2 Корабли

                1
Я долго шёл к публикации этой истории, ведомый жаждой Твоего сочувствия, Друг Незримый. И сейчас оно необходимо мне больше, чем вначале пути потому, что знаю, зачем. Когда Боль обретения себя через череду потерь соприкоснётся с Твоей Болью, родится новое ощущение Боли, которое укажет ещё одну дорогу к Свету. Если б не было Тебя, то я бы не отважился пойти на саморазоблачение. Я бы стерпел, подавил порыв и выбрал бы совсем иную Роль, и её было бы достаточно. Но Ты есть. И я сочувствую с Тобой. И мне мало открыться, мало докопаться до сути, мало отбросить иллюзии. Мне нужно осязать Твой страх в моем страхе, чтобы наш диалог освободил нас обоих. Налегке всегда увлекательнее путешествовать, не правда ли?
О! Как бы остро звучали тогда наши фразы, меткими стрелами вонзаясь в уязвимые места, неся на кончиках своих не яд, но лекарство. Но. Нет. Тем летом я, как водится, приехал в родной Город за вдохновением. С той разницей, что видел его источник в Ней, хотя на сей раз окрылить меня были готовы даже стены домов. Я взял отпуск именно в это время, нашёл квартиру именно в этом районе, чтобы быть ближе к Ней. Петроградка пахла гуталином начищенных до блеска сапог моего Прадеда, служившего в Петропавловской крепости до и после революции, в порывах ветра с Невы слышались Его шаги и обрывки бесед с однополчанами. Но сила этих ощущений меркла на фоне желания поставить знак равенства между своими переживаниями и Её. И я почти не выходил из квартиры, и всё больше уходил в себя.  Моё нежелание говорить с Ней о Ней, о том, как я тоскую, когда Её нет, о том, как трудно примириться с тем, что всё пошло не так, как мне грезилось, грозило переполнить чашу терпения и лопнуть. Но я не смел обременять Её, боясь показаться не способным понять элементарных вещей. Это у меня отпуск. А у Неё – работа, работка, дела, дела, дела, заботы. Пожалуй, я мог выманить Её из того замкнутого круга, в который вписывался с трудом и не тем боком, прислушайся я к позывным Города, составь себе четкий план отпускных мероприятий и экскурсий. Она, так любящая отдыхать на разный манер, вырвалась бы сама. Но идея стать Соблазнителем меня не увлекала. Казалось банальным явить себя в традиционном Образе Мужчины, который с одной стороны должен, с другой способен быть Добытчиком, Главой, Массовиком-затейником, при этом свято охраняющим свою Самость. Я скучал в Её отсутствие, но всё больше и больше я скучал, когда Она была рядом, потому что именно в эти минуты мне Её особенно не хватало. И я не мог понять, почему, списывая на мимолетность любовных утех. Я и тут был не мастак увлекать и настаивать из того же страха показаться навязчивым и невнимательным к Её настроениям.
Так шли своим чередом дни за днями. И я смирился с их течением, пытаясь убедить себя, что шанс реализовать себя впереди. И выпал прекрасный вечер на двоих. И никакой спешки. Я был убежден, что искренне разделяю Её желание погулять. И отчетливо слышал в себе нотки сожаления, что эта прогулка будет, скорее всего, единственной за весь мой отпуск, переваливший за экватор, соответствовать Её мечте, вечерами фотографировать закаты у Петропавловской крепости. Вечер выдался на славу. Гулять да гулять. Конечно, не час, как Она обещала, когда ласково уговаривала. Но я был готов к такому повороту событий. Неспешно, наслаждаясь друг другом, мы шли избитым туристическим маршрутом по Александровскому саду, через Заячий мост, вдоль крепости направо, к набережной. Она, фотоаппарат и я. Нева приветствовала  их, Её и фотоаппарата, воодушевление и не успела шепнуть мне ничего ободряющего, как взгляд мой зацепился за военные корабли, пришвартованные по случаю грядущего Дня военно-морского флота.
Они красовались в лучах заката, выстроенные к параду, но ничто не могло отвлечь их от строго внутреннего распорядка. Впрочем, гуляющие тоже вяло реагировали на их присутствие. Но Она, Дочь Моряка, трогательно влюбленная во всё, что способно нести память об Отце, преобразилась в мгновение ока, перевоплотившись в само наслаждение. Фотоаппарат радостно защелкал. Теперь, и присутствие кораблей, и жизнь на их палубах обрели особый смысл. Они стояли здесь и сейчас, чтобы подарить Ей то чувство Любви, Заботы и Защищенности, которое способен был дать Ей только Отец. Я нутром почувствовал холод боевых орудий, готовых по команде развернуться в мою сторону. Внутреннее противоречие, тихо существовавшее во мне, взбунтовалось. Затрещала голова. Я не смел задерживать взгляд, упорно возвращавшийся к корабельному строю всем своим видом насмехавшимся: «А ты кто такой, чтоб сметь претендовать на Её сердце?!». Я еле-еле сдержал в себе настигшие врасплох ощущения и разве что ни сказал «давай уйдем поскорее». «Отвечай! Молчишь, щенок?!» Что я мог им ответить? Чем оправдать своё вторжение в Её Судьбу? Тем, что Люблю, что забочусь, как умею, но разве это достойный ответ, когда Она только что обронила: «А мне здесь хорошо, я слушаю шум воды…»? Я проиграл бой, не вступив в него своевременно. Сейчас было поздно.   

