Семь

Над лесом тихо заходило алое июньское солнце, утопая в золото-розовых облаках. Все поместье графа Якубова было оживлено — готовились встречать его старого друга, который решил внезапно навестить их. Граф Илья Михайлович еще с вечера приказал, чтоб ему приготовили его лучший костюм к приезду его некогда лучшего друга Виктора Сергеевича Иблисова, который пятнадцать лет назад отправился путешествовать в Европу, а затем навсегда поселился в Петербурге, оборвав все связи со своими старыми знакомыми. Но несколько дней назад Илья Михайлович получил письмо от Иблисова, который сообщал ему о своем намерении приехать погостить к нему, и теперь который день готовился к приему.

Илья Михайлович был рад приезду своего старого друга. Те пятнадцать лет, что Виктор Сергеевич не то что не навещал его, но даже и не писал, графу Якубову удалось с легкостью забыть, как и обиду на своего друга за то, что когда тринадцать лет назад они случайно встретились на площади в Москве, Иблисов сделал вид, что не заметил Якубова, и поспешил скрыться от него в толпе. И теперь, бегая по дому и раздавая указания, он с нетерпением ждал того момента, когда у ворот усадьбы раздастся звонкий цокот копыт и на пороге его дома появится граф Иблисов.

Граф Виктор Сергеевич Иблисов был очень знаменит не только в Петербурге и Москве, но и провинциальных городках. Многие знали его как хорошего военного, многие — как завсегдатая самых известных питерских клубов, многие — как просто красивого мужчину. Но абсолютно каждый знал Иблисова как прекрасного стрелка, который с легкостью управлялся с любым видом огнестрельного оружия и всегда попадал в цель. Когда же по городам разнесся слух о том, что ему в этом помогают какие-то темные силы, что сам Антихрист помогает графу нажать на курок, нацеливая его руку, то он совсем не удивился, каждый раз слыша все новые и новые слухи о своих подвигах.

Виктор Сергеевич обещал в своем письме приехать к шести часам вечера. Но дежуривший весь день у ворот граф Илья Михайлович так и не дождался его ни к шести, ни к семи, ни даже к восьми часам. Когда же пошел девятый час, он лишь вздохнул и, махнув рукой в пустоту, ушел в дом. Только он собирался отдать приказ, чтобы накрыли стол и принесли ему ужин, при этом мысленно сетуя на Иблисова, со двора раздалось громкое ржание лошади. Якубов, вмиг забывший обо всем, кинулся к дверям.

На пороге он столкнулся с Иблисовым, который только слез с кабриолета, которым правил его слуга. Довольно заулыбавшись, Илья Михайлович дружески обнялся с ним, несколько раз царапнул другу щеки своими колючими усами и заговорил:

— Здравствуй, здравствуй, голубчик! Уж не думал, что свидимся снова… Какими судьбами в наших краях? Говорят, что ты в Петербурге который год живешь…

— Здравствуй, — Иблисов чуть улыбнулся одними уголками губ. — Да, мы и вправду долго не виделись с тобой… Ты и представить себе не можешь, как много я хочу тебе рассказать… Только давай пройдем в дом?

— Конечно-конечно! — всплеснул руками граф Якубов. — Проходи! А за своего слугу не беспокойся. Экипаж примут, его самого проведут куда надо!..

Пройдя с другом в большую залу, он усадил его на диван и начал расспрашивать о том, что же произошло с Виктором Сергеевичем за последние пятнадцать лет, что они не виделись. Как отметил про себя Илья Михайлович, граф Иблисов совсем не изменился за эти годы — лицо его осталось таким же свежим, он так же гладко выбривал свое лицо, аккуратно зачесывал темные волосы. Но что больше удивило графа, так это то, что старость будто обходила стороной Иблисова — на его лице еще не появилось ни одной морщинки, на голове не видно было ни единого седого волоска. Казалось, будто Иблисова он не видел не пятнадцать лет, а всего пару дней.

Граф Виктор Сергеевич и вправду остался таким же красивым мужчиной, каким и был пятнадцать лет назад. Высокий, статный, с барской осанкой, он всегда привлекал внимание дамочек высшего света. Его темно-зеленые, изумрудного цвета глаза множество раз притягивали к себе не только молоденьких девушек, но и замужних дам. И за прошедшие пятнадцать лет Иблисову удалось сохранить свою редкую красоту, продолжавшую кружить головы женщинам.

Из рассказа Виктора Сергеевича граф Якубов понял, что тот не тратил свою жизнь впустую, в отличие от него. Сначала граф Иблисов почти два года провел за границей, путешествуя по разным странам. Потом он вернулся в Россию и уехал жить в Петербург, где занимал весьма высокую должность и даже был какое-то время приближен к императорскому двору. Потом он как-то отошел от дел, стал проводить все свое время в небольшом своем поместье под Петербургом, коротая дни в библиотеке. За эти пятнадцать лет он нажил огромное состояние, и решил отправиться на Кавказ, так как север страны ему уже надоел. По дороге он захотел навестить своего старого друга, поэтому на несколько дней остановился у Якубова.

— Ну, а как насчет жены, друг? — спросил Якубов, выслушав Виктора Сергеевича.

— Это серьезное дело, и я не хочу торопиться…

— Тебе больше сорока — поторопиться стоило бы. Неужели за все это время в Петербурге не нашлось ни одной барышни, которая могла бы понравиться тебе?

— Питерские девушки очень хороши, но большая часть из них умом, который, как ты знаешь, я весьма ценю, не блещет. — Иблисов несколько грустно усмехнулся.

— Так неужели в Петербурге ни одна дамочка с головой на плечах и при красоте не смогла хоть как-то завлечь тебя?

— Ну почему же… — Иблисов отвел взгляд в сторону.

— Ах ты старый чертяка! — рассмеялся граф Якубов. Иблисов же, услышав последнее слово, как-то странно блеснул глазами.

В этот же момент двери залы распахнулись, и на пороге показался взъерошенный молодой человек в расстегнутом темном бархатном халате, под которым белела примятая рубашка. Он хотел с порога о чем-то спросить у опешившего Ильи Михайловича, но, увидев неожиданного гостя, и сам несколько растерялся.

— А это, я так понимаю, молодой виконт Якубов? — улыбнулся Иблисов, взглянув на своего друга.

— У, сорванец! — погрозил кулаком сыну Илья Михайлович. — Чего пожаловал?

— Я не знал, что у нас гость, — пробурчал виконт, запахивая халат. На щеках виконта заиграл румянец. — Я хотел спросить… хотел спросить…

— Так, поди прочь, — Якубов махнул ему рукой в сторону двери. — И позови кого-нибудь из слуг, пусть вина принесут.

— Постой, — остановил друга Виктор Сергеевич. — Зачем же ты так строго с ним? — и, повернувшись к молодому человеку лицом, спросил: — Может, молодой виконт хочет побыть с нами? Я вижу, он уже совсем взрослый мужчина, так что… почему бы ему не посидеть с нами? Мне было интересно послушать его рассказ о себе.

Но молодой человек лишь смерил презрительным взглядом друга своего отца, резко развернулся на каблуках и, с грохотом захлопнув за собой двери, ушел из залы. Тихого смеха Иблисова он уже не услышал.

— Ты уж прости Петра, — вздохнул граф Якубов. — Он у меня такой… непослушный.

— И сколько ему уже лет? Я помню его совсем малюткой.

— Он родился перед самым твоим отъездом. Осенью семнадцатый год пойдет. А ума все нет. Все ему шутки да веселье…

— Не ругай его, остепенится еще. Жену ему уже подыскал? — Виктор Сергеевич лукаво улыбнулся.

— Как сказать… Он сам ее себе нашел, — граф Илья Михайлович тяжело вздохнул и картинно закатил глаза.

— Но ты против их женитьбы?

— Да. Она, скажем так, не совсем ему подходит. А я хотел бы найти достойную жену своему единственному сыну.

— А как насчет дочерей?

— Уже давно замужем. Лиза, старшая, уехала с мужем в Париж пару лет назад, а Настенька каждые праздники приезжает к нам со своей семьей.

— А Лиза?

— Что — Лиза?

— Навещает тебя?

— Н-нет, — Якубов как-то странно мотнул головой, заметно тушуясь. — Занята, говорит… Дел очень много, времени все нет… Но я ее не виню. Дела, я понимаю, дела… Да и ты, может, знаешь — она плохо переносит эту долгую дорогу, так что…

Иблисов, слушая Якубова, как-то странно улыбнулся его словам. Он знал, почему Лиза не навещает отца. Она ничем не занята и дорогу она нормально переносит… просто Лиза ленива.

Якубов только собирался сказать еще что-то своему другу, как дверь снова приоткрылась. Только теперь в дверном проеме показалась хрупкая девушка в милом голубом платьице и белом переднике. Случайно встретившись взглядом с Иблисовым, она смущенно потупила взгляд и тихо спросила:

— Илья Михайлович, вы звали?

— Да, Надя, принеси нам вина.

Девушка, стараясь не смотреть на хозяина и сидящего рядом с ним мужчину, кивнула и поспешила скрыться за дверью.

— Кто это был? — спросил Иблисов, все еще смотря на покрашенную белой краской половинку двери, возле которой он только что видел девушку.

— Служанка, Надей звать. Работает у меня уже черт знает сколько лет, получает вполне приличное жалованье. А что?

— Для обычной крестьянской девушки она слишком красива.

— Так она и не живет с остальными крестьянами. Моя жена, которая к ней очень добра, уже давно переселила ее в восточное крыло нашего дома, выделив ей небольшую комнатку. Но, тем не менее, она вольна в любой момент уйти к своей матушке.

— Кто ее отец?

— Был моим конюхом, но умер несколько лет назад.

Иблисов поднялся с дивана и, заложив руки за спину, подошел к распахнутому окну. Занавески, которые чуть колыхал легкий ветерок, сразу же потянулись своими невесомыми руками к нему, облизывая носки его туфель.

