другой стороны впряглась королевна. Отвела она немного, да только как свистнул Иван, жеребец взыграл, повод оборвал опять у этой дочки.
     Воротилась эта дочка в табун, со слезами стала пастуха упрашивать. Пастух её пожалел. Во второй раз привязал ей жеребца, и она увела этого жеребца.
     Иван-дурак сел на лужок и задумался.
     — Теперь непременно царь мне за этого жеребца голову сказнит. А подумать мне не с кем. А поговорю-ка я со своим малахаем: что мне малахай посоветует?
     Поставил палку, малахай повесил на палку, а сам сел на коня. Разъехались на коне, подогнал он к своему малахаю и сказал:
     — Тпру! Здравствуешь, господин хозяин!
     А сам за хозяина отвечает:
     — Здорово, господин пастух! Здорова ли у тебя, господин пастух, скотинушка?
     А я скажу, что:
     — Не шибко: жеребец Любимец в болоте утонул.
     А он мне на это скажет:
     — Дурак! Ты должон ему ухо отрезать, привезти и показать, что утонул, а не скраден или выкуплен, кто же без уха коня красть станет или выкупать!
     Тут Иван раздумался, дело не вышло, говорит сам с собой:
     — Ах, каналья какая, неладно я выдумал! Ещё раз нужно подумать.
     Во второй раз разъехались. Подгоняет к малахаю:
     — Тпру! Здорово ли, хозяин?
     — Здравствуй, здравствуй, господин пастух! Здорова ли у тебя скотинушка?
     — Не шибко, Ваше Царское Величество! Любимца жеребца королевской дочери продал, сто рублей получил.
     — Ха-ха-ха! – Хозяин сказал, ; Какими неправдами продал жеребца?
     — Так и скажу, как дело-то было, за сто рублёв да за любовь!
     — Хорошо, – говорит пастух, – я теперь выдумал!
     Оставил свой табун в лугах, а сам пригоняет к царю. Тут как раз прибыл к нему король за деньгами: Жеребца, мол, скупил, отдай мне три тысячи денег!
     Как раз и Иван приезжает к этому разбору. Подъезжает к поратному крыльцу и говорит:
     — Тпру! Здорово ли живёшь, господин хозяин?
     — Здравствуешь, господин пастух! Здорова ли скотинушка?
     — Не шибко, Ваше Царское Величество! Продал королевской дочери твоего Любимца жеребца: сто рублей получил и с ней любовь сотворил.
     — Ха-ха-ха! – Засмеялся царь. – Так вот какими неправдами ты скупил у моего пастуха коня! Послушай король, отдай ты мне три тысячи рублей денег! Да ещё и отдай ты мне моего Любимца жеребца, приведи его в табун: неправдами ты его скупил! А пастух у меня все-таки сказал верно, не потаил это!
     Царь пастуха наградил деньгами и сказал:
     — Верный ты у меня слуга! Служи во дворце, а табун пасти я другого заставлю.
     А у царя была хорошая свинка, хороших родов. Иван-дурак за этой свиньёй всё ухаживал, кормил её все кажновременно.
     Выходит как-то царь во дворец. Иван взял, свинку эту пнул, она рюхнула что-то такое, вроде как на слово похожее.
     Царь и говорит:
     — Иван-дурак, али она у тебя разговор понимает?
     — Как же! – Говорит Иван-дурак, – мой родитель дочку выдаёт замуж, свадьба строится, так свинка ваша велит попроситься у тебя на свадьбу.
     Царь приказал:
     — Запряги Иван карету, съезди!
     Запряг Иван карету, а свинку царскую под бок ногой пнул. Она снова рюхнула что-то. Царь спрашивает:
     — Что она с тобой говорит, Иван?
     — Да велит в карету подушек попросить хороших. Нет ли подушек? Вдруг у сестры сидеть будет не на чем.
     Царь тогда приказал подушки выдать. После этого свинку царскую Иван опять ногой пнул, та снова рюхнула что-то. Царь спрашивает:
     — Это что, она опять с тобой разговаривает?
     — Попроси, говорит ваша свинка, и меня, Ивана, в гости на свадьбу! – Отвечает плут Иван.
     Царь велел посадить и свинку с Иваном в карету. Посадил Иван свинку с собой, сел в карету, распростился с царём, поехал домой на свадьбу сестрину.
     Приехал, привозит денег, приказал заколоть свинку, говорит:
     — Вот вам и мяса будет!
     Тогда пир хорошие был у них, денег довольно много Иван привёз.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Жених. Лесная Девка. Миф.  Сказка!!
=====
     Был морозный вечер.
     Ехал обоз извозчиков по дороге, пролегавшей дремучим бором. Вдруг налево сквозь мохнатые ели мелькнул огонёк. Извозчики начинают всматриваться и видят огромный дом, освещённый множеством огней.
     — Диво дивное, – рассуждают они, – в прошлом году проезжали, ничего не было. А нынче какой дом выстроен. Кто-то живёт в этом тереме?
     — Мой тесть живёт, – подшутил Иван, один из молодых парней.
     — Угадал, – послышался из лесу незнакомый голос. ; Поезжай ко мне, у меня есть для тебя невеста.
     Волей-неволей парень должен был заехать. Его приняли почётно: слуги убрали ею лошадь на двор, а самого его привели в комнату хозяина.
     Хозяин – седой старик, одетый в белый бархатный кафтан, усыпанный блестящими бисеринками, – сидел на стуле. Пригласил Ивана к столу, за которым угостил его всевозможными кушаньями и заморскими винами.
     В половине пира тихо отворилась дверь, и в ней показалась молодая красавица.
     — Ну, Иван, – сказал хозяин, – недельки через три приезжай за невестой. Из твоей родни с тобой никто не поедет, но ты не беспокойся об этом – набери побольше кабацкой голи и кати с ней сюда.
     Так все и случилось. Как только подъехали к дому хозяина, слуги встретили их, повёли в покои и одели в роскошные платья. Попировали на славу.
     Все были одарены богатыми подарками, взяли невесту с богатым приданым и весело поехали венчаться.
     Перед отъездом хозяин наказывал жениху:
     — Смотри, Иван, как вернёшься из церкви в свою избу и начнёшь пировать – оставь наружную дверь полуотворенной.
     Так и сделал жених. Во время пира никто с невесты глаз не сводит:
     — Такую красавицу нашёл Иван где-то.
     Особенно пристально вглядывается в неё попадья и через несколько времени говорит:
     — Батька, ведь невеста-то – наша Саша.
     — Угадала: точно ваша! – Ответил из сеней незнакомый голос, и вслед затем раздалось хлопание в ладоши и бешеный хохот.
     Теперь всем стало понятно, кто был названный тесть Ивана. Дело в том, что у попа потерялась дочка: пошла как-то в лес, заблудилась и сгинула.
     Сколько лет не было о ней ни слуху, ни духу, да вот нашлась, и не одна, а с женихом!
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Запечин. Архангельск.  Сказка!!
======
     Жил-был старик, у него было три сына, старшого звали Васильем, среднего Петром, а третьего Иванушкой Запечиным.
     Первые занимались пашнею и были щеголеваты и тороваты, а третий был так себе, простак, и любил в лес ходить, по-грибы, а дома все больше на печи сидел.
     Отец их дожил до глубокой старости, стал умирать и наказывает своим детям:
     — Когда я помру, вы ходите ко мне на могилу по три ночи, поочередно, и приносите с собою хлеба.
     Дети обещались. Отец умер, и пришла очередь старшему сыну идти к отцу на могилу, а он боится и говорит младшему брату:
     — Ваня, замени ты меня эту ночь, сходи вместо меня к отцу на могилу, я тебе за это пряник куплю и новую плетеньку сплету по грибы ходить.
     Ваня согласился. Пришла первая ночь, и пошёл Ваня к отцу на могилу.
     Когда наступила полночь, отец выходит из могилы и говорит:
     — Фуфоньки, фуфоньки! Есть ли тут старший мой сын, и скажи, что делается на Руси — Собаки ли лают, волки ли воют, или моё чадо ревёт?
     Отвечает Ваня:
     — Есть сын твой, и на Руси все спокойно.
     Тогда отец наелся и лёг в могилу, а Ваня отправился домой, с попутья грибов набрал. Пришёл домой, старший брат и спрашивает:
     — Что, Ваня, видел отца? Ел он?
     — Видел, ; отвечает Ваня, ; отец досыта наелся.
     Приходит другая ночь, и надобно идти среднему брату, но и тот тоже боится и говорит Ивашке:
     — Ваня, сходи за меня к отцу на могилу, замени меня, я тебе лапти сплету.
     Ваня говорит:
     — Ладно.
     Приходит ночь, пошёл Ивашко к отцу на могилу. В полночь отец идёт и говорит:
     — Фуфоньки, фуфоньки! Есть ли мой средний сын Петрунька? Скажи, что на Руси делается — Собаки ли лают, волки ли воют, или чадо моё ревёт?
     Ваня отвечает:
     — Есть, на Руси все спокойно!
     Отец опять наелся и лёг в могилу, а Ивашка пошёл домой, а с попутья набрал грибов.
     Пришёл домой, средний брат и спрашивает:
     — Видел отца?
     Отвечал Ваня:
     — Видел.
     На третью ночь очередь идти самому Ивашку. Он и говорит братьям:
     — Братцы! Вы обещались меня заменить, ступайте эту ночь вы к отцу, а я отдохну.
     Братья отвечают:
     — Тебе стало там знакомо, поди с Богом.
     Иван и пошёл. Пришёл к могиле и сидит. В полночь выходит отец из могилы.
     — Фуфоньки, фуфоньки! Есть ли тут младший мой сын Иван? Скажи, что делается на Руси — Собаки ли лают, волки ли воют, или чадо моё ревёт?
     Ивашко отвечает:
     — Есть, на Руси все спокойно.
     Отец поел и говорит Ивану:
     — Ну, сын, если ты один исполнил мой наказ, то твоё и счастье. Вот тебе узда, поди ты в чистое поле, кликни богатырским голосом, сосвищи соловьиным посвистом и скажи: Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой. И когда конь к тебе прибежит, зайди ты в право ухо и умоешься, а в лево — Снарядишься.
     Ивашко взял узду и пошёл в чисто поле. Крикнул он богатырским голосом, свиснул соловьиным посвистом:
     — Сивка-бурка, вещий каурка, стань предо мной, как лист перед травой.
     Конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, а из ушей дым столбом валит. Прибежал, стал, как вкопаный.
     Тогда Ивашка в право ухо вошёл, умылся, а в лево зашёл, срядился и стал куда какой молодец. Сел на коня, проехался, потом снял узду и отпустил коня в чисто поле гулять, а сам опять наломал грибов, пошёл домой и залез на печь.
     Братья спрашивают его:
     — Что, Ивашка, видел отца? Ел он?
     Ивашко отвечал:
     — Видел, наелся и ушёл в могилу.
     В то время от царя дано было повеление по всей стране, чтобы все люди молодые-холостые приезжали бы в столицу. У царя есть единственная дочь, и желает она иметь мужа такого, который бы хорошо ездил на лошадях.
     Дошло это повеление до братьев. Старший и средний стали сряжаться, а младший Ивашко и говорит братьям:
     — Примите и меня с собой.
     Они говорят:
     — Куда тебе, запечину, ехать, сиди на печи и ешь грибы.
     Братья срядили своих коней и поехали, а Ивашко сошёл с печи и говорит невесткам:
     — Дайте-ко мне корзину, я пойду по грибы.
     Вышел Иван в чисто поле, крикнул богатырским голосом, свистнул соловьиным посвистом:
     — Сивка-бурка, вещий каурка, стань предо мной, как лист перед травой!
     Конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, а из ушей дым столбом валит.
     Иван погладил коня, в право ухо зашёл — Умылся, а в лево вошёл — Срядился и стал красавцем. Сел на коня, в руки взял шёлковую плётку и помахивает.
     Приехал к царскому двору Ивашка, увидел и братьев своих, сидевших на своих добрых конях. Они его не узнали.
     Вышел царь к народу и говорит:
     — У меня есть единственная дочь, которая в третьем этаже, и кто из вас, молодцы, выскочит на своём коне до её окошка и соймёт с правой руки перстень, будет её женихом.
     Тогда начали скакать, но все не могут. Какой выскочит до первого этажа, а самые выходные до второго.
     Вдруг едет всадник-молодец, размахивает шёлковой плёткой, и все дают ему дорогу. Выскочил чуть не до самого окошка и сейчас же прочь поехал. Увидал на дороге братьев, они ему поклонились, а он их вместо ответа плёткой.
     Тут закричали:
     — Держи, держи его!
     Но его уже и след простыл. Не доехал до дому, отпустил своего коня, а сам набрал поганок и пошёл домой. Пришёл домой, подал грибы невесткам, а сам уполз на печь.
     Приезжают и братья и рассказывают, как были у царя и какая красавица у него дочь, а они непременно и завтра поедут. Что был один молодец лучше и удалее всех, и немного не доскочил до окна царевны, и поехал так прытко, что и удержать его никто не мог, а только мы успели раза два-три стегнуть его плетью.
     Ивашка и говорит:
     — Не я ли, братцы, был?
     — Где тебе сопляку, запечину!
     На другой день братья опять сбираются ехать к царю, Ивашко опять с ними просится, но они говорят:
     — Сиди на печи и ешь грибы.
     Срядились братья и поехали. А Иван сполз с печи, берёт корзинку и идёт в лес. Вышел в чисто поле и крикнул богатырским голосом, свистнул соловьиным посвистом:
     — Сивка-бурка, вещий каурка, и проч.
     Конь прибежал, Ивашка влез в право ухо — Умылся, а в лево вышел — Снарядился и стал прекрасный молодец, сел и поехал.
     Приехал Иван-молодец к царскому терему, увидел и своих братьев. Царевна сидит у окошка.
     Начали скакать. Какие тут выскочили до первого этажа, какие до второго. После всех вдруг летит молодец, посвистывает, и все ему дали дорогу, и выскочил до самого окна, где сидела царевна, и только что не успел снять колечка с руки царевны, и сейчас же и поехал.
     Тут закричали:
     — Держи, держите его.
     Но у его и след простыл. На перепутьи не забыл он братьям дать по стеже на спину плёткой.
     Не доехавши до дому, опустил своего добра коня в чисто поле гулять, а сам набрал грибов и поганок, пришёл домой и забрался на печь.
     Приезжают и братья и рассказывают, как они скакали, и как один молодец выскочил до самого окна царевны, и только не успел снять колечка с руки. А Ивашка и говорит:
     — Не я ли, братцы?
     — Где тебе запечину тут!
     На третий день братья опять сряжаются ехать, и Ивашко с ними просится.
     — Куда ты к чёрту поедешь! Сиди на печи и ешь свои грибы.
     Братья уехали, а Ивашко опять берёт корзину и пошёл в лес. Вышел в чистое поле, крикнул богатырским голосом, а свистнул соловьиным посвистом:
     — Сивка-бурка, вещий каурка! И проч.
     Конь прибежал, Ивашко в право ухо зашёл, умылся, в лево ухо снарядился и стал на этот раз ещё красивее прежнего, и поехал за братьями.
     Царевна давно уже дожидалась доброго молодца. Увидала Ивана и сейчас же опознала.
     Все перескакали, и ни один не мог выскочить даже и до окна. Выехал Иван молодец на своём коне и выскочил до самого окна, царевна ударила его кольцом своим в лоб и сделала печать, а он её поцеловал, снял с руки перстень и поскакал обратно.
     Тут все закричали:
     — Держите, держите его!
     Но его и след простыл. Подвернулись ему братья, а он их не забыл поподчивать плёткой.
     Не доехавши до дому, опустил своего доброго коня в чисто поле гулять, а лоб завязал, завязал и перстень на руке, потому он как жар горел. С попутья набрал на дороге поганок, пришёл домой и улез на печь.
     Братья приезжают домой и жалятся друг другу, что спины их болят от плётки. Ивашко стал спрашивать их, каково они ездили и что видели. Братья сердито отвечали:
     — Что тебе за дело.
     Увидели — У Ивана лоб и рука завязаны и спрашивают:
     — Для чего, запечин, завязался?
     — Ходил по грибы да сучьем оцарапал.
     Лежал Иван на печи вечером и захотелось ему посмотреть на свой перстень, развязал он руку, и осветило всю комнату, братья испугались и закричали:
     — Что ты дурак делаешь?
     От царя были посланы гонцы по всему государству отыскивать человека, который поцеловал царевну и получил в лоб звезду, а на руку перстень. Доехали и до того места, где три брата жили.
     Смекнул наш Ивашко, в чем дело, и ушёл скорее в лес. Возвратился с грибами, улез опять на печь.
     Пришёл вечер, Ивашке опять захотелось посмотреть на свой перстень. Развязал он руку, вдруг изба как будто загорела. Братья испугались и закричали:
     — Что ты там, дурак, делаешь?
     Ивашко и сам испугался, и стал перстень снимать. Братья увидели и стали спрашивать:
     — Где взял? Продай перстень нам.
     Ивашко отвечал:
     — У меня не продажный, а заветный.
     Братья спрашивают:
     — Какой завет?
     — А дайте по ремню из спины вырезать.
     Они согласились. Вырезал Ивашко и положил в карман.
     Вышло опять от царя повеление, чтобы нашли ему сорокопегую кобылу с сорока жеребцами. Братья Ивановы стали сряжаться, стал проситься и Ивашко.
     Братья ему не отказали и дали хромую кобылу. Поехал Ивашко на этой кобылице в чисто поле, сдёрнул с неё кожу, мясо отдал сорокам и воронам на съедение, а кожу повесил на огород.
     Затем крикнул своего коня и поехал вперёд. Ездил, ездил весь день, а никакой кобылы не видал, так и пришёл домой.
     На другой день братья опять стали сряжаться, стал и Ивашко с ними проситься. Братья сказали:
     — На чём ты поедешь? Разве на корове?
     Братья уехали, Ивашко долго не думал, сел на корову и поехал. Схватились бабы доить корову, коровы нет.
     А Ивашко выехал в поле, кожу с коровы сдернул и повесил на огород, а мясо бросил сорокам да воронам на съедение. Потом крикнул опять своим богатырским голосом своему доброму коню, и конь предстал пред ним, как лист перед травой. Ивашко сделался молодцом и поехал. Ездил, ездил и кобылу видел: она ела мясо его коровы, но поймать не мог.
     Приехал опять в поле, коня отпустил, а сам пешком пошёл домой. И братья приехали.
     На третий день опять братья собираются в путь искать сорокопегую кобылу. Стал проситься и Ивашко. Братья заругали, выбили его и уехали. Ивашко не остался.
     Ехать не на ком — Ни лошади, ни коровы. Были у них овца да собака, он тех запряг и поехал. Выехал в поле, кожу с них сдёрнул и повесил на огород, а мясо раскидал. Сам крикнул своего доброго коня и поехал искать кобылицу.
     Долго он ездил, не мог найти. Наконец, увидел, а ест она говядину. Наехал, схватил и привёл домой.
     Братья спрашивают его:
     — Где ты, запечин, взял?
     — Да это наша кобыла, с которой я кожу-то содрал, у ней кожа выросла другая, пегая, а жеребёнки из кусков говядины, которую я раскидал.
     Братья и говорят Ивашку:
     — Продай нам эту кобылицу с жеребятами.
     Ивашко отвечает:
     — У меня не продажна, а заветна.
     — А велик ли и завет?
     — А отрежьте мне по мизинному пальцу.
     Они согласились, отрезали. Пальцы он взял и положил в карман.
     На четвёртый день сделал царь пир, и отдан был приказ, чтобы все были на пиру: старые, малые, холостые и женатые.
     Братья Ивашковы собираются к царю на пир с великою радостью и надеждою на большую награду. Стал и Ивашко с ними проситься, они его не взяли. Ивашко пошёл за ними, пришёл к царю и сел позади всех.
     Царь смотрит на сорокопегую кобылу с сорока жеребятами и хвалит Ивашковых братьев.
     Когда накрыли столы, царь сам стал угощать, но, обойдя всех, не мог опознать того человека, который удалее всех был.
     Тогда царевна сама пошла обносить всех мёдом. Всех обошла, а кого надо, не нашла. И говорит:
     — Где те удалые молодцы, которые привели сорокопегую кобылицу?
     Братья Ивашковы стали, она подошла к ним и усмотрела у них завязанные руки, и спросила:
     — Для чего у вас руки завязаны?
     Они отвечают:
     — Когда имали кобылицу, она откусила у нас по пальцу.
     Царевна взяла у одного из братьев руку, опознала свой перстень и говорит:
     — А это где ты взял?
     — С руки вашей, ; отвечает старший брат.
     Царевна посмотрела ему в лоб, а звезды на лбу нет. Она и говорит:
     — Перстень мой, а знака моего на лбу нет. Это обман.
     И приказала заключить братьев в тюрьму. Тут царевна заметила Ивашку, он сидел позади всех, подходит к нему и подаёт ему чашу мёда, а сердце у самой так и ощипнуло. Взглянула на него, а Ивашко весь в саже.
     Царевна его стала спрашивать:
     — Чей ты? Откуда? Для чего лоб завязал?
     — Ушибся, ; отвечал Ивашко.
     Царевна лоб развязала, свет всех обнял, она и вскричала:
     — Вот где мой суженой!
     Царь подходит и говорит:
     — Какой тут суженой!
     Ивашко говорит:
     — Позволь мне, государь, умыться.
     Царь дозволил. Ивашко вышел, крикнул богатырским голосом и свистнул соловьиным посвистом:
     — Сивка-бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!
     Конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, а из ушей дым столбом валит. Прибежал и стал.
     Тогда Ивашка в право ухо зашёл — Умылся, а в лево — Снарядился и стал молодец прекрасный. Сел он на добра коня и поехал к столу, где его дожидаются. Царевна коня обознала, да и на лбу звезда сияет.
     Добрый молодец подъехал, царь подходит, берёт за руку Ивана Еруслановича, так назвал его царь, подводит к царевне и говорит:
     — Вот твой суженой!
     Царевна отвечает:
     — Это-то хорошо. Но, добрый молодец, Иван Ерусланович! Где же у тебя перстень мой?
     Иван Ерусланович отвечает:
     — Приведите моих братьев, тогда всё узнаете.
     Братьев привели, они Ивана не опознали. Он стал спрашивать:
     — Где вы взяли перстень?
     Старший отвечает:
     — С руки царевны.
     — А для чего у вас руки завязаны?
     Они отвечали:
     — Когда имали мы сорокопегую кобылу, то она откусила нам по пальцу.
     Иван говорит:
     — У вас есть брат глупой, вы у его-то всё это и отобрали.
     Руки братьям развязали, Иван вынял пальцы из кармана и подал братьям.
     — Вот ваши пальцы.
     Потом подал и ремни. Тогда царь гневно на них закричал:
     — Головы с плеч вам, дуракам!
     Но Иван Ерусланович просил царя простить их. Царь простил. А затем стали свадебку играть.
     Я там был, пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван злосчастный, мужик бессчастный. Архангельск.  Сказка!!
======
     Был-жил Иван злосчастный, мужик бессчастный, денег класть не во что, мешок купить не на что. Которое что заслужит, дак потеряет, или украдут, а что не заслужит и получить нечего.
     Пошёл он на своё бесчестье суда царского просить. Царь на то сказал:
     — Как сам нечего не можешь заслужить, дак как я-то могу тут суда дать?
     А у царя была дочка. На то она сказала:
     — Батюшко! Как экому мужику не могли суда дать? Женское это дело, я и то бы рассудила.
     Царь на то сказал:
     — Как же ты его рассудишь?
     Царская дочь и говорит:
     — Пускай женится, может жену счастливую возьмёт, а если жена счастливая попадёт, будут дети счастливы, будут жить хорошо.
     Царь рассердился, что поперёд царского слова дочка идёт, да за бессчастного дочь свою и отдал, и указы везде разослал, чтобы их на фатёру свою никто ночевать не спускал.
     Иван злосчастный с царской дочерью идут по городу, пришли к избёнке косой, он и говорит:
     — Не печалься, царевна, хоть и худенький домок, всё расно свой уголок.
     Пришли, стоит избушка, нету окон, в другом месте простенков нет, а печки и подавно тут не бывало.
     Царевна своими платками и нагрудниками призавесила, призатыкала дырьё, и нажигом стали согреваться около огня.
     В тую ночь царевна вышила ширинку, платок по-нашему, и послала Ивана продавать:
     — Ты одному лавочнику не продавай, другому не отдавай, а третьему как раз и продай.
     Побежал Иван с ширинкой. Один лавочник девает сто рублей, другой двести, третьей триста. За триста продал. Взял для своей фатеры что ему требуется, побежал.
     Прибежал на росстани, да выскочил тут Ярышко, лоб залущил, глаза вытаращил. Наступает на Ивана:
     — Отдай, Иван, деньги, добром отдашь, дак слово скажу, добром не отдашь, дак лихом возьму, ничего не скажу.
     Иван шевелился, копался, да что тут делать, не его сила. Деньги отдал. Ярышко тогда слово и сказал:
     — Без судьбы Божьей не один волос с головы твоей не гинет.
     Иван прибежал к своей хозяйке, сказал про своё похожденье. Хозяйка на то сказала:
     — Видно ты и есть безчасный, я несчаслива, обои, однако мы и сошлись с тобою.
     Другую ночь ночевали — Опять жена ему ширинку-платочек вышила. Послала продавать и сказала:
     — Ты одному подавай, другому не отдавай, третьему отдай.
     Побежал Иван с ширинкой. Один даёт сто, другой двести, третей триста. Отдал за триста рублей.
     На росстанях опять Ярышко его стретил, лоб залущил глаза вытаращил.
     — Отдай, мужик, деньги. – Грозит ему.
     Так же, как и в первый раз. Мужик шевелился, копался, деньги отдал, Ярышко слово сказал:
     — Когда поднимут, дак не низься, не сгибайся.
     Прибежал домой, хозяйке рассказал всё в подробностях. Хозяйка на то ответила:
     — Ты, видно, бессчастный, а я несчастлива.
     На третью ночь третью ширинку-платок вышила жена, да добавила денег пятьдесят рублей:
     — Когда пройдёшь росстани, то для дому кое-чего побольше купи.
     Побежал Иван с ширинкой. Повторяется то же, что в первый и второй раз. Один даёт сто, другой двести, третей триста. Отдал за триста рублей.
     На росстанях опять Ярышку встретил. Тот к нему с кулаками. Шевелился, копался Иван, деньги Ярышке отдал. А Ярышке и того мало, он ещё требует:
     — Ну, пятьдесят рублей ещё вынимай.
     Шевелился, копошился Иван, и те отдал. Ярышко тогда слово сказал:
     — Наднеси, да не опусти. Не забудь только.
     Иван побежал домой, дорога была по крутому кряжу, да запнулся и пал, а в руках тащил ковригу хлеба, ковригу выронил, коврига укатилась под кряж. А собака по подкряжью бежит, хватила ковригу и утащила.
     Он про себя обдумал:
     — С чем же я теперь к царевне явлюсь?
     Пошёл на пристань корабельную, там корабли собирались за море, нанялся в матросы и убежал за море. Бежали корабли в море и остановились впосерёдке. Хозяин морской гостя к себе требует.
     Стали хозяева выкликать из матросов охотника:
     — Кто сходит в море, тому половина корабля с животом, со всеми матросами, а если никто из вас не согласится, то мечите жеребьи — Кому итти.
     А Иван про себя обдумал:
     — Мне ведь Ярышко сказал: Без судьбы Божией не один волос с головы не гинет. Неужели, если Бог не судит, дак я утону в море?
     Иван доспел с хозяином условье, с условья снял себе копию и скочил в воду. Скочил да не затонул. Схватило его что-то, по воде потащил. Тащил, тащил, притащил к городу. Воды не стало.
     Ворота отворили и пошли по городу. Около ворот слуги говорят меж собою:
     — Вот у нас царь да царица спорят, один говорит: Уклад да булат дороже злата-серебра бывает. А другой говорит: Злато-серебро дороже укладу-булату. И надо так их рассудить, чтобы ни того, ни другого не рассердить.
     Привели Ивана в палаты, завели в горницу. Садить стали Ивана за один стол с царём, с царицей.
     А Иван припомнил то слово, что Ярышко сказал: Когда вышат, дак не низься. Не под порог же битця? Не стал он низиться пред ними.
     Сел за стол. Царь с царицей стали его спрашивать:
     — Ну, как вы русской человек, нам понадобился ты для справки дела. Как у вас: уклад да булат дороже злата-серебра бывает или злато-серебро дороже укладу-булату?
     — У нас так в России: если войны нету, уклад-булат не почём не стоит, злато-серебро дороже, а чуть доспелась война, тогда уклад-булат дороже злата-серебра быват. Тогда будут копья, оружья накупать и отдают за него злато-серебро.
     Царю и царице это обоим ладно стало. Они подарили ему по кальчику, кошелёчик по-вашему. Иван подумал про себя:
     — Кальчики в нашем месте стоят пять копеек?
     Передали Ивана тому, которой его и привёл. Тот повёл Ивана по городу, привёл к воротам, опять по воде потащил, притащил к кораблю, выбросил на корабль. Как ступил Иван на корабль и полным хозяином стал половины корабля, как уговорено было.
     И тут корабли побежали по морю. Прибежали к заморскому царю и стали корабельщики заявлять о себе царю, чтобы прописать билеты и поносить стали ему подарки, кто может на сто рублей, а кто может, бывает и на тысячу.
     Иван понёс царю кальчик-кошелёчек и подарил его. Царь сильно обрадовался кальчику, видно знал волшебный секрет его.
     Царь принял купцов, стал угощать, их посадил всех в одну комнату, а Ивана в другую, которая повыше.
     Гости погостили, веселоваты стали и как-то неудовольствуются:
     — Мы, кто на сто рублей принесли, кто на тыщу, а Иван на десять копеек. Только его посадил царь выше всех.
     Об этом подносщики донесли царю. Царь взял Иванов кальчик-кошелёчик, вынес, где купцы сидели и говорит:
     — Вы этот подарок у Ивана ничем считаете, а вот его подарок.
     Потряс он кальчик, выпала пробка, выпали два шара, катаются, серебро отсыпается, отгребать слуги не могут.
     Царь за кальчик подарил Ивану подарок — Три корабля с товаром и командой.
     Иван оттуль побежал домой на трёх с половиной кораблях. Прибежал, стал на пристань корабельную, а вечером было, уже темнилось, пошёл разыскивать свою избушку. Смотрит, а в том месте стоит каменной дом.
     Иван стал колотиться у дверей. Вышла женщина, хорошая, видная такая. Смотрит Иван, а то его жена, царевна. Только она его не узнала, что это её муж Иван Бессчастный.
     — Вам что нужно? – Спрашивает женщина.
     — А я приезжий человек, мне надо ночевать.
     — Милости просим, у нас дом постоялый, мы от того деньги получаем, хлебы едим от того.
     Иван зашёл в избу. Поставила она Ивану закусывать, чего Иван просит, то Ивану и несёт. Вот он поужинал, и ведёт она его в одну комнату ночевать, сама походит в другую.
     Иван на то сказал:
     — Мне бы свечку нужно засветить, я без свечи не сплю.
     Хозяйка сказала:
     — Надо, дак хоть пару засвети, мне больше расходу, боле приход.
     Свечку засветила, сама ушла в другую комнату. Иван с час времени пролежал, пошёл в ту комнату, куда хозяйка ушла.
     Увидал, что она спит, а по обеим сторонам у ней молодые мужики, а она в серёдках.
     — Ах, ; вскричал Иван, ; она спит с двумя дружками.
     Вынул саблю, ладил у всех головы отсечь. И обдумал про себя:
     — Мне ведь Ярышко слово сказал: Наднеси, да не опусти.
     Стал будить и стал спрашивать у ней:
     — Это кто такие?
     — Это у меня сыновья, я замуж выходила, муж за море убежал, эти от него в брюхе остались. Как родились, так отец мой построил дом этот каменный для гостиницы, чтобы мы с детьми по миру не ходили и не побиралися.
     А Иван ответил:
     — Я и есть ваш муж Иван, только уже не Бессчастный.
     И стали они будить сыновей. Ребята стали здороваться с отцом, падать в ноги отцу.
     И стали они жить вместе.
     А до царя весь дошла, что его зять прибежал на трёх кораблях с половиной. Царь послал послов его звать к себе в гости.
     Пошёл Иван со своей женой и с детями, взял в подарок другой кальчик-кошелёчек. Ещё один у него остался.
     Принял Ивана царь как следует быть. Иван гостил долго-ле, коротко-ле, когда уходить стал, подарил в подарок царю кальчик-кошелёчек.
     А царю то не понравилось, он секрета его не знал. Тогда говорит:
     — Такой богатый приехал, да копеек на пять мне подарок принёс.
     Иван пошёл домой, царь кинул кальчик в спину Ивану. Тут выпала пробка, выпали два шара, катаются, злато-серебро отсыпаются, отгребать слуги не могут.
     Закричал царь:
     — Воротись, Иван! Ты и владей теперь царством, ты богаче меня стал.
     Иван воротился, царь и поручил ему всё царево. Так и правил Иван со своей женой до скончания века того.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван и купец.  Сказка!!
======
     Бывали-живали старик да старушка.
     У старика, у старушки был сын Иван. Жили они ни много, ни мало. Старик помер, а сын вырос.
     Старуха как-то напряла два мотка.
     В то самое времечко занадобилось Ивану ехать на ярмарку. Стал проситься у матери:
     — Я поеду, мати, на ярмарку. Стану торговать, из карманов воровать. Наторгую много денег и буду богат!
     — Что ты, дитятко! ; Говорит ему мать. ; Этак ведь неладно.
     — Небось, ладно будет!
     Взял он у старухи мотки прядены, приехал на ярмарку и начал торговать. Продал на десять Рублёв да украл девяносто, стало всех денег сто рублёв. Накупил себе пряников да меду, сел на воз и поехал домой. Едет, не едет, всё пряники в мёд макает да в рот пихает.
     Попался ему на дороге барин: скачет на лихой четверне.
     Увидал барин Ивана, остановился и говорит ему:
     — Что ты, мужичок, больно роскошно кушаешь? Кажись бы, пряники можно и так есть. А ты ещё в мёд макаешь!
     — Как же мне роскошно не есть! ; Отвечает Иван барину. ; Ездил я в торг торговать, выторговал десять да украл девяносто рублёв. А с тебя хоть бы двести взять.
     — А ну, ухитрись!
     — Давай-ка, барин, уговор положим: коли ты мне молвишь: врёшь! ; С тебя двести рублёв. А коли удержишься, делай со мной, что сам знаешь.
     — Ладно! ; Говорит барин.
     Вот ударили они по рукам, и начал Иван сказку сказывать:
     — Был я у отца с матерью малёшенек. Пошёл я как-то в лес. Увидал в лесу дерево, а в дереве дупло, а в дупле-то жареные перепелята гнездо свили.
     — Сунул я в дупло руку, не лезет, сунул ногу, не лезет. Я согнулся да прыг, и вскочил туда весь.
     — Наелся-накушался, захотел вылезть. Не тут-то было! Больно толст от еды сделался, а дыра мала. Я, добрый молодец, догадался, сбегал домой за топором, прорубил дыру и вылез.
     — Вздумалось тогда мне напиться. Пришёл я к морю, снял череп, зачерпнул воды и напился.
     — Все бы ладно, да уронил череп в воду. Глядь, а он серед моря плавает, утки-гуси в нем гнезда поделали да яиц нанесли. Что делать? Раз топором кинул, недокинул, в другой кинул, перекинул, а в третий совсем не попал. Вот так-то я всех гусей-уток побил. Яйца сами улетели.
     — Опосля того зашёл я по конец моря, взял да зажег. Как все море выгорело, я достал свой череп и пошёл по белу свету разгуливать.
     — Бай, бай, мужичок! ; Говорит барин. ; Все это правда истинная!
     — Поехал я в лес за дровами. Пока там-сям бродил да дрова рубил, серые волки набежали, у моей лошадёнки брюхо прорвали.
     — Только я догадлив был: вырубил берёзовый прут да бегом к лошади. Кишки все собрал, в брюхо поклал и зашил берёзовым прутом. Наложил целый воз дров и стал в путь собираться, трогаю лошадь, она ни с места! Что за диво? Смотрю, а берёзовый-то прут вырос высоко-высоко, так за облако и задевает верхушкою.
     — Вот я полез на небо. Все там выглядел, все там высмотрел. Пора и назад спускаться. На мою беду лошадёнка с места дернула и свалила вербу.
     — Как быть, чем горю пособить? Набрал я пыли-копоти, свил канат, привязал его за облако и давай спускаться вниз. Спускался-спускался, пока канату недостало.
     — Что же я вздумал: сверху-то отрежу, да на низ наставлю. Отрежу да наставлю, отрежу да наставлю, а сам все вниз спускаюсь. До того дошло, что резать-то нечего, а до земли ещё далеко! Вот поднялся сильный ветер. Уж меня качало-качало, во все стороны бросало! Канат оборвался, и упал я в самую преисподнюю.
     — Насилу оттуда выбрался! Да, был я, барин, в аду. Видел, как на твоём отце навоз возят.
     — Что ты, дурак, врёшь!
     А Ивану того только и надобно. Взял с барина по уговору двести рублёв и поехал домой.
     Мать ему обрадовалась. Тотчас назвала гостей, сродников, и подняли они пир великий. На том пиру и я был, мед-вино пил, по усу текло, во рту сухо было.
     Дали мне колпак, стали в шею толкать. Дали мне шлык, а я под ворота шмыг!
     Вот и сказке конец, а мне меду корец.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван и Прекрасная царевна. Воронеж.  Сказка!!
======
     В некотором царстве, некотором государстве жил царь. И было у него три дочери.
     Выдал он старшую, затем среднюю. Настала очередь младшей мужа себе выбирать.
     Говорит она отцу:
     — Выйду замуж за того, кто принесёт мне самый лучший свадебный наряд.
     Объявил царь по всему царству желание дочери. И повалила в царские хоромы толпа желающих быть избранником прекрасной принцессы. Несут свадебные наряды один другого лучше. Но ни один из них не пришёлся по душе младшей дочери царя.
     Загорюнился царь, досадуют женихи, но желание любимой дочери для царя было священно.
     А у царя при дворе работник жил по имени Иван. Каждый день Иван с утра до вечера за скотиной ходил, даже спал в хлеву с коровой Калинкой. Приходилось ему иногда издали любоваться любимицей царя.
     Уж очень хороша была принцесса! Потому и загрустил, когда узнал, что царь собирается выдать её замуж.
     Грусти, не грусти, а куда бедняку тягаться с женихами-богатеями, когда ему не на что было лапти даже себе новые купить, не то чтобы свадебный наряд принцессе принести.
     Заснул Иван с горечью на душе и видит сон, будто идёт он, идёт и подходит к лесу густому, а из леса навстречу ему, дряхлая старуха и говорит:
     — Если ты, Иван, сумеешь пройти сквозь этот дремучий лес и выйти на поляну и выполнишь три моих желания, знай, ; принцесса будет твоей.
     Проснулся Иван, погнал коров пасти, а у самого сон из головы не выходит.
     На другую ночь опять явилась ему во сне та же старуха. Ещё больше задумался Иван, ходит, как в воду опущенный.
     На третью ночь все повторилось опять. Заметила корова Калинка, что что-то неладное творится с Иваном, и спрашивает его:
     — Что ты, Иван, закручинился, голову повесил?
     Рассказал ей Иван о том, что он видел три ночи подряд во сне.
     А Калинка и говорит:
     — Не печалься Иван, а делай все так, как я тебе скажу. Вот тебе гребёнь, флейта и верёвка. Не простые они, а чудодейственные. Они помогут тебе выполнить три желания старухи. Только через лес тебе придётся самому пробираться. Возьми топор и иди.
     Взял Иван все, что дала ему Калинка, и пошёл.
     Подходит к лесу, а он такой густой и тёмный, что Ивану страшно стало. Но когда он вспомнил, зачем идёт, прогнал страх и пошёл прямо, напролом. Лес как будто нарочно не пускал Ивана, а он, обдирая до крови лицо и руки, только успевал махать топором направо и налево.
     Только вышел Иван на поляну, а навстречу ему та самая старуха, что во сне являлась, и говорит:
     — Если хочешь, Иван, в жёны принцессу заполучить, выполни три моих желания. Первое это за один день и ночь ты должен вспахать, засеять и собрать урожай со всей этой поляны, где ты стоишь.
     Глянул Иван вокруг, а поляне нет ни края, ни конца. Испугался он, а дело делать надо. Вспомнил он про Калинушкин наказ, достал гребешок, кинул через левое плечо, и вдруг, откуда ни возьмись работников явилось видимо-невидимо.
     И закипела у них работа. А к утру все было сделано так, как приказала старуха.
     Удивилась она и даёт Ивану второе задание:
     — Собери к утру на эту поляну всех зверей, какие есть в лесу, и чтобы они к моему приходу не разбежались.
     Задумался опять Иван, но флейта сама тянулась к губам Ивана. И вдруг на звуки музыки стали собираться все звери, какие были в лесу.
     Удивилась старуха и даёт последнее задание Ивану, чтобы он поймал дикую лань и привёл её к старухе.
     Долго искал её Иван. А когда нашёл, не мог поймать её. А когда выбился из сил, вспомнил про верёвку Калинки. Только достал, как верёвка сама обвилась вокруг шеи дикой лани. И вдруг лань превратилась в старуху и говорит:
     — Ну что ж, Иван, ты перехитрил меня. Получай то, что я тебе обещала.
     Щёлкнула старуха пальцами, и в руках у неё оказался маленький шёлковый платочек.
     Говорит она Ивану:
     — Придёшь во дворец и иди прямо к царю. Будут над тобой смеяться, не обращай внимания. Иди смело и сватай царевну. А когда потребуют свадебный наряд, махнёшь платочком один раз, будет ей платье, махнёшь ещё два раза, будет ей корона в золотые туфельки. Махнёшь ещё три раза, платочек оденет и тебя.
     Взял Иван платочек, поблагодарил старуху и пошёл прямо во дворец к царю. Когда узнали во дворце, зачем пришёл Иван, засмеяли его, замахали на него руками. А царь разрешил Ивану потешить царский двор.
     Подошёл Иван к принцессе, платочком один раз взмахнул, и не успела принцесса и глазом моргнуть, как платье само одело принцессу. Расступились богатеи, женихи, увидев любимицу царя, которая стала ещё красивее в наряде Ивана. А Иван снова махнул платочком, только уже два раза. Тут уже и царь ахнул от чуда такого.
     Заулыбалась и сама прекрасная принцесса, увидев себя в золотых туфельках и короне. Протянула руки Ивану, а он снова машет платочком, только уже три раза. И никто не узнал в нем прежнего Ивана-работника царского.
     Благословил царь любимицу свою и Ивана. И жили они долго и счастливо.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Иванович. Архангельск.  Сказка!!
======
     У богатого мужика была дочь, он её не за кого не выдавал, хотя сватов было вдосталь. А недалёко жил сапожник Иван Иваныч, шил да песни пел, шил да песни пел.
     Сошил он попу сапоги, а поп за работу дал ему всё копейками.
     Ну, ладно, вот Иван Иваныч посылает к богатому мужику просить четверика смерить деньги-копейки.
     Богатой мужик усомнился:
     — Ужели у его столько денег, что он пересчитать не может? Недаром очень и порато он весел.
     Послал посмотреть да послушать слугу своего, что там у Ивана Иваныча.
     Иван Иваныч увидел, что слуга за дверью остался, положил поповские деньги в четверик, потом на пол, так взад-вперёд и грохотит, только звон стоит, как деньги брякают. Копейку в щель четверика запихал и четверик отнёс.
     На другой день опять пришёл, просит:
     — Сегодня серебро перемерять надо.
     Гривенник теперь запихал в щель и назад четверик отнёс. В Пасху пришёл Иван Иваныч к богатому купцу в гости. Вот богатой мужик и говорит:
     — Иван Иваныч, вы бы женились.
     — А что жениться: на бедной не хочется, а богатой не дают.
     Богатый мужик и говорит:
     — Да, пожалуй, и я бы Машу отдал за тебя-то.
     И свадьбу тут как раз сделали, приданое хорошее дал мужик богатый. Иван Иваныч женился, приданое пропил, а Машенька эта жизнью довольна была, жила с ним хорошо.
     Раз приходит Машинька к обедне, оделась хорошо, платок шитый накинула, румяная стоит, глаза, ресницы, всё так и пышет. Поп глядел, глядел, да и озарился на неё.
     — А что попросить, не даст-ле? – Думает про себя.
     И дьякон тоже засмотрелся, и дьячок тоже вздумал, и всем захотелось. Обедня отошла, поп Машиньку настиг и говорит:
     — А нельзя ли, Машинька, прийти с тобой позабавиться?
     — А приди. – Говорит она.
     После попа и дьякон настиг. Она и дьякону то же сказала. А после дьякона и дьячок.
     Машенька домой пришла, да всю эту историю мужу и рассказала. Решили подшутить над священнослужителями, да дела свои несколько поправить.
     Мало времени после полночи прошло, поп как раз и бежит. Машинька за самовар его посадила, сидят разговаривают.
     Вдруг стук в дверь произошёл. Машенька подхватилась:
     — Ах, хто-то идёт.
     — А я куда денуся? – Поп говорит.
     — А поди в сенях на полку сядь.
     Поп и сел. Пришёл дьякон, Машинька и его к самовару посадила. Сидят чай пьют.
     Мало ни мало прошло времени и опять ворота брякнули.
     — Ах хто-то идёт.
     — А не муж-ле?
     — А я куда? – Дьякон забегал по избе.
     — А поди в сени, на полку сядь.
     Дьякон на полку заскочил, там сидит поп.
     — Ты, поп, почто здесь?
     — А так. А ты пошто?
     — А и я так.
     Пришёл дьячок, сели чай пить, и опять ворота брякнули, Иван Иваныч сам идёт. Она и дьячка на полку посадила.
     Иван Иваныч зашёл и говорит:
     — Эх, Машинька, ты сегодня одна сидишь. Ты бы от скуки ради пригласила попадью, дьяконицу да дьячиху. Вы бы вместе покалякали.
     Машинька побежала за матушкой, позвала в гости дьяконицу и дьячиху. Вот матушка приходит, а Иван Иваныч один сидит.
     Вот они разговаривают. Иван Иваныч и говорит:
     — Я ведь, матушка, корову новую купил.
     И пошли смотреть. Корова попадье понравилась.
     — А что, Иван Иваныч, продай корову-то.
     — Нет, матушка, продать нельзя, разве можно.
     — Да и в самом деле, однако, у меня попёнка-то ещё не стара, может подойдёт тебе. А попу своему скажу, что деньги отдала.
     — Дак что, куда тогда пойдём. – Предлагает Иван Иваныч.
     — А куда пойдём, соломы на рундучёк постелем, да и пойдём.
     Послали и повалились. Поп на полке сидит, всё слышит и говорит:
     — Я, ребята, скочу сейчас и пойду.
     А те за волосы его держат:
     — Нет, не скачи, нас выдашь.
     Попадья платье тут и замарала, и домой ушла.
     Мало времени прошло, идёт дьяконичиха, а Машиньки всё нет. Опять пошли корову смотреть и так же согласились, как и с попадьёй. И с дьячихой потом то же.
     Вот назавтра Иван Иваныч встаёт, надевает вязочку на рога и ведёт корову попадье.
     Приводит, попадья встречает и говорит:
     — А, Иван Иваныч, заводи в хлев.
     — Нет, заводить нельзя.
     — А почему?
     — Надо с вас расписку взять, что у меня корова не продана, а за перебёлку отдана.
     — Что ты, рехнулся, убирайся ты с коровой.
     — Нет, я ведь не поп, вертеть душой не хочу, как сговорились, так и будем делать. – Иван Иваныч говорит ей.
     — На, возьми, ради Христа, сто рублей, только веди корову домой.
     И к дьяконице привёл, и с ней сто рублей взял, и с дьячихи сто рублей. Тем дело и кончилось.
     В этот раз только Иван Иваныч за ум взялся. Лавку себе в городе взял, торговать начал. Что сам сделает и продаст, что другие принесут.
     А Машенька с тех пор ещё краше сделалась.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Коровий сын.  Сказка!!
======
     В некотором царстве жил царь с царицей, и не было у них детей.
     Сколько ни горевали, сколько знахарей ни звали – нет и нет у них детей.
     Раз приходит к ним бабушка-задворенка.
     — Пустите, – говорит, – невода в море, выловится рыбка – золотое перо. Сварите её в семи водах, пусть царица поест, тогда и понесёт.
     Царь велел сплести невода, спустить в море, выловить рыбку – золотое перо.
     Рыбаки опустили невода в синее море – в первый раз ничего не попалось. Опустили в третий и выловили рыбку – золотое перо. Взяли её и принесли к царю.
     Он наградил рыбаков и приказал рыбку отнести в поварню, сварить в семи водах и подать царице.
     Повара рыбку вычистили, вымыли, сварили, а помои на двор выплеснули. Проходила мимо корова, помои полизала. Девка-чернавка положила рыбку на блюдо – отнести царице – да дорогой оторвала золотое пёрышко и попробовала.
     А царица рыбку съела.
     И все три понесли в один день, в один час: корова, девка-чернавка и царица. И разрешились они в одно время тремя сыновьями. У царицы родился Иван-царевич, у девки-чернавки Иван – девкин сын. И корова родила человека, назвали его Иван-коровий сын.
     Ребята уродились в одно лицо, голос в голос, волос в волос. Растут они не по дням, а по часам, как тесто на опаре поднимается, так и они растут.
     Долго ли, коротко ли, стало им годков по десяти. Стали они с ребятами гулять, шутить шутки нехорошие. Какого парня возьмут за руку – рука прочь, возьмут за голову – голова прочь.
     Стал добрый народ на них жаловаться.
     Вот Иван-коровий сын и говорит братьям:
     — Чем нам у батюшки-царя жить, народ смущать, поедем лучше в чужие края.
     Иван-царевич, Иван – девкин сын и Иван-коровий сын пришли к царю и просят, чтобы велел он сковать им три железные палицы и дал бы им благословеньице – ехать в чужие края, искать себе поединщиков.
     Царь приказал сковать три железные палицы. Кузнецы неделю ковали, сделали три палицы. Никто их за один конец приподнять не может, а Иван-царевич, Иван – девкин сын и Иван-коровий сын их между пальцами поворачивают, словно перо гусиное.
     Вышли братья на широкий двор.
     — Ну, братаны, – говорит Иван-царевич, – давайте силу пробовать, кому быть набольшим. Кто выше палицу забросит, тот и больший брат.
     — Ладно, бросай ты первый.
     Иван-царевич бросил, улетела палица высоко, едва видать, через час только назад упала.
     После него бросил Иван – девкин сын, улетела палица ещё выше, совсем не видать, через два часа назад упала.
     А Иван-коровий сын стал бросать палицу, улетела она за облако, назад упала через три часа.
     — Ну, Иван-коровий сын, быть тебе большим братом.
     Оседлали братья коней, попросили у батюшки благословеньице и поехали в чистое поле – куда глаза глядят.
     Ехали они по горам, по долам, по зелёным лугам, долго ли, коротко ли, скоро Сказка сказывается, не скоро дело делается, – подъезжают они к реке Смородине.
     Через реку стоит калиновый мост, по берегам кости человеческие валяются, по колено будет навалено.
     Увидали братья избушку, вошли в неё – пустенька, и вздумали тут остановиться. Коней расседлали, сами поели, попили.
     Пришло дело к вечеру, Иван-коровий сын говорит братьям:
     — Давайте каждую ночь поочерёдно ходить в дозор, не будет ли кто проезжать по этому мосту.
     Бросили жребий: в первую ночь досталось идти в дозор Ивану-царевичу, во вторую ночь Ивану – девкину сыну, в третью Ивану – коровьему сыну.
     Иван-царевич обулся, оделся и пошёл в дозор на реку Смородину, на калиновый мост. Походил, походил, да и заснул.
     А Ивану – коровьему сыну в избушке не спится, в головах подушечка вертится. Встал он, обулся, оделся, взял палицу и пошёл на мост. А там Иван-царевич спит. Взял его Иван-коровий сын под плечи и снёс под мост, а сам стал караулить.
     Вдруг на реке воды взволновались, на дубах орлы раскричались, мост загудел – выезжает чудо-юдо змей шестиглавый. Под ним конь споткнулся, чёрный Ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился. Говорит им Чудо-юдо:
     — Что ты, волчья сыть, спотыкаешься? Ты Воронье перо, трепещешься? А ты, песья шерсть, ощетинилась? Слышите друга аль недруга?
     — Слышим недруга.
     — Врёшь! Нет мне во всем свете ни спорщика, ни наговорщика, есть один только Иван-коровий сын. Так его костей сюда и Ворон не занашивал, не только ему самому быть.
     Тут Иван-коровий сын выскочил из-под моста:
     — Я здесь!
     Чудо-юдо его спрашивает:
     — Зачем приехал, Иван-коровий сын? Сватать моих сестер али дочерей?
     — Ох ты, чудо-юдо змей шестиглавый, в поле съезжаться – родней не считаться. Давай поспорим!
     Вот они сошлись, поравнялись, жестоко ударились. Чуду-юду не посчастливилось, Иван-коровий сын с одного размаху снёс ему три головы.
     — Стой, Иван-коровий сын, дай мне роздыху.
     — Нет тебе роздыху, чудо-юдо! По-нашему: бей да руби, себя не береги.
     Тут они снова сошлись.
     Чудо-юдо ударил, вогнал Ивана – коровьего сына по колена в сырую землю, а Иван-коровий сын ударил, снёс ему остальные три головы. Туловище разрубил и в речку побросал, а шесть голов сложил под калиновый мост.
     Сам вернулся в избушку и лёг спать.
     Поутру возвращается Иван-царевич.
     — Что, брат, не видал ли: кто ходил, кто ездил по калиновому мосту? – Спрашивают братья.
     — Никто, братцы, не ходил, не ездил. Мимо меня и муха не пролетывала.
     На другую ночь пошёл в дозор Иван – девкин сын. Походил, походил, забрался в кусты и заснул.
     А Ивану – коровьему сыну не спится, в головах подушечка вертится. Как пошло время за полночь, он обулся, оделся, взял палицу, вышел и стал под калиновый мост.
     На реке воды взволновались, на дубах орлы раскричались, мост загудел – выезжает чудо-юдо змей девятиглавый. У коня дым из ушей валит, из ноздрей пламя пышет.
     Вдруг конь под ним споткнулся, чёрный Ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился.
     — Что ты, волчья сыть, спотыкаешься? Ты Воронье перо, трепещешься? А ты, песья шерсть, ощетинилась? Слышите друга аль недруга?
     — Слышим недруга. Не Иван ли здесь – коровий сын?
     — Его костей сюда и Ворон не занашивал, не только ему самому быть.
     Тут Иван-коровий сын выскочил из-под моста:
     — Врёшь ты! Я здесь!
     Чудо-юдо говорит ему:
     — Зачем приехал? Сватать моих сестёр аль дочерей?
     — Ох ты, чудо-юдо девятиглавое, в поле съезжаться – родней не считаться. Давай биться!
     Вот они сошлись, поравнялись, жестоко ударились, кругом земля простонала.
     Иван-коровий сын размахнулся палицей – три головы чуду-юду, как кочки, снес. В другой раз размахнулся – ещё три головы снёс.
     А Чудо-юдо ударил, и по пояс вогнал его в сырую землю.
     Иван-коровий сын захватил земли горсть и бросил ему в очи.
     Чудо-юдо схватился протирать глазища, Иван-коровий сын сбил ему остальные головы, туловище рассёк на части, покидал в реку Смородину, а девять голов сложил под калиновый мост.
     Сам пошёл в избушку и лёг спать.
     Наутро возвращается Иван – девкин сын.
     — Что, брат, не видал ли: кто ходил, кто ездил по калиновому мосту?
     — Нет, братцы, мимо меня и муха не пролётывала и комар не пропискивал.
     Иван-коровий сын повёл братьев под калиновый мост, показал змеевы головы и давай стыдить:
     — Эх вы, богатыри! Где вам воевать – вам дома на печи лежать!
     На третью ночь собирается Иван-коровий сын идти на дозор.
     Воткнул он нож в стену, повесил на него белое полотенце, а под ним на полу миску поставил.
     — Я на страшный бой иду. А вы, братья, всю ночь не спите, присматривайте, как будет с полотенца кровь течь: если половина миски набежит – ладно дело, если полная миска набежит – все ничего, а если через край польётся – тогда спешите мне на помощь.
     Вот стоит Иван-коровий сын под калиновым мостом. Пошло время за полночь.
     На реке воды взволновались, на дубах орлы раскричались, мост загудел – выезжает чудо-юдо двенадцатиглавый.
     У коня его дым из ушей валит, из ноздрей пламя пышет, из-под копыт ископоть по копне летит.
     Вдруг конь под ним споткнулся, на плече Ворон встрепенулся, позади хорт ощетинился.
     — Что ты, волчья сыть, спотыкаешься? Ты Воронье перо, трепещешься? А ты, песья шерсть, ощетинилась? Слышите друга аль недруга?
     — Слышим недруга: здесь Иван-коровий сын
     — Врёшь! Его костей сюда и Ворон не занашивал.
     — Ах, ты, чудо-юдо двенадцатиглавое! – Иван-коровий сын отозвался, из-под моста выскочил. ; Ворон моих костей не занашивал, я сам здесь погуливаю.
     — Зачем пришёл?
     — Пришёл на тебя, нечистая сила, поглядеть, твоей крепости испробовать.
     — Так ты моих братьев убил? И меня думаешь победить? Я дуну – от тебя и праху не останется.
     — Я пришёл с тобой не сказки сказывать, давай биться насмерть!
     Иван-коровий сын размахнулся палицей, сбил чуду-юду три головы.
     Чудо-юдо подхватил эти головы, чиркнул по ним огненным пальцем – головы приросли, будто и с плеч не падали.
     Да в свой черед ударил Ивана – коровьего сына и вбил его по колена в сырую землю.
     Тут ему плохо пришлось.
     — Стой, нечистая сила, дай мне роздыху!
     Чудо-юдо дал ему роздыху. Иван-коровий сын снял правую рукавицу и кинул в избушку. Рукавица двери-окна вышибла, а братья его спят, ничего не слышат.
     Иван-коровий сын размахнулся в другой раз, сильнее прежнего, снёс чуду-юду шесть голов.
     Чудо-юдо подхватил их, чиркнул огненным пальцем – и опять все головы на местах, ударил в свой черед, и вбил Ивана – коровьего сына по пояс в сырую землю.
     — Стой, нечистая сила, дай мне роздыху!
     Иван-коровий сын снял левую рукавицу и кинул – рукавица крышу у избушки снесла, а братья его спят, ничего не слышат.
     Размахнулся он палицей в третий раз, ещё сильнее того, и сбил чуду-юду девять голов.
     Чудо-юдо подхватил их, чиркнул огненным пальцем – головы опять приросли. А Ивана – коровьего сына вбил на этот раз по плечи в сырую землю.
     — Стой, нечистая сила, дай мне третий раз роздыху!
     Снял Иван-коровий сын шапку и кинул в избушку, от того удара избушка развалилась, вся по брёвнам раскатилась.
     Тут братья проснулись, глянули, а всё полотенце в крови, из миски кровь через край льётся. Испугались они, палицы взяли, поспешили на помощь старшему брату.
     А он тем временем приловчился и отсек чуду-юду огненный палец. Да вместе с братьями давай сбивать ему головы.
     Бились они день до вечера и одолели чудо-юдо змея двенадцатиглавого, посшибали ему головы все до единой, туловище на части разрубили, побросали в реку Смородину.
     Утром ранёшенько братья оседлали коней и поехали в путь-дорогу.
     Вдруг Иван-коровий сын говорит:
     — Стой, рукавицы забыл! Поезжайте, братья, шажком, я вас скоро догоню.
     Он отъехал от них, слез с коня, пустил его в зелёные луга, сам обернулся воробушком и полетел через калиновый мост, через реку Смородину к белокаменным палатам, сел у открытого окошка и слушает.
     А в палатах белокаменных сидела старая змеиха и три её снохи, чудо-юдовы жены, и говорили между собой, как бы им злодея Ивана – коровьего сына с братьями погубить.
     — Я напущу на них голод, – младшая сноха говорит, – а сама обернусь яблоней с наливными яблоками. Они съедят по яблочку – их на части разорвёт.
     Средняя сноха говорит:
     — Я напущу на них жажду, сама обернусь колодцем – пусть попробуют из меня выпить.
     А старшая сноха:
     — Я напущу на них сон, сама перекинусь мягкой постелью. Кто на меня ляжет – огнём сгорит.
     А старая змеиха, чудо-юдова мать говорит:
     — Я обернусь свиньёй, разину пасть от земли до неба, всех троих сожру.
     Иван-коровий сын выслушал эти речи, полетел назад в зелёные луга, ударился об землю и стал по-прежнему добрым молодцем. Догнал братьев, и едут они дальше путём-дорогой. Ехали долго ли, коротко ли, стал их мучить голод, а есть нечего. Глядят, у дороги стоит яблоня, на ветвях – наливные яблоки.
     Иван-царевич, и Иван – девкин сын пустились было яблоки рвать, а Иван-коровий сын вперед их заскакал и давай рубить яблоню крест-накрест, из неё только кровь брызжет.
     — Видите, братья, какая это яблоня!
     Едут они дальше по степям, по лугам, а день все жарче, терпения нет. Стала их мучить жажда. Вдруг видят – колодец, холодный ключ.
     Младшие братья кинулись к нему, а Иван-коровий сын вперед их соскочил с коня и давай этот колодец рубить, только кровь брызжет.
     — Видите, братья, какой это колодец!
     Вдруг день затуманился, жара спала, и пить не хочется.
     Поехали они дальше путём-дорогой. Настигает их тёмная ночь, стал их одолевать сон – мочи нет. Видят они – избёнка, свет в окошке, в избёнке стоит тесовая кровать, пуховая постель.
     — Иван-коровий сын, давай здесь заночуем.
     Он выскочил вперёд братьев и давай рубить кровать вдоль и поперёк, только кровь брызжет.
     — Видите, братья, какая это пуховая постель!
     Тут у них и сон прошёл.
     Едут они дальше путём-дорогой и слышат – за ними погоня: летит старая змеиха, разинула рот от земли до неба.
     Иван-коровий сын видит, что им коротко приходится. Как спастись? И бросил он ей в пасть три пуда соли. Змеиха сожрала, пить захотела и побежала к синему морю. Покуда она пила, братья далеко уехали. Змеиха напилась и опять кинулась за ними.
     Они припустили коней и наезжают в лесу на кузницу. Иван-коровий сын с братьями зашёл туда.
     — Кузнецы, кузнецы, скуйте двенадцать прутьев железных да накалите клещи докрасна. Прибежит большая свинья и скажет: Отдайте виноватого. А вы ей говорите: Пролижи языком двенадцать железных дверей да бери сама.
     Вдруг прибегает старая змеиха, обернулась большой свиньёй и кричит:
     — Кузнецы, кузнецы, Отдайте виноватого!
     Кузнецы ей ответили, как научил их Иван-коровий сын:
     — Пролижи языком двенадцать железных дверей да бери сама.
     Змеиха начала лизать железные двери, пролизала все двенадцать дверей, язык просунула.
     Иван-коровий сын ухватил её калёными щипцами за язык, а братья начали бить её железными прутьями, пробили шкуру до костей. Убили змеиху, сожгли и пепел по ветру развеяли.
     И поехали Иван-коровий сын, Иван – девкин сын и Иван-царевич домой. Стали жить да поживать, гулять да пировать.
     На том пиру и я был, мёд-пиво пил, по усам текло, в рот не попало.
     Тут меня угощали — Отняли лоханку от быка да налили молока. Я не пил, не ел, вздумал упираться, стали со мной драться. Я надел колпак, стали в шею толкать.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Крестьянский сын и мужичок сам с пёрст, усы на семь вёрст.  Сказка!!
======
     В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. У этого царя на дворе был столб, а в этом столбе три кольца: одно золотое, другое серебряное, а третье медное.
     В одну ночь царю привиделся такой сон: будто у золотого кольца был привязан конь – что ни шерстинка, то серебринка, а во лбу светел месяц.
     Поутру встал он и приказал клич кликать:
     — Кто этот сон рассудит и коня того достанет, за того свою дочь отдам и половину царства в придачу.
     Собралось на царский клич множество князей, бояр и всяких господ. Думали, думали – никто не может сна растолковать, никто не берётся коня достать.
     Наконец доложили царю, что у такого-то нищего старичка есть сын Иван, который может сон растолковать и коня достать.
     Царь приказал призвать его. Призвали Ивана. Спрашивает его царь:
     — Рассудишь ли ты мой сон и достанешь ли коня?
     Иван отвечает:
     — Расскажи наперёд, что за сон и какой тебе конь надобен?
     Царь говорит:
     — В прошлой ночи привиделось мне, будто у золотого кольца на моем дворе был привязан конь – что ни шерстинка, то серебринка, а во лбу светел месяц.
     — Это не сон, а быль. Потому что в прошлую ночь на этом коне приезжал к тебе двенадцатиглавыи змей и хотел царевну украсть.
     — А можно ли достать этого коня?
     Иван отвечает:
     — Можно – только тогда, как минет мне пятнадцать лет.
     В то время было Ивану только двенадцать годочков. Царь взял его во дворец, кормил и поил до пятнадцати.
     Вот как минуло Ивану пятнадцать лет, сказал он царю:
     — Давай, государь, мне коня, на котором можно б доехать до того места, где змей находится.
     Царь повёл его в конюшни и показал всех своих лошадей. Только он не мог ни одной выбрать по своей силе и тяжести: как наложит на которую лошадь свою богатырскую руку, та и упадёт.
     И сказал он царю:
     — Пусти меня в чистое поле поискать себе под силу коня.
     Царь его отпустил.
     Иван крестьянский сын три года искал, нигде не мог сыскать. Идёт со слезами обратно к царю. Попадается ему навстречу старичок и спрашивает:
     — Что ты, парень, плачешь?
     Он ему на спрос грубо отвечал, просто-напросто от себя прогнал. Старик молвил:
     — Смотри, малый, не помяни меня.
     Иван немного отошёл от старика, подумал сам с собою:
     — За что я старика обидел? Стары люди много знают.
     Воротился, догнал старика, упал ему в ноги и сказал:
     — Дедушка, прости меня, со кручины тебя обидел. Я плачу вот о чем: три года ходил я по полю по разным табунам – нигде не мог сыскать по себе коня.
     Старик отвечает:
     — Поди в такое-то село, там у мужичка на конюшне стоит кобыла, а от той кобылы народился паршивый жеребёнок. Ты возьми его и выкорми: он тебе будет под силу.
     Иван поклонился старику и пошёл в село. Приходит к мужику прямо в конюшню, увидал кобылу с паршивым жеребёнком и наложил на того жеребёнка руку.
     Жеребёнок нимало не поробил. Взял он его у крестьянина, покормил несколько времени, приехал к царю и рассказал ему, как добыл себе коня.
     Потом стал сряжаться в гости к змею. Царь спросил:
     — Сколько тебе, Иван крестьянский сын, надобно силы?
     Отвечает Иван:
     — На что мне твоя сила? Я один могу достать. Разве только для посылок дай человек шесть.
     Дал ему царь шесть человек. Вот они собрались и поехали. Долго ли, коротко ли они ехали – никому не ведомо. Ведомо только то, что приехали они к огненной реке, через реку мост лежит, а кругом реки огромный лес. В том лесу раскинули они шатер, достали разных напитков, начали пить, есть, веселиться.
     Иван крестьянский говорит товарищам:
     — Давайте, ребята, каждую ночь поочерёдно караулить: не будет ли кто проезжать через эту реку?
     И случилось так, кто ни пойдёт из его товарищей караул держать, всякий напьется с вечер пьян и ничего не видит.
     Наконец пошёл караулить Иван крестьянский сын. Смотрит: в самую полуночь едет через реку змей о трёх головах и подаёт голос:
     — Нет мне ни спорщика, ни наговорщика: есть разве один спорщик и наговорщик – Иван крестьянский сын, да и того Ворон в пузыре костей не заносил!
     Иван крестьянский сын из-под моста выскочил:
     — Врёшь ты! Я здесь.
     — А если здесь, то давай поспорим.
     И выехал змей против Ивана на коне, а Иван выступил пеший, размахнулся своей саблею и срубил змею все три головы, а коня себе взял и привязал у шатра.
     На другую ночь Иван крестьянский сын убил шестиглавого змея, на третью ночь девятиглавого и побросал их в огненную реку.
     А как пошёл караулить на четвертую ночь, то приехал к нему двенадцатиглавый змей и стал говорить гневно:
     — Кто таков Иван крестьянский сын? Сейчас выходи ко мне! Зачем побил моих сыновей?
     Иван крестьянский сын выступил и сказал:
     — Позволь мне наперёд сходить к своему шатру. А после сражаться будем.
     — Хорошо, ступай!
     Иван побежал к товарищам:
     — Ну, ребята, вот вам таз, смотрите в него. Когда он полон нальётся крови, приезжайте ко мне.
     Воротился и стал против змея, и когда они разошлись и ударились, то Иван с первого раза срубил у змея четыре головы, а сам по колена в землю ушёл. Во второй раз разошлись – Иван три головы срубил, а сам по пояс в землю ушёл. В третий раз разошлись — Ещё три головы отсек, сам по грудь ушёл. Наконец одну срубил – по шейку ушёл.
     Тогда только вспомянули про него товарищи, посмотрели в таз и увидели, что кровь через край льётся. Прибежали и срубили у змея последнюю голову, а Ивана из земли вытащили.
     Иван крестьянский сын взял змеиного коня и увёл к шатру. Вот прошла ночь, настает утро. Начали добрые молодцы пить, есть, веселиться.
     Иван крестьянский сын встал от веселья и сказал своим товарищам:
     — Вы, ребята, меня подождите! ; А сам обратился котом, пошёл по мосту через огненную реку, пришёл в тот дом, где змеи жили, и стал дружиться с тамошними кошками.
     А в целом доме осталось в живых только сама змеиха да три её снохи. Сидят они в горнице и говорят между собою:
     — Как бы нам злодея Ивана крестьянского сына сгубить?
     Малая сноха говорит:
     — Куда бы ни поехал Иван крестьянский сын, сделаю на пути голод, а сама оборочусь яблоней. Как он съест яблочко, сейчас разорвёт его!
     Средняя сказала:
     — А я на пути их сделаю жажду и оборочусь колодцем. Пусть попробует выпить!
     Старшая сказала:
     — А я наведу сон, а сама сделаюсь кроватью. Если Иван крестьянский сын ляжет, то сейчас помрёт!
     Наконец сама свекровь сказала:
     — А я разину пасть свою от земли до неба и всех их пожру!
     Иван крестьянский сын выслушал все, что они говорили, вышел из горницы, оборотился человеком и пришёл к своим-товарищам:
     — Ну, ребята, сряжайтесь в путь!
     Собрались, поехали в путь, и в первый раз на пути сделался ужасный голод, так что нечего было перекусить. Видят они – стоит яблоня. Товарищи Ивановы хотели нарвать яблоков, но Иван не велел.
     — Это, ; говорит, ; не яблоня! ; И начал её рубить. Из яблони кровь пошла.
     Во второй раз напала на них жажда. Иван увидал колодец, не велел пить, начал его рубить – из колодца кровь потекла.
     В третий раз напал на них сон. Стоит на дороге кровать, Иван и её изрубил.
     Подъезжают они к пасти, разинутой от земли до неба. Что делать? Вздумали с разлету через пасть скакать.
     Никто не мог перескочить. Только перескочил один Иван крестьянский сын: вынес его из беды чудесный конь – что ни шерстинка, то серебринка, а во лбу светел месяц.
     Приехал он к одной реке. У той реки стоит избёнка. Тут попадаётся ему навстречу мужичок сам с перст, усы на семь вёрст и говорит ему:
     — Отдай мне коня. А коли не отдашь честью, то насилкой возьму!
     Отвечает Иван:
     — Отойди от меня, проклятый гад, покудова тебя конем не раздавил!
     Мужичок сам с перст, усы на семь вёрст сшиб его наземь, сел на коня и уехал. Входит Иван в избёнку и сильно о коне тужит.
     В той избёнке лежит на печи безногий-безрукий и говорит Ивану:
     — Послушай, добрый молодец – не знаю, как тебя по имени назвать. Зачем ты связывался с ним бороться. Я не этакий был богатырь, как ты. Да и то он у меня и руки и ноги отъел!
     — За что?
     — А за то, что я у него на столе хлеб поел!
     Иван начал спрашивать, как бы назад коня достать? Говорит ему безногий-безрукий:
     — Ступай на такую-то реку, сними перевоз, три года перевози, ни с кого денег не бери. Разве тогда достанешь!
     Иван крестьянский сын поклонился ему, пошёл на реку, снял перевоз и целых три года перевозил безденежно.
     Однажды случилось ему перевозить трёх старичков, они дают ему денег, он не берёт.
     — Скажи, добрый молодец, почему ты денег не берёшь?
     Он отвечает:
     — По обещанию.
     — По какому?
     — У меня ехидный человек коня отбил. Так меня добрые люди научили, чтоб я перевоз снял да три года ни с кого денег не брал.
     Старички сказали:
     — Пожалуй, Иван крестьянский сын, мы готовы тебе услужить – твоего коня достать.
     — Помогите, родимые!
     Старички были не простые люди: это был Студенец, Обжора и колдун. Колдун вышел на берег, нарисовал на песке лодку и говорит:
     — Ну, братцы, видите вы эту лодку?
     — Видим!
     — Садитесь в неё.
     Сели все четверо в эту лодку.
     Говорит колдун:
     — Ну, лёгкая лодочка, сослужи мне службу, как прежде служила.
     Вдруг лодка поднялась по воздуху и мигом, словно стрела, из лука пущенная, привёзла их к большой каменистой горе.
     У той горы дом стоит, а в доме живёт сам с перст, а усы на семь вёрст. Послали старики Ивана коня спрашивать.
     Иван начал коня просить. Мужичок сам с перст, усы на семь вёрст сказал ему:
     — Украдь у царя дочь и привёзи ко мне, тогда отдам коня.
     Иван сказал про то своим товарищам, и тотчас они его оставили, а сами к царю отправились.
     Приезжают. Царь узнал, почто они приехали, и приказал слугам баню истопить, докрасна накалить:
     — Пусть де задохнутся!
     После попросил гостей в баню: они поблагодарили и пошли. Колдун велел наперёд Студенцу идти. Студенец взошёл в баню и прохладил. Вот они вымылись, выпарились и пошли к царю.
     Царь приказал большой обед подавать. Множество всяких яств на стол было подано. Обжора принялся и всё поел.
     Ночью собрались гости потихоньку, украли царевну, привёзли к мужику сам с перст, усы на семь вёрст. Царевну ему отдавали, а коня выручали.
     Иван крестьянский сын поклонился старичкам, сел на коня и поехал к царю. Ехал, ехал, остановился в чистом поле отдохнуть, разбил шатер и лёг опочив держать. Проснулся, хвать – подле него царевна лежит.
     Он обрадовался, начал её спрашивать:
     — Как сюда угодила?
     Царевна сказала:
     — Я оборотилась булавкою да в твой воротник. Воткнулась.
     В ту же минуту оборотилась она опять булавкою. Иван крестьянский сын воткнул её в воротник и поехал дальше.
     Приезжает к царю. Царь увидал чудного коня, принимает доброго молодца с честию и рассказывает, как у него дочь украли.
     Иван говорит:
     — Не горюй, государь! Я её назад привёз.
     Вышел в другую комнату. Царевна оборотилась красной девицей. Иван взял её за руку и привёл к царю.
     Царь ещё больше возрадовался, взял себе коня, а дочь отдал замуж. За Ивана крестьянского сына.
     Иван и поныне живёт с молодой женою.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Крестьянский сын и Чудо-Юдо. В некотором царстве.  Сказка!!
======
     В некотором царстве, в некотором государстве жили-были старик со старухой.
     Было у них трое сыновей. Самого младшего звали Иванушкой.
     Жили они-не тужили, работали, не ленились. Землю пахали, пшеницу сеяли.
     И вот однажды разнеслась по всему этому царству-государству весть, что собирается Чудо-Юдо поганое напасть на него, всех людей истребить, города и сёла огнём пожечь.
     Опечалились старик со старухой, загоревали.
     А старшие сыновья принялись утешать их:
     — Не горюйте, батюшка и матушка, выйдем мы против Чудо-Юдо, будем биться не на жизнь, а на смерть. А чтобы вы о нас не тужили, пусть Иванушка дома останется. Молод он ещё воевать.
     — Нет, ; сказал Иван, ; не пристало мне дома сидеть, вас дожидаться. И я пойду биться с Чудо-Юдо.
     Не стали старик со старухой отговаривать Иванушку, а собрали сыновей в путь-дорогу.
     Взяли братья сабли булатные, котомки с едой. Сели на добрых коней и отправились в путь. Ехали они, ехали, доехали до одной деревни.
     Смотрят, вокруг ни живой души, всё разорено и сожжено, одна только избёнка уцелела, да и та вот-вот развалится.
     Вошли братья в избушку, а там на печи старушка лежит и охает.
     — Здравствуй, бабушка! ; Сказали братья.
     — Здравствуйте, добрые молодцы. Куда путь держите?
     — Едем мы, бабушка, на речку Смородину, на Калинов мост. Хотим сразиться с Чудо-Юдо, не пустить его на нашу землю.
     — Ох, молодцы, взялись вы за трудное дело. Ведь он, злодей, уже все ближние царства разорил, людей полонил и предал лютой смерти. В этом краю, наверно, одна только я осталась. Видно, не гожусь в пищу Чудо-Юдо.
     Братья переночевали в избушке, а наутро встали и поехали дальше. Доехали до реки Смородины, до Калинова моста. Смотрят, весь берег усеян человеческими костями.
     Нашли братья неподалёку от моста брошенную людьми избу и решили в ней остановиться.
     — Братья, -сказал Иван, ; приехали мы в чужедальнюю сторону, должны держать ухо востро и смотреть в оба, чтобы не проехало Чудо-Юдо по Калинову мосту через речку Смородину. Будем по очереди выходить на стражу.
     В первую ночь вышел на стражу старший брат.
     Походил он по бережку, поглядел за реку Смородину, кругом тихо, никого не видно и не слышно.
     Лёг он под ракитов куст и уснул глубоким сном.
     А Иван лежит в избе, не спится ему. Ни сон его не берёт, ни дремота. Как перевалило время заполночь, взял он саблю булатную и пошёл на реку Смородину. Смотрит, лежит под ракитовым кустом старший брат и спит-храпит.
     Не стал Иван будить его.
     Спрятался под Калиновым мостом, сидит и слушает, не проедет ли кто.
     Вдруг вода в реке заколыхалась, орлы на дубах заклекотали, выезжает на мост Чудо-Юдо шестиглавый змей.
     Как доехал до середины моста, конь под ним споткнулся, Ворон на плече встрепенулся, сзади чёрный пёс ощетинился.
     Рассердился Чудо-Юдо шестиглавый змей и спрашивает:
     — Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, Воронье перо, трепыхаешься, песья шерсть, щетинишься? Али почуял Ивана-крестьянского сына? Не родился он ещё, а коли родился, мал он ещё воевать. Положу я его на руку, а другой рукой прихлопну, в лепёшку расшибу!
     — Не похваляйся, Чудо-Юдо поганое! Не поймав ясна сокола, нечего перья ему щипать. Не повидавшись с молодцем, нечего его хаять. Давай, померимся силой, кто кого одолеет, тот и будет похваляться!
     Вот съехались они, да так сшиблись, что земля под ними застонала. Взмахнул Иванушка саблей и срубил змею три головы.
     — Погоди, Иван-крестьянский сын! ; Закричало Чудо-Юдо. ; Давай отдохнём.
     — Какой тут отдых? У меня всего одна голова, а у тебя, Чудо-Юдо, ещё три. Вот как останется у тебя одна голова, тогда и отдохнём.
     Опять сошлись они и сшиблись. Иван-крестьянский сын отрубил змею и другие три головы.
     Потом разрубил его туловище на куски и побросал в реку Смородину, а все шесть голов спрятал под Калиновым мостом.
     Воротился в избу и лёг спать. Наутро приходит старший брат. Иван спрашивает:
     — Не видал ли кого?
     — Никого не видел, даже муха мимо не пролетела.
     Иван промолчал.
     На другой день пошёл на Калинов мост средний брат. Походил немного, а кругом тишь да гладь. Тогда залез он в кусты и уснул. А Иван и не надеялся на него.
     Встал Иван после полуночи, оделся, взял свою острую саблю и пошёл на реку Смородину.
     Спрятался под Калиновым мостом, сидит и ждёт. Вдруг вода в реке всколыхнулась, орлы на дубах заклекотали, едет Чудо-Юдо девятиглавый змей.
     Въехал он на Калинов мост, как вдруг конь под ним споткнулся, Ворон на плече встрепенулся, сзади чёрный пёс ощетинился.
     Хлестнул змей коня по бокам, Ворона по перьям, а пса по ушам, и спрашивает:
     — Что ты, конь мой, спотыкаешься? Что ты, Ворон, встрепенулся? Что ты, чёрный пес, ощетинился? Может, почуяли Ивана-крестьянского сына? Да ведь он ещё не родился, а коли родился, не годен ещё воевать! Я его одним пальцем раздавлю.
     Тут выскочил из-под Калинова моста Иван и говорит:
     — Погоди, Чудо-Юдо, не сделав дело, не похваляйся. Поглядим, кто кого одолеет!
     Взмахнул Иван мечом, раз-другой, покатились по земле шесть змеиных голов. А Чудо-Юдо как ударит Ивана, по колени его в землю вогнал. Схватил Иван горсть земли и бросил змею в глаза.
     Пока тот свои глазищи протирал, сбил ему Иван оставшиеся три головы.
     Потом разрубил туловище Чудо-Юдо на куски и побросал в речку Смородину, а девять голов спрятал под Калиновым мостом.
     Воротился в избу, лёг и уснул. Наутро приходит средний брат.
     — Ну что? ; Спрашивает Иван. ; Не видал ли кого ночью?
     — Никого не видел. Даже комар мимо не пролетел.
     — Ну, коли так, пойдёмте со мной, дорогие братья. Покажу я вам муху, покажу вам и комара!
     Привёл Иван братьев под Калинов мост и показал им змеёвые головы.
     — Вот, какие мухи и комары летают здесь ночью, ; сказал он. ; Вам не воевать, а в постели полёживать.
     Застыдились братья.
     — Одолел нас сон, ; говорят.
     На третью ночь сам Иван-крестьянский сын собрался на стражу.
     — Вот что, братья, ; сказал он на прощанье, ; выхожу я на лютый бой, не ложитесь спать всю ночь, как услышите мой свист, отвяжите коня моего, а сами спешите мне на подмогу.
     Пришёл Иван-крестьянский сын на речку Смородину, спрятался под Калиновым мостом, сидит и ждёт.
     После полуночи задрожала земля, вода в речке всколыхнулась, поднялся над дорогой вихрь, орлы на дубах заклекотали.
     Выезжает Чудо-Юдо двенадцатиглавый змей. Все ею двенадцать голов шипят и огнём пышут. А конь у этого Чудо-Юдо двенадцатикрылый, с медной шкурой и железными хвостом и гривой.
     Только въехал Чудо-Юдо на Калинов мост, как под ним конь споткнулся, Ворон на плече встрепенулся, сзади чёрный пёс ощетинился.
     Рассердился Чудо-Юдо двенадцатиглавый змей и говорит:
     — Что ты, конь, спотыкаешься? Что ты, Ворон, встрепенулся? Что ты, чёрный пёс, ощетинился? Может, почуяли вы Ивана-крестьянского сына? Так он ещё не родился, а коли родился, не годится воевать. Только дуну, от него и следа не останется!
     Иван-крестьянский сын выскочил из-под Калинова моста и сказал:
     — Не сделав дела, не похваляйся.
     — Так это ты Иван-крестьянский сын? Зачем пожаловал?
     — На тебя поглядеть, да силой с тобой помериться!
     — Тебе ли со мной силой мериться? Да ведь ты же ровно муха передо мной!
     А Иван-крестьянский сын отвечает:
     — Пришёл я сюда не беседовать, пришёл я на смертный бой, чтобы народ от тебя, злодей, избавить!
     Взмахнул Иван мечом булатным и сбил змею три головы, а змей подхватил три свои головы, чиркнул по ним огненным пальцем, все головы тут же приросли, будто век не падали.
     Худо пришлось Ивану-крестьянскому сыну.
     Оглушает его Чудо-Юдо громким шипеньем, огнём обжигает, мечет в него искры, по колена в землю вбивает, да ещё насмехается:
     — Не хочешь ли, Иван-крестьянский сын, дух перевести и опомниться, отдохнуть немного?
     — Какой тут отдых! Я одно знаю, бей, коли, руби, себя не жалей! ; Отвечает Иванушка.
     Свистнул он и бросил рукавицу с правой руки в избушку, где братья остались. Зазвенело разбитое окошко, а братья спят, ничего не слышат.
     Собрался Иван с силами, размахнулся мечом и срубил змею шесть голов. А змей его по пояс в землю вогнал, подхватил свои головы, чиркнул по ним огненным пальцем, и приросли они, будто век не падали.
     Видит Иван-худо дело. Снял он рукавицу с левой руки и бросил в избушку. Paзошлась крыша тесовая, а братья спят, ничего не слышат. Размахнулся Иван мечом и смахнул змею девять голов.
     А змей его по самые плечи в землю вогнал, подхватил свои отрубленные головы, чиркнул по ним огненным пальцем и приросли они, будто век не падали.
     Снял тогда Иван свой шлем и бросил его в избушку. Зашаталась избушка, чуть было не развалилась. Проснулись братья, слышат, конь Иванов громко ржёт, с узды рвётся.
     Побежали братья на конюшню, отвязали коня и сами следом за ним побежали на подмогу Ивану.
     Прискакал Иванов конь к Калинову мосту, накинулся на Чудо-Юдо и давай бить его копытами.
     Заревел змей, зашипел, дыхнул на коня огнём и искрами огненными. А Иван-крестьянский сын в это время вылез из земли, изловчился и отрубил змею огненный палец. А потом принялся рубить ему головы.
     Срубил все головы до одной, разрубил в куски туловище и бросил в речку Смородину.
     Тут и братья подоспели.
     — Эх вы, сони, ; сказал Иван. ; Из-за вас я чуть было голову не сложил.
     Братья взяли Ивана под руки, отвели в избушку, умыли, накормили и спать уложили.
     Наутро Иван встал, принялся одеваться и обуваться.
     — Куда ты так рано собрался? ; Спрашивают его братья. ; Тебе надо хорошо отдохнуть после такого лютого боя.
     — Нет, ; отвечает Иван, ; не до отдыха мне. Обронил я у Калинова моста свой платочек, пойду поищу его.
     — Не ходи, ; сказали ему братья. ; Приедем в город, другой платок купишь.
     — Нет, мне этот нужен.
     Пошёл Иван к речке Смородине, перешёл по Калинову мосту на другой берег. Шёл он, шёл и увидел каменные хоромы Чудо-Юдо. Подкрался он тихонько к открытому окошку. Слышит, разговор идёт.
     А в хоромах сидела мать змеев, старая змеиха, а с ней три змеёвых жены. Вот старшая жена и говорит:
     — Отомщу я Ивану-крестьянскому сыну за моего мужа. Когда он поедет с братьями домой, забегу я вперёд, напущу на них зною и жару, а сама обернусь колодцем. Захотят они воды напиться и с первого же глотка разорвёт их.
     — Это ты хорошо придумала, ; промолвила старая змеиха.
     Вторая жена сказала:
     — А я забегу вперёд и обернусь яблоней. Захотят они отведать яблочек и с первого же кусочка разорвёт их на части.
     — И ты хорошо придумала, ; молвила старая змеиха.
     — А я, ; сказала третья жена, ; забегу вперёд и напущу на них сон и дремоту, а сама обернусь мягким ковром с пуховыми подушками. Захотят братья прилечь отдохнуть, но как только лягут на ковёр, сразу же сгорят в огне.
     — И ты тоже хорошо придумала, ; молвила старая змеиха. ; Но если вы не сможете погубить братьев, я завтра сама догоню их и проглочу.
     Воротился Иван к братьям.
     — Ну что, нашёл свой платок? ; Спрашивают они.
     — Нашёл.
     — Долго же ты искал его. Не стоило из-за него столько времени терять.
     — А я думаю, что стоило.
     Сели братья на коней и отправились домой. Ехали они по степи, ехали по лугам. И вот стало очень жарко и знойно. Захотелось братьям пить, просто сил нет терпеть. Смотрят, стоит в степи колодец, а в нём серебряное ведёрко на цепи.
     Говорят братья Ивану:
     — Давай остановимся. Сами напьёмся студёной водицы и коней напоим.
     — Неизвестно ещё, какая вода в этом колодце, ; говорит Иван, ; может она не годится для питья?
     Спешился он, вынул из ножен меч и давай рубить колодец.
     Застонал колодец, завопил страшным голосом.
     И в тот же миг туман разошёлся, жары и зноя как ни бывало, и жажда прошла.
     — Видели, братья, какая в колодце вода была? ; Спросил Иван.
     Поехали братья дальше. Ехали братья, ехали, видят, растёт у дороги яблоня, а на ветвях у неё висят спелые румяные яблоки.
     Только братья спрыгнули с коней, чтобы нарвать себе яблок, как Иван бросился вперёд и начал рубить ветви мечом, только стон да треск пошёл.
     — Видели, братья, какая эта яблоня? Худо бы вам пришлось от её яблок.
     Сели братья на коней и поехали дальше. Ехали они, ехали, и очень притомились. Смотрят, лежит среди поля мягкий ковёр, а на нём пуховые подушки.
     — Давайте приляжем на ковёр, отдохнем малость, ; говорят братья.
     — Нет, братья, не будет нам мягко на этом ковре! ; Сказал Иван.
     Рассердились братья.
     — Да что ты всё распоряжаешься: того нельзя, этого нельзя!
     Промолчал Иван, снял с себя пояс и бросил на ковёр. В тот же миг вспыхнул пояс огнём и сгорел, даже золы от него не осталось.
     — И с вами то же самое бы стало! ; Сказал Иван братьям.
     Подошёл он к ковру и принялся рубить его на куски. Застонал ковёр, завопил. Разбросал Иван куски ковра по полю и говорит:
     — Зря вы, братцы мои милые, на меня сердились. Не колодец это был, не яблоня и не ковёр, а змеёвы жёны. Хотели они нас погубить, да сами погибли.
     Поблагодарили братья Ивана и поехали дальше. Ехали они, ехали. Вдруг небо потемнело, ветер поднялся, завыл, засвистал. Смотрят братья, летит к ним сама старая змеиха.
     Раскрыла огромную пасть, хочет проглотить Ивана и его братьев. Да не растерялись они, вынули из котомок соль и бросили ей в пасть, а сами прочь поскакали.
     А змеиха обрадовалась, подумала, что попал к ней в пасть Иван со своими братьями. Остановилась она и принялась жевать соль.
     Но скоро поняла, что обманули её молодцы, и снова устремилась в погоню. А Иван с братьями мчится вихрем по полю.
     Быстро скачут кони, а змеиха ещё быстрей летит. Понял Иван, что не уйти им от погони, придётся бой принимать.
     Вдруг видят братья, впереди кузница стоит, а в ней двенадцать кузнецов работают.
     — Здравствуйте, кузнецы, ; говорит им Иван. ; Спрячьте нас в своей кузнице. Гoнится за нами старая змеиха.
     — Ладно, ; сказали кузнецы, ; спрячем вас!
     Кузнецы впустили братьев в кузницу, заложили дверь двенадцатью засовами железными и навесили на них двенадцать замков железных.
     Подлетела змеиха к кузнице и кричит:
     — Эй, кузнецы, выдайте мне Ивана-крестьянского сына и его братьев!
     А кузнецы отвечают:
     — Ежели сумеешь слизать языком двенадцать засовов и замков железных, тогда и сама до них доберёшься!
     Принялась змеиха лизать железные засовы и замки. Лизала, лизала, слизала одиннадцать засовов и замков. Устала, села отдохнуть.
     А Иван вылез из окна кузницы, подкрался к змеихе, поднял её в воздух да как ударит оземь. От змеихи только пыль одна осталась, да и ту ветер развеял.
     С той поры не появлялись больше в этих краях страшные змеи. Стали люди жить без страха.
     А Иван-крестьянский сын и его братья воротились домой к отцу с матерью.
     Зажили они лучше прежнего. Землю пахали, пшеницу сеяли.
     Они и до сих пор живут.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван крестьянский сын. Архангельск.  Сказка!!
======
     В некотором царстве, в некотором государстве, жил-был мужик со старухой, не очень богато и бедно не очень, не порато, а так, серёдка наполовине: имел и лошадей, и коров, и два амбара хлеба.
     Родился у них сын и от кобылы жеребёнок. Сына прозвали Иваном крестьянским сыном, а жеребца бурком.
     Растёт Иван крестьянский сын не по годам и по месяцам, а по дням и часам.
     На другом году стал Иван крестьянский сын на улицу ходить, с ребятами поигрывать: кого за руку схватит, у того рука прочь. Кого за голову схватит, у того голова прочь. Кого запихает под банней угол, ково под овин.
     Стали говорить мужику, чтобы он унял своего сына. Мужик за это пригаркнул на сына и не велел ему выходить из избы.
     В одно время в соседнем околодке была назначена помощь, и просили на неё мужика.
     Иван крестьянский сын стал у отца на помочь проситься, отец не спускает, говорит:
     — Что ты, сын, ещё молод, только на девятом году.
     Иван крестьянский сын стал со слезами проситься, и отец отпустил. Приехал на помочь Иван крестьянский сын на жеребце, своём ровеснике-бурке, а там уж народу много, возят назём. И ему наметали телегу.
     Он говорит:
     — Мечите, покамест я не скажу.
     Люди мечут и дивуются, что уж с десять возов наметали:
     — Как повезёт?
     Ещё метали. Наконец, сказал Иван крестьянский сын:
     — Полно.
     Сам сел на лошадь и поехал рысью. Он один весь назём и вывозил. Вечером всех помочан посадили за стол и стали подавать им по рюмке вина. Дошла очередь и до Ивана крестьянского сына. Он говорит:
     — Мне подавайте ни рюмкой, ни стаканом, а подавайте в братыне.
     Принесли ему полную братыню вина, и он выпил всю за одним духом.
     Тут он сидел, веселился, разговаривал и выпивал свою очередную — Вместо рюмки братынь.
     Стал он под хмельком и поехал домой на своём жеребце. Дорогой почал стегать своего жеребца, и тот побежал во весь мах: где стоит дом на размахе — Далеко улетал, где баня в повороте — По бревну не соберёшь. Когда подъезжал домой, спихнул у отца в реку два амбара с хлебом.
     Отец и мать испугались и стали думать да гадать, как бы избавиться от экового сына спозаранок, чтобы он их жизни не лишил.
     Выдумали послать в лес, куда никто не ходил: там жил страшный медведь. А как не было кобылы дома, то будто за лошадью.
     Пришёл Иван в лес, бежит ему навстречу медведица, рот открыла и хочет съесть.
     Иван крестьянский сын схватил медведицу за челюсти, привёл домой и кричит у окна:
     — Батюшко, куда кобылу застать?
     Старик, непосмотря в окно, и велел застать во двор. Ночью медведица поела во дворе всего скота, утром старик вышел на двор и руками встегнул — Коровы, быки и лошади лежат, а посреди их медведь ходит.
     Старик со старухою стали думать больше прежнего, как бы лишиться сына.
     Послали его на озеро требовать с чертей пошлины. Приходит Иван крестьянский сын к озеру, из озера чёрт выходит и хотел было Ивана тащить.
     Иван крестьянский сын упёрся, руки влепил чёрту в волосы и давай качать из стороны на сторону, ; чёрт ногами взлягивает. Чёрту стало невмочь, давай пощады просить, обещает: все, что потребует, даст.
     Иван крестьянский сын потребовал накласть ему золота шляпу.
     Чёрт побежал в озеро за золотом, а Иван выкопал в земле большую яму, сверху поставил шляпу, а в шляпе прорезал дыру.
     Чёрт принёс мешок золота, высыпал в шляпу, а шляпа неполна. Принёс другой и третий, чуть-чуть наполнил.
     Иван крестьянский сын взял золото, принёс отцу и сказал:
     — Вот тибе, батюшко, пять мешков золота, дань с чертей.
     Старик взял золото и стали опять думать, как сына сбыть.
     И придумали.
     — Пошлем его к царю просить дани, царь разгневается, посадит его в темницу. У его есть кому справиться — Солдатов много.
     Сказано — Сделано. Иван крестьянский сын не отговаривается, взял своего жеребца и поехал в город к царю.
     Царь был в великой печали — У его любимая дочь очень больна была, к ней каждую ночь приходил нечистой дух в человеческом образе.
     Царь обещал — Кто царевну избавит от нечистого духа вовсе, тому сто рублей. А кто вовсе избавит, за того царевну замуж и в приданое полгосударства.
     Иван крестьянский сын вызвался прогнать нечистого духа. Взял с собой орехов простых, да железных и надел на себя железный колпак, с железным налобником и отправился в палаты царевны.
     Как стемнилось, приходит нечистый дух и говорит:
     — Кто здесь чужой есть?
     Иван крестьянский сын сидит на печке, отвечает:
     — Иван крестьянский сын.
     И начал пощёлкивать да есть орехи простые. Нечистый дух говорит:
     — Что ты ешь, дай мне.
     Иван крестьянский сын дал ему железных орехов. Нечистый дух грыз, грыз, кое-как один перемял и три зуба сломал, говорит:
     — Скоро ли ты, Иван крестьянский сын, отсюда уйдёшь?
     — Никогда нейду, всегда жить буду. А давай в карты играть, в щелчки, кто больше наиграет, тому оставаться с королевой.
     Начали, Иван крестьянский сын нарочито поддался. Леший наиграл 10 щелчков и давай пальцем щелкать в железный налобник Ивана, налобник поёт во все палаты. Играют другой раз.
     Иван наиграл на чёрта 10 щелчков и говорит:
     — Я тебя жалею, от пальца будет тебе тяжело, я буду тебя палочкой щелкать.
     Взял молоток и давай щелкать по лбу. Чёрт скочил, схватил шапку, да и тягу, а Иван крестьянский сын в проводку гаркает:
     — Стой, дай ещё семь щелчков отсчитать.
     На другой день царская дочь сказывает царю, что чёрт приходил, но Иван крестьянский сын прогонил его. За это царь дал Ивану крестьянскому сыну 100 рублей.
     Того же дни Иван приехал домой и отдаёт отцу деньги, и говорит:
     — Родители мои, батюшко и матушка, дайте мне благословение, я поеду на чужую дальнюю сторонушку.
     Отец был радёхонек и благословил. Иван крестьянский сын к вечеру опять приехал к царевне, опять залез на печку, надел на себя кожу бычью.
     Настали сумерки, приходит нечистой дух.
     — Ты, Иван крестьянский сын, опять здесь?
     — Да, здесь.
     — Давай, Иван, играть в карты, в щипки?
     Играют, чёрт наиграл 10 щипков и давай щипать на Иване бычью кожу — Сколько захватит, столько в руках и останется.
     Наиграл Иван на чорта, взял тиски железные и давай щипать лешего. Лешему невмочь, и задал тягу.
     Царь узнал от царевны, что и другую ночь леший не мучил дочери, сильно благодарил Ивана крестьянского сына.
     В этот день Иван крестьянский сын сробил железную машину на манер человека и у этой машины приделал рот пол, а как заденет кто за язык, рот и закроется так крепко, что и веком не достать, что захватит.
     Взял эту машину с собой к царевне и залез на печь. Начало сумеркаться, леший как тут.
     Опять пришёл и говорит:
     — Ты, Иван, опять здесь?
     — Да, здесь всегда буду.
     — Давай-ко, брат, побратаемся — Кому быть старшему брату, тому здесь и жить.
     Иван говорит:
     — Я не смею, что скажет мой дедушко Оксён, спроси его.
     И указал на железную машину. Леший давай спрашивать, машина не отвечает.
     Иван крестьянский сын говорит, что дедушко Оксён недослышит и недовидит, надобно пощупать его за язык, тогда будет и говорить.
     Леший пощупал за язык, рот закрылся, и рука осталась в роте. Леший выдёргивает, машина крепче зажимает, леший вопит, а Иван взял плеть и давай крепко стегать.
     Лешему невмочь, побежал и с машиной, Иван за ним. За городом леший обезсилел и упал.
     В то время весь народ собрался, и приехал царь. Царь велел наносить из лесу большой костёр дров, поволокли лешего на костёр и сожгли.
     Царь говорит Ивану:
     — Царское слово верно — Возьми ты, Иван крестьянский сын, дочь мою царевну за себя замуж и ещё полгосударства, а как я помру, то и всем управляй.
     Иван крестьянский сын поклонился царю в ноги. Царь велел своему первому министру, чтобы завтра весёлым пирком да за свадебку.
     Начался пир на весь мир, полилось вино из бочек, полетели пироги из печки. Праздновали весь день, и все напились. Царь под хмельком и говорит:
     — Я стар, больше не могу править, дарю тебе, Иван, и остальную половину государства.
     Иван сделался полным царём. Снова начали праздновать, и все напились пьяны. А как стало темниться нового царя Ивана свели на подклеть.
     Сказка вся, дальше говорить нельзя.
     Я там был, пиво и вино пил. Пиво тепло, да по усам текло, а в рот не попало.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Крестьянский сын. Волшебное зеркало. Пермь.  Сказка!!
======
     Жил-был старик да старуха.
     У них не было ребят.
     Вот старик умер. А у старухи родился сын, и назвали его Иваном крестьянским сыном.
     Вот он вырос. Выпросил у матери денег – купить уду – и ещё копейку и пошёл удить на озеро.
     Вот пришёл к озеру, бросил копейку в озеро и начал удить. И наудил рыбы много. Стало темнеться, Иван и пошёл домой.
     На другой день опять Иван пошёл к озеру удить – выпросил копейку. Наудил рыбы ещё больше вчерашнего. Стало темнеться, Иван и пошёл домой.
     На третий день он опять пошёл с копейкой удить на озеро. Наудил рыбы столько, что не мог унести, и просидел тут до самой полночи.
     Вот вышел ночью-ту из озера бесёнок, зовёт его к себе в гости да и говорит:
     — Ежели тебя сатана будет потчевать, дак ты не пей и не ешь ничего, только проси у него перстень с руки.
     Вот Иван сел на бесёнка, поехал в озеро и приехал прямо к чёрту. Вот сатана и говорит Ивану:
     — Ты ходил к нам удить и дарил мне деньги. Теперь мы за то тебя отпотчуем.
     Иван-от ничего не стал – ни есть, ни пить, только просил перстень до трёх раз. Сатана отдал ему перстень. Иван и поехал на бесёнке домой. Выехали на берег.
     Иван и сказал:
     — На что мне перстень-от? Он мне велик!
     Да и стал перенадевать с руки на руку. Явились ему 12 молодцов под один рост и волосы. Все в голос и говорят:
     — Что тебе надо, Иван крестьянский сын?
     Он и сказал им:
     — Вот вам работа – унесите эту рыбу ко мне домой!
     И наклал каждому по приполу. Пришли молодцы в дом и нагрузили рыбой целый угол.
     На другой день Иван и говорит матери:
     — Мать, ступай к царю и высватай за меня его дочь.
     Мать и говорит:
     — Что ты, дитятко? Со всем ли ты умом-то? Давно ли мы с тобой нищими были, а теперь пойдём сватать к царю!
     Иван-таки послал. Ну, вот, мать-та пришла к царскому-ту дому – её слуги-те и не пустили к царю-то, прогнали. Вот она на другой день тихонько попала к царю-то.
     Царь-от и спросил её:
     — Куда ты, бабушка?
     — Сын, – говорит она, – послал меня свататься у тебя дочь.
     — Я отдам за твоего сына дочь, да чтобы он сделал у меня в саду озеро: чтобы в нем было серебряно дно, вокруг этого озера были бы кусты, и на каждом кусте сидели бы птицы райские, пели бы песни царские!
     Вот старуха пришла домой – плачет. Сказала Ивану:
     — Царь-от говорит, чтобы ты сделал у него в саду озеро – серебряно дно. Вокруг озера были бы кусты, и на каждом кусте сидели бы птицы райские и пели бы песни царские – тогда-де отдам мою дочь за тебя.
     Иван-от и говорит:
     — Что ты горюешь? Поди, мать, сегодня спи, завтра все будет готово!
     Вот Иван вечером-то вышел на крылечко, передел с руки на руки перстень – явились ему 12 молодцов.
     Он им и сказал:
     — Сделайте у царя в саду озеро, а в озере было бы серебряно дно. Вокруг озера были бы кусты, на кустах были бы птицы райские, пели бы песни царские.
     Поутру царь пробудился и видит: В саду озеро – серебряно дно. Вокруг озера кусты, а на кустах сидят птицы райские, поют песни царские.
     Вот Иван опять посылает старуху свататься. Вот старуха идёт – её слуги под руки увёли к царю.
     Царь спрашивает:
     — Что тебе, бабушка, надо?
     Она и говорит:
     — Пришла дочь твою за сынка свататься.
     Царь и говорит:
     — Пусть у тебя сын-от ещё сделает, чтобы был обед для всего моего войска, с прибором для каждого!
     Старуха пошла домой, опять заплакала. Пришла да и говорит сыну-то:
     — Царь-от говорит, чтобы ты сделал обед для всего войска, с прибором для каждого!
     Иван и говорит:
     — Поди, мать, спи!
     Вот он вечером вышел на крыльцо, передел с руки на руку перстень – явились ему 12 молодцов и говорят:
     — Что тебе надо, Иван крестьянский сын?
     Он и говорит:
     — Сделайте завтра у царя обед для всего войска, с приборами для каждого!
     На другой день царь встал с постели и увидел, что все готово. Вот старуха пошла опять свататься. Царь и сказал ей:
     — Тогды я отдам дочь, когда сын твой сделает завтра собор и мост, и по нему были бы трутовары, а на дороге-то – красно сукно, по которому идти венчаться им.
     Старуха опять пошла домой, пуще того заплакала. Пришла домой и рассказала все сыну.
     Иван-от вечером вышел на крыльцо, перенадел с руки на руку перстень – явились ему 12 молодцов. Он и велел им сделать все, что царь велел.
     Царь пробудился утром и видит, что все сделано, как велел.
     Вот Иван и царская дочь поехали венчаться. Обвенчались и поехали домой. Вот ночью легли молодые спать – царевна и спрашивает Ивана:
     — Как это все сделал?
     Он и рассказал, что:
     — Все я это сделал через перстень.
     Когда он уснул, она и сняла с него перстень-от и пошла на крыльцо, перенадела с руки на руку – ей и явились 12 молодцов:
     — Что тебе надо, царска дочь?
     — Увезите меня за море к королю такому-то.
     А они раньше с ним гулевали! Поутру Иван пробудился – царь его и спросил:
     — Где, – говорит, – моя дочь?
     — Я, – говорит, – не знаю.
     — Ты, видно, её убил! Я тебя посажу через три дня в острог!
     Вот Иван пошёл на базар и увидел: несёт мужик собаку продавать. Он и спросил:
     — Сколько за неё просишь?
     — Сто рублей.
     Иван и купил собаку-ту. На другой день опять пошёл на базар и видит: несёт мужик кошку продавать.
     — Много ли, – говорит, – возьмёшь?
     — Сто рублей.
     Иван и кошку купил. Вот уж срок пришёл. Иван и послал собаку к матери, чтобы она запасла сухарей на три года. Вот и заперли Ивана в каменный столб.
     Собака носит ему сухари, а кошка по столбу подаёт. Все сухари сносила. Тогда Иван и сказал собаке да кошке:
     — Подите вы за море к королю по перстень! Подласкайтесь к ним, да и утащите перстень-от!
     Вот кошка да собака прибежали к королю за море. Собака стала служить в избе на кухне: чё велят повару подать, то подаст собака. А кошка прислуживала в горнице: носила, чё велят носить служанке.
     Царице это поглянулось, она и стала брать кошку с собой спать. А кошка сказала собаке:
     — Когда я перстень возьму, мы с тобой вместе и побежим домой!
     Царица ложилась когда спать, дак перстень-от в рот брала.
     Вот кошка и поймала ночью мышь, да хвостиком-то и ткнула царице в нос. Царица-та счихнула, а перстень-от и выпал у ней из роту-то. Кошка схватила перстень-от да с собакой – дуй – не стой – побежали домой. Добежали до моря и стали спорить, кому кольцо нести через море.
     Кошка и говорит:
     — Я понесу.
     Вот села она на собаку-ту и говорит ей:
     — Ты у меня, смотри, не спрашивай, далеко ли берег!
     А сама взяла перстень-от в рот. Вот немного от берегу-то отплыли, собака и спрашивает:
     — Далеко ли берег?
     Кошка ничего не говорит. Отплыли ещё, собака вдругорядь спрашивает. Кошка опять ничего не говорит. Вот стали к берегу подплывать, собака и спросила кошку-ту:
     — Скоро ли, чё ли, доплывём?
     Кошка-та сказала, да и выронила перстень-от в воду. Когда вышли на берег, кошка и стала ругать собаку:
     — Ах ты, весоухая! От тебя ведь уронила я перстень-от!
     Побежали они по берегу и увидели рыбака. Стали у него прислужничать. Рыбак и зарыбачил щуку. Вот стал чистить щуку-ту, перстень-от и выпал у неё из брюха. Он взял, да и положил перстень-от в балаган на полку.
     Кошка это дело сметила, подтибрила перстень-от да дуй – не стой! Прибежали к каменному столбу, а Иван уже доедает последний сухарик. Отдали они ему кольцо.
     Вот он перенадел его с руки на руку – явились 12 молодцов. Он им и сказал:
     — Разломайте столб!
     Когда разломали этот столб, Иван и сказал царю:
     — Вот где твоя дочь!
     А её 12 молодцов привезли с королём на постели сонной. Царь приказал расстрелять короля в воротах.
     А Иван крестьянский сын стал с царской дочерью жить да поживать, да и теперя живут.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Крестьянский сын. Вятка. Пермь.  Сказка!!
======
     Иван Крестьянский сын как-то сказал-вызвался:
     — Хоть к чёрту, так пойду в работники.
     Чёрт тут как тут явился и нанимает его за 250 рублей и 100 рублей даёт задаток.
     По дороге к чёрту Иван встретил Ягу Ягишну. Она и говорит Ивану:
     — К нему, чёрту этому, много идёт, от него никто нейдёт.
     Просит Иван подсказать ему как с чёртом этим совладать. Яга Ягишна научает его:
     — Иди к морю, туда придут три девицы белые лебедицы, это всё его дочери. А самая умелая и любимая, та, которая в серёдках, у той бери платье. Вот она знает как от него избавиться, от чёрта этого.
     Делает Иван, как Ягишна говорит, брал платье девицы-лебедицы. Осталась она одна и просит, чтобы вернули ей платье её, потому что она долго не может без него. А за то обещает взамуж пойти.
     Выходит тогда Иван из укрытия, возвращает девице её платье. Посмотрели друг на друга они полюбились. Пообещал девица-лебедица выручать Ивана в какую бы беду он не попал.
     Является Иван к чёрту, и он задаёт ему работу:
     — 300 десятин болота распахать, посеять, сжать и в амбар ссыпать, в один день. На море корабль построить в одну ночь. К утру через болото в 200 вёрст устроить мост. Тройкою лошадей проехать через этот мост, сад насадить, птиц волшебных на мост поставить.
     Всё делает Иван с помощью девицы-лебедицы. Тогда раздосадовался чёрт и говорит Ивану:
     — Вот если сможешь ты Иван жеребца объездить, то к уговору нашему я тебе ещё дочку свою наилучшую и младшую
     И опять, с помощью своей невесты-девицы иван исполняет это задание, хотя жеребцом этим сам чёрт и был.
     Нечего делать чёрту, слово держать надо и отпустить Ивана, да не хочется. Ведь не бывало ещё такого, чтобы от чёрта этого кто домой возвернулся.
     Предлагает тогда чёрт выбирать любую из трёх его дочерей, которых оборачивает козлухами. Он выбирает самую старую, безмолочную, как девица ему наказывала.
     Тогда чёрт оборачивает их барышнями. Но и тут Иван выбрал правильно, ту, у которой золотая мушка на спине была, как наказывала ему девица-лебедица.
     — Ладно, ; говорит чёрт, ; сегодня спать, завтра венчать.
     Тогда Девица Ивану и говорит:
     — До завтра тебе Иван не дожить, чёрт тебя задушит ночью.
     Сдумались они тогда бежать к Ивану на родину. Говорит Девица ему:
     — Ежли Ворон каркает, батюшко едет, ежели сорока шокчет – матушка летит.
     Побежали они. Тут слышат Ворона каркает, значит Чёрт, батюшка девицы скачет. Не убежать им без волшебства. Тогда девица кидает гребень свой за спину, и оборачивается поле лесом частым.
     Пока Чёрт продирался сквозь чащобу, отбежали Иван с невестою своей дальше. Однако же через мало времени слышат копыта стучат, слуги чёрта их догоняет. Обернула девица Ивана церковью, а сама сделалась старым попом.
     Налетели слуги Чёрта на церковь с попом, не признали жениха с невестою, к чёрту вернулись ни с чем.
     Пробежали тем временем беглецы уже три четверти дороги, слышат сорока шокчет, значит матушка полетела вдогонку. Догоняет их. Тогда невеста Ивана обернула его водой, а сама ершом оборотилася и в воду внырнула. Матушка щукой обвернулася, хочет ерша схватить, да ёрш голову в камни, только хвост торчит. Никак не может щука ерша с хвоста зацепить, игольчатый он, поперёк горла встанет. Говорит тогда ему щука:
     — Ёршик, ёршик, поцелуй у щучки губки!
     — Нет! – Говорит Ёрш, – поймай ерша с хвоста!
     Крутилася щука вокруг ерша, никак не может его ухватить, всё он ней поворачивается с хвоста. Тогда щука на берег выстала, да и давай воду пить-попивать. Половину выпила, опять полно стало, ещё другую половину стала пить, да брюхо у ней тут раздвинулось и лопнула щука.
     Недолго думая, схватились молодые за руки, да юркнули на Русь святую, где чёрту их уже не достать было.
     Здесь прожили жизнь свою долгую, детей чаяли. Внуков лелеяли.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван купецкий сын.  Сказка!!
======
     Жил Иван-купецкий сын.
     У его отца было двенадцать лавок и двенадцать приказчиков. И вот сказал как-то Ивану отец:
     — После моей смерти на двенадцать дней лавки закрой, ключи ото всех приказчиков отбери, торговли не дай никакой.
     Пришло время немного, отец помер, его похоронили. Стало скучно Ивану отца схоронивши. Он взял ружье, пошёл на охоту. День проходил, никакой дичи не нашёл. Идёт домой, скучает и думает:
     — Господи, говорит, какое несчастье на меня выпало!
     Идёт он как раз высаженной дорогой, просекой. Смотрит, сидит на ели Ворон. Он взял, да и стал целиться на этого Ворона. Только он хотел стрел произвести, этот Ворон на сук ниже пал.
     Он зашёл с другой стороны, прицелился, только хотел стрел наложить на него, он ещё ниже пал.
     Вот он зашёл с третьей стороны. Только хотел ударить этого Ворона, а он в тот момент скок и Ивану на плечо сел. Не стал Иван его убивать, как стрелить в плечо. Пришёл с тем Чёрным Вороном в дом и говорит:
     — Мамаша, говорит, какое счастье! Хотел Ворона убить, а Ворон на плечо мне впрыгнул.
     Сидят они в доме и угощаются. И вдруг этот Чёрный Ворон начинает говорить человеческим голосом:
     — Иван-купецкий сын, у тебя в гостях мы побыли, а теперь пойдём ко мне в гости.
     Иван-купецкий сын и говорит:
     — Как же, Чёрный Ворон, я пойду к тебе в гости? Ты полетишь, а я пойду. Это мне за тобой не управиться.
     — Иван-купецкий сын, я тебя не брошу. Пойдём, выходи на двор, и ты садись мне на хребет.
     Вышли они, сел Иван на хребет птице, поднялся чёрный Ворон – и полетели они.
     Слетели на серёд моря, этот чёрный Ворон взял да с хребта Ивана и сбросил. На три аршина до воды не допустил Ивана и опять на хребет себе подхватил, потом поднялся выше того.
     Летели они дальше, и снова Чёрный Ворон Ивана с хребта своего сбросил, до воды два аршина не допустил, подхватил его на хребет и дальше полетели они. Потом Чёрный Ворон и говорит:
     — Вот, Иван-купецкий сын, два раза первых были просты. Третий раз за тобой ещё будет.
     Вот он ещё выше поднялся и опять с хребта Ивана сбросил и в акурат на аршин до воды не допустил и опять на хребет себе Ивана подхватил.
     Изделал Ворон опрос Ивану:
     — Что, Иван-купецкий сын, страшно ль тебе было?
     — Да, чёрный Ворон, брат родной, так страшно, ; говорит Иван, ; что едва жив остался.
     — Вот, Иван-купецкий сын, и мне было страшно, когда ты в меня целился. Ну так вот, а теперь полетим к моей маменьке за море.
     Прилетают туда, к Ворону домой. Говорит Ворон:
     — Ходи Иван в эту зданию, там находится моя мать-старушка. Ты ей скажи, что вот, мол, старушка, если дашь золотое яйцо, так увидишь своего сына.
     Заходит Иван в здание, там видит старушку, здоровается с ней, передаёт привет от сына её Ворона и просит яичко золотое. Старуха объясняет ему:
     — Да, добрый молодец, жалко мне золотого яйца, а сына жальчей. С яичком расстанусь, да хоть с сынком повидаюсь.
     Вот сейчас является чёрный Ворон. Старуха узрадовалась, на стол быстро собрала, сидят все, да угощаются. Угостились, взяли от старухи золотое яичко, попрощались, обещался Чёрный Ворон скоро возвернуться к маменьке своей. Только дело сделает.
     Этот чёрный Ворон и спрашивает:
     — Сколько мы прогостили здесь, Иван-купецкий сын?
     — Я думаю, ; говорит Иван, ; немного, дня три-четыре.
     Чёрный Ворон объясняет ему:
     — Нет Иван-купецкий сын, пять лет прожили. Полетим теперь на твою родину.
     Вот они и полетели. Прилетают на родину. Приходит Иван на своё место, а мать его померла, имение всё прожито, ничего-тка не осталося. Слёзно Иван-купецкий сын в тот момент заплакал.
     Чёрный Ворон и говорит:
     — Иван-купецкий сын, не плачь. Ходи к царю, проси места у него.
     Пошёл Иван, доложился государю. Государь и говорит:
     — Вот построй Иван против моего дворца, здание, какого не сыщешь, тогда будешь иметь место себе.
     Чёрный Ворон и опрашивает:
     — Ну что, Иван-купецкий сын, дозволил Царь?
     Иван рассказывает царёв наказ.
     — Ну, ложись, ; говорит Ворон, ; спать: утро мудрёнее вечера.
     Лёг Иван спать, а в полночь чёрный Ворон взял золотое яйцо и обвернулся вокруг себя и сделался дом чище царёва.
     Царь утром встал, досмотрел это здание и поставил Ивана над сенаторами править. А те обзавидовались ему, собрались в сенате, и решили напраслину на него сказать. Приходят к царю и говорят:
     — Вот Иван-купецкий сын, ходит по городу и похваляется, чтоб если ему государь дозволил сходить бы за тридевять земель в тридесятое царство, то он бы Алёну Прекрасную достал.
     Государь про то узнав, требует к себе Ивана.
     — Как же ты похвалки такие имеешь, по городу ходишь, похваляешься, а мне не говоришь ничего?
     Иван царю говорит:
     — Я, Ваше великое императство, не могу знать про это ничего!
     Приказывает Царь ему:
     — Чтоб была достата мне Алёна Прекрасная, а если нет – так тогда говорить нечего.
     Идёт Иван домой, голова повешена. Чёрный Ворон и опрашивает:
     — Что, Иван-купецкий сын, чего ты буйну голову повесил?
     — Ах, чёрный Ворон, брат родной. Да, вот приказал государь пойти за тридевять земель в тридесятово царство, чтоб достать Алёну Приукрасную.
     — Иван-купецкий сын, это, ; говорит Чёрный Ворон, ; не служба, а служба вся ещё впереди.
     Сели они в корабль и поехали. Приезжают за тридевять земель в тридесятую царству. Пристали на пристани. Чёрный Ворон начинает в музыкальные игры играть.
     В тот момент Алёна Приукрасная прогуливалась недалеко и услыхала, что гораздо хорошая игра из корабля идёт. Стала умолять своим прислугам:
     — Сойдёмте в этот корабль.
     Ну, вот они взаходют они в этот корабль. Чёрный Ворон музыкальную игру прекратил. Тогда Алёна стала его умолять и просить:
     — Сыграйте ещё мне танец.
     Чёрный Ворон и говорит:
     — Нет, сударыня, мы так не можем, а вот если хотите, так шампаньскова по рюмочке выпьем, тогда снова начнём играть вам музыку.
     Вот выпили по рюмочке, Чёрный Ворон он сыграл им танец. Потом они все придремали в тот момент. Тут как раз Иван взял корабль прикрыл его, открыл паруса и поехали они по морю.
     На середи моря Алёна Приукрасная прохватилась, а они уже далеко уплыли. Тогда сдевала золотые серьги с ушей своих и на дно моря пускала их. Пока плыли Алёна Приукрасная всё на Ивана разглядывалась, прилюбился он ей. И как-то дала она ему ключик золотой и сказала:
     — Вот Иван ключик тебе, однажды ты им отопрёшь карету мою. Без него никак её не отпереть.
     Ну так вот, приехали они к своему царству, заходят во дворец и докладывают слуги царю:
     — Иван-купецкий сын, пришёл с докладом.
     Царь быстро его принял, Иван докладает царю:
     — Прибыли мы с Алёной Приукрасной.
     Царь был холост на то время и сразу никаких разговоров – жениться на Алёне Приукрасной. Но на то Алёна Приукрасная и говорит:
     — Когда если хитра ваша слуга да мудра, пущай от моего отца достанет венчальное платье.
     Государь в тот момент крикнул громким голосом на Ивана-купецкого сына, чтоб было немедленно достато венчальное платье!
     Идёт Иван к чёрному Ворону, печальный идёт.
     — Иван-купецкий сын, что ты печалисься? – Чёрный Ворон спрашивает.
     — Чёрный Ворон, брат родной, как не печалиться, царь приказал достать нам платье венчальное.
     — Иван-купецкий сын, ; Чёрный Ворон говорит, ; это нам не служба, служба вся впереди. Садись в корабль.
     Сели в корабль, немедленно поехали. Приехали снова в царство Алёны Приукрасной, а там церковная служба в это время шла.
     — Ну, вот, Иван-купецкий сын, ; говорит Чёрный Ворон, ; ты будь нищим, а я буду золотогривым конём. Я буду играть в музыку около церкви, выйдут меня все ловить. А ты в тот момент не зевай. Да выхватывай венчальное платье.
     Вот Ворон бегал конём около церкви, стал играть музыку. Бросили все службу и вышли его ловить, а Иван-купецкий сын в тот момент вбрался в церкву, взял платье преспокойно. Вышел из церкви и кричит:
     — Граждане, дайте я поймаю коня, вот у меня торбочка есть. Может ко мне придёт.
     Подходит Иван к этому коню, конь остановился. Сел он на этого коня и до свидания. Приехали к изморью, сели в корабль и уехали. Приехали домой в своё царство.
     Чёрный Ворон посылает Ивана:
     — Ходи Иван-купецкий сын, с докладом к царю. Скажи, что дело сделано.
     Подали эту царю венчальную платью. Государь сразу – давай венчаться. Алёна Приукрасная-то и говорит ему:
     — Никак я не могу венчаться, у меня моего батюшки карета на дне моря на пупе осталася. Сделайте так, чтоб достать эту карету, коли хитра слуга ваша.
     Государь крикнул громко на Ивана-купецкова сына, чтоб достать эту карету немедля.
     Приходит опять Иван печальный он к Чёрному Ворону.
     — Что такое, брат родной, Иван-купецкий сын?
     Обсказывает новый царский указ:
     — Достать надобно карету нам со дна моря.
     — Брат родной, ; говорит, чёрный Ворон, ; нам теперь погибель. Да, Иван-купецкий сын, теперь это служба. Ладно, поедем.
     Сели они в корабль и поехали. Приехали и на серёд моря и остановились. Чёрный Ворон и говорит:
     — Иван-купецкий сын, смотри, я поднимусь в высоту и вдарюсь об воду, на три версты воду распихну, в тот момент ты хватай карету с пупа.
     Он поднялся в высоту, вдарился об воду, и разогнал воду. Иван-купецкий сын схватился за карету, но кареты не вытащил.
     Тут Чёрный Ворон в правое ухо вдарил Ивана-купецково сына.
     — Ну, вот смотри. Вот теперь я поднимусь опять в высоту и вдарюсь об воду, на четыре вёрсты воду распихну.
     Вот он распихнул воду, Иван-купецкий сын схватился за карету и вытащил её на корабль. Немедленно они повезли эту карету к государю.
     Государь увидел ту карету и одно твердит – венчаться. Однако Алёна Приукрасная придумала новое задание для венчания и говорит:
     — Нет, говорит, когда ваша слуга хитра да мудра, пущай она мои серьги достанет со дна моря.
