Советник Коминтерна. Глава 5

На знамени написано: «Веруй только по моему...».


В Харбине было более шестидесяти коммунистов, по всей линии КВЖД – до ста. Иногда приходилось встречаться и обращаться за помощью.  Так, однажды из Центра пришло особое задание – переправить китайских делегатов на  конгресс Коминтерна. Для его выполнения Александру пришлось задействовать все имеющиеся связи. Контакт с коммунистами поддерживался через старого знакомого еще с японской войны Василия Косых. Тогда он был рядовым стрелком и умирал от ран в госпитале. С трудом поправился, определили его в госпитальное отделение по хозяйственной части в качестве обслуги. Печи топил, убирал и выполнял, что поручали. Позднее нашел себе зазнобу, как мужику без половины, и остался в Харбине.  Двадцать лет прошло, не забыл  Косых помощи Чакирова.
Делегация КПК насчитывала несколько десятков человек. Переправа через границу возлагалась на Александра. С этой целью он две недели находился на станции Маньчжурия и отрабатывал с известными ему контрабандистами каждый элемент операции.

А перед тем как сесть в поезд, каждому делегату давалась специальная бирка с номером. По этой бирке он выбирал с таким же номером лошадь извозчика в городе Маньчжурия. На всякий случай были и другие варианты. Для делегатов готовили своеобразные пропускные документы. Карточки деловых бланков торговых организаций, с нанесенной на них булавками информацией в виде знаков, служили «паспортами».
«Паспорта» передавались владельцу парикмахерской на станции Маньчжурия, и он переправлял делегатов через границу. С этими «паспортами» китайские коммунисты  следовали в Иркутск, а затем в Москву.
Извозчик на станции, после обмена паролем или у парикмахерской предлагал китайцам занять место в экипаже и направлялся в обусловленное место к границе, проходившей в двух километрах от города. На границе, как с китайской, так и с советской стороны создавалось «окно», обеспечивающее беспрепятственный переход. В этот раз переправа длилась около недели и прошла без единого инцидента. В число делегатов Конгресса входили руководители КПК.

В это время Николай Рерих искал путь из Синьцзяна в Пекин.  Прямого пути не получилось,  пришлось по необходимости заехать в СССР. Случилось это  в  районе озера Зайсан, в сопровождении двух тибетцев. Начальник китайского таможенного пункта оказался совершенно безграмотным парнем, и ему пришлось с трудом разъяснять представленный свиток документов.
Зайсан городок небольшой, но других на сотни верст кругом не было и потому правительство Синьцзяна, по взаимной договоренности с властями СССР, открыло здесь в ноябре 1924 г. консульство. Дома в казачьем городке двух типов – с четырьмя окнами, выходящими на улицу, или  усеченные – с двумя окнами стояли больше в разброс. Рерих выбрал тот, где когда-то останавливался путешественник Николай Пржевальский. Он ничем от других не отличался, тоже был сделан из глины-сырца, но имел большую комнату – залу.
На встрече с местной общественностью  Рерих  делился впечатлениями о своей поездке в Индию и Восточный Туркестан. Отдельно рассказал о роли Николая. Пржевальского в познании диких просторов Азии.

- Где только не бывал великий путешественник! Вот он - верный его помощник в постоянной дороге! – воскликнул Рерих,  показывая присутствующим географический атлас с приложениями и условными знаками на китайском языке, составленный и изданный Пржевальским.
 - Без него, как без рук! - Видите товарищи, на картах знакомые имена: Арсеньева, Буклатовича, Карелина,  Козлова, Певцова, Роборовского. Певцов исследовал соседние с вами Джунгарию, Монголию, застенный Китай. Своим путешествием достиг того, к чему так стремилось Российское географическое общество во главе с Семеновым-Тян Шаньским - изучил юго-восточную оконечность Алтая, бассейн озера Кызыл-Баш, проник в пустыню Гоби.
Николай Рерих вел свой рассказ и внимательно рассматривал присутствующих в зале. Они слушали, но без интереса. Вопросов не задавали, и вид у военных казачков и местных представителей власти был несколько отрешенный, усталый и даже тревожный.
Почему-то вспоминались слова Пржевальского: «Я искал дикого человека в Средней Азии, а нашел его у себя в Смоленской губернии». Правда, много дикого он нашел и в Азии. Пекин он называл центром мошенничества и плутовства, а местного китайца сравнивал с жидом,  и московским мазуриком в квадрате. Пржевальский не был согласен с официальной политикой российских властей в отношении Китая и двухсотлетнюю дружбу с ним называл «сплошным заискиванием». По его мнению, российское влияние на Китай необходимо было расширять вплоть до захвата его территорий, которыми богдыханы практически не владели. «Здесь можно повторить подвиги Кордоса», - писал  Пржевальский.

- Как ни странно, но слова путешественника оказались созвучны планам нынешних руководителей мировой революции, - заключил для себя Рерих.
Присутствующим он рассказал о первом путешествие Пржевальского в Центральную Азию, когда он был в Хотане, Кашгаре и как трагически завершилось его пятое путешествие в Азию. Пржевальский умер от тифа 1 ноября 1888 года в г. Караколе и завещал похоронить у озера Иссык-Куль.
«Один Пржевальский, или Стенли стоят десятков учебных заведений и сотни хороших книг. Их идейность, благородное честолюбие, их фанатическая вера в науку делают их в глазах народа подвижниками, олицетворяющими высшую нравственную силу», - так сказал Антон Павлович Чехов, и Рерих об этом помнил всегда. -  Абсолютная свобода и дело по душе – вот в чем заманчивость странствий, - еще раз для себя решил он.
Во время отдыха охотились на перепелок, рыбачили. Рыбы на озере Зайсан было столько, что она сама, как вспоминали участники экспедиции, выпрыгивала на берег.

Много интересного узнали путешественники во время своей короткой остановки. Оказывается, в Зайсане прошло детство Главнокомандующего российской армии,  и вождя Белого движения генерала Лавра Корнилова.  Для Рериха Корнилов был известен больше тем, что написал книгу – «Кашгария или Восточный Туркестан». Она вышла в свет в 1903 году, и он ее читал. В ней были строчки сообщения о деятельности английского консула в Кашгаре Макартни, который на Мургабском посту завербовал трех человек, ставших его агентами. Они, правда, часто обманывали консула и выдавали желаемое за действительное.
В конце 1909 года Корнилов, возвращаясь верхом домой из Пекина, где он был военным агентом, проехал через Калган, Алтай и Тянь-Шань до города Ош. Был в Урумчи, в Илийском краю и в Суйдуне – будущей столице атаманов Дутова и Анненкова.
В Зайсане тоже неспокойно. Совсем недавно здесь шли бои. В городке размещался штаб кавалерийской дивизии, преследующей группировку белых Андрея Бакича. Рядом в селе Алексеевка стояли кавалерийские полки дивизии и три батальона пограничников.

Местный начальник пограничного поста рассказывал:
- Бакича преследовали лихо. На сопредельную территорию переправился  кавалерийский полк. Командир у них молодцом, Михаилом кличут. Бурчум взяли, противника разгромили. Затем, на всякий случай,  очистили все села Тарбагатайского и Алтайского округов. Бакич ушел в Монголию, а с ним и командир отряда Енисейского казачьего войска полковник Казанцев. Говорят Бакич и Казанцев не ладили  меж собой, сражались и ели кашу отдельно, что их и сгубило. Местный отряд из казахского рода шеруши, перешедший на нашу сторону, под командованием Дурбитхана Сугурбаева, гнал Казанцева до самого Урянхая где, говорят, он и сгинул. 
Из Зайсана экспедиция Николая Рериха отплыла в Семипалатинск на пароходе «Лобков», а потом в Омск и Москву уже поездом. Как оказалось, Рерих прибыл в СССР не только затем, чтобы получить визы в Китай, а с важным посольством. Он привез два странных документа – «приветственные письма к советским властям» и небольшой ящик со священной землей на могилу Ленина из тех мест, откуда происходит Будда Шакья Муни. Он их передал однокашнику по университету Чичерину. Была встреча с еще одной важной фигурой,   с Борисом Мельниковым, в то время начальником отдела Дальнего Востока НКИД.
В разговорах выяснилось, что учителя буддизма имели духовную установку на коммунизм: «Коммунизм – шаг не к варварству и тирании, - утверждали они, - а к более высокому сознанию и более продвинутой ступени эволюции». Учителя также говорили о готовности вести переговоры с СССР об освобождении Индии, оккупированной Англией, а также Тибета. Об этом и договорились Чичерин и Мельников с Рерихом, дав ему самые широкие полномочия.

Дальнейший путь Рериха в Монголию и Китай следовал через Алтай, Улан-Удэ и Кяхту. Борис Мельников подробную информацию о планах Рериха и инструкцию по обеспечению его продвижения довел до всех советских структур в Монголии и Китае.
В это время Блюмкин уже находился в Урге, готовил поставку оружия в Тибет. Караван состоял из 39 верблюдов, который сопровождали 19 бурят – паломников. Проблемы помогал решать начальник штаба Монгольской армии, советский инструктор Кангелари. В Москве операция находилась на контроле Трилиссера и он всячески способствовал Блюмкину, даже тогда, когда у него шалили нервы и он начинал буквально куролесить, ругаясь с представителями светских и военных властей. Монголы народ памятливый и далеко не веселого нрава. Не все советское им приходилось по вкусу.
Город Улан-Батор, расположенный в долине реки Тола, когда-то делился на две части: монгольский город, или собственно Да-хурэ, и город китайский, отстоящий от первого верст на пять к востоку -  Маймачен. Сейчас эти части соединились. Советское консульство, открытое здесь еще в 1861 году, располагалось в двухэтажном доме с флигелями и службами недалеко от берега реки Тола. Пешая ходьба не признавалась у монголов, поэтому они шагу не делали без верховой лошади. Блюмкину, Кангелари и прочим русским приходилось подстраиваться, тем более, что тротуары в городе отсутствовали, и по улицам бродили своры бездомных собак.

