4. Театр концептуального действия

текст в работе.

ТЕАТР КОНЦЕПТУАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ.

1.

Размашистыми сильными линиями наметил художник строгий силуэт таллиннской ратуши.
Присмотрелся, - убрал с холста лишнее, - растёр по ткани не лучшее своё настроение – получилась площадь городская.

2.

Мораль: если не ты воздействуешь на стихии – стихии воздействуют на тебя.
А что искажено в тебе самом – без твоего усилия не выправится.

Вот почему, когда представился случай, - взглянул художник на свою жизнь со стороны.
Удивился и опечалился, - охватив путь обозримый, - как череду поступков, - иногда гаденьких, - иногда терпимых, - иногда вполне достойных.

Будто специально расставил незримый охотник капканы на всём протяжении жизненного пути.
И хотел бы пройти мимо, - мимо испытательных ловушек художник, - да не тут-то было: так складываются обстоятельства жизни, что хочешь или не хочешь, - а обязательно вляпаешься в какую-нибудь историю.

Теперь напоминают о себе, - травят душу проступки наиболее досадливые – низкие, подлые, трусливые.
Поступки другого плана – на рожон не лезут.

Непрекращающаяся борьба этих двух стихий – поле пахотное.

Как часто становился испытуемый человек, - по игривому умыслу неких стихий, - участником событий преднамеренных.
Танцы Сансары – сны повторения.

Вот она, - доля моя – суть человеческая.
Ни то – ни сё.
Какая-то оказия.
Неужели это и есть мой путь?
Возмутился художник.

Даже сейчас, - когда надо целиком сосредоточиться на работе, - втягивает художника, - в нескончаемые разборки с совестью, - память немилосердная.
Хочет господствовать над человеком – доля бездарная.
Истощает волю, ум, энергию жизненную. 
Тянет в безвылазную яму – в смерть.
Отрицает право другой сущности – жизнелюбивой, талантливой – на полноценную жизнь.

Кочевряжится низкая карма художника: из отдельных жизненных эпизодов складывает причитания покаянные – на свой лад проявляет суть человеческую.
И стыдно, и больно, и маетно.

Казалось бы, - перед тобой холст – работай, - не обращай внимания на провокации властолюбивой памяти.
Но художник отбросил кисти: он уже прокручивает в памяти какую-то поганенькую историю, - до сих пор имеющую власть над ним.
Он с отвращением и болью, в который раз, постигает уровень своей приземлённой человеческой сущности – цепок волчий капкан. 

Но не позволили ангелы повеления свернуть художнику на дорогу самоубийственных терзаний совести, - чтобы под тяжестью обвинений нежеланных свидетелей – низости, подлости, трусости и гордыни, - бездарно не окочуриться до срока, - так и не выполнив поручение другой своей сущности, - принадлежащей Богу.

Давай, дружище, - вдохни поглубже свежего воздуха, - и прости себя, наконец, - и ангела-хранителя прости, что не смог защитить тебя от испытаний кармических.   
Произнёс дух святой, - гладя в глаза художнику.

И понял человек.
Сам он должен выбрать дорогу продолжения.
Сам должен себя простить, - тогда и Бог его простит.

Сам должен засеять человек поле пахотное зёрнами света, - чтобы пророс колос разума в ноосфере Вернадского.   
Потому что нет Богу дела до переживаний его израненной совести.

Ибо переживания человеческие Богу нужны, - но светлые, радостные.

И выбрал художник.
Жизнь в работе – жизнь в озарении творческом.
Вот моё поле пахотное.

Пошёл вон!
Сказал тому, кто уже не одно десятилетие удерживал в плену нездоровой памяти.
Здравствуй!
Приветствовал самого себя, - живущего в согласии с Шамбалой.

Ибо не залечивать надо раны памяти, - а настроиться на сердечный ритм дыхания Впереди Идущего Слова – русского слова.
Ибо внимающий Слову Господа – прекращает спор с самим собой, - и с миром окружающим.
Гласит правило.

Всё-таки труден переход в пространстве человеческом.
Потому и пишет художник диктанты духа, - продиктованные учителями Шамбалы, - чтобы тексты священные, переложенные на русский язык, - оформились в конкретные пути-дороги.

А кто Исход разума надумает сравнить с поисками сознания, - тот и причину со следствием перепутает.
И вечность заставит упереться лбом в стену несуществующего времени.

И Верховник, не торгуя зачатком утренней мысли, - отсылает художнику важные вести.
Его посыльный – человек новой расы.

Просто в один воскресный День, - сошёл Иисус на берег морской, близ дома художника – странник с посохом.
И наполнил Верховник чашу земной купели Светом, - чтобы Час испытательный крестил избранника духа в золотой сахасраре рассвета.

И городские апостолы, дождавшись толчка в сердце, - тут же сделали шаг навстречу подвигу.
На одном дыхании взобрались старцы святые на крышу таллиннского Русского драмтеатра, - с которого открывается прекрасный вид на площадь Распятия.

Вглядываются Пётр и Павел в зеркальную гладь городской столешницы: любуются на смирение ветвей морских – на хранилище сердец человеческих.
А режиссёр – стечение жизненных обстоятельств, - тоже забравшийся на крышу театра, - наблюдает за Волной космической, - приблизившейся на расстоянии вытянутой руки Господа, - к песчаному берегу Пирита.
Ибо сошествие эры Водолея на землю – дело предрешённое.

Ибо уже взошли слова Тишины космической, - на крыльцо Театра концептуального выбора.
И Венера голубокрылая, - отвесив поклон вечности, - вышла из Молчания светлого на берег человеческого сознания – краса-девица.

И чувства, сотворённые в обители бесконечности, - отметили уста Невесты печатью чести.
И назвали ангелы русскую речь Венеры, - священным даром Господа.

И открыла Венера людям здравомыслящим великую тайну.
Рассказала о целебной силе русского Слова.

И громы майские поведали людям о ковчеге солнечном, - причалившем к молитвенному берегу Православия.
Чтобы избранным судьбам нашлось место в Доме мысли Создателя.

И смело приподнял Верховник завесу в местах незримых.
И голоса синих птиц прорвались сквозь плотные слои атмосферы на землю.
И увидели Пётр и Павел, - как из писем до востребования, получаемых художником от учителей Шамбалы, - выстроилась сюжетная линия километровой прозы.

Линия горизонта – дорога нового Понимания.
Разъезжает художник на жёлтом велосипеде по линии горизонта, - в сопровождении счастливой догадки, - которой Верховник ещё не придумал имени.

Обживает дорогу нового Понимания человек: призывает силы небесные к откровенному разговору, - хочет линию горизонта приспособить под жильё, - точнее, под мастерскую, - где вместе с космоитянами смог бы он включиться в работу над Книгой концептов.
Убеждает художник силы небесные, - совместными творческими усилиями, -  наработать атмосферу взаимопонимания.
Он пытается сотворить То, - чему пока Верховник не придумал имени.

А когда берег морской оттаял, - и взбалмошный март уступил дорогу апрелю, - задумал Господь из ощущений художника, - вступившего в диалог с небесными силами, - создать новый интерактивный язык.

И возвысилось на линии горизонта Имя Существительное.
И завернулось в свиток врачующей Веды – русское Слово.
И отметил Часослов в настенном календаре число красное.

И знак Свершения, - сошёл на берег морской – посланник Третьего тысячелетия.
И вслед за послом сошли на дорогу Бесстрашия дочери Православия – Вера, Надежда, Любовь.
И воскрес Иисус – человек живого дыхания – в книгах великих русских писателей.

И дорога многовековых заблуждений, - сделав петлю во времени мёртвом, - не оставила шансов вчерашнему человечеству – на спасение.
И Вана Томас, - смотритель красных крыш, - прочистив глаза дождевой водой, -  вдруг увидел, как напряглись горожане ожиданием, - чего-то очень важного.
Ибо прощальное завещание двадцатого Века, - может оказаться «чёрной меткой» для граждан обратного времени.

И событие иерусалимское, двухтысячелетней давности, - переплетясь с таллиннским событием, завершающим двадцатый Век, - украсило площадь Распятия – чёрными флагами.
И спрятались от проливных слёз ангелов, - под зонтами чёрными, - чёрные люди.

Бдительно следят горожане за рабочими сцены, - подготавливающими таллиннскую площадь, - к роковому Событию. 
Наблюдают граждане эстонского времени за тем, - как шуты-лицедеи загоняют кол осиновый в сырую землю – и ревут.
Как загнали похабники крест берёзовый в пух земли – и блажат.

Граждане мёртвого времени, - загнали сердце двадцатого Века в хлам – и язвят.

3.