     Вот идёт Иван домой пригорюнившись. Не доходя Чёрного Ворона, встречает его волк-медный лоб и говорит:
     — Иван-купецкий сын, чего это ты такой печальный ходишь?
     — Отстань, волк-медный лоб, не давай досады мне ещё больше.
     — Но скажи всё-таки Иван, какая тебя досада достала?
     — А вот, волк-медный лоб, достать надо со дна моря золотые серьги Алёны Приукрасной.
     Говорит тогда Волк:
     — Дай мне рукописание: Как поедешь жениться, чтобы мне тебя съесть, я, тебе серёжки тогда и достану.
     Взял Иван да и не обдумавши, дал Волку рукописание. Этот волк побёг около взморья, поймал рака, который надо всеми раками главный рак и говорит ему:
     — Не пущу тебя рачище на волю, покуда ты не достанешь со дна моря золотые серьги.
     Этот рак тогда крикнул своим придворным ракам, чтобы разыскали эти серьги скорей. Рыскали, рыскали они по дну моря и наконец самый кущавый рачок разыскал эти серьги и принёс ко взморью. Главный рак и передали их Волку, Волк-медный лоб подал их Ивану-купецкому сыну. Иван-купецкий сын принёс эти серьги, передал Алёне Приукрасной.
     Алёна Приукрасная говорит государю:
     — Кто теперь мою коляску отопрёт, за того замуж пойду.
     Царская фамилия тут набежала, путалась около этой коляски три дня. Никто не мог отворить. Пришёл Иван-купецкий сын, вынял ключик золотой, что Алёна ему дала, взял и отворил карету.
     Как отворил ту карету, так красота там открылась несусветная. Вся царская фамилия вместе с царём и полезла в карету красоту эту разглядывать. А Алёна Приукрасная подошла, взяла у Ивана ключик золотой и замкнула эту карету. Вся царёва свита там и осталась. И царя тоже не стало.
     Отвезли ту карету на изморье, положили в корабль и отправили по морю. Посеред моря остановились, карету с царём спустили снова на пуп, где и была.
     — Ну, вот, ; говорит Алёна, ; Иван и есть мой муж.
     Ехать надо венчаться. Приходит Иван к Чёрному Ворону и говорит:
     — Брат родной, Чёрный Ворон, ехать надобно венчаться. А что я буду делать? Волку у меня дано рукописание, что как поеду я жениться, чтоб ему меня съесть.
     Чёрный Ворон и говорит:
     — Да, Иван-купецкий сын, глуп ты, что и на всём свете не сыскать глупее. Ладно, мы эту беду поправим.
     Чёрный Ворон взял и сделал с воску статую. Поехали к венцу. Взял Чёрный Ворон и к Алёне Приукрасной присадил статую восковую в открытой коляске, а Иван-купецкий сын сел в тёмной коляске, его не видно там.
     Тут откуль ни взялся этот волк-медный лоб. Ляп эту статую и съел. Потом облизнулся и исчез навеки. Так дело и обрешилось.
     Иван-купецкий сын обвенчался с Алёной Приукрасною и осталися они на жизни жить и добра наживать.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван купецкий сын.  Сказка!!
======
     Жил Иван-купецкий сын.
     У его отца было двенадцать лавок и двенадцать приказчиков. И вот сказал как-то Ивану отец:
     — После моей смерти на двенадцать дней лавки закрой, ключи ото всех приказчиков отбери, торговли не дай никакой.
     Пришло время немного, отец помер, его похоронили. Стало скучно Ивану отца схоронивши. Он взял ружье, пошёл на охоту. День проходил, никакой дичи не нашёл. Идёт домой, скучает и думает:
     — Господи, говорит, какое несчастье на меня выпало!
     Идёт он как раз высаженной дорогой, просекой. Смотрит, сидит на ели Ворон. Он взял, да и стал целиться на этого Ворона. Только он хотел стрел произвести, этот Ворон на сук ниже пал.
     Он зашёл с другой стороны, прицелился, только хотел стрел наложить на него, он ещё ниже пал.
     Вот он зашёл с третьей стороны. Только хотел ударить этого Ворона, а он в тот момент скок и Ивану на плечо сел. Не стал Иван его убивать, как стрелить в плечо. Пришёл с тем Чёрным Вороном в дом и говорит:
     — Мамаша, говорит, какое счастье! Хотел Ворона убить, а Ворон на плечо мне впрыгнул.
     Сидят они в доме и угощаются. И вдруг этот Чёрный Ворон начинает говорить человеческим голосом:
     — Иван-купецкий сын, у тебя в гостях мы побыли, а теперь пойдём ко мне в гости.
     Иван-купецкий сын и говорит:
     — Как же, Чёрный Ворон, я пойду к тебе в гости? Ты полетишь, а я пойду. Это мне за тобой не управиться.
     — Иван-купецкий сын, я тебя не брошу. Пойдём, выходи на двор, и ты садись мне на хребет.
     Вышли они, сел Иван на хребет птице, поднялся чёрный Ворон – и полетели они.
     Слетели на серёд моря, этот чёрный Ворон взял да с хребта Ивана и сбросил. На три аршина до воды не допустил Ивана и опять на хребет себе подхватил, потом поднялся выше того.
     Летели они дальше, и снова Чёрный Ворон Ивана с хребта своего сбросил, до воды два аршина не допустил, подхватил его на хребет и дальше полетели они. Потом Чёрный Ворон и говорит:
     — Вот, Иван-купецкий сын, два раза первых были просты. Третий раз за тобой ещё будет.
     Вот он ещё выше поднялся и опять с хребта Ивана сбросил и в акурат на аршин до воды не допустил и опять на хребет себе Ивана подхватил.
     Изделал Ворон опрос Ивану:
     — Что, Иван-купецкий сын, страшно ль тебе было?
     — Да, чёрный Ворон, брат родной, так страшно, ; говорит Иван, ; что едва жив остался.
     — Вот, Иван-купецкий сын, и мне было страшно, когда ты в меня целился. Ну так вот, а теперь полетим к моей маменьке за море.
     Прилетают туда, к Ворону домой. Говорит Ворон:
     — Ходи Иван в эту зданию, там находится моя мать-старушка. Ты ей скажи, что вот, мол, старушка, если дашь золотое яйцо, так увидишь своего сына.
     Заходит Иван в здание, там видит старушку, здоровается с ней, передаёт привет от сына её Ворона и просит яичко золотое. Старуха объясняет ему:
     — Да, добрый молодец, жалко мне золотого яйца, а сына жальчей. С яичком расстанусь, да хоть с сынком повидаюсь.
     Вот сейчас является чёрный Ворон. Старуха узрадовалась, на стол быстро собрала, сидят все, да угощаются. Угостились, взяли от старухи золотое яичко, попрощались, обещался Чёрный Ворон скоро возвернуться к маменьке своей. Только дело сделает.
     Этот чёрный Ворон и спрашивает:
     — Сколько мы прогостили здесь, Иван-купецкий сын?
     — Я думаю, ; говорит Иван, ; немного, дня три-четыре.
     Чёрный Ворон объясняет ему:
     — Нет Иван-купецкий сын, пять лет прожили. Полетим теперь на твою родину.
     Вот они и полетели. Прилетают на родину. Приходит Иван на своё место, а мать его померла, имение всё прожито, ничего-тка не осталося. Слёзно Иван-купецкий сын в тот момент заплакал.
     Чёрный Ворон и говорит:
     — Иван-купецкий сын, не плачь. Ходи к царю, проси места у него.
     Пошёл Иван, доложился государю. Государь и говорит:
     — Вот построй Иван против моего дворца, здание, какого не сыщешь, тогда будешь иметь место себе.
     Чёрный Ворон и опрашивает:
     — Ну что, Иван-купецкий сын, дозволил Царь?
     Иван рассказывает царёв наказ.
     — Ну, ложись, ; говорит Ворон, ; спать: утро мудрёнее вечера.
     Лёг Иван спать, а в полночь чёрный Ворон взял золотое яйцо и обвернулся вокруг себя и сделался дом чище царёва.
     Царь утром встал, досмотрел это здание и поставил Ивана над сенаторами править. А те обзавидовались ему, собрались в сенате, и решили напраслину на него сказать. Приходят к царю и говорят:
     — Вот Иван-купецкий сын, ходит по городу и похваляется, чтоб если ему государь дозволил сходить бы за тридевять земель в тридесятое царство, то он бы Алёну Прекрасную достал.
     Государь про то узнав, требует к себе Ивана.
     — Как же ты похвалки такие имеешь, по городу ходишь, похваляешься, а мне не говоришь ничего?
     Иван царю говорит:
     — Я, Ваше великое императство, не могу знать про это ничего!
     Приказывает Царь ему:
     — Чтоб была достата мне Алёна Прекрасная, а если нет – так тогда говорить нечего.
     Идёт Иван домой, голова повешена. Чёрный Ворон и опрашивает:
     — Что, Иван-купецкий сын, чего ты буйну голову повесил?
     — Ах, чёрный Ворон, брат родной. Да, вот приказал государь пойти за тридевять земель в тридесятово царство, чтоб достать Алёну Приукрасную.
     — Иван-купецкий сын, это, ; говорит Чёрный Ворон, ; не служба, а служба вся ещё впереди.
     Сели они в корабль и поехали. Приезжают за тридевять земель в тридесятую царству. Пристали на пристани. Чёрный Ворон начинает в музыкальные игры играть.
     В тот момент Алёна Приукрасная прогуливалась недалеко и услыхала, что гораздо хорошая игра из корабля идёт. Стала умолять своим прислугам:
     — Сойдёмте в этот корабль.
     Ну, вот они взаходют они в этот корабль. Чёрный Ворон музыкальную игру прекратил. Тогда Алёна стала его умолять и просить:
     — Сыграйте ещё мне танец.
     Чёрный Ворон и говорит:
     — Нет, сударыня, мы так не можем, а вот если хотите, так шампаньскова по рюмочке выпьем, тогда снова начнём играть вам музыку.
     Вот выпили по рюмочке, Чёрный Ворон он сыграл им танец. Потом они все придремали в тот момент. Тут как раз Иван взял корабль прикрыл его, открыл паруса и поехали они по морю.
     На середи моря Алёна Приукрасная прохватилась, а они уже далеко уплыли. Тогда сдевала золотые серьги с ушей своих и на дно моря пускала их. Пока плыли Алёна Приукрасная всё на Ивана разглядывалась, прилюбился он ей. И как-то дала она ему ключик золотой и сказала:
     — Вот Иван ключик тебе, однажды ты им отопрёшь карету мою. Без него никак её не отпереть.
     Ну так вот, приехали они к своему царству, заходят во дворец и докладывают слуги царю:
     — Иван-купецкий сын, пришёл с докладом.
     Царь быстро его принял, Иван докладает царю:
     — Прибыли мы с Алёной Приукрасной.
     Царь был холост на то время и сразу никаких разговоров – жениться на Алёне Приукрасной. Но на то Алёна Приукрасная и говорит:
     — Когда если хитра ваша слуга да мудра, пущай от моего отца достанет венчальное платье.
     Государь в тот момент крикнул громким голосом на Ивана-купецкого сына, чтоб было немедленно достато венчальное платье!
     Идёт Иван к чёрному Ворону, печальный идёт.
     — Иван-купецкий сын, что ты печалисься? – Чёрный Ворон спрашивает.
     — Чёрный Ворон, брат родной, как не печалиться, царь приказал достать нам платье венчальное.
     — Иван-купецкий сын, ; Чёрный Ворон говорит, ; это нам не служба, служба вся впереди. Садись в корабль.
     Сели в корабль, немедленно поехали. Приехали снова в царство Алёны Приукрасной, а там церковная служба в это время шла.
     — Ну, вот, Иван-купецкий сын, ; говорит Чёрный Ворон, ; ты будь нищим, а я буду золотогривым конём. Я буду играть в музыку около церкви, выйдут меня все ловить. А ты в тот момент не зевай. Да выхватывай венчальное платье.
     Вот Ворон бегал конём около церкви, стал играть музыку. Бросили все службу и вышли его ловить, а Иван-купецкий сын в тот момент вбрался в церкву, взял платье преспокойно. Вышел из церкви и кричит:
     — Граждане, дайте я поймаю коня, вот у меня торбочка есть. Может ко мне придёт.
     Подходит Иван к этому коню, конь остановился. Сел он на этого коня и до свидания. Приехали к изморью, сели в корабль и уехали. Приехали домой в своё царство.
     Чёрный Ворон посылает Ивана:
     — Ходи Иван-купецкий сын, с докладом к царю. Скажи, что дело сделано.
     Подали эту царю венчальную платью. Государь сразу – давай венчаться. Алёна Приукрасная-то и говорит ему:
     — Никак я не могу венчаться, у меня моего батюшки карета на дне моря на пупе осталася. Сделайте так, чтоб достать эту карету, коли хитра слуга ваша.
     Государь крикнул громко на Ивана-купецкова сына, чтоб достать эту карету немедля.
     Приходит опять Иван печальный он к Чёрному Ворону.
     — Что такое, брат родной, Иван-купецкий сын?
     Обсказывает новый царский указ:
     — Достать надобно карету нам со дна моря.
     — Брат родной, ; говорит, чёрный Ворон, ; нам теперь погибель. Да, Иван-купецкий сын, теперь это служба. Ладно, поедем.
     Сели они в корабль и поехали. Приехали и на серёд моря и остановились. Чёрный Ворон и говорит:
     — Иван-купецкий сын, смотри, я поднимусь в высоту и вдарюсь об воду, на три версты воду распихну, в тот момент ты хватай карету с пупа.
     Он поднялся в высоту, вдарился об воду, и разогнал воду. Иван-купецкий сын схватился за карету, но кареты не вытащил.
     Тут Чёрный Ворон в правое ухо вдарил Ивана-купецково сына.
     — Ну, вот смотри. Вот теперь я поднимусь опять в высоту и вдарюсь об воду, на четыре вёрсты воду распихну.
     Вот он распихнул воду, Иван-купецкий сын схватился за карету и вытащил её на корабль. Немедленно они повезли эту карету к государю.
     Государь увидел ту карету и одно твердит – венчаться. Однако Алёна Приукрасная придумала новое задание для венчания и говорит:
     — Нет, говорит, когда ваша слуга хитра да мудра, пущай она мои серьги достанет со дна моря.
     Вот идёт Иван домой пригорюнившись. Не доходя Чёрного Ворона, встречает его волк-медный лоб и говорит:
     — Иван-купецкий сын, чего это ты такой печальный ходишь?
     — Отстань, волк-медный лоб, не давай досады мне ещё больше.
     — Но скажи всё-таки Иван, какая тебя досада достала?
     — А вот, волк-медный лоб, достать надо со дна моря золотые серьги Алёны Приукрасной.
     Говорит тогда Волк:
     — Дай мне рукописание: Как поедешь жениться, чтобы мне тебя съесть, я, тебе серёжки тогда и достану.
     Взял Иван да и не обдумавши, дал Волку рукописание. Этот волк побёг около взморья, поймал рака, который надо всеми раками главный рак и говорит ему:
     — Не пущу тебя рачище на волю, покуда ты не достанешь со дна моря золотые серьги.
     Этот рак тогда крикнул своим придворным ракам, чтобы разыскали эти серьги скорей. Рыскали, рыскали они по дну моря и наконец самый кущавый рачок разыскал эти серьги и принёс ко взморью. Главный рак и передали их Волку, Волк-медный лоб подал их Ивану-купецкому сыну. Иван-купецкий сын принёс эти серьги, передал Алёне Приукрасной.
     Алёна Приукрасная говорит государю:
     — Кто теперь мою коляску отопрёт, за того замуж пойду.
     Царская фамилия тут набежала, путалась около этой коляски три дня. Никто не мог отворить. Пришёл Иван-купецкий сын, вынял ключик золотой, что Алёна ему дала, взял и отворил карету.
     Как отворил ту карету, так красота там открылась несусветная. Вся царская фамилия вместе с царём и полезла в карету красоту эту разглядывать. А Алёна Приукрасная подошла, взяла у Ивана ключик золотой и замкнула эту карету. Вся царёва свита там и осталась. И царя тоже не стало.
     Отвезли ту карету на изморье, положили в корабль и отправили по морю. Посеред моря остановились, карету с царём спустили снова на пуп, где и была.
     — Ну, вот, ; говорит Алёна, ; Иван и есть мой муж.
     Ехать надо венчаться. Приходит Иван к Чёрному Ворону и говорит:
     — Брат родной, Чёрный Ворон, ехать надобно венчаться. А что я буду делать? Волку у меня дано рукописание, что как поеду я жениться, чтоб ему меня съесть.
     Чёрный Ворон и говорит:
     — Да, Иван-купецкий сын, глуп ты, что и на всём свете не сыскать глупее. Ладно, мы эту беду поправим.
     Чёрный Ворон взял и сделал с воску статую. Поехали к венцу. Взял Чёрный Ворон и к Алёне Приукрасной присадил статую восковую в открытой коляске, а Иван-купецкий сын сел в тёмной коляске, его не видно там.
     Тут откуль ни взялся этот волк-медный лоб. Ляп эту статую и съел. Потом облизнулся и исчез навеки. Так дело и обрешилось.
     Иван-купецкий сын обвенчался с Алёной Приукрасною и осталися они на жизни жить и добра наживать.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван купеческий сын и Елена поповская дочь. Пермь.  Сказка!!
======
     Жил-был купец.
     У него сын был один. Звали Иваном. У него завещанье было такое: направил он стрелочку:
     — Куда эта стрелочка залетит, тут и сватать станем.
     Она залетела к попу. Потом пришёл купец сватать к попу:
     — С добрым словом – за сватаньем!
     Священник говорит:
     — Кого я тебе отдам? У меня есть вон старая дева Елена, разе её возьмёшь?
     Купец сказал:
     — Все равно!
     Сели за стол, посидели. Сходил священник, их повенчал.
     Приезжают к купцу в дом. Посидели за столом дивное время, пошла она с ним в спальню.
     В спальне начал щупаться. Снимает она с себя шёлков пояс и давай его лупить, жениха.
     — Есть, – говорит, – у меня гулеван, на лице у него только онучи сушить, Харк Харкович Солон Солоныч – и тот лучше тебя! Безобразен жених.
     Потом она отдула его шёлковым поясом и сама убралась от него. Утром дружки встают – невесты нет.
     Иван купеческий сын выпросил у отца коня – свою Елену Прекрасную искать.
     Ехал он близко ли, далёко ли, низко ли, высоко ли – доезжает до эдакой избушки: избушка стоит на козьих рожках, на бараньих ножках, повёртывается.
     — Избушка, избушка, стань по-старому, как мать поставила: к лесу задом, ко мне передом!
     Избушка стала. Заходит Ванюшка. Яга Ягишна в одну стену упёрла ногами, в другую стену головой.
     — Фу-фу, русского духу сроду не видала, русский дух ко мне сам пришёл! Куда же ты поехал?
     — Напой, накорми, потом вестей расспроси! Она пёрднула, стол поддёрнула, дреснула, щей плеснула, ногу подняла и квасу налила.
     — Я поехал свою невесту искать, Елену Прекрасную поповскую дочь.
     Яга Ягишна:
     — Не езди, воротись! Тут тебя убьют: у него круг дому тын, на кажной тынинке по человечьей головинке, на одной нет: непременно твоя голова тут и погинет!
     Он отправился вперёд.
     — Взад поедешь, так заезжай ко мне в гости!
     Подъезжает ко второй избушке. Стоит избушка на козьих рожках, на бараньих ножках, повёртывается.
     — Избушка, избушка, стань по-старому, как мать поставила: к лесу задом, ко мне передом!
     Избушка стала. Заходитю Яга Ягишна лежит – в одну стену упёрлась ногами, в другую стену головой.
     — Фу-фу, русского духу сроду не видала, русский дух ко мне сам пришёл! Куда же ты поехал?
     — Напой, накорми, потом вестей расспроси! Она пёрднула, стол поддёрнула, бреснула щей плеснула. Ногу подняла и ложки подала.
     — Я поехал свою невесту искать, Елену поповскую дочь.
     — Не езди! Это у моего племянника, у Харка Харковича у Солона Солоныча. У него круг дому тын, на кажной тынинке по человечьей головинке, на одной нет. Знать-то, твоя головушка тут посядет….
     — Нельзя ли как помокчи моему горю?
     — Ты вот что: оставь коня здесь у меня, а сам пойди пешком! Есть у ней у двора два моста: один мост простой, а другой стеклянный. Ты на этот на стеклянной мостик тихонечко взойди и кричи:
     — Барыня, прости! Государыня, прости! Нечаянно я на плотик зашёл! Если она простит, так и он простит. Какую беду ни сделаешь, все так и делай!
     Он доходит до его дома. Круг его дома тын и на кажной тынинке повешено по человечьей голове, на одной тынинке нет.
     То он заползает на стеклянный мостик и кричит:
     — Барыня, прости! Государыня, прости!
     Барыня выходит и в окно смотрит:
     — Чем тебя, дитятко, простить-то?
     — Нечаянно я заполз на ваш плотик.
     — Ну, Бог простит! Иди в мою комнату, я тебя спрячу.
     Зашёл он в комнату.
     — Вон, залезь под кровать, я тебя занавеской завешу.
     Летит Харк Харкович Солон Солоныч, долетает до своего дому и говорит:
     — Кто мог на мой плотик залезти? Голову ссеку и на тын повешу!
     А мать сказала, что:
     — Нечаянно дитятко заполз, прости!
     — У тебя всё нечаянно! Ну, Бог простит! Где он есть?
     — Простишь, так я скажу!
     — Ну, уж я прощаю!
     — Ну, вылезай, молодец! ; Говорит.
     Вылез.
     — Давай собирай, мать, есть!
     Мать собрала на стол, начала кормить их. Они наелись. Он ему сказал:
     — Смотри, молодец, в эту комнату ходи и в эту ходи, а в третью не ходи!
     Харк Харкович Солон Солоныч уехал – он пошёл по комнатам.
     В первую комнату зашёл, жена его сидит, вышивает ковры драгоценными камнями. Он с ней ничто не сказал.
     В другую комнату зашёл – там девица сидит, всячески ещё лучше.
     В третью комнату зашёл, девица сидит одна красавица. Он взял её за ручку и пошёл кадрелью плясать, с третьей девицей.
     Вышел из комнаты, потихоньку на этот хрустальный мостик зашёл и кричит:
     — Барыня, прости, государыня, прости!
     — А в чем тебя, дитятко, простить?
     — А я нечаянно в третьей комнате был, с девицей поплясал.
     То прибыл Харк Харкович Солон Солоныч.
     — Кто ему дозволил подлецу в третью комнату зайти? Я ему сегодня голову сказню и на тын голову повешу!
     Мать говорит:
     — Дитятко, прости! Нечаянно он в комнату зашёл.
     — У тебя всё нечаянно! А где он есть?
     — Простишь, дак скажу!
     — Ну, да уж Бог простит! Давай, собирай нам обедать!
     Накормила их.
     — Молодец, ты по всем конюшням ходи, а в эту не смей заходить!
     Ходил он по конюшням по всем. В которую не хотел, и в неё зашёл. Тут стоит конь старый – и мохом оброс. Сел он на этого коня и давай по конюшне гонять.
     До того этого коня ухайкал, что с него и мыло пошло! Отрабатывает! После этого он пошёл, на стеклянный мостик заполз и кричит:
     — Барыня, прости! Государыня, прости!
     А барыня сказала:
     — В чем тебя, дитятко, простить?
     — Нечаянно я в конюшню зашёл в ту, в которую он не приказал.
     — Бог простит! Иди, я тебя спрячу.
     Спрятала. Летит Харк Харкович Солон Солоныч.
     — Вот подлец! Где ему не приказывают, тут и лезет! Ухайкал у меня коня старинного до той степени, что конь пристал! Непременно сёдни я ему за этого коня голову сказню и на тын голову повешу!
     — Дитятко, прости!
     — У тебя всё прости, хоть докуль!
     — Нечаянно он вошёл! Отдохнет твой конь!
     — Ну, Бог простит! А где он есть?
     — Простишь во второй раз, дак скажу!
     — Ну, Бог простит! Собирай нам обедать!
     Мать собрала им обедать.
     Иван купеческий сын сказал:
     — Куда же ты, Харк Харкович, летаешь? Скажи мне: я не помогу ли твоему горю?
     — Я летаю в русское государство, а охота мне украсть у царя царскую дочь Марфу-царевну, а украсть никак не могу!
     Сказал Иван купеческий сын:
     — Это для нас плёвое дело стоит. Ты давай мне корабль и 10 человек музыкантов. Я поеду, в корабль её заведу обманом и увезу.
     Дал ему корабль и 10 человек музыкантов и рабочих. Он отправился к царю.
     Приезжает к русскому государству, приваливаются на пристань.
     Объяснил царю.
     — Чтобы твоя дочь – есть у меня хорошие музыканты – шла послушать: я для царской дочери могу даром сыграть.
     Она посылает служанок:
     — Пущай он заиграет в музыку. Если понравится, тогда придите и мне скажите!
     Приходят служанки: завёл он музыку, начал играть. Час время проиграл, служанки заслушались. Приходит одна, объясняет царской дочери. Сказала:
     — Марфа-царевна, мы от роду такой музыки не слыхали! Такие музыканты – и не вышел бы из корабля у него: больно хорошо играют!
     Заходит Марфа-царевна в корабль. Тогда он служанок всех выдворил:
     — Вы, девицы, послушали, можете отправиться домой! А ты, Марфа-царевна, слушай!
     То начали в музыку играть, а рабочим приказал корабль в ход пустить, в обратный путь.
     Иван купеческий сын музыкантам как можно наказывает поважнее играть, чтобы ей заглянулось.
     Слушай, хохлуша, а уж везут далеко! Слушала она не меньше того – трёх часов. Запросилась на сухопутно выйти:
     — Довольно, я послушала.
     — Выйти тебе некуда уж! – Сказали.
     Корабль был очень ходкий: чуть не на середине моря уж очутился. Привозит он её к Харку Харковичу Солону Солонычу. Приваливаются на пристань.
     Тогда Харк Харкович увидал эту царскую дочь, поцеловал Ивана купеческого сына и похвалил, что:
     — Молодец!
     Приходит в дом, даёт Ивану купеческому сыну плеть хорошую:
     — Поди свою жену пробузуй хорошенько, изломай ей руки и ноги, чтобы она тебе покорилась!
     Тогда Иван купеческий сын взял плеть, приходит к своей жене, взял её за волосы и давай её плетью охаживать. До той степени её стегал, уж она раставралась, легла середь полу и не шевелится. А он все бузует её.
     Вот баб-то как охаживают – не слушают дак!
     Приходит в ту комнату, в которой они проживают. Приказал матери его напоить-накормить всякими бисертами, Ивана купеческого сына. Ночь переночевал, поутру заглянул в ту комнату: жены нету дома.
     Харк Харкович Солон Солоныч сказал:
     — Возьми моего коня любимца старого, на котором ты ездил, на нём и поезжай, а на своём не езди коне, не отбирай у тётки: где он стоит, тут и стой!
     Заехал к первой Яге Ягишне, где лошадь оставлена. Заходит в избу, поздоровался.
     — Что, мою жену не видала ли?
     Яга Ягишна ответила:
     — Недавно на печи лежала, отправилась она домой.
     Очень он торопился. Скоро отправлялся вперёд.
     Подъезжает к другой избушке.
     — Ах, племянничёк, явился назад!
     — Да, тётушка, назад!
     — Как ты с моим племянником обошёлся? Как он тебя не исхитил!
     — Обошёлся, – говорит.
     — А что, тётушка, мою жену не видала? Не забегала сюда?
     — Вот недавно на пече лежала да ушла домой.
     Приезжает домой, уж она дома на печи лежит.
     И стали жить да поживать. Больше не стала никуда бегать.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван купеческий сын отчитывает царевну.  Сказка!!
======
     В некотором государстве жил-был купец, у него был сын Иван.
     Выучился Иван грамоте и нанялся к одному богачу в работники. Пожил у него три года, получил за все это время жалованье и собрался домой.
     Идёт он дорогою, а навстречу ему нищий плетётся – и хром, и слеп, и просит святой милостыньки Христа ради.
     Купеческий сын отдал убогому все заработанные деньги и пришёл домой ни с чем. А тут несчастье – отец помер, надо хоронить да долги платить. Кое-как сбился, управился с делами и принялся за торг.
     Вскоре прослышал он, что два его дяди нагружают корабли товарами и хотят за море ехать.
     — Дай, – думает, – и я поеду! Авось дяди возьмут меня с собою.
     Пошёл к ним проситься. Дяди обещали.
     — Приходи, – говорят, – завтра, а назавтра чуть свет распустили паруса и уехали одни, без племянника.
     Иван запечалился. Говорит ему мать:
     — Не кручинься, сынок! Ступай на рынок, найми себе приказчика – только постарей выбирай. Старые люди – бывалые, на все догадливые. Как наймёшь приказчика, изготовь корабль, и поезжайте вдвоём за море. Бог не без милости!
     Иван купеческий сын послушался, побежал на рынок, а навстречу ему седой старичок:
     — Куда спешишь, добрый молодец?
     — Иду, дедушка, на рынок, хочу нанять приказчика.
     — Найми меня! – А что возьмёшь? – Половину барыша.
     Купеческий сын согласился и принял старика в приказчики.
     Изготовили они корабль, нагрузили товарами и отвалили от берега. Ветер был попутный, корабль ходкий, и прибыл Иван в чужестранное государство в то самое время, как дядины корабли в пристань входили.
     В том государстве обмерла у царя дочь. Вынесли её в церковь и каждую ночь посылали к ней по одному человеку на съедение.
     Много народу погибло. Этак, думает царь, пожалуй, и царство мое не устоит, и выдумал: вместо своих людей посылать к дочери приезжих из иных земель. Какой бы купец ни явился у пристани – должен наперёд перебыть ночь в церкви, а потом, коли уцелеет, – может и покупать, и продавать, и назад ехать.
     Вот новоприезжие купцы сошлись на пристани и стали судить да рядить, кому прежде в церковь идти.
     Кинули жребий, и доставалось: на первую ночь идти старшему дяде, на вторую ночь – младшему дяде, а на третью ночь – Ивану купеческому сыну.
     Дядя испугался и давай просить своего племянника:
     — Голубчик Ванюшка! Переночуй за нас в церкви. Что хочешь – то и возьми за послугу, спорить не будем.
     — Постойте, я спрошусь у дедушки.
     Пошёл к старику:
     — Так и так, – говорит, – дяди пристают, просят за них потрудиться. Как ты, дедушка, присоветуешь?
     — Ну что ж – потрудись. Только пусть они за то по три корабля тебе дадут.
     Иван купеческий сын передал эти слова своим дядюшкам, они согласилися:
     — Ладно, Ваня! Шесть кораблей – твои.
     Когда наступил вечер, старичок взял Ивана за руки, привёл в церковь, поставил возле гроба и начертил круг:
     — Стой крепко, из-за черты не выходи, читай псалтырь и ничего не бойся!
     Сказал и ушёл. Иван купеческий сын остался один в церкви, развернул книгу и начал псалмы читать.
     Как только пробило двенадцать часов – подымается крышка с гроба, встает царевна и подходит прямо к черте:
     — Я тебя съем! – Грозит, рвётся вперёд, кричит на разные голоса, и по-собачьи и по-кошачьи, а переступить черты не может.
     Иван читает, на неё не смотрит. Вдруг петухи запели, и царевна бросилась в гроб как попало. Её платье через край повисло.
     Поутру посылает царь своих прислужников:
     — Ступайте в церковь, приберите кости.
     Прислужники отперли двери, заглянули в церковь – а купеческий сын стоит живой перед гробом да все псалтырь читает.
     На другую ночь было то же самое. А на третий день вечером взял его старик за руку, привел в церковь и говорит:
     — Как только ударит двенадцать часов, ты не мешкая полезай на хоры. Там стоит большой образ Петра-апостола, стань позади его – ничего не бойся!
     Купеческий сын принялся за псалтырь. Читал-читал. Ровно в двенадцать часов видит – крышка с гроба подымается. Он поскорей на хоры и стал позади большого образа Петра-апостола.
     Царевна выскочила да за ним. Прибежала на хоры, искала-искала, все углы обошла – не могла найти.
     Подходит к образу, глянула на лик святого апостола и задрожала. Вдруг от иконы глас раздался:
     — Изыди, окаянный!
     В ту же минуту злой дух оставил царевну, пала она перед иконою на колени и начала со слезами молиться.
     Иван купеческий сын вышел из-за образа, стал с нею рядом, крестится да поклоны кладёт.
     Поутру приходят в церковь царские прислужники, смотрят – Иван купеческий сын и царевна стоят на коленях и богу молятся. Тотчас побежали и доложили царю.
     Царь обрадовался, поехал сам в церковь, привёз царевну во дворец и говорит купеческому сыну:
     — Ты мою дочь и все царство избавил. Возьми её за себя замуж, а в приданое жалую тебе шесть кораблей с дорогими товарами.
     На другой день их перевенчали. Весь народ пировал на свадьбе – и бояре, и купцы, и простые крестьяне.
     Через неделю после того собрался Иван купеческий сын домой ехать. Распростился с царём, взял молодую жену, сел на корабль и велел выходить в море.
     Бежит его корабль по морю, а вслед за ним двенадцать других плывут. Шесть кораблей, что царь подарил, да шесть кораблей, что у дядей выслужил.
     На половине пути говорит старичок Ивану купеческому сыну:
     — Когда ж станем барыши делить?
     — Хоть сейчас, дедушка! Выбирай себе шесть кораблей, какие полюбятся.
     — Это не все. Надо и царевну поделить.
     — Что ты, дедушка, как её делить? – Да вот разрублю надвое: тебе половина да мне половина.
     — Бог с тобой! Этак она никому не достанется. Лучше бросим жребий.
     — Не хочу, – отвечает старик, – сказано – барыши пополам, так тому и быть!
     Выхватил меч и рассёк царевну надвое – поползли из неё разные гады и змеи.
     Старик перебил всех гад и змей, сложил царевнино тело, взбрызнул раз святою водою – тело срослось, взбрызнул в другой – царевна ожила и сделалась краше прежнего.
     Говорит тогда старик Ивану купеческому сыну:
     — Бери себе и царевну и все двенадцать кораблей, а мне ничего не надо. Живи праведно, никого не обижай, нищую братию наделяй да молись святому апостолу Петру.
     Сказал и исчез.
     Купеческий сын воротился домой и жил с своёю царевною долго и счастливо, никого не обижал и бедным завсегда помогал.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван купеческий сын. Архангельск.  Сказка!!
======
     Не в каком месте жил-был купец.
     У купца было три сына — Два Фёдора, третей Иван. Иван был пьянюшка: чё наживёт, то пропьёт. Пил-пил, отец его отказал от себя. Он стал ходить по задвору. Ходил, ходил, пришёл к отчу снова.
     — Дай мне, отец-родитель, корабль один, мне ночью приснилось: лажу я оттуль житьё наживать.
     Отец ему дал корабль и дал немного денег. Он накупил соли, прибрал себе товарищей, взял несколько бочонков вина, в кантуки разлил и отправились, побежали куда ихний путь лежит.
     Долго-ле, коротко-ле бежали, товарищи говорят:
     — Ты сам погинешь и нас погубишь.
     — Ну, ребята, делать нечего, тащите кантук.
     Кантук опорожнили, опять бежат, опять стали говорить.
     — Ты сам погинешь и нас погубишь, сколько времени бежали, земли не видно.
     Иван велел второй кантук вытащить. Испивают и вперёд бегут. Бежали, бежали, вышел Иван, стал смотреть в подзорную трубу.
     — Как жарево, ребята, красит.
     Все прискакивают, из подзорной трубы смотрят:
     — Как будто город находится там какой-то.
     К этому городу и прибежали, и в тихи гавани стали, сходни повынесли: Иван в платок соли наклал и пошёл в город, и во дворец зашол.
     Король стал спрашивать:
     — Кто ты? Какой? Откуль?
     — А я Иван-купеческий сын, есть бы у меня товару, поторговать бы хорошо.
     Сели закусывать, Иван ложечкой кушанье попробовал, кушанье без соли. Иван взял, в одно потрусил, в другое потрусил, в третье потрусил.
     Король стал есть, понравилось.
     — А много-ле у тебя этого матирьялу?
     — А у меня корабль целый этим нагруженный.
     — Вы эту сподобу никому не продавайте, пусть моя будет.
     Король взял Иванов корабль, а ему дал свой с золотом, с серебром, в придачу отдал свою жону, пьяный был совсем.
     Иван и уплыл в свою землю, король утром прохватилса, хозяйки нет, они в сугон за ими. Настиг их.
     — Как так? Ты гостил, гостил да и жону мою королеву увёз.
     — А ты ведь сам подарил, ; Иван книгу поддёрнул, ; вот твоя рука, сам расписался.
     — Ну, когда сам подписался, дак, видно, подарил уж.
     Потом Иван приехал в невкакой город, а у Ивана братья тут жили. Братья его созвали в гости, потом у Ивана товарищев его подкупили, да и подпилили сходни у Иванова корабля.
     Иван стал братьев в гости звать. Иван стал заходить, сходни подломились, пал он в море и потонул, а братья взяли у него жену королеву с кораблём, домой отправились.
     А Ивана в море щука-рыба заглотнула и вынесла к берегу, и выблевала. Иван-купеческой сын и пошёл, а был он недалёко от ихнего-то городу.
     На задворье жила старушка, он к этой старушке и зашол.
     — Бабка, что в нашем городе деется?
     — А то деется вот что: у купца два сына, два Фёдора пришли, корабль привезли и молодку привезли. Такая красавица, дак Господи помилуй! А Иван совсем, они говорят, потонул. Нонче за Фёдора молодка замуж походит.
     — Бабушка, нет-ли у тебя о семидесяти заплат зипунишко? Дай-ко мне.
     — Есть, как ни есть, со старика ещё осталося, возми.
     Надел Иван зипунишко, и пошли со старушкой свадьбу смотреть.
     А молодуха ходит с бутылочкой, подносит всем водку и говорит:
     — За здравие Ивана-купеческого сына выпейте по рюмочке.
     Пришла и старухе стала подавать, а Иван стоит за старухой. Подала и Ивану. Она тут и узнала, призвала отца.
     — Вот кто меня достал, я не желаю за того брата итти, я желаю за Ивана.
     Купец пир остановил, и снова стали пировать, стал Иван к законному браку походить.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван купеческий сын. Купленная жена. Пермь.  Сказка!!
======
     Жил-был Рязанцев купец.
     У него было три сына. Выстроил им дома каменные три дома. Остался со старшим сыном в доме отец.
     Потом, пришло время и отец этот помер.
     У него сын был Василий, у старшего сына, один сын себе, холостой. Стали братья собираться на ярманку.
     — Братья, возьмите моего сына на ярманку – не для торговли, а для науки!
     Нагрузил ему шесть кораблей драгоценных камней – не для торговли, а для науки.
     Приезжают они в королевство, приваливаются на пристань. Пошли дяди себе место откупать, а он сидит на пристани.
     Приходит старичок к нему.
     — Что, молодец, привезли?
     — А вот дяди привезли красного товару, а я вот драгоценных камней.
     — Ещё дома есть?
     — Есть.
     — Ты предоставь мне ещё шесть кораблей! А цену, деньги получишь враз, когда остальной товар привезёшь!
     Согласился молодец. Он крикнул рабочих. Выгрузили товар у него и сделали с ним вексель. Дядя приходит – уж он товар запродал. Дяди за это его похвалили, что хорошо он запродал – цену хорошую взял. Ярманка прикрываться стала. Они собрались домой ехать.
     Приезжают домой. Отец с матерью спрашивают:
     — Что, милый, с накладом али с барышом?
     — Не знаю, что выйдет! Запродал товар по этакой-то я цене. Предоставить ещё, тятенька, шесть кораблей. Получить деньги враз.
     Отец за это его похвалил. На будущий раз опять шесть кораблей нагрузил, во второй раз опять поехали. Приезжают опять в этот город, приваливаются на пристань. Дяди пошли место себе выторговывать, а он дожидается старика.
     Старик приходит.
     — Что, молодец, предоставил – чем был договор?
     — Предоставил.
     Старик поглядел: товары те же. Крикнул рабочих, выгрузили товар у него. Приказал ему за деньгами идти. Приходят дяди. Он и говорит:
     — Вот, дяди, нате у меня вексель: у меня толку не хватит рассчитаться. Сходите, получите, – вот в этот самой дом!
     Дяди взяли вексель, приходят в этот дом. В первую комнату ступили – никого как нет, стоят дожидаются. Бежит мальчик половой и говорит:
     — Что вам, дяденьки, надо?
     — Нужно с вами рассчитаться, – говорит.
     — Сейчас я дедоньку пошлю.
     Старик приходит к ним и говорит, что:
     — Идите, молодцы, за мной! А чем вы желаете получить – медными деньгами, али бумажными, али золотом? Наконец, не желаете ли великолепную даму за это получить?
     А видит они, сидит там девица. Не столь старики эти зарились на деньги, сколь смотрели на девицу: больно хороша.
     Наконец, приходят на пристань: не взяли ни деньги, ни девицу.
     — Ступай, племянник, бери, что знаешь сам!
     Взял он вексель, приходит сам в этот дом. В первой комнате не оказалось никого. Он стоит. Мальчик половой бежит:
     — Что, – мол, – нужно?
     — С вами нужно рассчитаться.
     Мальчик живо за стариком. Старик приходит.
     — Иди, молодец, со мной теперь!
     Приводит в эту комнату.
     — Что, молодец, какими деньгами желаешь – или медными деньгами, или золотом, или серебром? Не желаешь ли, наконец, великолепную даму себе взять? За 12 кораблей драгоценных камней.
     Молодец долго не думал, девицу взял.
     — Смотри, молодец, с ней имущества немного пойдёт – только одна шкатулка!
     Молодец сказал:
     — У нас именья довольно с отцом!
     Девице приказал старик идти. Взяла она шкатулку и отправилась с ним. Вышла на волю, помолилась Богу девица. Она тут в аду была, девица не простого роду.
     Приводил молодец её на пристань. Дяди смотрят, что ведёт её. Хороша-то хороша, а отца навечно опозорил.
     Ярманка окончилась. Поехали они домой. Приезжают домой на пристань: у тех вышли жены, а у этого отец с матерью встретили.
     — Что, милый сынок, с барышом или с накладом?
     Сказал отец.
     — Не знаю, однако, видно, тятенька, с накладом: я купил себе невесту за 12 кораблей драгоценных камней.
     Отец начал его таскать и бить за это:
     — Сгинь с моих глаз и не ходи ко мне никогда в дом! Куда знаешь, туда ступай!
     Откупили они тогда себе квартеру. Ночь переночевали. Жена ему говорит:
     — Нечего в чужом дому жить, надо себе дом скупить!
     Вынимает три златницы, подаёт ему:
     — Ступай, дом скупи себе!
     Идёт молодец городом, навстречу ему купец, продаёт дом.
     — Молодец, купи у меня дом!
     Приходит к купцу в дом. Дом трёхэтажный.
     — Что дом твой стоит?
     — А что дашь?
     — У меня есть три златницы.
     — Дом мой не стоит трёх златниц, одной довольно мне будет, – говорит продавец.
     — Три не берёшь, так хоть две возьми!
     Купец не отпирается, две златницы взял. Приходит к жене и приводит в этот дом. Походила, походила по дому:
     — Хотя дом этаких денег и не стоит, ну, все-таки свой дом!
     На последнюю златницу посылает его купить вина 40 вёдер. Сделать хочет влазины как положено при новоселии.
     Молодец сходил в казначейство, разменял эту златницу, потом взял бочку вина. Кто ни едет, ни идёт, всех зовёт к себе.
     К купечеству она написала письма, он развёз по купечеству. Вышному начальству – генералам там, значит, – написала письма, чтобы шли на влазины новосельные.
     Приходит он наперво к дяде, зовёт на влазину. Дяди оба посулились на влазины придти.
     К отцу-матери зашёл, пал перед ними на коленки, просит на влазины. А отец на то осердился, взял его за волосы, давай таскать. Вытолкал его на улицу.
     Приходит он к жене, – полон двор народу у него там нагарканы и пришли. Жена его поговорила там с генералами. Генералы посылают за отцом за матерью на влазины новоселинские.
     Солдаты приходят, помолились Богу:
     — Если вы желаете с добром идти на влазины, так собирайтесь, а то вам и головы сказним!
     Они приходят. Приняли их в первое место, подают первую чару.
     Отец жертвует им на влазины козла. Старшой дядя жертвовал им на влазины лошадку. Младший брат корову. Ну, кто от щедрости там десятку, кто пятитку, и денег много ему набросали.
     Потом отцу присоветуют генералы, что сына простить, – значит, и жить вместе. Отец согласился свой дом запечатать, а в этом доме жить.
     Дяди и говорят:
     — Вот, племянничек, мы поедем на три ярманки – поедем с нами!
     — А мне ехать с вами не с чем.
     Жена ему ответила:
     — Ты поедешь с дядями, богаче их приедешь с ярманок!
     Дала она ему сто рублей денег:
     — Поди, сходи на рынок, купи мне разных шёлков! Мила ладушка, тебе отдыхать, а мне работа.
     В трое суток она вышила три ширинки. Законвертила их вроде кирпичиков, подписала на них подписи.
     — В первое королевство приедешь, тут хрёсная моя, подай вот этот конверт! А в другое королевство приедешь, вот этот конверт подай! Тут хрёсный мой – король. А в третье государство приедешь, тут отец и мать мои! Она царская дочь. С малых лет была выкрадена.
     На четвертые сутки они собрались, сели на свои корабли. Он поехал с ними без денег безо всяких. Приезжают в королевство, приваливаются на пристань. Дяди и говорят, что про короля надо гостинец.
     Племянник и говорит:
     — Гостинцы возьмёте и за мной зайдите!
     Дяди взяли там хороших матерьев и за ним зашли. Пошли все трое. Приходят к королю, подают: те матерьи хорошие, а этот – свой конверт.
     Король с королевой подходят, смотрят, что старики хорошие гостинцы положили, а этот вроде кирпичику конвертик положил, словно на смех.
     Тогда королю приказал его раскупорить:
     — Он для вас не удобен ли будет?
     Раскупорили – вынули ширинку, на ширинке подпись:
     — Пишу я вам, хрёсная мать, гостинец. Который передал вам ширинку, тот мой муж, и я осталась от него в таком-то городе.
     — То, братец, великая нам радость! Где ты её мог найти?
     — Очень она мне дорогая стала: купил я её за 12 кораблей драгоценных камней.
     — Это ничто не дорого! Мы тебе жертвуем три корабля на подарки с этим же товаром – с драгоценными камнями и с приказчиками на вечное владение. А вы, сватовья, торгуйте безданно-беспошлинно, а к вечеру ко мне на фатеру. А тебе нечего торговать, всерёд с нами попировать!
     Ярманка прикрылась. Поехали они на другу ярманку. Уж он на своих кораблях отправился. Они приезжают в другое королевство, приваливаются на пристань.
     Дяди говорят, что про короля надо гостинец. Приходят к королю, подают – те матерьи хорошей, а этот – свой конверт с ширинкой.
     Король с королевой подходят:
     — Ты такой закупорил кирпичик?
     — Нет, Ваше Королевское Величество, раскуберите!
     Раскуберили, вынули ширинку, на ширинке подпись:
     — Шлю вам гостинец. Который передал вам ширинку, тот мой муж. И я осталась жива и здорова в таком-то городе.
     — Ах, братец, великая нам радость! Где ты её мог найти?
     — Очень она мне дорогая стала: купил я её за 12 кораблей драгоценных камней.
     — Это ничто не дорого! Мы тебе жертвуем три корабля на подарки с этим же товаром. А вы, сватовья, торгуйте безданно-беспошлинно, а к вечеру фатерой ко мне!
     Ярманка эта продлилась. Они поехали и заехали к русскому царю по путе. Приезжают, приваливаются на пристань.
     Дяди говорят, что про царя надо гостинец. Племянник и говорит:
     — Гостинцы возьмёте и за мной зайдите! У меня и про царя гостинец есть.
     Дяди взяли там хороших матерьев и за ним зашли. Пошли все трое.
     Приходят к царю. Кладут на престол: те разные хорошие материи, а этот – свой конверт.
     — Ах, мои русские торгаши, хорошие гостинцы положили!
     Вывернули конверт – ширинка. На ширинке подпись:
     — Пишу я вам, тятенька, гостинец. Кто подаёт – тот мой муж, и я осталась жива и здорова в таком-то городе.
     — Великая нам радость! Где же ты мою милую дочь нашёл?
     — Очень она мне дорогая стала: купил я её за 12 кораблей драгоценных камней.
     — Не очень дорого! Я тебе на подарок жертвую 6 кораблей и ещё 10 человек барабанщиков-музыкантов! А вы, сватовья, торгуйте безданно-беспошлинно, а к вечеру ко мне на фатеру!
     Ярманка скоро прикрываться станет. Приходит царь в Сенат, советуется с своими генералами:
     — Как же мне бы это предоставить её сюда? Я не верю, что он дочь нашёл!
     — Поздно ты хватился, надо бы пораньше! Нет ли теперь на нём ширинки или золотого перстня именного? Через это мы могли бы скоро достать её домой.
     Приходит царь домой, увидал на нём золотой перстень именной и говорит:
     — Милый зять, погоди ещё отправляться домой, попируй со мной суточки! Я тебя отправлю потом, а корабли твои пущай пойдут теперь!
     Корабли пошли в ход. Он остался с ним попировать. Подают ему сонные капли там. И вот он как выпил – и уснул крепко.
     Тогда сняли с него перстень, сняли, посылают посланников, чтобы непременно как поскорее предоставить царскую дочь.
     А время ему вышло, потом он встал, тогда его отправили на свои корабли.
     Приезжают посланники в их город, живо по всему городу дали знать, разыскали его жену, потребовали на пристань, она с ними уехала домой, по именному перстню.
     Приехала к царю, там пировку и радость сделали, а он приезжает уже домой без жены.
     Приехал домой, у тех вышли жены встречать, а у этого отец с матерью его встретили.
     — Что, сынок, с накладом или с барышом?
     — Да, вот тебе теперь, тятенька, радость: получил 12 кораблей драгоценных камней! Я теперь предоставил тебе всё назад.
     Обрадовался отец.
     — Что же это моя жена меня не встретила, на пристань не пришла?
     — Сын, когда ты истребовал, снял с себя именной перстень, и она уехала к отцу домой! Тогда уж ему не радость!
     Он заплакал и пошёл край моря – не пошёл и домой. Шёл он трои сутки. На четвертые сутки показался ему старичок – сам Микола Милосливый.
     — А что же, – говорит, – Иван купеческий сын, идёшь и плачешь, об чем ты больше тужишь?
     — Только я намеревался пожить, жену хорошую нажил, а жить теперь не с кем! Мне хоть бы на неё хоть одним глазом поглядеть!
     — Увидишь, – говорит. ; На тебе, вот топор, руби этот дуб!
     Срубили этот дуб, изладили с ним ковёр-самолёт, исправили ещё скрипку-самогудку.
     Постановили скрипку-самогудку на ковёр-самолёт, стали на него и полетели.
     — Играй на верхние лады! – Тогда сказал он.
     Летели много они высотой. Ужаснулся Иван купеческий сын, сказал дедушке:
     — Не шире бараньей кожуры мне кажется море! У него уже свет померк.
     — Ну, милый сын, играй теперь на нижние лады!
     Сели они к царскому саду. Дедушка сказал:
     — Ну, теперь жена твоя выходит за королевского сына, последние минуты… Выйдет она сейчас в сад разгуляться. Тут есть в саду спальня, не садись на неё – уснёшь, не увидишь её! Увидишь, если она тебя любит, веди её сюда!
     Ходил-ходил долго время. Захотелось ему спальню эту узнать. К спальне подходит. Спальня хорошая. Как он сел – и уснул.
     Тут как раз жена его выходит в разгулку. Увидала в спальне: что за человек лежит? Подходит к нему, узнала:
     — Ах ты, мой милый ладушка, Иван купеческий сын!
     И сколько она его будила, никак не могла его разбудить. На том решилась, что:
     — Я как-нибудь не вернусь ли во второй раз к нему!
     Только она заходит на поратное крыльцо, он проснулся. Тогда он являлся опять к старику обратно.
     — Ну, дедушка родимый! Что я наделал – проспал!
     Говорит.
     — Экой ты чудак! Долго время она тебя будила! Не мог протерпеть – проходить! Во второй раз поди, да не спи! Она ещё посулилась выйти в разгулку.
     Он сколько время ходил во второй раз. Все равно как его ветром придёрнуло к спальне – зашёл, лёг и уснул.
     Это все Микола Милосливый шутит над ним.
     Во второй раз она приходит, побудила-побудила, поплакала-поплакала и говорит:
     — Ну, я тебя повидала теперь, Иван купеческий сын, а ты меня никогда больше не увидишь!
     Поплакала, ушла домой. Тогда он приходит:
     — Ну, дедушка, как хочешь, теперь я пойду от тебя!
     — Ты пойди в палаты! Если прикажут, то ты поиграй в свою музыку.
     Он приходит. У царя попросился:
     — Ваше Царское Величество, не позволите ли мне поиграть в свою музыку?
     Царь ему дозволил. Разостлал он ковёр-самолёт, разоставил скрипку-самогудку, царю сказал:
     — Ваше Царское Величество! Дозвольте отворить окна и двери. У меня музыка громкая играет, значит – вам будет жутко!
     Заиграл в свою музыку, и она как этак маленько сплакала. Жениху говорит:
     — Дозволь мне кадрель сплясать.
     Дозволил ей поиграть кадрель. А ей не нужна кадрель – подбежала сейчас к нему: захотелось ей его поцеловать.
     Все-таки он её выручил! Подбежала к нему поцеловать. Он сказал ей:
     — Держись за меня крепче!
     Тогда он заиграл на верхние лады, все равно как метлячок вылетел из окна. Тогда они за ним гнались – ничего не могут поделать.
     — Все хорошо. Кабы мне родимого дедушка на ковёр-самолёт!
     А дедушка тут оказался, помогает ему невидимо.
     — Ну, милый сын, играй на верхние лады, как только можно!
     Летели они высотой вовсе далёко – те не могут усмотреть и в подзорную трубу, где они. После этого королевскому сыну делать нечего – уехал домой.
     — Широко ли вам кажется, дети, море? ; Сказал старик.
     Сказали ему:
     — Не шире бараньей кожуры: очень, очень высоко мы взлетели!
     — Играй теперь на нижние лады, милой сын!
     Сели тут, где ковёр-самолёт ладили.
     — Теперь ступайте вы на свою родину домой!
     Дал он ему кремень и плашку:
     — Своей жене никогда не сказывай, что у меня есть!
     Они приходят на четвёртые сутки к отцу-к матери. Отец с матерью обрадовались, что сын привёл свою жену.
     Приходит царь в Сенат и советует:
     — Неужели нашёл Иван купеческий сын такого хищника? Не увёз ли он опять мою дочь?
     Царь собрался на другой день, отправился в этот город, где Иван купеческий сын живёт.
     Приезжает на пристань, дал знать по всему городу: шли чтобы из городу встречать царя.
     Тогда Иван купеческий сын запрягал карету и ехал за тестем. Приехал Иван купеческий сын. Сдивился царь, что дочь опять здеся.
     Царя он привёз, Иван купеческий сын, к себе в дом в гости: угощал он суточки. Звал тогда опять его к себе домой на житье царь, Ивана купеческого сына.
     Тогда сказал сын:
     — Как, тятенька, дозволяешь или нет?
     — Смотри, дитятко, не ошибись! Хуже не наделай себе!
     Согласился Иван купеческий сын к царю жить. Прощался и сказал отцу:
     — В живности меня не будет, тогда отпусти мою скотину, ту, которую ему подарили на влазинах, на волю!
     Приезжает к царю. Поживает. Царь завёл пир на весь мир:
     — Радость, что: дочь я опять разыскал.
     Король-жених узнал, собирает силы – с русским царём воевать. Заутра пригоняет войско с орудиями, даёт знать, чтобы выезжали воевать.
     Тогда Иван купеческий сын:
     — Не нужно нам, тятенька, оружие и войско брать! Мы с тобой поедем вроде разгулки – королевскую силу поглядеть.
     Царь приказал карету запрекчи. Выехали в луга. Королевская сила все луга застлала, много.
     — Что же ты, милой сын, на чего ты надеешься? У нас с тобой никакого оружия нет!
     Иван купеческий сын сказал:
     — Я на Бога надеюся.
     Вылез из кареты, вынул из карману кремень и плашку, чиркнул раз, два и до трёх – выскочили три ухореза.
     — А что ты нас покликаешь, на какие работы посылаешь?
     — Секите эту силу безостаточно. Я с вами и Микола Милосливый тут же пособим.
     Живо, не больше часу дело продлилось. Приходит Иван купеческий сын, садится в карету. Удивился царь:
     — Ну, зять, стоишь ты звания!
     Приезжают домой. Царь обсказывает своим генералам. Все дивятся. А жена его истопила баню про него. Жена ему сказала:
     — Милой ладушка, чем-нибудь ты орудуешь? Силы в тебе немного.
     Он, наконец, сказал ей, что:
     — У меня ничего нет. Я на Бога надеюся.
     Ночь проходит. На другой день король более того силы ещё пригоняет. Иван купеческий сын тестю говорит:
     — Тятенька, не нужно нам требовать силу. Мы с тобой поедем посмотреть королевскую силу.
     Запрягли карету, выехали в луга. И видит царь: черно, все луга застлали королевские силы.
     — Что же ты, милый сын, на чего ты надеешься? У нас с тобой никакого оружия нет.
     — Ты на Бога не надеешься! Бог пособит. Это что за сила!
     Выскочил из кареты, вынул из карману кремень и плашку, чиркнул раз, два и до трёх – выскочили три ухореза.
     — А что ты нас покликаешь, на какие работы посылаешь?
     — Секите эту силу безостаточно!
     Решили эту силу, приезжают домой. Жена опять истопила ему баню:
     — Мила ладушка, скажи, чем ты действуешь?
     Он одно говорит, что:
     — Я на Бога надеюсь. Нечто ей не сказал тут.
     Ночным бытом стали они блуд творить с ней, тогда он ей сказал, что:
     — Есть у меня кремень и плашка, я ими и действую.
     Потом он, ночным бытом, заснул крепко – она у него из карману вытащила. Приказала в лавке взять такой же кремень и плашку, положить на место этого.
     И этим же ночным бытом царская дочь приказала жениху – королевскому сыну, за него уж ей теперь охота пойти:
     — Сколько бы ни будь набери силы, теперича, чем он действовал, я отобрала у него.
     Тогда король набрал старых да малых и посылает в третий раз. Царь говорил:
     — Разве у нас силы нет и орудия? Возьмём силы!
     — Нет, не нужно. Поедем мы с тобой двое!
     Выехали они в луга. Силы чё-то у короля немного. Иван купеческий сын сказал:
     — Хотя и немного силы, сердце у меня сегодня слышит: едва ли мне сегодня живому быть!
     Выскочил из кареты, вынул из кармана кремень и плашку, чиркнул раз, два и до трёх – нет никого!
     — Ну, тесть, твоя дочь злодейка, обокрала меня! Так уж мне некуда деваться! Ты поезжай домой, а уж мне конец!
     Тогда королевская сила подбежала, иссекла его на мелкие куски, зарыли и столб поставили – памятник. Царская дочь тогда отписала королевскому сыну, что:
     — Едь за мной без опаски! Я согласна замуж за тебя идти!
     Королевский сын приехал, взял царскую дочь, увёз в свою землю. У Ивана купеческого сына которая приданая скотина, лошадь, и корова, и козёл, заревели тогда у отца.
     Отец её не может никаким кормом уважить: она все ревёт. Тогда хватился отец:
     — Неужели моего любимого сына нет в живности?! Скотина ревёт!
     Заутро выпущает их всех троих на волю. Они прибегают на это самое побоище, к этому столбу. Корова распорядилась:
     — Козел и лошадка, вырывайте, а я отправлюсь за живой водой!
     Через трои сутки корова притащила живой воды, а они его вырыли и собрали в место, как есть человека.
     Она фырскнула из левой ноздри, и он сросся. Из правой потом фырскнула – он встаёт.
     Поблагодарил своего отца и скотине спасибо сказал.
     — Ну, родимая скотинушка, ты ступай к моему родителю, а я ещё по белому свету погуляю!
     Пошёл опять край моря. Доходит до того места, где они ковёр-самолёт ладили. Оказался этот старичок Микола Милосливый, опять ему.
     — Что, Иван купеческий сын, знать, победствовал, свою жену потерял?
     — Да, родимый дедушка, мне уже теперь её сроду не видать!
     — А что же, увидишь! На, вот я тебе дам ягоду, и на чего ты подумаешь, как тебе надо, так ты и сделаешь!
     Он съел эту ягоду, подумал на воробья, воробьём сделался и полетел.
     Потом, он прилетает в его королевство, ударился об землю и сделался молодцом. Идёт городом, заходит к этакой старухе. Старуха одна с дочерью живёт. Помолился Богу, поздоровался.
     Старуха и говорит:
     — Откудова? Какой молодец ты?
     — Очень, бабушка, я дальний. Ты, знать-то, шибко бедно живёшь?
     — Очень бедно, батюшка, по миру хожу.
     — Я тебя сделаю сёдни богатой, только сослужи мне службу, бабушка! Пойдём на улицу. Я сделаюсь жеребцом, ты меня веди на базар продавать и возьми за меня сто рублей денег. Король меня купит, ты меня продавай, а уздечку не продавай – выговаривай себе. Если меня продашь, меня король купит – заколет. Дочь пущай следит, с вёдрами встанет перед гортанью жеребца – кровь хлынет прямо в ведра. Эту кровь она отколупает и посеет – около дворца вырастет сад….
     Только старуха выводит его на базар – король едет.
     — Стой, старуха, продай жеребца мне!
     — Жеребца продать я продам, а уздечку никак не продам! Жеребец стоит сто рублей без запросу!
     Король сотельну вынимает и уздечку ей переменяет. Старуха отправилась домой с деньгами. Жеребец не понравился царской дочери. Она говорит:
     — Если ты его не заколешь, то меня не увидишь!
     Она знает, что это не жеребец. Король приказал заколоть. Работники вывели жеребца на площадь, свалили его колоть.
     Девица эта приходит с вёдрами, встаёт перед горлом.
     — Что вы делаете? Жеребца такого колете?
     — Хозяева приказали, так что нам!
     Резнули его по горлу. Кровь хлынула прямо в ведро. Девица пошла около дворца, расковыряла эту кровь и рассеяла около дворца. Тогда образовался сад.
     Поутру король встаёт, смотрит – сад у него исправлен около дворца.
     Они чаю напились, пошли в сад в разгулку гулять. Сколько бы она ни ходила, все посматривала. Из саду пошла и сказала:
     — Сад если ты не вырубишь, меня не увидишь!
     Королевский сын сказал:
     — Коня мне жалко, а саду ещё жалчее: сад больно хорош!
     Но и сад приказал вырубить. Сад вырубили. Пришёл работник первое древо рубить, из первого древа вылетела щепа наодаль.
     Девица эта следила, наказывал ей Иван купеческий сын, взяла эту щепу, на море потащила, бросила её в море. Из этой щепы образовался селезень – всякое пёрышко в золоте сделалось.
     Не через много время королевский сын пошёл на охоту стреляться. Увидел этого селезня и подчаливается его стрелять.
     А селезень ближе к краю ползёт, покрякивает. Поглянулся королевскому сыну селезень, охота ему так поймать, не стрелять. Тогда снимает с себя штаны и рубашку. Начал селезня руками ловить. Тогда селезень не отдалялся от него – нырнёт от него и к нему, манил его вглубь.
     Королевский сын начинает тонуть. Иван купеческий сын вспорхнул на берег, ударился об землю и сделался из селезня молодцом. Хватился, в его портках нашёл кремень и плашку свою, она передала уж ему, царская-то дочь.
     Чиркнул раз и два и до трёх. Выскочило три ухореза:
     — Ах, наш старый хозяин! А что ты нас покликаешь, на какие работы посылаешь?
     Приказал Иван купеческий сын привязать (королевскому сыну) камень за шею, утопить его вовсе, весь город приказал зажечь и оставить только королевский дом да старушкин.
     — Приведите мне царскую дочь сюда, чтобы она сейчас здесь была!
     Привели ему царскую дочь. Он с ней поздоровался, повёл её к старушке. Приводит к этой старушке:
     — Ну, старушка, твоя дочь меня спасла, теперь она будет царевна: я на ней женюсь!
     Старуха не препятствует:
     — Веди, куда знаешь!
     — Тебя я увезу в русское государство. Не будешь ты бедствовать здесь!
     Приводит к царю их. Выгаркал царя и царицу на лицо к себе:
     — Привёл я твою дочь, посмотри на неё!
     Тогда царь сдивился, что он обратил её назад от королевского сына.
     — Не хочу я с ней теперь жить, я хочу её нарушить. Я невесту новую себе беру!
     — Дело твоё! – Сказал царь. ; Чё знаешь, то и делай.
     Вынул Иван купеческий сын кремень и плашку, чиркнул раз и два и до трёх – выскочили три ухореза:
     — А что ты нас покликаешь, на какие работы посылаешь?
     Приказал царской дочери голову сказнить. А царю приказал схоронить.
     — Если ты примешь добровольно меня жить, будешь считать мою жену за милую дочь, а меня – за зятя, – тогда я буду жить у тебя.
     Царь согласился:
     — За милую дочь буду держать её.
     А потом стали они над ней изъезжаться, ругать. Она стала жаловаться мужу, что плохая ей жизнь.
     Иван купеческий сын, не говоря ни слова, вынимает кремень и плашку и приказал своим рабочим с царя и царицы голову снять. Остаётся сам царствовать.
     Схоронили царя и царицу. Старушку предоставил из королевской земли в русское государство, тёщу свою на место матери. А отцу отписал:
     — Я теперь наступил в царстве царём.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Медведев. Архангельск.  Сказка!!
======
     Досюль как-то пошёл поп батько в церковь, служил он до полуобедни и пришёл ему такой лист откуда незнамо:
     — Батько, будешь ты в один час бедный и богат.
     Он взял этот лист, разорвал и на огни сожог. Обедню батько дослужил, весь народ с церкви вышел, никто ничего не увидал, а батько увидал оленя над воротами золотого. Он и давай этого оленя ловить.
     Олень от него дале, и поп в след. Этот олень его манил очень далёко. Прибежали они к речке.
     Этот олень через речку скачил и улёгся, а этот батько переходить стал, да и перешёл кой-как через речку.
     Олень этот ушёл, поп его потерял. Сел поп за кусток и загоревал, что олень золотой от него ушёл. Тут пришла медведица, забрала попа к себе в берложину и он с этой медведицей жил. Потом сподобил этой медведице батько брюхо, и родила медведица ему сына.
     Этот батько сам его крестил, дал ему имя Иван Медведев.
     Иван Медведев, стал в одну неделю очень большой, сильный. Прошло три недели от роду и как-то Иван батюшке говорит:
     — Что же ты, батюшко, хорош и без волос, а матушка у нас мохната? Как это так?
     А батько ему говорит:
     — Я сам есть из деревни, батько я был при церкви, а мать твоя медведица.
     — А что, батько, давай, от ней побежим домой.
     Они и побежали, бежали они бежали, тут медведица за ними побежала, и набежала за ними по следу, догнала и их назад воротила. На другой день она ушла в лес на охоту. Иван Медведев с батькой опять побежали из леса.
     Вот она набежала за ними по следу, догнала, рычит на них. Тогда Иван Медведев и говорит ей:
     — Иди назад мамаша, ступай давай, а то сейчас смерти тебя придам.
     Медведица-мать от них никак не отходит, всё с ними бурится. Тогда Иван Медведев взял её за лапы, тряхнул её. Она на мелки черепья разлетелась. Видит батько: а от этого его сына беды не оберёшься, смотри-ка, в три недели сила какая у него поднялась.
     Вот пришли они домой, батько попадье и говорит:
     — Вот матушка, я тебе сына привёл.
     Легли они с попадьёй спать, попадья говорит:
     — Ты батько три года ко мне не прикасался, а теперь что хочешь?
     Он ей и говорит:
     — Что ты, попадья, я три года вовсе и дома не бывал.
     Поутру встали, он попадье говорит:
     — Ну попадья, что мы будем с сыном делать? Он нас когда-нибудь убьёт. Давай пошлём мы его за лошадью, где медведей много, они его и съедят.
     Так и послали Ивана Медведева. Вот он пошёл в лес, зашёл к медведям, где их много было, выбрал который больше всех, сел на него и пригнал домой, к ступеням поставил этого медведя.
     — Ну, батько, ; говорит, ; куда мне коня ставить?
     Они в окно заглянули.
     — Ох, беда-то какая, медведя домой пригнал! Пускай тут стоит у ступеней. Поди сходи к мельнице, в мельнице сидит дьякон, возьми его домой.
     Пошёл Иван Медведев в мельницу, видит, там сидит водяник на русле. Иван его поймал за волосы, притянул домой. И тут Ивану смерти нету.
     Поп говорит:
     — Ох, беда, попадья, Иван водяника домой привёл, и там ему смерти нет. Куда же его девать? Давай-ка попадья пошлём его туда, где сила большая, я напишу записку, чтоб его там убили.
     Батько написал записку и отправил с ней Ивана, сказавши ему:
     — Поди Иван по такому-то адресу получи там деньги, они нам должны.
     Сели Иван с водяником на медведя, поехали по адресу.
     Сначала Иван посылает туда водяника с этой запиской. Те читают записку, а там записано, что убить надо таких-то. Стали они бороться, его убивать, водяника, только он не поддаётся.
     Водяник их по двое, по трое под руку кладёт, они ничего не могут с ним сделать. Потом приходит самый главный и самый сильный из них.
     Водяник тогда кликнул Ивана Медведева на выручку, побороть самого главного не может. Иван Медведев пришёл и всех перекокал. Главный стал просить:
     — Оставьте, не убивайте, а возьмите капиталу, сколько вам надо.
     Он им надавал, видимо несвидимо. Иван с Водяником сели опять на медведя и поехали домой. Приехали опять к ступеням. Батько в окно взглянул и ахнул.
     — Ох, беда, попадья! Опять домой приехали.
     Посмотрел Иван Медведев, что батько с матушкой очень испугались его, тогда Иван и говорит:
     — Батько, пусти меня в работники.
     Капитал разбойников Иван весь попу батьке отдал и пошёл в работники. Дьяка же опять вернул в мельницу на русла и стащил.
     Шёл, шёл, шёл Иван Медведев и приходит он к озеру, в этом озере в лодке сидит удит удовищем водяник, а заместо удовища бревно, белая лошадь вместо утки, которой рыбу приманивают. Иван ему и говорит:
     — Бог помощь, товарищ. Смотри, какой ты товарищ сильный.
     А водяник Ивану говорит:
     — Ох, я сильный, но не самый сильный. Есть Иван Медведев, вот он сильный.
     — А я и есть Иван Медведев.
     Водяник ему и говорит:
     — Возьми тогда меня в друзья себе.
     Дальше они вдвоём пошли. Шли далёко ль близко, пришли к горе высокой, видят, там стоит мужик, и он эту гору из руки на руки перекатывает. Иван ему говорит:
     — Бог помощь, товарищ. Ох, ты какой сильный.
     Мужик этот с горой говорит:
     — Я сильный, но не самый сильный. А вот есть такой Иван Медведев, так вот он действительно сильный.
     Иван Медведев тогда и говорит ему:
     — Я то и есть Иван Медведев.
     Говорит ему Человек с горой:
     — Ну тогда возьми же меня в третьего друга.
     Стало уже трое. Пошли товарищи вперёд. Шли далёко ли близко. Приходят в одно место и видят: стоит мужик и делает огородку от земли и до нёба из брёвен.
     Трое товарищей говорят ему:
     — Бог помощь, мужичок. Ох ты какой сильный.
     — Нет, ; говорит мужик Огородчик, ; я сильный, не самый сильный. А вот есть такой Иван Медведев, так тот действительно сильный.
     Иван Медведев ему на это отвечает:
     — Я то и есть Иван Медведев.
     Говорит ему Огородчик:
     — Ну возьми тогда меня вслед за собой.
     Стало их четверо. Пришли они в чисто поле, убили они четырёх быков четырёхлетних.
     Иван Медведев говорит:
     — Ну что ребята, будемте дом строить.
     Оставили первого товарища водяника быка варить, а сами пошли брёвна рубить. Он варил, варил, тут как раз выстала бабка с-под земли, его взяла, клала под колено, сама мясо из щей выхлебала и ушла.
     Пришли товарищи с лесу, попробовали щи и говорят:
     — Эка беда! Пришли обедать, а щи у него худые. Что же у тебя щи худые?
     — А я, ; говорит первый товарищ, ; лес сподоблял, а вороны в это время всё мясо выклевали.
     На следующий день товарищи оставили второго, который гору перекатывал.
     Тот варил, варил быка, а тут снова эта старуха выстала. Она его под колено, и сама мясо из щей выхлебала.
     Пришли товарищи обедать и говорят:
     — Что же у тебя щи худые?
     — А я лес сподоблял, ; говорит второй товарищ, ; а сороки да вороны мясо выклевали.
     На третий день остался дома третий товарищ. Стал он быка варить, щи делать. Тут снова старуха выстала, да его под колено, а мясо из щей выхлебала.
     Пришли товарищи обедать, а щи опять худые. Говорит тогда Иван Медведев:
     — Ну что же щи такие худые? Которого не оставь, щи у всех у вас худые. Дай-ка я теперь останусь четвёртого быка варить да щи делать.
     Остался он, быка сварил, щи сделал. Тут как раз и старуха с под земли выстала и его хочет поймать. Иван Медведев ей говорит:
     — Ах ты старая чертовка! Этот ты у нас все щи выхлебала.
     Начал он с ней бороться. Иван Медведев её изборол и говорит:
     — Хошь знать старуха: я сейчас тебя смерти придам.
     Говорит старуха:
     — Пожалуйста, отпусти на этот раз, я лучше за тебя дочку свою отдам.
     Покормил Иван эту старуху и отпустил её, она опять на старое место своё ушла, где колодец был в подземлю.
     Пришли все товарищи к Ивану обедать, так у него щи хороши были. Иван и говорит товарищам своим:
     — Ох вы мозгляки, ещё считаетесь сильными и удалыми, а этой старухи побороть не смогли.
     Вспомнил тут Иван про обещание старухино, дать ему свою дочку в жёны ему, взял он канат долгий и предолгий, спустил его в колодец в подземлю и говорит:
     — Ну вот что ребята, спустите-ка меня в подземлю:
     Товарищи его взяли его туда и спустили. Там он пошёл к этой старухе, а её дома нету. В этом доме встретил её дочку, девица ему принравилась, хорошая была.
     Эта девица в молодца тоже очень влюбилась и говорит она Ивану:
     — Мать, как придёт, будет тебя Иван вином потчевать, ты с левой руки бутылки не бери, а с правой бери, с правой руки вино сильнее.
     Несколько-то времени там промешкали они вдвоём, старуха пришла, мать, вишь ты, ходила по родичам, собирать на свадьбу. Взяла вино и начала Ивана потчевать.
     С правой руки ему вина не даёт, а с левой только. А он с левой не берёт. Старуха принуждена уж с правой руки ему вина дать. Они взяли и выпили, она выпила с левой руки, а он с правой выпил. Он и так был силен, а тут ещё гораже стал сильней.
     Старуха и говорит:
     — Теперь, зять, давай бороться со мной, потом дочку дам за тебя.
     Как стали бороться, она и рук с ним поправить не может. Быстро он оборол её. Потом начали свадьбу играть, свадьбу они сыграли, потом здынули по канату невестино приданое, потом канатом невесту наверх потянули.
     Как невесту подняли, молодцы видят, что она очень хороша и приданое хорошее. Стали Ивана тянуть, до половины тянули, потом канат отрубили, Иван и полетел вниз, повидай куда.
     Падал Иван, за углы цеплялся, хотя и стукнулся, да не убился. Света белого внизу не видать: всё ровно как тёмная ночь, в такое место улетел. Ходил он, ходил несколько-то годов и всё свету не видел.
     Потом показалась ему одна звёздочка вдали, он по этой звёздочке шёл, шёл. И пришёл он к избушке.
     — Избушка, избушка, ; говорит Иван, ; повернись туда дворцами, сюда крыльцами. Мне не век вековать, одну ночку ночевать.
     Избушка повернулась, он и зашёл в эту избушку. Глядь, там лежит баба, у неё ноги на лавке, голова на пороге, а титьки на окошке.
     — Фу, фу, фу, фу, слыхом не слыхала, видом не видала, русский дух в избу зашёл.
     — Ничего бабушка не выспрашивай, не выведывай, сначала баенку истопи, покорми и спать положи, тогда и выспрашивай.
     Она сейчас байну стопила, в байну сводила и покормила, и напоила, и спать повалила. И начала выспрашивать.
     — Ну, откуда ты, молодец, из каких мест здесь находишься?
     — Вот, бабушка, так и так. У такой-то я старушки дочку за себя взбрал, потом её туда на землю здынул, а меня взад мои товарищи и спустили. Не знаешь ли, как бы мне попасть на землю?
     — Ох, молодец, как трудно тебе попадать туда, очень далеко. Есть у меня сестра за десять вёрст, и есть у ней птица такая, что она туда свезёт тебя. Хорошенько проси её, чтобы дала тебе эту птицу.
     Иван и говорит:
     — Ну, не сном мне дорожку коротать, а заботой.
     Он и отправился. Шёл он шёл и пришёл к той избушке, зашёл в эту избушку.
     — Фу, фу, фу, фу, слыхом не слыхала, видом не видала, вдруг появился русский дух, в избу зашёл.
     — Ничего бабушка не выспрашивай, не выведывай, сначала баенку истопи, покорми и спать положи, тогда и выспрашивай
     Она сейчас байну стопила, в байну сводила и покормила, и напоила, и спать повалила. И начала выспрашивать.
     — Ну с каких ты, молодец, мест здесь находишься?
     — Есть я с таких-то мест и у эдакой-то бабушки брал дочку за себя и потом я её туда на верх, на свою землю здынул, а меня товарищи потянули, да и взад сбросили.
     — О, ; говорит бабушка, ; да ты моей сестры зять.
     — Как бабушка, ; говорит Иван, ; не знаешь ли, как мне попасть на землю?
     — Не знаю, ; говорит старуха, ; как тебе туда попасть.
     — Скажи, бабушка, у тебя, сказали, есть птица такая, дай мне её, чтобы она меня туда доставила, на мою землю.
     Делать нечего, всё-таки зять её сестры, птицу бабушка дала, он набрал мяса ей в дорогу, сел на неё, она и полетела.
     Летела, летела, он мясо ей кидал, она клювом ловила. Только она полетела, у Ивана шапка с головы и слетела. Иван кричит ей:
     — Аи, погоди, птица, у меня шапка с головы слетела.
     А она ему:
     — Охо, молодец, далёко до твоей шапки добираться. За тысячу вёрст мы улетели уже от твоей шапки.
     Потом мясо кончилось у Ивана, а оставалось ещё не много до земли, Иван тогда ногу свою дал птице той. Она съела и опять полетела.
     Летели, летели, птица опять есть захотела. Иван и другую ногу ей дал. Птица и её съела и опять полетела. Тут Ивану свет земной показался.
     Эта птица взяла кругом обвернулась и появились ноги Ивановы. Эта птица взяла и приклала к нему ноги, дунула-плюнула, ноги по-старому стали, на старом месте.
     Иван набрал еды, эту птицу накормил и отправил туда назад в подземлю, а сам пошёл в свой дом в чисто поле, где они дом строили, быков варили.
     Там у них свадьба идёт. Десять годов всё свадьбу играют, один берёт к себе, а другой к себе, а третий ещё к себе, и всё свадьбу сыграть не могут.
     Иван как в избу пришёл, а они сидят за столом и напротив невеста. Эта невеста его как увидела, скочила с застолья к нему на ворот кинулась.
     — Вот где мой муж! Он сумел меня найти да взять, он сумеет и удержать.
     Потом они повенчались с ней. Иван, как повенчались, взял всех троих на воротах и расстрелял. С женой ушёл к отцу да к матери жить, и стали они жить да быть да добра наживать.
     Тут моя Сказка, тут моя повесть и кончилась. Дай хлеба поесть, в городе я был, мёд я пил, чашка с дырой была, рот у меня кривой был, по губам всё вытекло, в рот не попало.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван медвежье ушко. Жил-был старик да старуха. Архангельск.  Сказка!!
======
     Жил-был старик да старуха, у их был сын Иван, прозвище — Медвежье ухо.
     Поезжает он как-то за дровами на лошади. Приехал в чисто поле, стоит дуб. Стал этот дуб секчи, да тут из-под кореня, из берлоги вышел медведь, кобылу задавил и пол кобылы съел.
     Иван дуб ссёк, воз наклал на сани, ссёк ещё сосну зашёл в берлогу и ударил медведя той сосной.
     — Съел кобылу мою, так поди теперь да тени мой воз.
     Медведь выскочил, заскочил в хомут и потянул воз. Привёз Иван воз ко двору, медведя выпряг и запустил его в сарай с коровами.
     Наутро стала мати, две коровы у их было, медведь обеих задавил.
     Стали на Ивана отец и мати побраниваться. Иван тогда медведя запряг и поехал куда глаза глядят.
     Ехал близко-ле, далёко-ле, низко-ле, высоко-ле, приехал в какое-то место, глядит стоит избушка на курьих ножках, об одном окошке.
     Иван говорит:
     — Воротись, избушка, к лесу глазами, ко мне, молодцу, воротами.
     Избушка его приказание исполнила, повернулась по русскому правилу. Зашёл Иван в избушку, там сидит старушка. Скрипит она на него:
     — Куда пошёл-поехал ты, Иван?
     Отвечает он ей:
     — Я поехал вдоль по дороге, может что будет, что найду себе.
     Старуха напоила его, накормила, указала ему дорогу дале, утром поехал Иван вперёд. Доехал до большого дому, медведя выпряг, зашёл в избу, в избе никого нету. Стоит в избе корыто с вином. Медведь вина напился, да тут и повалился.
     А в избе на спицах висят много-множество саблей. Выбрал Иван саблю, которая всех побольше, и отложил её себе на особицу. Вышел на улицу, смотрит-глядит, а из дома богатого народу бежит много-множество и дубинами на него махают.
     Иван заходит в избу, берёт саблю. Взял уразину большую деревянную и медведя ударил той уразиной.
     Медведь проснулся, вскочил и начал людей бить, колотить да мять, а Иван стал саблей давай их секчи, всех людей они прибили.
     Был с этими людями поп один, так он в дом их богатый заскочил, в погреб забежал, да там себе голову выломал, темно было.
     В этом дому богатом у них денег было множество. Иван деньги себе взял и поехал обратно. Приехал домой, деньги отдал отцу да матери и просил отцу да матери сковать меч ему о полтараста пудов.
     Пошли родители к кузнецу, дали денег, сковал он меч в полтараста пудов. Иван вышел и бросил меч подверх. Меч летал долгонько времени и пал на землю. Иван взял меч положил на колено, хлопнул рукой, меч и раскололся.
     Приказал Иван ковать отцу да матери меч полтретьяста пудов. Пошли к кузнецу, кузнец и ту работу сделал. Взял Иван меч, вышел на улицу, бросил меч вверх, меч недалёко летал, пал на землю.
     Вышел Иван, положил меч на колено, ударил рукой, меч не раскололся.
     — Ну, это меч хороший будет.
     Вышел Иван на улечь-улицу, запряг своего коня-медведя и поехал. Доехал он до озера, выпряг медведя и в кусты его призапрятал. Стал он в лесу кору драть да в озеро метать, и говорит:
     — Бесы не платят пошлину третей год: озеро высушу.
     Бес тут из озера и вышел:
     — Не суши Иван озеро, заплатим пошлину. Только давай сначала бороться со мной, я оборю, дак пошлину не платить, ты оборешь дак заплатим.
     Иван и говорит:
     — У меня есть Мишка, брат большой, с им борись, возьми дерево да по уху его ударь, он на ухо глухой.
     Бес ударил медведя деревом, медведь вскочил и схватились они бороться, медведь беса и оборол. Бес тогда сказал:
     — Ну хорошо, пошлину платим.
     И ушёл в озеро. Иван поймал в ту пору ушкана, пока бес ходил. Бес вышел из озера и говорит:
     — Давай бегать, кто кого опередит.
     — Что ты хочешь со мной бегать, у меня Ванька малой есть, он тебя опередит.
     Иван спустил ушкана и побежали. Ушкан беса и опередил. Бес опять ушёл в озеро, а Иван яму выкопал и в яму поставил шапку, а в шапке прорезал дыру. Бес вышел, Иван и говорит:
     — Наносите шапку полную денег, дак прощу.
     Бес вынес мешок денег большой, деньги высыпал, а денег в шапке всё одно мало осталось, все ушли в яму.
     Бес опять пошёл по деньги, опять мешком денег принёс, и стало денег видно немного в шапке. Иван и говорит бесу тому:
     — Донеси-ка бес в шапку-то, как по договору.
     Принёс бес ещё мешок, шапку как раз и сполнил. Иван тогда говорит бесу:
     — Ну бес, больше ты мне не нужон, ступай в озеро.
     Иван набрал с лесу коры, деньги эти закрыл и запряг коня-медведя и поехал до дому своего. Как приехал, так медведя своего отпустил, а деньги отцу с матерью отдал, чтобы жили они хорошо.
     Потом снова отправился в путь свою дорогу, счастья себе искать.
     Шёл он много-ли мало-ли и дошёл до избушки на краю земли. Зашёл в ту избушку, а там живут Горокат да Деветьпил.
     Он попросился им в товарищи, они и говорят:
     — Быть ты с нами меньшой брат.
     Ну хорошо, меньшой дак меньшой. Ночь пришла, легли спать. Спали долго-ле, коротко-ле, пришла к им баба-ягаба и говорит:
     — Здынь Горокат, подними меня на порог.
     Горокат стал здымать, поднимать, едва втащил на порог её. Говорит баба-ягаба:
     — Здынь-подними меня на лавку-от.
     Здынул-посадил её коё-как Горокат на лавку. Баба-ягаба и говорит:
     — Давай, Горокат, теперь боротьса со мной.
     Стали они бороться. Баба-ягаба Гороката и оборола. Потом Баба-ягаба ушла от их.
     Стало утро, стал свет, Горокат и Деветьпил ушли на гору за промыслом. День ходили, к вечеру опять домой пришли. Сварили тетёру, поели, спать легли.
     Баба-ягабиха опять к им пришла.
     — Здынь-поставь Деветьпил на порог меня.
     Деветьпил здынул, бабу втянул. Она опять требует:
     — Здынь-посади Деветьпил меня на лавку.
     Деветьпил здынул-посадил Бабу на лавку. Баба-ягаба и говорит:
     — Давай, Деветьпил, теперь боротся со мной.
     Баба-ягаба и Деветьпил схватились бороться. Боролись они боролись, чуть избу не сломали, да только Деветьпила баба и оборола.
     Утром попили-поели товарищи и в лес ушли. День прошёл, к вечеру опять из лесу приходят и спать легли. Приходит опять баба-ягабиха:
     — Здынь-поставь теперь ты Иван меня на порог.
     Иван ей говорит:
     — Ноги-то у тебя как быка здоровы, сама зайди.
     Баба-ягаба зашла. Приказывает дальше Ивану:
     — Здынь-посади меня Иван на лавку.
     Иван говорит:
     — Жопа у тебя толстая, сама сядь-посядь.
     Баба эта села. Посидела и говорит:
     — Давай теперь Иван бороться со мной.
     Иван медвежье ухо тут её схватил, да и бросил об пол, схватил меч, ударил мечом и всю разнёс ей, жизни не стало ейной. Выбросил Иван её на улечь-улицу.
     Горокат и Деветьпил встали утром и говорят:
     — Будь ты нам тогда старшой брат, раз ты такой сильный.
     На утро вышли они все трое прочь от избы, идут не путём и не дорогой, а всё лещинами. Дошли до глубокого колодца. Хотели напиться, да воды не достать. Стали они с дерева лыко рвать да вязку делать. Вили они вязки много, стали советоваться, кому в колодец за водой спускаться.
     Горокат не хочет, Деветьпил не хочет, Иван и говорит:
     — Давай, делать нечего, я стану спускаться.
     Стали они его спускать в колодец, спустили. Как его туда спустили, смотрит Иван, а там внизу сидит красна-девица, сидит она на сундуках. Он тогда завязал сундук, вяжу подёрнул, они потянули, и вытянули девицу. Вяжу снова в колодец спустили, да всю её туда и бросили. Ивану попасть никак наверх, не вылезти.
     А на земле Горокат и Деветьпил стали о девке спорить, кому достанется.
     Иван нашёл ход в колодце, пошёл туда, ходил, ходил и нашёл птенца. Птенец сидел совсем замёрзший, так Иван взял его за пазух себе и согрел его. Тут прилетела большая птица, хотела Ивана склевать, а птенец запросил не клевать Ивана потому, как он его от смерти спас, обогрел. Сказала тогда Птица:
     — Что тебе надобно Иван, то и сделаю для тебя.
     Иван ей и говорит:
     — Птица небесная, не можешь-ли меня вынести на святую Русь?
     — Могу я тебя вынести на свету-Русь, только настреляй мне множество всяких птиц. Дорога длинная, мне питаться надо.
     Иван настрелял ей птиц, склал их на спину ей и сам сел. Она и говорит:
     — Я как обернусь, ты мне птицу брось прямо в клюв, авось сил хватит и долетим.
     Вот птица эта и полетела и обёртывается, он и помётывает ей по птице. Долго летели, птиц этих Иван-медвежье ухо уже всех выметал, не стало больше. А осталось уже немного до свету. Она обвернётся, а и нет нечего ей в клюв, другой обернётся, и снова ничего ей нету поесть.
     Иван тогда взял нож, да у себя поджилки и отрезал, птица обернулась, он ей и бросил поджилки, так птица и вылетела на святую Русь.
     Здесь птица встряхнулась и спрашивает у Ивана:
     — Ты последние-то куски какие бросил, откуль, уж очень сладкие были?
     Он и показал ей ноги:
     — Вот я откуль.
     Птица тогда выхаркала поджилки, приложила, дунула-плюнула, дак они лучше старых стали на место.
     Потом Иван нашёл Гороката и Деветьпила, они недалеко от колодца ушли, потому как всё спорили, кому девица, кому приданое её. Схватил Иван их да и в колодец тот втрёщил.
     Взял он красну девицу и пошёл с ней в своё место. Стали они с этой девицей жить да быть, добра наживать, лиха избывать.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Мужицкий сын.  Сказка!!
======
     Завелись у мужика в скирдах крыса и мышь.
     Мышь была заботлива, а крыса беззаботна, все бы ей по скирдам скакать. Только и знала, как бы своровать яичко либо цыплёнка. А мышь точит и точит зерно, готовит муку на весь год.
     Вот снегом все замело, а у крысы поесть нечего. Приходит она к мыши, просит взаймы муки. Дала ей мышь муки.
     Весна подошла. У мыши вся мука вывелась. Пошла мышь с крысы долг спрашивать. Ухватила крыса мышь за хвост, много горя той досталось: избила она мышь в прах.
     Подаёт мышь на крысу прошение в суд. Собрались звери и птицы, начали судить. Крыса схитрила, всех перепоила: птиц и куниц, медведей и лисиц.
     Орёл главным судьёй был. Вышел орёл, прочитал приговор:
     — Оставить прошение мыши без последствий.
     А мышь бойкая была. Видит, что неправильно присудил орёл в крысину пользу. Дождалась, когда орёл спьяну заснул, взяла и подгрызла ему крылышки.
     Поехал мужик рано утром нарубить леску, истопить печку. И, вот тебе, наехал на пьяных зверюжин.
     Испугался, поворачивает лошадей обратно.
     А орёл говорит:
     — Погоди, мужичок, не торопись, назад вернись, возьми меня с собой! Корми, пои, пока не поправлюсь, ; я тебя отблагодарю.
     Мужик год орла кормил. Исправились у орла крылья. Он говорит:
     — Полетим теперь ко мне!
     Подхватил мужика, и полетели они к орлу. Мужик в гостях у орла год был. Пил, ел, гулял как прошёл год, не видал. Вот собирается он домой. Даёт ему орёл берестяной коробочек.
     — Возьми, ; говорит. ; Только не открывай, пока домой не придёшь.
     Шёл, шёл мужик и думает:
     — Что же это за коробочек такой? Дай-ка я погляжу, что в нем.
     Открыл он коробочек. Посыпались оттуда дома да амбары, лавки, полны товара. Никак он не закроет этот коробочек.
     Где ни взялся колдун. Говорит:
     — Отдай мне то, чего дома не знаешь, а я тебе помогу.
     Мужик подумал:
     — Все-то я дома знаю. Нечего мне бояться.
     Ну и согласился отдать то, чего дома не знает. Колдун договор написал. Дома, амбары и лавки в коробочек сложил.
     Пришёл мужик домой, глядит, жена его сына родила. Мужик затосковал, весел с тех пор никогда не бывал. Положил договор в сундук, на самое дно, и никому о нем не сказал.
     Живут они, поживают, сын с матерью ничего не знают. Коробочек открыли, амбаров понастроили. А мужик все невесёлый. Вот сравнялось Ивану двадцать два года.
     Полез он как, то в сундук и увидел договор.
     — Что это? ; Спрашивает он отца.
     Мужик ему все рассказал.
     — Эх, батя, ; говорит Иван, ; давно бы мне надо было сказать! Ну, не гневайся! Пойду я твой долг платить.
     Шёл, шёл, зашёл в лес дремучий. Там стоит дом премогучий, кругом по балясинам человеческими головами обнесён, кожами человеческими обвешан. Является Иван к колдуну.
     Колдун говорит:
     — Давно, давно пора, Иван-мужицкий сын, отцов долг заплатить, мне послужить! Ступай на кухню отдыхать. А завтра за работу.
     Пошёл Иван на кухню. А у колдуна в кухарках красавица девица, была. И Иван собой красавец. Полюбились они друг другу.
     Рассказал Иван, откуда он и зачем пришёл. Красавица девица говорит:
     — Плохи твои дела Иван-мужицкий сын! Хочет тебя хозяин погубить, жизни лишить. Видишь посреди двора колоду? Велит он тебе завтра её поколоть, порубить, в поленницу дрова сложить.
     — То для меня пустое дело! ; Отвечает Иван. ; Силой меня отец с матерью не обидели.
     — Не хвались раньше времени, Иван-мужицкий сын! Колода та не простая. Тут не сила, а сноровка нужна. Деревья, что вокруг колоды стоят, такими, как ты, молодцами были. Станешь завтра колоду рубить, увидишь на комле маленький сучочек. Бей по тому сучку топором. Промахнёшься, на себя пеняй.
     Вот велит на другой день колдун Ивану колоду поколоть, порубить, в поленницу дрова сложить. Берёт Иван в руки топор. Размахнулся во все плечо и ударил по колоде.
     Колода как лежала, так и лежит. А сам он в землю будто корнями врос. Размахнулся Иван по второму разу. Сильней прежнего ударил. Колода как лежала, так и лежит. А сам он по пояс дубовой корой оделся.
     Тут испугался Иван. Вспомнил, что кухарка ему говорила. Приметил на комле маленький сучочек. Нацелился в него, попал топором. Загремела колода, на поленья развалилась. Поленья сами в поленницу сложились.
     Спали с Ивана чары. Приходит он к колдуну, докладывает:
     — Выполнил приказ.
     Вышел колдун во двор. Посмотрел, правда. Злоба его взяла, однако вида не показывает.
     — Ну что же, говорит, ; спасибо за службу, Иван-мужицкий сын. Ступай на кухню отдыхать. Завтра будешь мне неезженого коня объезжать.
     Приходит Иван на кухню, смеётся.
     — Это, ; говорит, ; для меня дело пустое, коня объезжать.
     — Не хвались, Иван, раньше времени, ; говорит кухарка. ; Хочет тебя хозяин погубить, жизни лишить. Конь, то не простой будет. Дам я тебе три пуда железных прутьев. Когда станет конь подниматься кверху, бей ты его теми прутьями между ушей, сколько сил у тебя хватит.
     Вот наутро подвели Ивану неезженого жеребца. Это сам колдун конём обернулся. Сел Иван верхом, поднялся конь выше лесов, чуть ниже облаков. Хочет Ивана на землю сбросить.
     А Иван к нему крепче прижимается, ногами бока давит, железными прутьями между ушей бьёт.
     Бил до тех пор, пока конь на землю не опустился. Привязал Иван коня у подъезда. Приходит к колдуну.
     А тот уже обернулся человеком, лежит в постели, охает:
     — Послужил ты мне хорошо и на этот раз, Иван-мужицкий сын. Ну, исполни ещё мой приказ: искупайся завтра утром в моей бане.
     Приходит Иван на кухню, рассказывает служанке, смеётся.
     — Разве это работа, ; говорит, ; в бане искупаться?
     Та отвечает:
     — Плохо тебе завтра будет, Иван-мужицкий сын! Хочет хозяин тебя живьём изжарить, кожу содрать, голову на балясину повесить. Ну, ложись спать, утро вечера мудрёнее.
     Испекла она ночью пышку — Говорушку. Посадила в баню. А сама с Иваном-бежать. Приказывает колдун наутро слугам баню топить, докрасна раскалить.
     Приходит спрашивает:
     — Как, Иван-Мужицкий сын, хороша баня?
     А пышка, говорушка Ивановым голосом отвечает:
     — Баня не скоблена, Три года не топлена, Зуб на зуб не попадает.
     Рассердился колдун на слуг, что плохо баню топят. Велел ещё дров подложить. Приходит снова, спрашивает:
     — Как, Иван-мужицкий сын, хороша моя баня?
     А пышка, говорушка отвечает:
     — Баня не скоблена, Три года не топлена, Зуб на зуб не попадает.
     Взялся колдун сам баню топить. Все дрова пожёг.
     Спрашивает. Пышка, говорушка отвечает:
     — Баня не скоблена, Три года не топлена, Зуб на зуб не попадает.
     Открыл колдун дверь, а там пышка, говорушка. Хватился, кухарки нет. Снаряжает колдун погоню. Слышит красавица девица, что погоня близко, обернулась она свиньей, а Ивана пастухом сделала.
     Подбегает погоня:
     — Тут Иван-мужицкий сын не проходил?
     Пастух отвечает:
     — Нет, никого не было.
     Вернулась погоня ни с чем. Колдун спрашивает:
     — Никого не видали?
     — Нет никого. Только пастуха со свиньёй повстречали.
     — Это они самые и были!
     Слышит красавица девица, что нагоняют. Сделала она Ивана конём, а сама обернулась репьём. Возвращается погоня ни с чем.
     Колдун спрашивает:
     — Что же, никого не видали?
     — Нет, никого. Только конь ходит, а на хвосте у него репей.
     — Ах, это они самые!
     Побежал колдун сам. Бежит, земля дрожит. Слышит красавица девица, нагоняют. Обернулась она морем, а Ивана селезнем сделала. Стал колдун воду пить, чтобы море осушить.
     А селезень крякает:
     — Чтоб ты лопнул! Чтоб ты лопнул!
     Так оно и случилось: лопнул колдун и издох. Прибежал Иван-мужицкий сын со своей невестой домой, к отцу, матери.
     Свадьбу сыграли. Стали жить, поживать. Все у них хорошо.
     Письма мне пишут, только я что-то тех писем не получаю, хотя и читаю
......
Иван Мурдасов. Челябинск. Легенда.  Сказка!!
======
     Жил в старые годы у нас в Тургояке один старатель – шибко нефартовый, хоть всю жизнь среди камней и золота вился.
     Сродни он мне приходился. Дядя по матери был. Чисто горюн – Иван Дмитриевич Мурдасов.
     Жил он в большой нужде, век в лаптях ходил и до настоящей жилы так и не добрался, хоть шибко любил камни и толк в них понимал.
     Парнем он ещё был. Пошёл, знать, на покос да в ручейке, знать-то, самородок и нашёл. Поглянулся он парню. Потянуло ещё раз порыться. На Михеевом логу осенью он охотился. Сел отдохнуть. Костёр развёл.
     Немного в земле покопался да на самородок золотников в двадцать и натакался. Совсем обрадовался Иван. Ну, известно, в те поры, женили его. Девку взял по себе – работящую и добрую. Как нашёл Иван самородок, стал подговаривать братьев шахту бить.
     Согласились они. Всё заготовили. Пробили шурф аршин в двенадцать. Надо породу давать, а на этом месте недозволено было копушки ставить. Михеевский лог какой-то компании принадлежал.
     Думал, думал Иван:
     — Аккуратно сделаем, никто не услышит. Далеко от жилья – глухомань одна.
     Решили они взорвать порохом породу. Купили пороху, а шнура нет. Иван сам из чего-то сгоношил шнур.
     Сел Иван в корзину, стал спускаться в шахту, а до этого Иван с отцом и братьями договорился:
     — Как вскричу я, вы меня сразу и тащите!
     Хотел он быстренько поджечь шнур и, пока огонь до породы дойдёт, на землю выбраться.
     Но получилось совсем по-другому. Не успел Иван мужикам крикнуть из шурфа, как такой, взрыв раздался, что валок разнесло, а самого Ивана без памяти вытащили на землю.
     Шибко его покалечило. Уж и побились над ним. Весь в крови был. Глухим на всю жизнь так и остался. Ничего не получилось у него с Михеевской жилой.
     Шутил потом долго:
     — На золоту жилу натакался, да с пустым брюхом и остался.
     Но не отступился Иван от золота и камней. Без утиху и устали землю долбил, камни искал.
     По-своему их называл, неграмотным был. Знал он, как в горе камень обозначается, а по-учёному не знал, как назвать. К примеру сказать, горный хрусталь кристаллом растёт.
     Так Иван его – точёными шишками — Оттого называл. Корунд – огоньками прозвал. Любил он больше всего хрусталь.
     Однажды враз два пуда хрусталя в Златоуст отвёз – да чистого, как Тургоякская вода.
     Как-то раз заметил он возле Монастырского пруда золото. Монастырь раньше тут стоял.
     Стал он с дядей моим опять шурф бить. Мне годов десять было. Шурф они бьют, а вода не даёт.
     Надумал он из пруда воду спустить. Взяли ломы, открыли створки у плотины, затворы. Пошла вода из пруда, а время было уже к ночи.
     Решил Иван, что за ночь, к утру, вся вода из прудка уйдёт. И вправду. К утру спала вода, но на дне прудка плавуны оказались. Ничего не поделать. Так и отступились.
     Сколько ни бились – пришлось бросать это дело. Чуть не плакал Иван. Сколько трудов положено – и всё напрасно. Да и бедность поедом ела. Ребята уж подрастали, а в доме нужда.
     Не раз говорил он жене:
     — Погоди, мать.
     Найдём клад – заживём тогда. Только верна поговорка:
     — Жила богатима, да у ковшика дыра.
     Будто нарочно золото от него уходило. Вскоре старшего сына женили. Бабёнка попалась сварливая, злая.
     Все свёкра попрекала за его любовь к камню.
     — Золото моем, а в голос воем, – говорила она.
     Или:
     — Тебе бы около смолокурки рабить – дёготь гнать, а не камни искать.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Несчастный. Архангельск.  Сказка!!
======
     Жил на свете молодец в хате за городом.
     Ничего у него не было, с рук ничего не сходило, везде терпел неудачу, за то бедняка и прозвали Иваном Несчастным.
     — Дай-ка, ; думает Иван, ; пойду к царю, он бог земли, должен знать, в чем моё счастье.
     Сошёл в город, добился до царя и говорит:
     — Ваше императорское величество! Вы бог земли, скажите, в чем моё счастье.
     Посмотрел, посмотрел и говорит царь:
     — Хоть и я Бог земли, много знаю, но в чем твое счастье, этого не знаю. Выше меня есть ещё Бог на небеси, тот все знает.
     — До того Бога высоко, туда не сходить, ; говорит Иван и хотел уж от царя уйти, но в это время прибежала царская дочь, которая подслушивала, и говорит царю:
     — Что же ты, папаша, не поговоришь с ним, ты бог земли, посоветовал бы ему что-нибудь, может, счастье его в жене.
     Царь осерчал на свою дочь, приказал позвать священники и повенчать свою дочь с Иваном.
     Священник повенчал, и царевна с Иваном переехали из царских палат в хату, а у Ивана и хлеба нет.
     Дала царевна Ивану несколько денег, чтобы он сходил в город, купил несколько провизии и шёлку, и золота.
     Иван сходил, купил, жена в несколько дней вышила шёлком и золотом ковёр и послала Ивана в город продать ковёр.
     Пришёл Иван в рынок, купцы выскочили из лавок и спрашивают:
     — Что, Иван, продаешь?
     — Ковёр.
     — Что возьмешь? Иван и не знает.
     Один купец надавал пятьдесят рублей, другой предложил сто, ковёр продан был за сотню.
     Идёт Иван домой, а навстречу ему идёт старик.
     — Купи, Иван, слово!
     — Да денег нет.
     — Знаю, что у тебя деньги есть, давай половину, и слово скажу.
     Отдал Иван 50 рублей, а старик и говорит ему:
     — При смерти будешь — Не робей!
     Пришёл Иван домой, рассказал своей жене про свою куплю-продажу, а жена говорит:
     — Ну, денег не жалей, может, слово пригодится, деньги дело наживное, а слово один раз, может быть, и продавалось.
     Привыкла царевна жить светленько, и деньги прожили скоренько.
     Вышила она другой ковёр, а Иван опять пошёл на рынок. Выбежали купцы, один предложил за ковёр сто пятьдесят, а другой купил за двести.
     Получил Иван деньги и пошёл другой дорогой, чтобы не встретить старика, а старик тут как тут.
     Встретился с ним за городом и предлагает опять слово.
     — Купи, Иван, слово.
     — Да денег нет.
     — Давай денег половину, и слово скажу.
     Отдал Иван половину денег, а старик говорит:
     — Будешь судьей — Суди ни по том, ни по другом.
     Пришёл Иван домой, рассказал жене, а та и говорит:
     — Деньги дело наживное, слово иногда лучше денег пригодится.
     Жили светленько и деньги прожили скоренько.
     Вышила царевна ещё ковёр, и пошёл Иван продавать. Выбежали из лавок купцы, и один купил ковёр за триста рублей.
     Получил деньги и пошёл кругом города, чтобы старика не встретить, а старик опять навстречу идёт.
     — Купи, Иван, ещё слово.
     — Денег нет.
     — Теперь у тебя денег много, а слово пригодится, давай половину, и слово скажу.
     Отдал Иван половину денег, а старик и говорит:
     — Будет у тебя сабля, поднимешь её, но не бей.
     Пришёл Иван домой, рассказал, а жена и говорит:
     — Ну ладно, и слово иногда лучше денег пригодится.
     Пожили светленько и деньги прожили скоренько. Есть стало нечего, жена и говорит Ивану:
     — Я тебя долго кормила, теперь ты меня столько же прокорми, а я опять надумаю что-нибудь.
     Пошёл Иван искать работы. Пришёл в город, дошёл до пристани, а здесь один хозяин нанимает рабочих на корабль.
     Иван к нему нанялся, хозяин отдал ему в задаток половину, Иван снёс деньги жене, простился с ней и пришёл на корабль.
     Подул попутный ветер, и корабли вышли в море. Долго бежал корабль, но вдруг стихло, паруса обронили и стояли целый месяц. На корабле все стали роптать, что это из-за кого-нибудь нет ветра.
     Один говорит:
     — Я десять лет служил, и беды такой не бывало.
     Другой говорит:
     — Я пятнадцать.
     Видит Иван, что дело не ладно, вспомнил он слова старика:
     — Будешь при смерти — Не робей.
     И просил, чтобы его бросили в море. Корабельщики бросили его в море, и вдруг завеял ветер, распустили паруса, и корабль полетел.
     Как только бросили Ивана в море, а сын водяника схватил его и привел к отцу.
     А водяник с женой уже три года спорят, один спорит, что на Руси золото-серебро дороже всего, а жена спорит, что булат-железо всего дороже.
     Сын водяника привел Ивана и говорит:
     — Вот, батюшка, я привел российского человека, он знает наверное, что дороже.
     Друг перед другом стали спрашивать у Ивана, что дороже.
     Вспомнил Иван слово старика:
     — Будешь судьей, ; суди ни по том, ни по другом, и говорит:
     — У нас на Руси очень дороги золото и серебро, да и булат-железо в той же цене бывает.
     — Ну вот, ; говорит водяник, ; ты спорила, а видишь, российский человек говорит, а он все уж знает. Выведи, сынок, этого человека на корабль, дай ему от нас троих по подарку — Три самоцветных камня.
     Сын водяника принёс три самоцветных камня и вывел на корабль. Приплыл корабль в иностранную землю, сам царь выходил встречать и звать корабельных хозяев к себе в гости.
     Пошёл хозяин к царю и взял с собою Ивана, а Иван взял с собою самоцветный камень.
     У царя купцов много, подвыпили купцы, и кто чем хвастается. Хозяин Ивана похвастался тем, что у него на корабле служит матросом зять царя. Услыхал это царь и пригласил Ивана.
     Иван угощается вместе с хозяевами и похвастался тем, что жил он в море-океане, а оттуда взял такую вещь, что и цены ей нет.
     Купцы заспорили и побились о заклад, что если найдется у Ивана такая вещь, что и цены ей нет, то они должны отдать ему три корабля с товарами.
     Потушили все свечи, Иван достал самоцветный камень и положил на стол, так всю комнату и осияло.
     Все удивились и долго любовались на камень, а царь подарил Ивану саблю и сказал, что он не может оценить такой вещи.
     Купцы должны были отдать Ивану три корабля с товарами. Иван нанял рабочих и с кораблями благополучно прибыл в своё царство. Ночью он приплыл к городу, ввел корабли в гавань, а сам пошёл в свою хату.
     Приходит в хату, а в хате спит какой-то молодец. Он поднял саблю и хотел изрубить молодца, но ему на ум пришло слово старика:
     — Поднимешь саблю, но не бей.
     Он и опустил саблю, а жену разбудил, жена обрадовалась и стала будить молодца:
     — Вставай, дитятко, батюшка приехал.
     И стал Иван жить да поживать, а богат так стал, что и царь ему завидовал.
     После смерти тестя он стал царем, и не было царя богаче и добрее его.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Несчастный. Марко Богатый. Легенда. Пермь.  Сказка!!
======
     Был-жил бедняк один. И однажды родился у него сын, Иваном назвали. В это самое время мимо избы бедняка проезжал богатый крестьянин, Марко Богатый и остановился на ночлег.
     А там уже был старец, раньше пристал ко двору этому. Марко взял и согнал его с лавки. Старец ушёл у окна спать, а Марко устроился на его месте у печки.
     Ночью Марко проснулся от разговора. Глаза открыл, смотрит, а к окну ангел подлетел и говорит тому старцу через окно:
     — Господи? Чем наделить мальчика-то бедняцкого отца?
     Старец и отвечает:
     — А надели богатством Марки, что спит на лавке.
     Понял Марко, что этому самому Ивану достанется всё его имущество.
     Задумался Марко, как судьбу поворотить и остаться богатым, да и решил свести этого мальчика.
     Утром дождался Марко пока старец уйдёт, и приходит к этому бедняку:
     — Отдай, – говорит, – мне его в дети!
     — Да надо спросить у жены.
     Жена и спрашивает:
     — А сколько дашь?
     — Двести рублей.
     — Ну, ладно! Двести рублей.
     Значит, отдали Марко богатому. Вот Марка Богатой приносит Ивана домой. Думает сам себе:
     — Что с ним делать-то теперь?
     Кричит во двор:
     — Работник, запрягай лошадь!
     Запряг работник. Завернули Ивана в одеяло, сели и поехали. Отъехали версты три от селенья, попадается им овраг. Бросили этого ребёнка в овраг, сами обратились – уехали домой.
     Несколько время проходя, едет купец соседский трактом этим. Слышит детский голос в этом в овраге.
     — Стой-ка, кучер! Ровно тут ребёнок ревёт?
     Кучер остановился. Прислушались. Купец и говорит:
     — Кучер, давай разважживай лошадь, а коней приверни!
     Развожжали лошадь, взяли вожжи. Кучер взялся за один конец вожжей, а за другой купец конец держит крепко. Кучер спущается туда в ров. Вытащили Ивана Несчастного из рову. Обважживает кучер лошадей. Купец садится в повозку, отправляется трактом.
     Как раз приезжает к этому самому Марке богатому крестьянину на квартиру. Купец берёт мальчика и несёт в избу, а кучер выпрягает лошадей.
     — Вот, – говорит, – нашли мальчика дорогой в овраге, вытащили его оттэдова. Привезли его с собой!
     — Вот, – думает Марко, – горе-то! Опять натакались с этим Иваном! А надо его как-нибудь уходить!
     Марка Богатый крестьянин и говорит:
     — Продайте его мне, господин купец!
     — Да у меня у самого нет детей. – Купец говорит.
     — А сколько за него возьмёшь? – Марка Богатый крестьянин наступает.
     — Две тысячи рублей давай, так и уступлю.
     — Ну, все одно, по рукам! – Марко соглашается и взял мальчика.
     Купец переночевал. Поутру отправляется от Марка богатого домой. Снова думает Марко:
     — Что же с ним делать-то теперь?
     А жена ему присоветовала:
     — Заколотить мальчика в бочонок, да и отпустить по озеру!
     Так и сделал Марка богатый. Посадили мальчика в бочку, бочку засмолили, заколотили и в воду скинули.
     Плавала бочка по озеру, плавала сколько-то времени и прибило её к монашескому плоту. А на берегу монашки жили, вроде монастыря там было. По то как раз пору приходит одна монашка к плотику воды взять с озера, а слышит, что ребёнок в бочонке ревёт, обратилась назад к игуменье:
     — Какой-то мальчик ревёт в бочонке!
     Послали за ним. Вынимают бочонок, сшибают с него втулку, потом крышку. Осмотрели, вытаскивают из бочонка, видят: мальчик.
     Вот его кормить одевать начали, этого мальчика. Так он у них и прижился. Вскормили его до 18-ти лет. Приучили его хорошо грамоте.
     А эти монашки арендовали землю у того самого Марки богатого крестьянина, до пятисот десятин арендовали.
     Вот как-то Марка богатый поехал сам в этот монастырь за арендой, обычно он приказчика своего отправлял, а тут сам решил прокатиться. Приехал, расположился, и смотрит, что парень красивый у них там служит. Поинтересовался Марка Богатый, спрашивает:
     — А что это у вас за парень? Где взяли?
     — Да вот, – говорит игуменья, – приплыл в небольшом бочонке к плоту. Мы его вытащили оттэле, обучили хорошо ко грамоте его. Вот он вырос уже, к службе приучаем. Имя ему дали – Иван Несчастный.
     Понял Марка богатой, что это тот самый мальчик, которому Господь отрядил всё его богачество, и говорит он:
     — Отдайте мне его в дети! Есть у меня дочка, а это будет ещё и мальчик.
     — Неохота, – говорит игуменьша, – нам и самим он нравится.
     — Да я, – Марка богатый крестьянин говорит, – на вас аренду прощаю 50 тысяч, да ещё, пять тысяч снимаю вам. Только отдайте!
     Ну что же, деньги монастырю нужны были, новую богадельню взялись строить, отдали парня Марке богатому крестьянину. Увёз он его домой, сделал его управляющим, поскольку грамоту он хорошо знал.
     Как-то Марка богатый крестьянин отправляется в город и наказывает:
     — Ну ты, Ванюшка, здесь оставайся, правь делом до моего прибытия!
     И уехал сам по делам. Через немного время пишет он письмо домой, в котором пишет свой приказ жене:
     — Вы под чан накладите дрова, натопите жарче, положьте в чан Бессчастного, этого Ивана Несчастного! Пусть сварится.
     А за письмом за этим послали как раз Ванюшку этого на почту. Он пошёл, получил письмо с почты. Идёт назад, ворочается домой. Попадается ему по дороге домой старичок седенький благообразный такой и спрашивает его:
     — Что ты несёшь, Иванушка?
     — Да письмо с почты. – Отвечает радостно Иван.
     — Ну-ка, я, – говорит старичок, – посмотрю письмо-то!
     Посмотрел письмо старичок и тут же подаёт назад:
     — Ну-ка, возьми и понеси с Богом!
     Иван пожал плечами, да и пошёл домой. А старичок переменил в письме всё. Там теперь другой приказ стоял:
     — Повенчать его на моей дочери. Хватить в девках ходить. Да чтобы всё сделали до моего приезда.
     Домой пришёл Иван, жена письмо распечатала, прочитала, дочь позвала, ей тоже прочитала вслух. Дочь не против за такого красавца выйти, да ещё и грамотный. Без Марки Богатого и сделали свадьбу, как записано было в письме.
     Приезжает Марка с городу, а они уже повенчалися. Он и говорит своей жене:
     — Что вы наделали?
     — Да ты, ; жена говорит, ; сам ведь подписался, чтобы его женить!
     — Да я, ; богатый крестьянин говорит, ; писал, чтобы его бросить в чан.
     А жена и показывает ему его же расписку. Прочитал Марка Богатый, подивился, головой покачал. С этого время Марка стал вино пить. Он не пил раньше.
     Потом его живого стал червь есть. Так и умер. Живого его кончили, помер.
     А богачества все его по Господнему наказу перешли к Ивану Несчастному.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Попович и прекрасная девица. Архангельск.  Сказка!!
======
     Жил-был священник, вроде бы как в Кондопоги.
     Была у него жона, и было у ней три дочери, был у них згляд ясного сокола, бровь у них была чорного соболя, лицинько было белое и щочки у них алые, очень были эти девицы бравые.
     И был у него единственный сын Иван Попович, как по изотчине незнамо.
     Жили они побыли, маменька у них и померла как-то. Вылили они портрет чугунный, снесли к Божьей Матери, в церкви поставили.
     Потом стал у них татинька нездоров, старый стал. Стал он сыну своему наказывать о детях своих: как большой дочери придёт первый сват, за того и выдать дочку, и другой дочери так же, как придёт первый сват, так и дать ю такождо, и так же и третьей дочери, как первый жених посватает, за того и выдать нужно.
     — И, сын мой любезный, Иван Попович, не изменять слову моему: как придут женихи, так за первых женихов отдать их.
     Тут жили-побыли, и татинька и помер. Ну что же делать, слили портрет на татиньку такой же чугунный и так же к Богородице в церковь к собору поставили рядом с женой.
     Так и они стали жить с братом, три сестры и брат. А брат этот всё книги читал да почитывал. Любил, значит, это дело. Ворт он как-то и читает сёстрам своим:
     — Есть не в каком царствии у царя дочка прекрасная девица, кто на неё посмотрит, тот с ума рехнётся.
     Сестрёнкам скучно как-то стало, что брат только читает, а не говорит с ними, подходит к нему большая сестра и говорит:
     — Милый братец, Иван Попович, пойдём на могилу, к Божьему храму к родителям своим.
     Он тут как раз огвёрнулся, оделся и говорит:
     — Пойдёмти, конечно пойдёмте, видно, что соскучились по отцу с матерью.
     Ну и пошли они на могилу. Стали они над родителями плакать и рыдать сильно. Тут вдруг наставает туча тёмная, грозная, пошёл гром великий, молнии полетели.
     Вскричал брат сёестрам:
     — Бежите, сестрицы родимые, домой, бежите скорее домой.
     Они домой на крылечко смахнули, вдруг тут молния ударила в крыльцо, и пал Лёва-зверь с неба. Девицы только успели в избу заскочить, в покой свой. Лёва-зверь бежит вслед. Стучит в избу. Выходит к нему Иван Попович. Лёва-зверь и говорит ему:
     — Иван Попович, давай сестру за меня замуж.
     Иван Поповичу горько стало, он и говорит:
     — Неужели моя сестра до того достойна, чтобы за зверя замуж идти.
     Сестра ему закричала, взмолилася брату своему.
     — Братец мой, красота у меня ведь непомерная, белота в лице снега белого, красота в лице солнца красного, бровь у меня чорного соболя, очи у меня ясного сокола, не отдай братец меня за зверя этого.
     Крикнул тогда Лёва-зверь Ивану Поповичу:
     — Дашь сестру сам, а не дашь, всё одно возьму. По родительскому завету беру я по отцову благословлению.
     Только промолвил зверь это слово, хватил старшую за ворот, кинул себе на плечи, да и унёс незнамо куда.
     Две сестры и брат плачут бойко, и плакали они не мало времени, году два тосковали по ней, и нету от ней слуху никакого. Подошла как-то середняя сестра к брату и говорит ему таковы слова:
     — Ой же, братец Иван Попович, а он всё книгу свою читает, покинь свою книгу с белых рук своих, пойдём с нами на могилушку, да сказать родителям про сестру свою.
     Братец опять огвёрнулся, оделся и пошёл с ними. Приходят они на могилушку, расплакались, про свою сестрицу порассказали всё, Лёва-зверь унёс сестру нашу, однако матушка спромолвила слово им с сырой земли едине:
     — Бежите, милые дети, прочь отсюдова. Тую сестру лев унёс, а середнюю медведь унесёт.
     Сёстры крикнули братца и говорят ему:
     — Побежим домой братец, беда идёт, туча тёмная выстывает.
     Побежали Они домой. Тут как раз гром загремел грозно, молния заходила по земле. Прибегали они домой, не поспели дверей запереть, вдруг пал зверь с неба во ступени к ним, и валится зверь вослед середней девицы, в покой Марьи Поповны.
     Говорит зверь своим словом:
     — Марья Поповна, пожалуйста пойдите со мной в обручество.
     А брат сидит, книгу читает. Пала тут Марья Поповна к брату на ворот, Ивану Поповичу.
     — Братец мой, не оставь и не покинь меня, забереги меня от этого лютого зверя.
     Брат говорит:
     — Сестра моя милая, у родителей ты бласловлена пойти за первого жениха, кто сватать тебя станет.
     Подходит зверь к Ивану Поповичу и говорит:
     — Не держи Иван сестры, а давай мне в обручество. Дашь её — Возьму, и не дашь — Всё одно возьму, да и с собою унесу.
     Хватил он середнюю сестру за ворот, кинул себе на плечи и понёс куда незнамо.
     Расплакались брат да сестра, остаются они вдвоём, не могут себе места найти, так было им жалко, что звери сестрёнок унесли.
     Так они прожили года три после того, а Иван Попович всё книгу читает, всё до той царевны домогается, что ему та царевна предлагает замуж её за себя взять.
     Вот как приходит к Ивану младшенька сестра и усердно просит брата своего:
     — Пойдём братец, выльем два портрета чугунных сестёр моих и поставим к Божьему храму, где отец и мать мои, видно уж нет их на свете.
     Братец скоренько свернулся, оделся, пошёл и вылил два чугунных портрета первых сестёр своих. Снесли во Божий храм, поставили к отцу и к матери.
     Тут младшенькая сестра у матушки прослезилась, и она батюшку на ещё проплакала и говорит:
     — Зачем же ты, батюшка, отдал детей своих зверям съесть? Не благослови меня, родитель, зверю съесть лютому.
     А матушка из земли говорит ей:
     — Беги дочь моя скоро домой, гляди, чорный ворон налетит, хватит тебя за верьховищо и унесёт.
     Вскричала сестра брату своему:
     — Ой, братец Иван Попович, збереги меня!
     Побежали они домой, прибежали домой, пала младшенька сестра на кроватку тисовую.
     Вдруг чорный ворон взалетел в окно избу её, упал он к Ивану на ворот, к Ивану Поповичу.
     — Иван Попович, я пришёл за сестрой твоей, хочу по завету отцовому в жоны взять.
     Не мог Ивна пойти против отцового завета, не отказал. Хватил сестру чорный ворон и понёс её незнамо куда.
     Оставается Иван Попов сын один в избе, свалился на кроватку тисовую, взял он в правую ручку лист гербовый, бумажку, стал он думать-гадать, куда письма писать сёстрам своим, только адресов ихних он не знает.
     Взял он тогда книгу свою в руки, стал её читать, может там что найти, читал он ни много ни мало три года в ряд и дочитал до того места, что итти ему надо не в какое царсвие, и там взять дочку царя замуж за себя. Только сомневается иван и думает:
     — Не дурак ли я буду, что я пойду. Ведь несколько князей сватало её уже и бояр много, а только никого ей не дают, неужели она за меня она пойдёт? Нет, однако, я пойду.
     Взял подобулся, приоделся, да и приотправился в путь-дорогу. Только не так скоро путь коротается, а дорога далеко витается, а приходит в такое-то место, где стоит царский дворец.
     Что за чудо за эдакое, в этом месте никогда не было видано никакого царства, откуда-то тут, вишь ты, царьево сочинилось.
     Зглянул на дворец, вишь, а на балконе сестра его большая гуляет. Увидела она Ивана выбегает среди бела двора, встречает брата своего:
     — Откули тебя Бог сюда принёс? Как же ты сюда зашол?
     Сестра взяла его, приумыла его, приналадила, стала выспрашивать у него, что на родиной сторонушке делается, он и говорит:
     — Поуспеешь ты ещё спрашивать, перво-наперво накормила бы, да напоила бы, да спать ты меня уложила бы, потом бы ты спрашивала у меня.
     В сейчас скоро сестра собрала, накрыла ему на стол:
     — Садись, братец, хлеба нашего откушать.
     Потом он наелся и на кроваточку на тисову повалился. Тут сестра спросила у него про сестрёнок:
     — Ты куда их оставил, сестёр-то наших?
     Брат отвечает:
     — Через два года медведь унёс сестру мою, а другую сестру чорный ворон утащил, остался я нечастный один, сидел, сидел, да и пошёл я в царьево книжное за прекрасной девицей.
     Сестра и говорит братцу своему:
     — Не смог мой Лёва-зверь утащить её, так и тебе не дойти до неё, а и дойдёшь, так не взять.
     Отдохнул брат и стал снаряжаться дальше пойти. Сестра же плачет, просит его погостить у себя ещё:
     — Дожди зятя своего.
     На что Иван отвечает ей:
     — Я боюсь твоего мужа, Лёва-зверь придёт да и съест меня.
     Говорить ему сестрица большая:
     — Не бойся, милый мой братец, прозванье его так только, а он не Лёва-зверь, а царь на царствии.
     — Скоро ли он будет домой? ; Брат спрашивает у сестры.
     — А будет он через полгода времени.
     Живёт брат, гостит у ней, и прошло времени полгода. Он лежит, книжку читает на кроватке. Через полгода брякнуло что-то о ступени, испугался Иван Попович, восклицает:
     — Ах, сестрица, беда моя пришла.
     Говорит сестра:
     — Не бойся, царь наехал домой.
     Приходит Лёва-зверь в фатеру, спрашивает у жоны:
     — Кто у тебя такой есть, что за гость?
     — А это милый братец мой Иван Попович.
     Спрашивает Царь Лёва-зверь:
     — Кормила ль ты его, поила ль ты разными напитками?
     — Всё сделала, как надо, муж мой, отвечает сестра большая.
     Поговорили брат с зятем со с своим, стал потом снаряжаться Иван Попович, надо идти дальше.
     Лёва-зверь унимает его, просит его ещё погостить, Ивана Поповича:
     — Гости, милый друг, у меня, некуда спешить тебе.
     — Нет, милый зять мой, не слободно мне гостить, наб идти не в какое-то царство, а там прибрать себе прекрасную девицу царевну, кто на её посмотрит, тот с ума рехнётся.
     Говорит ему Лёва-зверь на те слова:
     — Ах ты, милый брат мой, не мог я девицу эту унести, так и тебе в глаза её не увидать.
     Говорит Иван Попович:
     — Будет это счастье моё или станет бесчестье моё, а я всё-таки я пойду попытаю счастья.
     Оделся он и отправляется в путь. Говорит ему тогда Лёва-зверь:
     — Аи же ты, Олександра Поповна, подай брату своему кувшинчик, пусть дорогой он ест и пьёт с него. Ты только Иван Попович как есть захочешь, переверни кувшинчик на другую сторону, выскочит тебе тридевять молодцов, подадут тебе питья, еды, кушанья, сколько тебе надобно.
     Взял Лёва-зверь, да и выдернул с под правой руки шерсти у себя и подал Ивану Поповичу:
     — Береги шерсть эту, когда будешь при беде, так тогда возьми эту шерсть в руки и вспомни меня, я буду у тебя.
     С тем и отправился Иван своей путёй-дорогой.
     Стало Иванушке по дороге голодно и холодно, и ножки болят. Взял он этот кувшинчик, перевернул с стороны на сторону, выскочило тридевять молодцов, поставили шатры шёлковые, полы стлали серебрены, красота в покоях немерная, теплота невидимая.
     Поставили столики дубовые, налагали яствушко сахарное, наливали питьицо ему медвяное, садили Иванушка за дубовый стол.
     Иванушко, пожалуй, тут жил бы припеваючи, только надобно дойти Иванушке, до царевны. Кинул он кувшинчик на другу сторону, и не стало тут у Иванушки шатра хорошего и не стало ни яствушка, ни столиков дубовых, ничего у него не стало. Подогнали ему тройку лошадей, садился Иван Попович и уехал.
     Приезжает наконец к такому месту, где видит он как там стоит сад большой, а в нём дворец царский.
     Глядит Иван, а на балконе середняя сестра его гуляет.
     Удивляется Иван:
     — Что за чудо, эдак, я всех сестёр своих найду.
     Вышла сестра его, встретила брата своего и усердно она расплакалась:
     — Ах же, милый братец, а где же несчастная наша меньшенькая сестра?
     Обсказал ей Иван, как чорный ворон взял на её торзанье.
     Взяла сестра его к покою его, накормила его, напоила его и стала спрашивать про жизнь свою да сродьево своё.
     Рассказал Иван про сестрицу свою: которая за Лёвой-зверем, очень ей жить с ним хорошо.
     Черз несколько времени стал Иванушка справляться уйти. Просит тогда его сестра:
     — Живи, братец, погости, жди зятя своего, получишь счастье от него.
     Остался Иван гостить тут, гостил не мало, гостил полтора года.
     Вот как-то слышит он, как хлопнул кто-то на ступенях, испугался Иван, сидя в своих покоях и говорит:
     — А, сестрица, уйти мне надо.
     — Что ты братец испугался, это муж мой пришёл домой.
     — Кто же это у тебя в гостях? Сколько живём, никто не ходил к тебе. ; Спрашивает муж жону.
     — Ах, милый мой муж, это пришёл брат мой издалека.
     Зглянул он на Ивана, да и дал ему руку правую свою.
     — Милый брат, гости у меня, я тебя кормлю и пою, и совсем оставайся у меня.
     Иван Попович развернул книжку свою и говорит:
     — Нет, не могу долго жить у вас, надо идти царевну разыскивать, да в жоны за себя взять её.
     Говорит зять его, царь жены своей:
     — Ну коли не останешься, тогда жена моя премилая, дай ему шкатулку во след. Как есть захочешь Иванушка, так переверни её с колена на колено, будет тебе хлеб и кушанье тут.
     Взял наконец медведь, выдернул шерсти с под правой щеки, подал Иванушке в руки:
     — Прими, Иван Попович, клади в карман и береги этот клок. Как будешь при беде, так возьми шерсть эту в руки и вспомни меня, я буду у тебя враз.
     Отправился Иван путём своей дорогою неведанной. Стало Ивану как-то голодно и холодно, да ножки болят. Взял он шкатулку перевернул с колена на колено, выскочило девять молодцов.
     — Что, Иванушка, хочешь, тепла или добра?
     — Хочу добра и тепла, и еды, и кушанья.
     Всё ему представили, сделали шатры шёлковые, полы слали хрустальные, столики ставили дубовые, опять он на кушанье попал. Наливали ему еды и питья, и кушанья.
     — Садись, Иван, хлеба кушать.
     Тут Иванушка наелся-напился, перевернул шкатулку с колена на колено. Не успел обернуться, как стал пред ним дикой лес. Взмолился Иван ко Господу:
     — Господи Боже мой, выведи меня на путь.
     Пошёл Иванушка путём-дорожкой, и показал Господь дорожку ему, приходит село, стоит там домик не малый и не великий. Думает Иван:
     — Пойду в этот дом, узнаю, что это там всё летают чёрные вороны.
     Зглянул, а там сидит сестра его меньшинькая у окошка. Взголосила она радостно:
     — Ати мне братец ты мой, как ты зашол ко мне? Сюда и пути-дороги нету
     Отвечает ей Иван:
     — Шёл, сестрица, я не путём и не дорогой, шёл я тёмными лесами.
     Взгоревался Иван по судьбе своей и рассказывает сестре своей:
     — Милая ты моя сестрица родимая, а есть ли у тебя хлеба и соли и кушанья, можешь ли накормить несчастного брата своего. Ежели ты меня не можешь накормить-напоить, так я тебя накормлю-напою.
     Сестрица и говорила ему:
     — Ай же, братец, есть у меня чего есть и пить.
     Угостила сестрица брата своего, да тут как раз и налетел чорный ворон и спрашивает жену:
     — Милая моя, кто это у тебя? Как живём тут с тобой, так никто и не хаживал к тебе в гости.
     — Братец это мой, Иван Попович.
     Подал Ворон свою лапочку Ивану:
     — Здравствуй, милый брат мой Иван Попович.
     Поговорили они много ни мало полгодика. Засобирался Иван искать своё счастье по книге прописанное. Говорит он такие слова:
     — Прощай, чорный ворон, я пойду от тебя.
     Стал Ворон говорить да уговаривать Ивана, но тот ни в какую не остаётся. Вскричал тогда Ворон жене своей:
     — Дай-ка жена моя милая брату своему салфетку мою волшебную.
     Потом вырвал с под правого крыла перо чорное, подал Ивану в правую руку, и сказал:
     — Как беда придёт, так возьми в правую руку перо это, да и вспомни по меня, я так и буду у тебя.
     Пошёл Иванушка, попростился с сестрой и чорным Вороном.
     Несколько времени Иван путём идёт дорогой нехоженой, приходит к быстрой речке, у речки стоит амбарушка, у амбарушки поставлен крестик. В амбарушки поёт Соловей-разбойник.
     Вскричал громко разбойник:
     — Ай же ты, Иван Попович, спусти с амбарушки этого меня вниз. Когда ты меня опустишь, то много получишь себе добра от меня, а не спустишь вниз, так и не получишь добра никакого.
     Спрашивает Иван Попович:
     — Кто же ты такой будешь?
     — Я Соловей-разбойник, я у прекрасной девицы служителем состою.
     Спроречивает ему Иван Попович:
     — Не могу спустить я тебя на волю, я иду прекрасную девицу себе в обручество брать.
     Говорил ему Соловей-разбойник:
     — Хоть получишь ты её Иван, да не сбережёшь. Спусти меня на волю, так твоя будет она совсем.
     Засомневался тогда Иван Попович и говорит:
     — Никак не могу спустить тебя вниз. Я родом не здешнего места, не смею этого делать, правил ваших не знаю.
     Пошёл Иван от Соловья дальше. Приходит он к царскому дворцу, ударил в звонок и говорит:
     — Милая царевна, встречай меня, Ивана Попового сына.
     Прекрасная царевна крикнула своим служителям:
     — Возьмите этого дурака, положите его в темницу.
     Говорит на те слова Иван:
     — Экий я какой несчастный. Ведь сказали мне зятевья, что прекрасная девица буде не моя.
     Сидит Иван в темнице. Суточки сидит, ничего не говорит. Потом вздумалось ему:
     — Что я сижу, никого не вижу, темно. Дай-ка я возьму кувшинчик свой, подаренный.
     Перевернул Иван кувшинчик с руки на руку, выскочило тридевять молодцов.
     — Что тебе, Иванушко, надобно?
     — Надо мне покой чистый и светлый, свечи чтобы были бы неугасимые, яствушко было бы сахарное, питьицо медвяное.
     Как свечи зажглись, тут оказались с ним вместе три человека засажены под неволю. Садил Иван всех за столики за дубовые, за йиствушко садил за сахарное.
     Иван Попович ест и пьёт, кушает с ними. Напислись они вина-пива медвяного, тут уж они разыгралися, тут уж они расплясалися.
     Услышали сторожа, что за шум в темнице: видно, драка там. Сказали Девице Прекрасной. Говорит прекрасная девица:
     — Только четыре человека там, неужели бой подняли большой?
     Приходит сторож, отворяет дверь, увидел яства вкусные, стало ему жалко оттудова выйти, так там хорошо. Потом приходит сторож к царевне и говорит:
     — Ай же, прекрасная девица царевна, есть у нас засажен Иван Попович, у него есть там светлота и чистота, и свечи неугасимые, у него много пива на столе и вина, и йиствушко сахарное. Все они там найидались и напивались, все они там расплясались.
     Говорит тогда прекрасная девица служителю своему:
     — Поди купи у Ивана эту штуку у него, пусть продаст мне кувшинчик этот.
     Приходит сторож к нему и говорит:
     — Продай мне кувшинчик для прекрасной девице. Много ли тебе денег требуется за то?
     — Я, ; говорит Иван, ; ни жид, ни татарин, и до денег я не жаден.
     — А что же тебе надобно тогда?
     — А мне нужно увидать прекрасную девицу в очи свои, посадить на стул голую и меня голого, я и отдам кувшинчик свой.
     Сейчас же донёс просьбу эту прекрасной девице. Вывели Иванушка на час целый к прекрасной девице в комнату ёйную.
     — И не что такое страшное, ; спроговаривает прекрасная девица, ; догола скидаваться.
     Раздела рубашку прочь и посидели час целый с иваном. Отдал он кувшинчик из руки на руки и попростился. Свели его опять взад в темницу.
     Прошло времени немного, сголодался Иван, скучно ему в темнице стало быть, перекинул шкатулку медведеву с колена на колено.
     Стали терема высокие, стали горницы светлые, хлеба сколько угодно ешь, водки у него сколько можешь пей. Просит Иван старичкам в темнице:
     — Старички почтенные, вставайте, водку воспивайте со мною.
     Все они напились да расплясались. Опять сторожа все сдивовались:
     — Что за чудеса строит Иван у себя, ; спрашивает прекрасная царица? ; Что за чудеса строит Иванушко: есть и чистота, есть и красота, и терема уставлены хорошие. Поди-ка, сторож, купи у него шкатулку, ежели продаст, давай злата ему, давай серебра ему. Ежели он денег не берёт, то что он велит, то и сделаем.
     Приходит к Ивану сторож и просит:
     — Иванушко продай штучку-шкатулку. Бери злата сколько те надобно.
     Отвечает ему Иван:
     — Я не жид и не татарин, и до денег не жаден, а желаю прекрасную девицу привести ко мне в темницу, посадить возле меня рядом на стул, выцеловать меня несколько раз.
     Пошёл сторож и говорит такие дивные Ивановы слова:
     — Этакой подлец, какие речи говорит: целовать прекрасную девицу.
     Однако Девица эта и тут не растерялась и говорит:
     — А что он мне-ка сделает, хоть в темницу идти. Да посижу я с ним на стуле, и поцелую несколько раз, зато выманю шкатулку у него.
     Пришла девица в темницу вместе со сторожем, а в темнице весьма хорошо и красиво. Так ей прилюбилось в темнице сидеть, так ей хорошо было целовать его, что поцеловала она его не несколько раз.
     После этого перевернул Иван шкатулку с колена на колено, стало темно и грубо, вскочила со стула прекрасная девица, приказала сторожу.
     — Неси шкатулку скорей в покой мой, и запирай дурака в темницу.
     Иванушко же благословясь опять в темнице сидит. Потом ему надоело, стало скучно, да есть захотелось, раскинул салфетку по темнице, стала палата грановитая, сколько столов, столько и молодцов, все пишут и марают, да думают, как прекрасную девицу за Ивана выдать.
     Увидел сторож с окна, что у него за чудеса эдакие идут, доносит он прекрасной девице:
     — Ай же ты прекрасная девица, это были чудеса не чудеса, а теперь новые чудеса: сколько столов, столько сидит молодцов и всё пишут и гадают, как тебя за Ивана выдать.
     — Однако пойди, сторож, что ему надобно, то и дай ему и оберём у него его достатки, больше ему нечем будет шутки шутить.
     Иван ему говорит:
     — Поди сходи к Прекрасной Девице, пущай ложится на тисовую кровать спать, меня пускай повесят на ремни, на верёвках супротив самой Прекрасной Девице и на три часа выпустить этих стариков со мной прочь из темнице, так я и салфетку подам.
     Прекрасная Девица говорит:
     — Ни что такого не буде, а пущай он на ремнях висит. Висьте его на ремни покрепче только.
     Иван Попович говорит своим темникам, что они будут на ремнях подвешивать его и держать эти ремни:
     — Как я крикну, что загорелись, так-то пониже спустите, а как пожар воскликну, так и совсем спустите.
     А прекрасная-то Девица не знала умысел его, что он хотел сделать. Она послала сторожа вывести его с темницы, привести всех их сюда. Стали вешать Ивана на верёвки старики темничные.
     Прекрасная Девица кричит, чтобы крепче тянуть его, а он говорит ей, что они очень крепко тянут, прямо аж сердце лопается у него, как крепко.
     Вздынули его на ремнях высоко над прекрасной Девицею. Он висит голый и она лежит на перине без рубашки. И тут он крикнул:
     — Ребята, горят.
     Они ремни отпустили, он опять кричит:
     — О, ребята, царский дворец горит, о ребятушки, старчишки, великий пожар вижу с высока.
     Они тут испугались, ремни с рук и спустили, сами на пожар все ушли, а пожару-то никакого и нет. Тут как раз Иван Попович с милой прекрасной девицей на тисовой кроватке и почивает.
     Тут стали пир заводить, пир пировать, замуж она выходит за него, за Ивана Поповича. Пришли они в храм Божий, повенчали их.
     Жил Иван с Прекрасной Девицей полтора года только. Стала проситься Прекрасная Царевна в гульбу с ним. По свету погуляти.
     — Пойдём, Иванушка, гулять!
     Ну что же, приходили они к быстрой речке, где крест был поставлен, где стоит амбарушка, и где сидит Соловей-разбойник.
     Вскричал Соловей-розбойник:
     — Иван Попович, отопрёшь ли ты меня, спустишь ли вниз, или нет.
     Иван ему и говорит:
     — Я не смею, не отсюда я родом, правил ваших я не знаю.
     Милая прекрасная царевна говорит тогда:
     — Я отопру его.
     Иван Попович говорит ей:
     — Худо царевна будет, как отопрёшь его.
     — А я отопру, не боюсь я здесь никого. ; Царевна отвечает.
     Взяла она, да отпёрла амбарушку. Выходит Соловей-разбойник, плечи у него аршинны, лоб у него четвертинный, голова как пивной котёл, росту его сметы нет.
     Крикнул Соловей-разбойник своим голосом соловецкиим ко своим корабельщикам. Скоренько корабли тут ему подогнали. Смотрит прекрасная царевна на Соловья-разбойника, жалко ей спустить его.
     Соловей-разбойник подошёл, хватил её за серёдку, прыгнул на корабль свой, да и увёз в свою сторону.
     Остался Иван Попов сын ни с чем, снова несчастный и говорит:
     — Говорил мне Соловей-разбойник, спусти меня на волюшку, тогда получишь себе добра, а как не выпустил его, так не получил добра, всё своё добро растерял.
     Пошёл Иванушка опять путём дорогой незнаемой и неведомой, шатается, туда, болтается сюда, приходит к старушке в избушку, просится жить-пожить у ней.
     Старушка нанимает его пастухом и говорит:
     — Иди ко мне в пастухи нетёлок моих пасти. Есть у меня пять нетёлок и один бычок.
     Выстал Иванушка по утру, сделал со старушкой уговор такой:
     — Ежели пригонит Иван стадо к ночи, так десять рублей старушка ему платит, а если Иван не пригонит стад в целости, так двадесять рублей с него.
     Вот он выгнал на тёмный лес скотину, а они убежали проклятые во дикую корбу. Как найти их несчастному пастуху. Проходил он день до вечера, ни одной нетёлочки и в глаза не видал. Сел запечалился, в карман полез за платком, а там нашёл в кармане шести клок, вынул шерсть, что лев зверь дал ему, клал он из руки на руки, вспомнил он Лёва-зверя и подумал6
     — Быбл бы тут Лёва-зверь, так скотинку пригнал бы.
     А он и есть уже тут, Лёва-зверь бежит, да и скотинку гонит к нему. Обрадовался Иван Попов сын. А Лёва-зверь ему и говорит:
     — Полно тебе, Ванюшко, горевать, пойдём в моё царство воевать.
     Говорит тогда Иван ему:
     — А поди ты миленькой мой зятёк домой, а я погоню скотинку к старушке на двор, деньги она мне даст.
     Пригнал Иван домой скотинку, и кричит порога:
     — Принимай, бабушка, нетёлки, а денежки подай сюда.
     Он денежки от неё получил, а старушка стала звать Ивана пасти нетёлок и бычка на другой день.
     — Поди пасти их Иван, я денег дам много тебе, дам рублей тридцать на этот день, а если не пригонишь, от тебя сорок.
     Тут начала старуха нетёлок бить, ломать, чтобы они пастуху в руки не шли, чтобы шли дальше ещё на следующий день.
     Рано поутру встаёт Иван. Водой колодезной оммывается, скотинку на улицу погоняет. Угнал пастух её на долину в этот раз, чтобы здесь сохранить свою скотину.
     А они проклятые ушли во болотища топущие, где добрые люди не ходят. Стоит пастух головой шатает, сам не знает, как найти скотину. Тут он и вспомнил, что есть у него медьвежьей шерсти клочок в кармане.
     Вынул он шерсть из кармана, из руки на руку переложил.
     — Сказал мне медведь, что шерсть мою в ручки возьми, да меня вспомяни, да и я буду у тебя.
     Тут как раз и медведь бежит, нетёлок к нему гонит. Пригнал и говорит ему медведь:
     — Полно пастух тебе горевать, пойдём в наше царство воевать.
     — Мне нельзя, ; говорит Иван, ; нужно идти, надо коров к старухе согнать, да надо деньги получить за работу.
     Исчез медведь, как и не было его, а Иван пригнал он нетёлочек к старушке на двор и кричит ей:
     — Давай, старуха, деньги мои, коровушки дома твои.
     Старушка деньги отдавала, да ещё его вперёд нанимала на третий день. Ещё денег дороже ему давала, она ему давала пятьдесят рублей, а от него шестьдесят, если нетёлочек не приведёт.
     Стала старуха этих нетёлок бить, а то, оказывается её дочери были, и говорит им:
     — Бежите теперь в сине-море, как выгонит он вас на луг, так вы падите в сине-море. Не найти ему вас.
     Пастух выстал по утру, водицей ручьёвой оммылся и погнал скотину на долину. Глянуть-поглянуть не успел, как тут же нетёлки разбежались, пали в сине-море. Стал пастух думать-гадать, как их с воды достать.
     Пришёл на берёг на морской, там лежит щука во весь берег. Взмолилася щука пастуху:
     — Ах, милый Иван Попович, спусти меня в воду, так я сгоню твоих нетелей к берегу.
     Обрадовался Иван и говорит:
     — Погоди, щука, я доставлю тебя в воду.
     Хватил шерсти Лёва-зверя и медведя, взял перо чорного ворона и подумал:.
     — Вы говорили мне, что я как буду у беды, так вы будете у меня, так выручите от беды меня.
     Чорный ворон налетает в море, падает в него, этих нетелей не достаёт. Лёва-зверь набегает, и медведь скачет, нетелей нет.
     Опечалился Иван:
     — Ах же, милы зятева мои, не оставьте горевать меня, спустите эту щуку в сине-море, может она нам нетелей выгонит из воды.
     Лёва-зверь кинул лапу на щуку, а медведь и две лапы, спихнули щуку в море. В мори щука встрепенулась, нетелей нашла на берег согнала, они в гору побежали, а пастуху того и надо. Чорный ворон хватил быка за верьховища, так и тащит с воды.
     Говорит ворон:
     — Гони, Иван, скотину домой, не берись больше пасти их.
     Пригнал пастух скотину к старушке.
     — Давай, старушка, мне-ка денежки мои.
     А у этого у быка-то глаза повыклеваны Чорным вороном, а у девушек косы повырваны Лёвой-зверем и медведем.
     Сдогодалася старушка:
     — Не надо бы этакого пастуха брать в работу, извёл он скотинку мою. У быка глаза повыкопаны, у дочюшок косы повырваны.
     А Иван совё твердит:
     — Не говори, не говори, старуха, денежки подай, вот что. Я тебя несчастную сделаю старуха, если денег не подашь, звери мои, это зятья мои, они тебя растерзают, ворон глаза выкопает.
     Испугалася старуха и говорит:
     — Ах, ах, погоди, молодчик, я денег сподоблю.
     Сходила в амбарушку, отчитала ему денежки.
     — Поди, Иван ты дурак поповский сын, больше ко мне вечно не ходи.
     Лёва-зверь берегёт и медведь и чорный ворон, берегут его всей тройкой.
     Вышел Ванюшко от старушки с избушки, вспомнил лютых зверей своих:
     — Где мои милые звери?
     И звери стоят у его колен.
     Лёва-зверь хватил Иванушка за плечи, посадил себе на спинку и увёз в своё царство его.
     Там и жил поживал Иван, пока не высватал за себя царевну с Руси святой.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Попялов.  Сказка!!
======
     Жил себе дед да баба, и было у них три сына: два разумных, а третий дурень – по имени Иван, по прозванию Попялов.
     Он двенадцать лет лежал в золе да пепле, опосля того встал из попялы да с золы, стряхнулся, так что с него слетело шесть пудов пепла с золой.
     В том царстве, где жил Иван, не было дня, а всё была ночь. Всё это сделал змей. Иван сказал-обозвался, что истребит этого змея. Однажды он и говорит своему батьке:
     — Тату! Сделай мне дубину как куцабу в пять пудов.
     Взявши тую дубину, он пошёл на поле, кинул её на гору вверх и пошёл домой.
     На другой день пришёл Иван на поле, на то место, где он подкинул дубину вверх, наставил свой лоб, тут как раз прилетела дубина, ударила его в лоб, да и разбилась надвое.
     Иван пришёл домой, да и кажа своему батьке:
     — Тату! Сделай мне другую дубину в десять пудов.
     Батька пошёл к кузнецу, тот сделал ему новую дубину. Взявши тую дубину, Иван пошёл на поле, да и кинул её угару за облако. Так та дубина летела три дня и три ночи.
     На четвёртый день пошёл Иван на то места, гуде дубину кинул, а как раз она назад прилетела, наставил калено, и та дубина об его колено разбилась на три части.
     Иван, пришедши домой, загадал батьке сделать ему третью дубину-куцабу в пятнадцать пудов. Пошёл батька к кузнецу и заказал ему такую дубину. Удивился кузнец, никто ему таких куцаб не просил сделать, но сделал.
     Взяв тую дубину, Иван пришёл на поле и подкинул её угару за самые дальние облака. Теперь летела тая дубина шесть дней.
     На сёдмый день Иван пошёл на то место, откуда он закинул дубину угару, смотрит, летит тая дубина, подставил ей Иван свой лоб, она об него ударилась, дак аж лоб падался назад. Дубина же не раскололась
     Вот тогда только Иван и говорит:
     — Эта дубина побьёт змея!
     Собравшись, Иван поехал с братами своими побивать того змея. Едут они, да едут, приехали в место, где стоит хатка на куриной ножке, а в той хатке живёт змей. Они таматка и остановились.
     Иван повесив свои рукавицы, говорит братам своим:
     — Как из моих рукавиц потечёт кровь, так прибегайте-ка мне на помощь.
     Сказавши это, Иван пошёл к речке и сел под мостом. Ночью едет через мост змей о трёх головах. На середине моста конь его споткнулся, собака завыла, сокол затвелел, клювом защёлкал. Змей говорит:
     — Чего ты, конь, споткнулся, собака завыла, сокол затвелел, клювом своим защёлкал?
     — Как же мне не спотыкаться, ; говорит конь, – коли под мостом сидит Иван Попялов.
     Змей тогда и говорит:
     — Выходи-ка сюда, Иван! Померяем с тобою силы.
     Выходит Иван Попялов, и стали они биться. Иван побил своей палицей этого змея, да и сел сызнова под мост.
     Через мало времени едет по мосту другой змей о шести головах. Сразились они, Иван и того змея побил.
     Не успел передохнуть, как глядь, уже и третий змей едет о двенадцати головах. Стал Иван и с тем Змеем биться и скоро сбил ему девять голов с плечей. После того не стало у змея силы. Да и у Ивана дух перехватило.
     Стали глядеть они подмоги себе. Вот летит ворон и кричит ему змей:
     — Ворон! Лети до моей жонки. Пусть она прискачет да заест Ивана Попялова.
     А Иван кричит ворону:
     — Лети к моим братам. Пусть они приедут, мы этого змея убьём и тебе мяса оставим.
     Такое слово больше прилюбилось Ворону, он паслухал Ивана, полетел к его братам, да и стал каркать над их головами. Браты проснулись и, почуявши Ворона крик, побегли на помощь к брату. Тут вместе с Иваном они и убили Змея, взяли змееву голову, и, пришедши к его хате, разломили змеиную голову. Тут и стал белый свет по всему царству.
     Побивши змея, Иван Попялов с братами поехал домой. По дороге вспомнил про рукавицы свои, что забыл их взять из хаты змеиновой. Велел он братам подождать его, а сам вернулся за рукавицами.
     Только подъехал он к хате и хотел взять рукавицы, глядь, а там змеиха и змеевы дочки размовляются промеж собою, как Ивана Попялова извести со свету белого.
     Он тогда сделался котом и стал мяукать да курнявкать под дверями. Они пустили его в хату. Спрятался Иван под лавку и выслушал всё, что они говорили, потом ухватил рукавицы и побёг.
     Прибегши к братам, сел на коня. И они все поехали. Едут они да едут, поприезжают в одно место, пред ними зелёный луг, на том лугу подушки шалковые.
     Тут братья его и говорят:
     — Попасём-ка мы туточки коней наших и сами отдышимся немного.
     Иван и говорит своим братовьям:
     — Постойте, братцы! Сначала посмотрим, что это за подушки такие.
     Взявши дубину свою, он ударил по подушкам. Тут из этих подушек потекла кровь. А то были змеевы дети.
     Вот они поехали дальше. Едут они едут, прибывают в такое место, а там стоит яблонька, и на той яблоньке златые и серебряные яблочки.
     Братья Ивановы и говорят:
     — Давайте съедим по одному яблочку.
     Иван посмотрел хмуро и говорит:
     — Постойте, братцы! Я попробую сначала, что за яблочки.
     Взявши дубину свою, он ударил по той яблоне. А из неё потекла кровь. То была кровь змеиная.
     Поехали братовья дальше. Едут они, да едут, приезжают в другое место и пред собою видят они колодец с криницей. Братья и говорят:
     — Напьёмся воды, пить уж очень хочется.
     А Иван Попялов и говорит:
     — Стойте, братцы! Я посмотрю сначала, что это за колодец.
     Взявши дубину, он ударил по кринице с колодцем, и из той воды забилась кровь змеиная. Луг, шалковые подушки, яблоня и криница с колодцем, это всё были дочки змеевы.
     Побивши змеевых дочек, Иван Попялов поехал с братами домой. Глядь, а тут как раз летит за ними змеиха, рот свой раззявила от неба до земли, хотела уже Ивана проглотить. Но Иван и браты его кинули ей в глотку три пуда соли.
     Она проглотила тую соль, подумавши, что это Иван Попялов у ней в роте, стала рассмаковывать тую соль. Но потом поняла, что это не Иван, снова пабегла во вслед за братовьями.
     Увидел Иван, что Змеиха снова за ними увязалась, припустил коня, доскакал с братовьями до кузни Кузьмы и Демьяна, да и сховался в его кузне за двенадцать дверей.
     Змеиха прилетела, стала тыкаться в двери, скрипит зубами и говорит Кузьме и Демьяну:
     — Отдайте мне Ивана Попялова!
     А Кузьма да Демьян ей отвечают:
     — Пролижи языком двенадцать дверей, да и бери всех братовьёв!
     Змеиха зачала лизать двери. А Кузьма да Демьян разогрели железные щипцы, и как только она просунула язык в кузню, ухватили её за язык и начали бить молотами. Так и прибили её до смерти.
     Убивши змеиху, Иван Попялов спалил её на семи кострах, а пепел по ветру рассыпал. После чего поехали братовья домой.
     Приехали и стали жить-поживать, гулять да пировать, мёд с вином попивать.
     И я там был, вино пил, и в роте не было, а по бороде только текло.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Репников. Архангельск.  Сказка!!
======
     Был крестьянин один, три сына имел.
     — Дети, дров надо рубить, каки вам надо топоры?
     Один сказал:
     — Мне надо два фунта.
     Другой говорит:
     — Три фунта.
     Третий кричит:
     — А мнекова в десять фунтов.
     Все трое пошли дров сечь. Первой день ходили, два брата по две сажени насекли, а меньшой всё в лесу ищет, ходит.
     Приходят домой, Иван и говорит:
     — Я лесу не мог прибрать, мелкой лес.
     На другой день братья по три сажени насекли, а Иван опять топора не наложил, ходил всё, лесу искал.
     На третей день пошли, они сечь стали, слышат и Иван сечёт, только шум шумит, деревина на деревину ломит, подсекой валит.
     В день Иван лесу много нарубил, а дров не рассекал. Весной Иван поле обжог, репу посеял. Осень пришла, репы полон бор поднялось, весь бор колеблется. Надо репу караулить, чтобы воры не расхитили.
     Раскинули ночи: старшему первая ночь вышла караулить, среднему другая, Ивану третья.
     Старшой пришёл, смотрит репы много, с избу целую, разворовано. Другой брат стал сторожить, репы унесено больше того.
     Пошёл тогда Иван сторожить. Спичья настрогал, натыкал, огонёчка расклал вокруг себя. Ночь пала вокруг, Иван задремал и на спичъё свалился, так и пробудился. И тут видит, как мужик репу в мешки складывает.
     Иван топор схватил, десятифунтовик, побежал и кричит:
     — Почто репу воруешь? Я у тебя голову отсеку.
     А мужик не простой оказался и восговорит Ивану:
     — Не машись топором Иван, я тебе огнивчо даю. Это огнивчо волшебное, в нём есть плотка, да кремешок. Ты Иван шоркни плотку о кремешок, выскочат два молодца, скажут: что, Иван крестьянской сын, прикажешь делать нам?
     Взял огнивчо, шоркнул его, выскочило два молодца. Тогда Иван и приказал им отрубить у вора-чёрта, этого озёрского водяника голову его. Заскочили Молодцы к водянику, подхватили его да ссекли ему голову его рогатую.
     Приходит Иван домой, приносит с собой голову рогатую и говорит:
     — Больше вор не придёт, пойдите братья, да и бросите в озеро вора водяника.
     Братья пошли, глядят: то не голова, а бугор целый лежит, испугались, да и назад. Говорят Ивану:
     — Как ты с ним поправился.
     Иван же им отвечает:
     — А если хочешь своё добро сохранить, то это не хитро сделать.
     — А как мы его с реки-то уберём? – Снова топчутся братья.
     — Ладно, уберётся, вы двое не могли, я один уберу.
     Пошёл Иван, вызвал из огнивча молодцов, велел им чёрта в озеро бросить. Пошли тогда братья на поле, да и оборвали всю репу.
     Говорит им Иван:
     — Вы репой идите теперь торгуйте.
     А сам он пошёл на поле-репище, вызвал троих молодцов, велел им лес собрать с поля весь и город здесь испостроить.
     Утром зовёт Иван отца и братьев поле-репище посмотреть. Идут они и дивятся:
     — Было-то тут поле-репищо, а стоит здесь город пречудесной, большущий. Откуда он взялся?
     Иван говорит:
     — Что теперь нам в деревне жить, надо в город перебираться.
     Иван вызвал из огнивча слуг своих, велел им подать пару вороных да карету золотую, да ещё и одежду, чтобы принцем срядиться.
     Сейчас явилась пара лошадей, карета золота, принцем Иван снарядился, на карету засел, погнали. А санки-каретки раскрашены, цветами переливаются.
     На каретах разъезжать, это дело на Печоре реке обычное. Ну так что же, приезжают они ко царскому дворцу, царь Ивана принца встречает, на стул-креслицо садит и спрашивает:
     — Откуль прибыли? Как прозываетесь?
     — Да вот, ; отвечает Иван, ; неподалёку прописаны. Женится хочу, выдавай за меня замуж царевну свою.
     Царь спросил у жены, у дочери. Решили до утра оставить, подумать надо, сразу царевны обычно не соглашаются. На другой день Ивановы сваты снова приезжают. Теперь дочь пожелала идти взамуж за Ивана.
     Завелась тут пир-свадьба. У Ивана не пиво варить, не вина курить, слуги из огнивца всё приготовляют.
     Сыграли свадьбу, зовёт Иван тестя своего в город свой.
     — Место моё надобно Вам, Ваше царское величество, посмотреть.
     Вот собрались недолго, да и поехали. Подъезжают к городу, царь дивуется:
     — Дикое место здесь было, а теперь город стоит. Хитрой ты человек, Иван!
     Погодя несколько является прежний жених царевны, королевич с соседнего королевства, пригоняет с собой войска много. Подъезжает к царству и выдаёт депешу:
     — Отдай дочь мне взамуж, если уже выдана, дак биться будем.
     Царь к зятю посла послал, зять приезжает. Царь ему депешу показывает и жалуется:
     — Вот, зятюшко, помоги ты мне своей хитростью войска прибрать, приструнить иноземные.
     Отвечает ему зять Иван:
     — Могу, тесть, не печалуйся. Выгоняй силу в поле, вывози сороковину с вином.
     Царский приказ исполнили, сам Иван приехал в поле, ему честь воздали бояре. Иван им и говорит:
     — Пейте вина, веселитесь, кричите ура, чтобы шума поболе было.
     Они начали вино пить, ура кричать. А Иван из огнивча слуг вызвал, велел на неприятельское войско туман напустить, чтобы само себя било. Оно само себя все и перекололо.
     Царь обрадовался, что войско неверных королевичей всё перекололи, а своё войско цело-невредимо.
     Так жили они пожили несколько времени, а жена Ивана видит, что у него хитрости больше, чем может быть на самом деле, стала его вином подпаивать, стала ластиться к нему, красивые слова говорить, узнать хочет, откуда у него сила его.
     Вот как-то повалились они спать, она и просит обсказать Ивана все его хитрости. Иван с пьяну и проговорился. Обсказал хитрость и огнивчо показал.
     После того она у него огнивчо взяла, покудова он спал, из кармана вынула, пошла в город, велела приготовить точно такое же огнивчо, и в карман его положила фальшивое огнивчо, а настоящее к себе прибрала.
     Написала старому жениху записку в соседнее королевство, отправила со слугами из огнивча, чтобы приходил с войском её брать к себе.
     Королевич сейчас войска снарядил и посла послал. Посол опять депешу приносит:
     — Дочерь выдавай, а ни то на поединку иди со мной.
     Царь за зятем послал. Иван по-старому приказал, чтобы всё сделали, только он не знает, что огнивчо сменено.
     Приехал на поле, огнивчо вынул, шоркнул раз, другой, третей — Нет ничего, не действует. Войско его напилось допьяна, войско его всё перекололи.
     А жена велела слугам из огнивча себя вместе с кроватью к старому жениху перенести. Иван приходит, жёны нет и говорит:
     — Я хитрой был, только жена хитрее меня оказалася.
     Пошёл к царю и говорит:
     — Дочь твоя, жена моя нас перехитрила и разорила.
     Царь и Иван ушли из города прочь в тёмные леса. Говорит Иван царю:
     — Ну тесть, делать нам теперь нечего, царство твоё прожжено. Я паду перед тобой о земь, а ты скажи: был зять-молодец, будь жеребец. Буду я жеребцом, на мне каждая шерстина посеребрена, повод шёлков, узда серебрена. Ты на меня садись, повод в руки бери, я побегу дорогу искать, жену искать. Как приедем в королевство ихнее, где королевич с дочкой твоей и женой моей сидит, ты меня продай за пятьсот рублёв, только узду сними с меня, не забудь.
     Скакал Иван скакал, ветер в уши воет, как сильно скакал. Вот наконец прискочил к королевскому парадному крыльцу и заржал.
     Королевич пробудился, на ноги ступни надел, выходит на парадное крыльцо и видит: стоит лошадь бравая, а на ней старик седой сидит. Спрашивает этот Королевич:
     — Почто ты мне в ночное время спокою не даёшь?
     Отвечают тесть Ивана:
     — Помилуйте, ваше превосходительство, овладела меня лошадь, принесла к твоему крыльцу. Купи у меня лошадь, я продам за петьсот рублей, она и дороже стоит.
     Королевич ему деньги отдал, старик слез с лошади и забылся, что надо узду-то снять, как наказывал ему зять.
     Королевич приказал лошадь увести, а старик вышел из дворца, вспомнил, что забыл узду снять, пошёл в рощу и стал плакать, что уходил зятя и сам себя.
     Королевич приходит к королевне своей, жене Ивана и говорит:
     — Душечка моя, посмотри, какую я лошадь купил.
     А жена пробудилась и говорит:
     — Это ты беду купил, это мой старый муж, Иван. Прикажи удавить её, эту лошадь.
     Послушники в кольцо лошадь подёрнули, так что ноги лошади до полу недотыкают. Нянька пошла сена давать, видит лошадь хороша, только сморит, а давится она, пожалела эту лошадь, сняла с кольца. А лошадь и говорит:
     — Когда ты меня пожалела, то сделай, как я прошу: сейчас меня будут колоть, ты подвернись, и крови в ступень нацеди и прочь отойди. Против царского окошка ямочку вырой, кровь вылей и землёй зарой. Через ночь вырастет дерево с окнами наравне, большое. На древе яблоки будут, ты самое верхнее яблоко сорви, в платок сложи, там перстень будет тебе, будешь ты моя невеста. Королевска жена прикажет древо сечь, ты первую щепу подбери и прочь уйди.
     Так всё и сделалось, как говорила лошадь. Стали древо рубить, горничная щепу первую взяла, в платок связала. Древо сожгли, а щепу горничная в пруд бросила, где гуси и лебеди купарандаются. Щепина гусем обернулась и ну всех гусей-лебедей гонять.
     Королевич от этого гомона пробудился, пошёл смотреть, видит: гусь златопёрый плавает, всех птиц гоняет.
     Королевич стал раздеваться и говорит:
     — Не могу-ле гуся этого поймать?
     Королевич портки снимает, на бережок кладёт и спускается в пруд. Гусь его отманивает дальше, да дальше, да дальше и к другому берегу отманил, на другой бережок. А сам крылья распустил, да к королевичему платью, в лапы портки забрал и полетел, а в портках королевичевых огнивчо было.
     Гусь через тын перелетел, об пол пал, обернулся молодцем, огнивчо из портков вынул, шоркнул, и вышли два молодца.
     Иван велел отыскать старика-тестя своего. Пошли к Королевичу, велели Королевичу свою бывшую жену привязать к хвосту неучёного жеребца и нажарили его плетьми так, что его три дня носило бог его знает где. Только от дочки царёвой, жены бывшей Ивана и следа не осталось, всю её по полям да лесам размыкало.
     Королевича того царь простил. Иван же на неньке женился и пошёл с ней жить поживать на городище-репище своё.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Рогуэн. Архангельск.  Сказка!!
======
     В одном прекрасном месте у отца-матери единственный сын был наречённый Иван Рогуэн.
     Дожил он до 18 лет, людей мало видел. Захотелось ему пополесовать по миру. Попросил он отца и мать купить ружьё и собаку себе. Получив это, пошёл Иван в лес.
     Цельную осень он в лесу проходил, ничего убить не мог. В начале холодной зимы выпал ему счастливый день: пошёл он в лес и убил свежего прутового рябчика.
     Укупорил он его в корзинку, перевязал его перекрёстной верёвкой, пришёл домой и стал выпрашивать у отца-матери денег в столицу поехать.
     Денег не было, стали продавать они последнюю корову, продали и набрали Ивану в Питер ехать денег на дорогу. Через малое время он отправляется в Питер, приезжает он в Сам-Питербурх, и приходит в гостиницу.
     Здесь он знакомится с человеком, близком к царскому двору, но склонным к пьянству, угощает и потчует его, потом просит проводить его к государю императору.
     Через какое-то время его вызывают в дворец, служитель велел обождать, что государь занимается делами. Обождал Иван полчаса. Государь выходит на кухню. Допросил он Ивана, зачем мужичок явился. Иван подаёт ему свежего прутового рябчика.
     Государь получает его и спрашивает:
     — Умел ты сам его в лесу убить?
     Иван отвечает:
     — Умел, да это я охотился.
     — И умел ты его сюда принести?
     Иван отвечает:
     — Умел, Ваше Величество.
     Государь и спросил:
     — Умеешь ты на моё семейство разделить рябчика этого прутового?
     Иван отвечает на то:
     — Сумею, государь, как же не суметь.
     Вот хорошо. Государь велел самому лучшему лакею перо снять, поджарить в масле.
     Потребовал Иван ножик и вилку, спросил государя:
     — Сколько у вас всего семейства будет?
     Государь отвечал:
     — Шесть душ: два мальчика и две дочери.
     Иван сказал, чтобы все они встали в ширинг. Принялся он делить рябчика.
     — Так что, государь по царству, по королевству, первая голова по закону.
     Иван отрезал ножиком, обдержал вилкой резвую голову и подаёт государю императору.
     Государь получает. А государыне вырезал резвое горло. Дал мальчикам сыновьям по резвой ноге. Они и получают.
     Царских дочерей одарил по резвому крылу. Они и это получают.
     Остаётся мякоть и один хлуп. Мужик вилкой тыкнул, да их себе положил.
     Государь расхохонулся:
     — Молодец мужичок, всех наделил и себя не обделил.
     Потом государь велел задержать Ивана на пол часика, сам же послал слугу в свой банок. Тот сходил и принёс денег. Государь, получивши их, дал мужику, и поблагодарил его:
     — Поезжай домой и делай что тебе надо беспошлинно.
     Иван и съехал домой.
     А в той же деревни был замысловатый полесник, прознал он про Иваново путешествие к государю, захотел тоже побогатеть немного, сейчас же обращается в лес и убивает в лесу пять рябчиков.
     Запаковал их в корзинку, потребовал почтовых лошадей. Поехал в столицу. Приехал он в Сам-Питербурх и спросил, где стоит царский дом.
     Обращается в десять часов в царский дом, приходит на кухню и потребовал к себе государя императора. Государь является, спрашивает:
     — Зачем мужик явился?
     Мужик отвечает:
     — Принёс вот, Ваше государево Величество вам пять рябчиков.
     Спрашивает его государь:
     — Умел ты их убить?
     — Умел, ; говорит мужик.
     — А умел ты сюда принести?
     — Умел.
     — А умеешь ли ты на моё семейство разделить?
     Мужичок спросил государя:
     — А сколько вас в семействе душ?
     Государь отвечает:
     — Шесть душ.
     Мужичок опялся слюной, запнулся и говорит:
     — Я рябчики разделить не умею.
     Государь подаёт ему 15 копеек
     — Вот тебе на орехи, и долой с моих покоев.
     Мужик оставил этих рябчиков и отправляется домой. Вышел с царского дому и зашёл в одну гостиницу, и выпил стакан вина, потребовал почтовых лошадей.
     Государь же взял этих рябчиков и не может на своё семейство разделить.
     Удумала ему государыня достать прежнего мужика. Написали письмо в деревню, чтоб приехать прежнему мужику, Ивану Рогуэну.
     Приезжает Иван. Принял государь его хорошо и спросил его как следует:
     — Можешь ли ты пять рябчиков на моё семейство разделить.
     Мужик отвечал:
     — Могу.
     Государь переспросил его, нужно ли их щипать или целиком делить будешь. Иван отвечал, что делить будет целиком, и приказал государю императору стать со своей семьёй в ширинг.
     Взял Иван теперь пять рябчиков в руки, приходит к милостивому государю.
     — Царское Ваше Величество, Вы с государыней стоите двое, и никого при вас.
     Государь отвечает:
     — Точно так, двое нас.
     — Я вам дарю рябчик, вас будет трое. И вы, два брата любезные и царские сыновья, на правом боку стоите двое?
     Они отвечают:
     — Двое.
     — И никого при вас нету?
     Отвечают они:
     — Нету.
     — Так вот я вам дарю рябчик. Вы будете трое. По левую руку две царские дочери стоите, любезные, двое?
     Они отвечают:
     — Двое нас.
     — И никого при вас нету?
     — Точно так, ; говорят они.
     — Вот я вам дарю свежего прутового рябчика.
     Они и получают.
     — Вас получается тоже трое. Да мне ещё два рябчика, и нас теперь стало тоже трое.
     Государь и расхохонулся и восклицает:
     — Молодец, Иван, всех наделил и себя не забыл.
     Государь велел обождать. Сходил слуга в государев банок, насыпал Ивану денег, сколько ему надобно.
     — Поезжай, мужик, домой и живи себе хорошо и трудись беспошленно.
     Иван распростился и отправился. Спросил почтовых лошадей и выехал во свою деревню.
     Приняли его родители хорошо и расчётом остались они довольны.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Романов.  Сказка!!
======
     Жил отец с детьми и звали его Иван Романов.
     Он не ходил молиться в церковь, а уходил на гумно и молился во рью, во жите.
     Стали дети его уговаривать:
     — Что ж ты, батюшка, не ходишь в церковь, молишься во рью, да во жите? Над тобой люди смеются, и нам совестно.
     Отец говорит:
     — Ладно, детушки, если вы хотите, я пойду в церковь.
     Пришло время, он и пошёл в церковь, за озером, по дороге подошёл к воде и пошёл по озеру, как будто посуху.
     Помолился в церкви, идёт домой и по колено только в воду погрузился. Пришёл, говорит детям:
     — Видите, когда я молился во рью, во жите, я угождал богу, стал молиться в церкви и не стал богу угоден.
++++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван седьмой. Архангельск.  Сказка!!
======
     Досюль брат да сестра жили.
     Сестра замуж вышла, а брат женился. У брата и стала жонка погуливать маленько. Сестра-то и слышит, что невестка погуливает.
     Брат и приходит к сестре, а сестра его спрашивает:
     — Что, братец, каково с жонкой живёте?
     Он говорит:
     — Хорошо живём, сестрица.
     — Любит ли тебя жонка?
     — Любит, ; говорит братец, ; хорошо любит.
     — Ах ты братец, ; говорит она, ; ты молодой, ничего не знаешь. У меня есть муж постарше тебя, так он больше знает. Я жила три года без мужа, а муж был в Питере, и я всё жила умом своим.
       — Вот как-то затопила байну. Глядь, идёт детина такой хороший, молодой, красивый. И думаю я, давай-ка с этим детиной соглашусь. Он прошёл однако, да так мне ничего и не сказал. Ну, я с горя зашла в байну, взяла головню, и головню ту и сунула в себя.
       — Той ночью и муж как раз приехал. Приехал, и говорит:
       — А вот жонка моя, у тебя на пригорке-то твоём что-то так пахнет горелым? Видать понял муж-то мой, вишь ты, сразу, что я терпела долго.
     После того сестра и говорит своему братцу:
     — Поди-ка, братец домой, и скажи жене что ты в бурлаки отправляешься, а сам сюда приди ко мне. У меня побудешь и увидишь, как жена тебя любит.
     Послушался братец пошёл домой и говорит своей жене:
     — Жена моя, пойду-ка я в бурлаки. Там платят сейчас хорошо.
     Жена, вишь ты, плачет по нём и говорит ему:
     — Ой, красно солнышко, куда походишь, как я стану жить без тебя.
     Братец же сразу к сестре пришёл и ночевал у неё три ночи. Через три дня сестра ему и наказывает:
     — Пошёл бы ты братец домой, да посмотрел. Как жена тебя любит-от.
     Приходит он домой и говорит своей жене, как сестра наказывает:
     — Вот, как хорошо людям-то, у жонок есть два или три полюбовника, и везде им место есть, работу дают, а я ходил, ходил, как у моей жонки нету полюбовников, так нигде мне места нету, никто на работу не взял.
     Жена на то и говорит:
     — Ой, есть муж мой родимый. Шесть есть. Ныне пойду к ним, так место везде тебе будет, куда не скажешь, возьмут.
     Мужик плюнул на это дело, да и пошёл с избы. А жена решила, что мало назвала полюбовников, бежит вслед за ним и за ворота кричит:
     — Ой, муж мой родненький, забыла ещё седьмого Ивана сказать тебе.
     Думала, что вернётся.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван солдат. Архангельск.  Сказка!!
======
     Был отец с тремя сыновьями, а у них были такие необыкновенные дрёби да грёзы.
     Как-то им пришла грёза мост построить, они и задумали мост мостить, чтобы людям хорошо было ходить. Мостили три года.
     Как замостили, отец и посылает большого сына:
     — Поди, сядь под мост, кто первой пойдёт, что заговорит, что скажет?
     Старшой сын пошёл и слушает. Вот видит он, как идёт седенький старичок и Бога молит:
     — Дай, Господи, кто этот мост мостил, чего просят, то и дай.
     Старшой сын вышел на берег говорит старичку этому:
     — Мы мостили, три брата, да и батюшко с нами.
     Спрашивает старичок его:
     — Что тебе надо?
     — А мне много не надо, а только, чтобы не за чем не надо было в люди ходить, а только дома жить.
     — Так и будет. – Сказывал старичок.
     Приходит старший брат к отцу своему и рассказывает, что слышал и видел.
     На другой день отец посылает середнего сына. Спрятался он также под мост. Тут как раз снова тот же старик идёт по мосту и Бога молит. Середний сын выходит и говорит:
     — То мы мостили, три брата, да и батюшко.
     — Хорошее дело сделали. Что же Вам угодно от Бога получить? – Спрашивает старичок.
     Сын середний то же пожелал, что и старший:
     — Не за чем чтобы в люди не ходить не надо было, чтобы всё и так было.
     Старичок тот и ему говорит:
     — Так и будет.
     На третий день отец малого сына посылает, Ивана. Вот Иван сидит под мостом, видит старичок опять идёт и молит опять Бога.
     Иван выходит из-под моста, говорит, что это они с братьями и с отцом мост сей построили, старик его и спрашивает:
     — Тебе чего надо?
     Отвечает Иван:
     — А я в солдаты хочу идти.
     — Худо ведь в солдатах. – Старичок ему говорит.
     — Нет, я пойду я в солдаты. – Иван отвечает.
     Старик обвернул его тогда ясным соколом. Сокол летал, летал, летал, всё осмотрел, вниз спустился, старик его опять обвернул в человека и спрашивает:
     — Ну что, ты теперь много видел, пойдёшь ли в солдаты?
     — Пойду. – Говорит снова Иван.
     Старик тогда обвернул Ивана рысью. Иван рысью бегал, бегал, бегал, назад прибежал, старик его обвернул в человека обратно, и спрашивает:
     — Ну, идёшь ли ты и теперь в солдаты?
     — Иду. – Снова говорит Иван.
     Старик тогда его обвернул оленем златорогим. Иван бегал, бегал, бегал, прибежал обратно, старик его обвернул человеком и спрашивает:
     — Ну что Иван, идёшь ли ты и теперь в солдаты?
     Иван своё твердит:
     — Иду в солдаты.
     Старик его обвернул мурашом. Мурашом Иван ползал, ползал, ползал с ветки на ветку, с прута на пруток, приполз назад, старик его опять обвернул в человеческий облик и спрашивает:
     — Что, идёшь ли ты и теперь Иван в солдаты?
     — Иду. – Снова отвечает Иван.
     — Ну что же, во всех зверей я тебя научил обращаться и в насекомых. Теперь ты и в солдатах не пропадёшь. На осень тебя отдают в солдаты. – Сказал старичок и исчез, как и не было его.
     Пришёл Иван к отцу и говорит:
     — Я пойду в солдаты осенью.
     Отец говорит:
     — Худо в солдатах. Ты ничего другого не мог выпросить?
     Осень пришла, Ивана и отдали в солдаты. Прослужил год ли два, может быть, и три, сделалось заворбоха, заваруха по вашему теперь, война пошла. Государь и запоходил на войну, занабирали народу много туда, и Иван солдатик попал с ним.
     Шли год и два, может быть, и три шли, доходят до места, где надо воевать. Государь схватился, а кавалерии нету, и стал разыскивать, кто может в трои сутки домой сходить, к дочери за кавалерией во дворец, и назад прийти.
     Все отказываются:
     — Нет, три года шли, где же в трои сутки сходить туда-обратно.
     А Иван и выискался, и говорит:
     — Я в трои сутки схожу.
     Царь ему и говорит:
     — Если в трои сутки сходишь, я за тебя дочь замуж отдаю и тебя после смерти на своё место поставлю.
     Иван нарядился и отправился. Иван из виду вон ушёл, да и обвернулся рысью. Бежал, бежал, бежал, свернулся златорогим оленем. Бежит по Питен-бурху, народ кричит:
     — Хватайте, хватайте.
     А другие говорят:
     — Это кака-ле весть от государя, прямо во дворец летит, смотрит-ка.
     Иван потом мурашом свернулся и попал во дворец, в верхи самые, где дочь царская живёт. Прополз, обвернулса солдатиком, а она ужаснулась:
     — Как вы прошли и по какому случаю?
     Солдат рассказал. Царская дочь не верит:
     — Это всё враньё, шли три года, как ты мог в сутки попасть сюда?
     Иван и говорит:
     — Я тебе покажу.
     Обвернулся он ясным соколом, она из него пёрышко вытянула, в платочек завязала и спрашивает:
     — А ещё как шёл?
     Иван обвернулся рысью, царевна у его шёрсточки клочок вырвала и говорит опять:
     — Ещё Иван покажи, как ты шёл?
     Иван оленем обвернулся, она у оленя рожка одного и отломила.
     — А как во дворец заходил? ; Спрашивает царевна.
     — А я тут мурашом прополз.
     И обвернулся мурашом, так царевна из его бочечка яичко вытянула и опять в узелок завязала.
     Тогда царская дочь взяла табакерку, в которой царская кавалерия состояла, солдату отдала, он табакерку схватил, мурашом обвернулся из дворца и пополз. Выполз, обвернулся златорогим оленем, потом рысью. Бежал, бежал и вздумал отдохнуть и повалился у моря.
     А у моря два солдата на часах стояли: суда приходят, дак они смотрят, что за суда.
     Иван спит, они подошли, посмотрели — Солдат спит. Они Ивана в море бросили, а сами табакерку с кавалерией царю и принесли, недалеко уж было, как раз в три дня и обернулись с кавалерией той.
     Открыл царь своим ключочком табакерку, тут и явилась вся царская кавалерия. Стали они воевать.
     А Иван попал к морскому царю. Морской царь его со всем добром принял, кормят его хорошо. Видят, что он человек не худой дак, необычный.
     А Ивана скука одолевает, он и запросился:
     — Вынесите меня на белой свет, хоть поглядеть на него. Обсучился.
     Его и вынесли далёко от берега, на остров далёкий. Иван же обвернулся ясным соколом и задумал улететь. Морской царь его хватился, а его на острове и нет. Стало море кверху подыматься, подыматься, Сокола туда и утянуло, в море.
     Иван живёт опять в морском государстве месяц, другой и запечалился о белом свете. Вынесли его опять подальше от берега посмотреть свет.
     Ясным соколом снова он обвернулся, летел, летел, маленько не долетел, морской царь схватился, море подымается, да его опять и утянуло в морское царство.
     Жил Иван там месяц, другой, на третей опять запечалился и думает:
     — Теперь уж кончается война, мне-то там надо быть.
     Опять не пьёт, ни ест, печалится сильно и порато. Морской царь спрашивает его:
     — Что, Иван, опять стоскнулся о белом свете?
     — Стоскнулся, да. Хочу посмотреть.
     — Ладно, теперь я тебя на три часа выпущу, а боле тебе и не бывать. – Обещает ему Царь Морской. И приказывает слугам:  Сказка!!
     — Ребята, вынесите его на три часа.
     Ребята его вынесли на остров ближе к берегу, ребята были тоже русские, набросаны в море-то. Они его вынесли. Иван опять и полетел соколом, да и перелетел.
     Пошёл Иван до деревень русских, дошёл до одной и спрашивает:
     — Пришёл ли государь с войны?
     — Прошёл, месяца два как уж. – Отвечают ему люди.
     Иван приходит в Питенбурх, остановился у старухи одной и спрашивает:
     — Что это у вас в Питенбурхе всё песни поют да играют?
     — А царь дочь взамуж отдаёт за одного солдата, а другого солдата ставит на высокое место. А дочери замуж неохота. Через три дня и венец будет.
     — Как бы мне туда попасть, бабушка-старушка? – Говорит ей Иван.
     Отвечает ему старушка:
     — Завтра будут выкликать музыкантов. Муж у меня был музыкант, ты оденешь его платье и пойдёшь смотреть.
     Старуха Ивана обрядила в музыкантское платье, он и пошёл смотреть. Иван к музыкантам пришёл, они играют, а он всех до одного лучше играет. Его тогда пригласили в верхние палаты, где царские особы расположились за столом. Сел он с краешку.
     Эта царевна ходит вокруг столов, ищет своего суженого, царь дал ей на волю, кого оприметит, тот и твой будет жених. Она стала чарки подавать, Ивана оприметила и говорит всем:
     — Вот мой суженый, которой у меня был, кавалерию брал.
     А царь спросил:
     — Почему ты узнаёшь? Какая у тебя примета есть?
     Стали солдат, у двух-то, спрашивать, как они заходили во дворец, а они и завертелись.
     — Мы нанимали, да мы ехали на машине, вертелись, да спешили.
     Стали спрашивать Ивана, он и запоказывал им, как он делал.
     Первым делом обвернулся ясным соколом, а царевна вынула из узелка пёрышко, приложила и говорит:
     — Вот тут и было.
     Потом Иван обвернулся рысью, царевна приложила клочок шерсти:
     — Вот тут и было.
     И оленем обвернулся, и мурашом. Царевна все приложит, всё так и будет, приходится.
     А эти два солдата стоят, почернели. Их захватили, пристреляли, а с Иваном царевну и повенчали.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Солдатский сын. Пермь.  Сказка!!
======
     Служил солдат Василий 25 лет.
     А у него был сын малолетний, по призванию кантонист, обязанный служить. Звали его Иваном. Иван был разученный на семь грамот.
     Отслужил отец. Принаследно было сыну его Ивану идти в солдаты. Распростился Иван с отцом с матерью и отправился на службу. Служил он четыре года, заслужил себе чин генерала.
     Потом отец у него погорел, нужно строиться заново. Пишет сыну отец письмо:
     — Нельзя ли, милый сын, как помокчи старику-отцу твоему?
     А Иван служил при царе. Приходит Иван Васильич к царю на совет.
     — Ваше Царское Величество! Родитель вам служил 25 лет, и я заступил теперь. Отец у меня погорел. Пишет мне письмо – помокчи ему, а у меня с собой денег нет ему дать на помогу.
     Царь рассудил, что надо пожалеть старика. Уволил Ивана Васильича на четыре года и дал сто рублей денег с собой.
     Он на ямских приезжает домой. Приходит на своё место, увидел такой пожарище на своём месте. Рядом балаган. Заходит в этот балаган. Родители лежат. Заплакали они. Сказал, что не нужно плакать.
     — Хотя у нас природство богатое, а звать некуда: балаган тесный.
     — А и не нужно батюшка звать!
     Дал ему сын рубь денег, велел сходить в питейное заведение, купить полштофа водки и что-нибудь закусить велел принести.
     Поужинали они, легли спать до утра. Иван Васильич говорит утром:
     — Я, тятенька, человек такой, начитанный, к работе уж не привычный, и пойду искать себе место.
     Дал отцу сто рублей денег, сам отправился в казённое училище. Приходит в казённое училище, подаёт свой аттестат Главному учителю.
     Тот посмотрел и говорит:
     — Станешь если жить, я тебе назначу сто рублей в месяц, и стол тебе будет готовый.
     Проживает Иван год, получил 1200 рублей. Приходит домой, отцу-матери передаёт деньги.
     — Погодим ещё тятенька дом заводить! Ещё с годик я прослужу, потом, может, получше наживём домик.
     Приходит он в училище, а в училище училась купеческая дочь Маша. Училась она три года и научилась только три слова. У Маши очень отец был богат. И над ним все надсмехались:
     — Совсем, говорит, у тебя дочь дура! Хороша, да дура!
     Он рассердился, не стал совсем к ней ездить. А на лицо Маша была очень красивая.
     Приходит как-то Иван Васильич к ней и говорит:
     — Маша, долго ли ты проживаешься тут?
     — Я, – говорит, – Ванечка, живу три года и научилась три слова.
     — А что, Маша, если я тебя буду обучать, станешь понимать настоящее или нет?
     — Да, Ванечка, не для людей, а для себя учи меня!
     Залюбила, вишь ты, она его сразу. Заводит Иван её в свою комнату:
     — Если, Маша, понимать не будешь, я тебе сначала саблей руку отсеку, а наконец и голову сказню! И сыску никакого мне не будет.
     Задаёт ей строчку, она прочитывает пять да шесть раз. Начала очень скоро понимать: она, может, и научилась, да не говорит только ничего. Не доходя года научилась Маша не хуже Ванечки, на все законы. Случилось как-то у этого богача праздник, съезжие гости, обед.
     Она услыхала и говорит:
     — Нельзя ли, Иван Васильич, нам к тятеньке сходить в гости, на суточки погулять?
     — Нужно попроситься это у главного учителя.
     Выпросился Иван Васильич у Главного учителя. Отпустил он их на суточки погулять. Идут они Питербургом.
     Маша и говорит:
     — А где же, Ванечка, твой дом?
     — Ох, Маша, – говорит Иван, – дом был хороший, да погорел два года назад.
     — Ну, хоть место покажи Ванечка! Где твоё место?
     — А вон, – говорит Иван, – горелые столбы где стоят, тут наше и место!
     Стали до дому доходить. Маша и говорит:
     — Вот, Ванечка, об семи этажов дом, изукрашен всякими красками, вот этот самой мой дом и есть!
     Иван Васильич остановился.
     — Я, Маша, не пойду! Вы люди богатые, я же человек бедный!
     — Идите Иван Васильевич, я веду вас!
     Подходят к дому. Увидал купец свою дочь с верхнего этажа и говорит:
     — Что, мать! Ишь, дочь к чему выучилась!
     Уж он прикладывает к худому: ведёт, думает, к себе милыша.
     — Пойду я, мать, – говорит купец, – с ней голову сказню, с дочери с нашей!
     А купчиха говорит:
     — Отец, неладно ты говоришь! Мы тут разговоров наживём много! Съедутся хорошие люди, а ты отсечёшь голову с дочери, – тут пойдёт шум на весь город!
     Купец купчихе велел милыша оставить где-нибудь на кухне, а она пущай приходит кверху. Встретила купчиха и сказала дочери:
     — Маша, ты неладно идёшь!
     Маша поняла, о чём идёт речь и говорит:
     — Ты, мамонька, этого человека не сконфузь! Он мне не милыш! Посадите его на первое место: это учитель и человек не простой, а генерал. Я разучилась от него на семь грамот.
     Купчиха кверху поднялась, купцу рассказывает, что дочь наша разучилась хорошо, на семь грамот, и это – учитель, надо его принять!
     Купец с трепетом его принял, посадил в первое место, начал угощать. Учитель и говорит:
     — Маша, нужно прочитать что-нибудь, возьми книгу: пущай добрые люди послушают, что ты поняла от меня!
     Маша взяла книгу и читала. А был у ней дядя, губернатором служил. Выслушал у ней хорошие речи, подаёт Ивану Васильичу сто рублей денег и говорит:
     — За то, что хорошо разучил мою племянницу.
     А купец на ответ сказал:
     — И от нас будешь не оставлен! Экой, мать, хороший молодец! Как бы нам замуж за него отдать дочку-от?
     Вишь ты, заглянулся Иван отцу-матери Машиной.
     — А что, Иван Васильич, нельзя ли твоих родителей достать сюда?
     — Можно, можно, как если желаете! ; Отвечает Иван.
     Кучеру обсказал всё. Кучер съездил за его родителями. Приезжает солдат старый, зашёл в палаты купеческие.
     Стал купец угощать всех сряду. Купец и говорит:
     — А что, господин служивый старичок, нельзя ли сынка отдать мне за Машу в дом?
     — Дело не моё, дело сынино!
     Купец сказал:
     — Что, Иван Васильич, не желаешь ли взять мою дочь Машу?
     Иван Васильич на то сказал:
     — Как пойдёт, что Маша-то?
     Маша на то сказала:
     — Если, Иван Васильич, ты меня не возьмёшь, я удавлюсь или утоплюсь!
     Купец заставил музыкантов музыку играть, пошли кадрели плясать. И все плясали хорошо, шум только стоял.
     Пошёл и Иван Васильич с Машей плясать. Хотя и не так хорошо сплясали, а губернатору понравилось, и он опять выдаёт сотню рублей, подаёт Ивану Васильичу за пляску:
     — Молодец! Хорошо удрали кадрель!
     Покутили все, да и поразъехались.
     Говорит Иван:
     — Время и нам в училище ехать!
     — Нет, уж мы, Ванечка, ночуем ночь!
     Ночь переночевали. Поутру купец встаёт, приказал лакейке самоварчик подгоношить, попотчевать его с Иваном.
     Чаю напились. Он пошёл в свою кладовую, тащит ему наперво шесть тысяч денег.
     — За то, что разучил ты мою дочь.
     Подарил Ивану Васильичу шесть тысяч денег.
     Купчиха говорит:
     — Ты, отец, подарил, а я как?
     Отвечает купец:
     — Мать, у тебя свои деньги!
     Та пошла в кладовую тоже и тащит ему опять шесть тысяч.
     Дочь тогда тоже говорит:
     — Тятенька, вы подарили, а я как?
     Отвечает ей отец:
     — Мила дочь, у тебя свои деньги!
     Пошла Маша в комнату, наторкала полон саквояж, подаёт жениху:
     — Вот, Иван Васильич, вот эти деньги отвези своему родителю!
     Привозит Иван всё этот домой. Приказывает кучеру:
     — Кучер, поезжай домой! Я здесь останусь ненадолго.
     Кучер уезжает. Иван Васильич приходит в балаган к отцу к матери.
     — Будет, тятенька, лежать в балагане! Я тебе препоручу 12 тысяч, ступай, дом скупи себе!
     Солдат старый живо оделся, деньги взял, отправился по городу. Идёт городом. Смотрит, идёт навстречу купец, сильно пригорюнился.
     — Что, купец, невесел?
     — Да вот, нужно, – говорит, – дом продать. Дом мой к описке, а я не могу!
     — Продай мне!
     — Пойдём, поглядим дом!
     Приходят. Домик трёхэтажный.
     — А что, купец, просишь за него?
     — Мало ли бы что он стоил! Отдай мне шесть тысяч, я тебе все и отдам. Что есть в доме, все твоё!
     Солдат вынимает деньги, подаёт ему шесть тысяч. Купец солдату говорит:
     — Есть у меня ещё три лавки с товарами, купи и их!
     Купил за шесть тысяч со всем товаром три лавки. Получил с него купчую. Приходит в свой балаган.
     — Сын, – говорит, – я твои деньги издержал: купил дом и три лавки.
     Сын ему сказал:
     — Найми теперь отец трёх приказчиков. Вот я тебе даю ещё двести рублей на пропитание, а ты, мамонька, бери этот саквояж, деньги из него береги, никуда не трать их, при себе держи!
     Сам Иван отправился к купцу в дом, к Маше. Приходит к Маше и говорит:
     — Нужно нам с тобой идти в училище.
     Идут городом. Дошли до эдакой часовенки. Маша и говорит:
     — Давай здесь, Ванечка, отдохнём, сядем! Не для того я стала отдыхать, а сделаем мы с тобой записи, что ты окромя меня никого не бери и я окромя тебя никого не возьму!
     Она вынимает бумаги и карандаш, давай живо писать:
     — Я окромя Ивана Васильича ни за кого не пойду.
     Он также:
     — Окромя Маши я тоже никого не возьму.
     Взяла она эту запись, положила за икону в часовенке. Говорит при этом:
     — Будет у нас Мать Пресвятая Богородица в поруках.
     Потом они отправились в училище. Немножко там, недельку пожили, он и говорит:
     — Маша, я схожу, разгуляюсь куда-нибудь?
     — Можешь, можешь, Ванечка!
     Приходит к этой самой часовенке, три раза подходил – икона его не допускает запись взять, ему хотелось себе взять её запись.
     — Что же я! Я человек поученый. А меня икона не допускает, стало быть, законно излажено. Пойду обратно в училище, не стану брать!
     Приходит. Маша и говорит:
     — Куда же ты, Ванечка, ходил?
     — Да, Маша, тебя обмануть можно, а Бога не обманешь! Ходил я к часовенке, хотел записи взять – икона меня не допускает.
     Маша сказала:
     — Ещё ты не доверяешь мне?
     — Теперь я, Маша, никогда думать не буду, надёжен буду, что ты желаешь за меня замуж.
     Через неделю после этого дела царь пишет письмо Ивану Васильичу являться на службу, безо всяких озадков, не отговариваться. Ивана Васильича горе ошибло. Запряг ямских лошадей, Маше не пояснил ничего, чтобы не волновать её и уехал.
     Маша ждёт день, и два, и с неделю, – Иван Васильич не идёт в училище. Маша-то подумала:
     — Непременно кто-нибудь сметил, что у него деньги, кто-нибудь его убил. Живого нет, видно, дома.
     Главному учителю сказала:
     — Выпишите меня из училища. Не буду я здесь проживаться. Отправлюсь я теперь домой.
     Приходит Маша домой и говорит:
     — Я, тятенька, теперь дома буду проживаться. Будет мне учиться.
     Просит у родителя лошадку по городу покататься. Отец приказал запрекчи кучеру. Села Маша, по городу ездит, замечает дом Ивана, к его дому подъезжает и спрашивает:
     —А где Иван?
     Родители отвечают:
     — Мы и сами не знаем где.
     Вот Маша про Ивана Васильича всё спрашивала повсюду. Она после этого ударилась хворать: найти его не могла нигде. Дохтура её пользовали, ничем не могут вылечить: день ото дня все ей хуже, не стала ни есть, ни пить.
     А был там один отставной дохтур Василий Петрович, приходит, её хворь узнал, что она от чего хворает. Дохтур сказал купцу:
     — Твоя дочь не хворает!
     Купец сказал:
     — Как не хворает? Не пьёт, не ест?
     — Нет, не хворает, – говорит дохтур, – на то я тебе скажу, ты осердишься, что она хворает отчего.
     — Не осержуся, скажи только!
     — Непременно у тебя какой-нибудь человек приказчик хороший или нет ли дружка какого хорошего? Она в человека влюблена, его не видит, оттого и хворает.
     — Да и верно ты сказал: она теперь не видит Ивана Васильича, он отправился на службу. Непременно он ей не сказался, непременно она от него и хворает, в тоску вдалася! Скоро я его обрачу. Брат у меня служит губернатором, он напишет письмо царю: царь его вернёт обратно к нам.
     Купец живо письмо написал брату:
     — Попроси Ивана Васильича домой! Племянница плохая, тоскует об Иване Васильиче.
     Письмо приходит. Губернатор приходит к царю на совет об своей племяннице.
     — Ваше Царское Величество, я Вас прошу усердно: нельзя ли отпустить Ивана Васильича к моему брату? Записная его невеста об нём тоскует, хворает шибко.
     — Очень он мне дорого стоит, чтобы– отпустить его домой. Если желает твой брат, пущай высылает по тысяче рублей в год, а так не отпущу!
     Брат посылает письмо:
     — Желаешь если зятя названого достать, так высылай тысячу рублей в год!
     Купец законвертил четыре тысячи рублей и посылает к царю, чтобы непременно поскорее выслали Ивана Васильича. На четыре года сразу откупает. Приходят деньги к царю.
     Царь требует его к себе:
     — Откупил тебя тесть на четыре года. Ты теперь отправляйся в свой родной город!
     На ямских он ехал, торопился домой. Прогоны стоят что-нибудь, – он втрое платил, только как-нибудь да скорее доехать. Последнюю станцию стал доезжать – Маша его кончилась, померла. Он ямщику втрое платил, чтобы ехал как можно скорее, чтобы до него не могли схоронить.
     Приезжает к купцу прямо в дом. Рассчитался с ямщиком. Купец вышел его встречать.
     — Да, Иван Васильич! Не застал свою невесту, кончилась!
     — Что поделаешь? Все-таки захватил, не схоронили!
     Заходит в его палаты. Она лежала на столах. Он велел убрать гроб и всем выйти из комнаты. Подходит к Маше, громко сказал:
     — Что ты задумала? Я приехал к тебе на житьё, жениться на тебе хочу, а ты помираешь!
     Маша тут же сбросила глаза, глядит на него. Он повторил ей, да ещё скричал попуще того, грозно так.
     Маша сказала:
     — Неужели ты это, Иван Васильич, ко мне явился?
     — Да, я! – Говорит Иван.
     Она попросила у него что-нибудь напиться:
     — У меня, – говорит, – все запеклось. Я говорить с тобой не могу!
     Он поднял её, напоил и начал по комнате водить. Не утерпели родители, приходят в комнату, глядят – дивятся.
     Он велел убрать, что ей припасено на похороны, а то испугается! И не велел ей говорить про это. Говорит Маша:
     — Что же ты Иван поехал, а не сказал мне? Я бы отправилась с тобой же! Теперь я не отпущу от себя никуда тебя!
     — Я откупленный на четыре года. Теперь в четыре года не пойду никуда от тебя!
     Она прожила с месяц, направилась по-старому, как есть. Он ей как-то и говорит:
     — Маша, я отправлюсь к своим родителям, скажу, что я здесь проживаюсь: они будут знать.
     Она ему позволила, только не на долгое время. Иван Васильич приходит к своим родителям, сказался им, что прибыл на четыре года. Родители начали его угощать. Хотел после этого лавки поверить. Долго задержался там.
     А тут к купцу приезжает королевский сын из инных земель, сватать дочь его. Купец с купчихой подумали:
     — Чем отдать за Ивана Васильича, лучше отдать за королевского сына! По крайней мере, иметь будет державу.
     Записи нарушить решили. Призывали свою дочь в свою комнату, где у них совет:
     — Дочь, хотим мы тебя отдать за королевского сына!
     Она тут в крик:
     — Хоть за царского, и то не пойду! На то у нас и сделаны записи, что я не хочу нарушить и за Ивана Васильича пойду!
     — На это я не погляжу, – отец сказал, – прикажу отдать тебя, завязать прикажу тебе глаза и отправлю в глухой повозке!
     Она посылает тогда лакейку поскорее за Иваном Васильичем, чтобы везли, а то не захватит! Лакейка приходит, Ивану Васильичу объясняет, что приехал королевский сын, отдают за него Машу.
     — Айда скорее захватывай её!
     Иван Васильич сказал:
     — Что я за дурак, пойду? Она ведь мне не жена, когда выдаёт, пущай выдаёт!
     Иван Васильич сходил за таким слесарем, чтобы приковать сундучок к карете поскорее. Сходил на ямской дом, привёл тройку лошадей, запряг в карету.
     Был трактир против этого самого купца. Приезжает Иван в этот трактир сначала. Стал вылезать. Маша глядит, что иван приехал и говорит:
     — Не ко мне приехал Иван-от, а где не надо, туда и приехал!
     Только заходит он в трактир, Маша заревела дурным голосом: горе её обшибло. Иван Васильич услышал её плач.
     — Стало быть, Машу нечестно везут! А я зашёл в трахтир! Худых речей я не говорил, можно и выйти!
     Выходит из трактира Иван Васильич, садится в карету. Завязали Маше глаза и повезли в королевство.
     А Иван к кучеру своему сказал:
     — Айда за ними до станции! Я заплачу тебе.
     Вот они едут. Лошадей переменяют, также и он переменяет, до самого едет места. Однако королевской сын догадался, что за ним кто-то едет и говорит:
     — Что такое, с самого места и заехал в нашу державу! Едет какой-нибудь хитник, дело не ладно!
     Заехал он в свою крепость, а дежурному приказал последнюю карету не пускать!
     А Иван Васильич приехал по край города. Увидел пятистенный домик, остановился квартировать в этот дом, выпросился на фатеру.
     В этом дому жила одна старуха, никого больше не было. Подаёт Иван старухе четвертную, сходить велел на рынок:
     — Сходи, купи бисерту!
     Приносит она, оставшие деньги подаёт ему. Но Иван ей их возвращает:
     — Будут они твои деньги, клади их в свой сундук!
     После этого он даёт ей сотенную и говорит:
     — Сходи, бабушка, узнай, у королевского сына невеста жива али нет? Если жива, приходи домой, ничего не надо!
     Он и дорогой хотел её украсть, да никак не мог. Старуха цельный день добивалась, никак не могла добиться: что жива или нет: деньги не берут.
     Старуха повечеру приходит так. Подаёт старуха, приносит деньги назад: он не берёт:
     — Да то тебе, – говорит Иван, – клади в сундук!
     Он ночь переночевал. Утром сдумал сам идти узнать. Взял денег с собой немало, отправился сам. Подходит к крепости, смотрит, а там роется старик у крепости киркой и лопатой.
     Старик на него свирепо так, не баско, посмотрел и сказал:
     — Что тебе, молодец, надо?
     Молодец сказал:
     — Нужно бы мне посмотреть королевскую невесту! Как добиться?
     — Что хочешь поглядеть невесту?
     Иван Васильич вынимал ему сто рублей денег, подавал старику. Старик сказал:
     — Если сто рублей ты мне подал, так и увидишь. На вот, ешь эту ягоду, и сделаешься ты сначала стариком. А если хочешь молодым, то вот я тебе ещё иного сорта дам ягоду: Съешь эту, и будешь ты молодой.
     Сначала съел Иван старого сорту ягоду, сделался стариком.
     — Давай, дедушка, ещё одёжой переменимся с тобой! – Иван говорит.
     Потом он пошёл край крепости. Приходит к крепостным воротам Иван Васильич.
     — Дежурный, пропусти старика в крепость!
     — Проходи, проходи, старичок!
     Подходит Иван, смотрит, а близ королевского дому стоят солдатов целая ширинка. Он подошёл к лавке, взял княжеской одежды на себя одеть. Съел другую ягоду, сделался молодым.
     Приходит ко дворцу. Здесь близ королевского дому стоит толпа солдатов. Видят, что идёт чужестранный князь, воздали ему честь.
     Тогда Иван вынимал из карману сто рублей, подаёт солдатам на гостинцы. И спрашивает их:
     — А что, королевский сын дома или нет?
     — Королевский сын уехал в русскую державу за тестем: когда привезёт тестя, тогда будет венчаться.
     — Можно ли в его палаты зайти?
     — Иди, никто тебя не стеснит. Айда!
     Зашёл Иван в королевские палаты. Сидят ихние генералы. Увидали чужестранного князя, честь воздали ему. Он подавал триста рублей денег им, приказал им разделить по себе деньги.
     — Экой добродетельный князь!
     Сказал Иван Васильич:
     — А что, господа генералы, нельзя ли королевскую невесту посмотреть?
     — Можно.
     Дежурному приказали его пропустить. Дежурный сказал:
     — Иди за мной!
     Доводит он до эдакого коридору. В комнате Маша с девушками сидит, уважается, и перед ними музыка стоит. Он подходит и говорит:
     — Здравствуешь, Маша!
     — Ах, Иван Васильич, неужели это ты?
     — Да, – говорит, – я!
     Маша пала на пол и с душой рассталась. Иван Васильич видит, что дело не ладно, сдумал после этого из комнаты убираться.
     Королю доложили, что Маше что-то сделалось, знать, кончилась:
     — Вошёл какой-то чужестранный князь, только одно слово сказал, она и кончилась.
     Король сказал:
     — Кто мог его без меня допустить?
     Король приказал разыскать его:
     — Я его упеку туда, где Ворон кости не носит!
     Иван Васильич приходит в ту лавку, где он одежду взял. Лопотню эту снял, свою старую одел. Купцу сказал, что:
     — Если будут меня искать, тогда скажи, что мимо моей лавки прошёл чужестранный князь.
     Действительно, не через долгое время спрашивают у лавочника:
     — Не проходил ли чужестранный князь?
     — Недавно проходил мимо моей лавки.
     Иван Васильич пошёл к старухе на фатеру. Идёт и думает:
     — Маша кончилась, и только мне не досталась, так и ему не доставайся!
     Приходит к старушке, подаёт четвертную, велел ей сходить взять бисерту побольше. Старуха взяла бисерту, а оставшие деньги в сундук положила.
     В ночь ничего хорошего не выдумал, а то выдумал:
     — Пойду я во двор, повешу петлю и сам задавлюсь.
     Вышел на двор, написал на столбе подпись:
     — Что у меня осталось денег, никто чтобы не вникался: были они старухины деньги.
     Потом думает:
     — Задавиться мне во дворе не годно: старуха будет бояться. А пойду я на волю лучше задавлюсь!
     Приходит он к морю и говорит:
     — Вот мне смерть хорошая! Я плавать не умею, паду в море, вот тебе и всего!
     Разулся, разделся, сидит на берегу. Вдруг бежит к нему зверёк.
     — Все равно мне гинуть, погляжу, как будет меня зверёк рвать-есть.
     Зверёк к нему подбегает, он не сробел, взял камень, зверька убил сам, наперво. Не через долго время бежит зверёк другой, тащит вроде золотой камень во рту. Начал этого зверька исцелять, по нему камнем поглаживать.
     Не черезо много время убитый зверёк побежал вместе с этим со зверьком, да и обронил этот камень. Иван Васильич думает:
     — Камень этот хороший. Если Машу схоронят, я её исцелю. Погожу топиться!
     Надевает Иван на себя рубашку и подштанники, а камень в карман поклал.
     Отправился в город. Задумал зайти в питейное заведение. В питейном заведении сидят три пьянчужки, опохмелиться им не на что.
     Ваня сметил дело: приказал целовальнику четверть налить. Целовальник налил четверть, приказал Ваня самим им выпивать. Как напились они вина, один другому и говорят:
     — Ты что такой!
     Иван молчит, ждёт, что скажут пьянчужки. Один и выхвастался:
     — Я ведь живописец, срисую человека, как живой будет, только что не говорит!
     А другой хвастает:
     — Я тоже не простой человек! Я слесарь: что только ни увижу, то и слажу!
     А третий тоже хвастает:
     — Хоть за мной не шибко ремесло мудро, но все-таки я каменщик: могу печи класть и трубы!
     Ваня вызвал их на улицу и говорит:
     — Вы знаете, что у царя невеста померла. Вы украдите мне её, я вам дам по триста рублей денег!
     — Это для нас что! Я отправлюсь в монастырь, возьму воску, срисую из воску женщину как живую!
     А другой говорит:
     — У меня свёрла хорошие, я могу стену пробурлить.
     А каменщик говорит:
     — Что вы разломаете, когда вытащим, я залажу всё как и было!
     Дал им Иван по сто рублей денег задатку:
     — А если притащите, ещё по двести дам! Вытащите мне её за город, вот на такую-то елань ночью.
     Сам отправился к старушке, приказал бисерту купить побольше. Записи со столба сшоркал, взял денег с собой немало, для запасу.
     До ночи доживает, старушке объясняет:
     — Я сёднишнюю ночь погуляю, а может, приду не в показное время – так ты пусти меня!
     Приходил за город, лежал на елане целую ночь, дожидал их.
     В то время приходят ночью эти самые пьяницы к королевскому дому, начали стену бурлить. Провертели, разломали дыру порядочную.
     Дежурный увидал и говорит:
     — Что-то мне блазнит: светленько стало, то ли дыра где стаёт. Али кто её утащит? Да нет, никто её не пошевелит! Только блазнит мне что-то.
     Один пьянчужка залез, вынул её из гробу, раздел её из платья. Подали ему восковую, он её одел в платье, положил в гроб, а Машу вынул на волю. Каменщик живо дыру заложил.
     Дежурной всё-так пошёл, посмотрел: дыры не видать ни где:
     — Ну, вот давече мне блазнило, а теперь ничего не видать!
     Приносят пропойцы Машу за город. Ваня дождался.
     — Тащите? – Спрашивает.
     — Тащим, тащим!
     Притащили. Он дал им по двести рублей денег и говорит:
     — Братцы, вы меня не знаете, и я вас не знаю! Смотрите, не хвастайте, что я такое дело сделал! А то вы должны под суд попасть за это!
     Вынимает он камень, исцеляет им Машу. Маша не через долгое время встала и говорит:
     — Где я сижу и нагая пошто?
     — Сидит возле тебя Иван Васильич. Вот я дам тебе пальто и надевай мои калоши, пойдём отсюда со мной на фатеру.
     Приходят в хорошую лавку, где он княжеские одежды раньше брал. Разбудили тогда лавочника. Купец встал, лавку отворил. Тогда они купили одежды у его на жену и на себя на 500 рублей.
     Приходят на квартиру к старушке, стучались. Старушка выбежала, их пустила в избу.
     — Бабушка, мы не на долгое время в особой комнате приоденемся, тогда на нас посмотри!
     Надела Маша хорошее на себя платье, хорошую там шаль, и также он надел на себя княжескую одежду.
     Иван Васильич сказал:
     — Бабушка, нет ли у тебя чего закусить?
     Давала она всякого бисерту, подносила им закусить жареного и пареного. Напились, наелись, легли в горницу спать.
     — Маша, будет уж, время вышло! Теперь можно и полюбовничать с тобой.
     До утра они тем занимаются и хорошо проживают время.
     А в это время королевский сын привозит своего тестя, венчаться хотел. Объяснили ему, что Маша кончилась.
     Купец схоронить её остался. Дали знать по городу всем, чтобы шли на похороны.
     Говорит Иван:
     — Маша, давай сходим с тобой на похороны?
     — Что ты, Иван Васильич, тебя узнают, да и убьют, а меня все-таки отберут!
     — Наденешь на своё лицо чёрную сетку, а я сряжусь в княжескую одежду! Кто же меня признает?
     Решились. Пришли в королевские палаты и сели против тестя и тёщи. Купчиха пригляделась да струменилась на Ивана Васильича, признает его и говорит купцу:
     — Это – Иван Васильич!
     А купец говорит:
     — Ты не смей говорить! Чужестранный князь! Мало ли лицо в лицо находится, приходит? Ты наделаешь тут гвалту!
     Купчиха ж, однако, говорит:
     — Это отец наша дочь с ним сидит!
     — Что ты за дура? Наша дочь в гробу и платье наше на ней!
     Стал королевский сын по бокалу обносить. Подносит Ивану Васильичу бокал водки королевский сын и говорит:
     — Прими, господин князь, за упокой Машеньки!
     А князь говорит:
     — Поздравляю я тебя с законным браком с Машей!
     На смех он ему сказал. Тогда сказал королевский сын:
     — Что мне, бестия, такие слова выражаешь? Я тебя туда запеку, где Ворон кости не носит!
     Потащили гроб с восковой куклой на кладбище. На кладбище принесли, Иван Васильич говорит королевскому сыну:
     — Я тебя хочу спросить, кого ты хоронишь?
     Королевский сын сказал:
     — Я хороню Машу, свою невесту!
     А князь говорит:
     — Если ты свою Машу хоронишь, то я тебе свою голову даю на отсеченье! А если хоронишь не Машу, то я с тебя голову снимаю! В том распишешься мне?
     Королевский сын согласен на это был записи сделать. Сделали записи.
     — Родители, распишитесь в нашем деле! Не препятствуйте, чтобы никакого суда не было! Законно дело, – князь говорил.
     Приказал ихним священникам расписаться, также и генералам, чтобы не препятствовали в этом деле.
     Спрашивал князь Иван Васильич отца-матери сначала:
     — Признаете ли? Ваша ли это дочь лежит в гробу?
     Купец с купчихой сказали:
     — Наша дочь лежит, наше и платье!
     Королевский сын было саблю нанёс, хотел голову снести, да король ему не дал.
     — Погоди королевич, ещё рано! Я обследовать тело хочу! Господа дохтура, нужно отнять руку и обследовать тело мёртвое!
     Дохтура отрезали руку и обследовали: запихнуто дерево, а налеплен воск. Дохтура не признали за тело.
     — А что ты, господин королевский сын, не желаешь ли живую Машу посмотреть?
     Королевский сын сказал:
     — Где я её возьму – погляжу на неё?
     Приказал Маше:
     — Сними с себя сетку!
     Только и успел спросить королевич:
     — Где же ты её взял?
     Полыснул Иван своей саблей, снял с его голову:
     — Вот я где её взял! – Говорит.
     Тогда закричали все:
     — Браво, браво и браво! Законно сделал!
     Купчиха купцу тогда говорила:
     — Вот я, отец, тебе правду сказала, а ты не поверил!
     Король тогда сказал:
     — Господин князь, живи в моем городе наместо сына, и я также возьму эту твою невесту наместо дочери. И будешь ты у меня править, проживаться в моем городе наместо сына!
     Отвечает ему Иван на то:
     — Не время мне здесь служить, а я ещё у русского государя должен отслужить! У меня ещё служба не кончена!
     Начал тестя он стыдить и тёщу:
     — Бесстыдник ты такой, – говорит Иван, – откупил мне на четыре года, а потом сдумал смеяться и выдал за другого!
     С теми словами отправился домой, со старухой рассчитался.
     Приехал домой, повенчался. Женился и стал поживать.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Сученко и Белый Полянин.  Сказка!!
======
     Начинается Сказка от сивки, от бурки, от вещей каурки.
     На море, на океане, на острове на Буяне стоит бык печёный, возле него лук толчёный. И шли три молодца, зашли да позавтракали, а дальше идут, похваляются, сами собой забавляются:
     — Были мы, братцы, у такого-то места, наедались пуще, чем деревенская баба теста!
     Это при Сказка, Сказка будет впереди.
     В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь на гладком месте, словно на скатерти, сроду не имел у себя детей. Пришёл до него нишой перехожий.
     Царь его пытает:
     — Не знаешь ли ты, что мне такое сделать, чтоб были у меня дети?
     Нишой перехожий ему отвечает:
     — Собери-ка ты царь мальчиков да девочек, только семилеток, чтоб девочки напряли, а мальчики выплели за одну ночь невод. Тем неводом вели изловить в море леща златопёрого и дай его царице съесть.
     Так и сделали, сопряли, соткали, а и поймали леща златопёрого, отдали в кухню изжарить. Поварка вычистила, вымыла леща, кишки собаке бросила, помои отдала трём кобылам выпить, сама оглодала косточки, а рыбу царица скушала.
     Так они разом и родили: царица сына, поварка сына, собака сына, а три кобылы ожеребились тремя жеребятами.
     Царь дал им всем имена:
     — Царенко Иван, Поваренко Иван и Сученко Иван.
     Растут они, добрые молодцы, не по дням, не по часам, а по минутам, выросли большие, и посылает Иван Сученко Ивана-царевича до царя:
     — Поди попроси, чтоб позволил нам царь оседлать тех трёх коней, что кобылы принесли от леща златопёрого, да поехать по городу погулять-покататься.
     Царь позволил. Они поседлали коней, выехали за город и начали меж собой говорить:
     — Чем нам у батюшки у царя жить, лучше в чужие земли поедем!
     Вот они взяли купили железа, сделали себе по булаве, каждая булава в девять пудов, и погнали коней.
     Немного погодя говорит Иван Сученко:
     — Как нам, братцы, будет путь держать, когда нет у нас ни старшего, ни младшего? Надо так сделать, чтоб был у нас старший брат.
     Царенко стал тут говорить, что его отец старшим поставил, а Сученко, своё, что надо силу попробовать, по стрелке бросить.
     Сговорились братья, стали соревноваться в силе да меткости. Кидают стрелки один за другим. Сначала Царенко Иван, за Царенком Поваренко, за Поваренком Сученко.
     Едут искать не далеко, не близко то, что покидали. Вот лежит Царенкова стрелка, немного подальше от того упала Поваренкова стрелка, а Сученковой нигде не видать!
     Едут всё вперёд да вперёд, заехали аж за тридевять земель в тридесятое царство, в инное государство, только увидели, что лежит там Сученкова стрелка.
     Тут и порешили:
     — Царенко будет меньшой брат, Поваренко, подстарший, а Сученко, самый наистарший, и пустились опять в путь-дорогу.
     Едут дальше и смотрят, что перед ними степь расстилается, на той степи палатка разбита, у палатки конь стоит, ярую пшеницу ест, медовой сытой запивает.
     Посылает Иван Сученко Ивана-царевича:
     — Пойди узнай: кто в палатке?
     Вот Царенко приходит в палатку, а там на кровати Белый Полянин лежит. Ударил его Белый Полянин мизинцем по лбу, ажно Царенко упал. Полянин взял его да под кровать и бросил.
     Посылает Сученко Ивана Поваренка. Белый Полянин и этого ударил левой рукою по лбу и бросил под кровать.
     Сученко ждал, ждал, не дождался. Приходит туда сам, как ударит Белого Полянина щелбаном по лбу, он глаза под лоб и закатил! После вынес его из палатки, свежий ветерок пахнул, Белый Полянин ожил и просит:
     — Не убивай меня! Прими за самого меньшого брата!
     Иван Сученко его помиловал, братовались он все вчетвером. Вот все четыре брата поседлали своих коней и поехали пущами да рощами. Долго ли, коротко ли ехали, а приехали в такое место, что стоит перед ними дом в два этажа под золотой крышею.
     Зашли в этот дом, в доме везде чисто, везде убрано, напитков, наедков вдоволь запасено, а живых людей нет никого. Подумали-подумали и положили пока здесь проживать, дни коротать.
     Утром три брата на охоту поехали, а Ивана-царевича дома оставили за хозяйством смотреть.
     Он наварил, нажарил к обеду всякой всячины, сел на лавке да трубку покуривает.
     Вдруг едет старый дед в ступе, толкачом подпирается, под ним кровать-ковета на семь саженей лита, и просит милостыни.
     Царенко даёт ему целый хлеб. Дед не за хлеб, за него берётся, крючком да в ступу, толк-толк, снял у него со спины полосу до самых плечей, взял половою натёр да под пол бросил.
     Вернулись братья с охоты, спрашивают Царенка:
     — Никого у тебя не было, что такой невесёлый?
     Не хочет Царенка признаваться и говорит:
     — Я никого не видал. Разве вы кого?
     — Нет, и мы не видали!
     На другой день дома остался Иван Поваренко, а те на охоту поехали.
     Наварил он обедать, сел на лавке и курит трубку, глядь едет дед в ступе, толкачом подпирается, под ним кровать-ковета на семь саженей лита, и просит милостыни.
     Поваренко даёт ему булку. Он не за булку, а за него, крючком да в ступу, толк-толк, снял кожу до самых плечей, половою натёр да под пол бросил.
     Вернулись братья с охоты и спрашивают:
     — Никого у тебя не было? Что такой хмурый?
     Тоже не хочет признаваться и говорит:
     — Нет, никого не было! А вы разве видели?
     — Нет, и мы не видали!
     На третий день дома остался Белый Полянин. Наварил обедать, сел на лавке и курит трубку, аж едет дед в ступе, толкачом подпирается, под ним кровать-ковета на семь саженей лита, и просит милостыни.
     Белый Полянин даёт ему булку. Он не за булку, а за него, крючком да в ступу, толк-толк, снял кожу до самых плечей, половою натёр да под пол бросил.
     Приехали братья с охоты:
     — Ты никого не видал? Что такой невесёлый сделался?
     Не хочет признаваться, что его дет пришиб и говорит:
     — Нет, никого не было тут. А вы?
     — И мы тож!
     На четвёртый день остался дома Иван Сученко. Наварил обедать, сел на лавке и курит трубку, аж опять едет старый дед в ступе, толкачом подпирается, под ним кровать-ковета на семь саженей лита, и просит милостыни.
     Сученко даёт ему булку. Он не за булку, а за него, крючком да в ступу его, а ступа и разбилась.
     Иван Сученко ухватил деда за голову, притащил до вербового пня, расколол пень надвое, всадил дедову бороду в расщелину, а сам пошёл в горницу.
     Вот едут его братья, меж собой разговаривают.
     — Что, братцы, вам ничего не случилось, пока дома были? ; Спрашивает Царенко. ; А у меня так рубаха совсем к телу присохла!
     — Ну, и нам досталось! До спины доторкнуться нельзя. Проклятый дед! Верно, он и Сученку содрал.
     Приехали домой, спрашивают:
     — А что, Сученко Иван, никого у тебя не было?
     — Был один нахаба, так я ему по-своему задал!
     — Что ж ты ему сделал?
     — Пень расколол да бороду в него всадил.
     — Пойдём посмотрим!
     Пришли на деда смотреть, а его и след простыл! Как попал он в тиски, начал биться, рваться и таки выворотил весь пень с корнем и унёс с собой на тот свет. А с того света он приходил до своего дома под золотою крышею.
     Братья пошли по его следам, шли-шли, глядь, а стоит гора: в той горе ляда. Взяли её отворили, привязали до каната камень и опустили в нору. Как достали камнем дно, вытянули его назад. Стали рядить, кого туда спускать, порешили привязать до каната Ивана Сученка.
     Говорит Сученко:
     — Через три дня как встряхну канат, так сейчас меня вытягайте!
     Вот опустили его на тот свет. Он вспомнил про царевен, что покрали на тот свет три змия и говорит:
     — Пойду их шукать!
     Шёл-пошёл, смотрит, а стоит двухэтажный дом. Вышла оттуда девка. Спрашивает Сученко:
     — Чего, русский человек, около нашего двора ходишь?
     — А ты что за спрос? Дай-ка мне наперёд воды, чтобы глаза промыть, накорми меня, напой, да тогда и спрашивай.
     Она принесла ему воды, накормила, напоила и повела к своей царевне. Говорит ей Сученко:
     — Здравствуй, прекрасная царевна!
     — Здравствуй, добрый молодец! Чего сюда зашёл?
     — За тобою. Хочу с твоим мужем воевать.
     — Ох, не отымешь ты меня! Мой муж дюже сильный, с шестью головами!
     — Я и с одною хотя, да буду воевать, как мне бог поможет!
     Глядь-поглядь змей летит. Царевна Сученко за двери только успела спрятать.
     Прилетел Змей, стал принюхиваться и рычит:
     — Фу, русской костью воняет!
     — Ты, душечка, на Руси летал, русской кости напахал! ; Говорит царевна, подаёт ему ужинать, а сама тяжело вздохнула.
     — Чего, голубка, так тяжело вздыхаешь?
     — Как мне не вздыхать! Четвёртый год за тобою, не видела ни отца, ни матери. Ну что, если бы кто-нибудь из моих родных да сюда пришёл, что б ты ему сделал?
     — Что сделал? Пил да гулял бы с ним.
     На те речи выходит из-за дверей Иван Сученко.
     — А Сученко! Здравствуй. Зачем пришёл: биться или мириться?
     — Давай биться! Дунь на точок, посмотрим, чей будет первый тычок!
     Змий дунул, у него стал чугунный точок с серебряными краями-пругами, а Сученко дунул, у него точок стал серебряный с золотыми рёбрами-пругами.
     Ударил Сученко первым, да змия с первого разу убил до смерти, в пепел перепалил, на ветер перепустил. Царевна дала ему кольцо, он его взял и пошёл дальше, обещался за ней вернуться.
     Шёл он шёл, опять выходит на место, где перед ним двухэтажный дом. Вышла ему навстречу девка и спрашивает:
     — Чего ты, русский человек, коло нашего двора ходишь?
     — А ты что за спрос? Дай наперёд мне воды, глаза промыть, накорми, напои, да тогда и спрашивай!
     Вот она принесла ему воды, накормила его, напоила и к царевне проводила.
     — Чего ты пришёл? ; Говорит царевна.
     — За тобою. Хочу с твоим мужем воевать.
     — Куда тебе воевать с моим мужем! Мой муж дюже сильный, с девятью головами!
     — Я и с одною хотя, да буду с ним воевать, как мне бог поможет!
     А тут как раз и змей летит, Царевна еле-еле успела спрятала гостя за двери.
     — Фу, как тут русской костью воняет!
     — Это ты по Руси летал, русской кости напахал! ; Говорит царевна, стала подавать ужинать и тяжело вздохнула.
     — Чего ты, душечка, вздыхаешь?
     — Как мне не вздыхать, когда я ни отца, ни матери не вижу. Что б ты сделал, если бы кто-нибудь из моих родных сюда пришёл?
     — Пил да гулял бы с ним.
     Иван Сученко выходит из-за дверей.
     — А, Сученко! Здравствуй, ; говорит змий. ; Чего ты пришёл сюда: биться или мириться?
     — Станем биться! Давай дуй на точок, посмотрим чей будет первый тычок!
     Змий дунул, у него стал чугунный точок с серебряными краями-пругами, а Иван Сученко дунул, у него стал серебряный точок с золотыми рёбрами-пругами.
     Ударил Иван Сученко змия первым и убил до смерти с первого же разу, в пепел перепалил, на ветер перепустил.
     Царевна ему дала кольцо. Он взял кольцо, пошёл дальше, обещался за ней вернуться.
     Шёл он шёл, смотрит, опять в место такое пришёл, что стоит перед ним такой же дом с двумя этажами. Вышла навстречу девка:
     — Чего, русский человек, коло нашего двора ходишь?
     — Ты прежде воды дай, глаза промыть, накорми, напои, да тогда и спрашивай!
     Она принесла ему воды, накормила, напоила и к царевне проводила.
     — Здравствуй, Иван Сученко! Чего ты пришёл?
     — За тобою. Хочу тебя у змия отнять.
     — Куда тебе отнять! Мой муж дюже сильный, с двенадцатью головами!
     — Я и с одною хотя, а его повоюю, коли бог поможет!
     Входит в горницу, а там двенадцатиглавый змий дрыхнет: как змий вздохнёт, так весь потолок ходуном заходит! А его сорокапудовая булава в закутке стоит.
     Иван Сученко свою булаву в закуток поставил, а змиеву взял, размахнулся, как ударит змия, тут пошёл гул по всему двору! С дому крышу сорвало! Убил Иван Сученко двенадцатиглавого змия, в пепел перепалил, на ветер перепустил.
     Царевна даёт ему кольцо своё и говорит:
     — Будем со мною жить!
     Иван Сученко соглашается, только зовёт её с собою на Русь. Отвечает ему царевна та:
     — Как же я своё богатство брошу? Нет, надо с собою взять.
     Взяла все своё богатство, в золотое яйцо своротила и отдала Ивану Сученку. Он положил то яйцо в карман и вместе с нею пошёл назад до её сестёр.
     Подстаршая царевна своротила своё богатство в серебряное яйцо, а самая меньшая, в медное, и ему ж отдали.
     Приходят они вчетвером до норы. Иван Сученко привязал меньшую царевну и встряхнул канат и говорит ей.
     — Как тебя вытянут наверх, то покличь: Царенко! Он отзовётся, а ты скажи: я твоя!
     После привязал другую царевну и опять встряхнул канат, чтоб наверх тянули. Потом говорит надбольшей царевне:
     — Как тебя вытянут, то покличь: Поваренко! Он отзовется: ты скажи: я твоя!
     Стал третью царевну до каната привязывать и говорит ей:
     — Как тебя вытянут, ты молчи, моя будешь!
     Вытянули эту царевну, она молчит. Вот Белый Полянин рассердился и, как стали тянуть Ивана Сученко, взял, да и перерезал канат.
     Сученко полетел вниз, за края цеплялся, насмерть не разбился. Полежал годок, приподнялся и пошёл в темноте. Шёл он шёл, доходит до того старого деда с бородой, что в ступе летал. Он так бороду свою со пня и не выворотил, всё с ним по поземью и ходит. Дед его пытает:
     — Чего ты пришёл Сученко?
     — Биться я пришёл с тобою!
     Ну что же биться так биться, начали они воевать с дедом. Бились-бились, устали и бросились до воды.
     Только дед с усталости ошибся и дал Сученку сильной воды напиться, а сам простой выпил.
     Стал Иван Сученко деда осиливать. Тогда дед ему и говорит:
     — Не добивай меня! Возьми себе в погребе кремень, кресало да трёх сортов шерсти, в беде пригодится.
     Иван Сученко оставил деда того, вынял его бороду со пня, пошёл в погреб, взял кремень, кресало и трёх сортов шерсть. Вырубил огонь и припалил серую шерсть, глядь, а бежит до него серый конь, из-под копыт шмотья летят, изо рта пар пышет, из ушей дым столбом.
     Подивился Сученко, но понял, что необычный этот конь и спрашивает его:
     — Много ль нужно времени, пока ты меня на белый свет вынесешь?
     Отвечает волшебный конь:
     — А столько, сколько нужно людям, чтоб обед наварить!
     Сученко припалил Вороную шерсть, глядь, а тут как раз бежит Вороной конь, из-под копыт шмотья летят, изо рта пар пышет, из ушей дым валит. Подивился Сученко, но понял, что необычный этот конь и спрашивает его:
     — Скоро ль ты меня на белый свет вынесешь?
     Отвечает волшебный конь:
     — Люди пообедать не успеют!
     Припалил Иван Сученко рыжую шерсть, моргнуть не успел, как бежит рыжий конь, из-под копыт шмотья летят, изо рта пар пышет, из ушей дым валит.
     Подивился Сученко, но понял, что необычный этот конь и спрашивает его:
     — Скоро ль ты меня на святую Русь вынесешь?
     Отвечает волшебный конь:
     — Плюнуть не успеешь!
     Сел на того коня Иван Сученко и очутился на своей земле. Отпустил он коня рыжего назад в подземное царство и пошёл по земле. Через время немногое приходит он до золотаря на самом краю своего царства и говорит ему:
     — Золотарь, бери меня в свои помощники!
     Тут как раз в царстве три свадьбы объявляют. Вот меньшая царевна посылает слугу к золотарю и приказывает:
     — Сделай мне к свадьбе золотой перстень, какой у меня в поземном царстве был!
     Он взялся за ту работу, а Иван Сученко говорит ему:
     — Постой, я тебе перстень сделаю, а ты мне мешок орехов дай.
     Золотарь принёс ему мешок орехов. Иван Сученко орехи поел, золото молотком поколотил, а сам из кармана вынул царевнино колечко, вычистил и отдал золотарю, как быдто сам сделал.
     Царевна приходит в субботу за кольцом. Глянула:
     — Ах, какое прекрасное колечко! Я такое отдала Ивану Сученку, да его нет же на этом свете!
     Тогда просит золотаря того к себе на свадьбу. На другой день золотарь пошёл на свадьбу, а Иван Сученко дома остался, припалил серую шерсть, глядь, а тут бежит до него серый конь.
     — Чего ты меня требуешь Иван?
     — Надо мне на доме весельном, где свадьба, трубу сорвать!
     — Садись Иван на меня, заглянь в левое ухо, выглянь в правое! ; Отвечает ему конь Серый.
     Заглянул Сученко в левое ухо, а в правое выглянул, и стал такой молодец, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
     Поскакал и снял трубу с дома. Тут все закричали, перепугались, свадьба разъехалась.
     Через немного времени другая царевна принесла золото, просит кольцо сделать. Иван Сученко говорит золотарю:
     — Дай мне два мешка орехов, я тебе кольцо сделаю.
     — Ну что ж? Сделай.
     Сученко орехи поел, золото молотком поколотил, вынул с кармана царевнино кольцо, вычистил и отдал золотарю, как быдто сам сковал его. Царевна увидала кольцо и воскликнула:
     — Ах, какое славное! Я точно такое отдала Ивану Сученку, да его теперь уже нет на этом свете!
     Взяла она кольцо и зовёт золотаря на свадьбу. Тот пошёл на свадьбу, а Иван Сученко припалил Вороную шерсть, тут сразу к нему бежит Вороной конь.
     — Чего ты от меня требуешь, Иван?
     — Надо сорвать с весельного дома, где свадьба, крышу. – Говорит Сученко.
     — Сядь на меня. В левое ухо заглянь, в правое выглянь!
     Он заглянул в левое ухо, выглянул в правое, стал молодец молодцом! Конь понёс его так шибко, что сорвал с дома крышу. Все закричали, принялись стрелять в коня, только не попали. Свадьба опять разъехалась.
     Через мало времени и старшая царевна просит, чтобы ей колечко сделали.
     — Не хотела я, ; говорит она, ; за Белого Полянина замуж идти, да, видно, бог так судил!
     Иван Сученко и здесь говорит золотарю:
     — Дай мне три мешка орехов, я тебе кольцо сделаю.
     Опять орехи поел, золото молотком поколотил, вынул царевнино кольцо из кармана, вычистил и отдал золотарю, как быдто сам его сковал.
     В субботу приходит царевна за кольцом, глянула:
     — Ах, какое славное колечко! Боже мой! Где ты достал этот перстень? Я точно такой отдала тому, кого любила.
     И просит золотаря:
     — Приходи завтра на свадьбу ко мне!
     На другой день золотарь пошёл на свадьбу, а Иван Сученко дома остался, припалил рыжую шерстину, тут как тут бежит рыжий конь.
     — Чего ты от меня требуешь, Иван Сученко?
     — Неси меня как хочешь, только бы нам вперёд приехать, да и потолок на весельном доме, где свадьбу собирают, сорвать, а назад как ехать будем, так надо мне Белого Полянина за чуб взять!
     — Сядь на меня, в левое ухо заглянь, в правое выглянь!
     Понёс его рыжий конь шибко-шибко.
     Туда едучи Иван Сученко потолок с дома снял, а назад едучи ухватил Белого Полянина за чуб, поднялся высоко вверх и бросил его наземь. Белый Полянин на черепочки разбился.
     А Иван Сученко опустился вниз, обнялся, поцеловался со своею невестою.
     Иван-царевич и Иван Поваренко ему обрадовались. Все они обвенчались на прекрасных царевнах и стали жить вместе богато и счастливо.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Туртыгин. Самара.  Сказка!!
======
     В некотором царстве, в некотором государстве, в одном было королевстве, жил-был царь, и у царя была дочь одна разъединственная. А звали её Скипетра-царевна.
     Были у ней няньки, были у неё мамки. Все за ней смотрели-приглядывали.
     Вот как-то раз она выпросилась в сад погулять с няньками и мамками. Да тут поднялся вихорь и унёс Скипетру-царевну. Няньки и мамки закидались, забросались:
     — Как мы царю скажем?
     Сказали царю. Тот в упадок пришёл.
     — Как мне быть? Как её вернуть?
     Кликнул клич – не отыщет ли кто. Приехали короли из иной земли – никто не может.
     Собрал царь простонародье – не может ли кто отыскать? Тот говорит:
     — Не могу.
     Другой:
     — Не могу. Мы не знаем, где отыскать.
     Позади людей стоит мастеровой человек, Иван Туртыгин. Он и говорит:
     — Если мне царь половину царства отдаст, а её в жёны – я отыщу!
     Народ услыхал, взяли его, привели к царю:
     — Вот, ваше царское величество, он обещается, только бы вы исполнили.
     Тот говорит:
     — Царское слово своё не изменю.
     Иван Туртыгин и говорит:
     — Всё, что мне нужно, чтобы все было готово: был бы мне большой корабль, матросы, да в услужение мне старого служащего.
     У царя все готово, только слово сказано. Пoплыл Иван Туртыгин.
     Подъезжает к царству, где этот самый Змей Горыныч живёт. Оставил корабль, а сам пошёл пеший.
     Подходит к царству, там пастухи скотину пасут.
     — Что, пастухи, чьё это царство?
     — Змея Горыныча.
     — А что он у вас, женат али холост?
     — Нет, он недавно женился: у белого царя дочь унёс.
     — А что, мне прийти можно?
     — Можно: у нас ни часовых, ни вестовых.
     Всходит Иван Туртыгин в палаты, берёт Скипетру-царевну за руку и уводит с собой.
     Увёл на корабль, велел корабельщикам, чтобы на палабукак пороху насыпать и фитиля зажигать. Поплыли они.
     Вдруг Змей Горыныч узнал и бросился в погонь. Они зажгли порох, он крылья спалил и отлетел.
     — Ну, хорошо же, Иван Туртыгин, плыви дальше, не трону больше, только заедь к моей сестрице, Лютой Змеице, снеси ей от меня поклон.
     — Хорошо. – Обещает Иван.
     Доплывает до этого места, где сестра Змея Горыныча, оставляет корaбль, а сам идёт к девице Лютой Змеице.
     — Здравствуй, ; говорит Иван Туртыгин, ; девица Лютая Змеица! Тебе Змей Горыныч кланяться велел.
     Она говорит:
     — Благодарю. Садись! Гость будешь. А давай со мной в шашки играть, давно я не играла, не с кем тут, всех уже поела.
     — Извольте. – Отвечает Иван.
     Сели они. Играли, играли – и видит Иван Туртыгин, что она его обыгрывает: бросил шашки и говорит:
     — Это что за шашки? У меня вот на корабле – так там настоящие шашки! Я за ними схожу.
     Она не отпущает его:
     — Ты, ; говорит, ; Лютая Змеица обманешь меня и уедешь!
     — Вот вам мой зарок, если так. Я вам старого генерала оставлю, когда не верите. А сам сейчас приду.
     Всходит на корабль и велит на две четверти пороху на палубу насыпать.
     Девица Лютая Змеица видит, что его нет, собрала своих подданных и кинулась в погонь за ним. Собралась их туча целая, и полетела эта туча. Лютая Змеица вслед кричит:
     — Топите корабль!
     Иван Туртыгин увидал тучу и велел зажечь порох. Те налетели, как дикие камни – стал корабль качаться. Как порох взорвало, так их и разметало в море.
     Оставшиеся полетели к девице Лютой Змеице назад. Она во второй раз ещё больше силы собрала, чтобы этот корабль утопить. Иван Туртыгин ещё больше велел пороху насыпать.
     Раскидал их опять половинную часть, коли не больше. Они улетели и говорят девице Лютой Змеице:
     — Достать его нельзя!
     Она вышла и говорит:
     — Ну дак ладно, обманул ты Змея Горыныча, обманул меня, девицу Лютую Змеицу. Поезжай дальше, не трону. Только поедешь мимо, так заезжай к дедушке моему Кривому Богатырю, скажи поклон от меня.
     — Хорошо, заеду. ; Обещался Иван.
     Доезжает он наконец до места, где Кривой Богатырь жил, оставил корабль, и пошёл к нему в гости. А Кривой Богатырь на один глаз кривой был, да силы в нём было немерено. Кривой Богатырь как раз в это время сидел и обедал: жареный бык перед ним да чан воды.
     Приходит в дом Иван Туртыгин и говорит:
     — Здравствуй, дедушка Кривой Богатырь!
     — Ах, Иван Туртыгин! Чего это тебя сюда Бог занёс?
     — Да вот, к тебе побывать приехал. Девица тебе Лютая Змеица кланяется. Была, говорит, у нашего батюшки обжорлива корова: по стогу сена съедала, пo чану воды выпивала.
     — Ты ещё, Иван Туртыгин, молодёхонек надо мной, стариком, смеяться. – Говорит ему Кривой Богатырь.
     — Прости, дедушка Кривой Богатырь, я пошутил.
     — Ну, ничего, садись со мной обедать.
     Сел Иван, поел, осмотрелся и видит, что дело его плохо: выйти негде ему от него, всё кривой Богатырь закрыл. Говорит тогда Иван Турыгин:
     — А чай, дедушка, тебе как хочется, чтобы обоими глазами глядеть?
     — Когда бы не хотелось, конечно, всё бы лучше обоими-то видеть.
     — Я тебя вылечу: обоими будешь глядеть. Нет ли у вас олова? – Говорит Иван.
     — Когда же нет? У меня всего припасено вдосталь. Вон поди в чулане возьми.
     Пошёл Иван, достал олова, растопил его и говорит:
     — Нужно тебя теперь к столбу привязать!
     Согласился Кривой богатырь. Привязал Иван его к столбу середь двора и говорит ему:
     — Поворотись-ка!
     Кривой Богатырь как поворотился, куда все верёвки делись! Задумался Иван и говорит:
     — Ну, нет, тебя надо старыми моржовыми ремнями привязать. Нет ли?
     Всё сыскалось. Привязал Иван его. Велел поворотиться. Старик поворотился – ремни держат.
     Иван взял олово, растопил и вылил ему в последний глаз. Заорал тут Кривой Богатырь:
     — А, Иван Туртыгин, обманул ты меня. Только всё равно не обманешь! Двери, держи, калитки, держи, заборы, держи, не открываться!
     Получается, что всё равно нету Ивану Туртыгину ходу: ходил, ходил, выйти некуда.
     А у старика овцы были. Вот Иван взял зашёл к ним, да себя барану под брюхо и подвязал. Кривой Богатырь ходит, ищет Ивана Туртыгина, нигде не найдёт.
     Кривой и вскричал:
     — Барашек, поди сюда!
     Барашек один подойдёт, он его погладит, а Иван-то своего барана в бок уколет, тот богатыря-то рогами хлысть под задницу:
     — Шалишь, барашек! – Говорит Кривой Богатырь.
     А баран-то вдругорядь его пырь да пырь. Осердился Кривой Богатырь, взял его за рога и выкинул через забор на улицу.
     Иван Туртыгин с барашком этим вместе перелетел, ушибся. Отвязался, полежал полгодика, встал и говорит:
     — Ну, дедушка Кривой Богатырь, прощай!
     — А, обманул Змея Горыныча, обманул девицу Лютую Змеицу, обманул и меня, Кривого Богатыря! Ладно, иди, не трону боле. Только пойдёшь лесом, там есть сабля, возьми её: сгодится она тебе!
     Подходит Иван Туртыгин к лесу, видит и вправду висит сабля, на дереве качается, и думается ему:
     — Если мне её взять, кабы чего не было.
     Взял мизинчиком тронул, а дедушка Кривой Богатырь кричит:
     — Держи его сабля!
     Мизинчик и пристал. Взял Иван Туртыгин тогда ножик и отрезал себе палец.
     Потом пошёл он дальше. Шёл путём-дорогой. Близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли, только устал Иван, взял, да и прилёг поспать. Проспал три месяца, да пока спал тут как раз и нашёл на него Заплетай Заплетаич, сорок рук, сорок ног. Облапил он Ивана Туртыгина и не может Иван от Заплетая этого никак отодраться.
     На себе его долго носил Иван, даже устал. Шёл и запнулся за мёртвую богатырскую голову. Взял да и толкнул её ногой. Та и говорит:
     — Не толкай меня, Иван Туртыгин! Лучше схорони в песок. Я от его рук в землю пошёл, от этого Заплетая Заплетаича, стало быть.
     Присел Иван, вырыл ямку и положил голову в песок. Голова и говорит:
     — Я тебе скажу, как от него избавиться: пойдёшь ты вот этим долом и нападёшь на ягоды. Одни ягоды сладкие и манные, а другие ягоды пьяные. Сладких сам поешь, а пьяных ему бросай, через плечо. Когда он напьётся, ты сядь на припёке солнца, он сопреет да и силу на время потеряет. Ты тогда не плошай. Его скидавай. И от него уходи.
     Иван Туртыгин все это сделал. Заплетай Заплетаич опьянел, уснул: и руки, и ноги расплелись. Иван убежал, а его тут оставил.
     Бёг он мало ли, много ли, подходит к другому лесу, и видит как дерутся лёва-зверь с окаянным чёртом.
     Увидали они Ивана, Чёрт окаянный и говорит:
     — Ах, Иван Туртыгин! Помоги мне лютого зверя убить!
     А лютый зверь говорит:
     — Эх, Иван Туртыгин! Ужели ты меня на окаянного сменяешь? Помоги мне! Вот тебе ковёр-самолёт и шапка-невидимка, если мне поможешь.
     Это предложение больше понравилось Ивану, он взял саблю и снёс с окаянного голову.
     Лёва-зверь и говорит ему:
     — Ну ладно, садись Иван на меня! Я тебя до царства твоего донесу!
     Довёз Лёва-зверь Ивана до царства, снял с себя и говорит:
     — Ну, Иван Туртыгин, допьяна не напивайся, а мной, зверем, не похваляйся!
     Простились. Лёва-зверь и ушёл. А в царстве звон стоит страшный. Народу по улице страсть сколько ходит.
     Иван и спрашивает:
     — Что у вас за звон?
     — Да у нашего царя свадьба скоро будет. Генералы ездили, царевну привезли. Так ни за одного она не выходит. Царевна-то ему при расставанье кольцо именное дала своему суженому.
     — Чай, посмотреть можно на неё? – Спрашивает Иван.
     — Можно. Царевна у нас все из своих рук всякому подносит.
     Приходит Иван во дворец, докладывают царю, что иностранец с поздравлением пришёл. Царевна выходит и выносит ему стакан вина. Он принимает. Она и увидала на нем своё кольцо. Берёт его за руку, ведёт к отцу в палату.
     — Вот, батюшка, мой избавитель!
     Жених осердился тут. А Иван его и спрашивает:
     — Ну, что же, давайте, расскажи, как вы её достали?
     А генерал тот не может ничего сказать. Генерала повесили, а Ивана Туртыгина в царскую одёжу одели.
     Весёлым пирком да за свадьбу. Пили, гуляли долго. Иван напился, да и говорит:
     — Где бы мне к вашей свадьбе поспеть было бы, кабы меня Лёва-зверь не подвёз на себе.
     Лютый зверь услыхал и идёт, зубами скрипит и рычит:
     — Подайте мне виноватого!
     Того высылают, другого. А Лёва-зверь им:
     — Нет, не тот. Виноватого давайте!
     Иван Туртыгин услыхал и говорит:
     — Ну, батюшка, видно, мне идти надо к лютому зверю.
     Выходит, и говорит Лёва-зверю:
     — Виноват! Прости!
     — Нет, не прощу, я тебя похичу.
     Возмолился Иван:
     — Пожалуйста, прости! Ну уж если нужно похитить меня, тот тогда меня похить, когда я тебя угощу. Погуляй и ты на моей свадьбе, потом и похитишь.
     Принесли Лёва-зверю целое корыто, налили в него разных вин. Лёва-Зверь с дороги напился вина всякого, да и повалился. Иван его сковал всего: и рот, и ноги.
     Через десять дён проснулся Лёва-зверь и говорит:
     — Эх, Иван Туртыгин, вспомни Бога, отца и мать! Раскуй меня, лютого зверя!
     — Нет, не раскую. А вот выпей ещё, тогда раскуём.
     Ещё налили. Лёва-Зверь снова напился совсем допьяна, тут его и расковали. Проснулся Лёва-зверь, убёг, да и говорит по дороге:
     — Кто вино это пьёт – тот недобрый человек. Тут не только на кого скажешь, и на себя нанесёшь напраслину!
     А Иван Туртыгин женился на Скипетр-царевне и стал с ней жить да поживать.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......