Через пару минут, когда мужчины говорили дуэлях, в зале появилась Надя с подносом в руках. Налив графу и Виктору Сергеевичу вина, она спросила, не нужно ли им еще чего-нибудь, удостоверилась, что ничего, и поспешила удалиться. Все это время Иблисов наблюдал за ней в отражение в стекле.

— И много же раз ты нарушал закон в молодости? — смешливо поинтересовался Илья Михайлович у Иблисова, когда Надя подходила к двери.

— О, огромное количество раз, друг мой, — ответил ему мужчина. Он услышал, как тихо и судорожно вздохнула девушка, услышав его слова; в отражении увидел, как она остановилась, схватившись за дверную ручку.

Иблисов обернулся, поглядел пару секунд на побледневшую Надю и, сделав пару шагов ей навстречу, спросил:

— С тобой все в порядке?

Девушка испуганно посмотрела на него. Встретившись взглядом с взором темно-зеленых, изумрудных глаз, она неуверенно кивнула и, залившись краской, метнулась за дверь. Иблисов же пару секунд смотрел ей вслед, слыша, как по коридору раздаются тихие звуки ее быстрых шагов, а затем вернулся к окну, снова сложив руки за спиной. На вопросы Якубова о состоявшихся много лет назад дуэлях он больше не отвечал.

— Я вижу, ты заскучал, мой друг, — произнес граф Якубов, отхлебнув вина. — И мне это очень не нравится. Я предлагаю вспомнить нашу молодость.

— И что же ты предлагаешь? — Виктор Сергеевич повернулся к нему лицом. — Может, пойдем играть с крестьянскими девушками в горелки?

— Ну, придумал, старый черт! — захохотал Илья Михайлович. — Мы с тобой уже на это негодны, друг. Я хотел позвать цыган, выпить, как в старые-добрые…

— Цыган, говоришь, — задумчиво произнес Иблисов, покручивая рубиновый перстень на указательном пальце. — А это неплохая идея. Цыган, так цыган! Приказывай!

Лицо Ильи Михайловича озарила счастливая улыбка. Он, раскрыв двери, закричал куда-то вглубь дома, приказывая Наде подавать как можно скорее. Затем, пройдя к Виктору Сергеевичу, предложил ему пройти в столовую.

Вечер у Ильи Михайловича удался на славу. Возле окон стояли цыгане, тянувшие одну из своих грустных песен. На столе стояли бутылки всевозможных цветов и размеров. Соленые и маринованные закуски стояли здесь же с графином водки. Около же вина и бутылок с шампанским стояло блюдо с осетриной.

Граф Якубов был весел и пьян. Иблисов, который пил наравне со своим другом, все еще оставался трезв. К ним присоединился и Петр, которому Виктор Сергеевич постоянно подливал еще вина и шампанского. Виктора Сергеевича не впечатляли цыгане, его не пьянило вино, а девушка Надя так больше и не появилась за весь вечер, поэтому он решил развлечь себя тем, что постоянно злил молодого виконта. Почему-то ему показалась забавной мысль вызвать сына своего друга на дуэль, как когда-то давно, еще в молодости, он делал это.

— Твой батюшка сказал, что ты подыскал себе невесту, — улыбаясь, произнес Иблисов, мельком взглянув на мальчишку. — Она из знатного рода?

— Не совсем, — Петр отвернулся и стал смотреть на свой полупустой бокал с вином. — Я не хочу говорить с вами на эту тему.

— Ее родители разорились, и вы решили по своей доброте взять в жены бедную девушку? — Виктор Сергеевич все подливал масла в огонь, будто и вовсе не расслышав последних слов Петра.

— Это не ваше дело, Виктор Сергеевич.

— Ну почему же? — граф, изящно приподняв бровь, посмотрел на него. — Мне бы очень хотелось узнать про твою невесту, друг мой.

— Я вам не друг.

Выпивая бокал за бокалом, граф Якубов не замечал, что между его сыном и его другом вот-вот вспыхнет ссора. Когда же Иблисов уже готов был перейти на более личное, сокровенное, чтобы уж точно разозлить Петра, тот вскочил со своего места, отставил бокал и, метнув на Иблисова испепеляющий взгляд, прошипел:

— Вы ужасный человек, граф. Вы не понравились мне с первого взгляда. Надеюсь, вы не задержитесь у нас надолго. — И ушел, громко хлопнув дверьми.

С уходом сына Якубова все, что находилось в зале, пришло в еще более оживленное движение. Цыгане запели что-то более веселое и громкое, вино полилось рекой, возле стола показался притащенный цыганами ревущий медведь. Граф Илья Михайлович, не заметивший ухода своего сына, веселился вовсю и, забыв обо всех правилах приличия, полез с поцелуями к молодой цыганке. Виктор Сергеевич, потерявший своего шута и заскучавший снова, встал из-за стола и никем не замеченный ушел куда-то.

***

Сегодня была такая ночь, которую в своих произведениях любили воспевать писатели и поэты. Над тихим озером зависла серебряная луна, освещая своим мягким светом все поместье графа Якубова. В траве приглушенно стрекотали сверчки. У самой воды из-за кустов гортензии виднелась белая каменная беседка, в которой стояла девушка и, обхватив свои плечи руками, смотрела на темную, с серебристыми проблесками воду.

Она, погруженная в свои мысли, не услышала, как позади нее скрипнула деревянная половица беседки. Лишь спустя пару секунд она испуганно отшатнулась, когда сзади, совсем рядом с ней раздался тихий голос:

— Что ты здесь делаешь?

Девушка настолько неловко развернулась, что чуть не перевалилась за перила беседки и точно должна была свалиться в воду, если бы ее вовремя не удержал, схватив за руки, подкравшийся к ней человек. Увидев в свете луны того, кто так удачно подхватил ее, она тихо вскрикнула и, отдернув руки, сделала шаг назад.

— Спасибо, — пролепетала она, пряча взгляд.

— Ты испугалась меня, — граф Иблисов сложил руки за спиной. — Почему? Неужели я так страшен?

— Нет-нет, — Надя отрицательно помотала головой. — Извините… Мне лучше уйти.

— Постой, — он схватил ее за руку, — не уходи так быстро.

— Пустите, пожалуйста, — бледнея, попросила она, все еще стараясь не смотреть в лицо графа. — Мне и вправду лучше уйти.

— Не отпущу, — Иблисов мягко улыбнулся. — Почему ты бежишь от меня? Ты знаешь, кто я такой?

Надя мельком взглянула на него, вздрогнула и тихо, почти шепотом произнесла:

— Знаю. И поэтому мне не стоит разговаривать с вами… здесь. Меня потом накажет хозяин… Пустите…

— Хозяин? Это Илья Михайлович что ли?

Надя хотела кивнуть, но потом, будто вспомнив о чем-то, лишь как-то неопределенно мотнула головой и тихо всхлипнула.

— Да ты вся дрожишь, — произнес Виктор Сергеевич. — Тебе холодно или ты напугана?

Надя снова не ответила на его вопрос, лишь попросила отпустить ее.

— Да что же с тобой происходит? — скорее себе, а не Наде задал вопрос Иблисов. — Я так понимаю, ты мне ни о чем не расскажешь? — И, получив уверенный кивок в ответ, спросил, переменив тему: — А что ты делала здесь, у озера, посреди ночи?

— Мне нельзя здесь быть, так что… пустите меня, прошу вас.

— Не бойся, я графу ничего не скажу. Этот маленький разговор останется между нами.

Надя, услышав его слова, замерла, подняла голову и посмотрела в глаза Виктору Сергеевичу, ища в них подсказки о том, что сейчас Иблисов сыграл с ней какую-то глупую шутку. Она не верила в подлинность его слов.

— Не скажете? — шепотом спросила она, не привыкшая к такому обращению к ней со стороны господ.

— Не скажу, — пообещал он. — Так что же ты делала здесь?

— Мне нужно было подышать свежим воздухом. Да и к тому же, — она обвела взглядом окружавшие их деревья, озеро, небо. Ее глаза сразу же заблестели восхищенным блеском. — Здесь же так красиво, особенно ночью…

— Действительно, красиво, — задумчиво произнес граф Иблисов, глядя на девушку. — А почему же тебе не стоит бывать здесь? Ведь ты выходишь всего лишь посмотреть на озеро. Не вижу в этом ничего плохого.

— Хозяин считает, что мне не стоит выходить из дому ночью, ведь моя помощь может понадобиться в любой момент. Я стараюсь не нарушать их воли, иначе накажут меня. Но… сейчас… я думала, что они будет заняты с вами и не вспомнят обо мне…

— Якубов тебя накажет? — брови Иблисов удивленно поползли вверх. — Никогда бы не подумал, что он может быть так строг со своими слугами.

— Это не… — Надя не договорила, вовремя закрыв рот. Видимо, она поняла, что сболтнула лишнего. — Не важно. Пустите, я пойду в дом.

— А если я не пущу тебя? — Виктор Сергеевич лукаво улыбнулся.

— Не дай бог нас увидят вместе, — прошептала Надя. — Мне тогда несдобровать…

— Почему же? Неужели слугам нельзя видеться с друзьями их господ?

— Мне — нет.

— Отчего же? — Иблисов склонил голову набок, разглядывая личико Нади, которое обрамляли ее темно-русые, чуть вьющиеся волосы. — Как же ты тогда будешь исполнять их прихоти?

Надя посмотрела на него, поджав губы, покачала головой, тяжело вздохнула и шепотом попросила:

— Отпустите меня, пожалуйста. Я и так наговорила слишком много из того, чего я вам вообще говорить не должна была.

Иблисов внимательно посмотрел на Надю. Маленькая, хрупкая, она еле доходила ему до плеч; он даже боялся чуть сильнее сжать ей руку — иначе мог сломать. Ее вроде и по-крестьянски простое, но при этом милое личико с большими карими глазами, миниатюрным носиком и кукольными пухлыми губками чем-то понравилось ему.

В слабом свете луны еле заметно блеснул на ее шее маленький золотой крестик.

— Что ж, — произнес Виктор Сергеевич, отпуская маленькую холодную ручку, — иди же.

