Живая вода

         РАССКАЗ

Первая декада сентября. В ясную погоду в это время года, утро в степи наступает медленно и особенно красиво. И хотя лето уже позади, петухи в это время всё так же продолжают соревноваться в своём пении.
Каких только голосов не услышишь ещё в полуспящем селе.
От ярких, сильных и красивых, до не звонких срывающиеся на хрип петушиных песен. А чуть позже, огромный, раскалённый шар, поднимаясь над горизонтом  будет хорошо виден невооружённым взглядом. Вот тогда можно отчётливо разглядеть детали Светила, которые не увидишь уже после того, когда первые лучи будут слепить до боли глаза огнедышущей лавой.

Солнцу негде зацепиться над ровной поверхностью вызженных летним зноем просторов и оно казалось за ночь остуженным, выползает из самых недр земли и на короткое время заполняя пространство  в малиновый цвет, создаёт завораживающую картину.
По улицам пропылили табуны домашнего скота, оставляя в воздухе перемешанные запахи парного молока, навоза и шерсти.
Скоро эти запахи развеются первым и прохладным ветерком, прилетевшим из остывшей степи. Село начинает жить своей размеренной жизнью, в которой нет спешки и суеты. Нет необдуманных решений, здесь всё делается просто и обыденно, но при этом с деловым подходом и можно сказать с любовью.

При этом время в сельской местности движется очень медленно, кажется порой зависает, а потом растворяется в воздухе смешиваясь с горячим степным суховеем. Те люди, которых гнетёт сельская жизнь, долго в ней не задерживаются. Конечно есть те, которые уезжают в города на учёбу, меняют место работы, в сферу других обстоятельств. Но большинство из них сердцем всегда находятся там, где прошло детство и где каждое деревце, каждая тропинка протоптанная людьми были такими знакомыми. Когда ты молод и силён, когда тело наполнено казалось неисчерпаемой энергией и которую ты практически всегда растрачиваешь не задумываясь – в это самое время, по утрам, так хочется поспать лишний часок, другой.
А вот когда тебе уже за семьдесят, то сон становится коротким и чутким и тебе уже не хочется тратить драгоценное время лёжа в постели. И потому, ты можешь всегда насладиться утренними красками, его тишиной и его свежестью в полной мере.

Дед Гриша надел старые, видавшие виды калоши и вышел на задний двор, чтобы насыпать немного проса для кур, которых было около двух десятков. Два больших, красивых петуха охраняющих  этот гарем.
Баба Маша, взяла литровую банку и выйдя следом, поспешила к соседям за молоком.
Корову они уже давно не держали, тяжело было управляться со скотом да и заготовка сена отнимала много сил.
Они договорились с молодыми соседями у которых было богатое подворье и те не отказывали им ни в молоке, ни в сметане, ни в масле. Им то и нужно было на двоих совсем немного. Иногда дед Гриша вызывался помогать им на сенокосе, выполняя не тяжёлую, но ответственную работу – переворачивал сено, лежащее в валках для быстрейшей просушки, а иногда собирал уже сухое сено в небольшие стожки.
В селе они были старожилами и их все знали, как тихих, добрых и отзывчивых людей.
Дед Гриша, родился на Алтае в 1920 году,в небольшой деревне вблизи Славгорода.  Когда он заканчивал учёбу на агронома – началась война. Всю войну прошёл артиллеристом, был дважды ранен имел боевые награды, жизнь не баловала. Баба Маша была на три года младше его и познакомились они уже в конце войны. Но об этом чуть позже.

Детей у них было двое. И так уж сложилось – оба были детьми поздними. Старший сын Костя, закончив техникум уехал на Дальний Восток и надолго затерялся на таёжных просторах Приморского края. Так вот и пролетело целых пятнадцать лет!
Иногда присылая короткие письма в которых сообщал, что у них всё хорошо, скоро приедут в гости и тогда дед и баба впервые увидят своих внуков, которых было двое, близнецы Саша и Олег. Но время шло, а Константин всё никак не мог собраться для поездки к родителям. Работая в леспромхозе он практически не имел свободного времени. Со своей женой Аллой познакомил родителей заочно, через фотографию.
Баба Маша вглядевшись через толстые линзы очков в фото, тихо отметила - чой то у ей взгляд  дюже холодный какой то, как у рыбы -.

Дед повертев в руках фотографию простодушно вымолвил - да ладно тебе старая, чего ты ворчишь, взгляд - взгляд, можить девка то и неплохая, выглядит вроде аккуратно, гляди каких нам внуков нарожала, аж целых два богатыря. -
 -Не знаю, но вот чует моё материнское сердце, что-то там не ладно.
Ну да чего говорить, приедут поглядим. - На этом разговор на эту тему больше не поднимался, а старики терпеливо ждали весточки и надеялись, что вот - вот приедут долгожданные гости, такие родные и такие далёкие.
Младшая дочь Настя, уехала поступать в самую столицу, Алма Ату,а единственное письмо пришло почему - то из Ташкента. С тех пор больше не прислала ни одного письма.
В селе жалели стариков, сами то люди хорошие, а вот детишки чего то к родителям и не спешат вовсе. Не догадываясь чего это стоит деду Грише и бабе Маше.
Она часто оставаясь одна, разглядывала семейные фотографии, которых было очень мало и вглядываясь в детские лица на некачественных фото – плакала.
Дед, приходя домой догадывался, что на жену опять навалилась тоска, она надолго уходила в себя и лишь изредка перебрасывалась несколькими фразами с мужем.
Он всё понимал и тоже тосковал, но виду не подавал, потому как понимал, что этим может подорвать и так хрупкое здоровье жены.