     Иван царевич в подземном царстве. Архангельск.  Сказка!!
======
     Зачиналася, починалася славная Сказка, повесть знатная.
     Не в каком царстве, не в каком государстве, а именно в том, где и мы живём, на ровном месте, как на скатерти, жил-был царь вольной человек.
     Этот царь был слепой.
     У царя было три сына: Фёдор-царевич, Василей-царевич и Иван-царевич: лежит на печке на муравленке, в саже да соплях загрязнился, замарался, да и запатралса.
     Вот Фёдор-царевич и стал говорить отцу:
     — Вот ты, отче, живёшь слепой, дай ты мне коня доброго, сто рублей денег и благословление, я поеду в иностранные земли искать глазную воду и живую воду, и мёртвую воду.
     Царь дал ему сто рублей денег, коня доброго и благословил, тот и поехал.
     Ехал близко-ле, далёко-ле, низко-ле, высоко-ле, не так скоро дело делается, как Сказка сказывается.
     Доехал Фёдор-царевич до росстаней широких: одна дорога ехать — Конь сыт, сам будешь голоден, другая дорога — Сам сыт, конь голоден, а третья дорога — Живому не быть.
     Думал, думал, поехал, где самому голодному.
     Ехал, ехал, доехал до двора, там дом стоит превеличающий, городом назвать, дак мал для города, теремом назвать, дак велик для теремае.
     Выскочили из этого двора-дома три девицы.
     — Ай, Фёдор-царевич, к нам заходи-ко, твой-от батюшка у нас бывал, квасу пивал, хлеба-соли едал.
     Сейчас коня подхватили, насыпали коню овсу, пшоны белояровой. Завели его к себе в дом. Сел Фёдор за стол, чаем его напоили.
     — Ну, ; говорит девица одна, ; не угодно-ле со мной в тёплу лежню, позабавится.
     — Можно. – Не отказывается Фёдор.
     Увела, привела к кровати своей.
     — Ну, давай, Фёдор-царевич, ложись на кровать.
     Фёдор-царевич на кровать лёг, вдруг урнулась кровать вверх тормашками, да и полетел в погреб сорок сажен: кровать-то была с подлогом.
     А в погребу есть уж много молодцов. Спрашивают они Фёдора:
     — Кто такой ты есть?
     — А я такой-то, Фёдор-царевич.
     — Вот хорошо.
     Им и пища была тут: бросят соломки, пол вымоют, воды ульют, та и пища.
     Хорошо. Ладно. Этот царь с месяц времени дожидал сына, не мог дождать, в печаль вдался.
     Другой брат Василей-царевич тоже стал просится, и ему царь дал сто рублей денег.
     Опять в ту же дорогу поехал, и с ним тоже случилось.
     Наконец Иван-царевич с печи встал, умылся, сопли утёр, стал просить у отца благословления, живу воду и братьев искать.
     Царь его уговаривал.
     — Куда ты, дитя, те уехали — Пропали, уедешь, у меня государство должно нарушится.
     — Любезной батюшко, дашь благословенье пойду и не дашь всё одно пойду.
     Дал царь благословенье и сто рублей денег и хорошего коня.
     Вот Иван сел на коня и поехал и до тех же росстаней доехал. Думал, думал и поехал, где живому не быть. Ехал, ехал, ехал день, либо два дня, и доехал куда-то. Смотрит, тут стоит избушка на курьих ножках, об одном окошке, на сыром говёшке и вкруг вертится.
     Говорит Иван-царевич:
     — Оставайся, избушка, к лесу глазами, ко мне воротами.
     Избушка остановилась. Из избушки выскочила баба-яга костяна нога, жопа жилена, мылена.
     — Ох, ; говорит, ; здравствуешь, Иван-царевич, в нашу сторону, в наше место ворон русской кости не занашивал, а Иван-царевич и сам прибыл.
     Взяла у Ивана-царевича коня, поставила к овсу и сену, которого сколько хошь ешь, самого завела в избушку.
     Сейчас пёрднула, стол поддёрнула, бзднула, щей плеснула, задницей потрясла, блинов нанесла, накормила, напоила и спать повалила, потом и стала вестей спрашивать.
     — Иван-царевич, куда же ты поехал, волей али неволей?
     — Бабушка, богоданная матушка, сколько волей, а друга столько неволей, и пеший на охоту, пуще бывает неволи. Поехал я живую воду и мёртвую, да ещё и братьев искать.
     — Братья твои здесь не бывали, а живая вода и мёртвая, и глазная есть по этой дороги, только она под крепким караулом: струны подведены и колокола завязаны, а караулит Страгия царь-девица золотая грудь.
     Ну, ладно, утро мудро, мудрёнее вечера бывает. Проспал Иван-царевич до утра. Утром баба-яга печку истопила, кашку наварила и блинков напекла, накормила, напоила и вышла с ним на уличу и вскричала громким голосом:
     — Сивко-бурко, доброй конь-воронко, явись передо мной, как лис перед травой.
     Прибежал сивой конь, баба-яга писемцо написала, коню в ушко запихала.
     — Садись, Иван-царевич, на моего коня, а твой пускай отдыхает, там дальше живёт друга сестра, к вечеру к ей доедешь.
     Сел на коня и поехал. Ехал с утра день до вечера, вечер вечеряется, язык почёсывается и на язык вода отстаивается, ему есть похачивается, есть, однако же, нечего. Наконец доехал он до избушки.
     Встречает его другая Баба-Яга старушонка. Баба-яга к уху припала, письмо прочитала:
     — Ах, моя сестрица пишет!
     Покормила, попоила. Утром в дорогу снарядила, другого коня дала и письмецо в ухо ему положила.
     Ехал Иван три дня, наконец доехал к третьей сестре. Накормила она Ивана, напоила, утром в дорогу собрала, на коня посадила и наказывает:
     — Доедешь ты в эти часы до места, конь перескочит струны, тогда в этом жива вода, в другом мёртвая, в третьем глазная вода.
     Вот приехал Иван, прижал коня шпорами, проскочил, струны не задел.
     А в то время Страгия царь-девица золотая грудь заспалась, руками, ногами размахалась, разболталась, до грудей заголилась.
     Иван прошёл, её не задел, начерпал воды из того колодца, из другого, из третьего, свои сосуды наполнил и положил в кису, а себе маленькие пузырьки изо всех же из трёх колодцев взял, в карман положил, и назад оборотился.
     Смотрит, не насмотрится никак на царь-девицу, всё она так и спит. Ивану-царевичу придумалось с ней любовь сотворить. Вот на неё он взлес напахнулся, любовь сотворил, и она всё спит, не услышала. Вот он отробил её, оправился и пошёл к коню, сел, да и прижал его шпорами.
     Конь вскочил, копытом струну и задел. Сейчас же струны забили и колокола зазвонили.
     — Ба! Хватай, имай удалого вора!
     Эта Страгия царь-девица-то и прохватилась тут.
     — Ах, невежа, приезжал, да в моём колодце своего коня напоил.
     Закричала громким голосом, чтобы подтащили ей карету и тройку лошадей. Подпрягли, в карету она села, и потащились все в сугон за Иваном.
     Этот же Иван-царевич пригнал к яге-бабе, ни попил, ни поел, на бурого коня сел и едва из виду угнал, тут как раз и царь-девица пригнала, спрашивает:
     — Не видала-ле Ивана-царевича.
     — Видала, он ехал, когда я жито жала. А неугодно-ле тебе царь-девица баенку истопить?
     — Как же не надо, меня натрясло в дороге, истопи давай.
     Затопила Баба Яга, только байна не бздит, не горит, один дым валит. Вот Страгия царь-девица побежала сама смотреть, скоро-ле байна поспеет:
     — Ох, старая чертовка, ты меня заманивашь.
     Сейчас велела запрягчи коней, да и снова поехала, погнала в сугон за Иваном.
     Иван же-царевич ко второй бабы-яги пригнал, где сивый конь был оставлен. Сел на сивого коня, из виду так скрылся, тут как раз и царь-девица пригнала.
     Пригнала ко второй сестре и спрашивает у ей:
     — Давно-ле Иван-царевич тут проезжал.
     — А тогда проезжал, когда я репу рвала.
     — Ох, давно это было. – Говорит царь-девица.
     — Не угодно-ле тебе баенку истопить.
     — Да как же не угодно-то, давай истопи, у тебя помоюсь с пути-дороги.
     Вот Баба-Яга побежала, затопила, дым идёт, а жару нет.
     А Иван-царевич гнал, гнал, до своего коня пригнал, сел него и опять — Был да нет.
     Как-ле он на своё место да на Русь утянулся, укрылся, царь-девица опять пригнала. Пригнала к третьей сестре и спрашивает у ей:
     — Давно-ле Иван-царевич тут проезжал.
     — А тогда проезжал, когда я яблоню окучивала. А не угодно-ле тебе баенку истопить.
     — Да как же не угодно-то, давай истопи, у тебя помоюсь с пути-дороги.
     Баба-яга дровец сухих наколола, а сама намётывает часто, чтобы доле их доспеть. Страгия царь-девица дождала баню, пошла и попарилась. Попила, поела и в угон за царевичем погнала.
     Иван-царевич прискакал как раз до росстаней, да в ту дорогу и свернул, где голодному быть.
     Царь-девица догнала до росстаней, не знает, куда гнать, да и назад поехала.
     А этот Иван-царевич прискакал до дому у дороги, и видит, кони братнины стоят стреножены.
     Выскочили тут девицы.
     — Ах, Иван-царевич, твои братья у нас были, хлеба-соли ели, чай пили, милости просим и тебя.
     Вот Иван-царевич и пошёл к ним в дом и видит: шапки братнины на сенцах висят, и думает:
     — Ах, здесь, однако неладное что-то деется.
     Вот его за стол посадили, чаем напоили, а он-таки смекать стал. Стала говорить одна девица:
     — Не угодно ли со мной позабавиться.
     — Можно. – Говорит Иван.
     Сейчас взяла его за руку, повела в спальню, к той же кровати:
     — Давай, ложись, Ванюша.
     А Иван-царевич:
     — Нет, впереди молодой девки не ложатся, должна наперёд девка лечь.
     Девка упирается, не ложится, а Иван взял её, да на кровать и бросил, она сейчас и полетела, пала в погреб.
     Народ внизу закричал сразу.
     — Кто такой пал.
     — Я, здешняя хозяйка-девка, пала, как-то приехал Иван-царевич да меня спихнул.
     Узнали кто это, хватали за руку, руку оторвали, кто за ногу, ногу оторвали, кто за голову, голову оторвали.
     Иван-царевич же выскочил к сёстрам оставшимся, стучит ногами по полу, кричит на них:
     — Добывайте братьёв моих, а нет, дак я у вас головы отсеку!
     Вот девки пошли на улицу, взяли копарёжки с лопатами, начали подкоп делать. Подкоп выкопали, вышло из погребу сорок молодцов.
     Этих девок успокоили они, подписки с них взяли, чтобы они проезжих кормили-поили, дорогу указывали, а обману не делали.
     — А если будете обманывать, головы отсечём, и дом весь распустошим этот.
     Девки дали им подписки.
     Взяли тогда лошадей взяли молодцы и поехали, а этот Иван-царевич со своими братьями поехал обратно к росстаням.
     Едет Иван и сказывает братьям своим:
     — Я достал живу воду и мёртвую, и глазную, только застанем нет-ли отче живого.
     Приехали к росстаням, Ивану-царевичу тяжело стало, захотелось ему отдохнуть, говорит братьям:
     — Похраните коня моего, посторожите меня, а я лягу, усну немного.
     Лёг и заспал, а братья начали камень выворачивать. Выворотили камень, а там под землю дыра-пропасть. Взяли Ивана-царевича сонного в пропасть и спустили, а камнем пропасть не запружили, сил не хватило назад его восставить.
     Коня да кису взяли и уехали. Домой приехали, сказали отцу:
     — Коня нашли, а брата не могли найти.
     Сейчас Иван-царевич летел, летел вниз, за стенки цеплялся, в земля ударялся, да и жив остался. Как пал на землю, так три дня и три ночи лежал, потом поднялся и пошёл в подземельное царство, стал смотреть — Тьма, не видно свету, только слышит, что вода шульчит, ручей бежит.
     Он припал к ручью, пощупал рукой, куда ручей бежит, по ручью и пошёл, шёл, шёл, наконец стал свет падать, вышел на светлое место в подземельном царстве. Там таков же свет, как и у нас в белом свете.
     Вышел он к синему морю, у синего моря стоит избушка. В ту избушку была привезена дочка местного царя на съеденье змею. Каждые сутки ему по человеку с дому давали сюда. Вот очередь дошла и до царевны.
     Зашёл Иван-царевич в эту избушку, а царская дочь сидит, слезами горючими уливается.
     Он спросил у ней, что за страсти, она и рассказала. Потом его спрашивает:
     — А ты какой?
     — А я с белого свету пал к вам, меня братья в дыру спустили, да и бросили.
     Он лёг ей на колени:
     — Ищи у меня, а зверь выйдет, буди меня, посмотрим, могу-ле я змея убить.
     А сам уснул, и спит беспробудно. Вдруг море всколыбалось, на жёлтые пески вода возливалась, и вышел змей троеглавый.
     — Ах, когда одна голова живёт, а нынче две, наедимся досыта.
     Девка начала будить Ивана-царевича, а никак не может, стала плакать, слеза упала ему на лицо, он и прохватился.
     Иван-царевич схватил топор превеличающий и стал ко дверям. Змей двери отворил, головы свои сунул, Иван-царевич тюкнул, эти три головы и отсек.
     Вынул из головы по самоцветному камню, себе в карман спустил, взял угол дома, туда приздынул три головы, под угол положил, назад угол поставил, а тулово змеево в море свалил.
     Опять лёг устамши на колени девки положился, в голове поискать. И спит опять.
     Прошло время, вышло Идолище шестиглавое. Девка Ивана будила, будила, плакала, плакала, и её слеза пала на лицо Ивану, Иван-царевич прохватился, стал к дверям, топор свой прихватил, стоит и ждёт.
     Змей головы свои в дверь только просунул, Иван со двух махов и сшиб их по трое. Вынул из голов змеевых по самоцветному камню, в карман положил. Угол дома вздынул, туда их задвинул, угол назад ставил, к девке на колени пал и уснул с усталости.
     Тут через немного времени вышло из моря Идолище змеево девятиглавое. Лезет на берег и кричит:
     — Ах, Иван-царевич, братьев моих убил, а меня не убьёшь, у меня хоть худы, да девять голов.
     А он не слышит, спит беспробудно. Девка будит его будит, никак не разбудит, только слеза её пала на лицо Ивана, обожгла его, он проснулся, пробудился, взял топор, стал ко дверям, змей пришёл, головы свои просунул, Иван-царевич шесть голов отсек, а три остались.
     Схватились они бороться. Боролись, боролись, Иван-царевич пал в испод, а змей наверх. Да тут девка схватила нож и ну его колоть.
     Спужался змей, свалился с Ивана-царевича. Тот скочил, схватил топор и остальные три головы отсек, вынул по самоцветному камню с голов, головы под угол положил, обратно прихлопнул, тулово в море спихал. Зашёл в избу и лёг, спит крепко.
     На ту пору пригнал Лука-водовоз царский, помолитвовался у избушки, царская дочь аминь отдала, заскочил Лука в избушку, видит: царская дочь жива сидит, а тут мужик спит какой-то.
     — Это какой человек? – Спрашивает Лука водовоз.
     Она сказала:
     — Он меня от смерти избавил, всех трёх змей убил.
     Лука-водовоз схватил топор, тюкнул, у Ивана-царевича голова отлетела. Лука-водовоз говорит царевне:
     — А ты скажи, что я тебя от смерти избавил, я убил змеёв, а если не скажешь, я у тебя самой голову отсеку. Клятву на том давай царскую.
     Девки жалко своя жизнь, она и согласилась, поклялася царскою клятвою нерушимою. Девку Лука схватил посадил на бочку, потащил к царю. Приезжает на царский двор и говорит:
     — Вот, ваше царское величество, я твою дочерь от смерти избавил, убил змеёв всех трёх.
     А у царя было такое завещанье: Кто дочерь от смерти избавит, тому полжитья, полбытья царева отписать после смерти царя.
     Царь принял с честью, с радостью. А и что, у царя, вишь ты, не пиво варить, не вино курить: пиво сварено, вино скурено, весёлым пирком, да и свадебкой.
     Тогда дочь сказала:
     — Любезный мой папенька, дай мне последний раз ещё со своими служанками к синему морю сходить, погулять там.
     А задумала она Ивана-царевича похоронить по христиански. Вот царь ей и позволил.
     Взяла она себе в повозочек досок на гроб, взяла одежду на саван, на покрывало, срядить его и похоронить.
     Приехала к избушке, стала тело мёртвое мыть и усмотрела в кармане пузырьки с живой и с мёртвой водой. Голову приложила к тулову, мёртвой водой и олила — Прикипело друг ко дружке. Живой помазала, да в рот спустила, дунула, он сделался живой.
     Сел Иван-царевич и сказал:
     — Фу, долго спал, да скоро стал.
     Тогда царевна сказала:
     — Ты меня от смерти освободил, и я тебя освободила, теперича я батюшку объявлю, что Лука-водовоз у тебя голову отсекал, тогда мой батюшко будет меня давать замуж за тебя, что этот меня избавил от смерти, а не Лука-водовоз.
     А Иван-царевич говорит:
     — Надо бы попасть мне на святую Русь, здесь не могу я жениться.
     — Тогда у батюшки проси, есть у него Маговей-птица, она тебя может вынести.
     Взяла в карету Ивана посадила и повезла. Привезла на царский двор и говорит отцу:
     — Вот тот-то меня от смерти избавил, а не Лука-водовоз.
     А Лука-водовоз говорит:
     — Нет, я её спас и змеёв побил.
     Иван-царевич говорит:
     — А куда ты головы девал?
     — А я в море сметал. – Лука говорит.
     На то Иван Царевич отвечает:
     — У меня змеевы головы под углы дома сложены. Сможешь ли ты их поднять?
     Поехали к морю. Стал Лука пыжиться, тужиться, углы дёргать, только с задницы вода течёт, да со рта слюни капают. Подошёл Иван, да и одной рукой углы все поотворотил, головы достал, в море далёко покидал, волны пошли, чуть всех не смыло.
     Царь дочери поверил, Луку-водовоза на ворота посадили и расстреляли. Стал царь тогда говорить:
     — Иван-царевич, ты с того свету пришёл, будь у меня теперь оставайся, после смерти моей сидеть тебе на царево.
     А Иван-царевич говорит:
     — Нет-ле у царь тебя Маговей-птицы, мне хочется отче посмотреть. Жив ли он.
     Сейчас же царь прикликал Маговей-птицу. Ивана-царевича на Маговей-птицу посадили, а на дорогу ей наубивали мелких телешков.
     И полетели они с Иваном царевичем. Летели они летели, и говорила Маговей-птица:
     — Иван-царевич я больше не могу лететь, есть захотела.
     Вот он взял телёнка, ей сунул в гортань, она и полетела вперёд. Раза два, три совал ей, кормил.
     Маговей-птица его донесла до конца дыры, Иван уже руки вызнял, чтобы кверху вознестись, за край дыры ухватиться. Только уцепился за край Земли, тут Маговей-птица и ослабела, из силы вышла, обратно в дыру и пала. Иван чепалса, чепалса, да и вычепалса. Вышел назад, дыра не была запружина, у братьев его силы не хватило камень надвинуть, запружил камнем дыру, захлупил её и пошёл домой во своё царство.
     Пока шёл домой, кто по дороге идёт все с ним здороваются, рассказывают, что в царстве его происходит и говорят:
     — Привезли братья кису, секут и режут её, а попасть внутрь никак не могут, ничего не деется с ней.
     Вот пришёл домой Иван, Богу помолился, поздоровался.
     — Здравствуй, родимая матушка, здравствуй родимый батюшко.
     — Иван-царевич, ты, сын пришёл, где же ты побывал?
     Он обсказал отчю всё как с ним было:
     — Был в подземном Цареве, Маговей-птица меня оттуда и вынесла. Давайте, братья, несите, где моя киса?
     Братья принесли кису, бросили её в ноги, обижаются, что не сладили с ней. Иван им на то говорит:
     — Вы же меня чуть не погубили, а не я вас. Не вам на меня обижаться.
     Взял он кису, отомкнул, вынул глазную воду, у отца глаза помазал, отец сделался глазатый.
     Вот стали они все вмести жить, поживать. Живут несколько времени. Началась весна, вдруг весной приходит к ним корабль, приехала Страгия — Царь-девица, привезла двух отроков, стали клик кликать, просить виноватого к ней на разговор.
     Тогда говорит царь:
     — Большой сын, Фёдор-царевич, съезди, не ты-ле нагрезил там с ней, да накурезил отроков.
     Фёдор-царевич сел и поехал. Эти ребятки как увидали Фёдора-царевича и говорят:
     — Маменька, вон наш татенька идёт.
     — Это не татенька, это ваш родимой дядюшка. Когда он на корабль зайдёт, в ноги падите, штаны стяните и нахлещите его, пускай он в чужую петлю не суётся боле.
     Так ребятки и сделали и так хорошо ему по жопе нахлестали, что приехал Фёдор домой, на брюхе лежит, подняться не может.
     Отправил тогда царь среднего сына Василия к Страгия той, царь-девице, не он ли ездил туда, нагрезил там с ней, да накурезил отроков.
     Василий-царевич сел и поехал. Эти ребятки радуются и говорят:
     — Маменька, вон наш татенька идёт.
     — Это не татенька, это ваш родимой дядюшка. Когда он на корабль зайдёт, в ноги падите, штаны стяните и нахлещите его, пускай он в чужую петлю не суётся боле.
     Хорошо ему нахлестали вдоль поперёк спины, прибыл Василий не пёхом, ни лёжа домой, на брюхе лежит, встать-подняться не может.
     Поехал тогда Иван-царевич. По дороге взял он и пал в смолу, в перьях ещё вывалялся, сделался, как чёрт мохнатый, взял худую клячу-водовозную, сел лицом к хвосту, заворотил хвост, да рукой по дырке хлещет, едет к кораблю.
     Эти ребятки увидали Ивана, бегут, кричат:
     — О, мамушка, чёрт едет, чёрт.
     Она взглянула и говорит:
     — Нет, детушки, то татинька едет, стащите его с лошадки, оммойте его, да и сюда заведите.
     Ребятки побежали, всего омыли, схватили, занесли на корабль.
     — Здравствуй, Иван-царевич, я прибыла к тебе, должен ты теперь со мной принять законной брак.
     А у царя, знамо дело, не пиво варить, не вино курить, а только всего вдосталь заготовлено.
     Стали быть да жить, добра наживать, лихо избывать, да и теперь живут.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван царевич в Подсолнечном царстве. Матершина. Архангельск.  Сказка!!
======
     Против неба на земли жил старик в одном селе, полусотни сказок знал и одну мне рассказал.
     В одном не в каком царстве был царь-император, и было у него три сына, старшего сына звали Васильем, среднего звали Степаном, а меньшого звали Иван-царевич.
     Этот царь на царстве царствовал долго уже, да не стало ему уже мочи, исходят ему года, стал сыновей просить слетать в Подсолнешной град:
     — В Подсолнешном граде есть молодецкие яйца, а кто достанет эти молодецкие яйца, и кто съест молодецкие яйца, тот в двадцать лет молодой станет и в лицо будет красив.
     Захотелось царю омолодиться и ещё поцарствовать самому с государыней.
     Отправляет он старшего сына на своём быстром коне. Старший сын уезжает, проходит времени полгода, домой он не приезжает.
     Отправляет царь сына Степана, второго, даёт коня ещё быстрее, и второй уезжает. Прошёл год, ни которого их нет.
     Просится младший сын Иван-царевич:
     — Я тебе, папа, помогу, дай мне конька-горбунка, который лететь может по воздуху.
     Взял Иван конька-горбунка, заседлал его и отправился в Подсолнешний град. Видели Ивана-царевича сядучи, да не видели его поедучи.
     Отправился Иван-царевич в иностранное царство и приехал к иностранному королю. Просится он ночевать, выходит государь на парадное крыльцо встречает его, только наперво даёт ему задачу:
     — Что же погости у меня Иван-царевич. Только ты должен накормить моего коня и загладить его в гладкую рубаху конёвую. Три дня тебе сроку.
     Запечалился Иван-царевич, как покормить государева коня. Привёл государь ему коня, у коня одни костья. Как этого коня в три дня накормить и сгладить, чтобы был он сыт и гладок.
     Иван-царевич задумался:
     — Нет задачи этой мне не справить.
     Но тут конёк-горбунок мотнул головой своей и говорит Ивану такие слова:
     — Разотри Иван шкуру государева коня до костей. Там найдёшь живую и мёртвую воду. Спрысни кости коня, он и станет гладким.
     Иван-царевич побежал, у царского коня растёр шкуру до кости, спрыснул водой живой и мёртвой, сделался конь сыт и гладок. Отводит к государю, как так и надо.
     Принял государь коня и говорит:
     — Замысловато было это дело, да только справился Иван ты с ним.
     Доспросил он тогда Ивана-царевича:
     — Куда едешь и куда путь держишь?
     Отвечал Иван-царевич:
     — Еду в Подсолнешной град найти молодецкие яйца, омолодить своих родителей.
     Государь и говорит:
     — Если я помогу, тогда ты найдёшь Подсолнышный град, а если не помогу, тогда не найти тебе. Сослужи мне службу: достань мне котка-горбунка и медведя для утешения детей моих.
     Опечалился Иван, пригорюнился, только Конёк его снова встряхнулся и говорит ему:  Сказка!!
     — Коток-горбунок и медведь, что столб ставит, живут у бабушки задвореники на краю Руси Святой. Покорми меня Иван овсом на семи росах, да попои меня Иван водой семиключевой, потом седлай меня Иван, доскачем в семь дней до краю Святой Руси.
     Отправляется Иван-царевич на своём коньке-горбунке в путь-дорогу. Скачут они, только хвостом леса смахивают. Приезжает к бабке задворке, спрашивает Иван у бабушки задворинки:
     — Выдай мне-тка Бабушка горбунка для утешения, медведя царских детей утешать, чтобы он мог столб ставить.
     Выдаёт ему бабка задворенка котка-горбунка и чудесного медведя для утешения царских детей.
     Приезжает к государю Иван-царевич, привозит котка-горбунка, чудесного медведя, спустил котка-горбунка, кот заиграл в покоях на разный голос, а чудесный медведь стал ставать разные столба, утешать царских детей.
     Восхвалил его государь, дал ему подорожную бумагу, как проехать в Подсолнешной град.
     Поехал Иван-царевич, приезжает к одной старушке, построена у ей избушка на веретяной пятке, на солнце лицом, а на север крыльцом, попросился он ночевать. Бабушка его пустила и спросила:
     — Куда ты идёшь, куда путь держишь?
     — Я еду в Подсолнешной град, за молодецкими яйцами.
     Бабушка старушка и говорит:
     — Если я тебе не помогу, нигде тебе не бывать. В Подсолнешном граде живут двенадцать дочерей белого царя, подсолнешных красавиц, от них достать яйца крепко трудно, они мои племянницы, заезжай ко мне, так я тебе и помогу, оставь своего коня, а возьми моего, приедешь к моей сестре, такая же сестра, как я, и такая же фатерка у ей, как моя, попросись у ей ночевать, она тебе ещё чего скажет.
     Поехал Иван-царевич, приезжает к бабушке задворенке, просится у ней ночевать, она спрашивает его строго:
     — Куда идёшь, куда путь держишь?
     Отвечал Иван-царевич:
     — Я еду в Подсолнешной град.
     Бабушка говорит ему:
     — Если я не помогу, то нигде тебе не бывать. Там живут мои племянницы белого царя дочери, их двенадцать дочерей, я тебя научу. Покуда оставляй сестриного коня здесь, поезжай на моём. Приедешь в Подсолнешной град, стена и крепость двенадцать сажен кверху, воткни шпорами под бока моего коня, и с разбегу мой конь перескочит эту каменную крепость, ноги его не заденут, струны не зазвонят, кобели не залают, соловьи не запоют.
       — На племянниц на родных наложу смертельный сон. Двенадцать племянниц в смертельном сну будут спать, и все они будут разлягнувшие и все они будут распинавшись во сне, рубашки на них травчатые, скрозь рубашки видно тело, скрозь тело видно костья их, сквозь костья видны мозги их, как жаркий жемчуг пересыпаются.
     Бабка наказывает строго:
     — Делай дело скоро, не пакости, не пролей крови. Если ты прольёшь кровь, нигде тебе не бывать.
     Прискакал он в это царствие, там видит одиннадцать дочерей царских, и все они спят мертвецким сном распинавшись. Увидел Иван их, удержал однако же он своё сердце. Пришёл он к двенадцатой сестры, спит она в белом пологе и всех её сестёр эта сестра красивее, что в свите нет таких красавиц. Как она вздохнёт от себя, так полог бранный от неё отливается, как она вздохнёт в себя, так белый бранный полог прилыгается к её телу красивому.
     Не стерпело его сердце, приздынул он бранной полог, царскую дочь двенадцатую облюбил обнасильно поскорому.
     Выходит он с белого бранного пологу, видит на столе чернила с бумагой, он тогда и написал скорописаную запись:
     — Кот тут был и молоко пил, да стола не закрыл.
     Взял молодецких яиц пару для своих родителей, положил в правой карман, окатил коня живой водой, да заднему копыту не хватило воды, воткнул шпорами под бока резвого коня, да и скочил через крепость. Всё перескочил, да только задел задним копытом за струну последнюю.
     Струны эти все зазвенели, соловьи запели, кобели залаяли, царские дочери все выстали, тут как раз прохватилась и главная, двенадцатая, дочь Настасья. Кричит она:
     — Кровь моя пролита, и рубашка в кровь замарана! Какой был хитрец, я ничего не слышала. Вставайте, сёстры любезные, поедем в погоню за ним.
     Недосуг ей было разглядывать скорописный записи от Ивана-то.
     А Иван-царевич в то время утекал на бабкином добром коне, только леса гнутся. Конь бежит что птица летит, а двенадцать сестёр вослед несутся.
     Приезжает Иван-царевич к бабке задворинке, отдаёт коня, берёт другого.
     Бабушка задворница наказывает Ивану в дорогу:
     — Коль можешь, то, оставляй записки на ходу, пиши в записках: кто меня догонит, того до смерти облюблю.
     Скачет он путём-дорогою, оставляет записки, задние сёстры разглядели его записки, прочитали и говорят между собой:
     — Какой-то Иван-царевич облюбил сестру нашу Настасью, да ещё и нас облюбит, если его догоним.
     Решили они возвратиться все одиннадцать сестёр назад. Только двенадцатая сестра, которая была главная и Иваном была облюбована, та не спрашивает ничего, гонится вослед, не хочется ей жениха потерять своего.
     Но догоняет всё-таки она Ивана у второй бабушки и говорит любезные слова:
     — Постой, царский сын, ты мне будешь драгоценный муж, ты меня облюбил, оставил мне два яблочка, два сына любезных. Двоинку заковырнул мне с одного раза.
     Отвечал Иван-царевич на те слова:
     — Ты умно сделала, поступила со мной как следует. Приезжай ко мне через год привози двух сыновей
     Отвечала царская дочь ему:
     — Приеду на двенадцати кораблях, и все будут наполнены приданым моим.
     Распростились они прекрасно и хорошо. Иван-царевич поехал домой, а Настасья-царевна вернулась в Подсолнешное царство, стала готовить свиданье сделать через год.
     Поехал Иван-царевич домой, да недалеко от дому напала на него большая тягость, захотел он приуснуть на зелёном лугу. Вот спускает он своего конька-горбунка, раскинул белый шатёр, свалился на честной покой, заснул на долгонько.
     Тут ехал его родной брат Степан, зашёл без всякого докладу в белый шатёр, оглядел Ивана спящего, залез в его правый карман, взял молодецкие яйца, и увёз впереди Ивана к родителям, оммолодить своих родителей.
     Приезжает Иван-царевич домой, сам по себе не весел. Спрашивает его родитель:
     — Отчего ж ты, Иван, не весел?
     Отвечает Иван-царевич:
     — Я был в Подсолнешном граде и добрался до молодецких яиц, вёз их к вам. Но кто-то их у меня скрал. Кто жа вас, родители, ом-молодил?
     Государь и отвечает:
     — Нас оммолодил Степан.
     Не поверил Ивану царь.
     Проходит время, и через год является Настасья на двенадцати кораблях с грузом своим. Посылает она на берег послов, чтобы царь к ней отправил отца её сыновей и жениха на венчание.
     Государь отправляет ей старшего своего сына Василия и говорит:
     — Старший сын Василий, встречай иди государыню царицу во всём фрунте, как положено.
     Государыня-Настасья его не признает:
     — Это не мой возлюбленный, не этот оставил мне два голуба.
     Отправляет государь сына Степана. И его не признала.
     — Это не мой возлюбленный, не драгоценный жених и муж.
     На третий раз отправляет Иван-царевича. Является он, однако в самой простой одёже. Однако же распознала его государыня, царская дочь Настасья, брала его за руки белые, целовала его в уста сахарные:
     — Это мой муж возлюбленный, он оставил мне два голуба.
     Иван-царевич принял любовь её, корабли поставил на место, вывел Настасью царевну в свои покои. Слуги царские выгрузили корабли. Настасья царевична всё родителям Ивана рассказала, как дело было с молодецкими яйцами. Поверили родители, что это Иван-царевич достал молодецкие яйца, когда возвратился с Подсолнечного граду.
     Пожила невеста полгода, не полюбилось ей в этом царстве. Уехала она в Подсолнечное царство с своим с драгоценным мужем и к своему белому царю.
     Стали жить они вместе в своём Подсолнечном граде, где забыли про мужнино царство, так больше и не бывали на его стороне.
     Привык Иван к Подсолнечному граду, к тёплой этой стороне. Там они с Настасьей и сейчас живут да поживают в радостях.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван царевич и Белый Полянин.  Сказка!!
======
     В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. У этого царя было три дочери и один сын, Иван-царевич.
     Царь состарился и помер, а корону принял Иван-царевич.
     Как узнали про то соседние короли, сейчас собрали несчётные войска и пошли на него войною.
     Иван-царевич не знает, как ему быть. Приходит к своим сёстрам и спрашивает:
     — Любезные мои сестрицы! Что мне делать? Все короли поднялись на меня войною.
     Отвечают ему девицы, его сёстры:
     — Ах ты, храбрый воин! Чего убоялся? Как же Белый Полянин воюет с бабою-ягою золотой ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает? А ты, ничего не видя, испугался!
     Иван-царевич тотчас оседлал своего доброго коня, надел на себя сбрую ратную, взял меч-кладенец, копье долгомерное и плётку шёлковую, помолился богу и выехал против неприятеля. Не столько мечом бьёт, сколько конём топчет. Перебил все воинство вражье, воротился в город, лёг спать и спал трое суток беспробудным сном.
     На четвертые сутки проснулся, вышел на балкон, глянул в чистое поле – короли больше того войск собрали и опять под самые стены подступили. Запечалился царевич, идёт к своим сёстрам:
     — Ах, сестрицы! Что мне делать? Одну силу истребил, другая под городом стоит, пуще прежнего грозит.
     — Какой же ты воин! Сутки воевал, да трое суток без просыпа спал. Как же Белый Полянин воюет с бабой-ягою золотой ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает?
     Иван-царевич побежал в белокаменные конюшни, оседлал доброго коня богатырского, надел сбрую ратную, опоясал меч-кладенец в одну руку взял копье долгомерное, в другую плётку шёлковую, помолился богу и выехал против неприятеля.
     Не ясен сокол налетает на стадо гусей, лебедей и на серых утиц, нападаёт Иван-царевич на войско вражье. Не столько сам бьёт, сколько конь его топчет.
     Побил рать-силу великую, воротился домой, лёг спать и спал непробудным сном шесть суток.
     На седьмые сутки проснулся, вышел на балкон, глянул в чистое поле – короли больше того войск собрали и опять весь город обступили. Идёт Иван-царевич к сёстрам:
     — Любезные мои сестрицы! Что мне делать? Две силы истребил, третья под стенами стоит, ещё пуще грозит.
     — Ах ты, храбрый воин! Одни сутки воевал, да шестеро без просыпа спал. Как же Белый Полянин воюет с бабой-ягою золотой ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает?
     Горько показалось то царевичу. Побежал он в белокаменные конюшни, оседлал своего доброго коня богатырского, надел на себя сбрую ратную, опоясал меч-кладенец, в одну руку взял копье долгомерное, в другую плётку шёлковую, помолился богу и выехал против неприятеля.
     Не ясен сокол налетает на стадо гусей, лебедей и на серых утиц, нападаёт Иван-царевич на войско вражье. Не столько сам бьёт, сколько конь его топчет.
     Побил рать-силу великую, воротился домой, лёг спать и спал непробудным сном девять суток.
     На десятые сутки проснулся, призвал всех министров и сенаторов:
     — Господа мои министры и сенаторы! Вздумал я в чужие страны ехать, на Бела Полянина посмотреть. Прошу вас судить и рядить, все дела разбирать в правду.
     Затем попрощался с сёстрами, сел на коня и поехал в путь-дорогу. Долго ли, коротко ли – заехал он в тёмный лес. Видит – избушка стоит, в той избушке стар человек живёт.
     Иван-царевич зашёл к нему:
     — Здравствуй, дедушка!
     — Здравствуй, русский царевич! Куда бог несёт?
     — Ищу Белого Полянина. Не знаешь ли, где он?
     — Сам я не ведаю, а вот подожди, соберу своих верных слуг и спрошу у них.
     Старик выступил на крылечко, заиграл в серебряную трубу – и вдруг начали к нему со всех сторон птицы слетаться. Налетело их видимо-невидимо, чёрной тучею все небо покрыли.
     Крикнул стар человек громким голосом, свистнул молодецким посвистом:
     — Слуги мои верные, птицы перелётные! Не видали ль, не слыхали ль чего про Белого Полянина?
     — Нет, видом не видали, слыхом не слыхали!
     — Ну, Иван-царевич, – говорит стар человек, – ступай теперь к моему старшему брату. Может, он тебе скажет. На, возьми клубочек, пусти перед собою. Куда клубочек покатится, туда и коня управляй.
     Иван-царевич сел на своего доброго коня, покатил клубочек и поехал вслед за ним. А лес все темней да темней.
     Приезжает царевич к избушке, входит в двери. В избушке старик сидит – седой как лунь.
     — Здравствуй, дедушка!
     — Здравствуй, русский царевич! Куда путь держишь?
     — Ищу Белого Полянина. Не знаешь ли, где он?
     — А вот погоди, соберу своих верных слуг и спрошу у них.
     Старик выступил на крылечко. Заиграл в серебряную трубу – и вдруг собрались к нему со всех сторон разные звери. Крикнул им громким голосом, свистнул молодецким посвистом:
     — Слуги мои верные, звери прыскучие! Не видали ль, не слыхали ль чего про Белого Полянина?
     — Нет, – отвечают звери, – видом не видали, слыхом не слыхали.
     — А ну, рассчитайтесь промеж себя. Может не все пришли.
     Звери рассчитались промеж себя – нет кривой волчицы. Старик послал искать её. Тотчас побежали гонцы и привели её.
     — Сказывай, кривая волчица, не знаешь ли ты Белого Полянина?
     — Как мне его не знать, коли я при нем завсегда живу. Он войска побивает, а я мёртвым трупом питаюсь.
     — Где же он теперь?
     — В чистом поле, на большом кургане, в шатре спит. Воевал он с бабой-ягою золотой ногою, а после бою залёг на двенадцать суток спать.
     — Проводи туда Ивана-царевича.
     Волчица побежала, а вслед за нею поскакал царевич. Приезжает он к большому кургану, входит в шатёр – Белый Полянин крепким сном почивает.
     — Вот сестры мои говорили, что Белый Полянин без роздыху воюет, а он на двенадцать суток спать залёг! Не заснуть ли и мне пока?
     Подумал-подумал Иван-царевич и лёг с ним рядом.
     Тут прилетела в шатёр малая птичка, вьётся у самого изголовья и говорит таковые слова:
     — Встань-пробудись, Белый Полянин, и предай злой смерти моего брата Ивана-царевича. Не то встанет – сам тебя убьёт!
     Иван-царевич вскочил, поймал птичку, оторвал ей правую ногу, выбросил за шатер и опять лёг возле Белого Полянина.
     Не успел заснуть, как прилетает другая птичка, вьётся у изголовья и говорит:
     — Встань-пробудись, Белый Полянин, и предай злой смерти моего брата Ивана-царевича. Не то встанет – сам тебя убьёт!
     Иван-царевич вскочил, поймал птичку, оторвал ей правое крыло, выбросил её из шатра и опять лёг на то же место.
     Вслед за тем прилетает третья птичка, вьётся у изголовья и говорит:
     — Встань-пробудись, Белый Полянин, и предай злой смерти брата моего Ивана-царевича. Не то он встанет да тебя убьёт!
     Иван-царевич вскочил, изловил ту птичку и оторвал ей клюв. Птичку выбросил вон, а сам лёг и крепко заснул.
     Пришла пора – пробудился Белый Полянин, смотрит – рядом с ним незнамо какой богатырь лежит. Схватился за острый меч и хотел было предать его злой смерти, да удержался вовремя.
     — Нет, – думает, – он наехал на меня на сонного, а меча не хотел кровавить. Не честь, не хвала и мне, доброму молодцу, загубить его! Сонный что мёртвый! Лучше разбужу его.
     Разбудил Ивана-царевича и спрашивает:
     — Добрый ли, худой ли человек? Говори: как тебя по имени зовут и зачем сюда заехал?
     — Зовут меня Иваном-царевичем, а приехал на тебя посмотреть, твоей силы попытать.
     — Больно смел ты, царевич! Без спросу в шатёр вошёл, без докладу выспался, можно тебя за то смерти предать!
     — Эх, Белый Полянин! Не перескочил через ров, да хвастаешь. Подожди – может, споткнёшься! У тебя две руки, да и меня мать не с одной родила.
     Сели они на своих богатырских коней, съехались и ударились, да так сильно, что их копья вдребезги разлетелись, а добрые кони на колени попадали.
     Иван-царевич вышиб из седла Белого Полянина и занёс над ним острый меч. Взмолился ему Белый Полянин:
     — Не дай мне смерти, дай мне живот! Назовусь твоим меньшим братом, вместо отца почитать буду.
     Иван-царевич взял его за руку, поднял с земли, поцеловал в уста и назвал своим меньшим братом:
     — Слышал я, брат, что ты тридцать лет с бабой-ягою золотой ногою воюешь, за что у вас война?
     — Есть у неё дочь-красавица, хочу добыть да жениться.
     — Ну, – сказал царевич, – коли дружбу водить, так в беде помогать! Поедем воевать вместе.
     Сели на коней, выехали в чистое поле. Баба-яга золотая нога выставила рать-силу несметную.
     То не ясные соколы налетают на стадо голубиное, напускаются сильномогучие богатыри на войско вражье! Не столько мечами рубят, сколько конями топчут. Прирубили, притоптали целые тысячи.
     Баба-яга наутёк бросилась, а Иван-царевич за ней вдогонку. Совсем было нагонять стал – как вдруг прибежала она к глубокой пропасти, подняла чугунную доску и скрылась под землёю.
     Иван-царевич и Белый Полянин накупили быков многое множество, начали их бить, кожи сымать да ремни резать. Из тех ремней канат свили – да такой длинный, что один конец здесь, а другой на тот свет достанет.
     Говорит царевич Белому Полянину:
     — Опускай меня скорей в пропасть, да назад каната не вытаскивай, а жди: как я за канат дёрну, тогда и тащи!
     Белый Полянин опустил его в пропасть на самое дно. Иван-царевич осмотрелся кругом и пошёл искать бабу-ягу. Шёл-шёл, смотрит – за решёткой портные сидят.
     — Что вы делаете?
     — А вот что, Иван-царевич: сидим да войско шьём для бабы-яги золотой ноги.
     — Как же вы шьёте?
     — Известно как: что кольнёшь иглою, то и казак с пикою, на лошадь садится, в строй становится и идёт войной на Белого Полянина.
     — Эх, братцы! Скоро вы делаете, да не крепко. Становитесь-ка в ряд, я вас научу, как крепче шить.
     Они тотчас выстроились в один ряд. А Иван-царевич как махнёт мечом, так и полетели головы.
     Побил портных и пошёл дальше. Шёл-шёл, смотрит – за решёткой сапожники сидят.
     — Что вы тут делаете?
     — Сидим да войско готовим для бабы-яги золотой ноги.
     — Как же вы, братцы, войско готовите?
     — А вот как: что шилом кольнём, то и солдат с ружьём, на коня садится, в строй становится и идёт войной на Белого Полянина.
     — Эх, ребята! Скоро вы делаете, да не споро. Становитесь-ка в ряд, я вас получше научу.
     Вот они стали в ряд. Иван-царевич махнул мечом, и полетели головы. Побил сапожников, и опять в дорогу. Долго ли, коротко ли – добрался он до большого прекрасного города. В том городе царские терема выстроены, в тех теремах сидит девица красоты неописанной.
     Увидала она в окно добра молодца. Полюбились ей кудри черные, очи соколиные, брови соболиные, ухватки богатырские. Зазвала к себе царевича, расспросила, куда и зачем идёт.
     Он ей сказал, что ищет бабу-ягу золотую ногу.
     — Ах, Иван-царевич, ведь я её дочь. Она теперь спит непробудным сном, залегла отдыхать на двенадцать суток.
     Вывела его из города и показала дорогу. Иван-царевич пошёл к бабе-яге золотой ноге, застал её сонную, ударил мечом и отрубил ей голову.
     Голова покатилась и промолвила:
     — Бей ещё, Иван-царевич!
     — Богатырский удар и один хорош! – Отвечал царевич, воротился в терема к красной девице, сел с нею за столы дубовые, за скатерти браные.
     Наелся-напился и стал её спрашивать:
     — Есть ли в свете сильнее меня и краше тебя?
     — Ах, Иван-царевич! Что я за красавица! Вот как за тридевять земель, в тридесятом царстве живёт у царя-змея королевна, так та подлинно красота несказанная: она только ноги помыла, а я тою водою умылась!
     Иван-царевич взял красную девицу за белую руку, привёл к тому месту, где канат висел, и подал знак Белому Полянину.
     Тот ухватился за канат и давай тянуть. Тянул-тянул и вытащил царевича с красной девицей.
     — Здравствуй, Белый Полянин, – сказал Иван-царевич, – вот тебе жена-невеста. Живи, веселись, ни о чем не крушись! А я в змеиное царство поеду.
     Сел на своего богатырского коня, попрощался с Белым Полянином и его невестою и поскакал за тридевять земель.
     Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли – скоро Сказка сказывается, да не скоро дело делятся – приехал он в царство змеиное, убил царя-змея, освободил из неволи прекрасную королевну и женился на ней. После того воротился домой и стал с молодой женою жить-поживать да добра наживать.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван царевич и девица-царица. Архангельск.  Сказка!!
======
     Живал-бывал царь вольной человек, жил на ровном месте, как на скатерти.
     У него были три сына, первой Василей, второй Фёдор, третей Иван, да были ещё при нём люди-слуги работные.
     Старшие-то сыновья были у его толковые, путные, а меньшой был беспутный соплячек, лежал только на печи тёплой.
     Старшие сыновья стали лет семнадцати-восемнадцати. Призывает царь вольный человек большого сына Василья, говорит:
     — Что же ты, мой сын, Василей, вырос ты большой, лет до восемнадцати, не какими ты занятиями не занимаешься. Мы прежде не так жили: много прежде земли брали и по земле много ездили, и ты по чистому полю поезжай и чудо-диво доставай, отцовы следы потопчи, дороги старые ещё раз потоптай.
     Тогда Василей скоро наряжаться стал, надевал на себя цветно-платье и пошёл на конюшен-двор себе выбирать коня доброго.
     Обуздал-обседлал себе коня доброго, пошёл солнышку-батюшку падать в резвые ноги, просить благословленьица отца да матушкина. Падал батюшке и матушке во резвые ноги.
     Они сказали:
     — Божье да наше благословление.
     Садился Василей на добра коня, поехал по чисту полю.
     Ехал близко-ле, далёко-ле, низко-ле, высоко-ле, завидел в поле сырой дуб, обложенной человеческим костьем до верха.
     Смотрит Василей-царевич на сырой дуб и дивуется:
     — Вот чудо и диво! Этого дива больше и не наб.
     Оттуль Василей-царевич обратился назад домой. Опускат коня на конюшенной двор, заходит в дом, спрашивает царь:
     — Каково поездил? Что видал?
     — Я видал такое чудо, больше на свете не видал.
     Стал рассказывать, что видел. Отвечает царь-отец ему:
     — А это не чудо, это полчуда нету.
     Призывает царь середьнего сына, Фёдора:
     — Поезжай, сын Фёдор, по чисту-полю, чудо-диво доставай, отцовы следы потоптай.
     Стал Фёдор-царевич наряжаться, надевал на себя цветно-платье и пошёл на конюшен двор себе выбирать коня доброго.
     Обуздал, обседлал себе коня доброго, пошёл солнышку-батюшку падать во резвые ноги, просить благословленьица.
     Падал батюшке и матушке во резвые ноги. Они сказали:
     — Божье, да наше благословление.
     Садился Фёдор на добра-коня, поехал по чисту полю. Ехал близко-ле, далёко-ле, низко-ле, высоко-ле, завидел в поле сырой дуб, обложенной человеческим костьем до верха.
     Смотрит Фёдор-царевич на сырой дуб и дивуется:
     — Вот чудо и диво! Этого дива больше и не наб.
     Оттуль Фёдор-царевич обратился назад домой. Отпускает коня на конюшенной двор. Заходит в дом Тут и спрашивает его царь:
     — Каково поездил, что видал?
     — Я видел такое чудо, больше на свете не видал: ехал близко-ле, далеко-ле.
     Стал рассказывать Фёодор-царевич, что видел.
     — Видно старшие сыновья ездили, не могли чудо достать, а младшего сына Ивана-соплячка и наряжать нечего.
     Иван-царевич услышал своего батюшка разговор и слезает со своей печи тёплой, просит у батюшка, у матушки благословеньице:
     — Я желаю по чисту полю гулять, и не могу-ле чуда-дива достать и твои следы потоптать.
     — Куда же ты пойдёшь-поедешь? Старшие братья лучше тебя были, да и то ничего не могли сделать, а тебе и ездить нечего.
     — А дадите поеду, и не дадите всё одно поеду.
     Тогда говорит царь вольной человек:
     — Божье да наше, дитятко, благословление даём тебе — Поезжай.
     Стал Иван-царевич наряжаться, надел на себя цветно-платье, пошёл на конюшен двор выбирать себе по разуму коня.
     Зашёл, на которого взглянет, тот дрожит, на которого руку положит, тот с ног валится.
     Не мог себе выбрать по разуму коня, пошёл на другой конюшенной двор. И на этом дворе не нашол коня.
     Вышел, пошёл вдоль по городу, повесил буйну голову, потупил взор свой да ясные очи во сыру-землю.
     А тут как раз навстречу идёт бабушка задворенка. Челом бьёт, низко кланяется:
     — Здравствуй, Иван-царевич! Что ты идёшь кручинен-печален, повеся держишь буйну голову, потупя держишь очи ясные? Царски дети не так ходят.
     Иван-царевич на ей осерчается:
     — Ах ты стара чертовка! Тебе ли про царски дела знать? Пну тебя под гузно, дак будет синяк под глазом.
     Разошлись они со бабушкой. Захотелось бабушке во второй раз попытать Ивана-царевича, стала обходить Ивана-царевича по другим улицам.
     Обошла, встречь опять идёт, челом бьёт, низко кланяется:
     — Что же ты ходишь кручинен Иван-царевич?
     — Тебе ли про царски дела знать. – Отвечает Иван ей.
     Снова с бабушкой расстались. Не разговорились. Думает бабушка в уме:
     — Схватится дитятко, да поздно будет.
     Но по дороге Иван-царевич и раздумался:
     — Слыхал я, что старые люди прежде на худо не потакали — Зачем я бабушке не объяснился?
     Стал Иван-царевич оббегать бабушку-задворенку по другим улицам и идёт ей навстречу, челом бьёт, низко кланяется.
     — Здравствуй, бабушка, богоданна матушка.
     — Здравствуй, царско дитятко, Иван-царевич, что ходишь кручинен-печален?
     — Как же мне, бабушка, не печалится: хотел я в чистом поли погулять.
     И рассказывает, как он выбирал коней и не мог найти.
     — Давно бы мне-ка извинился, давно бы я тебя направила: обратись к батюшке царю, проси у его коня доброго, на котором он ездил-гулял. Добрый конь стоит закопанной в погребу, прикован на цепи жалезной, а сбрую ищи в вашем старом доме, он огнилищем обсыпан, под лавками завалили его струментами лошадиными, там и седёлышко черкальчето и уздица точмяная.
     Иван-царевич пошёл к своему царю батюшке.
     — Ой, еси батюшко! Дай мне твоего добра-коня, на котором ты ездил-гулял.
     — Что же тебе надумалось — Старшие братья не могли конём владеть этим, а ты хошь владеть?
     Говорит Иван царевич:
     — Дашь дак возьму и не дашь дак всё одно возьму.
     Отвечает ему на то царь его батюшко:
     — Божье и моё благословленье, бери.
     Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба, скочил Иван-царевич ко добру коню, стал ему доброй конь своими передними ногами на плеча. Стоит Иван-царевич под добрым конём нешелохнется. Срывал Иван-царевич цепь железную, выскакивал у него доброй конь из погреба, Ивана-царевича вытаскивал. Садился на коня необузданого, необседланого, конь по полю поскакивает, Иван-царевич дубинушкой коня постёгивает. Напрыгался конь, наскакался и говорит тогда конь русским языком, человеческим:
     — Не стегай, Иван-царевич, меня занапрасно, буду служить тебе во веки.
     Повёл Иван-царевич своего коня доброго ко старому отцову дому, искал уздечку точмянную и седёлышко черкальское. Нашол седёлышко черкальское и уздечку точмянную, обуздал, обседлал, заходил к отцу-матери, прощался с батюшкой-матушкой, вышел вон на улицу и поехал.
     Едет Иван-царевич не по зелёным лугам, едет по каменным горам. Ехал, ехал, близко-ле, далёко-ле, низко-ле, высоко-ле, день до вечера. Стоит избушка о куриной ножке, об одном окошке, со крутым-красным крыльцом.
     Выходит из избушки стар-матёр человек, бабка старая, челом бьёт и низко клонятся.
     — Здравствуй, Иван-царевич, дитятко царево!
     — Как же ты меня, бабушка, знаешь и по имени называешь?
     — Как же тебя не знать: тут когда-то твой батюшко, царь езживал.
     Взяла у Ивана-царевича коня, брала и самого в избу завела, накормила, напоила и спать повалила. У сытого гостя стала вестей спрашивать:
     — Куда ты, Иван-царевич, правишься? Куда катишься? Едешь ты по охоты или по неволи?
     Отвечает Иван-царевич:
     — Своя охота пуще неволи бывает: хочу я чудо-диво достать и отцовы следы потоптать.
     — Не знаю, можешь-ле отцовы следы потоптать? Много твой батюшко-царь земли брал-собирал. Спи, дитятко, утро-мудро, мудрёней вечера бывает.
     Ночку Иван просыпал, поутру рано ставал, ключевой водой оммывался и полотёнышком утирался, выходил вон на улицу.
     Выходит стар-матёр человек на красно-круто крыльцо, заревел по-звериному, засвистел по-соловьиному:
     — Где вы есть, серые волки, все бежите и катитесь во одно место и во единой круг, выбирайте промеж собой, которой больше, которой едреней, за Иваном-царевичем бежать.
     Сбежались серы волки, выбрали, которой больше и едреней, за Иваном-царевичем бежать.
     Все серы волки разбежались, один остался. Тогда вывела бабушка старого своего коня, а коня Ивана-царевича оставляет к обратному пути. На том коне только можно по Инному цаствию скакать.
     — Поезжай, дитятко, вперёд, там живёт моя сестра, она направит тебя.
     Скоро скажется — Долго деется.
     Иван-царевич день до вечера, подъезжает к избушке. Стоит избушка о куриной ножке, об одном окошке с крутым-красным крыльцом. Выходит стар-матёр человек.
     Выходил тут стар-матёр человек на красно-круто крыльцо, спрашивает Ивана:
     — Здравствуй, Иван-царевич, дитятко царево! Давно то было, как тут когда-то твой батюшко, царь езживал.
     Взяла у Ивана-царевича коня, брала и самого в избу завела, накормила, напоила и спать повалила. У сытого гостя стала вестей спрашивать:
     — Куда ты, Иван-царевич, правишься? Куда катишься? Едешь ты по охоты или по неволи?
     Отвечает Иван-царевич:
     — Своя охота пуще неволи бывает: хочу я чудо-диво достать и отцовы следы потоптать.
     — Не знаю, можешь-ле отцовы следы потоптать? Спи, дитятко, утро-мудро, мудрёней вечера бывает.
     Ночку Иван просыпал, поутру рано ставал, ключевой водой оммывался и полотёнышком утирался, выходил вон на улицу.
     Засвистела бабушка по-соловьиному, заревела по-звериному:
     — Где вы есть, черные медведи, бежите в одно место, во единой круг.
     Выводит коня:
     — А твой конь пусть на обратной путь отдыхает.
     Садится Иван на коня. Говорит ему средняя бабушка вдогон:
     — Поежжай, дитятко, вперёд, там живёт сестра, она направит тебя.
     Ехал, ехал, ехал, есть захачивается ему, на языке вода отстаивается. Наконец приехал к избушке, стоит избушка, о куриной ножке, об одном окошке, со крутым-красным крыльцом. Выходит из избушки стар-матёр человек, челом бьёт и низко кланяется:
     — Здравствуй, Иван царско дитятко.
     — Как же ты меня, бабушка, знашь, по имени называть?
     — Как же тебя не знаю: Когда-то тут твой батюшко царь езживал.
     Взяла у Ивана-царевича коня, обрала и самого в избу завела, накормила, напоила и спать повалила.
     У сытого гостя стала вестей спрашивать:
     — Куда ты, Иван-царевич, правишься, куда катишься, едешь ты по охоты или по неволи?
     Отвечает Иван-царевич:
     — Своя охота пуще неволи бывать: хочу я чудо-диво достать и отцовы следы потоптать.
     — Много твой батюшко-царь земли брал-собирал. Спи, дитятко, утро мудро, мудрёнее вечера бывает.
     Ночку Иван просыпал, а поутру рано ставал, ключевой водой омывался и полотёнышком утирался, выходил вон на уличу. Выходил стар-матёр человек на красно-круто крыльцо, заревела по-звериному, засвистела по-соловьиному:
     — Где вы есть, левы звери! Собирайтесь во едино место, во единой круг, выбирайте которой больше, которой едреней, за Иваном-царевичем бежать.
     Тогда выводила коня.
     — Твой конь пусть к обратной пути-дороги твоей отдыхает.
     Тогда дарила ему бабушка скатёрку-хлебосолку.
     — На, тебе скатёрка-хлебосолка, захочешь ты попить-поесть, больше тебя кормить некому, и только ты эту скатерть некуда не девай: захочешь ты попить-поесть, разверни скатёрку-хлебосолку, сколько хошь ты, тебе питья и яства будет, сколько надобно и неубыльнёт ничего.
     Садился Иван-царевич на добра коня, распростился с бабушкой старушкой и вперёд поехал.
     Бежит за ним серый волк, бежит медведь и бежит лев-зверь. Ехал, ехал, близко-ле, далёко-ле, низко-ле, высоко-ле, доехал до реки. За рекой девица платье полощет.
     Кричит Иван-царевич:
     — Ей, девица, перевези меня через реку?
     Говорит девица:
     — Дашь-ле руку-ногу накосо отсечь тебе?
     Отвечает Иван-царевич:
     — Что тебе в моей руке-ноге? Возьми денег сколько хошь?
     Отвечает девица:
     — Дашь — Перевезу, не дашь — Не везу.
     Думает Иван-царевич:
     — Руку-ногу не дать отсечи, наб тогда назад возвращаться, а охота вперёд ехать.
     — Ладноть перевези, дам руку-ногу накосо отсекчи.
     Садилась девица в лодку, приезжает. Садились в лодку Иван-царевич, и конь, и волк, и медведь, и лев. Проезжают все через реку, приезжают к берегу, выходит Иван-царевич, коня и волка выводит, медведя и льва.
     Берёт девица Ивана-царевича за белы-руки, ведёт к оловянной плахе, берёт свою саблю вострую и хочет отрубить руку-ногу накосо.
     Выскочил серой волк, схватил девицу, начал бить, ломать, по полю трепать. Волочил, волочил, убил и бросил. Тогда сказал серой волк:
     — Прощай, Иван-царевич, я сослужил свою службу.
     Поехал Иван-царевич вперёд.
     Ехал, ехал, близко-ле, далёко-ле, низко-ле, высоко-ле, доехал до реки, встречает опять девицу.
     Кричит Иван-царевич:
     — Ей, девица, перевези меня через реку?
     Говорит девица:
     — Дашь-ле руку-ногу накосо отсечь тебе?
     Думает Иван-царевич:
     — Руку-ногу не дать отсечи, наб тогда назад возвращаться, а охота вперёд ехать.
     — Ладноть перевези, дам руку-ногу накосо отсекчи.
     Садились в лодку Иван-царевич, и конь, и медведь, и лев. Проезжают все через реку, приезжают к берегу, выходит Иван-царевич, коня выводит, медведя и льва.
     Только собралась девица у Ивана-царевича отрубить руку-ногу накосо, как Выскочил медведь, схватил девицу, начал бить, ломать, по полю трепать. Волочил, волочил, убил и бросил. Тогда сказал медведь волк:
     — Прощай, Иван-царевич, я сослужил свою службу.
     Поехал Иван-царевич вперёд.
     Ехал, ехал, близко-ле, далёко-ле, низко-ле, высоко-ле, доехал до реки, встречает опять девицу.
     Кричит Иван-царевич:
     — Ей, девица, перевези меня через реку?
     Говорит девица:
     — Дашь-ле руку-ногу накосо отсечь тебе?
     Думает Иван-царевич:
     — Руку-ногу не дать отсечи, наб тогда назад возвращаться, а охота вперёд ехать.
     — Ладноть перевези, дам руку-ногу накосо отсекчи.
     Садились в лодку Иван-царевич, и конь, и лев. Проезжают все через реку, приезжают к берегу, выходит Иван-царевич, коня и льва.
     Берёт девица Ивана-царевича за белы-руки, ведёт к оловянной плахе, берёт свою саблю вострую и хочет отрубить руку-ногу накосо. Тут выскочил лев-зверь схватил девицу, начал бить, ломать, по полю трепать. Волочил, волочил, убил и бросил. Тогда сказал лев-зверь волк:
     — Прощай, Иван-царевич, я сослужил свою службу.
     Иван-царевич садился на добра-коня и поехал опять вперёд, захотелось ему поесть, попить, покушать, слезает с добра коня, развёртывает скатёрку-хлебосолку, сидит и ест. Стал сытешынёк и веселёшынёк.
     Тут откуда ни возьмись выглянул поляк. Здоровается с Иваном-царевичем и говорит:
     — Хлеб да соль, Иван-царевич? Продай скатёрку-хлебосолку, или на чего сменяем?
     — А что у тебя есть хорошего, поляк?
     — А есть у меня костыль, из плеча в плечо перекатишь, выскочат три солдата, что хошь, то и сработают, что скажешь, то и сделают.
     Говорит тогда Иван:
     — Давай, неси, сменяем.
     Сменялись, садился Иван-царевич на добра коня и вперёд поехал.
     Ехал, ехал. Думает в уме:
     — Зачем я променял поляку?
     Взял костыль из плеча в плечо перекатил, выскочили три солдата.
     — Здравствуй, ласковой хозяин, что так скоро понадобились?
     — Бегите в поле, состигните поляка, отоймите скатёрку-хлебосолку и скажите: не воруй никогда боле.
     Состигнули поляка, били, ломили до полусмерти, принесли скатёрку назад. Опять поехал Иван царевич вперёд.
     Ехал, ехал, низко-ле, высоко-ле, близко-ле, далёко-ле, захотелось попить, поесть, покушать. Слезает со добра коня, развёртывает скатёрку-хлебосолку, сидит и ест, становится он сытешынёк и веселёшынёк.
     Тут снова откуда-то вылезает другой Поляк. Говорит Ивану такие слова:
     — Хлеб да соль, Иван-царевич! Продай скатёрку-хлебосолку, или на чего сменяем?
     — А у тебя что есть хорошего? – Спрашивает Иван.
     — Есть у меня молоды яблони и плётка-живулька. Если есть у тебя отец, мати, ты эти яблони скорми им, будут они тебя моложе и краше. А если человек помрёт, плёткой стегнёшь, он вскочит и побежит.
     Обменялись. Поехал, опять жалко стало, опять послал солдат отнять скатерть. Принесли ему молодцы скатерть, поехал Иван-Царевич дальше.
     Ехал, ехал, низко-ле, высоко-ле, близко-ле, далёко-ле, захотелось попить, поесть, покушать. Слезает со добра коня, развёртывает скатёрку-хлебосолку, сидит и ест, становится он сытешынёк и веселёшынёк.
     Выскакивает третий Поляк. Говорит он Ивану:
     — Хлеб да соль, Иван-царевич! Продай скатёрку-хлебосолку, или на чего сменяем?
     — А у тебя что есть хорошего? – Спрашивает Иван.
     — Ящик есть, ежели растворишь его, раскроешь, будет город, будут церкви и колокола, и будешь сидеть в доме за дубовым столом, и будешь царём, а положишь на которое место, будет ящик один и будешь ты сидеть в чистом поли.
     Сменялись снова. Поехал вперёд Иван-царевич. Поехал, опять жалко стало, опять послал солдат отнять скатерть. Принесли ему молодцы скатерть, поехал Иван-Царевич дальше.
     Ехал, ехал близко-ле, далёко-ле, низко-ле, высоко-ле, скоро Сказка сказывается.
     Доехал до городу середи ночи тёмной. В городу ворота заперты, кругом города стены, кругом струны проведены, на струнах колокола повешены.
     Ивану-царевичу захотелось в этот город заехать, хоть и ночью. Прижимает он своего добра коня, осержал его доброй конь, разбежался конь, скочил через стены, да ни одной струны не хватил.
     В этом самом городе увидал Иван-царевич, что горят свечи в доме одном. Подъезжает он туда, слезаает с коня, заходит в гриню, увидал на кровати спит девица-поленица, как сильный водяной порог шумит.
     Разметалась девица, заголилась до грудей. Тогда Иван-царевич этой девицы и устрашился. Обратился за двери, и стал из-за ободверинки за ней выглядывать и думает:
     — Что же я сонной девицы побоялся? Пойду я лучше её да почелую.
     Пошёл, девицу почеловал и опять обратился назад к ободревенке.
     — Что же, раз почеловал, так может сотворить с ней любовь облюбовную?
     Подошол к ей, приложился к ней и облюбил её. Обратился опять к ободверенке, стал на неё здрить-смотреть.
     Другой раз пошёл и ради прощенья опять её почеловал, потом пошёл назад на улицу.
     Садился скоро на добра коня, хватил его шпорами по бокам больно, осержает доброй конь, разбежался конь, скочил через струны. Да только хватил задней ногой за струну последнюю. Струны зазвенели, колокола забренчали, девица пробудилась, закричала:
     — А какая-ле собака наблевала, да не охитила, с собой не взяла.
     Кричит она своим служанкам зычным голосом:
     — Скоро служанки снаряжайтесь и скорее коня моего в карету запрягайте: погонимся за богатырём в чистом поле.
     Повезли девицу-поленицю в сугон за богатырём. Гонит Иван-царевич во всю прыть лошадиную во своё место, а поленница гонит за ним сзади догоняет уже.
     Пригнал к последней бабушки. У бабушки конь уже выведенной, заправленый, готовый.
     Сейчас с того коня и на другого перекинулся Иван, с бабушкой простился и вперёд погнал.
     Девица-поленица немного спустя времени к бабушки пригнала и спрашивает её:
     — Бабушка, туда дальше зверь какой-нибудь не прорыскивал-ле?
     — Нет, дитятко. Сколько помню себя, не было зверей тут.
     — Птица не пролётывала-ле?
     — Нет, дитятко. Не было птиц тут.
     — Молодец не проезживал-ле?
     — Нет, золото, никто не проезживал. Тебе, девица-поленица, не угодно-ле в байне попарится? С пути, с дороги тебе поди ой как натрясло.
     Эта девица и говорит:
     — Пожалуй, бабушка, в байне попарится надо, да ты разве только не долго продлишь байну-то?
     — Что ты, дитятко, сейчас изготовлю.
     Побежала баенку топить бегом, а сама дольше время тянет, чтобы Иван-царевич далее убрался.
     Истопила баенку, изготовила. Девица-царица сходила в баенку, попарилась, обкатилась, надела цветно платье, да и опять погнала в сугон за Иваном-царевичем.
     Иван-царевич ко второй бабушке, а у той конь уже заправленный.
     Поленица и у второй бабушки стала спрашивать про молодца, про зверя, про птицу.
     — Ветер-полоса не прошла-ле, бабушка?
     — Нет, дитятко, прошла, да давно. Не угодно-ле закусить кашки?
     — Долго, бабушка, варить.
     — Что ты, что ты. Я уж быстро.
     Закусила Девица кашки, погнала дальше. А Иван-царевич по тому времени догнал до третей бабушки, а у ней конь готовый уже опять. Девица-царица тут его и нагнала.
     Спрашивает бабушку: Сказка!!
     — Не проехал-ле кто тут.
     А сама слышит уже стукот копыт его коня. Девица на еду-питье не соглашается, вперёд погнала.
     Иван-царевич гонит по чисту полю, слышит за собой погоню великую, увидел на земле лежит доска деревянная, белая.
     Иван-царевич доску схватил, бросил на спину лошадиную, стал на доске надпись писать такую:
     У девки волос долог, ум короток: хочет она в чистом поле догнать ветер-полосу, да где же ей догнать-то, коли ветер-полоса всю поселенную кругом ходит.
     Эту надпись бросил в чисто поле, сам загнался в залезную траву, что ни его, ни коня не видать.
     Едет Девица, а не видать его. Девица-царица подогнала к этой доске, прочитала, своей головой покачала:
     — Верно, так, у бабы волос долог, да ум короток, где же мне ветер-полосу в чистом поле нагнать?
     Тогда обратила своего коня-добра назад и поехала в своё царство. Иван-царевич проскакал залезную траву, пробрался на чисто поле.
     Думает:
     — Я выменял ящик, да его не пробовал, какой он есть? Может там и нету ничего? Привезу домой, дак смеяться будут.
     Слезает со добра-коня, сам растворяет ящик на чистое поле. Тут и вправду появляются улицы, на них палаты, и он сидит в этих палатах белокаменных в городу. Тут он снова задумался в уме своём:
     — Растворил я город, да не на то место, куда надобно.
     Стал складываться, положил одно в место, и стал ящик в чистом поли вместо города.
     Садился теперь Иван на коня доброго и ехал вперёд. Приехал домой, открыл ящик около отцова города и стал город лучше и краше отцова.
     Взял он свой костыль, из плеча в плечо перекатил: стали три солдата.
     — Что, ласковой хозяин?
     — А вот, бежите в этом-та город, всю силу пресеките и перерубите, а отца да матерь в гости мне приведите.
     Побежали солдаты, всю силу пересекли, царя да царицу в гости повели. Заводят в палаты белокаменные, встречает их Иван-царевич и угощает. Сидели пировали, панкетовали, а только не знали родители, что он ихний сын.
     Иван-царевич сложил свой ящик. И видят все, что сидят царь-царица в чистом поли возле ящика.
     После того Иван-царевич и говорит им:
     — Здравствуй, батюшко и матушка-родима, узнали ли меня? Я ваш сын.
     Тогда говорит царь:
     — Вот Иван-царевич, настоящее ты достал чудо и диво.
     Иван-царевич взял и костыль, показал, как он действует. Взял плётку-живульку, взмахнул ею, и всю силу, которую пресёк, плёткой-живулькой оживил: солдаты побежали, кого стегнут, тот вскочит да побежит. Всю силу оживил.
     Тогда отправились они во своё царство. А царь и царица перед Иваном-царевичем дивуются и очинно любуются.
     — Настоящее наш сын чудо-диво достал и отцовы следы потоптал.
     Иван-царевич покормил отца и мать молодыми яблоками, и они стали краше и моложе Ивана-царевича.
     Тогда стали они любить Ивана-царевича, в чести и пре-милости держать.
     Скоро скажется — Долго деется.
     За это время, пока Иван-царевич домой возвращался, девица-царица прибыла в своё царство, сделалась беременна, родила двух сыновей, и эти ребята растут не по дням, а по часам.
     Пришло время и задумала она снарядить корабли, искать суженого в её любви виноватого за синее море.
     Вот наконец прибежали корабли её в то царство Иваново, становились в тихой гавани. Написала Девица ярлык, отправляются послы с ним к царю и просят от царя суженого виноватого жениха любимого на корабль.
     Посылает царь старшого сына Василья. Идёт он, видит, ему навстречу два парнёчка.
     — Маменька, маменька, вон наш татушка идёт.
     — Это не татинька идёт, это наш дядюшка идёт, ; говорит им Девица-царица.
     — Когда взойдёт он на корабль, в ноги ему падите, штаны с гузна стяните, по жопе ему нахлещите и скажите: Некогда в чужое дело не суйся.
     Так и сделали. Сын Василей назад едва идёт, задница саднит.
     Потом пошёл Федор, с ним сделали то же самое, что и с первым сыном.
     Пришёл Иван-царевич. Бегут ему навстречь два парнёчка.
     Девича-чарича говорит:
     — Прибежите, падите в ноги, один за ту руку, другой за другу, и ко мне его ведите.
     Привели. Говорит ей Иван-царевич:
     — Здравствуй девица-поленица.
     Кланяется ему Девица и говорит:
     — Как же ты прижил мне двух сыновей, а зачем от меня наугон гонишь?
     — Я тебе хоть и прижил, да без отца-матери благословленья не могу замуж взять.
     Отец и мать благословили. Обвенчались, стали жить-поживать. Уехали в Иное в девичье царство.
     Когда повели их венчать в церковь, Ивана-царевича с Девицей-Поляницей, Царицей Инного царства, не нашего, так стелили сукна красны, зелены, сини, а за ними шли голи кабацкие, резали эти сукна и в кабак носили.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Царевич и его невеста волшебница. Пермь.  Сказка!!
======
     Пошёл как-то Иван-царевич на охоту. Ходил он недели две, да и заблудился. Приходи в какое-то место, смотрит, стоит избушка. В эту избушку он зашёл, а там живёт старушка одна себе.
     Старушка эта говорит:
     — Вот что, Иван-царевич, ты ведь не женатый, давно, я знаю, тебя женить хотят. Вот ко мне сейчас три гостьи девицы придут. Я занавеской тебя прикрою, ты под лавкой сиди, не выглядывай, да и выбирай себе, какая тебе понравится!
     Иван-царевич залез под занавеску. Прибыли к этой старушке три девицы. Девицы как заявились, и сказали:
     — Ах, у тебя гость, бабушка, есть!
     А она говорит:
     — У меня гостя никакого нет!
     — Что нам сказывать? Мы и так знаем!
     Девицы разговаривать не стали, воротились и ушли. Иван-царевич вылезает из-под лавки, говорит старушке:
     — Из трёх одна очень хороша, мне поглянулась. Взял бы я ей замуж за себя.
     — На следующий раз, – старушка сказала. – Придут они, так я её вызову и спрошу у ней, не пожелает ли она взамуж идти за Ивана-царевича?
     Они во второй раз прилетают. Две остались на дворе, а одна, которая Ивану приглянулась, зашла в избу. Девица эта сказала:
     — Все ещё у тебя гость-от гостит?
     — Гость-то у меня не простой, а Иван-царевич! Не желаешь ли ты за него замуж?
     А девица ответила:
     — Я у сестёр спрошу, потом скажу!
     Да и ушла, назад не вернулась. Старушка и говорит тогда Ивану-царевичу:
     — У них долго этак толку ты не добьёшься, не дождёшься, поди же ты к морю: есть на море старой корабль, ты залезь в этот корабль! Потом они прилетят голубями, платья с себя сбросят. Есть одна из них девица, а две замужних. Ты смотри: замужние платья бросят вместе, а девица врозь от них скинет.
     Иван-царевич заявился на корабль. Прилетели девицы, платья бросили – замужние вместе, а девица врозь. Иван-царевич спрятал платье девицы.
     Выкупались они. Замужние оделись. А ей не во что одеться, тогда она и говорит:
     — Вы, сестрицы, отправьтесь, я останусь!
     Девицы замужние эти собрались и улетели, а она осталась и говорит.
     — Выбрось платье, я приоденусь, и потом приходи ко мне: если ровня моя, так будь муж мне, а если старше – брат родной!
     Она приоделась, он к ней вышел. Видит, что он ровня ей, за ручку Ивана взяла, поздоровалась и в уста поцеловала его, потом и сказала:
     — Откуль ты? Какой ты державы?
     — Я человек не простой, а Иван-царевич, заблудящий человек. А желаю тебя взять в замужество за себя.
     Она сделалась согласна. Перебросила с руки на руки кольцо своё, из кольца выскочило три ухореза.
     — Что ты нас покликаешь? На какие работы посылаешь?
     — Предоставьте нам здесь чтобы сейчас были лагери, и самоварчик готов, и жареного-пареного!
     Живо все готово сделалось. Она скричала своим слугам:
     — Исправьте мне корабль, мог чтобы бегать и морями, полями, лугами и лесами!
     Сели на тот корабль Иван и девица его, приезжают к её дому. Остановила она корабль. Она живёт одна, в особенном доме, эта девица.
     Сказала девица:
     — Я живу вот в этом доме. Ты сходи к моему отцу: подойди к поратному крыльцу и скажи, мол, прими барин нечаянного гостя к себе.
     Иван подходит к поратному крыльцу и кричит:
     — Барин, прими меня, нечаянного гостя: молодец не простой, а Иван-царевич!
     Барин скричал своих сорок слуг:
     — Слуги, натаскайте в комнату гороху и сутки уважайте Ивана, ползайте на коленках по гороху.
     Слуги, однако, не захотели ползать по гороху и думают про меж собой:
     — Пойдёмте в подтюремок к Ваське Большеголовому: он нам чего-нибудь скажет!
     Они, все сорок человек, пришли к подтюремному замку, скричали:
     — Васька Большеголовый, навязался к нам Иван-царевич! Не знаешь ли, чем и как его выжить из комнат?
     Васька Большеголовый сказал:
     — Дайте по сто рублей! Я скажу, что сейчас его барин выгонит.
     Они отдали ему сорок сотельных
     — Вот что, ребята, вы скажите, что он нам похвастался сделать корабль – чтобы он мог бегать и лугами, и морями, и лесами. Где ему его сделать?
     Приходят сорок человек, скричали все враз:
     — Барин, нам Иван-царевич вот чем похвастался, что может он сделать корабль – чтобы он мог бегать и лугами, и морями, и лесами!
     — Призовите его сюда, я сам спрошу!
     Приходит Иван-царевич.
     — Иван-царевич, ты выхвастываешься перед моими слугами, что можешь исправить такой корабль, чтобы он мог бегать и лугами, и морями, и лесами… А не исправишь, я тебе завтра и голову сказню!
     — Ну, ладно, ; говорит Иван, ; до утра дело продлится, утром что будет, то и будет!
     Приходит к его дочери в комнату и говорит:
     — Родитель твой задал мне задачу – исправить корабль, чтоб он бегал и морями, и лугами, и лесами.
     Она ему и говорит:
     — Это не твоё дело: утром вставай, все готово будет!
     Поутру встаёт, корабль готовый. Сказала девица:
     — Поди к барину, покатайтесь на корабле!
     Приходит Иван-царевич:
     — Корабль готов. Барин, давай садись, съездим покатаемся!
     Сели на этот корабль, наперво поехали морями, потом пересели лугами, потом лесами. Приезжают, наконец, домой.
     Скричал барин своим слугам:
     — Сорок слуг, натаскайте ещё более того гороху, потчуйте его двое суток всякими бисертами!
     Им сделалось невмоготу совсем.
     — Пойдёмте, ребята, к Ваське Большеголовому: он нам скажет, чем выжить его!
     Пришли к Ваське Большеголовому, скричали все враз:
     — Васька Большеголовый, что ты приказал, он исправил!
     — Отдайте мне теперь по двести рублей денег: я что скажу, ему вовеки не исправить, его барин завтра же выгонит!
     Отдали они по двести рублей денег. Сказал Васька Большеголовый:
     — Вот что ребята скажите, чем похвастался он нам: мол, на болоте посею хлеб, и в ночь этот хлеб родится и поспеет. Чтобы и выжать, и скласть, и поутру из свежего хлеба булки чтобы готовы
     — Ну, ребята, Васька Большеголовый выдумал, нам бы не выдумать!
     Приходят все сорок человек к барину, скричали все враз:
     — Барин, нам Иван-царевич вот чем хвастался: на болоте, мол, посею хлеб, и в ночь этот хлеб родится и поспеет, чтобы и выжать, и скласть, и поутру из свежего хлеба булки чтобы готовы.
     Барин приказал его призвать к нему.
     — Что ты, Иван-царевич, слугам хвастался, а мне ничего не говоришь? Чтобы ты посеял хлеб на болоте, и в ночь чтобы хлеб поспел, и поутру у тебя чтобы булки из хлеба были готовы!
     — Что ты, что ты, барин? – Говорит Иван, ; ничего такого я и не знаю.
     — А не сделаешь, я тебе и голову сказню! – Кричит ему Барин.
     — До утра дела будет, утром что будет! – Опечалился Иван Царевич.
     Приходит он к его дочери, обсказывает ей:
     — Родитель твой задал мне задачу вот какую: чтобы посеял хлеб на болоте, и в ночь чтобы хлеб поспел, и поутру чтобы булки из хлеба были готовы!
     — Это не твоё дело: ложись спать, утром все готово будет!
     Поутру встают – у ней уж и булки поспели. Приносит барину из свежего хлеба калачи.
     Барин глядел на болото: много кладей накладено. Дивился этому делу. Не иначе, всё это устроили нечистые-то духи.
     Скричал барин:
     — Сорок слуг, потчуйте этого человека трое суток! Натаскайте более того гороху, на коленках ползайте – уважайте его!
     Ползали трое суток, заболели ихние коленки.
     — Пойдёмте, ребята, ещё к Ваське Большеголовому! Он выдумает: сживать надо его как-да-нибудь!
     Пришли все сорок человек, скричали в один голос:
     — Васька Большеголовый, что ты сказал, он и сделал!
     — Ну, сёдни скажу, не сделать никогда! Отдайте вы мне сегодня по триста рублей с человека, тогда я выдумаю!
     Ладно он себе денег-то грудит. Они отдали по триста рублей денег. Васька Большеголовый сказал:
     — Скажите, мол, хвастается, что выстрою я середь моря церкву, и чтобы были попы и дьяки, поутру и звон готовый был бы. От этой церкви до дворца исправить хрустальный мост, а на мосту чтобы на каждом повороте по ёлочке стояли, на этих ёлках чтобы сидели разные птицы и пели разными голосами!
     Приходят они, сорок человек враз к барину, скричали все враз:
     — Вот нам Иван-царевич чем хвастается: Выстрою я середь моря церкву, и чтобы были попы и дьяки, поутру и звон готовый был бы. От этой церкви до дворца исправить хрустальный мост, а на мосту чтобы на каждом повороте по ёлочке стояли, на этих ёлках чтобы сидели разные птицы и пели разными голосами!
     Всё высказали.
     — Что он за чудак! Ступайте, зовите его сюда, я его спрошу сам!
     Приходит Иван-царевич.
     — Что ты за чудак: моими слугами хвастаешься, а мне ничего не говоришь! На взморье выстроить хвастаешься церкву, чтобы были попы и дьяки, поутру и звон готовый был бы. От этой церкви до дворца исправить хрустальный мост, а на мосту чтобы на каждом повороте по ёлочке стояли, на этих ёлках чтобы сидели разные птицы и пели разными голосами!
     — Что ты, что ты, барин! Где мне это дело сделать?
     — А не сделаешь, я тебе заутра голову сказню!
     — Ну ладно, до утра. Утром что будет! – Думает Иван.
     Приходит, своей невесте это все обсказывает.
     — Ну, это не твоё дело! – Успокаивает его девка.
     Невеста поставила чашку и приказывает Ивану:
     — Давай, сегодня плюй в чашку слюней!
     Он в ночь наплевал полную чашку. В ночь она ему и говорит:
     — Жить невозможно тут стаёт. Надо побегать отсюда в твоё царство.
     Она вылезла в трубу и его вынула, а окна запечатала. Пошли они в русское государство с ним.
     Поутру барин поглядел, видит на взморье церковь и от этой церкви до дворца хрустальный мост.
     Приказал слугам гадательную книжку подать. Спрашивает барин у книжки:
     — Кто ему пособляет?
     Поглядел в гадательную книжку, узнал, что ему дочь помогает. На это он осердился. Сказал слугам:
     — Ступайте, спросите: что есть ли они дома? – Тогда затопите баню!
     Слуги подходят к дому, скричали:
     — Дома ли вы?
     А слюни отвечают в чашке, что — Дома. Приходят к барину:
     — Они дома, что прикажешь?
     — Истопите теперь пожарче баню! Я, его изжарю и съем! – Кричит барин.
     Они истопили, изготовилась баня. Слуг посылает за ним. Слуги приходят:
     — Что вы долго спите, не открываете окна? Дома ли вы?
     А слюни не отвечают у них сила вышла уже. Тогда они открыли окна и смотрят, что их дома нет. Сказали барину.
     — Подайте мне гадательную книжку: я посмотрю, где они есть?
     Глядит он в книжку. Доказывает ему, что они в пути: идут в русское государство. Посылает своих слуг:
     — Догоните слуги, воротите их назад!
     Слуги, все сорок человек, поехали:
     — Догоним, так мы им дадим жару!
     Стали их догонять. Она обвернула его стожком, сама – остожьем. Слуги взад-вперёд проехали, никого, кроме этого стожка не видали.
     Приехали к барину, обсказывают:
     — Мы никого не видали, кроме – стоит стожок, остожье, больше никого!
     Барин сказал, что.
     — Вы бы везли жердь, мы бы их воротили. Ступай, везите жердь! Воротите их.
     Они во второй раз поехали. А невеста услыхала погоню.
     — Мила ладушка, за нами погоня едет! ; Говорит невеста.
     Обворотила она Ивана его коровой, а сама сделалась старушкой, села под его и давай доить.
     Они поехали, старушку догоняют, поздоровались, старушку спросили:
     — Бабушка, не видала ли – проходили молодец с девицей?
     — Не видала, никто и не проходил.
     Воротились они, обсказывают все барину. Барин кричит, ногами штропает:
     — Вас нечего посылать! Послать надо хозяйку, она вас лучше догонит!
     Хозяйка у него людоедка была, волшебница хитрая.
     — Призвать хозяйку ко мне на лицо!
     Барин свою хозяйку посылает:
     — Когда она не спросилась у меня, выходит она за Ивана-царевича, ты сама ступай, их вороти назад!
     Мать полетела. Сразу узнала дочька-то, что мать их догоняет:
     — Погоня за нами не простая, а летит мамонька родная
     Перебросила она с руки на руки кольца, выскочили три ухореза:
     — Что ты нас покликаешь, на какие работы посылаешь?
     Сказала эта девица:
     — Пропусти огненную сейчас реку, а за огненной рекой чтобы были лагери. Натащите всякого бисерту! Отдых мы сдумали.
     Прилетела мать к реке:
     — Ах, дочь, я летела вас благословить, а ты вот что сделала, не допущаешь меня до себя!
     — Ты хищница, ты должна нас сгубить обоих!
     — Ничего я не сделаю! Только благословлю и повидаюсь с Иваном-царевичем. Допусти меня посмотреть жениха!
     Дочь приказала своим слугам:
     — Не допустить, а утопить её в огненной реке, мать мою, чтобы её не было на белом свете!
     Так и сделали с людоедкой ухорезы, только булькнула её голова в огне.
     — Ну, Иван-царевич, теперь мы отправимся с тобой в твоё государство, теперь я никого не боюсь: отец у меня простой человек, ничего не знает!
     Доходят они до русского государства. Невеста говорит ему:
     — Мне в твой город идти нельзя сейчас! Стану я в этот дуб. Смотри, придёшь домой, мать свою не целуй в уста, а целуй в щёчки, всех целуй в уста. Как если ты мать поцелуешь в уста, то ты меня забудешь!
     Наказала она ему:
     — Если не поцелуешь мать в уста, тогда приедешь, тогда запрягай 10 лошадей рабочих, приди к дубу, я в этом дубе буду стоять, так ты этот дуб стегни плетью. Из дуба я выйду змеей: ты подойди, стегни плетью, скажи:
     — Из змеи обворотись девицей, а перед девицей окажись казна неоценённая!
     Сама-то она волшебница была, от матери взяла волшебство своё. Иван-царевич приходит в своё государство, в свой дом. Заходит в свои комнаты, со всеми поздоровался, сел на стул.
     Никто не может его признать, что он сын их. Его они потеряли. Много годов он проживался там. Оборвался, обносился.
     А у матери слезы навернулись, что шибко на сына похож. Как взглянет – и заплачет. Иван-царевич сказал:
     — Мати, не плачь! Я ваш сын!
     Мать на него пала, заплакала. Он поцеловал мать в щёчки, в ту щёчку и в другую. Также братьев и отца своего, всех поцеловал в уста.
     Сыновья заметили:
     — Что же, братчик, всех нас поцеловал в уста, а нашу родительницу в щёчки?
     Он тогда во второй раз подскочил, мать в уста поцеловал. Как мать поцеловал – и невесту забыл.
     Много времени проходит, Ивана нет, Невеста долго сидела в дубе и думает:
     — Нечего мне стоять в дубе.
     Отправилась сама к царю в город русский. Выпросилась она у одной старухи квартировать. Старуха живёт одна себе. Она её и спрашивает:
     — Старушка, знать, очень ты бедно живёшь?
     — Я только по миру хожу, тем и питаюся.
     Девица сказала:
     — Прими меня с тобой жить: я буду где воды носить, где и дров подтащу – веселее двоим жить будет!
     Старуха согласилась её держать.
     — Бабушка, чем нам так жить, напишу я три письма, стащи ты их во дворец: первое письмо передай Ивану-царевичу, а два письма генералам, чтобы они ходили к нам в гости. Я же всё-таки молодая и красивая.
     Старуха письма эти взяла, потащила во дворец и раздала Ивану-царевичу и генералам.
     Сходятся они все трое во дворце, уговариваются, кому наперёд идти в гости. Наперво старшему генералу приказал Иван-царевич идти в гости.
     Генерал повечеру приходит к старушке в избу, как огонь они зажгли уже в избе. Старушка лежала на печи, а невестка на полатях.
     Она занавесочку отбросила и смотрит.
     — Бабушка родимая, гость к нам хороший пришёл. Вышила я про него ширинку, да во дворе забыла у дров. Родимая бабушка, сходи-ка за ширинкой!
     Старуха на ответ сказала:
     — Я сама стара, я тяжела, сходи сама!
     А генерал сидит:
     — Нельзя ли мне сходить за ширинкой?
     — Сходи генерал, ты помоложе меня будешь! – Старушка говорит.
     Приходит генерал к дровам, тут топор лежит и также костёр дров. А топор заговорённый был. Только он взял топор, так сразу не по своей воле принялся эти дрова рубить на мелкие. Прорубил он до свету, смозолил свои руки, потом сдумал к царю бежать во дворец. Сделалось ему конфузно: всю ночь дрова рубил. Нечего и ходить к такой невесте!
     День проходит. К вечеру другой генерал катится в гости. Приходит к старушке в дом. Старуха лежала на печи, девица-невеста на полатцах.
     Сглянула в окошко девица:
     — Ох, бабушка, гость хороший пришёл. Вышила я для него ширинку, да около конюшни забыла. Родимая бабушка, потрудись, сходи за ширинкой!
     — Я стара, я стала тяжела, сходи сама!
     А этот самый генерал и говорит:
     — Нельзя ли мне сходить?
     — А милость будет, потрудись, сходи! – Старушка просит.
     Генерал подходит к конюшне. Тут стоит кирка и лопатка, заговорённые невестой Ивана. Только он к ним прикоснулся. Так сразу не по своей воле назём начал выбрасывать из конюшни, всю ночь бросает. Генерал вылез из конюшни, глядит: солнце уже высоко взошло. Тогда он бежал скорее к царю во дворец, весь в говнах вывалялся.
     Вот невеста Иванова на него полюбовались, посмеялась!
     День проходит. Повечеру сам Иван-царевич приходит к девице к этой. Девица смотрела с полатей.
     — Родимая бабушка, гость у нас пришёл хороший, человек не простой, Иван-царевич! Родимая ты бабушка, вышила я для него ширинку, да в сенках сидела, забыла. Сходи же ты!
     — Я дитятко стара уж, да тяжела!
     А Иван-царевич встревает в разговор:
     — Да что, эти сенки недалеко, нельзя ли мне сходить?
     — Сходи, Иван-царевич, в сенки за ширинкой.
     Тут стоял ячменя полон мешок и жерновца заговорённые невестой Ивана. Только он взялся за них, чтобы подвинуть, как начал не по свою волю крупу молоть на жерновках. Всю ночь крупу молол на жерновцах.
     Отворил он дверь, видит, что солнце взошло уже высоко. Не взглянул он в избу, убежал Иван-царевич домой.
     Увидел его генерал, спросил:
     — Иван-царевич, как невестка – хороша ли?
     Иван-царевич сказал:
     — Больше не пойду, всю ночь я крупу молол.
     Старшой генерал сказал:
     — Я всю ночь дрова прорубил!
     А младшой ему вторит:
     — А я всю ночь назём чистил!
     — Больше не пойдём к ней. ; Говорит Иван.
     Посылает как-то Иван-царевич своего родителя в другое королевство за себя сватать другую невесту, про первую всё никак не вспомнит.
     Царь карету запрягает, приезжает в королевство другое, объясняет, что с добрым словом, за сватаньем. Король приказал:
     — Пускай Иван-царевич прямо едет за невестой!
     А невеста Ивана, волшебница, старушке-то в это время подаёт сто рублей денег и говорит:
     — Сходи на кухню к царю, сырого хлеба булку купи за сто рублей! Может, дёшево и не продадут, всё равно купи.
     Старушка приходит к царю на куфню к поварам:
     — Продайте мне сырого хлеба булку! Что возьмёте?
     Повара для насмешки сказали старухе:
     — Если не жалко сто рублей! А ниже не отдадим! Сто рублей за булку!
     Приносит старушка тесто и подаёт невесте. Она сотворила голубя и голубиху из теста, посылает их в королевство, этих голубей.
     Иван-царевич приезжает в это время к королю за невестой. Приняли его во дворец и завели во комлаты. Ивану-царевичу подали невесту. Садился он за стол с невестой.
     Только они сели за стол, тут голуби пробились в залу, сели к столу близко. Голубиха ударила голубя крылом и сказала:
     — Ты, подлец, то не сделай надо мной, как Иван-царевич: бросил Марфу-царевну свою, раньше которая была невеста!
     Король сказал:
     — Убрать этих голубей!
     А Иван-царевич говорит:
     — Погоди, мне любопытно поглядеть на них! Пущай они сидят тут у стола!
     Повторила голубиха: второй раз ударила голубя крылом и сказала:
     — Если ты меня бросишь в чужом государстве, я тебя не выпущу из своих палат и кончу!
     Тут Иван-царевич сдумал про это:
     — Это непременно от невесты присланы голуби! Поймать их! ; Приказывает он.
     А их только и видели: они улетели. Вздумал-возомнил Иван-царевич про свою про старую невесту, сказал королю:
     — Мне твою дочь нельзя взять! Есть у меня невеста в Урале – если я её не возьму, то мне живому один месяц не прожить, она меня кончит!
     — Я с тебя много возьму денег за то, что ты посмеялся! – Говорит ему король.
     — Все равно! – Отвечает ему Иван. ; Лучше же я за бесчестье заплачу, а все-таки мне твою дочь нельзя взять!
     Уехал он без невесты. Приезжает домой, королевскую дочь не привёз. Царь встретил и сказал:
     — Что же ты, Иван-царевич, почему ты невесту не привёз от короля? Или не поглянулась?
     Иван-царевич сказал:
     — Тятенька, есть у меня невеста в Урале, только я забыл про неё! Мне нужно ехать за своей невестой. Если я её не возьму, то мне живому один месяц не прожить, она меня кончит! Тятенька, нужно десять телег рабочих запрячь, и вот я запрягу себе одиннадцатую карету.
     Сел в карету с кучером. Ехали за ним 10 подвод телег. Приезжают к этому дубу.
     — Ребята, что я стану делать, вы не бойтесь, только глядите на меня!
     Подходит он к дубу, стегнул своей плетью – и вышла змея, ужасная, как оглобля. Подходит Иван-царевич к змее, стегнул её нагайкой, сказал:
     — Обворотись из змеи девицей, а перед девицей казна неоценённая!
     Явилась тут Марфа-царевна пред Иваном, а за ней образовалась золотая гора. Золота нагребли десять телег.
     Сами Иван-Царевич и Марфа сели в карету, поехали к царю во дворец. Приезжают к царю во дворец: со всеми она обошлась, поздоровалась, уважительная такая. Понравилась она царю с царицей.
     Приказал царь съездить к венцу, повенчаться. Завели пир на весь мир.
     Кутили сколь было кому силы отмерено, пока не свалились.
     Тут и сказке конец! А мне бисерту голбец.
......
Иван Царевич и Елена Прекрасная. Пермь.  Сказка!!
======
     У царя были сын да три дочери.
     Царь стал помирать и сыну наказывает:
     — Смотри, перво-наперво дочерей отдай, а потом сам женись!
     Царь помер. Схоронили и поминочки отвели ему хорошие.
     Поживают год и два. Старшей сестре стукнуло 30 лет, а второй было 26, младшей немного с лишним 20 годов. Время и Ивану-царевичу жениться. Приходит он к сёстрам на совет:
     — Что, сёстры, стало быть, коли за вами женихи-то не приедут, так и мне сроду и не жениться?
     Старшая сестра говорит:
     — Запряги Иван карету, поезжай: не найдёшь ли в чужой державе мне жениха?
     Запряг Иван золотую карету, поехал искать. Только проехал станцию – едет рыцарь не хуже его, на такой же на золотой карете.
     — Постой, Иван-царевич, скажи мне, куда ты поехал?
     Иван-царевич сказал:
     — Есть у меня старшая сестра, охота мне её замуж отдать, женишка ей сыскать.
     — Ладно, хорошо. Этот самый молодец я и есть. Согласен я её взять, я за тем же поехал – невесту искать себе.
     Рыцарь тот объяснил Ивану:
     — Я Иван уродец, у меня одна рука сохлая.
     Отвечает Иван ему:
     — Может, сестре приглянешься, это ничего!
     Приезжают к Ивану-царевичу. Сестра выбежала встречать их:
     — Что, брат, привёл ли мне жениха?
     — Привёл, вот гляди.
     Жених поглянулся ей, согласилась она за него идти. И они с ней повенчались. День пировали. Дело к ночи. Взяла она его за ручку, повела в спальню, там и пролюбезили полночи.
     Поставил Иван-царевич дежурного одного:
     — Смотри, не прокарауль. Я его не спросил, как зовут и отколи.
     Ночь проходит. Поутру Иван-царевич приходит, заглянул в горницу: нету никого, они уехали. Дежурного мазнул по щеке и в тюремный замок свёл, заковал.
     Приходит на совет к сёстрам к другим.
     — Что, сестры, за вами если не приедут, неужели мне сроду не жениться?!
     Сестры посылают:
     — Съезди, братчик, по чужим державам, может, и мне не найдёшь ли жениха?!
     Сделался очень рад Иван-царевич. Приказал кучеру запрячь карету золотую. Только проехал станцию – едет навстречу не хуже его такой же рыцарь на золотой карете.
     — Стой, Иван-царевич! Скажи мне подробно, куда ты поехал?
     Иван-царевич сказал:
     — Есть у меня две сестры, и охота мне середнюю сестру замуж отдать. Я за этим поехал, женишка искать.
     — И я также поехал невесту себе искать. Только я на две руки уродец, обе они у меня сохлые.
     — Ну дак что же. Может вы и слюбитесь. Поедем всё-таки! ; Сказал Иван-царевич.
     Приезжают к Ивану-царевичу. Сестра середняя выбегает:
     — Что, братчик, привёл жениха?
     — Привёл, вот гляди!
     Она сделалась согласна. Пошли к венцу, повенчались с ним. День пировали. Дело к ночи. Взяла она его за ручку, повела в спальню, там они и облюбилися.
     Поставил Иван-царевич двух дежурных:
     — Смотрите, вы не прокараульте!
     И они всю ночь сидели, не спали нисколько, караулили. Поутру Иван-царевич встаёт:
     — Что, в комнатах зять?
     — Должон быть в комнатах. Всю ночь не отворялась дверь!
     Иван-царевич глянул в комнату: нет никого. Иван-царевич задал им по лизии и отправил в тюремный замок их, за то, что прокараулили.
     Потом стал малой сестре говорить:
     — Что, сестра, если за тобой женихи не приедут, мне сроду и не жениться?
     Сестра его посылает тоже жениха искать. Запряг золотую карету, проехал станцию, едет другую. Едет рыцарь. Сверстался против него и говорит:
     — Стой, Иван-царевич! Скажи мне, куда ты поехал?
     Иван-царевич сказал:
     — В чужую державу: охота мне малую сестру замуж отдать за кого-нибудь.
     — Отдай за меня! Я кругом уродец: у меня обе руки сохлые, и плохо я недовижу, и ноги плохо ходят.
     — Ну, поедем, что же! Может, сестре поглянешься!
     Приезжают к Ивану-царевичу. Сестра выбегает и говорит:
     — Привёл жениха?
     — Привёл, вот гляди!
     Обсказал всё сестре:
     — Смотри, сестра, не ошибись! Он кругом уродец!
     — А что человека конфузить! Все-таки я за него пойду.
     Сходили, повенчались. День пировали. Дело к ночи: повела она его в спальню. Там они и сошлися, шилу к мылу приладили. И поставил Иван-царевич трёх дежурных и наказывал:
     — Смотрите, и вы подлецы, не прокараульте! Караульте попеременно, не спите!
     Услышал это жених, вышел и говорит:
     — Иван-царевич! Почто же ты поставил дежурных караулить меня?
     — Как же мне не ставить? Отдаю я за третьего и не знаю: как зовут и откуль какой есть?
     — Когда ты не знаешь, я тебе скажу: отдал ты своих сестёр за нас, за трёх братов. Прозванья у нас разные: большой брат – Медведь Медведёвич, а второй брат – Ворон Воронёвич. А моя фамиль лёгкая: меня зовут Воробей. Иван-царевич, оставь этот караул! Если тебе угодно, сам с огнём стой у двери: Когда захочу я уехать, тогда тебе не увидеть!
     Иван-царевич таки поставил трёх дежурных и сам стоял всю ночь с огнём, дежурил. Только после полночи глянул в их комнату – нет никого. Выбежали на улку – и кареты нет.
     Иван-царевич и говорит тогда:
     — Стало быть, не виноваты и те солдаты. Так, тех дежурных расковать и из тюремного замку выпустить!
     Сам же Иван-царевич отправился в Сенот посоветоваться со своими генералами:
     — Господин генерал, я оставляю вместо себя тебя, а сам отправляюсь искать себе невесту!
     Насушить приказал сухарей и отправился по Уралу диким местом, не путём, не дорогой. Шёл он шёл, и как-то нечаянно выходит на одно место и видит, что стоит тут преогромный дом.
     Подходит к дому. Из этого дома Медведь Медведёвич, старшой зять, выбегает с его сестрой, встречает его. Всякими напитками начали его потчевать и стали его спрашивать:
     — Куда же ты, Иван-царевич, пошёл? Скажи подробно нам!
     — Думаю вот себе невесту взять, да не простую, а царицу Елену Прекрасную.
     — Я тачил да думал про это, да полагаю, что тебе, Иван-царевич, надо бы воротиться назад. У ней уже 10 богатырей как ты на аржаной соломе сидят голодуют, и тебе не миновать, чтобы не поголодать!
     Махнул рукой Иван-царевич и говорит:
     — Ну, что будет, то и будет! Все-таки я пойду!
     — Хорошо, ; говорит Медведь Медведёвыч, ; коли пойдёшь, так я тебе дам подарок: на вот тебе бутылочку одногорлую! Пойдёшь по дороге, да захочешь есть, так махни в ту сторону и в другую, тут увидишь, что будет! А если тебе не надо, махни бутылкой кверху – ничего и не будет.
     Принял подарок этот Иван, в карман положил, отправился в путь. Шёл он переходами, вышел на одну станцию и захотел есть, да и говорит:
     — Эка сестра моя злодейка, не дала мне на дорогу и хлеба!
     Вынимает бутылку, отворяет пробку, махнул в ту сторону и в другую – выходит царство, и слуг перед ним много оказалось. Пошло ему угощенье тута. Удивился Иван:
     — Вот оттого-то сестра не дала мне хлеба. ; Похвалил зятя. ; Как я теперь буду это царство собирать?
     Полежал Иван-царевич на диване, отдохнул он немного, взял эту бутылку, махнул ей кверху – и ничего не стало. Взял эту бутылку в карман и сам вперёд пошёл.
     Проходит он другую станцию, пришёл в другое место и увидел там дом не хуже того, чем не лучше. Из этого дома выходит Ворон Воронёвич и сестра его средняя. Они его встречали, собрали на столы, начали его потчевать.
     Потом зять Ивана стал выспрашивать:
     — Куда же ты, Иван-царевич, пошёл? Скажи нам об своём походе.
     — Думаю я, ; говорит Иван Царевич, ; мленьем себе взять невесту не простую, а Елену Прекрасную царицу.
     — Мы-то с братьями не хуже тебя, по три года бились, да ничего не могли поделать! Тачил я да думаю, чтобы надо тебе воротиться домой. Есть у ней 10 богатырей как ты, мрут они на аржаной соломе. И тебе не миновать, чтобы среди них не поголодать в тюремном замке.
     Подумал Иван Царевич, покачал головой и говорит на те слова:
     — Ну, уж что задумал! Все-таки пойду!
     — Ну что же, ; говорит Ивану Ворон Воронёвич, ; коли пойдёшь всё-таки, так я дам я тебе бутылку двухгорлую. Знаешь ли, что с нею поделывать следует?
     Иван-царевич на то сказал, что: знаю, мол. Отправился в путь дальше.
     Шёл он да шёл и приходит он другую станцию, пришёл в другое место и увидел там дом не хуже того, чем не лучше. Из этого дома выходит Воробей и сестра его меньшая. Они его встречали, собрали на столы, начали его потчевать.
     Потом стали спрашивать:
     — Куда же ты, Иван-царевич, пошёл?
     — Думаю я, ; отвечает им Иван Царевич, ; себе взять невесту не простую, а Елену Прекрасную царицу.
     Ухмыльнулся Воробей и говорит Ивану ласково:
     — Тачил да обдумал это и полагаю тебе назад воротиться. Есть у ней 10 богатырей как ты могучих, да только мрут они у ней на аржаной соломе, и тебе того не миновать, чтобы не поголодать.
     Посмотрел Иван на Воробья, мотнул упрямо головой и говорит:
     — Что будет, то и будет, пойду в путь!
     — Ну так вот что, Иван-царевич, коли уж пойдёшь, так я тебе дам подарок.
     Подарил он ему трёхгорлую бутылку.
     — Знаешь ли, что в неё поделать?
     — Знаю. – Отвечает Иван.
     Отправился он в путь дальше. Шёл он долго-недолго шёл и пришёл к Елене Прекрасной в город. Идёт он городом и спрашивает у человека:
     — Кто в этом городе проживает?
     Говорит ему человек тот:
     — Правит этим городом Елена Прекрасная.
     Доходит Иван до её дворца, заходит к ней во дворец. Стоит дежурный у поратного крыльца и говорит:
     — Братец, что нужно? Доклад тут мой! Не ходи без моего докладу!
     Иван-царевич, не говоря ни слова, пласнул этого дежурного – он и с ног долой! Заходит в её палаты. Увидала Ивана-царевича, затопала на него ногами.
     — Кто тебя, мерзавца, без докладу дозволил зайти в мои палаты?
     — Я человек не простой, я Иван-царевич! За добрым словом, за сватаньем пришёл к тебе, – говорит Иван.
     Она приказала тут же его заковать, свести в тюремный замок на аржану солому. Не противился Иван, спустился в замок. По вечеру привозят к ним воз соломы. Иван-царевич не велит соломы сваливать.
     — Не нужно нам соломы, мы пропитаемся и без соломы!
     После этого вынимает одногорлую бутылку, махнул в ту сторону и в другую – выходит царство, пошло им угощенье. Разгулялись эти самые богатыри и стали кричать:
     — Дежурные да стражники, от нас не уйдёте, весь тюремный замок раскатаем и вас убьём!
     Один дежурный убежал с докладом Елене Прекрасной сказывать. Посылает Елена Прекрасная служанку:
     — Не продаст ли эту самую бутылочку?
     Служанка приходит:
     — Иван-царевич, не продашь ли нам бутылку?
     — Не продажна, а заветная.
     — Какой же ваш завет?
     — Завет наш такой: час время её тело по колен посмотреть.
     Служанка приходит, ей объясняет: такой-то завет.
     — Привести его! Что же, ведь он поглядит, ничего не сделает, а все-таки отобрать надо!
     Расковали, привели, она открыла по колено тело. Посмотрел час время он у ней, что под коленами. Час проходит. Закрывает Елена коленки, берёт бутылку у Ивана.
     — Заковать его просмешника! В тюремный замок отвести опять! – Приказывает Елена снова.
     Ни слова не говоря, Иван-царевич спускается в замок и вынимает двухгорлую бутылку, махнул в ту сторону и в другую – выходит ещё того лучше государство. Пошло им ещё угощенье такое же.
     Напившись и наевшись, закричали богатыри на сторожов:
     — Не уйдите от нас, вас всех перебьём и тюремный замок ваш раскатаем!
     Один дежурный прибежал с докладом, что богатыри разгулялись: из бутылки Ивана-царевича вышло царство ещё лучше того. Она посылает девку-служанку опять.
     Дежурный приходит и говорит.
     — Иван-царевич, не продажна ли у тебя бутылочка?
     — Не продажна, а заветна.
     — Какой у тебя завет?
     — Завет у меня – по пуп тела посмотреть два часа.
     Она на том решила, что расковать, привести смотреть его, не выхватит, говорит, он у меня, ведь. Приводят его. Она открывает платье, и он просмотрел два часа.
     Два часа проходит, тело она закрывает, бутылочку у него отбирает. Приказала его свести опять в тюремный замок.
     Также бессловесно Иван идёт в замок оттыкает трёхгорлую бутылку, махнул в ту сторону и другую – вышло царство ещё лучше того, пошло им угощенье.
     Напились, наелись, зашумели богатыри да и прогнали всех дежурных:
     — Если вы не уйдите, вас всех перебьём и тюремный замок раскатаем!
     Один дежурный прибежал с докладом, что богатыри разгулялись: из бутылки Ивана-царевича вышло царство ещё лучше того.
     Она посылает девку-служанку опять:
     — Что он просит?
     — Не продажна, а заветна.
     — Какой у тебя завет?
     — Пущай же она в своих комнатах поставит две кровати вместе, и мы с ней лягем на кровати, чтобы она никакие речи не могла говорить со мной, не худые, не добрые, а лежать на разных кроватях. Если я буду говорить, то она мне голову сказнит. А если она будет говорить, то с ней голову снять!
     Согласилась. Пошёл Иван из тюремного замку, наказал своим богатырям:
     — В полночь вырвитесь, придите и кричите: Ура! Ура! Взяли, взяли!
     Приходит, ложится с ней на разные постели и договорился, чтобы отнюдь никакие речи не говорить, не худые, не добрые.
     Сам Иван отворотился от неё и лежит, уснул крепко, не разговаривает. Елена Прекрасная умом своим думает:
     — И поговорила бы я с ним, да нельзя говорить!
     Помаялась и уснула крепко. Около полночи вырвались 10 богатырей, приходят и закричали враз:
     — Ура! Ура! Взяли! Взяли!
     Елена испугалась этого шума, задурела, соскочила с кровати, да и закричала. Иван-царевич схватил её за волосы, замахнулся на неё саблей, хотел с неё голову снести.
     А Елена взмолилась:
     — Иван-царевич, не секи мою голову, я добровольно за тебя замуж пойду!
     — Ладно, хорошо, посмотрим! – Сказал Иван и отпустил её.
     До утра они доживают. Утром съездили, повенчались. Пошла у них во дворце пировка после этого. Когда повенчались Иван с Еленой, то пожалели они этих богатырей, выпустили их на волю, и дали им сполна водки.
     Живёт Иван с ней месяц и два этак. Обжился. Домой ехать не торопится. Она ему как-то и говорит:
     — Иван-царевич, пойду я в дальний сад на прогулку, а ты везде ходи по дворцу, только в этот подвал не ходи и не гляди туда!
     — Ладно, – говорит Иван.
     Она и ушла в дальний сад в разгулку. А Ивану скучно без неё стало, вышел он погулять, идёт по двору, всё обсмотрел, до этого подвала запретного доходит и думает.
     — Что такое тут? Все-таки я погляжу, ничего не сделается мне!
     Отворяет этот подвал. Там стоит старичок на огненной доске. Сужалел Иван этого старика, не знал, что это Кощей бессмертный и говорит ему:
     — Ах, дедушка, тошно тебе стоять на огненной доске!
     Сказал Кощей:
     — Если, молодец, ты меня спустишь с доски, я тебе два века ещё прибавлю! Ты будешь жить три века.
     Иван-царевич сужалел, оборвал у него цепи, вывел старика из этой конюшни. Кощей ударился об землю, полетел в дальний сад, поддел Елену Прекрасную из саду и увёз.
     Иван-царевич ждал несколько суток, дён до пяти – нет Елены Прекрасной, думает, что в гости она отправилась.
     Иван-царевич поймал себе коня, поехал на розыски – искать Елену Прекрасную.
     Ехал он ехал, приехал на дикое место, увидел дом, а во дворе нашёл Елену Прекрасную. Елена Прекрасная встретила Ивана, сплакала и говорила:
     — Ну, я тебе говорила! На что ты его спустил? Пущай бы он догорал бы, старый пёс!
     Кощея Бессмертного, дома не было. Посадил Иван-царевич Елену Прекрасную, повёз он её в своё государство опять домой.
     Приезжает Кощей домой, походил по комнатам, нигде нет Елены Прекрасной. Приходит в конюшню к своему коню.
     — А что, конь, гость был тут?
     Конь сказал:
     — Был.
     — Елену Прекрасную увёз?
     — Увёз.
     — А скоро ли мы можем её догнать?
     — Двои сутки попируем, тогда догоним!
     На третьи сутки Кощей сел на коня, одним мигом догнал Ивана, не допустил до царства его.
     — Стой, Иван-царевич! Побил бы я тебя, да слово переменить не хочу своё: век ты свой прожил, ещё тебе два века жить!
     Ссадил Елену Прекрасную и увёз домой.
     Иван-царевич потужил-потужил, пожил у неё в государстве, выбрал себе коня получше первого, поехал опять за ней. Приезжает к ней в дом, Кощея опять дома нет. Посадил Елену Прекрасную, повёз домой.
     Не через долгое время прибыл Кощей, дома поискал Елену, не нашёл, потом к коню своему приходит и спрашивает у него:
     — А что, конь, гость был?
     — Был и Елену Прекрасную увёз.
     — А скоро ли мы можем её догнать?
     — Суточки попируем да догоним!
     На другие сутки сел Кощей на коня. Догнал Ивана и говорит ему:
     — Ещё тебе Иван Царевич век один жить осталось!
     Ссадил Елену Прекрасную и увёз домой.
     Бросил этого коня Иван-царевич, отправился ещё счастья искать, не поехал к ней в государство.
     Вот как-то уже в ночь нечаянно приходит к этакой избушке: избушка стоит на козьих ножках, на бараньих рожках, туда-сюда повёртывается. Кричит ей Иван-царевич:
     — Ну, избушка, стань по-старому, как мать поставила – к лесу задом, ко мне передом!
     Повернулась избушка как положено ей быть. Зашёл Иван в эту избушку. В этой избушке живёт Яга Ягишна:
     — Фу-фу, русского духу слыхом не слыхать и видом не видать, а русский дух ко мне пришёл – человек не простой, а Иван-царевич! Куда же ты, Иван-царевич пошёл?
     — Я пошёл себе счастья искать! Надо мне Елену Прекрасную вызволять.
     — Хорошо Иван, наложу я на тебя три дни службу. Через три дня я тебе что поглянется, то и дам!
     Согласился Иван-царевич трои сутки прослужить.
     Поутру она дала ему 10 кобылиц и одиннадцатого жеребца, пасти. Он их спутал на долину и пасёт.
     — Куда они уйдут? ; Думает Иван. ; Некуда им уйти!
     А сам лёг спать. Солнышко на закат – проснулся Иван-царевич, видит: кобыл нигде нету. Искал много время и не может их найти.
     — Кабы мне на это время зятя Медведя! Он бы помог моему горю!
     А Медведь как тут и был, вот он уже.
     — Ах, Иван-царевич, потерял своих кобыл!
     Медведь ударился об землю, сделался жеребцом, начал кобыл искать. Нашёл, начал лягать и кусать, пригнал их и говорит:
     — Ну, теперь, Иван-царевич, гони!
     Пригнал Иван-царевич, сдал их Яге Ягишне. Переночевал потом ночь. Поутру она ему даёт 10 гусих, одиннадцатого гусака, пасти. До вечера доспал, потерял гусей, не может найти.
     — Кабы мне на эту пору зятя Ворона! Он помог бы моему горю!
     Ворон тут и был. Ударился об землю, сделался орлом, полетел на розыски гусей. Ворон разыскал гусей, начал щипать их, только из них перья летят.
     Пригнал их к Ивану-царевичу и говорит:.
     — Ну, Иван-царевич, гони!
     Пригоняет, сдаёт он Яге-Ягишне. Ночь переночевал. На третьи сутки она даёт ему 10 уток пасти, одиннадцатого селезня. Выгнал на заливину в логу, а сам лёг спать. Солнце уже село, он тогда проснулся. Уток нет. Не мог найти, взмолился Иван:.
     — Кабы мне на эту пору зятя Воробья!
     Воробей к нему прибывает.
     — Сегодня уток потерял! – Говорит Иван Царевич
     — Ну, никуда они не деваются! – Отвечает Воробей.
     Сделался ястребом, нашёл их в камышах, пригнал.
     — Ну, Иван-царевич, гони! Иван-царевич, у ней 10 дочерей, станет давать из любых, ты не бери. Давать станет тебе золота, ты и золота не бери, и никаких денег не бери! А есть у неё худой жеребчишко, кое-как ноги переплёвывает – ты его возьми, он тебя на путь наставит!
     Всё так и случается. И говорит старушка Ивану:
     — Иван-царевич, не желаешь ли из десяти дочерей любую взять? Я тебе подарю счастье!
     — Мне дочерей твоих не надо, и денег мне твоих никаких не надо! И ты отдай мне худого этого жеребёнка!
     — Неужели ты у меня это только и заслужил?
     — А что? Был договор: что я желаю, то и отдай!
     Отдала она ему худого жеребёнка. Он повёл его по Уралу. Жеребёнок говорит ему:
     — Будет тебе меня вести, я пойду погуляю с месяц. Через месяц я прибуду к тебе, ты не уходи с этого места!
     Иван отпустил жеребёнка. Пускай-де пасётся. Вынимает он потом одногорлую бутылку, махнул в эту сторону и другую – вышло прекрасное царство, и он в этом государстве с месяц прохлаждался, покуда его жеребец отдыхает.
     Через месяц жеребец прибегает, говорит:
     — Будет уж отдыхать, теперь надо дело вести!
     Иван-царевич взял одногорлую бутылку, махнул кверху, ничего не стало. Остался он на лужочке. Бутылку запихнул в карман.
     Конь сказал ему:
     — Я поехал бы с тобой сейчас за Еленой Прекрасной, только нельзя теперь ехать. Поедем мы с тобой на такую-то гору. На этой горе стоит дуб, на этом дубе есть гнездо, в этом гнезде есть Кощея Бессмертного яйцо. Смотри, Иван-царевич, садись на меня, крепче держись, чтобы тебя ветром не сшибло!
     Он сел на коня и все равно мигом приехал на эту гору, к этому дубу.
     — Залезай на дуб, снимай яйцо и не бей его: тихонько положи в карман, береги это яйцо!
     Слез с дуба. Конь ему говорит:
     — Брат мой служит у Кощея Бессмертного. Брат двухкрылый, а я шестикрылый. Я побегу мало-мало с ним рысью, и то брату во веки меня не нагнать. Приедем к нему в дом. Если Кощей дома, то бей его яйцом в лоб: как яйцо разлетится, так и он сгинет тут же.
     Они пригоняют в дом Кощея Бессмертного, а его нет дома. Конь пошёл к брату, а Иван пошёл к Елене в дом.
     Конь отворил только двери – брат обрадовался: малого брата увидал.
     — Где ты, малой брат, проживался долго время? Я тебя не видел!
     — Я проживался у Яги Ягишны. Она меня заморила. Помоги Ивану-царевичу Кощея Бессмертного убить!
     — Его убить левой рукой: кабы достать с дубу яйцо, вот его и смерть!
     — Это мы достали, у нас в кармане!
     — Ты, брат, иди только шагом. А если пойдёшь рысью, то мне не догнать тебя!
     В это самое время Иван-царевич посадил Елену Прекрасную на своего коня, поехал шагом.
     Прибыл Кощей Бессмертный не через долгое время домой. Кричал в комнатах Елену Прекрасную – её дома нет.
     Являлся он, между тем, к коню.
     — А что, конь, гость был?
     — Был.
     — Елену Прекрасную увёз?
     — Увёз.
     — А скоро ли мы можем его догнать?
     — Да если шагом повезёт, дак догоним, а рысью побежит – во веки не нагнать.
     Садился Кощей на коня, отправлялся его догонять. Догнал его дорогой, остановил:
     — Ну, я теперь погублю тебя Иван-царевич, хватит уже тебе будет жить!
     Иван-царевич слезает с коня и говорит:
     — Ну так что же, Кощей Бессмертный, давай теперь мы с тобой побратуемся!
     Вынул Иван из кармана яйцо, ударил Кощея Бессмертного по лбу – он тут и кончился.
     Посадил Елену Прекрасную на старшего коня, сам сел на младшего, поехал в своё государство, в русское, не поехал в этот к Елене Прекрасной. Привозит в своё государство. Поехал своих зятьёв собирать, заводить пир.
     Собрал своих зятьёв, и вот они тут несколько суток с ними пировали, ели живы остались.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван царевич и Змей.  Сказка!!
======
     Жил царь.
     Вот как-то он отъезжает в некоторые страны. Пробыл там два года и едет он домой. С ним встречается змей и говорит:
     — Вот я тебя съем!
     Царь говорит:
     — Погоди, не ешь!
     Змей говорит:
     — Откажи, что дома не знаешь.
     Царь подумал и говорит:
     — Возьми.
     Приходит царь домой. Жена его встречает с сыном и дочерью.
     Он заплакал и сказал:
     — Ах, деточки мои! Я вас отказал змею!
     Иван-царевич и Марья-царевна выросли и пошли к змею. Шли, шли, стоит избушка – к лесу передом, а к ним задом.
     Иван-царевич сказал:
     — Избушка, избушка! Ко мне стань передом, а к лесу задом!
     Избушка перевернулась. Входят в неё. Там сидит старуха.
     — Здравствуй, бабушка!
     — Здравствуй, Иван-царевич и Марья-царевна. Сказали, что про вас слыхом не слыхать, а бог дал и в глаза видеть. Куда идёте? По воле али по неволе?
     — Боле по неволе. Батюшка отказал нас змею.
     — Ох, съест он вас!
     — Что ж делать!
     Вышел Иван-царевич на двор подышать, там была сучка-продучка, она и возговорит ему:
     — Ну, Иван-царевич, будет бабушка давать тебе бочку золота, а другую серебра, не бери ты ничего, а проси ты меня. Когда она будет тебе давать бочку, ты скажи:
     — Бабушка, мне её катить – не докатить, нести – не донести, везти – не довезти. Отдай лучше мне сучку-продучку.
     Входит он в избу и говорит:
     — Прощай, бабушка!
     — Прощай, батюшка!
     Выходит она на двор и говорит:
     — Нате вам на дорожку деньжонок!
     Выкатывает им две бочки, а Иван-царевич говорит:
     — Бабушка! Покорно тебя благодарю! Нам это не в силу: нам их катить – не докатить, нести – не донести, везти – не довезти. Лучше вот дай нам сучку-продучку.
     — Возьмите, ; говорит бабушка.
     Они взяли её и пошли. Шли, шли, стоит другая избушка. Иван-царевич говорит:
     — Избушка, избушка! Встань ко мне передом, а к лесу задом!
     Избушка перевернулась. Входят они в неё. Богу помолились, говорят:
     — Здравствуй, бабушка!
     — Здравствуйте! Сказали, про вас слыхом не слыхать, видом не видать, а бог дал в глаза увидать. Куда идёте? По воле или по неволе?
     — Боле по неволе. Батюшка отказал нас змею.
     — Ох, батюшки, съест он вас!
     Вот Иван-царевич выходит на двор подышать, а тут сучка-продучка ему говорит:
     — Будет она тебе давать денег, ты не бери. Скажи, что мне денег не надо. Мне их катить – не докатить, нести – не донести, везти – не довезти, не на чем. Лучше отдай мне кобелька-ревунка!
     Вот он входит в избу и говорит:
     — Прощай, бабушка!
     Она говорит:
     — Прощай! Нате ж вам денег.
     Он говорит:
     — Нам денег не надо. Нам их нести – не донести, катить – не докатить, а везти – не довезти, не на чем. Лучше отдай нам кобелька-ревунка!
     Она говорит:
     — Возьмите.
     Они взяли и пошли. Шли, шли, стоит третья избушка. Иван-царевич говорит:
     — Избушка, избушка! Встань ко мне передом, а к лесу задом.
     Избушка перевернулась. Они входят в неё. Помолились богу и говорят:
     — Здравствуй, бабушка!
     — Здравствуйте, Иван-царевич и Марья-царевна! Сказали: про вас слыхом не слыхать, видом не видать, а бог дал и в глаза увидать. Куда идёте? По воле али по неволе?
     — Боле по неволе. Батюшка отказал нас змею!
     — Ох, батюшка, съест он вас!
     Иван-царевич вышел на двор. А сучка-продучка и возговорит:
     — Будет бабушка тебе давать денег, не бери ты, а проси у неё кобелька-сосунка.
     Иван-царевич входит в избу, говорит:
     — Прощай, бабушка!
     — Прощайте, деточки. Нате вот вам денег.
     — Нам денег не надо, у нас свои есть. Лучше отдай нам кобелька-сосунка!
     Она говорит:
     — Возьмите.
     Они взяли и пошли. Шли, шли, пришли к змею, говорят:
     — Здравствуй, змей!
     — Здравствуй, Иван-царевич и Марья-царевна! Ну, Иван-царевич, будь ты конюхом, а ты, Марья-царевна, будь при мне.
     Прожили они несколько времени. Иван-царевич ходил на охоту. Вот сучка-продучка говорит:
     — Иван-царевич! Ступай ты на охоту, а я останусь дома, послушаю, что они будут говорить.
     Вот она подлезла под дом и слушает. Змей говорит:
     — Марья-царевна! Как бы нам истребить Ивана-царевича?
     Она говорит:
     — Я не знаю.
     — Вот как он будет идти, охота всегда вперёд уходит. Я разлечусь и разорву его!
     Сучка-продучка прибежала к Ивану-царевичу и говорит:
     — Ну, Иван-царевич, побежим мы вперёд, а ты не беги. Как он полетит, мы его разорвём!
     Вот охота его побежала вперёд, он подходит к воротам. Вдруг змей разлетелся и хотел его схватить. Охота бросилась, чуть-чуть змея не схватила. Он прилетает опять в комнаты.
     На другой день сучка-продучка опять говорит:
     — Ступай ты, Иван-царевич, опять на охоту, а я останусь дома, послушаю.
     Вот лежит она под горницей, змей говорит:
     — Ну, вот как напеки ты блинов, а я надеру с себя жиру, ты и помажь их получше этим жиром. Как он станет их есть, то его разорвёт.
     Она говорит:
     — Ну, напеку.
     Сучка-продучка прибежала к Ивану-царевичу и говорит:
     — Ну, Иван-царевич, ты не ешь блинов! Сестра твоя хочет их печь со змеиным салом. Как она подаст их, а мы подерёмся. Вот ты как будто стань нас разнимать да повали блины, а мы понюхаем и пойдём из избы.
     Начала она печь блины и говорит:
     — Братец, пойди съешь блинка, а то мне нельзя из-за змея тебя и покормить.
     Он сел, а она подала ему блинов, намазавши хорошо змеиным салом. А собаки подрались под столом, он стал разнимать их и повалил блины. Собаки понюхали и пошли прочь.
     Иван-царевич говорит:
     — Спасибо, сестрица! Ты мне подала такое кушанье, что мои собаки не стали есть!
     Прилетает змей и говорит:
     — Ну, что ж – не пришлось?
     — Он хотел есть, собаки подрались. Он бросился за ними и повалил блины. Собаки понюхали их и пошли прочь.
     Змей говорит:
     — Это все его собаки виноваты! Ну, вот же как его съесть! Сделаюсь я зверем, и буду к нему бежать навстречу, и уведу собак за девять земель!
     Сучка-продучка слышала и говорит:
     — Ну, Иван-царевич, вот когда ты пропал! Выскочит из кустов зверь и заведёт нас за девять земель! И он тогда тебя съест!
     А Иван-царевич говорит:
     — Вы не ходите!
     — Нам нельзя не идти.
     В это время выскочил зверь, и повёл собак, и увёл их за девять земель. Прилетает змей назад и говорит:
     — Ну, вот когда я тебя съем!
     Он говорит:
     — Погоди, не ешь! Я за охотою ходил, запылился, истоплю баню, вымоюсь, тогда уж меня съешь.
     А змей говорит:
     — Ну, топи ж скорей!
     Иван-царевич начал дрова рубить. Ворона летит и говорит:
     — Ну, Иван-царевич, твоя охота осталась за восемь земель.
     Стал он топить – Ворона летит и говорит:
     — Твоя охота осталась за семь земель.
     Истопил, обмылся. Ворона летит и говорит ему:
     — Ну, Иван-царевич, осталась твоя охота за шесть земель.
     Змей приходит, говорит:
     — Давай же я теперь тебя съем!
     Иван-царевич говорит:
     — Погоди, не ешь. Я возьму трубу и влезу на дуб, протрублю и прощусь с белым светом.
     Влез Иван-царевич на дуб, стал трубить. Змей говорит:
     — Ты охоту кличешь!
     Разлетелся и хотел его съесть. И Иван-царевич шашкой отрубил ему крыло. Змей ударился наземь. Взлететь никак не может и стал подгрызать дуб.
     Ворона летит, говорит:
     — Твоя охота осталась за пять земель!
     Он опять протрубил. Охота его услыхала и бежит к нему, разинувши рты. А дуб так и качается: Змей его подъел! Прибежала охота и разорвала тут же змея.
     Тогда Иван-царевич слез с дуба, разрубил этот дуб на мелкие части, положил в костёр, а на костёр змея и зажёг.
     Змей весь сжегся, остался один только зуб. Марья-царевна раскопала пепел, нашла этот зуб и зашила в подушку.
     Иван-царевич лёг на эту подушку, и этот зуб вошёл в темя, и Иван тут же умер.
     Сучка-продучка говорит:
     — Эх, Иван-царевич умер! Давайте его вынесем на ветер.
     Вынесли собаки его на ветер и стали лизать в темя. Сучка-продучка говорит:
     — Вы ляжьте за ним, а я останусь одна лизать!
     Отскочила она прочь, и зуб выскочил из темени, и попал в пень, и разбил его на мелкие части.
     Иван-царевич встал и говорит:
     — Эх, я долго спал!
     А сучка-продучка говорит:
     — Спал бы ты навеки!
     Тогда Иван-царевич привязал сестру к конскому хвосту и пустил коня в чистое поле, и он её растрепал.
     А Иван-царевич остался жить в змеином доме.
......
Иван царевич и Иван-служанкин.  Сказка!!
======
     Как был наш государь с государыней, так не было у их детей. Как-то лёг он на спокой и соснился ему сон. Голос ему говорит:
     — Сделай невод и съезди на поморье, впоймаешь щуку-белугу. Дай прислуге зажарить, царице покушать.
     Утром государь сприказал сделать невод, бежал на взморье, закидывал два раза невод, другую рыбу вытаскивал, в третий раз вытащил щуку. Принёс домой отдал прислуге щуку.
     Когда прислуга зажарила и несла к царевне, да только раньше царевны облизала пёрышко всего лишь. После этого царевна кушала.
     В одно время кушали, в одно время отяжелели, в одно время носили, в одно время родили.
     Обе родили мальчиков голос в голос, волос в волос, рост в рост. Одного назвали Иван-царевич, другого Иван-служанкин. Ну, они не так росли, как мы. А за час как за день.
     Выросли до шестнадцати лет, стали по улице ходить, непомерные шуточки шутить.
     Идут рабочие с работы, под ногу ударят, так нога эта вон, за руку схватят, так руку вырывали.
     Стали приказчики жаловаться царю. Государь осмотрел своих детей и говорит:
     — Господи, не было детей, никакой скоробности я не имел.
     Потом добавляет:
     — Вхожу я в детскую комнату, сидят мои дети против один другого. Я и говорю им: Дети мои, мне вас бог не давал и скробности я не видал. Ну, бог вас создал и большую скробность я принял.
     Иван-царевич отвечает отцу:
     — Папенька мой дорогой, не вы з-за нас приняли, а мы з-за вас. Буду я у вас просить. Вот дедушкиных двенадцать жеребцов заперты за двенадцать замков. Так, пожалуйста, водружите нам по лошадке. Мы съездим в Расею изведать свою силу.
     Государь взял ключи и отпёр эту конюшню.
     Стали братья выбирать себе лошадей. Да только положит брат руку на хрящи лошадиные, так лошадь падала.
     Наконец из двенадцати штук выбрали по одной лошадке себе. Когда выбрали они по лошади, стали проститься с родными. Царевна дала своему сыну полотенце, а прислуга своему сыну дала тоже полотенце.
     Вот братья с родными попростились, в путь-дорогу пустились.
     Долго ль мало в дороге ехали. Приехали в такие степи, что ни в сказке сказать, только как сказать, потом написать. Зелёные луга и посередине кракалястый дуб. Они коней пустили, стали закусывать.
     Говорит Иван-царевич брату Ивану-служанкиному:
     — Давайте, братец дорогой, отдохнём.
     Тогда ложились на спокой, не было там никаких росстаней. Когда проснулся Иван-царевич, то видит, что тут на все стороны дороги.
     — Эй, братец, Иван-служанкин, вставай-ка, господь нам радость дал.
     Встал Иван-служанкин и говорит:
     — Что задумал ты, загадал? Говори, братец Иван-царевич, я все-таки ж млаже тебя.
     Иван-царевич говорит:
     — Вот, братец, Иван-служанкин, ты иди в правую руку, а я поеду влево. Только братец, Иван-служанкин, одолжи мне своё полотенце, а я своё тебе.
     Попростились, в путь-дорожку пустились. В этакое царство, именно в то, мы в каком не живём они и поехали.
     Иван Царевич выехал опушку, смотрит, там избушка. Постучался в неё, там старая старушка из окна выглядывает. Говорит он ей:
     — Старая старушка, пусти меня переночевать. Мне не век вековать – одну ночь ночевать.
     Старая старушка отвечала:
     — Малый въюнош, третий день хата не топлена и ничего не варено.
     Отвечает ей Иван:
     — Старая старушка, мне твоё не надо ничего. У меня все с собой своё.
     Старуха двери отворяла и эту в хату пускала. Снаружи были сени земляные, с середины всё было задрогами забрано.
     Вбил Иван гвоздочек в эту стену, привязал лошадь и взошёл к старой старухе в самую эту хату.
     Провождал он время тут до самого утра. Наутро встал Иван-царевич, слышит в этом государствии идёт звон тусклый.
     Спрашивает Иван-царевич в этой старухи:
     — Старая старушка, мать моя родная, почему тусклый звон?
     — Вот, дорогой мой молодой человек. Я не знаю, как по ими-отечеству назвать вас. У нашего государя три дочки отказаны змею на съедение. И возить их нужно на изморьё.
     Тогда Иван-царевич спросил старого платья у этой старухи. Пошёл Иван-царевич на изморьё к этой девушке-красавице, к царёвой дочери. Плачет она и рыдает, на сыру землю слезы роняет.
     Говорит ей Иван-царевич:
     — Не плачьте, не рыдайте и свои слезы не роняйте, поищите у меня в голове, как вроде завязалися у меня вши.
     Девушка-царёва дочь:
     — Идите, пожалуйста, Иван-царевич, где вы были. Пусть я лучше одна погибну, чем и вы из-за меня.
     — Девушка-красавица, пусть даже оба мы погибнем, но я от тебя не уйду теперь прочь.
     Положил он ей голову на колени, стала она в волосах его искать. Тут как раз первая вода сколыхнулась, вот и вторая вода сколыхнулась, третья вода сколыхнулась, выходит змея с изморья на крутой берег.
     — А, здравствуй, Иван-царевич, только зря, Иван-царевич, дурная твоя башка. Это не так как с рабочими, я змея настоящая.
     Иван-царевич ответил ей:
     — Что бог даст, то и будет. Ну-тко ладно уж выходи змея на берег.
     Иван-царевич вышел, бросилась змея к Ивану-царевичу и шипит:
     — От так я тебе убью.
     А Иван-царевич изловчился, ударил медью-кладомедной трёхпудовой, да и убил змею и под белую плиту положил.
     Царёва дочь поблагодарила, подарила простую косыночку. Попростился Иван-царевич с царёвой дочеркой.
     Явился на утро опять к старухе, ложится на спокой. Наутре встаёт Иван-царевич. Из города слышится ещё пуще тусклей звон.
     — Дорогая моя мамаша, вчера был тусклый звон, сегодня тусклей идёт, что там такое?
     Отвечала старуха Ивану-царевичу:
     — Вчера была красива дочь, а сегодня красивей. И та змею на съедение закладена.
     — Благодарю за это, мамаша, что говорите мне справедливо. Так вот, мамаша, дай тую свиточку и шапочку, и я пройду посмотрю.
     — С богом, молодой человек.
     Приходит Иван-царевич как раз на тое место. Уже девушка там, царёва дочь. Ну, пуще первой плачет. Говорит он ей:
     — Девушка-красавица, царёва дочь, что же это вы так плачете?
     — Дорогой мой Иван-царевич. Жива смерть страшна.
     — Ладно, девушка-красавица. Поговорим ещё немножко, рано умирать. Лучше поскоблите мне голову, чесаться стала.
     Склонил ей на колени Иван царевич голову, царевна и начала его волосы ладить.
     Вдруг в то самое время забулевала вода, и всколых сделался на море, потом второй раз то же самое сделалось. В третий раз выходит змея из изморья на крутой берег и кричит:
     — Э, здравствуйте, Иван-царевич. Не за то взялся ты, Иван-царевич. Уходи-ка отсюда, тут моя работа.
     Пока змея ползла да шипела эти слова, Иван подкрался, да и стукнул её и подзаворотил своим мечом, потом разрубил, да и под белую плиту положил.
     Поблагодарила девушка-красавица Ивана, дала свой носовой плат именной. Поклонился Иван-царевич, пошёл на свой ночлег к старушке и говорит:
     — Вот, старая старушка, как я завтра уйду, вот тебе молоточек, забьётся мой конёчек, так ты сразу бей его в правый гвоздочек.
     Утром встаёт Иван-царевич, слышит, а в городе пуще всех хуже звон идёт. Спрашивает Иван:
     — Что за звон там у вас снова?
     Старуха отвечает:
     — Знаете, молодой человек, нашему водовозу слава богу. Он два змея застебал и две дочки отнял у него. Так наш государь обещал водовозу нашему:
     — Если ты последнюю дочь отобьёшь у змеи, то любую дочь бери, целиком царство подпишу тебе.
     Пошёл Иван-царевич к этому изморью. На самое это место, где всё дело было. Приходит туда и видит, там сидит девушка-красавица, пуще первых двух плачет.
     Говорит Иван-царевич ей:
     — Ой, зря, царёва дочь, плачете вы так!
     — Ой, Иван-царевич, живая смерть страшна.
     — Девушка-красавица, царёва дочь, надейтесь на господа бога. Господь спасёт. Лучше потрудитесь у меня поискать в голове, что-то там чешется.
     Склонил он ей голову на колени, она стала волосы его перебирать. Тут и заснул он богатырским сном.
     Спал он спал, а тут как раз первая вода всколыхнулась, только не вылезло ничего, второй раз море всколыхнулось, снова ничего не вылезло. Третий раз всколыхнулась вода, и тут вылезает змея осьмнадцати голов и начинает шипеть:.
     — Эй, здравствуйте, Иван-прокудень. Ну, я думаю вам полно шутить. Как моих две сестры убил, теперь и сам полежишь там.
     А Иван-царевич спит, слов змеиных не слыхал. Девушка-красавица давай его щипать, кусать, да не разбудит никак. Заплакала она горючими слезами и пала горячая слезинка на белое лицо его, стрепехнулся Иван-царевич и говорит:
     — Ой, девушка-красавица, как ты усердно сожгла меня.
     — Иван-царевич, не я сожгла тебя, горячая слезинка моя.
     — Это девушка-красавица всё пройдёт-разойдётся.
     Тут как раз и змея подползла и шипит Ивану-царевичу:
     — Я говорила тебе, Иван-царевич, тебе с моими сёстрам вместе лежать здесь.
     Иван-царевич ответил ей:
     — Что господь даст. Одной смерти не миновать, а все придётся помирать.
     Вышел Иван-царевич. Сделали бой об этой царевне. Иван-царевич вдарил её трёхпудовой палицей-шибалицей, так эта змея на месте стоит. Она его тоже ударила, вошёл Иван на вершок в землю.
     Иван-царевич тогда и говорит змее:
     — Змея-лубяные глаза, цари додоны бьются об несколько голов, а неужели мы с тобой роздыху не будем иметь.
     Змея ему говорит на то:
     — Сколько хошь не отдыхай, а под белой плитой издохнешь.
     Иван-царевич ответил ей обратно:
     — А это уж чего тебе бог даст.
     — Так вот, Иван-царевич, три часа на отдых тебе.
     — От за это благодарю, змея.
     Иван-царевич снял сапожку с правой ножки, набрал песочку в это голенище, пустил на это царство, разбил звено и хватил старушку тем песком.
     Старушка вскочила, молоток схватила, правый гвоздь вбила, дверь отворила и коня пустила. Конь прибежал на изморище, задними ногами на змею встал, взял змею зубами и разорвал её.
     Иван-царевич изрубил её мечом и под плиту белую положил. Девушка-красавица, царёва дочь, поблагодарила Ивана-царевича:
     — Иван-царевич, послушайте моих слов, что я вам скажу.
     Иван-царевич на ответ:
     — Что хотите, то говорите.
     — Я б хотела вам только сказать, чтобы вы был законный мой муж, а я б ваша жена.
     — Вот, девушка-красавица, на это есть вопрос. Я б даже и желал, только как ваши родные?
     — Мои родные рады, что и я осталась жива. Так вот, Иван-царевич, извольте получить мой именной перстень.
     Иван-царевич получил и попростился:
     — Затем до свидания.
     Приходит на спокой ко старушке, ложится спать. Приходит с улицы старушка и говорит:
     — Вот, молодой человек, слава богу. А наш-то водовоз три змеи застебал, оказывается.
     — Да это и слава богу. – Говорит Иван. ; Верно бойкий кнут у него, или же гвоздь к нему навязан или же проволокой обвит его кнут.
     После того Иван-царевич несколько время путешествовал. Он тайно свиделся с своей невестой, меньшой дочкой царёвой.
     Она ему тогда сказала, что водовоз с них слово царское и нерушимое брал, чтобы молчали. А царское слово нельзя менять.
     Он ей ответил:
     — До время ты молчи. Придёт время, это дело все рассмотрится по правому.
     В конце недели была назначена во дворце встреча-беседа.
     Попросил Иван-царевич старого платья у старушки.
     — Дорогая моя мамаша, нет ли у вас сажи?
     — Ой, дорогой мой, плохо печку топлю.
     — А либо в тебе есть тут знакомые, так сходи попроси.
     В этот момент старуха сбегала, полный горшок молочный принесла. Вымазался этой сажей Иван, сделал метёлочку, нашёл верёвочку, выпросил в старухи колечек и пошёл.
     Приходит Иван к этому государственному дому, где приходила эта встреча-беседа.
     А у государя были три полковых музыки, одна другой лучше. Стояли они во всех трёх этажах.
     Иван-царевич вошёл первый в нижний этаж, сам грязный, мазаный. Музыканты его не допускают.
     — Куда ты, такой дурак грязный.
     Он и говорит:
     — Братцы, пропустите. Я в этом царстве старшим трубочистом стою. От как я вчера был загулявший, со вчерашнего чердак у меня трещит. Так вот иду к самому царю. А либо, может быть, и спохмелит меня.
     Не тут-то было, музыканты давай пихать, один ударил, другой. Ивану это не понравилось, схватил он главного музыканта за шкирку и бросил на оркестр музыкантский, много их там и повалилось сразу.
     Тут видят они, что дело не бело-чисто, говорят меж собою:
     — А, пустим мы его дальше. Давай иди, брат. Только сделай там посмешней что-нибудь с ними, чтобы и нам смеху досталось.
     — Вот бы давней так. – Говорит Иван.
     Пошёл он на второй этаж.
     Там больше было молодых музыкантов. Сразу же они ему скричали стой, да стали его хватать да пинать. Тут Иван взошёл он в горячку, ни кулаком, а лишь щелчком вдарил главному музыканту в лоб, отлетел он в оркестру, от этого много повалилось народу музакального. Пустили его без внимания.
     Взошёл Иван в третий этаж, и тут как раз навстречу ему его невеста. Полковая музыка кончила играть, все замолчали удивлённо.
     Бросилась девушка-красавица к самому этому Ивану-царевичу на шею. Не поглядела на то, что он грязный. Вся публика удивляется этой царевны выходке.
     Вышел и сам государь и с царевной, отодвигает от трубочиста государь дочь свою и говорит:
     — Дочь моя любимая, что над тобой случилось?
     — Папенька мой дорогой, вот он и есть самый жених мой. Он кровь проливал и муку за нас принял. А наш водовоз, будь он проклят за его слова.
     В этот же момент приказал государь посадить водовоза на цепи.
     Наречённая жена его попросила ему примыться и принарядиться. Он ответил набратно ей:
     — Я умываться здесь не буду, а пойду к старой старушке и к матери своей родной.
     Провождала жена наречённого своего мужа, самого этого Ивана-царевича и говорила:
     — Пожалуйста, только не мешкайте.
     — Об этом не соболезнуйте. – Отвечает ей Иван.
     Так он и ушёл. Собралась вся эта публика, стали разговаривать. Эта царевна говорит им.
     — Думала ли я за его пойти, да мне и во снах не снилось этого.
     Тогда государь спрашивает у дочери:
     — Дорогая моя дочь, из какого потомства он?
     — Вот, дорогой мой папаша, этого я и сама не знаю.
     Вдруг является Иван-царевич, смотрят, а он и сам государь, и говорит он:
     — Да, я вижу что-то замечательное тут. Хорошо у меня государство, да теперь я и не знаю, где лучше – у меня или у вас.
     Позвали Ивана-царевича в залу. Пришла меньшая девушка-красавица, села с ним рядом. Положила свою руку на его правое плечо и говорит:
     — Вот, что я вам скажу. Вот, дорогой мой папаша, первое моё слово тебе. Можете вы заводить пир-беседу.
     Государь ответил дочери:
     — Много я рад, что вас, дочь моя, господь отобронил от смерти. Во третий день от этого дня приказываю производить венчание.
     Государь говорит своим всем придворным:
     — Приготовьте самую первую карету и самых хороших шесть лошадей.
     Иван-царевич в это время встал, подходит к своему наречённому отцу:
     — Дорогой мой папаша, за карету благодарю. Только лошадки нам не нужны.
     — Дорогой наречённый мой зять, неужели вы пойдёте пешком?
     — Нет, дорогой мой папаша, у меня своя лошадка есть. Только достаньте мне мальчика.
     Достали ему паренька четырнадцати лет:
     — Вот, дорогой мой паренёк. Ты, наверно, знаешь такую-то старушку на краю города вашего. Вот сходи-тко к ней, дорогой мой, под окно и скажи, чтобы подала поводок через порог, ударь ладошкой по пазу, падёт лошадка на коленки, тогда и садись на неё смело.
     Мальчишка это всё справил по сказанному.
     Государь стал смотреть с балкону, когда мальчишка приведёт коня. Этот мальчишка как привёл коня к государственному дому, как раз установился против балкона. Конь пал на коленки, мальчишка слез с него.
     Вся публика подошли к окнам. Дивуются на лошадь:
     — Вот так лошадка!
     — Эй, дорогой мой конь, ну-тка достань в уста поцеловать меня.
     Конь поцеловал, громким голосом заржал.
     — Благодарю я тебя.
     Взяли эту лошадь, поставили в стойло, дали овса. Выкатывают кареты, становят их в линию, вынесли всю сбрую, начали запрягать лошадей.
     Иван-царевич вызывает своего тестя.
     — Дорогой мой папа, нет ли у тебя постарше кучера.
     — Вот, дорогой мой, у меня есть Власий. Только его получше наставь-ка. Он только надсматривает.
     — Вот мне такой и хорош. – Говорит Иван.
     Позапрягли лошадок. Призывают этого Власия, сажают на козлы его.
     — Вот, дорогой мой Власий, что я скажу, то сполняй. Вот тебе кнут и вожжи, не дёргай и не стегай. Только скажи, пошёл, одно только слово – пошёл. Запомни.
     Власий отвечает:
     — Будь в удовольствии Ваше Высочество, всё исполню.
     Стали садиться в кареты. Берёт Иван-царевич две барышни, два кавалера и сам с невестой. Отворяет в кареты дверинку, высунул голову:
     — Ну, что, папаша, готовы?
     Тесть ответил, что готовы. Так, так, можно и в путь. В этот момент поехали. Власий только крикнул пошёл. В этот только момент и только их всех и видали.
     Приехал Иван-царевич в город. Ждёт-подождёт, а поезда со сватами нет. Невеста его заскучала.
     Он ей и говорит:
     — Чего ты, душа моя, чего так припечалилась?
     — Вот, дорогой мой муж, надо бы ехать потише. Не посерчался б папаша, не вернулся б назад.
     — Ой, милая, глупа ты. Ежели на это гневаться, то и на свете жить нельзя.
     Всмотрелся вперёд глазами своими, видит и поезд идёт.
     — Вот, дорогая моя, вот и папаша едет.
     Заиграл в лице румянец у неё, возрадовалась. Слез тесть с кареты, подошёл к зятю, снял свою шляпу и поцеловал своего зятя.
     — Не знаю, дорогой мой зятёк, как господь даст нам жить, но по первому разу ты обрадовал меня.
     В этот момент пошли к венцу. Повенчались, как говорится, приняли с законным браком. Сели в кареты, поехали обратно домой. Приехавши домой, двое суток проводили там.
     После двух дней разъехались все, осталися только родные. Прожил Иван тут полную неделю. На второй неделе в понедельник захотел съездить на хоту.
     — Вот, дорогой папаша, я хочу съездить на хоту.
     — А, да чего. Можно. Вот, дорогой сынок, замечаю я, что как буд-то бы вы заскучали.
     — Ой, дорогой папаша. Только тот соскучает, кто ничего не понимает.
     — Благодарю, зятёк, что ты ободряешь меня.
     — Ну, пожалуйста, я поеду ж.
     — Ну, с богом. Только, сынок не мешкай.
     — Так вот, папаша, это уж как уладится. Скажите, пожалуйста, пущай спустят обеих собак.
     Собак спустили, прибежали к Ивану, вьются кругом.
     — Эй вы, глупые. Никак вам дико, что мы в чужом царстве. Ну, я думаю, что до смерти жить будем в этом царстве.
     Собаки громко три раза гавкнули. Что-то тут удивился Иван-царевич.
     — Ну, ладно, поедемте уж охотиться.
     Выехали за царство, тут откуль ни взялся заяц, вот собаки за зайцем погнались.
     Иван крикнул на них:
     — Бросьте, не троньте его.
     Заяц вперёд, он сзади и думает:
     — Поймаю, зажарю, своему наречённому тестю жаркое подарю.
     Заяц вперёд бежит, он сзади. Прибежал заяц в дубовую рощу, соскочил на дуб и обратился змеёй, трёхголовной.
     — Ай, здравствуй, Иван-царевич.
     — Здравствуй, здравствуй, змея.
     — Вот, Иван-царевич, вот твоя смерть и могила. На-тка моих три шерстинки, положь куда хошь.
     Взял Иван, положил их на землю, конь стал левой ногой каблуком, А Иван обернулся три раза в седле.
     Змея думала, что конь приковался, соскочила с дубу, схватила палицу-шибалицу трёхпудовую, только взмахнула, а Иван её медью-кладомедной ударил, убил эту змею, и положил под дуб.
     Потом приехал домой. Ночь переспал, наутро выезжал опять на охоту.
     Только выехал на опушку, тут лиса выскочила. Опять собаки её погнали и пригнали к дубу высокому. Вскочила лиса в дупло, а оттуда выползла змея шестиголовная. Иван обернулся шесть раз в седле. Змея думала, что конь приковался, соскочила с дубу, схватила палицу-шибалицу шестипудовую, только взмахнула, а Иван её медью-кладомедной ударил, убил эту змею, и положил под дуб.
     Приехал Иван домой, ночь переспал, наутро выезжал опять на охоту.
     Выехал за царство. Откуль не взялся зверь-волк. Собаки бросились на зверя. Он ответил, что не тронь. Зверь вперёд, а Иван-царевич сзаду.
     Прибежал этот зверь в дубовую рощу, соскочил на дуб, оборотился змеёй, шестиглавной. Отвечает эта змея:
     — Докудова ты будешь, Иван-царевич, такие проделки делать. Довольно. Возьми-тко моих шесть шерстинок.
     Вдруг склонил Ивана сон какой-то. Уснул он. И как на яви приходит седой старик к нему во сне.
     — Вот, Иван-царевич, в этот раз помогу. Возьми её шесть шерстинок, разведи огонь и вкинь их в огонь. Вьётся смерть над твоей головой. Только твоя смерть недолга будет. Образуешься опять, как и жил.
     Когда он проснулся, змея и говорит:
     — Что ты выворачиваешься, как мех. Я желаю поскорее с тобой закончить. Бери-тко моих шесть шерстинок.
     Иван-царевич развёл огонь. Змея соскочила с дуба, хотела Ивана убить. Он поторовился, схватил медью-кладомедной и вдарил её в лоб, так и убил её, да и под дуб зарыл.
     После чего поехал опять на родину. Приехал домой, ночь переночевал, наутро снова на охоту выехал. Только выехал за царство, выскакивает медведь. Собаки опялись на него. Иван-царевич прикрикнул на них, чтобы не трогать медведя.
     Медведь вперёд побежал, а Иван-царевич сзади скачет.
     — Эх, кабы мне этого медведя да поймать, вот-то чудью было бы. Вот бы мой наречённый отец рассмехнулся бы.
     Этот медведь прибёг в дубовую рощу, соскочил на дуб и обратился двенадцатиглавой змеёй.
     — Ай, здравствуй, Иван-царевич. Ой, голубчик, не за дело взялся. Вот сегодня смерть и могила твоя пришли. На-тко двенадцать шерстинок, положь куда хошь.
     Иван-царевич посмялся. Думал-думал и говорит:
     — Э, ладно, что бог не даст, то и будет.
     Развёл огонь и вкинул шерстинки в огонь. Змея-лубяные глаза в это время подовторяла Ивановы слова:
     — Всё твоё, Иван-царевич, всё твоё.
     Соскочила змея с дуба, схватила Иванова медь-кладомедь и убила Ивана-царевича. Взяла змея тело Ивана, под дуб положила.
     Немного сгодя, налилось у Ивана-служанкинова кровью полотенце. Оглянулся Иван-служанкин на это полотенце и говорит:
     — Ой, боже мой, погиб мой брат Иван-царевич.
     Пустился Иван-служанкин на самое это место, где они отдыхали с Иваном Царевичем и думает сам собой:
     — Коня пущу, сам перекушу, потом отдохну.
     Тут заржала лошадь его, подошла к нему, к Ивану-служанкиному, тискает свою голову между ног его. Говорит Иван-служанкин:
     — Что-то чует Животное моё, что мой брат воспокоен.
     Садится Иван-служанкин, забирает свои все вещи и отправляется в путь. Конь начинает быстрее скакать.
     Не доезжая трёх вёрст до этого царства и думает Иван-служанкин:
     — Ах, как бы мне поудобнее всё это обделать.
     Приехал Иван-служанкин в самое в это царство, где Иван-царевича была жена. Явился к ней, оглядела жена его. Она думала, что ею муж, потому что они были голос в голос, рост в рост, лошади одинаковые, вещи одинаковы – бросилась жена к мужу.
     — От, дорогой мой законный муж. В такую я печаль впала, очень долго тебя дожидала.
     — Да, дорогая моя супруга. Вы то в печали, а я больше. Вот когда я ездил на хоту, вы видали моих собак, куда-то они забежали.
     Брала она его за правую руку, приводила в дом, кричала на прислугу:
     — Собери-тко покушать нам.
     Иван служанкин не столько он кушает, сколько тяжело вздыхает.
     — Ой, дорогой мой муж законный, чего вы так вздыхаете. Де, если мы здоровы будем, таких себе собак наживём.
     — Не, дорогая моя, мне до гроба жизни не нажить таких собак.
     Жена-царевна много разговору имела с ним, чтобы только поговорить. Пристигла их тёмная ночь, время уже ложиться на спокой. Вобрали они койку, говорит жена.
     — Ну, дорогой мой, можешь отдохнуть.
     Ложится Иван-служанкин на эту пуховую перину, кладёт меч-кладомедь свой, кладёт палицу-шибалицу трёхпудовую с собой.
     Жене тут что-то показалося, что-то у моего мужа не то. Спокойно ложится жена с ним, как она думала, что это муж её. Она хотела его обнять и в уста поцеловать. Взял Иван-служанкин, отвёл её руку и говорит:
     — Дорогая моя жена, не трогайте вы меня, потому как я впал в большую печаль.
     Перекоротовали эту ночь они, так Иван служанкин и не узнал, куда брат уезжал на охоту.
     — Дорогая моя жена, что-то я подзабыл, покажите мне ту дорогу, куда я раньше уезжал.
     Вышли утром на дорогу вместе с тёщей и женой, показали ему путь-дорогу, куда Иван-царевич поезжал на охоту и провождали Ивана-служанкинова. Считали его всё-таки за своего родного зятя.
     Выехал он за царство по указанному пути. Откуль ни взялся заяц скачет.
     — Ага, вот это слава богу. Это большие приметы мне. Ну, я не я буду, что своего брата добуду.
     Заяц вперёд, а Иван-служанкин сзади. Немного проехавши, падает конь на колени. Иван-служанкин сругался на него:
     — Эй ты, волчье мясо. Или ты незгоду слышишь, али брата своего видишь.
     Конь, не будь лихо, пустился снова в ход. Несколько время он проехал, снова падает конь на колени. Пригибает свою голову к сырой земле-матке.
     Иван-служанкин и думает:
     — Что-то мне лошадь пример дала, а я дурак не соображу никак. Дай-ка я спытаю, как животное.
     Приложил Иван служанкин правое ухо тоже к сырой земле-матке, слышит гогот и шёпот своего брата Ивана лошади. Сел снова на свою лошадь и говорит:
     — Дорогой мой конь, поторопись давай.
     Лошадка тут как раз вытянулась суровую нитку. Приехал брат в дубовую рощу и тут нашёл братнего коня. Он как раз около дуба стоял, где лежал Иван-царевич. Вынул с леса Ивана-царевича, наломал хворосту, сделал лабазы. Положил брата Ивана-царевича на лабазы. Сам спрятался, стал ждать, кто первый прилетит.
     Тут вдруг летит Ворон с Воронятам. Воронята и кричат:
     — Кар-кар, сорокам-Воронам мясо, и нам часть есть, что поесть.
     Ворон отвечает детям, что это, дети, обман нам. А Воронята своё каркают:
     — Ну, это неправда, что это обман.
     Пали Воронята на это мясо. Иван-служанкин схватил одного Воронёнка и разодрал пополам.
     Чёрный Ворон говорит Ивану-служанкиному:
     — Наверно ты холост, что не жалеешь так чужих детей.
     Отвечал ему Иван-служанкин:
     — Вот, чёрный Ворон, если ты сослужишь мне службу, то и заворочу твоё дитя.
     Отвечал чёрный Ворон:
     — Говори, что тебе нужно от меня.
     — Так вот Ворон, падай ко мне.
     Ворон пал к Ивану.
     — Вот два пузырька я тебе даю, под правое крылышко на живую воду, под левое крылышко на мёртвую воду. Слетаешь в Инное царство и принесёшь, только поаккуратней, не разлей.
     Ворон вспырхнул и полетел. Прилетел в такое-то царство и именно, где находится эта вода. Влетел Ворон в ключ, нацедил пузырёк и возрадовался, рот разинул, попала туда слезина одна, Ворон и помер там.
     В это время идёт на кипучий ключ государственная прислуга, набрать кипятку для самовара. Идёт эта прислуга мимо этих двух колодцев. Сглянула прислуга в мёртвый колодец, а там лежит птица. Она и говорит:
     — Ой, какая красивая птица! Она отживётся, и я снесу самому государю, возьмёт от меня её, посадит в клетку, и я за это получу от него награду.
     Взяла, разняла нос и впустила туда воды, отжился Ворон и говорит Ворон прислуге:
     — Эх, дорогая ты моя прислуга. Поглядите-тко вы на все стороны. Эх, какая царская свадьба едет с шариками, со звонками и со всякими ленточками.
     Ну, у бабы волос долгий, ум короткий. Обернулась прислуга государева спиной – Ворон в это время и вылетел.
     Прилетел этот Ворон к Ивану-служанкиному. Иван-служанкин сделал испыток над этим Вороненком: спрыснул мёртвой водой – ни ран, ни рубцов – все зажило, спрыснул живой водой и влил в серёдку. Воронёнок вспырхнул и полетел.
     Поблагодарил Ивана за это чёрный Ворон, и улетел с Воронятами.
     Иван-служанкин взял две шляпы, сходил на реку за водой, смыл с брата Ивана-царевича песок, спрыснул мёртвой водой – у брата ни побоев, ничего не осталось. Влил живой воды в середину, встал Иван-царевич, тряхнул своей бойкой головой.
     — Ой, здравствуй, братец Иван-служанкин, я уснул.
     — Ты, братец Иван-царевич, уснул убитый.
     Сперва брат Иван-царевич не поверил. Рассказал брат Иван-служанкин, как было дело.
     — Погляди ты на своего коня и на кровь свою.
     Осмотрел брат Иван-царевич и со страху-ужасу снова помер. Иван-служанкин этой же водой и отживил своего брата Ивана.
     — Благодарю, братец Иван-служанкин, что ты мне заставил опять жить.
     Порвали они железные цепи, что Ивана-царевича сковали, сели и поехали. Долго ли время ехали, может вёрсты три-четыре не доехали царства, Иван-служанкин решил посмеяться над своим братом.
     — Вот, дорогой мой братец, вот я с твоей женой ночь почивал и в уста поцеловал.
     Иван-царевич тут же взошёл в горячку.
     — Вот, братец мой Иван-служанкин. За это дело своё, что ты сдела с моей женой, достань у босова волка столешницу из-под божницы. Много туда шло и ехало народу, но оттуда никого никогда не видать было.
     Поехал Иван-служанкин, приехал к старшой босовой волке сестры. Она была даже милосердна.
     Когда приехал Иван-служанкин, постучался под окном, тут как раз босова волка сестра вышла и спрашивает Ивана служанкина:
     — От дела лытаешь, али дела пытаешь?
     — Желаю от босова волка украсть столешницу из-под божницы.
     — Ладно, молодой въюнош, я пожалею тебя. Я вот сестра и буду босова волка.
     — Извиняюсь, дорогая мамаша, что я как будто бы против вас сказал что-то.
     — Ну, это ничего, дорогой мой. Вот я дам тебе гребешок. Через десять вёрст живёт моя сестра вторая. Она сердитая. Когда приедешь, то стукнешь под окном, она побежит к тебе, но ты не бойся. Успей перед ней кинуть этот гребешок.
     Когда он приехал и постучался под окном, бежит оскаливши зубы к нему вторая сестра. Тогда Иван служанкин кинул этот гребешок. Остановилась вторая сестра и спрашивает:
     — Добра ли здорова моя сестра?
     — Много кланяться приказывали вам, сестра ваша, ; отвечает Иван.
     — Помогу я тебе, Иван. Дам я тебе щёточку. Когда приедешь к последней моей сестре, то побежит она к тебе оскалившись, ты не бойся этого, а кидай щёточку мою.
     Вот всё делает Иван служанкин, как говорено. Она его стречает:
     — Здравствуй Иван, добры ли мои сёстры, здоровы ли?
     Рассказал ей всё Иван служанкин, и про своё дело сказал. Говорит ему последняя сестра:
     — Хорошо, помогу я тебе. Только не промахнись смотри. Дам я тебе полотенце. Иди к моему брату, он в десяти вёрстах от меня. Слезай со своего коня.
     Вплела она ленточку в его гриву и говорит:
     — Твой конь пойдёт к брату. Коня догонишь на братнем поле. А ты иди, дорогой, пешком. Около поля брата есть берёзовая роща, на этой роще высмотри, где конь их пасётся. Ежели вблизи вёрсты, то не ходи. Если дальше вёрсты, то иди.
       — Увидишь, там стоит кракалястый дуб, на этом его поле, торовись к этому дубу, садись на первый сук. У него есть конь – бурка-ковурка, он сберегает эту столешницу. На полдень погонит пастух домой, и побежит этот конь под этот сук, чтобы почесаться.
       — Ты же не бойся, садись на него смелей. Не надо тебе ни узда, ни что. Подбежит конь к этой божнице, тогда ты и хватай столешницу. Когда конь пустится в ход, немного погодя поднимется он вихор-бугор, ты тогда кидай гребешок.
       — Образуется везель лесной сзади за тобой. Ещё проедешь, поднимется буря, тогда кидай щёточку, снова сзади тебя образуется везель-кустовье. Потом Поднимется ветер сильный, теперь бросай полотенце, тогда образуется море позади тебя. Покамест он будет доставать канавщиков да лопатчиков, ты уедешь.
       — Переедешь в свою границу, станешь получать бранные письма, на то, что ты сказал своему брату про жену его. Он взошёл в большую горячку.
     Догнал Иван-служанкин своего коня на братнем поле. Приезжает в царство к своему брату Ивану-царевичу.
     Брат Иван-царевич усмотрел, перенял брата Ивана-служанкинова со слезами.
     — Виноват я, братец, перед тобой, не разознался в этом деле. Жена мне рассказала про вас, что ты всю ночь беспокоился. Ты не то что в уста поцеловать, а не принял руку её. В том и извиняюсь, прошу покорно в дом.
     Приняли его все благочестиво. Тесть и тёща много благодарили этого сущего Ивана-служанкинова. Кода брат Иван взял во вторую комнату Ивана-служанкинова, брат Иван-царевич ответил брату Ивану-служанкиному:
     — Простите меня за все, я желал бы, братец, тебе то сказать. Вот моей жены две сестры. Ели вам желательно со мной вместе жить, то любую бери за себя замуж.
     — Вот, братец Иван-царевич, и я б тебе сказал бы: хорошо жениться к делу кстати. У меня вышло недоумение перед тобой и ежели я оженюсь, в случае тоже такое недоумение у вас выйдет.
     — Извиняюсь, братец Иван-служанкин, я понял к чему ты мне сказал. А я хочу, братец, так, Иван-служанкин, ежели вы только пожелаете, делю я все царство пополам. Вы, может быть, не думаете, что я не могу это дело великородствовать – все дело теперь, это царство, за мной. Не имеет никакого тесть мне слова сказать, – даже тесть буде доволен, что его дети будут все при месте.
     Брат Иван-служанкин согласился. Иван-царевич до венчания обделал все, что как желал.
     Тогда после этого осемьянился Иван-служанкин, и живут они теперь в любви между себя хорошо.
     И вот, дорогой мой, эта Сказка вся – говорить больше нельзя. Зато поесть можно.
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Царевич и Кощей Бессмертный.  Сказка!!
======
     В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. У этого царя было три сына, все они были на возрасте.
     Только однажды мать их вдруг унёс Кош Бессмертный.
     Вот старший сын и просит у отца благословенье искать мать. Отец благословил. Он уехал и без вести пропал.
     Середний сын пождал-пождал, тоже выпросился у отца, уехал, ; и тот без вести пропал.
     Малый сын, Иван-царевич, говорит отцу:
     — Батюшка! Благословляй меня искать матушку.
     Отец не отпускает, говорит:
     — Тех нет братовей, да и ты уедешь: я с кручины умру!
     — Нет, батюшка, благословишь, поеду, и не благословишь, поеду.
     Отец благословил. Иван-царевич пошёл выбирать себе коня: на которого руку положит, тот и падёт. Не мог выбрать себе коня, идёт дорогой по городу, повесил голову.
     Неоткуда взялась старуха, спрашивает:
     — Что, Иван-царевич, повесил голову?
     — Уйди, старуха! На руку положу, другой пришлёпну, мокренько будет.
     Старуха обежала другим переулком, идёт опять навстречу, говорит:
     — Здравствуй, Иван-царевич! Что повесил голову?
     Он и думает:
     — Что же старуха меня спрашивает? Не поможет ли мне она?
     И говорит ей тогда:
     — Вот, баушка, не могу найти себе доброго коня.
     — Дурашка, мучишься, а старухе не кучишься! ; Отвечает старуха. ; Пойдём тогда со мной.
     Привела она его к горе, указала место и просит:
     — Скапывай эту землю.
     Иван-царевич скопал, видит чугунную доску на двенадцати замках. Замки он тотчас же сорвал и двери отворил, вошёл под землю: там стоит прикован на двенадцати цепях богатырский конь. Он, видно, услышал ездока по себе, заржал, забился, все двенадцать цепей порвал.
     Иван-царевич надел на себя богатырские доспехи, надел на коня узду, черкасское седло, дал старухе денег и сказал:
     — Благословляй и прощай, баушка!
     Сам сел и поехал. Долго ездил, наконец доехал до горы. Пребольшущая гора, крутая, взъехать на неё никак нельзя.
     Доезжает он до чугунного камня пудов в полтораста, на камне надпись:
     — Кто этот камень бросит на гору, тому и ход будет.
     Иван-царевич хватил этот камень и с одного маху забросил на гору. Тотчас под каменем образовалась лестница под гору. Спустился он по лестнице и находит там братовьёв своих в цепях. Иван разорвал цепи, выпустил братьев.
     Вышли они на воздух. Потом Иван наточил из мизинца в стакан крови, подаёт братьям и говорит:
     — Вот братья мои, если в стакане кровь почернеет, не ждите меня: значит, я умер уже!
     Простился он с братьями и пошёл лезть на гору. Зашёл на гору. Чего он не насмотрелся! Всякие тут леса, всякие ягоды, всякие птицы! Долго шёл Иван-царевич, дошёл до места, где дом стоит: огромный дом! В нём жила царская дочь, она была утащена Кошом Бессмертным.
     Иван-царевич кругом ограды ходит, а дверей не видит. Царская дочь увидела человека, вышла на балкон, кричит ему:
     — Тут смотри, вон у ограды есть щель, потронь её мизинцем, и будут двери.
     Так и сделалось. Иван-царевич вошёл в дом. Девица его приняла, напоила-накормила и расспросила.
     Он ей рассказал, что пошёл доставать мать свою от Коша Бессмертного. Девица говорит ему на это:
     — Трудно доступить до матери твоей, Иван-царевич! Коша Бессмертный ведь бессмертный – убьёт он тебя. Ко мне он часто ездит. Вон у него меч в пятьсот пудов, поднимешь ли его? Если поднимешь, тогда ступай!
     Иван-царевич не только поднял меч, ещё подбросил кверху, тот за тучу зацепился, и пошёл дальше. Приходит он к другому дому. Двери уже знает, как искать. Вошёл в дом, а тут его мать была, обнялись они, поплакали.
     Иван и здесь испытал свои силы, бросил какой-то шарик в полторы тысячи пудов, он и потерялся.
     Время приходит быть Кошу Бессмертному. Мать спрятала его. Кош Бессмертный входит в дом и говорит:
     — Фу-фу! Русской коски слыхом не слыхать, видом не видать, а русская коска сама на двор пришла! Кто у тебя был? Не сын ли?
     — Что ты, бог с тобой! Сам летал по Руси, нахватался русского духу, тебе и мерещится, ; ответила мать Ивана-царевича.
     А сама поближе с ласковыми словами к Кошу Бессмертному, выспрашивает то-другое и говорит:
     — Где же у тебя смерть, Кош Бессмертный?
     — У меня смерть, ; говорит он, ; в таком-то месте: там стоит дуб, под дубом ящик, в ящике заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце моя смерть.
     Сказал это Кош Бессмертный, побыл немного и улетел.
     Пришло время, Иван-царевич благословился у матери, отправился смерть искать-доставать Коша Бессмертного.
     Идёт он путём-дорогой много время, не пивал, не едал, хочет есть до смерти и думает:
     — Кто бы на это время попался мне!
     Вдруг смотрит, волчонок. Он хочет его убить. Тут как раз выскакивает из норы волчиха и говорит человеческим голосом:
     — Не тронь моего детища. Я тебе пригожусь.
     — Быть так, коли обещаешь! – Говорит Иван.
     Иван-царевич отпустил волка. Идёт дальше, видит Ворону.
     — Постой, ; думает, ; здесь я закушу!
     Зарядил ружье, хочет стрелять. Ворона и говорит:
     — Не тронь меня. Я тебе пригожусь.
     Иван-царевич подумал и отпустил Ворону. Идёт дальше, доходит до моря, остановился на берегу.
     В это время вдруг взметался щучонок и выпал на берег. Он его схватил, есть хочет смертно, думает:
     — Вот теперь поем!
     Неоткуда взялась щука, говорит:
     — Не тронь, Иван-царевич, моего детища. Я тебе пригожусь.
     Он и щучонка отпустил, стоит на берегу и думает:
     — Как пройти море?
     Сидит на берегу да думает, а щука ровно знала его думу, легла поперёк моря. Иван-царевич прошёл по ней как по мосту.
     Доходит он до дуба, где была смерть Коша Бессмертного, достал ящик, отворил, а из него заяц выскочил и побежал.
     Где тут удержать зайца! Испугался Иван-царевич, что отпустил зайца, призадумался, а волк, которого не убил он, кинулся за зайцем, поймал и несёт к Ивану-царевичу.
     Он обрадовался, схватил зайца, распорол его и как-то оробел: утка спорхнула и полетела. Он пострелял, пострелял, а всё мимо! Задумался опять.
     Неоткуда взялась Ворона с Воронятами и ступай за уткой, поймала утку, принесла Ивану-царевичу.
     Царевич обраделся, достал яйцо, пошёл до моря, стал мыть яичко, да и уронил его в воду.
     — Как достать из моря? Безмерна глубь!
     Закручинился опять царевич. Вдруг море встрепенулось, и щука принесла ему яйцо, а потом снова легла поперёк моря. Иван-царевич прошёл по ней и отправился к матери. Приходит, поздоровались, и она его опять спрятала.
     В то время прилетел Кош Бессмертный и говорит:
     — Фу-фу! Русской коски слыхом не слыхать, видом не видать, а здесь Русью несёт!
     — Что ты, Кош? У меня никого нет, ; отвечала мать Ивана-царевича.
     Кош опять и говорит:
     — Я что-то немоготу чувствую в себе.
     А это Иван-царевич уже пожимал яичко. Коша Бессмертного от того коробило. Наконец Иван-царевич вышел, кажет яйцо и говорит:
     — Вот, Кош Бессмертный, твоя смерть!
     Тот на коленки против него и говорит:
     — Не бей меня, Иван-царевич, станем жить дружно. Нам весь мир будет покорен.
     Иван-царевич не обольстился его словами, раздавил яичко, и Кош Бессмертный умер.
     Взяли Иван-царевич с матерью, что было им нужно и пошли на родимую сторону. По пути зашли за царской дочерью, к которой Иван-царевич заходил вперёд, взяли и её с собой. Пошли дальше, доходят до горы, где братья Ивана-царевича всё ещё ждут его.
     Девица говорит:
     — Иван-царевич! Воротись ко мне в дом. Я забыла подвенечное платье, брильянтовый перстень и нешитые башмаки.
     Между тем Иван спустил мать и царскую дочь, с коей они условились дома обвенчаться. Братья приняли их, да взяли спуск и перерезали, чтобы Ивану-царевичу нельзя было спуститься, мать и девицу угрозами напугали взяли с них царское нерушимое слово, чтобы дома про Ивана-царевича не сказывали.
     Прибыли все они в своё царство. Отец обрадовался детям и жене, только печалился об одном Иване-царевиче.
     А Иван-царевич воротился в дом своей невесты, взял обручальный перстень, подвенечное платье и нешитые башмаки. Потом приходит на гору. Как спуститься вниз не знает. Стал перстень невесты перебирать, да как-то случайно и метнул с руки на руку этот перстень.
     Вдруг тут явилось двенадцать молодцов, спрашивают:
     — Что прикажете?
     — Перенесите меня вот с этой горы вниз.
     Молодцы тотчас его спустили. Иван-царевич надел перстень, и тут их не стало. Пошёл в своё царство, приходит в город, где жил его отец и братья, остановился у одной старушки на краю города, и спрашивает у неё:
     — Что баушка нового в вашем царстве?
     — Да чего, дитятко! Вот наша царица была в плену у Коша Бессмертного. Её искали три сына, двое нашли и воротились, а третьего, Ивана-царевича, нет, и не знамо, где. Царь кручинится об нём. А эти царевичи с матерью привезли какую-то царскую дочь, большак жениться на ней хочет, да она посылает наперёд куда-то за обручальным перстнем или велит сделать такое же кольцо, какое ей надо. Когда уж кликнули клич, да никто не выискивается.
     — Ступай баушка, да скажи царю, что ты сделаешь такой перстень. Я тебе пособлю, ; говорит Иван-царевич.
     Старуха в скорую пору скрутилась, побежала к царю и говорит:
     — Ваше царское величество! Обручальный перстень я сделаю.
     — Сделай, сделай, баушка! Мы таким людям рады, ; говорит царь, ; а если не сделаешь, то голову на плаху.
     Старуха перепугалась, пришла домой, говорит Ивану, что перстень делать бы надо, а Иван-царевич спит и спросонья ей говорит, что перстень готов.
     А старуха трясётся вся, плачет, ругает его:
     — Вот ты, ; говорит, ; сам-от в стороне, а меня, дуру, подвёл под смерть.
     Плакала-плакала старуха и уснула. Иван-царевич встал поутру рано, будит старуху:
     — Вставай, баушка, да ступай понеси перстень. Только смотри: больше одного червонца за него не бери. Если спросят, кто сделал перстень, скажи: сама, мол, на меня не сказывай!
     Старуха обрадовалась, снесла перстень. Невесте перстень понравился. Она и говорит:
     — Такой и надо мне!
     Вынесла ей полно блюдо золота, да старушка взяла один только червонец. Царь говорит:
     — Что, баушка, мало берёшь-то?
     — На что мне много-то, ваше царское величество! После понадобятся деньги если, ты же мне дашь.
     Пробаяла это старуха и ушла.
     Прошло там сколько-то время. Снова вести носятся, что невеста посылает жениха за подвенечным платьем или велит сшить такое же, какое ей надо.
     Старуха и тут успела, Иван-царевич помог, снесла подвенечное платье ей.
     После снесла ещё нешитые башмаки, а червонцев брала по одному и сказывала:
     — Эти вещи сама делаю.
     Слышат люди, что у царя в такой-то день свадьба. Дождались они того дня, собираться стали на бал.
     А Иван-царевич старухе заказал:
     — Смотри, баушка, как невесту привезут под венец, ты скажи мне.
     Старуха время не пропустила. Иван-царевич тотчас оделся в царское платье, выходит:
     — Вот, баушка, я какой!
     Старуха тут в ноги ему.
     — Батюшка, прости, я тебя ругала!
     — Бог простит. – Говорит ей Иван.
     Приходит Иван в церковь. Брата его ещё не было. Он стал в ряд с невестой, она его сразу признала, расцеловала. Их тут же обвенчали и повели во дворец.
     На дороге попадается навстречу жених, большой брат, увидал, что невесту ведут с Иваном-царевичем, ступай-ка со стыдом обратно.
     Отец обрадовался Ивану-царевичу, узнал о лукавстве братьев и, как отпировали свадьбу, больших сыновей разослал в ссылку, а Ивана-царевича сделал наследником своим.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван царевич и купеческая дочь. Архангельск.  Сказка!!
======
     Жил-был купец досюль, было у него три дочери.
     Вот как-то вздумалось ему за море поторговать съездить.
     Он дочерям состроил всем по комнате, а дверей на улицу не прорубил, ходу не сделал, чтобы не ходили никуда.
     Большая дочь отцу говорит:
     — Возьми батюшко мою рубашку беленькую, наденешь её. Если я худо заживу, то моя рубашка почернеет.
     Середняя дочь говорит отцу:
     — Батюшко, одень мои порточки белые, если худо заживу, мои порточки почернеют.
     Меньшая дочь говорит:
     — Батюшко, возьми мой платочек белый, если худо заживу, то мой платочек почернеет.
     После этого отец и съехал.
     Проведал царский сын, что купец уехал, пришёл к большей сестре под окошко, сокрутился в нищее платьишко стариком и говорит ей.
     — Голубушка, сотвори милостыню ради Христа.
     Она взяла гороху пясть, кинула ему за окошко. Царевич сбирал, сбирал по горошинке, до ночи там просидел, потом снова говорит:
     — Голубушка, пусти ночевать ради Христа, если не пустишь, я замёрзну, тебе беда будет, народ что скажет.
     Отвечала ему большая сестра:
     — Пустила б ночевать, добрый человек, да дверей нет, непокуда пустить.
     А царский сын ей советует:
     — А ты спусти полотенце в окошко, я по полотенцу-то и выстану.
     Она полотенце спустила за окошко, он и выстал по полотенцу, на печку пробрался-от.
     Во ввечеру уже она ужину собрала на стол, кушанье прибрала, положила две тарелки, две вилки, две ложки.
     — Поди, добрый человек, ужинай со мной.
     Он вышел с печки в красной рубашке, да в царской одёже.
     — Эдакой дурак, ; она говорит, ; подлец, эдакую подлость ты сделал, хитростью сюда забрался!
     Сел царевич ужинать с ней. Поужинали. Она постельку послала, он спать лёг на постельку на ёйную.
     Она со стола собрала, да и спать легла с ним. Так они ночь вместе и проспали.
     Наутро она говорит царевичу:
     — Раз уж ты ко мне зашёл ночью, так зайди к другой сестре на другую ночь.
     Вот царевич на другой день пришёл под окошко и тем же манером у другой сестры милостыню стал просить.
     Так же точно в окошко выстал, ночевал у середней сестры.
     На утро она и говорит царевичу:
     — Раз уж ты к нам к двум сестрёнкам зашёл, так зайди и к третьей на третью ночь.
     Вот царевичу это всё понравилось, так он на третей день пришёл к третьей сестре под окошко, та тоже ему гороху пясть за окошко кинула. Сбирал, сбирал, до ночи досбирал, устал и говорит:
     — Пусти, голубушка, ночевать ради Христа.
     Меньшая сестра ему отвечает:
     — Непокуда пустить, дверей нет, пустила бы.
     А он её просит:
     — Полотенце спусти, я по полотенцу выстану.
     Она полотенце спустила. Он выстал по полотенцу и в окошко влез к ней.
     Постельку она послала ему, ужину собрала на стол и говорит ему:
     — Поди, добрый человек, ужинать со мной.
     Вышел царевич с печки в красной рубашке, как царевич собран.
     — Эдакой дурак! ; Говорит она ему с упрёком. ; Подлость какую ты сделал, что забрался к ночи ко мне в комнату!
     Ну так что же, сели они, поужинали, он на постельку спать лёг на ейную. А она со стола собрала, взяла клубочек шёлку, села под окошко, край окошечка отворила, клубочек повёртывала, повёртывала, клубочек и пал за окошко.
     — Иван-царевич, смотри: мой клубочек пал за окошко. Помоги мне его достать.
     Он вскочил в одной рубашке, босый и говорит:
     — Спусти полотенце мне, я схожу за клубочком за окошко.
     Он за окошко прыгнул, туда ушёл по полотенцу. А она полотенце сдёрнула, окошко заперла, да и спать легла. А он снова просится за окошком:
     — Спусти мне полотенце вниз, либо дай мои сапоги, да платьишко мне выкинь, ; говорит царевич.
     А меньшая сестра легла и не разговаривает больше. Он потявкал, поругался, да ушёл во дворец к себе.
     Потом стал он ходить к другим сестрёнкам, через день. Похаживал, похаживал, они и понеслись. Несли, несли, да по парню и родили.
     А этот царский сын больно гневается на меньшую-то дочь купеческую, что не может к третьей забраться, в раздумье таком. От того не может и есть даже ничего.
     Приходят к сестре той, что младшая:
     — Сестрица, мы родили по парню. Не знаем теперь, что нам делать.
     Меньшая сестра раздумалась и что-то придумала. Накрутилась старухой, взяла одного ребёнка в левую пазуху, другого в другую и пошла к царю в дом милостыню просить.
     Приходит туда, царевича его-то дома не случилось. Она тогда просит милостыню у его матери, у царицы, а мать и говорит ей:
     — Не знаешь ли, старушка, чего-нибудь этакого: у меня сын я, так полагаю, что-то не здоров, что-ни.
     Она и говорит матери:
     — Проводи меня матушка царица где он спит, в его спальню, я полажу что-нить, так и будет он здрав.
     Мать её и проводила, эту старуху, в спальню. Меньшая сестра взяла ребёнка, вытянула с пазухи, другого с другой, положила на постелю, закутала их, сама со спальни вон вышла и говорит царице-матери:
     — Придёт сын домой, вели ему спать лечь в спальне своей, так он здрав будет.
     Царевич приходит домой, мать-царица говорит сыну:
     — Кормилец ты наш, поди ляг в спальню свою, старушка там была, поладила там у тебя что надо, я велела ей.
     Пошёл царевич в спальню, пришёл, откинул закутку, а там два ребёнка. Он испугался, приходит к матери и говорит ей:
     — Поди-ко погляди, какое старуха колдовство оставила мне.
     Мать приходит туда, смотрит на детей тех. Говорит сыну своему:
     — Дитятко, об этом ты не кручинься, пусть будет, как будто это мои ребята, я их родила.
     После этого несколько времени спустя и отец-купец приехал домой. Стал спрашивать, как жили дочки, большая да середняя провинились, а меньшая прожила на чести.
     Царский сын узнал, что купец домой приехал. А он всё беспокоился, что он ничего не мог сделать с этой девицей.
     И вот он удумал её замуж взять, послал сватовей к купцу сватать эту девицу, меньшую его дочку.
     Сватова приходят к отцу, говорят, что вот, так-то и так. Купец приходит к дочери, спрашивает:
     — Дочка, вот царский сын сватает тебя, так пойдёшь ли за него?
     Она говорит отцу:
     — Татенька, я воли твоей не отнимаю. Если выдашь, так пойду.
     Только просит она сроку на год у отца поправиться в делах своих. Отец говорит сватовьям, что дочка просит сроку год на свадьбу. Сватовья говорят, что долго этак на год, не отложим мы на столько времени.
     Купец передаёт те слова дочка, она тогда говорит:
     — Татенька, хоть на полгода отложить надо.
     Отец говорит сватовьям дочкину просьбу. Сватовья говорят, что долго.
     — Ну, хоть на месяц, ; дочка говорит отцу.
     На месяц согласились сватовья. Она отцу тогда приказала купить белой муки да мёду. Отец и купил. Вот стала она делать куклу из мёду да из пшённой муки с себя величиной.
     Последняя неделя приходит до месяца. У ней кукла не готова ещё. Она поспешила делать и приготовила всё-таки к тому времени куклу.
     Месяц кончился, стали свадьбу играть. Она куклу эту велела положить в сундук к себе. Да говорит прислугам:
     — Как мы туда приедем, куда нам постелю постелют спать, так под кровать сундук положите.
     Свадьбу сыграли, обвенчались, приехали домой к царю. Пировали на балу, как отпировали, так их спать отвели в спальню ихнюю. Спать они легли, все вышли, их спать оставили, положили.
     Вот стал царевич ей говорит:
     — Ну что ноне сама о себе думаешь? Как ты надо мной надсмеялась, меня за окошко спустила, окно заперла, мне не дала ни сапог, ни платья? Теперь я тебе голову хочу срубить и никто мне не будет указ.
     — Иван-царевич! Я твоя, да воля твоя, что хочешь, то и делай.
     Пошёл он в другой покой за саблей, она с кровати скочила, сундук сдёрнула с под кровати, куклу вынула с сундука, на кровать бросила, сама в сундук села.
     Он с ходу разошёлся, саблей тесанул по кукле: только крохотки полетели во все стороны, ему крохотка в рот одна и прилетела.
     Он и стал её смаковать, она ему вкусной сделалась. Тогда царевич и говорит:
     — Эдакой я дурак, что же я такое сделал, одной ночи не проспал, какая она была сладка!
     А она тихонько с под кровати и заговорила:
     — Иван-царевич, дай заповедь, что больше вечно не тронешь меня, тогда я с одного разу оживу.
     Он и говорит:
     — Душенька! Оживи только, вечно не трону больше.
     Она говорит:
     — Сломай саблю, брось за окошко.
     Он пошёл саблю ломать. Она с сундука вышла, куклу в сундук бросила, сама на кровать.
     Он пришёл, видит, что она живая, обрадовался, лёг спать с ней, взял обнимать да целовать. Вот так они и ноне живут хорошо.
......
Иван царевич и Марфа-царевна.  Сказка!!
======
     У одного царя много лет содержался в тюрьме мужичок. Руки его железные были, голова чугунная, сам медный, также хитрец он был, и ещё важный человек.
     Сын царя Иван-царевич был тогда маленький, ходил часто мимо тюрьмы.
     Вот этот старик как-то подкликал его к себе как-то и взмолился ему:
     — Дай, пожалуйста, Иван-царевич, напиться!
     Иван-царевич ещё ничего не знал – был маленький, почерпнул воды и подал ему. А старика с этого в тюрьме не стало, ушёл, нельзя было ему воду подавать.
     Дошла эта весть и до царя. Царь приказал Ивана-царевича за это дело выгнать из царства. Царское слово – закон: Ивана-царевича выгнали из царства. Пошёл он куда глаза глядят.
     Шёл он долго, наконец приходит в другое царство, заходит прямо к царю, просится в службу. Царь его принял, приказал сделать конюхом.
     Он только спит на конюшне, а за конями не ходит. Конюшенный староста не однажды бил его. Иван-царевич все терпел, да терпел.
     А какой-то царь сватал царевну у этого царя и не высватал. За то объявил войну. Этот царь ушёл с войсками, а царством осталась править дочь его Марфа-царевна.
     Она и прежде замечала Ивана-царевича, что он не простого роду. За то и послала его в какое-то место губернатором. Иван-царевич уехал, живёт там, правит делом.
     Один раз поехал он на охоту. Только выехал за жильё – неоткуда взялся мужичок руки железны, голова чугунна, сам медный:
     — А, здравствуй, Иван-царевич!
     Иван-царевич ему поклонился. Старик зовёт его:
     — Поедем, – говорит, – ко мне в гости.
     Поехали. Старичок ввёл его в богатый дом, крикнул малой дочери:
     — Эй, дочка, давай-ка нам пить и есть, да и полуведерную чашу вина!
     Закусили. Вдруг дочь приносит полуведерную чашу вина и подносит Ивану-царевичу. Он отказывается, говорит:
     — Мне не выпить!
     Старик велит браться. Взял Иван чашу, и откуда у него сила взялася – на один дух так и выпил это вино!
     Потом старик созвал его разгуляться. Дошли они до камня в пятьсот пудов. Старик говорит:
     — Поднимай этот камень, Иван-царевич!
     Он думает себе:
     — Где мне поднять такой камень! Однако попробую.
     Взял и легко перекинул его. Сам опять и думает:
     — Откуда же у меня берётся сила? Небось этот старик в вине её мне подаёт.
     Походили сколько-то времени ещё и пошли в дом. Приходят: старик середней дочери крикнул ведро вина принести.
     Иван-царевич смело взялся за чашу вина, выпил на один дух. Опять пошли разгуляться, дошли до камня в тысячу пудов.
     Старик говорит Ивану-царевичу:
     — Ну-ка, переметни этот камень!
     Иван-царевич тотчас схватил камень и бросил, и думает себе:
     — Эка сила хочет во мне быть!
     Воротились опять в дом, и опять старик крикнул большой дочери принести полтора ведра чару зелена вина. Иван-царевич и это выпил на один дух.
     Пошли со стариком разгуляться. Иван-царевич легонько метнул камень в полторы тысячи пудов.
     Тогда старик дал ему скатёртку-самовёртку и говорит:
     — Ну, Иван-царевич, в тебе теперь много силы: лошадь тебя не поднимет! Домой придёшь, крыльцо дома вели переделать, тебя оно не станет поднимать. Стулья надо другие, а под полы нужно наставить чаще подстоек. Ступай с богом теперь!
     Все люди засмеялись, как увидели, что губернатор с охоты идёт пешком, а лошадь ведёт в поводу.
     Он пришёл домой. Под полы велел наставить стоек, стулья все переделали, стряпок, горничных прогнал, один себе живёт, как пустынник.
     И все дивятся, как живёт он голодом. Никто ему не стряпает! А и не знают, что его питает скатёртка-самовёртка.
     В гости ходить ни к кому он не стал, да и как ходить? Ничего его не поднимало в домах.
     Царь между тем с похода воротился, узнал, что Иван-царевич живёт губернатором, приказал его сменить и сделать опять конюхом. Нечего делать – Иван-царевич стал жить конюхом.
     Один раз конюшенный староста стал его куда-то наряжать, да и ударил. Иван-царевич не стерпел, как хватил его сам, так голову и отшиб ему. Дошло дело это до царя. Привели Ивана-царевича.
     — Почто ты ушиб старосту? – Спросил царь.
     — Он сам наперёд ударил меня. Я не шибко и отплатил ему, да как-то по голове: голова и отпала.
     Другие конюхи сказали то же – задел начал наперёд староста, а Иван-царевич ударил его нешибко.
     Ничего не сделали с Иваном-царевичем, только сменили из конюхов в солдаты. Он и тут начал жить.
     Не чрез долгое время приходит к царю мужичок сам с ноготь, борода с локоть, и подаёт письмо за тремя чёрными печатями от Водяного царя. Там было написано:
     — Ежели царь в такой-то день и на такой-то остров не привезёт дочь свою Марфу-царевну взамуж за сына Водяного царя, то он людей всех прибьёт и все царство огнём сожжёт. А за Марфой-царевной будет трёхглавый змий.
     Царь прочитал это письмо, подал от себя другой ответ к Водяному царю, что дочь отдать согласен. Проводил старика и созвал сенаторов и думных дьяков думу думать, как отстоять дочь от трёхглавого змия?
     Ежели не послать её на остров, то всему царству от Водяного царя будет смерть.
     Кликнули клич, не выищется ли такой человек, который бы взялся выручать от змия Марфу-царевну? За того её царь и взамуж отдаст.
     Нашёлся какой-то поддергайко, взял роту солдат, повёз Марфу-царевну. Привозит на остров, оставил её в хижине, а сам остался дожидаться змия на улице.
     Между тем Иван-царевич узнал, что Марфу-царевну увезли к Водяному царю, собрался и поехал на остров. Пришёл в хижину, Марфа-царевна плачет.
     — Не плачь, царевна! – Сказал он ей. ; Бог милостив, авось справимся!
     Сам лёг на лавку, голову положил на колена Марфе-царевне и уснул. Вдруг змий и начал выходить, воды за ним хлынуло на три аршина. Барин с солдатами стоял тут. Как начала вода прибывать, он и скомандовал им:
     — Марш в лес! ; Солдаты все сбились в лес.
     Змий вышел и идёт прямо в хижину. Марфа-царевна увидела, что змий идёт за ней, начала Ивана-царевича будить. Тот соскочил, на один раз отсек все три головы у змия, а сам ушёл.
     Барин этот, поддергайло который, повёз Марфу-царевну домой к отцу, слез с лесу, поехал домой, доносит царю, что бог помог отстоять Марфу-царевну. А её настращал чем-то этот барин: она ему царское слово нерушимое дала, не смела сказать, что не он отстаивал её.
     Не чрез много времени старик сам с ноготь, борода с локоть выходит опять из воды и несёт от Водяного царя письмо за шести черными печатями, чтобы царь привёз дочь на тот же остров шестиглавому змию. А ежели он не отдаст Марфу-царевну, то Водяной царь грозился все царство потопить.
     Царь отписал опять, что согласен отдать Марфу-царевну. Маленький старичонко ушёл.
     Царь начал кликать клич. Послали везде бумаги:
     — Не найдётся ли такой человек, который бы избавил Марфу-царевну от змия?
     Тот же барин поддергайло опять явился, говорит:
     — Я, ваше царское величество, избавлю. Только дайте роту солдат.
     — Да больше не надо ли? Теперь змий о шести главах.
     — Будет. Мне и этого много.
     Собрались все, повезли Марфу-царевну. А Иван-царевич узнал, что Марфа-царевна опять в напасти, за добродетель её, что его сделала губернатором, пошёл туда ли, поехал ли. Так же застал Марфу-царевну в хижине, входит к ней.
     Она уж ждёт его. Только увидела – обрадовалась. Он лёг и уснул. Вдруг шестиглавый змий и начал выходить. Воды хлынуло на шесть аршин. Барин с солдатами, как увидел змия, сразу засел в лесу.
     Змий вошёл в хижину, Марфа-царевна разбудила Ивана-царевича. Вот они схватились, бились-бились, Иван-царевич отсек змию голову, другу, третью, и все шесть, и сбросал их в воду, а сам будто ни в чём не бывало пошёл во свояси.
     Барин с солдатами слез с лесу, поехал домой, доносит царю, что бог помог отстоять Марфу-царевну. А её настращал чем-то этот барин: она ему царское слово нерушимое дала, не смела сказать, что не он отстаивал её.
     Барин стал приступать, чтобы сделали свадьбу. Марфа-царевна велит подождать.
     — Дайте, – говорит, – мне поправиться со страху. Я и то вон как напугалась!
     Вдруг опять тот же старик сам с ноготь, борода с локоть выходит из воды и несёт письмо с девяти черными печатями, чтобы царь немедленно послал Марфу-царевну на такой-то остров и в такой-то день к девятиглавому змию, а ежели не пошлёт, то все его царство будет потоплено.
     Царь опять отписал, что согласен. Сам начал искать такого человека, какой бы избавил царевну от девятиглавого змия.
     Тот же барин поддергайло опять выискался и поехал с ротой солдат и с Марфой-царевной.
     Иван-царевич услыхал это, собрался и отправился туда же, а Марфа-царевна там ждёт уж его.
     Он пришёл. Она обрадовалась, стала его спрашивать, какого он роду, кто такой, как зовут? Он ничего не сказал, лёг и уснул.
     Вот девятиглавый змий и начал выходить, воды поднял на себе на девять аршин.
     Барин опять скомандовал солдатам:
     — Марш на лес!
     Все солдаты и залезли.
     Марфа-царевна будит Ивана-царевича, не может разбудить. Змий уж близко у порогу! Она слёзно заплакала. Ивана-царевича разбудить все не может.
     Змий уж подползает, только схватить Ивана-царевича! Он все спит.
     У Марфы-царевны был ножичек перочинный. Она им и резнула по щеке Ивана-царевича. Он проснулся, соскочил, схватился со змием биться-барахтаться.
     Вот змий начал издолять Ивана-царевича. Неоткуда взялся мужичок руки железны, голова чугунна, сам медный, схватил змия. Отсекли вдвоём ему все головы, сбросали в воду и ушли.
     Барин пуще того обрадовался. Соскакали все солдаты с лесу, отправились в своё царство, и он неотступно стал просить царя сделать ему свадьбу.
     Марфа-царевна однако отказывалась:
     — Подождите немного да дайте мне оправиться. Я и то вон как испугалась!
     А тут как раз старичок сам с ноготок, борода с локоток опять принёс письмо. Водяной царь требует виноватого.
     Барину не хотелось ехать к Водяному царю, да нечего делать – послали. Снарядили корабль и отправились, а Иван-царевич тут на флоте служил, тоже попал на тот корабль. Плывут они плывут и вдруг навстречу им корабль – как птица летит, и кричат с него:
     — Виноватого, виноватого! – Да и пробежал корабль этот мимо.
     Немного отплыли, другой корабль навстречу, и опять кричат:
     — Виноватого, виноватого!
     Указали все на барина, что это его послали, он всех змиев побил. Схватили его встречные, уж они его били-били – до полусмерти избили!
     Ну ладно, проехали. Вот приезжают они к Водяному царю. Водяной царь приказал натопить докрасна чугунную ли, железную ли баню и виноватого посадить туда. Барин перепугался, душа в пятки ушла! Смертонька его приходит!
     А у Ивана-царевича остался с тех кораблей человек один, сам непростой и чёрт ему не страшен. Он понял, что Иван-царевич не простого роду, и стал у него служить. Иван-царевич послал его и говорит:
     — Ступай, просиди в бане заместо барина нашего.
     Тот сейчас сбегал. А ему и дьявол не страшен, ничего там не делается банях ни в чугунных, ни в железных. Прибыл обратно целый и невредимый.
     Виноватого опять потребовали, теперь уж к самому Водяному царю. Барина этого опять увели.
     Уж его ругал-ругал, бил-бил Водяной царь, наконец велел прогнать. Вот поехали корабли обратно.
     Барин дома пуще ещё стал гордиться собой, не отходит от царя, приступает, чтобы сделал свадьбу. Что же делать, царское слово есть закон, царь и просватал дочку свою. Назначили день, когда быть свадьбе.
     Барин тут уж и поднялся! Рукой не достанешь! Никто близко не подходи! А царевна говорит отцу:
     — Батюшка! Вели собрать всех солдат. Я хочу смотреть их.
     Тотчас солдат собрали. Марфа-царевна и пошла, всех обошла и доходит до Ивана-царевича, взглянула на щёку и видит рубец, как она ножичком его резнула. Берёт она Ивана-царевича за руку и ведёт к отцу:
     — Вот, батюшка, кто меня избавил от змиев. Я не знала кто он, а теперь узнала по рубцу на щеке. Барин этот сидел с солдатами в лесу, пока он со змеями бился!
     Тут же солдат тех спросили:
     — Сидели ли они на лесу?
     Они сказали:
     — Правда, ваше царское величество! Барин был еле жив тогда, не годен к битве, сам прятался!
     Сразу же барина разжаловали и послали в ссылку. Иван же царевич обвенчался на Марфе-царевне, стал жить да быть и хлеб жевать.
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван царевич и Марья Краса, Чёрная Коса. Самара.  Сказка!!
======
     В невкотором было царстве, в невкотором было государстве, не в нашем было королевстве.
     Это будет не Сказка, а будет при А будет Сказка завтра после обеда, поевши мягкого хлеба, а ещё поедим пирога да потянем бычка за рога.
     Жил-был царь Иван Васильевич, у него был большой сын Василий-царевич, а второй сын Митрий-царевич. Малый сын был Иван-царевич.
     Вот Василий стал уже на возрасте, вздумал его царь женить, и очень долго невесту не находили.
     То найдут невесту – отцу с матерью хороша, ему не нравится. То он найдёт себе невесту – отцу с матерью не кажется.
     Идёт как-то Василий-царевич путём-дорогой, по широкой улице, встречается ему старуха, толстое её брюхо, и говорит она Василью-царевичу:
     — А вот я тебе, Василий-царевич, невесту нашла!
     А он ей и говорит:
     — Где же ты, бабушка, нашла?
     — А вот у этого генерала дочь, вам нужно её замуж взять.
     Да сказала эта старуха, что она гулеванка.
     Приходит Василий-царевич к своему тятеньке и говорит:
     — Тятенька, я невесту нашёл, вот у такого-то генерала дочь.
     Тятенька говорит ему, что можно её замуж взять.
     У царя неколи было пиво варить и неколи было вина курить. Пива много наварили и вина накурили и повезли их венчать.
     Привозят от венца, кладут на ложу. Вот на ложу он с ней не ложился, а в чистое поле от неё уехал, отшатился, теперь там на коне ездит, охоту делает.
     Хватились отец с матерью, что Василья-царевича в доме нет, и негде его искать.
     Прошло много лет, вырос уже Иван-царевич. Как-то он спрашивает своего тятеньку:
     — А что, тятенька, это у нас за жёнка, чья она?
     Отвечает ему царь:
     — Это вам невестка.
     — А где же у ней муж?
     — Её муж, твой брат Василий-царевич. Ухал он во чистo поле давно, и теперь его нет.
     Говорит тогда Иван-царевич:
     — Тятенька, благословите, я поеду братца искать, Василья-царевича.
     — Бог тебя благословит, – сказал царь. ; Знать, ты мне не кормилец!
     А вот оседлал Иван-царевич себе доброго коня и поехал во чистое поле, во дикую степь своего брата искать, Василья-царевича.
     Во чистом поле, во дикой степе раскинут был бел шатёр. Во шатре почивал Василий-царевич.
     Подъехал Иван-царевич ко белy шатру, восходил Иван-царевич во белой шатёр и хотел его сонного убить, не знает, чей такой, и думает себе:
     — Что я его убью сонного, как мёртвого? Не честь, не хвала мне, доброму молодцу, а дай-ка лучше ото сна разбужу, ото сна его разбужу и все подробно его расспрошу: и чей такой, и откудова, и куда путь держит.
     Вдруг проснулся Василий-царевич и стал спрашивать:
     — Чей ты такой, добрый молодец?
     — Из такого-то я царства и такого-то я отца-матери. – Отвечает Иван.
     — А чего тебе нужно?
     — А мне нужно, где бы найти брата своего, Василья-царевича.
     Сказал ему Василий-царевич:
     — Кто ты таков?
     — Я, Иван-царевич!
     — Иван-царевич у нас, – сказал Василий-царевич, – трёх лет в зыбочке катается.
     Отвечал Иван-царевич:
     — Он сейчас не в зыбочке катается, а по дикой степе на коне помыкается и хочет разыскать своего брата, Василья-царевича.
     Говорит тогда ему Василий-царевич:
     — Я сам и есть Василий-царевич!
     Сели они тут на добрых коней и поехали куда знают. Заехали в зелёные луга, уехали далече, незнамо куда.
     Тут скоро Сказка сказывается, да не скоро дело делается.
     Вот как-то кони их приустали, подковки коней их притупились, и шёлковые плёточки приразбились.
     Говорит старший брат Василий-царевич:
     — А давай-ка, брат, отдохнём мы и коней покормим!
     Сказал ему Иван-царевич:
     — А что знаешь, братец, то и делай. Ты же старший!
     Слезли с добрых коней и пустили их по зелёными лугам. Василий-царевич и говорит:
     — Ты, брат Иван-царевич, ляг отдохни, я же пойду по зелёным лугам, не найду ли поганого зайчишки. Убью – к тебе принесу, мы его зажарим.
     Отвечает ему Иван-царевич:
     — Ступай, братец, с Богом!
     Пошёл Василий-царевич куда знает и подходит к превеличающему к синему морю, и тут пред ним является хижинка. Восходит Василий-царевич в хижинку.
     Смотрел: в хижинке сидит красная девица, сидит, горько плачет, и перед ней гроб стоит.
     Спрашивает Василий-царевич:
     — Что же ты, красная девица, плачешь?
     — А как мне, Василий-царевич, не плакать? Последний я час на вольном свете. Сейчас вылезает из моря змей и меня поедает.
     Василий-царевич и говорит ей:
     — Не плачь, красная девица: я бы был жив, будешь и ты жива!
     Лёг Василий-царевич к ней на колени и сказал:
     — Поищи, красная девица, у меня в волосах, расчеши их!
     Стала та искать, да чесать, а он крепким сном уснул.
     А в то время во синеем море разбушевались сильные волны, и поднялся лютый змей, и башка его, трёхвёдерный котёл, вылезает из моря, идёт съесть красную девицу.
     Девица будит Василья-царевича:
     — О, Василий-царевич, проснись! Съест нас с тобой лютый змей!
     Спит Василий-царевич, ничего не чувствует. Но тут роняет красная девица из своего из правого глазу горючую слезу, и пала горючая слеза Василью-царевичу на белое его лицо и, как пламенем, обожгло.
     Проснулся Василий-царевич, и смотрит, что лезет лютый змей. Вынул свою саблю вострую, махнул его по шее и отвалил дурную его башку.
     Туловище захватил, в море бросил, а дурную башку под камень положил. Говорит Василий-царевич красной девице:
     — Вот я жив, и вы живы!
     — Благодарю, Василий-царевич, буду я вечно твоя жена!
     Отправился Василий-царевич к своему брату, к Ивану-царевичу. Приходит, ничего с собою не приносит.
     — Не нашёл, брат, ничего.
     А эта девица красная была привезена из инного царства. Тут чередовали людей кажную ночь.
     А у инного царя был дворной дурак. Посылает его царь посмотреть, что делается в келейке на изморье.
     Дурак запряг тренoгонькую лошадёнку, худенькую тележонку, положил на неё бочку и поехал в море за водой. Взошёл в келейку и видит, что красна девица живая сидит.
     Дурак не будь дурак, схватил её в беремя, посадил на бочку и повёз домой. Привёз и говорит дурак царю:
     — Вот я убил вашего змея!
     Царь больно обрадовался и свою дочь за него замуж стал выдавать.
     Тут такое-то было гулянье! Двери были растворены, и кабаки были все открыты. Только вина из смоляной бочки и пить нельзя, сильнее сопьёшься! Был так пир навеселе, и такой бал, что и чёрт не спознал.
     Вот дурак стал с ней жить да быть, да добро наживать, а худо-то проживать.
     А Василий-царевич да Иван-царевич сели на добрых на коней и поехали в инное царство, где этот пир идёт. Приезжают к царю.
     Царь их встречает и крепко их почитает, и сказал же Василий-царевич:
     — А что, царь, у тебя за бал?
     Отвечает ему царь:
     — Я дочку замуж отдал!
     Сказал Василий-царевич:
     — А именно за кого?
     — За дворного дурака.
     — А по какой причине?
     — Он от смерти её отвёл.
     Рассказал ему царь историю, что у них кажную ночь тут был человек на съедение отдан.
     Повезли на съеденье дочь, а дурацкая харя наша дворовая поехал на море по воду и срубил со змея голову, а дочь живую привёз. Взяли её да замуж за дурака и отдали.
     Василий-царевич и говорит:
     — А что, инный царь, надо бы этого змея мёртвого посмотреть. Позовите своего зятя. Он должен нам его указать, где он лежит.
     Позвали дурака.
     — А поди же дурак с нами, – сказал Василий-царевич, – укажи, где змей лежит.
     Больно ему стало грустно, что дурак с его наречённой невестой его лежит. Подводит дурак к морю и говорит:
     — Вот тут лежит.
     Василий-царевич и говорит:
     — А подайте-ка неводa да ещё мастеров сюда! А кто может неводом ловить и вдоль по морю бродить?
     Появились мастера, кидали шёлковые невода – а тут нет ничего. А он, дурацкая стать, не видал никого и не знает, где змеи делись.
     Василий-царевич и говорит:
     — Рыболовы-господа! Киньте неводы вот сюда!
     Кинули неводы и вытащили престрашную чуду, туловище. Говорит Василий-царевич:
     — А скажи-ка, дурак, где его глава?
     Тот не знает, ответить чего.
     — Вот, дурак, где голова: под камнем.
     Подходит дурак к камню и не может его с места тронуть. Говорит Василий-царевич:
     — Напрасно судьбу пытаешь, дурак ты был, дураком и останешься, не ты змея убивал!
     Поднял Василий-царевич камень и вытащил главу, и сказал инному царю:
     — Я побил змея этого, вашего обидчика!
     Инный царь оголил свою саблю вострую, да и срубил не слова не говорю с дурака буйную его башку за то, что он криво сказал, а свою дочь за Василья-царевича обвенчал.
     Снова пили и гуляли, весёлились, несколько времени прохлаждались.
     Говорит Иван-царевич своему брату Василью-царевичу:
     — Поздравляю с законным браком! Ты нашёл себе невесту, а де же мне будет искать? Видно, надо по вольному свету попытать, себе суженую поискать.
     Сели они за стол чайку покушать, а вечер пришёл, легли по разным комнатам отдохнуть.
     Спрашивает Василий-царевич у своей молодой жены:
     — А что, есть ли на сем свете краше тебя и храбрее меня?
     Сказала ему красная девица:
     — Ну, какая моя красота? Вот за тридевять земель, во десятом царстве есть Марья Краса, Чёрная Коса, отличная хороша. Только взять её мудрено. Есть там ещё Кaрка-богатырь, как сенной стог. Не могу знать, кто будет из вас сильнее.
     Василий-царевич и сказал брату своему, Ивану-царевичу:
     — А вот, братец, где невесту тебе назначили.
     Иван-царевич с ними распрощался, в дальний путь-дороженьку собирался. Взял он в руки острый нож и говорит:
     — Когда этот вострый нож кровью обольётся, тогда меня живого не будет.
     Поехал в чистое поле, в дикую степь, себе суженую искать. Ехал долго ли, мало ли, и стоит избушка, на куричьей голяшке повёртывается.
     — Избушка, избушка, встань ко мне передом, а к лесу задом!
     Избушка встала к нему передом, а к лесу задом.
     Лежит в ней Ягая Баба, из угла в угол ноги упёрла, титьки через грядки висят, маленькие ребятки их посасывают, а её страшный большой железный нос в потолок упёрла.
     — А! Иван-царевич, от дела лытаешь, или дело себе пытаешь?
     Отвечает ей Иван-царевич:
     — От дела я не лытаю, а себе вдвое дела пытаю: еду за тридевять земель, в тридесятое царство найти Марью Красу, Чёрную Косу.
     — Ох, – говорит Ягая Баба, – мудрено её взять и мудрено её достать! Она очень далече. Поезжай ещё столько, да полстолька, да четверть столько.
     Сел Иван-царевич на добра коня и поехал. Ехал-ехал путём-дорогою и наехал до огромного лесу и захотел больно поесть.
     Стоит превеличающий дуб. На дубу шумят пчелы. Он с добра коня слезал, на зелёный дуб влезал, медку поесть хотел.
     Отвечает пчелиная матка:
     — Не трогай, Иван-царевич, мой мед: невкоторое время сама я тебе пригожусь!
     Вот Иван-царевич так на её слова спонадеялся, на сыру землю с дуба спускался. Сел на добра коня и поехал, куда ему путь лежит.
     Не может на коне сидеть: крепко есть хочет. Тут видит он, бежит ползучая мышь, гадина.
     Спрыгнул Иван-царевич с добра коня, сохватил и хочет её съесть. Говорит тут мышь Ивану-царевичу:
     — Не ешь меня: я тебе невкоторое время пригожусь!
     Бросил её Иван-царевич и дальше поехал.
     При большой дороге – небольшая бокалдинка воды и ползёт рак. Вот Иван-царевич больно ему рад, хочет его поймать и на огонёчке испечь.
     Говорит ему рак:
     — Ой ты, Иван-царевич, хоть ты мне и рад, а не тревожь ты меня: я тебе пригожусь.
     Иван-царевич крепко осерчал и рака в воду кидал.
     — А буде тебе не ладно! Всё одно жив буду, не умру!
     И опять поехал путём-дорогой. Ехал много ли, мало ли, долго ли и коротко ли – доехал до Кaрки-богатыря.
     Приезжает, его дома не застаёт, только одна его мать. Она его увидала и крепко узнала.
     — Ох, Иван-царевич, давно тебя ждёт Кaрка-богатырь!
     Иван-царевич и говорит:
     — А скажи-ка, бабушка, где он?
     — Третий год за невестой ездит.
     — В какую сторону, что за невеста?
     — За Царём-девицей. Третий год ездит и суженую себе не достанет. Тебя крепко желает и на тебя больно серчает, всё говорит:
     — А! Только бы он подъявится, так и живого прямо съем!
     Говорит ему бабка:
     — А поди-ка выдь-ка во чисто поле, во дикую степь, да возьми-ка подзорную трубу, не едет ли Кaрка-богатырь. Если с радостью едет, то вперёд его ясен сокол летит, а если печальный едет, то над ним Чёрный ворон вьётся.
     Поглядел Иван-царевич в подзорную трубу, увидал Кaрку-богатыря, и над его главой Чёрный ворон вьётся.
     Говорит Иван-царевич баушке:
     — Несчастный Кирка едет.
     — Ну, – говорит баушка, – куда же мне тебя деть? Он едет сердитый.
     Отпирает она кладушечку и запирает замком своим.
     — Вот, говорит, тут ляг, полежи. Я сперва его водочкой угощу и про тебя расскажу.
     Явился Кaрка-богатырь, говорит мамыньке:
     — А пожалуй-ка, мамынька, мне испить!
     Наливала ему баушка чарочку бражки. Он чарочку выпивал и пьян не бывал.
     — А дaвай-ка, мамынька, ещё мне!
     Другую выпивал, на весёлость пошёл. Спрашивает его мамынька:
     — А де сужена, сынок, твоя?
     — Измучил, мамынька, себя!
     — А если бы Иван-царевич приехал?
     — А вот-вот было бы мне хорошо: достал бы я себе Царя-девицу не один, а с ним, и научил бы его, как достать ему Марью Красу, Чёрную Косу.
     Баушка и говорит:
     — А чай бы его сейчас ту не тронул?
     — Ох ты, мамынька моя! Кабы он сейчас был у меня, за руки бы его принимал и в сахарные уста бы целовал.
     Сударыня его матушка и говорит:
     — А он здесь, сыночек, спит в кладоушечке.
     Вот Кaрка обрадовался, сам в кладовую собирался. За руки его принимает, за дубовой стол сажает, чаем-водкой угощает.
     И сказал Кaрка-богатырь:
     — Ох ты, брат Иван-царевич, а я только про тебя слышал, как ты родился и в зыбочке катаешься!
     Иван-царевич и говорит:
     — Я не в зыбочке катаюсь, а на добром коне по дикой степи помыкаюсь. Я не привык в царстве царствовать, я привык по дикой степи летать и больше себе горя увидать.
     — А что ты, Иван-царевич, на добром коне по дикой степи помыкаешься, чего ты себе разыскивать?
     — А вот что, – говорит Иван-царевич, – за тридевять земель, в тридесятом царстве есть Марья Краса, Чёрная коса. Мне хочется её достать и за себя замуж взять.
     Кaрка-богатырь и говорит:
     — Мудрено её взять, а надо один раз умирать, тело и кости по дикой степи раскидать.
     — Ох, брат любезный, Кaрка-богатырь, убытку не принять, так в торговом деле и барыша не видать. А если нам, богатырям, по вольному свету не полытать, да хорошей суженой не поискать – это нам не честь, не хвала. Чтобы мы по вольному свету не лытали, чтобы нужды себе не видали.
     — Ну, – говорит Кaрка, – эту сказку, Иван-царевич, бросим, а ещё новую начнём.
     Тут начиналась Сказка, начиналась побаска от сивки и от бурки, и от курицы иноходки, от зимняка поросёнка наступчатого. Вот поросёнок наступает, сказывалыцика сбивает. Сказывальщик Недорoда сел на дорогу, где свинья шла.
     Кaрка-богатырь и говорит:
     — Ну да, брат, пошутил, да и будет. А спроси-ка гуся, не зябнут ли его ноги? Я третий год езжу за своей наречённой невестой. Айда-ка помоги да послушай, что я расскажу: у моей-то невесты сорок кузнецов, как ударят сорок раз – и родятся тотчас сорок военных солдат, вооружены и на бой готовы. Да ещё, брат, у моей-то невесты сорок девушек. Они сидят в комнате. У кожной девушки сорок булавочек, как булавочкой-то ткнёт, и солдат-то на бой готов. Я буду солдат-то бить, а ты будешь кузнецов-то рубить. Я буду невесту любить, а ты девушек бить.
     Иван-царевич и говорит:
     — Умру, брат, с тобой, а всё сделаю!
     Сели, да и поехали.
     Приехали в Новодевиченское царство к Царю-девице.
     — Ты, брат Иван-царевич, близко не ходи, а по комнатам ходи, девушек руби, да кузнецов губи и близко ко мне не подходи!
     Вот они и поехали, скоро приехали.
     Начали силушку рубить, красных девушек душить и Царь-девицу в плен брать. Не пиво нам было варить, не вина нам тут было курить, а дорого Царицу-цевку взять. Кузнецов погубили, красных девушек порубили, Царь девицу в плен взяли.
     Кaрка-богатырь её взял и туго к сердцу прижал, и отправились они с ней домой.
     Хватился Кaрка-богатырь, что с ним Ивана-Царевича нет.
     — Ох, говорит, мамынька, я его, знать, убил!
     А Иван-царевич, вперёд прискакал и говорит:
     — О да, брат, я здесь уже давно!
     Они тут пили, гуляли, веселились.
     — Ну-ка, Иван-царевич, давай-ка выпьем по третьей! Я пью, гуляю, веселюсь и тятьки с мамкой не боюсь!
     Думает себе Иван-царевич:
     — Что, мне Кaрка-богатырь рад или не рад? Дай я себе нарочно захвораю.
     Говорит Иван-царевич:
     — Ох да, Кaрка-богатырь, головушка болит, больно мочи мне уже нет.
     Чаю не воскушает, и водки не принимает. Воздыхает Иван и говорит:.
     — Положи ты меня Карка-Богатырь на воздух, на самый лёгкий!
     И сделался вроде болен, не может ног таскать. Кaрка-богатырь ходит за ним, как за малым детищем. Вынес его во зелёный сад, положил на тесовую кровать, где бы можно его было ветром обдувать.
     Лежит Иван-царевич в саду на кровати. Прилетает к нему его большего брата первая жена, сидит в саду, подняла ногу, да пупыську-то ему кажет и приговаривает:
     — Ох да, не попробавши товар, да бросил ты меня!
     Иван-царевич прицелился из ружья, хлоп и попал ей в правый глаз. Она и улетела.
     — Ну, Кaрка-богатырь, – говорит Иван-царевич, – благодарю тебя: приспокоил ты меня хворого.
     Немножечко время продолжало, Иван-царевич говорит:
     — Ох, брат, давай-ка, выпьем зелена вина.
     Кaрка-богатырь сильно обрадовался, сам за вином сбегал, водкой, чаем угощает и словами улещает.
     — Ох ты, брат ты мой любезный, как с устатку чуешь в себе здоровье?
     — А вот же, слава Богу, старого по-старому, а вновь ничего. Долго я здесь с тобой, Кaрка-богатырь, прогулял, путь свою, дороженьку потерял. Что я задумал, нужно делать и куда нужно, надо ехать.
     Кaрка-богатырь и говорит:
     — Куда знаешь, туда и едешь.
     — А куда, брат, я вздумал, туда и поеду!
     — Если я тебя, брат Иван-царевич, не научу, как её взять, как держать – жив не будешь.
     Вот Иван-царевич полотенцем утирается и говорит:
     — А, да и будет, и прощай!
     Сел на добра коня и поехал. Ударил своего доброго коня, бил его по крутым бёдрам, пробивал его кожу до мяса, бил мясо до кости, кости проломал дo мозгу – его добрый конь горы, долы перепрыгивал, темны леса межу ног пускал.
     Ехать ему было три года, он доехал в три часа. Приезжает в то место, где ему нужно, идёт по широкой улице и спрашивает православных людей:
     — А где живёт Марья Краса, Чёрная Коса?
     Попадается ему навстречь ему баушка-просвирня, которая имеет проживанье с Марьей Красой, Чёрной Косой и готовит для неё кушанья.
     — Ох, баушка-просвирня, а будь-ка ты смирна! Где бы мне повидать Марь-красу, Чёрну Косу?
     — А на что тебе, Ванюшка, её надо-то?
     — А хочется мне её увидать, в сахарные уста поцеловать и за себя замуж взять.
     — Поди-ка, Ванюшка, да купи разных цветов, разных духов, а я пойду да её в гости позову. А ты, добрый молодец, ляг на диван, спать-то не спи, а послушай, что будет.
     Вот Иван-царевич лёг. Баушка-просвирня пошла к Марье Красе, к Чёрной Косе, и говорит:
     — О да, здравствуй же, Марьица-краса, Чёрная твоя Коса! А пожалуй-ка ко мне в гости!
     Марья Краса обрадовалась и в гости к ней собиралась. Восходит к ней в комнату: воскрашена её комната заграничными цветами и разными духами. Говорит Марья Краса:
     — Где ты, баушка, взяла заграничные цветы и разные духи?
     — Что по морю-то плывёт, все то не поймаешь, а что люди-то говорят, все не переслушаешь. Давай-ка, Марьица, мы с тобой сядем да чего-нибудь придумаем.
     — А что у тебя в чулане? Кто у тебя, баушка, лежит на диване?
     — А вот погляди.
     Марья Краса подошла к дивану и спрашивает:
     — А это что за мужик? А как бы я его поцеловала, что было бы?
     Баушка не унимала и поцеловать заставляла. Она его поцеловала. Ну же Иван-то-царевич был не глуп, он поймал её вдруг, во сахaрные уста целовал, туго к сердцу прижимал.
     Они полежали немножко, да и из прочего кое-чего-нибудь сделали. Взять да не сказать, и не скажу.
     Иван-царевич и говорит:
     — Благодарю, баушка, что ты меня свела и Марьюшку ко мне привела.
     А Марья Краса, Чёрная Коса и говорит:
     — Я буду вовек твоя мужняя жена и неразлучная. Садись-ка, Ванюшка, на доброго коня и бери меня с собой. Я, Ванюшка, не расстануся с тобой!
     Сели, да и поехали на Ванюшкином на добром коне. У Марьюшки Красы было двенадцать братов. Приезжали к ней в гости, а дома Марьюшки Красы нету.
     Спросили у баушки:
     — А де же наша родная сестра, Марья Краса?
     Баушка и говорит:
     — Был злодей Иван-царевич, он и квас-от пил, а у Марьюшки квасницу не покрыл, и уехали они в путь-дорогу.
     Вот же родные братья привели пегонькую кобылёнку о двенадцати пежинах, сели каждый брат на пежину, сели, да и поехали.
     — Догоним его, злодея, растерзаем, а её отнимем!
     Сколько мало ли время продолжалось, они его догнали и сестру отняли. Его изрубили на мелки части, раскидали по дикой степи.
     Кровь во сыру землю впихали, мясо вороньям скидали на поклевание.
     Вот как раз у любимого его брата Василья-царевича, у его молодой жены выкатился из очей вольный свет: увидала она в крови вострый нож и сказала мужу:
     — Посмотри-ка на вострый нож: твоего родного братца живу нет.
     Василий-царевич и говорит жене:
     — Ох, да я ведь ничего не знаю! Ох, да знать, погиб!
     Во дворе же был царский превеличайший великий каракульский дуб. В этом дубу сохранялась живая и мёртвая вода. Она сохранялася, никому не открывалася.
     Василья-царевича законная жена подходит к каракyльскому дубу, слёзно плачет и просит:
     — О батюшка, старый каракульский дуб, отпусти мне, ради Бога, мёртвой и живой воды!
     Дуб не открывается, и из дуба вода не отпускается.
     Она ходила, ходила и сама себя крепко истомила: не может ног таскать и на плечах буйну голову держать.
     У неё были две сестры родные, благочестивые девушки. Они и спрашивают её:
     — Что ты, сестрица, худа, что ты, сестрица, тужишь, что ты, сестрица, плачешь?
     Отвечает она им:
     — Как мне не плакать? Пищи я не принимаю, тёмные ночи недосыпаю, хожу я на тятенькино широкое подворье, к каракульскому дубу. Все ночи простаивала, у каракульского дуба упрашивала:
     — Ох ты, батюшка, каракульский дуб, отпусти ради Бога мне мёртвой и живой воды!
     — А на что тебе, сестрица, живой и мёртвой воды?
     — Ох, сестрицы, не знаете вы моего горя, что помер мой братец родимый, Василью-царевичу брат и мне такой же!
     — Пойдём-ка, сестрица, и мы с тобой, да помолимся Богу, да попросим каракульского дуба, не отпустит ли он нам.
     Собрались все три сестрицы родные, полуночные поклоны дубу клали, из глаз своих слезы роняли и дубу говорили:
     — Ох ты, батюшка, каракульский старый дуб, отпусти ты, ради Бога, живой и мёртвой воды!
     Вдруг каракульский дуб открывается, и вода из него выпускается. Налила жена Василья-царевича два пузырька и говорит:
     — О ты, мой милый муж да Василий-царевич! Оседлай-ка своего доброго коня, да поедем-ка, куда я велю, да найдём-ка мы своего братца Ивана-царевича во дикой степи!
     Сели, да и поехали и на то место приехали, где Ивана-царевича мясо разбросано.
     Вот они мясо сбирали, по суставчикам расклали, мёртвой-то водицей помазали, а живой-то водицей спрыскaли.
     Иван-царевич встал, встряхнулся, на все четыре стороны оглянулся и говорит:
     — О, да как я долго спал!
     Отвечает ему невестка:
     — Кабы не мы, так и вовеки бы ты спал.
     — Спасибо те, сестрица, пожалела ты меня, ну прощай и напредки меня не оставляй!
     Сел, да и уехал. Ладно, мы этого бросим и с другого начнём.
     И вот он отколь приехал, туда опять и уехал. Ударил Ванюша своего доброго коня своей шёлковой плетью. Конь его добрый осерчал и шибко его помчал.
     Приезжает Иван-царевич в ту сторону, где жила Марья Краса, Чёрная Коса. Нашёл баушку-просвирню, она ему и говорит:
     — Поезжай-ка, Иван-царевич, куда я пошлю: через тридевять земель, во десятое царство. Научу я тебя, как Марьюшку взять, как её достать. Должен ты долго сам пострадать. Поезжай к её баушке, а у той ли баушки двенадцать дочерей. Они-то по виду девушки, а будут сейчас кобылушки. Приедешь к баушке во двор, скажи ей:
     — А, родима баушка! Нет ли продажной лошадушки? Скажет тебе баушка:
     — Есть у меня двенадцать кобылушек, они не продажные, а заветные. А вот я тебе прикажу три дня их пасти, за работушку тебе лучшую взять лошадушку, а если не спасёшь и домой не пригонишь, то мяса твоего наемся и крови твоей напьются!
     Иван-царевич и думает себе:
     — А да-ка попытаю! Две смерти мне не будет, а одной-то я не миную и знаю, за кого пропадаю.
     Взял у баушки подрядился, да наутро хлоп и погнал лошадушек пасти, пригнал их в зелёные луга.
     Да только испекла ему баушка со спящим зельем лепёшечку. Проголодался он взял закусил да крепко и уснул. А лошадушки по лугам разбежались, по кустам разнырялись.
     А он крепко спал, вплоть до вечера пролежал. Проведала то пчелиная матка на дубу и говорит своим дитяткам:
     — Полетайте, дитятки мои, во зелёные луга! Ванюшка крепко спит, не проснётся. Его разбуждайте, коней его собирайте!
     Была в рое сильная пчела, прилетает к Ванюшке и жалит его за белое лице. Ванюшка проснулся, горькими слезами заливался: ни одной лошадушки перед ним нет, и не знает же он, где их взять, и некого ему домой гнать.
     Вот пчела и говорит:
     — Бери-ка, Ванюшка, кнут, да вот постой-ка тут! Пригоним мы тебе.
     Собрались все пчёлки летать по зелёным лугам. Они стали летать, стали брюнчать, стали кобылушек собирать, да Ванюшке на руки отдавать.
     — А вот да ну, Ванюшка, гони-ка!
     Ванюшка взял да их кнутиком к баушке и погнал.
     — На-ка вот тебе, баушка, исполнил твоё приказание.
     — Ну ладно, Ваня, жди, что будет наутро.
     Наутро баушка встаёт, приказ Ванюшке отдаёт:
     — На-ка вот, Ванюшка, гони ещё по второму разу кобылушек, да сохранно их пригони! На-ка вот тебе лепёшечку за работу.
     Он лепёшечку взял, в пазушко себе поклал, выгнал кобылушек во зелёные луга. Так-то вроде ходят кобылушки смирно, травку пощипывают, ключевую водицу прихлёбывают, походят да полежат.
     Ванюшка поесть захотел, взял да вынул из-за пазухи кусок. Крепко закусил и шибко спать запустил. Думает, немного поспит, до вечера проспал.
     Вот кобылушки и стали по кустам мырять, по кустам да по кустам, по мышиным норам.
     Узнала про тот мышиная матка, дорогу перебегала, больно была гладка. Распорядилась старая мышь Ванюшку разбудить и кобылушек собрать.
     Подбежала старая мышь:
     — Ох ты, Ванюшка-Ваня! Ночь-то на дворе, а мы плачем об тебе! Надо тебе встать и кобылушек домой гнать.
     Встал Ванюшка, встряхнулся, горючими слезами залился и сказал:
     — Ох мать, ты моя мать, старая мышь! Надо бы тебе добродетель мою знать и кобылушек пригнать!
     Старая мышь всех молодых мышей за ними послала. Всех кобылушек собрала, и погнал их Ванюшка домой.
     — На-ка тебе, баушка, я два дни пропас.
     — Ох, Ванюшка, ещё завтра день погоняй-ка. Завтра дальше, а хлеба-то бери больше.
     Встал Ванюшка поутру, собрался и погнал. Захотел ему поесть, откусил лепёшечку и заснул. Проспал до вечера.
     Лошадушки по кустам размырялись. Да только рак про то узнал, всех их к Ванюшке согнал и его разбудил.
     Погнал Ванюшка кобылушек домой:
     — Будет, баушка, я тебе не слуга, а за работу денежки, а не денежки – так девушки!
     — Выбирай, Ванюшка, любую кобылушку!
     А это не кобылушки, а красны девушки. Вот лёг Ванюшка спать, и приходит из двенадцати большая сестра и даёт ему знать:
     — Что ты, Ванюшка, думаешь?
     — Сам не знаю, что думаю.
     — А возьми ты меня за себя замуж: я тебя добру научу.
     Ванюшка ей слово сказал и руку ей дал:
     — Будешь ты моя жена неразлучная!
     — Смотри же, Ванюшка, будь ты не плох, да не дурён: из двенадцати девушек одиннадцать дуры, а самая малая девушка умница. Нас всех к колоде расставят и насыплют всем овса. Мы будем все жирные и гладкие, а наша малая сестра бежать-то больно быстра, она будет в колоде лежать. Ты возьми, да и скажи баушке:
     — А вот, мол, ладно мне тощая-то! Вот ты из колоды её подыми, мочальцем обратай её, к пояску привяжи. Скажи баушке:
     — Будет и прощай.
     Ванюшка так и сделал. Сел на коня и уехал к баушке-просвирне. Приехал и спрашивает:
     — А что, баушка-просвирня, как повидать Марью Красу, Чёрную Косу? Не поминает ли она обо мне?
     Та и говорит:
     — Так мы думали, что тебя и живого нет, а если про тебя из нас двоих кто помянет, с того голову долой. Ну да ляг, Ванюшка, полежи, а я к ней схожу.
     Приходит баушка-просвирня к Марье Красе:
     — А, здравствуй, Марьюшка!
     — Здравствуй, баушка!
     — Давaй-ка, Марьюшка, поиграем в карточки!
     Взяли, да и поиграли. Баушке-то досталась кралечка, а Марьюшке-то королёк. Говорит баушка:
     — Э, да какой королёк-то хороший, Марьюшка!
     — Будто Иван-царевич, баушка!
     — Ох, Марьюшка, так-то так, да не ладно. Да-ка мне тупой топор, срублю твою голову! Ведь у нас с тобой уговор был: кто первый про Ивана-царевича помянет, с того голову долой.
     — Ну да, баушка, будет, да и ладно. Здесь нет никого, а кабы он был здесь, не рассталась бы я с ним.
     — А Ванюшка-то, Марьюшка, на диване лежит!
     Марьюшка побежала, Ванюшку увидала, во сахарные уста целовала.
     — Ну, Ванюшка, ты помрёшь, и я с тобой!
     — Я бы был, Марьюшка, жив, будешь и ты жива!
     Сели на кобылушек да и поехали.
     Приезжают следом её родные братья, спрашивают у баушки:
     — А де наша сестра?
     Баушка и говорит:
     — Иван-царевич увёз.
     Задумались братовья и говорят:
     — Мы его терзали, да видно, мало! Жив-таки остался.
     Сели двенадцать братов на двенадцать пежин, сели да полетели, как млад ясен сокол.
     Стали Ванюшку они догонять. Ванюшка стал кобылушку под голяшку хлыстать. Вот кобылушка взвилась, как белый лебедь. Пегая кобыла – выше, а под Ванюшкой кобылушка ещё выше.
     Приехали к батюшке, а батюшка был старёхонек совсем. Иван-царевич и говорит:
     — Здравствуй, батюшка!
     Тот обрадовался, Ванюшке на белую грудь бросался, с Ванюшкой целовался.
     — Ох, да ладно, Ванюшка, что приехал на свою сторонушку!
     Тут и сказке конец, сказал её молодец, и нам, молодцам, по стаканчику пивца, за окончанье сказки по рюмочке винца.
......
Иван царевич и Марья-королевна. Архангельск.  Сказка!!
======
     Ни в каком царсвии, ни в каком государьсвии, в таком, каком и мы живём, жил мужик и баба, у мужика да у бабы было три сына.
     Жили они богато.
     Стал отец помирать, имение стал оставлять меньшому сыну
     Время пришло, и отец помер. Стали старшие братья меньшого отцово имение отнимать, а он им не давал, стали они спорить.
     — Ну, братцы, пойдёмте, ; говорит меньшой, ; если так не верите, пойдёмте в церьков, возьмите в руки по свечки, и кого свечка в руках загорится, тому имением владеть.
     Собрались браться и пошли в церьков, взяли по свечки в руки и стали перед Богом.
     Стояли, стояли, у меньшого брата свечка и загорелась.
     — Ну, братцы родимые, глядите, кому имением владеть.
     Они же всё равно тому не верят, именем не дают ему владеть. Он тогда взял и сшил себе котомочку, в котомочку клал сухую кромочку и пошёл куда голова несёт.
     Шёл он да шёл, подошёл он к росстани. Там камень, на камне подпись:
     — Направо пойдёшь – смерть себе найдёшь или счастье, налево пойдёшь, ничего не найдёшь.
     Пошёл Иван за счастьем направо. Пришёл он через несколько времени к озеру, а в озере плавала девица прекрасная. Говорит она:
     — Иван царский сын, выздынь меня отсюда.
     — Ах, ты девица прекрасная, будет мне ради тебя смерть напрасная.
     И ушёл от ней. Сколько ни времени он шёл, она опять против него из озера выскакивает:
     — Иван царский сын, выздынь меня отсюль.
     Он опять ей говорит:
     — Ах, ты девица прекрасная, будет мне ради тебя смерть напрасная.
     Только взял, и на этот раз поднял её оттуль. Говорит тогда она:
     — Пойдём со мной, Иван царский сын. Теперь ты мой муж, а я твоя жена.
     Пошли они и пришли в город, где господа гуляют в доме, дом на сколько-то вёрст большой такой, вот они в этот дом зашли и стали жить в нём.
     Там было нагнано множество коней, ещё что-чего, всё тут оставили люди, а сами все ушли. Вот эта девица прекрасная Ивану и говорит:
     — Ну, Иван, царский сын, поди нанимай работников.
     Он пошёл, девять работников нанял и домой привёл. Порядились они все девятеро, только просили их нарядить в фуражки, в манишки, в рубашки, жилетки, пинжаки да брюки. Иван согласился, пошёл домой, а сам себе думает:
     — Как буду шить да потом ещё рассчитываться, не знаю.
     Вот он пришёл домой, и говорит Девице своей обещанье своё работникам, чтобы к утру к свету вся одежда была бы сшита на девятерых.
     И эта девица прекрасная его послала в колокольню и говорит ему:
     — В колокол Иван ударь, тебе портной выскочит, того не бери, и в другой раз ударь, выскочит тебе портной, и того не возымай, и в третий раз ударь, третьего тоже не возымай, в четвёртый раз ударь, тому отдай шить.
     Он ушёл в церковь, поднялся на колокольню. В колокол ударил, и выскочил к нему портной, тому и не дал шить. В другой раз ударил, опять портной выскочил, тому тоже не дал. В третей колокол ударил, опять выскочил, и тому не дал. В четвёртый раз ударил, к нему опять портной выскочил. Тот портной спрашивает:
     — Что, Иван, ты, царский сын, прикажете делать?
     — Вот что мне нужно, чтобы к утру к свету была бы на девятерых вся одёжа сшита.
     Сказал, а сам домой пошёл. Девица прекрасная говорит ему:
     — Ну, Иван царский сын, Богу молись, спать ложись, утро мудро, мудрёнее вечера. Всё будет исполнено.
     Поутру она и будит его.
     — Иван царский сын. Вставай, поди за обновками.
     Пришёл Иван в церковь, влез на колокольню, в колокол ударил, выскочил портной, в другой раз ударил, другой выскочил, и в третий колокол ударил, третий выскочил, и в четвёртый раз ударил, к четвёртому он и пошёл.
     Пришёл к нему, а вся одежда по гвоздикам развешена. Иван с ним рассчитался, одежду понёс домой.
     Пошёл домой Иван, работникам и отдал. Они всю работу поделали и разошлись.
     — Ну, девица прекрасная, ; говорит Иван, ; поедем теперь к братьям в гости.
     Запрягли тройку и поехали. Приезжают к братьям под окно, братья меж собой и говорят:
     — К нам брат меньшой смотри-ка на тройке едет в карете, сам одет расшито, а с ним девица прекрасная.
     Они погостили у братьев, старший брат говорит:
     — Мы на тебя теперь службу накинем, как старшие братья. Девица у тебя премудрая, так сделай церковь здесь, из церкви до моего крыльца ступеней сделать тын целый чтобы был.
     Головушку Иван повесил. Девица прекрасная говорит:
     — Что, Иван царский сын, головушку повесил?
     — Ах ты, девица прекрасная, я говорил, что будет мне ради тебя смерть напрасна. Вот так и так, старшие братья эдак службу накинули на меня.
     Она ему говорит:
     — Ничего, Иван царский сын, утро мудро, мудрёнее вечера, Богу молись, спать ложись, всё будя исполнено.
     Вышла девица на крыльцо, стукнула в кольцо.
     — Мамки, верные служанки, как моему батюшку послужили, так и мне послужите.
     Выскочило ей тридцать три молодца.
     — Что, Мария-королевна, прикажете нам делать?
     — Вот так и так, к утру к свету поставить церьков и до братних ступеней тын.
     — Ну, всё будет твоё приказание исполнено.
     Поутру опять Ивана будит.
     — Вставай, Иван царский сын, поздравляй братьев с обновкой.
     Пришёл Иван во дворец, так ещё братья его старшие на кроватке лежат, а церковь поставлена, да ступеней тын.
     — Ну, братья мои старшие, вставайте, глядите обновку.
     Те выстали, глядят: сделано хорошо. Опять службу старшие братья накидывают на него.
     — Да, брат, сделал ты всё, а мы новую службу на тебя накинем, сделать озеро, а вкруг озёра золотые вешала-неводы, чтобы выловить рыбу такую, какую нам надо, и выловить столько, чтобы было сварить, и не осталось.
     Пошёл Иван, голова его повешена. Пришёл домой. Девица прекрасная говорит:
     — Что у тебя, Иван царский сын, голова повешена?
     — Ах, ты Девица прекрасная, я сказал тебе, что будет мне ради тебя смерть напрасна. Вот так и так, братья старшие службу накинули: сделать озеро, а вкруг озёра золотые вешала-неводы, чтобы выловить рыбу такую, какую нам надо, и выловить столько, чтобы было сварить, и не осталось.
     — Ничего, Иван царский сын, Богу молись, спать ложись, утро мудро, мудрёнее вечера.
     Он Богу помолился, спать повалился. Она вышла на крыльцо, стукнула в кольцо:
     — Мамки, верные служанки, как моему батюшку послужили, так и мне послужите.
     Ей оттуда опять выскочили слуги.
     — Что, Марья-королевна, прикажете нам делать?
     — К утру к свету, чтобы было сделано озеро, круг озёра были бы сделаны. Вешала золотые, выловить рыбу какую ему надо и столько рыбы, чтобы было что сварить и не осталось ничего.
     Она опять поутру будит.
     — Поди, Иван царский сын, поздравляй братьев своих старших с обновкой.
     Выстал Иван и пошёл. Видит он, что озеро сделано, и невод-вешала есть, рыба выловлена такая, какая ему надо, и пришло столько её, чтобы сварить и не осталось ничего.
     А старшие братья неугоманиваются никак, хотят от него избавиться, опять службу ему накидывают:
     — Поди, брат, туда, не знаю куда, приноси то, не знаю что, в который день пойдёшь, в тот и домой приди.
     Пошёл Иван домой, голова повешена. Пришёл он опять, и Девица прекрасная спрашивает:
     — Что такое, Иван царский сын?
     — Ах, ты Девица прекрасна, я говорил, что будет мне ради тебя смерть напрасная. Так и так, братья мои старшие службу накинули, сходить туда, не знаю куда принести то, не знаю что.
     Она говорит:
     — Ну, Иван царский сын, я этого не знаю.
     Пошла она на крыльцо, стукнула в кольцо.
     — Мамки, верные служанки, как моему батюшку служили, так и мне послужите.
     Ей выскочили опять тридцать молодцов:
     — Что, Марья-королевна, прикажете делать?
     — Вот так и так, Старшие братья Ивана службу ему накинули — Сходить туда, не знаю куда, принести то, не знаю что.
     — Марья-королевна, этого мы не знаем.
     Она взяла тогда, сшила котомочку, клала в котомочку сухую кромочку, да несколько денежков, отправила мужа и наказывает:
     — Корочку Иван не ешь, денежки не трать, это для хозяина не знаю что, а кто навстречу попадёт, так не отталкивай его, а в руки имай его, он тебе дорогу укажет.
     Пошёл наш Иван, отправился в дорогу. Через некоторое время захотелось ему поесть, он котомочку открыл, хотел корочку погрызть, а она в руки не даётся, тут он и вспомнил наказ жены свой. Чтобы корочку не есть. Только закрыл котомочку, так и сыт стал.
     Шёл он шёл дальше, снова есть захотел. Смотрит на дороге кабак придорожный, зашёл туда, заказал еды всякой, сел, поел. Время пришло рассчёт держать, открыл котомочку, хотел денежки взять, а они по углам котомочки раскидываются, в руки не даются. Он тогда котомочку закрыл, а как закрыл её, так хозяин ему спасибо сказал, что всё в расчёте.
     Пошёл он снова по дорожке, отошёл дальше, оглянулся, а ничего и не стало, как и не было. Смотрит Иван, а впереди него скачет лягуха, и захотелось ему пить. Шёл он в колодец напиться, она в колодец и скочила, лягуха эта. Он вышел от колодца, её и лягнул.
     — Ну, подземельная гадина! ; Сказал Иван. А сам забыл наказ жены своей девицы прекрасной, чтобы сречных не отталкивал, а в руки имал.
     Опять пошёл по дороге, она впереди скачет. Шёл, шёл далёко ль, близко ль, высоко ль, низко ль, опять ему пить захотелось, опять пошёл в колодец пить, лягуха опять та же в колодце.
     Он опять от колодца вышел, её лягнул.
     — Ну, подземельная гадина! Не даст и напиться.
     Опять пошёл, опять она на дороге она, впереди скачет. Он и говорит:
     — Мне не велела Девица прекрасная лягать никого, а велела всё в руки имать.
     Начал Иван эту лягуху имать в руки. Потом опять в землю-траву её ссадил, она стала по тропочке скакать, скакала, скакала, да и прискакала в кузницу неведомую, туда прыг и убралась, ухоронилась, не видел он, куда. А ему там кто- говорит:
     — Здравствуй, Иван, царский сын. Клади сухую кромочку на полочку, денежки на другую полочку, потом посмотри на другую полку, там стоит то, за чем ты и пришёл. Только не забудь покормить гусли-самогуды и кота сухой кромочкой.
     Он взглянул туда, там стоят гусли-самогуды, руб-саморез, и кот-самоед. Взял он гусли, руб и кота, покормил их сухой кромочкой, потом и поклал всё в котомочку женину и пошёл домой. Назад глянул, а ни кузни, ни места этого нет, как и не бывало.
     Шёл он далёко ль, близко ль, высоко ль, низко ль, всё дома нету, а как домой пришёл, то получилось, что в который день пошёл, в тот и пришёл, одну неделю ходил.
     Пришёл к братьям свои старшим, они ещё на кроватках спят. Когда проснулися, то схватили гусли, спустили они, чтобы поиграли, и говорят:
     — Ну, гусли-самогуды, поиграйте-тко нам, а мы попляшем, да попоём.
     А гусли на место того им отвечают:
     — Не вы нас кормили, не вы за нас денежки платили, мы вас и знать не хотим.
     Тогда старшие братья приказ отдают:
     — Руб-саморез, засеки его, Ивана, братца нашего меньшого!
     А им руб-саморез в ответ:
     — Не вы нас кормили, не вы нас поили, не вы за нас денежки платили, мы вас знать не хотим.
     Иван же, который принёс всё это, говорит:
     — Ну-тко, гусли-самогуды, поиграйте-тко мне.
     Они и расплясались, они и разыгрались, всякими разными голосами распелись.
     Потом Иван приказывает:
     — Руб-саморез, засеки их, старших братьев моих.
     Руб-саморез взял и разрезал их на мелкие куски. Потом Иван ещё приказывает:
     — Кот-самоед, убери-ка их.
     Кот-самоед всё и убрал. От братьев старших ничего и не осталось.
     Всё имение Ивану осталось, и братов его старших, и своё. Стали Иван-царевич с Девицей Прекрасной жить и быть, и добра наживать.
     Тут моя Сказка, тут моя повесть всё и кончилась.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван царевич и Молодая молодица. Пермь.  Сказка!!
======
     Не в котором царстве, не в котором государстве жил-был царь.
     У него был один сын – Иван-царевич.
     Вот Иван-царевич ездил за охотой каждый день во чисто поле, во широкое раздолье, по край синя моря. Он ловил гусей, лебедей и серых утиц.
     Попала ему как-то раз в ловушку лебёдушка. Поймал эту лебёдушку Иван-царевич, принёс в шатёр и посадил в шесточек.
     Поутру встал, да и уехал за охотой. Вот лебёдка-та вышла из шесточка, обвернулась молодой молодицей, наготовила Ивану-царевичу всякого кушанья. Сама опять обвернулась лебёдкой и села в шесток.
     Иван-царевич приехал домой в свой-от шатёр: а на столе накрыто у него. Удивляется он и говорит:
     — Кто же это был у меня?
     Сел Иван-царевич и отобедал. Да так все на столе закрыл скатёркой и опять уехал на охоту.
     Лебёдка опять обвернулась молодой молодицей, убрала со стола, обвернулась опять лебёдкой и села в шесток.
     На другой день Иван-царевич опять уехал на охоту, а лебёдка вышла без него из шесточка, обвернулась молодой молодицей и наготовила кушанья ещё того лучше.
     Накрыла молода молодица на стол, обвернулась лебёдкой и села в шосток – ждёт Ивана-царевича.
     Приехал Иван-царевич, навёз гусей, лебедей и серых утиц. Поглядел Иван-царевич на стол и удивляется:
     — Да кто же такой наготовил? Выходи, ; говорит, ; кто такой есть у меня: то ли красна девица или молода молодица?
     Никто не говорит с ним, никто и голосу не подал. Отобедал Иван-царевич, закрыл стол скатёркой и уехал опять в чисто поле, в широко раздолье, по край синя моря, за охотой.
     На третий день опять снарядился Иван-царевич за охотой, вышел из шатра, да и спрятался:
     — Покараулю я, – говорит, – кто такой ко мне приходит? С которой стороны?
     Вот бела лебёдка вышла из шесточка, обвернулась молодой молодицей и почала готовить кушанье.
     Иван-царевич врасплох и отворил двери. Испугалась молода молодица, побежала было, да Иван-царевич схватил её в беремя. Она у него в руках-то вилась да вилась, да в золотое веретешечко-то и извилась.
     Он взял это веретешечко, переломил, пятку перед себя, а кончик за себя изладил перекинул и говорит:
     — Будь передо мной молода молодица, а за мной цветно платье!
     Вот и стала перед ним молода молодица, а за ним цветно платье. Уж такая красавица была – зрел бы, смотрел – очей не сводил!
     Иван-царевич к отцу не поехал и стал жить с молодой молодицей. Состроили они в том чистом поле, в широком раздолье, дом себе и стали там жить хорошо.
     Вот через назначенное время стала череваста молода-молодица лебёдушка-лебедица. А к ним ходила бабушка-задворенка.
     — Иван-царевич! – Говорит бабушка-задворенка Ивану-царевичу. ; Теперь весна на дворе, ты карауль свою молоду-молодицу, она ведь в девичестве была лебёдушкой-лебедицей, птицей перелётной. Полетит её стая, там её прежний лада, позовёт, она взмахнёт крылами, да и улетит, там и сама пропадёт. Ты Иван не уезжай далеко-то никуда!
     Вот родила молода молодица маленького. Сидят они на лавочке у дома с маленьким, да с бабушкой-задворенкой. А Иван-то-царевич недалеко охотится, всё на двор свой приглядывается.
     Поутру летит стая лебедей. Вот один и кличет:
     Ти-го-го, мила дочь,.
     Ти-го-го, родимая!
     Не подать ли те крылышко,.
     Не подать ли правильное?
     Полетим с нами за море,.
     Полетим с нами за сине!
     Это отец её летел. А она ему в ответ:
     Ти-го-го, батюшка!
     Ти-го-го, родимой мой!
     Не подай мне-ка крылышко,.
     Не подай мне правильное — .
     Не лечу с тобой за море,.
     Не лечу с тобой за сине — .
     Ещё есть у меня детище,.
     Ещё есть у меня милое!
     Вот эта стая пролетела. Летит другая, и опять кличет один лебедь молоду молодицу:
     Ти-го-го, мила дочь,.
     Ти-го-го, родимая!
     Не подать ли те крылышко,.
     Не подать ли правильное?
     Полетим с нами за море,.
     Полетим с нами за сине!
     Это мать её летела. Молода молодица ей и отвечает:
     Ти-го-го, матушка,.
     Ти-го-го, родимая!
     Не подай мне-ка крылышко,.
     Не подай мне правильное — .
     Не лечу с тобой за море,.
     Не лечу с тобой за сине — .
     Ещё есть у меня детище,.
     Ещё есть у меня милое!
     Вот и эта стая пролетела. Летит третья. Опять кличет один лебедь:
     Ти-го-го, сестрица,.
     Еще ти-го-го, милая!
     Не подать ли те крылышко,.
     Не подать ли правильное?
     Полетим с нами за море,.
     Полетим с нами за сине!
     Это брат её летел. Она ему и отвечает:
     Ти-го-го, братилко,.
     Ти-го-го, милый мой!
     Не подай мне-ка крылышко,.
     Не подай мне правильное.
     Не лечу с тобой за море,.
     Не лечу с тобой за сине — .
     Ещё есть у меня детище,.
     Ещё есть у меня милое!
     И эта стая пролетела. Летит четвертая. Один лебедь кличет:
     Ти-го-го, ладушка,.
     Ти-го-го, милая!
     Не подать ли те крылышко,.
     Не подать ли правильное?
     Полетим с нами за море,.
     Полетим с нами за сине!
     Она и отвечает:
     Ти-го-го, ладушка,.
     Ти-го-го, милый мой!
     Ты подай мне-ка крылышко,.
     Ты подай мне правильное — .
     Полечу с тобой за море,.
     Полечу с тобой за сине!
     Она было вспорхнула. А Иван-царевич поймал её. Пролетела и эта стая. Говорит молода молодица Ивану-царевичу:
     — Кабы ты не схватил меня, улетела бы я в своё царство, в своё государство! А теперь, мне не с кем лететь: пролетел мой милый лада, с кем я прежде миловалась. Улетела моя прежняя жизнь, начну я новую жизнь.
     Стали они жить да быть, да добра наживать.
     И теперь ещё живут.
......
Иван царевич и Никанор-богатырь.  Сказка!!
======
     Был мужик, у него было три сына: два умных, третий дурак.
     Вот хорошо, зачал мужик горох сеять, и повадился к нему на горох незнамо кто.
     Видит отец, что все побито, повалено, потоптано, и стал говорить своим детям:
     — Дети мои любезные! Надобно караулить, кто такой горох у нас топчет?
     Сейчас большой брат пошёл караулить. Приходит полуночное время, ударил его сон – горох потоптан, а он ничего не видал.
     Опосля досталось караулить середнему брату – и середний ничего не видал.
     — Сем-ка я пойду, – говорит дурак, – уж я не прогляжу!
     — Хорошо ты поёшь! Каково станется? – Отвечают ему братья.
     И таки пошёл дурак караулить, взял с собой воз лык да фунт табаку. Как стал его сон ударять, он стал табаку больше нюхать.
     Приезжает на горох Никанор-богатырь, пускает своего коня, а сам лёг богатырским сном спать – лёг и заснул.
     Сейчас это дурак взял и зачал его сонного лыками путлять. Упутлял его лыками и пришёл к отцу.
     — Ну, – говорит, – поймал я вора!
     Отец приходит, смотрит:
     — Как же ты, дурак, мог этакую силу повалить?
     Вот донесли царю, что пойман этакий богатырь. Царь сейчас посылает:
     — Кем он пойман?
     Докладают ему, что пойман таким-то дураком. Тут сейчас царь приказывает:
     — Приведите мне дурака!
     Привели. Царь спрашивает:
     — Как же это, дурак, как бы его сюда перевезть?
     Он ему говорит:
     — А вот как надобно править: надобно двенадцать лошадей, да шестьдесят человек народу, да чугунные дроги – тогда можно положить Никанора-богатыря на дроги и привезть сюда.
     Привезли богатыря к царю.
     — Как же, дурак, – спрашивает царь, – куда же его посадить и чем закрепить, чтоб не ушёл?
     Дурак говорит:
     — На двадцать аршин вели земли выкопать, той землёй завали чугунные стены да накати накатники: крепко будет!
     Завалили чугунные стены, накатили накатники, посадили туда Никанора-богатыря и поставили над ним полк солдат караульных.
     Дурак зацепил тогда крюком, перервал лыки и развязал богатыря, а тот теперь выйти из-под наката не сможет.
     Царь дурака наградил, домой отпустил.
     Раз как-то гуляли царские дети по саду и пущали золотые стрелы, и попала стрела меньшого брата, Ивана-царевича, в окошечко Никанора-богатыря.
     — Ах, Никанор-богатырь, отдай мою стрелку.
     — Помоги мне, – говорит Никанор-богатырь, – прикажи хоть одну накатинку скатить – так отдам твою стрелку. Пожалуй, ещё три своих подарю!
     Иван-царевич понатужился и сам снял одну накатину. Никанор-богатырь отдал ему золотую стрелку и говорит:
     — Ну, Иван-царевич, будешь ты лакеем, пастухом и поваром, и опять будешь Иваном-царевичем.
     Сейчас разломал Никанор-богатырь свою темницу, вылез оттуда и весь полк побил.
     Царь пришёл, увидал и ужаснулся:
     — Кем богатырь выпущен?
     Тут валялись избитые, израненные: у того солдата рука оторвана, у того нога изломана. Говорят они царю:
     — Так и так, Иван-царевич выпустил.
     Осердился царь, послал собирать с разных земель королей и принцев. Собрались короли и принцы. Угостил их царь и стал с ними думать-гадать.
     — Что мне, – говорит, – с сыном, Иваном-царевичем, делать? Ведь царских детей ни казнят, ни вешают.
     Присоветовали ему: дать царевичу одного слугу, и пускай идёт, куда сам знает!
     Пошёл Иван-царевич от своего отца. Шёл ни много, ни мало, и захотелось ему пить. Приходит к колодезю, глянул – далече вода, не достанешь, напиться нечем.
     Говорит он слуге своему:
     — Ах, Ванька, как же быть?
     — Ну, Иван-царевич, – говорит Ванька, – держи меня за ноги, я напьюся, а там и тебя напою. А то не достанешь – далече вода.
     Сейчас это Ванька начал пить, напился, а там стал царевича держать.
     Иван-царевич напился:
     — Ну, Ванька, вытаскивай меня!
     Он ему отвечает:
     — Нет же! Будь ты Ванька, а я буду Иван-царевич.
     — Что ты, дурак, пустое болтаешь!
     — Сам болтаешь! Коли не хочешь, утоплю в колодезе!
     — Нет же! Лучше не топи. Будь ты Иван-царевич, а я буду Ванька.
     На том и поладили. Приходят в большой град столичный, прямо в палаты царские. Названый царевич идёт впереди, кресты кладёт не по-писаному, поклоны ведёт не по-учёному. А настоящий царевич позади выступает, кресты кладёт по-писаному, поклоны ведёт по-ученому.
     Царь принимает их с охотою.
     — Живите у меня, – говорит.
     Сейчас Ванька-названник начал наговаривать:
     — Ах, какой лакей у меня! Как хорошо скотину стережёт! Если лошадей погонит, то у всякой лошади сделаются хвост золотой, грива золотая, по бокам часты звезды. А коров погонит, у всякой коровы сделаются рога золотые, хвост золотой, по бокам часты звезды.
     Дал ему царь лошадей стеречь. Погнал Иван-царевич табун в чистое поле. И все лошади от него разбежалися.
     Он сел и заплакал горько:
     — Эх, Никанор-богатырь, что ты сделал надо мной! Как мне теперь быть?
     Откуда не взялся – является перед ним Никанор-богатырь.
     — Что, – говорит, – тебе надобно, Иван-царевич?
     Тот рассказал ему про своё горе.
     — Ничего! Поедем-ка с тобой, соберём всех лошадей да погоним к моей меньшой сестре. Меньшая сестра все поделает, что тебе царь приказал.
     Пригнали табун к меньшой сестре. Она и впрямь все поделала, накормила-напоила гостей и домой проводила.
     Гонит Иван-царевич лошадей к царскому дворцу: у всякой лошади грива золота, хвост золотой, по бокам звезды.
     Названник Ванька под окном сидит:
     — Ах, каналья, сделал-таки, сделал! Хитёр, – говорит, – мудёр!
     Ну, теперича приказывает ему царь коров гнать:
     — Чтоб было то же сделано, а если не сделаешь – я тебя на воротах расстреляю!
     Иван-царевич горько заплакал и погнал коров. Целый день стерёг.
     — Ах, друг Никанор, явись передо мной!
     Никанор-богатырь является. Погнали к его середней сестре. Она всем коровам поделала рожки золотые, хвосты золотые, по бокам – звезды. Накормила гостей, напоила и домой проводила.
     Гонит Иван-царевич коров, а Ванька-названник под окном сидит.
     — Ах, – говорит, – хотел погубить, да нет: и это сделал!
     Царь увидал:
     — Вот так пастух! Вишь каких лошадей да коров поставил – любо-дорого посмотреть!
     Говорит ему Ванька:
     — Он мне и кушанье хорошо готовит!
     Царь сейчас отправил его в поварскую. Пошёл Иван-царевич к поварам под начало, а сам горько плачет:
     — Господи! Я ничего не умею. Это все на меня напраслину наговаривают.
     Вот задумал царь отдать свою дочь за названника.
     Но тут пишет к нему трёхглавый змей:
     — Если ты не отдашь своей дочери за меня, то я всю твою силу порублю и тебя самого в полон возьму.
     Говорит царь своему наречённому зятю:
     — Что же мне делать?
     Ванька отвечает:
     — Батенька, выставим силу. Может быть, и наша возьмёт!
     Выставили силу, стали воевать. А Иван-царевич просится у поваров:
     — Пустите меня, дяденьки, посмотреть сражение. Я сроду не видал.
     Те говорят:
     — Ступай, посмотри!
     Сейчас приходит он на чистое поле и говорит:
     — Друг Никанор, явись передо мной.
     Никанор-богатырь перед ним является:
     — Что угодно тебе, Иван-царевич, то и буду делать.
     Он спрашивает:
     — Как же нам разогнать все это сражение, побить неприятелей? Сослужи-ка мне эту службу.
     — Это службишка, а не служба!
     Поехал Никанор-богатырь и разогнал силу неприятельскую, всех побил, порубал.
     — Ну, теперь надо свадьбу играть! – Говорит царь.
     Вдруг пишет шестиглавый змей:
     — Если ты не отдашь своей дочери за меня, то всю силу твою порублю и тебя самого в полон возьму!
     — Ах, как же нам быть? – Спрашивает царь.
     Говорит Ванька:
     — Нечего делать – надо силу выставлять. Может быть, нам бог помогнёт!
     Выставили против силы змеиной свою армию. Стал Иван-царевич проситься у поваров:
     — Дяденьки, отпустите меня посмотреть.
     — Ступай, да скорей назад приходи.
     Он пошёл на чистое поле:
     — Ах, друг Никанор, явись передо мной!
     Никанор-богатырь является:
     — Что тебе угодно, все для тебя буду делать.
     — Как бы нам порубить эту силу?
     Отвечает Никанор-богатырь:
     — Поеду и потружусь для тебя!
     Пустился на рать-силу змеиную и побил её всю дочиста.
     — Ну, – говорит царь, – теперь нам можно и свадьбу играть: никакой помехи не будет!
     Взялись за свадьбу, а тут двенадцатиглавый змей пишет:
     — Если не отдашь за меня своей дочери, то всю твою силу побью, тебя самого в полон возьму, а царство твое головней выжгу!
     Надобно опять выставлять армию.
     — Если станет змей побивать, – думает царь, – в ту ж минуту отдам ему дочь добром, чтоб только царства не тронул.
     Иван-царевич просится у поваров:
     — Дяденьки, отпустите меня посмотреть.
     — Ступай, да скорей назад приходи!
     Вот приходит он на чистое поле, свистнул-гаркнул своим громким голосом:
     — Друг Никанор, явись передо мной!
     Никанор-богатырь является:
     — Ну, брат Иван-царевич, вот когда служба-то нам пришла! Садись и ты на коня, и поедем: я впереди – на двенадцатиглавого змея, а ты позади – на всех его богатырей.
     А у того змея было двенадцать подручных богатырей.
     Сел Иван-царевич на коня и вслед за Никанором-богатырём поехал на неприятеля. Стали биться-рубиться, изводить силу змеиную.
     На том бою ранили Ивана-царевича в руку. Он повернул коня и прямо наехал на царскую карету. Царевна сняла с себя шаль, разорвала пополам и половинкой завязала ему руку.
     Иван-царевич опять ударил на змея и побил все его войско. После приехал в своё место, лёг спать и заснул крепким богатырским сном.
     Во дворце свадьба готовится. Хватились его повара.
     — Куда, – говорят, – делся наш молодой повар?
     Побежали искать и нашли сонного. Стали будить – никак не разбудят, стали толкать – никак не растолкают. Один повар взял колотушку:
     — Сейчас пришибу его. Пускай пропадает!
     Ударил его раз, другой. Иван-царевич проснулся:
     — Ах, братцы, я проспал!
     И просит:
     — Дяденьки, не сказывайте, что я так долго спал.
     Те говорят:
     — Пойдём, дурак, скорее, чтобы нас за тебя не ругали!
     Привели его в поварскую и заставили кастрюли чистить. Иван-царевич засучил рукава и принялся за работу.
     Увидала царевна у него половину своей шали:
     — Покажи-ка, Ванька! Где ты этот платок взял?
     Тут он и признался.
     — Не тот, – говорит, – названник – царевич, а я! – И рассказал ей все, как было.
     Сейчас взяла царевна его за руку, повела к отцу:
     — Вот мой наречённый жених, а не тот лакей!
     Царь стал у него, спрашивать:
     — Как у вас дело было?
     Так и так, говорит. Царь перевенчал свою дочь за Ивана-царевича, а названника расказнил.
     И я там был, мёд-вино пил, по усам текло, во рту не было. Подали белужины – остался не ужинавши.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Царевич и сам с ноготь, борода с локоть. Пермь.  Сказка!!
======
     Жил-был царь.
     У царя был сын Иван-царевич. Захотелось ему в поле погулять. И вот он ходил по лесу около недели.
     Наткнулся там он на Горыню-богатыря. Потом они сдружились, пошли с ним вместе.
     После этого ещё натакались ещё на Усыню-богатыря. Их составилось трое теперь.
     Доходят они до такого дома, что стоит в диком лесу. Дом этот кругом заперт. Подходят к воротам. Ворота на тяжёлом замке заперты. Заставил Иван-царевич Усыню-богатыря замок ломать. Усыня-богатырь никак не мог этот замок изломать. Горыню заставлял. Иван-царевич все глядит на них. Горыня тоже не мог поломать замок этот.
     А Иван-царевич после них как взялся за замок – куда замок полетел не знамо: живо всё разломал и ворота отворил.
     Заходят они во двор, увидели там разной скотины – коров, овец – много. Нужно им ворваться в комнаты, а дверь тоже на тяжёлом замке заперта.
     Иван-царевич тогда их не стал заставлять, взял замок изломал, заходит в комнаты. В комнатах никого нет.
     Прошли они в амбары, нашли мяса и белого хлеба. Притащили, начали мясо жарить и самовар ставить. Приготовили они кушанья, наелись.
     А дров у них во дворе нету. Нашли они топоры. Иван-царевич говорит:
     — Мы пойдём с Горыней дрова рубить, а ты, Усыня, к вечеру нам нажарь и навари больше говядины.
     Усыня-богатырь варит говядину. Полез в комод, в комоде деньги нашёл, выворотил их из бумажника, деньги посчитывает, а сам песенки попевает, веселится.
     Тут является к нему Сам с ноготь, а борода у него с локоть. Говорит он:
     — Кто в дому?
     А Усыня отвечает:
     — Я, Усыня-богатырь!
     — Тебя мне как раз и надо!
     Взял Усыню-богатыря, принялся его трепать, ухайкал его, под лавку запихнул, а пищу у них изгадил, только вроде ополоски оставил. Ушёл потом из комнат.
     Усыня-богатырь кое-как развернулся, отошёл. Принёс свежей говядины, начал сызнова варить.
     Варю сделал-приставил, сам размухлынился, голову растрепал, сидит невесёлый. Ухайкал Сам с ноготь его.
     Приходит Иван-царевич с Горыней-богатырём, смотрят, что-то товарищ у него невесёлый.
     — Что же ты, товарищ, очень невесёлый! Как нас встречаешь! Или что нездоров?
     Усыня отвечает:
     — Я угорел, ребята.
     Сели, поужинали, ночь переночевали. Поутру позавтракали, оставляют Горыню-богатыря варить, а сами пошли дрова рубить, Иван-царевич с Усыней-богатырём.
     Горыня-богатырь приготовил пищу, посиживает за столом, деньги посчитывает. Приходит к нему Сам с ноготь борода с локоть.
     — Кто у меня в дому?
     — Я, Горыня-богатырь!
     — Тебя-то мне как раз и надо!
     Взял Сам с ноготь борода с локоть и принялся его трепать – только у него ножки мелькают – как он его полыщет. До того его добил, что и под лавку забил. Запихнул, сам отправился в путь. Сидит Горыня, размухлынился, растрепался так же.
     Приходят его товарищи.
     — Что ты, Горыня-богатырь, не весел?
     — Да не привыкшей я. Жарко, видно, закрыл в избе, угорел, головушка болит.
     Поужинали, легли спать. А поутру назавтракались. Иван-царевич их проводил дрова рубить, а сам остался варить.
     Приходит к нему Сам с ноготь борода с локоть.
     — Кто здесь?
     — Иван-царевич.
     Подскочил к нему, хотел его взять. А Иван-царевич его толкнул, он к порогу улетел.
     Тогда он подбегает, лезет к Ивану-царевичу опять к рылу его. Тогда Иван-царевич схватил его за бороду и начал об пол бить. Много время хлестал, наконец выбросил его на двор.
     Его товарищи приходят. Иван-царевич спрашивает:
     — Как ваши головушки угорели? Сильно ли?
     Сели за стол, наелись как требно быть. Иван-царевич сказал:
     — Пойдёмте искать здешнего хозяина, который вас бил!
     Они искали его по всем конюшням и везде – нигде не могут найти. Пришли к одному месту, тут есть вроде колодца такое провалище. Они нашли снасти, связали долгий канат и изладили зыбку. Сделали также валок, к зыбке приладили.
     Иван-царевич сел.
     — Если я найду его, убью там, приду обратно, тряхну за верёвку – вы меня тащите!
     Спустили его. Вот он ходит-ходит, натакался на дом: стоит дом не хуже того, что они нашли в белом свете, Заходит Иван в этот дом. В первой комнате сидит девица. Он с ней поздоровался. Девица говорит:
     — Куда, молодец, пошёл?
     Иван-царевич отвечает:
     — Я пошёл искать самого хозяина Сам с ноготь борода с локоть!
     Девица отвечает:
     — Это наш хозяин.
     — Где же он?
     — Поди во вторую комнату: там сидит девица, она тебе скажет!
     Во вторую комнату пришёл, увидала его девица. С ней он поздоровался.
     — Куда же ты, молодец, пошёл?
     — Я пошёл вас просить здешнего хозяина, где он есть?
     Девица эта отвечает:
     — Поди же ты в третью комнату, там сидит девица: она тебе скажет, а я не скажу!
     Заходит он в третью комнату. Такая девица красоты несмысленной сидит – одним словом, фрейлина: очень хороша всем. С девицей он поздоровался. Она его спрашивает:
     — Куда, молодец, пошёл? Скажи: откуль, какого роду-племени?
     Иван-царевич ответил:
     — Я роду не простого, Иван-царевич. Нужно бы мне вашего хозяина кончить, скажи мне, где он есть?
     Девица отвечала:
     — Если ты меня возьмёшь замуж и пообещаешь, что кончишь его, тогда я тебе скажу!
     Иван-царевич отвечал:
     — С великой охотой, умница, я тебя возьму, и обещаю разнести его по полям и лесам, только скажи! Нужно мне его замирить и кончить.
     Девица отвечала:
     — Поди же ты к этому вот амбару. В этом амбаре есть два бочонка: один бочонок живой воды, а другой – мёртвой. Ты эти бочонки с места на место переставь: мёртвую воду на живую, а живую на мёртвую! Тогда иди вот в этот подвал: в этом подвале он спит. Когда если сила есть, так можешь ты его бить. И все-таки он очувствуется, сколько ты его ни бьёшь. Тогда он живой воды напьётся, очувствуется, опять будет живой жить!
     Прошёл Иван к амбару. Нашёл бочонки живой и мёртвой воды, бочонки эти с места на место переставил. Потом приходит Иван в этот подвал, куда фрейлина указала, увидал его сонного, взял его за бороду, давай его бить об землю, где об пол, до той степени его растрепал, наконец бросил его.
     Полежал Сам с ноготь немного, соскочил, кинулся к бочонку. Накатался тогда он мёртвой воды, тогда его на три части разорвало.
     Приходит Иван-царевич к девице первой, потом ко второй и потом к третьей, брал их всех трёх, пошёл к провалищу, где у него зыбка спущена была.
     Посадил первую девицу, тряхнул за канат. Горыня-богатырь с Усыней, принялись, вытащили девицу.
     Тогда Горыня-богатырь и говорит:
     — Вот мне невеста!
     А девица отвечает:
     — Спущайте: там ещё две девицы!
     Они спустили зыбку. Посадил Иван-царевич вторую девицу. Вытащили вторую девицу. Говорили тогда Усыня с Горыней-богатырём и говорят:
     — Нам будет по девице. Не будем больше тянуть!
     А девицы упрашивают их:
     — Спустите, может вам и та приглянется лучше ещё!
     Тогда они спустили в третий раз. Вытащили третью девицу. Последняя девица очень красавица.
     Горыня-богатырь говорит:
     — Я возьму лучше эту замуж.
     А девица его упрашивает:
     — Вытащите Ивана-царевича!
     Они спустили зыбку и оговариваются между собой:
     — Если нам его вытащить, он нам не даст никакой невесты.
     Удумали они своё дело, дотащили до половины, отрезали канат, он и бухнулся назад.
     — Вот-де убьём его!
     Тогда последняя девица, она была купеческая дочь, и проживалась тут, повела их всех в свой город их.
     Только он не убился, пока летел, дак по краям провалища ногами зацеплялся, руками за коренья хватался, по дороге кувыркался, опадался, за год отлежался.
     Иван-царевич полежал годик, потом встал, ходил много время там. Разыскал дуб карякастый. На дубу сидели птицы большой дети. Накатилась туча и град сильный в этом заземельном царстве, начало побивать детей, дети начали пищать.
     Скоро-быстро на дуб Иван-царевич залезал, пальто с себя снимал, закрывал от града детей.
     Проходит только туча, ихняя мать летит, увидала Ивана-царевича, хотела его исхитить. А дети отвечают.
     — Пожалей, мать, не шевель, не бей его!
     Мать спустилась на землю и говорит:
     — Иван-царевич, что тебе нужно? Я тебя пожалею!
     — Мне бы нужно, ; отвечал ей Иван, ; на белый свет, вот в такое-то провалище вылететь.
     Могут-птица, а то была она, говорит ему:
     — Вот тебе лучок и стрелы, давай стреляй дичятины мне на жертву. По дороге давать мне будешь!
     Настрелял Иван много всякой птицы. Потом они наготовили, начередили, порезали и отправились в провалище лететь. По дороге Иван ей в клюв закидывал мясо. Так бы не долетели. Наконец смогла Птица-Могуль его вывести из этого провалища.
     Стали они распрощаться, только напоследок выхаркнула Могут-птица из себя колечко и говорит:
     — Возми Иван это кольцо. Как ты его перекинешь с руки на руку, так появятся двадцать пять ухорезов, что ты им скажешь, то они и сделают. Они могут работать только в белом свете, в подземном они силы не имеют.
     Попростился Иван с ней. Она спустилась назад, а он отправился в свой ход по земле.
     Приходит Иван-царевич в этот самый город, где хорошая девица, купеческая, живёт. А у этого купца собирается пир на весь мир. Свою дочь хочет венчать на Горыне-богатыре. Народ идёт, и Иван-царевич также приходит к нему во дворец. Съехалось много князей, и бояров, и купечества – полны комнаты, и много во дворе народу. Во дворе было тесно – много народу теснотились.
     Иван-царевич одного толкнёт, а десять валятся. Тогда народом сдумали его запереть в такой курятник, чтобы не было его тута, мошенника. Только он сам туда ушёл, да по дороге многим руки-ноги поотбивал.
     А купеческая дочь по ту пору обносила всем по бокалу, искала своего жениха, Иван-царевича. Нигде не может найти. Одному подносит бокал, а у него рука не подымается, бокал принять не может.
     Девица спрашивает его:
     — Почему рука у тебя болит, отчего?
     — Есть такой хитник, пришёл во дворец к вам, он одного только толкнул, так десять повалились, чуть и всех нас не убил!
     — Где же он? – Спрашивает девица купеческая дочка.
     — Мы его затолкали в курятник, заперли всем народом.
     Девица купеческая не стала водку подавать, пошла молодца в курятнике глядеть, что за молодец. Приходит, обознала она Ивана-царевича, подала ему бокал водки, поцеловала его, взяла за ручку, повела в комнаты. Приводит его в комнаты. Тогда Горыня-богатырь с Усыней ахнули, испугалися.
     Говорит им Иван-царевич:
     — Что же вы, подлецы, наделали? Как я вам показывал, почему вы меня не вытащили?
     Тогда пали перед ним на колени, просили у него прощения:
     — Иван-царевич, как можно, пожалей нас!
     Иван-царевич пожалел их, приказал на тех девицах жениться им: которая наперво вытащена, на Усыне-богатырю, а вторая – Горыне.
     Иван-царевич приказал всем повенчаться враз. Поехали они в церкву, повенчались.
     Приказал Иван после этого своей жене баню изготовить. Приходит в баню. Она натащила на него хорошие рубашки и подштанники. Он и говорит:
     — Мне это не нужно, у меня рубашки свои есть!
     Взял он кольцо волшебное, перебросил он с руки на руки это кольцо, выскочило двадцать пять ухорезов.
     — Что ты, Иван-царевич, нас покликаешь, на какие работы посылаешь?
     — Нужно мне царскую одежду предоставить – рубашку и подштанники хорошие, свежие! Не хочу, – говорит, – женино надевать, подай своё!
     Вымылся, обрядился в царскую одежду. Приходит он в купеческие палаты. Приказывает своей жене задать себе не меньше трёх вёдер водки.
     Купец, отец её, завёл пир на весь мир. Кутили сутки. Дело к ночи идёт. Тогда купеческой дочери велел у родителя спросить:
     — Где тут у вас под полом подведены брёвна здоровые, чтобы не мог пол подломиться подо мной? Я на три часа лягу спать. Буду храпеть – дом ваш затрясётся. Так пущай ваш родитель не пугается: это будет только на три часа.
     Купец сказал:
     — Вот тут подпорки здоровые положены: тут можете, Иван-царевич, ложиться!
     Жена ему раскинула постелю мягкую – перину пуховую, подушки мягкие, и одеялом соболиным приукрыла. Заснул он крепко. Стал очень храпеть, и комнаты дрожат.
     Родитель у него испужался, говорит дочке:
     — Это, мила дочь, что такое будет?
     — Это не на долгое время, только на три часа, тятенька, подожди!
     Проснулся Иван сверх трёх часов, потянулся, огляделся, и говорит:
     — Будет, милая жена, проживаться здесь: я хочу отправляться домой, меня дома потеряли уже.
     Иван-царевич перебросил с руки на руки кольцо своё, выскочило двадцать пять ухорезов, сказали ухорезы:
     — Что ты нас покликаешь, на какие работы посылаешь?
     — Нужно мне тройку лошадей и карета с кучером!
     Предоставили они ему карету и лошадей с кучером. Садится Иван с купеческой дочерью, отправляется домой. Приезжают в своё государство, заезжают во дворец.
     Увидели Ивана-царевича родители его, очень сделались рады.
     — Где же ты, Иван-царевич, проживался многое время?
     — Много я, тятенька, везде блудил, много ходил, вот разыскал себе невесту хорошую, будем с ней поживать.
     — Хорошее дело! Живите и нас радуйте.
......
Иван царевич и серый волк. Архангельск.  Сказка!!
======
     Досюль был царь с царицей.
     Был у них сын один единственный, Иваном его звали. Они его вырастили, он большой стал. Вот как-то царь-отец и говорит ему:
     — Должен ты мне сын службу справить, Жар-Птицу достать. Ежели ты этой службы не справишь, мы тебе голову на плаху положим и срубим.
     Раздумался Иван, раскручинился, к бабушки, которая жила в задворенке, пошёл на думу к ней, чтобы она ему что-либо присоветовала. Всё ей рассказал, что ему царь наказал.
     Бабушка говорит:
     — Ни кручинься, Иван-царевич, твои дела все поправятся. Чтобы найти Жар-Птицу эту, нужно тебе пойти туда-то и сделать то-то.
     Вот пошёл Иван-царевич, пошёл в путь-дороженьку. Смотрит: три дороги. Смотрит он, а с одной бежит кошка, с другой заяц, с середней волк бежит.
     Пошёл Иван по середней дороги с волком. И волк говорит ему:
     — Я тебя съем.
     Иван отвечает:
     — Не ешь, я тебе годен буду.
     Сговорились они, тогда волк решил помочь Ивану, сел Иван на волка, и быстро поскакали вперёд. Приезжают в первое царство, в столицу прямо. На краю города живёт старушка-задворенка. Он к ней приходит, а волка по лес отпустил. Попросил он у этой старушки совету:
     — Старушка, как мне в царьево зайти, жар-птицу достать?
     Обсказала ему эта старушка, как туда пройти, Иван и пошёл городу царскому, зашёл во дворец ночью, где жар-птица была.
     Прошёл он одни двери, другие прошёл, семеро дверей прошёл, за восьмую дотронулся, струны зазвонили, стража со слугами набежали да Ивана схватили.
     Вынесли его за ворота, хотели сказнить, Иван тут и подумал:
     — Где-то тут мой серый волк?
     Он и появился сразу, подбежал, Ивана себе на спину подхватил, все люди сдивовались, что серый волк его взял. А все тут хрещены были, вот и сдивовались.
     На другу ночь Иван опять пошёл во дворец, все двери прошёл, да только последние девятые тронул, и опять струны зазвонили, его опять стража да слуги подхватили.
     Вытащили его на двор, и подумал только Иван про серого волка, как он опять тут как тут прибежал. Снова хрещеные люди сдивовались этому чуду, что волк человека на себе тащит.
     На третью ночь Иван пошёл туда, девятую дверь зашёл, там увидел наконец Жар-Птицу, взял её, никто его не слышал, дверей не толкал и не трогал, вышел с ней, и подумал:
     — Где мой серый волк?
     А тут как раз его и схватили сторожа да слуги вместе с жар-птицей. Но тут как серый волк примчался, схватил он Ивана его с жар-птицей, а все хрещоные люди тут остались и все сдивовались.
     Прибежали они к старшке в задворенке, оставил Иван жар-птицу, сам спать лёг, волка отпустил в поля. Утром встал, охрестился и пошёл в поле за волком своим. Только позвал его, как серый волк набежал к нему.
     Сел Иван на него с жар-птицей, и поехал во второе царство. Только сначала старушку-задворенку поблагодарил и подарил ей перо от Жар-птицы:
     — Благодарю, что ты меня не покинула и приютила. А с этим пером ты голодной никогда не останешься.
     Прискакал серый волк во второе царство, нашёл Иван там избушку на краю столицы, там сидит бабка-задворенка.
     Говорит ей Иван:
     — Я, бабка, к тебе на думу приехал. Присоветуй мнекова, как достать коня золотогривого у царя. Как можно мне в ваши царские конюшеньки заехать, да его подхитрить?
     Бабка-задворенка говорит ему:
     — Ложись Иван спать и Богу молись, а утро придёт, всё покажет.
     Утром Иван встаёт, бабка-задворенка, показала, как надо во дворец проскочить и где чего найти. Пошёл Иван в одну конюшеньку, в другие зашёл, третьи отворил. Подхватили тут его лакеи, на двор вытащили, как вора, а он подумал про волка серого, тут и волк набежал, его взял и унёс.
     Все хрещоные люди сдивовались, тут и остались.
     Он к бабке-задворенке зашёл и спрашивает её:
     — Как же мне коня достать, не знаешь ли?
     Бабка-задворенка ему и говорит:
     — Ныне ложись, да Богу молись, утро мудрёнее вечера.
     На другой день он встал, похристовался да и пошёл в одну конюшеньку, в другие зашёл, третьи отворил. Подхватили тут его лакеи, на двор вытащили, как вора, а он подумал про волка серого, тут и волк набежал, его взял и унёс.
     Все хрещоные люди сдивовались, тут и остались.
     Он снова к бабке-задворенке зашёл и спать завалился.
     В третью ночь он пошёл, первые двери прошёл, друге прошёл, третьи прошёл, четвёртые отворил и коня захватил, и увёл со дворца коня с конюшенок.
     Однако же его услышали и захватили конюхи, а он только подумал:
     — Серый волк где мой?
     Тот и подбежал, их с конём подхватил, все дивовались, и тут остались.
     А Иван на сером волке примчались на поле. Говорит тут ему Иван радостно:
     — Я очень доволен, что две вещи достал: жар-птицу и коня золотогривого. Благодарю тебя, серый волк, что ты меня не покинул.
     Потом Иван поехал в третье царство. А бабке-задворенке второго царства в благодарность оставляет три золотых волоска с гривы златогривого коня, и говорит ей:
     — Благодарю, что ты меня не покинула и приютила. А с этими злотыми волосками ты голодной никогда не останешься.
     Выехал с этого царства, в третье царство поехал. Приезжает в третье царство, там находит другую, третью бабу-задворенку, к ней приходит на думу. Спрашивает её Иван:
     — Что, баба-задворенка, как мне советуешь. Две вещи достал, ещё третью вещь хочется достать.
     Отвечает ему бабушка:
     — Ложись и Богу молись, утро мудрёнее вечера буде. А девицу за тридевятью венцами мы достанем.
     Утром вышел от бабы-задворенки, приходит в дворец царский, приходит к служанкам:
     А они, эти служанки, спрашивают у него:
     — Что, Иван-царевич, ходишь, гуляешь?
     — Я хочу у вас достать девицу, как мне подъехать, девицу достать эту?
     Они Ивану говорят:
     — Девица наша сидит за тридевятью венцами, дожидает жениха, который через девять венцов её перекинется.
     Пошёл Иван, закручинился опять, запечалился, и голову повесил. Приходит к бабе-задворенке. Она его спрашивает:
     — Что ты молодец закручинился.
     — Ай же ты, бабушка, как же мне теперь не кручинится, ни печалиться. Не в своём я царстве гуляю, и не по своей я земле хожу, я сытой выти давно не едал, досыта не пивал, крепкого сна не досыпал.
     — Ты Иван-царевич Богу молись да спать ложись, утро мудрёнее вечера.
     Повалился он спать в крепкий сон. Повыстал Иван до утру и ушёл от бабы-задворенки в конюшенку. Выводил своего коня золотогривого, садился на него, с бабушкой прощался.
     — Ты баба-задворенка побереги мою жар-птицу, пока девицу искать буду.
     Сел на коня и поехал. Девица сидит за тридевятью венцами, дожидает жениха. Вот он приехал, в первый венец скочил его конь, в другой скочил, в третий скочил. В другие венцы тоже скочил. Наконец и в последний венец – девятый тоже скочил.
     Девица услыхала его и встречает в окошечке. Он взял её и поцеловал. А она перстнем ударила его в лоб, и на лбу Ивана опечатка её осталась, да ещё сказала вдогон ему:
     — Будь же ты мой богосуженый и богоряженый.
     Потом он развернулся, был он и нет его, скочил во двор. Здесь схватили его лакеи. Однако только подумал Иван:
     — Где же мой волк?
     Серый волк сейчас набежал и его захватил и унёс коня золотогривого и мужика, Ивана-царевича. И все сдивовалися и все тут осталися.
     Примчался Иван к бабе-задворенке очень весёлый, довольный, что видел свою девицу и поцеловал её.
     Баба-задворенка говорит ему снова:
     — Вот я сказала, что ложись и Богу молись, утро мудрёнее вечера.
     Иван с теми словами спать лёг на спокой, и ему Девица снится и говорит во сне:
     — Приходите в двенадцать часов во дворец, я выйду гулять на дворец с няньками, с мамками и с верными служанками, ты приезжай ко мне тогда, ежели думно тебе меня захватить и увезть.
     На след день выходит Девица с мамками во дворец гулять в садок в двенадцатом часу, а Иван сел на коня и поезжает туда. А баба-задворенка очень слёзно плачет, боится, что не вернётся. Сел Иван на коня простился с ней. Прискакал во дворец, и наехал во двор. Здесь он схватил девицу себе на коня на колени и только подумал про серого волка, как он тут и есть. Подхватил их всех волк и умчал восвояси.
     Все люди сдивовались. Спрашивают друг у друга:
     — Какой же это человек? Прискакивает в наше царство серый волк и уже третьего человека унёс.
     Хрещёные люди думают, что волк третьего съел, и жар-птицу и девицу захватил, и коня съел, и нынче опять съел человека. А только баба-задворенка знает, что это был один человек – Иван-царевич.
     Вот снова прискакивает Иван к бабе-задворенке радостный и довольный. Говорит он ей такие слова:
     — Благодарю тебя, баба-задворенка, что ты меня не оставила и на думу верную наставляла, на совет правильный.
     Во дворце же все окручинились, опечалились: коня забрали, девицу унесли, жар-птицу украли.
     Попрощался Иван-царевич с бабой-задворенкой, оставил ей имущества, чтобы она не бедствовала, и отъехал с этого третьего царства, в свою землю, в свою сторону.
     Приезжает он в своё царство и останавливается у своей бабушки прежней в задворенках которая там жила. Бабушка обрадовалась, что на свою землю Иван явился живой и невредимый, и что ейные дела все исполнились.
     Оставил Иван у бабушки девицу, коня золотогривого и жар-птицу и домой пришёл к своей матушки.
     Матушка конечно обрадовалась, что он явился невредимый, и сейчас же дала знать своему мужу-супругу, что сын наш явился на сей земле.
     Царь прискакал с охоты радостный и весёлый, поскольку сын у него был один единственный. Тотчас потребовал его к себе, правда ль этот есть, или нет, что не соврали ль, вишь ты.
     Является Иван к отцу, на колени падает.
     — Аи же ты, родитель мой, сроститель наш.
     Спрашивает его Царь:
     — Как твои дела Иван, поправились?
     — Мои дела все хороши, слава Богу. – Отвечает Иван.
     Потом царь ему говорит:
     — Сынок мой, что я тебе наказывал, ты справил, или нет, мою службу?
     Царевич ему отвечает:
     — Всё я выполнил, всё я справил, что ты наказывал.
     Тотчас примчался к бабушке в задворенках, взял жар-птицу, девицу и коня золотогривого.
     — Ай же благодарю тебя ещё раз, бабушка, за думы твои, за советы, за добрые дела.
     Прибывает со всем этим в дворец. К нему выходит царь его отец и встречает Ивана.
     Принимает отец жар-птицу от его рук, снимает шапку пуховую перед Иваном и благодарит его. А вся придворня стоит и дивуются-чудуются.
     После этого Иван коня златогривого отцу вводит в руки. Все хрещёные люди вокруг тоже радуются и веселятся.
     Взяв коня, царь-отец говорит сыну своему Ивану:
     — Просил я у тебя только Жар-птицу, а ты и коня мне достал златогривого. За то благодарю тебя сын мой. А коли уж ты и девицу прекрасную достал себе, то благословляю вас. Идите под венец.
     Обвенчались они и стали жить, побывать и добра наживать.
......

