Крутьков род глава 18

   18

     Почище Петьки с Иваном изменял свои названия город Буденновск.  Говорят, что знали его еще со времен Золотой Орды как торговый город Маджары. По преданиям, видели в небе над этим селением огненный крест, когда ночью везли из Орды через город  убиенного князя Михаила Тверского. Так ли было, не так, только в 1799 году повелел Павел I – государь император в ту пору, поселению статус присвоить города с «наименованием оного Святой Крест», а еще и армянское было название – Карабаглы. Много армянских семей в свое время сюда, на Кавказскую линию, переселялось. А потом был Прикумском, а потом Буденновском стал древний город. Видно самое подходящее место для Петьки с братом нашлось: Маджары – «каменный дом» означает, вот и ехал в него Петр, чье имя значило – «камень». Только были прописаны братья в бумагах теперь не Крутько, как раньше их знали, а под новой фамилией – Крутовы.   
     Дух захватывало, когда помогала им тетка Грибаниха подниматься в вагон. Только раз братья издали видели поезд, когда Кисту покидали. Показалось тогда вдали что-то дымящее, грохочущее, гудящее. Словно гусеница огромная ползла по степи к ним навстречу. Понеслись от страха, что было сил от чудовища в балке укрыться. А теперь надо было вовнутрь к нему забираться. Сколько было народу в брюхе вагона! Но Грибаниха нашла для них место. Как расплющил тогда Петька нос о стекло оконное, так и ехал, рот открыв от удивления. Только крепко вцепился он в руку теткину, когда поезд с шипеньем и лязгом вдруг резко дернулся. 
   – Ты чего испугался, Петя? Ты не бойся, это поезд наш тронулся! – обняла его тетка Грибаниха. Ванька тоже на нее повалился.
   – Я ничого! Я вжэ нэ боюсь! – Петька вновь поспешил прилепиться носом к стеклу.
   – Ось бы тэж я хотев такий машинякою правыть! – поделился мечтою  Иван.
   – Подожди, Ваня, подрастешь немного, тоже будешь тогда паровозы водить, машинистом станешь! – обещала ему Варвара Евграфовна.
   – Машинысты машины водють, як жэ вы говорыте, що поезда?
   – Нет, Ванюша, машины водят шоферы, – улыбаясь, объясняла Грибаниха, – а поезда – машинисты. Кочегары еще помогают им.
   – Ось бы я тогда хочь кучкогаром бы став! А ще лучше бы став машиныстом. Ось бы я машины водыв! – на своем стоял Ванька. Любопытен он до механизмов разных. С лобогрейки, бывало, не сгонит его Трофим Трофимович. Как устроено, как работает – все хотел знать Иван. Как менять колесо у телеги, как работает пресс, которым виноград на вино давил дед. Почему так устроен лемех у плуга? Видно родом в Гаранжина Трофима уродился мастеровым.
     Часто думал о превратностях судьбы своей Петр. Как сложилась бы его жизнь, если не вошли бы тогда они с Ванькой в станицу Темнолесскую, если бы не приехала туда в тот день тетка Грибаниха, если бы не сменил он фамилию и остался в Кисте? Да, скорее всего, давным-давно уже не было бы его на белом свете…
     Не один пуд картошки, не один десяток яиц съел потом в поездах за долгую жизнь свою Петр. Но вкуснее тех, которые уминали они с братом по пути в Буденновск, он, наверное, не едал больше никогда. Достала тетка Грибаниха узелок, из него – картоху в мундире и яйца, сваренные вкрутую, помидор, лук зеленый, а еще поделила горбушку хлеба меж ними, посыпала крупной солью. Он все лакомства эти старался есть не спеша, все глядел и глядел в  запыленные окна вагона. А за ними по обе стороны степь. Степь да степь и не видно конца ей и края…
   – Вы, хоть режьте меня, хоть стреляйте, Варвара Евграфовна, только нет! Понимаете, нет больше мест! Ни единого нет в детском доме! – взмахивая руками, говорил дядька Грибанихе и метался из угла в угол, словно курица перепуганная.