Буркнув быстрое «спасибо», девушка заспешила к дому. Лишь чуть не дойдя до горящих теплым светом окон, она остановилась, обернувшись на пару секунд, поглядела на Иблисова, который остался стоять на том же месте, и скрылась внутри дома.

Виктор Сергеевич остался на прежнем месте. Лишь когда девушка скрылась от его взора, он перевел взгляд с двери, за которой скрылась Надя, на спокойную воду озера, разглядывая луну в серебристых отблесках. Ему показалось несколько странным не только поведение этой девушки, но и ее ответы. Почему ей запрещалось выходить ночью к озеру? И почему ей нельзя видеться с ним? И почему граф Илья Михайлович (а Иблисов никогда бы не подумал, что тот может строго обходиться со своими слугами) мог ее наказать? Всего этого он пока не знал, но собирался в скором времени выяснить. Это подогрело его интерес, и графу Иблисову имение Якубова уже не казалось таким скучным.

Всю оставшуюся ночь он провел перед озером, опираясь на перила и задумчиво глядя в темнеющий горизонт. И лишь только начало рассветать, как все вокруг ожило — цыгане вышли из дому, оглашая всю округу своей громкой песней, заревел уставший медведь. Впереди всей этой пестрой процессии шел, приплясывая, пьяный граф Илья Михайлович, наглым образом обхватив за талию одну из цыганок в цветастой юбке. Поравнявшись с Иблисовым, Якубов сказал ему что-то невнятное и нетвердым шагом пошел к самой воде. Не снимая сюртука, он вошел в воду и поплыл к середине озера. Разбуженный лодочник, быстро погреб на лодке за ним. Цыгане остались на берегу, продолжая петь свои песни.

Виктор Сергеевич наблюдал за своим другом, чуть скрываясь от него за кустами гортензии. Ему всегда было интересно наблюдать за тем, как на людей действует алкоголь. Он наблюдал за ними, как ученый следит за реакцией белых мышей в клетке на тот или иной препарат, введенный им. Иблисову всегда было интересно, ведь сам он никогда не напивался. Алкоголь его не пьянил, как много он бы ни выпивал. Чем больше он в себя вливал, тем становился трезвее. Порой ему хотелось напиться до беспамятства, чтобы потом, проснувшись спустя двое суток, ничего не помнить о прошедшей ночи, но алкоголь на него не действовал, поэтому графу оставалось только одно — наблюдать за своими кутящими друзьями.

В продолжение всей своей жизни Иблисов не пристрастился ни к чему — ни к женщинам, ни к вину, ни к картам, ни к почестям, и со всем тем, в угодность товарищей и друзей, напивался очень часто, не влюблялся в женщин, которые хотели ему нравиться, никогда не проигрывал в карты, даже когда была мода проигрываться. Будучи эгоист в высшей степени, он однако слыл всегда добрым малым, готовым на всякие услуги.

Единственное, что хоть как-то помогало Иблисову — это дуэли. Во время каждой из них он получал такой прилив адреналина, что его ему еще хватало на несколько дней. Только когда он, стоя напротив своего противника, крепко сжимал в ладони пистолет или шпагу, Виктор Сергеевич чувствовал себя в том странном состоянии, в каком бывают все пьяницы, но при этом сохраняя способность трезво мыслить. Лишь мысль о самой дуэли, что с давних пор была запрещена, уже кружила ему голову. Но, к его сожалению, это время давно ушло — последняя дуэль была совершена им на последнем курсе университета. Если когда-то давно, во время университетской учебы, он мог вызывать каждого второго молодого человека, который по каким-либо причинам не нравился ему, смело веря в свою победу, то теперь же и дуэли были запрещены, и молодежь уже не интересовалась ими, ценя свои жизни, — дуэли вышли из моды. И Иблисову приходилось скучать, коротая время в библиотеке за древними фолиантами или живя глупой праздной жизнью.

Глядя скучающим взглядом на то, как лодочник пытается затащить в лодку брыкающегося и кричащего не своим голосом графа, Иблисов зевнул, прикрыв рот кулаком, а затем, развернувшись, ушел в дом. После долгого пути и бессонной ночи, проведенной сначала в компании графа Якубова и его сына, а затем со стеснительной и немного странноватой Надей, Виктор Сергеевич хотел только одного — поспать, и как можно дольше.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, где была расположена отведенная ему комната, Иблисов столкнулся с Надей. Та, лишь краем глаза увидев его в мягкой полутьме коридора, тихо всхлипнула, пряча от него лицо, и прошептала слова извинения.

Длинный коридор освещался лишь одним окном в его конце, света от которого в это время почти не было. Но даже почти в полном отсутствии света Иблисов сумел разглядеть чуть красноватые глаза девушки и ее опухшие губы.

— Ты плакала? — полушепотом спросил он. Граф догадывался, что это правда, и девушка проплакала всю ночь.

— Мне нужно идти, — повторила она заученную фразу. — Меня позвали и ждут.

— Никто тебя не звал, — Виктор Сергеевич схватил ее за запястье, отчего она слабо вскрикнула. — Граф только что полез купаться в озеро, ему сейчас не до тебя.

Но Надя, лишь коротко мотнув головой из стороны в сторону, резким движением выдернула свое запястье из его холодных пальцев и заспешила вниз по лестнице. Иблисов же успел разглядеть на том месте, где только что были его пальцы, небольшое светлое сине-фиолетовое пятнышко, значению которому он тогда не придал. Он покачал головой и продолжил идти в свою комнату.

Мысли о том, что в доме графа творятся странные вещи, не переставали мешать ему ни на секунду. Он часто просыпался ночью, отвлекаясь на свои глупые мысли, за что был зол на самого себя.

***

Яркое солнце смело заглядывало в комнату сквозь распахнутые шторы, освещая своими теплыми лучами все, что находилось в этой комнате. Через открытое окно со двора доносилось веселое чириканье неугомонных воробьев; откуда-то снизу кричал несвязанные между собой по смыслу слова умевший говорить попугай Ильи Михайловича.

Иблисов проснулся не только от этого громкого, как ему казалось, птичьего концерта, не только от солнца, светившего ему в лицо, но и оттого, что отлежал себе руку после сна в не самой удобной позе. Перевернувшись на другой бок и закрывшись одеялом от солнца, он тяжело вздохнул, понимая, что сон уже не вернуть, и позвал своего слугу, что приехал вместе с ним. Но тот так и не ответил.

— Мефодий! — снова позвал его Иблисов, только теперь повышая голос. — Мефодий, черт тебя подери!

Виктор Сергеевич услышал, как тихо приоткрылась дверь, и возле нее остановился его слуга. Он знал, что Мефодий обычно сразу знает, что ему надо сделать, и никогда не стоит, ожидая указаний. Сейчас же Иблисова не столько удивило его поведение, сколько начало раздражать.

— Мефодий, что стоишь? Пойди и закрой шторы.

— Это не Мефодий, — услышал он тихий девичий голосок. — Ваш Мефодий вчера несколько перепил, так что мертвецким сном спит теперь в беседке. Поэтому граф послал меня к вам.

— Ты? — Иблисов приподнялся на локтях и сразу же увидел Надю. — Что ж… Закрой шторы.

Пока Надя невесомыми шагами прошла к окну и стала быстро запахивать шторы, Виктор Сергеевич сел на постели, не отодвигая от себя одеяла. Ладонью протер шею, прошелся пальцами по голой груди и, вздохнув, попросил девушку подать ему халат. Та, только обернувшись на его просьбу, сразу же залилась краской, пытаясь больше не глядеть на Иблисова. Тот понял причину ее смущения — у него была привычка спать, не надевая на себя никакой рубахи, в одних штанах, — но исправиться не пожелал, лишь молча принял от Нади свой алый бархатный халат.

— Который сейчас час? — спросил мужчина, поднявшись с постели и завязывая пояс халата, украшенный на концах кистями.

— Почти два, — тихо ответила Надя, стоя у двери.

— Неужели я так мало спал?

Виктор Сергеевич действительно был удивлен. Он привык после таких «празднеств» со своими друзьями спать, как минимум, до вечера.

— Вы проспали весь вчерашний день. Граф не приказывал вас будить.

— А где он сам?

— Обедают. И звали вас спускаться к нему.

— Я понял, — Иблисов посмотрел на Надю. — Принеси мне воды, а заодно передай графу, что я скоро приду.

Умывшись и переодевшись в свежий костюм, Иблисов спустился в столовую к Якубову, где тот с лицом, на котором ясно читалось страдание, завтракал. Увидев своего друга, граф Илья Михайлович пробормотал что-то невнятное в приветствие Виктору Сергеевичу и начал рассказывать ему о том, как уже второй день недомогает от постоянной головной боли.

— А еще, — продолжал говорить Якубов, — что-то печень разболелась. Надо будет за доктором позвать. Фьерте, помнишь его? Мы все еще с ним в хороших отношениях.

Иблисов прекрасно помнил француза-доктора Филиппа Фьерте, с которым он когда-то очень давно, еще в годы университетской учебы, успел повздорить из-за его гордыни, а затем и вовсе вызвал на дуэль. Это был один из тех немногочисленных случаев, когда Виктор Сергеевич пощадил своего противника — пуля попала Фьерте в ногу. Иблисов очень ценил его как высококлассного врача, но всегда говорил, что его язык и гордыня могут повредить его жизни. Так получилось и в тот раз — Фьерте сказал что-то не то и поплатился за это — с тех пор он хромает на левую ногу.

— Кстати, — вспомнил Якубов, — приехал мой управляющий Семен Игнатьевич Фоменков. Не помню уже зачем я его в город посылал… Надо будет представить вас. Он у меня третий год работает. Хороший человек! Думаю, он тебе понравится.

— Зачем ты послал ко мне Надю? — неожиданно спросил Иблисов, прерывая бесконечный поток речи Якубова. — Почему не растолкали Мефодия?

— А я почем знаю, надо было будить этого твоего Мефодия или не надо было? — Илья Михайлович развел руками. — Мне донесли, что он пьян, так я Надю к тебе и отправил, потому что она самая толковая. Или девчонка тебе не нравится?