     Иван Царевич и Серый волк.  Сказка!!
======
     Жил, был царь Берендей, у него было три сына, младшего звали Иваном.
     И был у царя сад великолепный. Росла в том саду яблоня с золотыми яблоками. Стал кто, то царский сад посещать, золотые яблоки воровать.
     Царю жалко стало свой сад. Посылает он туда караулы. Никакие караулы не могут уследить похитника. Царь перестал пить, есть и совсем затосковал.
     Сыновья отца утешают:
     — Дрогой наш батюшка, не печалься, мы сами станем сад караулить.
     Старший сын говорит:
     — Сегодня моя очередь, пойду стеречь сад от похитника.
     Отправился старший сын. Сколько ни ходил с вечеру, никого не уследил, припал на мягкую траву и уснул.
     Утром царь его спрашивает:
     — Ну, ка, не обрадуешь ли меня: не видал ли ты похитника?
     — Нет, родимый батюшка, всю ночь не спал, глаз не смыкал, а никого не видал.
     На другую ночь пошёл средний сын караулить и тоже проспал всю ночь, а наутро сказал, что не видал похитника.
     Наступило время младшего брата идти стеречь. Пошёл Иван-царевич стеречь отцов сад и даже присесть боится, не то что прилечь. Как его сон задолит, он росой с травы умоется, сон и прочь с глаз.
     Половина ночи прошла, ему и чудится: в саду свет. Светлее и светлее. Весь сад осветило. Он видит, на яблоню села Жар-птица и клюёт золотые яблоки.
     Иван-царевич тихонько подполз к яблоне и поймал птицу за хвост. Жар-птица встрепенулась и улетела, осталось у него в руке одно перо от её хвоста.
     Наутро приходит Иван-царевич к отцу.
     — Ну что, дорогой мой Ваня, не видал ли ты похитника?
     — Дрогой батюшка, поймать не поймал, а проследил, кто наш сад разоряет. Вот от похитника память вам принёс. Это, батюшка, Жар-птица.
     Царь взял это перо и с той поры стал пить и есть и печали не знать.
     Вот в одно прекрасное время ему и раздумалось об этой об Жар-птице. Позвал он сыновей и говорит им:
     — Дорогие мои дети, оседлали бы вы добрых коней, поездили бы по белу свету, места познавали, не напали бы где на Жар-птицу.
     Дети отцу поклонились, оседлали добрых коней и отправились в путь — Дорогу: старший в одну сторону, средний в другую, а Иван-царевич в третью сторону.
     Ехал Иван-царевич долго ли, коротко ли. День был летний. Приустал Иван-царевич, слез с коня, спутал его, а сам свалился спать.
     Много ли, мало ли времени прошло, пробудился Иван-царевич, видит, коня нет. Пошёл его искать, ходил, ходил и нашёл своего коня, одни кости обглоданные.
     Запечалился Иван-царевич:
     — Куда без коня идти в такую, даль? Ну что же, ; думает, ; взялся делать, надо делать.
     И пошёл пеший. Шёл, шёл, устал до смерточки. Сел на мягкую траву и пригорюнился, сидит. Откуда ни возьмись, бежит к нему серый волк:
     — Что, Иван-царевич, сидишь пригорюнился, голову повесил?
     — Как же мне не печалиться, серый волк? Остался я без доброго коня.
     — Это я, Иван-царевич, твоего коня съел. Жалко мне тебя! Расскажи, зачем в даль поехал, куда путь держишь?
     — Послал меня батюшка поездить по белу свету, найти Жар-птицу.
     — Фу, фу, тебе на своём добром коне в три года не доехать до Жар-птицы. Я один знаю, где она живёт. Так и быть, коня твоего съел, буду тебе служить верой и правдой. Садись на меня да держись крепче.
     Сел Иван-царевич на него верхом, серый волк и поскакал, синие леса мимо глаз пропускает, озера хвостом заметает.
     Долго ли, коротко ли, добегают они до высокой крепости. Серый волк и говорит:
     — Слушай меня, Иван-царевич, запоминай: полезай через стену, не бойся, час удачный, все сторожа спят. Увидишь в тереме окошко, на окошке стоит золотая клетка, а в клетке сидит Жар-птица. Ты птицу возьми, за пазуху положи, да смотри клетки не трогай!
     Иван-царевич через стену перелез, увидел этот терем, на окошке стоит золотая клетка, в клетке сидит Жар-птица.
     Он птицу взял, за пазуху положил, да засмотрелся на клетку. Сердце его и разгорелось:
     — Ах, какая, золотая, драгоценная! Как такую не взять!
     И забыл, что волк ему наказывал. Только дотронулся до клетки, пошёл по крепости звук: трубы затрубили, барабаны забили, сторожа пробудились, схватили Ивана-царевича и повели его к царю Афрону.
     Царь Афрон разгневался и спрашивает:
     — Чей ты, откуда?
     — Я царя Берендея сын, Иван-царевич.
     — Ай, срам какой! Царский сын да пошёл воровать.
     — А что же, когда ваша птица летала, наш сад разоряла?
     — А ты бы пришёл ко мне, по совести попросил, я бы её так отдал, из уважения к твоему родителю, царю Берендею. А теперь по всем городам пущу нехорошую славу про вас. Ну да ладно, сослужишь мне службу, я тебя прощу. В таком-то царстве у царя Кусмана есть конь златогривый. Приведи его ко мне, тогда отдам тебе Жар-птицу с клеткой.
     Загорюнился Иван-царевич, идёт к серому волку. А волк ему:
     — Я же тебе говорил, не шевели клетку! Почему не слушал мой наказ?
     — Ну прости же ты меня, прости, серый волк.
     — То-то, прости. Ладно, садись на меня. Взялся за гуж, не говори, что не дюж.
     Опять поскакал серый волк с Иваном-царевичем. Долго ли, коротко ли, добегают они до той крепости, где стоит конь златогривый.
     — Полезай, Иван-царевич, через стену, сторожа спят, иди на конюшню, бери коня, да смотри уздечку не трогай!
     Иван-царевич перелез в крепость, там все сторожа спят, зашёл на конюшню, поймал коня златогривого, да позарился на уздечку, она золотом, дорогими камнями убрана. В ней златогривому коню только и гулять.
     Иван-царевич дотронулся до уздечки, пошёл звук по всей крепости: трубы затрубили, барабаны забили, сторожа проснулись, схватили Ивана-царевича и повёли к царю Кусману.
     — Чей ты, откуда?
     — Я Иван-царевич.
     — Эка, за какие глупости взялся, коня воровать! На это простой мужик не согласится. Ну ладно, прощу тебя, Иван-царевич, если сослужишь мне службу. У царя Далмата есть дочь Елена Прекрасная. Похить её, привези ко мне, подарю тебе златогривого коня с уздечкой.
     Ещё пуще пригорюнился Иван-царевич, пошёл к серому волку.
     — Говорил я тебе, Иван-царевич, не трогай уздечку! Не послушал ты моего наказа.
     — Ну прости же меня, прости, серый волк.
     — То-то, прости. Да уж ладно, садись мне на спину.
     Опять поскакал серый волк с Иваном-царевичем. Добегают они до царя Далмата. У него в крепости в саду гуляет Елена Прекрасная с мамушками, нянюшками.
     Серый волк говорит:
     — В этот раз я тебя не пущу, сам пойду. А ты ступай обратно путём-дорогой, я тебя скоро нагоню.
     Иван-царевич пошёл обратно путём-дорогой, а серый волк перемахнул через стену, да и в сад.
     Засел за куст и глядит: Елена Прекрасная вышла со своими мамушками, нянюшками. Гуляла, гуляла и только приотстала от мамушек и нянюшек, серый волк ухватил Елену Прекрасную, перекинул через спину, и наутёк.
     Иван-царевич идёт путём-дорогой, вдруг настигает его серый волк, на нем сидит Елена Прекрасная.
     Обрадовался Иван-царевич, а серый волк ему:
     — Садись на меня скорей, как бы за нами погони не было.
     Помчался серый волк с Иваном-царевичем, с Еленой Прекрасной обратной дорогой, синие леса мимо глаз пропускает, реки, озера хвостом заметает.
     Долго ли, коротко ли, добегают они до царя Кусмана. Серый волк спрашивает:
     — Что, Иван-царевич, приумолк, пригорюнился?
     — Да как же мне, серый волк, не печалиться? Как расстанусь с такой красотой? Как Елену Прекрасную на коня буду менять?
     Серый волк отвечает:
     — Не разлучу я тебя с такой красотой, спрячем её где-нибудь, а я обернусь Еленой Прекрасной, ты и веди меня к царю.
     Тут они Елену Прекрасную спрятали в лесной избушке.
     Серый волк перевернулся через голову и сделался точь-в-точь Еленой Прекрасной.
     Повёл его Иван-царевич к царю Кусману. Царь обрадовался, стал его благодарить:
     — Спасибо тебе, Иван-царевич, что достал мне невесту. Получай златогривого коня с уздечкой.
     Иван-царевич сел на этого коня и поехал за Еленой Прекрасной. Взял её, посадил на коня, и едут они путём-дорогой.
     А царь Кусман устроил свадьбу, пировал весь день до вечера, а как надо было спать ложиться, повёл он Елену Прекрасную в спальню, да только лёг с ней на кровать, глядит, волчья морда вместо молодой жены!
     Царь со страху свалился с кровати, а волк удрал прочь. Нагоняет серый волк Ивана-царевича и спрашивает:
     — О чём задумался, Иван-царевич?
     — Как же мне не думать? Жалко расставаться с таким сокровищем, конём златогривым, менять его на Жар-птицу.
     — Не печалься, я тебе помогу.
     Вот доезжают они до царя Афрона. Волк и говорит:
     — Этого коня и Елену Прекрасную ты спрячь, а я обернусь конём златогривым, ты меня и веди к царю Афрону.
     Спрятали они Елену Прекрасную и златогривого коня в лесу. Серый волк перекинулся через спину, обернулся златогривым конём. Иван-царевич повёл его к царю Афрону.
     Царь обрадовался и отдал ему Жарптицу с золотой клеткой.
     Иван-царевич вернулся пеший в лес, посадил Елену Прекрасную на златогривого коня, взял золотую клетку с Жар-птицей и поехал путём-дорогой в родную сторону.
     А царь Афрон велел подвести к себе дарёного коня и только хотел сесть на него, конь обернулся серым волком. Царь со страху где стоял, там и упал, а серый волк пустился наутёк и скоро догнал Ивана-царевича:
     — Теперь прощай, мне дальше идти нельзя.
     Иван-царевич слез с коня и три раза поклонился до земли, с уважением отблагодарил серого волка.
     А тот говорит:
     — Не навек прощайся со мной, я ещё тебе пригожусь.
     Иван-царевич думает:
     — Куда же ты ещё пригодишься? Все желанья мои исполнены.
     Сел на златогривого коня, и опять поехали они с Еленой Прекрасной, с Жар-птицей.
     Доехал он до своих краёв, вздумалось ему пополдневать. Было у него с собой немного хлебушка. Ну, они поели, ключевой воды попили и легли отдыхать.
     Только Иван-царевич заснул, наезжают на него его братья. Ездили они по другим землям, искали Жар-птицу, вернулись с пустыми руками. Наехали и видят, у Ивана-царевича все добыто.
     Вот они и сговорились:
     — Давай убьём брата, добыча вся будет наша.
     Решились и убили Ивана-царевича. Сели на златогривого коня, взяли Жар-птицу, посадили на коня Елену Прекрасную и устрашили её:
     — Дома не сказывай ничего!
     Лежит Иван-царевич мёртвый, над ним уже Вороны летают. Откуда ни возьмись, прибежал серый волк и схватил Ворона с Вороненком:
     — Ты лети-ка, Ворон, за живой и мёртвой водой. Принёсешь мне живой и мёртвой воды, тогда отпущу твоего Вороненка.
     Ворон, делать нечего, полетел, а волк держит его Вороненка. Долго ли Ворон летал, коротко ли, принёс он живой и мёртвой воды.
     Серый волк спрыснул мёртвой водой раны Иван-царевичу, раны зажили. Спрыснул его живой водой, Иван-царевич ожил.
     — Ох, крепко же я спал!
     — Крепко ты спал, ; говорит серый волк. ; Кабы не я, совсем бы не проснулся. Родные братья тебя убили и всю добычу твою увезли. Садись на меня скорей!
     Поскакали они в погоню и настигли обоих братьев. Тут их серый волк растерзал и клочки по полю разметал.
     Иван-царевич поклонился серому волку и простился с ним навечно.
     Вернулся Иван-царевич домой на коне златогривом, привёз отцу своему Жар-птицу, а себе невесту, Елену Прекрасную.
     Царь Берендей обрадовался, стал сына спрашивать. Стал Иван-царевич рассказывать, как помог ему серый волк достать добычу, да как братья убили его, сонного, да как серый волк их растерзал.
     Погоревал царь Берендей и скоро утешился.
     А Иван-царевич женился на Елене Прекрасной, и стали они жить, поживать да горя не знать.
......
Иван царевич и старик медный лоб. Архангельск.  Сказка!!
======
     Вот пошёл гулять царский сын с царём своим. А царский сын малой ещё был и звали его Иван-царевич.
     Ходили, ходили, гуляли, приходят к дереву, под деревом лежит старик медный лоб. Вот царь и говорит:
     — Пойдём, возьмём солдат, окружим его канатами и заловим.
     Взяли солдаты, его окружили и заловили. Во дворец привели, ну так весь дворец здивовался, этакую штуку привели.
     Царь указал чтобы в крепость его посадить. В крепость его и посадили.
     Несколько времени сидит он в крепости, ему и скучно сидеть. Как-то выходит царский сын Иван-царевич играть там, да поигрывать, а стало ему уже годков шестнадцать или восемнадцать, царские дети, вишь ты, быстро растут. Стрелял он пистолетиком и пострельнул он к старику медному пулькой, прямо к нему в тюрьму пулька залетела.
     Стал он у старика просить пульку свою:
     — Отдай, старик, пульку назад!
     Старик говорит:
     — Будя выпустишь меня с крепости, отдам, а будя не выпустишь, не отдам.
     Пошёл он к дядьке своему, дядька ему советует, мол, надо взять ключи у матери-царицы, да выпустить, чтобы пулька была наша.
     Царский сын пошёл к матери, ключи взял и начал как бы ими играть, а потом вышел из залы, спустился в тюрьму, старика выпустил и пульку получил от него.
     Вечером слуги пришли туда, принесли еду, а старика медного лоба нету там. Стали разбираться, добираться, кто выпустил, оказалось, что сын выпустил.
     Рассердился Царь и прогнал сына в вечные шатания. На дорогу ему только ружьё дал.
     Ходил Царский сын в места поди ведай какие, и в другие тоже, и как-то он увидел оленя с золотыми рогами. Захотелось ему того оленя стрелить и поймать, только олень не подпускал его близко, и с этим оленем ушёл царский сын в инные земли. Олень впереди шёл, он вслед, олень сманил его.
     К речке пришли, олень повалился спать за речку, и царский сын одёжу скинул, скинулся догола, за речку побрёл, и только стрелить его собрался, а олень ушёл, он остался Иван-царевич тут голый. На то место попасть уж не может, куда одёжу скинул. Там другое место стало. В том царстве куда не придёшь, то назад в другое место попадёшь.
     Расстроился Царский сын, но тут является старик медный лоб и наказывает ему:
     — Поди в эдакое место, там возьмут тебя в работники.
     Пошёл туда царский сын, его там взяли на работу и отправили пасти волов тощих, и велели ему их в малое время раскормить и распоить досыта.
     Он повёл волов этих, иных чуть не волоком, кое-как распоил да раскормил досыта.
     Потом является старик медный лоб, дарит ему бич.
     — Отправляйся домой, Иван царевич, с этими с волами, да бичом этих их погоняй.
     Подходит Иван к дому, стегнул бичом по земле, так хозяйский дом задрожал, хозяин перепал со стула на пол.
     На другой день хозяин дал коней, чтобы раскормить и распоить и привести сытых.
     Он накормил и напоил, привёл домой сытых, и также хлыстнул у дома бичом, что хозяин с порога слетел кубарем.
     На третий день дали царскому сыну свиней пасти тощих и голодных. Они их распоил, раскормил, втрое стали они толще. Ко двору прибыл с ними, бичом взмахнул только, а хозяин в погреб спрятался.
     Взял царский сын от хозяина расчёт и ушёл. Шёл куда сам не знает шёл, и тут снова является ему на пути старик медный лоб. Говорит он Ивану:
     — Пойдём со мной, Иван-царевич, к моей дочери теперь в гости.
     Приходят они к старику в дом, здынул старик железную плиту в сторону, там находится подземельное царство, опускаются они в подземелье, приходят к дочери, дочь их напоила, накормила и подарила ему в дар кольцо своё. Повернуть его с руки на руку, так стол сам собой накроется яствами всякими.
     А пока он ел её йиства, так прибыло в Иване силы столько, какой у Ивана ранее не было.
     Пошли они к другой дочери в гости. Старик говорит:
     — Здынь-ка ногой плиту, Иван-царевич.
     Он ногой приздынул, так метнул эту плиту очень высоко. Говорит старик:
     — Что, Иван-царевич, большую ли ты в себе силу имеешь?
     Отвечает Иван:
     — У меня была бы верёвка в руке, притянул бы нёбо и землю в одно место.
     Раздумался старик, что много силы, надо убавить. Покормила вторая дочь Ивана, сила его немного поубавилась. А на прощание она подарила варежку. Тую варежку с одной руки на другую снимешь оденешь, так сразу окажешься в том месте, где захочешь.
     Приходят они к третьей дочери. Подошли к плите железной, здынул Иван-царевич плечом её, отлетела плита на несколько дней. Покормила его третья дочь и подарила Ивану в дар плёточку. Как хватишь этой плёточкой об землю, так явится войско несметное, непобедимое, любое приказание исполнит.
     Потом отпустил его старик медный лоб и сказал, что сначала испытывал у Ивана доблести его, а потом одарил подарками за то, что пожалел он старика, когда сидел он в тюрьме его отца, царя русского.
     Исчез тут старик медный лоб, не стало его вовсе. А Иван-царевич переметнул варежку с руки на руку, вынесло его из подземельного царство в белый свет, оказался в своём царстве-государстве.
     Приходит ко дворцу, а его не пускают. Он тогда стеганул плёточкой своей и тут явилось войско несметное под стены дворца, солдаты все и разбежались.
     Вышли его встречать царь с царицей, дивуются:
     — Что же это? Тебя сын десять лет не было тут. А у нас печаль большая, закабали нас король соседский, дань платим несметную, людям есть нечего.
     Повернул тогда Иван колечко своё заветное и упали в царстве на каждый двор столы с яствами богатыми. Люди целый день ели, наестся не могли.
     Потом пошёл он в соседнее королевство, посмотрел, живут нехристиане, хряснул своей плёточкой волшебной, явилось войско его могучее, разнесло в пух и прах солдат некрещенных.
     Вывел он короля с королевой на двор, хотел их предать смерти лютой, да только увидел в окошке дочку их, так она ему понравилась. Сказал, что в отместку берёт за себя ихову дочку, а за то прощает их на жизнь.
     Потом повенчали его с королевичной этой. Стали они жить-поживать, да и добра наживать
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван царевич и три девицы.  Сказка!!
======
     Был Иван-царевич.
     Пошёл он за охотой. Нашёл избёнку. Там три девушки разговаривают в этой избёнке.
     Первая девушка говорит:
     — Кабы меня Иван-царевич взял замуж, я бы весь мир одной ниточкой одела.
     Другая девушка говорит:
     — А меня бы взял, я одной мерой прокормила весь мир хлебом.
     А третья девушка совсем дивное говорит:
     — Если бы меня взял бы Иван-царевич, я бы ему родила три брюха по-четверо сынов, у них у каждого были бы по рукам, по ногам частые звезды, в затылке светел месяц, во лбу красно солнышко, а на груди у каждого царская корона.
     Вот Иване приходит к отцу и говорит:
     — Папаша, вот нашёл я избёнку, и там сидят три девицы и говорят, что они для меня сделают, если я их замуж за себя возьму. – И обсказывает царю про каждую девушку.
     Отец Ивана, царь того царства, так сказал:
     — У нас чернь и так кормится, и одевается. Нужно ту взять, которая родит сыновей. Это будет всей черни в диво.
     Этую они взяли ему в жёны.
     А к нему старуха-волшебница ходила всё к царю в дом. Она была в повитухах эта волшебница.
     Царевна, как время пришло, родила всех эдаких детей, как и обещала. А волшебница их припрятала, а заместо четыре кутёнка подложила.
     Спрашивает царевич:
     — Ну, что у вас тут, кого родила царевна?
     — Э, батюшка, взял какую. Вон она тебе четырёх кутёнков родила.
     Царевич тогда пошёл в сенат:
     — Я с ней больше жить не стану.
     Думные люди в сенате ему, однако, сказали:
     — Слово царское закон. Ты царевич поживи до трёх брюх её, как сказал, что она родит, надо посмотреть.
     Пришло время, царевна ещё забеременела, ещё родила, она опять, эта волшебница, в повитухах была. Также точно подложила ей кутят.
     Опять он в сенат бежит совета спрашивать, как ему быть. В сенате опять ему думные говорят:
     — Ну, уж, кончи это дело. Сказала она тебе: три брюха будет, а ты обещал получить их. Подожди до третьего брюха.
     Ну, третье брюхо она родила троих, только ещё и четвёртого младенца, да и спрятала его под подушку, дала ему соску, в подушку его зашила.
     А повитуха волшебница царевичу снова троих кутят показала, а про четвёртого ничего не знала.
     Пошёл опечаленный царевич в сенат, уж в этот раз в сенате сказали:
     — Куда хошь, туда и день царевну эту за её проман.
     Приказал царевич её в бочку сороковушку запечатать и пустить на море. Ей ещё туда одела с подушками наклали. Куда вынесет, там падёт она, казнить не стал, царских кровей не положено было казнить.
     Царевна подушку расшила, стала последнего своего сосками своими кормить. Рос же он не по дням, а по часам, и нескольких дней не прошло, вырос он совсем большой, стал богатырь.
     — Мама, ; баит он, ; я потянуться хочу.
     А они как раз выплыли на остров, к берегу подплыли. Он потянулся, дно и выпер дно, что оно улетело на несколько дней лёту. Вот так они и вылезли с моря на берег.
     Стал он тут на уточку охотиться, на зайцев, сделал шалаш. Так они и жили.
     А от этого царя морем ездили посланники, что надо, ему то представляли, что где происходит.
     Плывут они мимо этого острова, увидели шалаш, подивились, кто тут, подплыли, вышли на берег, на этого мальчика загляделись, целы сутки на него глядели.
     Стали спрашивать, кто, чего, откуда. А Иван царевич и сам не знает откуда. А мать его молчит, ничего не говорит. Посланники же рассказывают, что Царевич, отец его, уже царём стал и взял у этой волшебницы дочь, с ней живёт.
     Поговорили они, время их пришло, поехали они по делам своим в царство своё.
     А мальчик этот ходил, да ходил по берегу моря и увидел как-то камешки красивые лежат. Они ему очень хороши показались, два камешка как кремешки. Он взял их друг об друга чиркнул, и тут явились, двенадцать духов.
     — Чего угодно, наш новый хозяин?
     — Вот сделаться мне голубом и туда, к отцу, слетать.
     Сделался он сразу голубом и полетел, ещё прежде посланников прилетел туда, влетел в форточку и сел отцу своему на плечо.
     Его новая жена-наложница, как увидела голубя, сразу спрознала, кто это, и говорит:
     — Хочу я этого голубя зарезать да съесть, прикажи царь это для меня сделать.
     Отвечает царь:
     — Нет царица, он какую-нибудь весть нам принёс.
     Только эдак проговорил, и посланники его тут явились, всходят они в залу. Спрашивает их царь грозно:
     — Почему вы на целые сутки опоздали?
     — Потому, ; говорит старший, ; что видели мы такого мальчика красивого, что целые сутки на него загляделись: у него по рукам и по ногам частые звёзды, в затылке светел месяц, на лбу красно солнышко, на грудях царская корона.
     Обдивился царь, задумался и говорит:
     — Обязательно завтра я туда поеду.
     Царю дивно стало, что хотела царица родить таких сыновей, а сыскался именно такой мальчик.
     Тут, однакова, говорит его новая жена-наложница дочка волшебницы:
     — Ну какое это диво? Вот поедем в одно место, так там одиннадцать таких мальчиков.
     Отвечает ей царь:
     — Ну хорошо, туда и поедем.
     Этот голубь вылетел от царя, прилетел домой к себе на остров, обвернулся Иваном царевичем, кремушки волшебные чиркнул. Явились пред царевичем двенадцать духов.
     — Чего угодно, наш новый хозяин?
     — Вот есть, говорят, одиннадцать мальчиков, как и я по внешности, так их сюда доставить надобно.
     Полетели духи и всех принесли. Стали они смотреть друг на друга, а все похожие. Тогда мать приступила к ним и говорит:
     — Все вы мной рождены, да только волшебницей повитухой украдены и инное царство отправлены.
     Стали они все радоваться, что встретились наконец.
     Царь же в это время поехал туда с женой, а их уж нет там: она обманула новая жена царя.
     Иван царевич об камушки чиркнул, и сейчас снова явились эти духи:
     — Чего угодно, наш хозяин?
     — Не в шалаше же будем мы теперь жить? Чтобы был, как у царя дворец.
     Живо явилась у матери и одежда, как на царице, и самовары, и все явилось.
     Опять Иван-царевич чиркнул кремешки, выскочили двенадцать духов и спрашивают:
     — Чего угодно, наш хозяин?
     — Чтобы на этой поляне было три трактира и вся поляна чтобы была в строенииях как в городе.
     Через ночь всё было сготовлено. Утром уже ходили братья с матушкой по городу.
     На какой-то день посланники опять подъехали, тут уж двое суток пробыли, на двенадцать парней необыкновенных смотрели и дивовались.
     Насмотрелись, чаю напились, поехали к царю на доклад о том, что видели в путях-дорогах. Как только отплыли посланники царские, Иван-царевич чиркнул кремешки друг об дружку, явились двенадцать духов.
     — Чего нужно, наш хозяин?
     Сделался Иван снова голубом, опять полетел к царю в дом. В форточку взлетел, опять царю на плечо и сел.
     Увидела новая его жена голуба, поняла, что это Иван-царевич и говорит:
     — Неужели тебе голуб дороже меня, хочу его есть.
     Да и с ножом бросилась на него, ранила его в крыло, но все-таки царь не дал ей.
     — Глупая ты, хоть и царица, ; говорит Иван, ; он вести мне принёс.
     Только он стал её бранить, посланники явились на двери, опять взошли. Взошли и говорят.
     — Мы одни сутки лишних пробыли в тот раз, а теперь двое суток пробыли на острове. Ваше царское величество, кабы ты, говорит, там был, ты бы трои сутки простоял. Во всей своей жизни не видали этой дивы.
     Стали посланники рассказывать, как двенадцать молодцов стояли в ряд, от их солнышком печёт, месяцем зияет, звёзды блестят, откуда что взялось.
     Царь и говорит на то:
     — Утром беспременно туда поеду.
     Жена же и мать её кричат:
     — Какая эта дива? Есть такой домик, в домике есть двенадцать красавиц, земля этаких не родит людей, чтобы волос в волос, голос в голос, а запоют песенки – другие люди с ума сходят, заслушаются.
     Голубь Иван-царевич выслушал, через форточку вылетел, на остров прилетел, царевичем обвернулся, чиркнул кремешками друг об друга, явились двенадцать духов.
     — Чего, наш хозяин, нужно?
     — Вот есть, говорят двенадцать девушек, волос в волос, голос в голос. Чтобы были они приставлены сюда немедленно.
     Живо духи полетели и приставили всех девушек по счёту.
     А в это время царь поехал туда, куда волшебницы указывали, а там опять нет ничего.
     Вот в один солнечный день царские посланники снова плывут мимо острова и пристают к берегу. Выходят и им представляют диво-дивное: двенадцать прекрасных девушек. Они пели, танцевали, да так прекрасно, что посланники рты поразевали, и с места четыре дня не могли сойти, всё на них всех смотрели.
     На пятый день только посланники встали под паруса и поехали на доклад к царю.
     Только они отплыли, Иван-царевич чиркнул кремешки и явились двенадцать духов.
     — Чего, угодно, хозяин?
     — Сделать голубом меня.
     Сделался он голубом, взлетел в форточку, сел царю на плечо. Увидела его новая жена царская, чуть с ума не сошла, на него с ножом бросается. Она уже догадалась, что голубь и сынов этих и девушек отвёз к себе на остров.
     Царь же был непреклонен:
     — На утро не послушаю жену, поеду на остров.
     Жане же ему и говорит на то:
     — Ну, какое это диво? В одном месте таком-то есть двенадцать кошечек-маркошечек и двенадцать котиков-маркотиков. Бровки у них подзолоченные и усики, бронзовые, и у хвостиков колокольчики-прозуменчики.
     Прослышал всё это голуб, вылетел через форточку, прилетел на остров царевичем обвернулся, чиркнул кремешками друг об друга, явились двенадцать духов.
     — Чего, наш хозяин, нужно?
     — Вот есть, говорят двенадцать кошечек-маркошечек и двенадцать котиков-маркотиков. Бровки у них подзолоченные и усики, бронзовые, и у хвостиков колокольчики-прозуменчики. Чтобы были они приставлены сюда немедленно.
     Живо духи полетели и приставили всех кошечек по счёту.
     А в это время царь поехал туда, куда волшебницы указывали, а там опять нет ничего.
     Вот как рассеялся солнечный день над островом. Видят братья, что плывёт издалёка флот, на первом корабле царский флаг. Это царь сам изъявился остров посетить и во всём убедиться.
     Вышел царь на берег, перед ним все братья как один, а с ними двенадцать девушек и на руках у них двенадцать кошечек-маркошечек с котиками-маркотиками.
     Пошёл царь в город, приходит во дворец, а у ворот его встречает его первая жена. Как увидел он её личность, пал перед ней на коленки. Она объяснила ему, как спаслась от смерти. Они примирилися и стали жить вместе.
     Той жене, которая была дочкой волшебницы, царь снял голову самолично: так из неё поползли змеи и ужи. Только кошечки-маркошечки с котиками-маркотиками стали их рвать и кусать, загнали их в море и там потопили.
     С тёщи-волшебницы царь тоже голову снёс. Брюхо ей саблей разрезал: и из оттуда поползли змеи, как и у жены. Их тоже кошечки-маркошечки с котиками-маркотиками хватали, когтями рвали, зубами кусали, они кое-как до моря доползали, где и утопали.
     Жена законная ему на то говорила:
     — Вот с кем ты жил! А меня спасла верность: верность нигде не погибает.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван царевич и Царевна старушка. Пермь.  Сказка!!
======
     Жил-был царь.
     У царя было три сына. Вошли они в возраст, дал им царь по стрелочке и сказал:
     — Куда ваши стрелочки полетят, туда и невест поезжайте сватать!
     Конечно, большак стрелил, у него в правую сторону улетела стрелочка. Середний стрелил, у него влевую улетела. А Иван-царевич стрелил, у него полетела прямо и свильнула – залетела в топучее болото.
     Пошёл искать Иван стрелочку свою, приходит к островку, на котором небольшая избушка стоит. Заходит Иван в эту избушку, видит, там сидит старушка, у старушки и стрелочка его, в руках она её держит.
     Иван-царевич и думает:
     — Неужели мне такую старуху замуж доводится брать?
     А старушка мысли его читает и говорит:
     — Да, Иван-царевич, видно, тебе доводится старушку взять!
     Иван-царевич стрелочку эту долго искал, есть уже захотел, да и попросил покушать, думает, может как-то отдаст ему стрелочку его. Старушка в голбец спустилась, достала яйца и сметаны, набила яиц, чирлу, сделала яичницу на сковороде, всё исправила хорошо.
     Накормила и говорит:
     — Иван-царевич, не опасайся! Я ведь на время старушка: день я старая, а к ночи молодая живу.
     Иван-царевич и говорит:
     — Исправься не на долго время: я погляжу, какая ты молодая будешь?
     Она перебросила с руки на руки кольца и исправилась такая фрейлина, что в городе нет: насколько красива и всем вышла.
     — Веди меня, – говорит она, – домой. Время выйдет, так я буду завсегда молодая! А теперь мне нельзя, докудова я буду старуха.
     Приводит он её домой. Братья-то побрали невест хороших, а он привёл себе старуху.
     Братья усмехнулись и невестки ихние, царь тоже усмехнулся над старухой, надо же, кого он привёл. Говорит ему царь:
     — Стало быть, это моё недоумленье: стало быть кому залетела стрелочка, ту и приходится сватать! Будем добром делать! Я виноват сделался. Нечего смеяться!
     Иван-царевич говорит:
     — Тятенька, мне особу комнату нужно: братья будут надо мной усмехаться, в одной комнате с ними не буду я жить.
     Царь приказал:
     — Которая тебе комната заглянется, в той и проживайся! Повечеру приходите ко мне, я вам задачу задам!
     Настал вечер, приходят братья к отче. Дал он им муки первого сорта поровну и говорит:
     — Которая у вас невеста лучше хлеб испечёт, посмотрим?
     Братья все взяли ту муку и приносят своим невесткам. А невестки мало знают, как хлеб-то пекчи, они тогда и посылают служанку:
     — Сходи к старушке, посмотри, как она будет притвор делать: она постарше нас, лучше испечёт хлеб.
     А старушка смекнула, что за ней погляд идёт, принесла холодной воды, налила в квашню, потом муку туда несеямши бух в квашню эту, размешала и в притвор засунула, потом отслонила заслонку и по всей печке разлила квашню, приговаривая:
     — Испекись, чтобы мой хлеб белый, и рыхлый, и скусен! Поутру чтобы был готов!
     А печь не затопляла, в холодную печь разлила. Служанка усмотрела это всё, сказывает:
     — Вон она как сделала!
     Невестки усмехнулись, ведь в холодной печке не должно ничего испекчиться. Изладили они муку, как добрые люди пекут: с вечера квашню изладили, а поутру затопляли печь.
     Поутру старушка вынимает хлеб, в скатёрочку завёртывает, подаёт Ивану-царевичу.
     Приходят все трое к царю со своими хлебами.
     Подаёт большак наперво булку свою. Царь взял булку в руки и говорит:
     — Да, – говорит, – эту булку голодающему, который три дня не ел, так он её и поест. Настоль эта булка тяжела, отдулася верхняя корка, нижняя сожжена, а в серёдках пустота, не укисла квашня совсем.
     Так же и середний сын подаёт, и у того оказалась этакая же булка. Говорит царь:
     — Когда солдаты голодные сделаются, тогда солдатам это надо есть, только не мне с матушкой!
     Вот наконец и Иван-царевич развёртывает свою булку, подаёт родителю. Насколько его хлеб показался бел и лёгкий, рыхлый, что царь сказал:
     — Вот это хлеб! Это хлеб – только прийти от обедни, с хорошими людьми чайку попить с этим хлебом. Старушка хорошо испекла! Знать-то она мне будет милая сношка!
     Вот на следующий день царь даёт снохам своим второе задание: выдал им полотна поровну:
     — Пущай к утру они изготовят мне по рубашке: которая сошьёт лучше рубашку, посмотрим?
     Приносит Иван-царевич полотно домой, подаёт своей старушке.
     А невестки мало знают, как надо кроить, тогда и посылают служанку:
     — Сходи к старушке, посмотри, как она будет кроить, нам расскажешь.
     А старушка снова смекнула, что за ней погляд идёт, полотно взяла, вышла на поратное крыльцо, изорвала его все в ленточки, на всякие клинышки и говорит:
     — Подымитесь, ветры буйные, и унесите все клинья по белому свету, чтобы я на это полотно и не глядела! Шить неохота мне. И предоставьте поутру рубашку, чтобы рубашка была готова!
     Служанка приходит, и невесткам обсказывает то, что видела:
     — Она изорвала на мелкие клинья и велела буре подняться, унести клинья, а сама не шьёт.
     Тогда невестки заставили своих служанок шить на машинке, да чтобы поутру было всё готово.
     Утро подходит. Рубашка у старушки готова. Завернула её в полотняную скатёрочку и говорит Ивану:
     — На, Иван-царевич, неси!
     Приносят свои рубашки к царю все трое братьев.
     Наперво большак подаёт свою рубашку. Глядит на эту царь рубашку:
     — Насколько накосо сшито и неровно обрублено! Это только рабочему носить, а не мне.
     Середний подаёт. Царь посмотрел, даже мерить не стал и говорит:
     — Это рабочему не в воскресный день надевать, а только в будни носить её: рубашка совсем неудобная.
     Иван-царевич подаёт. Вывёртывает царь рубашку и говорит:
     — Вот это рубашка! Только в церковь Христово причастье в ней ходить, а дома не носить её. Сшита, нигде и сшивочки нету, как отлитая! Завтра я излажу обед, а на обеде скажу, которая моя самая милая сношка. Завтра поутру прибудьте ко мне на обед все трое с жёнами!
     Иван-царевич пришёл, похвалил свою старушку и говорит ей последний приказ царский:
     — Ты старушка моя не ударилась в грязь лицом, отцу понравилась твоя рубашка.
     Старушка говорит ему:
     — Иван-царевич, ты сегодня один ночуй, я отправлюсь, а завтра поутру приеду в карете с гонцами, с фалеторами. Ты меня встречай у дворца царского!
     Поутру было заказано генералам прийти в гости, посторонним и своим детям. Все сходятся, а у Ивана-царевича все ещё нет жены, не приехала его старуха.
     Вдруг она приезжает в золотой карете и с фалеторами. Выбегает царь и думает там какое-то посольство. А Иван-царевич выходил на двор, встречал и сказал:
     — Не нужно, тятенька, тебе встречать: это моя старушка едет!
     Иван-царевич жену под руки из кареты принимает, заходят в отеческую залу. Садились они все за престол. Начинают наперво пирог кушать.
     Мясо жена Ивана ела, а кости за обшлаг клала. И те невестки также стали делать: кушали, а кости за обшлага клали, говоря при этом:
     — Что она делает, то и мы будем делать! Очень уж она умная, старушка эта.
     После пирога начали хлеботню хлебать. Старушка не дохлебнёт, да за обшлага льёт. И те невестки лили, а у них из рукавов бежит, а у старушки не бежит.
     Тогда старушка сказала:
     — Все у тебя, тятенька, хорошо, а одно неисправно.
     — Что, милая дочь, у меня неисправно? Скажи!
     — У тебя вот круг дому саду нет. Нужно бы сад хороший устроить, и в саду сделать пруд, и в пруд пустить рыбу. Хорошее бы тут было судно, чтобы мы на этом судне поплавали, покатались. А рыба будет там играть и нам будет любопытно. Если ты прикажешь, я сейчас исправлю.
     — Ну, милая дочь, исправь!
     Махнула старушка из левого обшлага и приговаривает:
     — Вкруг дворца очудись сад, в саду пруд, в пруду сделайся рыба!
     Правым обшлагом махнула и приговаривает:
     — Рыба в пруду чтобы играла, и чтобы судно было спущено, нам покататься в пруду!
     Так и сделалось, исправился сад и всё как есть.
     А братьины невесты решили тоже масть показать:
     — Это что! Мы можем и сами это сделать!
     — Ну-ка изладьте! –Царь им приказывает.
     Махнули они также левыми обшлагами, брызги полетели их мужьям в рыло и царю.
     — Что вы делаете? Все нам глаза выхлестали и рубахи осквернили!
     Махнули они правыми руками, обшлагами, из ихних рукавов полетели кости прямо мужьям в глаза.
     Закричали ихние мужья:
     — Вы безумные! Что вы делаете? Где вам так сделать, как она делает?
     Выходят все из палат, садятся на судно, начали ездить по пруду, а рыба начала играть-побулькивать.
     Любопытно сделалось царю и вовсе залюбил старушку, что хорошо она исправила.
     — Завтра, Иван-царевич, приходи поутру ко мне со своей женой: жить мы будем с тобой в одной комнате.
     А старушка эта, чтобы сделаться молодой, снимала с себя перстень, да за печурок клала.
     Усмотрел это Иван-царевич. И когда приснула она крепко, встал с постели, нашёл этот перстень, унёс его и в море далёкое бросил.
     Только он его бросил этот перстень, как появился нечистый дух, схватил его и унёс в тридевятое государство.
     Поутру хватилась, а в печурке перстня нет. Старуха Ивану-царевичу объяснила:
     — Скоро бы мне молодой быть время, теперь, Иван-царевич, прощай! Ты от роду больше меня не увидишь!
     Иван-царевич сказал:
     — Во мне богатырская есть сила! Я могу тебя разыскать все-таки, увезти домой, только скажи, куда уедешь?
     Сказала ему старушка:
     — Очень тебе трудно будет меня доставать! Я отправляюсь к Чудовищу Морскому в тридевятое государство.
     Вышла она на поратное крыльцо, ударилась об пол, сделалась голубихой и полетела. Только что и успел Иван посмотреть, в которую сторону она полетела.
     Делать нечего, Иван-царевич взял денег с собой на дорогу и отправился её разыскивать. Ехал он морями и лесами, много времени ехал. Приезжает в тридевятое государство, заходит в дикий лес, в Урал. Идёт Уралом, и нечаянно приходит в место, где стоит избушка. Заходит в неё, там живёт бабушка.
     Бабушка увидела его и говорит:
     — Фу-фу, нечаянный гость ко мне прибыл, Иван-царевич, дальний гость! Куда тебя ветры понесли, Иван-царевич? Скажи ты мне правду!
     Отвечал Иван-Царевич:
     — Ты, бабушка, напой, накорми, тогда у меня вестей расспроси.
     Бабушка натащила ему жареного и пареного, всякого бисерту, что он такой пищи и дома мало едал. Напился, наелся, поблагодарил старуху, что хорошо накормила.
     — Вот, родная бабушка! Убралась от меня невестка, неизвестно куда. Хоть бы мне узнать, куда она отправилась: разыскать я не могу её.
     Бабушка эта ему ответила:
     — Не нужно бы тебе бросать в море перстень! Это была моя племянница, она теперь у Чуда Морского живёт. У него есть много богатырей и силы, они тебя кончат. Если у тебя есть сила богатырская, то у меня есть такой меч, что меч нужно только поднять да махнуть им – так он всех заметёт.
     Пал пред бабушкой Иван-царевич на колени, стал бабушку просить, чтобы дала ему этот меч. Бабушка сжалилась над ним и говорит:
     — Ну ладно, ступай же ты, возьми мой меч!
     Пошли они в дальнюю комнату, открывала Бабушка три дня двенадцать замков на двенадцати дверях. Посреди комнаты на цепях золотых висит меч. Под ним сплошь головы человеческие. Говорит ему бабушка:
     — Вот Иван-царевич, если сможешь ты сорвать этот меч с цепей золотых заговорённых, так и владей им, а если оступишься, выронишь его с рук своих, так отрубит он тебе голову.
     Выстал Иван перед мечом, взял его и выдернул из цепей заговоренных, так что сам даже и нешелохнулся. Тут же выстали молодцы живими, которых этот меч порубил.
     Поблагодарили они Ивана и пошли по своим царствам счастья искать, а тут не их счастье было, а Ивана.
     Говорит ему бабушка:
     — Видно суждено тебе Иван Чудище морское осилить. Спущу я тебе клубок волшебный, ты ступай за ним, по клубочку дойдёшь до его царства!
     Она клубочек спустила, Иван и побежал за клубочком с тем мечом. Приходит к этому дому.
     Выходит Чудовище с богатырями и с силой несметной, чтобы Ивана-царевича победить.
     Иван-царевич как поднял меч, как хлестнул, у них улицу дал, махнул в другую сторону, так замёл и оставшихся.
     Подходит к дому, а у дома не мог дверей найти. Он свой меч поднял, махнул этим мечом по стене, оказалась его невестка – сидит на стуле посередь полу.
     Сидит она очень хорошей красавицей. Такой теперь она будет навсегда.
     Девица увидала его:
     — Ах, мой ладушка, Иван-царевич! Умел зайти к моей тётке, пособила она твоему горю!
     Она с руки на руку перебросила кольца и сказала:
     — Будь теперь здесь лагери, в лагерях чтобы самоварчик, жареного и пареного – чтобы было нам чего покушать!
     Сели они понаелись, понапились. После этого она перебросила с руки на руки кольца и сказала:
     — Слуги мои, исправьте мне такой корабль, чтобы он мог идти морями и бегать лесами.
     Приплывает прямо по воздуху корабль, они на него садятся, и приезжают к её тётке. Иван отдаёт ей меч и благодарит её.
     Тётке девица сказала:
     — Я прибуду в русское государство, позову вас в гости – милости просим, приезжай, не поупорствуй!
     Распростилась с тёткой. Приезжают на этом корабле в русское государство. Явился Иван-царевич к отцу во дворец с женой своей.
     Родитель выходил встречать.
     — Ах, мой Иван-царевич! Достал себе невесту хорошую, а невестку, видно, потерял!
     — Нет, тятенька родной, это самая старушка, а теперь она у меня красавицей навсегда будет! Теперь ей время вышло старушкой жить! Теперь, тятенька, нужно сделать пир на весь мир!
     Иван-царевича жена послала ко своим родителям и к тёткам, чтобы были на будущий день в гости.
     Со всех стран съезжаются. А гости Ивана-царевича на самых лучших лошадях и собраны они в самые красивые одёжи.
     Двое суток кутили, на третьи с под столов вылезали, на сани заползали, в кареты ковыляли, по домам все гости разъезжали.
     Стали поживать все, как есть. Через оное время царь оставил Ивану-царевичу пол своего царства, так было положено в то время, если царь называл свою невестку любимой снохой.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Царевич, Жар птица и Серый волк.  Сказка!!
======
     В некотором было царстве, в некотором государстве был-жил царь, по имени Выслав Андронович.
     У него было три сына-царевича: первый – Димитрий-царевич, другой – Василий-царевич, а третий – Иван-царевич.
     У того царя Выслава Андроновича был сад такой богатый, что ни в котором государстве лучше того не было. В том саду росли разные дорогие деревья с плодами и без плодов, и была у царя одна яблоня любимая, и на той яблоне росли яблочки все золотые.
     Повадилась к царю Выславу в сад летать жар-птица. На ней перья золотые, а глаза восточному хрусталю подобны.
     Летала она в тот сад каждую ночь и садилась на любимую Выслава-царя яблоню, срывала с неё золотые яблочки и опять улетала.
     Царь Выслав Андронович весьма крушился о той яблоне, что жар-птица много яблок с неё сорвала. Почему призвал к себе трёх своих сыновей и сказал им:
     — Дети мои любезные! Кто из вас может поймать в моем саду жар-птицу? Кто изловит её живую, тому ещё при жизни моей отдам половину царства, а по смерти и все.
     Тогда дети его царевичи возопили единогласно:
     — Милостивый государь-батюшка, ваше царское величество! Мы с великою радостью будет стараться поймать жар-птицу живую.
     На первую ночь пошёл караулить в сад Димитрий-царевич и, усевшись под ту яблоню, с которой жар-птица яблочки срывала, заснул и не слыхал, как та жар-птица прилетала и яблок весьма много ощипала.
     Поутру царь Выслав Андронович призвал к себе своего сына Димитрия-царевича и спросил:
     — Что, сын мой любезный, видел ли ты жар-птицу или нет?
     Он родителю своему отвечал:
     — Нет, милостивый государь-батюшка! Она эту ночь не прилетала.
     На другую ночь пошёл в сад караулить жар-птицу Василий-царевич. Он сел под ту же яблоню и, сидя час и другой ночи, заснул так крепко, что не слыхал, как жар-птица прилетала и яблочки щипала.
     Поутру царь Выслав Призвал его к себе и спрашивал:
     — Что, сын мой любезный, видел ли ты жар-птицу или нет?
     — Милостивый государь-батюшка! Она эту ночь не прилетала.
     На третью ночь пошёл в сад караулить Иван-царевич и сел под ту же яблонь. Сидит он час, другой и третий – вдруг осветило весь сад так, как бы он многими огнями освещён был:
     — Прилетела жар-птица, села на яблоню и начала щипать яблочки.
     Иван-царевич подкрался к ней так искусно, что ухватил её за хвост. Однако не мог её удержать: жар-птица вырвалась и полетела, и осталось у Ивана-царевича в руке только одно перо из хвоста, за которое он весьма крепко держался.
     Поутру, лишь только царь Выслав от сна пробудился, Иван-царевич пошёл к нему и отдал ему пёрышко жар-птицы.
     Царь Выслав весьма был обрадован, что меньшому его сыну удалось хотя одно перо достать от жар-птицы.
     Это перо было так чудно и светло, что ежели принесть его в тёмную горницу, то оно так сияло, как бы в том покое было зажжено великое множество свеч.
     Царь Выслав положил то пёрышко в свой кабинет как такую вещь, которая должна вечно храниться.
     С тех пор жар-птица не латала уже в сад.
     Царь Выслав опять призвал к себе детей своих и говорил им:
     — Дети мои любезные! Поезжайте, я даю вам своё благословение, отыщите жар-птицу и привезите ко мне живую. А что прежде я обещал, то, конечно, получит тот, кто жар-птицу ко мне привезёт.
     Димитрий и Василий-царевичи начали иметь злобу на меньшего своего брата Ивана-царевича, что ему удалось выдернуть у жар-птицы из хвоста перо. Взяли они у отца своего благословение и поехали двое отыскивать жар-птицу.
     А Иван-царевич также начал у родителя своего просить на то благословения.
     Царь Выслав сказал ему:
     — Сын мой любезный, чадо моё милое! Ты ещё молод и к такому дальнему и трудному пути непривычен. Зачем тебе от меня отлучаться? Ведь братья твои и так поехали. Ну, ежели и ты от меня уедешь, и вы все трое долго не возвратитесь? Я уже при старости и хожу под богом. Ежели во время отлучки вашей господь бог отымет мою жизнь, то кто вместо меня будет управлять моим царством? Тогда может сделаться бунт или несогласие между нашим народом, а унять будет некому. Или неприятель под наши области подступит, а управлять войсками нашими будет некому.
     Однако сколько царь Выслав ни старался удерживать Ивана-царевича, но никак не мог не отпустить его, по его неотступной просьбе.
     Иван-царевич взял у родителя своего благословение, выбрал себе коня, и поехал в путь, и ехал, сам не зная, куда едет.
     Едучи путём-дорогою, близко ли, низко ли, высоко ли, скоро Сказка сказывается, да не скоро дело делается, наконец приехал он в чистое поле, в зелёные луга.
     А в чистом поле стоит столб, а на столбу написаны эти слова:
     — Кто поедет от столба сего прямо, тот будет голоден и холоден. Кто поедет в правую сторону, тот будет здрав и жив, а конь его будет мёртв. А кто поедет в левую сторону, тот сам будет убит, а конь его жив и здрав останется.
     Иван-царевич прочёл эту надпись и поехал в правую сторону, держа на уме:
     — Хотя конь его и убит будет, зато сам жив останется и со временем может достать себе другого коня.
     Он ехал день, другой и третий – вдруг вышел ему навстречу пребольшой серый волк и сказал:
     — Ох ты гой еси, младой юноша, Иван-царевич! Ведь ты читал, на столбе написано, что конь твой будет мёртв. Так зачем сюда едешь?
     Волк вымолвил эти слова, разорвал коня Ивана-царевича надвое и пошёл прочь в сторону.
     Иван-царевич вельми сокрушался по своему коню, заплакал горько и пошёл пеший.
     Он шёл целый день и устал несказанно и только что хотел присесть отдохнуть, вдруг нагнал его серый волк и сказал ему:
     — Жаль мне тебя, Иван-царевич, что ты пеш изнурился. Жаль мне и того, что я заел твоего доброго коня. Добро! Садись на меня, на серого волка, и скажи, куда тебя везти и зачем?
     Иван-царевич сказал серому волку, куда ему ехать надобно. И серый волк помчался с ним пуще коня и чрез некоторое время как раз ночью привёз Ивана-царевича к каменной стене не гораздо высокой, остановился и сказал:
     — Ну, Иван-царевич, слезай с меня, с серого волка, и полезай через эту каменную стену. Тут за стеною сад, а в том саду жар-птица сидит в золотой клетке. Ты жар-птицу возьми, а золотую клетку не трогай. Ежели клетку возьмёшь, то тебе оттуда не уйти будет: тебя тотчас поймают!
     Иван-царевич перелез через каменную стену в сад, увидел жар-птицу в золотой клетке и очень на неё прельстился.
     Вынул птицу из клетки и пошёл назад, да потом одумался и сказал сам себе:
     — Что я взял жар-птицу без клетки, куда я её посажу?
     Воротился и лишь только снял золотую клетку – то вдруг пошёл стук и гром по всему саду, ибо к той золотой клетке были струны приведены.
     Караульные тотчас проснулись, прибежали в сад, поймали Ивана-царевича с жар-птицею и привели к своему царю, которого звали Долматом.
     Царь Долмат весьма разгневался на Ивана-царевича и вскричал на него громким и сердитым голосом:
     — Как не стыдно тебе, младой юноша, воровать! Да кто ты таков, и которой земли, и какого отца сын, и как тебя по имени зовут?
     Иван-царевич ему молвил:
     — Я есмь из царства Выславова, сын царя Выслава Андроновича, а зовут меня Иван-царевич. Твоя жар-птица повадилась к нам летать в сад по всякую ночь, и срывала с любимой отца моего яблони золотые яблочки, и почти все дерево испортила. Для того послал меня мой родитель, чтобы сыскать жар-птицу и к нему привезть.
     — Ох ты, младой юноша, Иван-царевич, – молвил царь Долмат, – пригоже ли так делать, как ты сделал? Ты бы пришёл ко мне, я бы тебе жар-птицу честию отдал. А теперь хорошо ли будет, когда я разошлю во все государства о тебе объявить, как ты в моем государстве нечестно поступил? Однако слушай, Иван-царевич! Ежели ты сослужишь мне службу – съездишь за тридевять земель, в тридесятое государство, и достанешь мне от царя Афрона коня златогривого, то я тебя в твоей вине прощу и жар-птицу тебе с великою честью отдам. А ежели не сослужишь этой службы, то дам о тебе знать во все государства, что ты нечестный вор.
     Иван-царевич пошёл от царя Долмата в великой печали, обещая ему достать коня златогривого.
     Пришёл он к серому волку и рассказал ему обо всем, что ему царь Долмат говорил.
     — Ох ты гой еси, младой юноша, Иван-царевич! – Молвил ему серый волк. ; Для чего ты слова моего не слушался и взял золотую клетку?
     — Виноват я перед тобою, сказал волку Иван-царевич.
     — Добро, быть так! – Молвил серый волк. ; Садись на меня, на серого волка. Я тебя свезу, куда тебе надобно.
     Иван-царевич сел серому волку на спину. А волк побежал так скоро, аки стрела, и бежал он долго ли, коротко ли, наконец прибежал в государство царя Афрона ночью.
     И, пришедши к белокаменным царским конюшням, серый волк Ивану-царевичу сказал:
     — Ступай, Иван-царевич, в эти белокаменные конюшни, теперь караульные конюхи все крепко спят! И бери ты коня златогривого.
     Только тут на стене висит золотая узда, ты её не бери, а то худо тебе будет.
     Иван-царевич, вступя в белокаменные конюшни, взял коня и пошёл было назад. Но увидел на стене золотую узду и так на неё прельстился, что снял её с гвоздя, и только что снял – как вдруг пошёл гром и шум по всем конюшням, потому что к той узде были струны приведены.
     Караульные конюхи тотчас проснулись, прибежали, Ивана-царевича поймали и повели к царю Афрону.
     Царь Афрон начал его спрашивать:
     — Ох ты гой еси, младой юноша! Скажи мне, из которого ты государства, и которого отца сын, и как тебя по имени зовут?
     На то отвечал ему Иван-царевич:
     — Я сам из царства Выславова, сын царя Выслава Андроновича, а зовут меня Иваном-царевичем.
     — Ох ты, младой юноша, Иван-царевич! – Сказал ему царь Афрон. ; Честного ли рыцаря это дело, которое ты сделал? Ты бы пришёл ко мне, я бы тебе коня златогривого с честию отдал. А теперь хорошо ли тебе будет, когда я разошлю во все государства объявить, как ты нечестно в моем государстве поступил? Однако слушай, Иван-царевич!
     — Ежели ты сослужишь мне службу и съездишь за тридевять земель, в тридесятое государство, и достанешь мне королевну Елену Прекрасную, в которую я давно и душою и сердцем влюбился, а достать не могу, то я тебе эту вину прощу и коня златогривого с золотою уздою честно отдам.
     — А ежели этой службы мне не сослужишь, то я о тебе дам знать во все государства, что ты нечестный вор, и пропишу все, как ты в моем государстве дурно сделал.
     Тогда Иван-царевич обещался царю Афрону королевну Елену Прекрасную достать, а сам пошёл из палат его и горько заплакал.
     Пришёл к серому волку и рассказал все, что с ним случилося.
     — Ох ты гой еси, младой юноша, Иван-царевич! – Молвил ему серый волк. ; Для чего ты слова моего не слушался и взял золотую узду?
     — Виноват я пред тобою, – сказал волку Иван-царевич.
     — Добро, быть так! – Продолжал серый волк. ; Садись на меня, на серого волка. Я тебя свезу, куда тебе надобно.
     Иван-царевич сел серому волку на спину. А волк побежал так скоро, как стрела, и бежал он, как бы в сказке сказать, недолгое время и, наконец, прибежал в государство королевны Елены Прекрасной.
     И, пришедши к золотой решётке, которая окружала чудесный сад, волк сказал Ивану-царевичу:
     — Ну, Иван-царевич, слезай теперь с меня, с серого волка, и ступай назад по той же дороге, по которой мы сюда пришли, и ожидай меня в чистом поле под зеленым дубом.
     Иван-царевич пошёл, куда ему велено.
     Серый же волк сел близ той золотой решётки и дожидался, покуда пойдёт прогуляться в сад королевна Елена Прекрасная.
     К вечеру, когда солнышко стало гораздо опущаться к западу, почему и в воздухе было не очень жарко, королевна Елена Прекрасная пошла в сад прогуливаться со своими нянюшками и с придворными боярынями.
     Когда она вошла в сад и подходила к тому месту, где серый волк сидел за решёткой, – вдруг серый волк перескочил через решётку в сад и ухватил королевну Елену Прекрасную, перескочил назад и побежал с нею что есть силы-мочи.
     Прибежал в чистое поле под зелёный дуб, где его Иван-царевич дожидался, и сказал ему:
     — Иван-царевич, садись поскорее на меня, на серого волка!
     Иван-царевич, сел на него, а серый волк помчал их обоих к государству царя Афрона.
     Няньки, и мамки, и все боярыни придворные, которые гуляли в саду с прекрасною королевною Еленою, побежали тотчас во дворец и послали в погоню, чтоб догнать серого волка. Однако сколько гонцы ни гнались, не могли нагнать и воротились назад.
     Иван-царевич, сидя на сером волке вместе с прекрасною королевною Еленою, возлюбил её сердцем, а она Ивана-царевича. И когда серый волк прибежал в государство царя Афрона и Ивану-царевичу надобно было отвести прекрасную королевну Елену во дворец и отдать царю, тогда царевич весьма запечалился и начал слёзно плакать.
     Серый волк спросил его:
     — О чем ты плачешь, Иван-царевич?
     На то ему Иван-царевич отвечал:
     — Друг мой, серый волк! Как мне, доброму молодцу, не плакать и не крушиться? Я сердцем возлюбил прекрасную королевну Елену, а теперь должен отдать её царю Афрону за коня златогривого, а ежели её не отдам, то царь Афрон обесчестит меня во всех государствах.
     — Служил я тебе много, Иван-царевич, – сказал серый волк, – сослужу и эту службу. Слушай, Иван-царевич. Я сделаюсь прекрасной королевной Еленой, и ты меня отведи к царю Афрону и возьми коня златогривого. Он меня почтёт за настоящую королевну.
     — И когда ты сядешь на коня златогривого и уедешь далеко, тогда я выпрошусь у царя Афрона в чистое поле погулять. И как он меня отпустит с нянюшками, и с мамушками, и со всеми придворными боярынями и буду я с ними в чистом поле, тогда ты меня вспомяни – и я опять у тебя буду.
     Серый волк вымолвил эти речи, ударился о сыру землю – и стал прекрасною королевною Еленою, так что никак и узнать нельзя, чтоб то не она была.
     Иван-царевич взял серого волка, пошёл во дворец к царю Афрону, а прекрасной королевне Елене велел дожидаться за городом.
     Когда Иван-царевич пришёл к царю Афрону с мнимою Еленою Прекрасною, то царь вельми возрадовался в сердце своём, что получил такое сокровище, которого он давно желал.
     Он принял ложную королевну, а коня златогривого вручил Ивану-царевичу.
     Иван-царевич сел на того коня и выехал за город. Посадил с собою Елену Прекрасную и поехал, держа путь к государству царя Долмата.
     Серый же волк живёт у царя Афрона день, другой и третий вместо прекрасной королевны Елены, а на четвёртый день пришёл к царю Афрону проситься в чистом поле погулять, чтоб разбить тоску-печаль лютую.
     Как возговорил ему царь Афрон:
     — Ах, прекрасная моя королевна Елена! Я для тебя все сделаю, отпущу тебя в чистое поле погулять.
     И тотчас приказал нянюшкам, и мамушкам, и всем придворным боярыням с прекрасною королевною идти в чистое поле гулять.
     Иван же царевич ехал путём-дорогою с Еленою Прекрасною, разговаривал с нею и забыл было про серого волка. Да потом вспомнил:
     — Ах, где-то мой серый волк?
     Вдруг откуда ни взялся – стал он перед Иваном-царевичем и сказал ему:
     — Садись, Иван-царевич, на меня, на серого волка, а прекрасная королевна пусть едет на коне златогривом.
     Иван-царевич сел на серого волка, и поехали они в государство царя Долмата.
     Ехали они долго ли, коротко ли и, доехав до того государства, за три вёрсты от города остановились.
     Иван-царевич начал просить серого волка:
     — Слушай ты, друг мой любезный, серый волк! Сослужил ты мне много служб, сослужи мне и последнюю, а служба твоя будет вот какая: не можешь ли ты оборотиться в коня златогривого наместо этого, потому что с этим златогривым конём мне расстаться не хочется.
     Вдруг серый волк ударился о сырую землю – и стал конём златогривым.
     Иван-царевич, оставя прекрасную королевну Елену в зелёном лугу, сел на серого волка и поехал во дворец к царю Долмату.
     И как скоро туда приехал, царь Долмат увидел Ивана-царевича, что едет он на коне златогривом, весьма обрадовался, тотчас вышел из палат своих, встретил царевича на широком дворе, поцеловал его во уста сахарные, взял его за правую руку и повёл в палаты белокаменные.
     Царь Долмат для такой радости велел сотворить пир, и они сели за столы дубовые, за скатерти браные. Пили, ели, забавлялися и веселилися ровно два дня, а на третий день царь Долмат вручил Ивану-царевичу жар-птицу с золотою клеткою.
     Царевич взял жар-птицу, пошёл за город, сел на коня златогривого вместе с прекрасной королевной Еленою и поехал в своё отечество, в государство царя Выслава Андроновича.
     Царь же Долмат вздумал на другой день своего коня златогривого объездить в чистом поле. Велел его оседлать, потом сел на него и поехал в чистое поле. И лишь только разъярил коня, как он сбросил с себя царя Долмата и, оборотясь по-прежнему в серого волка, побежал и нагнал Ивана-царевича.
     — Иван-царевич! – Сказал он. ; Садись на меня, на серого волка, а королевна Елена Прекрасная пусть едет на коне златогривом.
     Иван-царевич сел на серого волка, и поехали они в путь.
     Как скоро довёз серый волк Ивана-царевича до тех мест, где его коня разорвал, он остановился и сказал:
     — Ну, Иван-царевич, послужил я тебе довольно верою и правдою.
     Вот на сем месте разорвал я твоего коня надвое, до этого места и довёз тебя.
     Слезай с меня, с серого волка, теперь есть у тебя конь златогривый, так ты сядь на него и поезжай, куда тебе надобно. А я тебе больше не слуга.
     Серый волк вымолвил эти слова и побежал в сторону. А Иван-царевич заплакал горько по сером волке и поехал в путь свой с прекрасною королевною.
     Долго ли, коротко ли ехал он с прекрасною королевною Еленою на коне златогривом и, не доехав до своего государства за двадцать вёрст, остановился, слез с коня и вместе с прекрасною королевною лёг отдохнуть от солнечного зною под деревом. Коня златогривого привязал к тому же дереву, а клетку с жар-птицею поставил подле себя.
     Лёжа на мягкой траве и ведя разговоры полюбовные, они крепко уснули.
     В то самое время братья Ивана-царевича, Димитрий и Василий-царевичи, ездя по разным государствам и не найдя жар-птицы, возвращались в своё отечество с порожними руками. Нечаянно наехали они на своего сонного брата Ивана-царевича с прекрасною королевною Еленою.
     Увидя на траве коня златогривого и жар-птицу в золотой клетке, весьма на них прельстилися и вздумали брата своего Ивана-царевича убить до смерти.
     Димитрий-царевич вынул из ножен меч свой, заколол Ивана-царевича и изрубил его на мелкие части. Потом разбудил прекрасную королевну Елену и начал её спрашивать:
     — Прекрасная девица! Которого ты государства, и какого отца дочь, и как тебя по имени зовут?
     Прекрасная королевна Елена, увидя Ивана-царевича мёртвого, крепко испугалась, стала плакать горькими слезами и во слезах говорила:
     — Я королевна Елена Прекрасная, а достал меня Иван-царевич, которого вы злой смерти предали. Вы тогда б были добрые рыцари, если б выехали с ним в чистое поле да живого победили, а то убили сонного и тем какую себе похвалу получите? Сонный человек – что мёртвый!
     Тогда Димитрий-царевич приложил свой меч к сердцу прекрасной королевны Елены и сказал ей:
     — Слушай, Елена Прекрасная! Ты теперь в наших руках. Мы повезём тебя к нашему батюшке, царю Выславу Андроновичу, и ты скажи ему, что мы и тебя достали, и жар-птицу, и коня златогривого. Ежели этого не скажешь, сейчас тебя смерти предам!
     Прекрасная королевна Елена, испугавшись смерти, обещалась им и клялась всею святынею, что будет говорить так, как ей велено.
     Тогда Димитрий-царевич с Васильем-царевичем начали метать жребий, кому достанется прекрасная королевна Елена и кому конь златогривый? И жребий пал, что прекрасная королевна должна достаться Василию-царевичу, а конь златогривый Димитрию-царевичу.
     Тогда Василий-царевич взял прекрасную королевну Елену, посадил на своего доброго коня, а Димитрий-царевич сел на коня златогривого и взял жар-птицу, чтобы вручить её родителю своему, царю Выславу Андроновичу, и поехали в путь.
     Иван-царевич лежал мёртв на том месте ровно тридцать дней, и в то время набежал на него серый волк и узнал по духу Ивана-царевича. Захотел помочь ему – оживить, да не знал, как это сделать.
     В то время увидел серый волк одного Ворона и двух Воронят, которые летали над трупом и хотели спуститься на землю и наесться мяса Ивана-царевича.
     Серый волк спрятался за куст, и как скоро Воронята спустились на землю и начали есть тело Ивана-царевича, он выскочил из-за куста, схватил одного Воронёнка и хотел было разорвать его надвое.
     Тогда Ворон спустился на землю, сел поодаль от серого волка и сказал ему:
     — Ох ты гой еси, серый волк! Не трогай моего младого детища. Ведь он тебе ничего не сделал.
     — Слушай, Ворон Воронович! – Молвил серый волк. ; Я твоего детища не трону и отпущу здрава и невредима, когда ты мне сослужишь службу: слетаешь за тридевять земель, в тридесятое государство, и принесёшь мне мёртвой и живой воды.
     На то Ворон Воронович сказал серому волку:
     — Я тебе службу эту сослужу, только не тронь ничем моего сына.
     Выговоря эти слова, Ворон полетел и скоро скрылся из виду.
     На третий день Ворон прилетел и принёс с собой два пузырька: в одном – живая вода, в другом – мёртвая, и отдал те пузырьки серому волку.
     Серый волк взял пузырьки, разорвал Вороненка надвое, спрыснул его мёртвою водою – и тот Воронёнок сросся, спрыснул живою водою – Воронёнок встрепенулся и полетел.
     Потом серый волк спрыснул Ивана-царевича мёртвою водою – его тело срослося, спрыснул живою водою – Иван-царевич встал и промолвил:
     — Ах, куда как я долго спал!
     На то сказал ему серый волк:
     — Да, Иван-царевич, спать бы тебе вечно, кабы не я. Ведь тебя братья твои изрубили и прекрасную королевну Елену, и коня златогривого, и жар-птицу увезли с собою. Теперь поспешай как можно скорее в своё отечество. Брат твой, Василий-царевич, женится сегодня на твоей невесте – прекрасной королевне Елене. А чтоб тебе поскорее туда поспеть, садись лучше на меня, на серого волка. Я тебя на себе донесу.
     Иван-царевич сел на серого волка, волк побежал с ним в государство царя Выслава Андроновича и долго ли, коротко ли, – прибежал к городу.
     Иван-царевич слез с серого волка, пошёл в город и, пришедши во дворец, застал, что брат его Василий-царевич женится на прекрасной королевне Елене: воротился с нею от венца и сидит за столом.
     Иван-царевич вошёл в палаты, и как скоро Елена Прекрасная увидала его, тотчас выскочила из-за стола, начала целовать его в уста сахарные и закричала:
     — Вот мой любезный жених, Иван-царевич, а не тот злодей, который за столом сидит!
     Тогда царь Выслав Андронович встал с места и начал прекрасную королевну Елену спрашивать, что бы такое то значило, о чём она говорила?
     Елена Прекрасная рассказала ему всю истинную правду, что и как было: как Иван-царевич добыл её, коня златогривого и жар-птицу, как старшие братья убили его сонного до смерти и как стращали её, чтоб говорила, будто все это они достали.
     Царь Выслав весьма осердился на Димитрия и Василья-царевичей и посадил их в темницу. А Иван-царевич женился на прекрасной королевне Елене и начал с нею жить дружно, полюбовно, так что один без другого ниже единой минуты пробыть не могли.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Царевич, Иван Кухаркин и Иван Сучкин.  Сказка!!
======
     В таком царстве, в таком государстве, именно в том, в котором мы живём. Был царь.
     Нарождались у него дочки и неведомо куда девалися. Раздумался царь, послал своих верных двух слуг и говорит им:
     — Съездите вы в такое царство, в такое государство, узнайте, так ли там, как у меня. Отчего это дочки у меня нарождаются, неведомо куда деваются. Если вы не узнаете, то вот мой меч – ваша голова с плеч.
     Вот они поехали, ничего не узнали. Едут назад, повесили свои буйные головы на могучие плечи.
     Попадает им старик навстречу:
     — Куда вы, добрые молодцы, едете, куда путь держите?
     Они и говорят:
     — Отстань, чёрт старый.
     Потом они обдумались и говорят меж собою.
     — Что ж мы ему так худо ответили, может быть, он что и зная.
     Вон опять зашёл к ним наперёд старик и спрашивает их то же самое. Они ему отвечают:
     — Мы ездили проведывать в другое царство, узнать отчего у нас в царстве рождаются, а неизвестно куда деваются. Только мы ничего не узнали, а царь нам голову срубит, если ответ не принесём ему.
     Старик и говорит им:
     — Вы поезжайте и скажите своему царю: пусть он свяжет шёлковый невод и выедет на море. Первый раз рыбы много попадёт, второй раз ещё больше, а в третий раз попадёт три щуки-белорыбицы. Тех с первых двух неводов рыб он пусть отпустит, а с третьего невода пусть возьмёт. Их нужно сварить, сготовить и дать царевне поесть – и тогда он узнает, куда народ девается.
     Слуги приехали к царю, рассказали, что им старик советовал. Так царь и сделал. Ему не за шёлком, не за неводом дело станет.
     Пошёл он на озеро, поймал три щуки-белорыбицы, отдал кухарке, изготовила кухарка уху, только сначала спрбовала, что получилось у ней, потом отнесла царевне, та поела, а что осталось своей суке отдала косточки облизать, та с удовольствием все кости рыбьи и переглодала.
     Прошло мало времени, все они обеременели и родили все по сыну.
     Одного назвали: Иван-царевич, другого назвали Иван-кухаркин, третьего назвали Иван Сучкин-плошкин.
     Они росли не по годам, а по часам и по минуточкам, выросли большие, стали у царя проситься узнать:
     — Куда наши сестры и братья деваются, батюшко?
     Царь им отвечает:
     — Вы млады ещё, совсем въюноши, но все-таки я вас благословляю. Вот ступайте, у меня есть три стойла, выбирайте любых лошадей в любом стойле.
     Пошёл, Иван Сучкин, влез в стойло, свистнул-гаркнул молодецким голосом, богатырским похвистом, так все кони разом и полегли с перепуга, один только на коленки пал.
     Сказал Иван Сучкин:
     — Вот это тебе конь, Иван-царевич!
     Сам влез и в другое стойло, там тоже свистнул так, что все кони разом и полегли, один только на коленки пошатнулся.
     Этого коня Иван Сучкин отдал Ивану-кухаркину.
     Потом пошёл он в третье стойло. Как хвистнул, так все кони с лошадьми и полегли разом, один только конь ушам залопотал, а одна лошадь, немудрёненькая, отвечает ему:
     — Да, Иван Сучкин-плошкин, плошки лизал, не пужай ты меня, не боюсь я тебя. Накорми ты меня яровым пшеном, напой сладкой сытой водой росяной, я буду тебе верная слуга.
     После чего они пришли и говорят отцу:
     — Теперь, царь-батюшка, мы поедем.
     Сели двое братьев на коней своих богатырских, а эта лошадь говорит:
     — А ты, Иван Сучкин, садись легонько, да держись крепёнько.
     Так они и поехали. Ехали, ехали, Иван Сучкин и говорит:
     — Что ж мы, братья, едем, а у нас нет большего брата, кого мы будем слушать и нет у нас вручия боевого никакого. Давайте выбирать большего брата! Вон, заедемте в кузницу, скуемте по вручею боевому себе.
     Зашли в кузню, сковали по палице-буевице, чтобы биться. Говорит Иван Сучкин:
     — Давайте кидать вверх, кто выше кинет и переймёт, тот и будет больший брат.
     Стали кидать, первые двое кинули невысоко и не переняли, а Иван Сучкин кинул и говорит:
     — Теперь пойдёмте чаю попить, потом переймём, уж очень высоко кинул.
     Попили чаю, напились, потом вышли на поле и Иван Сучкин как раз и перенял буевицу. Сказали первые братья:
     — Ты будешь Иван Сучкин больший брат, мы будем слушать тебя.
     Поехали братья дальше, проехали немного: стоит изобка и течёт река Калиновка, и на той реке мост, а на мосту написано:
     — Кто ни будет проходить через эту реку, так никого не пропускать ни пешего, ни конного.
     Вошли братья в эту изобку. Приходи ночь, Иван Сучкин и говорит:
     — Теперь нужно тебе идти, Иван-царевич, караулить на этот мост.
     — Что ж, ; говорит Иван-царевич, ; пойду.
     Пришёл туда, стал на караул.
     Легли два брата спать. Только Ивану-сучкину не спится, встал он и пошёл на мост посмотреть. Приходит туда – Иван Царевич спит.
     Только пришёл, слышит за три вёрсты богатырский стук. На мост въезжает змей, у него конь спотыкается, орёл трепыхается.
     Змей и говорит на своего коня и орла:
     — Что ж ты, волчье мясо, спотыкаешься, ты, орлиное мясо, спорыхаешься, на меня неугоду слышите или на себя? Ведь у царя-то шёлковый невод ещё не связан, а хотя и связан, так три щуки-белорыбицы ещё не пойманы, а хотя бы пойманы, так ихних Иванов Ворон костей сюда не занесёт, сорока в пузырьке не принесёт.
     На такие слова выходит Иван Сучкин, и говорит:
     — Доброго молодца никто не носит, он сам заходит.
     Увидел его Змей и шипит:
     — Ага, вот ты мне и сам попался.
     Как его ударил, так по след Ивана-сучкиного в землю вбил, а как Иван змея ударил, так три головы от разу ему и снёс.
     Кинул тулово в реку, голову под камень, а сам домой пошёл. Пришёл, лёг спать.
     Наутро приходит брат Иван Царевич и спрашивает Иван Сучкин его:
     — Слышал ли ты кого, видел ли ты кого?
     Иван-царевич говорит:
     — Никого не слыхал и не видел. Только слышал, что-то в Калиновку-реку шлёпнуло.
     На вторую ночь второй брат пошёл, Иван-кухаркинов. Два других брата спать повалились. А Ивану-Сучкину опять не спится, пошёл снова на мост посмотреть всё ли в порядке. А Иван Кухаркинов спит-поспит под кустом ракитовым. Только сел Иван-Сучкин под мост, слышит за шесть вёрст богатырский стук.
     Через мало время на мост взъезжает шестиглавый Змей. Да только конь под ним спотыкается, орёл трепыхается.
     Змей и говорит на своего коня и орла:
     — Что ж ты, волчье мясо, спотыкаешься, ты, орлиное мясо, спорыхаешься, на меня неугоду слышите или на себя? Ведь у царя-то шёлковый невод ещё не связан, а хотя и связан, так три щуки-белорыбицы ещё не пойманы, а хотя бы пойманы, так ихних Иванов Ворон костей сюда не занесёт, сорока в пузырьке не принесёт.
     На такие слова выходит Иван Сучкин, и говорит:
     — Доброго молодца никто не носит, он сам заходит.
     Увидел его Змей и шипит:
     — Ага, вот ты мне и сам попался.
     Иван Сучкин и говорит:
     — Давай Змей драться, кто кого собьёт: или ты шестигововый меня, или я тебя.
     Змей Ивана Сучкина как вдарит, так от разу след весь в землю вбил, а Иван Сучкин его как вдарил, так сразу три голове снёс у Змея, а три ещё остались.
     Иван тогда и говорит:
     — Змей границкий, ты знаешь, что цари-короли дрались, да отдых друг-другу давали, и нам с тобой не худо бы так.
     Только Змей шипит:
     — Не будет тебе Иван отдыху, не цари и не короли мы.
     Как Змей ударил Ивана, так по колена его в землю вбил, да только Иван изловчился и три головы змеевы снёс, тулово в реку скинул, голову под камень, а сам домой пошёл. Пришёл, лёг спать.
     Наутро приходит брат Иван Кухаркинов, а Иван Сучкин спрашивает у него:
     — Слышал ли ты кого, или видел ли кого?
     Иван Кухаркинов говорит наответ:
     — Нет, я никого видал, не слыхал, только слышал, что-то шлёпнуло в Калиновку-реку.
     Приходит третья ночь, Иван Сучкин и говорит:
     — Вот, братья, теперь я пойду, я вас спас. Спасайте вы меня. Вот я вам повешу полотенце, на полотенце привяжу нож, как с ножа кровь потечёт, тогда идите ко мне сами на помощь или моего коня спустите.
     Пришёл Иван Сучкин под мост, только сел, тут и слышит за версту богатырский стук. Только выдохнул, как на мост въезжает двенадцатиголовый Змей. Да только конь под ним спотыкается, орёл трепыхается.
     Змей и говорит на своего коня и орла:
     — Что ж ты, волчье мясо, спотыкаешься, ты, орлиное мясо, спорыхаешься, на меня неугоду слышите или на себя? Ведь у царя-то шёлковый невод ещё не связан, а хотя и связан, так три щуки-белорыбицы ещё не пойманы, а хотя бы пойманы, так ихних Иванов Ворон костей сюда не занесёт, сорока в пузырьке не принесёт.
     Услышал такие слова Иван Сучкин выходит, и говорит:
     — Доброго молодца никто не носит, он сам заходит.
     Увидел его Змей и шипит:
     — Ага, вот ты мне и сам попался. Ты моих братьев погубил, теперь ты мне спотыкнёшься.
     Как Змей ударил Ивана, так по след его в землю вбил, да только Иван изловчился и три головы змеевы снёс. Стал Иван просить отдыху:
     — Послушай ты, Змей границкий, ты же знаешь, что цари-короли дрались, да отдых друг-другу давали, и нам с тобой не худо бы так.
     Только Змей шипит:
     — Не будет тебе Иван отдыху, не цари и не короли мы.
     Снова Змей ударил Ивана, да так, что по колена его в землю вбил, но Иван изловчился и три головы змеевы снёс. Стал теперь Змей просить отдыху:
     — Послушай Иван Сучкин, ты же знаешь, что цари-короли дрались, да отдых друг-другу давали, и нам с тобой не худо бы так.
     Только Иван ему отвечает:
     — Не будет тебе Змей отдыху, не цари и не короли мы.
     Да пока Змей слушал его, Иван кинул свою варежку в избу, где братья спали. Снёс крышу, а они спят себе просыпу. Тогда Иван другую варежку снял и кинул в стойло, где конь его стоял.
     Тут и бежит евонный конь. Наскочили они с разных сторон на Змеевы головы, пока он повёртывался в разные стороны, Иван Сучкин снёс ему последние три головы, а конь его стёр в полное вотумелье, в порошок по-вашему.
     Тулово Змеево Иван кинул в речку, головы сунул под камень, сел на коня, и поехали домой. Приезжают, а там не только на тарелке кровь, но и земля вся кровью покрыта, а братья спят и ничего не чувствуют.
     Хотел Иван Сучкин братьев зарубить, да пожалел и сказал:
     — Господь с ними.
     Потом лёг и уснул. На утро встал, вдарился об пол, обратился в мушинку и полетел на мост Калиновый. Спрятался в щербинку. Тут как раз прилетают три змеи и говорят меж собой:
     — Ах, он наших мужьёв погубил, как бы нам его сгубить.
     Одна говорит:
     — Я напущу жажду, а сама обращусь в колодец с водой. Захотят они пить и потравятся.
     Другая змея говорит:
     — А я обращусь периной пуховой, как они устанут, так лягут, тут я их и заволокну, они и не раздышатся, все издохнут.
     А третья змея говорит:
     — Я один ус в землю воткну, а другой ус в нёбо себе вставлю: как они поедут, будут думать, что по дороге, а сами мне прямо в рот и въедут.
     Так змеи и порешили. Потом полетели встречать братьев на их пути домой.
     А Иван всё то послушал и полетел домой. Прилетел и говорит:
     — Ну, братья, теперь поедемте.
     Вот они и поехали. Ехали они ехали, да стало жарко, жажда мучит. Смотрят, колодец стоит. Братья говорят:
     — Братец, тут можно нам отдохнуть, на лужке коней покормить, колодезной водой напоить и самим напиться.
     Иван Сучкин им на то говорит:
     — Погодите-ка, братья. Надо посмотреть сначала, что это за колодец.
     Слез он со своего коня, перекрестил лужок палицей своей, тут и кровь пошла, перекрестил ключ, так кровь брызнула фонтаном. А то первая змея обратилась кровью.
     Поехали они дальше. Пришла на них усталость, кони уже спотыкаются, сами с боку на бок переворачиваются. Тут смотрят постели стоят выстланные с материей пуховой. Говорят два брата:
     — Давайте братья отдохнём на перинках и дальше поедемте.
     Иван Сучкин им на то говорит:
     — Погодите-ка, братья. Надо посмотреть сначала, что это за ложе.
     Слез он со своего коня, перекрестил ложе палицей своей, кровь потекла, перекрестил перины, так кровь фонтаном брызнула. А то вторая змея обратилась кровью.
     Поехали они дальше. Едут, смотрят дорога хорошая стала, сама катится под ноги. Иван говорит своим братьям:
     — Братья мои, давайте съедемте с этой дороги, не найдётся ли другая.
     Только братья в этот раз его не послушались, сами вперёд поехали, да как ехали, так в рот змее последней и въехали, а как въехали, так она рот-то и захлопнула. А как захлопнула, то увидела, что Иван-то Сучкин в рот ей не попал. Зашипела она со злости и за ним полетела, брюхом об землю волочит.
     А Иван Сучкин по коню по своему вдарил и поехал в сторону, кузнецов искать. Вот он приезжал к кузнецу и говорит:
     — Ах, говорит, кузнецы-молодцы, спасите меня, кладите шварны в горн скорей, да зажигайте.
     Только они горны распалили, как третья Змея прибежала, кричит:
     — Подайте мне Ивана Сучкина, который сгубил наших мужьёв и моих сестёр.
     А кузнецы ей говорят:
     — Прогрызи-ка сначала двери железные, как прогрызёшь, так и получишь, чего захочешь.
     Она стала скробнуть языком по двенадцати замкам, пока грызла, кузнецы шварны растопили, а как прогрызла, кузнецы ей и говорят:
     — Просунь язык-то свой в дверь, мы Ивана Сучкина тебе на язык и положим.
     Она просунула змея язык, а они шварны ей на язык положили, начали молотом бить. Тут и Иван Сучкин выскочил и начал её бить своей палицей и приговаривать:
     — Я тебя до тех пор буду бить, пока на тебе весь свет объеду, пока это ветошь-повесьмо льняная горит, должна успеть поле это объехать.
     Сел на змею поехал. Она же вырваться из клещей никак не может, скачет, извивается, а Иван её погоняет. Покатался на ней, приехал, а лён уже и сгорел.
     Иван её не отпускает, опять начал её бить-колотить, чтобы успела объехать, пока лен горит.
     Он зажёг другое ветошь-повесьмо льна, опять поехал. Только и эта ветошь льняная успела сгореть, как приехал на ней. Как приехал, так опять взялся бить-колотить, да и приговаривать.
     — Я тебя до того буду бить, пока моих братьев выхаркнешь.
     Зашипела она от боли и усталости, стала хыркать да харкать, тут и выхаркнула братьев его. Он опять её бьёт и говорит:
     — Я до тех пор буду тебя бить, пока ты свою желчь не выхаркнешь.
     Совсем обессилела змея, стала хыркать и желчь свою выхаркнула, да тут же и издохла.
     Иван Сучкин взял Желчь её и помазал тела своих братьев. Они и оживилися.
     — Ах, ; говорят братья, ; как мы крепко уснули.
     — Да братья, ; говорит Иван Сучкин, ; вы были навек уснули. Теперь сядемте на своих коней, поедемте.
     Сели братья и поехали. Кузнецам Иван заплатил что стоила их работа.
     Немного проехали, вдруг выскочил баран с норы золоторогий, так весь и блестит. Хотел Иван Сучкин его убить, бросил свою палицу-буевицу. А баран схватил палицу и унёс в нору к себе. Подошли братья, нора завалена каменем железным. Попробовали первые два брата сдвинуть его, он только шевельнулся. Тогда Иван Сучкин двинул его плечом, так камень тот отлетел на несколько дней.
     Заглянули братья в нору, а там пещера в центр земли. Так не спуститься, а без палицы-боёвицы не можно дальше ехать, разбойников много по степям скиталось тогда много.
     Говорит тогда Иван:
     — Братья, нужно цепь сковать, чтобы вы меня туда опустили, я не могу безо вручия ехать.
     Вернулись назад, к кузнецам, сковали цепь и опять поехали. Приехали к норе, говорит Иван:
     — Братья, вы меня опустите, тяните меня назад, как я цепь дёрну.
     Только в нору он опустился, смотрит, а прямо под ногами лежит евонное вручие.
     Он перекрестился, взял своё вручие и пошёл дальше. Шёл он шёл, приходит в одно место и видит, что стоит царство менное.
     Приходит в это царство, заходит во дворец, там сидит девушка, хорошая, красивая. Он поздоровался:
     — Здравствуй, девица!
     Она говорит:
     — Ах, Иванушка, ты ведь мой братец. Было нас три сестры, я твоя младшая сестра, меня Змей трёхголовый из саду нашего схватил и сюда в подземное своё царство спустил, а тех сестёр другие змеи украли из нашего царства. Как тебя сюда господь занёс? Мой-то муж змей, прилетит и тебя убьёт.
     Он отвечает:
     — Что бог даст, то и сбудется. А ты покажи-ка мне его меч-кладенец.
     Она показала. Он говорит:
     — Во, говорит, я с этим вручьем с ним как раз и справлюсь.
     Только они проговорили, шум пошёл по царству, Змей подлетает. Иван припрятался. Прилетает змей и говорит:
     — Фу, фу, говорит, у тебя русским духом пахнет.
     Она говорит:
     — Ты по Руси летал, русским духом напитался.
     Тут как раз Иван вышел, да говорит:
     — Есть я этот русский человек, по имени Иван Сучкин.
     Змей говорит ему:
     — Да ты же моих братьев погубил, да ещё и сюда посмел прийти.
     Начали они драться. Змей Ивана вдарил – он и пошатнулся. Он змея вдарил – так и сразу убил. Прибрали Иван с сестрой змеево тело. Она и говорит ему:
     — Ты меня теперь не бросай, с собой забери. Только сначала пойди к моей середней сестре, у ней тоже муж змей, ты его точно погубишь, а есть ещё такой же муж у моей большей сестры, наверно он тебя погубит.
     Вот пошёл дальше. Шёл он шёл и пришёл к другой сестре. Смотрит, а там стоит серебряное царство. Он пришёл в это царство, зашёл во дворец, там девица сидит. Поздоровался он с ней и говорит:
     — Здравствуй, девица. Слышал, что ты тоже сестра моя.
     Она ему отвечает
     — Ах братец ты мой родненький, как тебя сюда господь занёс? Мой-то муж змей, прилетит и тебя убьёт.
     Иван ей отвечает:
     — Что бог даст, то и сбудется. А ты покажи-ка мне его меч-кладенец.
     Показала она ему, где меч свой хранит Змей шестиглавый. Взял Иван меч этот, повертел в руке, показался он ему. Говорит Иван:
     — Вот это-то мне хорош будет меч. Теперь сестрица ты моя середняя, собери-тко мне пообедать.
     Вот он пообедал, да не успел лечи, прилетает змей. Заползает в дом, принюхался и говорит:
     — Фу, Фу. Русскими костьми пахнет ото всюду. Выходи на бой, кто б ты ни был.
     Выходит Иван, говорит змееву отродью:
     — Да, говорит, я и есть русский человек по имени Иван Сучкин.
     Стали они драться, мечами скрещаться. Долго дрались и этого Иван в землю вбил, головы срубил.
     Отдохнул Иван, собрался в путь, сестрица ему и говорит:
     — Да, братец, ты этого змея погубил, а у третьей сестры ни за что не погубишь, только коли каким хитростям не научит она тебя.
     Он ей отвечает:
     — Что бог даст, сестрица, то и будет.
     Она его просит:
     — Братец ты мой родненький, если будешь во живности, не бросай меня.
     Он попрощался и пошёл. Шёл он шёл и приходит в такое место, где стоит золотое царство. Пришёл в это царство, заходит во дворец, видит, там сидит третья сестра его:
     — Ах, ; говорит она, ; братец, как тебя сюда господь-то занёс! Мой муж-то змей, прилетит, тебя убьёт тебя.
     — Да, ; говорит Иван, ; с этим змеем опасная будет мне драка, так просто не сладить. Может научишь меня уму-разуму.
     — А вот, братец ты мой Иван, я тебя научу что сделать: сядь ты сначала пообедай, потом лезь мне под подол, я тебя прикрою. Змей прилетит с побоища и станет около меня виться, просить прощенья, а ты хватай его за хвост и держись не отпускай, он понесёт тебя по долам, по горам, по болотам, по огненным рекам, а ты держись, хвоста не бросай. Потом вылетит в чистое поле, ударится об землю, разлетится на мелкие куски. Ты куски эти собери все, сожги, а хвоста не бросай и иди обратно ко мне с тем хвостом.
     Только так она сказала, как прилетает змей, а Иван под стол залез, сидит там, момента ждёт. Стал змей вокруг девицы крутиться, хвостом юлить, да и засунул конец его под стол, прямо-таки в руки Иван, тот ухватился за него покрепче, змей увидел то, стал метаться по дворцу, потом по двору, Иван не отпускает. Взлетел Змей под небеса. Носился долго, пока об земь не вдарился и на куски не разлетелся. Иван, как девица велела, все куски Змеевы собрал, огнище развёл на пол поля и всё его отродье там и сжёг, а пепел ветер по горам разнёс. А хвост змеев на рукав привязал и держит, не отпускает его.
     Вернулся он к старшей сестре и говорит:
     — Ну вот, сестрица, теперь справляйся, пойдём домой.
     Она быстро справилась и пошли они. Вышли из царства. Она и говорит:
     — Братец ты мой Иван, остаётся золотое царство, мне его жалко здесь оставлять.
     А Иван Сучкин и говорит:
     — Золотое царство, обратись яичком, прикатись ко мне.
     Царство золотое яичком обратилось, к нему прикатилось. Он взял его, положил яичко в карман. Зашли к другой сестре. Иван ей тоже говорит:
     — Ну, сестрица, пойдём же и ты с нами.
     Вышли за царство, жалко стало сестре серебряного царства его оставлять, тогда скатал Иван серебряное царство в яичко и положил к себе в карман.
     Пошли к третьей сестре, младшей из медяного царства. Говорит ей Иван:
     — Давай сестрица, быстро справляйся и домой с нами отправляйся.
     Только вышли за царство, как закручинилась младшая сестрица по своему медному царству, жалко было оставлять. Тогда Иван его тоже свернул в яичко и в карман положил.
     Шли они вчетвером, приходят к норе. Говорит Иван на малую сестрицу:
     — Ну, малая сестра, берись за цепь и дёргай.
     Те наверху, взяли цепь и потянули. Увидели девицу, уж больна она им ладна стала, приглянулась сильно, стали они промеж себя заспорили. Тот говорит:
     — Это мне жена.
     Другой говорит:
     — Нет. Это мне жена будет.
     Крикнул им снизу Иван, чтобы перестали спорить, тут девиц, мол, всем хватит. Опустили братья цепь. Теперь говорит Иван:
     — Середняя сестра, держись за цепь покрепче, тебя вытянут на свет божий.
     Она ухватилася и её вытянули. Вытянули братья и говорят:
     — Ну, брат, теперь нам обеим по жене досталося.
     Потом снова опустили цепь.
     — Ну, ; говорит Иван, ; Теперь ты берись за цепь, только смотри, меня не бросай, ежели что случится.
     Она взяла и наклеймила его своим перстнем на лбу и говорит ему:
     — Ежели тебе что случится, только этот хвост змеев возьми, переложи его с руки на руку, куда ты вздумаешь, туда ты и будешь во мгновение ока.
     Ухватилася она за цепь, дёрнула её, потянули её братья, вытянули. Как они вытянули, и увидели, что она всех красивее, то и они стали опять спориться. Этот говорит:
     — Она мне буде жена.
     Другой говорит:
     — Мне.
     А она говорит:
     — Вы не спорьтеся, я никому не жена.
     Опустили цепь братья снова, потянули Ивана Сучкина, вытянули до половины норы и опять бросили его, думали насмерть его убить.
     Только его маленько тряхнуло, он отлежался и вспомнилось ему, вздумалось, что ему старшая сестра говорила, из золотого царства. Переложил он хвост змеев с руки на руку и обратился на сём свете, где и братья были. Отряхнулся от пыли подземельной и пошёл.
     Приходит он в своё царство, остановился на краю его, видит избушечка маленькая, смотрит, а живёт там старушка. Постучался, попросился на житьё-бытьё, она и рада пустить, с кем языком распустить. Вот эта-то старушка и рассказала Ивану, что у во дворце уже свадьба заводится.
     Говорит ей Иван Сучкин:
     — Старушка, есть у вас сынок?
     — Есть. – Говорит.
     — Нет ли какой одёжки у вашего сынка мне надеть, я свою вам брошу.
     Старушка собрала, дала ему надеть.
     Он говорит:
     — Нет ли каких у вашего сынка гуселиц или музыка какая?
     Она говорит:
     — Есть, голубчик, только плохонькие гуслицы.
     — Да ничего, бабушка, я их отлажу, и назад обратно принесу.
     Взял Иван гусельцы и пошёл. Приходит во дворец, а у них там уже бал, идут там танцы, да разные, игры. Заходит Иван в залы танцевальные, заиграл в гуслицы. Как заиграл он свою музыку, так вся другая музыка встала. Наигрался и ушёл к старушке. Хватились его, а его и след уже простыл. Искали его, да разыскивали, и не нашли.
     На другой день он опять приходит во дворец, проходит в залы танцевальные, начал только играть, так все музыки и перебил. Приказал царь не отпускать его. Посадили его на стул, начал он играть в струны наигрывать.
     Пошли сёстры танцевать. Сначала малая танцевала, потом средняя, серебряного царства. После них пошла большая танцевать. Танцует и вокруг него всё кружит, очень ей его манеры смотрятся. Тут она повернулась и краем рукавчика ему фуражку его и сдвинула, а она увидела клеймо. Тут и ухватила его за шею, признала тотчас, и говорит:
     — Вот это и есть наш братец, который нас спас, а эти двое прохвосты.
     Их тотчас расстреляли. Перестали с тех пор пропадать люди с этого царства.
     И они стали жить с братом своим, Иваном Сучкиным.
++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Царевич, Царевна и три родных братца.  Сказка!!
======
     Иван-Царевич, Царевна и три родных братца: во лбу у них солнце, на затылке месяц, по бокам часты звезды.
     В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, у него был сын Иван-царевич, и красивый, и умный, и славный. Об нем песни пели, об нём сказки сказывали. Он красным девушкам во сне снился.
     Пришло ему желанье поглядеть на бел свет. Берёт он у царя-отца благословенье и позволенье и едет на все четыре стороны, людей посмотреть, себя показать.
     Долго ездил, много видел добра и худа, и всякой всячины. Наконец подъехал к палатам высоким, хорошим, каменным.
     Видит: на крылечке сидят три сестрицы-красавицы и между собой разговаривают.
     Старшая говорит:
     — Если б на мне женился Иван-царевич, я б ему напряла рубашку тонкую, гладкую, какой во всём свете не спрядут.
     Иван-царевич стал прислушиваться.
     — А если б меня взял, ; сказала средняя, ; я б выткала ему кафтан из серебра, из золота, и сиял бы он как Жар-птица.
     — А я ни прясть, ни ткать не умею, ; говорила меньшая, ; а если бы он меня полюбил, я бы родила ему сынов, что ни ясных соколов: во лбу солнце, а на затылке месяц, по бокам звезды.
     Иван-царевич все слышал, все запомнил и, возвратясь к отцу, просил позволенье жениться.
     Отказа не было. Он взял за себя меньшую сестру и стал с нею жить-поживать душа в душу. А старшие сестры стали сердиться да завидовать меньшой сестре, начали ей зло мерить.
     Подкупили нянюшек, мамушек, и когда у Ивана-царевича родился сын, когда он ждал, что ему поднесут дитя с солнцем во лбу, с месяцем на затылке, с звёздами по бокам, вместо того подали ему просто-напросто котёнка и заверили, что жена его обманула.
     Сильно он огорчился, долго сердился, наконец стал ожидать другого сына.
     Те же нянюшки, те же мамушки были с царевной, опять украли её настоящего ребёнка с солнцем во лбу и подложили щенка.
     Иван-царевич заболел с горя-печали. Много он любил царевну, но ещё больше хотелось ему поглядеть на хорошее детище.
     Начал ожидать третьего. В третий раз ему показали простого ребёнка, без звёзд и месяца.
     Иван-царевич не стерпел, отказался от жены, приказал её судить.
     Собралися, съехалися люди старшие, нет числа! Судят-рядят, придумывают-пригадывают, и придумали:
     — Царевне отрубить голову.
     — Нет, ; сказал главный судья, ; слушайте меня или нет, а моя вот речь: выколоть ей глаза, засмолить с ребёнком в бочке и пустить на море. Виновата, потонет, права, выплывет.
     Речь полюбилась. Выкололи царевне глаза, засмолили вместе с ребёнком в бочку и бросили в море.
     А Иван-царевич женился на её старшей сестре, на той самой, что детей его покрала да спрятала в отцовском саду в зелёной беседке.
     Там мальчики росли-подрастали, родимой матушки не видали, не знали. А она, горемычная, плавала по морю по океану с подкидышком, и рос этот подкидышек не по дням, а по часам. Скоро пришёл в смысл, стал разумен и говорит:
     — Сударыня-матушка! Когда б, по моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, мы пристали к берегу!
     Бочка остановилась.
     — Сударыня-матушка, когда б, по моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, наша бочка лопнула!
     Только он молвил, бочка развалилась надвое, и он с матерью вышли на берег.
     — Сударыня-матушка! Какое весёлое, славное место. Жаль, что ты не видишь ни солнца, ни неба, ни травки-муравки. По моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, когда б здесь явилась банька!
     Ту ж минуту как из земли выросла баня: двери сами растворились, печи затопились, и вода закипела.
     Вошли, взял он веничек и стал тёплою водою промывать больные глаза матери.
     — По моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, когда б моя матушка проглянула.
     — Сынок! Я вижу, вижу, глаза открылись!
     — По моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, когда б, сударыня-матушка, твоего батюшки дворец да к нам перешёл и с садом, и с твоими детьми.
     Откуда ни взялся дворец, перед дворцом раскинулся сад, в саду на веточках птички поют, посреди беседка стоит, в беседке три братца живут.
     Мальчик-подкидышек побежал к ним. Вошёл, видит, накрыт стол, на столе три прибора. Возвратился он поскорее домой и говорит:
     — Дорогая сударыня-матушка! Испеки ты мне три лепёшечки на своём молоке.
     Мать послушала.
     Понёс он три лепёшечки, разложил на три тарелочки, а сам спрятался в уголок и ожидает: кто придёт?
     Вдруг комната осветилась, вошла три брата с солнцем, с месяцем, с звёздами. Сели за стол, отведали лепёшек и узнали родимой матери молоко.
     — Кто нам принёс эти лепёшечки? Если б он показался и рассказал нам об нашей матушке, мы б его зацеловали, замиловали и в братья к себе приняли.
     Мальчик вышел и повёл их к матери. Тут они обнимались, целовались и плакали. Хорошо им стало жить, было чем и добрых людей угостить.
     Один раз шли мимо нищие старцы. Их зазвали, накормили, напоили и с хлебом-солью отпустили.
     Случилось: те же старцы проходили мимо дворца Ивана-царевича. Он стоял на крыльце и начал их спрашивать:
     — Нищие старцы! Где вы были-пробывали, что видели-повидали?
     — А мы там были-пробывали, то видели-повидали: где прежде был мох да болото, пень да колода, там теперь дворец, ни в сказке сказать, ни пером написать, там сад, во всем царстве не сыскать, там люди, в белом свете не видать!
     — Там мы были-пробывали, три родных братца нас угощали: Во лбу у них солнце, на затылке месяц, по бокам часты звезды, и живёт с ними и любуется на них мать-царевна прекрасная.
     Выслушал Иван-царевич и задумался.
     Кольнуло его в грудь, забилося сердце. Снял он свой верный меч, взял меткую стрелу, оседлал ретивого коня и, не сказав жене:
     — Прощай!
     Полетел во дворец, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
     Очутился там, глянул на детей, глянул на жену, узнал и не вспомнился от радости, душа просветлела!
     В это время я там была, мёд-вино пила, все видела, всем было очень весело, горько только одной старшей сестре, которую так же засмолили в бочку, так же бросили в море, но не так её бог хранил: она тут же канула на дно, и след пропал!
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иван Царевич, Царь, Царица и три дочери.  Сказка!!
======
     Не в каком царстве, не в каком государстве был-жил царь и царица. У царя, у царицы было три дочери, три родные сестрицы.
     Большая сестра говорит:
     — Сестрицы! Пойдёмте к бабушке-задворенке на вечеринки. Там поговорим да посоветуем.
     Согласились и пошли.
     А там заблудился Иван царевич из соседнего царства. Охотился он с утра, да и пристал к избёнке этой. Только думал постучаться, видит девицы три дут туда, одна другой краше, да и решил посмотреть-послушать, что там они рассуждать будут. Отец-то ему давно уже говорил, чтобы невесту себе сыскал, да наследников на царство сотворил.
     Заходят эти девицы и говорят:
     — Здорово, бабушка-задворенка! Мы пришли к тебе на беседушку.
     — Милости просим!
     Большая сестра стала говорить:
     — Кабы меня взял Иван-царевич замуж, я бы вышила ему ковёр-самолёт. Куда похочешь, туда и лети!
     А Иван-то царевич стоит под окошечком, слушает да про себя думает:
     — Это не заслуга мне! Ковёр-самолёт я и сам могу добыть.
     Другая сестра говорит:
     — Кабы меня взял Иван-царевич, я бы с собой привезла кота-баюна: кот-баюн сказки сказывает, за три вёрсты слышно.
     Иван-царевич стоит, слушает:
     — Это не заслуга мне! Кота-баюна я и сам могу купить.
     Меньшая сестра говорит:
     — Кабы меня взял Иван-царевич, я бы родила ему девять сыновей, по колена ноги в золоте, по локти руки в серебре, по косицам часты мелки звёздочки.
     Иван-царевич выслушал девичьи речи и поехал домой к отцу, к матери. Приехал и сказал:
     — Батюшка и матушка! Я хочу жениться, возьму себе малую царевну из тридесятого царства.
     Отец и мать его благословили и за невестой проводили.
     Приезжает он в дальние края и бьёт царю челом:
     — Отдай, ; говорит, ; малую дочь за меня, за Ивана-царевича.
     Царь свадьбу заводил, дубовы столы становил, Ивана-царевича с невестой за стол садил. Пили, ели, веселилися, и свадьба отошла.
     Жил Иван-царевич у тестя своего год или два, и вдруг приносят ему письмо и челобитье, что батюшка и матушка его умерли, пора ему на царство ехать.
     Поехал Иван-царевич с молодою женою, Марфою-царевною, в свою землю и стал царствовать.
     Долго ли, коротко ли, Марфа-царевна обеременела, а Иван-царевич поехал на охоту в чистое поле гулять, бить гусей да лебедей, и проездил долгое время.
     Без него царевна родила трёх сыновей, по колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре, по косицам часты мелки звездочки: насмотреться невозможно!
     Послали сейчас гонца за бабкою-повитушкою. Попалась ему навстречу баба-яга, спрашивает:
     — Куда идёшь?
     Гонец отвечает:
     — Недалеко.
     — Скажи: куда? Не скажешь, сейчас съем тебя!
     — Иду за бабкою-повитушкою. Царевна Марфа Прекрасная родила трёх сыновей, таких, как сама сказывала.
     Яга-баба говорит:
     — Возьми меня в бабки.
     — Нет, яга-баба! Не смею тебя звать. Иван-царевич мне голову срубит.
     — Не возьмёшь, сейчас тебя съем!
     — Ну, делать нечего, пойдём.
     Яга-баба пришла и начала своё дело справлять: отобрала у Марфы Прекрасной трёх сыновей, а на замен оставила трёх поганых щенят. После ушла в лес и спрятала деток в подземелье, возле старого дуба.
     Приезжает Иван-царевич домой. Ему тотчас объявили, что твоя-де царевна родила трёх щенят.
     Он страшно рассердился, щенят приказал бросить в море, а ей хотел за то голову срубить, да потом одумался:
     — Ну, ; сказал, ; первая вина прощается. Подожду до другого брюха.
     Вот долго ли, коротко ли, жена его опять стала беременна, а Иван-царевич на охоту поехал. Марфа Прекрасная долго его не пускала и горько-горько плакала, но царевич не послушался, сел на коня и поскакал в чистое поле.
     Немного погодя родила Марфа Прекрасная шесть сыновей, по колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре, по косицам часты мелки звёздочки: насмотреться невозможно!
     И послала гонца за бабушкою.
     — Не зови только ягу-бабу! ; Приказывает ему со слезами в очах. Марфа-Царевна
     Посланный пошёл за бабушкою. Попалась ему навстречу яга-баба и спрашивает:
     — Куда пошёл?
     — Так, недалеко!
     — Скажи: куда? Если не скажешь, сейчас тебя съем!
     — Эх, баба-яга! Иду за бабушкой-повитушкою. У нас Марфа Прекрасная шесть сыновей родила.
     — Возьми меня.
     — Нет, не возьму. Боюсь Ивана-царевича: он убьёт меня, голову срубит.
     Баба-яга грозит гонцу:
     — Не возьмёшь, сейчас тебя съем, и с косточками!
     — Ну, пойдём.
     Баба-яга пошла во дворец и взяла с собой на обмен шесть поганых щенят: царевна Марфа Прекрасная, как скоро увидела, что баба-яга идёт, схватила одного сына и спрятала в рукав.
     Яга положила к ней на постель поганых щенят, а пять малых деточек унесла в тёмный лес. Шестого искала-искала, так и не доискалась.
     Приезжает Иван-царевич домой. Ему тотчас доложили, что твоя-де жена родила шесть щенят.
     Он страшно рассердился, приказал посадить её в бочку. На ту бочку железные обручи навести, кругом заколотить, засмолить и в океан-море спустить.
     Приказ в ту ж минуту исполнен. Посадили царевну вместе с сыном в бочку, заколотили, засмолили и бросили в океан-море широкое.
     Долго носило бочку по морю, наконец прибило к берегу. Стала бочка на мель.
     А сын Марфы-царевны рос не по дням, а по часам. Вырос большой и говорит:
     — Матушка! Я потянусь.
     — Потянись, дитя!
     Как он потянулся, вмиг бочку розорвало.
     Вышли мать и сын, перед ними гора высокая, они на неё взобрались.
     Сын огляделся на все стороны и вымолвил:
     — Кабы здесь, матушка, дом да зелёный сад, вот бы пожили!
     Она говорит:
     — Дай бог!
     Того часу устроилось великое царство: явились славные палаты, белокаменные, зелёные сады, прохладные. К тем палатам тянется дорога широкая, гладкая, утоптанная.
     По той по дороге идут нищие, люди убогие, просят святую милостыньку.
     Марфа Прекрасная позвала их в палаты белокаменные, накормила-напоила, в путь-дорожку проводила.
     Нищие, люди убогие, пришли к Ивану-царевичу и рассказали, что в этаком-то месте, где прежде были горы высоки, ручьи глубоки, леса непроходимы, там стоит царство великое.
     В том царстве живёт вдова, а у ней сын есть, красоты невиданной и неслыханной: по колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре, по косицам часты мелки звёздочки, насмотреться невозможно!
     Мать с сыном нас, убогих людей, накормили-напоили, на дорогу хлебом наделили и в путь с честью проводили.
     Иван-царевич говорит:
     — Разве поехать мне посмотреть, что там за царство устроилось?
     А яга-баба, живёт тут у царевича, услыхала эти речи и стала сказывать:
     — Вот невидаль! У меня в лесу у старого дуба восемь таких молодцов: у всех по колена ноги в золоте, по локти руки в серебре, по косицам часты мелки звёздочки!
     Иван-царевич остался дома, не поехал в новое царство. А нищие, люди убогие, опять туда побрели просить святой милостыньки.
     Марфа Прекрасная позвала их в палаты белокаменные, накормила-напоила и спать повалила. Назавтра стала их спрашивать:
     — Калики вы голосисты! Где вы были-побывали и что вы слыхали?
     Отвечают калики:
     — А мы как от вас пошли, так прямым путём и направились к Ивану-царевичу. Он подсел к нам, начал спрашивать: где что слыхали, где что видали? Мы всё ему рассказали, что видели твоё новое царство, как живёшь ты вдовою и что есть у тебя сын, краше которого в белом свете нет.
     — Иван-царевич хотел было сюда ехать, посмотреть, да баба-яга не пустила. Вот, молвила, невидаль! У меня в лесу у старого дуба восемь таких молодцов: у всех по колена ноги в золоте, по локти руки в серебре, по косицам часты мелки звёздочки!
     Как скоро ушли нищие, люди убогие, говорит Марфа Прекрасная сыну:
     — Это мои детки, а твои братцы, в лесу у старого дуба сидят!
     — Матушка, ; отвечает он, ; дай мне хлеба, я пойду, их достану, домой приведу.
     — Ступай, дитя, с богом!
     Нацедила она из своей груди молока, на том молоке спекла восемь хлебов, отдала ему и отправила в путь-дорогу.
     Долго ли, коротко ли шёл добрый молодец. Скоро Сказка сказывается, да тихо дело делается. Пришёл к старому дубу, у того дерева лежит большой камень. Отвалил камень, глянул и увидал своих братьев: сидят вокруг стола в подземелье.
     Он спустил им по единому хлебцу. Братья съели и заплакали. Эти хлебцы кабыть на молоке нашей матушки!
     Он спустил им ременья и вытащил всех на вольный свет. Поцеловались, поздоровались и пошли домой к матери.
     Марфа Прекрасная выбежала встречать их, стала миловать-целовать, крепко к сердцу прижимать.
     Живут они вместе.
     Опять зашли туда нищие, люди убогие, милостыньки просить.
     Марфа Прекрасная позвала их в палаты белокаменные, накормила-напоила, спать уложила, назавтра хлебом в дорогу наградила, с честью в путь проводила.
     Приходят нищие к Ивану-царевичу.
     Он начал выспрашивать:
     — Гой еси, калики голосистые! Где вы были-побывали и что видели?
     — Были мы побывали, ночь ночевали в новом царстве. Молодая вдова нас накормила-напоила, на дорогу хлебом наградила. Есть у ней девять сыновей, краше в свете нет! У всех по колена ноги в золоте, по локти руки в серебре, по косицам часты мелки звёздочки.
     Иван-царевич приказал лошадей закладывать. А бабе-яге нечем больше похвастать, сидит да молчит.
     Поехал царевич в новое царство. Долго ли, коротко ли, увидал град великий. Остановился у палат белокаменных.
     Марфа Прекрасная и девять сыновей вышли навстречу. Обнималися-целовалися, много сладких слез пролили, пошли в палаты и сделали пир на весь крещёный мир.
     Я там был, пиво и вино пил, по усу текло, а в рот не попало.
......
Иван-дурачок и Марья королевна. Анекдот. Воронеж.  Сказка!!
======
     Была у царя дочка Марья-королевна, умница, разумница. Поглядит на человека, все видит: что на языке принёс и что на сердце держит.
     Все ж таки надо царю дочку замуж выдавать. Объявил он ей свою волю.
     — Хорошо, батюшка, ; говорит Марья-королевна. ; Только у меня свой обычай: тот меня замуж возьмёт, кто со мной поговорить сумеет.
     Так и оповестили всех, и богатых, и бедных.
     Велела истопить пожарче печку. По-домашнему сидит, рукодельничает.
     Женихи съезжаются разодетые: в золоте да бархате, ; всякие князья да королевичи. Кто в комнату ни войдёт, до того натоплено, не может с Марьей-королевной говорить.
     Только и скажет:
     — Здравствуй! Что это у тебя жарко?
     А Марья-королевна в ответ:
     — Это мой батюшка петухов жарил.
     Тому и нечего сказать.
     А на деревне жили три брата, два умных, третий, Иван-дурачок. Прослышали братья, что царь замуж дочь выдаёт, и собираются себе идти свататься.
     — Братья, возьмите меня с собой, ; просит Иван.
     Те смеются:
     — Куда тебе! Ступай, дурак, навоз возить.
     Пришли во дворец:
     — Здравствуй, Марья-королевна! Что это у тебя так жарко?
     — А это мой батюшка петухов жарил.
     Те стоят, не знают, что сказать.
     — Разве петухов жарить, царское дело?
     Посмеялась Марья-королевна и дала им от ворот поворот.
     Приходят братья домой, рассказывают, Марью, королевну бранят.
     Иван-дурачок говорит:
     — То-то, братья, меня с вами не было.
     Обратал он козла, сел на него верхом, на голову лопух надел и поехал к царю во дворец.
     Едет-едет, глядит, лежит мёртвая ворона. Он её поднял, за пазуху спрятал. Дальше едет. Лежит на дороге от лаптя ошмёток. Он и его прибрал. Доехал до места, где люди колёсами жёлтую грязь размесили. Он этой грязи в карман положил.
     Въезжает на козле прямо во дворец.
     — Здравствуй, ; говорит, ; красавица! Вот он я. Что это у тебя за чёртова жарища?
     Марья-королевна отвечает:
     — Батюшка петухов жарил.
     — Нельзя ли и мне тут пожарить?
     — А где твой кочет?
     Выхватил он из-за пазуху ворону!
     — Вот мой кочет!
     Марья-королевна и глазом не сморгнула:
     — Пожарить бы можно, да вот кастрюльки нет.
     Выхватывает Иван-дурачок лапоть:
     — Вот тебе и кастрюлька!
     — Это все бы ничего, да нет подливки.
     Достает Иван-дурачок из кармана жёлтую грязь:
     — Вот тебе и подливка. Мало будет, ещё принесу.
     Улыбнулась тут Марья-королевна и велела своего батюшку звать. Видит, вовсе не так Иван-дурачок прост, как люди считают: не она над ним, а он над ней посмеялся.
     Поженились он, а пришло время и полюбили друг-друга.
     Я у них на свадьбе был, мёд пил. По губам текло да в рот не попало. Спать положили на дубовой перине. Спал я на ней, все бока содрал. Насилу домой добрел.
     Хорошо погулял-дак, почаще бы так.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иванко Медведко.  Сказка!!
======
     В некотором селе жил-был богатый мужик с женою.
     Вот раз пошла она в лес за груздями, заплуталась и забрела в медвежью берлогу.
     Медведь взял её к себе, и долго ли, коротко ли – прижил с нею сына: до пояс человек, а от пояса медведь. Мать назвала того сына Иванко Медведко.
     Годы шли да шли.
     Иванко Медведко вырос, и захотелось ему с матерью уйти на село к людям. Выждали они, когда медведь пошёл на пчельник, собрались и убежали.
     Бежали, бежали и добрались-таки до места.
     Увидал мужик жену, обрадовался – уж он не чаял, чтоб она когда-нибудь домой воротилась. А после глянул на её сына и спрашивает:
     — А это что за чудище?
     Жена рассказала ему все, что и как было, как она жила в берлоге с медведем и как прижила с ним сына: до пояс человек, а от пояса медведь.
     — Ну, Иванко Медведко, – говорит мужик, – поди на задний двор да заколи овцу. Надо про вас обед сготовить.
     — А котору заколоть?
     — Ну хоть ту, что на тебя глядеть станет.
     Иванко Медведко взял нож, отправился на задний двор и только скричал овцам – как все овцы на него и уставились.
     Медведко тотчас всех переколол, поснимал с них шкурки и пошёл спросить: куда прибрать мясо и шкуры?
     — Как? – Заревел на него мужик. ; Я тебе велел заколоть одну овцу, а ты всех перерезал!
     — Нет, батька! Ты велел мне ту заколоть, которая на меня взглянет. Я на задний двор – они все до единой так на меня и уставились. Вольно ж им было на меня глазеть!
     — Экой разумник! Ступай же, снеси все мясо и шкуры в амбар, а ночью покарауль дверь у амбара-то, как бы воры не украли да собаки не съели!
     — Хорошо, покараулю.
     Как нарочно, в ту самую ночь собралась гроза, и полил сильный дождь.
     Иванко Медведко выломил у амбара дверь, унёс её в баню и остался там ночевать.
     Время было тёмное, ворам сподручное. Амбар открыт, караула нет – бери, что хочешь! Поутру проснулся мужик, пошёл посмотреть: все ли цело? Как есть ничего не осталось: что собаки съели, а что воры покрали.
     Стал он искать сторожа, нашёл его в бане и принялся ругать пуще прежнего.
     — Ах, батька! Чем же я виноват? – Сказал Иванко Медведко.
     — Сам ты велел дверь караулить – я дверь и караулил: вот она! Ни воры не украли, ни собаки не съели!
     — Что с дураком делать? – Думает мужик. ; Этак месяц-другой поживёт, совсем разорит! Как бы его с рук сбыть?
     Вот и надумался: на другой же день послал Иванка Медведка на озеро из песку верёвки вить. А в том озере много нечистых водилось: пусть-де его затащат Черти в омут!
     Иванко Медведко отправился на озеро, сел на берегу и начал из песку верёвки вить.
     Вдруг выскочил из воды Чертёнок:
     — Что ты делаешь, Медведко?
     — Что? Верёвки вью. Хочу озеро морщить да вас, Чертей, корчить – затем, что в наших омутах живёт е, а руги не платите.
     — Погоди, Медведко! Я побегу скажу дедушке, – и с этим словом бултых в воду.
     Минут через пять снова выскочил:
     — Дедушка сказал: коли ты меня перегонишь, так заплатит ругу, а коли не перегонишь – велел тащить тебя самого в омут.
     — Вишь прыткий! Ну, где тебе перегнать меня? – Говорит Иванко Медведко. ; У меня есть внучек, только вчера народился, – и тот тебя перегонит! Не хочешь ли с ним потягаться?
     — Какой-такой внучек? ; Чёрт спрашивает.
     — Вон под колодой лежит, – отвечает Медведко да как вскрикнет на зайца: – Ай, Заюшко, не подгадь!
     Заяц бросился без памяти в чистое поле и вмиг скрылся из виду. Чертёнок было за ним, да куда? – На полверсты отстал.
     — Теперь, коли хочешь, – говорит ему Медведко, – побежим со мною. Только, брат, с уговором: если отстанешь – я тебя до смерти убью!
     — Что ты! – Сказал Чертёнок – и бултых в омут.
     Немного погодя выскочил опять из воды и вынес дедушкин чугунный костыль:
     — Дедушка сказал: коли вскинешь ты вот этот костыль выше, чем я вскину, так заплатит ругу.
     — Ну, кидай ты наперво!
     Чертёнок вскинул костыль так высоко, что чуть видно стало: с страшным гулом полетел костыль назад и ушёл в землю наполовину.
     — Кидай теперь ты!
     Медведко наложил на костыль руку, и пошевелить не смог.
     — Погоди, – говорит, – вот скоро подойдёт облачко, так на него закину!
     — Э, нет! Как же дедушке без костыля-то быть? – Сказал бесёнок, схватил чёртову дубинку и бросился поскорей в воду.
     Погодя немножко опять выскочил:
     — Дедушка сказал: коли сможешь ты обнести эту лошадь кругом озера хоть один раз лишний супротив меня, так заплатит ругу. А не то ступай сам в омут.
     — Эко диво! Начинай.
     Чертёнок взвалил на спину лошадь и потащил кругом озера. Разов десять обнёс и устал окаянный – пот так и льёт с рыла!
     — Ну, теперь мой черед! – Сказал Иванко Медведко, сел на лошадь верхом и ну ездить кругом озера: до тех пор ездил, пока лошадь пала! ; Что, брат! Каково? – Спрашивает Чертёнка.
     — Ну, – говорит нечистый, – ты больше моего носил, да ещё как! – Промеж ног. Этак мне и разу не обнести! Сколько ж руги платить?
     — А вот сколько: насыпь мою шляпу золотом да прослужи у меня год в работниках – с меня и довольно!
     Побежал Чертёнок за золотом, а Иванко Медведко вырезал в шляпе дно и поставил её над глубокой ямою. Чертёнок носил, носил золото, сыпал-сыпал в шляпу, целый день работал, а только к вечеру сполна насыпал.
     Иванко Медведко добыл телегу, наклал её червонцами и свёз на Чертёнке домой:
     — Разживайся, батька! Вот тебе батрак, а вот и золото.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иванов сон. Некрасовские казаки.  Сказка!!
======
     Жил дед с бабкой и прижили они себе сына.
     Сын вырос, стало ему лет пятнадцать. Звали мальчика Ваней.
     Вот встаёт один раз отец Вани рано утром и сбирается на охоту, а жене приказывает:
     — Сготовишь обед, а сынок принесёт.
     Она ему ответила:
     — Ладно!
     Уехал он на охоту, а старуха принялась обед готовить. Наготовила кушать и гутарит сыну:
     — Сынок! Понеси отцу кушать.
     А сын отвечает:
     — Ой, мама, как хорошо я спал и сон хороший видел. Ой, хороший!
     — Скажи, сынок.
     — Нет, не скажу.
     — Как же, сынок, матери не скажешь?
     — Нет, не скажу!
     Просила-просила его мать, так он ей и не сказал свой сон. Она взяла хворостину и побила его.
     Сын взял обед, да и пошёл с рёвом до отца. Приходит. Отец опрашивает:
     — Что ты, сынок, плачешь?
     — Меня маманя побила.
     — А за что она тебя побила?
     — Я спал и сон хороший видал. Она просила сказать про сон, а я ей не сказал. Вот она меня и побила.
     — Ну, мне, сынок, скажи свой сон.
     — Нет, не скажу.
     — Не скажешь?
     — Нет!
     Обиделся отец на сына и побил его. Рассердился сын на отца и мать и пошёл в степ. Идёт и плачет, а навстречу ему черкезенин-мухаджир идёт.
     Подошёл до Ивана, спрашивает:
     — Чего ты, мальчик, плачешь?
     — Я спал и видел сон хороший, ; гутарит Ваня. ; Мама спрашивала, а я не сказал. Она побила меня. Пришёл до отца и ему не сказал, и он меня побил. Вот я и плачу.
     Тут и черкезенин стал опрашивать:
     — Матери с отцом не сказал, скажи мне.
     — Матери с отцом не сказал, а тебе-то и подавно не скажу.
     — Не скажешь?!
     — Нет, не скажу.
     Черкезенин бился-бился, а мальчик так и не сказал. Взял черкезенин плетку и больно побил Ивана.
     Пошёл мальчик путём-дорогою. Идёт и плачет. Шёл он, шёл и пришёл до моря. Стоит Иван на берегу и думает, как бы ему переехать на другую сторону, а денег-то у него нет. Глядит, корабль собирается отходить в море. Забрался Иван на корабль, спрятался на палубе среди канатов.
     Долго плыл корабль ну и приплыл на другой берег, в другое царство. Утром рано стали с корабля разгружаться. Он с народом сошёл на берег и думает:
     — Куда я теперь пойду?
     Думал-думал и пошёл в город и как-то там устроился. Время идёт, а мальчик растёт. Вот идёт Ваня по городу как-то. Ну, идёт и видит, стоит лавка. Подошёл и сел подле. Сидит, греется на солнышке. Сидит он, а тут мимо него идёт стража.
     Начальник стражи спрашивает:
     — Кто такой?
     Ваня молчит. Взяла его стража и отвела до царя на расправу. Приводят до царя.
     Царь спрашивает:
     — Откуда ты и кто ты?
     Ваня рассказал:
     — Я из Рассеи. Жил с матерью. Раз проснулся я, а мать гутарит мне: Сынок, пойди на степ, отнеси отцу кушать.
     А я ей отвечаю:
     — Ой, мама, какой я хороший сон видел.
     Она просит:
     — Расскажи, сынок.
     Я ей не сказал своего сна. Она меня побила. Понёс я отцу кушать. Отец меня спрашивает:
     — Что ты, сынок, плачешь? Я ему отвечаю:
     — Мама побила.
     А он пытает меня:
     — За что тебя мама побила?
     Я ему сказал, что видел хороший сон, а матери не сказал. Отец стал просить:
     — Скажи свой сон мне, сынок!
     Я не сказал. Он меня кнутом побил. Я ушёл. Иду дорогой, а навстречу мне черкезенин-мухаджир и спрашивает:
     — Мальчик, чего плачешь? Я сказал ему, чего плачу.
     Он тоже стал просить сказать ему свой сон. Я ему не сказал. Черкезенин побил меня больно плёткой. Пошёл я на море, сел в корабль и уехал в другое царство. Вот я рано утром сегодня приехал на корабеле в твоё царство, царь.
     Услыхал царь про сон Вани, тут и прицепился:
     — Скажи, что ты во сне видел?
     А Ваня отвечает:
     — А я не скажу.
     — Смотри, я могу тебя казнить. Я же царь.
     — Ну что же, царь, а я не скажу.
     — Так царю и не скажешь?
     — Нет.
     Разобиделся царь на Ваню, призвал двух солдат и приказ дал.
     — Возьмите мальчика, отведите за город и казните.
     Солдаты взяли Ваню, повели на казнь. Проводят его мимо дворца царской дочери. Увидала она Ваню и стучит в окно солдатам. Солдаты остановились.
     Открыла царская дочь окно и спросила:
     — Куда ведёте?
     — Царь повелел его казнить.
     Она им приказывает:
     — Оставьте его здесь, а во дворе есть старая собака, убейте её. Когда убьёте, вымарайте его рубашку в крови и отнесите моему отцу.
     Так солдаты и сделали. Взяли собаку, зарезали её за городом, рубашку Вани вымарали в крови и отнесли царю, а мальчика оставили у царской дочери.
     Время идёт, и Ваня растёт. Вырос он и стал красивым бурлаком.
     Через некоторое время другой царь объявляет войну тому царю, что приказал Ваню казнить, присылает он палку и пишет:
     — Отгадай, какой конец палки тоньше и легче. Не отгадаешь, будем воевать.
     Прочитал царь письмо и задумался. Думал-думал, ничего не надумал. Собрал синод, да и прочитал это письмо синоду. Синод думал-думал, какой конец палки тоньше и легче, а какой толще и тяжелее, и палку ту глядели, из рук в руки передавали, да так и не отгадали. Распустил царь синод.
     Остался один в печали и думает:
     — Ни за что, ни про что воевать надо.
     А вечером приходит до царя дочь. Царь гутарит:
     — Печален я, дочка.
     — Какая тебе печаль, батюшка?
     — Прислал царь англицкий палку и просит отгадать, какой конец тоньше. Синод думал и палку ту глядели, а отгадать так и не отгадали.
     — А что же теперь будет?
     — Война. Так в письме царя англицкого сказано: Не отгадаешь, войной пойду.
     — А что будет, если найдётся человек и отгадает?
     — Если, дочь, тот человек стар, богатством награжу. Если молодой, тебя за него замуж отдам.
     — Хорошо, отец. Наутро я приду и скажу тебе.
     Ушла дочь царя к себе. Пришла и все рассказала Ване. А он ей гутарит:
     — Пускай в котёл воды нальют и бросят любым концом в воду. Какой конец сверху сначала покажется, тот самый тонкий и лёгкий будет.
     Наутро пришла царская дочь до отца и сказала ему, как можно угадать тонкий конец палки.
     Царь так и сделал. Отгадал он и послал ответ англицкому царю.
     Англицкий царь тогда прислал три верблюдицы и письмо:
     — Одна верблюдица принесла двух верблюдят. Они выросли и стали похожими на мать: рост в рост, масть в масть, и не узнаешь, которая из трёх мать.
     И пишет англицкий царь:
     — Угадай, которая из них мать? А не угадаешь – войной на тебя пойду!
     Прочитал царь письмо, поглядел на верблюдиц и не узнал, которая же из трёх мать. Собрал царь новый синод, прочёл письмо. Отгадывал синод неделю, другую и третью, так и не отгадал задачу.
     Приходит до царя его дочка, а царь ей гутарит:
     — Печален я, дочка. Прислал англrицкий царь верблюдиц и пишет, чтоб я узнал, которая из трёх мать. Не отгадаю, будет война.
     Дочка гутарит:
     — Не печалься. Я наутро приду и скажу, как отгадать.
     Пришла она к себе, позвала Ваню и рассказала ему. А он гутарит:
     — Вот глупые! Целый синод гадал и не отгадал. Пусть они посадят всех верблюдиц на землю и ударят их сразу палками. Которые быстро вскочат на ноги, это дети, а мать старая, не так скоро и поднимется.
     Наутро пришла царская дочь и рассказала ему, как нужно отгадать. Так царь и сделал. Узнал царь мать верблюдюх и отписал англицкому царю.
     Англицкий царь присылает письмо и пишет:
     — Вашего жеребца случить с англицкой кобылой, что будет? Какая отгадка? Отгадаешь, воевать не будем, а не отгадаешь, воевать будем.
     Собрал царь синод. Синод думал-думал и ничего не надумал. Три недели отгадывали, так и не отгадали.
     Вечером приходит до царя дочь, а царь совсем опечалился. Дочка спрашивает:
     — Что ты, царь-батюшка, опечалился?
     Он отвечает:
     — Англицкий царь прислал письмо и пишет: Вашего жеребца случить с англицкой кобылой, что будет? Какая отгадка? Отгадаю, воевать не будем, а не отгадаю, воевать будем. Вот я и сижу, дочка, да и думаю: Не отгадаем, война будет.
     — Не горюй, утром я тебе расскажу, как быть.
     Пришла к себе царская дочь, призвала Ваню, рассказала все как есть. А он ей гутарит:
     — Теперь мне нужно до царя самому идти.
     Пошла она до царя утром и гутарит:
     — Отец, две беды отгадали и третью отгадаем.
     — А кто отгадывал-то, дочка?
     — Да тот Ванюша из Рассеи, что тебе про свой сон не стал гутарить.
     — Он жив?
     — Ну да. Это он все отгадал, третью загадку тоже отгадает, только ему надо самому придти.
     — Ладно, пусть идёт.
     Утром приходит Иван до царя. Поздоровкался с ним и гутарит:
     — Две беды отгадали и третью отгадаем. Дай мне, царь-батюшка, сорок солдат верховых, посади на корабль и отправь к англицкому царю, а я уже все сделаю.
     Царь приказал сделать все, что Иван гутарит, поехал Ваня с солдатами к англицкому царю. Приехал он в англицкую страну и гутарит своим солдатам:
     — Всех волкох собирайте по лесам и гоните через город.
     Стали солдаты выгонять всех волков из лесов и гнать через город. Народ взволновался:
     — Откуда-то приехали люди и всех волков гонят.
     Ну, заявили об этом англицкому царю. Царь послал своих слуг спросить, кто старший этого дела, и привести его. Пошли слуги, нашли Ваню и позвали до царя. Пришёл он до царя.
     Царь спрашивает:
     — Откуда ты?
     — Из Рассеи, ; отвечает Иван.
     — Почему гонишь из моих лесов через город волков?
     — У моего царя много овец, а стеречь их некому. Вот мы и забираем всех волков, чтобы они караулили наших барашков.
     Царь гутарит ему:
     — Наверно, парень, ты дурной.
     А Иван ему отвечает:
     — Может, я и дурной, а разе нельзя барашков караулить волкам?
     — Нельзя.
     — А как же ты прислал письмо моему царю и пишешь, чтобы нашего жеребца случить с англицкой кобылой, а кобылу не прислал. Что же из этого будет?
     — Ничего.
     — Значит, нельзя этого сделать?
     — Нельзя, ; отвечает англицкий царь.
     А потом спрашивает:
     — А первые две загадки кто отгадал?
     — Я.
     Царь ему сказал:
     — Молодец!
     И за это отдал свою дочь за Ваню. Попировали, Ваня и поехал до своего царя с невестой. Приехал.
     На радости царь гутарит:
     — И я за тебя отдам свою дочь.
     Стали они гулять. Царь сидит со своей царицей вместе, а Ваня сидит с двумя царскими дочерями.
     Вот царь и спрашивает:
     — Ну, а теперь, зятёк, скажи мне свой сон.
     — Скажу. Я во сне видел, что по левую мою руку светит солнце, по правую сторону светит месяц. Вот сижу я, а по левую и правую руку сидят две царские дочери, а я от них отказался. Вот все и сбылось. Два царя отдали за меня дочерей своих, а я от них отказываюсь.
     — Отчего?, спрашивает царь.
     — Да не хочу я на царских дочерях жениться.
     Ну, тут царь стал просить Ивана жениться на его дочери. Думал-думал Иван, да и гутарит:
     — Ну, раз просишь, можно, пожалуй, жениться.
     Женился Ваня на царской дочери, а дочь англицкого царя отослал до отца.
     Стали Иван с женою жить-поживать и добра наживать.
     Я у них был, мёд-пиво пил.
......
Иванушка дуранюшка.  Сказка!!
======
     Жил дед и баба.
     У его было три сына: Гришка, Мишка и Иванюшка-дуранюшка.
     Мужик посеял репу. Выросла репа. Он стал смотреть, видит: кто-то репу тягает.
     Он говорит:
     — Надо репу караулить.
     На первую ночь он послал Гришку караулить. Гришка взял ружьё и пошёл караулить. Лежал-лежал и заснул.
     Приходит домой, говорит:
     — Никого не видал.
     Отец пошёл репу смотреть, а репа опять тягана.
     На другую ночь Мишку посылает караулить. Тоже и Мишка пошёл. Ходил-ходил, и этот заснул.
     Опять отец пошёл смотреть – репы ещё больше вытягано. Отец побранил сыновей, что вы так плохо караулили.
     Потом идти дурачку. Он говорит:
     — Я пойду, я покараулю.
     Он и пошёл. Похаживает. Ежели спать захочет – чем-нибудь забавляется. Потом он слышит – какой-то шорох в огороде получился.
     Дурачок разогнулся, глядит. Видит человека – начал он репу тягать. Он прицелился – раз с ружья и убил этого человека.
     Приходит он домой, говорит:
     — Вот я караулил я и убил человека.
     Отец говорит:
     — А кого ты убил?
     Он говорит:
     — Я не видел. Кто-то прилетел, я и убил.
     Вот отец разбудил других сыновей, Гришку и Мишку, и пошли туда. Пришли туда, увидели – убит мужик. Говорит отец:
     — Вы не укараулили. А послал дурака, он его убил. Его бы надо поймать да привести. Куда ж мы его теперь денем? Из-за дурака будем сидеть! Убил человека. Куда его деть теперь? После мы его похороним.
     А Иванушка тоже надызгирь всё глядит, куда его девать, этого человека.
     Отец говорит:
     — Его надо на чердак.
     Внесли туда и положили. Дурачок видел, куда его положили.
     Назавтра встала баба убитого – видит: мужик пропал. Она знала, что он куда-то ходит и домой приходит, а теперь не пришёл.
     Вот Иванюшка-дуранюшка увидел на улице эту тётку и говорит:
     — Тётка, а Тётка! Дядя где?
     — Да не знаю, куда-то ушёл, да не пришёл.
     — Я, ; говорит, ; его убил!
     — А куда ты его дел?
     — На чердак втянул.
     Отцу домой пришёл и сказал, как тётке похвастался, что мужика его убил и на чердак с братьями его спрятали. Говорит тогда отец ему:
     — Ваня, ты иди в огород, сиди там пока.
     А сам позвал сыновей, привели козла, втянули на верх, зарезали там. А мужика оттуда сняли, снесли во двор, положили, чтобы не видно было.
     Приехал урядник и соцкий, говорят:
     — Ваня, лезь туда на чердак, показывай, где убитый.
     Дурак влез, кричит оттуда:
     — Тётка, а Тётка! Твой дядя в шерсти?
     Тётка говорит:
     — Скидывай, дурак! Кого ты там нашёл.
     А он щупает опять: ощупал роги.
     — Тётка, а Тётка! А в дяди есть роги?
     — Скидывай, дурак? Кого ты там?
     Он опять ощупал, кричит:
     — Тётка, а Тётка, а в дяди сколько – четыре ноги?
     — Дурак, скидывай, две ноги у его.
     — А тут четыре!
     — Ну, кидай, кидай, говорят.
     Он оттуда сбросил им козла.
     — Ну вот, баба, ; говорит урядник, ; поверила ты дураку.
     Урядник говорит:
     — А там больше ничего нет?
     — Нет, ; говорит дурак, ; только вот дядя и был.
     — Да это не дядя, а козел.
     — А я думал, что это дядя!
     Урядник сам влез туда, взял огня, осмотрел, говорит:
     — Кого ж ты убил.
     — Да вот, говорит, этого дядю.
     Урядник уехал. Так дело и прошло.
     Отец с Гришкой и Мишкой свезли дядю ночью на кладбище, вырыли яму и зарыли тихоматом убитого.
     Урядник стал дурака допрашивать:
     — Что же ты говорил, что убил дядю?
     Дурак говорит:
     — Тётка стала мне говорить, где дядя? Я и думал, что я убил дядю. А теперь я сам вижу, что козла убил, а не дядю.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иванушка дурачок. Был-жил старик со старухою.  Сказка!!
======
     Был-жил старик со старухою. У них было три сына: двое, умные, третий, Иванушка-дурачок.
     Умные-то овец в поле пасли, а дурак ничего не делал, все на печке сидел да мух ловил.
     В одно время наварила старуха аржаных клецок и говорит дураку:
     — На-ка, снеси эти клецки братьям. Пусть поедят.
     Налила полный горшок и дала ему в руки. Побрёл он к братьям.
     День был солнечный. Только вышел Иванушка за околицу, увидал свою тень сбоку и думает:
     — Что это за человек со мной рядом идёт, ни на шаг не отстаёт ? Верно, клецок захотел?
     И начал он бросать на свою тень клецки, так все до единой и повыкидал. Смотрит, а тень все сбоку идёт.
     — Эка ненасытная утроба!, сказал дурачок с сердцем и пустил в неё горшком, разлетелись черепки в разные стороны.
     Вот приходит с пустыми руками к братьям. Те его спрашивают:
     — Ты, дурак, зачем?
     — Вам обед принёс.
     — Где же обед? Давай живее.
     — Да вишь, братцы, привязался ко мне дорогою незнамо какой человек, да все и поел!
     — Какой-такой человек?
     — Вот он! И теперь рядом стоит!
     Братья ну его ругать, бить, колотить. Отколотили и заставили овец пасти, а сами ушли на деревню обедать.
     Принялся дурачок пасти: видит, что овцы разбрелись по полю, давай их ловить да глаза выдирать. Всех переловил, всем глаза выдолбил, собрал стадо в одну кучу и сидит себе радёхонек, словно дело сделал.
     Братья пообедали, воротились в поле.
     — Что ты, дурак, натворил? Отчего стадо слепое?
     — Да почто им глаза-то? Как ушли вы, братцы, овцы-то врозь рассыпались. Я и придумал: стал их ловить, в кучу сбирать, глаза выдирать. Во как умаялся!
     — Постой, ещё не так умаешься!, говорят братья и давай угощать его кулаками. Порядком-таки досталось дураку на орехи!
     Ни много, ни мало прошло времени. Послали старики Иванушку-дурачка в город к празднику по хозяйству закупать.
     Всего закупил Иванушка: и стол купил, и ложек, и чашек, и соли. Целый воз навалил всякой всячины.
     Едет домой, а лошадёнка была такая, знать, неудалая, везёт, не везёт!
     — А что, ; думает себе Иванушка, ; ведь у лошади четыре ноги, и у стола тож четыре. Так стол-от и сам добежит.
     Взял стол и выставил на дорогу.
     Едет-едет, близко ли, далеко ли, а вороны так и вьются над ним да всё каркают.
     — Знать, сестрицам поесть-покушать охота, что так раскричались!, подумал дурачок.
     Выставил блюда с ествами наземь и начал потчевать:
     — Сестрицы-голубушки, кушайте на здоровье!
     А сам все вперёд да вперёд подвигается.
     Едет Иванушка перелеском. По дороге все пни обгорелые.
     — Эх, ; думает, ; ребята-то без шапок. Ведь озябнут, сердечные!
     Взял понадевал на них горшки да корчаги.
     Вот доехал Иванушка до реки, давай лошадь поить, а она не пьёт.
     — Знать, без соли не хочет!, и ну солить воду.
     Высыпал полон мешок соли, лошадь все не пьёт.