Над долиной, в которой располагался город, как и в Урумчи, где недавно был Рерих, возвышались горы Богдо-Ула. Это место считалось священным, прежде здесь совершались жертвоприношения, и потому лес не рубили.
Русских в Монголии было уже больше чем китайцев. Их приток усилился после переворота 1911-1912 годов. Всего их насчитывалось около пяти тысяч. Самую многочисленную часть составляли люди торгового звания из Бийска и Кяхты. Говорили русские колонисты на своеобразном жаргоне, представлявшем смесь русских, монгольских, бурятских, алтайских и иных слов и выражений, так что понимать их было сложно.
Китайцы, главным образом ремесленники, обслуживали в основном европейцев. «Живой Бог»  Таши-лама временно отсиживался на монгольской границе, в монастыре Гумбум. Эта обитель была известна тем, что здесь хранилась пуповина реформатора ламаизма Цзонхавы. Вместе с Таши-ламой в монастыре Гумбум остановилась его свита и охрана в триста сабель. В специальной советской сводке, освещавшей положение дел в монастыре, упоминалось, что именно здесь проживал видный японский монах, который свои занятия не ограничивал исключительно религиозными церемониями.
Первые месяцы пребывания Таши-ламы в монастыре Гумбум были окутаны тайной. Но вскоре он начал устанавливать контакты с Пекином и выяснять возможность переехать в столицу. Его ждали в Урге,  и с ним хотел встретиться бывший тибетский авторитет Агван Доржиев. Не получилось. Секретное письмо Доржиеву удалось передать Таше-ламе только в Пекине через порученца Лубсана.
В Урге Яков Блюмкин работал под официальным прикрытием должности инструктора службы внутренней безопасности Всевойскового совета, созданного в 1922 году. Работал в тесном тандеме со своим коллегой Щетинкиным. Не сложилась у бывшего партизана судьба, и он на нее жаловался Якову:

- Не жизнь, а сплошная маята!- возмущался он. После освобождения Красноярска и Минусинска Сибревком назначил меня в  Ревтрибунал, судить задержанных белых министров. Какой из меня судья, военный я. Написал прошение. Отправили воевать на юг, под начало Ивана Грязнова. – Про Чонгар слышал что-нибудь?
- Как не слышал. Дело известное.
- Не успели бои закончиться, как меня перебросили на монгольский фронт против Унгерна. Тут уж мы шашками помахали геройски.
- Наслышан о твоих подвигах и наградах, - с усмешкой проговорил Блюмкин.
- Ты не улыбайся, за пролитую кровь, так как ранен был, наградили орденом Красного Знамени, направили на учебу в Академию Генштаба, присвоили звание комкора.
- Комкор это здорово, а я без званий, но особо уполномоченный самого Дзержинского, - заметил Яков.
-  Упал намоченный ты, а не уполномоченный, - засмеялся Щетинкин. С Дзержинским я тоже встречался. Сам Председатель ВЧК назначил меня начальником штаба войск ГПУ Сибирского пограничного округа. Все вроде шло хорошо и на службе, и дома полный порядок. А тут тебе раз, и в Монголию шуганули, как будто списали. Обидно!
- Нечего, друг мой, обижаться. Революция продолжается. Дел видимо, невидимо, а мы с тобой, как всегда, на острие борьбы.

- Нет тут, поверь мне Яша, никакой борьбы,  чужая глухомань. Монголы думают только о своем корыте, а не о мировой революции.  Мы и наше дело им чужие. Они свою Великую Монголию хотят создать, но без нашей помощи. Вот так, братец!
В словах Щетинкина присутствовала доля истины.  Основатель народной революционной партии Монголии Сухэ-Батор, бывший наборщик и солдат, пал смертью храбрых; его сподвижника писаря Данзана расстреляли; лама и публицист Бодо перебежал в лагерь заговорщиков, покушавшихся на свержение народного правительства. Войск у правительства не было. В этих условиях монгольские князья и тайчжи старались сохранить заветы Чингисхана и провоцировали открытое выступление лам.

Китайские коммунисты, которых Александр переправил через границу,  заседали в Москве, а Николай Рерих через Ургу прибыл в Харбин. Для всех Рерих с сыном Юрием и с группой исследователей официально направлялся  в Тибет с целью достичь священной горы Кайлас.
Местная общественность организовала с ним встречу. Он выступил в огромном зале на третьем этаже здания «Христианского союза молодых людей» на Садовой улице. Разговор шел о России. По паспорту американец, а перебрался в США через Финляндию уже после революции. Рерих говорил  о сердечной теплоте родины. Пожив за границей, он чувствовал, - Россия была особым миром, отличным от Запада и Востока, но сочетающей в себе мудрость и красоту того и другого.

 «Россия идет своим отдельным, ни с чем не сравнимым путем», - говорил он, -  «русская культура нежная и беззлобная, - исключительная по своим могучим качествам. В русской культуре дышит природа, слышится шум волн русских морей, бьющихся о крымские и соловецкие берега».
- Нужно ли России идти своим отдельным, ни с чем не сравнимым путем? – думал Александр. Особый, обособленный путь всегда чреват сюрпризами и неприятностями и, как правило, заканчивается жертвами, смутными временами и расколами. Как же это говорится у китайцев? «Первопричина всех страданий заключена в пагубности страстей». Да, и русские говорят: «Скромность украшает человека». Зачем уж так выделяться и выпячивать свое «я»? 

Крымские берега, о которых вспомнил Рерих, Александру уже совсем забылись. Там сейчас, действительно, дышит природа. К сожалению, все связи с сестрами потерялись. Где они и чем занимаются? Может, они больны и им нужна помощь в эти трудные времена? Совсем недавно в России был сильный голод, много жертв. Как они  справились с этим лихолетьем, когда людоедство стало обычным явлением?
Сохранилась вырезка из Харбинской газеты со сводкой Крымского комитета помощи голодающим от 13 марта 1922 года.

В ней говорилось: «Весь день на карасубазарском рынке происходит ловля случайно забредших сюда собак... Голодные массы в большом проценте питаются воловьей и овечьей кожей, также забирая из кожевенных заводов отбросы, побывавшие в обработке и извести. Больницы переполнены голодающими, которые умирают от истощения...».
                         
Не меньше Александра волновала судьба семьи в Туве. Спасибо Давтяну, который через свои связи, в том числе,  консульские в Кызыле, кое-что сообщал о положении дел в Бегреде. Живут родные, держатся. Пока старики и Павел Матонины рядом можно жить спокойно. Дай Бог, в моей службе появятся перемены.
Под «крышей» российского консульства в Кызыле действовал резидент внешней разведки в Тувинской Республике Чичаев. От него поступали сведения Давтяну,  а он их передавал Александру. И в Туве и в Монголии события развивались сумбурно. Молодые республики переживали становление, а их пытались разорвать на части. Китайцы даже издали труд «Общая тенденция изменения границ Китая», в котором Монгольская республика вообще игнорировалась как суверенное государство и помещалась в современных границах Китая.

Значительные участки исконно русских земель также включались в «потери» Китая. Реваншисты  ставили под сомнения многие договорные акты, что не сулило спокойной жизни на границе. Некто Се Бинь в книге по историко-географическому положению Синьцзяна, Тибета и Монголии предлагал «активизировать оборону границ до стадии выдвижения территориальных притязаний к соседним государствам».
В соседнем зале Христианского союза была развернута выставка, привезенных Рерихом собственных картин. Там и состоялась, обусловленная Борисом Мельниковым, короткая встреча Рериха с Александром, и предметный разговор о японской разведке, которая раскинула свои сети во многих уголках Азии.

- Дорогой мой, - начал Рерих, - японские «монахи» молятся даже в монастырях коммунистической Монголии, в частности в Гумбуме, где остановился Таши-лама. Но это еще полбеды. Там также находится сотрудник японского Генштаба полковник Томиэ Сато. Этот агент блестяще говорит по-монгольски и по-тибетски. Время от времени он предпринимает паломничество в китайский город Далянь, где под крышей конторы Южно-Маньчжурской железной дороги находится база японской агентуры.
- Говорите Гумбум?  Наслышан,  в декабре 1906 года там был паломник Ульянов. Не тот, конечно, который Ленин, а из числа географов. Кое-что о монастыре читал в записках путешественника Козлова. Кажется, в Гумбуме он встречался с Далай-ламой. Полковник Сато нам известен и  мы пытаемся к нему подобраться. И это, пожалуй, все.

- Милейший. С такими знаниями по нашему противнику мы своей исторической миссии по созданию в Центральной Азии Восточной федерации не выполним. Ваша задача перекрыть путь японцам в Монголию и их контакты с Таши-ламой.
- Меры принимаем, но и японцы не дремлют. Контроль повсеместный. Вы уже, видимо, в курсе, профессор Позднеев побывал в их ловушке.  Спасибо нашим дипломатам, вызволили. Канал японцев в Монголию перекроем, а точнее, будем использовать его в своих целях. Что касается Даляня, работаем и в этом направлении. Японцев много везде и здесь в Харбине от них нет прохода. Они появляются и исчезают, как пузырьки на воде.

Александр помнил о недооценке  Японии как сильного и опасного противника. Еще Ренненкампф удивлялся, почему в России на разведку отчислялась смехотворная сумма в 56 тысяч рублей на год, а Япония, готовясь к войне, затратила только на подготовку агентуры 12 миллионов рублей золотом. Японской разведкой тогда руководил генерал-майор, барон  Фукусима. Сейчас в Маньчжурии негласно правил Доихара. Одно время в ранге полковника он был начальником разведки в Мукдене. Имел Доихара отношение и к «Обществу черного дракона», которое было учреждено японским бродячим самураем по имени Химраока Котаро.

 - Александр Христофорович, - обратился Николай Рерих, - вы вспомнили паломника Ульянова. Про него мне ничего не известно. Если не трудно, расскажите,  пожалуйста.
- Что сказать? Говорят, что перед отправкой в Тибет  был даже на приеме у Николая II. Стал  руководителем разведывательной группы вместо умершего в пути офицера казачьего полка Уланова. Как буддийский религиозный служитель, достигнув Лхасы, был на приеме у Голдана Тива-Рамбуче, который в то время исполнял в отсутствие далай-ламы обязанности правителя государства. Получил от него важную информацию, которую можно было передать в Петербург. Что он впоследствии и сделал.