Лошади пулю в ухо.
А двадцатому Веку поминальное враньё тех, - кто сердце вчерашнему времени рвал, - кто человеческой совести – в спину грязь швырял.

Сокрушаются площадные: что-то лепечут о безвременной кончине Века-искупителя.
Призвали палача в свидетели – люди Распятой площади.

Взирает надменно с трибуны эстрадной, - на граждан эстонского времени – долг гражданский.

Вот и вырвана страница из Книги.
Вот и сожжена глава, - повествующая о казни Искупителя – сожжена в пепел.
Пропитан воздух покаянный запахом слов – дежурных.

Но шумнул по площади таллиннской сквознячок – вонь воронью в бок.
И подумали провожающие.
А не пора ли прощаться.

И бросили люди горсть пепла вдогонку усопшему.
И ещё подумали: а всё ли по обычаю вышло?
Всё ли как надо?

И смели поминальщики со стола остатки еды.
И уважили друг друга ласковым словом – граждане никакого и прежнего времени.
И приняли на посошок – именитые художники, писатели, музыканты.
И красноречиво развели руками – шуты.

Что ж, дело сделано.
Угомонились граждане Двадцатого века.

Разошлись, подъев вчистую – с собой нельзя прихватить даже блеск от короны.

Вот тогда и выдвинулись из тени законники.
И со знанием дела, - аккуратно посыпали стол поминальный словами серыми профессиональные болтуны – философы, критики, культурологи.
Стоит стол, - стыдясь чего-то – растерян и дик.

Только не успел ещё воздух площадной остыть от проникновенных речей провожающих, - а уже слух прошёл, что карма молчания, - добровольно принятая Веком схороненным, - всего лишь прелюдия к большому «толковищу».

Что, дескать, Двадцатый век, - испытал прессинг кармы земной – как и положено.

А какой посланец Горы времени, - «чашу испытаний» до дна не осушит, - не будет принят в ряды аборигенов вечности.
Таковы правила Игры, - одинаково обязательных для всех участников «столетнего» забега.

Режиссёру сверху хорошо видать, - как ушли площадные, - оставив вздохи и блестки усытившихся глаз возле креста покаянного.
Но преследуют горожан слова, - произнесённые луной шёпотом. 
«Скорее возвращайтесь к самим себе – вас там давно ждут».

«Не возвращайтесь к самим себе – вас там никто не ждёт».
Нарочитые слова дороги Повторения, - ветер разносит.

Ссутулился под тяжестью прощальных слов поминальный стол – растерян и дик.
Стыдится площадь Распятия пепельной наготы слов ничего незначащих.
Ибо то, - что лишено значения, - не имеет права голоса.
Гласит правило.

И взоры многих горожан обратились к луне, - в надежде услышать что-то оптимистичное от голубоотстранённого интеллектуала-наставника – искусственного.

Но слова не молвив, - криво усмехнулась луна.
И вскрикнуло по-человечески дерево где-то, - и красный осиновый лист, - с мрачными ободранными краями, - качнулся в густом вечернем воздухе, - и крылья старой вороны забарабанили по сырой земле.

И сухие листья слов, - значение которых тут же проглотил прожорливый вечер, - разметал ветер-бродяга.
И Вана Томас – городской старожила, - удивлённо пожал плечами, - так и не уловов смысл напутствия захороненного вчерашнего времени.

Но лунный диск – искусственный интеллект, - отстранённо воспринимающий обозримую среду, - в плаче далёкого дерева, - расслышал звуки шагов позднего вечера, - удаляющиеся за черту человеческого понимания.
«И это нормально, - подумал ИИ, - пусть себе уходит Прошлое в небытие, - не доставая людей Двадцать первого века, - страхами, болью и страданиями Двадцатого столетия».

Удивляется затворник городской – художник божьей милостью, - умиротворённому свечению лунной скатерти.
Смотрит художник на серебристо-жемчужную лужицу, - искрящуюся неровно, - будто её раздувает факир.

Он удивлённо разглядывает луну, - кажется, ему подмигивающую.
И от недоуменного взгляда художника, - будто ожил искусственный интеллект.
Потому что увидел человек «руки» луны, - сложившиеся в приветствии.

И руки художника сами собой тоже сложились в приветствии, - и лёгкость безвоздушная наполнила его плоть.
И в горле застыли слова.
Боже, спаси и сохрани.

Беззвучно повторяет художник слова единственно знакомой молитвы.
Пальцем по холсту чертит неосознанно: Боже, спаси и сохрани.

4.

На стыке веков, - в Паузе временной, - в Таллинне, - завис художник – по милости божией.
Ибо на стыках эпох открывается людям – духовное.
Если они сами того хотят.

И мастер пространственных смыслов – режиссёр русского драмтеатра, - решился
на явление неоднозначное, -.

не смея вмешиваться в труд Бога-гения, - взглянувшего глазами русскоязычных людей на события
, - оказавшихся в заложниках у эстонского времени, -


Впрочем, и на всём постсоветском пространстве, - события как бы революционные, - разворачивались, примерно, - по одному и тому же сценарию.

И перевёл Часослов стрелки городских часов на время искомое, - и дорога Русской скорби ощутила на вес – бремя площадного измерения.
И вознеслась над безликостью осеннего дня стая перелётных птиц – стрела белая.

И режиссёр, - подчинившись логике небесного опыта, - привёл в действие механизм невыдуманной Истории.
И дух святой провёл русских людей сквозь Стену нескрываемой враждебности, - некогда братских русофобских народностей, - чтобы русский дух, - пройдя сквозь душевную хворь среднеазиатских, кавказских, прибалтийских народов – смерть попрал.
Чтобы ушли русские навстречу своему Прозрению, - узнав истинную цену Солидарности и Предательству.

И акведуки небесных пространств – годы и годы служения духовных старцев на благо России, - расширили кругозор православного мироощущения.
И Господь Бог подал сигнал отважным путникам.
Простив, кого можно было простить, - вывел русских на дорогу второго дыхания.

И поднялась мечта светлая ввысь: оставив берег вчерашнего времени русофобам, - улетела стая лебединая в край русской словесности.
А какие птицы по дороге отстали – тем надо стаю догнать, - чтобы потом не маяться русским, - среди народов немых.

Просто обозначил режиссёр белой линией дорогу крестную – Виа Долороза.
И крестный путь, по которому взбирался Иисус на Голгофу две тысячи лет назад, - превратился в мост, соединивший двадцатый Век, - с берегом Третьего тысячелетия. 

И все русскоговорящие люди – прощёные, - поблагодарив Господа за участие в их делах, - по одному и группами, - устремились в край неведанный, - по дороге Христова исцеления.
Изредка останавливаясь на привал, чтобы перевести дыхание, - улетают мечты свободолюбивых людей на Восток.

Безусловно, интересен мастеру подобный ход мысли, - потому что он с головой окунулся в работу.
Его не заводит ни Север, ни Запад, ни Юг.
Восток – другое дело.
Хотя и этот интерес – дань времени. 

Ибо выросли крылья у русской мечты.
И открестились от самоубийственных помыслов Запада, - люди здравомыслящие.

И задумал Господь собрать все литературные труды русских писателей под сводом единого Дома.
И на зов Верховника устремились птицы перелётные на Восток, - где полным ходом идёт строительство нового русского Дома.
Где идеи человеколюбивые, рассеянные по миру, устраиваются на стояние в родной гавани – в Храме Воскресения.
 
И записал евангелист-Лука мелким почерком в Толстый журнал.
«Было у Христа четырнадцать стояний, - на пути восхождения в Гору.
Но никто не посчитал, - сколько раз останавливались на привал караваны перелётных птиц, - ведомых Божьим промыслом на Восток – в Россию – в Шамбалу.

Просто запомнилось людям пятнадцатое стояние каравана, - облюбовавшего таллиннскую площадь для привала.
Потому что назвал Дух морской то стояние – Искуплением.

Ибо событие невыдуманное, - произошедшее в Иерусалиме двухтысячелетней давности, - перенеслось на главную площадь Таллинна, - в преддверье двадцать первого Века.
И назвали рыбы восставшие завершающую фазу двадцатого Века – пятничным Днём.
И граждане эстонского времени заполонили площадь национального Согласия, - желая Иисуса русского Слова, - с молчаливого одобрения Запада – распять».

Но не согласился Господь с коварным планом гуманного мирового сообщества, - пожелавшего извести русскоязычных людей втихую – руками прибалтов-поляков и прочей русофобской черни.
Просто вывел Заступник с орбиты русофобского назначения русскоязычный народ: переселил белых слонов - морские главы русской Веды, - на дорогу второго дыхания.

И назвали архангелы Судный день – Прощёным днём.
Ибо простил Бог словесность русскую – переселил умозаключения гениальных писателей на следующий уровень Служения.

