О муках поэта Ли Бо

Когда-то в китайской столице Чаньань жили арабские беженцы, скрывавшиеся от персов и даже их последний царь  Езгеред. Внук его стал генералом  при династии Тан. Поэт Ли Бо говорил на персидском, как когда-то русские на французском от влияния Запада. У него была малахитовая печать и  лошадь он погонял криком «юй, юй», а кур скликал «ачи, ачи».
Прадед Ли Бо находился в родстве с императором Тай-цзуном, обе семьи – потомки «крылатого полководца» Ли Гуана, победителя кочевников хунну. Если копать, корень поэта поглубже,  вспыхнет небесный свет старца философа Лао-цзы. Вот, он из какого рода!   Но имя его, со временем, стали произносить с насмешкой, забыли, что он не войском, а взмахом кисти устрашил страну Бохай, забыли, что Ли Бо и государь – одного рода, одной крови с императором, что он вправе принцев называть братьями.

В чем была причина его несчастий? Виноват талант или «кость гордости» в пояснице, что мешала склониться в поклоне? Трудно сказать, но император Сюань-цзун отказался от его помощи и поэт стал не удел. А потом несчастья пошли одно за другим:
Весной 750 года небывалая засуха спалила весь рис, ячмень, просо, гаолян на равнине государства Шу. На следующий год посреди Хуанхэ от страшных молний загорелся флот, направлявшийся с зерном в столицу Чанъянь, - сгорело двести кораблей. Над Янчжоу пронесся ураган, громадные волны потопили девятьсот двенадцать кораблей, собравшихся в порту. Тогда же военачальник Гао Сянчжи, перевалил Тянь-Шань и напал на арабов. При Таласе он был разгромлен, в результате чего империя лишилась влияния на Великом шелковом пути. Тогда же в Чанъяне пожар уничтожил императорский арсенал, а в Чэнду, Цзянлу, Синъюане несколько дней шли дожди.

В 752 году затопило Лоян, погибли тысячи жителей, в 755 году взбунтовался тюркских корней Ань Лушань – наместник северных областей. Государь не услышал горя. Жил себе в свое удовольствие. Именно тогда евнух записал в секретной книге: «Государь осчастливил Царственную супругу». Не исключено, что сразу после этого, в ночь двенадцатого дня шестого месяца император из столицы сбежал. Армия повстанцев вошла в Чанъянь. Людей убивали, грабили академиков, которые находились в парке «Лес кистей», гнали их как коров.
В это время Ли Бо был на Янцзы, на флагманском корабле шестнадцатого сына государя принца Ли Линя. Потом он бежал, скрывался, просил подаяния у крестьян и монахов, мерз, не имея даже шапки. Позор старому человеку.

Поэт рассуждал: «Как поступают в воинском строе? Там высокие стоят первыми, низкие – последними. В управлении страной все наоборот – приближены низкие. Люди бедствуют, честь ценится дешевле соевых бобов". И сказал тогда Ли Бо: «Мое дело - спасать мир!». Как и Чжугэ Лян в эпоху Троецарствия, он решил все силы отдать служению страны. Надоело ему «держать палочку в зубах», как это делали солдаты на марше, чтобы молчать и не насторожить противника.
Как оказалось, всю жизнь он слушал глупцов, а слова мудрых забывал, спешил спасти мир, а свою семью оставил без мужа, без отца. Теперь над ним  шепчет листва : "Шао, шао". Давно он уже потерял дом, жену, детей, друзей. И вот грозный указ: "Разыскиваются государственные преступники: гнусный принц Линь, трусливый маршал Вэй, предатель Ли Бо....щедрое вознаграждение человеку любого сословия и трем поколениям его потомков, если доставит преступников живыми или мертвыми, или изрубленными на куски ....".