- А что вам Александр известно про «Общество черного дракона?»
- Известно его другое название Кокурюкай («Общество реки Амур»).  Руководитель общества Тояма Мицуру. Некоторые его связи в Маньчжурии, в том числе, со ставленниками атамана Семенова, находятся под нашим контролем. Другими данными, увы, не располагаем. Александр не стал открывать все карты, зная, что держать их, как золото, нужно про запас и выкладывать  только при определенных обстоятельствах.  Они пока не наступили.

Что есть такое «Общества черного дракона», Александр знал еще по Мукдену. Дополнительно его просветил и  Давтян:
Ты должен знать, мой дорогой, - говорил он ему, - это общество самая крупная японская организация, объединяющая людей без определенных занятий. Появилась она в 1901 году, и в поле русской разведки сразу попался один из ее лидеров Утида Рёхэй. Корея, Япония, где он только не бывал, везде решал задачу освобождение народов Азии от гнета «белого империализма», в том числе России. Постепенно это общество превратилась в шпионскую японскую организацию в Китае. Вначале ее отделения находились в Яньтай (Чифу), Фучжоу, Шанхае, где они скрывались и до сих пор скрываются под вывеской консульств, школ, ателье фотографий и тому подобное. Уже во время русско-японской войны эта организация насчитывала несколько сот тысяч человек.

 На вопрос, - «Какие принимать в отношении общества меры?» – Давтян посоветовал проникнуть в эту организацию, если не лично, то с помощью помощников. Атаман Семенов тоже был связан с «Обществом черного дракона» и этот момент следовало обязательно использовать.
Александр ничего не сказал Рериху о Николае Зайцеве, не о планах с помощью его выйти на Томиэ Сато, а на прощание задал вопрос:
- Вы, вероятно, в курсе дела, что в Китае появились ретивые головы, которые пытаются свести историю чжурчжэней, монголов, тюрков и целого ряда других народов, в том числе Сибири, к истории «единого неделимого» китайского государства. И на этой основе они не хотят признавать существующие границы и готовят территориальные притязания. Что из этого, по вашему мнению, может получиться?

- Из этого, мой милый друг, следует, что Китай проснулся и превратился из жалкого верблюда в грозного тигра. Он еще пока слаб, но уже готовится к прыжку. Нам этот прыжок прозевать никак нельзя, нужно готовиться к большой охоте. А охота это по вашей части. Думать нужно, думать. Вот вам пример из петровских времен: 
- Огромный камень в городе Сортавала, где я одно время проживал, мешал провести улицу отстроенного города. – Взорвать? – По частям убрать? Все оказалось очень сложно. Обычный мужик-селянин взялся решить непосильную умам задачу. Он рядом у дороги вырыл глубокую яму, свалил туда камень и сравнял с землей, как будто ничего и не было. Великое – все просто, потому и гениально.
 
Грозному тигру тоже можно вырыть яму. Вот на что намекал Рерих!
Встречу с Николаем Зайцевым в Чанчуне пришлось ускорить. Обстоятельства требовали принятия экстренных мер.
- Нас ждут великие дела, - обрадовал Николая при встрече Александр. По японцу Сато  картина несколько прояснилась. Теперь ясно где его надо искать – в монастыре Гумбум. Монастырь находится в провинции Цинхай, возле озера Кукунор на месте, где по преданию родился реформатор буддизма Цзонхава. - Видишь, какой я грамотный. Не зря, выходит,  штудировал буддистские книги. Вот, посмотри, даже снимок есть. Гумбум означает «Сто тысяч изображений». Их может и меньше, но не намного.

Справочники, которые я изрядно полистал, свидетельствуют, что внутри монастыря  множество входов, ведущие в многочисленные часовенки-кельи, расположенных на девяти уровнях. Так что этому Сато, которого мы с тобой разыскиваем, есть, где спрятаться, и вам придется эти помещения, по возможности, конечно, обойти с нижнего этажа по часовой стрелке. Такой там у них порядок.
Дорога в те места, как я выяснил, весьма сложная и беспокойная. По последним слухам на караванном пути произошла стычка паломников и местных разбойников -голоков. Из-за скота идет межплеменная война.

- Александр Христофорович, детали по монастырю я уточню в Монголии. Голоки –  «повернутые головы»,  есть самые настоящие бунтовщики, которые  не признают ни какие власти. С ними, действительно,  лучше дел не иметь и решение о поездке в Гумбум я буду принимать на месте, в зависимости от ситуации. Гумбум китайцы называют Таэрсы и он служит сборным пунктом для караванов, отправляющихся из Монголии на богомолье в Лхасу. Об этом монастыре есть интересная история. Хотите, расскажу?
- Давай, рассказывай, время у нас еще есть.
Однажды в Гумбуме среди монахов произошли крупные беспорядки. Тогда из Пекина, по указу богдыхана, туда был командирован принц-судья, отличавшийся решительным нравом. Прибыв на место, строгий принц установил, что виновниками беспорядков являются восемь известных гэгэнов. Принц обратился к перерожденцам со следующей речью: «Вы, гэгэны все знаете – что было, что будет; скажите же мне, когда вы должны умереть? Испуганные, и понявшие свою тяжелую участь гэгэны ответили: «Завтра!»… «Нет, - решительно произнес принц, - сегодня!» - и велел тотчас отрубить несчастным головы.

- Печальная история. Я жду вас во здравии и с хорошими известиями. Кстати,  разберитесь, кто сейчас в монастыре мутит воду. Головы рубить, конечно, не надо, разве что японцам. Это я шучу. Адрес моего почтового ящика при вас. Срочные данные можно передать в наше консульство в Урге, но это в том случае, если за вами не будет хвоста. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?
В Москве понимали важность контроля обстановки в Китае, в Монголии и в Тибете. В 1926 году в Шанхае было создано Дальневосточное бюро Коминтерна во главе со старым по Иркутску приятелем Шумяцкого Войтинским. В его руководящее звено вошли Бородин, Розенберг, Рой, Ленсе, Блюхер, Нейман, Ломинадзе. С китайской стороны - Чэн Дусю (псевдоним Старик) и Цюй Цюбо (Литератор). На одном из совещаний бюро обсуждалась появившаяся в печати, статья Мао Цзэдуна «Анализ классов китайского крестьянства и их отношения к революции». Каких либо особых откликов она не получила. Китайцы больше радовались открытию трамвайной линии в Пекине.
Иногда Александр выбирался в кино. Совсем недавно посмотрел фильм «Сыновья почтительность».  Когда жених и невеста, друг друга никогда не видевшие,  вырастают, они обязаны следовать указаниям старших. Это и есть одно из проявлений конфуцианской «сыновней почтительности к родителям».  В фильме рассказывалось, как молодой китаец, окончивший за границей университет, вернулся на родину, где познакомился с молодой европеизированной китаянкой, воспитывавшейся также в Европе. Они влюбляются, и молодой человек делает девушке предложение, но вдруг герой получает письмо от отца с требованием немедленно приехать домой в деревню. Он понимает, в чем дело. Еще в детстве его обручили с соседкой, и сейчас он должен ехать, чтобы жениться. Он ее не видел, она никогда не выезжала из деревни,  ходит в штанах и не танцует фокстрота.
 
Конфуций победил европейскую фокстротную культуру – свадьба в деревне состоялась. Однако когда молодая пара выехала в город, коляску сбил автомобиль, и молодая жена погибла, герой вновь возвращается к европеизированной китаянке. В итоге, и Конфуция не обидели, и европейская буржуазная культура осталась при своих интересах.  И волки сыты, и овцы целы. Это можно сказать китайский стиль улаживания многих проблем, - пришел к заключению Александр.
В кино все красиво. В жизни Китай бедствовал. Положение рабочих было ужасно. Мальчики и девочки от 7 до 12 лет трудились в дневных и ночных сменах, получая за это по 8 центов в день. Рабочие по десять человек жили в комнатах в десять квадратных футов. В комнатах не было ни печи, ни вытяжной трубы. Огонь разводили прямо на земляном полу под железным котлом, в котором семья готовила себе пищу. Молодые девушки повсеместно занимались проституцией. Не зря в первом китайском художественном фильме «Янь Жуй-шэн» рассказывалось о проститутке Ван Ляньин, которую убил шанхайский богач.
Близился день национального позора – 25-я годовщина подписания протокола о наложении на Китай огромной контрибуции после подавления так называемого боксерского восстания.

- Неужели уже четверть века позади, - подумал Александр. Кажется, совсем недавно была первая встреча с Китаем. Была война открытая, а теперь скрытая. Ему казалось, что и тогда, и сейчас она велась не против  обездоленных людей, а за их будущее.
Пожалуй, ни об одной другой соседней стране красный Кремль не был осведомлен так глубоко и досконально, как о Китае. Почему так складывались дела? Трибун и советский идеолог Николай Бухарин откровенно признавался: «Основной задачей в Китае, на которую мы должны ориентироваться, является национальная революция». Революция, революцией, но были и текущие дела. Вновь обострились пограничные  вопросы. Посол Карахан информировал Харбинское консульство: «Китайская делегация на конференции собирается возбудить вопрос о границах и предъявить широкие территориальные претензии. Она повела себя так, будто вопрос о границах подлежит принципиальному урегулированию».
В целях упреждения  дебатов и претензий,  Лев Карахан вручил китайской стороне «Проект соглашения о вопросах, касающихся границ». Предлагалось восстановить первоначальную линию границы, которая неоднократно и незаконно передвигалась как населением, так и местными властями той или другой стороны, и заключить соглашение об охране и режиме границы.
В ответ китайцы без всякой логики потребовали коренного пересмотра договоров о границе по той причине, что будто бы современная линия  является результатом военной агрессии бывшего царского правительства. Они выдвинули широкие территориальные притязания на 1,1 млн. кв. км. советской территории на Дальнем Востоке, в Казахстане и Средней Азии, а также на всю территорию Монгольской и Танну-Тувинской Народных Республик.