И прошли сквозь волны обратного времени предвидения вещих слонов, - навстречу новой судьбе – новой вере.
И сорок жаворонков, - без насилия над природой русской веры – мечты, - возглавили хор земной.

В назидание рыбам аквариумным, поют святые небесники о ноосфере Вернадского.
О Церкви русской словесности, - взвалившей на себя ответственность за судьбы прощёные, - поют ангелы.

И мечта Иисуса о лучшей доле, - бегущая впереди каждодневных событий, - тоже поведала людям о земле Словение.

Стучат колёса времени: течёт вещий Поток, - задержался на миг перед домом художника, - чтобы восстановиться в письмах рассвета.
Чтобы странник восьмой дороги – Белый Лист, - рассказал художнику о кораблях Второго пришествия, - причаливших к берегу русского Прозрения.

И ноосфера Вернадского – приход учения новорождённой православной веры, - поведала о странниках сердечных наречий, - приютившихся под крышей тысячелетий.
Ибо Пояс русской речи – розовый мёд землицы радостной – молодость космической человеческой нации.

И Божий Свет, - наполнил пространство русского Дома – запахами вечности.
И люди здравомыслящие, - поодиночке и группами, - идущие к истоку нового векового обращения, - на вербное воскресение, - вдруг заговорили на языке космического человечества.
 
И ты, художник, - иди туда.
Породнись – проникнись глубиной божественного творения.
Попросил Иисус городского затворника.
Ибо пусто грядущее без связи с прошлым.
Ибо в напряжённой работе духа, - зарождаются источники Света.

Заключительная фаза двадцатого Века – бег во времени разделяющем.
Сегодняшний переход человечества на новый уровень понимания – строительство дома Единого.
Это понять надо.
Твоя работа – послушание.

Попроси у церкви вчерашнего моего учения – прощение.
Как и я прошу прощения у русскоязычных людей, - оказавшихся не по своему выбору за пределами России-родины.
Я призываю птиц второго дыхания, - простить себя, - отбившихся от Стаи, - и лететь на зов Слова рода.

Прошу вас, люди русские, - потерянные в странах ближнего и дальнего зарубежья, - осознать свою потерянность, - не как жизнь в условиях тотального вымирания, - а как знак Провидения, - которому Бог ещё не придумал подходящего земного имени.

Для вас Первая половина пути уже закончилась: пробудите в себе – второе дыхание.
Вам судьба подарила шанс – второго рождения.

Сделайте привал в Паузе временной – переведите дыхание.
Видите: по разные стороны Меча разделяющего, - возвышается Голгофа мысли и смерти.
Ибо двадцатый Век – это и есть Меч разделяющий.

Выбор за вами: смириться с долей людей, обречённых на вымирание, - или воскреснуть в новом русском сознании.

Впрочем, смена полюсов духовных – уже состоялась.
И стаи перелётные, - выбрав Слово рода своим вдохновителем, - устремились на зов молодого солнца.

И ты, художник, - сосредоточься в духе.
Потому что ищет Господь в имени Сына русского – признаки своей человечности.

А когда звуковые миражи растаяли, - поклонились люди Светочу православия.
И Церковь русской словесности ответила людям второго дыхания тем же.

И взошли на линию горизонта, - в поисках новой веры, - отважные странники.
Но на линии новорождённого Понимания не все устояли.

Те же, - кто устоял, - ощутив прилив небесных сил, - приступили к строительству Свода духовного.
Слава, Господи.
 
Ну, а пока идёт строительство Дома Единого, - обучается Единая Душа человеческая – говорению-молчанию космическому.
Проникаются люди русской Веры мирами вечности.

Выходит, не зря потратил Иисус время на поиски Истины, - в краю потерянном.
Ибо перетянул двадцать первый Век у незадачливой иудейской судьбы канат – перетянул русскоязычных людей на дорогу Воскресения.

И люди седьмой дороги, - не оборачиваясь на города-столпники, - застывшие в странах ближнего и дальнего зарубежья, - ушли в сторону зовущую.
И стая перелётных птиц, - ориентируясь на молодое солнце, - улетела в край Причины утренней.
И старцы святые присвоили утренней Шамбале земное имя – Россия.

И это – замечательно.
Потому что согласился Бог с духовным именем русской земли.
Потому что люди, - призвавшие на царствие Слово русское – ведомы космическим разумением. 

И пусть себе кружат над главной площадью Таллинна сны эстонские – осы раздосадованные.
Пусть упираются в землю кучи одежды изношенной.

Мимо, - мимо остановки самопознания, - где подпирает городскую площадь трамвайная остановка, - где обсуждают прохожих завсегдатаи зелёных скамеек, - скользят тени столетий.

Но нет дела Верховнику до восставших рыб, - потерявших право на жизнь, - ввиду омертвения разума.
И птицам духовным нет дела до проблем рыб аквариумных, - безумствующих во снах змея лунного.

И режиссёру дела нет до людей, - толпящихся на обочине жизни.
Если энергия мыслительных самолётиков, - оказавшись в перекрёстном свете театральных софитов, - сгорит синим пламенем от пристрастных взглядов зрителей, - само собой произойдёт искомое Действие.

Есть решение режиссёра.
И у Судного дня – есть приговор.
Ибо сошёл на главную площадь Города – детский смех ангелов.
И услышали горожане исповедь Христа-искупителя.
Читаю и верю
мечтаю – молю
слагаю и вижу – убил змею.

И подпела карма эстонского времени прибойной молве в полголоса.
Косолапа земля – да я по ней иду.
А коли сыра земля – то я полечу. 
А коли мала – так я того и стою. 

5.

Да, так сложились обстоятельства – по воле режиссёра.
Потому что режиссёр – это и есть стечение жизненных обстоятельств.
Потому что ангелы повеления, - исполняющие волю Суда небесного – это и есть режиссёр.

Режиссёр – координатор дороги последствий.
Полагаясь на свою долгосрочную память, - он из наглядных событий, - далёких и недавних, - конструирует художественную реальность.
Он подгоняет обстоятельства одно к другому так, - чтобы возникла необходимая жизненная коллизия, - или попросту говоря – театральное действие.

Мастер пространственных смыслов перемещает объекты театральной реальности из одного исторического пространства в другое, - не заморачиваясь на временные условности.
Поскольку для него – время едино.
И человеческие базовые ценности – неизменны.

Разницы нет, - уверяет он.
Что две тысячи лет назад, - что сегодня – в преддверье двадцать первого века, - помыслы у людей одни и те же.

Вот отчего, - присматриваясь к Тётке-толпе, - по команде лунного змея производящей неприличные телодвижения на таллиннской площади, - он вдруг увидел ту же толпу, - но в иерусалимской среде.
Ему с крыши таллиннского Русского драмтеатра хорошо видать, - как зигуют восставшие рыбы змею-фюреру, - как беснуется иерусалимская Тётка-толпа, желая пригвоздить Сына Божия к кресту их согласия, - как ритм дыхания людей вчерашнего понимания, - отсчитывает ход обратного времени.

Да, - оживают цивилизации прошлого, настоящего и будущего, - когда к ним обращены чьи-то помыслы.
Поясняет режиссёр.

Кишит городская площадь людьми и байками.
Дружно тянет таллиннский хор – угарную ноту.
Площадь протянутых рук – взаимопроникновение двух стихий.
Просящей и потребляющей.

Но мимо, - мимо городской плащаницы, - приговоренной к слабоумию, - скользит ковчег солнечный.
Ищет дорога Второго начала своё продолжение – в судьбах прощёного человечества.

И режиссёр ищет в ритмах дыхания прощёного времени, - необходимые вибрации, - раскрывающие суть глубинных переживаний странников седьмой дороги.
Ибо реальность явная, - и реальность, скрытая за пределами физического сознания – не одного поля ягоды.
Ибо язык мыслей земных и небесных, - ищет в людях второго дыхания – материального преображения.
 
Поиски театрального языка, - едва ли не главная задача мастера.
По крайней мере, - на начальном этапе работы, - универсальный метафизический язык просто необходим.

Язык помогает зрителям проникнуться авторским текстом, - язык помогает настроиться на единое дыхание с природой Этого, - чему Верховник так и не придумал ещё имени.

Поэтому режиссёр не стал терять время на умствования, - а настроился на дыхание морских глав Книги концептов.
И разговорная речь русскоязычных людей - уходящих в сторону Третьего тысячелетия, - обрела конкретные очертания.
И слова Причастия проросли в сердце мастера утренним светом, - и заговорил он по-русски – не умствуя без нужды.