Вот, оказывается, какие причины немилости к поэту.
За неповиновение Ли Бо оказался в тюрьме "Умиротворенный покой". Целую вечность сидел он неподвижно, сердце почти остановилось, дыхание стало глубоким, только бескрайняя мысль набирала высоту. Со стражниками не пошуткуешь. Если за рукав дергал  один стражник, Ли Бо сворачивал направо, если другой - налево.
 -Содрать шкуру! Переломать собачьи ножки, - кричали со всех сторон. Он видел злобные взгляды, в него летели камни. Его щипали, кто-то вонзил в ладонь иголку. Несчастные.....Не знают правды, боятся ее. Вспомнилась притча: «Когда сыну исполняется месяц, в дом зовут соседей, ждут доброго предсказания. Один гость сказал - этот малыш станет богачом, и родители почтительно ему поклонились. Второй сказал - этот малыш станет чиновником, и родители поклонились ему еще ниже. А третий сказал - этот малыш когда-нибудь умрет, и все больно побили его".
 Того, кто лжет или говорит приятное, встречают радостно; того, кто говорит о неизбежном, бьют. Какой ужас, скоро перебьют всех правдивых, и настанет черный день. Останутся подлые чиновники, которые не платят налоги и не призываются на военную службу. Чем же человек отличается от других существ, - тем, что сажает в клетку себе подобных.

Евнух докладывал императору: "Ли Бо ушел к бунтовщику цзедуши (наместнику) Ань Лушаню. Почему он ушел к тому, у которого настоящее имя было Ялошан, - так его назвала мать, шаманка из племени бэйху - он и сам сейчас сказать не мог. Отец Ань Лушаня был иранским воином, который предпочел свободную жизнь кочевника - туранца. Он родился в войлочной юрте, знал языки степняков и смолоду разбойничал. Он был таким же дикарем как степняки и умел, если не побеждать, то договариваться с ними. Больше всего он любил охоту на волков, кобылье молоко и скачки.Он был наместником, занят охраной  северных границ и имел свой цзюнь (12.5 тыс солдат).
Он был не один такой в китайской армии. Рубежи Китая охраняли полководцы из чужих племен: Гао Сянчжи, прославившийся беспримерным переходом через Тян-Шань и победоносный Ли Чжэнци - корейцы; побидитель тибетцев Гэшу Хань по отцу происходил из знатного рода тюргашей, по матери  - из родовитой хотанской семьи. Ши Сымин - хусец. 

Ли Бо перешел к повстанцу Ань Лушаню, потому что он был воином, ставшим новым императором. Однако, вскоре император погиб от руки своего сына Ань Цинсюя. Говорят, что к тому времени он был уже от отравы слепой. 
Потом Ли Бо искал спасения у принца Линя. Его поймали, и вот настал  суд, его хотят лишить тени, имени и сделать ничем. Для всех он стал черепашьим отродьем. Весь императорский двор прошел мимо поэта, и каждый придворный плюнул в его лицо. За ними тянулись уцелевшие академики: каллиграфы, художники, историки - все в фиолетовых халатах и шапках из тонкого шелка, с табличками из слоновой кости, с малахитовыми печатями на фиолетовых шнурках. Была и у него такая "Ли Бо из Цинлиня".

Особенно прилежно в него плевали братья-поэты. Горестно было увидеть дорогое лицо побратима Ду Фу из Шаолиня, мало в Поднебесной осталось истинных мужей. Но как бы судьба не бросала человека в грязь, всегда есть верх и низ, и в горести есть утешение. Он не забыл науку Хозяина Восточной скалы: "Семь раз упасть, восемь раз подняться".
Дальний предок Лао-цзы  ушел через заставу Ханьгу, покинув Поднебесную в западном направлении. В тот год не было дождя, земля треснула, как панцирь черепахи. Разве легко ему было в такую жару взвалить на спину пять тысяч знаков. Когда отпускал их на землю, чтобы вытереть пот, земля от тяжести прогибалась. Мне ли академику из Ханьлинь («Лес кистей») печалиться, - задумался Ли Бо....