Границу между СССР и Китаем предлагалось установить: на востоке в соответствии с Нерчинским договором 1689 года, в центральной части – на основании Кяхтинского договора 1727 года и на западе – согласно Чугучакскому договору 1864 года. Пекинский проект перестройки границы умалчивал о существовании Айгуньского договора 1858 года, Пекинского 1860 года и Петербургского 1881 года, которые, таким образом, должны были подпасть под аннулирование без последствий. Переговоры зашли в тупик.
Вот что по этому поводу говорили сами китайцы:  «Мы мало думаем об обеспечении спокойствия Китая и освобождении страны от иностранцев, являющихся главными источниками смуты и недоразумений. Но, чтобы освободиться от них, необходимо, прежде всего, укрепить наши границы, потому что, как дерево без коры, так и государство без крепких границ перестанет быть державой. Иностранцы жадно захватывают земли, торговлю и богатства страны, а потому мы должны приложить все усилия, чтобы не выдать наших владений. Иностранные поданные все равно, что заноза, проникшая в тело Китая, - поэтому мы никогда не сможем быть спокойными, и, как ни больно будет, но нужно будет выдавить эту занозу. В мерах охраны, прежде всего, нужны войска, а затем, где много в избытке земель, нужно раздать их тем, у кого недохват; сформировать достаточные для охраны границы войска мы пока не в состоянии из-за недостатка денег, а потому нам необходимо, не теряя время, начать заселение границ хлебопашцами». Речь шла о колонизации, предполагались варианты создания рабочих батальонов и строительства пограничных городов.

Разобравшись, Чакиров подготовил и направил соответствующее донесение. В качестве справки указал, что еще в 1906 году в Пекине были открыты школы «Чжибянь сюэтан» «Школы по изучению колонизации окраин». Пришлось свернуть ряд планов и проектов и сосредоточиться на пограничных делах. Положение на границе становилось беспокойным. В Маньчжурии у русских были весьма популярны такие строчки:

Провели черту и сказали: граница!
А по обе стороны – живые люди.
И близким в разлуке тоскливо снится,
Что встречи не будет…

Провели черту. И стоят солдаты.
Пули в винтовке, в «нагане», в «смите»…
Отсюда кричу: «Отдайте брата!».
А с той стороны: «К сестре пустите!»

Только за 1927 год границу СССР нарушило 57 войсковых групп. Из «центра» поступали многочисленные ориентировки и задания начальнику погранохраны ОГПУ Дальневосточного края  Кондратьеву, начальнику штаба  Чернышеву.
Ситуация вынуждала выезжать в приграничные районы и встречаться с людьми, с которыми долгое время не общался, в том числе и на монгольской территории. В результате удалось выйти на след банды бывшего офицера Окунцова, который  нападал на заставы и комендатуры на участке Хинганского отряда. Не без помощи старого знакомого Сотникова, в группу Окунцова внедрили проверенного человека и по его информации вывели банду на засаду. Окунцов был ранен и задержан. Таким же способом пресекли налет вооруженных китайских солдат на участке Гродековского отряда.

Николай Рерих на переговорах с Таши-ламой в Пекине планировал выступить как автор интересной идеи и как спонсор переезда его в Тибет. Свою организацию, от имени которой он выступал, назвал  «Всемирный Союз западных буддистов».
Первой ступенью посвящения во «Всемирный Союз Западных Буддистов» считалась степень «Входящий в поток», а предпоследняя давала право называться «Архатом». На вершине иерархии находился сам Николай Константинович. Его сан звучал помпезно – «Владыка Шамбалы». Вся структура лож превратилась в разветвленную сеть, и многие члены организации не подозревали, в какой сложной, а порой и опасной игре они принимают участие. Но только для таких людей как Давтян, Мельников и Чакиров этих тайн не существовало.
В то время Пекином правил китайский маршал Фэн Юйсян, друживший с коммунистами и переводчиком советского посольства Борисом Панкратовым. Борис Панкратов, с ведома посла в Пекине Льва Карахана и военного атташе командарма Егорова, готовил встречу Таши-ламы с Николаем Рерихом.
Именно о Панкратове, как о выпускнике Восточного института  рассказывал Дмитрий Позднеев. Только в прошлый раз не было речи о его увлечении буддизмом, тем более на пару с Рерихом. Дело в том, что под видом коммивояжера Голубкина,  он выступал в качестве проводника экспедиции Рериха в Тибет.

Когда живой бог Таши-лама прибыл в Пекин, среди лиц, освещающих встречу богомольцев,  были и люди  Коминтерна. Александр знал одного из них. Это был секретарь издательского отдела Военсовета Монголии Алексей Петрович Некрасов.
Переговоры проходили в одном из столичных буддийских монастырей. Рерих приехал на встречу в облачении Далай-ламы, потому как хотел въехать в Тибет через Ургу, как 25-й князь Шамбалы. Ведь пророчили, что он придет с севера, принесет спасение всему миру и станет царем света. Чан Кайши представлял лама Кончок Юнгас, присутствовали агенты генерала Фын Юйсяна. Встреча  проходила при полной конспирации.
После переговоров в Пекине Таши-лама переехал в Мукден. Рядом с Мукденом в местечке Сандепу, в монастыре с монгольскими ламами находилась его временная резиденция. Под Сандепу когда-то шли жестокие бои с японцами. Сейчас тоже шла скрытая война с японцами, китайцами и англичанами. Скрытно ее вел и Александр. В Мукдене он встретился Некрасовым и получил от него информацию о реваншистских устремлениях китайского правительства по отношению к «утраченным территориям» и, прежде всего, к Монголии.

- Мы должны стремиться на Север, в Синьцзян и Монголию, -  именно так заявил в Пекине лидер гоминьдана Тай-Чжиу, - поделился новостями Алексей Некрасов.
- Я уже слышал нечто подобное, Алексей. Типа,  «вслед за возвращением КВЖД мы должны поставить вопрос о возвращении Внешней Монголии, которая до сих пор находится под гнетом красных». Кто это сказал, не помню, возможно, даже Чан Кайши. Вопрос в другом, какова позиция  в этом вопросе Таши-ламы,  и монгольских властей?
- Руководство МНР выразило решительный протест и не желает вновь превращаться в провинцию Китая. Что касается Таши-ламы, Александр Христофорович, есть подозрение возрастающего на него влияния японцев, которых не устраивает, как сказал один генерал, «существование такой двусмысленной территории, какой является Монголия». На мой взгляд, Таши-лама еще не определился, а может сознательно ведет двойную или тройную игру.
- Возможно, так и есть. Вы присутствовали на переговорах Таши-ламы с Рерихами,  общались с богомольцами, которые были у него на приеме после этой встречи. Они что-нибудь говорят? Заинтересовали ли Таши-ламу предложения представителей «Всемирного Союза западных буддистов» по решению проблем в Тибете и сугубо его личных дел?
- Богомольцы молчат. Скорее всего,  им ничего не известно о планах Таши-ламы, но то, что он решил перебраться в Мукден и конкретно в Сандепу – поближе к японцам, говорит не в  нашу пользу.

- У меня к вам просьба, Алексей Петрович. Буквально недавно я направил в Монголию человека, фамилия его Зайцев, звать Николай. Ему ставилась задача  отследить обстановку вокруг монастыря Гумбум, где серьезно осели японцы.  Поставьте задачу своим осведомителям собрать данные обо всех его шагах: где был, что делал, ну и прочие его занятия. Главное определить круг контактов, и были ли они вообще. Хорошо. Да, совсем забыл. Его родственники проживают в аймаке Кобдо, выходцы из Урянхая. Прошу уточнить их положение и связи. Вы же знаете основное наше правило: «Доверяй, но проверяй».
- Какие вопросы, Александр Христофорович! Все силы задействуем и Зайцевых осветим со всех сторон, как в фотоателье. Гумбум и Кобдо это не Харбин, там все на виду и на слуху. Что касается японцев, то за ними мы тоже присматриваем.
 - В таком случае буду ждать от вас известий. Всего вам доброго.
Известие о Зайцеве пришло не от Некрасова, а от Давтяна со ссылкой на доклад из Урги. В телеграмме сообщалось, что Николай из Гумбума не вернулся и ведется  оперативная проверка всех обстоятельств его пребывания в монастыре. Неприятности шли одна за другой. Стало известно, что и Таши-лама передумал возвращаться в Тибет.

В Харбине весело и чересчур шумно. Праздник городской жизни напоминал истерику. Вертинский, Лещенко не сходили с эстрады, и русские, изрядно накушавшись спиртного, плакали под звуки пластинки  «Молись кунак». От этого Александру почему-то становилось тревожно. Как обычно вечер заканчивался прогулкой, чтением газеты «Рупор» и папиросой местной фабрики «Лопато и сыновья» «Антик». Были и другие многочисленные папиросы этой фирмы: «Байли», «Любимые», «Золотые часы» и даже «Рыбка», но Александр пристрастился именно к «Антику».
Вечером центр города выглядел нарядно. Китайская улица хорошо освещалась, сверкали витрины отеля «Модерн», ресторана «Новый Свет», магазины  по торговле пушниной, обувью и часами фирмы  «Бриннер и Ко». Да, того самого Юрия Бриннера, из-за которого, по мнению отдельных специалистов,  началась японская война. Именно он Владивостокский купец приобрел у корейского правительства лесную концессию в районе реки Ялу сроком на 20 лет. По рассказам незабвенного Мищенко, который наблюдал ее лично, она тянулась вдоль всей Северной Кореи от моря до моря на протяжении около 800 верст.  Вокруг этой концессии с участием царского двора развернулась нешуточная интрига за «корейские леса», которые стали осваивать «уволенные сибирские стрелки». Японцам это не понравилось. Русский медведь добрался до их меда и грозил лишить их, как они думали, самой жизни. Потому и вспыхнула война, как считали многие. Начали за здравие, кончили за упокой. Сам Юрий с семьей вынужден был бежать из Владивостока на яхте.
На самом деле все причины войны даже ее участник Чакиров не  знал. Раз, два, три. Сколько их было? Все не сосчитать. Самая главная — стремление России укрепиться на Дальнем Востоке, ущемить Японию и ограничить в аппетитах Англию. История не окончилась. На кону Китай, Монголия и Тибет и опять с участием японцев.