А когда найден язык, - когда речевая интонация русскоговорящих людей органично встроилась в алгоритм природной среды ноосферы Вернадского, - само собой наполнилась сценическая атмосфера «Этим».
«Тем», - что режиссёр определил как «метафизическое понимание истины».

Ибо взаимодействие двух миров – земного и небесного, - по требованию Верховника, - приспособило линию горизонта под сценическую площадку.
Где символы непроявленного ноуменального мира формируют облик реального Действия.
Где находясь под влиянием незримых, но действенных сил, - пытается режиссёр воплотить в жизнь задумки Этого.

Просто назвал Господь русское Слово человеческим именем – Иисус второго рождения.
И тут же возникло у режиссёра ощущение исторического пространства – целостный образ эпохи, - цепляющейся кармической памятью за иудейское двухтысячелетнее прошлое.
Тогда как светлая мечта переходной эпохи, - устремлена в своё продолжение – в Шамбалу.

И 1999 год, - возник перед мастером – берег Предстояния.

И площадная Тётка-толпа, - прибойной волной обрушилась на берег утренней мысли Бога – оторва злобная.
И, «не желая противостоять злу насилием», - отгородился мастер «толстовским щитом» от мира потустороннего.
А у Слова русского – у Иисуса-спасителя, - попросил самого решительного воздействия на сознание людей переходного времени.
Хватит уже русскоязычным людям цепляться за иллюзии отживших тысячелетий: мёртвые слова надо «мёртвым» оставить.

Иисус, в представлении режиссёра – мерило всех событий – сегодняшних, - и вросших корнями в иудейское прошлое.
Иисус – это Стыд человеческий, - переместившийся из глубины веков, - в преддверье двадцать первого Века.

Интересно, - задумался мастер, - кто бы мог сыграть роль Христа в этом спектакле концептуального Действия – на одном дыхании.
Кто готов в облике Стыда человеческого, - взойти на крест согласия площадного отродия?

Навскидку – нет актёра подходящего.

Вот тогда и вмешался в работу мастера, - дух святой.
Скажи, примеряясь к образу Христа, - ты определил «личность» потенциального Зрителя, - для которого трагедия, пережитая русскими, - может стать его собственной?

Ответь, - способен ли документальный текст евангелиста Луки, свидетельствующего от лица Истории, - помочь зрителям сориентироваться во времени и пространстве непридуманной театральной реальности?

И в-третьих, - ты приструнил эмоции?
Чтобы настроить дыхание мизансцен на ритм движения переходного времени, - надо математически просчитать чувства людей, - затихорившихся под карнавальными масками внешних событий.

И понял режиссёр, - в его творческих поисках не будет места формальным трюкачествам, - за которыми часто скрывается профессиональное убожество иных театральных постановщиков.

И назвал режиссёр именами собственными всех персонажей спектакля: и городскую площадь, - и сам Город, - и площадную толпу, - и даже время, - в котором события, тоже поименованные, - обретают очеловеченный облик.
Только неподконтрольным чувствам людей, - уснувших в медитативном стоянии на линии горизонта, - никак не может придумать имени.
 
Но грянул гром.
И назвал Илия-громовержец высокогорные чувства русских людей – строителями Дома Единого.
И Мера пространства ошеломлённого, - переместилась на уровень космического мышления. 
И рокировка полюсов в земном измерении – состоялась.
Лишь человеческие переживания остались неизменными.

И пророк-Илья, - что-то промолчав о новых крыльях понимания двадцать первого Века, - взвалил на себя ответственность за дорогу русской веры – мечты.
А чтобы волна обратная не утянула в кутерьму всегдашних вопросов-ответов, - людей горизонта.
Чтобы язык мёртвого времени отсох за ненадобностью, - у глашатаев вчерашней площади.

И вновь разразился гром.
И огнеликие молнии зажгли свечи в таллиннском Вышегородском православном храме.
И троекратно усилил режиссёр отличительные признаки сценического времени, - позволяя зрителям обнаружить в облике Иерусалима – черты Таллинна.
Или наоборот.
 
В такие «моменты прозрения», - зрители как будто возносятся над ассоциативно-зрительным полем.
Они с высоты непредвзятости наблюдают за тем, - как Израиль вчерашнего понимания, под шумок кровавых событий двадцатого Века, - пытается проскочить в Третье тысячелетие.

Им хорошо видать, как вчерашнее время упорно ищет брешь в сознании людей с «ограниченной исторической ответственностью», - желая просочиться сквозь ряды так называемых «пофигистов» в жизнь грядущую.
Норовят первородные страхи иудейские, - обрядившись в одежды весенние, - заморочить головы холопам продажного времени.

Повизгивает ухлюписто так называемая русская гуманитарная интеллигенция – шлюха на доверии.
Отрекается публично от Слова рода – «пятое сословие».
Быдлячьё продажное.

Но осмыслил горизонт-постовой значение грядущих событий: если данники еврейского зверя подомнут под себя Третье тысячелетие – вобьёт Запад, руками своих прихлебателей, осиновый кол, - в могилу бесхребетной русской интеллигенции.
И всему русскому миру будет – капут-мортум фиолетовый.

И установилось равновесие божественных смыслов, - в едином русском сознании.
И Церковь грядущего Тысячелетия, - повернулись к миру лицом – Икона Всех Прощёных Радостей.

И русская Веда, - Белым Облаком, - зависла над Таллинном.
И услышал Господь голос православной звонницы.
И время Приближения спеленало души человеческие космическим дыханием.
 
И братья духовные благословили прощёные судьбы на подвиг – во имя Справедливости.
И Белая Веда протянула руку помощи Другу.

И приснился художнику вещий сон.
И понял он о назначении Второй половины дороги, - что-то важное.
И ангелы повеления, - узнав о недюжинных способностях художника, - попросили его настроить пульс на работу, - с учётом новых требований.

В тебе достаточно жизненной силы, чтобы раздвинуть горизонты сердечности.
Говорят они художнику.
Направь волны солнечных стрел в пространство духовного измерения.
Сам сотвори веру свою, - которая приведёт тебя к Дому Единого.

И принял художник наказ Верховного ангельства, - с радостью.
Зажёг светильники в Храме русской словесности.
И прохождение флотилии Водолея сквозь плотные информационные слои атмосферы – началось.

И увидели люди, - и художник увидел.
Восходит откровения бой – от разящих стрел кипит земной прибой.

И предупредил Иисус русскоязычных людей.
В информационной войне двух непримиримых миров – двух полюсов, - каждый воин Света – на вес слова Божия.
Кто присягнул на верность Слову русскому, - примите назначение Шамбалы – пополните ряды светлого воинства.
С Богом.

6.

Ибо провозгласил Иисус время тайной вечери.
И переселенцы духа, - не дождавшись прилива Большой Волны, - собрались возле Театра концептуального выбора – речь русская.

И корабли полнолуния зависли над старым Городом – недоумение.
И риторические вопросы, - адресованные двадцатым Веком площадному человечеству, - прогорели в костре очистительном, - исчезая голубым дымком в озере лунного понимания.

И режиссёр принял решение.
Чтобы проявить характер действия, - надо особо памятным событиям двухтысячелетней Истории, - придать импульс – целенаправленный.
Надо сгруппировать события надлежащие таким образом, - чтобы возникло ощущение дыхания Истории.
Чтобы зрители, - повинуясь непреложному театральному правилу, - сами выбрали полюс Действия, - от лица которого будут предъявлять счёт своему времени.

Доверившись чутью охотника, - выявляет режиссёр ключевые моменты исторической перспективы – метит дорожными знаками путь искомый.
Палит костры опознавательные, - чтобы не увязнуть в иллюзорных воронках театрального представления, - и зрителей не увлечь в бездну смыслового хаоса.
Процесс, - изматывающий и душу, и волю.

Но с годами, - преодолев ландшафты эмоций, - режиссёр научился обходить стороной сценические приманки, - расставленные «курого», - точно капканы.
На провокации «чёрных людей», ответ короткий – дуля.
Ибо рассуждать о том, - в чём не участвуешь – пустое дело.

Курого – чёрные человечки, играющие на театральной сцене роль невидимок – появляются ниоткуда и никуда исчезают.
Слепыми движениями чутких рук они перетасовывают декорации, - переодевают по ходу спектакля актёров.

Ловкими приёмами иллюзионистов перелицовывают невидимые люди сценические образы, - неизменно продолжая свою – параллельную игру, - эстетически продуманную, - отточенную до знака, - до каллиграфического убористого текста, - писанного чёрным по-чёрному.

Не сразу поймёшь.
Это колдовской ход режиссёра, - углубляющего перспективу театрального действия до Точки открытости – прорыва в многомерное пространство мышления?
Или идёт игра краплёными, - и мастер просто-напросто пытается втянуть зрителей в еврейские смысловые воронки, - где чёрные люди вправляют мозги простодушным обывателям без зазрения совести?

