1

раны на её вспухших ногах блевали. 
ярко-красная кровь окрашивала пол. впитывалась в тряпку, которую Андрей небрежно бросил. после он убежал искать бинты – их в доме не было, потому что не было денег их купить. даже Саша это знала.
но Андрей бегал и бегал по комнатам, кричал, что бинты найдутся, обещая то, что всё будет хорошо.
создавалось ощущение, что он просто не хотел видеть ярко-красную блевоту.
девочка не спешила уходить, хотя брат дал ей подзатыльник и послал в школу. хотя мама умоляющими глазами глядела на неё.
а Саша не могла пошевелиться.
никогда она не думала, что всё настолько серьёзно.
точнее, ей никогда не говорили, что всё настолько серьёзно.
а руки мамы, все в мозолях от активной работы, но с аккуратными ногтями, дрожали – впервые на памяти Саши. не могли они обхватить раны, а кровотечение, тем не менее, лишь усиливалось.
и что же могло успокоить истеричную стихию?
ответа не знал никто.
когда Андрей зашёл в комнату, ещё бледнее обычного, с тряпками в руках, которые часто заменяли бинты, мама поменялась в лице – оно приобрело некоторую уверенность и надежду. надежду на то, что стихия всё-таки успокоится.
Саша задумалась о том, сколько же раз брат помогал матери остановить кровь.
и вот почему он так часто не ходил в школу! а она, глупенькая, завидовала ему и ругалась с ним из-за этого.
наверное, потом ей следует извиниться.
юноша присел на корточки рядом с женщиной и пару мгновений смотрел на неё. она всхлипывала и закусывала губу, чтобы не закричать. кивнула. они тотчас поняли друг друга – слова в этом случае были бы неуместными.
-Саш, уйди в зал, - попросил Андрей, не глядя на девочку.
а Саша не могла пошевелиться. только после того, как брат шикнул на неё, как на провинившуюся скотину, она вышла из транса – оторвалась от ярко-красного беспорядка на полу, но все ещё не смогла двинуться с места.
-Саш, уйди, солнышко, - умоляюще сказала мать, а брат для большего эффекта дал ей слабый подзатыльник.
и она ушла. открыла дверь, однако остановилась и обернулась. посмотрела на то, как Андрей лихорадочно складывал тряпки, как мама начала беззвучно и тихонько рыдать, чему она научена в идеале. и зашла в дом, чтобы не видеть.
но она слышала – она слышала, как мама все-таки закричала, зверски уставшая от того, что сдерживала крик.
голос Андрея  слышен не был. и девочка мысленно нарисовала себе образ склонившегося над блюющими ногами брата, который быстро и слаженно завязывал раны, как опытный хирург, занятый операцией. но его пальцы дрожали, и именно это выдавало в нём шестнадцатилетнего юнца.
через некоторое время Андрей зашел в зал – в его руки, порезанные и мозолистые, неизменно грубые и в то же время мягкие, впиталась кровь. но он не обращал никакого внимания на эти отпечатки. лишь устало вздохнул, а после спокойно сказал:
-Саш, посиди с мамой. я пока схожу к тёте Вале. вызову от неё скорую.
-а она даст? даст позвонить? – неуверенно поинтересовалась девочка.
их семья не пользовалась особой любовью соседок – дом находился между двумя избушками двух тёть Валь, которые любили сплетничать.
особенно любили обсуждать семью Саши. однажды она слышала, как они говорили о том, что их мама не справляется с четырьмя детьми и что ей следует развестись с этим непутевым алкашом. матери об этом Саша сообщить не решилась, однако затаила обиду на двух старушек, которые не понимали ничего.
да, мама иногда не справлялась, сдавала позиции и лежала на кровати живым трупом, неспособная встать. но она любила каждого из своих детенышей, и этого было достаточно.
-давала до этого.
-может, лучше я вызову? тебе-то лучше знать, как управиться с её ногами, - пробормотала Саша, испытывая страх перед тем, чтобы остаться с матерью один на один.
вдруг её раны откроются?
девочка посмотрела на Андрея и внезапно поняла по его лихорадочным, почти что бешеным глазам, как он хотел сбежать.
да, он множество раз перевязывал раны. он видел это всё сотню раз – но привык ли он к этому?