По вечерам, чтобы как то её отвлечь, он читал вслух газеты, а затем они дисскутировали на различные темы, обсуждаемые в прессе. А темы были негативные и устрашающие, да и немудрено, ведь на дворе начало 90-ых. Писали про огромные очереди, про нехватку продуктов, про убийства и воровство и это было для них так непривычно и дико, что казалось всё происходящее не в их стране, а где-то далеко-далеко и никогда их не коснётся. В деревнях и сёлах всё это ощущалось не столь остро. Люди практически всё имели со своего двора. Мясо, молоко, овощи были в каждом доме и лишь муку, хлеб, сахар и соль покупали в магазине, да и то многие пекли свой хлеб. Возили купленную, добротную пшеницу на мельницу, а затем дома выпекали такой хлеб, который и не снился городским жителям.

Время шло, не менялась сельская жизнь, но стали меняться люди. Некоторые стали замкнутыми и неразговорчивыми. Находясь наедине со своими проблемами, не всегда замечали тех людей с которыми были всегда в хороших отношениях. Время и разного рода события происходящие уже повсюду, строили какую-то невидимую стену, и ещё вчера, вполне нормальные человеческие чувства натыкались на неё и отодвигали всё дальше и дальше общение сельских жителей. Даже в войну не было такого, сетовали старики. Что же это за напасть такая движется на нас, говорили они вслух!

В их селе, да и не только в их, стали появляться чужие люди. Они ездили на машинах, что-то высматривали и изредка опрашивали сельчан не хотят ли они продать излишки в закромах. По сути - не выходя из дома. То есть, выступали посредниками в нехитрой сельской торговле. Они назначали цены на картофель, на мясо и молочные продукты, предлагая скупить их тут же, но только за довольно низшую цену чем на базаре или в заготпунктах. Многие уже начали соглашаться на эти условия, потому как и на базарах уже давно появились те, кто решал, сможете ли вы продавать или вам выставят такие условия, что вы невольно уезжали оттуда ни с чем. Мир менялся на глазах тех, кто привык видеть спокойствие и стабильность, он менялся с такой скоростью, что они просто уже не успевали переварить то, что произошло ещё вчера.

Жена болела уже давно и деду Грише частенько приходилось ходить к местному фельдшеру за помощью. Местный врач, Зинаида Владимировна, женщиной была чуткой, отзывчивой и никогда не отказывала просьбам родных больного.
Бабу Машу последнее время мучила какая то странная болезнь, которая сжимала грудь так, что не было возможности дышать и причиняло ей сильные боли, порою это длилось часами и только обезболивающий укол слегка приносил ей облегчение.
Врач не раз предлагала дать направление на обследование в городскую клинику, но Баба Маша всё откладывала говоря при этом, до города почти шестьдесят вёрст, да и кому я там нужна. Дед сокрушался по этому поводу приговаривая, ты же всего то на недельку, глядишь и поправят твоё здоровье.
Хотя сам уже кряхтел и хватался за спину, да и ноги последнее время ныли так, что не было мочи терпеть. Военное время, тяжёлая сельская работа, быстро старила людей и к шестидесяти годам, чаще всего они уже выглядели довольно усталыми и изношенными. Но такова была суровая  реальность.

Этим вечером они - как делали это часто - пили вдвоём чай со смородиновым вареньем, кусты которой каждый год ещё обильно плодоносили. Несмотря на то, что кустам было уже много-много лет, ягод на них было достаточно, чтобы сварить и варенье и компот. В небольшой плетёной корзинке лежали сухари от остатков хлеба и они, макая их в чай с удовольствием жевали редкими зубами. На дворе было темно, а их тихий разговор всё ещё продолжался.
Начал помигивать свет, таким образом оповещая жителей от перегрузки на подстанции. Но люди уже привыкшие к таким ситуациям со светом, даже не считали это происшествием, а скорее закономерностью и беззлобно ворча, доставали керосиновые лампы или зажигали свечи.
Дед Гриша встал кряхтя и шаркая домашними тапочками по линолеумному полу, вышел в сени и направился к дверям кладовки, где стояла керосиновая лампа. Он каждый раз выносил её из дома, потому как у бабы Маши болела голова от стойкого запаха керосина.
Взяв лампу, намеревался сразу и закрыть на ночь входную дверь, но перед этим - как бы своего рода совершая ритуал и делая это ежедневно - он открыл её и вышел на небольшое крылечко посмотреть во двор.
Уже было повернулся, чтобы войти внутрь дома, но ему показалось, что в небольшом их сарайчике блеснул свет. Дед Гриша остановился и сначала подумал, что ему померещилось, но в это время в доме погас свет и он уже отчётливо разглядел луч небольшого фонарика, который рыскал по стенам сарая.

- Отродясь такого не было, чтобы по чужим сараям шастали, - подумал вслух дед, соображая что же делать дальше.
- Эх! Жаль наш Полкан околел, а то бы хоть отпугивал незванных гостей, -
подумал он и крадучись стал медленно подходить к сараю, а когда достиг его небольшого оконца – заглянул вовнутрь.
- Едрит твою в дышло, ах вы, поганцы такие!- С этими словами дед Гриша рванул ручку сарая и увидел, как двое уже завязывали мешки с их курами.
Тот, кто был с фонариком резко посветил в лицо деда, на миг ослепив старика и почти в это же мгновение, сзади тот получил сильный удар по голове.

Прошло более получаса и баба Маша уже встревожилась. - Чегой то ты старый, никак по грибы пошёл, на ночь глядя. - Проговорила она вслух любимое выражение, когда дед отсутствовал довольно долго без основательных причин. Она зажгла свечку, стоявшую в маленьком керамическом блюдце и подождав ещё несколько минут вышла в сени.
Входная дверь во двор была открыта настежь, но деда нигде не было, она окликнула его по имени. Тишина.
Баба Маша одела свои тут же стоявшие калоши для выхода во двор и обратила внимание на то, что калоши деда всё так же стояли рядом. Никак в тапочках куда рванул, подумала она и дойдя до калитки огорода опять окликнула деда. Сердце начало учащённо биться в предчувствии беды. Задний двор с сараем и маленькими пристройками для квочек с цыплятами был загорожен обыкновенным штакетником от основного двора, а посредине была калитка, которая была открыта. У соседей во дворе на столбе горела лампочка, но она была повёрнута так, что только маленькая полоска света попадала на часть их огорода и заднего двора. Старушка уже не чувствуя ног пошла в направлении сарая.