Перед зрителями, не всегда успевающими уследить за комбинационной и логической связью пространственной мысли, - разворачивается действие,  - заплетающееся в узел.
Но чтобы не увязнуть в узловом времени, - следует воспринимать соображения мастера не буквально, - а как бы отстранясь – как если бы вы корова, - или сверхзвуковой лайнер.

Как часто завязывают нам узелки на память люди, - значение которых для нас малоинтересно.
Но именно эти, - незаметные люди – курого, - иногда так ловко обыгрывают наши жизненные планы, - совершенно не сообразуясь с представлениями, - которые мы выхаживаем, подобно курам-наседкам.

Да, именно курого, - или попросту – вездесущие попутчики, - в лице сослуживцев, знакомцев или друзей, - зачастую определяют наш стратегический выбор.
Спору нет: не каждому хватит сноровки разыграть свою жизненную партию, - без сучка и задоринки.
Потому и приходят на помощь – невидимые человечки.
Они всегда рядом, - они всегда подскажут, что нужно делать в той, - или иной ситуации.

И вы с удовольствием перекладываете ответственность за свой жизненный выбор, - на плечи курого.

Но чтобы неукоснительно соблюдались правила игры всеми фигурантами Представления, - в том числе и курого, - необходима режиссёрская воля.
Не представляя точно масштаб сценического пространства и значение персонажей, задействованных в спектакле, можно такого нагородить – о-го-го.

Режиссёр искрит.
Он готовит милую западню доверчивым зрителям, - желающим постичь иллюзию пространственного движения.
Он бьётся над разгадкой неожиданного эффекта, - возникающего всякий раз, - когда вездесущие курого подменяют действие спектакля.

Крадётся режиссёр след в след за своим первопроходцем-предвидением: нащупывая рассеянным взглядом постоянно ускользающие зыбкие очертания дороги, - старается не отвлекаться на призывы совсем уже чуждых стихий.

Режиссёр крадётся по следу Этого, - чему не может найти подходящее имя.
Он не слышит тяжёлого своего дыхания, - он угадывает едва различимые признаки случайности, - он вживается в дух случайности.
Зачастую, - сам становится вдохновителем случайности.

Режиссёр постигает Это, - чему Верховник никак не может подобрать соответствие.

Он пытается усилием воли, - избавиться от навязчивого участия курого, - упорно гнущим свою линию.
Он не хочет главных героев спектакля, - порой находящихся под влиянием внешних событий, - погружать в нескончаемые разборки с совестью.
Хорошо, что у него есть право выбора.

Душевная чуткость – вот главное преимущество режиссёра, - находящегося во власти некой безымянной стихии.
И это обнадёживает.

Отбросив предубеждения, - редко с вызовом, - а чаще, - срывая от волнения привычный ритм дыхания, - ищет режиссёр-следопыт в точках соприкосновения иногда несовместимых жизненных происшествий, - смысловые указатели Этого.

Однако курого, - преследуют режиссёра по пятам.
Неистребимы липучие попутчики-тени.

Нельзя расслабляться.
Спасает воля: режиссёр берёт себя в руки.
При этом страстно желает разгадать, - хотя бы на два шага вперёд, - очередной замысел невидимок-курого, - всегда остающихся в тени Представления.

Но более всего, - режиссёр учится доверять своим чувствам.
И зрители учатся доверять чувствам.

Забыв про стеснительность, -  они напрямую просят совета, - то у Христа-искупителя, - то у его оппонента – Израиля вчерашнего времени.

Они мысленно, - вместе с актёрами передвигаются по сцене, - они забываются в театральных паузах, - они стилизуют мысли автора, - добиваясь пластической выразительности идеи – почти осязаемой.
Они хотят коснуться плеча этой театральной идеи, - чтобы приобщиться к чему-то вечному, - что живёт в них по праву родства.
Так они чувствуют.
Потому что их захватило дыхание Этого.

Зрители на своё усмотрение наполняют те или иные мизансцены, - смысловой объёмностью.
Даже ритм и свет, формирующие облик смысловых проекций, - они интерпретируют, - исходя из своих предпочтений.

Короче, авторский текст, - в руках слабовольного режиссёра, - может превратиться в конъюнктурный продукт, - для услады зрительской массы – вчерашнего берега.

Нервничает мастер: не решил ещё, как глубинной речью актёров оживить Событие непреднамеренное.
Как помочь зрителям услышать слова космической Тишины, - адресованные к их внутренним переживаниям. 
Как сыграть на чувственных струнах публики, - чтобы они сами отделили зёрна от плевел, - чтобы сосредоточились на главной мысли автора.
Чтобы поверив себе, - заговорили с Христом – в полный голос.

Ибо Слово русское откликается на имя собственное, - когда люди нуждаются в родине.

Ну а те, кто остался верен зверю – пусть идут в Театр обратного – еврейского времени.
Ибо люди, не сумевшие преодолеть липучие сны Израиля, - остаются во времени вчерашнего понимания.
Гласит правило.

Поэтому спросите себя, граждане, - прежде чем переступить театральный порог.
На той ли остановке самопознания вы сошли?
Готовы ли вы стать участниками метафизического театрального Представления?

И разом повернулись головы театральных гурманов в сторону площадного креста, - и поужался в плечах знак покаянного времени от такого к себе внимания – беспардонного.
И кто-то из публики сконфуженно сел в проезжающий мимо трамвай, - вдруг осознав, что он ошибся с выбором остановки.

Ибо искренние переживания людей, - проявляют Событие во времени.
Гласит правило.

И оценил происходящее действие испытательный Час, взойдя на верхнюю ступеньку крыльца театрального, - где постановщик каждодневных событий нервно покуривает, - желая как можно быстрее внести коррективы в сценарий, - свёрстанный на скорую руку Историей.

Ибо такие понятия, - как жизнь и смерть, - Бог и судьба, - ноосфера и космос, - и подобные соображения – тоже имеют право на участие в действии.
Ибо наполнили ангелы повеления игровое пространство Театра концептуального выбора – морским воздухом.
И метафизический язык – язык смысловой ноосферы, - обрёл самостоятельное выражение.

И завязались в узел стечения обстоятельств, - крещёные духом святым во имя Слова русского.
И завязалась в узел идея режиссёра, - маракующего на театральной сцене, - где вперемешку свалены в огромную кучу декорации.

Где топорщатся неуклюжими ёжиками перевёрнутые вверх ногами стулья.
Где суетятся между пестрючими кучами какие-то люди.
Где каруселят сквозняки и задники.
Где рабочие сцены таскают с места на место театральную неразбериху.

7.

Смотрит рассеянно на главную площадь Города режиссёр, - переводит взгляд на узкую улочку, по которой идёт человек.
Устремлён путник в верховье Таллинна – в Вышгород. 

Интересно, какая сила влечёт его в верховье Города?
Подумал режиссёр.
А ведь мог бы этот случайный прохожий, - стать одним из персонажей моего спектакля.

Внезапная догадка так потрясла режиссёра, что он  мысленно представил горожанина на сцене – в облике Христа-спасителя.
Несомненно, этот прохожий мог бы сыграть роль Иисуса второго рождения: есть в его внешности какая-то непоказушная отстранённость от обыденщины.
Вернее, в нём ощущается причастность к жизни Этого, - чему Верховник не спешит придумать имя.

Итак – случайный прохожий.
И его отстранённость-причастность – дорога Второго начала.

Пожалуй, видимость Христа, - в образе прохожего, - соответствует внутреннему содержанию Этого, - потому что колокола таллиннского вышегородского Александра Невского храма ударили к Заутрене.
Но куда выведет дорога последствий Сына Божия, - который должен будет скрываться за внешностью Этого странного горожанина?
Посмотрим.

Риск погружения в жизнь незнакомца, - чреват необратимыми последствиями.
Ибо проникая на физическом, мыслительном или духовном уровне в жизни друг друга, - видоизменяются сущности человеческие даже на уровне кармы.

Трижды надо подумать, - прежде чем погружаться в смысловое пространство незнакомых людей, - с виду вполне цивилизованных.
Гласит правило.

И присмотрелся режиссёр к прохожему: узнал в нём городского изгоя – художника.
Подумал: вот и пришёл срок, - заняться художнику конкретным делом.
И предложил он затворнику, - вкрутив ему в мозг светлую мысль, - стать участником концептуальной игры.

Тебе не надоело потворствовать своей неустроенности?
Тебе не наскучило проявляться в одних и тех же снах Города?
Озадачил он художника неслышным вопросом.
Войди в Поток другого времени – прими Чашу служения.
Потрудись на благо русской словесности.

