389 шагов

     Она собрала свой чемоданчик. Встала у порога, окинула прощальным взглядом  квартиру. Вспомнила про любимую кружку: «Забыла на столе». К кружке добавила тарелку, ложку, вилку: «Пригодятся». Присела на чемодан тут же в прихожей. Увидела книгу: «Как же я могла забыть! Возьму с собой». Эту книгу она прочитала множество раз по просьбе своей любимой бабушки  и  когда ребенком приезжала к ней на каникулы в деревню и  потом, когда та перебралась в город и стала жить у мамы. Совсем недавно ее перечитала: «Что же в ней такого?» Так и не поняла, да и не важно. Это просто память о ее детстве и юности, когда  была еще жива бабушка, и весь мир казался добрым и надежным. Захлопнула дверь и сделала первый шаг от порога, первый из 389 шагов до остановки. Она считала – счет помогал не думать о боли, которая возникала в ногах  при каждом  шаге.
     Это решение - переселиться в дом престарелых, возникло после случая, когда она вдруг очнулась на скамейке, вернее, пришло осознание, что сидит на скамейке, в незнакомом месте. «Где я, сколько уже здесь нахожусь?»  - силилась вспомнить, но не могла. Еще посидела какое-то время в растерянности: «Где я живу? – она не знала ответа на этот вопрос, хорошо, что мимо проходила женщина, обратила на нее внимание, спросила про паспорт и помогла добраться до дома - дай, Бог ей здоровья». Она знала, что за этим последует еще случай, еще и еще, и какой конец ее ждет.  Сходила в поликлинику – там поставили диагноз.  Опасения ее подтвердились. «Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять», - считала она.
     Вспомнила, как совсем недавно от этой же болезни тяжело умирала мама, и как  это надолго завладело ее памятью, вытесняя все  хорошее. «Если  такого конца не избежать, то  только не на глазах у детей и внуков, - решила она, - пусть  память обо мне будет светлой. Сын  далеко – где-то на Сахалине, вот только название города не помню. Жена, двое детей – мальчик и мальчик, семья дружная, жаль давно не видела их и, наверное, уже не увижу, вернее, не узнаю, – ухмыльнулась этой мысли. - Дочь живет здесь, рядом, но видимся редко, что-то не ладится у нее с мужем, сердцем чувствую. Сама в гости не напрашиваюсь, когда внучки были маленькие – все дни проводила там, сейчас выросли, разлетелись кто куда. Но каждое лето забегают в гости». Она улыбнулась, вспоминая, и продолжила считать шаги: «Семьдесят два, семьдесят три».
     С трудом, но получила место в доме престарелых – помогли старые связи мужа:   «Спасибо, что не забыли. Восемьдесят девять, девяносто».
     Лишь одна боль не проходила, даже счет шагов не помогал. Этой болью был он – ее муж. Как так случилось, что он стал пить – тогда часто задавала себе такой вопрос, но было уже слишком поздно. Сначала его пристрастия к алкоголю она не замечала: «Выпивает, как все». Потом, когда  стал уходить в запой на несколько дней, недель, месяцев - никак не могла поверить и смириться, что все это  происходит с ней и с ее любимым. Устраивала  скандалы, истерики, нравоучения. Потом отпаивала и откармливала его, бегала по врачам, психологам, бабкам. Во всем винила себя, что проморгала, упустила, словно он ее ребенок. И так по кругу несколько лет. Она видела, как отвернулись его партнеры, как исчезли друзья, как принятые им решения привели к банкротству семейного бизнеса, как вокруг  стали собираться подлые люди, растаскивающие последние крохи.    Повлиять на ситуацию она не могла. «Кто ты такая, чтоб мне советы давать», - обычно кричал он.   Но, самое страшное, отчего у нее поначалу даже холодок по спине пробежал - он стал терять человеческий облик. Ел прямо из кастрюли, откусывая  хлеб от целой булки. По всей квартире валялся мусор и остатки пищи. В туалете был стойкий запах и следы от его посещений. Он перестал мыться и переодеваться.   Его не интересовало ничего кроме, как выпить и что-то  съесть. Дрожащие руки, остекленевшие глаза, смотрящие сквозь нее, постоянные придирки, доводившие до слез, многодневные  молчания и  повсюду спрятанные бутылки с алкоголем. Он, который умел и любил жить, душа компаний,  который помогал всем, кто бы ни обратился за помощью – спивался. Беспомощность накрыла ее, как волна накрывает щепку в бушующем океане и казалось, что весь мир далек и равнодушен к этой беде. «Борьба с алкоголизмом проиграна, но не надо опускать руки, - думала она, пытаясь поддержать себя – просто буду рядом с ним».  Но, где-то глубоко - глубоко в душе вынашивала надежду на чудо. «Сто пятьдесят восемь, сто пятьдесят девять, сто шестьдесят».