                2
Я проиграл битву и присутствовал на празднике победителей, будучи военнопленным, выставленным на потеху публике. И множество восторженных победой лиц слились в одно Её лицо. Я был целиком в Её власти. Покажи Она хоть жестом, что я не с боку припека, что жертва моя того стоит, и картина заиграла бы новыми красками. Но я тщетно всматривался. Головная боль множилась на неловкость, и чтобы не портить Ей прогулку, я слегка отдалился в себя, то отставал, то огня по пляжу, стараясь не терять Её из вида, не поворачиваться лишний раз к кораблям, и искать интересное в окружающих на берегу или под ногами. Впереди развлекалась компания Девушек, ряженных в самодельные венки из травы и любимых Ею ромашек. «Ведуньи!» - заметил я. Она впорхнула в постановку, вдохновив их своим желанием запечатлеть компанию, оказав помощь в их съемках, попев, став на минуточку Своей. «У меня даже голова болеть перестала!» - заметил я вслух, скорее для себя, потому что и уже рядом со мной, Она была увлечена своим пением. Я залюбовался Ей. Но безадресного магнетизма Её таки не хватало, чтобы вытянуть меня из моего сиротливого одиночества, в которое я погружался всё глубже и глубже. Я снова пошёл вперед, уже не оборачиваясь. На берегу играли Дети, строили фигуру из песка. Хотелось подойти, как ни в чём ни бывало и с ходу что-нибудь посоветовать, но я сдержался. Однако, поддавшись их очарованию, присел собирать камни. Краем глаза заметил, что это не осталось без Её внимания. Камни вдруг показались неуместными, и чтобы избавиться от них, я нехотя побросал их в воду. Ни один не подпрыгнул, и очарование сменила сосущая под ложечкой тяжесть, словно, один из камешков я проглотил. Казалось, что линию присутствия кораблей мы не преодолеем никогда. Я устал бороться с собой, и наполнился абсолютным безразличием к своей участи и головной боли, всё ещё удерживая маску интересна к происходящему. Тем временем трубили равнение на флаг, и Она так была увлечена действом, что желала моего соучастия. Я не смотрел. Косился. Словно посторонний, которого случайно вовлекли в чужую игру, я обреченно выжидал, когда от меня отстанут. «Слабак!» -- брезгливо переговаривались корабли. «С Богом! Н доверяй ему, Дочка!» -- нашептывали они Ей волнами о берег. К Заячьему мосту я вышел приговоренным к казни.

                3
Вечер катился в ночь. Мы поспешили домой. А потом Она предложила на сон досмотреть фильм Графоман, в котором не видела за делами своими ни начала, ни середины. Я отказался, сославшись на это, но подспудно не хотел себя дополнительно ранить, потому что часто задаюсь вопросом «чего стоит слово моё?». И вместо фильма в постели завязалась дискуссия на тему скоростей нашего века и потребностей человека. Сна ни в одном глазу. Я хотел Её, Она хотела спать. Утро мы встретили одинаково разбитыми, потому что никто из нас не получил желаемого. Я проводил Её на работу, и каждый из нас стал по-своему настраиваться на день.
Я был жалок и искал оправданья своим несчастьям. Она вспоминала приятные моменты и прислала короткий ролик с нашей вечерней прогулки, где я кидал камушки в воду. И подписала «гуляю по берегу Невы, кидаю камушки в мечту». Я опешил, живенько вспомнил «камень в чужой огород», «брось камень», и даже позабыл про жалость к себе. Следом пришли фото заката и заката на фоне корабля. От корабля повеяло моей тоской, но я сдержался. Поблагодарил и спросил: «Почему в мечту?». Оказалось, что Ей виделось совсем иное,  что камушки кидают что-то загадывая, а значит в мечту.
«Я кидал камушки думая, что есть те, кто способен кинуть камушек так, что он скачет по воде, и глядя на то, как мои просто тонут, надеялся, что хотя бы один подпрыгнет.».
Это был момент триумфа настигшего меня Одиночества, потому что я не нашел ничего общего между собой и окружающим Миром даже в воображении. И вдруг я почувствовал запах боя с новой силой. Отыграться! Ударить в ответ там, где не ждут! Я действовал расчетливо и хладнокровно.
Она, мне привиделось, весело сообщила, что тогда надо было Ей сказать, потому что Она умеет «блинчики» пускать по воде. И я отрубил: «Ты была занята». Беседа свернулась. Но облегчения умножившееся омерзение по отношению к себе не принесло. И я переключился на потребность сгладить впечатление от своей дурно пахнущей выходки.
Ах, если б. Если б Она доверила мне свою Боль, связанную с этой вечной занятостью. Если б настрочила: «Я была занята съемкой ролика про тебя, не благодарный!». Или что-то в этом роде. А впрочем, нет. Правы корабли. Я был слишком слаб, чтобы воспользоваться этим шансом и понять, какую Роль я себе нафантазировал. Осознать это мне предстояло в одиночестве. Ещё бы! Замахнуться на Роль Первопроходца в чувственном Мире, Открывателя потаённых страхов, Избавителя от груза стереотипов. Идти впереди. Не ждать поддержки. На этот кастинг не ходят парами. Только по одному. А потом так играют соло, словно уже готов дуэт.
 Здесь и сейчас, ничто не выдает Твоего присутствия. Но всякая мелочь обнародует моё желание соприкосновения. И чем острее я ощущаю своё Одиночество, тем крепче узы нашего родства.