Александр был вхож в дом семьи Бориса Бриннера младшего через брата Феликса, который  проживал в Даляне. Там же жила его племянница Наталия Бахтина. Однажды, когда он вспоминал сибирские края, она назвала Александру до десятка родственников, проживающих в Енисейской губернии. И сама она там бывала по молодости лет. Наталия познакомила Александра с Юрием Хорош, который занимался в театральной студии жены Бориса Бриннера Катерины Ивановны Корнаковой. И тут сюрприз! Выяснилось, что Юрий был родом из Минусинска. Было о чем повспоминать.
Хозяин, конечно,   рассказывал о счастливой жизни во Владивостоке.
- Представляете господа, никакой войны, садишься, бывало с папа, на пароход «Чайка» и плывешь на остров Путятин, к незабвенному, а ныне уже почившему, Алексею Дмитриевичу Старцеву. У него там, как у Монте Кристо в маленьком государстве все было свое и превосходного качества. Каков человек я вам скажу. Силища! Хватка, как у тигра! За все брался,  даже японцев решил в фарфоровом деле обогнать. С фарфором не получилось, но посудное дело наладил, опять же кирпич стал поставлять. Можно сказать, город на его предпринимательстве стоит.
-   Есть в кого таким быть, - заметила супруга Катерина Ивановна. Он ведь хоть и полукровка, но род свой ведет от декабриста Николая Бестужева.
-  Что вы говорите! – воскликнули присутствующие. Презабавная история, и как же она случилась?

- Обычное в ссыльной Сибири. Родился в Селенгинске от местной девицы не законно. Крестный купец Старцев его и усыновил. По этой линии и пошел. Сначала чаем торговал в Тяньцзине, потом стал дома строить. Благодаря знанию языков долгое время состоял советником при китайском канцлере Ли Хунчжане, от французов за помощь в переговорах с китайцами, получил орден «Почетного легиона». Стал Коммерции советником и обеспечивал визит цесаревича Николая в Пекин. Вот как!
- Надо добавить, что этот Старцев с цесаревичем и во Владивостоке встречался, - добавил Борис. В знак признательности и за хлопоты Николай подарил ему свой портрет.
- Ишь ты, как пошел! Действительно, кровь сказывается.
- Да, - согласилась Катерина Ивановна, - и судьба, как у отца Бестужева печальная. Нажитое в Китае во время восстания ихэтуаней потерял. Дочери и сыновья с наследством во Владивостоке не справились. Старший сын Николай уехал в Сербию, Дмитрий в Подмосковье, Александр оставался во Владивостоке. Мы его звали  с собой в Китай, но он не поехал, остался под советами. Так дело Старцева и пошло прахом.

 Так все и было, - вспоминал Александр разговоры в Алуште  с земляками Старцева, - купцами Токмаковым и Молотковым в 1913 году.
Замечательно гулять по русскому Харбину. Звонят в колокола Иверской, Благовещенской, Алексеевской и других церквей. Радуница. Бом! Бом! В Николаевском соборе служил сам митрополит китайский и маньчжурский Мефодий. Было это давно, но в памяти сохранилось. Иверскую церковь  построили в Госпитальном городке по инициативе и на средства капитана Отдельного корпуса Заамурской пограничной стражи и бывшего военного коменданта Харбина Курмея. Говорят, горела, только сохранилась в неприкосновенности икона Иверской Божьей Матери.
Госпитальный городок. Трудно представить, но ранее здесь располагались только путевая полуказарма и здание Дровяного разъезда. Потом появились улицы: Корпусная, Траншейная, Сигнальная и Штурмовая, по которой тянулись дома КВЖД, в одном из них размещалась психиатрическая больница доктора  Фиалковского, с которым Александр был знаком. О нем у горожан сохранилась хорошая память. После войны он принимал активное участие в борьбе с эпидемией легочной чумы в Харбине и Мукдене.
 
Здесь, в Госпитальном городке, располагалось третье православное кладбище – Военное. Во время кампании 1904–1905 годов и позднее, хоронили умерших жителей Госпитального городка. Сколько их было? Утверждают, что 3755 могил. Это кроме братских.  В войну здесь находились 9-й и 15-й военные сводные госпитали,  давшие этому району города его название. Часовня разрушилась. Видно было, что кладбище постепенно приходит в запустение. Форты, сооруженные по речке Модяговке еще в 1900 году для защиты Харбина от ихэтуаней,  сохранились до сих пор.
Православная церковь поминает усопших шесть раз в год, но особенно, конечно, в Радуницу. В этот день весь Харбин у родных могил. Весь транспорт, который только существовал в городе, двигался от раннего утра и до наступающих сумерек. Из переполненных трамваев виднелись целые семьи людей; ребятишки выглядывали из окон; сидячие и стоячие пассажиры ехали с корзинками со всякой снедью, с узелочками и узелками. А в них — и цветочки, и освященные вербочки, и куличи, и крашеные яйца — покрошить на могилках и раздать нищим "на помин души". И всякая снедь для себя — ведь едут-то надолго, — посидеть, отдохнуть на скамеечках у могил и просто на траве, закусить и даже выпить.
Александр подошел к ограде. Заходить не стал, побоялся, что мысли о живых и усопших родных одолеют его и ему опять станет невозможно трудно в этом городе.
Кроме Нового города, Пристани, Фуцзядяня и Модягоу есть еще Старый Харбин. Все это было знакомо с давних лет. Если раньше Харбин был знаком больше  по бумагам, по слухам, то сейчас, посмотрев на карту, он прошагал его по всем улицам вдоль и поперек. Время имелось достаточно, домашние дела отсутствовали, да и моцион способствовал хорошему сну.

Слева от дороги кремовое двухэтажное здание Железнодорожного собрания, где частенько проходили концерты музыкантов, рядом огромный сад, в котором по вечерам играл симфонический оркестр. Большой проспект, справа и слева белеют добротные особняки. Как хорошо вечером возвращаться в родной дом, к семье, к детям и погружаться  только в свой мир и ничей иной. У него  все наоборот - все чужое. Тоску Александр глушил чтением, иногда водкой, но чаще от грусти спасали посещения знакомых русских людей. Чаще заходил к бывшему военному, а теперь железнодорожнику Василию Степановичу Косых. Частенько виделся с есаулом Рублевским, уроженцем казачьей станицы Кумарская на Амуре, где ему приходилось бывать. В 1905 г. Рублевский окончил гимназию в Благовещенске, затем служил в пограничной охране. В Харбин попал, как и многие, в качестве мигранта. Разговоры вели ностальгического характера и на схожие темы. Есаул вспоминал пограничного комиссара Амурской области подполковника Николая Спешнева и его предшественников подполковников Кольшмидта  и Кузьмина, под началом которых приходилось служить.
- Не поверите, Александр Христофорович, граница, границей, а многие жители Благовещенска посещали кабаки в приграничном Хэйхэ. Приходилось их оттуда вызволять и иногда с контрабандным спиртом, который они выдавали за святую воду накануне крещения.

- Почему не поверю? Спирт в России важнейший продукт. Может по этой причине, приняв, так сказать, с  избытком местной гаоляновой водки, наши «шанхайские» казачки с генералом Анисимовым и решили вернуться до дому, до хаты на пароходе «Мангугай». Слышали, наверное? 
- Слышал. Все только об этом и говорят. Я и сам не против переправиться на свой берег Амура. Да, только нет там мне угла, порушилось все, а как снова начать? Казаку жить в Китае не с руки. Чужое это все, не родное. К тому же, Александр Христофорович, порядки стали к нашему брату жесткими. Видно «ходи» решили нам отомстить за утопление их Зазейских  земляков в 1900 году. Что свершилось в то время, трудно представить! Народ озверел и не знал что творил. Началось все с обстрела китайцами наших пароходов у Айгуня. Мы в долгу не остались и по команде генерала Грибовского дали им жару. Соседи в ответ давай палить по Благовещенску, начались столкновения с местными китайцами и с теми которые пытались переправиться через Амур.
- В это время я командовал ротой в Квантуне,- пояснил Александр. Ситуацию в Благовещенске представляю и даже наслышан о героических действиях подпоручика Юрковского в районе деревни Сахалянь. Так она, кажется, называется?
- Истинно так. После этих столкновений генерал Грибовский приказал отправить за Амур всех китайцев. Было их несколько тысяч, а до своего берега доплыли десятки. Вот такая случилась экзекуция!
 
- Злость порождает ненависть. В нынешнем уставшем и ослабевшем  Китае она присутствует. Следует, друг мой, соблюдать осторожность. Все подозрительные моменты подлежат тщательному анализу. У нас,  когда последняя встреча?
- Со дня на день должен прибыть Ковин из Цицикара, за ним связной из Покиту.
- С Ковиным встречу проводим по плану, а в Покиту дай отбой до особого распоряжения.
Через есаула Рублевского Александр поддерживал связь с  офицерами, которые помогали ему в решении пограничных вопросов. Бывало, на его квартире под предлогом церковных праздников и разных юбилеев устраивались сходки, обсуждали планы совместных действий. Время наступало тревожное и требовало внесения корректив.
В Пекине, подконтрольным у генерала Чжан Цзолина, вооруженный отряд ворвался на территорию  советского посольства, в аппарат военного атташе и захватил всю секретную переписку, в том числе по экспедиции Николая Рериха. Александру об этом сообщил Мельников. От Давтяна поступили инструкции по временному сворачиванию связей, контакты с Николаем Рерихом предлагалось поддерживать через бывшего офицера Александра Федоровича Гущина. Еще была информация по итальянцу Амлето Весла, который по данным «Центра» имел отношение к тайной полиции Чжан Цзолиня в Маньчжурии. В Харбине он был владельцем кинотеатра «Атлантик» на Шаманской улице. Предлагалось проследить его связи, в том числе с помощью того же Гущина.