Глаза довольно быстро привыкли к темноте и она пройдя несколько метров отчётливо увидела тело, лежащее лицом вниз. Подойдя ближе из её уст вырвался короткий стон, ноги подкосились и она грузно присела возле тела. Перевернув деда на спину она погладила его по лицу и почувствовала на ладони тёплую и липкую массу. Это была кровь, она не видела её, но остро чувствовала этот специфический и приторный запах железа. Она охнула и тут же на коротком вдохе: - Убили! Убили ироды, Гришеньку моего! Убили!- протяжно запричитала она.

Старший из соседских сыновей вышел во двор справить малую нужду и стоя в заднем дворе их хозяйства, поливал, запрокинув голову в небо, разглядывая звёзды. Вдруг неожиданно из темноты очень чётко донеслось - Убили. Убили.- Эти слова доносились из подворья пожилых соседей. И пацан прервав занятие, ринулся в дом. - Батя, там это... баба Маша чего-то кричит, вроде, как убили кого –то!-
- Чего, чего там?- переспросил отец, читавший газету после сытного ужина.
- Дак это, батя, я же говорю, что кого – то убили... вроде!-
Хозяину было под сорок, молодой, крепкий, среднего роста, с сильными мускулистыми руками. Он вытаращил на сына глаза и ещё некоторое время сидел, ничего не соображая. Затем вскочил, накинул безрукавку и коротко бросил сыну: - Захвати большой фонарь и за мной, живо!- Выскочив во двор он на мгновение остановился, а затем подбежав к пристройке с дровами, схватил стоявший у стены обрезок водопроводной трубы и ринулся через забор к соседям. Он уже слышал невнятное бормотание бабы Маши и подбежав к ней присел на корточки рядом. -Посвети сюда сынок, ближе подойди, кому сказал!- Пацан с опаской придвинулся ближе и перед ними открылась картина.
Баба Маша положив голову на грудь деда, тихо всхлипывала поглаживая ладонью его запёкшийся в крови волосы.
- Бля! Ну и дела!- выпалил сосед, посмотрев на сына. Пацан стоял с широко раскрытыми глазами и не двигался, находясь в оцепенении. Старший приподнялся и осторожно взяв на руки соседку, понёс её к дому. - Иди вперёд и свети мне под ноги- сказал он сыну. Войдя в горницу, осторожно положил бабу Машу на старенький диван и повернулся к испуганному пацану: - Беги до мамки, пусть она бежит до фельдшерицы, скажи бабе Маше худо! Понял? Давай мухой!- Он нарочно ничего не упомянул про деда, дабы не перепугать окончательно пацана и всех остальных до прояснения ситуации.
Сын рванул к дому, а сосед взяв фонарь вновь двинулся к сараю.
Присев у тела деда Гриши, он приложил пальцы в область сонной артерии, как когда – то его учили ещё в армейской учебке на службе в частях морской пехоты.
У деда ощущался слабый пульс и сосед выдохнул: - Ну слава Богу! Жив! И кто же тебя так, а?-
И помедлив, опять со злостью проговорил: - Да не уж то свои кто? Ну сучата, узнаю кто...! Самолично ноги повыдёргиваю, ни одна блин клиника, не пришьёт!- Он сплюнул и смачно заматерился в адрес нападавших.
Примерно стало понятно, что здесь произошло и это очень разозлило Александра.
Посветив фонарём по двору, подошёл  к разрезанной автомобильной шине в которой была налита вода для кур и сняв с себя майку намочил её. Присев, начал вытирать кровь с лица старика. Возможно от холодной воды, но дед начал подавать признаки того, что сознание уже возвращается к нему. Он тихо застонал и чуть – чуть приоткрыл глаза:
- Саша, это ты?- спросил он у соседа. - Признал ты меня, дед Гриша, значит всё будет хорошо!- А у самого заныло в груди. Ну сволочи, ладно кур всех вынесли, но деда то зачем убивать?
- Дед, ты меня слышишь? - Да, Сашок, слышу!- прошипел слипшимися кровью губами дед. - Пошевели головой туда - сюда, только осторожно. - Старик медленно повернул голову в сторону и покривился – болит. Понятно, определил сосед, но транспортировать в дом можно. Он приподнял деда Гришу на руки и отметил, что в старике веса то чуть поболе будет, чем у его старушки. -Вот уже и веса то... с осенний лист только и осталось у стариков, совсем повысохли,- с грустью пробормотал он и взяв в левую руку фонарь, медленно тронулся с дедом на руках к дому.

Он уже подходил к крыльцу, когда на улице послышался разговор двух, что-то громко обсуждающих, женщин. - Ну, моя молодец, оперативно сбегала за врачицей,- ухмыльнулся он и внёс деда в дом. При свете горящей свечи, зажжённой ещё бабой Машей, прошёл в их спальню и аккуратно положил деда на кровать.
Тут же на пороге появились женщины, а за их спинами выглядывал всё ещё испуганный посыльный. -А ты тут чего? А ну кыш домой, да скоро!-
И отец нарочито нахмурил брови. Сын тут же исчез.
Зинаида Владимировна кивнула Александру и спросила: « А с ним что?»
-Жив, ответил тот. И тогда она сначала подошла к старушке, которая находилась к каком-то забытьи и что-то тихо всхлипывая, неразборчиво шептала. Намочив ватку нашатырным спиртом она поднесла к носу и та, слегка дёрнув головой посмотрела на местного врача.

