1. Эхо мира против няни души

Однажды кем-то (не помню кем) было дано такое определение поэта: «Поэт —  это эхо Мира, а не няня своей души». Впоследствии мы эту неплохую (на наш взгляд) формулу слегка изменили, и она стала следующей: «Поэт —  это эхо Мира, в меру няни своей души». Няня —  это наш эгоизм, коварно прячущийся в подсознании и неожиданно выскакивающий на сцену в самый объективно не подходящий момент, но, по мнению няни, которой плевать на объективность, в момент самый что ни на есть подходящий. Для того, чтобы громко заявить о себе. Поруководить. Покрасоваться. Дать понять, что она здесь главная, а всё остальные, (включая её якобы хозяина) — полные мизерабли и ничтожества. И поскольку она лезет из подсознания и вооружена до зубов дикой силы эмоциями и чугунно непробойной, на 100%,  самоуверенностью в абсолютной своей правоте, то попробуй с её кретинизмом справиться, —  скорее лоб расшибёшь, как об стенку. Какой-либо критической обратной связи этот эмоциональный идиотизм недоступен. Уверена — и точка. Никаких аргументов и фактов, никакого анализа  — одно дубоголовое подсознание, и всё.
Сила няни («сила есть —  ума не надо») — в неосознаваемых свойствах наших эмоций. Эмоция — древняя, ещё с пещерных времён, общая реакция на опасность, когда ясно, что она угрожает, но никакой более детальной информации о ней нет, да и сама попытка уточнить, остановиться, чтобы разобраться, смертельна.  Реакция «Сражайся или беги!» — то есть разлитая, затуманенная, неопределённая, одно из двух: или-или. Разумом она не контролируется, командует подсознательный инстинкт-автомат. А вот чувство — это эмоция, уже частично контролируемая разумом. Если контролируется в меру – получается полуосознанное, частично информируемое чувство (чувство-разум или разум-чувство). Если рассудок берёт верх, задавив эмоцию полностью – получается сухая рассудочная информация, сообщение, рифмованная проза, то есть непоэзия. Такие стихи и рекламщики пишут, например, писал Маяковский: «Нигде кроме//как в Моссельпроме», за что его, вполне обоснованно, высмеивал Есенин.
Главная задача желающего стать поэтом – как можно раньше и как можно дольше (в идеале – всю жизнь) держаться на лезвии бритвы между этими двумя крайностями: эмоциями и рассудком, – постепенно образуя довольно экзотический гибрид, сплав обоих –  чувство-разум или разум-чувство, золотую середину. Только разум-чувство постепенно позволит сокращать производство няней души рифмованного мусора, перемежаемого с невнятицей и пошлостью (обыденностью, обыкновенностью) и начать писать настоящую поэзию.
Причину нежелания и неумения совместить эмоции с разумом свойственного, увы, большинству из нас, просто и ясно сформулировал ещё индейский маг, учитель Карлоса Кастанеды, дон Хуан: «Два главных врага человека  — это огромное чувство собственной важности и второе, производное от него, — огромное чувство жалости к себе». Если какой-нибудь наглец и ничтожество осмелится сказать няне нечто пушкинское в ответ на вопрос «свет мой, зеркальце, скажи // да всю правду доложи // я ль на свете всех милее, всех румяней и белее». И скажет правду, то чем это кончилось для Зеркальца, не секрет: «Ах ты мерзкое стекло!» — и вдребезги. Полное несозвучие душ. Обратите внимание: важность и жалость к себе огромны, т.е. вытесняют всё остальное, а значит, при такой, патологически раздутой самолюбивой няне (на пустом, подчеркнем, совершенно месте) ни о каком эхе Мира не может быть и речи прежде, нежели, если так можно выразиться, няневладелец не наступит ногой на глотку этой дивной песне и не заставит её заткнуться, если не совсем, то хотя бы в меру. Ибо поэзия исходит из интуиции, подсознания, без них мы ничего путного написать не можем, и ясно, что, не обуздав эту даму, ничего и не сможем, кроме патологически самодовольной графомании.
Это чувство важности универсально, оно —  психологическая защита от любых сомнений в себе, прекрасном, и проявляется везде и повсюду, а уж в поэзии, которая сулит известность и даже славу — тем более. И вывод из этого пира шкурничества и эгоизма  прост: невозможно выйти на просторы эха Мира и стать поэтом, прежде чем няня души не будет укрощена, приведена в меру и не станет послушной рабочей лошадью поэзии.
В дальнейшем развитии темы мы будем использовать фрагменты из замечательной книги Евгения Евтушенко о поэзии «Точка опоры», заключая эти тексты в кавычки вперемешку с нашими соображениями и комментариями, даваемыми без кавычек или в скобках.
Поэзия в главной своей сути есть непримиримая борьба с животным эгоизмом как в самом пишущем, так и в любом человеке и человечестве, борьба за свет в его душе против тьмы в ней же, и на этом пути,  по всем критериям, няне души предъявляется ультиматум: либо она работает на эхо Мира, либо ей капут.
Слово Евгению Евтушенко:
«Начинаешь понимать, что есть вещи похуже войны. Трусость хуже, предательство хуже, эгоизм хуже».
«Безликость массовая ничем не лучше безликости личной. Дореволюционной литературной модой был индивидуализм, культ собственного «я». Блок инстинктивно пришёл к нравственному социализму: «И всё уж не моё, а наше, // и с миром утвердилась связь». «Но лишь небольшой поэт может быть рождён только искусством. Большой поэт – всегда внутри его. Так было с Пушкиным, и так было с Маяковским».
«(Твардовский) однажды чуть не довёл меня до слёз, вылив ушат холодной воды на мою голову в присутствии всей редколлегии:
– Что вы всё о себе, да о себе пишете!
Его понимание поэзии не выносило того, что хоть немного походило на «ячество». Этим, на мой взгляд, он обеднял свою поэзию, ибо без рассвобождённого «я» и объективная действительность ограниченней. По-есенински рвануть рубаху на груди ему было не дано».
«Шостакович однажды сказал мне, что считает поэзию высшим жанром искусства».
«Поэзия обладает и силой музыки, но в то же время и силой точности слов, силой точности адреса». (Она, между строк и за ними (разум-чувство), обладает и тайной неопределённости, всеобъемлемости, нелинейности, не теряя при этом конкретности, и об этом мы поговорим далее, при описании критерия «Тайна»).
«Одна из самых страшных опасностей, подстерегающая человека, где бы он ни был – одиночество».
Она всегда рядом – плата за эго, за центропупизм, за отсутствие эха Мира. И, как следствие – скука, разложение души из-за деспотизма её няни. «Если я – только для себя – зачем я?» Да, уж эта милая нянечка – не Арина Родионовна.
Итак, главный враг души, враг поэзии, мечты, творчества и эха Мира назван. И он неизбежно будет подтачивать все остальные устои, остальные критерии, поэтому, чем раньше человек осознает этого врага и его одолеет, тем более у него шансов стать личностью, нравственным человеком и, как следствие, поэтом при условии следования, по меньшей мере, большинству остальных критериев поэзии. Но этот критерий – определяющий. Нравственен тот, кто неравнодушен ко всему на свете: «За всех расплАчусь, за всех расплАчусь».