     — Что ж ты не пьёшь, волчье мясо! Разве задаром я мешок соли высыпал?
     Хватил Ванюшка её поленом, да прямо в голову, и убил наповал.
     Остался у Иванушки один кошель с ложками, да и тот на себе понёс.
     Идёт. Ложки назади так и брякают: бряк, бряк, бряк! А он думает, что ложки-то говорят:
     — Иванушка-дурак!
     Бросил их и ну топтать да приговаривать:
     — Вот вам Иванушка-дурак! Вот вам Иванушка-дурак! Ещё вздумали дразнить, негодные! –
     Воротился домой и говорит братьям:
     — Все искупил, братики!
     — Спасибо, дурак, да где ж у тебя закупки-то?
     — А стол-от бежит, да, знать, отстал, из блюд сестрицы кушают, горшки да корчаги ребятам в лесу на головы понадевал, солью-то поиво лошади посолил, а ложки дразнятся, так я их на дороге покинул.
     — Ступай, дурак, поскорее собери все, что разбросал по дороге.
     Иванушка пошёл в лес, снял с обгорелых пней корчаги, повышибал днища и надел на батог корчаг с дюжину, всяких: и больших и малых.
     Несёт домой.
     Отколотили его братья. Поехали сами в город за покупками, а дурака оставили домовничать.
     Слушает дурак, а пиво в кадке так и бродит, так и бродит.
     — Пиво, не броди, дурака не дразни!, говорит Иванушка.
     Нет, пиво не слушается. Взял, да и выпустил все из кадки, сам сел в корыто, по избе разъезжает да песенки распевает.
     Приехали братья, крепко осерчали, взяли Иванушку, зашили в куль и потащили к реке.
     Положили куль на берегу, а сами пошли прорубь осматривать.
     На ту пору ехал какой-то барин мимо на тройке бурых. Иванушка и ну кричать:
     — Садят меня на воеводство судить да рядить, а я ни судить, ни рядить не умею!
     — Постой, дурак, ; сказал барин, ; я умею и судить, и рядить. Вылезай из куля! –
     Иванушка вылез из куля, зашил туда барина, а сам сел в его повозку и уехал из виду.
     Пришли братья, спустили куль под лед и слушают, а в воде так и буркает.
     — Знать, бурка ловит!, проговорили братья и побрели домой.
     Навстречу им откуда ни возьмись едет на тройке Иванушка, едет да прихвастывает:
     — Вот-ста каких поймал я лошадушек! А ещё остался там сивко, такой славный!
     Завидно стало братьям. Говорят дураку:
     — Зашивай теперь нас в куль, да спускай поскорей в прорубь! Не уйдет от нас сивко.
     Опустил их Иванушка-дурачок в прорубь и погнал домой пиво допивать да братьев поминать.
     Был у Иванушки колодец, в колодце рыба елец, а моей сказке конец.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иванушка дурачок. При матери были три сына два умных, третий дурак.  Сказка!!
======
     При матери были три сына: два умных, третий дурак.
     Умные занимались работою, ловили зверей капканами да путами.
     Раз привезли они многое множество зверей. Дурак слез с печи и закричал:
     — Братцы, ведь и я лису поймал!
     — Где ж она? – Спрашивают.
     — А вон в хлеву. – Отвечает дурак.
     Они пошли, поглядели, сидит в капкане мёртвая старуха. Братья ругали его, ругали, ну да что? Ведь с дурака взятки гладки.
     Немного погодя задумал старшой брат жениться. Умные-то всегда делом заняты, а дурак на печи лежит. Вот и послали его на базар в соседнюю деревню, искупить все нужное для свадьбы.
     Дурак купил соли, говядины и горшков пять либо шесть. Идёт домой, глядь, собака на озере воду лакает.
     — У, родная моя, ; закричал дурак, ; зачем без соли пьёшь?
     Взял, да и высыпал всю соль в воду.
     Идёт дальше. Вороны увидали говядину, так и вьются над ним да кричат: карр! Карр!
     Дураку показалось, что они величают его Карпом, понравилось ему это. Взял да говядину и раскидал:
     — Кушайте, родимые. За Карпа вам спасибо!
     Идёт да идёт. По дороге верстовые столбы стоят.
     — Эх, мои братцы без шапок стоят!, сказал дурак и понадевал на них горшки.
     Воротился к братьям и рассказал все, что сделал. Братья обругали его, как надо, и велели сидеть дома:
     — Ты-де, дурак, никуда не годишься!
     Вот повезли жениха с невестою к венцу. Остался дурак один во всём доме. Запер дверь, выпустил целую бочку квасу, сел в лоток, в руки взял весёлку и плавает по избе да приговаривает:
     — Еду-еду, до берега не доеду.
     Приехали молодые из церкви, стучатся в дверь:
     — Отвори, дурак!
     А он в ответ:
     — Постойте, дайте до берега доехать!
     Нечего делать, пришлось ломать дверь. Разломали, как хлынет оттуда квас, так молодых с ног и сбил.
......
Иванушка и Домовой. Быличка.
     Иванушка ходил в лаптях.
     Заходит он в свою избу.
     Матери дома не было.
     Услыхал – кто-то в избе пыхтит.
     Испугался он, дверями хлопнул и побежал.
     У него оборка от лаптя на ноге развязалась.
     Прищемило её в дверях, он и упал.
     И закричал:
     — Батюшки! Спасите! Домовой меня держит!
     Прибежали соседи, подняли Иванушку, а он чуть жив.
     И тут разобрали, в чем дело: испугался он лаптя на своей ноге, оборки и квашни.
     То-то смеху было!
++++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иванушка и Кощей Бессмертный. Владимирский район.  Сказка!!
======
     У царя было три сына: Лексей, Николай, Иванушка.
     Ивана он всех любил лучше.
     Как они выросли, он и говорит:
     — Вот чего, дети, давайте: ты, Алешка, делай лук, а ты Ванька с Колькой, сделаешь стрелы.
     Поделали стрелы, Алёшка сделал лук.
     — Ну, теперь стреляйте. Кому какая стрела куда угодит, с того места и берите себе невест в жёны.
     Лексей попал в купцов двор, говорит он:
     — Я буду торговать, у меня жена будет купчиха.
     Николай попал в деревню, говорит:
     — Я буду творог есть, сметанку, у меня жена будет доярка.
     — Ну, ты, Ваня, давай стреляй. – Говорит отец.
     Ваня стрельнул, а у него стрелка попала в болото. Отец и говорит:
     — Ванька, не лазий в болото! Ты Руслана лошадку нашу там затопишь, будешь его вытаскивать, и сам с головкой уйдёшь, там трясина. Вот и не вздумай!
     — Что ты, папа, неужто я полезу в тряси?
     Он едет, глядь, сидит лягушечка на берегу, стрелу держит.
     — Ах, ты моя спасительница!, он берёт стрелу, а лягушку в карман.
     Идёт, отец его встречает:
     — Ну, как, сынок?
     — Эх, папа! – Кручинится Иван.
     — Кто тебе стрелу вытащил? – Допрашивает отец.
     Вынимает Ванька из кармана лягуху.
     Подивился отец и говорит:
     — Сынок, береги её, это твоя спасительница! А то бы ты в болоте этом утоп вместе с лошадушкой.
     Принёс лягуху Иван домой под кровать положил. А она глядит на него и глаз не спускает. Он уже был больно красивый. Глаз не спускает. Хоть и лягуха.
     Вот он придёт весёлый, а она весело хлопает глазами. Он ей постелил платок под кровать, блюдечко, молочка наливал и хлебца белого давал.
     А она думает:
     — Вот как и у меня тоже теперь праздник после болота.
     Как ей хорошо станет, так она там ловила мошек? А Иван любил книжки почитывать. Лягуха всё на него и смотрит, уж очень он ей грамотный казался, мало что красивый. Он сядет книжку читать, читает да пойдёт.
     И вот однажды он пришёл грустный, невесёлый. Рассказывает, что отец их собрал и сказал:
     — Дети, пусть мне наши жены испекут по пирогу, у меня день рождения будет.
     А он и думает:
     — Ладно, у них, жены, а как мне лягушка пирог испечёт?
     Сидит за столом, руки вот так положил, а лягуха запрыгнула, говорит человечьим голосом:
     — Что ты, мой спаситель, припечалился, об чём ты думаешь?
     — Эх, лягушечка, ты ещё и говорить научилась. Как мне не думать? У отца-то вот будет день рождения, он вам по пирогу велел испечи!
     — Не печалься Иван мой суженый. Я хоть грамоте вашей и не учена, да многие другие тайны знаю. Я тебе испеку пирог, ложись и спи спокойно.
     Он лежит, а сам все думает, как она испечёт пирог. И уснул, храпит. Она в двенадцать часов пополуночи вышла, свистнула.
     Тут к ней явились молодцы:
     — Что тебе, царевна, надо?
     — У царя у батюшки нашего будет день рожденья, пирог ему испечь.
     — Испечём пирог, не заботься.
     Начали. Испекли такой пирог: каких только цветов нету! И на стол положили.
     Иван встаёт, умылся. Он Богу веровал. Лягушка сидит и хлопает глазами: чего он будет делать.
     Он умылся, покрестился. Глядит, пирог – ба, а пирог-то какой! Раскрывает платок, завязал его. Понёс к отцу.
     Отец принял сынов с подарками и говорит:
     — Ну, давай, Алёшка, какой твой пирог испекла жена!
     Румяный, хороший, а в серёдке не пропечёный.
     — Сам ешь. – Отец Алёшке говорит.
     — Ну, ты давай. Николай.
     А у Николая подгоретый, а в серёдке, разрезал – тесто прямо.
     — А этот, поросятам. Ну, ты, Иван, давай свой!
     Подаёт, а царь посмотрел, попробовал и говорит:
     — Вот это пирог! Дети, поглядите, какой пирог, мы с матерью будем только по праздничкам его есть, по кусочку отрезать, чайком попивать. Спасибо твоей лягушечке, сынок. Скажи ей спасибо от нас.
     Он пришёл весёлый, на лягушку глядит, смеётся:
     — Лягушечка, тебе прислали спасибо за твой пирог.
     Она такая радостная, а она была заколдована.
     Ну, так две недели прошло, три, у отца день настаёт, в который он именинник. Говорит он сыновам снова:
     — Дети, давайте собирайтесь, я – именинник буду, пусть мне наши жены сошьют по рубашке.
     Те обрадовались, у тех-то руки, а лягушка без рук.
     Иван пришёл, за стол сел, руки зажал и загрустился. Она прыг к нему на руки:
     — Что ты, мой спаситель, кто тебя подкорил?
     — Никто меня, лягушечка, не подкорил, никто меня не обидел. Царь-батюшка именинник будет, заказал всем по рубашечке сшить,
     — Не тужи, мой спаситель. Я хотя и не обучена на семь грамот, но сошью тебе рубашку.
     А он думает.
     — Да как она мне сошьёт рубашку?
     Лёг и спит. Она в двенадцать часов вышла, свистнула. Явились молодцы.
     — Что тебе, царевна, прикажешь?
     — Я прикажу: царь-батюшка будет именинник, сшить ему рубашку.
     — Сошьём.
     Они начали шить. Сшили, подол расшили всякими-всякими цветами, всякими нитками. Рукава, ворот, приполок, все расшили. И в пакет всё шитьё завязали, поставили на стол.
     Просыпается Иван, умылся, похрестился, глядит, на столе пакет. Рубашка, ой, как рубашка! Расстелил платок, завязал.
     Пришли к отцу все сынова, рубашки снох отцовых принесли. Говорит им отец:
     — Ну, Лёня, давай, какую рубашку сшила жена твоя.
     А она сшила ему голубую, цветастую, шёлковую.
     — В этой рубашке я буду псов считать. – Говорит отец.
     — Ну, ты, Коля, давай!
     А Коля – красную принёс.
     — А в этой я буду свиньев считать, сколькой пойдёт у меня гулять свиней. Ну-ка, а ты, Ваня, давай! Ах ты какая хорошая рубашка-то у тебя!
     Царь говорит:
     — Эту рубашку я надену и буду бал собирать.
     А царица говорит:
     — Эту рубашку только на стену надо, чтобы люди завидовали. Скажи своей лягушечке благодарность, что мы её благодарим очень.
     Он, весёлый, пришёл с улыбочкой. Лягушечка радовается тоже. Тут как раз она про своё колдовство-то и рассказала Ивану тогда:
     — Мы пошли, ; говорит лягуха, ; за орехами с подругами. Я была третья, их две. Я третья с краю.
     Тут смотрим, старуха идёт и говорит нам:
     — Куда вы, девчонки, пошли?
     — Бабушка, не видала ты тут орехов?
     — Да какие тут орешники, тут нет их. ; Она, говорит, а мне провела по спине прутиком, и я сразу в лягушку превратилась. Вот так. Стала лягушкой. Сколько я лет была лягушкой, не знаю.
     Через время собрал царь бал во дворце и говорит:
     — Дорогие мои дети, Хочу я собрать бал, да поглядеть на ваших жён, какие у вас жены, как будут смотреться, кого из сыновей на трон ставить, стал я плох здоровьем.
     Закручинился Иван, у всех жёны, а у него — Лягушка. Он пришёл, на стол облокотился и плачет. Она к нему раз на руку прыгнула:
     — Что ты, мой спаситель, плачешь, кто тебя обидел?
     Говорит она про себя:
     — Ну вот, теперь меня он теперь бросит, куда я теперь попрыгаю, я теперь своё болото не найду. Увидят меня, что лягушка прыгает, будут меня ребятишки бить палками, убьют меня.
     А вслух говорит ему:
     — Об чём же ты плачешь, Ванюшка?
     — Да царь-то велел с вами приходить на бал, он бал собирает. Он стал нездоровый что-то.
     — Ну, что ж, не тужи. Ты иди один, а я приеду со звонками, с колокольчиками, на карете.
     Иван убрался, набрился, надушился. Она на него не наглядится прям никак. Пошёл Иван к царю на бал один. Приходит, а мать-то и говорит:
     — Сынок, ты опять один!
     — Да матушка, я положил лягушку в карман, она у меня выпрыгнула, куда попрыгала, не знаю.
     Уселись все за столы. Иван сидит один. Тут слышат звонки во дворе по улице разливаются.
     Царь говорит:
     — Батюшки, подъехала карета. Звонки, колокольчики. Кто бы это. Вроде все здесь сидят.
     Иван и говорит:
     — Не моя ли это лягушечка едет?
     Глядь, и вправду, она сходит. Нарядная. Лягушка с неё съехала вся. Она её положила шкурку свою в коробочку и — В сервант.
     — Батюшки, нарядная какая!, Отец с матерью не наглядятся.
     Она говорит:
     — С праздничком тебя, царь! С праздничком!
     — Спасибо, спасибо. ; Царь ответствовал.
     — Где туг мой спаситель сидит, Ваня?
     Она села с ним рядом. Сидят они, друг на друга не нарадуются. Оба красивые такие. А она ещё каким платьем нарядилась!
     Выпили по стопочке. А она не допила маленько, в правый рукав вылила.
     А Алёшкина-то жена поглядела за ней, и она не допила немного, в правый рукав вылила.
     Теперь по второй стопке царь подносит, выпили по второй стопке. Царевна-лягушка и эту стопочку в левый рукав прыснула.
     А вторая невестка углядела это дело, да и себе тоже целый садок выплеснула.
     Потом Царевна-лягушка с Иваном-царевичем встала и говорит:
     — Царь-батюшка, с праздничком тебя, дай Бог вам здоровья с матушкой.
     Потом она и говорит:
     — Ну, батюшка, давай-ка заводи нам плясовую.
     Царь завёл им плясовую. Она вышла плясать. Правой рукой как махнула, озеро. Левой махнула – лебеди.
     Все удивились. А муж её, Ванюшка, тут встряхнулся, да и думает:
     — Батюшки, пойду лягушкину шкуру искать.
     Он вылез, сел на Руслана лошадку своего и поехал. Пришёл домой, под подушкой, под постелью, нет. Нигде шкуру не нашёл. В сервант залез, а она в коробочке.
     Он говорит:
     — Вот она!
     Начал её жечь. А за женой-то лягухой тут приехал на праздник во дворец Кощей Бессмертный, она в дом, к серванту, хотела в лягуху обратиться, чтобы от Кощея спрятаться, он её в шкурке не видел, а шкурки нету. Вскочил Кощей в горницу, хоп её и полетел, только Иван её и видел.
     Собрался он её пойти искать и поехал на лошадушке своей. 
     — Куда он понёс, кто его знает? – Говорит сам с собой.
     Шесть дней ездил, не пимши, не емши. Приехал в незнаемое место, смотрит, сидит там старуха.
     — Здравствуй, бабуленька. – Говорит Иван.
     — Здравствуй, сынок, молодой человек. Далеко ли путь держишь?
     — Эх, бабушка, бабушка миленькая ты моя, у меня Кощей Бессмертный украл жену.
     — А куда ты едешь?
     — Да вот куда и сам не знаю. Вот тропка, куда заведёт меня тропка.
     — Эх, ты, добрый человек, зачем ты снял её шкуру, она бы её больше не надела, она у неё была только до сегодняшнего дня.
     — Да я, бабушка, разве знал? Братья-то мои все с жёнами, а я все один да один. Вот я её и сожёг.
     Говорит ему эта старушечка:
     — Ты знаешь, чего я тебе скажу: поезжай дальше, там сидит мой брат. Он очень сердитый, с ним хорошенько обращайся, он может тебе поможет чего.
     Ванюшка-то и поехал. А тропка такая, что никого нет: ни пичужек, ни зайчат. Тропа одна, лес густой, одна тропа, поехал дальше, видит, никакого старика нет и говорит:
     — Она, наверное, наврала, никакого старика нет.
     Хвать, третий квартал проехал, приезжает в такое место, там сидит старичок.
     — Здравствуй, дедуленька! – Приветствует Иван.
     — Здравствуй, молодой человек! Далеко ли путь держишь?
     — Эх, дедушка, далеко ли я держу путь? Ты, наверное, поесть захотел?
     Вынимает ему колбасу и батон, а сам голодный остался.
     — Ой, спасибо тебе, молодой человек, добрый. Какой ты добрый, спасибо тебе. Куда ты путь держишь?
     — Да куда я держу, у меня Кощей Бессмертный жену украл.
     — А зачем ты её шкуру сожёг? Она больше бы её не надела, она только до сегодняшнего дня была у ней. Давай, я тебе дам клубок за твою доброту.
     Вынимает клубок.
     — Вот это проедешь, там будет поле, там дуб высокой, сучкорявый, здоровый, и на дубу висит кощеев сундучок, в этом сундучке, кощеево сердце, яйцо там, это его сердце. Бери, только с коня не слезай, если попадёшь, сундучок слетит, не попадёшь, тебе возврату домой не будет. Бей все скорлупочки, чтобы ни одной скорлупки не было!
     — Спасибо тебе, дедуленька, спасибо.
     — Действуй, что я тебе говорю!
     Он едет, вокруг всё поля и нету ничего. Хвать, белеется поле. Выехал, тропа довела его до дуба до этого. Дуб сучкорявай, высекай прямо огонь с него.
     Иван и думает:
     — Как мне старик приказал, так и надо делать.
     Подъехал, вынимает клубок, похрестился и бух, да прямо в сундучок. Сундучок свалился, он тут и подхватил сундучок.
     Вот оно где, сердце Кощея Бессмертного! Открыл сундучок, яйцо взял, бух!, первый раз замахнулся, разбил.
     Все скорлупки Ванюшка на камне бил. Взял все скорлупки, бил, бил, бил, бил! Разбил все. Стал их тереть, тереть, чтобы ни одной скорлупочки не было, а Кощей-то как застонет во весь лес да во все поле, смерть его пришла.
     И бежит его жена, Царевна, ой, начала его целовать-миловать.
     Он говорит:
     — Ладно, не целуй, садись скорее на Руслана, поехали!
     И приехали домой.
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иванушка и Настенька.  Сказка!!
======
     Жил старик и баба.
     У их была мельница с двенадцатью воротами. Она сама муку себе брала и молола, закрывалася по часам и открывалася.
     Истёрлась однажды у них эта мельница. Мужик почал разыскивать справщика. Вот он ездил-ездил, проездил года два.
     Едет наконец домой. Попадается ему навстречу голыш.
     — Куда, дядя, едешь?
     Он и говорит ему:
     — Стёрлась у меня мельница. Еду разыскивать справщика.
     Тот отвечает:
     — Что дашь? Я тебе справлю.
     Старик интересуется:
     — А что тебе надо за работу?
     Говорит ему стречный:
     — Отдай мне то, кого дома не знаешь.
     Вот старик думал-думал и говорит:
     — Ладно, отдам, чего не знаю!
     — Хорошо, ; говорит голыш стречный, а то был на самом деле нечистый:
     — Едь домой, старик, мельница будет тебе готова.
     Приехал старик домой, а там ему баба его родила двойнят: Настеньку и Ванюшку. Они росли не по годам и даже не по часам, а по минутам.
     Опечалился Старик, их благословил. Но делать нечего, придётся отдать. Пошёл он к вещему. Жил он в лесу. Спросил его, что делать, тот ему ничего не сказал, только дал платок и гребёночку, да ещё иголку без ушек. Сказал только:
     — Отдашь старик детям своим. Пусть отправятся в путь-дорогу, нечистый за ними погонится, да не догонит.
     Приходит Старик домой, снарядили они со старухой детей своих, напекли лепёшек, и дал старик платок и гребёночку, да ещё иголку без ушек Ванюшке, и они с Настенькой побегли.
     Приходит голыш нечистый через трои суток, и говорит:
     — Где они, твои двойняшки?
     Старик отвечает:
     — Так они же к тебе убегли.
     Вот голыш поскакал их догонять. Совсем уже догнал. Кинули двойняшки гребёночку. Вырос у них за спиной густой дремучий лес, что не пройти и не проехать.
     Побёг голыш нечистый в кузницу, наковал там топоров, пил всяких и начал себе дорогу расчищать. Расчистил наконец дорогу себе и опять поскакал их догонять.
     Настенька и говорит на Ванюшке:
     — Ванюшка-братец, приклони ушко к земельке. Не бежит ли за нами голыш недобрик.
     Послушал Ванюшка и говорит:
     — Так бежит нечистый, только земля дрожит.
     Прибегли двойняшки к озеру. Махнули двойняшки платком, и перелетели на другой берег. Перелетели через озеро и пошли потихоньку.
     Пошли они, Настенька и говорит:
     — Ванюшка-братец, влезь на елинку, погляди в долинку – не видать ли где огонёчку?
     А Ванюшка влез, посмотрел и говорит:
     — Настенька-сестрица, видно огонёк мелькает узенький-тузенький. Пойдём, туда, согреемся.
     Шли они шли и пришли к одной избушке на куриных лапках, стоит пошатывается. Говорят двойняшки:
     — Избушка, избушка, поворотись туда задком, сюда передком.
     Избушка поворатилась. Они влезли в избушку, нашли в столе просвирочку, взяли съели. Сидят – дожидают. Приходит какой-то старичок с ружьейцом и с собачкой.
     Говорит этот старичок:
     — Как вы сюда попали?
     Рассказали ему про свою судьбу двойняшки. Говорит им старичок с собачкой:
     — Я завтра буду помирать, похороните меня вот вон под тем дубом.
     Показывает он на ружьецо и говорит:
     — Как ты меня слухало, так и Ванюшку слухай.
     Показывает он на собачку и говорит:
     — Как ты меня слухала, так ты и Ванюшку слухай.
     На следующий день он и помер. Похоронили его двойняшки, как старик говорил. Стали они вдвоём жить в этой избушке. Прошло немного времени, стала Настенька грустна. Захотелось ей к речке сходить прогуляться. Приходит она к реке, а на той стороне реки ходит голыш-недобрик с гармонией, нарядившись из себя.
     Говорит ей голыш-недобрик нечистый:
     — Настенька-девица, возьму тебя взамуж!
     Настенька ему отвечает:
     — Как же ты меня возьмёшь, если у меня брат есть. Он должен благословление дать.
     Говорит нечистый:
     — Скоро, Настенька, мы твоего брата сгубим! Я чем хошь, тем обвернусь. Только ты меня на свою сторону перенеси.
     Спрашивает его Настенька:
     — А как же я тебя сюда возьму-то.
     Он говорит:
     — Возьми у брата платочек, махни платочком отцовым, я и перелечу к тебе.
     Побежала она к брату, взяла платочек, а он не знал ничего, на охотке был, прибежала на бережок, махнула платком, голыш и перелетел к ей. Они и пошли. Приходят домой, в избушку. Нечистый обделался ложкой.
     Приходит с охоты Ванюшка, собачка вбежала в избушку и начала ложку грызть. Настенька на тот и говорит:
     — Ванюшка, отгони собачку свою, у нас и так ложек мало.
     Он отогнал собачку. Поел Ванюшка, лёг спать, утром на охоту отправился. Оборотился Голыш из ложки и стал учить Настеньку:
     — Проси Настенька, чтобы Ванюшка достал зайцева молока. Его зайцево молоко это разверзнет, погубит.
     Стала Настенька жаловаться брату, что заболела. Чтобы вылечиться, ей нужно достать заячье молоко.
     Ванюшка Иван Царевич встал и пошёл искать. Пришёл в лес, а собачка старикова Ивана и подвела как раз к зайцу. Смотрит, Иван, лежит зайчица. Он на неё нацелился из ружья волшебного, от которого никому в лесу не убежать и говорит ей:
     — Зайчица, зайчица, если не дашь молока, я тебя убью.
     И кинул ей пузырёчек. Зайчиха надоила молока и говорит Ванюшке:
     — Возьми Иван ещё моего зайчёночка. Он тебе ой как пригодится.
     Он принёс молоко. Сестра не стала его пить, а взяла, да и за кровать и вылила.
     Утром снова ушёл Ванюшка на охоту. Вылезает из-под печки Голыш нечистый и снова давай научивать Настеньку, как брата извести.
     — Проси теперь лисичьего, лисицино молоко. Оно его разверзнет, погубит.
     Стала Настенька снова жаловаться, что больна сделалась и просит Ванюшку. Чтобы достал ей лисициного молока, от него выздоровеет.
     Пошёл Ванюшка за лисицыным молоком. Пришёл в лес, а собачка старикова Ивана и подвела как раз к лисице. Он на неё нацелился из ружья волшебного, видит лисица, что не убежать ей, тогда взмолилась ему, чтобы не убивал и спрашивает:
     — Чего тебе Иван надобно за жизнь мою?
     Отвечает ей Ванюшка:
     — Надои мне лисица молока своего, вот тебе кувшинчик.
     Надоила ему лисица молочка своего и говорит Ванюшке:
     — Возьми Иван ещё моего лисёночка. Он тебе ой как пригодится.
     Он принёс молоко. Сестра не стала его пить, а взяла, да и за кровать и вылила.
     Утром снова ушёл Ванюшка на охоту. Вылезает с подпола Голыш нечистый и снова они с Настенькой раздумывать, как бы им брата извести. Вот придумал, наконец Голыш и говорит:
     — Проси теперь волчьего молока. Волк его разверзнет, погубит.
     Стала Настенька снова жаловаться, что больна сделалась и просит Ванюшку. Чтобы достал ей волчьего молока, от него выздоровеет.
     Пошёл Ванюшка за волчьим молоком. Пришёл в лес, а собачка старикова Ивана и подвела как раз к волку. Смотрит Иван, на поляне сидит волк. Он в него прицелился, видит волк, что от ружья волшебного не убежать и говорит Ивану:
     — Чего тебе Иван надобно за жизнь мою?
     Отвечает ему Ванюшка:
     — Надои мне волчица молока своего, вот тебе кувшинчик.
     Надоила ему волчица молочка своего и говорит Ванюшке:
     — Возьми Иван ещё моего волчонка. Он тебе пригодится.
     Он принёс молоко. Сестра не стала его пить, а взяла, да и за кровать и вылила.
     Утром снова ушёл Ванюшка на охоту. Вылезает с печки Голыш нечистый, стали они с Настенькой думать, как же им брата-то извести. Вот говорит Голыш:
     — Проси Настенька теперь медведячьего молока. Медведя Ванюшке не одолеть, он его разверзнет, погубит.
     Стала Настенька снова жаловаться, что больна сделалась и просит Ванюшку. Чтобы достал ей медведячьего молока, от него выздоровеет.
     Пошёл Ванюшка за медведячьим молоком. Пришёл в лес, а собачка старикова Ивана и подвела как раз к дереву, а по дереву лезет медведь за мёдом. Он на него нацелился, а медведица как увидела ружьё самоцельное так и взмолилась ему, чтобы не убивал и спрашивает:
     — Чего тебе Иван надобно за жизнь мою?
     Отвечает ей Ванюшка:
     — Надои мне медведица молока своего, вот тебе кувшинчик.
     Надоила ему медведица молочка и говорит Ванюшке:
     — Возьми Иван ещё моего медвежоночка. Он тебе пригодится.
     Он принёс молоко. Сестра не стала его пить, а взяла, да и за кровать и вылила.
     Утром снова ушёл Ванюшка на охоту. Вылезает с чердачка Голыш нечистый, стали они снова с Настенькой думать да гадать, как им брата извести достать. Говорит тогда Голыш:
     — Пусть Ванюшка достанет львиного молока. У нас львиц тут никогда тут не бывало. Как уйдёт, так и не вернётся. А коли найдёт, так она его разорвёт, и ружьецо его самоцельное проглотит.
     Стала Настенька опять жаловаться, что больна сделалась и просит Ванюшку. Чтобы достал ей львячьего молока, от него выздоровеет.
     Пошёл Ванюшка в лес, долго ходил, да лисёнок с собачёнком, с волчёнком, зайчонком и с медвежонком, наконец, нашли его охотные звери ему львицу. Подходит Иван, смотрит, и правда, лежит львица. Он на неё нацелился и говорит:
     — Львица, если не дашь молока, я тебя убью. У меня ружьё самострельное.
     Она говорит:
     — Не тронь меня, я тебе дам молока, давай пузырёчек свой.
     Он кинул ей пузырёчек. Она надоила. Говорит ему:
     — Возьми моего львёноночка, он тебе пригодится.
     Вот Ванюшка принёс домой молоко львицыно, подал сестре. Она не пьёт, а за стенку выливает.
     Утром ушёл Ванюшка на охоту. Вылезает из под кровати Голыш нечистый. Сильно задумался, как же брата извести. Целый день думал-думал, вот наконец придумал и говорит:
     — Пускай Ванюшка сходит в тятькину мельницу за мучицей. Его там запрут черти навсегда, я им хорошо заплатил.
     Стала Настенька пироги печь и жалуется, что ей муки не достаёт. Просит она Ванюшку, чтобы принёс от тятеньки мучица. С мельницы его.
     Вот утром Ванюшка встал, умылся, взял своё зверье, ружьецо самоцельное и пошёл. Пришёл в мельницу, стал насыпать мешочек. Только вышел, и закрылась мельница, и зверьё его всё закрылось на мельнице, там и осталось. Посидел, подождал Ванюшка около мельницы, не дождался своих зверюшек и пошёл к Настеньке.
     А пока он ходил, голыш с Настенькой свили три каната: шёлковый, пеньковый и волосянный.
     Приходит Ванюшка домой. Настенька и говорит:
     — Ванюшка-братец, вот я нашла на чердаке три каната. Попробуй-ка их разорвать.
     Он шёлковый как обвил кругом рук, так и разорвал, пеньковый обвил кругом рук и разорвал, а волосянный, как обвил кругом рук, натянулся, и врезалися в руки волосы.
     Тут и выскочил голыш нечистик, кричит радостно.
     — Теперь-то уж мы тебя скоро разверзаем и погубим.
     Говорит на то им Ванюшка:
     — Дайте мне хоть баньку стопить.
     Оны растопили баню, и он пошёл в баньку. Пришёл, взял, да и залил печку банную.
     Тут как раз прилетает ворон. Его охотничье зверьё послало. Каркает ворон:
     — Кар, кар, Иван-царевич, топи баню, не торопись, твоё зверье уже четверо двери разгрызли из двенадцати.
     Пришёл голыш нечистик в баню и спрашивает:
     — Ты чего не топишь баню-то!
     Ванюшка ему отвечает:
     — Дрова у вас не горят – сырые совсем.
     Вот они с Настенькой опять разожгли баню, а он опять залил. Глядь, снова летит ворон:
     — Кар, кар, Иван-царевич, топи баню, не торопись, твоё зверьё восемь дверей разгрызли.
     Приходят опять голыш нечистый с Настенькой.
     — Почему опять не топишь?
     Ванюшка им и говорит:
     — Дрова не горят ваши, где такие сырые берёте.
     Натаскали новых дров, накидали, в избу пошли нечистый с Настенькой.
     Летит опять ворон:
     — Кар, кар, Иван-царевич, топи баню, не торовись, твоё зверье уже двери все разгрызли из двенадцати.
     А тут как раз зверьё Ванюшкино прибыло, прибежало. Сперва они Ванюшке руки разлизали, потом волосы вытягали, подали ему ружьеце самоцельное в руки, а сами легли под лавками, не видно их.
     Приходят снова голыш с Настенькой.
     — Теперь мы тебя разверзаем и растерзаем.
     Он тут как раз навызыкнул, свистнул своё зверье. Повыскакивали они с под полок банных, начали грызть нечистого с Настенькой. Голыша совсем загрызли, а Настеньку он пожалел.
     А Настенька взяла себе два зуба голышевых, что от него осталось, завязала в платок.
     Вот Ванюшка взял Настеньку приковал к дубу и поставил две бочки: одна для голыша и другая для себя. И говорит:
     — Если ты Настенька меня жалеешь, то в мою бочку слез больше нальёшь. А если голыша больше жалеешь, то в голышеву больше слёз нальёшь.
     Так её и оставил там.
     Недалеко от их царства в другом государстве было озеро, откуда выходил недобрик нечистый с семью головам, и каждую ночь ему осужали по человеку, и как-то раз осудили царёву дочку ему на съедение.
     Прилетел Ворон и принёс Ванюшке весть эту. Собрался Ванюшка по-быстрому, быстро добрался до этого государства. Побился с нечистым семиглавым, победил его, спасает царевну и на ней женится.
     Приехали Ванюшка с царевной домой. Увидела она Настеньку к дереву прикованную, сожалела Настеньку, стала просить её отковать.
     Ванюшка согласился, пожалел, приказал отковать её и отпустить.
     Только она освободилась от пут, схватила зубы своего суженого нечистого, и кинула в головы Ванюшкину и царевнину, они и помирают.
     Но зверьё их находит. Ворон приносит мёртвую и живую воду из тридевятого царства. Звери оживляют Ванюшку и царевну.
     Встал Ванюшка, привязал Настеньку к коневьим хвостам и пустил по полям и весям. Разлетелись Настенькины косточки по всей земле. Никому уже не собрать их.
     Стали тут все, кто остался, жить, поживать, да добра наживать.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иванушка прокатись горошинка.  Сказка!!
======
     Пошла вдова по воду.
     Видит – через дорогу горошина катится. Подняла её и проглотила. А через положенное время родила сына и назвала его Иванушка-прокатись горошинка.
     С годами сын возмужал, и ему захотелось показать свою удаль и смелость.
     А в это время в том государстве случилась большая беда, пропали у царя три дочери.
     Царь объявил:
     — Кто отыщет их, тому все царство отдам!
     — Я пойду искать царских дочерей! ; Сказал Иванушка своей матери.
     Она сначала отговаривала его, а потом отпустила.
     Шёл день, другой, неделю, другую шёл. Нагоняет его незнакомый мужичок, спрашивает:
     — Куда, милый человек, путь держишь?
     — А ты кто такой? – Спрашивает Иванушка.
     — Я Маши-дорога! – Отвечает мужичок. ; Возьми меня с собой, может быть, пригожусь!
     — Ну, идём!
     Идут день, другой, неделю, другую. Нагоняет их второй мужичок и тоже просится:
     — Иванушка-прокатись горошинка, возьми меня с собой!
     — А кто ты такой?
     — Я Спихни-гора. Может, пригожусь!
     — Ну, идем!
     Через несколько дней под вечер подошли к дремучему лесу. Иванушка говорит:
     — Эй, Маши-дорога! Пришло время лес валить. Это, брат, твоя работа!
     Мужичок руками машет – лес по обе стороны валится. Сели на поваленные деревья, отдохнули, поели и дальше пошли, по готовой дорожке.
     Идут день, другой, на третий день им дорогу загородила высокая крутая гора.
     — Эй, Спихни-гора! Нелегко подниматься в гору. Надо её убрать! Это, брат, твоя работа!
     Спихни-гора присел на колено и с такой силой толкнул гору, что она укатилась неизвестно куда.
     Видят: в поле сарай стоит. Вошли. На перекладинах сушатся шкуры телячьи, а посреди сарая – колодец.
     Напиться бы надо, да воды достать нечем. На земле стояли бочки с водой. Мужики напились и легли отдохнуть. Только один Иванушка не спал.
     День стал клониться к ночи. Вдруг слышит Иванушка: кто-то свистит и хлопает кнутом.
     Это пастушок старичок с ноготок, борода с локоток пригнал стадо молодых бычков.
     Увидал старичок непрошеных гостей, рассердился и поднял на Иванушку кнут.
     — Ах, вот ты на что горазд! – В сердцах воскликнул Иванушка, схватил старичка, подтащил к чурбану и заклинил бороду.
     Старичок с ноготок, борода с локоток испугался, спрашивает:
     — Как же я теперь буду бычков пасти?
     Иванушка-прокатись горошинка отвечает:
     — До тех пор не отпущу, пока не скажешь, где находятся царские дочери!
     — Сейчас они в подземелье, и туда можно попасть только через колодец. Колодец этот пустой и глубокий.
     Иванушка-прокатись горошинка отпустил старика. А мужичкам приказал снять с перекладин сарая шкуры, нарезать ремней и сшить их покрепче. Выполнили они просьбу Иванушки.
     Он прикрепил к нижнему ремню сиденье, устроился на нём и говорит:
     — Теперь спускайте меня в подземелье. А сами дожидайтесь, когда вернусь!
     Маши-дорога и Спихни-гора так и сделали.
     В подземелье было темно. Лишь в одной стороне мерцал огонёк. Шёл Иванушка на этот огонёк день, другой, а на третий день пришёл к дому. Видит: дом оловянный. Выходит из него старшая царская дочка и говорит:
     — Я рада тебе, Иванушка-прокатись горошинка. Только ты скорее уходи, а то прилетит змей, и нам плохо будет!
     — Мы должны уйти отсюда живы и невредимы. И ты мне помоги.
     Старшая царёва дочка три раза махнула платочком, и Иванушка превратился в булавочку. Она приколола её к сарафану.
     Прилетел змей, повёл носом и говорит:
     — Эх, как здесь русским духом пахнёт!
     — Это тебе так кажется, – отвечает пленница. ; Поешь да отдохни!
     Змей наелся, уснул. Пленница махнула три раза платочком и отстегнула булавочку. Из булавочки вырос Иванушка-прокатись горошинка и одним взмахом меча отсек змею голову.
     — А теперь скажи, где находится твоя средняя сестра? – Спрашивает Иванушка.
     — Иди вон в ту сторону! – Указала она ему дорогу по подземелью.
     Долго шёл Иванушка. Вдруг видит: серебряный домик. Выходит из него средняя царская дочка:
     — Я рада тебе, Иванушка-прокатись горошинка! Только ты уходи скорее, а то прилетит трёхглавый змей, и нам плохо будет.
     — Мы должны уйти отсюда живы и невредимы. И ты мне помоги, как можешь!
     — Сейчас я тебя превращу в иголочку и воткну в клубочек.
     Только это сделала, прилетел трёхглавый змей, повёл носом, говорит:
     — Эх, как здесь русским духом пахнет!
     — Ах, полно! – Отвечает пленница. ; Это тебе с устатку так показалось. Поешь и отдохни!
     Трёхглавый змей наелся и уснул. Она махнула платочком, вынула из клубочка иголочку. Из иголочки вырос Иванушка и одним взмахом меча отсек змею все три головы.
     — А теперь скажи, как мне найти твою младшую сестру, – спрашивает Иванушка.
     — Вот тебе мой клубочек, брось его на землю, куда покатится, туда и иди!
     Долго шёл Иванушка за клубочком по подземелью. Вдруг видит: золотой домик. Выходит из этого домика младшая царская дочка, самая красивая из всех. Бросилась она к Иванушке на шею и просит его уйти.
     — Скоро прилетит шестиглавый змей, и нам плохо будет!
     Иванушка отвечает:
     — Мы с тобой должны уйти отсюда живы и невредимы. Можешь ли ты мне помочь?
     — Я тебя превращу в гребешок!
     Царская дочка три раза махнула платочком и превратила Иванушку в гребешок. Воткнула его в волосы и говорит:
     — В правом крыле у шестиглавого змея есть перо. Ты его сразу заметишь: оно шевелится как живое, даже когда он спит. Ты это перо выдерни, а потом отсечёшь три головы. Змей бросится в подвал, где стоят бочки с пивом. Справа – бочка с сильным пивом, слева – с бессильным. Ты перекинь эти бочки с места на место. Змей напьётся бессильного пива, а ты напейся сильного. И тогда уж тебе ничего не страшно!
     Появился шестиглавый змей и говорит:
     — Эх, как здесь русским духом пахнет!
     — Полно, – отвечает самая красивая пленница. ; Это тебе так с устатку кажется. Поешь и отдохни!
     Шестиглавый змей наелся и крепко уснул. Младшая царская дочка махнула три раза платочком и вынула из волос гребешок. Вырос из него Иванушка. Он выдернул из правого крыла у змея живое перо, одним взмахом меча отсек три головы.
     Побежал в подвал и переставил с места на место бочки с пивом. Почувствовав слабость, змей бросился в подвал, напился бессильного пива и вовсе ослаб. Иванушка-прокатись горошинка напился сильного пива, отсек змею ещё три головы.
     Выходит к красавице и говорит:
     — Теперь нам пора выбираться из подземелья!
     Красавица из всех красавиц махнула платочком – и золотой домик обратился в золотое яичко. Она завернула его в платочек, отдала Иванушке. И они пошли к средней сестре.
     Вторая красавица махнула платочком – и серебряный домик превратился в серебряное яичко. Завернула его в платочек, отдала Иванушке, и они пошли к старшей сестре.
     Третья красавица махнула платочком – и оловянный домик превратился в оловянное яичко. Она завернула его в платочек и отдала Иванушке.
     Пришли к колодцу. Иванушка-прокатись горошинка кричит Спихни-горе и Маши-дороге:
     — Опускайте чалку!
     Мужики опустили ремни, подняли на них из колодца двух пленниц одну за другой. Подивились их красоте и заспорили, кому какую в жены взять. Они спорят, а Иванушка-прокатись горошинка снова кричит.
     — Опускайте чалку!
     Третью пленницу подняли мужички и ещё пуще заспорили, кому какую взять в жены.
     Спорили, спорили, да и увели за собой всех красавиц, а Иванушку в колодце оставили.
     Ходил, ходил опечаленный Иванушка-прокатись горошинка по подземелью. Вдруг видит: громадное дерево. Взобрался на макушку, а там – гнездо, и в нём птенцы неоперившиеся.
     Прилетел коршун и хотел птенцов унести. Иванушка-прокатись горошинка прогнал коршуна. Вскоре к птенцам прилетела их мать – Жар-птица. Она стала жечь Иванушку своими горячими перьями. Птенцы запищали, не велели своей матери жечь Иванушку.
     Жар-птица узнала, что он спас её детей от смерти, расспросила, чей он и откуда и как попал в подземелье. Иванушка-прокатись горошинка рассказал о своём горе.
     — Не печалься, я тебе помогу. Слезай с дерева и иди по прямой дорожке. Эта дорожка далёкая, и она приведёт тебя в поле. В этом поле стоят две бочки с мясом по сорок вёдер каждая. Придёшь к этому месту – я тебе скажу, что надо делать.
     Когда Иванушка-прокатись горошинка очутился в поле и подошёл к бочкам с мясом, прилетела Жар-птица и говорит:
     — Ставь на мои крылья бочки и сам садись между ними. Лететь далеко. Когда я устану, ты меня будешь кормить. В правую сторону поверну голову, давай мне мясо из правой бочки, в левую поверну – из левой бочки мясо давай!
     Летел Иванушка на крыльях Жар-птицы. Когда она уставала, то вправо, то влево поворачивала голову, и Иванушка-прокатись горошинка кормил Жар-птицу мясом.
     Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли летел Иванушка – никто не помнит. Только мясо в бочках все вышло, и Жар-птица стала опускаться на землю. Иванушка с крыльев Жар-птицы слез. Голова кружится, и ноги на земле не держат.
     Насилу пришёл в себя.
     — Ты сам во всем виноват! – Говорит Жар-птица. ; Когда бочки стали пустыми, надо было их сбросить, а ты не догадался. Тебя одного-то мне было бы легко нести!
     Иванушка-прокатись горошинка поклонился в пояс всесильной Жар-птице и пошёл домой. Матери и в живых уже не было.
     Знакомые люди рассказали Иванушке-прокатись горошинка, что царь решил выдать двух старших дочерей замуж: одну за Маши-дорогу, другую – за Спихни-гору. И каждому зятю отдаёт полцарства.
     Перед свадьбой невесты приказали своим женихам принести им туфельки не шиты, не кроены. Никто не знал, где такие туфельки можно взять.
     Тогда Иванушка-прокатись горошинка достал три яичка, помахал платочком – и перед ним встали три домика: оловянный, серебряный и золотой. А в каждом домике было по туфелькам не шитым, не кроеным.
     Понёс он их на базар и запросил такую цену, что купить их могли только царские дочери. Они узнали Иванушку, привёли к себе домой и обо всем рассказали отцу.
     Царь разгневался на Маши-дорогу и Спихни-гору и своё решение выдать за них своих старших дочерей отменил.
     А младшую дочь выдал за Иванушку-прокатись горошинка и отдал ему все царство.
......
Иванька и ведьма.  Сказка!!
======
     Был да жил себе дед да баба. И не было у них детей.
     Вот как-то баба и говорит деду:
     — Поди дед в лес, выруби тельпушок, да сделай калясочку, я буду этого тельпушка в ней калыхать, может будет что?
     Послушался дед бабу, пошёл в лес срубил тельпушок, сделал калясочку, да сдал бабе своей.
     Взяла баба тельпушка, колышет его и припевает:
     Люли, люли, тельпешок.
     Сварю тебе кулешика -
     И яичного, и смачного,
     Овсяного, просяного.
     Глядит баба, а у тельпушка ноги появились. Баба возрадовалась, да и давай снова петь да припевать. Пела она напевала, пока из того тельпушка не сделалось дитя.
     Обрадовались дед с бабою, что дал им бог радость на старость, не знали, как усладить своего дитяти.
     И стал расти этот сынове, да расти. Вот он уже начал рыбку ловить и помогать батьке с маткой.
     Вот как-то и говорит:
     — Тату! Сделай мне серебряную лодочку со залатым весёлечком.
     Сделал дед то, что просил сынку, да и начал он ловить рыбу. Как поедет, так целый день ловит её.
     Проголодается сынку, тогда матка принесёт ему обедать, или ужин вечерять. А чтобы он услыхал её, то она ему кличет:
     Иванька-сынок,
     Серебряный челнок,
     Залато весёлечко,
     Едь ко мне, моё сердечко!
     Услышавши маткин голос, сынове подъезжает к берегу, берёт еду, отдаёт матке рыбу, а сам сызнова едет насерёд реки.
     А жила в соседнем селе ведьма, имела дочку, да не имела сына. Позавидовала Иванькиным родителям и задумала сгубить бабиного сынове. Вот как-то приготовила обедать, пришла на реку и давай гукать, как Иванькина матка гукала его.
     Только Иванька сразу понял. Что это не его матка, у ведьмы был голос грубый, а у матки его тоненький. Он тогда и говорит: Это не матка моя зовёт меня, а ведьма!
     Ведьма эта рассердилась, но дело своё не оставила и пошла к ковалю. Заказала она ему сделать новый себе язычок, как у Иванькиной матки. Сделал Коваль ей язык новый, привинтил заместо старого. Приходит ведьма на реку да и давай звать Иваньку.
     А он подумал, что то матка, приплыв к берегу. Ведьма его ухватила да и понесла дамой к себе. Принесла Иваньку дамой, да и наказывает сваей дочери Алёнке:
     — Дочушечка мая! Возьми этого хлопчика, обмой его, вытопи печь, кинь его на сковородку, и как он изжарится, порежь кусочками и поставь на стол. Я пойду да позову кумушек своих. Мы придём, да и будем гулять.
     Иванька это всё слышит. Своё придумывает. Ведьма пошла гостей зазывать.
     Дочка Алёнка всё сделала, как казала матка-ведьма, взяла лопату, которой хлеб в печку сажают, и говорит Ивашке:
     — Ивашка, ляг на лопату, я тебе покачаю, тебе понравится.
     Иванька лёг, да ноги с руками поперёк выставил. Алёнка хотела вкинуть его в печку, да видит, что он лёг не так. Тогда она и говорит ему:
     — Ты Ванька сядь удобнее!
     А Иванька и говорит ей:
     — Покажи мне Алёнка, я не знаю, как нужно лечь.
     Алёнка сдуру и легла, а Иванька тут как раз бурхнул её в самую печку, да заслонкой заставил и ту заслонку припёр лопатой. Она там и запеклася, дочка ведьмина.
     Ивашка вынул её, как она спеклась там и сделал всё. Как ведьма просила. Он это запомнил. Сам же пошёл на двор, залез на явор, сидит там.
     Через немного времени приходит ведьма со своими кумушками, пришла, и давай пить да гулять да тем мясом заедать.
     Она думала, что Алёнка всё сделал и пошла на улицу с подружками гулять.
     Поевши мяса того, и проводивши кумушек своих, ведьма пошла на то место, где рос явор, где спрятался Иванька, да давай на ветке качаться и приговаривать:
     — Покачаются, повалюся, Иванькиного мяса наевшись!
     Иванька не утерпел и говорит сверху:
     — Трясись, трясись, укачивай Алёнкино мясо!
     Тут увидела ведьма его, догадалась, что дочкиного мяса наелась, побегла дамой за топором, прибежала и давай рубить явар. Рубила, рубила, топор сломила, явору ничего не сдалалося.
     Побегла ведьма опять до коваля, заказала сделать ей два воза топоров. Как он сделал ей топоров, так притащила она их во двор к себе и давай без устали рубить явор под корень.
     Топоры ломаются, явор был уже старый и кряжистый. Но вот он всё-таки стал качаться, шататься на корню, вот-вот упадёт.
     А в то время гуси перелётывали на юг. Глядит Иванька, летит стадо гусей. Начал просить их:
     Гуси, гуси, лебедята!
     Возьмите меня на крылята,
     Понесите меня к отцу, к матке;
     Будет вам и есть и пить
     И хорошо за вами ухаживать, ходить!
     Гуси сверху ему курлычут:
     — Нехай тебя другие возьмут, они сзади летят! А у нас гусят много.
     Летят другие гуси, Иванька начал их просить. Те гуси сказали, чтоб его третьи взяли, они за ними летят.
     Летят и третьи гуси, но и они сказали, что его гусак возьмёт, что сзади летит.
     Летит гусак один, Иванька начал его просить. Тот гусак ухватил Иваньку и понёс его.
     Явор тут как раз и упал, а ведьма от злости своей стала рваться и метаться, в колодец оступилась. Да туда грохнулась, там и утопла.
     А гусак унёс Иваньку в его село, где были его родители. Принёс его и сел на крышу.
     Иванька стал тогда прислухиваться у трубы, что в хате у родителей делается.
     Родители в тое время как раз обедали и горевали слёзно об Иваньке. Тогда Иванька сверху им и говорит:
     — Не плачьте, батюшка и матушка! Я тут.
     Батька и матка послушали его голос, выбегли на двор, сняли Иваньку с крыши и вельми были тому рады, что нашли сынове своего.
     Рассказал им Иванька, что было с ним.
     Гусака того стали хорошо кормить и поить. Потом селяне пришли и тот колодец с утопшей ведьмой закопали, вода в нем протухла.
     А Иванька с родителями стали жить да поживать да добры мысли имать.
     Через сколько-то времени, родители Иваньки померли. А он по прежнему живёт, да хлеб жуёт, рыбку ловит, да добрых людей кормит. И гусак тот с ним плавает.
     Я сам у Ивашки том надовесь был, он как раз свадьбу гулял. На той свадьбе я скакал, мёд-вино-пиво пил, в роте не было, зато по бороде текло.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Иванюшка дуранюшка.  Сказка!!
======
     У мужика было два сына умных, третий Иванюшка-дуранюшка.
     Первый сын жил у попа в работниках, не вжился, второй сын – тоже не вжился.
     Иванюшка-дуранюшка говорит:
     — Я пойду, я вживусь.
     — Иди, дурак.
     Начал жить у попа. Говорит ему поп:
     — Иди, Иванюшка-дуранюшка в лес, наруби три сажня дров.
     Он взял топор, пошёл в лес, высмотрел берёзку, срубил её, смерил и принёс к попу.
     Поп говорит:
     — Что ты скоро пришёл? Ведь я тебе велел три саженя дров нарубить!
     А дурак говорит:
     — Иди, батюшка, смеряй берёзку, в ней три сажня и есть.
     Потом послал поп его сено сушить:
     — Иди весь день работай, так сено все на граблях и держи.
     Иванушка взял клок сена, положил его на грабли, весь день лежал и вечером пришёл домой и этот клок сена на граблях принёс.
     Что ему скажет – он все наоборот делает, все во вред. Поп говорит:
     — Уходи, ты мне не нужен.
     А дурак говорит:
     — Нет, батя, я на год нанялся, год и буду жить.
     Поп с попадьёй советуется, как избавиться от работника? Она говорит:
     — В наш овесь медведь ходит, пошлём дурака его прогнать.
     Говорят Иванюшке-дуранюшке:
     — В наш овесь дьяконова корова ходит: загони её к нам.
     Он пошёл в овесь, видит – там медведь забрал в охапку овёс и ест. Иванюшка подошёл, хвать медведя за уши, сел на него верхом и поехал на нём домой. Дома спрашивает попа:
     — Я дьяконову корову загнал. Куда её поставить?
     — Ставь к коровам.
     Дурак поставил, лёг на печь, ногой об стену стучит. Полежал, вышел на двор, заглянул в хлев, медведь всех коров передавил.
     Пришёл в избу, говорит:
     — Батя, дьяконова корова всех коров передавила. Куда её девать?
     — Ставь к коням!
     Дурак пошёл, поставил медведя к коням. Полежал, опять выходит на двор.
     — Батя, дьяконова корова всех коней передавила.
     Поп пошёл, посмотрел: на дворе медведь, коровы и кони все передавлены.
     Говорит попадье:
     — Что нам делать?
     — Давай убежим!
     Насушила попадья два меха сухарей на дорогу, собрались бежать. Дурак догадался, вытряхнул из одного мешка сухари и сам влез в мешок.
     Поп и попадья пришли ночью за мешками. Поп взял мешок побольше, говорит:
     — Грузно, много ты, попадья, наложила.
     — Да, ведь, ты сам говорил: насуши побольше.
     Взяли мешки и отправились. Шли-шли, поп говорит:
     — Отдохнём, попадья, мне больше не под силу нести.
     Остановились.
     — Ну, теперь поедим!
     Поп развязал мешок – оттуда лезет дурак.
     — Дурак, ты зачем сюда влез?
     — А как же? Вы хотели от меня убежать, а я хочу с вами жить!
     Поп с попадьёй сговорились:
     — Ляжем все спать около речки и столкнём дурака в воду.
     Уложили дурака с берегу, попадью в середину, попа с попадьёй.
     Иванюшка-дуранюшка тихонько перелез за попа, поп стал толкать попадью и спихнул её в воду. Попадья утонула.
     Иванюшка говорит:
     — Батя, ты попадью утопил! Я её достану.
     Полез в воду, достал – она уже была мёртвая.
     Наутро собрались домой.
     Иванюшка-дуранюшка взял мёртвую попадью потащил на себе.
     Поп говорит:
     — Не надо, оставь!
     — Нет, возьму.
     Пошли. Пришли в лес. Слышат шум, свист – идут разбойники. Куда спрятаться? Полезли на большую сосну. Влез поп, влез дурак с попадьёй.
     Разбойники пришли под эту сосну, сели на отдых, стали кашу варить. Дурак сидел-сидел:
     — Батя, я попадью брошу: мне тяжело держать.
     — Держи, дурак, убьют!
     — Нет, брошу.
     Дурак бросил попадью прямо на котёл с кашей. Разбойники испугались и разбежались.
     Иван-дурак остался жить с попом.
......
Ивашечко и ведьма.  Сказка!!
======
     Жил себе дед да баба, у них был один сыночек Ивашечко. Они его так-то уж любили, что и сказать нельзя!
     Вот просит Ивашечко у отца и матери:
     — Пустите меня, я поеду рыбку ловить.
     — Куда тебе! Ты ещё мал, пожалуй, утонешь, чего доброго!
     — Нет, не утону. Я буду вам рыбку ловить: пустите!
     Баба надела на него белую рубашечку, красным поясом подпоясала и отпустила Ивашечка.
     Вот он сел в лодку и говорит:
     Човник, човник, плыви дальшенько!
     Човник, човник, плыви дальшенько!
     Челнок поплыл далеко-далеко, а Ивашко стал ловить рыбку.
     Прошло мало ли, много ли времени, притащилась баба на берег и зовет своего сынка:
     Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!
     Приплынь, приплынь на бережочек;
     Я тебе есть и пить принёсла.
     А Ивашко говорит:
     — Човник, човник, плыви к бережку: То меня матинька зовет.
     Челнок приплыл к бережку. Баба забрала рыбу, накормила-напоила своего сына, переменила ему рубашечку и поясок и отпустила опять ловить рыбку.
     Вот он сел в лодочку и говорит:
     Човник, човник, плыви дальшенько!
     Човник, човник, плыви дальшенько!
     Челнок поплыл далеко-далеко, а Ивашко стал ловить рыбку.
     Прошло мало ли, много ли времени, притащился дед на берег и зовет своего сынка:
     Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!
     Приплынь, приплынь на бережочек;
     Я тебе есть и пить принёс.
     А Ивашко:
     — Човник, човник, плыви к бережку: То меня батинька зовет.
     Челнок приплыл к бережку. Дед забрал рыбу, накормил-напоил сынка, переменил ему рубашечку и поясок и отпустил опять ловить рыбку.
     Ведьма слышала, как дед и баба призывали Ивашку, и захотелось ей овладать мальчиком.
     Вот приходит она на берег и кричит хриплым голосом:
     Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!
     Приплынь, приплынь на бережочек;
     Я тебе есть и пить принёсла.
     Ивашко слышит, что это голос не его матери, а голос ведьмы, и поёт:
     Човник, човник, плыви дальшенько,
     Човник, човник, плыви дальшенько:
     То меня не мать зовет, то меня ведьма зовет.
     Ведьма увидела, что надобно звать Ивашку тем же голосом, каким его мать зовет, побежала к кузнецу и просит его:
     — Ковалику, ковалику! Скуй мне такой тонесенький голосок, как у Ивашкиной матери. А то я тебя съем!
     Коваль сковал ей такой голосок, как у Ивашкиной матери.
     Вот ведьма пришла ночью на бережок и поёт:
     Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!
     Приплынь, приплынь на бережочек;
     Я тебе есть и пить принёсла.
     Ивашко приплыл. Она рыбу забрала, его самого схватила и унесла к себе.
     Пришла домой и заставляет свою дочь Аленку:
     — Истопи печь пожарче да сжарь хорошенько Ивашку, а я пойду соберу гостей, моих приятелей.
     Вот Аленка истопила печь жарко-жарко и говорит Ивашке:
     — Ступай, садись на лопату!
     — Я ещё мал и глуп, ; отвечает Ивашко, ; я ничего ещё не умею, не разумею. Поучи меня, как надо сесть на лопату.
     — Хорошо, ; говорит Алёнка, ; поучить недолго!
     И только села она на лопату, Ивашко так и барахнул её в печь и закрыл заслонкой, а сам вышел из хаты, запер двери и влез на высокий-высокий дуб.
     Ведьма приходит с гостями и стучится в хату. Никто не отворяет ей дверей.
     — Ах, проклятая Алёнка! Верно, ушла куда-нибудь играть.
     Влезла ведьма в окно, отворила двери и впустила гостей. Все уселись за стол, а ведьма открыла заслонку, достала жареную Алёнку, и на стол: ели-ели, пили-пили и вышли на двор и стали валяться на траве.
     — Покатюся, повалюся, Ивашкина мясца наевшись!, кричит ведьма.
     А Ивашко переговаривает её с верху дуба:
     — Покатайся, поваляйся, Алёнкина мясца наевшись!
     — Мне что-то послышалось, ; говорит ведьма.
     — Это листья шумят!
     Опять ведьма говорит:
     — Покатюся, повалюся, Ивашкина мясца наевшись!
     Ивашко своё:
     — Покатися, повалися, Алёнкина мясца наевшись!
     Ведьма посмотрела вверх и увидела Ивашку. Бросилась она грызть дуб, тот самый, где сидел Ивашко, грызла, грызла, грызла, два передних зуба выломала и побежала в кузню.
     Прибежала и говорит:
     — Ковалику, ковалику! Скуй мне железные зубы, а не то я тебя съем!
     Коваль сковал ей два железных зуба.
     Воротилась ведьма и стала опять грызть дуб. Грызла, грызла, и только что перегрызла, как Ивашко взял да и перескочил на другой, соседний дуб, а тот, что ведьма перегрызла, рухнул наземь.
     Ведьма видит, что Ивашко сидит уже на другом дубе, заскрипела от злости зубами и принялась снова грызть дерево. Грызла, грызла, грызла, два нижних зуба выломала и побежала в кузню.
     Прибежала и говорит:
     — Ковалику, ковалику! Скуй мне железные зубы, а не то я тебя съем!
     Коваль сковал ей ещё два железных зуба.
     Воротилась ведьма и стала опять грызть дуб.
     Ивашко не знает, что ему и делать теперь. Смотрит: летят гуси-лебеди. Он и просит их:
     Гуси мои, лебедята,
     Возьмите меня на крылята,
     Понесите меня до батиньки, до матиньки;
     У батиньки, у матиньки
     Пити-ести, хорошо ходити!
     — Пущай тебе середине возьмут, ; говорят птицы.
     Ивашко ждёт. Летит другое стадо, он опять просит:
     Гуси мои, лебедята,
     Возьмите меня на крылята,
     Понесите меня до батиньки, до матиньки;
     У батиньки, у матиньки
     Пити-ести, хорошо ходити!
     — Пущай тебя задние возьмуть.
     Ивашко опять ждёт. Летит третье стадо, он просит:
     Гуси мои, лебедята,
     Возьмите меня на крылята,
     Понесите меня до батиньки, до матиньки;
     У батиньки, у матиньки
     Пити-ести, хорошо ходити!
     Гуси-лебеди подхватили его и понесли домой, прилетели к хате и посадили Ивашку на чердак.
     Рано поутру баба собралась печь блины, печёт, а сама вспоминает сынка:
     — Где-то мой Ивашечко? Хоть бы во сне его увидать!
     А дед говорит:
     — Мне снилось, будто гуси-лебеди принесли нашего Ивашку на своих крыльях.
     Напекла баба блинов и говорит:
     — Ну, старик, давай делить блины: это, тебе, дед, это, мне. Это, тебе, дед, это, мне.
     — А мне нема!, отзывается Ивашко.
     — Это, тебе, дед, это, мне.
     — А мне нема!
     — А ну, старик, ; говорит баба, ; посмотри, щось там таке?
     Дед полез на чердак и достал оттуда Ивашку.
     Дед и баба обрадовались, расспросили сына обо всем, обо всем и стали вместе жить да поживать да добра наживать.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница. Самара.  Сказка!!
======
     В невкотором было царстве, в невкотором было государстве, жил-был князь Володимир Красное Солнышко Суслаевич.
     Выходил князь Володимир Красное Солнышко Суслаевич на свой высокий крылец и кричал своим громким голосом:
     — Сходитеся, князья и бояре, и сильные могучие богатыри, ко мне на высокий на красен крылец, и буду я у вас просить просьбу, и сослужите мне службу, а не службу – дружбу. Кто ж бы съездил на реку на Смородину, убил бы змея об двенадцати головах, об двенадцати хоботах?
     Все друзья-бояре соходились и его приказу боялись, и друг за дружку прятались: барин за барина, дворянин за дворянина, мужик за мужика.
     Выбирался из них один Алёша Попов сынок: жеребячей родни, и говорит князю Володимиру:
     — Я вам сослужу службу, а не службу – дружбу: съезжу на реку на Смородину, убью змея о двенадцати головах, о двенадцати хоботах.
     И выходит вперёд, подходит к князю вплоть и говорит:
     — Князь Володимир, пожалуйте мне водки: у меня с похмелья головушка болит!
     Приказал князь дать ему водки, зелена вина, полведра. Он же, Алёшенька Попов сынок, её одной рукой принимал и одним духом выпивал.
     Говорит Алёша Попов сынок:
     — Эх, князь Володимир Красное Солнышко Суслаевич, хороша бражка, да мала чашка. И так я, добрый молодец, только опохмелился!
     И стал просить Алёша Попов сынок у князя на неделю сроку приизыскать себе ещё двоих товарищей.
     Князь отвечал ему:
     — Алёша Попов сынок, вот тебе сроку на два месяца, только съезди.
     Алёшенька ходил по деревням, по кабакам и по трактирам и нашёл себе товарища, доброго молодца Добрынюшку, сына Микитьича.
     Говорит ему:
     — Здравствуй брат, добрый молодец Добрынюшка, сын Микитьич! Пойдём со мной сослужить службу князю Володимиру Красному Солнышку Суслаевичу, съездить на реку на Смородину, убить змея об двенадцати головах, об двенадцати хоботах.
     Отвечает добрый молодец Добрынюшка на ответ его слово:
     — Я, брат, молодец Алёшенька, готов бы тебе службу служить, да только головушка с похмелья болит, не можется.
     Отвечает Алёшенька:
     — Пойдём, я тебя опохмелю.
     Повёл же Алёшенька к князю Володимиру. Подходят к его крыльцу. Говорит Алёшенька князю:
     — Князь Володимир Красное Солнышко Суслаевич, пожалуйте водки, зелена вина, ведро.
     Князь Володимир приказал вынести зелёна вина ведро. Добрый молодец Добрынюшка одной рукой принимал, единым духом выпивал.
     — Благодарю, брат Алёша Попов сынок, что меня опохмелил, готов служить службу до жизни веку.
     Сказал ему Алёшенька:
     — Поди, брат, погуляй, а я себе третьего товарища приищу.
     Ходил несколько Алёша Попов сынок по кабакам, по трактирам и по селеньям и не мог себе третьего товарища найти.
     При край же того селенья кабачишка стоит на боку, и боком в него не влезешь, и тут самое годное место, где пьяные ходят до ветру, и тут валяется человек, весь в дряне замаранный.
     Он посмотрел в лицо – лицо его знакомое. Стал он его будить и стал его трыкать, и в ж. У его стал пинком пинать.
     И вдруг он проснулся, глаза открыл и смотрит на него.
     — Что ты, брат, меня будишь и трыкаешь, и в жопу пинком пинаешь? Узнал ли ты меня?
     — Как тебя мне не узнать? Здравствуй, Ивашка Белая Рубашка, горький пьяница! Я третий день тебя ищу. Как мне тебя нужно!
     Отвечает ему Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница:
     — Что тебе меня, брат, нужно, Алёша Попов сынок?
     Отвечает ему Алёша Попов сынок со слезами:
     — Я, братец, до твоей просьбы. Просит князь нас и вас сослужить ему службу, а не службу – дружбу: съездить на реку на Смородину, убить змея об двенадцати головах, об двенадцати хоботах.
     Сказал Алёше Попову сынку Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница:
     — Готов служить. Только не могу: головушка болит. Вечор я у друга на балу был.
     Отвечает Алёша Попов сынок ему:
     — Эх, брат, Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница, пойдём, я тебя опохмелю!
     Встаёт с радостью Ивашка. Встал, встряхнулся, на все на четыре стороны оглянулся:
     — Куда же, братец, ты меня поведёшь опохмелиться?
     Говорит Алёша Попов сынок:
     — Иди за мной!
     Подводит к князю на крыльцо, кричит Алёша Попов сынок:
     — Князь Володимир Красное Солнышко Суслаевич! Подай чару зелена вина в полтора ведра! Нашёл я третьего себе товарища, у него с похмелья головушка болит, и не может он слов говорить и службу служить.
     Князь Володимир выходит и вина выносит полтора ведра. Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница, единой рукой принимал, единым духом выпивал и говорит Алёше Попову сынку:
     — Ну, брат Алексей, теперь я опохмелился. Это нам прохлаждаться нечего, а надо, куда вздумали, ехать.
     Говорит Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница:
     — О, братцы-товарищи! Поедемте в мои заповедные луга! В моих заповедных лугах ходит табун коней!
     Приходят они в заповедные его луга, стали коней выбирать. Алёша Попов сынок первого коня себе нашёл. Добрынюшка молодец, сын Микитьич, второго коня себе нашёл.
     В третий раз Ивашка пошёл сам себе коня искать. Ходил, несколько обошёл коней, не мог себе найти такого коня, чтоб вoвеки мог ему служить.
     Которого возьмёт за гриву – голову оторвёт, которого за хвост – хвост выдернет. Наложит на спину – спина переломится.
     Обратился Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница на восход красного солнышка, закричал своим громким голосом, богатырским:
     — Гой еси, где ты мой добрый конь Сивка-Бурка?
     Услыхал же Сивка-Бурка голос хозяйский. Шибко бежит, аж земля дрожит, из ушей дым столбом валит, изо рта пламя пышет.
     Он в одно ушко влез, напился, наелся. В другое влез – чище того нарядился. И так стал добрый молодец – ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать.
     И так добры молодцы сели на добрых коней, поехали во чисто поле, во дикую степь. Горы, долы перепрыгивают, тёмные леса межу ног пускают.
     Было им ехать на то место, на реку на Смородину три года – они доехали в три месяца.
     Приезжают на реку Смородину. На реке на Смородине нет ничем-ничего, один мост.
     И говорит Ивашка Белая Рубашка своим братцам-товарищам:
     — О, братцы-товарищи! Давайте себе выстроим хижинку.
     И стали лес таскать. Как захватят – из корню выдернут, не очистимши сучки, в стопы складывают, избу делают. Настлали потолок, и пристегает их тут тёмная ночь, им будет тут должно ночевать.
     И говорит Ивашка:
     — Ну, братцы-товарищи, давайте кониться. Кому достанется в избёночке спать, одному на пути, на дороге, на мосту ночевать.
     Стали кониться, и досталась первая ночь ночевать Алёше Попову сынку – ночку ночевать и на карауле стоять.
     Он, как завечеряло, берёт свою сбрую ратную и копье булатное и отправляется на мост, на дорогу.
     Немного постоял – дрёма его одолела, крепко спать захотел и думает себе:
     — Дай пойду малость отдохну, потом проснусь.
     Лёг ненарочно и проспал всю ночь.
     А Ивашке Белой Рубашке, Горькому Пьянице тёмная ноченька не спится, подушечка в головушке вертится.
     Встал, встряхнулся, на все на четыре стороны оглянулся и пошёл в путь-дорогу, и встал на место Алёшино, где Алёша Попов сынок стоял, и сотворил Иисусовую молитву. Выломил калинову мостовину.
     Встал добрый молодец, подпёрся, и вдруг, словно открылась небесная колесница, и летит Змей о двенадцати головах и двенадцати хоботах, ногами топает, глазами хлопает, зубами скрёхчет и говорит Ивашке со страхом:
     — О, брат Ивашка, прежде русского духа слыхом не слыхано, видом не видано, а теперь русский дух в очах появляется! Дунь, Ивашка, своим духом, повали лесу на версту, чтобы было нам с тобой где разойтись!
     Отвечает ему Ивашка:
     — Дунь, говорит, ты, проклятый Змей, проклятыми своими челюстями, повали лесу на версту, потому тебе нужно дунуть: я к тебе приехал, гость и спорщик.
     Дунул Змей своими проклятыми челюстями, повалил духом лесу на версту.
     Начинают биться и рубиться. Бились, рубились четыре часа ночи. Ивашка сбил с него четыре главы. Змей обращает и улетает назад.
     Ивашка обращается мушкой и полетает во погонь змея, в собственный его дом.
     В его собственном доме Змеева матушка по горенке погуливала, Ивашку поругивала:
     — О, курвин сын, прокурвин сын Ивашка, побивает моего дитятку ни за что! Когда поедет он во путь, во дороженьку, сама я ему буду друг, да не вдруг: напущу несколько жару, и захочет он испить. Я сделаю колодец, струб золотой, чару серебряну, воду сахарную. Влезет напиться, а я его затоплю.
     Отобравши Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница её поганые слова, отправляется в свою хижину, на своё место, и ложится на свою постель. А его братцы-товарищи не чуют, спят, и пускают пузыри.
     Рассветало, день-бела заря. До завтрака проспали. Спрашивает же Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница Алёшу Попова сынка:
     — А что, брат Алексей, видел ли чего?
     Отвечает тот:
     — Не видал, брат, никого.
     — Ну, знать, брат, счастье твоё, что не видал ты никого.
     Ну а где он увидит, на постели-то?
     Приходит вторая ночь. Встаёт добрый молодец Добрынюшка, сын Микитьич, на означенное место, на путь, на дорогу, на караул. Берёт свою сбрую ратную и копье булатное и встаёт на путь-дорогу, на калиновый мост. Немножечко постоял и крепко больно задремал. Лёг ненадолго и сейчас спит. Всю ночь проспал и никого не видал.
     А Ивашке Белой Рубашке, Горькому Пьянице во второй раз темная ноченька не спится, а подушечка в головушках вертится.
     Встал, встряхнулся, на все на четыре стороны оглянулся и пошёл на показанное место посмотреть. Сбруи ратной не имеет и копья булатного не знает. Встал на пути, на дороге, сотворил Иисусовую молитву, выломил калиновую мостовину и встал, подпёрся добрый молодец, стоит.
     Вдруг является лютый Змей со страхом и говорит Ивашке:
     — Эх, Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница! Дунь, на две вёрсты лесу повали своим духом, чтоб было нам где разойтись.
     — Ты дунь, неприятель, своими погаными челюстями, повали лесу на две вёрсты!
     Дунул Змей, сделал поля на две вёрсты. И стали биться, рубиться. Бились, рубились ещё четыре часа, как вдруг Ивашка размахнулся, смахнул с него враз четыре головы.
     Обращает лютый змей от него назад. Оборотился Ивашка комариком, полетел за ним в погонь. Прилетает и садится на окошечко в его собственном доме.
     Змеева мамынька по горенке погуливала, Ивашку поругивала:
     — Ох, курвин сын, раскурвин сын Ивашка побивает моего дитятку ни за что! Я сама ему буду друг, да не вдруг: как поедет со реки Смородины во путь, во дороженьку, напущу на ихих коней великую тягу, не смогут ног тащить. Сделаю им сад зелёный, траву шелкову. В саду сделаю кровать тесову, подушки пуховы, одеяла шёлковы. Они захочут добрых коней покормить и сами отдохнуть, я тут их и задушу.
     Отобравши Ивашка её поганые слова, отправляется в свою хижину, к своим братцам-товарищам.
     Говорит Ивашка:
     — Что, добрый молодец Добрынюшка, кого видел?
     Отвечает добрый молодец Добрынюшка:
     — Не видал, брат, никого.
     — Ну, брат, счастье ваше, знать, моё будет бессчастье.
     Завечеряло время немножечко. Водочки выпили, чайку покушали. Не доживши ночи спать, пошёл Ивашка в путь, во дорожку, на калиновый мост.
     Встал на калиновом мосту, сотворил Иисусовую молитву, выломил калиновую мостовину и подпёрся ей. Дрёма к нему близко нейдёт, и сон его не берёт.
     Тем же часом и временем является лютый Змей с великим шумом и великой бурей и так на Ивашку обращается злобно:
     — О, говорит, прежде у нас русского духа слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух в устах явится и в глазах мечется! Дунь, Ивашка, своим духом на три вёрсты, распространи место, чтобы было нам с тобой где разойтись. Живого, говорит, сглотну!
     Отвечает ему Ивашка:
     — Дунь ты своими нечистыми челюстями, на три вёрсты повали лесу! Подавишься!
     Змей как дунул, сделал три вёрсты поля.
     Стали биться, рубиться. Бились, рубились четыре часа, и сбил с него Ивашка четыре главы. Думал – последняя, а оне все на нем, и Ивашка из сил вышел, и стал ему кориться, и говорит:
     — Змей, ох, брат лютый Змей! Дай мне с родными распроститься! Приостановись малость!
     И Змей крепко изустал, дал ему с родными распроститься.
     Он не ради с родными распрощенья, а для ради братьев разбужденья. Скинул с левой ноги сапог, насыпал полон песку и кинул в свою хижину. Конёк с неё сбил: хочется братьев разбудить. Сшиб конёк: они ничего не чуют. Змей лютый видит – дело обман, опять на него бросается биться.
     Одна нога у Ивашки обувши, друга боса. Бились, рубились ещё четыре часа. Ивашка обессилел и стал прощенья просить.
     — О, брат лютый Змей, дай мне прощенья и родительского попросить благословенья!
     Он не ради благословения, а ради братьев разбуждения. Скидает Ивашка с правой ноги последний свой сапог, насыпает полон песку.
     Как махнул в свою хижину и потолок долой сшиб, а братья не чуют, спят крепкой рукой.
     Вдруг лютый Змей обращается на Ивашку опять. И бились, рубились полторы сутки. Ивашка обессилел, сделался и нагий, и босый и стал просить у лютого Змея покаянья и для детей благословения – не ради детей благословенья, а ради братьев разбужденья.
     Скинул со своей буйной головы свою богатырскую шляпу, насыпал полную песку и, насыпавши в шляпу песку, бросил в свою хижину, в простенки. Простенки крепко застучали и врозь покатились.
     Его братья встрепенулись и видят на поляне пламя, и видят, что их брат-товарищ Ивашка Белая Рубашка в несчастье. Взяли свою сбрую ратную и копья булатные и пошли на подмогу брату своему Ивашке. Пошли добрые молодцы лютого Змея трепать, только стал головой мотать.
     Не поспел глазами мигать, как его стали головы летать. Главы его порубили и в воду побросали, и жисть его решили.
     Подходят добры молодцы к своей разваленной хижинке. Подошли к ней. Ивашка и говорит своим братьям-товарищам:
     — Лягте, братцы, усните, а за мной есть делишко.
     Они с устатку легли, как мёртвые покатились.
     Ивашка оборотился комариком и полетел к Змеевой матушке. Прилетает, а сударыня-матушка по горенке погуливает, Ивашку поругивает:
     — Ох, курвин сын, раскурвин сын Ивашка, убил мово дитятку ни за что! Я ему солью крест и повызолочу: когда он поедет с реки со Смородины во путь, во дороженьку, обращуся я с сенную копну кошкой, разорву его на пути, на дороге.
     Он, отобравши её поганые слова, отправляется куда ему нужно. Прилетает к своим братьям-товарищам. Они спят. Он прилетает и братьев своих разбуждаёт:
     — Нёколи нам спать, а поедемте во путь, во дороженьку домой.
     Они вставали, добрых коней седлали. Оседламши добрых коней, поехали домой.
     И сделался превеликий ужасный жар, и Алёша Попов сынок захотел пить, на коне не может сидеть и говорит:
     — Ох, братцы-товарищи! Пить хочу, слов говорить не могу!
     Вдруг колодец является, Алексей с коня бросается и говорит своим братьям-товарищам:
     — Ох, братцы-товарищи, постойте, напьёмся!
     Говорит Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница:
     — Что ты, Алёша Попов сынок, дурьей родни жеребёночек, с коня бросаешься, глохтить торопишься? Сам я прежде слезу со добрa коня и поотведаю, какова вода.
     Слезает Ивашка с добрa коня, оголил свою саблю вострую и начал колодец рубить. Струбец расколол и воду завалил, и течёт из него кровь и кость.
     И говорит Ивашка:
     — Вот, Алёшенька Попов сынок, вот тут какая вода!
     Сели на добрых коней и поехали. Ехали долго ли, много ли, и напала превеликая тягость на коней. Кони не могут ног тащить, и Алёшенька Попов сынок не может на коне сидеть: крепко спать хочет.
     Является сад зелёный и трава шёлкова. И говорит Алёша Попов сынок:
     — Ох, братцы-товарищи! Утеха-то какая – трава-то шёлковая! Коней-то хорошо покормить, и нам хорошо на кроватке отдохнуть.
     Отвечает ему Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница:
     — Постой, брат Алексей, я слезу с добрa коня, посмотрю, какова кровать и можно ли на ней спать.
     Слезает Ивашка со добрa коня, оголил свою саблю вострую, восходит в зелёный сад, подходит к тесовой кроватке. Стал рубить – только кровь да кости. Изрубил и в кучу поклал, и поехали путём-дорогой.
     Много ли, мало ли ехали, долго ли, коротко ли, и приходят три дороги, и говорит Ивашка Белая Рубашка своим братцам-товарищам:
     — Вот, братцы, нам приходит расставанье. Давайте кониться, кому по которой дороге ехать будет.
     Стали кониться – Алёше досталось вправо. Доброму молодцу Добрынюшке, сыну Микитьичу – влево. Несчастному Ивашке Белой Рубашке, Горькому Пьянице – прямо.
     Он с братьями распрощался, горькими слезами заливался. Распростились, поехали, кто куда знает.
     Вдруг Ивашка обернулся назад: и бежит за ним кошка с сенную копну, как сильный вихор, и кричит громким голосом:
     — Ох, Ивашка, теперича догоню, не упущу – разорву!
     Видит Ивашка – дело плохо. Слезает со добра коня, рассёдлывает и бросает черкасское седло.
     Чуть поспел сесть на добра коня, и разломала она черкасское седло, изгрызла, все съела.
     Он опять ускакал шибким бегом. Она же седло изорвала и опять его догнала.
     Он слез со добра коня, ударился бежать. Она начинает его доброго коня рвать.
     Изорвала, мясо сожрала, кости в кучу поклала и опять за ним в погонь погнала.
     Он бежит, что ни оглянется, бегу ногами прибавляется.
     И вдруг на его пути является кузница. В кузнице дверь железна запирается. В этой кузнице двенадцать кузнецов, добрых молодцев. Они куют, припаковывают. Речь говорят, приговаривают.
     Он подбегает к кузнице со слезами, просится к ним:
     — Господа кузнецы, отверзите двери от кузницы, пустите меня, отведите от злой смерти! Поедаёт меня кошка с сенную копну!
     Кузнецы двери отворили, он туда мыкнул. Она только за одёжу не успела схватить.
     Заперли его в кузнице, и бегает кошка вкруг неё с превеликим шумом и говорит:
     — О господа кузнецы, отдайте моего недруга!
     Они говорят на ответ ей:
     — Прогрызи нашу железную дверь и явись к нам в кузницу – отдадим тогда тебе нeдруга!
     Начала она грызть – одним часом прогрызла в рост свой дыру. Поколе она время продолжала, дверь прогрызала, они же, все двенадцать молодцов, положили двенадцатеро клещи в горны.
     Является она в кузницу. Взяли они её в руки, горячими клещами её сжали и на наковальню клали, в двенадцать молотов её били. За Ивашку застояли и сделали для Ивашки из ней доброго коня, и сажали Ивашку на доброго коня, и посылали ехать круг своей кузницы и говорят:
     — Если этот конь объедет все четыре стороны, то может тебе вовеки служить.
     Он же на коня не сажается, больше его опасается: сделан конь из несчастного человека, и из злобного, и из страшного, из немилостивого.
     Вдруг обдумал Ивашка своей буйной головой:
     — А скоро жив, в руки не дамся!
     Сел на добра коня и поехал. Объехал две стороны – конь развалился. Является к кузнецам в кузницу:
     — Так и так, конь развалился!
     Господа кузнецы, добры молодцы, нагревают двенадцатерые клещи, берут злодейку во огненные клещи, выбивают из неё доброго коня для Ивашки, чтобы он мог Ивашке Белой Рубашке, Горькому Пьянице вовеки служить.
     Чище того сделали доброго коня – ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать.
     Сел Ивашка на доброго коня, объехал круг четырёхгранной кузницы, аки птица.
     Выходят двенадцать кузнецов, добрых молодцов, поздравляют Ивашку с конём:
     — Что, Ивашка Белая Рубашка, ты же был Горький Пьяница! В последнем кабаке зря валяешься, а нынче на дикой степе помыкаешься? Что, стоит ли конь того старого коня?
     — Благодарю, господа кузнецы, этот конь стоит того коня и может мне вовек служить. Затем, господа кузнецы, прощайте!
     Отвечают кузнецы:
     — Можешь, Ивашка, отправиться, а на коне-то да пропадёшь?
     Подхватил слово Ивашка неладное, обращается назад к кузнецам:
     — Что, господа кузнецы, научите глупого на разум.
     — А то, говорят, Ивашка Белая Рубашка, ты же был Горький Пьяница, не хвались в пир идучи, а хвались из пиру. Поедешь путём-дорогой, кажному кланяйся, догонишь: Мир дорогой, добрый человек. Кто при дороге работает: Бог на помочь – сказывай и старику, и доброму молодцу, и баушке, и молодице. Придётся сказать красной девице, и ей скажи.
     — Слушаю, господа кузнецы, приказанье ваше!
     Ударил доброго коня по крутым бёдрам – только его кузнецы и видали. Улетел, как млад ясен сокол.
     Под ним его добрый конь горы-долы перепрыгивает, тёмные леса межу ног пускает, большие дороги хвостом застилает. И проехал, и многое множество и несколько людей перегонял, и сказывал:
     — Мир дорогой, – встречающим кланялся.
     При большой дороге красная девица жнёт пошеницу. Космы её по плечам лежат, сопли её на губах лежат.
     Нужно Ивашке Белой Рубашке сказать ей:
     — Бог на помочь!
     Его сердце к ней не обращается.
     — Что же я, славущий, сильный могучий богатырь, мало со мной спорщиков, и неужели же, говорит, я этакой соплюхи не стою? Не скажу ей: Бог на помочь!
     И поехал мимо её. Не больше отъехал расстояние трёх саженей, красная девица закричала громким голосом:
     — Ох, Ивашка Белая Рубашка, ты же Горький Пьяница, кузнецов наказ не исполняешь!
     Она угадала, что те наказывали Ивашке. Услыхал Ивашка красной девицы голос, что она говорит справедливо, обращается Ивашка на своём на добром коне к красной девице, слезает со своего доброго коня и сказывает:
     — Бог тебе на помочь, красная девица! Прости меня Христа ради! Не исполнил я кузнецов наказ!
     Главу её повязал, сопли платком утирал, во сахарные уста её целовал.
     — Прости Христа ради, красная девица!
     Отвечает красная девица ему:
     — Просящего Бог прощает, и я тебя прощаю, а не надо бы так тебе делать. Ну поезжай с Богом, куда ты вздумал. Попадётся тебе царь Дорода на одной ноге, одна нога короче. Он стоит и повёртывается, кто бы ни проехал на коне, того дожидается. Он же на одной ноге в перегон с конём сбирается.
     — Ты с ним не езди. Он положит в бег в течение расстояния не дальше двадцати пяти вёрст, кто кого перегонит. Если ты его перегонишь – ты с него голову долой. Если он тебя – ты будешь его. Ну, можете с Богом ехать!
     — Затем прощайте, красная девица, благодарим вас за ваше наставление!
     И поехал в путь-дорогу. Едет путём-дорогой, и стоит царь Дорода – висит одна нога короче. Кругом повёртывается, с Ивашкой здоровается:
     — Здравствуй, Ивашка Белая Рубашка и Горький Пьяница! От дела латаешь или дело пытаешь? Куда путь держишь?
     — От дела не летаю, а больше себе дело пытаю. Путь держу, куда Бог приведёт.
     — Я тебя не пропущу! Давай поиграем в перегон!
     Ивашка был сердит, крепко горяч. Посмотрел и думает себе:
     — Может ли он меня на этаком коне перегнать? Он старик, чуть может на одной ноге стоять.
     Согласился Ивашка с ним в перегон поиграть. Они с ним побежали. Не больше Ивашка проскакал двенадцати с половиной вёрст.
     Царь Дорода с ним вместе побежал, двадцать пять вёрст убежал и на двадцати верстах ему встречу повиделся. Забрал Ивашку в своё жительство, и приводит его царь Дорода в свой дом, а его дом был огорожен железным тыном, и на кожной тычинке круг дому человечьи головы, а на одной нет.
     И сказал царь Дорoда:
     — На этой тычинке быть твоей главе! Ну, я с тебя зря её не сыму, я задам тебе разные задачи.
     У царя же Дорoды была вторая жена, из Ягих Баб. Было у царя Дорoды двенадцать дочерей: одиннадцать от этой матери, а двенадцатая, большая самая, была от первой жены. И было у них, у двенадцати дочерей, у кожной своя келья.
     Вот же царь Дорoда и говорит Ивашке:
     — Вот я тебя, Ивашка, запру в эту темницу. У меня есть двенадцать дочерей и двенадцать у них комнат. Одиннадцать от этой жены, а одна от первой. Я тебе завтра выстрою их подряд всех. Если ты можешь узнать, которая у меня дочь от первой жены, тогда главу с тебя не сымаю, домом тебя наделяю. А не узнаешь – голову с тебя долой.
     А где же Ивашке узнать? Он отроду их не видал. Запер Ивашку в темницу, запер его замками, завалил его камнями.
     Как глухая полуночь приходит, подходит к двери его же большая дочь, от прежней его жены, и стучит тихим стуком:
     — Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница, что ты горько плачешь?
     — Ой еси, красная девица, как мне не плакать? Последнюю я ночь ночую на вольном свете.
     Отвечает ему красная девица:
     — Что на что и тебя за что?
     — Вот что приказал ваш-то тятенька: есть у него двенадцать дочерей, одиннадцать от молодой жены, а одна от старой жены, и хотел он мне их наутро вывести, а я их совсем не знаю.
     Отвечает она ему:
     — Ложись с Богом, спи, я придам тебе разуму. Он нас нарядит в одну одёжу. Мы все равны: под один голос и под один волос, под одну Чёрную бровь. Он меня поставит с правого боку, крайну. Прямо за меня и берись, а если он у тебя вырвет меня и скажет:
     — Девки, перебеги! И они перебегут. Напослед того он опять расставит и поставит меня с левого боку, от края другою, то смотри – держи крепко. Если опять отнимет, не узнаю, где поставит.
     Он же лёг, молодец, спать не спит, свету дожидается и к смерти собирается.
     Поутру встаёт ранёхонько, умывается горькими слезами белёхонько, печалью утирается, на смерть собирается.
     Является к нему недруг царь Дорoда, расставил дочерей по порядку, подводит его к ним и говорит:
     — Ты же, Ивашка Белая Рубашка, Горький Пьяница, по чистому полю зря шатаешься, вот тебе задача. Не желаю с тебя голову снять, желаю тебе задачу дать. Хочу тебя обрачить. Вот тебе двенадцать дочерей. Узнай, которая дочь после той жены. Если узнаешь – будет твоя обручёвная жена, а не узнаешь – голову с тебя долой.
     Ивашка тотчас был больно невeсел, буйную свою голову повесил ниже могучих своих плеч: ко злодею в руки попал.
     Подумал, подумал Ивашка:
     — Двух смертей не бывать, а одной не миновать! Что моей голове будет? Дай её наказ исправлю.
     И брался Ивашка за красную девицу с правого боку, за крайнюю. Царь Дорoда видит – дело неладно. Из рук её отымает, в кучу её толкает.
     Сказал царь Дорода:
     — Девки! Смешаться!
     Одна за одну, друга за другу, склyбились и кучей сделались. Прозевал Ивашка.
     Он у него суженую из рук отнял, опять всех подряд расставил.
     — Ну, теперь же, Ивашка, узнай!
     Ивашка кругом обошёл, подумал со своей с буйной головой.
     — Ах, да ну, – сказал Ивашка, – попытка не шутка, а спрос-то не беда ведь? Да-ка ещё раз попытаю!
     Смелым своём шагом с левого флангу и цопнул вторую девицу, и прижал крепко её к себе.
     Царь Дорoда видит – дело плохо: жив в руки Ивашка не даётся. Стал Дорода её рвать и стал крепко отымать. Он – за девицу, девица – за молодца.
     И говорит девица:
     — Будет, тятенька, поиграл раз, а начни-ка снова!
     Царь Дорода и говорит:
     — Наутро задачу задаю. Девки, по избам!
     Девки разошлись по избам, и повёл царь Дорода Ивашку в тоё же темницу, где он ночь провёл, и сказал ему:
     — Узнай – которая её комната.
     А оне все подряд – и запер его замками. Приходит царь Дорoда ко своей жене и говорит:
     — Узнал.
     Сердитым, грубым взглядом она глядела и говорит ему:
     — Где бы ему узнать? Её ****ская я мудрость!
     И спрашивает его Ягая Баба, его жена, её мачеха:
     — Что ты ещё ему задал?
     Отвечает ей царь Дорoда:
     — Узнать её комнату.
     — Ну, да ладно, – сказала жена.
     Сидит Ивашка в темной темнице, не пимши, не емши. Поплакал, поплакал и с горя песенки запел.
     Приходит к Ивашке глухая полуночь, и такая на Ивашку грусть напала, опять горько заплакал.
     — Полуночные звёзды, говорит, приходят, новые звёзды к свету начинаются, я же, добрый молодец, смерти дожидаюся!
     Скоро является к нему наречённая невеста, постучала в двери:
     — Ивашка! Отверзь мне двери!
     — Не могу отверзить двери: заперты.
     Она же пиннула ногой, и двери отперелись, и замки к чёрту убрались. Взошла, Богу помолилась, Ивашке поклонилась:
     — Здравствуй, милый мой наречённый жених! Что горько плачешь?
     — Как мне, горькому, не плакать! Я свету дожидаюсь, и смерть близится.
     — Ложись, спи до светла, не придёт к тебе беда. Скажи, что тебе тятенька приказал?
     Отвечает Ивашка красной девице:
     — А вот что он мне сказал: затопите вы свои все хаты вместе, узнать, которая твоя.
     Вот девица и говорит:
     — Ложись с Богом, спи, научу, как дело сделать. Как мы печки затопим, изо всех труб повалит дым столбом, а из моей трубы пойдёт вожжой. Тут и иди!
     — Хорошо.
     Ночь прошла, приходит свет. Идёт царь Дорoда, запоры не попорчены.
     Красная девица сама отпёрла и опять его заперла. Не мог он этого дела знать, что она у него была. К нему в тёмную темницу приходит, на вольный свет его выводит.
     И сказал ему царь Дородa:
     — Узнай, которая твоей невесты келья!
     Кельи все, как одна, подряд стоят. Он смотрит: изо всех дым валит столбом, а из одной – вожжой.
     Подумал же Ивашка:
     — Первый раз, говорит, не обманула, а попытка не шутка. Да-ка пойду тут, где велела.
     Взошёл Ивашка, Богу помолился, красной девице поклонился и говорит Ивашка:
     — Что, тятенька, тут ли зашёл?
     — Тут, говорит, наречённый зять.
     Отправляется царь Дорбда к своей жене, сказывает, что узнал. Отвечает ему жена:
     — Это не он узнал, а она узнала, она ему сказала.
     Велела ему Ягая Баба разлучить его с ней, запереть его опять в темну темницу. В ихнем во дворе был выпротёк речки на десяти саженях.
     Вздумала его жена:
     — Дай ему задачу, чтобы он на той стороне выстроил церковь круг одной ночи, чтобы было их где обвенчать.
     Приходит царь Дорoда к ним в комнату.
     — Ну, пойдём, говорит, наречённый зять, в темницу. Задам я тебе большую задачу. Найми рабочих и плотников, чтобы круг ночи на этом острове была церковь устроена, было бы нам где тебя обвенчать.
     Ивашка Белая Рубашка говорит ему:
     — Сделаю, говорит, тятенька!
     Научила его наречённая невеста и сказала:
     — Ложись с Богом, спи! Церковь будет готова!
     Он спать не спит, в окошечко смотрит. Крик, превеликий зык, стукотня – приехали мастера, плотники и живописцы, церковь сделали круг ночи и иконы написали.
     Она на заряночке приходит, его обручённая жена, тёмную темницу распёрла и говорит Ивашке:
     — Переезжай, Ивашка, на лодке, прибивай полочки. Я тятеньке отвечу, кто тебя выпустил.
     Приходит же царь Дорoда к Ивашке, хвать – в темной темнице Ивашки нет. Ивашка в церкви. Приходит в церковь, осмотрел: отлично, хорошо.
     Ну, царь Дорoда по головке его погладил и не спросил, кто его отпер.
     Приходит царь Дорoда к своей жене и сказывает, что на его удивленье какую у нас на острове нам зять церковь состроил.
     Эта же её мачеха головой помотала, ****ью её поругала:
     — Ох-ох-охо-охо! Это её ****ские мудрости! Ну, ещё скажи, чтобы он завтра сделал мост через реку. В темницу не запирай, оставь его с ней.
     Приходит царь Дорoда к наречённому зятю, называет царь Дорoда:
     — Наречённый мой зять! Устрой круг ночи мост, чтобы где было тебе проехать к церкви, тебя обвенчать.
     Сказал ему Ивашка:
     — Будет, тятенька, готов. Корми коней!
     А куда ехать? Будет только пешком пройти.
     Приходит Ивашка к своей наречённой невесте, спрашивает его она:
     — Что сказал тебе тятенька?
     Отвечает Ивашка ей:
     — Со страхом тятенька сказал через эту речку сделать мост, круг ночи, где бы нам с тобой в церковь завтра пройти венчаться.
     Сказала ему наречённая невеста:
     — Ложись с Богом, спи, все будет дело исправно.
     — Ну, да хорошо же.
     Лёг Ивашка, спит и пузыри пускает. Слушает ночным бытом Ивашка: кто кричит
     — Тпрру! Кто кричит – Но!
     Везут лес на сваи, на огнивы и на мостовинки. Лесу навезли, стали работать. Зорька занялась – мост готовый.
     Рассветало, вышел Ивашка с топориком, постукивает, перилки приколачивает.
     Приходит царь Дорoда, только ахнул:
     — Ах, да и будет. Я мудрён. Он мудрёней меня!
     У царя Дорады не пиво варить, не вино курить. Не спрося никого, сам их обвенчал и жить их заставлял.
     Посылает наутро к ним в дом её мачеха свою родную дочь:
     — Дочь моя мила, дочь моя разумна, поди сходи к зятю, скажи, чтобы исправили мне обед: поздравить их с законным браком я приду.
     Приходит к ним её неродная сестра, поздравляет:
     — Здравствуй, говорит, сестрица! Ты, говорит, нажила себе мужа, а мы не наживём во веки веков. Приказала, говорит, вам мамынька постряпать.
     — Хорошо, говорит, скажи ей: будет готово.
     Посылает её венчанная дочь Ивашку:
     — Иди, Ивашка, на скотный двор, поймай нет лучшего барана и тащи ко мне.
     Пошёл же Ивашка, поймал барана, принёс домой. Они прямо его в печь неснятого и положили.
     Приходит к ним мачеха. Пришла с сердцем:
     — Дай мне, ****ь, есть!
     А она Ивашку оборотила иголочкой и сунула в стену, чтобы мачеха не видала. За стол её сажала, барана на стол вынимала. Она стала жрать, стала живком глотать, всего съела, в полсыти не наелась.
     Скочила из-за стола и давай из стен мох теребить, его искать (съесть хотела). Только бы его захватить, дочь-то и говорит:
     — Мамынька! Ты мох-то вытеребишь, у меня келья-то студёна будет.
     Сказала ей мать:
     — Ну, добро же, ****ь!
     Призывает наутро мать вторую родную дочь:
     — Поди же, иди да скажи зятевой дочери, как можно исправили бы мне обед.
     Приходит к ним дочь и неродная её сестра.
     — Вот, сказывает, исправьте, сестрица, мамыньке обед.
     — Скажи, сестрица, что будет готов.
     Пошла молодая и сказала мужу Ивашке:
     — Принеси поди быка, пымай его за рога и веди его сюда.
     Ивашка пымал нет лучшего быка и обратал его за рога. Кусками его изрубил и в печку положил. Положили и закрыли его крышкой.
     Является к ним гостья, неродная её мать, и стала её ****ью звать:
     — Дай обедать!
     Обедать она ей собрала, а мужа своего Ивашку прибрала: оборотила угольком и положила в горнушку.
     Стала мачеха быка жрать, мослы в окошко кидать. Всего сожрала, и сыта не была. Сыта не была, скочила из-за стола и стала из горнушки жар хватать, только искры посыпались. Жар хватает и в кадык его кидает.
     И вот-вот только бы Ивашку сохватить и живком его соглотить, дочь и говорит:
     — Ох, мамынька, оставь-ка мне один уголёк, чем будет мне завтра придуть огонёк?
     Она крепко на неё осердчала и из комнаты убежала.
     Дочь уголёк из горнушки вынимала, духом его обдувала. Из этого уголька Ивашку сработала и говорит:
     — Ох, милый мой друг Ивашка, нам с тобой здесь не житье. Айда-ка, лучше отправимся бежать, куда глазы глядят.
     Вот хорошо. Ивашка согласился на её слова, и ударились бежать.
     Вдруг их хватились, что в доме их нет. Посылает неродная мать большую свою дочь их догнать. Села дочь в железную ступу и начала железным пестом погонять:
     — Ох да!
     И сказала:
     — Гoлон Голынгач!
     Молодица учуяла, что земля дрожит, и говорит своему мужу Ивашке:
     — Гонят за нами в погоню. Припаду я к сырой земле – узнаю, кто гонит.
     Припала к сырой земле и говорит Ивашке:
     — Гонит, да только сестра.
     Махнула же она, молодица, левой рукой: сделала огромный лес, и не пролезет её железный пест.
     Оборотилась дочь назад и говорит матери, что некуда ехать: тёмный лес.
     Посылает Ягая Баба своего мужа, царя Дорoду. Ох же царь Дорoда затопился, как мoлонья, живой рукой хочет догнать, её отнять.
     У молодицы сердце закипело, и говорит она Ивашке:
     — Ох, Ивашка, гонят в погонь! Больно земля колухается, сам батюшка скачет. Ну да, говорит, страшен сон, да милостлив Бог!
     Попросила Бога, махнула правой рукой. Его оборотила цeрковой, а сама – дьячком.
     Царь Дорoда вошёл в церковь и говорит:
     — Здравствуй, ; дьячок!
     — Здравствуй, царь Дорoда!
     — Что я тебя хочу спросить.
     — Спроси, – говорит дьячок, – отвечу.
     — Не видал ли молодца с молодицей? Не проходили ли тут?
     Дьячок говорит:
     — Третий год служу – не видал никого.
     Обращается царь Дорoда назад, прибегает к жене. Спрашивает его жена:
     — Что ты, где был? Далеко ли бежал? Кого видал?
     — Я, – говорит царь Дорoда, – далеко бежал, никого не видал, только видел церковь и дьячка.
     Сказала ему жена:
     — Ох, безумная старая твоя голова! Дьячок-от – она, а цeркова-то – зять. Не умел ты их взять! Дайте-ка мою железную ступу!
     И стала пестом погонять, по три вёрсты один прыжок давать, и хочется больно их догнать. Шибким громом, с вихорем полетела и хвостом завертела.
     И учуяла её дочь – земля поколыбалась, и говорит молодица Ивашке:
     — Ну, Ивашка, подумать надо: гонит сама матушка!
     Села, подумала. Топнула своими резвыми ногами – разлилось большое молочное озеро. Махнула правой рукой – сделала берега кисельные. Оборотила Ивашку сележкoм, а сама стала уточкой.
     И плавают по молочному озеру, киселёк похлёбывают, молочко прихлёбывают.
     Подскакала их злодейка и сказала:
     — О, я вижу, ****ь, твоё мудрости! Теперь я с тобой не расстанусь! Киселя наемся, молока напьюсь!
     Кисель жрёт, молоко пьёт – озеро убывает.
     Они всхлопнут крылышками, полетят и сядут на озеро, поцелуются и врозь поплывут, Ягую Бабу поддразнивают.
     И говорит ей Ягая Баба:
     — О, ****ь, не дразни! Озеро высушу и кисель съем, и вас разорву!
     Молока напилась и киселя наелась – тут её и разорвало.
     Я там был да мёд, пиво пил. По усу текло, в рот не попало. Дали мне синь кафтан, а мне послышалось: скинь кафтан! Скинул да на кустике и повесил, и теперь там висит.
     А Ивашка стал жить да поживать, да добра наживать, а худо-то проживать.
     Со спины-то стали горбатеть, а спереди-то стали богатеть.
......
Игнатка. Казаки. Легенда.
     Давным-давно это было.
     Много воды утекло с тех пор из Тихого Дона в море Азовское.
     Но и сейчас ещё можно иногда увидеть, как в глубине реки вдруг что-то заблестит, засверкает, загорится золотыми огоньками.
     Это, наверно, идёт богатырь Тихий Дон, идёт, зорким взглядом посматривает, чутким ухом прислушивается: не видно ли где вражьих полчищ, не слышно ли топота вражьего?
     Идёт он по своим владениям, охраняет покой края привольного, поля широкие, луга и леса зелёные.
     А рядом матушка Волга плещется, сестра родная, Кубань вблизи шумит, а подальше сердечный друг Днепр рокочет, будто песню поёт.
     Идёт богатырь Тихий Дон, вокруг посматривает, прислушивается: не зовёт ли кто на помощь, не пришла ли беда откуда?
     На поясе у богатыря шашка острая блестит, сверкает, золотистыми огоньками горит.
     Жил в то время на берегу Дона, в маленькой хатке, мальчик Игнатка со своим дедушкой.
     Как-то раз дедушка говорит Игнатке:
     — Пойди, Игнатка, посмотри сети. Может, рыбка какая поймалась.
     Пошёл Игнатка к Дону, на то место, где сети вечером ставили, а сетей-то нет.
     Отправился он вдоль берега искать их.
     Долго ли он шёл, далеко ли ушёл, только вдруг заметил, что места стали ему совсем незнакомые: кругом высокие камыши шепчутся с водой, зелёный чакан кланяется кому-то низко, а под ногами уже не песок хрустит, а вода болотная почти до колен доходит.
     Солнышко вдруг за тучи скрылось.
     Ветер зашумел в камышах, застонал.
     Тихий Дон почёрнел, взволновался.
     Хотел Игнатка назад вернуться и вдруг почуял, что не может идти: ноги запутались в длинных водорослях, загрузли в вязком иле.
     А зелёная вода все выше поднимается и уже до шеи достаёт.
     Никогда не боялся Игнатка, а тут страшно ему стало. Чувствует, что смерть пришла.
     — Дедушка-а-а!, закричал Игнатка. ; Деда-а-а.
     Но далеко был Игнаткин дедушка, и только эхо над камышами гулко повторило: а-а-а-а.
     И снова все стихло.
     Вдруг недалеко от себя услышал Игнатка жалобный писк какой-то пичужки.
     — Пи-кви-ли-ви, пи-кви-ли-ви, ; пищала птичка. ; Пи-кви-ли-ви!
     Оглянулся Игнатка и видит: запуталась в водорослях маленькая птичка, рвётся в воздух, да не может никак улететь.
     А к ней ползёт, извиваясь, большая змея, злые глазки её так и сверкают. Пасть уже открыла, острые зубы блестят.
     — Эх, ; подумал Игнатка, ; мне все равно погибать. Спасу хоть эту маленькую птичку!
     Рванулся Игнатка, схватил птичку и высоко подбросил её в воздух. И сразу же с головой погрузился в зелёную воду.
     В глазах у него мутно стало, сердце билось часто-часто: тут-тук, тук-тук, тук-тук.
     — Ну, прощай, дедушка, прощай!, подумал Игнатка.
     А над водой низко-низко пролетела та птичка, которую спас Игнатка, и ещё раз прощебетала, будто благодарила его:
     — Пи-кви-ли-ви. Пи-кви-ли-ви.
     Но Игнатка уже ничего не слышал. Он все глубже и глубже погружался в воду. Ему стало очень душно. Он ещё раз рванулся вверх, но сил уже не было.
     И вдруг перед глазами у него загорелся яркий-яркий свет. Игнатка почувствовал под ногами что-то твёрдое, а дышать стало совсем легко, как на земле.
     Широко открыл Игнатка глаза и увидел, что попал в какой-то дворец.
     Стены дворца из прозрачного хрусталя сделаны, на стенах красивые картины в золотых рамах висят, а сверху дивный свет струится: то розовый, то ярко-голубой, то красный.
     И мягкий ветерок откуда-то доносит чудесную музыку, такую, что Игнатка в жизни своей никогда не слыхал.
     — Ну и диво дивное!, подумал Игнатка.
     Тут он увидел перед собой такую красивую девочку, что и описать трудно.
     Глаза у неё были большие и добрые, от длинных ресниц на щёки падала тень, две русые косы свисали до самого пояса.
     На руках у неё были золотые билезики, изукрашенные драгоценными камнями браслеты, а на маленьких ножках, ичитки, мягкие сапожки.
     Она подошла к Игнатке, взяла его за руку и сказала:
     — Пойдём со мной, мальчик! Не бойся меня.
     Привела его девочка в маленькую комнату, усадила на мягкий диван, села рядом с ним и сказала:
     — Ты очень хороший мальчик, Игнатка, храбрый и добрый. Ты выручил из беды меня, дочь славного богатыря Тихого Дона, спас меня от злого Кваррадамала. Это дворец моего батюшки. Вот уже месяц прошёл, как уплыл он к брату своему, морскому витязю. И как уплыл батюшка, ворвался сюда Кваррадамал со своими слугами, захватил наш дворец и властвует теперь здесь.
     — Там вон темница стоит, бросил туда Кваррадамал людей русских, цепями к стене приковал. Седыми эти люди стали от мук и горя. А батюшка не знает об этой беде, не ведаёт. Сегодня Кваррадамал превратился в змею и хотел схватить маленькую Пи-кви-ли-ви и унести в своё царство. Но ты спас её. И этого не простит тебе злой Кваррадамал. Вот посмотри сюда!
     Игнатка подошёл к окну, заглянул в него да так и замер на месте.
     На мраморном камне сидело страшное чудовище.
     Вместо рук у него было восемь щупалец, на голове у него были длинные водоросли, длинный нос висел до самого рта, а изо рта выглядывали большие клыки.
     Вместо бровей у него росла морская трава, а из-под неё видны были злые глаза, У ног чудовища ползали змеи, крабы с длинными клешнями, горбатые улитки, водяные черви.
     Чудовище смотрело на них зелёными глазами и хрипело:
     — Кваррадамал! Ламадарравк!
     — Кто отнял у меня Пи-кви-ли-ви?
     — Кваррадамал! Ламадарравк!
     — Обыскать все воды, облазить все земли, найти дерзкого мальчишку!
     — Кваррадамал!
     — Ламадарравк!
     — Найти и бросить в темницу! Я сам с ним расправлюсь.
     — Кваррадамал!
     — Ламадарравк!
     Змеи, черви, улитки, крабы с длинными клешнями закивали головами и расползлись.
     — Здесь они тебя не найдут, ; сказала девочка. ; Про эту комнату не знает даже сам Кваррадамал. Но как только ты выйдешь отсюда, тебя сразу схватят.
     — Эх, была бы здесь моя казачья шашка, ; воскликнул Игнатка, ; я бы померялся силами с этим чудовищем!
     Только успел проговорить это Игнатка, как девочка достала откуда-то длинный ящик, открыла его, и Игнатка увидел красивую позолоченную шашку.
     Рукоятка её была украшена самоцветными каменьями, которые блестели, как огонь. Клинок был острый, словно бритва.
     — Возьми эту шашку, Игнатка, ; промолвила девочка. ; Я дарю её тебе потому, что ты храбрый и добрый мальчик. Но помни всегда: ею можно биться только за правду, А кто поднимет эту шашку на невинного, тот сам от неё погибнет.
     Сказала это девочка и вдруг стала маленькой птичкой.
     Взлетела она с пола, подлетела к окошку, прощебетала:
     — Пи-кви-ли-ви.
     И вылетела наружу.
     Взял Игнатка шашку, повесил её себе на пояс и вышел из комнаты. Но не успел он и шагу ступить, как его окружили змеи, спутали ему ноги, а крабы с длинными клешнями схватили его и потащили в темницу.
     Очнулся Игнатка в темнице, посмотрел вокруг себя, и сердце у него замерло: толстыми цепями к холодным стенам были прикованы худые, бледные, как смерть, люди.
     Глаза у них тусклые, а волосы у всех белые как снег. Подошёл Игнатка к одному, взялся за цепь, хотел оторвать от стены, но твёрдая была стена и крепкая цепь.
     Тогда вытащил Игнатка свою шашку, начал стену рубить. Стали падать цепи, люди расправили свои измученные плечи. Все смотрели на Игнатку, как на нежданного спасителя своего.
     — Добрый казак!, говорили они. ; Храбрый, сильный казак!
     Но вдруг дверь темницы широко распахнулась, и в комнату ввалился сам Кваррадамал.
     Взглянул он на Игнатку, и из его зелёных глаз искры посыпались. Протянул он одно щупальце, хотел схватить Игнатку, но тот взмахнул шашкой и отрубил щупальце.
     Протянул Кваррадамал другое щупальце, и другое отрубил Игнатка. Тогда Кваррадамал протянул сразу четыре своих щупальца, хотел со всех сторон схватить молодого казака.
     Но Игнатка стал спиной к стене, начал рубить направо, налево, вверх, вниз. Кровь рекой полилась с чудовища, но вдруг Игнатка увидел, что вместо щупалец у Кваррадамала руки выросли и в каждой руке, сабля.
     И начали биться они снова. Бились час, бились два. Чувствует Игнатка, что мало сил остается у него.
     Хотел он в дверь выскочить, но вспомнил про узников, которых от цепей освободил, и стыдно ему стало, что убежать от них хотел.
     А узники протянули руки, дотронулись до Игнатки, и почувствовал вдруг Игнатка: вливается от этих рук волной в него сила богатырская, могучая.
     И припомнил Игнатка, как ему часто дедушка говорил:
     — Нет на свете ничего сильнее силы народной, Игнатка. Когда трудно будет тебе в жизни, ищи силу в людях, и будешь ты сильным их силой.
     А в это время влетела в темницу Пи-кви-ли-ви, села Игнатке на плечо и прощебетала:
     — Пи-кви-ли-ви, Игнатка! Отруби Кваррадамалу самую верхнюю правую руку. Пи-кви-ли-ви.
     И улетела.
     Размахнулся Игнатка шашкой, ударил по самой верхней правой руке Кваррадамала, и сразу изо всех рук чудовища упали на землю сабли.
     Взмахнул ещё раз мальчик шашкой, хотел отрубить Кваррадамалу голову, но перед глазами Игнатки вспыхнул вдруг огонь и вместо Кваррадамала осталась только струйка дыма.
     Опустился Игнатка на землю, положил свою шашку на колени и задумался. Рад был молодой казак, что людей освободил от ига Кваррадамала и прогнал его из края своего привольного, да печалился он, что не убил разбойника заморского.
     Боялся Игнатка, что пойдёт Кваррадамал в другие места земли русской, будет беду творить, в других реках воду мутить.
     — Как найти теперь разбойника?, думал Игнатка. ; Где искать его, чтоб сразиться с чудовищем и либо умертвить его, либо голову свою положить за землю родную?
     Сидит, думает свою думу Игнатка, дедушку вспоминает: добрый он, мудрый, помог бы советом сейчас.
     А люди, которых спас Игнатка, радуются, окружили его, каждый хочет доброе слово ему сказать, посмотреть на него да улыбнуться ласково.
     А Кваррадамал между тем пробирался сквозь густые водоросли, направляясь к морю.
     Там он превратился в рыбу и быстро поплыл к себе домой. Ему надо было плыть через все Азовское море, мимо Керчи-города, по Чёрному морю.
     День и ночь плыл Кваррадамал и приплыл в свой дворец, когда яркое солнце встало из-за моря.
     Позвал он к себе зубастую акулу и велел собрать всех самых старых жителей царства своего.
     Собрались к нему на совет все самые древние морские рыбы и звери. Сел Кваррадамал на свой трон и сказал:
     — За тридевять земель, за лесами и полями живёт богатырь Тихий Дон. Много богатства имеет он, но самое большое его богатство, красавица дочь его, маленькая Пи-кви-ли-ви. Силен Тихий Дон, и люди сильны там. Пришлось мне биться в полях тех с казачонком одним. Кто знает из вас, в чем сила этого казачонка? Почему не смог я его победить?
     Кваррадамал зашевелил усами и посмотрел вокруг себя свирепыми зелёными глазами.
     Но все рыбы и звери молчали. Тогда к Кваррадамалу приблизилась старая-старая медуза. Тело её было такое дряхлое, что, казалось, вот-вот расползется в разные стороны.
     Бледная, она долго кашляла и сморкалась, а потом прошепелявила:
     — Много-много лет тому назад, я тогда была ещё девочкой-медузой, моя мать-медуза слышала от старого речного сома, что деду теперешнего богатыря Тихого Дона кто-то подарил волшебную шашку. Трудно победить того, у кого эта шашка. Но она заколдована, и ею драться может не всякий. Надо украсть её и тогда можно покорить всех речных царей.
     После этих слов старая медуза опять долго кашляла и сморкалась, но Кваррадамал уже ничего не слышал.
     Он превратился в быстрокрылую птицу и полетел, как ветер, через моря в царство Тихого Дона.
     Игнатка в это время сидел на берегу реки и смотрел, как красиво переливаются на солнце драгоценные камни на рукоятке волшебной шашки.
     Кваррадамал спустился на землю, превратился в дряхлого старика и подошёл к Игнатке.
     — Здравствуй, мальчик, здравствуй, милый, ; проговорил он дребезжащим старческим голосом. ; Не дашь ли ты мне хлебца покушать и водицы испить? Притомился я в дальней дороге.
     Доброе сердце Игнатки даже обрадовалось, что можно накормить и напоить старого человека.
     Игнатка сбегал в хату, принёс хлеба, воды, отдал старичку и сел рядом с ним. Съел старик хлеб, запил водой и начал рассказывать Игнатке о красавицах русалках, о морских витязях, о бурном море.
     Речи старика так и лились, как вино из кувшина. Потом он сказал:
     — Добрый ты мальчик, Игнатка, спасибо тебе. А отблагодарю я тебя вот чем: выпей каплю живой воды.
     С этими словами протянул старик Игнатке небольшой пузырек, наполненный какой-то голубой жидкостью.
     — И тогда будешь ты сильней и храбрей всех на свете, и никто никогда не победит тебя ни в каком бою.
     Выпил Игнатка немного той жидкости и сразу почувствовал, что засыпает. Посмотрел Игнатка на старика и испугался: по зелёным страшным глазам узнал он Кваррадамала.
     Потянулся Игнатка рукой за своей шашкой, но сил у него уже не было: выпил он не живую воду, а крепкое сонное зелье.
     А Кваррадамал обрадовался, превратился опять в чудовище, взял у Игнатки шашку, обхватил щупальцами тело Игнатки, спустился в воду и поплыл в своё заморское царство.
     В это время Тихий Дон возвратился домой от морского витязя, поздоровался ласково с Пи-кви-ли-ви, выпил чистой воды и промолвил:
     — Горькая вода стала. Видно, чужой человек или зверь побывал в наших водах,
     Рассказала тогда Пи-кви-ли-ви все, что было, не утаила и того, что батюшкину шашку подарила Игнатке.
     — Доброму человеку не жалко сделать такой подарок, ; сказал Тихий Дон. ; Только хочу я посмотреть на этого казачонка да уму-разуму поучить его. А ну, дочка, позови-ка мне своего друга.
     Пи-кви-ли-ви вышла на порог своего дворца, хотела направиться к Игнатке, но тут помутилась вода, потемнела.
     К Пи-кви-ли-ви подплыла сазан-рыба с золотистыми перьями, в чешуйчатой рубашке и печально сказала:
     — Унёс Кваррадамал Игнатку в своё царство, хочет замуровать его в морской скале. Плывет он быстро, только бурун остаётся за ним. А Игнатка спит от сонного зелья и не ведаёт, что смерть его уже близка.
     Сказала так сазан-рыба, вильнула хвостом и уплыла, Закручинилась Пи-кви-ли-ви, заплакала и пошла рассказывать обо всем батюшке своему, Тихому Дону.
     — Ну что ж, ; промолвил богатырь Тихий Дон, ; хоть и не люблю я драться, но уж если враг сам того захотел, несдобровать ему!
     Взял он длинный меч, заткнул его за пояс, попрощался с Пи-кви-ли-ви и поплыл к морю Азовскому и Керчи-городу и дальше, по морю Чёрному, бурному, в царство Кваррадамала.
     Долго ли плыл Тихий Дон, много ли проплыл, только видит: стоит на дне моря Чёрного гранитный дворец, обнесён высокой стеной, а вокруг стража ходит.
     Одежда у стражи необыкновенная, чудная: на голове у каждого высокая чалма, вместо рубах, халаты расписные, на ногах чувяки с острыми концами, как каюки на Дону.
     А у ворот лежат две зубастые акулы, зорко следят за всеми. Расправил Тихий Дон могучие плечи, поднял гордую голову, вытащил из-за пояса меч и крикнул богатырским голосом:
     — А ну, дракон заморский, зло людское, Кваррадамал-Ламадарравк, выходи на битву открытую, померяемся силами! Не мне тесно жить, а тебе, видно, места не хватает. Выходи, злодей, пришёл я к тебе не в гости!
     Забурлило тут море Чёрное, поднялась страшная буря. Волны бросались на богатыря, как злые тигры, камни летели в него со дна морского, вода вокруг кипела, бурлила.
     Но, как гранитный утёс, стоял богатырь Тихий Дон и только улыбался.
     — Шумом да угрозами нас не запугаешь, злодейское отродье. Выходи из своей берлоги на честную битву!
     Вдруг открылись ворота и вышел чудовище Кваррадамал. В шести руках у него были шашки, похожие одна на другую, в седьмой руке, шашка, драгоценными каменьями изукрашенная, а вместо восьмой руки торчал обрубок.
     — Кваррадамал! Ламадарравк! ; Хрипело чудовище. ; Давно моё море не окрашивалось в красный цвет. Давно мои рыбы не ели человеческого мяса. Кваррадамал! Ламадарравк!
     — Посмотрим, хвастун, чьим мясом будут кормиться рыбы твои, ; сказал Тихий Дон и пошёл с поднятым мечом на чудовище.
     Долго они бились. Кваррадамал дрался по очереди каждой рукой. Вот уже из пятой руки вылетела у него шашка. Вот и шестая рука вместе с шашкой в сторону отлетела. Но и богатырь Тихий Дон обливался кровью.
     Собрал он последние силы, поднял меч, занёс его над головой Кваррадамала, но налетела на меч зубастая акула, вырвала его из рук Тихого Дона и проглотила.
     Замахнулся шашкой Кваррадамал, хотел пополам разрубить богатыря, но не удержал грозного оружия.
     Не поднималась эта шашка на того, кто за правду бился. Выскочила она из руки Кваррадамала, блеснула лезвием и оказалась в руках Тихого Дона.
     И сразу почувствовал Тихий Дон, как силы вернулись к нему:
     — Моя это шашка, ; радостно воскликнул он, ; не изменит она мне!
     Расправил богатырь Тихий Дон плечи свои могучие, сдвинул брови суровые, поднял шашку над головой и крикнул:
     — Силён ты, Кваррадамал, да нет силы такой на свете, которая против дела правого устояла бы. Правда кривду всегда побеждала!
     Взмахнул он грозной шашкой, засверкала она драгоценными каменьями, будто лучи солнечные сквозь толщу моря пробились. И слетела страшная голова чудовища с плеч. Тысячи рыб накинулись на чудовище и растерзали его.
     — Где же мне искать Игнатку?, подумал Тихий Дон. ; Жив ли он, нет ли?
     Тут подплыл к нему весёлый дельфин и сказал:
     — Лежит Игнатка у моей матушки, она прислала меня за тобой. Хотел Кваррадамал замуровать Игнатку в гранитную скалу, да не успел. А как пошёл он биться с тобой, мы с матушкой взяли Игнатку и принесли в свой дом.
     Пошёл Тихий Дон за дельфином.
     Пришли они, а в это время Игнатка открыл глаза и спросил слабым голосом
     — Где я? Где мой дедушка? Где Пи-кви-ли-ви?
     — Дома все узнаешь, ; ответил Тихий Дон.
     Поблагодарил он молодого дельфина и его матушку, взял Игнатку на руки и поплыл домой.
     А дома их уже ждали с великим нетерпением Пи-кви-ли-ви и Игнаткин дедушка. Обрадовались они, когда увидели богатыря Тихого Дона и с ним Игнатку. А у дедушки от радости даже слеза по щеке скатилась.
     Бросился тут Игнатка обнимать дедушку своего, а у самого тоже слезы от радости текут по щекам.
     — Уж как я звал тебя, дедушка, ; сказал Игнатка. ; Думал, что услышишь ты меня. Да очень далеко было, не услышал. Зато теперь я никогда от тебя не уйду, вместе всегда будем.
     Сели они за стол, рассказал Игнатка, как доверился он словам дряхлого старика, а Тихий Дон промолвил
     — Запомни, Игнатка: не всякие сладкие речи, мёд.
     Наполнил он чаши крепким вином, поднялся со скамьи и сказал
     — Кто как гость придёт к нам, тому всегда полную чашу вина нальём, радость разделим. А врагам лучше не ходить сюда: кто как враг придёт к нам, не уйдёт от нас живым, будь у того не только восемь рук, а хоть тысяча тысяч.
     С тех пор стали они жить-поживать да радость наживать.
     Кто приходил к ним в гости, кормили того, поили, радость делили.
     А враг если появлялся, брал богатырь Тихий Дон шашку свою острую, выходил на поле бранное, и бежали враги, у кого головы целы оставались.
     Игнатка ещё больше подружился с Пи-кви-ли-ви, и часто-часто сядут они вдвоём возле дедушки Игнаткиного и слушают его.
     Рассказывает он им сказки старые, былины древние.
     А богатырь Тихий Дон ходит, посматривает кругом, прислушивается: не слышно ли вражьего топота, не видно ли вражьих полчищ.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Изворотливая жена.  Сказка!!
======
     Жил-был один барин, богатый да знатный.
     Всего-то у него было вдоволь: дом полная чаша, рысаки орловские, жена молодая. А господь возьми, да и порази его слепотой. Стало быть, сильно прогневал чем-то господа нашего.
     Нечего делать – живёт барин слепцом.
     А господь и более того попускает: стала жена слепого на левую ножку прихрамывать, на чужих мужиков заглядываться. При зрячем-то она не решалась, а у слепого и взяла волю.
     Вот раз поехали они в луга кататься. Жена возьми, да и посади на козлы офицера – полюбовника своего – на место кучера.
     Приехали на лужок, свели слепого на травку. А сами тут же неподалёку расположились. Слепой куриной ножкой забавляется, а полюбовник – барыниной.
     Шли в ту пору полем мужик да баба. Мужик и говорит бабе:
     — Глади-ка, что там делается. Ну что, как теперя откроет бог слепому глаза да увидит он, – что тогда будет?
     — Небось, – говорит баба, – не убьёт барин. На то ведь нашей сестре увёртка дана.
     А господь бог с небеси-то и услышал ихние слова.
     — Что за увёртка? – Думает.
     В другой раз поехали супруги за покупками. Приглянулся барыне приказчик молоденький. Тары да бары, то да се, пятое да десятое. Зашли в лавку, в задний угол, где штуки с сукном. Тут приказчик барыню и прижал.
     А барин в дверях стоит, ждёт, когда жена за товар рассчитается. Тут старший приказчик и говорит жене:
     — Ты смотри-ка, мать, что делается на белом свете. Ну что, как теперя откроет бог слепому глаза да увидит он, – что тогда будет?
     — И, отец, – отвечает ему жена, – ничего не будет. А на что, скажи, тогда нашей сестре увёртка дана?
     Почесал господь бог в затылке, а все равно не знает: что это за увёртка такая, с которой и грех воочию не страшен?
     А барыня-то и вовсе разошлась. Раз пошла она с мужем в сад и лакея с собой взяла. Мужа на скамеечку отвела, а сама с лакеем под яблоньку села.
     Увидел в ту пору сосед-генерал барыню и лакея и говорит жене:
     — Посмотри, душенька, что там под яблоней строится. Ну, что, как теперь откроет бог слепому глаза да увидит он, – что тогда будет? Ведь он её до смерти убьёт.
     — Ах, душенька, – отвечает генеральша. – Полно пустяки-то говорить. Ведь и нашей сестре бог увёртку даёт.
     Совсем стало господу невмоготу. Любопытно, что же все-таки это за увёртка? Взял да и отдал слепому глаза обратно!
     Как увидел барин милую жену с лакеем под яблоней – заорал благим матом. А она ему так тихонечко и легонечко пеняет:
     — Что же вы так гневаетесь, друг мой! Радоваться надо. Согрешила ведь я ради исцеления вашего. Такое уж было мне видение во сне – с презренным лакеем согрешить и тем от слепоты вас избавить. Вот за мои труды бог и дал вам очи!
     Усмехнулся господь бог на слова хитрой барыни. И больше уж никогда с той поры о женских увёртках не любопытствовал.
......
Изгнание из табора. Цыгане.  Сказка!!
======
     Испокон века встреча двух таборов негладко проходила, а если встречались разные племена цыганские, то добра не жди. Враждовали они между собой.
     На горе своё полюбил цыган племени ловари девушку из племени сэрво.
     Куда деваться? Пошёл парень к вожаку просить его о помощи, да тот и слушать не стал.
     — Нельзя цыганский закон нарушать,– говорит.
     — Будь проклят этот закон, если он мешает моему счастью,– возмутился цыган.
     Зашумели цыгане, заволновались, услышав дерзкие слова:
     — Что он говорит, баро? Как земля носит его, если он думает такое?
     — Он один все знает, ромалэ, –поднял руку баро, и все замолчали. ; А раз так, то мы ему больше не нужны. Оставим его одного, пусть он узнает, ромалэ, что такое быть одному.
     Сказал так баро, и цыгане погрузили свои пожитки на телеги и уехали, оставив дерзкого цыгана на опушке леса.
     Оставшись один, цыган долго не мог понять, что же произошло. Он переводил взгляд с кнута, зажатого в руке, на ветви деревьев. Потом он опустился на колени и принялся дуть на погасающие угли костра.
     Костёр не хотел оживать. Испугался цыган. Бросился он вслед за уходящим табором.
     Цыган убыстрял шаг, задыхался, падал, но, терзаемый страхом, снова вставал и продолжал идти, держа перед глазами узкую колею, оставленную цыганскими повозками.
     Лишь под утро, выйдя на берег реки, цыган увидел свой табор, расположившийся на отдых.
     Недалеко от палаток, на высоком берегу, у горящего костра, одиноко сидел старик и смотрел на тени, мечущиеся по земле.
     — Старик, – воскликнул изгнанник,– разве прав был вожак, прогнав меня за то, что я любил? Разве я виноват, что мы из разных племён?
     Старик молчал. Он даже не посмотрел в сторону цыгана, а продолжал курить свою трубку и разглядывать отблески костра.
     Тогда цыган в бессильной ярости принялся проклинать всех: вожака, осудившего его, погасшее пламя брошенного им костра, цыганку чужого племени, которую он так любит и которая не может ему принадлежать.
     — Старик! Ведь ты знаешь, что моя правда, но ты тоже боишься нарушить цыганский закон.
     — Ты трижды нарушил цыганский закон, – прервал наконец молчание старик,– ты проклял братьев своих, ты проклял огонь, который согревал тебя, ты проклял ту, которую любишь. Разве не достоин ты той кары, которую наложили на тебя?
     — Это несправедливая кара. За любовь не судят!
     — Не за то ты наказан, что любил, а за то, что ненавидишь! Ненавидишь, ; тихо повторил старик, и нож, сверкнувший в его руке, вошёл в сердце дерзкого цыгана.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Икона и табак. Анекдот. Воронеж.  Сказка!!
======
     — Здорово, кум!
     — Здоров!
     — Где ты был?
     — На ярмарке.
     — Что ты там купил?
     — Образ.
     — А ну, покажи!
     — Та хай ему черт! Не хочу разворачивать, руки замёрзли.
     — Ну, тогда доставай табак, покурим.
     — Давай!
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Илья Муромец и змей.  Сказка!!
======
     Не в котором царстве, не в котором государстве жил-был мужичок и с хозяюшкою.
     Живёт он богатой рукой, всего у него довольно, капитал хороший имеет. И говорят они промеж собой, сидя с хозяйкою:
     — Вот, хозяйка, довольно всего у нас, только у нас детей нету. Станем просить бога, авось господь нам создаст детище хотя бы напоследях, при старости.
     Стали просить бога, и забрюхатела она, и время пришло – родила детище.
     Прошёл год, и два, и три года прошли, ноги у него не ходят, а должно б ему ходить. Восемнадцать годов прошло – все без ног сидит.
     Вот пошёл отец с матерью на покос убирать сено, и остался сын один.
     Приходит к нему нищенский братия и просит у него милостыньку:
     — Хозяинушка! Сотвори старичку господню милостыньку Христа ради!
     Вот он ему и говорит:
     — Старичок господень, не могу я тебе подать милостыньку: я без ног.
     Вошёл старичок в избу.
     — Ну-тка, – говорит, – встань-ка с постели, дай мне ковшичек.
     Вот, взявши, дал ему ковшичек.
     — Поди, – говорит, – приноси мне водицы.
     Принёс ему воды и подаёт в ручки:
     — Извольте, старичок господень!
     Вот он ему назад и отдаёт.
     — Выпей, – говорит, – в ковше всю воду.
     Опять посылает он его за водою:
     — Опять сходи, принеси другой ковшик воды.
     Шедши он за водою за которое дерево ни ухватится – из корню выдернет. Старичок господень и спрашивает у него:
     — Слышишь ли теперь в себе силу?
     — Слышу, старичок господень! Сила теперь во мне есть большая: кабы утвердить в подвселенную такое кольцо, я бы смог поворотить подвселенную.
     Как принёс он другой ковшик, старичок господень выпил полковша, а другую половину дал ему выпить: силы у него и поубавилось.
     — Будет, – говорит он, – с тебя и этой силы!
     Помолился старичок господень богу и пошёл домой.
     — Оставайся, – говорит, – с богом!
     Скучно сыну стало лежать, и пошёл он копать в лес, свою силу пробовать.
     И ужахнулся народ, что он сделал, сколько лесу накопал!
     Вот идёт и отец с матерью с покосу. Что это такое? Лес весь вырыт. Кто такой вырыл? Подходят ближе. Жена и говорит своему мужу:
     — Хозяин, ведь это наш Илюшенька роет!
     — Дура, – говорит он, – не может наш Илюшенька это сделать. Пустяки, что это наш Илюшенька!
     И подошли к нему:
     — Ах, батюшка ты наш, как тебе господь создал это?
     Вот и говорит Илья:
     — Пришёл ко мне старичок господень, милостыньку просить стал. Я ему и отвечаю:
     — Старичок господень, не могу я тебе милостыньку подать: я без ног.
     Вот он ко мне и пришёл в избу:
     — Ну-тка, говорит, встань-ка с постели, дай мне ковшичек! Встал я и дал ему ковшичек.
     — Поди, говорит, принеси мне водицы.
     Принёс ему воды и подал в ручки.
     — Выпей, – говорит старичок, – в ковше всю воду!
     Выпил – и стала во мне сила великая!
     Вот сходятся мужики на улицу, говорят промеж собою:
     — Вона какой он стал сильный, могучий богатырь! – Называют этак мужики Илью.
     — Вишь он наделал какую копать! Надобно, – говорят, – в городе объявить про него.
     Вот узнал об нём и государь, что есть такой сильный, могучий богатырь. Призвал его к себе, и показался он государю, и нарядил его государь в платье, како следует. И показался он всем и служить стал хорошо.
     Вот и говорит государь:
     — Сильный, могучий ты богатырь! Подымешь ли мой дворец под угол?
     — Извольте, ваше царское величество! Хошь набок, как угодно подыму его.
     Вот у царя дочь прекрасная, красавица такая, что не можно вздумать, ни взгадать, ни в бумаге пером написать. И показалась она ему оченно, и хочет с ней обвенчаться.
     Вот как-то государь и поехал в другое государство к королю к другому. Приезжает к другому королю, а у другого короля тоже весьма хороша дочь, и повадился к ней змей летать об двенадцати голов, всю её иссушил: совсем извелась!
     Вот государь и говорит этому королю:
     — У меня есть такой сильный, могучий богатырь, он убьёт змея об двенадцати голов.
     Король и просит:
     — Пожалуйте – ко мне его пришлите.
     Вот как приехал он в своё государство и разговаривает с своей государыней:
     — У этакого-то короля повадился змей об двенадцати глав летать к дочери, всю её извел, иссосал.
     И говорит:
     — Илья Иванович! Не можешь ли ты послужить, его убить?
     — Извольте, ваше царское величество, могу. Я его убью.
     Вот государь и говорит:
     — На почте поедешь и трахтами. Пойдёшь, так и так-то возьмёшь.
     — Я верхом один поеду, пожалуйте мне жеребца.
     — Войди в конюшню, – говорит ему государь, – выбирай любого.
     А дочь просит его в другой комнате:
     — Не ездите, Илья Иванович. Вас убьёт змей об двенадцати головах, не сможете с ним сладить.
     Он и говорит:
     — Извольте оставаться и ничего не думать. Я приеду в сохранности и в добром здоровье.
     Пошёл в конюшню жеребца себе выбирать. Пришёл к жеребцу к первому, наложил на жеребца руку, тот спотыкнулся. Перепробовал всех жеребцов в конюшне: на которого ни наложит руку – всякий спотыкается, ни один не удержит.
     Пришёл к самому последнему жеребцу – так, в забросе стоял, – ударил его по спине рукой. Он только заржал.
     И говорит Илья:
     — Вот мой верный слуга, не спотыкнулся!
     Приходит к государю:
     — Выбрал, ваше царское величество, себе жеребца, слугу верного.
     Отпущают его с молебном, со добрыми порядками. Сел на доброго коня, ехал долго ли, мало ли, подъезжает к горе: прекрутая, большая гора, и на ней все песок. Насилу въехал.
     На горе стоит столб, на столбе подписано три дороги: по одной дороге ехать – сам сыт будешь, конь голоден. По другой дороге ехать – конь сыт, сам голоден. По третьей дороге ехать – самого убьют.
     Вот он взял, да и поехал по этой дороге, по которой самого убьют. А он на себя надеялся.
     Долго ли, мало ли ехал лесами дремучими: не можно взглянуть – такой лес! А тут сделалась в лесу елань такая широкая, а на ней стоит избушка.
     Подъезжает он к избушке и говорит:
     — Избушка, избушка! Стань к лесу задом, ко мне передом.
     Избушка поворотилася, стала к лесу задом, к нему передом. Слезает он с доброго коня и привязывает его к столбу.
     И услышала это баба-яга и говорит:
     — Кто такой невежа приехал? Русского духу и дед мой и прадед не слыхали, а таперьча и сама русский дух хочу очьми видёть.
     Вот, взявши, ударила она жезлом по двери, и дверь отворилась. А у неё в руках коса кривая, и хочет она ею взять богатыря за шею и срезать ему голову.
     — Постой, баба-яга! – Говорит он. ; Я с тобой поправлюсь.
     Взял у ней, да и выдернул косу эту из рук, схватил её за волосы, ударил её и говорит:
     — Ты бы прежде спросила, какой я фамилии, какого роду и какого поведения и куда еду.
     Вот она и спрашивает:
     — Какой вы фамилии, какого роду и куда едете?
     — Меня зовут Илья Иванович, а еду туда-то.
     — Пожалуйте, – говорит, – Илья Иванович, ко мне в горницу.
     Вот он и пошёл к ней в горницу. Она сажает его за стол, ставит на стол кушанья и напитки всякие и потчивает, а девушку послала баньку топить для него.
     Вот покушал он и выпарился, перестоял у неё сутки и собирается опять в путь-дорогу, куда надлежит.
     — Извольте, – говорит баба-яга, – я напишу письмо к сестрице, чтоб она вас не тронула, а приняла бы с честью с хорошею. А то она вас убьёт, как завидит!
     Отдаёт ему письмо и провожает его с честью доброю, хорошею.
     Вот садится богатырь на доброго коня и поехал лесами дремучими. Ехал много ли, мало ли: не можно взглянуть – такой лес!
     И приезжает на елань – такая широкая елань, а на ней стоит избушка наслана. Подъезжает он к избушке, и слезает с добра коня, и привязывает своего добра коня к столбу.
     Услышала это баба-яга, что он привязывает к столбу коня, и закричала:
     — Что такое? Русского духу и дед мой и прадед не слыхали, а таперьча и сама русский дух очьми хочу видеть.
     Вот она ударила жезлом по двери. Дверь отворилася. И хватает она его саблею по шее. Он и говорит:
     — Ты не моги со мною барахтаться! Вот тебе письмо сестрица прислала.
     Она прочитала и принимает его с честью к себе в дом:
     — Пожалуйте ко мне в гости!
     Идёт Илья Иванович. Она сажает его за стол и становит на стол кушанья всякие, напитки и наедки, потчивает, а сама послала девушку топить для него баньку. Покушавши, пошёл выпарился в бане.
     Двое суток он у ней перестоял, сам отдохнул, и добрый конь его отдохнул. Стал на добра коня садиться, и провожает она его с честью.
     — Ну, Илья Иванович, – говорит, – таперьча тебе не проехать. Тут Соловей-разбойник ждёт, на семи дубах у него гнездо свито, он не допустит на тридесять вёрст – свистом оглушит!
     Вот он ехал долго ли, мало ли, подъезжает к тому месту, что послышал свист от Соловья-разбойника, и как до половины дороги доехал, конь его спотыкнулся.
     Вот он и говорит:
     — Не спотыкайся, добрый конь, уж послужи мне.
     Подъезжает к Соловью-разбойнику, он все свищет. Подъехавши к гнезду, взял стрелу, натянул и пустил в него – и упал Соловей с гнезда.
     Вот он его на земле и ударил однова, чтобы не до смерти убить, и посадил к себе в закорки на седло, и едет к дворцу.
     Видят его из дворца и говорят:
     — Соловей-разбойник поди везёт кого-то в закорках!
     Подъезжает богатырь ко дворцу и подаёт бумагу. Подали королю от него бумагу. Тот прочитал и приказал его впустить.
     Вот и говорит король Илье Ивановичу:
     — Велите Соловью-разбойнику засвистать.
     А Соловей-разбойник говорит:
     — Вы бы накормили и напоили Соловья-разбойничка: у меня уста запеклись.
     Вот и принесли ему винца, а он говорит:
     — Что мне чтофик! Вы бы бочоночек принесли мне порядочный.
     Принесли ему бочонок вина, вылили в ведро. Он выпил зараз и говорит:
     — Ещё бы Соловью-разбойничку две ведёрочки, так выпил бы! – Да уж не дали ему.
     И просит король:
     — Ну, прикажи, – говорит, – ему засвистать.
     Илья велел ему засвистать, а короля и всю его фамилию поставил к себе под руки, под мышки:
     — А то, – говорит, – он оглушит вас!
     Как засвистал Соловей-разбойник, насилу остановил его Илья Иванович, ударил его жезлом – он и перестал свистать, а то было попадали все!
     Вот и говорит король Илье Ивановичу:
     — Послужишь ты мне вот этакую службу, как я стану тебя просить? К моей дочери вот летает змей о двенадцати голов. Как бы его убить?
     — Извольте, ваше королевское величество! Что для вас угодно – все сделаю.
     — Пожалуйста, Илья Иванович. Вот в таком-то часу прилетит змей к моей дочери, так постарайся!
     — Извольте, ваше королевское величество!
     Лежит королевна в своей комнате. В двенадцать часов и летит к ней змей.
     Вот и стали они драться: как ни ударит Илья, так с змея голова долой. Как ни ударит, голова долой! Дрались много ли, мало ли время, осталась одна голова. И последнюю голову с него сшиб: ударил жезлом и расшиб её всю.
     Радёхонька же королевна встала, пришла к нему и его благодарила. Доложила отцу с матерью, что убит змей: все-де головы посбивал! Король и говорит:
     — Благодарю тебя. Изволь послужить сколько-нибудь у меня.
     — Нет, – говорит, – я поеду в своё государство.
     Отпустил его король от себя с честью хорошею. Вот он и поехал опять тою же дорогою.
     Как приехал к первой бабе-яге ночевать, приняла она его с честию. И к другой приехал, и та приняла его с честью со всякою.
     Приехал в своё государство и подал государю от того короля бумагу. И государь принял его с честию, а дочь государева насилу дождалася:
     — Ну, тятенька, извольте, я за него замуж пойду.
     Отец с ней воли своей не снял:
     — Ну, коли угодно, так поди!
     Обвенчалися и таперьча живут.
......
Илья Муромец и Калин-царь. Былина. Легенда.
     Как Владимир-князь да стольно-киевский
     Поразгневался на старого казака Илью Муромца,
     Засадил его во погреб во холодный
     Да на три года поры-времени.
    