-Как вы себя чувствуете?- спросила женщина у бабы Маши, но та ответила с болью в голосе, вопросом на вопрос. -Гриша где? Негоже ему там лежать... в дом его надо... я вот сейчас встану и всё приготовлю.- И она попыталась встать. -Лежите, лежите, всё в порядке он уже в доме на кровати в спальне лежит.-
Старушка не унималась: - Я же должна своими руками ему глаза то закрыть, а то не по людски как – то- и она опять тихо заплакала. -Ну что вы такое говорите, какие ещё глаза закрывать... Григорий Иванович жив, только очень слаб ещё и потому не надо его пока тревожить.-
Баба Маша оживилась в мгновение. -Жив? Жив мой Гриша? Ну конечно жив... он не может вот так взять и оставить меня одну... Не может!- скороговоркой вымолвила баба Маша и приподнявшись с дивана осторожно двинулась к спальне.
Зинаида Владимировна взяла её за руку и помогла дойти до кровати деда.
Сев на край, жена взяла руку мужа и поглаживая её, что – то замурлыкала ему в лицо. Александр с женой и Зинаида Владимировна глядели на это зрелище с чувством умиления, а в женских глазах блестели неподдельные, чувственные слёзы!

Утром, как только рассвело, пришёл – оповещённый о вчерашнем нападении - участковый и двинулся на место происшествия.
Старший лейтенант Баубек Алимжанов, приехал в это село недавно.
Больше двух лет село стояло без присмотра органов милиции и вот у нового участкового сразу такое громкое происшествие.
Баубек был человеком немногословным, но очень приветливым, с уважением относящийся ко всем жителям села, невзирая на возраст.
Это не осталось незамеченным и его зауважали. Он был женат и двое ребятишек шести и восьми лет, подрастали в его семье. Его жена по профессии педагог младших классов уже получила приглашение от местных властей на работу в подготовительной группе.

В сопровождении соседа Александра и председателя сельского совета, он начал осматривать место ночного нападения. Первое,на что обратил внимание - были вилы с коротким черенком, которые валялись рядом.
На черенке он сразу обнаружил следы крови. Кровь была ярко выражена в двух местах, в середине, маленькое размытое пятно и на самом краю, чуть побольше. Это давало повод Баубеку предполагать, что били два раза, скорее всего первый удар был с близкого расстояния, который и пришёлся на середину, ну а второй...., а вторым вероятно добивали уже упавшего старика – наверняка чтобы.
Участковый попросил присутствующих отойти немного в сторонку, чтобы попытаться определить следы нападавших. И они к его удивлению были отчётливо видны на сухой и песчанной почве. Их было трое. Следы дошли до забора недалеко от сарая и там он обнаружил отодвинутый от столбика пролёт штакетника, вероятно отбитый ударом ноги. За забором стояли развалины двух старых землянок, а вся территория находилось в зарослях довольно высокой травы. Пройдя чуть дальше, увидел следы от легковой машины, внимательно приглядевшись к протектору, участковый пришёл к выводу, что скорее всего это была «Нива».
Трое - похитителей кур и покушавшихся на жизнь деда - отморозков, уехали в неизвестном направлении. Но участковый решил во что бы то ни стало разыскать злодеев и наказать по всей строгости закона.
Он подошёл к председателю сельского совета и сказал, что намерен опросить людей, может кто видел чужую машину и мог бы её описать.
Скорее всего, заключил он, деда убивать они не хотели, им просто не нужен был неожиданно появившийся свидетель, но бить два раза – это было уже жестоко по отношению к старику.
-Когда он немного придёт в себя я попробую его опросить.- Сделав записи в блокноте, участковый попрощался.
К обеду уже всё село знало о случившемся. Но самое интересное оказалось то, что не только стариков ограбили, были украдены куры ещё в двух домах, только чуть раньше чем у них. Благо, что без жертв обошлось. Но вопрос у людей напрашивался сам собой. Почему кур забрали в итоге в трёх домах, где проживают люди уже преклонного возраста. На крайней улице забрали почти полтора десятка у двух женщин, пожилая мать жила со своей дочерью, которой было уже за пятьдесят. Детей она иметь не могла. Муж бросил её давно и с тех пор она жила со своей престарелой матерью.

Ещё одна пострадавшая – одинокая старушка жившая в ещё добротной землянке. И там опять куры. Почему воровали их. Но тут для сельчан было всё довольно просто, к ночи куры спят на шестках и если их ещё слегка ослепить, то можно без шума спокойно укладывать в мешок. Да, говорили сельчане, там сработали быстро, а вот старикам не повезло.
И ещё! Ни у кого из трёх обворованых не было собаки!
Похоже был наводчик из местных и это явно.
Эти происшествия для жителей села, были из ряда вон выходящие! Чтобы вот так нагло и жестоко грабить....! Да ещё в то время, когда пол села не спит!? И хоть куры были не весть какая прибыль, но все понимали – это начало! Начало того, что кто – то открыл тот самый ящик «Пандоры», который раньше был заколочен намертво и казалось был спущен на дно очень глубокого колодца.