Художник остановился: внутренний голос, - светлой волной проник в его сердце.
И забыл он, - куда и зачем шёл.
Просто отложил художник «на потом» написание городского этюда.
Переместился в речевое пространство русской Шамбалы, - с радостью.
Сгоряча, чуть не скатился с линии горизонта в молчаливую бездну космоса.

Помог ангел-хранитель.
Голову не теряй, - придержал светлый дух человека, - на краю пропасти.
Не утопай в водовороте космической Тишины.
Туда вход – рубль.
А на выход оттуда – никаких денег не хватит.

И проснулся в художнике инстинкт самосохранения. 
И некая сила, - достойная уважения, - осторожная и решительная, - жёсткая и снисходительная, - но всегда заинтересованная в нём – в человеке действия, - помогла вырваться из психоделической ловушки, - и всплыть на поверхность реального Дня.

И замер на миг человек, - ощутив в сердце, - движение разрастающейся светлой волны.
И предоставил он движущей силе право, - внести изменения в свой генетический код, - а устаревшие части тела, - и вовсе заменить новыми.
Чтобы преодолев временное замешательство, - здоровым человеком погрузиться в Танец многомерного действия.
Чтобы опередить свои самые дерзкие мечтания на шаг, - на год, - на столетия, - на жизнь, после воскресения.

И вновь предостерёг ангел-хранитель художника от желания, - бежать сломя голову впереди мечты – впереди новой веры человеческой.
Живи по призванию: трудись – молись.
И придёт срок отработки кармических долгов.
И новая вера сама придёт, - и тронет тебя за плечо, - и увлечёт.

И режиссёр попросил горожанина научиться отделять театральную – мнимую жизнь, - от жизни взаправдашней.
Предостерёг от сползания в пространство театральных новелл – в середину ненастоящего настоящего времени.
Играя роль Христа, - не забывай о своём предназначении человеческом.

Помнишь, тебе лет пятнадцать-двадцать назад приснился сон.
Тебя великий Будда, - от лица Шамбалы, - пригласил на танец.
Ты, по складу своего темперамента, вообразил Будду женщиной – ты захотел «вести» в этом танце.
Но Будда, в облике женщины, - не ущемляя твоего мужского самолюбия, - увлёк тебя в стихию танца – неземного происхождения.
И ты подчинился, - и мышление твоё – обогатилось значительно.

И проснулся ты с великим знанием о высокогорной стране – Шамбале.
И вспомнил ты о живых источниках ноосферы Вернадского, - в которых крестил Господь новую церковь Православия.
И начался отсчёт Второй половины дороги.
И церковь Единого – в облике Храма русской словесности, - сошла в мир человеческий.
И новая вера тронула тебя за плечо.

Вот и теперь, - на Благовещенье, - не противься Воле Всевышнего: подчинись танцу Озарения – подчинись правилам новой театральной игры.

Но знай, в этой игре: ты – ведомый.
Русское Слово – ведущий. 

Не потеряй доверие Друга, - исполняющего роль проводника в миры космические.
Ибо провидение Этого – вначале.

И встроился художник в ритм дыхания русского Слова.
Растворился в движении Великого Танца, - познающего свою протяжённость в мышлении Этого.
Да воздастся человеку, - дерзнувшему отправиться в морское путешествие, - за бесстрашие.

Художник почти безошибочно научился распознавать присутствие Друга, - по детскому восторгу, - шевелящемуся горячей волной в груди. 
Как-то понимать, - что он в единой связке с Этим.
Что не потерял кромку берега соприкасающихся стихий: огня и воды, - молчания и говорения, - Запада и Востока, - Иисуса и Будды, - России и Шамбалы, - Православия и ноосферы Вернадского.

И если прострелит вдруг мозг стрела вдохновения, - и уляжется в текст какая-то нечаянная мысль, - то утром следующего дня, - ему уже совсем ясно представляется масштаб взаимодействия с Этим.
Пытаясь зафиксировать в памяти мимолётные состояния, приходящие и уходящие, когда вздумается Этому, - танцор, поселившийся в художнике – постигает непостижимое.

Художник азартен.
Поэтому часто ломает копья о побеждённые смыслы.
Реагируя на отдельные жизненные ситуации чересчур прямолинейно, - он-таки скатывается внутрь театральных новеллок, - даже внутрь отдельных театральных фраз сползает, - соотнося свои переживания с происходящим на сцене.

Он выходит к кресту, - он шарманщик, - он что-то поёт, - но не слышит своего голоса.
И это хорошо, - что до поры до времени, - его никто не слышит во времени Ненастоящем.
Художник, в общем-то, только учится говорить открытым сознанием.

Главное понял для себя человек, - танцующий с русским Словом.
Не надо погружаться в середину прописанных сценаристом событий, - происходящих по разные стороны движения Этого, - чтобы не увязнуть в гримасах узлового времени, - не имеющего на него никаких прав.

Худо, когда растворяется кромка понимания в волнах морских, - когда стирается грань между тем и другим, - когда можно неосознанно переступить черту умозрительную, - и оказаться во власти великой театральной иллюзии.
Ибо созерцательность – необходимая краска на палитре художника.

И Верховник не потакает слабостям путника – требует от художника абсолютного духовного напряжения. 
Нельзя, - говорит, - потерять линию Танца, - оглядываясь на вчерашних попутчиков – на свидетелей не лучших твоих человеческих проявлений.
Недопустимо оттолкнуть доверие речевого пространства – ускорение Этого.

Что ж, художник ещё только учится доверять себе обновлённому, - и Слову русскому.
Он учится доверять ноосфере Вернадского, - и режиссёру.
А привычный, вчерашний мир всё быстрее проносится – мимо, мимо.

Должны ли зрители доверять поискам режиссёра?
Должны ли они искать какой-то смысл в обстоятельствах жизни – в этих волнах последствий?

Праздный вопрос.
Ибо не поддаются исчислению, - ступени восхождения.
Поскольку нет твоего – моего понимания.
Есть речение Бога.
И умение черпать из Речи.
Ответил режиссёр художнику.

Уподобившись Водолею, - переливает режиссёр из одного речевого пространства в другое вещие мысли, - скользкими рыбами, выскальзывающие из архаики его интуитивных предчувствий, - прямо на сцену. 

Но чтобы оживить зрелищные Фигуры речевого пространства, - надо сгустить атмосферную тяжесть до нужного звука, - надо запустить в морские главы русской Веды – невесомое дыхание ноосферы.
Поскольку мирные дожди упований требует от морских странников безотлагательных действий.

И произошло событие, - давно ожидаемое режиссёром.
И неясные предчувствия художника, - идущего по следу Этого, - сформировали образ искомого времени.

А слова ожившего образа, - по законам иерархии, - подобрали себе жилище – физические тела морских странников.
Иисус тоже подобрал себе жилище – физическое тело художника.

Ибо увидев танцы художника, - назвал Господь морские главы Веды-Воды – именами собственными.
Ибо имена собственные – ведические тексты Книги концептов, - получили в дар от Бога второе рождение.

И не надо дотошным зрителям ставить палки в колёса движению мысли Этого.
Потому что дух святой обозначил посохом последствий тропу предела.
 
И ударил Илия пророк в колокола воскресные.
И утренние мысли художника взмыли куда-то вверх и вправо.

И преодолели капканы вчерашнего понимания вещие притчи, - прилетевшие с русского севера.
И, вопреки злонамеренной силе прибойной волны, - приземлились на линии горизонта, - в точке пересечения магнитных течений – великие слова-странники.

И Слово рода, - получив весть от гиперборейских людей, - воскресло в мечтах русскоязычного человечества.
И интуиция Бога взялась за дело – заговорила на особых частотах дыхания.

И поняли люди, населяющие страны ближнего и дальнего зарубежья: кто желает исцеления, - пусть срочно учит русский язык.
Потому что целебные вибрации русской речи, - излечивают даже от неизлечимых болезней.

Главное условие сообразительным душам: надо, не откладывая «на потом», - поменять своё привычное дыхание – на дыхание Слова русского.
На открытость, сердечность и незамутнённую детскую искренность.
   
И исповедались горящими чашами восторга перед всеединой жизнью Христа апостолы – Павел и Пётр.
И все, - кому жизнь дорога, - попросили прощения у Слова русского.

Уже некоторые из народностей ближнего и дальнего зарубежья, - пробуют дышать по-русски.
А самые бойкие из людей вчерашнего времени, - расталкивая всех, кто послабей, - спешат принять крещение православное.

Но сошли на дорогу Ивана дожди – млечные.
И лживые причитания лживых людей – смыли небесные воды.
Оставили только просьбы совестливых людей – ангелы повеления.

