Сотворение Адама

 Алессандро  стоял под сводом «Сикстинской капеллы». Каждый раз он приходил сюда с новым вопросом. Обычно люди, которые хотят получить ответ «свыше» и обрести покой, идут в  ближайшие храмы. Они молятся, исповедуются, а потом уходят  с блаженными лицами  до следующего визита. Алессандро же учился у  искусства, у истинного искусства, сохранившего своё таинство сквозь века. Сегодня  его взгляд был прикован к фреске «Сотворение Адама». Всё, что происходило вокруг него, походило на замедленную съёмку. Толпы ненасытных туристов, стремящихся первыми запечатлеть «тех самых, что тянут руки друг другу», брызги вспышек и оглушающий шум не мешали Алессандро.  Его мир остановился,  дабы он мог познать другой мир. «Почему их руки  не могут коснуться друг друга? Сколько теорий, сколько секретов, сколько ответов - всё спрятано здесь! Наверное, существуют тайны, которые мы  не должны раскрывать, чтобы не опорочить их сокровенный смысл. А может, всё гораздо, гораздо проще?  Почему же их руки …?» В этот момент резко зазвенел телефон. Сердце Алессандро заколотилось, ладони  начали покрываться потом, словно он уже предчувствовал беду. Звонок, как резкий удар, заставил его очнуться, вернуться в реальный мир. «Да, я слушаю, кто это? Кто? что случилось?? Что с ним? Опять? Уже выезжаю ». Словно сорвавшийся с цепи пёс, Алессандро выбежал из капеллы, забыв, что  чуть не сбил двух туристок, и о фреске, и о лице Адама, и о бесконечной загадке - всё его существо было поглощено мыслями  об одном человеке – Карлосе, родном брате. В скором времени он добрался до больницы и уже в приёмной  начал осыпать медсестру, которая кружила как муха, ворохом вопросов. «Палата 304». Алессандро встретил врача и по его хмурому взгляду  понял, что дело плохо:
- Что с ним? Я…  я его брат.
- Передозировка… Еле вытащили.
 Алессандро больше не выронил ни слова. Буря внутри него сдерживалась пробкой, которая вот-вот выскочит и опустошит сосуд, наполненный терпким вином отчаяния  и вины. Он подошёл к койке и посмотрел в лицо спящего Карлоса. Его пронзило странное чувство омерзения к этому человеку, настолько сильное, как никогда. У Алессандро ещё больше перехватило дыхание, а в  груди разгоралось пламя, вызванное пыткой сознания. «Он же твой брат, как ты можешь так думать о нём? » -  оглушал его внутренний голос, на что мгновенно  последовал ответ: «В человеке, который выбрал себе такой путь, не может течь моя кровь!».
 
 Карлос всегда отличался от брата. Алессандро любил тихо сидеть в саду с книжкой, наслаждаясь песней ветерка и страстно предвкушая начало новой истории, а Карлос  был тем, кто «влипал» в разные  истории. С виду он был  тихим мальчиком, даже слишком тихим, что часто вызывало непонимание у окружающих. Они пытались завести разговор, а тот молчал, всё время молчал. Только изредка Карлос мог осчастливить своих товарищей намёком на улыбку. Дружба не складывалась у него ни с кем. Был в его жизни человек, который пытался протянуть руку, однако и он сдался. Алессандро навсегда запомнил их разговор: «Али, я  устал. Знаю,  у тебя очень хороший брат, что бы о нём ни говорили, но я  не могу каждый раз угадывать его настроение и выдавливать из него слова. За дружбу должны бороться оба, а один в поле не воин. Прости». С тех пор тот парень больше не появлялся, и сам Карлос не упоминал о нём. Единственный человек, которому Карлос  всегда открывался, был Алессандро. Он смело рассказывал ему о своих мыслях, чувствуя в нём опору и даже учителя. Это немного странно, ведь разница в возрасте у них была чуть больше года. Алессандро не мог «впитать» больше мудрости, чем брат. Возможно, секрет крылся в его непоколебимой