Аккуратно - забинтованная Зинаидой Владимировной - голова деда, всё ещё гудела, как паровой котёл.
Прошло больше суток после нападения, а баба Маша почти не отходила от него. То чай принесёт, то подушку поправит, а то и просто сидит рядом пока дед дремлет. К вечеру второго дня пришёл участковый, дед уже пытался подниматься и встретил милиционера, сидя на кровати.
Баубек поздоровался и присев на табурет напротив него спросил:
-Григорий Иванович, как вы себя чувствуете? - Та так то ничего, но уж дюже голова разламывается- ответил дед и опустил голову.
-Я не буду вас долго беспокоить, всего задам пару вопросов..., может быть вы смогли бы опознать кого – либо из нападавших или слышали их голоса и если да, то о чём они говорили.»
Дед Гриша чуть помедлив, собираясь с мыслями тихо проговорил:
-Нет сынок, никого я не видел и не слышал, они ж, паразиты, меня ослепили фонарём - то, а потом сзади и тюкнули... ничего не помню.
Хотя, постой.... картина у меня такая представляется, что когда я дверь то потянул на себя, успел углядеть, тот что мешок держал, был роста огромного, чуть не в крышу головой упирался, а второй то – упырь в человеческом облике – был сильно пониже ростом.»
Участковый при осмотре сарая заметил, что от пола до перекрытия строения было не больше двух метров. Значит, по всему выходит, «огромного роста» по свидетельству деда, был приблизительно 180 – 185см. Это уже, что-то.
-Ну вы поправляйтесь и если вспомните что-нибудь, позовите пожалуйста меня. Хорошо?- Хорошо сынок, хорошо, а как же иначе.- ответил дед и начал снова укладываться на кровать.
Пришла баба Маша и пригласила Баубека к столу пить чай, но тот вежливо отказался, ссылаясь на занятость и работу, которой теперь невпроворот, и чтобы не обидеть стариков, пообещал в следующий раз обязательно выпить с ними чаю.

Разговоров в селе было много и все они были разных толков, но люди не совещаясь пришли практически к общему знаменателю – воры не местные, но кто-то из сельчан их наводил и наводил чётко. Но кто?
Подозрения жителей всё усиливались и именно этот случай посеял недоверие. Недоверие, которому раньше просто не было места в селе. Ещё каких-то несколько лет назад, люди двери даже не запирали. Так, подопрут чем – нибудь и все уже знали, что нет хозяев дома и делать тут нечего.
И вот теперь! Что же случилось? Почему так быстро люди поддались этому враждебному слову «недоверие!» Создавалось впечатление, что кто-то очень ловкий и хитрый манипулировал сознанием людей, подталкивая их к всеобщей войне. Войне друг против друга и те кто раньше звался другом, хорошим товарищем или одним, но емким словом односельчанин, очень быстро превращался в недруга или даже в открытого врага! Мир менялся на глазах людей, со скоростью кинофильма, в котором за полтора часа происходили события, где люди клялись в дружбе и верности на всю жизнь, а в конце, превращались в предателей или завистливых и подлых душонкой человечков.

Время шло, первые, но не сильные морозы уже потихоньку властвовали по утрам выдавая порции прохладного и чистого воздуха. Каждый выдох сопровождался клубами пара и всё это вместе говорило о том, что ещё немного и зима уже постучится у порога.
Дед уже давно поправился и занимался по не хитрому хозяйству.
Выдергивал в огороде остатки кустов от помидоров и прочей растительности. Чтобы по весне огород вновь предстал чистым и готовым к перепашке. В этом им помогал всё тот же сосед Саша, перепахивая свой, он просил тракториста чтобы тот заехал и к старикам.
Дед Гриша к концу работы всегда выносил ковш с довольно крепкой  смородиновой настойкой и угощал тракториста. Тот выпивал залпом чудесный напиток и крякнув от удовольствия уезжал к другому огороду.
Так было из года в год. А потом, чуть позже, после майских праздников начиналась массовая посадка картофеля в поле, где людям местные власти распахивали делянки и все дружно брались за эту работу.
Это было время особых отношений и часто более крепкие и большие семьи помогали более слабым, особенно пожилым людям, которым помощи ждать было неоткуда.
Слово «Спасибо» звучало, как колокол, в мелодии которого люди всегда слышали чистую и искреннюю благодарность в помощи.
А другого никто и никогда не ждал. Те, кто хотел помочь, приходили внезапно и без приглашения и это было!

Но сейчас на дворе была глубокая осень, но как говорит старая пословица – «готовь сани летом, а телегу зимой!»
Баба Маша по вечерам ходила к соседям, чтобы помочь перегонять молоко в сепараторе. Молодая хозяйка доила коров, которых было четыре, ребята приносили надоенное молоко, которое баба Маша с помощью тех же ребят процеживала через марлю и затем заправляли им сепаратор. Приглядывала за ним добавляя новую порцию, а когда возвращалась хозяйка сдавала свои полномочия и получив две баночки – одну с молоком, другую со сливками,  довольная уходила домой.

И хотя новостей в расследовании ещё  о прошлом нападении так и не было, к концу октября, когда снег уже плотно покрыл степные пространства произошло ещё одно событие, которое подняло волну негодования у жителей, казалось бы уже подзабывших происшествий, случившихся в селе в начале сентября.
В двух дворах были ограблены, т.е. подчистую вынесены все погребные запасы баночных солений, варений и прочих деликатесов, которые запасливо и с душой заготавливали практически в каждом дворе.
Это стало очередным шоком для всех!
-Да что же это творится то!- Возмущались сельчане при встречах и вновь поплыло тяжёлое, свинцовое облако негодования и недоверия.
Наш народ милосерден и часто, очень быстро забывает обиды причинённые им, но когда это происходит вновь и вновь могут восстать и восстать не на шутку.
Но, как им защититься от тех, кто живёт рядом с тобой с камнем за пазухой – люди не знали! Они не имели иммунитета против новой чумы, которая поражала не человеческое тело и его органы, а она - и это было самым страшным – поражала человеческие души, такие простые и ранимые.
Найти воров по свежим следам вновь не удалось. И народ напрягся!
Люди вешали огромные амбарные замки на двери сараев, погребов и прочих построек где могло находиться что – либо более ценное для хозяйства.
Участковый носился по селу, опрашивая вновь и вновь людей о присутствии чужих в селе людей или машин, которые ну просто не могли не попасть в поле зрения жителей. Но, что было странным, подозрительных никто не видел и раскрытие заходило в тупик.
Из районного центра даже приезжали следователи с собакой, но ничего из этой затеи не вышло – собака довольно быстро потеряла след.
И опять время притушило негодования и пересуды. Вновь на смену пришла размеренная жизнь, ритм которой - на первый взгляд казалось не может нарушить.
Зима тянулась долго, а к весне солнышко уже потихоньку согревало своими тёплыми и ласковыми лучами отдельные, открытые пространства. Казалось, что зима уже не властна над приходящей весной, но та возвращалась по ночам в виде обильно выпавшего снега или щипучего мороза. Время шло, пришедшая весна сменяла облик природы, меняла настроение людей, неся с собой более радостные и тёплые ноты в их повседневный быт.