а возможно ли к такому привыкнуть?
Саша была уверена в одном – Андрею нужна была хотя бы маленькая передышка. хотя бы выйти на воздух, чтобы очиститься на то короткое мгновение, чтобы с головою вновь нырнуть в алую пропасть.
поэтому она кивнула, а после сказала окрепшим тоном, что посидит с мамой.
пора бы уже взрослеть, верно?
они вышли одновременно – он с грязными руками и с неизменно скорбным видом и она, в школьном платье, с бордовыми бантами и с осознанием того, что когда-нибудь раны взбунтуются до такой степени, что течение не остановится.

***
мама никогда не водила её в школу. этим занимались сестра и два брата – они сменяли друг друга каждый день. чаще всего на вахте стоял Андрей. наверное, из-за того, что он был ближе всех девочке.
мама никогда не покупала с ней одежду. когда одноклассницы, каждая похожая на другую, хвастались новыми вещами, которые для них выбрала их мать, Саша застенчиво сидела в углу и старалась слиться со стеной. однажды её спросили, где же она берет одежду. тогда девочка не заметила затаённого смешка в тоне спросившей. и открыто ответила, что платье досталось ей от сестры. а в ответ получила взрыв хохота, который она не совсем поняла.
к слову, женщина ничего не покупала – продукты всегда таскала Ксюша и отец в редкие моменты просветления.
и если на то уж пошло, мама вообще никуда не выходила, кроме как двора да огорода.
и больницы.
Саша привыкла к тому, что мама всегда дома. эдаким хранителем крохотной избушки представлялась ей женщина, запертая в четырех стенах и больше всего желающая вырваться из них. но два или три раза в год хранитель покидал очаг – машина брата увозила женщину в больницу. держали её в сером трехэтажном здании недели две. после машина привозила мать обратно, более посвежевшую. и каждый раз Саша подходила к ней, сидящей на диване и рассказывающей сыновьям истории, и смотрела на ноги. они всё также были перевязаны.
значит, в больнице ей не помогли.
Саше напрямую не говорили, куда делась мама. но однажды она навестила её вместе с Колей – тогда женщина даже не узнала своих детенышей. невидящим взглядом осмотрела две фигуры, сгорбившиеся у двери. и больше ничего. Саша и сама не узнала свою мать – обычно ведь она, даже мучимая болью, шутила и улыбалась, будто ничего не произошло.
тогда Коля впервые на памяти девочки взял её за руку и увел, а после тихим голосом рассказал, что мама напичкана лекарствами и их не видит, потому что находится в другом мире.
Саше напрямую не говорили, куда делась мама, однако она сама понимала, что та отдыхала.
без неё этот мир рушился – папа не приходил домой, у сестры сдавали нервы, и иногда она тоже не приходила домой. Андрей на время становился хранителем очага, однако иногда он ругался себе под нос и психовал, руки его дрожали. только Коля и Саша сохраняли спокойствие и хладнокровие. на правах самых младших они не подозревали обо всех проблемах и ждали, когда же вернется мама.
она неизменно возвращалась – хотя Андрей однажды сказал, что может не вернуться.
***
мама улыбалась и улыбалась, но Саша видела, как её руки дрожали. как большие голубые глаза, печальные и поблекшие, бегали в разные стороны подобно таракашкам. сама она вечно подходила к зеркалу медленным шагом и поправляла то короткие каштановые волосы, то одежду. э
волновалась.
хотя волноваться по сути было не о чем – это же обычный приём у врача, коих было уже масса.
Саша сидела прямо на полу и терпеливо ждала, когда руки матери перестанут дрожать, а дядя Саша просигналит несколько раз. и они все вместе, эдакой бандой, поедут в тесном грузовике, чтобы вновь услышать одни и те же наставления врача.
а у девочки уже созрел план по спасению матери. поэтому она, собственно, и решилась на то, чтобы поехать вместе с ней, хотя до этого сторонилась приемов у врачей.
она наблюдала за братьями и сестрой, когда они все возвращались домой. с неизменно печальными лицами. Андрей просил её отстать. сестра не обнимала и не пыталась поднять ей настроение. а Коля просто грубил и обзывался, а после убегал и возвращался лишь к вечеру, грязный и все такой же озлобленный.