     На груди соскочила шишка – оказался рак. Восприняла это известие спокойно, даже с облегчением – наконец-то ее мучения закончились. Но оказалось, что  это 2 стадия и можно оперировать. Всю ночь перед операцией думала: «Для чего мне жить?» Она все сделала на этом свете - дети выросли и создали свои семьи, есть внуки – значит, род продолжается, мужу больше не нужна, да и помочь ему не могла. «Мама. Кто ее похоронит, если не я. Надо жить хотя бы ради этого. Не правильно, когда родители хоронят своих детей».  На этом и определилась: «Буду жить». Операцию и химиотерапию перенесла хорошо.  Пока лежала в больнице приняла решение домой не возвращаться: «Сниму квартиру, только бы подальше от пьяного мужа». Надо было подумать о своем здоровье. «Сто девяносто четыре, сто девяносто пять – ну вот  половину дороги уже прошла», - подняла голову – солнце клонилось к горизонту.
     Болезнь дала ей передышку – муж  сказал, что с пьянством покончено навсегда – поверила. Очень хотела верить, ведь бывают чудеса. Приезжал сын с семьей. Дочка часто заглядывала, помогала. Ее любимые внуки все под одной крышей: «Мои частички души!» Так хорошо и спокойно было с заботливым мужем, детьми и внуками - это были самые светлые моменты ее жизни. Жаль, продлились они не долго. «Двести двадцать один, двести двадцать два», -  продолжала она считать.
     Через три месяца муж сорвался и ушел в запой. Приходил только спать и есть. Она старалась не попадаться ему на глаза.  Ночью плакала, а днем - готовила, стирала, наводила чистоту, как бы обманывая себя, что у нее все хорошо. Однажды он не пришел. И на работе его тоже не было. Три дня ходила и искала. Потом написала заявление в полицию о пропаже человека. Тогда  в ее душе рухнули последние надежды, и  поселился страх одиночества. «Двести шестьдесят четыре, двести шестьдесят пят, двести шестьдесят шесть». 
     От тяжких мыслей отвлекала работа и болезнь мамы. В семейном бизнесе шли суды, банкротство фирм. Банки забирали недвижимость за бесценок. Объявились кредиторы – те, кто одалживал деньги лично ему. Оказалось, что долгов очень много. Она про них даже не знала. Продала все, что имело цену. Продала бы и квартиру, только без согласия мужа  – никак, а где его искать? Вырученных денег все равно не хватило, но кредиторы, убедившись, что у нее действительно ничего нет, отстали, хотя и не без угроз.  «Двести девяносто четыре, двести девяносто пять».
     Маму из-за тяжелой болезни пришлось перевезти  к себе, и ухаживать за ней. Через год ее похоронила, последний месяц перед ее кончиной, почти не спала. На похороны собрались все дети и внуки.   И сердце ее вновь радовалось, несмотря на печальный повод. Дети узнали про отца, сын даже в полицию ходил - безрезультатно. Оба предложили ей переехать к ним: «Выбирай». Обещала, но знала, что никогда этого не сделает. Благодарила Бога - повезло с детьми, отзывчивые, добрые. Помогали деньгами, созванивались. В тот год она еще два раза была на похоронах – умерла близкая подруга, у другой  – умер муж. «Триста семнадцать, триста восемнадцать, триста девятнадцать. Вон уже и остановку видно».