Первая половина апреля. В один из дней, в дом деда Гриши и бабы Маши постучала почтальон. Пожилые люди только что пообедали и ещё сидели за столом, разговаривая о житейских мелочах, когда услышали стук.
Дед поднялся и пошёл отворить дверь, которая впрочем и так была незаперта.
В дверях стояла почтальон Вера – женщина лет тридцати пяти, добрая и всегда улыбающаяся. Но сегодня Вера выглядела иначе. Строго посмотрев на деда она протянула листок: -дед Гриш..., тут вам с бабой Машей телеграмма...ну вообщем... я, наверное, пойду.-
У деда ёкнуло сердце и он вдруг отчётливо услышал, как тяжело вздохнула за столом его жена! А вслух произнёс: - может наши наконец то в гости собрались?-
-Читай Гриша, чего уж там, чую горе постучалось к нам с этой телеграммой!- И она, скрестив на столе руки приготовилась к худшему.
Дед надев очки, трясущимися руками развернул телеграмму и начал читать:
-Здравствуйте, уважаемые Григорий Иванович и Мария Фёдоровна! Хочу сообщить вам прискорбную весть, ваш сын и мой муж Константин, погиб на работе в результате несчастного случая.-

Дед Гриша сел на табурет снял очки и заплакал. Баба Маша сидела без движений опустив голову так низко, как-будто хотела разглядеть на столе что-то очень мелкое. Затем она тяжело поднявшись пошла в спальню, легла поверх одеяла на кровать и закрыла глаза.
Прошла неделя. Жена не вставала,  дед приносил ей сваренную манную кашу, иногда картошку в мундирах и пытался уговорить её съесть хотя бы немного. Изредка она приподнималась и молча соглашалась поесть, затем он приносил ей чай и отпив пару глотков, вновь ложилась и закрывала глаза.
У деда разрывалось сердце, видя страдание супруги. Но, что он мог поделать, ему самому сейчас впору сиделку нанимай. Несколько раз приходила Зинаида Владимировна, принесла каких-то капель и наказала деду дважды в день, утром и вечером давать ей эти капли с водой.

Прошла ещё одна неделя. Однажды к обеду баба Маша открыла глаза и позвала мужа. Дед возившийся в кухне со старым расшатавшимся табуретом, быстро оставил своё занятие и подошёл к жене.
-Что, Машенька, может покушать чего или пить, а?- Она посмотрела на него ласково: -присядь Гриша, я чего хочу сказать тебе... мы с тобой долгую жизнь прожили и было по всякому и ты меня уж прости, коль чего не так было!-
Дед сидел с широко раскрытыми глазами. - Ты чего это, старая, никак помирать собралась, чего такие слова вещаешь, аж холодом морозит! На кого покидать то меня хочешь?- Супруга улыбнулась: -да что ты, Гриша, мы теперь с тобой не разлей вода даже и там!- И она показала уставшими глазами вверх, а в уголках этих улыбающихся глаз он увидел влагу.
-А помнишь, Гриша, как мы познакомились с тобой?» Дед улыбнулся:
-А то, конечно помню! Эн тож в годку 45-ом то и было, я же по ранению в госпитале лежал, а ты за мной присматривала! - А ты там не один был, много вас там было покалеченных! Но вот тебя я почему-то приметила, ты такой тихий был, ничего не просил, заигрывать не собирался, как некоторые, мне такие люди по нутру всегда были. -Ну да, я только потом тебя разглядел, в белом халате и с длинной косой... красивая такая! Но я то и не помышлял знакомиться, думал у тебя таких ухажёров пруд пруди. -вздохнул дед.
Оба помолчали, а затем она продолжила тихим голосом: -Ты бы так и не осмелился спросить чего, я к тебе сама подступила, как говорю война закончится и коли живы останемся, напиши мне. Я тебе тогда адрес свой и отписала, глухомани нашей Кировской. - Ну да!- вспоминал Григорий Иванович. -Меня то в 45 –ом потом ещё на Дальний Восток отправили, там японец голову начал поднимать, но наша часть в бои не вступала, мы в резерве были. Ну а потом... домой попал только к зиме.-
-Гриш, а твоё письмо я получила к жаре июльской, из Казахстана в 46 – ом и сразу назад тебе отписала, что так мол и так, жива здорова.- Дед кивнул головой:
-Ну ты же, Машенька, знаешь, как тогда почта то ходила, а я ведь сразу к тебе засобирался, как узнал, что жива!- В Казахстан перебрался - друг позвал, а в скорости он помер. Осколок у него был - гадский. Ну ты же знаешь. Они опять помолчали, каждый думая о своём.
Когда – то давно, они уже вспоминали эти прошедшие годы, но сегодня какое-то неведомое чувство заставило их опять вспомнить то суровое и в то же время счастливое время для обоих!
Но что-то такое в состоянии супруги он увидел впервые и потому внутренне напрягся. Ты полежи пока, я скоро. Он вышел, а через полчаса вернулся уже с врачом. Та подсела на кровать рядом и тихо спросила. -Мария Фёдоровна вам хоть немного полегче стало?- Мария Фёдоровна вновь улыбнулась, чем ещё больше озадачила деда. -Ну что ты, болезная, мне много лучше, я тебе, Владимировна, так благодарна за всё, дай Бог тебе добрых и счастливых годков! -Зинаида Владимировна посмотела на деда и их взгляды встретились. Он смотрел на врача с усталой отрешённостью, а она на него, с грустной надеждой.