Когда же Александр познакомился с Гущиным? Кажется, это было в 1923 году, в Шанхае. Шанхай! Воображение рисовало город фантастических пагод и больших фанз с вздернутыми кверху концами крыш. Перед ним же открылась панорама залитого электричеством города с многоэтажными домами и мелькающими электрическими рекламами на крышах. В Харбине только начиналась оттепель, но было еще морозно. За четыре дня пути Александр проехал весну и попал в лето. Возле вокзала асфальтовая мостовая, множество автомобилей, трамваи, сотни предлагающих свои услуги рикши, китайская музыка, звон литавр.
Город состоял из трех частей: международный сеттльмент, французская концессия и китайский город Чапэй. Хотя сеттльмент был международным, фактически им управляли англичане. В устье реки Хуанпу стояла английская военная эскадра, командный состав полиции был английский, а полицейских - из племен сикхов, привезенный из Индии. На французской концессии жили представители гоминьдана, укрывались  и коммунисты. Александр поселился в международном сеттльменте, в квартире русского военного врача.
Бывший войсковой старшина Донского казачьего войска, офицер генерального штаба полковник Гущин прибыл в Шанхай не один, а с компанией. Его сопровождали известные люди: издательница Мария Звездич, певица Шейно-Пузыревская и делец по финансовой части некто Кульчицкий.

Кульчицкий! Знакомая фамилия. Но где и когда? - пытался вспомнить Александр. Пришлось напрячь память: Красноярск, Минусинский мятеж, крестьяне не желали платить недоимки и прекращать самогоноварение. Точно, было. А еще начальник милиции из Усинска Голубятников накануне сигнализировал, что менее чем за год красной власти местные крестьяне до того прониклись большевизмом, что и после свержения советов остались его ярыми сторонниками.
К ним относился и Усинский поляк Кульчицкий,  помнится его звали Сергей. Он жил мирно, варил самогон с целью продажи, имел несколько заводиков Политический каторжанин, после революции попал под амнистию, служил в красной гвардии. После переворота, когда красные ушли, остался в селе Дубенском и занялся коммерцией. Ежедневно на его заводе в селе выпускали до 70 ведер спирта.  И вот, когда в Дубенское с задачей разорить завод вошел отряд во главе с начальником уездной милиции Зефировым, возник мятеж. Сбросили с колокольни священника и его жену. Вырезали семью местного богатея. Растерзали атамана Шошина, прапорщика Тауля, одного милиционера и 16 казаков. Начались волнения по всему Минусинскому краю. Жители Верхнеусинского потребовали у начальника милиции Голубятников сдать оружие. Шильников, да тот самый Шильников, который воеводил в Урянхае, а недавно промелькнул в списках в отряде Нечаева в Мукдене, с учебным отрядом Байкальского полка, при поддержке енисейских казаков, с трудом, но  повстанцев разогнал.
Вспомнился еще один нужный человек - казак Михаил Ильич Скобеев, сын Андрея Силантьевича того, кто ранее трудился на Урянхайских золотых приисках.  Из Каратузской волости, ушел с белыми, сейчас проживает эмигрантом в Харбине. Его младший брат Василий погиб в 1919 году. Надо к Михаилу присмотреться. А Кульчицкого по решению военно-полевого суда якобы повесили на воротах Минусинской тюрьмы. Повесили ли?  А этот кто, может родственник?

Этот Кульчицкий  совсем недавно с помощью Гущина и на деньги из бывшего царского золотого фонда, организовал в Урге банк для целей мировой революции. Все это делалось с санкции и по заданию Коминтерна. На встречи они приглашали Клерже, Михайловского и Чехова - белых офицеров, которые состояли на службе в отряде генерала  Нечаева. На одной из них, после первого, второго и десерта им предложили отказаться от выбранного опасного и бесперспективного пути и перейти на службу отечеству и советскому правительству:
-  Господа! Мы уже достаточно знаем друг друга, и настало время открыть карты, - предложил однажды Гущин. Сторона, которую мы представляем, рассчитывает на вас. Родина находится в трудном положении и ваше место не здесь в Китае, где идут местные кровопролитные разборки, а в России, где мог бы пригодиться ваш опыт в формировании новой армии. Наконец, здесь в Китае вы могли бы поддержать патриотическое движение в интересах защиты интересов большинства народа этой страны, а не кучки коррумпированных милитаристов.
-Как вы полковник русской армии стали красным,  и какие у вас полномочия, чтобы вести такие разговоры? - спросил с некоторым раздражением Гущина Клерже.
-  Что вам сказать? – ответил Гущин, - решение это далось мне не легко, но принял его не раздумывая, после ужасной Новороссийской катастрофы в 1920 году и грызни между генералами. Я понял, что правда жизни на стороне большевиков. После плена, болезни я полгода мыл грязные бутылки, потому что хотелось есть. Меня вернули к жизни, взяли в Красную армию читать лекции в Академии, и вот я здесь, прибыл по ваши души.

- Зачем вам нужны наши души, и какие у вас цели здесь в Китае? – поинтересовался Чехов.
-  Цели у нас конкретные и понятные: сильнее расслабить китайское общество гражданской войной, возбудить население против иностранцев, особенно европейцев; поддерживать Сунь Ятсена и его приемников; захватить центральную власть в Пекине и создать Китайскую советскую республику. Все предельно ясно. А пока нам всем вместе нужно поддержать Народную армию генерала Фэн Юйсяна.
- Допустим, мы согласимся, - продолжил Михайловский, - но как же мы с вами решим проблему возвращения на религиозный российский путь и избавимся от евреев, которые взяли власть?
- Религиозный вопрос, с божьей помощью, мы  урегулируем и народ России не потерпит наличия у власти евреев. Мы же беспартийные! Таких,  как мы много: Балтийский, Бонч-Бруевич, Кокурин, Свечин, Снесарев, Слащев, Каменев, наконец. У нас есть организация революционного офицерства. Все равно вы придете к нам, так лучше это сделать раньше, чем позже.
- Возможно, и придем, - заверил Клерже, но все же при одном условии, когда в России не будет вас, и у власти не будет коммунистов и жидов.
- Напрасно вы так однозначно. Все равно наш путь правильный, а не ваш «белый». Россия будет  и останется советско-крестьянской республикой.

Пути Гущина и Чакирова, как в деле по Рериху, так и по нечаевцам пересекались. У Александра тоже были свои источники в Цзинаньфу в лице жены полковника Дмитриева и работниц бара «Карлтон», куда частенько забегали моряки, в том числе и иностранные, которые вступали в контакт с нечаевцами. Был у него еще один строго секретный осведомитель в китайской контрразведке штаба охранных войск, Лебедев. Ранее он был жандармом  и начальником военной контрразведки при Колчаке. После поражения Колчака Лебедев попал в тюрьму. Вышел оттуда благодаря жене, перешедшей на службу в ЧК. Через нее он устроился в консульство СССР в Харбине. До этого занимался уничтожением белых партизанских отрядов на территории СССР. Когда доказал преданность новой власти, его направили разлагать нечаевцев.
Через Лебедева и Гущина Александр решал и свою проблему по сыну Владимиру. Его нужно было, для начала, перетянуть на сторону Фэн Юйсяна в город Кайфын, в рядах которого сражались многие бывшие генералы: Шелавин, Пенаев, Болдырев, Капустин и сибирский атаман Иванов-Ринов. Все они, наряду с Гущиным, входили  в азиатское отделение Революционного военного совета (РВС).

Буквально на днях Лебедев прибыл из Цзинаньфу и сообщил печальную новость –погиб его напарник и старый знакомый мадьяр Спотак.
- Как же это случилось, Николай Иванович? – поинтересовался  Александр.
- Всего учесть никак нельзя. Один из прибывших в отряд доброволец опознал в нем большевистского комиссара, производившего у него в деревне реквизицию в 1918 году.
- Он и впрямь человек приметный, запоминающаяся внешность – черный, кучерявый, как цыган и совсем не похож по манерам на русских. Трудно не выделиться.
- Его и в Чите, Александр Христофорович, когда он работал в ЧК,  все знали в лицо. Так и звали - «Цыган»
- Тем не менее, - добавил Александр, - ранее у белых Рудольф Спотак выдавал себя за чеха, был в контрразведке у атамана Семенова и никто его не опознал. Я с ним познакомился в Харбине, когда после падения правительства Дитерхиса, он прибыл из Приморья. Жаль! Хороший был человек и работник! - Какие есть предложения по дальнейшей работе с нечаевцами? Кого будем дополнительно задействовать?
- Обстановка в отряде после арестов корнета Анцыферова, и Спотака резко обострилась. Из отряда одновременно исчезли офицеры Эйсмонт и Шакурин. Их подозревают в связях с коммунистами и разыскивают. Я предлагаю временно работу свернуть, присмотреться.

- Хорошо. Я согласен. К разговору вернемся после моего возвращения из поездки в Шанхай. А как же сын мой, Владимир? Ничего мне про него не рассказываешь?
- Что рассказывать? Воюет и живет, как и все в отряде. Частенько стал с работницами бара «Карлтон» общаться, выпивает. В общем, дело молодое, кровь горячая, а ума еще по возрасту маловато.
-  Ума так просто не добавишь. Это правда. А вот друзей товарищей ему для опоры и компании подыскать можно и нужно. Найдешь таких?
- Сделаем, Александр Христофорович, поспособствуем.
- Вот и хорошо. Тогда до скорой встречи.
По предварительной договоренности, Александр встречался с редактором русскоязычной газеты Колесниковым. С помощью газеты уже не один раз готовились материалы, призывающие против вступления русских в любой военный отряд в Китае.
Шанхай в то время был самой жизнью Китая. В городе обитали промышленные магнаты, слагали вирши поэты, творили шедевры художники. Раскинувшийся в устье Янцзы город считался крупнейшим портом, на который приходилось около пятидесяти процентов внешнеторгового грузооборота Поднебесной. Над зданием грандиозной городской электростанции висел немыслимых размеров транспарант: красные и зеленые неоновые трубки складывались в английские слова LIGT,  HEAT,  POWER  - «СВЕТ, ТЕПЛО, МОЩЬ». Соблазняли универсальные магазины, рестораны, кинотеатры, залы для игры в пинг-понг.

