Моя мама

Однажды мама мне сказала, что не знает, чем мне помочь. Она предложила отрубить себе руку. Но мне не нужна её рука. Хорошо бы, если бы она когда-нибудь поняла, о чём всю жизнь мечтала её дочь, когда писала письма отцу, которые она выбрасывала, когда писала стихи, которые она заперла в кладовке, будто они крамольные. Для неё крамольно всё, чтобы я не делала и не говорила, потому что она словно жила под девизом: "Никому ничего не говори. Как бы чего не вышло. Надо быть незаметным, а то заметят и раздавят".

Психологи говорят, что это нам передаётся страх предыдущих поколений, которых сажали за каждое сказанное слово, которое могло оказаться роковым. Но мы живём уже 30 лет в период гласности, а всё отмалчиваемся и боимся друг друга. Но почему-то гадости друг другу говорить мы совсем не боимся, словно гласность дала нам разрешение всё облить грязью, что было хорошего во времени и в людях предыдущих поколений. Может быть, это оттого, что нам самим гордиться собой невозможно без того, чтобы не втаптывать в грязь чьё-то человеческое достоинство.