   – Вы, Максим Максимович, мне объясните, почему не предупредили заранее?! – наступала на него Варвара Евграфовна. – Это дети живые, а не игрушки вам деревянные! Почему я об этом только здесь, от вас узнаю, что у вас в детском доме нет мест?!
   – Телеграф не работал! А, когда сообщили, вы, наверно, в пути уже были! – объяснить пытался Максим Максимович, видно главный в Буденновском детском доме.
   – Вы в крайкоме ответите мне!.. Вы должны разместить здесь ребят! – на своем стояла тетка Грибаниха.
   – Я и рад бы их взять, но куда?! У меня и дома полно! – вытирал дядька шею платком.
   – Так, все ясно! – решительно хлопнула Грибаниха своею ладонью по крышке стола. – А с колхозами, что у нас? Что там с коммунами?
   – Да! Я как-то сразу не подумал об этом! Вы знаете, в колхоз «Шаумяна» езжайте с ребятами. Там их примут. Это крепкий колхоз у нас, там у них есть, кому заниматься ребятами. Я вам выделю лошадь, вас доставят туда в лучшем виде!
     Был давно разработан план по ликвидации беспризорности уличной. Раздавали детей и в крестьянские семьи, и в колхозы, и кустарям. Тем крестьянам, кто брал из детских домов детей, дополнительные наделы земли нарезали, на три года от налога единого освобождали. Их питомцы бесплатно могли учиться, да еще и единовременное пособие кустарям и крестьянам давали, чтоб, хоть как-то, их заинтересовать.
     Вот в такой колхозный детдом и приехали они ближе к полудню. Это было что-то среднее между интернатом и детским садом. Приводили сюда колхозные бабы на день своих детей. Кроме них, было несколько ребят и девчонок, из беспризорников бывших, которые жили здесь постоянно. А доглядывали за ними за всеми воспитатель и повариха, которая детям варила обед. Раз в день кормила она детвору немудреной едой. По ночам доглядывал за ними, как мог, сторож колхозный. Никакой особой заботы о беспризорниках бывших здесь не было. Но, хоть крыша над головой, слава Богу! Большую часть времени воспитанники были предоставлены сами себе. Вот сюда и пристроила тетка Грибаниха Петьку с Иваном.
   – Вы держитесь здесь, братцы! – сказала она, обняла их обоих, а потом подтолкнула слегка к воспитателю с поварихой. – Покормите, с дороги оголодали!
   – Скоро будет обед готов, – успокоила повариха.
   – Вы приедете к нам еще, тетка Грибаниха? – шмыгнул носом, не удержался Петька. Не заметил даже, что не по имени назвал Варвару Евграфовну.
   – Конечно, приеду! Проверю, как вы тут живете! – ободрила она ребят и направилась к линейке, чтобы снова отправиться в путь-дорогу.
Больше сотни верст предстояло проехать обратно.
   – А когда я на паровозника буду учиться? – крикнул вслед, не сдержался Иван. Повернулась Грибаниха, помахала рукой.
   – Если сильно захочешь, обязательно выучишься! Машинистом работать будешь! – крикнула Ивану она на прощание.
     Заскрипели колеса линейки, увозя Варвару Евграфовну навсегда из  их жизни, но не из памяти. Как вчера это было, а Петру скоро век уже…

     Расставания, встречи и опять расставания. Вот из них жизнь людская слагается. Как старатель, просеивает память временные пласты, чтоб собрать золотые крупинки воспоминаний о прошлом. И недаром, наверное, говорят, хоть обидел кто сильно, хоть порадовал душу: «Век тебе не забуду!»
     Помнил Петр своего одногодку Мартисяна Арсена, подружился с которым тогда он в Буденновске. Был Арсен сиротой, беспризорничал, пока не определили его в колхозный детдом. Он первым подошел к ним, заговорил:
   – Я Арсен! А ты? – протянул свою руку Петьке.
   – Пэтька я! А ось це Иван, старший брат мий.
   – Хорошо, когда брат, Петька-джан!