В центре города на речных понтонах жили попрошайки, кули и люди-рикши. Прямо на улицах спали нищие. Заводские рабочие простаивали у станков ежедневно по четырнадцать часов за смену. В ходе антибуржуазного движения в городе появилась первая организация рабочих – «Трудовой союз». Для общего его руководства в шанхайскую штаб-квартиру КПК прибыл Чжоу Эньлай. По глубокому убеждению коммунистов, рабочий класс Шанхая был абсолютно готов к революции. К чему были готовы  «Казачий союз» и «Русский полк»? - мнения существовали разные. Одно твердое — следовало  встретиться с бывшим есаулом енисейских казаков Бологовым, который был здесь за главного.  Как ни как из одного Иркутского военного округа, да и вспомнить есть что общее.
      Что же он хотел вспомнить? Да, кто-то ему рассказывал, что когда белые уходили из Владивостока, Бологов решил остаться и продолжить вооружённую борьбу. Из своих казаков  сформировал отряд добровольцев из 42 человек.  Выдавая себя за красных, бил же их по тылам. Однако вскоре увёл отряд к китайской границе, где развернул партизанские действия. И там не удержался.  В условиях нехватки продовольствия и фуража,  вывел отряд в Китай, совершив перед этим налёт на станцию Гродеково. Следовало узнать, все ли тогда казаки вышли в Китай. Может кто остался партизанить?

Вечер Александр провел с  Гущиным на территории французской концессии, в развлекательном центре «Грейт Уорлд». По всему первому этажу тут и там разбросаны столы для азартных игр, под пальмами  звенят голоса певичек. На высокой эстраде изощряются в гибкости акробаты; пряным ароматом наполняют воздух струйки дыма из бронзовых курильниц. Вышколенная официантка предлагает вяленую рыбу, копченые куриные желудки.
 - Ничем вас обрадовать, Александр Христофорович, к сожалению, не могу. Мои дела тоже под большой угрозой, - сразу огорошил Чакирова Гущин. Вам, вероятно, известна фамилия бывшего нечаевца Тонких. Он стал работать на нас и в последнее время командовал в Урге красной монгольской бригадой, обеспечивал работу делегации Рериха, затем был инструктором у Фэн Юйсяна. Совсем недавно, во время налета китайской полиции на консульство СССР в Урумчи,  был арестован вместе с другими советскими работниками. Чан Кайши готовит переворот и захват власти.
- Александр Федорович, вы наверняка читали записки о китайцах Пржевальского.  Он предупреждал об их постоянном лавировании, умении пускать пыль в глаза и подделываться под тон той или другой, но выгодной для себя политики, притворяясь другом с сильным и хорохорясь со слабым, словом умело, эксплуатируя и врагов и друзей. Их нужно опасаться постоянно, держа палец на курке.  За десятки лет я их изучил досконально. Действия Чан Кайши скорее не исключение, а правило.
Говорил Александр медленно, прожевывая заказанную рыбу, и про себя думал о нечаевце Тонких. История Тонких была известна. Буквально недавно в его руки попали материалы нечаевского контрразведчика подъесаула – забайкальца Березовского, в которых он «неопровержимо» доказывал связь атамана Семенова с чекистами, в том числе через генерала Тонких, бывшего начальника штаба Семенова и Анненкова. С Семеновым очень много интересных деталей. Во время беспорядков в Шанхае в 1925 году атаман Семенов был объявлен в розыск английской полицией. Его хотели арестовать за сношения с Гущиным и другими «большевиками» во время «зачистки от красных», но предупрежденный Семенов бежал в Японию и даже был на завтраке у советского консула Эльдера.

По проверенным данным, накануне беспорядков в Шанхае, Семенов активно общался не только с Гущиным, но и с генералом Анисимовым, который неожиданно для белой эмиграции увел к красным транспорт «Мангутай» с казаками.
-  Позвольте спросить. Какая вами, с учетом рекомендаций РВС,  вырабатывается линия поведения по Китаю?- спросил Чакиров, не дождавшись ответа на слова о криводушии китайцев.
- Александр, я сейчас командую конной группой при генерале Е Вэйчуне в армии Фэн Юйсяна, являюсь там инструктором, - пояснил Гущин. Накануне встречался с Блюхером, Примаковым, Черепановым и многими другими советниками – коммунистами. Карты гражданской войны в Китае раскладываются пока не в нашу пользу. Возможно, придется перейти, как говорят военные, на запасные позиции. Я думаю, эти позицию найти в Монголии или в Синьцзяне. Так, что до встречи на новых рубежах. Предлагаю тост за сказанное. Вот, послушайте:

                В горах они спали
                Под голову - камень.
                Траншеи копали,
                Своими руками
                Врага сокрушали
                Штыки притупились
                Но знали вершины
                Зачем они жили. 

- Предлагаю выпить за то, чтобы наши штыки никогда не тупились и за вершины, которые мы обязательно одолеем. Гущин и Чакиров подняли фужеры белого сливового вина и пригубили его, разглядывая раскрашенных певичек.
- Я слышал, что Фэн Юйсян, наш союзник, сдал атамана Анненкова советским властям. Так ли это, или я ошибаюсь, Александр Федорович?
- Есть такая версия. Вы знаете, что мы с Фэн Юйсяном поддерживаем самые тесные отношения. Генерал Фэн обещал бороться за ленинизм в Китае. Сам был в Москве, и дети его там учатся. Его переводчик Ошанин, наш человек.  Вы же с ним встречались, он почти год проработал переводчиком Военного отдела ЦК КПК.
Фэн, действительно, отличался от генералов - милитаристов: запретил женщинам бинтование ног, закрыл все бордели, вычистил городские улицы Пекина. Его лозунги призывают вести в армии скромный образ жизни, в котором нет места пьянству и курению опия.

- Представляете, - продолжал Гущин, - Фэн  частенько переодевается в платье рядового бойца и шагает в строю, покрыв голову конусообразной соломенной шляпой. Он устраивает массовые обряды крещения, поливая солдат из пожарных рукавов. Оригинал, конечно. В общем, не все так просто, приходиться и подсказывать, и проверять.
- У меня есть другая версия гибели Анненкова., - прервал Гущина Александр, -  ,. будто он и его начальник штаба Николай Денисов, измученные тоской по Родине, добровольно перешли китайско-советскую границу и сдались.  Может так, Александр Федорович?
- Я так не думаю. Насколько мне известно, чекистами был разработан и реализован специальный план по выманиванию Анненкова и его захвата путем обмана. Анненкова пригласили к Фэн Юйсяну, который нуждался в русских военных, оказали воинские почести, представили советнику Виталию Примакову, который предложил  ему высокий пост в монгольской армии. В Монголии его и арестовали.
- Мы боремся за Китай, а как же Александр Федорович, наша родина  Единая и неделимая?

- Что же поделать. Гражданская война – страшная братоубийственная трагедия, которую, к величайшему сожалению, нам с вами  и всему  российскому обществу не хватило воли и мудрости предотвратить.
-Не знаю, как вы, а мне эти несчастья виделись еще во время войны с японцами, только никто не взялся их  решать, все чужими делами интересовались. Я, например, после войны присоединял к России Урянхай. Присоединили, а империю потеряли. Ужас!
- Верхи и низы не сумели достичь компромисса.  И теми и другими были потеряны устои православной веры. Это самая главная отправная причина разразившейся над Россией трагедии. Когда пошатнулось и понеслось все под откос.…Это кара нам Божья, Александр Христофорович. За то, что мы отступили от православной веры.
- И отступились мы уже давно Александр Федорович.  То, что нами была потеряна Византия – это тоже кара Божья?  Кара наступила в 1453 году, когда пал Константинополь. Расскажу вам на это счет предание, которое я слышал от матери:
«В день, когда турками был взят Константинополь, в храме святой Софии шла литургия. Священник вел литургию и стоял с чашей, и когда турки врывались в святую Софию, разверзлась стена храма и священник вместе с чашей,
где было Причастие святое,  ушел в эту стену. Легенда утверждает, что когда Константинополь станет православным, стена опять разверзнется и священник продолжит незаконченную литургию».

- Я бывал в Константинополе, Александр Христофорович, и своими глазами лицезрел Храм Влахернской Божьей матери, храм иконы Божьей матери Живоносный источник. Вы же грек? Вам это ближе, потому как служат там священники вашей крови.  Русские служат на шестом этаже обыкновенного здания во имя Пантелеймона целителя, там же находится чудотворная икона Владимирская. Больно, когда стоишь и смотришь на мусульманские узоры на стенах святой Софии.
-Да, верно. Разночинцы нас расшатали.
-А разве не способствовали расшатыванию веры, так называемые, карикатурные нравы, царящие при дворе? Именно придворная камарилья благословила убийство Столыпина.
-Кто больше расшатал, не берусь судить, но первый унизительный удар по Церкви сделал Петр I, превративший ее в министерство - Священный Синод, чем снизил ее авторитет.
- А вы слышали, Александр Христофорович, что царь наш страстотерпец Николай  даже предлагал себя в качестве патриарха. Вы это не знаете?
-Нет, Александр Федорович, как-то прошло мимо.
-Николай II предложил, еще в 1916 году назначить себя патриархом, но Синод промолчал. И уже потом, в 1918 году, был избран патриарх Тихон. Что из этого вышло, мы с вами знаем.… На прощание Александр поинтересовался:
- Не бывали ли вы в Крыму, уважаемый Александр Федорович, и не родственник ли вам карасубазарский купец Иаков Гущин, с помощью которого был восстановлен в Балаклаве Георгиевский монастырь. Право, есть что посмотреть!
- Увы, в Крыму не бывал и прелестей его не видел. Про Иакова Гущина ничего определенного сказать не могу. Чем черт не шутит, может, где-то наши линии и пересекались. Все мы родственники на этой земле, только понять друг друга никак не можем. Вот в чем проблема!