— Нет, девчонка и вправду неплоха, — согласился с ним Иблисов. — А где Мефодий?

— Да мне откуда знать? — проворчал Якубов. — Я за твоими слугами не слежу. Спроси на дворе.

Виктор Сергеевич, больше ничего не говоря графу, поднялся из-за стола, так и не притронувшись к завтраку, и ушел в сад, по дороге вспомнив, что Надя ему сказала, что Мефодий в беседке спит. Увидев нескольких женщин, которые несли стирать белье, он разглядел среди них Надю и, подозвав ее к себе, попросив принести ему холодной воды.

Дойдя до беседки, Иблисов остановился, прислонившись плечом к белой каменной колонне, и сложил руки на груди. Его Мефодий, уложив голову на вытянутую руку, на боку спал на скамье. Другая его рука безжизненно свешивалась со скамьи, почти касаясь деревянного пола.

Как только Надя пришла, держа в руках полный холодной воды ушат, Виктор Сергеевич хотел приказать ей вылить его на Мефодия, но видя, что та с другом его держит, лишь вздохнул и, стянув с рук перчатки, произнес:

— Подержи, — протянул ей свои перчатки и забрал у нее ушат.

Не церемонясь, он разом выплеснул всю воду из ушата на Мефодия, который мигом проснулся и, дико оглядываясь по сторонам, пытался понять, кто разбудил его таким необычным способом. Увидев Иблисова, он стянул с головы промокший картуз и молча поднялся со скамьи, виновато повесив голову.

Надо признать, что Мефодий Савельев был своеобразно красивым мужчиной, как и его хозяин. Мефодий очень высок и худ. У него копна нечесаных иссиня-черных волос, довольно-таки большие светло-серые глаза, римский нос и рот, готовый улыбнуться в любой момент, когда этого не видит Иблисов. Мефодий, при хозяине производящий впечатление серьезного и спокойного человека, отличался молчаливостью, сдержанностью, мог угадывать желания хозяина по его взгляду и выражению лица, а когда оставался наедине со слугами, то оказывалось, что на самом деле он очень весел и всегда готов приударить за крестьянками. Единственное, что было странного в Мефодии — его возраст. Никто толком не знал, сколько ему лет, а сам Мефодий лишь отшучивался на эту тему, говоря, что, сколько он служит у Иблисова — столько ему и лет.

— Пьяная сволочь, — безэмоциональным голосом произнес Виктор Сергеевич, брезгливо дернув носом. — Сейчас же пойди и приведи себя в порядок.

Мефодий, поджав губы и скорчив виновато-веселое лицо, поспешил ретироваться, заодно прихватив с собой и пустой ушат.

Виктор Сергеевич, поглядев пару секунд вслед ушедшему через кусты Мефодию, недовольно нахмурил брови и повернулся к Наде. Он заметил, что та успела попривыкнуть к нему — перестала так бояться, находясь рядом с ним, и стала смотреть немного смелее, чем раньше.

Сейчас же он видел, что та хочет спросить у него, но, видимо, стесняется. Взяв у нее свои перчатки, он спросил:

— Ты что-то хочешь спросить?

— Нет-нет, — Надя замотала головой.

— Я же вижу. Спрашивай.

— Вам показалось, — произнесла она. — Я могу идти?

— Можешь, — после недолгого молчания ответил он ей.

Только Иблисов вышел из беседки, как столкнулся с мужчиной. Он был порядочного роста и так худ, что английского покроя фрак висел на плечах его как на вешалке. Рот его, лишенный губ, походил на отверстие, прорезанное перочинным ножичком в картонной маске, щеки его, впалые и смугловатые, местами были испещрены мелкими ямочками, которые были следами разрушительной оспы. Нос его был прямой, одинаковой толщины во всей своей длине, глаза, темно-карие и маленькие, имели дерзкое выражение, лоб узок и высок, волосы седы и острижены под гребенку.

Мужчина, удивленно взглянув на него, тут же нахмурился и быстро спросил голосом, в котором явно сквозило недовольство:

— Вы еще кто, позвольте узнать?

— Граф Иблисов, друг вашего Ильи Михайловича. Приехал позавчера. А вы.?

— Да-да, все так, — мужчина странно закивал головой. — Граф говорил мне о вашем приезде. Я — Семен Игнатьевич Фоменков, управляющий графа. А вы, позвольте узнать, надолго к нам?

— Пока еще не знаю.

Иблисов заметил, как изменился взгляд Фоменкова. Тот, сморщившись и пробурчав что-то невнятное, поспешил удалиться. Виктор Сергеевич лишь проводил его взглядом, усмехаясь. Он сразу понял, что этот человек уж очень алчен.

До вечера Иблисов слонялся по поместью, прячась от назойливого и шумного графа и его управляющего. Ему несколько надоело его общество — графа вечно тянуло выпить, позвать цыган, устроить пышное гулянье. Виктор Сергеевич же, вдоволь устав от всего этого в Петербурге, старался сегодня избегать графа Илью Михайловича. Ему хотелось в приятной прохладе деревьев побыть одному, подумать.

В его голове возникла дурацкая мысль. С одной стороны, она нравилась ему своей веселостью, а также тем, что этим он мог позлить виконта, но, с другой стороны, он понимал, что уже слишком стар для таких проказ. Но душа требовала развлечения, поэтому Иблисов все старательно обдумывал перед исполнением.

Уже когда Виктор Сергеевич вышел к дому графа, сам того не заметив, и собирался вернуться в лес, чтобы еще побродить там в одиночестве, он нечаянно натолкнулся на графа, который сразу же вывалил на него огромное количество информации, известив, что приехал Фьерте. Как понял Иблисов, приезд Фьерте должен был обратиться очередной пьянкой.

— Неужели сам Филипп готов выпить с тобой? — с усмешкой спросил он, когда граф вел его к дому.

— Думаю, что да, — Илья Михайлович пожал плечами.

— Да ты так оскорбишь нашего дорого доктора-гордеца, который считает подвигом — не выпить ни капли вина за всю свою жизнь. Жаль, правда, я это пропущу…

— Неужели ты откажешься?

— Да.

— Что?! — опешил Якубов. — Как же так, друг мой?

— Потому что я пью и нет никакой весёлости, — ответил ему Иблисов. — Чем больше я пью, тем трезвее становлюсь. Другие веселеют от водки, а у меня злоба, противные мысли, бессонница. Отчего это, друг, люди, кроме пьянства и беспутства, не придумают другого какого-нибудь удовольствия? Надоело ведь!

— А ты цыганок позови.

Иблисов лишь вздохнул. Другого ответа от графа Якубова он и не ожидал.

Встретившись с Фьерте, Виктор Сергеевич обменялся с ним сухими любезностями. Как он и ожидал, доктор отказался пить с графом, который, услышав отказ от него, несколько приуныл. Француз же, сославшись на плохую дорогу, ушел в одну из комнат, пообещав осмотреть Якубова завтра утром. Граф Илья Михайлович, которому решительно нечего было делать, пригласил Иблисова ужинать.

— Не помню, говорил тебе или нет, — произнес Якубов за ужином, — но моя жена надолго уехала в Петербург. У нее там кузина какая-то совсем плоха, поэтому…

Иблисов почти и не слушал Илью Михайловича. Он знал, зачем на самом деле поехала в Петербург его жена. Не раз Иблисов видел жену Якубова в компании мужчин с весьма сомнительной репутацией, зато обладающих неплохим наследством. Со многими из них он сам же ее и познакомил. Эта несчастная женщина, обделенная вниманием мужа дома, страдала таким простым грехом как блуд.

— Тебе скучно у меня? — спросил Якубов у друга. — Только, прошу, не скрывай от меня правды. Я же вижу…

— Да, — честно ответил Иблисов. — У тебя кроме бессмысленного питья и гуляний с цыганами и заняться нечем.

— Ну почему же, — обиженно вздохнул Илья Михайлович. — А охота? Ты не прочь завтра поохотиться на птиц?

— А что, — Иблисов чуть улыбнулся, — почему бы и нет. Это уж лучше, чем просто тратить время, наблюдая за тем, как ты вливаешь в себя бутылку вина за бутылкой.

Закончив ужинать и договорившись с Якубовым, что завтра они на заре выйдут на охоту, Виктор Сергеевич направился в свою комнату, решив немного почитать. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он увидел, как за поворотом кто-то, махнув бледно-голубой юбкой, спрятался от него. Лишь заметив подол юбки, он сразу же догадался, кто срывался за стеной.

Пройдя до поворота, он остановился, запустив руки в карманы брюк. Увидевшая его Надя, лишь тихо вздрогнула.

— Почему ты прячешься от меня? — спросил Иблисов. — Ты боишься меня?

Девушка, смущенно опустив взгляд, отрицательно покачала головой.

— Можно мне пройти? — попросила она.

— Прошу, — Виктор Сергеевич отодвинулся в сторону и жестом пригласил Надю пройти. — Я тебя не держу.

Ему казалось несколько странным поведение Нади — утром она смело стояла рядом с ним, а сейчас боялась подойти к нему, сказать лишнего слова. И она явно скрывала будто какую-то тайну — на эту мысль наводила ее боязнь графа. Виктор Сергеевич сразу догадался, что дело в доме Якубовых явно нечисто.

Уже сидя за столом в комнате и читая позаимствованную из библиотеки Ильи Михайловича книгу, Иблисов все думал над тем, что могла бы скрывать за своим милым личиком Надя. Ему никак не удавалось сосредоточиться на пустом тексте какого-то глупого французского романа из-за отвлекающих его мыслей, поэтому Иблисов встал и отошел к окну.

Сквозь густые ветви деревьев он видел берег озера с отражавшейся в его поверхности луной. Но, уже желая отойти от окна, он заметил, что на мраморный парапет балкона уселся черный ворон. Каркнув, тот как-то странно мотнул своей головой и закосил серым глазом, будто указывая графу в сторону озера.

— Пошел к черту, — рыкнул на него Иблисов, прогоняя его движением руки.