      Вскоре позвонили из полиции - его нашли. Она прибежала и ужаснулась – не узнала. Перед ней был старик – побитый грязный дурно пахнущий с тем же остекленевшим взглядом сквозь нее. Домой идти не хотел, заманила борщом, когда-то давно он очень любил его и всегда нахваливал: «Колдуешь ты, что ли. Ни у кого вкуснее не ел». Отмыла, накормила. Про  детей и внуков – не спрашивал. На ее вопрос - где живет, рассказал про каких-то друзей. Предложила жить ему дома,  сказав, что сама уйдет в мамину квартиру, но он прервал, спросил - есть ли у нее выпить. Выпить не оказалось. Засуетился, засобирался, болезненным огнем загорелись глаза: «Дай денег, - отдала ему кошелек, обрадовался, - щас, я быстро. Жди». Она знала, что он  больше не придет  - он ее любит, потому и ушел. В полицию обращаться не стала. Смирилась, что ее любимый - алкоголик, что  это его выбор, и она не в силах помочь. Но стала молиться, хотя никогда не была набожной, и просить у Бога, чтобы он присмотрел за ним. Смирение очистило ее душу от страха. Как же долго и много места он занимал! «Триста сорок девять, триста пятьдесят».
     Первое время необычайную легкость в душе она принимала за  пустоту, вакуум, но это была любовь, просто страх мешал почувствовать и выразить ее. Как часто на вопрос: «Люблю ли я?» - она не знала ответа. Потом, когда муж стал пить и обвинять в том, что она его никогда не любила, уверовала, что не умеет любить. Как хорошо, что тогда она приняла верное решение  - жить. Хоть поздно, но  узнала, что такое любовь. Ей почти шестьдесят семь, а душа молода - не стареет, если любит. «Триста восемьдесят семь, триста восемьдесят восемь, триста восемьдесят девять, - ну вот, дошла». Присела на скамейку. Еще раз переворошила в голове последние дела – все ли сделала. Главное, что оформила дарственную внучкам на мамину квартиру.
     За остановкой рос редкий кустарник,  за ним шла теплотрасса. В холодное время на трубах грелись бездомные кошки, собаки, люди. Вот и сейчас она услышала шорох, решила посмотреть, вдруг помощь нужна. Последнее время всегда носила с собой  хлеб или булочку, или  пару бутербродов - то собачку покормить, то старушку, то падшего человека - так про себя она называла бомжей и алкоголиков, ну упал человек, ослаб, устал, подняться трудно или не захотел - у каждого своя причина. На картонках от коробок  спал мужчина. Она его сразу узнала – это был он. Сердце подпрыгнуло, даже горло перехватило, потом упало вниз, грудь пронзила боль жгучая, тугая. Превозмогая боль, подошла, присела рядом. «Холодно ему», - подумала. Прилегла, прижалась. Стало хорошо и спокойно. Улыбнулась.
     Он проснулся, вернее, очнулся. Когда-то давно вот так,  очнувшись, сначала лежал, оценивал себя, ситуацию, даже вспоминал что-то, что ему совсем не нравилось, а потом   старался быстрее заглушить все алкоголем - забыть все. Но со временем стал все реже и реже вспоминать  и оценивать. Отличался он от всех бомжей и алкоголиков тем, что всегда был один: добывал на еду и выпивку – один, пил – один, жил, где придется – один. И сейчас, очнувшись и почувствовав, что рядом кто-то лежит – очень удивился. В рассеянном свете фонарей разглядел  женщину. Определил сразу – мертвая, последнее время часто  случалось видеть покойников. Пошарил по ее карманам. Нашел телефон и  сто рублей. Забрал. Огляделся - рядом стоял чемодан.  Схватил его и быстро пошел проч.
     О ее смерти сообщила полиция, установили личность быстро - с недавних пор она всегда носила с собой записочку со своими данными и телефоном дочери (прикалывала булавкой  на рубашку).  Смерть такая странная и неожиданная обескуражила детей. Но по прошествии нескольких лет  вспоминали о ней только доброе  и светлое, как она и хотела. Лишь о нем все умалчивали. Старшие внучки знали, что произошло с дедом, а младшие так редко его видели, что быстро забыли. Дети долго искали отца. Нашли в доме инвалидов. Паспорта при нем не было. Он ничего не помнил и никого не узнавал, как и хотел – забыл все.