И небесный Покой сошёл на дорогу Русского воскресения.
И наполнился колодец земной – космической Тишиной.

Но чуткий слух Иисуса Христа уловил вибрацию необходимых звуков.
И мысль Действия спохватилась.
И художник с чистой душой принял посох служения – согласился работать в гениальных условиях.

И Большая Волна переместила главы русской Веды в иную смысловую реальность. 
Ибо смысла в однообразных волнах морских не больше, - чем в судьбах вчерашнего человечества – вот что.

8.

И заглянул в глаза воскресному Дню – Иисус.
Своему продолжению в глаза заглянул.
И пробил Звонарь к Заутрене.

И вспомнил Иисус, - что дом его – это физическое тело художника.
Что его невесомая поступь – это творческие поиски художника, - в том числе, - и на ниве русской словесности.

Ибо за всё воздаёт Господь – по заслугам.
Одаривает за прилежное отношение к веку былому, - поощрит и за старание в созидании века грядущего.
Потому и приговорил Бог художника к жизни такой – творческой.

Чтобы стал человек – единицей измерения Света.
Чтобы в лучшие моменты, - во время работы, - научился растворяться в сиянии Веры.

Есть указ площадным человечкам.
А Христу – продолжение.

Но знает Иисус: стоит отказаться художнику от роли городского изгоя, - постоянно теряющего земную почву под ногами, - окружающая среда тут же, - и с удовольствием, - притопит его в площадном благоразумии.

Ладно, - подумал Иисус.
Поживём – увидим, - чем обернётся для меня погружение в природу этого человека.

Просто надо научить брата-близняшку лавировать среди льдин отчаяния, не соприкасаясь краями с душами стылыми, - чтобы не заморозили чёрные человечки своим участием – ни меня, ни моего человека.
Должен художник понять: незачем подставляться под волну обратную.   

Мне предписано, в лице обычного русского человека, -  оживить церковь Единого – вторым дыханием.
И коли догадал мне Отец, - породниться с художником душой и телом, - приму эту данность – как милость.
И Слово русское приму, - как принимают люди по признаку своего рождения – родину .

Просто так сложились стечения жизненных обстоятельств.
И дорога русских последствий, - выбрала названных братьев для работы ответственной.
И не стал режиссёр оспаривать Высшую волю.
Раз выбрал Господь на роль Сына человеческого городского изгоя – пусть так и будет.

Видимо, отпил художник полную меру от своих трудов праведных, - потому что открылось пространство его полей возделанных, - золотыми кудрями хлебных угодий.
Именно за этот труд одарил Господь человека – продолжением в гениальном времени.
И Сына одарил Бог вторым рождением, - за его преданность человечеству.

И попросил режиссёр братьев-близняшек не противостоять никакому и прежнему времени.
Напротив, предложил им отстраниться от участия в площадном Действии, - поскольку сам факт отстранения, - гарантирует живучесть другой дороги – ведущей в Гору.

Мастеру с крыши Русского театра хорошо видать, - как молчаливым упрёком свисает с плеч Матери чёрный ночной платок.
Как потоки студеных дождей жуют слёзы Марии – не подавятся.

Жуют, жуют, - не подавятся площадные человечки, - верующие в безнаказанность, - слёзы божьих ангелов.
Воздают эстонцы почести своему царю – скудомыслию.
Пересчёт звеньев цепи покаянной, -  приближает Час успения.

И дух эстонского времени, - спрятав лик, - то ли под маской шута, - то ли бомжа, - то ли президента всея Эстонии, - почести воздаёт – змею лунному.
И пирамиды часов, - перевёрнутые без почтения к вечности, - отсчитывают мгновения безрассудного времени, - утекающего в песок.

И душой восстал Верховник против такого времени: переселил братьев названных в обитель русской словесности.
И русскоязычных людей, - без тайного умысла, поверивших в священную силу космической Мысли, - призвал войти в речевое пространство ноосферы Вернадского.

И все, кто смысл нашёл в работе до полного опустошения, - узнали о благом расположении Всевышнего к людям духовной силы, - каждой капелькой света, стучащимся в окна Третьего тысячелетия.

И переступил порог Театра концептуального выбора накануне пришествия Большой Волны – Иисус второго рождения.
И почти вплотную приблизился к пониманию Этого – режиссёр.

Несомненно, - говорит мастер пространственных смыслов, - на стыках человеческих ощущений, - и на стыках великих эпох, - прорастают символы многомерного сознания.

И попросил Господь русскоязычных людей.
С переходом на ритм дыхания космического сознания, - примите люди православные, - многообразие мира – как должное.

Ибо сказано людьми бывалыми: жизнь прожить – не поле перейти.
Ибо нет истины, - в противостоянии земных полюсов.
Но есть две жизненные составляющие.
Сознание и сила – мысль и энергия.

Без сознания нет видения, - без энергии нет продолжения. Всё, казалось бы, ясно.
Есть задача и цели, - есть направление дороги – всё обозначено.

Поэтому «во что бы то ни стало» – не самый лучший девиз странников Русской дороги.
«По сердцу, по мудрости – по летам».
Более подходящее правило.

И уверовал Сад согласия в добрую волю Господа.
И главы русской Веды, - сохранив в памяти лишь понятия морских собеседников – вкусовые отличия гениального времени – вполне гармонично встроились в ритм дыхания Третьего тысячелетия.

И беседы странников дороги Второго начала, - иногда переваливающие глубоко за полночь, - обрели второе дыхание.
И ангелы слов, находящиеся при исполнении, - со знанием дела испробовали на вкус небесные качества русской Речи, - чтобы постичь реальность особого – целебного действия.

Дожидаются ангелы, когда сгруппируются целебные русские притчи в стаи перелётные.
Поджидают ангелы даже тех странников, - которым следовало бы ускорить шаг.
Ибо исполнение зарока – благой бег.

И режиссёр дорожит встречами с посланцами новой расы.
Каждую морскую главу русской Веды, - отредактированную Верховником, - встречает возле Театра концептуального выбора, - с радостью.
И от предстоящей встречи со зрителями, - он тоже шалеет.

Режиссёр и без того почти лишён осознания реальности, - находясь во взвешенном состоянии ожидания – чего-то.

Вдобавок ко всему, - примеряясь к прогнозируемой и непредсказуемой зрительской реакции, - он как будто совсем потерял почву под ногами.
Поскольку едва наметившийся сюжетный ход – характерный рисунок танца Этого, - пропущенный через искушенный зрительский взгляд, - может оказаться такой отсебятиной.

Ведь если карма сознания – разум, - то карма режиссёра – зритель.
Выйти из сознания-кармы, - значит потерять власть над зрительским разумом, - значит потерять карму режиссёра – воплотиться в гражданине жизни.

Вот почему, - считает режиссёр в моменты отстранённости, - его смысловые поиски совсем не обязательно должны соответствовать зрительским ожиданиям.
Всё может оказаться как раз наоборот.

Словом, его распирает любопытство и страх девчушки, сознающей, что когда-нибудь «Это» всё равно произойдет, - поэтому весь мир для неё превращается в некий Мякиш, - который если мять постоянно, - то обязательно выдавишь из него «Это».

Случается, на режиссёра находит, - и он задыхается в припадках ревности к воображаемой Незнакомке-публике.
В такие моменты воля его пригибается, - подобно обморочным плечам одержимого кашлем, - во время концерта классической музыки.
И он в отчаянии, - граничащем с просветлённостью, - пытается стронуть в душе тот особый ритм дыхания, - позволяющий овладеть ситуацией –  вновь ступить на тропу Этого.

Зачем?

А чтобы поверить в реальность своего существования.
Чтобы мелодия огнекрылого ямба затопила ушные раковины русской Веды.
Чтобы Слово Впереди Идущее, - приговорённое к распятию в четвёртом измерении любви, - разродилось вторым дыханием.

Надеется режиссёр и в душе зрителей стронуть прикипевшее, устоявшееся дыхание.
И дальше идти – рука в руку с госпожой Удачей.

Режиссёр мыслит, конструирует, любит, отрицает, проглатывает вместе с пельменями и табачищем дни и ночи.
А попросту, - он так живёт.
Всё реже – умствованиями.
Всё чаще – молитвенным молчанием.

Но иногда, - когда он растворяется в дыхании ноосферы Вернадского, - оживают в нём предчувствия единой русской судьбы – Словение.
Ибо в искренних чувствах – скрыт главный смысл Бытия.
Гласит правило.

Постановщик каждодневных событий сам верит, - и зрителей склоняет довериться божественному Провидению русской судьбы.
Ибо в чудодейственной силе русского Слова – сокрыта умудрённая воля ангелов Света.

