Триллер. Суворова словА - для нас! Глава 4

Философский Детектив
по мотивам моей Поэмы
«Суворова слова - потомкам»

Глава 4

Генералиссимус Суворов сказал живописцу Шмидту такие слова:

«Я был маленьким человеком, был и большим.
Подымала ли меня волна счастья
или бросала в пучину,
я,
в уповании на Бога,
оставался твёрд...»

Ещё не осознав услышанные слова Суворова,
я вздрогнул от слов Белого Коня,
стоявшего у меня за спиной:

- Вот что, Командир, думаю, что эти слова Суворова обращены к нам, шахматным фигурам, и вместо фразы: «Я был маленьким человеком, был и большим», следовало сказать: «Я был маленькой фигурой, был и большой»...
- Оригинал, как ты смеешь такое говорить! Конечно, Суворов любил играть в шахматы, но не до такой же степени!
- Именно до такой! Александр Васильевич понимал, что любая фигура, даже Король, в зависимости от настроения толпы зрителей, может несправедливо предстать в глазах людей и маленькой фигурой, и большой...
- Молчать!
- Слушаюсь, Командир!
- Вот и молчи! И запомни раз и навсегда, со своими деревянными бело-лошадиными мозгами в нашу человеческую жизнь не суйся!

Мне хотелось
прервать это ненужное
нечеловеческое общение,
но неведомые силы
звучали у меня в голове идиотской песней,
неведомо откуда пришедшей
и заставляющей меня делать то,
что я делаю,
отправлять Белого Коня в дальнейший поход
по пустым полям Шахматной доски:

- Слушай мою команду!
Со своего белого поля «е2» отправляешься через чёрное поле «g1» на белое поле «h3», и там меня ждёшь!
Понятно?
- Так точно, Командир!
- Вот и отлично! Вперёд! И с песней!
- Слушаюсь, Командир!

Конь,
не раздумывая ни секунды,
отправился в поход,
распевая, как ему казалось свою,
уже полюбившуюся ему песню:

«Еда ослом цигейковым дымилась.
Артист оттопал буйный трясоплЯс.
Циркачка одой этакой двоилась.
Жал озверевший хлипкий тарантас.

Жасмин пылает хилым самоваром.
Фазан воздушно дЫбится сурком.
Бочонок воет амбразУрным шАром.
Былой чудак алеет двойником.

ЦецЕ трещит, бравируя осокой.
Арена треснула, батут пустой.
Ангар свинцовый цокает высоко.
Этолог светит фишкою простой.

Едва толкнувший, достаётся палкой.
Фонарь шуршит живИнками вина.
Хозяин шикает железной чалкой.
Халат доводит функцию окна.

Добыли дело ёжиковых чушек.
Цеплял петлёй анисовый чулок.
Баклан шакалил армадОнских вьюшек.
Цветок слюнявил ёршивый вьюнок.

Желудок сузил худощавый плотник.
Жестянщик треснул хлипким ободкОм.
Финтил двустволкой двойственный охотник.
Бездомный дятел дрыхнул тюфяком.

Форель чернела, еле шевелила.
Дымилась чушью филья трескотня.
Ель парадигмы цАнгою чудила.
Дрожала шерстью белая семья.

АмбАл пищал, цыплёнком шАрибАри.
Дрожал вдали фальшивейший сигнал.
Хорьки вовсю желудками шуршали.
Хмырь черепаху жёлтую догнал!»

Когда я подходил,
Конь меня уже заждался на белом поле «h3»:

- Шевели копытами, Командир!
- Да как ты смеешь?!
- Да я так, по-дружески, мы всё-таки, на время похода – боевые соратники! Так ведь?
- Возможно... Но, ты у меня - в подчинении! И не путай это, так что, без всяких выкрутасов докладывай!
- Слушаюсь, Командир!
Чёрное поле «g1» – это моя родная обитель!
Это – моё стойло в начале партии, конечно, есть стоило и почище, побелее, как на белом поле «b1», но здесь, на чёрном поле я выгляжу контрастней!
Люблю, когда меня шахматист, играющий Белыми, первым же ходом выпускает вперёд!
И не важно, на какое поле, будь то белое поле «f3», или даже белое поле «h3», где меня может ожидать смерть от вражеского слона, но я ведь - воин!
Главное что я буду самой первой фигурой, начавшей бой!
- А ты тщеславный!

Конь был так увлечён воинским порывом,
что не заметил моих слов.

- Наиболее перспективный, как я думаю, путь это на белое поле «f3».
Так поступал Великий, но малоизвестный австрийский шахматист Вольф.
Именно он начинал игру Белыми, ходом Белого Коня на Белое поле f3!
- А что, этот твой Вольф, играя Белыми мог бы пойти и Чёрным Конём!
- Не придирайся, Командир! Ты ничего не понимаешь в поэзии шахматного боя!
Кстати, ты не забываешь, откуда к тебе пришла идиотская песня, которую ты не только против своей воли выучил наизусть, но и меня заставляешь её петь, когда отправляешь в поход?
Так вот, каждый раз, говоря о конкретной фигуре, о конкретном поле – называй цвет, пусть это повторяется, хоть тысячу раз!

Эти слова Белого Коня меня обезоружили,
я действительно находился под действием
мне неведомых сил и делал то,
что они мне
непонятным образом указывали делать.
А Конь, сделав вид, что ничего не произошло, продолжал:

- А так как шахматист Вольф не шатался по международным турнирам, а играл у себя на Родине, в клубах расположенных возле шоссе, то этот дебют местные шахматисты стали называть «Шоссейным дебютом»...