На выходе из клуба, в ожидании партнеров стояли многочисленные девицы и беспечно грызли дынные семечки, сплевывая шелуху на пол. Статистики того времени подсчитали, что в шанхайской индустрии секса работало не менее одного процента от всего количества жительниц города. Путеводители печатали на своих страницах сотни фамилий «самых экзотических русских красавиц». В борделях китайские мужчины не только развлекались с девушками – там же курили опий, устраивали дружеские банкеты, играли в мацзян. Триады взимали оброк примерно со ста тысяч подпольных торговцев наркотиками. В этом участвовала и полиция.
Александр думал о другом. Вспоминались когда-то прочитанные строчки журналиста из Финляндии Вентцеля Хагельстама:
«Георгиевский монастырь на диких скалах у Черного моря, в миле от Севастополя, окружен такой природной красотой, какую не может понять никто – кроме тех, кто видел ее сам. Природа здесь настолько величественна, что все живое перед ней превращается в прах. Во время шторма церковные колокола звенят в грохоте волн, и монахи пугливо падают ниц, с душевной тоской вслушиваясь в орган стихии». В древние времена китайцы называли Крым Тяочжи. Наверное, так они называли Тавриду, решил Александр.
Не привлекая внимания, Чакиров и Гущин попрощались и разошлись в разные стороны. Вскоре до Александра уже в Харбине дошли сведения о том, что Гущина отозвали в распоряжение ГПУ, затем отправили на секретную работу в Болгарию. Его отряд частично разбежался, частично ушел в Ургу. Распался и отряд Нечаева. Вновь потерялся и след Владимира.

Осенью 1927 г. Якова Блюмкина выдворили из Монголии за то, что арестовал и тайно вывез в СССР без санкции правительства Монголии, находившегося в подданстве МНР бывшего белогвардейца. В это же время в Монголии, при невыясненных обстоятельствах  и якобы от рук японской агентуры, погиб Щетинкин. Похоронили его в Новосибирске. Блюмкина же на родине арестовали за связь с Троцким и  расстреляли. Так завершилась борьба Якова Блюмкина, и Петра Щетинкина  за претворение в жизнь планов «архитекторов мирового пожара» по созданию нового государства в Центральной Азии. 
Планы Рериха тоже изменились. Восток дело тонкое. Многие годы Николай Рерих пытался понять его. С этой целью он основательно поселился в Индии, в долине Кулу, создал там Институт научных исследований «Урусвати» - «Свет утренней звезды». Не забывал Рерих и о родине. Он писал: «Русский народ ищет правду…. В грозе и молнии несет он славную судьбу свою. Обозри всю историю русскую. Каждое столкновение обращалось в преодоление. Каждое разорение оказывалось обновлением. И пожар, и разор лишь способствовали величию Земли Русской. В блеске вражьих мечей Русь слушала новые сказки и углубляла свое неисчерпаемое творчество. Сам народ сказал: «Не бывать бы счастью, да несчастье помогло».
Новое несчастье для русских, правда, уже в Китае, было связано с переворотом в Нанкине и отходе националиста Чан Кайши от сотрудничества с левыми, в том числе с коммунистами. Маньчжурия от районов событий находилась далеко, тем не менее, и здесь витали крайне враждебные и тревожные ветры.

Китай начали покидать наши советники. Проводить Бородина на Уханьский вокзал пришел Ван Цзинвэй. Был накрыт прощальный стол – с чаем и прохладительными напитками. Вместе с советником Китай покидали также пятеро его сотрудников, два сына министра иностранных дел Юджина Чэня и американская журналистка Анна Луиза Стронг.
Не желая подвергать себя опасности ареста в Шанхае, вся группа проделала изнурительный путь до Монголии, где пересела на прямой московский поезд. Больной и раздраженный Бородин напоследок напомнил, что «Гоминьдан, как все буржуазные партии, похож на сортир: даже когда дернешь ручку, все равно стоит вонь». У Бородина был приятный низкий голос, он говорил спокойно и не спеша, при этом заметно чувствовался американский акцент, приобретенный за долгие годы жизни США.
У него имелся повод обижаться на китайцев. 28 февраля 1927 года войска Чжан Цзунчана захватили в Нанкине советский пароход «Память Ленина», затопили его и бросили в тюрьму всю команду,  советских дипломатов и его жену.
Одним из последних на родину через Шанхай выехал Василий Блюхер. Блюхера прикрывал бывший царский генерал Шелавин, советник у Фэн Юясяна, про которого недавно вспоминал Гущин.  Как писали газеты, Блюхер при расставании с Чан-Кайши выглядел расстроенным. На прощании якобы произнес фразу: «Надеюсь, видимся не в последний раз. Судьба наверняка еще сведет нас».
Спустя четыре дня после отъезда советников в Наньчане вспыхнуло восстание, поднятое китайскими коммунистами. Среди самых активных его участников значились Чжоу Эньлай и будущий главком Народной освободительной армии Чжу Дэ, в то время начальник городской полиции. Восставших постигла неудача. Каратели Чан Кайши жестко расправились с коммунистами в Ухани и в Кантоне. По некоторым данным погибло около сорока тысяч человек.
 
Поражение подтолкнуло коммунистов к созданию своей специальной службы. При Политбюро ЦК КПК на правах особого отдела возник «Отдел по специальной работе» («Тэу гунцзо чу») во главе с Чжоу Эньлаем.
В задачи отдела входило установление связи с сочувствующими компартии, борьба с провокаторами и предателями, контроль над явками, а также налаживание связи между различными партийными организациями в стране.
В задачу Чакирова, как и многих его коллег, входило оказание всяческого содействия китайским коммунистам в реализации своих планов. В силу этого он знал некоторые детали деятельности служб Особого отдела, организационную работу которого возглавлял У Хао. Наиболее видной рабочей фигурой в отделе считался Чэнь Гэн. Его сектор занимался сбором информации и разведывательной деятельности внутри Гоминьдана. Сохранилось его интервью газете после окончания академии Вампу в 1924 году: « У нас было очень строго, в академии действовала строгая система коллективной ответственности «ляньцзо фа», при которой наказанию подвергался не только провинившийся, но и вся его учебная рота. На всех распространялись требования Чан Кайши:  «Неукоснительно исполнять служебный долг и держать свое мнение при себе».  Девизом академии были два иероглифа – «Предан до конца». Будет ли до конца предан Чэн Гэн? - об этом приходилось задумываться и  Александру.

В той же газете сообщалось, что первый набор академии состоял из шестисот сорока пяти человек, а к 1926 г. из ее стен  вышли уже три тысячи командиров. Среди них, кроме Чэн Гэна, который прошел подготовку и в СССР, были и другие знакомые лица. Например,  старший группы слушателей-вьетнамцев Нгуен Ай Ко, позже принявший имя Хо Ши Мин.
На 6-ом съезде КПК, проходившем под Москвой., было принято решение на базе Особого отдела партии создать, по типу советского ОГПУ, Комитет по особой работе, в состав которого вошли Сян Чжунфа, Чжоу Эньлай и Гу Шуньчжан. В Москву Чжоу Эньлай и Сян Чжунфа выезжали через Харбин.
Для их доставки в СССР использовался проверенный вариант переправы в районе станции Маньчжурия. В этот раз делегатов сопровождали Чакиров и Рублевский. Все прошло гладко, за исключением того, что у поезда на пограничной станции  пришлось долго ждать переправщика, который, по ошибке в телеграмме, прибыл не в установленное время.
И до и после переправы только и было разговоров, как о последних событиях в Кантоне, где националисты совершили путч. Разгромлено российское консульство, погибло пять дипломатов. Дипломатические отношения с Москвой прервались, но Чан Кайши это не беспокоило.

- Зачем ему беспокоится, - с усталостью от длинной дороги проговорил Сян Чжунфа, - сейчас для него важнее личные вопросы, у него намечается свадьба с  Сун Мэйлин,  с сестрой жены Сунь Ятсена Сун Цинлин.
- Говорят, что их три сестры. Есть еще Сун Айли? - спросил Александр.
- Так и есть. Только они, как будто не родные.
- Интересно, - поинтересовался Рублевский, - по какой такой причине?
- Корни одни, воспитание разное, - заметил Чжоу Эньлай, - а потом, ими движут разные интересы. Сун Мэйлин любит власть, Сун Айлин – деньги, Сун Цинлин – Китай. Вы, вероятно, в курсе, что после падения Уханьского режима Сун Цинлин опубликовала заявление: «Нанкин не в праве выступать от имени всего китайского народа. Восхваляя, Сунь Ятсена, генерал Чан Кайши на деле давно предал его». 
- Чан Кайши предал не только доктора Сунь Ятсена, - добавил Сян, - он предал всех, кто был с ним в союзе и помогал одержать победу над милитаристами в Северном походе. Мы глубоко убеждены, что ставка Коминтерна на него ошибочна, Гоминьдан раскололся на «левых» и «правых», но нам ни с теми, ни с другими не по пути. Они не хотят развертывать классовую борьбу внутри страны и против иностранного империализма. Чан Кайши ярый националист, диктатор и преследует только свои личные цели.

 Предал Чан Кайши Сунь Ятсена или не предал? - про себя раздумывал Александр. Как известно, у первого президента Китайской республики имелось желание дружить не СССР, а с Америкой. В свое время он писал: «Мы рассматриваем Америку, как родоначальницу демократии, сторонницу свободы и справедливости…. Одержит ли демократия в Китае триумф или потерпит поражение – во многом зависит от решения Америки». Послание Сунь Ятсена в Госдепартамент осталось без ответа, и ему пришлось взять на вооружение «три политические установки»: союз с СССР; сотрудничество с коммунистами; опора на массы. А вот Чан Кайши от них отказался и сразу получил поддержку из-за океана.
Еще один сюрприз. Сян Чжунфа, Генеральный секретарь КПК предал свою партию. Его арестовали, кажется в Шанхае, и он выдал своих товарищей и про Александра, наверняка, что знал, рассказал. Вот как в жизни бывает.