уверенности  в себе и  своей правоте. Его  друзьями были книги, его настоящими родителями – писатели, философы, учёные, которые воспитали в нём стремление к красоте, добру и истине. Поэтому, если для  Карлоса и существовал бог, то только в лице Алессандро. Он же, чувствуя любовь брата,  хотел разделить с ним  бесценные знания и воспитать его так, как его воспитали великие люди через великие книги. Когда Карлос выходил из-под  контроля, бремя ответственности сдавливало  Алессандро, и вина за  всё случавшееся с каждым годом прожигала сильнее и сильнее его душу. За немногословного  Карлоса стали ярко говорить его поступки. Время шло и молчать больше не хотелось, поэтому каждый его поступок был криком. По каплям собирались детские  обиды и сомнения, которые вылились  в океан серьёзных взрослых проблемы. Карлос привык, что родители всегда ставили старшего брата в пример. Они в нём души не чаяли. Алессандро был очень самостоятельным, знал своё дело и обладал некой брезгливостью. Он не любил грязь, всегда избегал плохих компаний, ибо не видел в этом ничего полезного для себя. Но только Карлос осознал, что за ореолом чистоты скрывается всего лишь человек. Однажды, еще будучи ребёнком, он увидел, как брат курит за домом. Карлос ничего не сказал родителям, сохранил его секрет, ибо понимал, что ничего хорошего не будет.  Однако позже, когда Алессандро застукал Карлоса за тем же делом, тот сразу прочитал ему лекцию «о вреде курения» и поставил на уши весь дом. «Ты жалкий лицемер!» - процедил Карлос сквозь зубы. «Нужно уметь вовремя остановиться, как это сделал я, братишка». Но Карлос не остановился.

 Сейчас, когда он снова оказался в больнице из-за наркотиков, Алессандро  умирал от бессилия и отчаяния. «Я думал он бросил… боже, я думал он завязал… необучаемый, необучаемый Карлос… Столько раз говорил, ради чего всё это, ради чего?». Ему вспомнился  разговор, который случился полгода назад. Они сидели на кухне. Тишина сковывала обоих, ибо за ней прятались душащая цепь из тысячи вопросов и ответы, которые не рушили её, а только добавляли новые звенья:
- Карлос, я переживаю. Посмотри мне в глаза, зачем ты поступаешь так с собой?
- Али, ты ничего не понимаешь. Всё иллюзия, всё ложь, а там реальный мир, который от нас прячут. Я устал, устал от всего. Мне нужно это, неужели не ясно?!
- Что, чёрт возьми, тебе нужно?!  Мне надоело смотреть, как ты приходишь домой невменяемый под этой дрянью! Ты не решаешь  своих проблем, а только уходишь от них!
- Да какие проблемы? Проблемы только у тебя, в твоём постоянном желании зачитать мне новую мораль! Я устал!  Я считал тебя святым, а теперь ты  мешаешь мне жить, как я хочу, как Я хочу, а не ТЫ.
- Я люблю тебя, Карлос,  и делаю всё для этого. Ты глупец. Зачем опускаться до такого состояния? Зачем  тонуть в болоте!?
- Знаешь, что я точно понимаю? Ты эгоист, который жаждет изменить всех, как ему хочется!  Это моя жизнь и мне решать, каким путём идти!
 Карлос вскочил со стула, выбежал из кухни, ведомый потоком гнева. Алессандро, сидя на кухне, слышал, как в комнате гремели падающие предметы. Они создавали симфонию хаоса: высокие нотки бьющегося о пол стекла дополняли томные звуки сваливающихся книг.  Истерики  не были для Карлоса редкостью, поэтому Алессандро даже не шевельнулся и не попытался остановить брата. Через пару часов Карлос явился к нему: «Прости, прости, пожалуйста. Не понимаю, что на меня нашло. Оно лезет изнутри, и я теряю контроль». Алессандро крепко обнял брата. Внутри него всегда жила надежда, что Карлос выйдет на нужный путь, пусть сквозь мрак, сквозь дебри сознания, пороки, спустя годы, но выйдет, ибо  не может же быть иначе?