И всё-таки я не стерпел! Чтобы меня поучала какая-то деревянная фигурка! Меня, Шахматиста и Человека! В гневе я прервал Коня:

- Ты, как всегда, всё перепутал!
Дебют, начинающийся ходом королевского коня на поле «f3», называется - «Дебютом Рети»!
- Это в твоей голове, Командир, путаница!
Да как вообще ты мне, Белому Коню можешь что-то говорить о Коневых дебютах?
- Так всем же известно...
- Молчать! О таких дебютах знаю правду только я – Белый Конь!
Изобрёл дебют «Конь f3» - австрийский Великий шахматист Вольф, а уже потом, чешский гроссмейстер Рихард Рети стал теоретически исследовать этот дебют и применять его в международных соревнованиях, вот в мире и назвали этот дебют – Дебютом Рети...
- А я этого и не знал...
- Да что ты вообще знаешь о дебютах?
Да у вас, у людей, вообще сплошная бессмыслица!
Это только люди могли додуматься до того, что один открывает, а именем другого – называют!
Открывает новый дебют Вольф, а именем другого, пусть исследователя, но не первооткрывателя этот дебют называют, и все говорят, что это - Дебют Рети!
- И правильно...
- Вот в тебе, Командир, человек и сидит!
Вы, люди, просто помешаны на первенстве!
- И что в этом плохого?
- Да ничего, Командир! Ведь у вас, людей, это нормально, один – открывает, именем другого называют...
- Что, и примеры есть?
- Да сплошной пример – вся ваша человеческая история!
Разве не вы, люди, целый континент называете не именем его первооткрывателя, а именем его исследователя?
- Это ещё, какой континент?
- А Америка? Кто её открыл?
- Колумб...
- А чьим именем она названа?
Именем исследователя АмерИко Веспуччи!
Молчишь?
Вот так вы, люди, во всём: одним вершки, другим – корешки!
- Хватит! А то я о твоих кобылах такое наговорю...
- Ладно, проехали, Командир!
- Вот именно, проехали! Ты мне ведь должен был доложить о поле «g1»...
- О чёрном поле «g1»!

Белый Конь так угрожающе на меня посмотрел, что неведомые мне силы, снова заставили делать то, что эти силы хотели:

- Конечно, Оригинал! Я оговорился, ты должен был доложить о чёрном поле «g1»...
- И что?
- А то, что ты мне все уши прожужжал о поле «f3»...
- О белом поле «f3»!
- Виноват... Конечно, ты прав, о белом поле «f3», а тебе следовало доложить о... о белом поле «h3»...
- С кем не бывает, Командир! Из своего чёрного стойла чёрного поля «g1», всё время тянет налево...
- Вот что, Оригинал, такую развязанную речь по отношении к себе больше терпеть не желаю, какие бы там за тобой силы не стояли!
- Есть, Командир! Уважая тебя и слова Суворова, когда он говорил, главное – субординация, постараюсь вести себя примерно!
- Вот так-то лучше! Продолжай!
- Слушаюсь!
Скажу честно, что белое поле «h3» мне не нравится! Даже не только тем, что на краю доски понижается моя сила, но и тем, что Чёрным очень легко испортить причёску Белым на королевском фланге, побив меня своим Чёрным белопольным Слоном, хотя Фишер трактовал и такую позицию в пользу Белых в дебюте...
- Вот что, ты мне докладываешь о пройденных полях доски! Только о полях, а не о дебютах!
- Понял, Командир! Постараюсь...
- Постарайся!
- Слушаюсь! С белого поля «h3» можно...
- А вообще-то достаточно на сегодня! Отдыхай!
- Слушаюсь, Командир! Только одна просьба!
- Какая ещё?
- А ты мне растолкуй, что это означает:
«Жал озверевший хлипкий тарантас»?
- А самому не догадаться?
- Никак нет!
- Эта фраза обозначает поля Шахматной доски: чёрное поле «g1» и белое поле «h3».
Понял?
 
Конь не ответил и застыл.

Пока он переваривал сказанное,
мне припомнился
ещё никем не снятый фильм о
нашем героическом прошлом:

«Жгли землю, чтоб горели оккупанты;
К ним, ненависть бралА свои права;
Французов сажей крылись аксельбанты;
Горела неподкупная Москва!

Как зверь по клетке, задыхаясь, рвался,
Так по Кремлю - Наполеон метался.

И Гитлеру Рейхстаг стал тоже клеткой,
Под ним в Берлине плавилась земля...
Жжёт смерть во все века - врагов России!»

Вспомнились мне
и не озвученные за кадрами слова диктора:

«За время штурма,
на Берлин обрушилось
почти два миллиона орудийных выстрелов
(36 тысяч тонн металла)...
О тех днях
участник народного ополчения Берлина вспоминал:
"Было столько пожаров,
что ночь превратилась в день.
Можно было читать газету,
но газеты в Берлине не выходили».
В центре Берлина было нечем дышать,
трескались камни зданий,
вода в прудах и каналах кипела..."»

Сквозь ВРЕМЕНИ шумЫ,
сквозь зависть и интриги,
слова Суворова доносятся до нас
на частоте биенья сердца полководца,
где в каждом стуке дробью барабана боевого
звучит мелодия одна:
забыв свои обиды,
любить Россию,
всю жизнь России посвятить
и укреплять Величие России!

Глупцам - для осужденья,
для размышленья – мудрецам,
пусть вырванные из контекста,
в главе 4
звучат конкретные слова Суворова потомкам:
«Я был маленьким человеком, был и большим.
Подымала ли меня волна счастья
или бросала в пучину,
я,
в уповании на Бога,
оставался твёрд...»


Продолжение следует


© Copyright: Сергей Владимирович Евдокимов, 2018
Свидетельство о публикации №118040711334