Женщина встала, оставила таблетки для успокоения и немного задержавшись у выхода, попрощалась с ними. Дед Гриша вышел вослед. «Мне кажется, что она идёт на поправку и это хорошо – будем надеяться, что всё образуется и она вновь вернётся к полноценной жизни – это был вероятно сильный, накопившийся стресс» - сказала она и вышла в залитый солнцем двор.
Вечером, дед Гриша пришёл к соседям и устало присев на стул, спросил:
- Тут такое дело, в эту субботу, это третьего мая, у Маши день рождения будет, я хочу в райцентр съездить, вы бы приглядели за ней, а?-
-Да нет вопроса-, сказал Александр, -вот моя, да ребятня и приглядят если что, ты поезжай дед Гриша и не сомневайся.-
Вечером в пятницу, он подсел в кровати жены. -Я завтра ранненько отлучусь, Машенька, не надолго, надо мне... и не спрашивай!- твёрдо, но при этом улыбаясь сказал дед.
Она взяла его за руку и погладила по шершавой и грубой коже: - Чего уж там, поезжай коли надо, а я встану да приберусь, а то и на майский пролежала в кровати- и притянув его к себе, поцеловала в голову.

Рано утром он вышел на остановку и сел в автобус, идущий в райцентр.
Через час с небольшим, он был уже на месте. Затем подошёл к окошку для продажы билетов и купил билет на обратный рейс в районе обеда.
Здесь, в райцентре, у него было две цели и поочерёдно он хотел их достичь, во чтобы то не стало. 
До старой - несколько лет назад открывшейся - церкви, в которой совсем недавно был какой-то склад, он дошёл быстро, она находилась недалеко от вокзальной площади.
Зайдя во внутрь, дед Гриша огляделся. Они с женой никогда не были в церкви (время было такое) и были из тех «верующих», кто вслух слово Бог, произносили только тогда, когда о чём-то просили или благодарили его в повседневной жизни – «Слава Богу, да Помоги, Господи» и всё!
Проживя в гармонии со своей совестью всю жизнь, они никогда не считали это чем то выдающимся, просто жили так, как и учили их родители и как пытались они учить своих детей. И это была норма! Норма обыкновенных, моральных и нравственных чувств, которые были у всех на виду и их искренность отражалась в своей простоте, как в зеркале.

Дед подошёл к священнику, который стоял  недалеко от алтаря и беседовал с женщиной. Дед терпеливо ждал. Закончив беседу, церковный служитель повернулся в деду. -Здравствуйте, я могу вам чем-то помочь?- Дед переступая с ноги на ногу, пытался собраться с мыслями. -Тут такое дело, любезный, я гостем в храме Божьем впервые и не знаю правил....- замялся дед. Улыбнувшись, священик обратился к нему. -Как вас звать, величать?- Да так и зови – Григорием Ивановичем, мне бы поговорить надобно.-
-Так  давайте вон там присядем- и священник указал на несколько стульев, заботливо стоящих в углу церкви для особо нуждающихся прихожан.
Дед начал неторопливо рассказывать священнику о их с бабкой жизни, о тех бедах, которые свалились на их головы на старости лет и о том, что жена, которая лежит уже две недели, после телеграммы о смерти сына. Священник выслушал деда не перебивая ни одним словом. Потом неожиданно встал и предложил пойти с ним. Он подвёл старика к небольшому металлическому столику, на котором стояли несколько зажжённых свечей. Это был, называемый в православии « канун» - место где ставят свечи за здравие или упокой. Затем принёс четыре свечи и попросил старика: -Вы сейчас проделайте то же, что и я, т.е. повторите мои действия, хорошо?- Священник зажёг свечку от другой свечи и слегка нагрев обратную сторону поставил её на столик – перекрестился. Дед сделал то же самое и неумело перекрестился. Одну мы ставим за упокой вашего сына, а вторую, на другом столике, поставим за здравие вашей жены Марии, а затем помолимся. -Да я то и молитвы ни одной не знаю» оробел дед.
-Вы не переживайте, как можете, своими словами, Бог он всех слышит!
Я тоже буду молиться за вас! А вы можете говорить тихо или про себя- сказал священник и удалился.