Ворон еще раз каркнул, сверкнул глазом и улетел с парапета. Иблисов же, посмотрев в сторону, куда ему будто бы ворон указал кивком, чудом заметил мелькнувшую у озера фигурку. Сразу же догадавшись, кто в такой поздний час ходит у озера, Иблисов развернулся и неспешно направился к выходу.

— И снова ты здесь, — произнес он, входя в беседку. До этого он уже пару минут наблюдал из-за кустов за Надей.

Та, обернувшись, посмотрела на него и отвернулась к воде.

— Зачем вы пришли? — тихо спросила она. — Если нас увидят…

— Я могу сказать, что приказал тебе пойти со мной к озеру, потому что мне захотелось совершить ночью небольшую прогулку.

Надя достаточно долго молчала, пристально глядя на Иблисова. Потом наконец произнесла:

— Вы невероятно добры по отношению ко мне. Почему?

Почему? Иблисов и сам не знал ответа на этот вопрос. Ему нравилась ее покорность, ее немногословность, ее действительный страх. Ему нравилась ее простая красота. Даже в какой-то момент он поймал себя на мысли, что хотел бы владеть этой самой обыкновенной служанкой, как этой грешною землей.

— Можно вопрос? — снова спросила она.

— Спрашивай.

— А вправду говорят… что… Что был не так уж давно на свете такой дуэлянт, который не потерпел ни одного поражения?

— Был, — на лице Иблисова появилась самодовольная улыбка. Но она почти сразу же пропала, только он заметил хитрый прищур Нади.

— А правда, что… что вы и есть тот самый… дуэлянт?

— И кто же тебе такое сказал? — усмехнулся Виктор Сергеевич.

— Да так… птичка напела.

— И что же за птичка? Можешь сказать, если уж не секрет?

Надя, пару секунд задумчиво поглядев на него, отрицательно мотнула головой. Иблисов снова усмехнулся.

— А уж, — заговорил он, — не Ольгой Егоровной эту птичку зовут?

Он сразу заметил, как смутилась Надя. По ее немного испуганному взгляду он понял, что угадал.

— А я так и знал, — Иблисов исказил губы в довольной ухмылке. — Эта старуха вечно всем завидовала и распускала обо всех дурные слухи. Неужели эта старуха еще жива?

— Так значит… она права? — Надя слабо улыбнулась. — Вы — это он и есть?

— Сказки все это, — он лишь усмехнулся, устремив свой взгляд куда-то на воду.

Потом наступила тишина. Они еще долго молчали, глядя на спокойную черную воду. Диск полной луны размыто отражался в ровной поверхности озера.

Наконец Иблисов задал вопрос:

— Ты ведь приходишь сюда не просто так. Тебя ведь не красота природы интересует. — Видя, что Надя хочет возразить, перебил ее: — Я же вижу все по твоим глазам. Люди, очарованные природой, так на нее не смотрят.

— Что? — прошептала девушка, комкая пальцами юбку. — Кто… Кто вам сказал? Ольга Егоровна? Кто?

— Сам догадался, — Иблисов пожал плечами. — Мне ничего не надо говорить — я все заранее знаю об интересующих меня людях.

— Тогда вы, должно быть, знаете, почему я сюда прихожу.

— Смело, — усмехнулся Виктор Сергеевич. — Я бы предпочел услышать это из твоих уст.

— А если я не хочу вам рассказывать этого?

— Тогда я прикажу тебе.

— Что ж, — сдалась Надя и, не отводя взгляда от темной воды, обхватила свои плечики руками и тихо начала рассказывать, — это было давно. Я еще маленькая была, поэтому уже плохо помню, что тогда произошло… Помню, граф тогда снова напился водки и полез в озеро на лодке. А меня он с собой усадил в лодку. Я-то маленькая была, не знала еще, чем это может обернуться. Думала, весело будет… Граф меня случайно задел, столкнул в воду, а я плавать не умела… Думала, что потону, да нет, меня кто-то вытащил. Не помню, правда, кто это был. Местные говорят, что это был какой-то графский друг. С тех пор боюсь воды и этого озера до ужаса, но не могу не приходить и не смотреть на него.

Виктор Сергеевич, дослушав ее до конца, не изменился в лице, хотя и знал эту историю. Знал, так как был ее свидетелем.

— И поэтому каждый вечер ты приходишь сюда? — спросил он, поглядев на девушку.

— Да, иначе уснуть не могу. Это успокаивает.

— Тогда почему же прошлой ночью ты испугалась, увидев здесь меня?

— Вы подошли неожиданно, да и я не хотела бы, чтобы кто-то еще знал, зачем я сюда прихожу. Я стараюсь никому не рассказывать об этом.

— Ты говорила, что тебе нельзя здесь быть, что тебя хозяин накажет. Это как ты объяснишь?

— Можно я не буду отвечать на этот вопрос? — почти шепотом попросила она, взглянув на Иблисова. — Поймите, в этом доме есть те тайны, о которых вам знать не стоит.

— Да? — Виктор Сергеевич чуть удивленно взглянул на девушку. — Ты же понимаешь, что я рано или поздно узнаю их? Я же вижу, что происходит…

— Много видели, да мало знаете, вот и держите под замочком, — неожиданно дерзко ответила ему Надя и направилась к дому.

Иблисов, поглядев ей вслед, усмехнулся и, вздохнув, повернулся к воде. Что-то, что он не мог понять, привлекало его в этой девушке. Почему-то простая девчонка в милом голубеньком платьице сумела привлечь его внимание и теперь никак не хотела отпускать.

Виктор Сергеевич не стал задерживаться у воды и последовал за девушкой в дом. Поднявшись к себе, он остановился у зеркала, задумчиво глядя на свое отражение. Он бы еще долго смог так простоять, если бы его не отвлекло от мыслей громкое и назойливое карканье ворона.

— Опять ты, — вздохнул мужчина, увидев на парапете ворона, который продолжал истошно каркать. — Прекрати, на нервы действует.

Ворон тут же стих, а через пару секунд в комнату с балкона заглянул Мефодий. Иблисов к тому времени уже сидел в кресле.

— Чего тебе? — спросил он, делая ему знак, которым он разрешал слуге говорить.

— Красива она, — Мефодий как-то странно улыбнулся, — Надя эта.

— Ты же знаешь, что не красота мне нужна, что за ней есть нечто большее…

— Далась только она вам…

— Забыл? — Иблисов чуть повысил голос. — Забыл, зачем мы сюда приехали? Я даровал ей жизнь пятнадцать лет назад и я хочу получить свое вознаграждение.

— И стоила эта девчонка того, чтобы из озера ее вытаскивать… Так возьмите ее силой. Чего мы тут ждать будем?

— Нельзя ее силой. Под защитой она… Сам ведь видел — крестик на шее болтается. Он мне ее так просто не отдаст.

— Ну так обманом действуйте. Очаруйте, влюбите в себя — и она сама пойдет за вами.

— Ты меня слушаешь? — Иблисов устало вздохнул. — Крестик на ней! Не властен я над ней…

— Так сорвать его — и дело с концом.

— Как же ты глуп… Мефодий, признайся, что тебе просто надоело здесь.

Мефодий угрюмо промолчал, пряча лицо в складках штор.

— Что, — Иблисов лукаво улыбнулся, зная, что как всегда догадался о правде, — местные крестьянки не такие хорошие любовницы, как городские барышни? — и тихо засмеялся. — Нет, Мефодий, я не хочу силой брать ее. Ведь ты сам знаешь, что она тем ценнее будет, если сама пойдет за мной… К тому же, в этом доме мало того, что собраны все семеро, так еще и от меня пытаются изо всех сил скрыть одну тайну, которую я уже почти разгадал, так что мы задержимся. Я хочу развлечься.

— И дался вам этот графский сынок, — Мефодий вздохнул.

Но Иблисов не ответил ему, лишь хитро взглянул на него — Мефодий слишком давно у него на службе, так что уже научился понимать своего хозяина с полуслова, и потому молча удалился.

***

Иблисов, скача на гнедом коне, приближался к дому Якубова. После того, как он поговорил с Мефодием, то заснуть так и не смог — ноги занесли его в конюшню и весь вечер он гонял своего Буцефала по территории поместья графа. Когда небо начало светлеть и первые лучи солнца стали несмело ощупывать просыпающуюся землю, то он повернул к дому.

Недавно проснувшийся и потому зевающий граф Илья Михайлович уже стоял возле ступеней и ждал, когда ему подведут коня. Молодой Петр стоял подле своего отца и хмуро глядел на подъезжающего к ним Иблисова; он явно был не рад его присутствию. Рядом с ними стоял Фоменков.

— А, вижу, ты уже проснулся, друг мой, — произнес Якубов, увидев своего друга. — Утренние прогулки — это весьма полезно для здоровья! Кстати, о здоровье… А где же доктор Фьерте?

— Не помню, чтоб ты его приглашал, — Виктор Сергеевич пожал плечами.

В этот момент из дома вышла Надя в темно-красном сарафане и, держа что-то в руках, быстро засеменила к Петру. Иблисов проводил ее любопытным взглядом.

Остановившись рядом с Петром, Надя протянула ему перчатки, но виконт выронил одну из них. Белая перчатка упала в дорожную пыль, сразу же испачкавшись.

— Пошла прочь, — прорычал Петр, метнув на Надю, которую он посчитал виноватой в произошедшем, испепеляющий взгляд, — безрукая дура.

Иблисов видел, как судорожно вздохнула девушка, подбирая упавшую перчатку и получая за то удар плетью в бок. Одна мысль закралась ему в голову, и он решил проверить кое-что, подозвав к себе Надю.

— Будешь рядом со мной, — распорядился он, — в течение всей охоты.

— Своих слуг надо иметь, — произнес Петр так, чтобы этого не слышал его отец, и, ударив лошадь плетью, поскакал вперед. Иблисов же, взмахом руки приказав Наде оставаться на месте, заинтересованным взглядом проводил виконта.