да и её саму никто не пускал. говорили ей, что нечего там делать. вчера же она сама вызвалась. накричала на Андрея, который тотчас отказал ей и принял на себя эту ношу. в итоге, они уступили. пьяный отец, вступивший в дискуссию, младшую дочку поддержал, но все обозлились на него, и он ушел спать дальше.
она работала над своим планом пару недель. методично взвешивала каждое словечко, которое выскочит из её рта, когда она останется один на один с лечащим врачом. пыталась нацепить на себя маску взрослого человека, стоя у зеркала и отрабатывая мимику и жесты. чтобы никто не подумал, что она маленькая.
она уже зрелая. и нужно продемонстрировать это врачам, чтобы они поверили – она не шутит и совершенно серьезно готова предложить свои ноги матери.
машина просигналила пару раз, и дочь с матерью одновременно посмотрели на друг друга. пора.
их пустили без очереди. точнее, врач, женщина, давно знакомая матери, вышла из кабинета, взглядом нашла их и поманила рукой. полный мужчина, который должен был зайти, выругался, но даже сам придержал дверь – Саша тихонько поблагодарила его и ощутила, как сильно бьётся её сердечко. мама же молчала и аккуратно переставляла ноги. в голове возник образ, когда раны открылись, и фонтан крови окрасил пол. Саша не может допустить, чтобы это повторилось вновь.
в кабинете пахло лекарствами и моющим средством. Сашу усадили на кушетку, другая женщина ласково коснулась её руки, а мама тяжело вздохнула. и начала описывать свои жалобы грустным тоном, а перед глазами Саши возникла всё та же картина, где её ноги блюют.
врач записывала каждое слово женщины, понимающе кивая, а после отослала её в другую комнату. другая женщина, та, что коснулась Сашу, придерживала маму за руку. они закрыли за собой дверь. врач было хотела пойти за ними, но Саша попросила её остаться.
она осталась.
-ты ведь Александра, да? – спросила женщина, присев рядом на кушетку.
-да.
-мама о тебе рассказывала.
-и что же?
-много всего. так что ты хотела, Александра?
-я хотела спросить… мама сильно болеет, да? – Саша уже знала ответ. но вдруг врач сможет дать ей маленькую надежду?
вместо этого она кивает – с разбитой улыбкой и сожалением в карих глазах.
-она запустила себя, мама твоя. ей уже мало что поможет. только перевязки да капельницы спасают её.
Саша нервно сглотнула. была не была. по крайней мере, она её выслушает – и обязательно поможет в осуществлении плана.
-я знаю, как её спасти.
женщина уже не выглядела сожалеющей – она заинтересованно склонила голову к девочке, но в глазах скопились смешинки.
-а если пересадить мои ноги моей маме? ну, знаете, такая вот операция. ей же можно сделать операцию, да? именно такую?
да?
некоторое мгновение врач смотрела на неё. и Саша подумала, что вот-вот она кивнет, они приступят к операции и всё будет хорошо. ноги больше не будут блевать, а она будет ходить в школу вместе с матерью. мама будет ходить – ходить нормально, а не морщиться от боли при каждом движении.
но врач рассмеялась – тихонько и кратко. и Саша осознала, что ничего не будет хорошо. после женщина взяла себя в руки. смешинки так и остались. кашляя, чтобы скрыть смех, она ответила девочке, что её план никак не может быть исполниться.
нельзя пересадить ноги её матери ноги другого человека. это невозможно в принципе.
в конце врач извинилась. похлопала девочку по плечу, однако её касания Саша не ощутила – она резко поняла, что ноги её мамы всё также будут кровоточить. она также будет не вставать с кровати и ездить по больницам, и это станет её единственным соприкосновением с внешним миром.
и когда дверь за врачом закрылась, Саша резко встала с кушетки. стены давили со всех сторон, и ей почудилось, что они вот-вот сомкнуться с друг другом. а она раздавится.
больше в этом кабинете она находиться не могла – вышла из него, дрожа всем телом. дядя Саша стоял, глядел по сторонам и, увидев племянницу, неловко шагнул к ней. но девочка вдруг сорвалась с места и, когда руки мужчины сомкнулись на ней, заплакала.
она не смогла её спасти.