11. Сочувствие, сострадание

Здесь сразу же органичная связь с критериями 9 и 10: если нет одного, то не будет и остальных. Да и остальные критерии своего потребуют. Вспоминается пронзающее душу стихотворение Есенина о собаке с его финалом:
Закатились глаза собачьи
Золотыми звёздами в снег,
и слёзы на глазах поэта при его чтении: он не уставал сострадать снова и снова. И объединяющее всё живое в мире признание: «И зверьё, как братьев наших меньших, // никогда не бил по голове». Для поэта весь мир – незримое и зримое братство, оттого никому в русской поэзии не удалось так выразить прекрасную природу России, как ему. И всему в ней он сочувствует, любит и сострадает.
«Народ принимает в своё сердце лишь того поэта, чьё сердце умеет не только страдать, но и сострадать. А кто умеет сострадать  – уже не несчастен. Страдать может и подлец, но он будет страдать безнравственными страданиями. Нельзя же назвать нравственным страдание из-за потери служебной карьеры, из-за неудачи в «подсидке» кого-нибудь, из-за того, что кто-то талантливей, чем ты. За такие страдания не жалко. Авторами самых страшнейших страданий человечества бывают именно те, кто патологически лишён чувства сострадания. Жизнь Есенина трагична, но не несчастна, ибо он обладал редчайшим по остроте дарованием сострадать. Поэтов и некоторых непоэтов в сущности разделяют два простых принципа. Первый принцип: «Всё равно умрёшь. Хватай что можешь!».  Второй принцип: «Живи для других, и ты не умрёшь!» И вот у второго только и способны из самого сердца, как молния, вырваться эти строки:
Из записной потёртой книжки
Две строчки о бойце-парнишке,
Что был в сороковом году
Убит в Финляндии на льду.

Лежало как-то неумело
по-детски маленькое тело.
Шинель ко льду мороз прижал,
далёко шапка отлетела.
……………..

Среди большой войны жестокой,
С чего – ума не приложу –
Мне жалко той судьбы далёкой,
Как будто мёртвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примёрзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.
                «Две строчки». А.Твардовский   

Вот она, центральная суть поэзии, красота сердца, души, духа, создающая красоту из строк страдания и сострадания: «Пепелящая страсть,
раскалённое зренье орла»!
И вот Гарсия Маркес пишет жестокую правду о человечестве, которая не только в элегантно страдающей Флёр, но и в бывшей крестьянке, теперешней проститутке со спиной, стёртой до крови после (целой) толпы клиентов. «Чужая рубашка, если она окровавлена, должна быть ближе к телу, чем своя, белоснежно накрахмаленная».
Сострадание выше собственного страдания у человека, для которого он – это весь Мир, а не у глухой от эгоизма няни души. «Но сострадание, не ставшее помощью или хотя бы её попыткой, ни гроша не стоит». Помощь поэта – его слово. «Въехали в Дели.  Шофёр был вынужден снизить скорость до минимума, потому что машину обступили измождённые полуголые люди, протягивая к нам руки. «Монет! Монет!»
 В их просьбах не было никакой крикливой назойливости и даже почти никакой надежды, но это-то и было страшно. Мы видели прижимающиеся к стёклам скелетообразные призраки с неподвижными, погруженными в собственный голод глазами, и таких людей были тысячи. Это были те, кто рождались на улице и умирали на улице, так и не узнав, что такое крыша над головой. Особенно невыносимо было видеть детей, настолько исхудалых, что они казались призраками. Их тоненькие руки царапали ногтями по стеклу.
Если бы мы вывернули карманы, отдав всё до последней монеты, мы бы всё равно не смогли бы помочь им всем сразу. Австралийский фермер забыл про свой "Поляроид" и, задыхаясь, прохрипел: «Назад! Назад! Это невозможно видеть...». (Ещё бы! Такой Освенцим и Майданек, вместе взятые и притом – до сих пор!). Ночью впервые в его жизни у него было плохо с сердцем, и пришлось вызывать врача, фермер лихорадочно бормотал, хватая мою руку: «Я не представлял, что так бывает. Я честный человек, я ничего не украл. Я сам работал всю жизнь, но я почувствовал себя преступником...»
 Да, все мы преступники, если есть ещё дети, которые так живут... Я тоже чувствовал себя преступником. Дитя войны, я хорошо знаю, что такое голод. В каждом ребёнке, умирающем с голоду, умирают, быть может, задатки будущих Моцартов, Шекспиров, Эйнштейнов» (и великих поэтов, добавим мы).


Рецензии