Вплавь лёжа на иконе...

«Тут на улицу иконы стали выкидывать. Одна здоровенная была, такая широченная плаха. Богоматерь. Из кедры сделана. Плаха толстая, а лёгкая такая, знаешь. Я схватил её и на речку. Сел, угребаюсь, плыву вниз по Айке как на лодке. Пацаны завидуют. Бабка Тречиха. узнала и бегом на речку. Её кондрат чуть не дёрнул, когда увидела, что я на Богоматери сижу. Отругала она меня и плаху ту отобрала…»

Эту историю из своего детства рассказал мне Виктор Шахурин. Он был свидетелем самой последней попытки разрушения церковного храма в Верх-Ае. Разрушали его несколько раз. Церковь возвышалась на пригорке на краю села. Её видно издалека, каждый раз всё происходило на глазах у всех сельчан. В Алтайском районе этот храм мучили дольше всех, поэтому его можно считать символом православного сопротивления.

В первый раз не получилось. Скинули колокол, начали ломать купол и тут случилось несчастье. Один из рабочих свалился с лесов и разбился насмерть. Можно спорить о том, сам ли виноват был, или всевышний наказал, но знамение, однозначно, было не очень хорошим. Работы прекратили. В райкоме партии, по идее, все должны были от злости с ума сойти и довести дело до победного конца, но и там почему-то притихли. Они были в районе самая высшая власть, а тут вдруг возникло подозрение, что и над ними есть ещё какая-то невидимая и неведомая сила.

Полуразрушенная церковь долго стояла бельмом на глазу у всех инспекторов, уполномоченных и всяких комиссий, которые время от времени наведывались в Верх-Аю. Никто уж теперь не знает, когда была вторая попытка, но доподлинно известен её результат. Опять случилось несчастье – опять упал с лесов один рабочий. Насмерть не разбился, но изувечился очень сильно.

После этого никто из местных мужиков не отважился с топором да ломиком приблизиться к изувеченному храму. Верх-Айская церковь после этого ещё долго маячила немым укором высоко над деревней. В районе ребром встал очень острый вопрос: кто тут вообще хозяин, райком партии или глупые предрассудки сельчан Верхней Аи?!

Религия опиум для народа. Борьбу с наркоманией правительство вело очень оригинально. Боролись не только против наркоманов и наркомании, но и против памятников архитектуры, которые государство по идее должно бы было охранять. Десятки тысяч храмов превратили в руины. 

Многим сельским церквям и церквушкам повезло. Их переоборудовали под Дома Культуры.  Строить новый клуб глупо. Нужны деньги и материалы. В деревне стоит церковь, по сути дела тот же самый Дом Культуры, старой культуры, символ старого мира, но от старого мира приказано было отречься. Отреклись, но зачем купол то сносить?! Ну сняли бы крест, водрузили бы красную звезду и баста, ан нет. Кремлёвские башни ведь не снесли, и Карл Маркс от этого в гробу не перевернулся.

В Верхней Ае не смоли сделать самое простое дело: снести купол, положить потолок положить и накрыть его крышей. Решение нашли простое – привезли в деревню бригаду грачей, так называли рабочий люд, прибывавший каждую весну с Кавказа в наши места. Они тоже долго противились, но им объяснили, что церковь – это не мечеть, поэтому аллах никого не накажет. Те согласились, купол снесли, иконы выбросили во двор. Никто не погиб, никто не изувечился.

Ту икону Богоматери, на которой сплавлялся по Айке верх-айский пацан Витька Шахурин, забрала к себе в дом бабка Тречиха. В то время она была не бабкой, а молодой проповедницей Тречевой. Верующие приходили по воскресеньям к ней в дом на проповеди. Проповедница убрала образа и попробовала водрузить в угол икону Божьей Матери. Икона не вошла. Хозяйка тайного молельного дома её укоротила и водрузила обезноженную Богоматерь в свой иконостас. Через год Тречева родила сына. Ребёнок до шестнадцати лет еле держался на ногах. Ходить не мог. Его подлечили, но ходил он всё же с большим трудом.

Всю эту историю Виктор Шахурин рассказал мне во время пожара. Горел наш сельский клуб. Вся Верх-Ая сбежалась, но помочь было нечем. Я прибежал с совковой лопатой. Подумал, что закидаю огонь землёй и песком. Народ стоит вокруг клуба и смотрит как густой дым валит из-под крыши. С гаража припёрли брансбойт, завести не смогли, кто-то из мотора цилиндры вытащил. Говорили, что они якобы к мотоциклу подходят.

Огнетушители тоже оказались неисправными. Навряд ли бы они спасли наш клуб. Все стены и потолок светились раскалённым углём. Клуб горел изнутри. Днём в клубе шёл ремонт. Сварщики сменили несколько труб отопления. Как и положено ждали после этого целый час. Вдруг искра где-нибудь затаилась и грозит разразиться пламенем. Нигде не светилось и ничем не пахло. Ушли домой. А искра то была. Она попала в щель вагонки.

Весь клуб был обшит вагонной рейкой и сверху покрыт лаком. Для красоты. Но красота та была с изъяном. Где-то сучок выпал, где-то щель была. Прадеды построили храм из кондового леса. Пазы проложили мхом. Он долго шаил. Потом вспыхнул лак и превратил в уголь всю обшивку. Двери открывать нельзя. В клубе густой дым, через него пробивался яркий свет, который шёл со всех стен былого храма.

Выломали в кинобудке то, что выламывалось. Киноаппаратуру спасти не смогли. Привинчена к бетонной стойке на больших болтах. Стёкла в окнах раскалились и лопнули. Из окон повалил дым, вслед за ним языки пламени. Угарный газ, скопившийся в зале взорвался и поднял высоко над стенам потолок и крышу, всю эту огромную конструкцию, которую соорудили потомки прихожан вместо купола церковного храма. Всё с треском и шумом рухнуло вниз. Широченный столб пламени, окружённый миллиардами искр поднялся к небу. Стало светло как днём.

Все рванули подальше в сторону от пожара. Того и гляди волосы на голове вспыхнут. У огня стояли долго. Домой все разошлись за полночь. Утром я вспомнил про свою совковую лопату. Пошёл за ней на пожарище. Ночью я забыл про неё. Не до того было. Она лежала метрах в десяти от стены клуба. Трава вся выгорела, черенка не было. Вспыхнул от света лучей сгоревшего храма. Даже пепла от него не осталось.

На снимке Верх-Ая сегодня. На дальнем плане на склоне горы сельский погост.