     И с тех пор друзья не разлей вода они были с Арсеном. Брат Иван день и ночь пропадал на  машинно-транспортной станции – МТС, которую создали при колхозе. Ремонтировали там трактора и другую сельхозтехнику. Ваньку хлебом не корми, дай с машинами повозиться. Научился он вскоре трактором управлять, а со временем и вождение легковой машины освоил. До того въедлив был, что изучил все, казалось, до винтика, и доверили брату легковую машину М-1 – «Молотовский первый», так звалась она в честь главы правительства Молотова, а вернее, так завод назывался, который ее выпускал.   
     Петька тоже стал в школу ходить. В их селе Сотниковском было три училища – одноклассное и начальное, которые относились к Министерству Народного Просвещения, а еще одно – церковно-приходское, помещалось оно в церковной сторожке, а учителем был местный дьякон там. Занимался сначала Трофим Трофимович обучением Петькиным.
   – О, дывысь, будто-то ноги разставила, це зовется бильшой бухвой «А».
   – Га, – повторял за ним Петька.
   – Нэ гакай, як гусь, нэ «Га», а просто «А», поняв?
   – Поняв!
   – Ну, кажи мэне, що це за бухва?
   – «Га»! – опять твердил Петька.
   – Та в кого ж ты такий дурнэй, га? Такый малэнький, а вже турок! – смеялся дед. – А ось це тэж, що на гарбузенка змахивает з хвистиком загнутым, – «а», тильки малэнька.
   – Га малэнька, – повторял за ним Петька.
   – Ладно, ось тэбе лампасье!
      А еще научил его дед считать и писать. На лету все схватывал Петька благодаря своей цепкой памяти.  И в училище одноклассном он учился потом легко, да и в школе колхозной. Приносил он тетрадку в детдом, показывал  Арсену, какие задания задал учитель. Друг спешил отложить ее в сторону.
   – Погоди, Петька-джан! Погоди, дарагой! Знаю, где лаваш будут печь сегодня!
   – Так бегим! – подхватывался Петька. И бежали с Арсеном они на другой край селения. Все-то знал его друг про житье-бытье, у кого что варится-парится. Дружно жили армяне, людьми подельчивыми были, не давали Арсену пропасть с голоду, да и Петьке, тоже перепадало. Это праздником было, когда угостил его друг лавашом, в который завернут был сыр домашний с кинзой! А потом Арсен поделился секретом.
   – Ануш-джана сказала мне: «Я возьму тебя, Арсенчик, дарагой, к себе в   дом, будешь ты нам как сын, если только захочешь!»
   – Тю! И чого ж ты раздумываешь?! – удивился Петька, а у самого екнуло сердце. Как же будет он без Арсена в детдоме?! Ни одной не останется рядом родной души, с кем хоть словом обмолвиться можно о жизни своей, о печалях и радостях. За прошедшие годы Ваньку видел все реже и реже. Он теперь на машине начальство возил. В Буденновске жил теперь брат. 
   – Эх, Ваня, Ваня! Руки твои золотые! Тяжело только в жизни тебе придется! – говорил секретарь райкома, с которым Ванька теперь колесил день и ночь. Принимал секретарь участие в судьбе старшего брата. Приодел его, приобул.  Ванька франтом стал – не подступишься. А Петру? Что же делать Петру? С малолеткам голодать? Где тут хлеба лишний кусок добудешь? Или снова бежать, но куда?! 
     Друг Арсен, видно, понял его настроение.
  – Погоди, Петька-джан! Подожди, не грусти, дарагой!
  – Ни, я рад за тэбе!
  – Я давай с Ануш-джаной поговорю! Может тоже возьмет тебя! Братьями будем! Погоди, дарагой! Потерпи, брат!
     Где ты, добрый мечтатель, Арсен Мартисян?! Как потом, под какой жил фамилией? Приняла его как родного семья тетки Ануш. Ну а Петьку вскоре стараньем Грибанихи, брата ли перевели в настоящий детдом – в село Прасковею отправили. Все опять и опять возвращала судьба его в те родные края, где когда-то родился и рос Петр Крутов.