Охота была неудачной. Графу Якубову удалось подстрелить трех уток и селезня, Фоменкову — двух селезней, Иблисову — лишь одну утку, сын графа же особого участия не принимал и вообще, как всем казалось, скучал. Иблисов, который прекрасно владел любым огнестрельным оружием, не тратил зря сил на простых уток — у него была совершенно другая цель.

Когда же граф ускакал куда-то вперед, подстрелив очередного селезня, находящийся недалеко от графского дома Иблисов отъехал в кусты, откуда ему было удобнее наблюдать. Перед собой, сквозь ветви пушистого куста, он видел спину молодого виконта. Подняв ружье и прицелившись, Виктор Сергеевич решил зря времени не терять. Он не собирался убивать сына своего друга — так, лишь позабавиться. Он любил смотреть на страдания других людей не только физические, но и душевные.

На пару мгновений мужчина замер, чуть опустив дуло ружья. Он подумал о том, что скажет Якубов, узнай, что это он подстрелил его сына. Но подумав, что если такое случится, то он сможет сказать, что Петр внезапно выехал перед ним, когда он собирался выстрелить, поэтому пуля попала в него, Иблисов снова прицелился.

Отсюда ему было видно, что Петр на пару секунд вскинул ружье, будто желая подстрелить что-то впереди себя, но потом опустил, потеряв цель. Иблисов усмехнулся про себя: добыча думает, что она охотник.

Сзади послышалось тихое шуршание ветвей куста. Иблисов обернулся. Увидев замершую Надю, он опустил ружье.

— Ну вот, спугнула добычу, — усмехнулся он. Петр тем временем ускакал к отцу.

— Виктор Сергеевич, вы… — зашептала она, но почти сразу же остановилась, испуганно прикрыв рот ладошкой. — Добычу?..

— Что? — спросил он, подъехав к Наде поближе. — Расскажешь графу?

Он видел, как она побледнела, боясь поднять на него взгляд. Тихо рассмеявшись, он перехватил левой рукой ружье, а правой, чуть склонившись, мягко ухватил Надю за подбородок.

— Не бойся, я лишь хотел немного развлечь себя, — сказал он, смотря на девушку. — Ничего страшного не случилось бы.

— Правда? — она посмотрела на него из-под ресниц. Иблисов заметил, что в глазах ее еле заметно блестели слезы.

— Да. А что ты здесь делала? Следишь за мной? — Он усмехнулся и отпустил ее.

— Нет, что вы! — она отрицательно мотнула головой. — Меня послали к вам.

— Я думал, что ты осталась в доме. Насколько я помню, с нами отправились только мой Мефодий и еще кто-то из ваших слуг.

— Доктор Фьерте проснулся и просил позвать вас к нему.

— Что ж… Фьерте, говоришь? — вздохнул Иблисов и, подав руку девушке, произнес: — Садись.

— Что?.. — растерянно произнесла Надя, не понимая, что от нее хочет Виктор Сергеевич.

— Садись, я сказал! — прикрикнул он на нее и, схватив за руку, рывком помог ей усесться на лошади перед ним. — Поедем отсюда. И держись покрепче — мой Буцефал своенравен.

Иблисов повесив ружье на плечо, обхватил ее одной рукой и прижал к себе, чувствуя, как Надя пальцами впилась в его руку, боясь упасть с лошади, и вся будто бы прижалась к его руке. Он усмехнулся про себя, представив лицо виконта, если бы тот увидел их. Теперь Иблисов понял, что же все-таки происходит в доме Якубовых.

Они медленно поскакали к дому графа Якубова. Граф уже ждал его там. Позади него стоял Мефодий, держащий оружие, и корчил рожи служанкам, смеша их. Заметив Иблисова, успокоился и принял свое привычно лениво-спокойное выражение лица. Петра нигде не было видно.

— Я думал, что мы охотимся на уток, — рассмеялся Илья Михайлович, когда Иблисов подъехал ближе.

— Тогда это, друг мой, самая прекрасная утка в твоих владениях, — мужчина слез с лошади и помог спуститься Наде. — Она сама выскочила передо мной. Да и как бы я мог выстрелить в нее?

— А вам разве есть разница в кого стрелять? — подъезжая к ним, угрюмо произнес Петр.

Иблисов с усмешкой взглянул на него. Он все еще стоял позади Нади, держа ее за руку, и видел, какой ненавистью горят глаза сына графа. Ему нравилось злить его. Он всегда получал удовольствие от наблюдения за страданиями других людей.

— С удовольствием еще поговорил бы с вами, — Иблисов медленно обвел взглядом всех и театрально вздохнул, — но, к сожалению, меня ждет доктор Фьерте. Так что я вынужден покинуть вас.

— А ему чего от тебя надо? — спросил Якубов, растеряно провожая взглядом друга.

— Еще не знаю, но хочу узнать как можно скорее, — ответил Иблисов, скрываясь в доме.

— Эх, такую охоту испортил, дур-рак, — вздохнул граф. — Что ж… В дом, все в дом!

Иблисов быстро поднялся на второй этаж, переоделся в свежий костюм и, пройдя в другой конец коридора и постучавшись, оказался в комнате Фьерте. Тот сидел в кресле у стола, вытянув больную ногу вперед. Рядом, упершись в стол, стояла его трость.

— Давно же мы не виделись, — улыбнулся доктор.

— Действительно, — Иблисов тихо усмехнулся.

— Не стойте, — Филипп кивком указал ему на свободный стул рядом с собой, — присаживайтесь.

Виктор Сергеевич присел и еле заметным кивком головы отблагодарил его.

— Могу я поинтересоваться, что же привело вас сюда? — спросил Фьерте.

— Возможно, — ответил Иблисов, — то же, что и вас.

— То есть больная голова и печень графа Якубова?

— Жаль, но вы не угадали. Я здесь проездом — еду на Кавказ, а по пути решил остановиться ненадолго у старого друга.

— Решили здоровье поправить или просто путешествуете? — Фьерте насмешливо вскинул бровь. — Хотя, в вашем случае это явно не здоровье — вы выглядите прекрасно. Прошло столько лет с нашей последней встречи, а вы… почти и не изменились. Удивительно… Как вам это удалось?

— Что? — будто бы не понимая, о чем говорит Фьерте, спросил Иблисов.

— Сохранить вашу внешность? — Филипп прищурился, разглядывая своего собеседника. — Волосы, лицо, руки… Все осталось почти таким же. Да, видно, возраст… Но вы выглядите… просто прекрасно. Что же? В чем секрет?

— Воздух, — быстро ответил Иблисов, стараясь скрыть улыбку.

— Воздух? — повторил за ним Фьерте.

— Именно он, — Виктор Сергеевич согласно кивнул. — В моем поместье прекрасный воздух. Долгие прогулки по свежему воздуху дали своим плоды, как видите…

— Не верю.

— А вы как-нибудь сами приезжайте и убедитесь.

— Что ж, — Фьерте быстрым движением подхватил свою трость и, опершись на нее, рывком встал. Отойдя к раскрытому окну, спросил: — Так значит, все-таки путешествуете?

— Путешествую, — Иблисов бросил на него взгляд, который не сулил ничего хорошего французу, любопытность которого уже начинала надоедать ему.

— Знаете, — Филипп развернулся лицом к нему, — я ведь тоже путешествовал не так уж давно. Меня по работе отправляли на юго-восток нашей страны. И знаете, я там много видел и слышал, но вот самое интересное… Знаете же, что там для них не Святое Писание главное, а Коран? — заметив кивок Виктора Сергеевича, он продолжил. — Вера там у них другая, но… Но вот боятся они того же — дьявола, который сбивает их с верного пути. Разве что зовут его по-другому… Может, Виктор Сергеевич, вы знаете как?

— Нет, — спокойно ответил он. Он знал, на что тот намекает.

— Я знаю, это наверняка лишь забавное совпадение, но… — Фьерте сделал небольшую паузу и, глядя прямо в глаза собеседнику, наконец произнес: — Иблис.

— Клоните к тому, что я — дьявол? — спросив, Виктор Сергеевич растянул губы в неприятной улыбке.

— Что вы, что вы, — как-то невесело усмехнулся француз, отворачиваясь к окну — он не выдерживал тяжелого взгляда Иблисова. — Я же сказал, что это всего лишь забавное совпадение… Пустяк.

— Я вас прекрасно понял, — Иблисов поднялся со своего места. — Если вы хотели меня оскорбить, то у вас, доктор, это не получилось.

— Ну, ну…

— Филипп, — Виктор Сергеевич, остановившись у двери, внимательно посмотрел на француза, — однажды вы уже поплатились ногой за свои слова. Тогда я вас пощадил, ранив в ногу. В этот раз, обещаю, пощады не ждите, — и, не став дожидаться ответа доктора, вышел из комнаты.

— Постойте, постойте! — закричал ему вслед Фьерте. — Будьте осторожнее, Виктор Сергеевич. Хоть и прошло много лет, но я все также буду следить за вами!

***

Вечером Иблисов хотел отправиться к Якубову, но, когда он проходил мимо библиотеки, его внимание привлекли приглушенные крики и тихие всхлипы, доносившиеся из библиотеки. Граф сначала не придал этому никакого значения и уже ушел в конец коридора, но услышав очередной вскрик, остановился. Библиотека находилась в той части дома, где редко кто бывал, а коридор этот был соединен с двумя другими коридорами, так что кроме него криков никто не слышал.

Вернувшись и остановившись у приоткрытой двери, Виктор Сергеевич заглянул в дверной проем — там молодой виконт кричал на Надю, упавшую перед ним на колени.

Прислонившись плечом к дверному косяку, Иблисов стал молча наблюдать за развернувшейся перед ним картиной. Петр, не замечавший ничего вокруг себя, продолжал за что-то кричать на провинившуюся девушку, тихо плакавшую. Но почему-то ему сразу же не понравился момент, когда Петр отвесил звонкую пощечину Наде, которая упала на пол. Иблисов не видел ничего плохого в том, чтобы бить провинившуюся прислугу, даже сам иногда побивал Мефодия, но именно этот поступок Петра ему очень не понравился — ведь Надю не должен был никто трогать, кроме него самого, — поэтому он решил все-таки вмешаться.

