Прощай отец

      

                Ушёл учитель, друг, наставник,
                Большой учёный светлый Человек
                Какая боль, тоска, недоуменье...
                Неужто всё, чем жизнь была полна.
                Умы Великие: Вернадский, Ферсман, - alma               
                mater...
                К Истине стремление ,
                Загадки недр, и вера в их решения,
                Открытия, далёкие пути,
                Природа, близкие, друзья, ученики -
                Всё, всё уйдёт во мглу и безвременье,
                В безбрежность вечности и пустоту,
                Умчится прочь.
                Наступит тишина и ночь...
.
                И вот все разошлись,
                Кладбище опустело,
                И даже ветер, шевеливший ветки,
                Умчался прочь,
                Настала тишина,
                И ночь.
               
                26 апреля 1989 года
                Вера Ильинишна Мейтув   
 
    Памяти моего отца, Вольфсона Файтеля Иосифовича Великого геолога, который нашёл уран в нашей стране. И воплотил в жизнь великие идеи своих учителей.

           В последний раз живым я видел отца за два дня до смерти, в реанимации. Подойти не разрешили. В палате лежало еще двое. Я говорил с ним через приоткрытую дверь. Только что из палаты ушла Эмма. Отец передал ей письмо для старшей сестры Нины, и когда она выходила я услышал его слова, он попросил ее:
         - Вызывай ко мне мужа своего, Борю вызывай, прикован я!
Он и в самом деле был прикован. Капельница с нитроглицерином была подключена где-то рядом с ключицей, на руках уже живого места не было. Еще удавалось снимать приступы стенокардии, дважды останавливали отек легкого. Прощаясь со мной, он поднял из последних сил руку и помахал ею, двигая кистью руки из стороны в сторону. Он сказал мне:
          - Будь здоров, сынок, будь здоров!
Этот взмах руки я уже когда-то видел. Мы часто прощались, ездить нам приходилось много, особенно отцу, конечно. Невозможно представить, сколько он прошел, проехал, пролетел и проплыл за 60 лет экспедиций. Когда он уезжал, мы просто прощались за руку, когда возвращался, иногда обнимались. На этот раз он попрощался как-то не так, он прощался навсегда. Его прощальный жест рукой напомнил мне детство, Салтыковку. Там, недалеко от Москвы меня круглый год держали на даче после тяжелой болезни. Отец приезжал по выходным «питаться воздухом». Зимой ходили на лыжах с нашим котом Васькой. Тот садился к отцу на лыжину сзади и ехал, пока отец его не замечал и не сгонял палкой. Однажды я побоялся съехать с пригорка на лыжах. Он поднял руку, вот также помахал ею, да это был тот же жест, но тогда он сказал мне:
           - Ефима, не бойся, ничего не бойся.
 Мне так хотелось увидеть и услышать отца, и я пришел к отцу на следующий день вечером, в реанимацию не пустили, попрощаться не получилось. Передал записку про самое главное и про будущее. Отец спал, когда он проснулся, ее ему прочитали.
            Под утро отца не стало. Ощущения боли, горя не было, просто пришла пустота. Неполных двенадцать лет назад умерла мама, она умерла в день рождения отца, в его семидесятилетний юбилей. А вот теперь маме исполнилось бы семьдесят, и настал час хоронить отца.
            Под Москвой в Звенигороде было совещание геологов - структурщиков. Со всей страны съехались геологи, человек двести, в гостях у нас жил Виталя, он как обычно весной приехал в Москву в командировку. Он давно считался членом семьи, а наши отцы дружили лет пятьдесят. Люди как-то неожиданно собрались вместе, чтобы похоронить отца. Ведь он для всех кем-то был: кому отец, кому брат, кому учитель, кому наставник, кому друг. Ушел из жизни человек, с которым ушла целая эпоха, ушел последний из великого племени геологов, последний из Магикан. В этом племени он первым не был, но он был верен своим учителям,их заветам. Портреты Ферсмана, Вернадского, Заварицкого, Щербакова всегда висели в его кабинете на стене. У него была особая миссия – он был последним. Ушел, оставив за собой последнее слово, превзойдя всех своих врагов.
            В 12 в морг почти никто не пришел. Мы прождали около получаса, поехали в институт. Заехали домой взяли собой еще несколько человек. Гроб с телом отца установили в конференц-зале его родного института ИГЕМа АНСССР. До начала митинга было еще около часа. В институт стали стекаться люди, приезжали автобусами, шли пешком, многие лица мне были знакомы, но, конечно, многие изменились – время свое дело делает. Приехали родные, сотрудники академии всех рангов и геологи рудники, пришли преданные ученики и те, кто предал его, нанес ему когда-то удар в спину. На удары он никогда не отвечал иначе, как своей работой. Он никогда не мстил, он превосходил чистотой помыслов. Он никогда не боролся за себя, он боролся только за науку, и то было его всепобеждающим оружием.
           Зал наполнился, мест не хватало. Люди стояли вдоль стен, в проходах. Так бывало не раз, когда отец читал лекции, он читал много, и студенты шли на них как на «столичных трагиков». Что влекло людей готовых сидеть на ступеньках, подоконниках? Знания? Да! Личный магнетизм? Конечно же, да! Если в геологии бывают экстрасенсы, то отец, наверное, был одним из них. Урановую руду, среди  образцов, он мог найти руками, с закрытыми глазами, он говорил:
          - Она теплая.
           Однажды я спросил отца:
          - Пап, а зачем ты так много работаешь на рудниках и тем более под землей, ведь там же есть много специалистов с научными званиями с достижениями, многие из них твои ученики, чего они не могут?
           Ответ отца меня, честно говоря, ошеломил:
          - Да они все могут, но ты понимаешь, когда я приезжаю, я сразу вижу!
         
           Вокруг гроба стоял почетный караул, точнее он не стоял, он непрерывно менялся. Это было похоже на ритуальный танец прощания древних  людей со своим вождем.
           Был открыт траурный митинг. Каждый из тех, кто пришел, и из тех, кто говорил, знали об отце что-то. С каждым выступлением все эти отдельные «что-то» начали соединяться, и перед всеми открылся огромный человек, каким его, наверное, никто не знал, которого еще долго придется узнавать и открывать заново. Но в тот момент главное было понять и поверить, что он ушел, что его с нами нет. Прощаясь с ним, многие целовали его как родного отца, клялись продолжать его дело, идти вперед. Ощущение торжественности было необыкновенным, оно еще более усиливалось единством, охватившим всех.
           Траурный кортеж тронулся в сторону кладбища. Хоронить решили на Новокунцевском кладбище. Процессия на кладбище то же была необыкновенно торжественной: впереди несли венки цветов, потом Лаверов и Рыбалов несли крышку гроба, потом катафалк с гробом, а потом мы все. На кладбище около могил стояли совершенно посторонние люди, и они кто взглядом, а кто и жестом невольно присоединялись к нам. Митинг продолжился, клялись в верности. Первым на кладбище выступил Николай Павлович Лавёров, академик Председатель Комитета по Науке и Технике, потом другие. Каждый из выступавших что-то говорил об отце, каждый своё, и из всех этих слов сложился особый портрет, всем стало ясно, что умер Великий человек, с которым каждый из нас прошёл, может быть, самую важную часть своей жизни.
           На самом краю кладбища, там, где будет аллея, на берегу реки Сетунь похоронили отца. Все попрощались, попросили прощения, кто за что …. Гроб опустили в могилу, бросили по горстке земли, могилу зарыли и закрыли цветами холмик.

          30 апреля 1989 г              Вольфсон Е.Ф.