- Я не теряю надежду, Карлос. Пока ты со мной, всё наладится.
- Али, я завяжу. Больше наркотиков не будет в моей жизни никогда.
После слов брата внутри Алессандро, ослеплённого любовью, родилась великая  вера в то, что можно создать Человека.

 Алессандро пробыл в больнице всю ночь. К утру  Карлос очнулся. Едва он открыл глаза, как сразу же увидел лицо судьи, который, насупив брови, обдумывал вердикт. Он уже знал, какой вопрос его ждёт:
- Почему Карлос? Ты же обещал!
- Я просто позволил этому случиться. Прости.
Алессандро  развернулся и вышел из палаты, не сказав ничего, но Карлос успел заметить, как тот в коридоре растирал глаза.  Он понимал, насколько сильно ранил брата. Но почему же тогда оступился вновь? Отсутствие силы воли? Дурость? Или желание отомстить своему судье?  Карлос не знал. Он просто сделал это. Было бы совсем неправильно говорить о его равнодушии, наоборот, всё в его жизни происходило под влиянием эмоций. Карлоса тянуло туда, где страшно и опасно, потому что внутри он чувствовал пустоту и потерянность. Иногда его окутывало вдохновение, и тогда все сомнения улетали прочь. Оживлённого божественной искрой Карлоса уносило в мир фантазий, открытий, не нужно было искать никакой смысл, ибо смыслом становилось само творение. Одарённый с детства, Карлос мог создавать то, чего другие и не повторили бы после сотой попытки. Разбросанные на полу краски, кисти, трафареты, не были просто беспорядком, они были естественной средой и частью его самого. «Милый, да у тебя золотые руки!» - говорила ему мать, когда натыкалась на спрятанные рисунки. Однако  вскоре озарение ускользало. Оно подобно яркой падающей звезде: вспыхивает и оставляет лишь тусклый свет на небе, лишь отпечаток чуда. В сердце Карлоса тоже оставался отпечаток чуда. Когда озарение покидало его, память ещё жила, и вместо своего  маленького особого мира он видел клетку. Ему было в ней тесно, а куда идти он не знал. Вот и путались под его ногами все дороги, которые только встречались. Любовь к Алессандро всегда помогала ему в такие моменты,  ибо в любви есть что-то общее с озарением. Но как только Карлос стал замечать в глазах брата укор, то начинал его страстно ненавидеть. Он искал в нём опору и поддержку, в его твёрдости и мудрости, а тот только и делал иной раз, что судил. «Ты опять куришь, ты опять бросил рисовать, ты опять пьёшь, ты опять связался не с теми…». Карлоса бесило это и заставляло спотыкаться о собственные слабости все чаще и чаще. И тогда он нашёл  поддержку и вдохновение в наркотиках. Почему два брата не могли достучаться друг до друга? Два человека, связанные не только тёплыми чувствами, но и одной кровью? Потому что никто из них не хотел отступать, каждый был прав в своей истине ровно настолько, насколько был в ней не прав.

 У Алессандро уже не оставалось никаких сил и мыслей. После больницы, не помня как, он дошел до ближайшего ресторанчика. Там его дожидался верный  друг детства Мануэль. Бывает, встречаешь человека и сразу понимаешь, что вы пойдёте с ним вместе до конца дней своих.  Мануэль, пожалуй, был единственным, кто интуитивно знал, что нужно Алессандро в тот или иной момент. Даже сегодня он проснулся с ярким предчувствием их встречи. И не ошибся, как не ошибался практически никогда. Мануэлю достаточно лишь взглянуть на лицо друга и понять, что произошло:
- Высосал он из тебя все соки, Али. Садись. Официант, два виски, пожалуйста.