Войдя как ни в чем не бывало в библиотеку и плотно закрыв за собой дверь, Виктор Сергеевич сделал пару шагов вперед, остановился перед замершими молодыми людьми и будто бы с легким недоумением взглянул на них.

— О, я помешал, — произнес Иблисов. — Прошу меня извинить, я просто хотел взять в библиотеке…

— Опять вы! — вскричал Петр, гневно глядя на графа. — Везде, где бы я ни появился, появляетесь и вы…

— Забавная случайность, не правда ли?

— Вы преследуете меня?! — он отпихнул от себя Надю и хотел было подойти к Иблисову, но заметил его взгляд, на мгновение брошенный на девушку, и захохотал. — Я понял, понял! Вам она нужна, да? Так вот что я вам скажу, Виктор Сергеевич: вы не тронете ее. Эта девушка принадлежит мне и никому больше. Мне плевать на все. Она моя и только моя. Слышите вы!..

Иблисов сдержал довольную ухмылку, которая так и рвалась наружу, — наконец-то стало понятно, что здесь происходит.

— Вам нравятся молодые девушки? — Петр безумно улыбнулся. — Ведь так, да? Нравится играть с людскими судьбами, ломая их? Поиграетесь с душой человека и бросите… Вы сущий дьявол…

«Ну хоть в чем-то прав этот парень», — усмехнулся про себя Иблисов.

-…, но ее вы не получите, — Петр схватил Надю за руку и рывком поднял ее на ноги, подтолкнув к графу. — Слышите вы! Она принадлежит мне.

В этот момент Иблисов встретился взглядом с Надей. Ее лицо было заплакано, она судорожно вздыхала и взглядом просила его отступиться от этой идеи и оставить все так, как есть.

— Не знал, — спокойно произнес Виктор Сергеевич, присаживаясь в кресло, — что слуги находятся у вас в личной собственности. Вроде бы крепостное право было отменено…

— Ненавижу вас! — гневно прокричал Петр и, отбросив Надю в сторону, схватил пистолет со стола (виконт, видимо, сразу же после охоты поспешил в библиотеку, забыв отдать оружие слугам) и прицелился в сидящего перед ним Иблисова. — Ненавижу! И почему вы так нагло влезли в мою жизнь и начали стремительно все портить?!.

— Хочешь выстрелить? — усмехнулся тот. — Что ж, — расстегнул верхние пуговицы рубашки, развел края руками, оголяя грудь, — стреляй.

— Что за шум? — в дверном проеме возник Илья Михайлович. Он, заметив сына с пистолетом в руках, вскрикнул и, смешно замахав руками, вбежал в библиотеку: — Петенька, да что же ты…

— Стой на месте! — прокричал Петр, бросив гневный взгляд на отца. — Если бы ты разрешил мне тогда жениться на ней, то ничего бы этого не было! Но нет!.. Ты начал беспокоиться о том, какие разговоры пойдут, что, мол, неровня она мне… А плевать! Понимаешь? Пле-вать!

Тем временем на крики сбежались и остальные слуги и Фьерте, которые с нескрываемым любопытством наблюдали за происходящим. Среди них незаметно появился и Мефодий, который внимательно следил за каждым жестом Иблисова, готовый в любой момент вмешаться в ситуацию.

— Петя, — пролепетал граф Якубов.

— Не мешайте ему, Илья Михайлович, — спокойно произнес Иблисов. — Ваш сын хочет показать, что он уже вырос и стал настоящим мужчиной.

— Петр, — Фьерте вышел вперед, стремясь утихомирить виконта, — послушай…

— Замолчите! — закричал тот. — И… стойте на своих местах! Не то я застрелю его!

На пару мгновений в помещении повисла тишина. Изумленный граф стоял чуть в стороне и переводил взгляд с Иблисова на сына, держась за сердце. Петр шумно дышал, готовый выстрелить в любую секунду. Иблисов, сидя в кресле, довольно ухмылялся — он знал, что у графского сынка не хватит на это мужества. Надя, закрыв рот ладошкой, сначала испуганно сделала шаг назад, а потом, понимая, что сейчас может произойти непоправимое, кинулась вперед, закрывая собой Виктора Сергеевича.

— Подумайте, что вы делаете, — залепетала она, глядя снизу вверх на Петра. — Это же… Не берите грех на душу, Петр Ильич! Петр Ильич, где властвует злоба, там мудрости делать нечего, жизнь слишком коротка, чтобы её тратить на гнев. Милость всегда лучше наказания…

— Уйди, дура, — прошипел парень. — Не то и тебя застрелю.

Иблисов, наблюдая за этим, был несколько удивлен поступком Нади. Его поразила ее жертвенность. Он не боялся того, что Петр мог выстрелить — максимум, он попал бы ему в плечо и все тем бы и кончилось, не боялся быть раненым — раны не страшны его телу. Но почему-то его черствое черное сердце неприятно зашевелилось, когда эта маленькая девушка закрыла его своим худым тельцем.

— Не уйду, — Надя отрицательно мотнула головой и сделала небольшой шажок, отходя к Иблисову. — Подумайте, Петр Ильич… Грех же!

— Дура, дура! — закричал Петр. — Застрелю же!

— Надя, — вкрадчивым голосом попросил Иблисов, — пожалуйста, отойдите в сторону. Мне бы не хотелось, чтобы вы пострадали.

— Петр Ильич, — плакала Надя, которая проигнорировала слова Виктора Сергеевича и не собиралась никуда уходить, — прошу…

— Уйди, дура! — орал на нее виконт. Через секунду щелкнул курок. — Последний шанс. Не то, обещаю, застрелю.

— Господа, господа, — попытался вмешаться Фьерте, но, поняв, что ничем не сможет поправить эту ситуацию, стушевался и замолчал.

— Петр, я жду!

— Петр Ильич, — взмолилась Надя, — прошу… Выполню любую вашу прихоть, любое ваше желание, только не стреляйте…

— Любое, говоришь, — прошептал Петр, не опуская руки и глядя девушке в глаза. — Любое, говоришь?! — повторил он, но уже крича, потому что она не ответила.

— Надя, — тихо проговорил Иблисов, все также сидя в кресле, — не смей. Я приказываю тебе, слышишь! — и повторил громче: — Не смей!

— Она вашим приказам не подчиняется, — отчеканил Петр и, схватив девушку за руку, повел за собой.

— Петенька! — Якубов хотел броситься за сыном, но тот не позволил ему этого сделать, пригрозив пистолетом, который все еще держал в руке.

— И не смейте идти за мной. Никто! — приказал виконт и, вытолкнув Надю вперед, вышел из комнаты.

Все, собравшиеся на шум в библиотеке, так и остались на своих местах. Когда же за Петром захлопнулась с шумом дверь, и все сразу же зашумели, Иблисов знаком подозвал к себе Мефодия.

— Проследи за ними, — прошептал ему на ухо Виктор Сергеевич, когда тот наклонился к нему, — и потом доложи.

Мефодий молча кивнул и поспешил удалиться, никем не замеченный в сутолоке.

Иблисов же, встав со своего места, подошел к Якубову, который все еще не мог отойти от шока. Фьерте тем временем побежал в свою комнату за лекарствами.

— Непутячий, ой непутячий! — приговаривал Фоменков, крутившийся вокруг графа.

— Семен Игнатьевич, да… — лепетал Илья Михайлович, — да вы… Друг мой! — неожиданно вскрикнул он, увидев перед собой Иблисова. — Что же это было?

— С ума сошел ваш сынок, — все также вещал Семен Игнатьевич. — Никак иначе. Совсем сдурел… чуть человека не пришиб. И далась ему эта девка?..

— Господи, — вздохнул Якубов, — позор, какой позор!.. Ну спасибо, сыночек, ну услужил…
Он, все еще громко охая и тяжело вздыхая, опустился бессильно в кресло. Как раз пришел Фьерте и попытался привести графа в чувства.

— Не волнуйся за него, — произнес Иблисов, когда все окружили несчастного Якубова. — Сейчас он успокоится и все забудется… Я тебе это обещаю.

Никто не заметил, как гостиную покинул Виктор Сергеевич.

***

Густой туман поглотил лес полностью. Петр, все продолжавший идти вперед, с трудом различал деревья, растущие в метре-двух от него. С трудом поспевающая за ним Надя, которую он тащил за собой за руку, успела подвернуть себе ногу и, хромая, все равно пыталась не отставать от него. Но она не жалела о своем решении — так она хотя бы спасла Виктора Сергеевича. Да и все равно бы Петр не отступился от своего…

Петр ходил кругами вот уже минут сорок. Если бы не туман, он, может быть, заметил бы, что проходит мимо кособокой лысой осинки в пятый раз. Да только Петр не знал, что все это — дело рук Мефодия, который все это время с интересом наблюдал за ними и специально заставил их плутать на одном и том же месте, напустив туман.

Виктор Сергеевич, наблюдавший за этими двумя вместе с Мефодием, появился перед Петром неожиданно. Он вынырнул из-за ствола ясеня, преграждая путь виконту.

— Опять вы, — недобро усмехнулся Петр, увидев его. Надя лишь тихо ахнула, прикрыв ладошкой рот. — Вы и здесь меня нашли! Зачем вы следите за мной?

— Отчего вы решили, что я слежу за вами? — Иблисов взглянул на него, хитро прищурившись.

— Так вам она нужна? — молодой человек грубым движением вытолкнул Надю перед собой. — Она? Зачем? Зачем вам какая-то бедная крестьянка? Хорошей партией она явно не станет.

— А зачем она тебе нужна? — Виктор Сергеевич лукаво улыбнулся. Но улыбка сразу же спала с его лица, когда он увидел, как по девичьим щекам текли слезы из-за слишком сильно заломленных назад рук. — Отпусти девушку.

— Не то — что? — Петр захохотал, отвесив Наде пару пощечин. — Она служанка. Моя служанка! Вы не сможете мне ничего сделать! Будь вы хоть самим дьяволом, я бы не отдал вам ее. — Он отбросил Надю, как какую-то ненужную вещь, в сторону. — Уйдите с моего пути!..