Невзирая на сомнения разноязычной публики, - режиссёр призывает людей, - покориться чувству Этого, - сравнимому с вдохновенным женским чутьём – с озарением.
Он требует от зрителей без колебаний обнажить свою человеческую суть, - всегда скрытую под маской угодливых штампов.

Бывает, режиссёр в грубой форме пытается навязать публике своё понимание.
Тогда и проявляется во всей полноте Недосказанность, - сравнимая с отвлечённым женским прозрением – внесознательным осуществлением Этого.

Хотя и Недосказанность, - может стать проводником в миры тонких психических сфер.
Может настроить дыхание на ритм сердцебиения ноосферы Вернадского, - чтобы смогли зрители услышать голос Тишины, - что-то ведающей о краях нездешних.

Ибо театральные паузы, - куда время от времени увлекает режиссёр зрителей, - позволяют осмыслить То, - чему ещё не нашёл Верховник имени.
Ибо театральные паузы, скорее всего и есть – портал Шамбалы, - пропускающий званников в чертоги ноосферы Вернадского.

И пусть жизненный опыт отдельных людей не всегда совпадает с идеями режиссёра.
Есть много вариантов произрастания духа.

Во всяком случае,  - не хотят мешать зрителям – ангелы повеления.
Публика сама должна решить, что ей ближе: самоирония мастера, - или его молитва покаянная?
Главное, чтобы люди не сочли себя обманутыми, - втянутыми не в свою игру.

Отдельные фрагменты сценического панно, - слитые в единую монтажную структуру, - не должны увлекать зрителей в воронки смысловых дыр, - где можно бесперспективно увязнуть, - так и не научившись ориентироваться в бесконечно схожих обстоятельствах.

Вот почему возлагает особые надежды режиссёр на театральные паузы.
А чтобы мог Зритель в тиши космической, -  осмыслить происходящее.

Театральная пауза – это озарение, - это перенастройка дыхания.

Сами люди должны решить, - что они хотят найти в Паузе временной.
Зрители должны поверить в свои переживания.

Ибо задача режиссёра, - скромна как блин.
Он вызвался, в меру таланта, - помочь зрителям собраться с духом, - и назвать пустоту внутри себя – собственным именем.

Но, даже получив «добро» от мастера, - не следует публике ломиться в собственную пустоту – сходу.
Девственность Паузы временной, - требует от званников Русского театра особых качеств души и духа.
Об этом должны помнить горячие головы.

И мастеру нельзя забывать о переменчивых вкусах публики – надо ко всему быть готовым.
Бывает, вместо ожидаемого понимания, зрители могут окатить режиссёра волной равнодушия.
А самые требовательные, пожалуй, и засвистят, и польют пустой водицей, - и припомнят какие-то малоправдоподобные грешки, - и переворошат, - и поспешат, и поспешат…

Может режиссёр что-то очень обидное услышать в свой адрес, - и даже подлое, - но такова доля амбициозных, засветившихся личностей.
Говорят, это часть их профессии.

А ещё говорят, что работники тайной полиции, - заподозрив режиссёра в «обострённом чувстве справедливости», - могут «подставить» доверчивого растяпу.
Но лучше отогнать мрачные мысли – не надо привлекать к персоне мастера внимание подлых людишек.

Подумаешь, - рисует мастер на театральной сцене линию Танца – искушённому зрителю нельзя упустить эту линию из поля зрения.
Вот что важно.

Ибо Танец Озарения – это не метод и даже не стиль творческий.
Это жизнь в параметрах многомерного изумления, - как минимум.

Это способ перемещения странников Русской дороги – на линии молнии.
Способ существования в мире русского Слова.
Главное, - чтобы не распяли зрители Озарение мастера в площадном – еврейском измерении!

Режиссёр поясняет, когда его спрашивают.
Есть Река – поток времени.
И если сумел путник пронести свой крест от истока до устья, - могут уста Реки сказать всего одно слово.
Хорошо.

Значит, прошёл путник сквозь разделяющую Стену – плакучую.
Прошёл сквозь время иудейское – в озарение Бога.
И это – здорово.

9.

Но никто не заглянет за кулисы театральной сцены, - где отдыхает на диванчике человек, - добровольно принявший карму молчания.
Ибо неоспоримо Пришествие Бога, - существующего в зримом мире, - без присутствия в нём.

10.

Нет сомнениям места.
Вдохновение режиссёра – дорога Ускорения.
Его речевые картины – исполнимы красноречивым молчанием Бога.

А всё равно: завораживают слух режиссёра обрывки случайных фраз, оброненные ветрами-странниками.
Пересиливая грохот волн, - вслушивается постановщик каждодневных событий в нескончаемый рокот площадной молвы.
Ему любопытны мимолётные состояния времени, - ещё не превратившиеся под влиянием актуальных событий, - в осенние лужи.

Да, привлекают внимание режиссёра незамысловатые городские сценки: интригуют внезапные впечатления, - из которых конструирует художник пространство рифмованных текстов.

Может, как-то иначе представлялись режиссёру прогулки с прохожими.
Но потом, за работой, он, пожалуй, и вспомнит о закономерности случайных встреч с архангелами, - избравшими сцену Русского театра для обкатки неких концептуальных идей.

Только сейчас ему интереснее наблюдать, - как сходит горизонт-постовой в гущу людскую, - как возвращаются работники ноосферы к земным полям – хлебным колосьям.
Бог им в помощь.

Вволю надышавшись городским воздухом, - отвесил режиссёр поклон Белому Облаку – растворился душой в морских главах русской Веды.
И назначенные люди, - очеловечили дорогу русских последствий, - посильными мыслями.

И планета всех планет – Сущее бесконечности – пропитала солнечными вибрациями единое человеческое Сознание.
И расширил Господь пространство мышления людей переходного времени.
И режиссёра благословил на подвиг.

Вообрази поле человеческого сознания морем – обычный танец.
Говорит Верховник постановщику каждодневных событий.

Приливы и отливы морского сознания – волны, бьющиеся о берег жизни.
Потому что в этом мире знание разлито волнами.
Океан космический усиливает приливы-отливы.
«Видимо – невидимо» – одновременность процесса.

Слушает режиссёр голос космосознания.
Вместе с Иисусом русского Слова, - балансирует на линии молнии – постигает азы словотворчества Бога.

Просто услышал постановщик неоднозначных событий одним ранним утром русскую речь, - умытую сентябрьским жёлтым.
Сердцем открылся, - движению Великого Танца.

И птицы сердечности разожгли в душах человеческих костры духовности.
И собрали полюса земные крохи со стола Сущего.

И иконный лик Богоматери, - встречающей посетителей Русского театра на вдохе, -  расцвёл улыбкой.
И посох, указующий перемену великих эпох – переродился.
И сошёл на театральную сцену Луч светлый – огненный Меч.

И увидели все, - и режиссёр увидел, - преображение Меча в двадцать первый Век.
И поняли люди, и художник понял.
Дух Святой не абстрактен.
Что действенная сила Бога – это Воля Неизмеримого. 

И подтвердили ангелы.
Что наверху – то и внизу.

Однако, что принадлежит верху – не принадлежит низу.
Заметил огненный Меч – разделяющий.

11.

Ибо пришло время осознания.
И произнёс художник молитву покаянную вслух, - да сам себя и простил.
И за то простил, - что нарушил священную девственность Шамбалы.

Ибо взошёл Храм русской словесности по ступеням крыльца Театра концептуального выбора, - на линию горизонта.
И благословил Всевышний веру православную, - на долгое плавание в океане русского понимания.
И отправился в путь Храм-странник – новорождённый старец с посохом.

И противоречия двадцатого Века, - завязанные в тугой узел понятий – остались в прошлом.

Конечно, спору нет: каждому определён свой путь на вершину Разума, - но всем – един.
Ибо непостижима глубина самых элементарных понятий.
Гласит правило.

Осушив чашу многомерного сознания, - готов художник обрубить ноги прежней памяти-карме, - чтобы дальше идти налегке.
Не исключено, что и зрители, - споткнувшись о какой-нибудь сценический камень, - вспомнят о важном, - и очистятся от ненужного хлама.

Только никого не хочет учить режиссёр.
Выдёргивать людей из удобного самообмана – не его задача.
Он хочет про себя узнать.

И не стал двадцать первый Век заламывать пальцы веером.
Доверился путник дороге земной, - сознающей свою протяженность.
И Храм-странник доверился пониманию вечности.

Доверятся ли зрители, - иллюзии пространственного движения Этого?
Вот в чём вопрос.

Однако тут, - как в выборе жены.
А сомневающиеся пусть идут в баню – пусть к их задницам пристают сухие листья.

1999 год.