Осилив непривычный диалог с тем невидимым, которого упоминал лишь при случае, дед Гриша вновь подошёл к священнику. -Ты бы мне, мил человек, святой воды бы дал, хочу на бабку мою брызнуть, может оклемается от беды то, а?- Священник долго и внимательно посмотрел на деда и почти шёпотом произнёс: -Знайте, Григорий Иванович, всё в руках Божьих и если будет ему угодно, то ваша супруга будет во здравии!- А если нет?- задал вопрос дед. -А если нет, вы не отчаивайтесь, мы все когда-нибудь предстанем перед ним, рано или поздно. Может быть таким образом Бог уберегает нас от ещё больших бед или потрясений, которые не под силу вынести человеку, то есть - каждому свой крест! Подождите меня, я сейчас вернусь- и священник ушёл.
Через несколько минут он вернулся с маленьким флакончиком и подойдя произнёс. -Запомните – всё в руках Господних!-
Отдав флакончик, ещё раз внимательно посмотрел на деда, а тот поблагодарил и попрощавшись вышел.
-Господи, чистоты то какой люди уходят потихоньку, кто придёт им на смену? Да хранит он вас и все ваши чистые помыслы!- произнёс священник.
Дед Гриша поспешил в один из магазинов, они с женой один раз уже были здесь и тогда ей понравился большой и красивый платок, но очереди везде были огромные, а они боялись опоздать на свой автобус. Так с тех пор и не довелось больше. Зайдя в магазин и подойдя к отделу с женскими вещами, спросил у продавца: -Дочка, мне бы шаль какую или платок покрасивше для жены моей, уж больно хотела она такой... вот теперича лежит, болеет, не встаёт. У ей сегодня день рождения, так что помоги, будь добра.- Купив большой и расшитый платок, он двинулся к автовокзалу.
Времени в запасе было около часа и он решил подкрепиться у недалеко стоявшей коляске с чебуреками. Отстоял в очереди около пяти минут, как вдруг объявили, что чебуреки закончились и все понуро разбрелись в стороны. На углу автовокзала стоял длинный мангал и молодой азербайджанец с акцентом взывал: -Шашлик, вкусный, сочный, подходи.- Любителей шашлыка было немного, но дед решил попробовать.
Когда очередь дошла до него он уже обильно сглатывал слюну, взяв шампур с кусочками мяса, он отошёл в сторонку и впился зубами во вкусно пахнущее мясо. Но тут же, чуть не подавившись выплюнул на землю.
-Дак оно же пропащее похоже уже!- Воскликнул дед и посмотрел по сторонам.
На него смотрел средних лет мужчина, держащий в руке бутылку с лимонадом,  который улыбаясь, произнёс.
-Может дохлая кошка, может собака или ещё что-то, ты чего дед хотел – свобода у нас, до сих пор перестройка блин, что хочу, то и продаю, хоть слонину! - и уже серьёзно добавил: -Ты поосторожней, отец... с этой уличной пищей.- И весело подмигнув, удалился.
Подошёл автобус, народу было немного и дед Гриша присел на сидение позади водителя. Всю дорогу думал о том, как обрадуется Маша подарку его и они потом опять будут вместе пить чай с сушками, которые он так же заботливо прикупил в магазине.
Выйдя из автобуса поспешил к дому. Проходя мимо соседей увидел соседку, которая развешивала стиранное бельё на просушку, под этим - сегодня так удивительно - сияющем солнцем! -Здраствуй, соседушка! Как тепло то по летнему, прям красота. Как там моя Маша?-
-Я Иваныч пару часков назад от неё – дремала она.-
-Ну и слава те, Господи!- едва слышно проговорил дед.
Зайдя в дом, присел отдышаться. Какая тишина то у нас, не то, что город с его беготнёй, кряхтел он, снимая ботинки. Оставив покупки на столе потихоньку двинулся в спальню. Баба Маша лежала на спине положив руку на грудь – видимо спала ещё, дед присел рядышком на кровать и смотрел как его, лучшая на свете жена, улыбалась во сне.

Он осторожно и ласково положил ладонь на её руку и.... тут же одёрнул!
Его сердце заколотилось так, что он сам услышал этот стук!
Положив руку на её лоб... он закрыл глаза – лоб был холодный и дед Гриша понял всё сразу!
-Да, как же так, Машенька, почему ты меня не дождалась, да как же это?
У тебя сегодня ведь день рождения! Я не пустой приехал...с подарками я! Платок тебе... и сушки..., а ещё... а ещё,  я в церкви был, Машенька!..-
Глотая слёзы, произнёс старик. -Священник мне водицы дал живой, чтобы тебя значиться поднять на ноги, а ты вон, что!..-
Дед Гриша упал головой на её грудь и уже не стесняясь своих слёз заплакал, сначала тихо, по мужски, а затем всхлипывая заговорил:
-Моя ты дорогуша! С кем мне теперича словом то перемолвиться будет, а? Кому я на этом свете был и нужен, так это тебе только!-
Он приподнялся и прильнул к её губам, надеясь почувствовать облачённое в надежду тёплое и живое дыхание! Но баба Маша, улыбаясь ему закрытыми глазами, молчала!
Он всё смотрел на неё и смотрел, а его слёзы обильно капали на её лицо и медленно стекали в углубление закрытых глаз. Они собирались там в виде чистых - как утренняя роса - капель, отражая в этой кристальной чистоте, всю искренность чувств, ту искренность и уважение, которую он мог пронести за всю их совместную жизнь!

                Отрывок из стихотворения « Прошу, дождись, не улетай!»
                ( Геннадий Агеев )


Ты небом бархатным и синим теперь всегда над головой,
Но в горле горький вкус полыни, что не услышу голос твой!
Я каждый день свой начинаю со взгляда ввысь, где облака,
Как-будто вновь тебя венчают, под цвет их снежный и фата.

Туда гляжу, где в нотах песни печаль усталых журавлей,
А кто мне скажет сколько весит? Та боль, что жжёт в груди моей.
Сжимаю, тру свои ладони, мне не хватает так тебя!
О Бог, не уж то я достоин... жить, в одиночестве любя!

А помнишь, ты мне говорила глаза прищурив: «только мой!»
Любовь и верность сохранила, та, что подарена судьбой!
Зависли стрелки на часах - минуты шагом не измерить.
Застыв с улыбкой на губах, ты знать не будешь о потере!

Весь серебром украшен волос и сеть морщинок, как узор,
Моя слеза ещё не стёрлась, а время... пишет приговор!
Прикрыты тканью зеркала, ещё вчера ты в них глядела,
Теперь... закрытые глаза, душою в небо улетела!

Прошу, дождись, не улетай! Мне не осилить жизни этой.
Вся жизнь с тобою умерла, осталась песня не допета!
Когда-нибудь, в других мирах, быть может встретимся с тобою,
Ну, а сегодня только страх! В стенах, с застывшей тишиною!

               
                Август 2015 год