— Дьяволом, говоришь? — Иблисов склонил голову набок. — Что ж, будь по-твоему.

Быстрым движением Виктор Сергеевич приблизился на близкое расстояние к виконту, который толком не успел понять, что произошло. Лицо Иблисова изменилось за доли секунды. Петр не смог сдержать крика — перед собой он увидел совершенно иное лицо. Что-то нечеловеческое, огненное, жуткое предстало перед ним.

Петр, не помня себя, побежал прочь, забыв обо всем на свете, кроме этого ужасного лица, которое должно было теперь преследовать его до конца дней.

Иблисов тем временем подошел к Наде и помог ей подняться, поддерживая под руки.

— Виктор Сергеевич, — пролепетала она, утирая слезы с лица.

— Ну-ну, — произнес он успокаивающе и накрыл ладонью ее глаза, отчего девушка в ту же секунду ослабла, повисла в его руках и забылась крепким сном.

— Так-то лучше, — усмехнулся граф, подхватывая почти невесомое тело девушки себе на руки.

— И что дальше? — спросил Мефодий, появившийся из-за дерева.

— Вернемся в дом. Думаю, там уже все успокоились.

— А с ней что? — он кивнул головой в сторону Нади.

— Ей нужно отдохнуть, — проговорил Виктор Сергеевич и двинулся по направлению к дому графа Якубова.

— А что делать с виконтом?

— Ты сам знаешь, — не оборачиваясь, ответил граф, скрываясь в тумане.

В тот же момент над лесом раздалось пронзительное воронье карканье.

***

Надя очнулась уже поздно ночью у себя в комнате. Воспоминания сразу же навалились на нее тяжелым грузом, и она вспомнила все, что произошло вчера вечером. Сев на постели, она попыталась прийти в себя, но услышала негромкое лошадиное ржание, донесшееся со двора, и поспешила туда же.

Сбежав на первый этаж и добежав до входа в дом, она остановилась у распахнутой двери — на пороге стоял Иблисов, державший в руках шляпу. Позади него, на дворе виднелся запряженный парой лошадей кабриолет, в который Мефодий укладывал вещи хозяина.

— Виктор Сергеевич, — произнесла Надя и, будто бы испугавшись громкости своего голоса, продолжила шепотом: — Уезжаете?

— Приходится, Надя, — он мягко улыбнулся.

— Но… как же… ведь вы…

— Надя, — проговорил он серьезно, переступив через порог и шагнув к ней. — Поедемте со мной.

— Что? — на какой-то момент на ее лице отразился испуг.

— Вам здесь нечего делать.

— Но граф…

— Вы теперь свободны, — ах, как же ему хотелось докоснуться хоть на миг хотя бы до ее руки, — Надя, и не зависите ни от него, ни от кого бы то ни было еще.

— А Петр Ильич? Что же с ним…

— Забудьте.

И тут Надя снова расплакалась.

— Вы спасли меня, Виктор Сергеевич, — ее голос дрожал. — Вы… делайте, что хотите со мной — я у вас в долгу до конца дней.

— Ну-ну, будет, — услышавший нужные ему слова, Иблисов ласково улыбнулся, приблизившись к ней на то максимально близкое расстояние, на которое только мог, и протягивая руки вперед, будто приглашая в объятия. Надя, не удержавшись, бросилась в его объятия, утыкаясь лицом куда-то в грудь.

— Я с самого начала понимала, какой он ужасный человек, — лепетала она, судорожно дыша. Плечи ее мелко вздрагивали. — Я знала это всегда… Но ведь я не могла отказать ему… Кто я и кто он… Да и ведь кто-то, хоть единая душа должен был помочь ему, хоть кто-то должен был быть ему другом!.. Все время, находясь рядом с ним, я не знала, куда деваться от ужаса… Он ужасный человек!..

— Ну, довольно, Надя, будет плакать, будет… — граф поцеловал ее руку. — Будет, девочка! Ты сделала глупость и уже вдоволь расплатилась за нее… Ты виновата… Ну, будет, успокойся…

Но Надя не могла успокоиться — слезы душили ее.

— Едем, дорогая моя… — сказал Иблисов, замечая, к своему великому ужасу, что он целует ее в лоб, берет ее за талию, что она ожигает его своим горячим дыханием и повисает на его шее, продолжая всхлипывать…

— Будет тебе! — произнес он, целуя ее в волосы. — Довольно!..

Некогда было рассуждать, рассчитывать, думать, и Иблисов решительно сказал:

— Поедем, и завтра тебя уже здесь не будет. Едем. Немедленно!

— Но что же вы?..

— Послушай, моя дорогая, мое сокровище! — сказал он. — Шаг этот смел… Он рассорит нас с близкими людьми, вызовет на наши головы тысячи попреков, слезных жалоб. Он, быть может, даже испортит мнение других обо мне, причинит мне тысячи непроходимых неудобств, но, милая моя, решено! Ты будешь со мной… Лучшего мне не нужно, да и черт с ними, с этими женщинами! Я сделаю тебя счастливой, буду хранить тебя, как зеницу ока, пока ты жива будешь, я воспитаю тебя, сделаю из тебя женщину! Обещаю тебе это, и вот тебе моя честная рука!

Надя будто бы колебалась. Она была в шаге от того, чтобы отдать свою душу за сделку с дьяволом, сама того и не осознавая.

— Хорошо, — произнес Виктор Сергеевич, — вспомни: ты еще маленькая, озеро, лодка, пьяный граф… Тебя вытащили из воды, помнишь?

— Не-ет, — прошептала Надя, изумленно глядя на него, — не может быть…

— Да, дорогая моя, это был я.

— Я ваша должница по гроб жизни, — произнесла она, прижимаясь к нему, пальцами цепко хватаясь за лацканы его пиджака. — За вами — хоть в ад…

Виктор Сергеевич чуть отстранил от себя девушку и поглядел на ее пылавшее лицо, на глаза, полные слез, и сердце, его черное и черствое сердце сжалось от страха за будущее этого хорошенького, счастливого существа: любовь ее к нему была только лишним толчком в пропасть. Этого ли он хотел? Он мог с легкостью распоряжаться судьбами других людей, ломая и калеча их, но ее, чистую и невинную душу разве мог он обречь на страдание, как и всех других? Чем кончит эта кроткая, милая и нежная девушка?.. Сердце его сжалось и перевернулось от чувства, которое нельзя назвать ни жалостью, ни состраданием, потому что оно было сильнее этих чувств. Никогда в другое время он не видел ничего прекраснее, грациознее и в то же время жалче…

— Нет, Надя, — тяжело вздохнув, проговорил Виктор Сергеевич, отстраняя от себя девушку. Он понял, что только что чуть не совершил главную ошибку в своей жизни. — Не надо тебе в ад.

— Что? — на ее лице отразилось недоумение. Она явно не понимала такой резкой перемены в настроении графа. — Но…

— Я спас тебя много лет назад, не задумываясь ни о чем. Встретив тебя сейчас, я решил доказать богу, что вправе распоряжаться судьбой спасенного мною человека. Но как же я ошибся!.. И теперь я не могу погубить тебя. Нет-нет, Надя, прости… Надя, ты не знаешь меня совершенно! Ты не знаешь, что я за человек, — он держал ее за руки. — Посмотри мне в глаза, внимательно посмотри. — Быстрым движением он коснулся ладонью того места на ее коже, где покоился крестик, висевший на шнурке, и показал ей чуть обожженную ладонь с ярким следом от крестика. — Ты знаешь, ты чувствуешь, кто я такой на самом деле…

Девушка тихо ахнула. Теперь-то она поняла, кто он такой.

— Забудь, что я сказал прежде, — продолжал говорить он. — Нет, Надя, прости, со мной тебя не ждет ничего хорошего… Ты самый прекрасный человек, которого я только встречал за всю свою долгую жизнь. Твоя доброта, широта души, кротость, твоя жертвенность… не для меня. Я слишком ужасное создание для тебя. Я чудовище.

Надя сделала несмелый шаг назад, глядя на Иблисова своими большими заплаканными глазами. Она не знала, чему верить: его внезапному предложению или его настойчивой просьбе теперь же оставить его. Она ничего не понимала.

— Я понимаю твои чувства сейчас, — произнес граф, серьезно глядя на нее, — и прошу за это у тебя прощение. Я не хотел ранить тебя, прекрасное создание. Теперь я понял, что ошибся. Я проиграл. Я понимаю, что не заслуживаю твоего прощения…

— Но, Виктор Сергеевич, — слабо прошептала она, протягивая к нему руку.

— Забудь обо всем этом, как о глупом и страшном сне. Тебя ждет прекрасное будущее, Надя. Главное: беги из этого дома. Здесь собраны все семь… все семь грехов. А ты слишком чиста для них… Беги отсюда, забудь это место навсегда.

Девушка, закрыв лицо ладонями, снова заплакала и убежала в дом.

— Будь счастлива, — Иблисов проводил ее грустным взглядом и, снова тяжело вздохнув, развернулся и двинулся к кабриолету, правил которым Мефодий.

— Так что же? — спросил он, когда граф сел позади него. — Все зря?

— Отчего же? — Иблисов невесело усмехнулся.

— Вы так и не получили желанного.

— Возможно, я, — но тут граф осекся на полуслове, заметив движение в окне первого этажа — за ними следили. Это был Фьерте. — Опять этот докторишка! Я ведь предупреждал его… Мефодий, займись им.

Мефодий, молча встал и скрылся на пару минут в доме. Вернулся он также тихо и, сев на свое место, по приказу Иблисова тронул кабриолет с места.

Спустя несколько минут поместье графа Якубова скрылось за горизонтом.

Утром обитатели дома нашли тело застрелившегося Петра Ильича на крыльце, а следом за ним — повесившегося в своей комнате доктора Филиппа Фьерте.

Графа Виктора Сергеевича Иблисова никто больше никогда не видел в этих краях.