     А у славного у князя у Владимира
     Была дочь да одинакая.
     Она видит, это дело есть немалое,
     А что посадил Владимир-князь да стольно-киевский
     Старого казака Илью Муромца
     В тот во погреб во холодный.
    
     А он мог бы постоять один за веру, за отечество,
     Мог бы постоять один за Киев-град,
     Мог бы постоять один за церкви за соборные,
     Мог бы поберечь он князя да Владимира,
     Мог бы поберечь Апраксу-королевичну.
    
     Приказала сделать да ключи поддельные,
     Положила-то людей да патаёных,
     Приказала-то на погреб на холодный
     Да снести перины да подушечки пуховые,
     Одеяла приказала снести тёплые,
     Она яствушку поставить да хорошую
     И одежду сменять с ново на ново
     Тому старому казаку Илье Муромцу,
    
     А Владимир-князь про то не ведает.
    
     Воспылал-то тут собака Калин-царь на Киев град,
     И хочет он разорить да стольный Киев-град,
     Чёрнедь-мужичков он всех повырубить,
     Божьи церкви все на дым спустить,
     Князю-то Владимиру да голову срубить.
    
     Да со той Апраксой-королевичной,
     Посылает-то собака Калин-царь посланника,
     А посланника во стольный Киев-град,
     И даёт ему он грамоту посыльную.
    
     И посланнику-то он наказывал:
     — Как поедешь ты во стольный Киев-град,
     Будешь ты, посланник, в стольном во Киеве
     Да у славного у князя у Владимира,
     Будешь на его на широком дворе,
     И сойдёшь как тут ты со добра коня,
     Да й спускай коня ты на посыльный двор,
     Сам поди-тко во палату белокаменну.
     Да й пройдёшь палатой белокаменной,
     Да й войдёшь в его столовую во горенку.
     На пяту ты дверь да поразмахивай,
     Подходи-ка ты ко столику к дубовому.
     Становись-ка супротив князя Владимира,
     Полагай-ка грамоту на золот стол.
    
     Говори-тко князю ты Владимиру:
     Ты, Владимир-князь да стольно-киевский,
     Ты бери-тко грамоту посыльную
     Да смотри, что в грамоте написано,
     Да смотри, что в грамоте да напечатано.
    
     Очищай-ко ты все улички стрелецкие,
     Все великие дворы да княженецкие.
     По всему-то городу по Киеву
     А по всем по улицам широким,
     Да по всем-то переулкам княженецким
     Наставь сладких хмельных напиточков,
     Чтоб стояли бочка о бочку близко поблизку,
     Чтобы было у чего стоять собаке царю Калину
     Со своими-то войсками со великими
     Во твоём во городе во Киеве.
    
     То Владимир-князь да стольно-киевский
     Брал-то книгу он посыльную,
     Да и грамоту ту распечатывал
     И смотрел, что в грамоте написано,
     И смотрел, что в грамоте да напечатано:
    
     А что велено очистить улицы стрелецкие
     И большие дворы княженецкие
     Да наставить сладких хмельных напиточков
     А по всем по улицам широким
     Да по всем переулкам княженецким.
    
     Тут Владимир-князь да стольно-киевский
     Видит, есть это дело немалое,
     А немало дело-то, великое.
    
     А садился-то Владимир-князь да на червлёный стул
     Да писал-то ведь он грамоту повинную:
     Ай же ты, собака да и Калин-царь!
     Дай-ка мне ты поры-времячка на три года,
     На три года дай и на три месяца,
     На три месяца да ещё на три дня
     Мне очистить улицы стрелецкие,
     Все великие дворы да княженецкие,
     Накурить мне сладких хмельных напиточков
     Да й поставить по всему-то городу по Киеву,
     Да й по всем по улицам широким,
     По всем славным переулкам княжецким.
    
     Отсылает эту грамоту повинную,
     Отсылает ко собаке царю Калину.
    
     А й собака тот да Калин-царь
     Дал ему он поры времячка на три года,
     На три года и на три месяца,
     На три месяца да ещё на три дня.
    
     Ещё день за день как и дождь дождит,
     А неделя за неделей как река бежит -
     Прошло поры-времячка да три года,
     А три года да три месяца,
     А три месяца да ещё три-то дня.
    
     Тут подъехал ведь собака Калин-царь,
     Он подъехал ведь под Киев-град
     Со своими со войсками со великими.
    
     Тут Владимир-князь да стольно-киевский
     Он по горенке да стал похаживать,
     С ясных очушек он ронит слезы ведь горючие,
     Шёлковым платком князь утирается.
    
     Говорит Владимир-князь да таковы слова:
     — Нет жива-то старого казака Ильи Муромца,
     Некому стоять теперь за веру, за отечество,
     Некому стоять за церкви ведь за божий,
     Некому стоять-то ведь за Киев-град,
     Да ведь некому сберечь князя Владимира
     Да и той Апраксы-королевичны!
    
     Говорит ему любима дочь да таковы слова:
     — Ай ты, батюшка Владимир-князь наш стольно-киевский!
     Ведь есть жив-то старый казак да Илья Муромец,
     Ведь он жив на погребе холодном.
    
     Тут Владимир-князь-от стольно-киевский
     Он скорёшенько берёт да золоты ключи
     Да идёт на погреб на холодный,
     Отмыкает он скоренько погреб да холодный,
     Да подходит ко решёткам ко железныим,
     Разорил-то он решётки да железные.
    
     Да там старый казак да Илья Муромец.
     Он во погребе сидит-то, сам не старится,
     Там перинушки-подушечки пуховые,
     Одеяла снесены там теплые,
     Яствушка поставлена хорошая,
     А одёжица на нём да живёт сменная.
    
     Он берёт его за ручушки за белые,
     За его за перстни за злачёные,
     Выводил его со погреба холодного,
     Приводил его в палату белокаменну,
     Становил-то он Илью да супротив себя,
     Целовал в уста сахарные,
     Заводил его за столики дубовые,
     Да садил Илью-то он подле себя
     И кормил его да яствушкой сахарною,
     Да поил-то питьицем медвяныим.
    
     И говорил-то он Илье да таковы слова:
     — Ай же старый казак да Илья Муромец!
     Наш-то Киев-град нынь да в полону стоит.
     Обошёл собака Калин-царь наш Киев-град
     Со своими со войсками со великими.
    
     А постой-ка ты за веру, за отечество,
     И постой-ка ты за славный Киев-град,
     Да постой за матушки божьи церкви,
     Да постой-ка ты за князя за Владимира,
     Да постой-ка за Апраксу-королевичну!
    
     Так тут старый казак да Илья Муромец
     Выходит он со палаты белокаменной,
     Шёл по городу он да по Киеву,
     Заходил в свою палату белокаменну
     Да спросил-то как он паробка любимого.
    
     Шёл со паробком да со любимым
     А на свой на славный на широкий двор,
     Заходил он во конюшенку в стоялую,
     Посмотрел добра коня он богатырского.
    
     Говорил Илья да таковы слова:
     — Ай же ты, мой парубок любимый,
     Верный ты слуга мой безызменные,
     Хорошо держал моего коня ты богатырского!
    
     Целовал его он во уста сахарные,
     Выводил добра коня с конюшенки стоялый
     А й на тот же славный на широкий двор.
    
     А й тут старый казак да Илья Муромец
     Стал добра коня тут он заседлывать.
    
     На коня накладывает потничек,
     А на потничек накладывает войлочек -
     Потничек он клал да ведь шёлковенький,
     А на потничек подкладывал подпотничек,
     На подпотничек седелко клал черкасское,
     А черкасское седёлышко недержано,
     И подтягивал двенадцать подпругов шёлковых,
     И шпенёчики он втягивал булатные,
     А стремяночки покладывал булатные,
     Пряжечки покладывал он красна золота.
    
     Да не для красы-угожества -
     Ради крепости всё богатырской:
     Ещё подпруги шёлковы тянутся, да они не рвутся,
     Да булат-железо гнётся, не ломается,
     Пряжечки-то красна золота,
     Они мокнут, да не ржавеют.
    
     И садился тут Илья да на добра коня,
     Брал с собой доспехи крепки богатырские:
     Во-первых, брал палицу булатную,
     Во-вторых, копье брал мурзамецкое,
     А ещё брал саблю свою острую,
     Ещё брал шалыгу подорожную.
    
     И поехал он из города из Киева.
     Выехал Илья да во чисто поле,
     И подъехал он ко войскам ко татарским
     Посмотреть на войска на татарские.
    
     Нагнано-то силы много множество.
     Как от покрика от человечьего,
     Как от ржанья лошадиного
     Унывает сердце человеческое.
    
     Тут старый казак да Илья Муромец
     Он поехал по раздольицу чисту полю,
     Не мог конца-краю силушке наехати.
    
     Он повыскочил на гору на высокую,
     Посмотрел на все на три, четыре стороны,
     Посмотрел на силушку татарскую -
     Конца-краю силе насмотреть не мог.
    
     И повыскочил он на гору на другую,
     Посмотрел на все на три, четыре стороны -
     Конца-краю силе насмотреть не мог.
    
     Он спустился с той горы да со высокие,
     Да он ехал по раздольицу чисту полю
     И повыскочил на третью гору на высокую,
     Посмотрел-то под восточную ведь сторону.
    
     Насмотрел он под восточной стороной,
     Насмотрел он там шатры белы,
     И у белых шатров-то кони богатырские.
    
     Он спустился с той горы высокий
     И поехал по раздольицу чисту полю.
     Приезжал Илья к шатрам ко белым.
    
     Как сходил Илья да со добра коня,
     Да у тех шатров у белых
     А там стоят кони богатырские,
     У того ли полотна стоят у белого,
     Они зоблят-то пшену да белоярову.
    
     Говорит Илья да таковы слова:
     — Поотведать мне-ка счастия великого.
    
     Он накинул поводы шёлковые
     На добра коня на богатырского
     Да спустил коня ко полотну ко белому:
     — А й допустят ли то кони богатырские
     Моего коня да богатырского
     Ко тому ли полотну ко белому
     Позобать пшену да белоярову?
    
     Его добрый конь идёт-то грудью к полотну,
     А идёт зобать пшену да белоярову.
    
     Старый казак да Илья Муромец
     А идёт он да во бел шатёр.
     Приходит Илья Муромец во бел шатёр,
     В том белом шатре двенадцать-то богатырей,
     И богатыри всё святорусские.
    
     Они сели хлеба-соли кушати,
     А и сели-то они да пообедати.
    
     Говорил Илья да таковы слова:
     — Хлеб да соль, богатыри да святорусские,
     А й крёстный ты мой батюшка
     А й Самсон да ты Самойлович!
    
     Говорит ему да крёстный батюшка:
     — А й поди ты, крестничек любимый,
     Старый казак да Илья Муромец,
     А садись-ко с нами пообедати.
    
     И он встал ли да на резвы ноги,
     С Ильёй Муромцем да поздоровались,
     Поздоровались они да целовалися,
     Посадили Илью Муромца да за единый стол
     Хлеба-соли да покушати.
    
     Их двенадцать-то богатырей,
     Илья Муромец, да он тринадцатый.
     Они попили, поели, пообедали,
     Выходили из-за стола из-за дубового,
     Они господу богу помолилися.
    
     Говорил им старый казак да Илья Муромец:
     — Крестный ты мой батюшка Самсон Самойлович,
     И вы, русские могучие богатыри!
     Вы седлайте-тко добрых коней,
     А й садитесь вы да на добрых коней,
     Поезжайте-тко да во раздольице чисто поле,
     А й под тот под славный стольный Киев-град,
     Как под нашим-то под городом под Киевом
     А стоит собака Калин-царь,
     А стоит со войсками со великими,
     Разорить хочет он стольный Киев-град,
     Чернедь-мужиков он всех повырубить,
     Божьи церкви все на дым спустить,
     Князю-то Владимиру да со Апраксой-королевичной
     Он срубить-то хочет буйны головы.
    
     Вы постойте-ка за веру, за отечество,
     Вы постойте-тко за славный стольный Киев-град,
     Вы постойте-тко за церкви те за божий,
     Вы поберегите-тко князя Владимира
     И со той Апраксой-королевичной!
    
     Говорит ему Самсон Самойлович:
     — Ай же крестничек ты мой любимый,
     Старый казак да Илья Муромец!
    
     А й не будем мы да и коней седлать,
     И не будем мы садиться на добрых коней,
     Не поедем мы во славно во чисто поле,
     Да не будем мы стоять за веру, за отечество,
     Да не будем мы стоять за стольный Киев-град,
     Да не будем мы стоять за матушки божьи церкви,
     Да не будем мы беречь князя Владимира
     Да ещё с Апраксой-королевичной.
    
     У него ведь есте много да князей-бояр -
     Кормит их и поит, да и жалует,
     Ничего нам нет от князя от Владимира.
    
     Говорит-то старый казак Илья Муромец:
     — Ай же ты, мой крестный батюшка,
     Ай Самсон да ты Самойлович!
    
     Это дело у нас будет нехорошее,
     Как собака Калин-царь он разорит да Киев-град,
     Да он Чёрнедь-мужиков-то всех повырубит.
    
     Говорит ему Самсон Самойлович:
     — Ай же крестничек ты мой любимый,
     Старый казак да Илья Муромец!
     А й не будем мы да и коней седлать,
     И не будем мы садиться на добрых коней,
     Не поедем мы во славно во чисто поле.
     Да не будем мы беречь князя Владимира
     Да ещё с Апраксой-королевичной:
     У него ведь много есть князей-бояр,
     Кормит их и поит, да и жалует,
     Ничего нам нет от князя от Владимира.
    
     А й тут старый казак да Илья Муромец,
     Он тут видит, что дело ему не полюби,
     А й выходит-то Илья да со бела шатра,
     Приходил к добру коню да богатырскому,
     Брал его за поводы шёлковые,
     Отводил от полотна от белого,
     А от той пшены от белояровой.
     Да садился Илья на добра коня,
     То он ехал по раздольицу чисту полю.
     И подъехал он ко войскам ко татарским.
    
     Не ясен сокол да напускает на гусей, на лебедей
     Да на малых перелётных серых утушек -
     Напускается богатырь святорусския
     А на тую ли на силу на татарскую.
     Он спустил коня да богатырского
     Да поехал ли по той по силушке татарскоей.
     Стал он силушку конём топтать,
     Стал конём топтать, копьём колоть,
     Стал он бить ту силушку великую.
    
     А он силу бьёт, будто траву косит.
     Его добрый конь да богатырския
     Испровещился языком человеческим:
     — Ай же славный богатырь святорусский!
     Хоть ты наступил на силу на великую,
     Не побить тебе той силушки великий:
     Нагнано у собаки царя Калина,
     Нагнано той силы много множество.
     И у него есть сильные богатыри,
     Поляницы есть удалые;
     У него, собаки царя Калина,
     Сделано-то ведь три подкопа да глубокие
     Да во славном раздольице чистом поле.
    
     Когда будешь ездить по тому раздольицу чисту полю,
     Будешь бито-то силу ту великую.
     Так просядем мы в подкопы во глубокие,
     Так из первых подкопов я повыскочу
     Да тебя оттуда я повыздану.
    
     Как просядем мы в подкопы-то во другие -
     И оттуда я повыскочу,
     И тебя оттуда я повыздану.
    
     Ещё в третий подкопы во глубокие -
     А ведь тут-то я повыскочу
     Да тебя оттуда не повыздану:
     Ты останешься в подкопах во глубоких.
    
     Ещё старый казак да Илья Муромец,
     Ему дело-то ведь не слюбилося.
    
     И берёт он плётку шёлкову в белы руки,
     А он бьёт кот да по крутым рёбрам,
     Говорил он коню таковы слова.
     — Ай же ты, собачище изменное!
     Я тебя кормлю, пою да и улаживаю,
     А ты хочешь меня оставить во чистом поле
     Да во тех подкопах во глубоких!
    
     И поехал Илья по раздольицу чисту полю
     Во тую во силушку великую,
     Стал конём топтать да и копьём колоть,
     И он бьёт-то силу, как траву косит,
     У Ильи-то сила не уменьшится.
    
     Он просел в подкопы во глубокие,
     Его добрый конь да сам повыскочил,
     Он повыскочил, Илью с собой повызданул.
    
     Он пустил коня да богатырского
     По тому раздольицу чисту полю
     Во тую во силушку великую,
     Стал конём топтать да и копьём колоть.
     Он и бьёт-то силу, как траву косит.
    
     У Ильи-то сила меньше ведь не ставится,
     На добром коне сидит Илья, не старится.
    
     Он просел с конём да богатырским,
     Он попал в подкопы-то во другие,
     Его добрый конь да сам повыскочил
     Да Илью с собой повызданул.
    
     Он пустил коня да богатырского
     По тому раздольицу чисту полю
     Во тую во силушку великую,
     Стал конём топтать да и копьём колоть.
    
     И он бьёт-то силу, как траву косит, ;
     У Ильи-то сила меньше ведь не ставится,
     На добром коне сидит Илья, не старится.
    
     Он попал в подкопы-то во третий,
     Он просел с конём в подкопы-то глубокие,
     Его добрый конь да богатырский
     Ещё с третих подкопов он повыскочил
     Да оттуль Ильи он не повызданул.
    
     Соскользнул Илья да со добра коня
     И остался он в подкопе во глубоком.
     Да пришли татары-то поганые,
     Да хотели захватить они добра коня.
    
     Его конь-то богатырский
     Не сдался им во белы руки -
     Убежал-то добрый конь да во чисто поле.
     Тут пришли татары-то поганые,
     Нападали на старого казака Илью Муромца,
     А й сковали ему ножки резвые
     И связали ему ручки белые.
    
     Говорили-то татары таковы слова:
     — Отрубить ему да буйную головушку!
     Говорят ины татары таковы слова:
     — Ай не надо рубить ему буйной головы,
     Мы сведём Илью к собаке царю Калину,
     Что он хочет, то над ним да сделает.
    
     Повели Илью да по чисту полю
     А ко тем палаткам полотняным.
     Приводили ко палатке полотняной,
     Привёли его к собаке царю Калину.
    
     Становили супротив собаки царя Калина,
     Говорили татары таковы слова:
     — Ай же ты, собака да наш Калин-царь!
     Захватили мы да старого казака Илью Муромца
     Да во тех-то подкопах во глубоких
     И привели к тебе, к собаке царю Калину,
     Что ты знаешь, то над ним и делаешь!
    
     Тут собака Калин-царь говорил Илье да таковы слова:
     — Ай ты, старый казак да Илья Муромец!
     Молодой щенок да напустил на силу на великую,
     Тебе где-то одному побить силу мою великую!
    
     Вы раскуйте-тко да ножки резвые,
     Развяжите-тко Илье да ручки белые.
    
     И расковали ему ножки резвые,
     Развязали ему ручки белые.
     Говорил собака Калин-царь да таковы слова:
     — Ай же старый казак да Илья Муромец!
     Да садись-ка ты со мной а за единый стол,
     Ешь-ка яствушку мою сахарную,
     Да и пей-ка мои питьица медвяные,
     И одень-ко ты мою одежу драгоценную,
     И держи-тко мою золоту казну,
     Золоту казну держи по надобью -
     Не служи-тко ты князю Владимиру,
     Да служи-тко ты собаке царю Калину.
    
     Говорил Илья да таковы слова:
     — А й не сяду я с тобою да за единый стол,
     И не буду есть твоих яствушек сахарних,
     И не буду пить твоих питьицев медвяных,
     И не буду носить твоей одежи драгоценный,
     И не буду держать твоей бессчётной золотой казны,
     И не буду служить тебе, собаке царю Калину.
     Ещё буду служить я за веру, за отечество,
     А й буду стоять за стольный за Киев-град,
     А буду стоять за князя за Владимира
     И со той Апраксой-королевичной.
    
     Тут старый казак да Илья Муромец
     Он выходит со палатки полотняной
     Да ушёл в раздольице чисто поле.
    
     Да теснить стали его татары-то поганые,
     Хотят обневолить они старого казака Илью Муромца,
     А у старого казака Ильи Муромца
     При себе да не случилось-то доспехов крепких,
     Нечем-то ему с татарами да попротивиться.
    
     Старый казак Илья Муромец Видит он, дело немалое.
     Да схватил татарина он за ноги,
     Так стал татарином помахивать,
     Стал он бить татар татарином -
     Й от него татары стали бегати.
    
     И прошёл он сквозь всю силушку татарскую.
     Вышел он в раздольице чисто поле,
     Да он бросил-то татарина да в сторону.
     То идёт он по раздольицу чисту полю,
     При себе-то нет коня да богатырского,
     При себе-то нет доспехов крепких.
    
     Засвистал в свисток Илья он богатырский,
     Услыхал его добрый конь во чистом поле,
     Прибежал он к старому казаку Илье Муромцу.
    
     Еще старый казак да Илья Муромец
     Как садился он да на добра коня
     И поехал по раздольицу чисту полю,
     Выскочил он на гору на высокую,
     Посмотрел-то он под восточную под сторону -
     А й под той ли под восточной под сторонушкой,
     А й у тех ли у шатров у белых
     Стоят добры кони богатырские.
    
     А тут старый-то казак да Илья Муромец
     Опустился он да со добра коня,
     Брал свой тугой лук разрывчатый в белы ручки,
     Натянул тетивочку шелковиньку,
     Наложил он стрелочку калёную,
     И он спускал ту стрелочку во бел шатёр.
    
     Говорил Илья да таковы слова:
     — А лети-тко, стрелочка калёная,
     — А лети-тко, стрелочка, во бел шатёр,
     Да сними-тко крышу со бела шатра,
     Да пади-тко, стрелка, на белы груди
     К моему ко батюшке ко крестному,
     Проскользни-тко по груди ты по белая,
     Сделай-ко царапину да маленьку,
     Маленьку царапинку да невеликую.
    
     Он и спит там, прохлаждается,
     А мне здесь-то одному да мало можется.
    
     Он спустил как эту тетивочку шёлковую,
     Да спустил он эту стрелочку калёную,
     Да просвистнула как эта стрелочка калёная
     Да во тот во славный во бел шатёр.
    
     Она сняла крышу со бела шатра,
     Пала она, стрелка, на белы груди
     Ко тому ли то Самсону ко Самойловичу,
     По белой груди ведь стрелочка скользнула-то,
     Сделала она царапинку-то маленькую.
    
     А й тут славныя богатырь святорусские
     А й Самсон-то ведь Самойлович
     Пробудился-то Самсон от крепка сна,
     Пораскинул свои очи ясные -
     Да как снята крыша со бела шатра,
     Пролетела стрелка по белой груди.
     Она царапинку сделала да по белой груди.
    
     И он скорёшенько стал на резвы ноги.
     Говорил Самсон да таковы слова:
     — Ай же славные мои богатыри вы святорусские,
     Вы скорёшенько седлайте-тко добрых коней,
     Да садитесь-тко вы на добрых коней!
     Мне от крестничка да от любимого
     Прилетели-то подарочки да нелюбимые -
     Долетела стрелочка калёная
     Через мой-то славный бел шатёр,
     Она крышу сняла ведь да со бела шатра,
     Проскользнула стрелка по белой груди,
     Она царапинку дала по белой груди.
    
     Только малу царапинку дала, невеликую:
     Пригодился мне, Самсону, крест на вороте -
     Крест на вороте шести пудов.
     Кабы не был крест да на моей груди,
     Оторвала бы мне буйну голову.
    
     Тут богатыри все святорусские
     Скоро ведь седлали да добрых коней,
     И садились молодцы да на добрых коней
     И поехали раздольицем чистым полем
     Ко тому ко городу ко Киеву,
     Ко тем они силам ко татарским.
    
     А со той горы да со высокие
     Усмотрел ли старый казак да Илья Муромец,
     А что едут ведь богатыри чистым полем,
     А что едут ведь да на добрых конях.
    
     И спустился он с горы высокие,
     И подъехал он к богатырям ко святорусским,
     Их двенадцать-то богатырей, Илья тринадцатый,
     И приехали они ко силушке татарской,
     Припустили коней богатырских,
     Стали бить-то силушку татарскую,
     Притоптали тут всю силушку великую
     И приехали к палатке полотняной.
    
     А сидит собака Калин-царь в палатке полотняной.
     Говорят-то как богатыри да святорусские:
     — А срубить-то буйную головушку
     А тому собаке царю Калину.
     Говорил старой казак да Илья Муромец:
     — А почто рубить ему да буйную головушку?
     Мы свезёмте-тко его во стольный Киев-град
     Да й ко славному ко князю ко Владимиру.
    
     Привезли его, собаку царя Калина,
     А во тот во славный Киев-град
     Да ко славному ко князю ко Владимиру,
     Привели его в палату белокаменну
     Да ко славному ко князю ко Владимиру.
    
     Тут Владимир-князь да стольно-киевский
     Он берёт собаку за белы руки
     И садил его за столики дубовые,
     Кормил его яствушкой сахарною
     Да поил-то питьицем медвяным.
    
     Говорил ему собака Калин-царь да таковы слова:
     — Ай же ты, Владимир-князь да стольно-киевский,
     Не сруби-тко мне да буйной головы!
     Мы напишем промеж собой записи великие:
     Буду тебе платить дани век и по веку
     А тебе-то, князю, я, Владимиру!
    
     А тут той старинке и славу поют,
     А по ты их мест старинка и покончилась.
++++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Илья Муромец и Соловей-Разбойник. Былина. Легенда.
     Из того ли то из города из Мурома,
     Из того села да Карачарова
     Выезжал удаленький дородный добрый молодец.
    
     Он стоял заутреню во Муроме,
     А й к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град.
    
     Да й подъехал он ко славному ко городу к Чернигову.
     У того ли города Чернигова
     Нагнано-то силушки Чёрным-Чёрно,
     А й Чёрным-Чёрно, как Чёрна ворона.
    
     Так пехотою никто тут не прохаживат,
     На добром коне никто тут не проезживат,
     Птица Чёрный ворон не пролётыват,
     Серый зверь да не прорыскиват.
    
     А подъехал как ко силушке великой,
     Он как стал-то эту силушку великую,
     Стал конём топтать да стал копьём колоть,
     А й побил он эту силу всю великую.
    
     Он подъехал-то под славный под Чернигов-град,
     Выходили мужички да тут Черниговски
     И отворяли-то ворота во Чернигов-град,
     А й зовут его в Чернигов воеводою.
    
     Говорит-то им Илья да таковы слова:
     — Ай же мужички да вы Черниговски!
     Я не йду к вам во Чернигов воеводою.
     Укажите мне дорожку прямоезжую,
     Прямоезжую да в стольный Киев-град.
    
     Говорили мужички ему Черниговски:
     — Ты, удаленький дородный добрый молодец,
     Ай ты, славный богатырь да святорусский!
     Прямоезжая дорожка заколодела,
     Заколодела дорожка, замуравела.
    
     А й по той ли по дорожке прямоезжею
     Да й пехотою никто да не прохаживал,
     На добром коне никто да не проезживал.
    
     Как у той ли то у Грязи-то у Чёрной,
     Да у той ли у берёзы у покляпыя,
     Да у той ли речки у Смородины,
     У того креста у Леванидова
     Сидит Соловей Разбойник на сыром дубу,
     Сидит Соловей Разбойник Одихмантьев сын.
    
     А то свищет Соловей да по-соловьему,
     Он кричит, злодей-разбойник, по-звериному,
     И от его ли то от посвиста соловьего,
     И от его ли то от покрика звериного
     Те все травушки-муравы уплетаются,
     Все лазоревы цветочки осыпаются,
     Темны лесушки к земле все приклоняются, -
     А что есть людей, то все мёртвы лежат.
    
     Прямоезжею дороженькой, пятьсот есть вёрст,
     А й окольной дорожкой, цела тысяча.
    
     Он спустил добра коня да й богатырского,
     Он поехал-то дорожкой прямоезжею.
    
     Его добрый конь да богатырский
     С горы на гору стал перескакивать,
     С холмы на холмы стал перемахивать,
     Мелки реченьки, озерка промеж ног пускал.
    
     Подъезжает он ко речке ко Смородине,
     Да ко тоей он ко Грязи он ко Чёрноей,
     Да ко тою ко берёзе ко покляпыя,
     К тому славному кресту ко Леванидову.
    
     Засвистал-то Соловей да по-соловьему,
     Закричал злодей-разбойник по-звериному,
     Так все травушки-муравы уплеталися,
     Да й лазоревы цветочки осыпалися,
     Темны лесушки к земле все приклонилися.
    
     Его добрый конь да богатырский
     А он на корни да спотыкается.
    
     А й как старый-от казак да Илья Муромец
     Берёт плеточку шёлковую в белу руку,
     А он бил коня да по крутым рёбрам.
    
     Говорил-то он, Илья, таковы слова:
     — Ах ты, волчья сыть да й травяной мешок!
     Али ты идти не хошь, али нести не можь?
     Что ты на корни, собака, спотыкаешься?
     Не слыхал ли посвиста соловьего,
     Не слыхал ли покрика звериного,
     Не видал ли ты ударов богатырских?
    
     А й тут старый казак да Илья Муромец
     Да берёт-то он свой тугой лук разрывчатый,
     Во свои берёт во белы он во ручушки.
    
     Он тетивочку шелковиньку натягивал,
     А он стрелочку калёную накладывал,
     Он стрелил в того-то Соловья Разбойника,
     Ему выбил право око со косицею,
     Он спустил-то Соловья да на сыру землю,
     Пристегнул его ко правому ко стремечку булатному,
     Он повёз его по славну по чисту полю,
     Мимо гнёздышка повёз да соловьиного.
    
     Во том гнёздышке да соловьином
     А случилось быть да и три дочери,
     А й три дочери его любимых.
    
     Больша дочка, эта смотрит во окошечко косявчато,
     Говорит она да таковы слова:
     — Едет-то наш батюшка чистым полем,
     А сидит-то на добром коне,
     А везёт он мужичища-деревенщину
     Да у правого у стремени прикована.
    
     Поглядела как другая дочь любимая,
     Говорила-то она да таковы слова:
     — Едет батюшка раздольицем чистым полем,
     Да й везёт он мужичища-деревенщину
     Да й ко правому ко стремени прикована.
    
     Поглядела его меньша дочь любимая,
     Говорила-то она да таковы слова:
     — Едет мужичище-деревенщина,
     Да й сидит мужик он на добром коне,
     Да й везёт-то наша батюшка у стремени,
     У булатного у стремени прикована,
     Ему выбито-то право око со косицею.
    
     Говорила-то й она да таковы слова:
     — А й же мужевья наши любимые!
     Вы берите-ко рогатины звериные,
     Да бегите-ко в раздольице чисто поле,
     Да вы бейте мужичища-деревенщину!
    
     Эти мужевья да их любимые,
     Зятевья-то есть да соловьиные,
     Похватали как рогатины звериные,
     Да и бежали-то они да й во чисто поле
     Ко тому ли к мужичище-деревенщине,
     Да хотят убить-то мужичища-деревенщину.
    
     Говорит им Соловей Разбойник Одихмантьев сын:
     — Ай же зятевья мои любимые!
     Побросайте-ка рогатины звериные,
     Вы зовите мужика да деревенщину,
     В своё гнёздышко зовите соловьиное,
     Да кормите его ествушкой сахарною,
     Да вы пойте его питьецом медвяным,
     Да й дарите ему дары драгоценные!
    
     Эти зятевья да соловьиные
     Побросали-то рогатины звериные,
     А й зовут мужика да й деревенщину
     Во то гнёздышко да соловьиное.
    
     Да й мужик-то деревенщина не слушался,
     А он едет-то по славному чисту полю
     Прямоезжею дорожкой в стольный Киев-град.
    
     Он приехал-то во славный стольный Киев-град
     А ко славному ко князю на широкий двор.
    
     А й Владимир-князь он вышел со божьей церкви,
     Он пришёл в палату белокаменну,
     Во столовую свою во горенку,
     Он сел есть да пить да хлеба кушати,
     Хлеба кушати да пообедати.
    
     А й тут старый казак да Илья Муромец
     Становил коня да посередь двора,
     Сам идёт он во палаты белокаменны.
    
     Проходил он во столовую во горенку,
     На пяту он дверь-то поразмахивал.
    
     Крест-от клал он по-писаному,
     Вёл поклоны по-учёному,
     На все на три, на четыре на сторонки низко кланялся,
     Самому князю Владимиру в особину,
     Ещё всем его князьям он подколеным.
    
     Тут Владимир-князь стал молодца выспрашивать:
     — Ты скажи-тко, ты откулешний, дородный добрый молодец,
     Тебя как-то, молодца, да именем зовут,
     Величают, удалого, по отечеству?
    
     Говорил-то старый казак да Илья Муромец:
     — Есть я с славного из города из Мурома,
     Из того села да Карачарова,
     Есть я старый казак да Илья Муромец,
     Илья Муромец да сын Иванович.
    
     Говорит ему Владимир таковы слова:
     — Ай же старый казак да Илья Муромец!
     Да й давно ли ты повыехал из Мурома
     И которою дороженькой ты ехал в стольный Киев-град?
    
     Говорил Илья он таковы слова:
     — Ай ты славный Владимир стольно-киевский!
     Я стоял заутреню христосскую во Муроме,
     А й к обеденке поспеть хотел я в стольный Киев-град,
     То моя дорожка призамешкалась.
     А я ехал-то дорожкой прямоезжею,
     Прямоезжею дороженькой я ехал мимо-то Чернигов-град,
     Ехал мимо эту Грязь да мимо Чёрную,
     Мимо славну реченьку Смородину,
     Мимо славную берёзу ту покляпую,
     Мимо славный ехал Леванидов крест.
    
     Говорил ему Владимир таковы слова:
     — Ай же мужичища-деревенщина,
     Во глазах, мужик, да подлыгаешься,
     Во глазах, мужик, да насмехаешься!
     Как у славного у города Чернигова
     Нагнано тут силы много множество -
     То пехотою никто да не прохаживал
     И на добром коне никто да не проезживал,
     Туда серый зверь да не прорыскивал,
     Птица Чёрный ворон не пролётывал.
    
     А й у той ли то у Грязи-то у Чёрной,
     Да у славной у речки у Смородины,
     А й у той ли у берёзы у покляпыя,
     У того креста у Леванидова
     Соловей сидит Разбойник Одихмантьев сын.
     То как свищет Соловей да по-соловьему,
     Как кричит злодей-разбойник по-звериному -
     То все травушки-муравы уплетаются,
     А лазоревы цветочки прочь осыпаются,
     Темны лесушки к земле все приклоняются,
     А что есть людей, то все мёртвы лежат.
    
     Говорил ему Илья да таковы слова:
     — Ты, Владимир-князь да стольно-киевский!
     Соловей Разбойник на твоём дворе.
     Ему выбито ведь право око со косицею,
     И он ко стремени булатному прикованный.
    
     То Владимир-князь-от стольно-киевский
     Он скорёшенько вставал да на резвы ножки,
     Кунью шубоньку накинул на одно плечко,
     То он шапочку соболью на одно ушко,
     Он выходит-то на свой-то на широкий двор
     Посмотреть на Соловья Разбойника.
    
     Говорил-то ведь Владимир-князь да таковы слова:
     — Засвищи-тко, Соловей, ты по-соловьему,
     Закричи-тко ты, собака, по-звериному.
    
     Говорил-то Соловей ему Разбойник Одихмантьев сын:
     — Не у вас-то я сегодня, князь, обедаю,
     А не вас-то я хочу да и послушати.
    
     Я обедал-то у старого казака Ильи Муромца,
     Да его хочу-то я послушати.
    
     Говорил-то как Владимир-князь да стольно-киевский.
     — Ай же старый казак ты Илья Муромец!
     Прикажи-тко засвистать ты Соловья да й по-соловьему,
     Прикажи-тко закричать да по-звериному.
    
     Говорил Илья да таковы слова:
     — Ай же Соловей Разбойник Одихмантьев сын!
     Засвищи-тко ты во полсвиста соловьего,
     Закричи-тко ты во полкрика звериного.
    
     Говорил-то ему Соловой Разбойник Одихмантьев сын:
     — Ай же старый казак ты Илья Муромец!
     Мои раночки кровавы запечатались,
     Да не ходят-то мои уста сахарные,
     Не могу я засвистать да й по-соловьему,
     Закричать-то не могу я по-звериному.
    
     А й вели-тко князю ты Владимиру
     Налить чару мне да зелена вина.
     Я повыпью-то как чару зелёна вина -
     Мои раночки кровавы поразойдутся,
     Да й уста мои сахарны порасходятся,
     Да тогда я засвищу да по-соловьему,
     Да тогда я закричу да по-звериному.
    
     Говорил Илья тут князю он Владимиру:
     — Ты, Владимир-князь да стольно-киевский,
     Ты поди в свою столовую во горенку,
     Наливай-то чару зелёна вина.
     Ты не малую стопу, да полтора ведра,
     Подноси-тко к Соловью к Разбойнику.
    
     То Владимир-князь да стольно-киевский,
     Он скоренько шёл в столову свою горенку,
     Наливал он чару зелена вина,
     Да не малу он стопу, да полтора ведра,
     Разводил медами он стоялыми,
     Приносил-то он ко Соловью Разбойнику.
    
     Соловей Разбойник Одихмантьев сын
     Принял чарочку от князя он одной ручкой,
     Выпил чарочку ту Соловей одним духом.
     Засвистал как Соловей тут по-соловьему,
     Закричал Разбойник по-звериному,
     Маковки на теремах покривились,
     А околенки во теремах рассыпались.
    
     От него, от посвиста соловьего,
     А что есть-то людушек, так все мёртвы лежат,
     А Владимир-князь-от стольно-киевский
     Куньей шубонькой он укрывается.
    
     А й тут старый-от казак да Илья Муромец,
     Он скорешенько садился на добра коня,
     А й он вез-то Соловья да во чисто поле,
     И он срубил ему да буйну голову.
    
     Говорил Илья да таковы слова:
     — Тебе полно-тко свистать да по-соловьему,
     Тебе полно-тко кричать да по-звериному,
     Тебе полно-тко слезить да отцов-матерей,
     Тебе полно-тко вдовить да жён молодыих,
     Тебе полно-тко спущать-то сиротать да малых детушек!
    
     А тут Соловью ему й славу поют,
     А й славу поют ему век по веку!
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Илья Муромец. В граде Муроме, селе Карачарове. Легенда.
     В граде Муроме, селе Карачарове, жили-были два брата.
     У большего брата была жена таровата, она ростом не велика, не мала, а сына себе родила, Ильёй назвала, а люди, Ильёй Муромцем.
     Илья Муромец тридцать три года не ходил ногами, сиднем сидел.
     В одно жаркое лето родители пошли в поле крестьянствовать, траву косить, а Илюшеньку вынесли, посадили у двора на траву. Он и сидит.
     Подходят к нему три странника и говорят.
     — Подай милостыню.
     А он говорит:
     — Идите в дом и берите, что вам угодно. Я тридцать три года не ходил, отроду сиднем сидел.
     Один и говорит:
     — А ты встань и иди.
     Он встал.
     — Что вам угодно?
     — Что не жаль.
     Он зачерпнул чару зелена вина в полтора ведра.
     — Выпей сам.
     Он ни слова не сказал, одним духом выпил.
     — Поди принеси ещё.
     Приносит он.
     — Выпей сам.
     Он одним духом все выпил. Они у него спрашивают:
     — Какую ты в себе силушку чувствуешь?
     — Такую, добрые люди, что, если бы был столб одним концом в небо, другим концом в землю вбитый, и кольцо, я бы повернул.
     Они переглянулись.
     — Это ему много. Поди, принеси ещё.
     Ещё принёс. Он выпил одним духом.
     — Теперь как?
     — Чувствую, в половине осталось.
     — Ну, вот с тебя хватит.
     Он от большой радости пошёл их проводить и говорит:
     — Я чую в себе силу богатырскую, где теперь коня взять?
     — Вот на обратном пути мужик будет вести строгача, два года коню, продавать, ты купи, только не торгуйся, сколько спросит, столько и отдай. Только откорми его три месяца бело-яровой пшеницей, отпои ключевой водой и пусти его на три зари на шёлковую траву, а потом на шёлковый канат и пропусти через железный тын туда, сюда перелететь.
     — Вот тебе и конь будет. Бейся с кем хочешь, тебе на бою смерти нет. Только не бейся со Святогором, богатырём.
     Илюшенька проводил их далеко за село. На обратном пути видит, его отец-мать крестьянствуют. Они глазам не верят.
     Он просит:
     — Дайте, я покошу.
     Взял косу и стал ею помахивать, не успели оглянуться, вся степь лежит. Говорит:
     — Я захмелел.
     Вот он и прилёг отдохнуть. Проснулся и пошёл. Глядь, ; мужик идёт, ведёт строгача, он вспомнил.
     — Здорово!
     — Здорово, дорогой молодец!
     — Далеко ли ведёте строгача?
     — Продавать.
     — Продай мне.
     — Купи.
     — Сколько?
     — Двадцать рублей.
     Он отдал, ни слова не сказал, взял из полы в полу и повёл домой. Привёл домой, постановил его в конюшню и насыпал белояровой пшеницы.
     Так три месяца кормил, поил ключевой водой, выпускал на шёлковую траву на три зари, вывел его на шёлковый канат, конь туда, суды через железный тын перелетел, как птица.
     Ну, вот ему и конь богатырский. Так и вправду случилось.
     Бился потом Илья Муромец с Соловьём-разбойником, и Илья Муромец его победил.
     Конь под ним был богатырский, как лютый зверь, ход у него спорый. Он задними копытами за переднюю восемнадцать вёрст закидывает.
     Он утреню стоял в Чернигове, а к обедне поспел в Киев-град.
     Однажды ехал-ехал по дороге, оказалось, дорога расходится в три стороны и на этой дороге лежит камень, и на камне надпись:
     — Влево поедешь, будешь женат, вправо поедешь, будешь богат, прямо поедешь, будешь убит.
     Он подумал:
     — Жениться ещё время не настало, а богатства своего мне не нужно. Некстати русскому богатырю Илье Муромцу богатство наживать, а под, стать ему бедных да сирот спасать, защищать, во всем помогать. Дай, поеду, где смерти не миновать. Мне ведь в бою-то смерти нет, не написана.
     И поехал прямо.
     Ехал-ехал он по дикой степи, впереди дремучий лес, поехал по этому дремучему лесу. Ехал он дремучим лесом с утра до полудня.
     Приехал на поляну, там стоит громадный дуб в три обхвата, под ним сидят тридцать богатырей, а на поляне пасутся тридцать коней.
     Они увидели Илью Муромца и зашумели.
     — Зачем ты сюда, негодный мужиковина? Мы богатыри рода дворянского, а тебя, мужиковина, за три вёрсты видать. Смерть тебе!
     Илья Муромец наложил калёную стрелу на лук, как вдарит в дуб, только щепки полетели, весь дуб расшиб на щепки. Богатырей побил, дубом прихлопнул.
     Обратил Илья Муромец коня и поехал назад и написал на камне:
     — Кто писал: проедет, будет убит, неправда, путь свободен всем прохожим и проезжим.
     Сам думает:
     — Дай-ка поеду, где буду богат!
     Ехал он день, ехал два, на третий подъезжает, огромный двор, высокий забор, у ворот чугунный столб, на этом столбе висит чугунная доска и железная палка.
     Взял Илья Муромец и стал бить в эту доску. Отворились ворота, выходит старик.
     — Входи в дом, бери, что тебе угодно! У меня кладовые, подвалы ломятся.
     Он думает:
     — Деньги прах, одежда тоже, а жизнь и слава честная всего дороже.
     Поехал назад и написал на камне:
     — Неправда, что будешь богат. Чужое богатство недолговечное и непрочное.
     — Ну, поеду по третьей дороге, что там за красавица, может, правда, женюсь.
     Подъезжает, а там стоит дворец, сам деревянный, окошечки хрустальные, серебром покрыты, золотом облиты. Выходит девушка-красавица и говорит: I
     — Принимаю, добрый молодец, как любимого жениха.
     Взяла его за руку правую и повела его в столовую и подала обедать честь честью.
     — Теперь время отдохнуть.
     Ввела в спальню.
     — Вот, ; говорит, ; кровать, ложись, отдыхай.
     Он взял, нажал кулаком, она, бултых. А там яма глубокая, сажень пять. И там тридцать богатырей.
     — Эй, ребята, это вы жениться сюда заехали?
     — Да, ; говорят, ; помоги, Илья Муромец!
     Они сразу узнали. Он снял аркан с коня и бросил туда, и вытащил их, всех до одного вывел.
     — Ну, говорит, ступайте, гуляйте на воле, А я с ней поговорю. Поди отгуляла невеста, пора замуж идти.
     Вывел в лес, привязал за волосья, натянул тугой лук. Вдарил, не попал.
     — А знать, ты ведьма!
     Он взял калёную стрелу, выстрелил в темя. Она сделалась такая страшная, нос крючком, два Зуба. Он перекрестил три раза, она, бултых.
     Он вернулся и написал:
     — Кто хочет жениться, это неправда, здесь невесты нет, отгуляла.
     Ездил, ездил по дикой степи, дремучим лесам, сёлам и городам и думает;
     — Поеду я смотреть Святогора, богатыря.
     И поехал глядеть Святогора, богатыря. Ехал, ехал, подъехал, высокая гора, как Араратская, только что-то Чернеет. Он пустил коня и полез пешком, он шёл винтом, взошёл, там раскинут шатёр, и в нём Святогор, богатырь лежит.
     — Здоров ли, Святогор, богатырь?
     — Жив, здоров, спасибо тебе, триста лет живу, лежу, никто меня не навешал. Я плохо вижу.
     Приподнялся, пожали они друг другу руки слегка. Спустились с горы, ходили-ходили, видят, гроб лежит.
     — Э, тут наша смерть.
     — Твоя или моя?
     А крышка растворена. Илья Муромец влез, ему просторно.
     — Э, Илья Муромец, ещё рано тебе. Ну-ка вылезай, я попробую.
     Святогор, богатырь влез, только вытянулся, крышка захлопнулась. Илья Муромец семь раз вдарил, семь железных обручей накатил.
     Святогор, богатырь и говорит:
     — Илья Муромец, подойди ко мне поближе, я дуну на тебя, у тебя силы прибавится.
     Илюшенька один шаг сделал, силу почуял и сделал три шага назад.
     — А, не подошёл, а то была бы такая сила, ; мать земля не носила б!
     Илья Муромец подошёл к гробу, поклонился.
     — Ну, прости, Святогор, богатырь.
     — Похорони меня!
     Илья Муромец вырыл мечом могилу глубокую, сволок в неё гроб, повалил его, простился и поехал в Киев. Там он прожил двести лет. И помер.
     За всю жизнь Илья Муромец много врагов русской земли победил, за что он и славен был.
......
Илья Муромец. Вот, в городе Муромле бывало. Архангельск.  Сказка!!
======
     Вот, в городе Муромле бывало, в селе в Карачаеве.
     Жил-был, крестьянин Иван Тимофиевич. Не было у него никакого отплодья.
     Стал Господа он просить:
     — Дай мне дитище, с молодых лет на потеху, с полвека на перемену, а на стары лета по смерти на помин души.
     Господь, услышав его молитву, дал ему детище, назвали его Ильёй, дал Бог ему дитище на большие слёзы, ног у него не было, тридцать лет Илья Муромец высидел без ног в фатере.
     Родители сойдут на трудную работу, оставят ему пищу денную, до отца матери пищи он не выкушает, а отдаст нищей бедной братии.
     Как приходит нищая братия, так им Илья говорит:
     — Нищая братья, просите Господа Бога, чтобы ноги мне Господь дал.
     И самого Господа просит сильно, усердно:
     — Дай ты мне ноги и здоровия.
     Вот минуется ему 30 лет, и Господь смилосердовался, послал светобразного юношу ему, ангела своего.
     Подошёл этот юноша к Ильи, говорит:
     — Илья, создай ты мне по чину милостыню, есть ли у тебя. Я от многих людей слыхал, что ты милослив был, сам хлеба не воскушаешь, которую денную пищу родители оставят, всю ради имени Господня отдаваешь.
     Илья отвечает:
     — У меня дать нечего, а я сам жадный напиться студёной воды, а сейчас у меня дать нечего, не почерпнёшь-ли ты в студёном колодце?
     Ангел юноша светобразный почерпнул студёной воды и поднёс Илье. Илья эту чару принял, и всю выпил до духу. И просит светобразный юноша:
     — Чувствуешь ли в себе, Илье, что ни?
     — Я чувствую в себе то, что стали у меня ноги, и здрав сделался. Юноша, дай мне другую чару зараз выпить.
     Юноша этот ангельский поднёс другу чару ему. Илья Муромец взял, другую выпил.
     — Илья, что чувствуешь в себе?
     — Типерича я чувствую то, что, если бы в краю земли было кольце, я бы проворотил землю краем.
     И тут исчез ангел юноша от Ильи.
     Скочил Илья теперь на ноги и побежал он, где отец-мать трудятся. А там отец-мать по край реки чистят пожню. Пришёл к ним Илья. Отец-мать сели хлеба воскушать, а он на то время трудиться стал, работать, которое дерево тяпнет руками, вырвет с кореньями, в реку и бросит.
     Подоходит он к отцу, к матери. Отец-мать и говорят:
     — Есть ты дитё наше по силам своим не крестьянин, ты другую работу ищи себе не сельскую.
     — Отец, ; Илья говорит, ; дайте мне прощение и благословление ехать во Киев град Господу Богу помолиться, а стальнокиевскому князю появиться.
     Родители ему и говорят:
     — Дитё наше, поедешь ты во Киев град, ни проливай крови понапрасну, постой за Божьи церкви и за златы кресты, и за веру христианскую постой и голову положи.
     Стал искать Илья коня себе. И дал Бог ему коня, из тучи или из чего, скреснулся конь против Ильи. Сделал тогда Илья орудие себе, тугой лук и стрелочек калёных наделал.
     Потом Илья Муромец сел на доброго коня и отправился во Киев град, подъехал к городу к Муромлю, смотрит, а на пути его стоит серёд дороги камень. Ударил конь копытом этот камень, покипела с этого каменя ключь-вода студёная.
     Приезжает Илья в Муром, говорят ему в городе Муромле:
     — Илья Муромец, не поезжай ты прямой дорогой во Киев град, а поезжай окольными дорогами. На пути, 30 лет как дорога закощона в Киев град. Теперь на дороге большой стоит тридевять разбойников, не пропущают ни конного и не пешного, и придавают всех к злой смерти.
     Говорит же Илья Муромец:
     — Меня Господь на то и послал, чтобы прямой дорогой ехать, дорогу очистить.
     Подъехал же он к этим разбойникам, видят разбойники, что едет юноша бедный, а конь под ним, как лев зверь, идёт сердитый, однако они собрались толпой, и думают:
     — Мы юноша не убьём тебя, а коня только отоймём.
     Илье Муромцу этот совет их не показался, натягивает тугой лук и накладает стрелочку калёную и спускает в этих разбойников.
     — Ты лети, лети, стрела калёная моя, куда летишь прибирай лес кореньями, проворачивай кверху.
     Пролетела его стрелочка, деревца в струночку повлилися вкруг разбойников. Устрашившись, эти разбойники все пали на коленка.
     — Ах, витязь богатый, скажи, как тебя по имени, по отечеству зовут? Ты бери у нас злата и серебра и скачного жемчугу, и подарим самоцветным каменьем мы тебя. Это тебе было, бери в нашем табуне лошадином по разуму себе жеребца!
     Илья отвечает:
     — Мне ваше не нужно ничего, у вас, головы убиты, кров пролита, именье копчено у вас. А вы разойдитесь по домам к своим жёнам, если вы не разойдитесь, то я наоборот приеду с Киева граду на сие место, если вы будете тут, хвачу одного за ноги и одним всех убью.
     Они же ему заповедь дают большую:
     — Илья Муромец, не поезжай-ко дорогой прямой во Киев град, не поезжай к граду Чернигову, под градом Черниговом стоит войско басурманское три года. Князь басурманский похваляется такой речью:
     — На князи, говори, черниговском буду пахать, на княгини буду след бороновать.
     Илья на это говорит:
     — Вы не учите гоголя на воде плавати, а меня храброго богатыря с татарами биться.
     Подъехал Илья Муромец под Чернигов град, смотрит, а там стоит войско басурманское в поле.
     Тетерича в Чернигов град он не поехал, глядит, что Чернигов град стоит в великом плену, ворота заперты все, мосты подняты и ворота песком засыпаны.
     Илья Муромец разгорячил своё сердце и поехал по войску басурманскому, зачал войско побивать: куда едет, туда улица падёт силы, куда перевернётся, туда переулок падает. Перебил он войско всё, захватил князя басурманского живьём в руки.
     Илья теперь взял с него запись, чтобы больше не попущать на Чернигов град из роду в род, не то внучатам, но и правнучатам моим не подумать.
     Едет теперь в Чернигов град Илья Муромец. Князь черниговский смотрит и думает:
     — Что Господь какого богатыря послал мне славного оберегать Чернигов град.
     Илья Муромец подъезжает к градским воротам. Князь черниговский приказал ворота отворить и вышел с княгиней своей посереди двора.
     — Какой ты юноша орды, какой земли, и какого отца-матери сын, и как по имени зовут?
     — Города я Муромля, села Карачарова, а сын я Ивана Тимофеева, а по имени зовут меня Ильюшкой.
     Брали его за руки, проводили в свою белокаменную палату и кормит, и поят его ествами сахарными, пивом медовым.
     Говорит теперь Князь Черниговский:
     — Не я теперь буду князь, а быть теперь тебе всему граду управителем и сберегателем, и как знаешь, так теперь управляй градом нашим.
     Илья Муромец говорит:
     — Я вам не управитель и не оберегатель, и не нужно мне ваше злато, ни серебро, ничто, а как ты стоял князем, так ты и стой в своём Чернигове граде. Если где напасть будет, так прознавай меня, я оберегу град. Однако же я поеду в Киев град теперича.
     Говорит ему князь Черниговский:
     — Илья Муромец, не поезжай теперь в Киев град прямой дорогой, закощона дорога, на грязи топучей, на реке на Смородине, на трёх дубах, на двенадцати разсохах, у Соловья разбойника свито гнездо, сидит на гнезде, свищет свистом разбойничьим, за тридцать вёрст не допущает никакого богатыря.
     Илья Муромец говорит на эти слова:
     — Ехать мне всё равно нужно.
     Илья Муромец подъезжает чистым полем по ближности. Соловей разбойник услышал себе беду неминучую, что близко богатырь неодолимый едет, засвистал в полный свист разбойничий, у Ильи Муромца, с этого свиста, конь на коленки пал под ним.
     — Ах же ты волчья сыть, кровяной мешок, неужто ты храбрее меня слышишь на гнезде?
     Ударил коня по крутым рёбрам, и так конь рассердился, что стал от земли отделяется, под гнездо посерёд подтащил его, Илью Муромца.
     Илья Муромец сын Иванович, натягивал тугой лук, накладал стрелу калёную и спускал в это гнездо, попадал Соловью разбойнику в правый глаз стрела калёная и вышибла его с гнезда на землю.
     Пал разбойник из гнезда, как будто овсяный сноп, пал на землю из зарода, так он и брякнул на землю. Илья Муромец взял его к стременам и привязал.
     Тут возмолился Соловей-Разбойник:
     — В чистом поли, в зелёном луге, моя палата белокаменная стоит Соловья разбойника.
     Начал его Соловей просить в свою палату. Илья Муромец не боится, едет в его палату белокаменную. А у его большая дочь, была богатырша, выскочила на ворота, поднимает жалезную подворотню и говорит:
     — Как этот молодец, сровняется под ворота, и спущу жалезную подворотню, да убью его как раз.
     Однако Илья Муромец прежде времени увидел её, как она села поганой вороной над воротами, натягивал тугой лук, накладал стрелу калёную и спускал в эту богатыршу, попадал ей по животу и растащило её от стрелы на обе стороны.
     Въехал в их дом, а Соловей и говорит своим дочерям:
     — Не дразните богатыря, уж как я не мог устоять, так уж вам и моим зятевьям никому не устоять, не троньте его, просите лучше честью, чтобы меня оставил Соловья разбойника.
       — Потчивайте его тем и иным, златом и серебром, не окинется ли его взгляд на что-нибудь такое, на богачество, и не оставит ли меня старика при доме при своём.
     Илья Муромец не окинулся на ихнее чещение, что они дарили всем, пошёл, да и старика Соловья повёл и никто отнять не может. Вышел, вывел его и привязал к стременам и поехал во Киев град.
     Приехал Илья во Киев град, прямо к князю стальнокиевскому во двор, закричал громким голосом:
     — Стальнокиевской князь, надо-ли тебе доброго молодца во служение, доброго коня изъездить, красны штаны износить, а тебе верой правдой послужить?
     Посылает он оттуда, богатыря, по имени Алёша Попович, который приводит Илью Муромца в палаты белокаменные.
     Илья Муромец крест несёт по писаному, поклон по учёному, кланяется князю и княгине и спрашивает князь Владимир его:
     — Какой ты орды и земли? И какого роду-племени, говори, и какого отца матери сын?
     На это отвечает ему Илья:
     — Я городу Муромля, села Карачарова, сын Ивана Тимофеева, а по имени зовут меня Ильюшкой. Приехал я во Киев град. Господу Богу помолиться, постоять за Божьи церкви и за златы кресты, за веру отечества.
     — Каким же ты путём ехал из Муромля и давно ли выехал? Каким числом?
     Илья отвечает ему:
     — В скором времени я проехал прямой дорогой.
     Князь тут говорит:
     — Дороги-то были закощоны все, как же ты мог проехать в скором времени?
     — Очищены теперь все пути у меня, сделана путь прямая. Пуще всех был на заставе Соловей разбойник на трёх дубах, на 12 рассохах, не пропускал никого, ни пешного, ни конного. Так, стальнокиевской князь, мой конь на дворе и Соловей разбойник на стременах моих.
     Говорит теперь князь стальнокиевской:
     — Илья Муромец, приведи его теперь в палату белокаменную.
     Ну, Илья Муромец его и привёл, поставил его в палате возле себя.
     — Илья Муромец, а прикажи его посвистать в подсвисту, любопытно нам послухать разбойничьего свисту.
     Илья Муромец и приказывает Соловью разбойнику:
     — Соловей разбойник, в полсвиста посвищи нам.
     Илья князя под правую пазуху брал, княгиню под левую и говорит ещё:
     — А прочие, вы богатыри, которые малосильны, выйдите из палаты в сени, а Микита Добрынич, стой возле меня.
     И приказывает Соловью розбойнику:
     — Засвищи ты в полсвиста.
     А у разбойника свой умысел. Думает он:
     — Если как я в полный свис засвищу, так Илью убью и все убиты будут и будет воля моя.
     Как засвистал в полный свис, так прочие богатыри пали на землю от свиста полумёртвы, а князя да княгиню заглушило от свиста под шубой, под пазухом у Ильи.
     Тогда Илья Муромец разгорячился хватил мяч-кладенец, да и отрубил ему голову, на улицу и бросил.
     — Собаки собачья и честь, ; говорит.
     Стали они почестный пир водить, йисть и пить. И прочие богатыри все веселились да пили. Потом назвались они с Добрыней братьями и крестами побратались. После чего погостили и раздумали:
     — Братья родные, пойдём в чистое поле.
     Ездили да были, наконец въехали в подсолнечное царство, там нашли дивицу.
     Илья Муромец, как приехал, да и распоселился жить тут с Микитой Добрыничем. Пожили малое ли долгое время, того не знать, только как-то поехал Микита Добрынич и стал Илью в Киев град звать. Но девица, с которой Илья жил, тут ему говорит:
     — Ты как со мной жил, так я сделалась в поноси от тебя, ты как теперича уедешь? ; Говорит.
     Тогда Илья вынул перстень именной свой, подал ей в руки и говорит:
     — Сына принесёшь, так на руку его надень. Когда вырастет в полный возраст, захочет в Рассею съездить, захочется ему отца своего поискать, то по перстню своего именному я его и узнаю.
     Отправились они от девицы во Киев град. Идут-едут они путём дорогой Микита Добрынич и Илья Муромец. И вот наехали они на калику прохожего.
     День он идёт по солнышку, а ночь по самоцветному каменю. Зачали Илья Муромец и Микита Добрынич на калику этого напущаться. Только как наехали на его, так он свой костыль топнул в землю, а костыль был в девяносто пуд, он по локоть ушёл в землю. Захватил калика коня одного в одну руку, другого коня в другую руку, да и обоих остановил. Потом говорит богатырям:
     — Ах ты брат мой, Илья Муромец, наущаешь ты на калику прохожего, ты не помнишь что ли, как мы в одном училище учились, в одну чернильницу перьями макали? Вы разве не знаете, что есть невзгода большая во Киеве граде у князя стальнокиевского в палате, поезжайте туда.
     Спрашивают богатыри у калики, что там случилось, отвечает он:
     — Приехал из Литовской земли, удолище поганое, ест по нетели яловичьей к выти, а пьёт по котлу по пивному, 12 богатырей на носилках приносят ему котёл пивной, а он захватит за уши котёл и выпьет до духу.
     Илья Муромец и говорит:
     — Ах брат Иван, дай мне свою одёжу нищенскую, я пойду в нищей одёже.
     А у Ивана этого шляпа в пятьдесят пудов, костыль девяносто пуд, а гуня, плащь его был в сорок пудов.
     — Ты, ; говорит Илье калика, ; одёжу у меня возьмёшь, да и бок себе намнёшь.
     Илья Муромец примерил на себя одёжу, только крякнул, да и отправился во Киев град. Прибежал на княженецкий двор и закричал громким голосом:
     — Стальнокиевский князь, ты мне милостыню подай.
     Но там удолищо орёт:
     — Что у вас за калики попущены, от голоса их стёкла посыпались в окнах, позвать сюда калику этого.
     А у калика-Илюши сердце как разгорячилось, в ярой мути он бежит по ступенькам, ступеньки подрагивают. Прибежал он в палату, крест положил по писаному, поклон по учёному князю, княгине. Потом и говорит:
     — Многолетно здравствовать, вперёд желаю здоровым быть, а тебе, удолище поганое, челом не бью, ты зачем в чужой полате сидишь?
     — А что, калика прохожая, не знаешь ли Илью? Каков у вас Илья корпусом своим?
     Илья говорит ему на это:
     — Удолище поганое, гляди на меня, каков я, таков и Илья.
     — Каково ваш Илья выть умеренную ест ли? ; Удолище говорит.
     Илья отвечает:
     — Ест выть умеренную с людьми вместе.
     — А великую ли чару он пьёт? ; Говорит удолище.
     — А чару пьёт Илья в полтора ведра, во одно время.
     Удолище сказывает на то:
     — Слабый ты Илья есть против меня. Я вот, богатырь, ем по нетели яловичьей и пью, по котлу по пивному, который несут 12 богатырей, захвачу котёл за уши и выпиваю весь до духу. Слабый богатырь этот ваш Илья Муромец, я бы взял на руку да другой сверху ударил, да в блин бы шлёпнул.
     Вскричал ему Илья:
     — Ай ты, поганое удилище, у моего батюшки была сера кобыла. Был пивной завод, оповадилась кобыла та ходить на пивоварню, да и тех пивных выжимок йисть, по день ходила да ела, по другой день ходила и ела, а по третий день как пошла, так натрескалась, брюшина её и лопнула, так также тебе поганому удолищу приказала моя кобыла, как съешь нетель яловичью, так и лопнешь.
     Однако удолищу проклятому это слово не полюбилось, хватил ножище кинжалище да и махнул, тропнул в Илью Муромца. Илья Муромец был на поспехи богатырьские сильно удал был, ; вывернулся он, пролетело ножище мимо него в стену и прошибло стену, и убило там много татаров за стеной.
     Илье Муромецу оборониться ничем было, хватил шляпу свою пятидесят пудовую, да ударил шляпой по удолищу, у его голова отлетела прочь на улицу. Схватил Илья удолище за ноги его и крикнул во гневе:
     — Ах ты, татарин проклятый, кости твои толсты, а жилья твёрды, ; говорит Илья. Выскочил на улицу, да что у его было войска навезено, всех убил тем же удолищем-татарином.
     — Не время вам, говорит, теперь при Илье Муромце во Киеве граде жить, а теперь тесно стало вам.
     И убрали всех этих татаров, очистили место Киевское.
     Собрались все богатыри, собрались все ко князю в палату, зачали йисть, пить и веселиться.
     Через много времени из Подсолнышного царства Соколик Соколиков приехал под Киев град. Приехал и подкидывает палицу одной рукой под облако, а другой подхватывает и просит из Киева града поединщика себе.
     Тогда князь, князь Владимир собрал всех богатырей, что было в Киеве на почестный пир и спрашивает:
     — Ну, что, братья, кто теперича пойдёт насупротив богатыря, кому ехать по очереди?
     Князь Владимир начал речь водить:
     — Что послать Микиту Добрынича, постарел, неповоротлив стал, убит будет. Олёшу Поповича послать: храбёр, удал, поры мало, не дорос, убит будет, и прочих много есть, все на делах, никакого нет, не осмеюсь надеяться, ; говорит Князь. – А придётся просить старого казака Илью Муромца.
     Позвали Илью, ничего не сказал он, а уж видит, что пала очередь на его, сел на доброго коня и поехал в чистое поле супротив богатыря.
     Соколик Соколиков речь говорит ему:
     — Ах ты, старый чёрт, седатый волк, а лежал бы на печи со старухами, ел бы репные печёнки.
     На это старик Илья говорит:
     — Ах ты, младой, юноша, не поймавши птицу щиплешь, а не узнавши старика хулишь его. А разъедимся мы в чистом поли. Друг друга попробуем, каковы будем в могучих плечах.
     Разъехались они по чистому полю, разъезд держали большой, друг к другу съехались, друг друга ударили по плечам, орудия погнувши, а друг друга с коней не вышибли. Другой раз держали разъезд ещё больший и ударились, и друг друга не вышибли и орудия погнувши опять, поломавши.
     Илья Муромец и говорит:
     — Ах, Соколик Соколиков, выйдем с добрых коней, слезем вон, поборемся мы охапочкой.
     С Киева града глядит Владимир князь стальнокиевской.
     — Эка беда, да если убьёт Илью, то весь град попленит, постоять некому будет уже за нас.
     Долго они поборолись, у Ильи ноги сплелись и на землю он пал. Соколик Соколиков сел к ему на грудь и вынимает ножище кинжалище и хочет Илью по грудям лопонуть ножом.
     Илья Муромец своим разумом и думает:
     — А мне смерть на бою не написана была старцами.
     Илья его левой рукой схватил, а правой ногой вышиб вон и сел ему на место на груди и спрашивает:
     — Скажись-ко ты, юноша, какого ты отца-матери сын?
     А Соколик ярым оком отвечает:
     — Коли я сидел бы на твоих грудях, не спрашивал бы ничего, а колол бы белую грудь топором.
     Илья Муромец занёс ножище кинжалище к верху. Соколику Соколикову страшно стало, страх напал, что отрубит голову, накинул правую руку себе на глаза, чтобы страх не напал, на руки у него Илья Муромец увидел перстень свой именной.
     Илья Муромец стаёт на ноги и вздымает Соколика Соколика тоже на ноги.
     — Ах ты, детище моё, если бы ты на Микиту Добрынича напал, так была бы у тебя голова отрублена.
     А с Киева града глядят, что Илья Муромец не убавляет богатырей, а всё только прибавляет. Теперь их уже двое едет.
     Въехали они в белокаменную палату, их встретили с радостью, кормили и поили хорошо Илью и сына его.
     Пожили отец и сын долго или коротко время, прохлаждались, ели, пили, что давали.
     Потом Илья и говорит:
     — Поезжай-ка ты, Соколик Соколиков, в своё царство, покамест ты при своём отце, так тебе хорошо, ведь если отлучусь я, так Добрыня Микитич убьёт тебя, пожалуй.
     Как брат на брата думает, так и богатырь на богатыря.
     Потом от Ильи Муромца поехал Соколик Соколиков во своё царство, разъехались и распростились Илья с сыном.
     Илья Муромец развернул шатёр и лёг на отдых. А сын этот Соколик Соколиков отъехал и раздумался:
     — Ах, старый чёрт, седатый волк, что это моей маменькой похваляется.
     Соколик Соколиков слезает со своего доброго коня, заходит в белый шатёр, где Илья спит, выхватил ножище-кинжалище и топнул Илью Муромца ножом.
     А у Илья Муромца был трёхпудовый крест на груди, попало ножом по кресту и не поранило его, ничего у Ильи не сделалось.
     Вскочил Илья Муромец на ноги да хватил Соколика Соколикова за волосы, да торкнул его о сыру землю, тут его душа да и вышла вон.
     Отец его перекрестил, тут и в землю его зарыл.
     Воротился Илья Муромец во Киев град, и зачал он тут служить князю стальнокеевскому верой и правдой.
     Тут и балы происходили.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++
......

     Илья Муромец. Давно это было. Казаки. Легенда.
     Давно это было.
     В селе Ильинском на реке Белыни в тридцати верстах от Ростова Великого жил богатырь Илья Сокол по прозвищу Муромец.
     Муромцем стали его звать оттого, что Илья, прежде чем приступить к ратным подвигам, просидел сиднем тридцать лет и три года на печи, муромке.
     А как решил Илья свою силу молодецкую испробовать, так завалил каменной глыбой русло реки. Просто так! Потехи ради! Опосля засобирался в дикие степи донские показаковать.
     И молвит Илья своему батюшке и своей матушке:
     — Ай, государь ты мой родимый, родной батюшка! Государыня, ты родимая моя матушка! Купите вы мне, Илюшечке, коня доброго, неучёного. Да я сам-то его выезжу, по характеру своему выучу.
     Заплакала его матушка. Не велит езжать в чужую сторону.
     — Потеряешь ты свою буйную голову, ; да и кто же нас допоит, докормит при старости?
     Отвечает Илья Муромец:
     — Ты не плачь, моя матушка. Я побью, погромлю всех богатырей. Я вернусь, ворочусь к своей матушке и до век-то буду и поить, и кормить свою родную, свою матушку да своего батюшку.
     Сказал так и оседлал коня буланого, Черногривого. Надевал узду шёлковую, накидал-то седелище черкесское, застегал же он все двенадцать подпруг со подпружечкою.
     А затем поклонился во все стороны и направился во чисто поле по шлях-дороженьке. А дороженька та не широкая, ; шириною она всего семь пядей. А длиною она, шлях-дороженька, конца-краю нет. Заповедна была та дороженька ровно тридцать лет, и никто-то по ней не хаживал, ни конного да ни пешего по ней следу не было.
     Едет Илья по той дороженьке на коне своём, во правой руке держит копье длинное, а во левой руке держит тугой сагайдак. Настигла его темна ночушка, своротил Илья с пути-дороженьки и взошёл на высок курган.
     Под себя подстелил левую полочку, а правою укрылся. Сморил его сон богатырский.
     Середи-то ночи, середи полуночи наехали на него сорок охотников, ай да сорок разбойников. Вознамерились эти охотнички снять с него шубёночку, сагайдак отнять и коня буланого увести в полон.
     Но не тут-то было, случилося. Ото сна пробудился Илюшечка, схватил калёну стрелу, на тетивушку наложил. Сагайдак, ровно лев, ревёт, калены-то стрелы, ровно змеи, свищут. Испугались разбойнички, по тёмным-то лесам разбежалися.
     А как солнце красное разогнало ночку тёмную, отправился Илья Муромец далее по шлях-дороженьке. И привела его та дороженька ко стольному, славному городу Киеву.
     Ну, во городе-то, в этом стольном-то, воротицы заперты, железными-то крепкими задвижками они позадвинуты, булатными-то крепкими решётками позадёрнуты. Часовые-караульные у ворот стоят да уж больно крепко спят.
     Стал кричать Илья, да так и не докликался. Решил тогда он иначе в Киев-град попасть.
     И бьёт-то своего раздушечку конька по крутым рёбрам-бокам. Пробивает он коню мясо Чёрное аж до белой кости. И его душа-добрый конь крепко возвивается, пробивает-то он своей грудью белою стену каменну.
     А далее шёл Илья, да по улице, она не широкая, ; шириною была она всего три ступня, и привела она добра молодца во царёв кабак.
     И войдя в кабак, закричал добрый молодец своим громким голосом:
     — Уж вы, други мои, други любезные, слуги целовальнички! Наливайте вы мне поилица пьяного. Наливайте вы мне только на пятьсот рублей. А с напитками да ещё с наедками, на всю тысячу.
     Призадумались братья целовальнички.
     — Ну, что за ярыга у нас появился, ярыга кабацкая? На нём шубочка вся худым-худа, поизорвана эта шубочка, поизлатана. Одна полочка у этой шубушки стоит все пятьсот рублей. Ну, и вся-то она, эта шубушка, стоит тысячу.
     Призадумались, но поилица пьяного поставили и с напитками, и с наедками. Собрал Илья голь кабацкую и гулял три дня и три ночи во всю свою душу молодецкую.
     Минуло мало ли, много ли времени: скоро Сказка сказывается, не скоро дело делается, ; изгнали киевляне из Киева-града стольного князя, а был тот князь на дочери половецкого хана женат и попросил помощи у половцев для похода на стольный град Киев.
     Собралось ворогов тьма-тьмущая, и началась битва кровавая: от стрел небо померкло, гул да стон по земле раскатился. Как ни бились киевляне, но ослабли к концу побоища, и взяли степняки город на разор.
     В битве той и принял свой последний бой Илья Муромец.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Илья Муромец. Давно это было. Казаки. Легенда.
     Давно это было.
     В селе Ильинском на реке Белыни в тридцати верстах от Ростова Великого жил богатырь Илья Сокол по прозвищу Муромец.
     Муромцем стали его звать оттого, что Илья, прежде чем приступить к ратным подвигам, просидел сиднем тридцать лет и три года на печи, муромке.
     А как решил Илья свою силу молодецкую испробовать, так завалил каменной глыбой русло реки. Просто так! Потехи ради! Опосля засобирался в дикие степи донские показаковать.
     И молвит Илья своему батюшке и своей матушке:
     — Ай, государь ты мой родимый, родной батюшка! Государыня, ты родимая моя матушка! Купите вы мне, Илюшечке, коня доброго, неучёного. Да я сам-то его выезжу, по характеру своему выучу.
     Заплакала его матушка. Не велит езжать в чужую сторону.
     — Потеряешь ты свою буйную голову, ; да и кто же нас допоит, докормит при старости?
     Отвечает Илья Муромец:
     — Ты не плачь, моя матушка. Я побью, погромлю всех богатырей. Я вернусь, ворочусь к своей матушке и до век-то буду и поить, и кормить свою родную, свою матушку да своего батюшку.
     Сказал так и оседлал коня буланого, Черногривого. Надевал узду шёлковую, накидал-то седелище черкесское, застегал же он все двенадцать подпруг со подпружечкою.
     А затем поклонился во все стороны и направился во чисто поле по шлях-дороженьке. А дороженька та не широкая, ; шириною она всего семь пядей. А длиною она, шлях-дороженька, конца-краю нет. Заповедна была та дороженька ровно тридцать лет, и никто-то по ней не хаживал, ни конного да ни пешего по ней следу не было.
     Едет Илья по той дороженьке на коне своём, во правой руке держит копье длинное, а во левой руке держит тугой сагайдак. Настигла его темна ночушка, своротил Илья с пути-дороженьки и взошёл на высок курган.
     Под себя подстелил левую полочку, а правою укрылся. Сморил его сон богатырский.
     Середи-то ночи, середи полуночи наехали на него сорок охотников, ай да сорок разбойников. Вознамерились эти охотнички снять с него шубёночку, сагайдак отнять и коня буланого увести в полон.
     Но не тут-то было, случилося. Ото сна пробудился Илюшечка, схватил калёну стрелу, на тетивушку наложил. Сагайдак, ровно лев, ревёт, калены-то стрелы, ровно змеи, свищут. Испугались разбойнички, по тёмным-то лесам разбежалися.
     А как солнце красное разогнало ночку тёмную, отправился Илья Муромец далее по шлях-дороженьке. И привела его та дороженька ко стольному, славному городу Киеву.
     Ну, во городе-то, в этом стольном-то, воротицы заперты, железными-то крепкими задвижками они позадвинуты, булатными-то крепкими решётками позадёрнуты. Часовые-караульные у ворот стоят да уж больно крепко спят.
     Стал кричать Илья, да так и не докликался. Решил тогда он иначе в Киев-град попасть.
     И бьёт-то своего раздушечку конька по крутым рёбрам-бокам. Пробивает он коню мясо Чёрное аж до белой кости. И его душа-добрый конь крепко возвивается, пробивает-то он своей грудью белою стену каменну.
     А далее шёл Илья, да по улице, она не широкая, ; шириною была она всего три ступня, и привела она добра молодца во царёв кабак.
     И войдя в кабак, закричал добрый молодец своим громким голосом:
     — Уж вы, други мои, други любезные, слуги целовальнички! Наливайте вы мне поилица пьяного. Наливайте вы мне только на пятьсот рублей. А с напитками да ещё с наедками, на всю тысячу.
     Призадумались братья целовальнички.
     — Ну, что за ярыга у нас появился, ярыга кабацкая? На нём шубочка вся худым-худа, поизорвана эта шубочка, поизлатана. Одна полочка у этой шубушки стоит все пятьсот рублей. Ну, и вся-то она, эта шубушка, стоит тысячу.
     Призадумались, но поилица пьяного поставили и с напитками, и с наедками. Собрал Илья голь кабацкую и гулял три дня и три ночи во всю свою душу молодецкую.
     Минуло мало ли, много ли времени: скоро Сказка сказывается, не скоро дело делается, ; изгнали киевляне из Киева-града стольного князя, а был тот князь на дочери половецкого хана женат и попросил помощи у половцев для похода на стольный град Киев.
     Собралось ворогов тьма-тьмущая, и началась битва кровавая: от стрел небо померкло, гул да стон по земле раскатился. Как ни бились киевляне, но ослабли к концу побоища, и взяли степняки город на разор.
     В битве той и принял свой последний бой Илья Муромец.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Илья Муромец. Жил-был мужичок. Пермь.  Сказка!!
======
     Жил-был мужичок.
     У него было 12 сыновьёв и 12 дочерей. А один сын, Илья Муромец, был без ног. Отец его отвёз в леса, в особенную избушку, и он там Богу молился 12 лет.
     Как-то летней порой приходит к нему старичок. Старичок поздоровался с ним и говорит:
     — Илья Муромец, нет ли что у тебя напиться?
     Илья отвечает:
     — Есть у меня пивцо, отец привёз, только у меня ног нет. Не сходишь ли сам ты?
     Старичок сказал:
     — Как добрые люди ходят, так и ты стань да поди!
     Тогда Илья Муромец стал, взял туес, пошёл, принёс туес пива. Старичок немного попил и говорит:
     — Илья Муромец, ну-ка теперь после меня допей это пиво, из этого туеска!
     Илья и выпил. Объяснил старику:
     — Я чую в себе силу непомерную: чтобы был столб от земли и до небеси, а в столбу бы кольцо, я взял бы за кольцо и поворотил все.
     — Ты принеси ещё, Илюшенька, мне пива! – Просит его старичок.
     Принёс Илья ещё туес пива. Старичок попил, остатки подаёт:
     — Допей, Илюшенька, остатки!
     Выпил Илья и говорит:
     — Теперь против той силы треть доли у меня нету, мало остаётся силы!
     — Будет тебе и того! Против простонародия, – говорит старичок, – будет и этой!
     Старик с ним распростился, только старика и видел Илья.
     Илья Муромец собрал кое-что с собой, отправился домой пешком. Приходит домой. Мать очень сделалась рада. А родитель был на пашне, их дома не было с детями.
     Приказал Илюшенька:
     — Родительница, напеки лепёшек и блинов, я отправлюсь на пашню к родителю, гостинца понесу им.
     Мать напекла блинов и лепёшек. Он отправился на пашню. Приходит туда, братья говорят:
     — Это братчик Илья Муромец идёт наш.
     Он скричал:
     — Идите, родитель, и вы братья, пообедать, горячих блинов есть!
     Они побросали топоры, пошли на стан. С ним поздоровались, начали обедать. Илья Муромец сказал, когда они пообедали:
     — Ложитесь, родитель, и вы, братья, спать, а я немножко порублю там лес!
     Сказали ему братья:
     — Мой возьми топор!
     А другой:
     — Мой возьми!
     — Ладно, братья, ложитесь только спать! Который топор поглянется, тот и возьму.
     Илья Муромец, все равно как осот, всякую лесину дёргал, и выдергал, и бросал в Неву-реку. Захотелось ему Неву-реку спрудить, а Нева-река другим местом прошибла. Не мог её лесом спрудить. Сколько ни было лесу, он весь лес выполол и весь в реку сбросал.
     Какой рубака славный! Приходит на стан и говорит:
     — Будет, тятенька, спать!
     Те стали, посмотрели, сдивилися. Запрягли лошадей, приезжают домой. Илья говорит:
     — Родитель, пусти меня в поле, широко раздолье, людей посмотреть, самому себя показать!
     Отпустил его отец. Пошёл Илья на борщину, где борятся богатыри силою меряются. Видит там народу много. Приходит и говорит:
     — Нет ли у вас борца такого, как я?
     Один как раз и выходит:
     — Давай поборемся!
     Илья же оговорку поимел с ним:
     — Братец, чтобы не жаловался потом, кто кому чего сделает!
     На том и порешили. Взялись бороться. Илья как поднял, тряхнул, торкнул его об землю, у него и кишки вылетели, у этого человека.
     — Народ слабый! – Говорит Илья, – нечего его и хитить!
     Приходит домой, сел на завалинку. А у него сусед был купец. Суседу стали обсказывать об этом деле, что такой силы человек Илья стал. Сусед сдивился.
     — Вот бы мне такого в лавку! – Говорит, – не смел бы воровать никто другой!
     Тогда Илья Муромец согласился к нему в приказчики, нанялся за 40 червонных на месяц, и чтобы семья Ильи ходила к нему обедать.
     Купцу хотя бы и дорого, но соглашается:
     — Ну, ладно, на испытуще тебя беру, что из тебя будет!
     Приводит его в лавку, рассказал, что почём продавать. Начинает Илья торговать, и торговля идёт ему хорошая. Купец поехал на ярманку, а он остался торговать. Купец с ярманки приезжает – товары Илья распродал всё.
     — Господин хозяин, деньги получи, а товару свежего нагружай!
     Купец тому делу сдивился:
     — Я 30 лет торговал, столь не выторговал, как ты выторговал в одну неделю!
     Илья Муромец не согласился, однако, сидеть в лавке, торговать. Говорит:
     — Лучше по белому свету съездить покататься!
     Пошёл он на рынок себе богатырского коня искать. Сколько он на рынке ни ходил, а как руку свою наложит, под рукой кони гнутся. Тогда он пошёл по городу, приходит к священнику. У священника своробливый жеребёнок есть.
     Этот жеребёнок может под рукой его сдюжить.
     Домой приходит и говорит:
     — Поди, родитель, купи мне этого жеребёнка у попа! Что он запросит, то и отдай!
     Приходит его родитель к священнику, торгует жеребёнка, а поп просит сто рублей.
     Этому старичку дорого показалось, приходит без жеребёнка домой. Илья Муромец сказал:
     — Что ты мне, родитель, не купил?
     — Очень он дорого просит, сто рублей!
     — Если запросит он двести, и двести рублей отдай! Не пожалей, пожалуйста, купи мне этого жеребёнка!
     Во второй раз приходит, батька запросил поп за жеребёнка двести рублей, старик ему и подал двести рублей. Кое-как до двора довёл. Илья поставил его в струб и ходил за ним день и ночь, кормил его.
     Через два месяца жеребец почуял в себе силу, выскочил из струба и мог выворотить колодец, яму.
     Илья Муромец коня поймал, привязал его. Пошёл на рынок, купил себе богатырское седло и уздечку. Потом простился с родителем, сел на коня, обседлал его и поехал.
     От царя он жил расстояние в ста верстах. Был он дома у заутрени, а охота ему поспеть к обедне к царю.
     Только прямой дорогой если ехать то там Соловей-разбойник сидит на двунадесяти дубах. Соловей-разбойник не пропускал ни конного, ни пешего, на двенадцать вёрст от себя не допущал. Как свистнет, конь убьётся, и человек мог погинуть.
     Был раньше тракт тут хороший, забросили его. Никто не ездил, а Илья осмелился ехать.
     Подъезжает он близ Соловья-разбойника. Соловей-разбойник свистнул, и конь его на коленко пал. Илья своей боевой палицей бил его по бёдрам и ругал его:
     — Что ты, травяной мешок, врагу покоряешься? Я соломенный мешок, да и то не покоряюсь!
     Тогда конь его спрыгнул, да и веселее того побежал. Подъезжает Илья близ Соловья-разбойника, а Соловей-разбойник свистнул в весь свист. Конь его опять поткнулся, на коленки пал. Ругает его снова Илья:
     — Что ты, травяной мешок, врагу веруешь? Я соломенный мешок, да и то врагу не верую!
     Бил его по бёдрам. Конь его спрыгнул, веселее того побежал.
     Тогда видит Соловей-разбойник, что богатырь на него гонит, свистел лихим матом. А конь на это уже не смотрел, летит прямо к дубам. Подогнал к дубам, натянул Илья свой лучок, кленовой стрелой сшиб его с дубов. Привязал его к стременам, отправился к царю.
     Едет он мимо дома дочерей Соловья Разбойника. А дочери Соловья увидали, что кто-то едет, думают:
     — Тятенька Соловушка наш нам гостинец везёт.
     Соловей-разбойник говорит им:
     — Тятеньку самого везут в тороках. Вы обед про Илью Муромца исправьте. Он не пожалеет теперь меня. Может поест и простит.
     Однако же не послушали отца своего и повскорости навешали дочери со зятьями над воротами стопудовую доску и говорят меж собою:
     — Мы позовём его в гости, он придёт сюда, так как раз и спустим эту доску, задавим его.
     Расслушал и распознал однако же Илья Муромец такие мысли, да и думает:
     — Некогда мне обедать разъезжать, нужно мне и к обедне поспевать!
     Приезжает прямо в монастырь, пускает своего коня в оградку, а сам заходил в Божий храм.
     Обедня уже отходит, весь народ выходит. Также и богатыри выходят, видят, что у него конь в Божьем храме, в ограде, а этот непорядки! Один богатырь, увидевши Илью Муромца, берёт его коня и говорит:
     — Как ты можешь в Божий храм завести коня? Я вот возьму тебя, как трепесну, только что и было не было тебя! Как ударю, так и убью!
     Илья Муромец на то осердился. Ударил своей боевой стопудовой палицей богатыря – богатырь и разлетелся на мелкие части.
     Тут другой богатырь, смотря это и говорит:
     — Вот, знать-то, ты и будешь мне брат, силой-то ты мне ровняк!
     Илья Муромец сказал ему на то:
     — В поле съезжаются, родом не считаются! Давай мы с тобой сначала съедемся, побратуемся – тогда братьями назовёмся!
     Они разъехались с ним на версту, ударились – у них палица об палицу впились обе, никто не мог друг друга похитить. Тогда назвались они братьями и говорят:
     — Силой равны мы с тобой!
     Через несколько времени у царя был бал. Обносили по бокалу, и по два, и по три, и некоторые начали хвастаться, купечество – деньгами, а богатыри – войсками. А Илья Муромец похвастался, и сказал:
     — Я прямой дорогой ехал, Соловья-разбойника сшиб с дубов.
     Тогда не поверили ему. Доложили государю:
     — Похвастался Илья Муромец Соловьём-разбойником. Пускай он его притащит, поглядим, что за Соловей?
     Притащил Илья Соловья-разбойника. Всем хочется посмотреть его. Царь сказал:
     — Что, Илья Муромец, можно ли его заставить свистнуть?
     Илья Муромец с оговоркой:
     — Ваше Величество, я заставить заставлю, чтобы меня не запричиниться, народ тут есть хилый, которые кончится могут от его свисту. Чтобы потом без обид было!
     Царь приказал ему, чтобы свистнуть тихо. Тогда он царя взял под правое своё крыло, а царицу под левое. Скричал Соловью-разбойнику:
     — Как можно тише свистни!
     А Соловей-разбойник свистнул, однако, во весь свист, народу, простонародия, повалил как варом, много народу убил.
     Тогда Илья Муромец взял Соловья-разбойника, полыснул его об землю и расшиб на мелкие части за то, что народу много погубил.
     Поблагодарил его царь, взыску никакого не сделал с него, что народу много он похитил.
     Отправился в путь дальше Илья Муромец. Наткнулся по дороге он на Егора Златогора. Егор Златогор с руки на руку горы перебрасывает – шалит так. Посильнее Ильи-то Муромца ещё на много был.
     Стегнул Илья Муромец Егорову лошадь, она прыгнула, а Егор Златогор не мог поворотиться, увидать, отчего она прыгнула.
     Во второй раз Илюшенька ещё стегнул Егорову лошадь, она ещё дальше упрыгнула.
     Тогда только увидал он Илью Муромца.
     — Илья Муромец, ты это балуешься! Понужаешь мою лошадку!
     Посадил Илью со всем его конём и оружием в карман Егор Златогор. У Егора стала лошадь спотыкаться. Егор стал лошади говорить:
     — Что ты, моя лошадка, потыкаешься? Или тебе старость подходит?
     Конь отвечает:
     — Ты посадил богатыря не хуже себя! Как же мне не тяжело сделаться, не спотыкаться?
     Выпустил Егор Илью из кармана, поехали с ним рядом. Егор Златогор и говорит:
     — Ну, теперь, Илья Муромец, поедем к моему родителю!
     По пути попала им старушка эдакая: идёт старушка с пестерюшкой. Сверсталась старушка против них. Пестерюшка будто бы вырвалась у ней из рук, пустила она её на землю.
     Старушка говорит им:
     — Господа богатыри, подайте мне пестерюшку. У меня спина болит, согнуться я не могу!
     Егор Златогор приказал Илью Муромцу подать старушке пестерюшку. Илья Муромец подъезжает к пестерюшке, хотел своей ногой поднять, ничего не может поделать. Соскочил с коня, принялся руками, пестерюшка только шевелится мало-мало, а от земли нисколько не подымается, ничего не может отодрать её.
     Егор Златогор сидел, да и смеялся:
     — Эх ты, Илюшка, не мог подать старушке пестерюшку!
     Тогда Егор Златогор слез с коня, сам за пестерюшку взялся, никак не мог пестерюшку пошевелить. Тогда Егор Златогор садился на коня, сказал старухе:
     — Как знаешь, так и подымай сама: мы не можем!
     Старуха, наконец, сказала:
     — Вы говнюки! Называетесь богатыри, а говнюцы, пестерюху не могли подать старухе!
     Тогда старушка взяла пестерюшку и опять пошла. Поехали богатыри дальше. Приезжают к Егору в дом. Приказал Егор Златогор положить боевую палицу на огонь:
     — Не подавай отцу моему руку Илья, когда будешь здороваться, а подавай палицу, а то он изуродует у тебя руку. Отец у меня слепой, все равно не увидит!
     Приезжают, Илья Муромец поздоровался, а Егор Златогор с родителем раскалённой палицей, с костра вынял. Родитель Егора говорит:
     — Нет ли у тебя какого товарища, Егорушка, как ты есть?
     — Я привёз братчика своего названного, Илью Муромца.
     — Илья Муромец, дай-ка мне свою правую руку – поздороваемся со мной!
     Илья Муромец выхватывал свою боевую палицу, подал старику вроде руки здороваться.
     Тот пожал боевую палицу, так из обоих её концов сок пошёл, погнулась она. Сказал старик слепой:
     — Есть у тебя, Илья Муромец, сила! Не против Егорушки, конечно, но всё-таки есть сила!
     Пообедали. Поехали богатыри в путь опять. Проезжают близ Невы-реки, услыхали в таком Урале шум, вереск какой-то.
     — Что такое? Пискотня! Подворотить нужно.
     Заезжают в трущобу. Оказалось, что стоит гроб, а в этом гробу ничего нет. Сказал Егор Златогор:
     — Ну-ка, Илюшенька, не про нас ли эта гробница исправлена? Ляг в неё, померяй!
     Илья Муромец лёг в этот гроб, он ему долог и широк. Тогда Илья Муромец вылез из этого гроба, Егор Златогор лёг. Егор Златогор лёг в гроб, ему всё равно как впилось: не долог и не широк.
     — Ну-ка, Илюшенька, накрой крышку! Как придётся мне?
     Илья Муромец накрыл крышку, всё-равно как и тут было, впилось в него.
     — Теперь можешь открывать меня! – Говорит Егор.
     Илья стал открывать, да открыть не может. Сказал Егору Златогору:
     — Я оторвать руками не могу крышку!
     Кричит ему из гроба Златогор:
     — Бей боевой палицей, чтобы гроб разлетелся!
     Ударил Илья по гробу, налетел на гроб обруч железный. Ударил во второй раз – другой. В третий раз ударил – три обруча.
     — Знать-то, Егор Златогор, тебе вечно быть в гробу этом! Нечего и щелкать, три обруча натянуто на тебе!
     Говорит ему Златогор:
     — Пробей Илья тогда над моей гортанью дыру, я тебе силы дам!
     Пробил Илья своей боевой палицей дыру. Егор Златогор сказал:
     — Смотри, Илюшенька, покуль идут белые слюни, пей, а жёлтые пойдут – не пей!
     Пьёт Илья и чует в себе силу непомерную. Пошли слюни жёлтые, не стал он пить.
     — Будет, Егор Златогор, мне и этой силы!
     Говорит ему Егор Златогор из гроба своего:
     — Возьми Илья боевую палицу и испробуй: ударь в дуб, как дуб-то разлетится!
     Илья ударил, так дуб и разлетелся на мелкие поленья сразу весь.
     Тогда распростился Илюшенька с Егором Златогором, немножко отъехал и окаменел на коне: ходу ему не стало, Господь не попустил, слишком много силы взял для простонародия.
     А Егор Златогор тоже окаменел в гробу.
     Нынче богатырей не стало и вовсе! Господь не пропускает, а кого пропускает, земля не держит.
     Недалеко от Невы-реки они топнут и каменеют все.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Индрик Зверь. Голубиная книга. Легенда. Миф.
     А который зверь всем зверям отец?
     Индрик-зверь когда-то был всем зверям отец.
    
     А и ходил он под землёю,
     Потому как не держали его горы каменны,
     Да и те-то реки не держали его быстрые.
    
     Как-то раз вышел он из сырой земли,
     А и искал он себе супротивника,
     А того ли нашёл себе люта Лёва-зверя.
    
     Сошлись они со лёвой-зверем во чистом поле,
     Начали они, как звери, дратися:
     Охота им царями быть,
     Над всеми зверями взять больщину.
    
     А дерутся они о своей большине.
     Индрик-зверь слабее был, покоряется он,
     Покоряется он Лёва-зверю.
     А и Лёва-зверь теперь подписан – царём ему быть,
     Царём ему быть теперь над зверями всеми.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Ипытание. Ослад. Услад. Легенда. Миф.
     Когда уже были созданы земля, леса, моря, горы, звери, рыбы и птицы, а затем и люди, начал великий Сварог распределять обязанности между богами.
     Все они покорно принимали волеизъявления своего небесного отца, и лишь один кудрявый божок смело выступил вперёд и сказал, улыбаясь:
     — О Сварог, сделай меня властителем праздников и пиров.
     Подивился такой смелости творец мира и сказал:
     — Твоё желание, возможно, и будет исполнено. Но не раньше, чем ты пройдёшь испытание и задашь нам знатную пирушку на земле.
     И вот однажды, в разгар лета, все боги под видом странников пришли в Полесье на праздник Купалы – в честь громовержца Перуна и богини Лады.
     Вместе со всем принаряженным народом они собирали чародейные травы, участвовали в обряде проводов русалок, кружились в хороводах, пели песни, прославляя Сварога и весь сонм богов.
     Вечером возжигали на берегах и холмах Купальские огни, прыгали через костры и ликовали, когда воспевалась ясноокая богиня Лада и приносился в жертву белый петух.
     В полночь подуставшие боги и богини сели вместе с людьми за пиршественные столы.
     От обилия яств и питий у каждого голова закружилась!
     После каждой перемены блюд, запивая угощения медвяными напитками, Сварог и его свита громко приговаривали, восхищённо глядя на кудрявого божка:
     — О-о, сладко! У-у, сладко!
     В конце пированья, уже на рассвете, всем: и кто ещё держался на ногах, и кто дремал под столом, и кто удалился под сень кущ, сжав в объятиях хмельную красотку, – стало ясно, что кудрявый божок выдержал испытание.
     С той поры его так и звали: Ослад, или Услад.
......
Искусный вор. У одного барина была в селе лавка и кабак.  Сказка!!
======
     У одного барина была в селе лавка и кабак.
     Торговал он хорошо и обокрасть его никто не мог: у него было двенадцать больших и злых собак, их ночью спускали. Никто к дому не мог подойти, а у парадных дверей по ночам караулил швейцар.
     Барин говорил, что если у него что-нибудь украдут, так он не то что наказание, а награду даст.
     Вот собрались три вора. Стали обдумывать: как его обокрасть.
     Старший из них говорит:
     — Придёт вечер, подойдём к селу. Там стоит стог из гороховой нетины. Вы меня хорошо заверните в эту нетину, завяжите, и я подкачусь к дому.
     Ночью он подкатился к дому. Собаки заметили: какая-то большая куча катится, залаяли, подбежали. Он остановился. Они понюхали, ничего не учуяли, ушли на свои места.
     Он тихонько выбрался из гороховины, подошёл к окну, выставил раму, влез в дом, нашёл деньги в лавке и кабаке, забрал все, хотел уходить через окно, но собаки услышали, подняли лай и окружили окно.
     Он видит, что ему уйти трудно, придумал хитрость. Взял в лавке муки, в кабаке – вина, сделал тесто и стал бросать собакам. Они лизали и ели, он бросал, наконец, собаки опьянели и уснули.
     Он взял верёвок, перевязал собак попарно, повешал их на забор. Пришёл к товарищам, стали делить деньги.
     Он говорит:
     — Деньги возьмём разделим пополам: одна половина мне, другая вам.
     Они не согласны, хотят, чтобы всем было поровну. Спорили-спорили, никто не уступает.
     Вор говорит:
     — Пойдём к барину, спросим: как разделить?
     Он взялся устроить это дело – спрашивать. Они пошли. Вор пошёл к парадному ходу, увидал: швейцар там сидит, дремлет. Вор его изо всей силы ударил. Швейцар свалился, он убил его до смерти. Вор поставил товарищей у окна бариновой спальни, а сам пошёл спрашивать.
     Взошёл в спальню, говорит:
     — Барин, а барин?
     Барин проснулся, спрашивает:
     — Кто там?
     Вор отвечает:
     — Я, швейцар!
     — Что тебе?
     — Да вот приснился мне сон, что вас обокрали, собак повесили на забор, воры спорят: как деньги делить? Поровну, или больше тому кто крал?
     Барин говорит:
     — Ну, конечно, больше тому, кто крал!
     Вор ушёл, товарищи слышали ответ барина и разделили деньги, как хотел вор. Он им говорит:
     — Теперь пойдёмте воровать к попу. У него денег много, нам надо достать столько, чтобы хватило надолго.
     Поп жил рядом с барином, на погосте, только перейти речку. Вор сказал товарищам:
     — Берите отсюда корзинку.
     Они взяли. В речке он велел наловить им корзинкой раков. Потом пошли к церкви. Воры влезли в церковь. Денег там не было, они взяли свечи и ризы.
     Свечи старший вор велел налепить на раков и пустить их на землю, а ризы надеть на себя. Потом пошли к попу. Поп был старый и жадный, он вволю хлеба не ел, все постился, хотел попасть во святые и денег накопил очень много.
     Воры постучались ему под окошко, попросили отпереть, он и отпер. Они вошли в ризах, говорят:
     — Мы, святые отцы, пришли с того свету, взять тебя в небесное царство.
     Поп увидел около церкви свет, где раки ползали, спросил:
     — А там что?
     Воры говорят:
     — А там с нами херувимы пришли за тобой.
     Поп говорит:
     — А как туда одеться?
     Воры сказали:
     — Пусть попадья принесёт новинку, мы тебя оденем, как следует.
     Поп говорит:
     — Отцы святые, а у меня есть деньги! Что с ними делать-то?
     Воры говорят:
     — Деньги и там пригодятся. Неси их сюда.
     Поп принёс деньги, попадья принесла холст. Они взяли деньги, попа обмотали холстом, спеленали как ребёнка и понесли из дому.
     Говорят:
     — Ты ничего не бойся.
     Принесли к стогу из гороховой нетины. Взяли лестницу, втащили его наверх, говорят:
     — Сначала мы шли по земле, а теперь будем подыматься на небо.
     Там попа привязали к жердям и оставили.
     Утром проснулся барин, увидал в доме беспорядок, собаки повешены на заборе, швейцар убит.
     Увидал издали попа на стогу, чуть не застрелил, думал, что какая-то птица.
     Ну потом всё разведалось, все, Слава Богу хоть живы остались.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Исповедь. Мужик пришёл попу кается. Архангельск.  Сказка!!
======
     Мужик пришёл попу кается и всякие попу грехи сказывал, а поп всё говорит:
     — Кайся, кайся, чадо.
     — Батюшко! Раз было с вашей дочкой под возом.
     — Кайся, кайся, чадо.
     — Батюшко! С вашей матушкой было раз, на кроватке у вас.
     — Кайся, кайся, чадо.
     — Батюшко! Каюсь, каюсь, да и до вас добираюсь.
     Поп книгу захлопнул, да и убежал в алтарь.
     — У меня-то — Тур возьми!
     После исповеди пошли к попу в гости.
    
     Какао сварили
     С попом попили,
     Выпили по кружке бражки.
     Пошёл батюшка к монашке,
     А мужик до матушки.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Исполнение желаний. Легенда. Притча. Сказка!!
======
     Один дровосек во время сильной бури спас дитя птице-девы Сирин.
     В награду Сирин предложила исполнить любое его желание.
     — Хочу видеть то, что ярче солнца и чего не видел никто на земле, – пожелал дровосек.
     — Остерегайся впредь подобных желаний, – сказала Сирии. ; Не все дозволено увидёть человеку, а на смерть, как на солнце, во все глаза не взглянешь. Но что обещано, будет исполнено.
     Не успев моргнуть, дровосек увидел себя в огромной пещере, где горело множество свечей. Время от времени кто-то невидимый гасил ту или другую свечу.
     — Что это? – Спросил дровосек.
     — Это жизни. Горит свеча – жив человек. Ну а погаснет.
     — Хочу видеть гасящего! – Потребовал дровосек.
     — Подумай, человече, прежде чем просить неведомо что, – сказала птица-Сирин. ; Я могу тебя озолотить, могу показать красоты всего света. В моей власти сделать тебя владыкою над людьми. Трижды подумай!
     Но дровосек был упрям и потому повторил своё желание:
     — Хочу видеть гасящего!
     Через миг он очутился в непроглядной темноте и наконец понял, что ослеп. Так сбылось страшное пророчество птицы Сирин:
     — На смерть, как на солнце, во все глаза не глянешь!
     Долго горевал дровосек, став слепым. Но нет худа без добра: довольно скоро он обрёл себе и пропитание, и уважение односельчан тем, что начал врачевать наложением рук, а также предсказывать будущее.
     Случалось, он отвращал людей от дурных деяний, которые те замышляли, или говорил охотнику и рыболову:
     — Оставайся завтра дома. Все равно добыча от тебя уйдёт, а вот на чужой самострел нарвёшься, либо лодка твоя на крутой волне перевернётся.
     Сначала люди ему не верили, но потом убедились в правоте его пророчеств.
     Однако более всего трепетали те, кого он призывал к себе негаданно-нежданно и предупреждал:
     — Приуготовьтесь к похоронам. Послезавтра ваш Агафон отойдёт к праотцам.
     Предупреждения эти сбывались неукоснительно.
     А если кто-то отваживался спросить слепого дровосека, от кого он узнает о скором бедствии, тот ответствовал загадочно:
     — Я вижу гасящего.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
......
Исправление ленивой. Владимирский район.  Сказка!!
======
     Жили-были Иван и Улита.
     Иван домашними делами занимался, по хозяйству, А Улита больше всё лежала только: ленивая была баба-то.
     Вот Иван поехал весной на свою полосу пахать. Вспахал, потом засеял.
     Улита в поле не бывала.
     И вот пришло время убирать урожай. Иван сходил, значит, на свою полосу, посмотрел, урожай созрел, пора убирать:
     — Ну вот, давай, Улита, выходи зажинки делать. Зажинать пора.
     Ну-от, проводил Улиту. Оставил её там. Сам домой отправился. Улита до позднего вечера не являлась. Потом идёт. Пришла, значит.
     Иван спрашивает:
     — Ну, как, Улита, много ли нажала?
     — Четыре четыря, пятый растопыря.
     А раньше ведь все в десятки-т клали: десяток клали, верхним накрывали. Растопыривали, вернее, к верху этими срезами.
     — Ну, ; он подумал, ; четыре десятка, пятый растопырила.
     На второй день опять Улита пошла. Опять приходит вечером. Опять:
     — Ну как, Улита?
     — Опять четыре четыря, пятый растопыря.
     Ну, верит ей. А она всё растопырила. А она все ещё ходит, жнёт.
     На третий день уж он считает:
     — Уж там пора бы всё выжать.
     И вот он решил проверить. Приходит. Смотрит: четыре снопа нажато, пятый растопырен, и она в холодке спит. Голову под снопы положила и спит.
     Вот уж он тут не выдержал и решил ей проучить её. Принёс, пока она спала, принёс лагунок. Это такое чугунно ведёрко с дёгтем: колёса, оси мазать, колёса у телег надевались на оси и смазывались.
     Вот он её обстриг и дёгтем вымазал голову ей. Она не чувствовала, так и спала до позднего вечера.
     Когда уж солнышко упёрлось ей в одно место, она встала, значит, схватилась за голову, небось почувствовала что-то не так, и руки-то в дёгте, и не поймёт, что с ней случилось.
     Дождала, так-то идти-то стыдно, когда уж смеркалось. Идёт. А он заперся кругом, Иван-то. Она стучится.
     Он:
     — Кто там?
     — Я!
     — А кто ты?
     — Да ты что, Иван, не узнал что ли? Это я!
     — А кто ты?
     — Да Улита!
     — Не-ет, ; поглядел в окно. ; Моя Улита не брита. А ты, ; дескать, ; брита.
     Так он ей и не открыл. Ну она со слезами уселась на завалинке. Ревёт.
     А в селе-то у них была церковь. И вот в эту ночь ехали разбойники церковь грабить. И оне наткнулись на эту Улиту.
     Да вот.
     — Ты что, тётка, плачешь-то?
     — Да вот так и так. Вот меня муж не пускает.
     — Ну он почто тебя не пускает?
     — Вот видишь, со мной что случилось?
     — Ну, ладно. Поедем с нами.
     Поехали, значит. Церковь была где-то в середине села. Подъехали. И вот взломали запоры и её на колокольну присели:
     — Вот сиди здесь и молчи. Ну, а мы пойдём тебе пряников принёсём.
     Ну вот, она сидит на колокольне, ждёт, когда ей пряники принёсут, а оне обокрали, что им надо было, загрузились и уехали на тройке.
     Она сидит. Светать начало. А их всё нету. А там, кто первый-то открывает церковь, пономарь, дьяк. Дьячок, поп или священник.
     Вот, ну пусть пономарь идёт открывать церковь. И он поднимается на колокольню, звонить собирается. Она уж слышит шаги и кричит:
     — Идёте?
     Его как громом ударило. Он оттуда впере кувырдашки! С лестницы-то. И к дьячку, нет, к дьякону:
     — Там Пресвятая Богородица объявилась.
     — Да ты что? Не может этого быть!
     — Серьёзно, я тебе говорю. И спрашивала меня, дескать: Идёте? Ну вот, пойдём быстрее.
     Вот оне подались. Стали подниматься. Опять туда. Она опять услышала. Опять спрашивает:
     — Идёте?
     И этот в перекувырдашки оттуда, кувырком за дьяконом.
     Вот пришли оне к опу:
     — Батюшка, там такое у нас. Пресвятая Богородица объявилась.
     — Как объявилась?
     — Да вот так вот. Вот спрашиват нас. Мы поднимаемся, а она спрашивает: Идёте?
     А накануне-то дождик прошёл. Лужи везде были. А поп только хромовы сапоги сшил. Ему уж больно их жалко было: по лужам-то идти. Они его понесли в этих новых сапогах.
     Ну вот. Несут и туда поднимают. Она обратно услышала и опять:
     — Идёте?
     Они, уж тут их трое, они уж осмелели:
     — Идём, идём.
     Да-а.
     — Несёте?
     — Несём, несём.
     Они несут попа-то.
     — Несём!
     Перепугались они, руки-то опустили и попа отпустили, и он оттуда дует! И его уронили, и сами-то за ним следом!
     Ну вот. А уж па улице рассветало. Народ уже стал просыпаться. К церкви начали собираться. К обедне. Обедню что ли там с утра-то служат? Вот.
     А она сидит там. О-о, а тут все кричат:
     — Пресвятая Богородица объявилась!
     Ух! Все село нарядились. Все собрались, скружились (встали в кучку).
     Когда уж рассветало совсем-то, развиднелось, смотрят: да ведь это Улита, а не Богородица, на колокольне-то сидит.
     Ну, вот. Ивана пристыдили, что он её не пустил в дом-от. Ну, вот, уговорили его, и он Улиту принял обратно.
......
История о славном и храбром богатыре Илье Муромце. 1 Легенда.
     В славном было городе Муроме, в селе Карачарове – жил крестьянин Иван Тимофеевич.
     У него было любимое детище Илья Муромец. Сидел он сиднем тридцать лет, и как минуло тридцать лет, то стал он ходить на ногах крепко, и ощутил в себе силу великую, и сделал себе сбрую ратную и копье булатное, и оседлал коня доброго, богатырского.
     Приходит к отцу и матери и стал у них просить благословения:
     — Государи мои, батюшка и матушка! Отпустите меня в славный город Киев богу помолиться, а князю киевскому поклониться.
     Отец и мать его дают ему благословение, кладут на него заклятие великое и говорят такие речи:
     — Поезжай ты прямо на Киев-град, прямо на Чернигов-град, и на пути своём не делай никакой обиды, не проливай напрасно крови христианской.
     Илья Муромец принял у отца и матери благословение, богу молится, с отцом и с матерью прощается, и поехал в путь свой.
     И так далеко заехал во тёмные леса, что наехал на таборы разбойничьи. И те разбойники увидели Илью Муромца, и разгорелись у них сердца разбойнические на коня богатырского, и стали между себя разговаривать, чтобы лошадь отнять, что такой лошади ни в которых местах не видывали, а ныне едет на таком добром коне незнамо какой человек.
     И стали на Илью Муромца напущать человек по десяти и по двадцати. И стал Илья Муромец остановлять коня своего богатырского, и вынимает из колчана калёну стрелу, и накладывает на тугой лук.
     Пустил он калёну стрелу по-над землёю, калена стрела стала рвать на косую сажень. И, видя то, разбойники испужались и собирались во един круг, пали на колени и стали говорить:
     — Государь ты наш батюшка, удал добрый молодец! Виноваты мы перед тобою, и за такую вину нашу бери казны, сколько надобно, и платья цветного, и табуны лошадей, сколько угодно.
     Илья, усмехнувшись, сказал:
     — Некуда мне девать! А если хотите живы быть, так вперёд не отважьтесь! – И поехал в путь свой к славному граду Киеву.
     Подъезжает он ко граду Чернигову, и под тем градом Черниговом стоят войска басурманские, что и сметы нет, и Чернигов-град осадили, и хотят его вырубить и божии церкви на дым пустить, а самого князя и воеводу Черниговского живых в полон взять.
     И той великой силе Илья Муромец ужаснулся. Однако положился на волю создателя своего господа бога и вздумал положить главу свою за веру христианскую.
     И стал Илья Муромец побивать силу басурманскую копием булатным, и всю силу поганую побил, и царевича басурманского в полон взял и ведёт во град Чернигов.
     Встречают его из града Чернигова граждане с честию, идёт сам князь и воевода Черниговский, принимают доброго молодца с честию, благодарение господу богу воссылают, что господь прислал нечаянно граду очищение и не дал всем напрасно погибнуть от такой силы басурманской. Взяли его в палаты свои, и сотворили великий пир, и отпустили его в путь.
     Илья Муромец поехал ко граду Киеву прямою дорогою от Чернигова, которую заложил Соловей-разбойник ровно тридцать лет, не пропущал ни конного, ни пешего, а убивал не оружием, но своим свистом разбойничьим.
     Выехал Илья Муромец в чисто поле и увидел попрыски богатырские, и по ним поехал, и приехал на те леса Брянские, на те грязи топучие, на те мосты калиновы и к той реке Смородинке.
     Соловей-разбойник послышал себе кончину и бессчастие великое и, не допуская Илью Муромца за двадцать вёрст, засвистал своим свистом разбойническим крепко. Но богатырское сердце не устрашилось.
     И, не допуская ещё за десять вёрст, засвистал он громче того, и с того свисту под Ильёю Муромцем конь спотыкнулся.
     Приехал Илья Муромец под самое гнездо, которое свито на двенадцати дубах. И Соловей-разбойник, на гнезде сидя, увидел святорусского богатыря, и засвистал во весь свист, и хотел Илью Муромца убить до смерти.
     Илья Муромец снимает с себя тугой лук, накладывает калёну стрелу и пускает на то гнездо Соловьиное, и попал ему в правый глаз и вышиб вон. Соловей-разбойник свалился с гнезда, что овсяный сноп.
     Илья Муромец берёт Соловья-разбойника. Привязал его крепко к стремени булатному и поехал к славному граду Киеву.
     На пути стоят палаты Соловья-разбойника, и как поравнялся Илья Муромец против палат разбойнических, у которых окна были растворены и в те окна смотрели разбойничьи три дочери, – увидела его меньшая дочь и закричала своим сёстрам:
     — Вон наш батюшка едет с добычею и везёт к нам мужика, привязанного у стремени булатного.
     А большая дочь посмотрела и горько заплакала:
     — Это не батюшка наш едет. Это едет незнамо какой человек и везёт нашего батюшку.
     И закричали они мужьям своим:
     — Мужья наши милые! Поезжайте к мужику навстречу и отбейте у него нашего батюшку, не кладите наш род в таком позоре.
     Мужья их, сильные богатыри, поехали против святорусского богатыря. Кони у них добрые, копья острые, и хотят они Илью на копьях поднять.
     И увидел Соловей-разбойник и стал говорить:
     — Зятья мои милые! Не позорьтесь вы и не дразните такого сильного богатыря, чтобы всем вам не принять от него смерти. Лучше с покорностию попросите его в дом мой выпить чару зелена вина.
     По просьбе зятей поворотил Илья в дом, не ведая их злобы. А большая дочь подняла железную на цепях подворотню, чтоб его пришибить. Но Илья усмотрел её на воротах, ударил копием и ушиб до смерти.
     И как приехал Илья Муромец в Киев-град, въезжает прямо на княженецкий двор и входит в палаты белокаменные, богу молится и князю кланяется.
     Князь киевский спрашивает:
     — Скажи, добрый молодец, как тебя зовут и из которого города ты уроженец?
     Ответ держит Илья Муромец:
     — Меня, государь, зовут Ильюшкою, а по отечеству Иванов, уроженец города Мурома, села Карачарова.
     Князь спрашивает:
     — Которою дорогою ехал ты из Мурома?
     — На Чернигов-град, и под Черниговом побил войска басурманские, что и сметы нет, к очистил Чернигов-град. И оттуда поехал прямою дорогою, и взял сильного богатыря Соловья-разбойника, и привёл его с собою у стремени булатного.
     Князь, осердясь, сказал:
     — Что ты обманываешь!
     Как услышали это богатыри Алёша Попович и Добрыня Никитич, они бросились смотреть и, увидев, князя уверили, что справедливо так. И приказал князь поднести чару зелена вина доброму молодцу.
     Захотелось князю разбойнического свисту послушать. Илья князя со княгинею обернул в шубу соболью и, поставя их под мышки, призвал Соловья и приказал в полсвиста засвистать соловьём.
     А Соловей-разбойник засвистал во весь разбойнический свист и оглушил богатырей так, что они упали на пол. И за то убил его Илья Муромец.
     Илья Муромец потом назвался с Добрынею Никитичем братьями. И оседлали они своих добрых коней, и поехали в чистые поля гулять, и ездили ровно три месяца, не нашли себе супротивника.
     Только наехали в чистом поле: идёт калечище прохожий. Гуня, плащ на нём в пятьдесят пуд, шляпа в девять пуд, костыль в десять сажон.
     Илья Муромец стал на него коня напущать и хочет отведать с ним своей силы богатырские.
     И увидал калечище прохожий Илью Муромца и говорит:
     — Ой ты еси, Илья Муромец! Помнишь ли, мы с тобою в одной школе грамоте учились, а ныне ты на меня, такого калику, напускаешь коня, как на некоего неприятеля. А того ты не ведаешь, что во славном городе Киеве великая невзгодушка учинилась: приехал неверный сильный богатырь Идолище нечестивый, голова у него с пивной котёл, а в плечах сажень, промеж бровьми пядь, промеж ушей калена стрела, а ест он по быку, а пьёт он по котлу. И князь киевский вельми о тебе соболезнует, что ты его в этакой печали оставил.
     Нарядясь в калечищино платье, едет Илья Муромец прямо на княженецкий двор и закричал богатырским голосом:
     — Ой еси ты, князь киевский! Сошли мне, калечищу прохожему, милостыню.
     И увидел его князь и говорит такову речь:
     — Поди ко мне в палаты, калечище! Я тебя накормлю-напою и золотой казны на дорогу дам.
     Вошёл калечище в палаты и стал у печи – поглядывает.
     Идолище просит есть. Принесли ему быка целого жареного, а он его и с костьми съел.
     Идолище просит пить. Принесли котёл пива, а несли двадцать человек. И он взял его за уши и выпил весь.
     Илья Муромец говорит:
     — Была у моего батюшки кобыла обжорлива, обожралась и издохла!
     Идолище не утерпел и говорит:
     — Ой еси ты, калечище прохожий! Что ты меня замаешь? Мне тебя нечего и в руки взять! Не то что ты, – каков был у вас Илья Муромец, я бы и с тем стычку дал.
     — Да вот каков он! – Сказал Илья Муромец.
     Схватил с себя шляпу, и ударил его в голову тихонько – только прошиб стену палат, и взял туловище Идолищино – туда ж выкинул.
     И за то князь Илью Муромца почтил великими похвалами и причёл его в сильные, могучие богатыри.
......
История о славном и храбром богатыре Илье-Муромце. 2. Легенда.
     Во славном граде Муроме слушал Илья Муромец заутреню воскресную, поход держал ко граду Киеву, ко славному князю Владимиру Всеславьевичу, а завет положил, чтоб отнюдь во всю широкую дорогу острой сабли из ножен не вынимать, а на крепкий лук тетивы не накладывать.
     Поехал Илья Муромец тою дорогою.
     Как побыл он под град Себеж, смотрит, а там стоят три царевича заморские, и силы с ними триста тысяч, хотят они Себеж-град за щитом взять, а самого царя себежского в полон взять.
     Поехал Илья Муромец в сугонь за тремя царевичами, нагнал их у морской пристани, а остальных людей побил, трёх же царевичей в полон взял, и возвратился во град Себеж.
     Увидели его граждане и возвестили о нём царю себежскому. Себежский царь приказал отворять врата градские и принимать Илью Муромца за руки белые, а сам говорит:
     — Гой еси ты, добрый молодец, как твоё имя и коего ты граду?
     Отвечает Илья Муромец:
     — Зовут меня Ильёю, по отечеству Иванов сын, уроженец града Мурома.
     Потом речет себежский царь:
     — Куда твоя дорога лучится?
     Отвечает Илья Муромец:
     — Еду я на мосты калиновы.
     Илья Муромец спрашивает у него дорогу ко граду Киеву. И речет ему себежский царь:
     — Прямая у нас дорога лежит на мосты калиновы. Только у нас дорога та залегла тиною и травою заросла давно: тридцать лет от Соловья никакой человек не прохаживал там, и птица никакая не пролетала.
     Поехал Илья Муромец тою дорогою, где Соловей сидел на девяти дубах. Как стал он на мосту калиновом, там увидел его Соловей и засвистал своим посвистом.
     В то время под Ильёю Муромцем добрый его конь спотыкнулся. Вынул Илья Муромец свой крепкий лук, наложил калёну стрелу, и попал Соловью в правый глаз. Упал Соловей с девяти дубов, что овсяный сноп.
     Илья Муромец слез с своего доброго коня, хотел ретивое сердце Соловья вынуть из груди разбойницкой его.
     Возмолился ему Соловей:
     — Гой еси ты, добрый молодец! Оставь душу мою хотя на покаяние!
     Говорит ему Илья Муромец:
     — Где твоя лежит злата казна?
     Отвечает Соловей:
     — Лежит моя злата казна в моих сёлах Кутузовых, а гонцы гоняют туда по два месяца, а скоро-наскоро если, то месяц.
     Поехал Илья Муромец тою дорогою, а Соловья приторочил к стременам, висит он болтается там, как сноп на ветру. Проезжал он под селом Кутузовом, увидели Соловья его двенадцать сынов, надевают на себя сбрую богатырскую, и хотят с Ильей Муромцем биться.
     Говорит тогда им Соловей:
     — Светы мои дети малые! Зовите вы его за столы дубовые, да подносите ему мёду сладкого, ни то он и вас всех уморит. Да казну золотую мою ему отдайте.
     Не остался Илья на пиры Соловьиные, а забравши его казну, отправился во Киев град.
     Приехавши туда вышел Илья Муромец во палату каменную ко князю Владимиру. Молится он чудным образам, а потом поклоняется князю Владимиру, а после на все четыре стороны.
     В то время у князя Владимира было пированье великое. Князь Владимир принимает Илью Муромца за руки белые, а сам говорит:
     — Гой еси ты, добрый молодец! Как твоё имя и коего ты граду?
     Отвечает Илья Муромец:
     — Зовут меня Ильёю, по отечеству Иванов сын, уроженец града Мурома.
     Речет князь Владимир:
     — Когда ты, Илья Муромец, выехал из Мурома?
     Отвечает Илья Муромец:
     — Поехал я из града Мурома, слушавши заутреню воскресную. Будучи под градом Себежем, застал там три царевича заморских, и силы с ними триста тысяч, хотели они Себеж-град за щитом взять, а самого царя себежского в полон взять.
       — Будучи на мосту калиновом, там увидел меня Соловей и засвистал своим посвистом ажно конь подо мною спотыкнулся. Я из лука попал в правый глаз его, привёз его с собою, теперь он висит в тороке у моего доброго коня.
     Не поверили бояре да богатыри, тогда выглянул Илья Муромец во оконце и велел Соловью засвистать. Соловей стал свистать. В то время у князя Владимира кресла подломилися, и у палаты своды потряслися, и все богатыри на землю попадали, а ветхие хоромы и совсем повалились.
     Князь Владимир стал весел и говорит ему:
     — Послужи ты мне, Илья Муромец, верою и правдою и покажи свою силу богатырскую!
++++++++++++++++++++++++++++++++
......