Вечером весь Рим забивался в маленькие уютные ресторанчики, где каждый гость старался перекричать друг друга. В тоже время весь этот шум создавал необычайную тишину, в которой Алессандро мог спокойно излить свою печаль.
- Мануэль, я не знаю, что делать. Нет сил. Он мог не выжить в этот раз.
- Я тоже не знаю, никто не знает, кроме твоего брата.
- Мне кажется, будто я иду во тьме… бездне, а впереди есть маленький лучик света. Я уже так долго в ней, что не понимаю, мираж этот свет или нет. Мануэль, но я выбираю верить в свет, даже если он - ложь.
- Выпей ещё, Али. Расслабься.
- Меня уже не берёт алкоголь. Не пьянею.
- Али, я тебе, конечно, ничего не навязываю, но послушай. У всего есть итог, и ты должен принять его таким, какой он будет.
- Я понял. Спасибо, Мануэль. Прости, что вот  таким я к тебе сегодня пришёл, уж так вышло.
- Не валяй дурака.
После еще двух или трёх виски, Алессандро начал разговор снова:
- Иногда я его ненавижу. Просто убить готов за такое безрассудство. И бросить не могу, как же я брошу этого дурака. Опять ведь натворит чего-нибудь, а рядом никого может не оказаться и…
Алессандро тяжело вздохнул, в этом вздохе не было злости, страха, только отчаяние и глубокая тоска.
- Ты ничего не изменишь. За поступки Карлоса ответственен только он. Не вини себя за его глупость, я же знаю, о чем ты думаешь. Ты не виновен в том, кем он стал.
- Да…Ты прав…
- Знаешь… Я бы мог сказать, что всё наладится, что нужно поговорить с ним ещё раз. Но когда каждый год происходит одно и то же, я сам начинаю терять веру.
 Друзья вышли из ресторана и попрощались. На улице было так же душно, как и в помещении, Алессандро чувствовал, что ему не хватает воздуха, в груди всё сжималось.  Мануэль сказал на прощание: «Проглоти все события, как горькую пилюлю, и пойми: ты  не в силах что-либо изменить». Алессандро обнял его, дабы ничего не отвечать. Он не хотел идти домой, там всё напоминало о проблемах, и пришел в то место, где мог найти  ответ на  приносящие боль вопросы. И он снова пошёл в «Сикстинскую капеллу». Вечером людей было уже совсем мало, достопримечательность стала тем, чем она являлась,- храмом. Алессандро  смотрел на « Сотворение Адама», как на скрытое учение, и спросил: «Что делать  дальше?».
 
 «Говорят, Адам переполнен желанием обрести  душу и тайное знание, а вы посмотрите на его лицо.… В нём читается лишь равнодушие. Только Бог хочет помочь ему почувствовать жизненную силу, подарить вдохновение, поэтому  тянет свою руку в ответ. Но присмотрись внимательнее:  ангелы останавливают  Бога, будто уже зная, что всё обречено. Адам ждёт, когда знание само придёт ему в руки, а это исключено. Знаешь почему? Пока человек не начнёт работать над собой, в нем останутся его инстинкты, слабости, невежество, которые всегда будут брать вверх . Чистые душа и знание в грязном теле будут осквернены, в человеке родятся гордость, самолюбие и сделают его судьёй: «Чем выше поднимаюсь я, тем больше презираю я того, кто поднимается…». Мы никогда не коснёмся друг друга, мой дорогой Карлос, пока сами не изменим что-то в себе. И дело тут даже не в разных характерах, взглядах на жизнь, натурах, просто один человек не может создать другого человека».
 Алессандро вышел из капеллы. В лицо ему подул свежий ночной ветер, он мог снова свободно дышать. И он пошёл, глядя на маленькую сияющую луну, затерявшуюся во тьме бесконечного неба. Он пошёл, потому что нужно было идти дальше...